Судя по всему, имперский гарнизон сократился почти наполовину, насчитывая теперь не более полутора тысяч человек. Учитывая же их разбросанность по колоссальной территории, страна выглядела, по существу, голой. Тень наливавшейся где-то за морями чудовищной армии надежно сдерживала от глупостей соседние королевства, но мелкие кучки отчаянных храбрецов неизбежно воспользовались бы уникальными условиями. С одной стороны, пираты, разбойники и прочий сброд, жаждущий легкой добычи, с другой — они, мечтатели о свободном Гердонезе. Пусть последних много меньше, они, хотелось верить, сильнее и в придачу умнее. Достаточно умны, чтобы не обольщаться видимой беззащитностью желанных рубежей.
      Второе важное событие нагрянуло из иной сказки и, напротив, совершенно внезапно. Еще бы, Шагалан буквально оторопел, когда уткнувшаяся в плечо Кесси смущенно прошептала, что ждет от него ребенка… Хоть и нечасто посещал теперь юноша Гердонез, к гостеприимному Нестиону заскакивал непременно. Семейство встречало его по-прежнему приветливо, несмотря на то что основная цель визитов как-то сама собой перестала быть тайной. Загадка, какие бури шумели здесь в его отсутствие. При нем все неуклюже старались закрывать глаза на творящееся в хлеву. Нестион лишь украдкой хмурился, его жена — вздыхала, младшая Эвира прыскала в ладошку и шушукалась с Йерсом, а Кесси… Кесси мчалась к любимому со всех ног, не замечая родителей, и до утра пропадала в хлеву, щедро одаряя своими ласками. В самые крепкие морозы смирившийся отец даже намекал молодой паре перебраться в дом, а получив отказ, выделил огромную медвежью шкуру. И вот… ночные забавы принесли результат. По убеждению Кесси, произошло все едва ли не в первый же раз, ныне срок близился к середине.
      Сбитый с толку Шагалан взялся осматривать подругу, чем привел ее в окончательное смущение. Пока ничего внешне вроде бы не изменилось, но девушку просто переполняло здоровье и готовность к материнству. Пожалуй, она зачала бы и от страстного поцелуя. Еще больше озадачило юношу отношение подруги к своему состоянию: ее, похоже, не особо пугала доля нагулявшей вне брака девицы. Беззаветно упиваясь и своей любовью, и взращиванием ее плода, Кесси не заговаривала о будущем, мысли о неуместности беременности не допускались вовсе. По откровениям девушки, она, уже тогда, в ноябре, заподозрив, ждала эти месяцы абсолютной уверенности и удобного случая. Что было ответить Шагалану на сей наивный лепет? Чем обнадежить глупую влюбленную девчонку, если сам не ведаешь собственной судьбы? Она не просила ничего, да он и не сумел бы ничего ей сейчас дать. Зато он станет отцом… Вот это необычно. Вчерашний мальчуган ненароком разбудил новую жизнь. Что ж, если им суждено встретиться, он найдет что сказать сыну. Сын… еще одно непривычное, цепляющее за язык слово. Почему-то даже не думалось, что может родиться дочь. Ребенок, который окажется непременно сыном, поднимал волну какой-то яркой, сумбурной радости… Потребовался весь остаток ночи, дабы прийти в себя.
      В лагере тем временем события развивались ни шатко, ни валко. Коанета Эскобара, предпочитавшего именоваться командором, ребята спокойно приняли в качестве руководителя. Сбывались пророчества мастера Кане: отличный боец и опытный военный, Эскобар держался со всеми ровно и дружелюбно, показывая, что видит в юных поселенцах не солдат, но соратников. Если с кем отношения и складывались тяжело, то с Шагаланом. При этом по своему рангу как раз Шагалану чаще других доводилось говорить с командором — каждую неделю вожаки устраивали небольшое совещание, разбирая выполненную работу и намечая дальнейшие цели. По сравнению с Рокошем или Беронбосом, по сути повторявшим старые, истертые до оскомины фразы, доклады разведки неизменно вызывали оживление. Как на этих совещаниях, так и в беседах с глазу на глаз Эскобар с Шагаланом вели себя подчеркнуто уважительно, однако истинное доверие все никак не рождалось. Юноша с придирчивостью следил за первыми шагами командира, постоянно ожидая оплошностей. Тот, в свою очередь, едва заметно напрягался, стоило юноше подойти ближе. Было ли это предсказанным Кане чутьем на конкурента или неловкостью в присутствии строгого критика, неизвестно. Справедливости ради надлежало признать — никаких вопиющих промахов Эскобар за месяц так и не совершил, а его оценку дел Шагалана всегда отличали взвешенность и беспристрастие.
