В начале года Морвен родила ребенка, дочь Хурина, и назвала ее Ниенор, Грусть, а Турин и его спутники добрались до границ Дориата, и там их нашел Белег Тугой Лук, охранявший с воинами границу, и провел путников в Менегрот.
Тингол принял Турина и взял его своим воспитанником в честь Хурина Стойкого, потому что отношение Тингола к домам друзей эльфов изменилось к лучшему. Впоследствии не раз отправлялись гонцы к Морвен с предложением покинуть Дор-Ломин и вместе вернуться в Дориат, но она не хотела оставлять дом, в котором жила с Хурином. А когда эльфы тронулись в обратный путь, Морвен послала вместе с ними шлем дракона из Дор-Ломина, наследственную реликвию дома Хадора.
Турин рос в Дориате красивым и сильным, девять лет он прожил во дворце Тингола, и за это время печаль его стала меньше, потому что посланцы приносили неплохие вести о Морвен и Ниенор. Но наступил день, когда вестники не вернулись с севера, и Тингол больше не посылал других. Тогда Турина охватил страх за мать и сестру, и он пришел к королю и просил у него меч и кольчугу, и Турин надел шлем дракона и отправился сражаться на границы Дориата, и стал товарищем по оружию Белега Куталиона.
А когда прошли три года, Турин снова вернулся в Менегрот, но он явился из лесной чащи, нечесанный, в истрепанной одежде. Тогда в Дориате жил эльф из рода Нандор по имени Саэрос. Он завидовал почестям, воздаваемым Турину, как приемному сыну Тингола, и сев за стол против Турина, Саэрос стал насмехаться над ним и сказал:
— Если люди Хитлума такие дикие и нечесанные, тогда какие же женщины в этой стране? Не бегают ли они, подобно оленям, одетые только собственными волосами?
Тогда Турин в ярости схватил сосуд для питья и запустил им в Саэроса, нанеся ему мучительную рану.
На следующий день Саэрос подстерег Турина, но Турин одолел его и погнал через леса, как дикого зверя, и Саэрос упал в глубокую расселину, и тело его разбилось о скалу. Но другие эльфы, придя, увидели, что произошло, и среди них был Маблунг, он приказал Турину вернуться с ним в Менегрот и ждать правосудия короля. Однако Турин решил, что теперь он вне закона, и опасаясь, что его схватят, быстро скрылся.
Он миновал пояс Мелиан и ушел в леса к западу от Сириона. Там Турин присоединился к шайке таких же отчаянных и бездомных людей, но когда все случившееся стало известно Тинголу, король простил Турина. А в это время Белег Тугой Лук вернулся в Менегрот, разыскивая Турина.
И Тингол обратился к нему, сказав:
— Я опечален, Куталион, потому что я относился к сыну Хурина как к собственному, и таким он для меня останется, если только Хурин не вернется, чтобы потребовать принадлежащее ему. Я считаю, что Турин ушел в изгнание незаслуженно, и я был бы рад вернуть его обратно, потому что очень люблю его.
И Белег ответил:
— Я буду искать Турина и приведу его в Менегрот, если смогу, потому что и я люблю его!
Затем Белег покинул Менегрот и искал по всему Белерианду известий о Турине.
А Турин надолго поселился среди отверженных и стал их предводителем, и назвал себя Нейтаном, Обиженным.
Они очень скрытно жили в лесной стране, и когда прошел год со времени бегства Турина из Дориата, Белег ночью нашел их убежище. Случилось так, что тогда Турина не было в лагере, и отверженные схватили и связали Белега. Обращались с ним жестоко, заподозрив в нем шпиона короля Дориата, но Турин, вернувшись, был опечален тем, что они сделали, и освободил Белега. Дружба их возобновилась, и Турин поклялся нападать только на слуг Ангбанда.
Затем Белег передал Турину прощение Тингола и попытался всеми средствами убедить Турина вернуться с ним в Дориат, говоря, что на северных границах королевство испытывает большую нужду в его силе и доблести.
— Недавно орки нашли путь вниз из Таур-ну-Фуина, — сказал он. — Воспользовавшись проходом Анаха.
