- Тибурон отправился со мной на остров Пуэрто-Рико, который, как ты знаешь, является частью Соединенных Штатов, как свободно присоединившееся государство... Тибурон взял за меня много баксов...
      - С Тибуроном, - прервал Хоакин сестру, - я рассчитался. Я убил его!..
      По словам Хуаниты, её не сразу поместили в бордель. Как оказалось, есть немало мужчин, которые предпочитают заниматься "любовью" с детьми и хорошо за это платят. Около двух миллионов детей в мире - девочек и мальчиков с шести и более лет принуждают люди или нищета заниматься проституцией, среди них оказалась и Хуанита.
      Сначала Хуаниту приучали к занятию проституцией. Ее привезли в столицу Пуэрто-Рико - Сан-Хосе и поручили "хозяйке", которая учила её ремеслу проститутки.
      Два дня пробыл Тибурон с Хуанитой в Сан-Хосе.
      Тибурон ожидал весточки, когда ему нужно будет отвести Хуаниту в условленное место и получить за неё деньги.
      Сам он Хуаниту не трогал: невинную девочку он мог продать подороже. Первый день он провел бездарно: напился с утра, пошел бродить по городу, затем вернулся в гостиницу, снова напился, на этот раз в стельку, и отправился спать.
      Этого ему не хотелось, тем более что существовала реальная возможность провести день по-другому и поскорее уехать с острова, но не получалось...
      После завтрака он все же пойдет, обязательно пойдет по адресу, который он получил, но сигнала не было, и он опасался попасть в полицейскую облаву в том районе, где продавали девочек туристам.
      ...Тибурон вышел с Хуанитой из гостиницы в плохом настроении. Он мог бы завтракать и в самой гостинице, но там было дороже: Тибурон был скуп и считал деньги, понимая, что они ему могут понадобиться в случае, если придется откупаться от полиции.
      По утрам он предпочитал перекусывать в небольшом заведении, которое держал итальянец через улицу напротив.
      Сегодня он думал о Хуаните, о том, как бы подороже её продать. Он думал об этом, пока они шли в заведение итальянца.
      Это была большая длинная комната с широкой стойкой направо при входе.
      Посредине зала стояли столики, каждый для четырех клиентов, а слева у глухой стены, оклеенной рекламами туристских агентств, столики были отгорожены друг от друга высокими ширмами.
      Глядя на них, Тибурон почему-то вспоминал кожаные шоры на глазах у пугливых лошадей. Завтрак в этом месте Тибурон назвал про себя "сидеть за шорами". Сегодня он чувствовал себя неспокойно и ему хотелось побыть с Хуанитой подальше от посторонних любопытных глаз, поэтому он прошел "за шоры".
      Растягивая завтрак, Тибурон заказал Хуаните стакан взбитого ананасового сока - "хуго батидо", а для себя - чашечку крепкого кофе. Он думал, как ему быть, рукой ощупывая бумажку с адресом, которую он положил в правый карман.
      "Нет, все-таки пойду, рискну. Время идет, а время - деньги", - думал он, припоминая поздний разговор в гостинице. "А почему же нет? Почему мне не заработать тысячу баксов на этой девочке? Чем я хуже других?".
      Он попытался представить себе отношение других продавцов к продаваемым детям. Эта тема не раз всплывала в разговорах между наркодельцами, они торговали и детьми, так как это был очень прибыльный бизнес.
      Он увидел свое отражение в зеркале: высокий, сутулый, костистый, с пустым, отсутствующим взглядом, за которым скрывается жестокость и бесчувствие к человеческим страданиям.
      Вчера к нему в гостиницу пришел агент по продаже детей - невысокий, вертлявый, с заметной лысиной на голове, по прозвищу "червячок".
      Он всегда носил расческу в кармане. Волосы зачесывает с одной стороны на другую, тщательно пригоняя волосок к волоску, чтобы прикрыть всю лысину: большую, желтую, как внутренность спелого плода манго.
      Агент принес Тибурону адрес:
      - Вы прочитаете его и запомните, а бумажку потом уничтожите.
      Заканчивая завтрак за "шорами", Тибурон после долгого раздумья решил, что пойдет все же сегодня по этому адресу.
      Такси они оставили, немного не доезжая до старой части города, да и не было смысла ехать дальше. Лучше не торопиться, осмотреться при подходе.
      В самую последнюю минуту, если он увидит полицейских, можно и не повернуть за угол, а пройти прямо и вернуться назад в номер, подождать еще, не стоит в этом случае рисковать.
      С этой мыслью Тибурон двинулся вперед, отыскивая указанный в адресе дом.
      Пройдя небольшую площадь, на которой примечательными были старинная церковь и скульптура Колумба, открывшего Новый Свет, он попал в лабиринт узких улочек старого города. Они буквально засасывали прохожего - хотелось идти и идти вперед мимо небольших кафе, лавчонок, мастерских, облупленных стен, потрескавшихся каменных крылечек, почти съеденных ржавчиной за века решеток, прикрывавших маленькие окна.