      В самом начале марта вернувшийся Тинас Бойд объявил, что ему удалось условиться о сотрудничестве с людьми принца Демиона. Мало того, наслушавшись хвалебных речей, принц вскоре намерен лично посетить сей уголок, дабы ознакомиться с боевым мастерством поселенцев. На обитателей лагеря такая перспектива впечатления не произвела, только Беронбос с супругой засуетились, готовясь к встрече высоких гостей. Да еще нахмурился командор. Тем же вечером он пригласил в Зал Собраний нескольких ребят. Как можно было понять, Рокош и Керман представляли здесь полевых бойцов, Шагалан и Дайсар — разведку.
      Пока юноши неспешно располагались вокруг очага, Эскобар, закутавшийся в теплый плащ, мерил шагами гулкий зал. Он откровенно нервничал, пожалуй, впервые с момента возвращения. Стуча каблуками, подошел к огню, окинул взором собравшихся и сел.
      — Мне надо серьезно с вами поговорить, друзья, — негромко произнес он, теребя короткий седой ус. — Точнее даже — посоветоваться. К нам, как вы знаете, едет принц. Цели у нас с ним общие, и вроде бы абсолютно естественно объединить усилия для освобождения Гердонеза от варваров. Вместе с тем мы, как разумные люди, обязаны смотреть в будущее, а заключая союз, четко понимать, как ему развиваться позже. Вопрос можно задать прямо: к кому попадет корона Гердонеза? Если мы встаем сейчас под знамена принца, он вправе ожидать от нас содействия и затем.
      — Извините, командор. — Дайсар пожал плечами. — Я всегда считал это очевидным. Разве права Демиона на трон его брата кто-то оспаривает?
      — Все верно. Принц — законный наследник старшего брата. Младший из их семьи, герцог Даго, лишен амбиций и целиком поддерживает Демиона. Дальняя родня, шумящая в Амиарте, или надменные потомки северных королей вовсе не в счет. И не было бы никаких иных вариантов, происходи смена властителя в спокойное, мирное время. Но осмелится ли кто наши дни назвать спокойными? Сегодня, когда лихорадит весь Архипелаг, Гердонез ждет такая встряска, что в тартарары полетит множество понятий, взглядов и традиций. Вместе с ними обрушится и закон, сделав на миг мерилом поступков справедливость. И силу. А коли так, то я задаю вопрос по-другому: заслуживают ли по справедливости Артави короны Гердонеза?
      — Есть претензии к дому Артави? — хмыкнул Шагал ан.
      — Они безраздельно правили страной почти полтора века. Глупо спорить, на благо ли пошло их правление, суть не в том. Они проиграли державу, не сумели воспрепятствовать врагу и отдали ее на растерзание. Это бесспорный факт.
      — Никто бы не устоял перед мощью Империи, командор, — заметил Рокош.
      — Как бы то ни было, у них имелся шанс защитить государство, но они его потеряли, — упрямо отчеканил Эскобар, рубанув ладонью воздух. — Артави могут тысячу раз называть себя добрыми и щедрыми, в чем тоже есть основания сомневаться, но они обнаружили свою слабость. Слабый человек на троне — горе для страны! Разве хотим мы вместе со свободой принести в Гердонез несчастье? Зачем же нам на собственном горбу везти никчемных владык к утраченному ими престолу? Иной претендент способен оказаться дурнее или лучше, эти — уже безусловно плохи.
      — Предлагаете не заключать союза с Демионом? — осведомился Рокош.