— Я не помню такого, — сказал Турин.
— Мы никогда не ходили так далеко от границы, — ответил Белег, — но ты видел вдалеке вершины Криссаэгрима, а к востоку — темные стены Эред Горгорота. Димбар, в котором обычно царит мир, попал под власть Черной Руки, и люди Бретиля встревожены. Мы нужны там!
Но ожесточившись сердцем, Турин отказался принять прощение короля, и слова Белега оказались бесполезными. А Турин, в свою очередь, попытался уговорить Белега остаться с ним, но Белег не мог так поступить, и он сказал:
— Трудный ты человек, Турин, и упрямый. Но теперь моя очередь. Если ты хочешь иметь Белега рядом с собой, тогда ищи меня в Димбаре, я вернусь туда.
На следующий день Белег отправился в путь, и Турин проводил его на расстояние полета стрелы от лагеря, но ничего не сказал.
— Что ж, прощай, сын Хурина? — спросил Белег.
Тогда Турин посмотрел на запад, увидел вершину Амон Руда и ответил:
— Ты сказал, ищи меня в Димбаре, а я говорю, ищи меня на Амон Руде! Иначе мы прощаемся навсегда!
Затем они расстались, дружески, но печально.
Белег вернулся в тысячу пещер и предстал перед Тинголом и Мелиан, рассказав обо всем.
Тогда Тингол вздохнул и сказал:
— Чего еще хочет от меня Турин?
— Разреши мне, повелитель, — сказал Белег, — и я буду охранять его и руководить им. Я не хотел бы увидеть, как такое величие и доброта пропадут в дикой глуши.
Тингол дал Белегу разрешение поступить, как тот пожелает, и сказал:
— Белег Куталион! За многие свои подвиги ты заслужил благодарность, и не самый малый из них, что ты нашел моего приемного сына. При этом расставании проси любой дар, и я не откажу тебе ни в чем!
— Тогда я попрошу добрый меч, — сказал Белег, — потому что для одного лишь лука орки приходят слишком большой толпой, а та сталь, которой я владею, не годится для их брони.
— Выбирай из всего, что я имею, — сказал Тингол, — не бери лишь Аранрут, мой собственный!
И Белег выбрал Англашель. То был меч огромной ценности, созданный из железа, упавшего с небес, и рассекавший любое железо.
Но когда Тингол протянул рукоять Англашель Белегу, Мелиан взглянула на сталь и сказала:
— Злоба вложена в этот меч, черное сердце кузнеца все еще живет в нем. Он не будет любить руку, владеющую им, и не долго будет служить тебе.
— И все же я буду владеть им, пока смогу, — ответил Белег.
— Еще один дар я дам тебе, Куталион, — сказала Мелиан, — он поможет тебе в дикой стране и тем, кого ты изберешь.
И она снабдила его запасом лембас, дорожного хлеба эльфов, завернутого серебряными нитями. Нити, что связывали его, были скреплены печатью королевы, потому что в соответствии с обычаями Эльдалие право владеть лембас и дарить его принадлежало одной лишь королеве.
Тогда Белег, взяв дары, покинул Менегрот и отправился на северную границу, где у него был дом и много друзей. Потом орки были изгнаны из Димбара, и Англашель радовался, покидая ножны. Но когда пришла зима и война утихла, товарищи неожиданно потеряли Белега, и больше он к ним не вернулся.
Когда Белег расстался с отверженными и вернулся в Дориат, Турин увел их из долины Сириона на запад, потому что они устали от жизни без отдыха.
Как-то вечером они встретились с тремя гномами, убежавшими от них. Но один отставший был схвачен и брошен на землю, а некий человек из отряда взял свой лук и пустил стрелу в остальных гномов, когда они почти исчезли в сумерках.
Гнома, которого они схватили, звали Мим. Он просил Турина пощадить его, предлагал провести их в тайные залы, которые не мог бы никто найти без его помощи. Тогда Турину стало жаль Мима, и он пощадил его, спросив:
— Где твой дом?
И Мим ответил:
— Высоко над равниной находится дом Мима, и холм тот называется Амон Руд — с тех пор как эльфы изменили все названия.
