Остров мечты - Возвращение на Остров Мечты

      — Кабо, если потребуется, переходит многих, — холодно отозвался юноша. — К тому же он завязан на Сегеша, проще подвезти сюда пяток ватажников понадежнее. Кстати, командор, какая роль в ваших планах отводится лесным ватагам?
      Эскобар удивленно выгнул бровь.
      — Роль? Они сослужили хорошую службу, чего более? В сражении от них проку не дождешься, описанное же тобой массовое восстание меня скорее тревожит. Такой пожар немудрено разжечь, но сложно потушить. Истребление мелонгов с пособниками по стране — одно, тысячные рати черного люда, озверевшие и неуправляемые, — другое. Кончится тем, что нам же самим и доведется их разгонять… Насчет охраны лагеря, впрочем, стоило бы подумать, увы, времени мало… Ладно, пусть на всякий случай снарядятся. Связи ватажников нам уже помогли, возможно, пригодятся снова.
      — Тогда, с вашего позволения, командор, я составил бы компанию Кабо, — произнес разведчик хмуро. — Восьмого числа мы выйдем к Сегерхерду и… если все благополучно…
      — Только благополучно, — кивнул Эскобар. — Жаль отпускать хорошего бойца, но по здравом рассуждении… так будет легче и тебе и нам. Примкнете в городе, глядишь, и ваши… разбойники окажутся чем-нибудь полезными. Об одном, Шагалан, прошу — без горячности и глупостей. Не нарушай сам тайну, которую столь упорно здесь защищал.
 
      Потекли последние дни перед вторжением. Хотя конкретную дату знали единицы, лагерь чувствовал, что долгожданный миг вот-вот наступит. Обычная жизнь полетела кувырком. Все казавшееся лишним забрасывалось, хозяйство запустело, непаханные огороды затягивали сорняки. Даже среди ребят, отнюдь не склонных к нервному трепету, будто бы металась какая-то искра взвинченности. Командор с утра до вечера пропадал на площадках: теперь не для тренировок — проверялся уровень готовности каждого. Разумеется, все находились в отличном состоянии, но нечасто выпадает бой, о котором мечтаешь десять лет. Потому на площадках и звенели от темна до темна клинки, заглушая подспудное напряжение.
      Лишь за шесть дней до назначенного часа утих пролив. Идея с повстанцами сама собой зачахла, с ней просто не успевали. Беронбос и Керман отправились в соседние деревни, пытаясь нанять охотников стеречь поселение до возвращения хозяев. Зато с концом шторма из Гердонеза прибыл Кабо. Вид он имел неважный и явно, как некогда Шагалан, пережидал ненастье прямо на берегу. Скоха и Дайсар, чего давненько уже не случалось, также встретились в лагере, подытожив свои дела. Первый сейчас опробовал новые баркасы, налаживая на них паруса, второй раздувал огонь. В маленькой землянке разведчиков, где раньше жили два хардая, сразу стало непривычно тесно.
      — Что такой пасмурный, брат? — бросил хромец Шагалану, едва примостившись у очажка. — Парни, смотрю, бодрые, живые, как перед свадьбой, один ты кручинишься.
      — С командором поцапался, — ответил за товарища Дайсар. — Вначале девку не поделили, затем — взгляды на порядок вторжения.
      — Короче, разошлись по всем пунктам? — Кабо усмехнулся. — Как же теперь вместе воевать намерены?
      — Никак не намерены, — буркнул Шагалан. — Отогревайся, брат, отъедайся, завтра нам с тобой назад в путь.
      — С чего вдруг? То в кучу собирают, то, наоборот, разгоняют…
      — Считай, не полюбились мы командору. В тебе, брат, его заботит хромота, а во мне… непокладистость. Боится, я своими вредными мыслями подорву боевой дух отряда. Потому возвращаемся в Гердонез, к Сегешу. Он готов выступить?
      — Он-то готов с зимы, — покачал головой Кабо. — Но все же растолкуйте мне, скитальцу, что тут за интриги закрутились? И что за девка? Уж не Ринара ли сподобилась наконец?
      Шагалан коротко описал суть спора с Эскобаром.
      — Хреново это, ребята, — заключил Кабо, протягивая руки к пламени. — Мастер Кане, помнится, очень надеялся, что личные дрязги не помешают общему делу. Однако ж аккурат так и происходит. Может, командора и впрямь не устраивают твои вполне резонные, на мой взгляд, идеи, только, чую, и вражда наложилась. Про меня… Да бог с ним, не доверяет место в строю — найдем иной путь борьбы. Но ты-то, Шагалан?! Речь ведь не о твоей отсылке, об угрозе целому походу! Ладно командор, он простой, страстный человек, но ты!..
      — А что я мог, брат? — Шагалан скривился. — Во всем ему поддакивать? Или помочь топтать Ринару? А затем он и вовсе не желал меня слушать, тем более фактов действительно с гулькин нос. По-моему, я боролся до конца, хотя проку… Дальше лежит уже настоящее неповиновение, раскол и тому подобное.