      — Отнюдь! В борьбе с общим врагом и принц совсем не лишний. Пускай ведет своих наемников в бой, даст бог, отвлечет немного мелонгов. Не мне вам говорить, эти сотни продажных вояк да поистратившихся рыцарей мало чего стоят в деле. И в конечном итоге судьбу страны решать именно нам. Больше просто некому. А в таком случае, по-моему, справедливо, друзья, чтобы именно мы и определяли будущую власть. Мы должны быть готовы не только сражаться, но и в один прекрасный момент отринуть прежние соглашения, огласив свое веское, а главное, единое решение.
      — Не пойму я что-то, куда вы клоните, командор. — Рокош зевнул.
      — Командор всего лишь хочет стать новым королем, — обозревая носки сапог, отчетливо вымолвил Шагал ан.
      Все дружно встрепенулись, завертелись, переглядываясь.
      — Это так? — без обиняков спросил Дайсар.
      Застывший Эскобар покосился мрачно в сторону Шагалана, с усилием разжал окаменевшие челюсти.
      — В конце концов, почему бы и нет? Если отбросить родословную мишуру, я сейчас ничем не уступаю Демиону. Более того, когда он удирал в Валесту, я с его покойным братом дрался за Гердонез. Гердонез Артави, заметьте! Демион запятнал себя трусостью и после завоевания — вдобавок к тому, что за десять лет ни разу не попытался вернуть трон, он даже не сумел создать приличного войска для этого. Проедал остатки казны, мечтая о чуде! И теперь нам своей кровью обеспечивать бездарности подобное чудо? Чем еще принц достойнее? У меня нет поддержки дворянства, однако и Демион за долгие годы ее растерял. Меня пока не знают Церковь и народ, но разве не примут они радостно освободителя? Не на такой ли прием и рассчитывает Демион, дабы подпереть шатающуюся репутацию? У меня нет огромной армии, но, сокрушив мелонгов, мы с вами, друзья, превратимся в основную, определяющую силу Гердонеза. Ну, а кроме того, у меня есть перед высокородным принцем особое преимущество. Я ваш, ребята!.. Я десять лет провел среди ваших учителей, прошел вашим путем, знаком с вашими взглядами и образом мыслей. Предвижу, что окажусь самым близким для всех вас человеком, единственным, понимающим здесь членов вашего братства. Волей рока вы заброшены в далекие, чужие земли. Освободив страну, в ней предстоит жить, а я смог бы… помочь вам, друзья, найти место в этом кровожадном мире. Порознь наша цена невысока, сообща нам по плечу захватывающие дух вершины!
      — Почему же сразу грезить о короне? — Дайсар скривил губы.
      — Мы ведь должны взять наибольшее из доступного, — порывисто отозвался Эскобар. Молчание слушателей начинало его беспокоить. — А лучше момента, чем вслед за освобождением, не сыскать! Упустим — придется, кусая локти, довольствоваться крохами. Подумайте, друзья, не спешите с ответом. Сейчас позволительны любые переговоры, любые союзы, ваше решение потребуется лишь после победы… Хотя, не скрою, желал бы узнать его заранее и быть уверенным, что оно одобрено всеми остальными.
      Ребята переглянулись и, к явной досаде Эскобара, заговорил Шагалан.
      — Не вижу смысла тянуть с ответом, командор, — ровным, холодным голосом произнес разведчик. — Выскажу пока только собственное суждение: ваша идея мне не по душе. Я не испытываю пиетета к дому Артави, много слышал о принце и хорошего и дурного. Не имею также ничего против вас, сир. Мы недолго знакомы, но, полагаю, из вас получился бы не худший монарх. Более того, по поводу близости к нам вы всецело правы. Уже то, что вы взялись советоваться по столь щекотливому вопросу, служит подтверждением. С этой точки зрения вы, командор, для нас на троне Гердонеза, бесспорно, предпочтительнее.
      — Тогда в чем же дело? — вырвалось у Эскобара.
      Юноша придержал его жестом.
      — Видите ли, сир, мы давно не дети, бедные сиротки, выброшенные войной на чужбину. Наши помыслы теперь не ограничены слепой местью за разрушение прежней жизни. Как вы верно указали, выступая в поход, требуется понимать, что случится дальше. Допустим, вы окажетесь прекрасным королем, лучшим за последние века. Но что произойдет со страной, узурпируй вы трон?