Тогда Тургон задумался и долго смотрел на гнома, а потом сказал:
— Ты поведешь нас к этому месту.
На следующий день они отправились туда, следуя за Мимом. Этот холм стоял у края горной страны, что возвышалась между долинами Сириона и Нарога, и вершина высоко поднималась над равниной — серая, обнаженная, не считая серегона, которым заросли камни. А когда люди шайки Турина подошли ближе, кто-то сказал: «Вершина холма в крови…»
И Мим повел их тайными тропами по склону Амон Руда и возле входа в свою пещеру поклонился Турину и сказал:
— Войди в Бар-эн-Данвед, Дом Выкупа, потому что так он будет называться.
И тут появился еще один гном, он нес свет и приветствовал Мима. Они заговорили между собой и быстро ушли вниз во тьму пещеры, но Турин последовал за ними и оказался внутри, в помещении, освещенном тусклыми лампами, висевшими на цепях. Там он нашел Мима, стоявшего на коленях у каменного ложа рядом со стеной.
Гном рвал свою бороду и причитал, выкрикивая одно и то же имя, а на ложе лежал третий гном.
Турин, войдя, стал рядом с Мимом и предложил свою помощь. Тогда Мим поднял на него свои глаза и сказал:
— Ты не можешь помочь мне. Потому что это Хим, мой сын, и он умер, пронзенный стрелой. Он умер на закате, так сказал мне Ибун, второй мой сын.
Тогда сочувствие шевельнулось в сердце Турина, и он сказал Миму:
— Увы! Я остановил бы стрелу, если бы мог. Теперь это жилище по праву будет называться Бар-эн-Данвед. И если я когда-нибудь разбогатею, я заплачу тебе выкуп золотом за твоего сына в знак печали, хотя это больше не обрадует твоего сердца.
Тогда Мим встал и посмотрел на Турина.
— Я слышу тебя, — сказал он, — ты говоришь, как вождь гномов древних времен, и это меня удивляет. Теперь мое сердце остыло. Ты можешь жить здесь, если пожелаешь, потому что таков выкуп за мою свободу.
Так началась жизнь Турина в скрытом доме Мима на Амон Руде. Турин бродил по зеленой траве и смотрел на восток, запад и север. Глядя на север, он видел лес Бретиля. Взгляд Турина все время обращался туда, и он не знал почему. Так как сердце Турина влекло его скорее к северо-западу — там находился его дом. Вечером же, когда солнце спускалось в дымку над берегами, Турин устремлял свой взгляд к западу, на закат.
Турин много разговаривал с Мимом и слушал историю его жизни, приобщался к его знаниям. Потому что Мим происходил от гномов, изгнанных из городов на востоке задолго до возвращения Моргота. Но там они стали меньше ростом, утратили свое искусство в кузнечном деле и привыкли жить скрываясь, ходить согнувшись. Эльфы Белерианда не знали, что это такие же гномы, как и на севере, и охотились за ними, и убивали, но потом оставили их в покое и дали им название Ноэгит Нибин, Малыши-гномы. Эти гномы никого не любили, хотя и ненавидели орков, Эльдар они ненавидели не меньше, а изгнанников больше всего, потому что нольдорцы, как они утверждали, украли их земли и дома.
Задолго до того, как король Финрод явился из-за моря, гномы обнаружили подземелья Нарготронда и начали углублять их. Под вершиной Амон Руда неспешные руки малышей-гномов за долгие годы расширили и благоустроили пещеры, и Серые эльфы лесов не тревожили их. Теперь же это племя почти исчезло. В Средиземье оставались лишь Мим и двое его сыновей, но Мим был стар, и в его подземелье кузнечные горны бездействовали, топоры покрывались ржавчиной, а имена гномов упоминались только в древних повествованиях Дориата и Нарготронда.
Когда год приблизился к середине зимы, с севера пришел снегопад. Он укрыл Амон Руд толстым слоем. Теперь только самые храбрые из людей Турина отваживались бродить по окрестностям, а некоторые заболели, и всех мучил голод.
Но как-то раз в сумерках зимнего дня неожиданно появился кто-то огромного роста и обхвата, в белом плаще с капюшоном. Не сказав ни слова, он подошел к огню.