      — Этого не хватало! — фыркнул Дайсар. — За считанные дни до вторжения перессориться, переругаться и сорвать все приготовления к чертовой матери? Тогда мы либо сгинем, рассыпавшись на мелкие враждующие группки, либо совершенно расстроим планы освобождения. Нет уж, безусловно, допускать раскол нельзя, тут ты, Шагалан, прав. Зато ошибаешься в другом… Утром со мной беседовал командор… — Юноша хитро прищурился. — Твои усилия, брат, не пропали зря. Вы отправляетесь завтра? Я последую за вами тремя днями позже.
      — И куда же? — насторожился Шагалан.
      — Туда, брат, именно туда. — Дайсар покосился на Кабо. — Глупо таиться понапрасну — к Сегерхерду. Командор хочет, чтобы я накануне высадки проверил окрестности. Если все спокойно — в нужный момент разожгу на холме костер, нет — без сигнала лодки повернут назад. Как видишь, твои предложения услышаны.
      — Это, конечно, приятно, — усмехнулся хромец, — что личная антипатия не совсем застит командору взор. А нам-то с тобой куда, Шагалан? Выводить ватаги в поле?
      — Получается, так. Завершилась у старика Сегеша мирная лесная жизнь, время для открытой битвы. Возможно, его оборванцам и доведется выручать безрассудных героев-освободителей.
 
      Стиравшая перед дверями кухни белье Марика глянула на юношу недружелюбно. Сложно угадать, рассказала ли ей дочь о подробностях случившегося, поскольку с некоторых пор старуха стала неприветливой со всеми ребятами без исключения. Работу свою выполняла исправно, но прежней душевности богоотступники у нее больше не встречали. Впрочем, Марика редко позволяла себе скандальные поношения, да и тогда Беронбос одергивал ее. Творца и родину супруги явно ставили на разные места.
      — Чего тебе? — нахмурилась старуха.
      — С Ринарой бы словечком перекинуться.
      — Нечего девку от дела отвлекать. А то перекидываются тут… чем попало. Глазом моргнуть не успеешь, как в грязи бесовской очутишься.
      Шагалан нашелся бы, чем ответить, однако давно усвоил, что пререкаться с фанатично верующими бесполезно. Он молча двинулся в обход к дверям, но Марика преградила дорогу.
      — Куда опять? Сказано же, занята она. Забот непочатый край, а еще и грехи великие замаливать.
      Видимо, ночные приключения Ринара не утаила.
      — Не волнуйтесь, тетушка, я надолго ее не оторву. А минутку уделить требуется.
      — С чего это вдруг? — Распетушившаяся Марика бесстрашно наседала на гостя и не пытаясь соизмерять силы. — Оставь ты ее, негодник, в покое! И забудь ты…
      — Матушка! — Ринара в строгом черном облачении возникла на пороге. — Не тратьте силы зря. Если молодому человеку нужно, я переговорю с ним.
      Старуха с сомнением покосилась на дочь, затем на Шагалана и, бормоча что-то под нос, возвратилась к своему белью.
      — Пойдем.
      Девушка спустилась во двор и направилась к темнеющему за холмами берегу. Шла легко, гибко, не оглядываясь. Остановилась невдалеке, едва их слова потеряли шанс долететь до посторонних ушей.
      — Чего ты хотел? — Она развернулась навстречу юноше.
      Шагалан с невольным удивлением рассматривал это лицо. Бледное, с обострившимися чертами, бескровные губы, тщательно упрятанные под платок рыжие пряди. И стылые, отрешенные глаза. Нечто похожее он заметил уже тогда, лишь окончательно стихли страстные стоны и воспаленное дыхание. Казалось немыслимым резко перейти от нежной доверчивости к студеной замкнутости, однако случилось именно такое. Чудесный цветок раскрылся на считанные минуты, подарил свою обворожительную красоту и ласку ночному небу, после чего немедля затворился вновь. Возможно, навсегда. Тогда Шагалан понадеялся, что время и внимание излечат эту изломанную душу, что единожды преодоленный рубеж обречен рухнуть. Пожалуй, он ошибался. Сейчас перед ним был чужой человек, еще не всецело враждебный, но отстраненный, взявший под жесткий контроль несдержанные сердце и плоть. Тем печальнее, что человек этот оставался по-прежнему невероятно дорог.
      — Зачем ты хотел меня видеть? — ровным, бесцветным голосом повторила Ринара.
      Юноша замешкался, подбирая слова.
      — Мы уходим. Завтра на заре.
      — Так скоро? — Облачко тревоги над непробиваемым ледяным панцирем.
      — Только я и Кабо. Остальные начнут чуть позже.
      — А-а, понятно. Что ж, счастливого пути.
      — И все?
      — Ожидал чего-то большего?
      — У меня вроде были на то основания.
      Ринара опустила голову, потянула платок, пряча бросившийся к щекам румянец.