      Улочки прошлого влекли куда-то вдаль искать неизведанное и неизвестное, заставляли ближе присмотреться к людям, а сделав это, нетрудно было заметить, что они никуда здесь не торопятся.
      В одном месте Тибурон и Хуанита внезапно остановились и посмотрели себе под ноги: вся плита, на которой они стояли, была выложена ключами разных размеров. Они были врезаны в камень и отшлифованы башмаками. Так и есть: они оказались у мастерской, где делали ключи и чинили замки.
      Подозвав старика в старых застиранных белых брюках, в соломенной шляпе, в серой рубашке, стоявшего на углу с протянутой рукой, Тибурон спросил его, как пройти на нужную им улицу.
      - Пройдете до портняжной мастерской, там она и будет, сеньор, услышал он в ответ, а вслед за ним и просьбу о милостыне.
      Тибурон протянул ему самую мелкую монету из своего кармана и сразу же отошел, чтобы к нему не обратились другие нищие.
      Портняжная мастерская, как оказалось, находилась как раз в том доме, который ему был нужен. Вывеска мастерской была тусклой, поблекшей и висевшей над входом, вероятно, не один десяток лет.
      "Вряд ли здесь шьют что-либо новое, видмо, починка и ремонт" - подумал Тибурон, входя в мастерскую.
      С порога он увидел две комнаты. В первой, слева от входа, стоял большой стол для закройщика. Перед ним сидел на высоком табурете старый негр с клочковатой редкой бородкой и проворно орудовал иглой над какой-то одеждой.
      Пожилая женщина рылась в сваленном в углу ворохе одежды.
      Вдоль стены, где было одно окно, стояла длинная вешалка с готовой, отремонтированной одеждой.
      С облупившихся, потрескавшихся стен смотрели старые засиженные мухами цветные картинки, изображавшие религиозные сценки.
      Через дверной проем была видна и вторая комната. Там стрекотала ручная швейная машинка. За ней, сильно согнувшись, сидела располневшая молодая мулатка, очевидно, дочь или сноха закройщика-негра.
      При появлении посетителей все вскочили как по команде.
      Появление нового человека в этой мастерской, которой пользовалось только население соседних кварталов, было такой же сенсацией, как, например, появление осла, заговорившего вдруг человеческим голосом.
      Первой нашлась молодая мулатка, она бросила машинку и, подойдя к Тибурону, спросила:
      - Что угодно многоуважаемому сеньору? - Она развела руками, показывая всем своим видом свою крайнюю услужливость.
      Тот объяснил.
      - Сеньору нужно видеть Коки Реглу?
      - Да.
      - О, я вас проведу, это здесь во дворе, - мулатка поспешно сбросила фартук, поправила волосы и направилась к двери.
      Они обогнули дом и через небольшую калитку, обитую проржавевшими листьями железа, вошли внутрь.
      Здесь они увидели тесный дворик, облупленные серые стены, узкую каменную выщербленную плитку порога, на который ему указала мулатка.
      - Она живет здесь.
      Переступив порог, они очутились в комнатке с одним окном. В ней никого не оказалось.
      - Посидите, она сейчас придет, я её найду!
      Тибурон опустился на старый стул, заскрипевший своими полуразрушенными соединениями, и начал осматриваться, но ничего особенного не увидел, так как окно пропускало мало света.
      Спустя минуту Тибурон почувствовал, что в комнате уже кто-то есть. Хуанита тоже посмотрела туда же - на дверь. Регла вошла и остановилась у порога, не решаясь первой заговорить.
      Тибурон рассматривал её с некоторым удивлением: она оказалась молодой и довольно-таки хорошенькой.
      Женщине было около двадцати четырех лет. Простенькое темно-синее платье оттенялось только ярко белевшими пуговичками. Открытые босоножки делали её ноги стройными и немного худыми. Последняя пуговичка не была застегнута, откинутый воротник открывал высокую шею. У неё был правильный подбородок, смуглое, узкое лицо, большие глаза, подобранные красной лентой густые черные волосы.
      - Регла?
      - Да.
      Больше они ничего не успели сказать, так как в этот момент в комнату с улицы вбежала босая девочка с растрепанными волосами.
      - Мама! - но, увидев незнакомых, замолчала.
      - Ваша дочь?
      - Да... она нам не помешает. - Регла взяла дочь за руку и вышла во двор, пригласив вместе с ней выйти и Хуаниту. Вернулась она быстро и остановилась напротив Тибурона.
      - Моя дочь поможет вашей девочке привыкнуть ко всему.
      - А что она тоже..? - задал вполне понятный вопрос Тибурон.
      Регла кивнула головой и сказала:
      - Она участвует в этом деле, но мужчинам я её не отдаю. При ней девочки скорее привыкают к делу, а когда они свыкнутся, я этих девочек отдаю в бордель.