Когда же люди в страхе вскочили, он отбросил свой капюшон и засмеялся, а под его плащом оказался большой сверток, и Турин узнал Белега Куталиона.
Так Белег снова вернулся к Турину, и встреча их была радостной. Турин по-прежнему не желал вернуться в Дориат, и Белег остался с Турином и сделал в то время много хорошего для его отряда. Он лечил их и дал им лембас Мелиан, и они быстро поправились, потому что, хотя Серые эльфы не были искусными, на путях в Средиземье они приобрели мудрость, и поскольку Белег был сильным и выносливым, отверженные стали почитать его, однако, ненависть Мима к эльфу становилась все сильнее, и гном большей частью сидел с Ибуном, в самой глубокой из пещер своего дома. Но Турин теперь обращал мало внимания на гнома, а когда миновала зима и пришла весна, у них и без Мима было много дел.
Кто может знать намерения Моргота? Кому дано измерить глубину мыслей того, кто был Мелькором, а теперь сидел в облике Темного Владыки на черном троне Севера, взвешивая на весах злобы все вести, поступавшие к нему, и разбираясь в делах врагов лучше, чем могли предполагать мудрейшие из них, исключая только королеву Мелиан? К ней часто обращалась мысль Моргота, но отталкивалась от нее.
И вот силы Ангбанда пришли снова в движение, и передовые отряды его армии начали искать пути в Белерианд.
Они прошли через Анах, и Димбар был захвачен, и северные границы Дориата тоже.
Враги спустились по древней дороге и двинулись дальше по краю Бретиля к переправам Тенглина. Оттуда дорога уходила на охраняемую долину, но орки пока еще не углублялись туда далеко, так как в глуши обитал какой-то тайный ужас, а на красном холме за ними следили чьи-то внимательные глаза. Потому что Турин снова надел шлем Хадора, и по всему Белерианду разнесся слух — под деревьями, и над потоками, и над долиной — что шлем и лук, павшие в Димбаре, восстали вновь.
Тогда многие оставшиеся без вождя, снова воспрянули сердцем и отправились на поиски двух предводителей. И Турин взял себе новое имя — Гортол, Смертоносный Шлем, и сердце его снова возвысилось. В Менегроте, в залах Нарготронда и в Скрытом Королевстве Гондолина слышали о славных подвигах двух предводителей, узнали о них и в Ангбанде.
Тогда Моргот засмеялся, потому что теперь шлем Дракона открыл ему, где находится сын Хурина, и вскоре Амон Руд был окружен шпионами.
Ближе к концу года гном Мим и сын его Ибун покинули Барэн-Данвед, чтобы собрать коренья для своих запасов, и были захвачены орками. Тогда Мим во второй раз обещал провести своих врагов тайными тропами к своему дому на Амонт Руде. Однако он все же пытался замедлить исполнение своего обещания и потребовал, чтобы Гортола оставили в живых.
Тогда предводитель орков засмеялся и сказал Миму:
— Ну конечно же, сын Хурина, Турин не будет убит!
Так был предан Бар-эн-Данвед, и орки ночью неожиданно появились на нем, многих из отряда Турина убили во сне, но некоторые выбрались на вершину холма и бились там до конца, и кровь их оросила серегон, скрывавший камень. На Турина набросили сеть и уволокли оттуда.
Когда же все стихло, Мим выполз из своего жилища. Солнце поднялось над туманами Сириона, а Мим стоял возле мертвых людей, на вершине холма. Но он чувствовал, что не все из лежавших мертвы, и взгляд его все время обращался к одному из них — то был Белег, эльф.
Тогда с долго накапливавшейся ненавистью Мим шагнул к Белегу и потянул к себе меч Англашель, но Белег, с трудом поднявшись, выхватил у него меч и замахнулся на гнома, и Мим в ужасе бросился бежать. А Белег крикнул ему вслед:
— Месть дома Хадора еще найдет тебя!
Белег был серьезно ранен, но он был искусным исцелителем, поэтому он не умер, и силы постепенно вернулись к нему. Напрасно Белег искал среди убитых Турина, но не нашел его тела и понял, что Турин пока еще жив, но что его увели в Ангбанд.