      — Это будет зависеть от меня. И от вашего содействия.
      — Не совсем так. Гердонез, по сути, едва-едва сплотился в цельное государство, его нельзя вечно связывать лишь грубой силой. При всех минусах дом Артави самим своим существованием обеспечивает еще одну связь — традицию общей власти. Данная нить пока очень тонка, порвать ее нетрудно, но это приведет, считаю, к удручающим результатам. Да, впереди смутная пора, все можно изменить. Но если безвестный дворянин, совершенно чуждый древним королевским родам, собственным мечом захватит трон… страну ждут тяжелые годы. Рухнет закон, и все сторонники Артави вместе с ревнителями права ополчатся против вас. Рухнет традиция, и множество смельчаков, самозванцев и бандитов попробуют вслед за вами заполучить себе кусок пожирнее. Под шумок, почуяв зыбкость власти, вскроются застарелые язвы: зашумит черный люд, отложатся Хамарань и Редгарсия, потянут лапы алчные соседи. Всем можно будет все. Гердонез на годы и десятилетия окунется в кровавый мрак междоусобиц, беззакония, войн. А проклинать за эти беды примутся вас, командор.
      — Какой-то смуты и так не избежать, — воскликнул Эскобар, — вы это знаете не хуже меня! Волнения с потрясениями достанутся любому королю, мне или Демиону. Только у меня за спиной выстроятся не жадные до золота наемники, а бесстрашные, непобедимые воины. Какие там бароны или самозванцы, друзья? Мы же походя втопчем в грязь всякое сопротивление!
      — Вот-вот. Не желая того, вы готовите нам роль кучки карателей, мечущихся от пожара к пожару. А наша мощь или растает под градом новых напастей, или зальет Гердонез кровью по колено… Поймите, сир, вы предлагаете выдернуть из страны ее хребет — сословную систему. Он, бесспорно, слаб и кособок, но альтернативы-то нет вовсе! Из каких бы побуждений вы ни совершили это, неизменно получится катастрофа: немыслимо вместо позвоночного столба воткнуть меч и ждать долгой, счастливой жизни. Вероятно, в отчаянной ситуации мы бы еще рискнули на подобное, однако ныне в лице принца я серьезной угрозы не вижу.
      Раскрасневшийся Эскобар отер пот со лба. Обвел взглядом собравшихся, облизнул губы.
      — Вы тоже с этим согласны?
      — На мой вкус, Шагалан все толково изложил, — пожал плечами Рокош. — Чуточку витиевато, но разумно.
      — Что же тогда? — сник командор.
      — Лишь немного умерьте свои аппетиты, сир. Действительно, почему сразу корона? Если мы воистину очистим Гердонез от варваров, то ведь сможем просить у принца любой награды.
      — Просить? — Лицо Эскобара перекосила гримаса.
      — Не цепляйтесь к словам, командор, — поддержал друга Керман. — Вы же понимаете, в тревожное время иная просьба равносильна повелению. Нам-то, в сущности, ничего особенного и не надо, ну, а вам, если настаиваете… Титулом маркиза и постом первого министра для начала не ограничитесь? И вообще, братья, не рановато ли мы взялись делить шкуру зверя, еще весьма бойкого и зубастого?
      — Не думаю, — откликнулся Шагалан. — Господин командор прав в том, что на землю Гердонеза следует вступать уже с ясным представлением о будущей власти. Неизвестно, сколько продлится эта война, скольких жизней она потребует да и достанется ли нам в итоге победа. Если же такое случится, мы не должны тыкаться в потемках, спешно выбирая нового властителя. Тем более желающих обдурить и использовать нас отыщется масса. И раз веских возражений так и не прозвучало, смею заключить: мы попробуем опереться именно на Демиона. Примем дорогого гостя, покажем себя, посмотрим на него. Тогда и приспеет черед окончательных выводов.