      Тибурон к этому времени уже составил себе первое впечатление об обстановке. "Живут как бы в семье, деваться ей некуда, - подумал он. Убежать не может, кругом незнакомый город".
      - А где же они встречаются с мужчинами, у вас? Здесь, наверное, не очень удобно?
      - Нет, здесь они только живут. Их забирают и привозят назад... - Регла помолчала, потом подошла к тумбочке и вынула оттуда сверток в полиэтиленовом пакете:
      - Вот деньги, считать не нужно, все, что мне передали. Вам лучше скорее уйти.
      Тибурон попрощался и вышел во двор. Девочек здесь не было.
      Он быстро добрался до гостиницы. А на другой день улетел.
      - У Реглы, - рассказывала брату Хуанита, - я пробыла недолго. Просто мне дали свыкнуться с обстановкой... Первый раз забрали меня из дома Реглы через три дня. Все эти три дня мы играли во дворе дома с дочкой Реглы, её звали Анхелика... Меня привезли в богатый дом и отдали на потребу старику. Как мне объяснили, этот богатый старик заплатил очень много: он верил, что если овладеет невинной девочкой, то продлит себе жизнь... Я кричала и боролась... Меня держал сильный мужчина, а старик насиловал... Потом, в других случаях, меня заставляли изображать невинность, чтобы клиенты больше платили... Если я делала что-то не так или не то, меня били и били жестоко. Очень скоро меня повезли к одному мужчине. Ему было лет 40, было очень страшно. Тогда я узнала, что такое секс, он всему меня научил.
      - Меня тогда отвезли в бордель... Я не люблю заниматься сексом... Там меня никто не любил, все за деньги... Там я часто думала, что случится со мной, когда наступит конец света и мне придется отвечать перед Богом?...
      - ...Когда мне было очень плохо, я просила отвести меня в церковь, и я думала о том, что сделает со мной Бог за мои грехи... Но меня заставляли, били, говорили, что, если я не буду стараться, меня будут колоть наркотиками... Как ты думаешь, Хоакин, простит мне Бог мои грехи?
      - Простит, если мы будем молиться, и он нас простит, - ответил задумчиво Хоакин. Он думал о том, что им делать дальше, после того, как они из Майами перебрались в Мексику.
      Здесь Хоакин занимался наркотиками, дела шли хорошо, но его беспокоило душевное состояние сестры.
      Снова он услышал, что она говорит:
      - Самое ужасное в том, что я испытала - это сознание неотвратимости, непреклонности чужой воли, меня заставляли, и я не могла избежать этого, и это в тысячу раз страшнее, чем физическая боль... Мне кажется, что от этого чувства я никогда не смогу избавиться...
      - Сможешь! - прервал Хуаниту Хоакин. - Я уверен, что сможешь, я знаю как!
      - Как же, как?
      - Убить человека!
      - Убить человека! Что ты говоришь, Хоакин?! На мне и так много греха...
      - Когда ты убьешь человека, ты подавишь в себе эти чувства неотвратимости чужой воли, это тебе поможет... Ты увидишь! Ты увидишь, что сама станешь другой...
      Разговоры на эту тему между братом и сестрой происходили несколько раз, вот наконец брат сказал сестре:
      - Мне поручили убрать одного человека: он взял партию героина, а деньги за него не вернул. Убивать будешь ты!
      Хуанита замотала головой, но брат её убедил:
      - Избавишься от того страшного чувства побитой собаки, надо, надо это сделать!
      Хоакин сделал так, что этот человек увлекся Хуанитой, и та пообещала ему провести вечер с ним.
      Когда он впервые увидел Хуаниту у него не появилось и тени сомнения, что с ней "все можно", если он хорошо ей заплатит.
      После ресторана, когда он повез Хуаниту в машине к себе домой, все и случилось.
      Сестра получила от брата самые подробные инструкции, как себя вести.
      Когда машина остановилась у светофора на тихом перекрестке, Хуанита вытащила из сумочки рукой, одетой в перчатку, небольшой пистолет и несколько раз выстрелила в голову водителя. Он дернулся и быстро сник за рулем.
      В это время у машины затормозил на своем автомобиле Хоакин.
      Пересаживая сестру в свою машину, он забрал у неё пистолет, сказав ей при этом:
      - Сегодня мы с тобой заработали две тысячи баксов, а завтра ты уже будешь другим человеком! Будь спокойна, это убийство никто не будет пытаться раскрыть, за наркодельцов полиция не отвечает!
      По дороге домой брат сказал фразу, которая определила всю их последующую жизнь:
      - Ты знаешь, Хуанита, мне думается, что мы с тобой люди двадцать первого века. Похоже, что в этом столетии общество поделится так: половина людей будет преступниками, а вторая половина будет их ловить, преследовать и сажать в тюрьмы!
      КОНЕЦ
      Наш литературный псевдоним - К. и Т. Енко
      (Ткаченко Владимир Герасимович,
      Ткаченко Константин Владимирович)
      3 июня 2002 г.
      г. Москва