Почти потеряв надежду, Белег покинул Амон Руд и отправился на север к переправам Тенглина, двигаясь по следу орков.
Он пересек Бритиах и двинулся через Димбар к проходу Анаха. И теперь Белег был недалеко от врагов, и даже в лесах он не сбился со следа. Но когда Белег ночью пробирался через эту злую страну, он наткнулся на кого-то, спавшего у дерева.
Белег остановился и увидел, что это эльф. Тогда Белег заговорил с ним, и дал ему лембас, и спросил, какая судьба привела его сюда, и тот назвался сыном Гуилина, Гвиндором.
Белег печально посмотрел на него, потому что Гвиндор был теперь сгорбленной тенью. В битве Нирнает Арноедиад этот храбрый вождь подъехал к самым дверям Ангбанда и был там схвачен. Моргот убивал лишь немногих захваченных в плен нольдорцев, потому что ценил их познания в кузнечном деле и добыче драгоценных камней, не был убит и Гвиндор — его заставили работать в рудниках севера. Некоторым эльфам-рудокопам удавалось бежать, вот почему получилось так, что Белег нашел Гвиндора в дебрях.
И Гвиндор рассказал ему, что когда он лежал, затаившись под деревьями, то видел большой отряд орков, и среди них был человек со скованными руками, а орки гнали его вперед кнутами.
— Он был очень высок, — добавил Гвиндор, — какими бывают люди с туманных холмов Хитлума.
Тогда Белег рассказал ему о том, что привело его сюда, и Гвиндор пытался уговорить его отказаться от поисков, сказав, что Белегу удастся только разделить страдания Турина.
Но Белег не мог покинуть Турина в беде, и он опять вселил надежду в сердце Гвиндора. Они вместе продолжали путь, следуя за орками, пока не вышли из леса. Там, в пределах видимости пиков Тангородрима, орки разбили лагерь в открытой долине, и начали попойку. Белег и Гвиндор ползли к долине.
Когда весь лагерь погрузился в сон, Белег взял свой лук и перестрелял всех волков-часовых. Затем эльфы пробрались в лагерь и нашли Турина, привязанного к высохшему дереву. Сам Турин то ли потерял сознание, то ли заснул от огромной усталости.
Тогда Белег и Гвиндор разрезали путы, и подняв его, унесли из долины, там они положили его на землю, и тут приблизилась гроза. Белег вытащил меч Англашель и перерезал ремни на руках Турина, но судьба в тот день сделала так, что лезвие соскользнуло и поранило ногу Турина. Тогда Турин внезапно проснулся и пришел в ярость, увидев склонившегося над ним с обнаженной сталью. С громким криком он вскочил на ноги, решив, что орки снова явились мучить его, и схватившись с незнакомцем во тьме, Турин вырвал у него Англашель и убил Белега.
Но когда он стоял и готовился дорого продать свою жизнь, сверкнула молния, и он увидел лицо Белега.
Турин застыл, безмолвно уставившись на мертвеца, и понял, что он сделал.
В это время орки в долине проснулись, и весь лагерь пришел в смятение. И хотя Гвиндор кричал Турину, предостерегая его от опасности, тот ничего не ответил, сидя рядом с телом Белега.
Когда наступило утро, буря унеслась на восток. Однако орки, решив, что Турин уже, должно быть, убежал, покинули долину, и Гвиндор видел, как они шли. Таким образом, им пришлось вернуться к Морготу с пустыми руками, без сына Хурина.
Тогда Гвиндор заставил Турина помочь в захоронении Белега, и тот поднялся, как во сне. Они вдвоем поместили Белега в неглубокую могилу, рядом с ним положили Бельтрондинг, его лук, но Гвиндор забрал страшный меч Англашель, сказав, что этим мечом лучше мстить слугам Моргота, чем ему бесполезно лежать в земле. А еще Гвиндор взял лембас Мелиан, чтобы они могли подкрепить свои силы в диких землях.