 
      Утекла еще неделя. Высокая делегация появилась вполне буднично, без фанфар и знамен. В лагере к встрече, собственно, никто и не готовился, никому в голову не приходило вырядиться в праздничное платье и выстроиться вдоль дороги. Некоторую сумятицу вносили разве что Беронбос с женой Марикой. Похоже, они по-прежнему сохраняли искреннее благоговение перед звонкими титулами и вовсю пытались не ударить в грязь лицом. Их героических усилий хватило на славный, по здешним меркам, обед, и все же потуги привлечь к работе ребят с треском провалились. Даже убраться в хижинах и вокруг них кое-кто решился единственно из сочувствия к стараниям Ринары. Уборка чуть подслащивалась привычным флиртом, столь же привычно тщетным.
      Незадолго до полудня прискакал гонец, один из валестийских слуг Бойда. Примерно через пару часов к посту на въезде в лагерь приблизилась группа всадников. Четырнадцать человек, среди них сам Тинас Бойд. Переглянувшись с ним, постовые молча пропустили гостей внутрь, те шагом проследовали к центру лагеря, где и спешились. Приветствовать их выпало сияющему от счастья Беронбосу, хмурый Эскобар затерялся за спинами.
      Принц Демион оказался низеньким, полноватым мужчиной. Возраст под сорок, вид — абсолютно чуждый воинственности. Одутловатое, с отвисшими складками щек лицо, большой мясистый нос, толстые губы, жидкие волосы вокруг обозначившейся лысины. Заметное брюшко и одышка, с которой он покинул седло, выдавали склонность к сытой, изнеженной жизни. Принц мог бы показаться вовсе бессмысленным куском мяса, если бы не ясный, острый блеск крошечных глаз. Как и его спутники, он был одет по-дорожному: строго, без пышности, из украшений — лишь серебряная цепь на груди. Под платьем угадывалась кольчуга, на боку — короткий, изящно отделанный меч, вряд ли, впрочем, годный для настоящего боя.
      Риз, герцог Даго, на брата не походил так, что невольно, закрадывались сомнения в безупречной верности покойной королевы-матери. На полтора десятка лет моложе, на полголовы выше, поджар, гибок, порывист — истинный воин и охотник. Он живо осматривался на новом месте.
      Затем представили сына Демиона, мальчишку лет десяти. Здесь вопросов о происхождении, напротив, не возникало: то же рыхлое тело, толстые губы-сосиски, кривоватые ноги. Едва опустившись на землю, паренек раскапризничался, чуть не нарушив всю чинность церемонии. Пожалуй, умного взгляда отца он пока не приобрел.
      Четвертым следовал епископ Оронский Мариус Штиль, уже знакомый Шагалану по похоронам Иигуира. За минувшее время он нисколько не изменился, все так же качался длинным, сухим маятником, с кислой миной озирая окрестности. Именно вокруг святого отца в основном и вился шариком Тинас Бойд. Купец, резко выделявшийся из толпы гостей ярким, крикливым платьем, подскакивал к Штилю со всевозможных сторон, что-то объяснял, хихикал, норовил шепнуть на ухо, как бы ни затрудняла это разница в росте. Такое акцентированное внимание дошлого Бойда требовало серьезнее присмотреться к церковнику.
      Попалась в делегации и еще одна известная особа — юный граф Ле-Менен. Вряд ли негласный хозяин здешних краев тесно водился с обитателями Даго, скорее, не смог пропустить столь любопытных визитеров. С лагерем же на побережье у него складывались странные отношения — ни нападок, с которых начинал его отец, ни опеки, которой тот закончил, прежде чем пасть жертвой чумы. Подобие нейтралитета, устраивавшее всех.