Так закончил свою жизнь Белег Тугой Лук, самый преданный из друзей, погиб от руки того, кого любил он больше всего, и это горе запечатлелось на лице Турина и никогда уже не исчезало. Но в нем снова проснулись мужество и сила, и он увел Гвиндора из Таур-ну-Фуина. Ни слова не сказал Турин, пока они скитались вместе, но Гвиндор всегда был рядом с Турином, и так они пробрались на запад, за Сирион, и дошли до Эйфель Иврина, где брал начало Нарог.
Там Гвиндор обратился к Турину, сказав:
— Очнись, Турин, сын Хурина Талиона! Озеро Иврин лечит всякую печаль. Оно питается неиссякаемыми кристальными источниками, и сам Ульмо хранит его от загрязнения.
Тогда Турин, встав на колени, напился этой воды и внезапно упал ниц, слезы хлынули из его глаз, и он излечился от безумия.
Там он сложил песнь в память о Белеге и назвал ее «Лаэр ку Белег», и пел ее громко, и Гвиндор вложил меч Англашель в его руку, и Турин понял, что этот меч обладает большой силой.
Тогда Гвиндор сказал:
— Это странный меч, и подобного ему я не видел в Средиземье. Он грустит о Белеге так же, как и ты. Но утешься, потому что я возвращаюсь в Нарготронд, и ты пойдешь со мной и там излечишься и воспрянешь духом.
— Кто ты? — спросил Турин.
— Эльф-скиталец, бежавший раб, которого встретил и утешил Белег, — ответил Гвиндор, — а когда-то я был Гвиндором, сыном Гуилина, вождем в Нарготронде, пока не принял участия в битве Нирнает Арноедиад и не попал в рабство в Ангбанд.
— А видел ли ты Хурина, сына Гальдора, воина из Дор-Ломина?
— Я не видел его, — ответил Гвиндор, — но в Ангбанде ходили слухи, что он все еще не поддается Морготу, и Моргот проклял его и весь его род.
— Этому я верю, — сказал Турин.
И затем они встали и отправились на юг, пока не были задержаны разведчиками эльфов, и те привели их пленниками в тайную крепость. Так Турин пришел в Нарготронд.
Сначала собственный народ не узнал Гвиндора, но Фундуилос, дочь короля Ородрета, узнала его, потому что до битвы Нирнает она его любила. А Гвиндор так восхищался ее красотой, что назвал Фундуилос именем Фаэливрин, то есть Отблеск Солнца в Водах Иврина.
Из уважения к Гвиндору Турину было разрешено войти с ним в Нарготронд, и он поселился там, окруженный почестями. Но когда Гвиндор хотел назвать его имя, Турин удержал его, сказав:
— Я — Агарваэн, сын Умарта, запятнанный кровью.
И эльфы Нарготронда не задавали ему больше вопросов.
Впоследствии Турин вошел в большой почет, и все сердца в Нарготронде открылись для него, потому что он был молод и только сейчас достиг полной зрелости. С виду Турин был истинным сыном Морвен: темноволосый, бледнокожий, сероглазый, речь и манеры его напоминали о былых вождях Дориата, и потому многие называли Турина Аданеделем, Эльфом-человеком. Искусные кузнецы перековали для него меч Англашель, и Турин дал ему название Гуртанг, Железо Смерти.
И эльфы дали ему кольчугу, выкованную гномами, чтобы сберечь его, а Турин, обнаружив как-то среди доспехов маску гномов, надевал ее перед битвой, и враги бежали, увидев его лицо.
Тогда сердце Фундуилос отвернулось от Гвиндора, и она отдала свою любовь Турину. Но Турин не замечал этого, и Фундуилос погрузилась в печаль, а Гвиндор одолевали мрачные мысли, и как-то раз он обратился к ней, сказав:
— Дочь дома Финарфина, пусть никакая печаль не ляжет между нами, потому что хоть Моргот и превратил мою жизнь в руины, я все так же люблю тебя! Иди туда, куда ведет тебя любовь, но будь осторожна! Не пристало старшим детям Илюватара соединять свою судьбу с младшими! В этом нет мудрости, потому что жизнь людей коротка, и они вскоре уходят, оставляя нас вдовствовать, пока существует мир. Да и судьба не допустит такого союза по причине, которую нам не дано понять. Но этот человек не Берен. Он действительно отмечен судьбой, что нетрудно прочесть по лицу — но это мрачная судьба. Не соединяй с ней свою судьбу! А если ты сделаешь это — твоя любовь предаст тебя горечи и смерти! Потому что — слушай меня — хотя он действительно Агарваэн, сын Умарта, его настоящее имя Турин, сын Хурина, которого Моргот держит в Ангбанде и чей род он проклял. Не сомневайся в могуществе Моргота Бауглира! Разве мой облик не свидетельствует о нем?