      Кроме Бойда вызывающей роскошью наряда отличалась только единственная дама, крепкая, стройная женщина средних лет. Целиком погруженная в светлую, шитую золотом парчу, атлас и меха, обвешанная украшениями, она, чудилось, ощущала себя очень неуютно. Лицо, в противоположность платью, было простецким, умеренно симпатичным, накрашенным со свойственной низшим сословиям щедростью. Держалась гостья скромно, особняком, и сперва Шагалан даже не понял, почему ее не представляют. Удивление рассеяли ребята. Пока высокие переговаривающиеся стороны степенно плели свои словесные кружева, женщина бочком отошла прочь и вскоре мило щебетала с поселенцами. Различие в одежде и статусе, похоже, совершенно ее не смущало, а неизбежный горячий мужской интерес приносил явное удовольствие. Оказалось, это не родственница, не придворная дама принца, а новая возлюбленная Бойда. Стареющий купец подобрал ее, гердонезскую беженку, в Амиарте, поднял со дна и теперь, не чая души, осыпал ценностями. Вместе они были уже месяца полтора, но лишь сейчас Бойд решился вывезти пассию на побережье. Вдобавок к незнакомому краю женщину очень стесняло столь великородное окружение, простые парни оставались куда ближе и понятнее. Пожалуй, прояснялось и поведение самого Тинаса — если другие вельможи отнеслись к присутствию среди них содержанки снисходительно, епископ не преминул надуться, демонстрируя резкое осуждение.
      Дополняли делегацию слуги и четверо сопровождавших принца дворян. Про эту четверку можно было сказать одно: титулованные гердонезцы, лишившиеся при мелонгах всего. Рыцари, сумрачно сгрудившиеся за спиной сюзерена, вооружились как на войну, до зубов, и смотрелись серьезными бойцами.
      Таким образом, не заметив потери единственной дамы, гости плотным ядром двинулись осматривать лагерь. Основные объяснения давал Бойд, ухитрявшийся появляться повсюду, непрерывно кланяющийся Беронбос семенил рядом. Парой слов пришлось поделиться и Эскобару, которого таки вытащили на свет, представив в качестве военачальника отряда. Особого взгляда принца удостоился названный главой разведки Шагалан. Раскланявшись, юноша отступил назад и с полудюжиной парней из тех, кто предпочел не тратить времени на заигрывание с подружкой купца, следовал неподалеку, окутывая визитеров редким облаком. Прочие же обитатели лагеря как ни в чем не бывало продолжили повседневные занятия, едва отвлекаясь на шумливую толпу. Сконфуженно спрятались лишь Марика с дочерью, зато Зейна, напротив, бесстрашно встала, подбоченясь, у дороги, где собирала положенную дань восхищения и облизываний.
      Принц внимал скороговорке Бойда с вежливой полуулыбкой. Вероятно, большая часть этой трескотни была ему хорошо знакома, успев наскучить. Для ответственного решения требовались реальные факты. Мужественно обозрев скромные хижины, скотный двор и кухню, посетив даже огород, наследник престола, наконец, остановился возле хитроумного водовода, сконструированного некогда Иигуиром. Кратко побеседовал с братом и епископом, затем шепнул что-то подскочившему Бойду. Тот, несколько смешавшись, направился к Эскобару с ребятами.
      — Чего там еще удумали? — хмуро встретил его командор.
      — Э… его высочество хотел бы лично удостовериться в боевых возможностях наших парней.
      — Хочет лично с ними сразиться? Прекрасно, пусть кто-нибудь тут же раскроит ему башку.
      — Бог с вами, господин Эскобар! — всплеснул ручками купец. — Надеюсь, до поединков дело вовсе не дойдет, пролитая дружеская кровь не слишком скрепляет союзы. Речь о простейшей демонстрации. Ну что вам стоит? Изобразите нечто яркое, занимательное, заставьте смотреть на нас с подобающим уважением. Одних моих басен уже недостаточно.
      Командор поморщился, мотнул головой.
      — Рокош, распорядись. У кого сейчас время тренировки?
      Выступление получилось недлинным, хотя для сведущих людей показательным. Вначале трое парней группой работали с шестами, следом Аусон с Гианом устроили рукопашную схватку. Гости, в особенности рыцари, наблюдали за мельтешением сечи с интересом, перешептываясь между собой и цокая языками. Мнилось, цель достигнута, однако по завершении Бойда вновь позвали к принцу. Вернулся купец помрачневшим.
      — Чертовы вояки желают-таки сами помериться силами, — буркнул он. — Зубоскалят, мол, все эти размахивания годны для мужицкой драки, но не для сражения с латниками.