Тогда Фундуилос долго сидела в раздумье, но в, конце концов, сказала:
— Турин, сын Хурина, не любит меня и не полюбит!
Когда Турин узнал от Фундуилос обо всем, что произошло, он рассердился и сказал Гвиндору:
— Я люблю тебя за то, что ты спас и оберегал меня, но теперь ты причинил мне зло, выдав мое настоящее имя и призвав тем самым ко мне мою судьбу, от которой я мог бы укрыться.
Гвиндор ответил:
— Твоя судьба — в тебе самом, а не в твоем имени!
Когда Ородрет узнал, что Мормегиль на самом деле сын Хурина Талиона, он оказал ему великие почести, и Турин стал могучим среди народа Нарготронда. Король прислушивался к его советам.
В те дни эльфы Нарготронда оставили свою секретность и открыто вступили в битву. Было изготовлено много оружия, и по совету Турина нольдорцы построили большой мост через Нарог. Тогда слуги Ангбанда были изгнаны из всей страны, и хотя Гвиндор выступал против Турина на совете у короля, он впал в немилость, и никто не обращал на него внимания, потому что сил у него осталось мало, и он не был первым во владении оружием.
Так Нарготронд обнаружил себя для гнева и ненависти Моргота.
В это время передышки и надежды, когда, благодаря делам Мормегиля, могущество Моргота встретило сопротивление, Морвен бежала с дочерью из Дор-Ломина к залам Тингола.
Там ее ожидало новое горе, потому что Турин покинул Дориат, но Морвен осталась в Дориате, как гость Тингола и Мелиан, и была принята там с почестями.
Весной в Нарготронд пришли два эльфа по имени Гальмир и Арминас. Они принадлежали к племени Ангрода, но жили вместе с Сирданом Кораблестроителем. Они принесли известия о большом скоплении орков и злых существ возле Эред Витрина и в проходе Сириона, и что Ульмо посетил Сирдана и предостерег его о великой опасности, грозившей Нарготронду.
— Слушайте слова повелителя вод! — сказали они. — Вот что он сообщил Сирдану: «Зло Севера осквернило источники Сириона, и власть моя ушла из пальцев текущих вод! Но худшее еще впереди, поэтому передай повелителю Нарготронда: пусть закроет двери крепости и не уходит далеко от нее. Пусть сбросит камни в ревущую реку, чтобы подползающее зло не смогло бы найти ворота».
Ородрет был встревожен словами вестников, но Турин не стал прислушиваться к этим советам, и меньше всего он допустил бы, чтобы был разрушен мост, потому что Турин стал гордым и непреклонным и приказывал всем, кому хотел.
Вскоре после этого был убит Хандир, повелитель Бретиля, потому что орки вторглись в его страну, и Хандир сражался с ними. А осенью этого года Моргот бросил против населения Нарога огромное войско, которое долго готовил, и учинил великие разрушения. Он осквернил Эйфель Иврин, проник в Нарготронд и сжег Талат Дирнен.
Тогда воины Нарготронда выступили, и Турин в этот день казался высоким и страшным, и войско воодушевилось, видя, как он едет по правую руку от Ородрета. Но армия Моргота оказалась намного ближе, и никто не мог устоять перед приближением Глаурунга. Эльфы были отброшены, и орки оттеснили их. В тот день Нарготронд лишился свой славы и войска, и Ородрет был убит, а Гвиндор получил смертельную рану. Но Турин пришел ему на помощь, и все бежало перед ним.