      Командор в ответ только недобро усмехнулся. От делегации приблизился герцог Даго, слегка поклонился собравшимся.
      — Вы и впрямь, сир, жаждете настоящего боя? — Поскольку Эскобар проигнорировал вельможу, разговаривать довелось Шагалану.
      — Наши люди настаивают, господа, — пригладил Риз тонко стриженные усики. — Согласитесь, в этом есть разумное зерно: мы знаем их способности, а в сравнении сумеем оценить и ваши. Безусловно, и разговора нет о бое насмерть, достаточно выявить чье-либо преимущество.
      — Какое оружие предпочитаете?
      — Ну, как понимаете, господа, рыцарям не пристало драться кулаками или палками. Для копий здесь не турнир, а потому предлагаю мечи. Вполне привычно и случайных ранений меньше. У вас найдутся какие-нибудь доспехи?
      — Может быть… — Шагалан в задумчивости обратился к Рокошу: — Кого выпустим, брат?
      — Я и сам готов размяться. — Он пожал плечами.
      — Как-то не очень правильно сразу посылать лучшего из бойцов. Уважаемым гостям, вероятно, полезнее увидеть наш средний уровень. Кто с вашей стороны, сир?
      — Граф Ронфрен. — Риз кивнул в сторону шагнувшего к открытому месту рыцаря. — Опытный воитель, сражался еще при короле Сигельвуле.
      — Зука! — кликнул Рокош. — Попробуй себя с благородным воителем.
      — На мечах? — Подошедший парень, едва ли не самый щуплый и низкорослый в лагере, фыркнул. — По-моему, господин Бойд заявлял, что дружеская кровь не скрепляет союзы. А как насчет дружеских покойников?
      — Тоже верно. Шестом обойдешься? Не совсем оружие поля боя, но убивать никого пока и не требуется.
      Подцепив кинутый ему шест, Зука решительно направился к площадке. Герцог Даго в удивлении поднял бровь.
      — Однако… смело.
      — Согласен с вами, сир. — Шагалан нагнал бойца, придержал за плечо: — Главное — не теряй головы, брат. Ты сильнее, но не забывай, у него в руках сталь. И опыт.
      Рыцарь в черной, вышитой королевскими львами накидке статуей возвышался посреди площадки. Широко расставив ноги, он опирался на вбитый в грунт полутораручный меч. Из кольчужного капюшона выглядывало темное, обветренное лицо с короткой бородой.
      — Хорош, — хохотнул Зука негромко. — Застыл ровно скала. И что с таким прикажете делать?
      — Желательно бы не калечить. У нас с ними как-никак переговоры впереди.
      Юноша выбрался на площадку и, отведя в сторону шест, подступил к сопернику. Неизвестно, рассчитывал ли на это Рокош, пара получилась презабавная: грузный воин в доспехах, сапогах, с мечом против босоногого, невзрачного паренька в истрепанной рубашке, с деревянной палкой. Доблестный граф был, пожалуй, вдвое старше, на голову выше, тяжелее и мощнее. Даже до него самого дошла вся несуразность ситуации, он чуть потерял каменную твердость и обернулся к спутникам. Снисходительно скривившийся принц лишь подстегнул его взмахом перчатки.
      Вздохнув, рыцарь выдернул из земли меч, поудобней перехватил его и шагнул к юноше. Тот поджидал неподвижно, расслабленно, едва покачиваясь на носках. Сбитый с толку подобным началом рыцарь вновь глянул на сюзерена и стал крадучись, боком обходить соперника. Почти зайдя в тыл, наконец, отважился на первый выпад, норовя больше прощупать непонятного бойца, чем поразить его. Собственно, этим осторожным приемом все и ограничилось. Шест Зуки вдруг сорвался с места, точно прятавшаяся в засаде змея, и, стремительно набирая скорость, ринулся на латника. Отбросив по пути злосчастный выпад, загудел, застучал с обоих концов бешеной дробью. Граф вертелся угрем. О нападении теперь не мыслилось, он с натужным трудом укрывался от непрерывного града, выкручивая свое увесистое оружие. Голову защитить с грехом пополам удавалось, но Зука то и дело менял плоскость атаки, потому часть ударов достигала плеч, боков, рук. Шагалан вполне представлял тяжесть этих мгновенных касаний, кольчуга плохо спасала от них, но граф оказался крепким малым, продолжая бой. Доставая соперника или сталкиваясь с мечом, шест сотрясал рыцаря, но так часто и в разные стороны, что чудилось, будто тот по-прежнему твердо стоит на ногах. Подобное забивание, впрочем, не длилось и минуты. Медленно пятившийся латник, погруженный в оборону, никак не мог заметить решающий разворот. Только что мелькавший перед глазами шест внезапно исчез, однако лишь для того, чтобы косой блеснуть над самой землей. Зука добавил к скорости удара весь свой скромный вес. Нелепо взмахнув руками, рыцарь вскрикнул и железной копной рухнул на спину. Юноша сразу очутился у его головы. Уткнув конец шеста в грудь сопернику, произнес с едва различимой усмешкой и едва учащенным дыханием.
      — Не хотелось бы доказывать, сир, но ни меч, ни доспехи вам уже не помогут.
      Хромающего, утирающего мокрое лицо графа под руки увели прочь. Тем не менее, на площадку тотчас шагнул новый поединщик.
      — При такой прыти, господин герцог, — съязвил Рокош, — ваш эскорт вряд ли послужит на обратном пути. А дороги нынче тревожны.
      — Барон Кельир из Ордена Проповедников, участник двух крестовых походов, — объявил Риз, старательно сохраняя невозмутимость. Потом не стерпел, добавил вполголоса: — Надеюсь, брат удержит остальных воинов от подобного проявления бесстрашия. В их мужестве никто не сомневается, хотя пользы от него, чувствую, сегодня не будет.
      — Неужто одного показа мало? — Шагалан подошел в обнимку с Зукой.
      — Просто гости намерены поднять ставки, — нахмурился Рокош.
      От въезда в лагерь, куда отослали лошадей, бежал слуга принца, таща расписанный черно-золотой щит и круглый шлем.
      — До самих коней, полагаю, все же дело не дойдет, господин герцог? — оглянулся Шагалан.
      Вельможа в смущении пожал плечами.
      — Согласитесь, господа, надобно хоть как-то выровнять силы. А что, с лошадьми мы бы этого достигли?
      — Нет. Но раз вы усиливаетесь, мы также получаем право…
      — Погоди, брат… — К ним протиснулся Дайсар, вечно спокойный и медлительный. — Теперь моя очередь преподавать. Все как положено: манера другая, боец — не лучший. А в качестве усиления вот, клюку свою возьму.
      В его руках был любимый посох или, точнее сказать, подобие костыля — шест высотой в рост с небольшой поперечиной на конце. Из всех разведчиков лишь Дайсар приохотился к такому оружию, однажды показанному мастером Кане. Едва дождавшись кивка Шагалана, юноша влез на площадку, где и остановился, наблюдая за снаряжением соперника. Барон, похоже, не горел желанием скорее вступить в бой. Неторопливо водрузил на себя раковину шлема, приладил щит, потом с помощью слуги повозился с какими-то ремешками, с амуницией, взял меч, церемонно раскланялся с принцем. Наконец, повернулся к сопернику и отсалютовал. Поняв это как сигнал к схватке, Дайсар буквально ринулся на него. Рыцарь еле успел захлопнуть забрало. Неудачная попытка предшественника кое-чему научила, он пригнулся за щитом, выставив наружу один клинок.
      Дайсар и не подумал замедлить ход. Даже соперник невольно попятился от такого решительного наката. Подойдя вплотную, юноша вскинул костыль, тычком ударил в щит. Громыхнуло железо, крестоносец покачнулся, но устоял. За первым последовал второй удар, третий, разведчик долбил щит, словно пытаясь проломить насквозь. Смекнув, что его вскоре примитивно вытолкают с площадки, рыцарь отважился отмахнуться от назойливого тарана. Шест отреагировал моментально: прямым концом отвел меч, поперечиной уцепился за верхний край щита. Рывок на себя, толчок, поперечина со стуком врезалась в забрало, чуть не вминая его внутрь.