Он вынес Гвиндора из побоища и, укрывшись в лесу, положил его на траву.
Тогда Гвиндор сказал Турину:
— Услугой платишь ты за услугу, но я оказал тебе ее не к добру, а ты оказываешь мне ее напрасно, потому что раны моего тела неизлечимы, и я должен покинуть Средиземье. И хотя я люблю тебя, все же недобрым был день, когда я спас тебя от орков. Если бы не твоя доблесть и гордость, я бы еще жил и любил, а Нарготронд продержался бы, а теперь, если ты любишь Гвиндора — оставь меня! Спеши в Нарготронд и спаси Фундуилос, и вот что я скажу тебе напоследок: одна она стоит между тобой и судьбой. Если ты утратишь Фундуилос, судьба не замедлит найти тебя. Прощай!
Тогда Турин спешно вернулся в Нарготронд. Однако войско орков и дракон Глаурунг опередили их и появились там внезапно, прежде, чем стража узнала о том, что произошло на поле Тумхалада.
Враги легко переправились через глубокую реку, а Глаурунг, извергая огонь, подполз к дверям Фелагунда и проник внутрь.
Когда появился Турин, разрушение Нарготронда было завершено. Орки убили и изгнали всех и добрались до огромных залов и кладовых, уничтожая все. А тех женщин и девушек, кто не сгорел и не был убит, они согнали на террасы перед входом, чтобы, как рабынь, увести к Морготу.
Турин появился среди этих руин и горя, и никто не мог противостоять ему, потому что он сметал все перед собой и прошел через мост, прорубая себе путь к пленникам.
Но здесь он остался один, потому что немногие оставшиеся с ним бежали, и в этот момент Глаурунг выполз из дверей и улегся позади Турина, между ним и мостом. Затем он внезапно заговорил и сказал:
— Привет, сын Хурина! Добрая встреча!
Тогда Турин отскочил в сторону, а затем бросился на Глаурунга, и края лезвия Гуртанга вспыхнули пламенем, но Глаурунг остановил его натиск, уставившись на Турина глазами. Подняв меч, Турин бесстрашно посмотрел в них, и тотчас же лишенные век глаза дракона сковали его чарами, и Турин застыл без движения. Долго стоял он так, рядом с молчавшим драконом. Но Глаурунг заговорил снова, насмехаясь над Турином, и сказал:
— Злыми были все твои дороги, неблагодарный приемыш, отщепенец, убийца своего друга, укравший любовь, узурпатор Нарготронда, безрассудный предводитель, покинувший своих родичей в беде! Потому что твои мать и сестра живут в Дор-Ломине, как рабыни, в нищете и лишениях! Ты разодет, подобно князю, а они носят лохмотья, тоскуя о тебе, но тебя это не беспокоит! Твой отец может радоваться, что у него такой сын! А он узнает об этом!
И Турин, находясь во власти чар Глаурунга, слушал его слова. И пока он стоял, орки погнали пленников, как стадо, и они прошли рядом с Турином на мост. Среди них была и Фундуилос, и она воззвала к Турину, но пока крики ее и причитания не затихли на дороге, Глаурунг не отпустил Турина, и тот не мог не смотреть туда, откуда доносился голос, так часто преследовавший его потом.
Затем Глаурунг отвел свой взгляд и стал ждать, а Турин выпрямился, и, придя в себя, он с криком прыгнул к дракону. Но тот засмеялся и сказал:
— Если тебе хочется быть убитым, я убью тебя. Но мало пользы будет от этого Морвен и Ниенор. Ты не обратил внимания на крики женщин-эльфов, отречешься ли ты и от уз собственной крови?
Но Турин, замахнувшись мечом, бросился к глазам дракона, и Глаурунг, отпрянув, поднялся над ним и сказал:
— Что ж, во всяком случае ты храбр, храбрее тех, кого я встречал! И лгут те, кто говорит, что мы не уважаем мужество врагов. Слушай! Я предлагаю тебе свободу! Ступай к своим родичам, если сможешь. Уходи! И если останутся эльф или человек, чтобы сложить повествование об этих днях, они, без сомнения, с презрением упомянут твое имя, если ты отвергнешь этот дар!