      — Не было ничего. Слышишь, между нами там ничего не произошло! А впрочем… думай, как пожелаешь, Шагалан. Гордись подаренным тебе целомудрием или забудь о нем, мне все равно. Для меня та ночь в прошлом и будущего не имеет.
      — Уже успела раскаяться?
      — Раскаяться нехитро. Грех мой, без спору, серьезен, и наказание положено суровое. Но я приму его спокойно, поскольку знала, на что шла. Ведь ради великой цели мы все в лагере совершаем сделку с лукавым: и я, и мать, и отец, и господин Иигуир, мир его праху. За все рано или поздно расплачиваются… Возможно, и тяжкая кончина мессира — его плата. Свобода родины стоит дорого, чья-то невинность здесь — сущий пустяк, если хоть капельку поможет.
      — Пытаешься сказать, — усмехнулся юноша, — будто там, в кустах… выполняла свой долг? В таком случае, замечу, предавалась ты этому с огромным вдохновением. Подбодрила воина перед опасным походом? Зачем же тогда останавливаться, милая? Кругом масса неободренных. Зейна трудится день и ночь, твоя помощь приспела бы очень кстати.
      — Прекрати, Шагалан! — Лицо девушки пылало, но глаза сверкнули яростью.
      Разведчик вздохнул.
      — Врешь ты все. Ищешь оправдания тому, что в них не нуждается. Прикрываешь естественные, чистые порывы разговорами о самоотверженном служении. И со мной ты была по-настоящему искренна лишь однажды — там, в зарослях, где мы…
      — Прекрати! — прошипела Ринара, бледнея. — Ты вызвал меня только для того, чтоб изрекать эти гадости?
      — Нет, не для того. — Юноша извлек хоронившийся за пазухой увесистый кожаный сверток, перетянутый веревкой.
      — Что это? — с опаской отступила девушка.
      — Единственная моя личная вещь. Остальное уношу с собой на войну, а тут… — Он отогнул уголок кожи, обнажив край желтого пергамента. — Тут записи и путевые дневники мессира Иигуира, кажется, еще картина какая-то. Завещал мне их накануне смерти. Не поручусь, что там много ценного, не успел разобраться, но все-таки последняя память о великом человеке. Я бы просил сохранить до моего возвращения… или вообще…
      Ринара нерешительно приняла в руки сверток, заглянула внутрь. И чуть не отбросила ношу.
      — Там… там… непонятное! Тарабарщина… или колдовские заклинания! Всемогущий Творец! Ты уверен…
      — Не волнуйся так. — Шагалан удержал ее за руку. — Мессир Иигуир просто шифровал свои записи, даже сочинил особый код. Обычное дело, когда не желают посвящать всех подряд в сокровенные мысли.
      — И ты… — подозрительно покосилась Ринара, — способен это читать?
      — Разумеется, учитель передал мне ключ.
      Лишь теперь девушка почувствовала касание горячей ладони и поспешно отдернула руку.
      — Знал, что мне предложить, хитрец, — сердито заметила она. — От этого за милю разит серой, однако память о мессире дорога мне не меньше… Мать будет жутко недовольна… придется прятать от нее. — Подумав, девушка скинула черный платок и завернула сокровище. Рассыпавшиеся волосы мигом оживили ее лицо. — Я сохраню записи. Только почему ты выбрал именно меня? У отца получилось бы лучше.
      — Господин Беронбос слишком рвется в бой, рискует впутаться в какую-нибудь заварушку и здесь. Во-вторых, — Шагалан прищурился, — логично доверить ценность самому близкому человеку. И наконец… вряд ли твой отец напутствовал бы меня прощальным поцелуем.
      — Не дождешься, — фыркнула Ринара.
      — Неужели не тянет?
      — Забудь об этом, воин. И матушка в нашу сторону поглядывать начала.
      — Вот в это верю, смущает. А в то, что безразлично отпустишь в пекло, — нет.
      — Можешь верить во что заблагорассудится, коль Истинная Вера тебе чужда. Я же, следуя заветам Пророков, буду молиться за успех похода, за все ваши мятущиеся души… И за твою в том числе…
      — За мою наравне с прочими? — не унимаясь, подступил Шагалан. — Или все-таки особенно?
      Девушка в смятении оглянулась на замершую вдали мать, на юношу, опять на мать. С трудом сдерживая тяжелое дыхание, принялась возиться со свертком. Внезапно бросила никчемное занятие, порывисто шагнула к юноше, ткнулась легонько губами в щеку, обдав терпким жаром.
      — Особенно, — едва слышно выдохнула на ухо.
      И тотчас, оторвавшись от него, не оборачиваясь, быстро, почти бегом, устремилась обратно к кухне. Деяние смелое — не приходилось сомневаться, что Марика устроит дочери хорошую взбучку. Приходилось, однако, гадать, что подвигло девушку на это: душевная привязанность либо непомерное чувство долга. Верить хотелось в первое.
 
      Утром разведчики сошлись на берегу. Совсем недавно яростное, теперь море плескалось у ног ласковым щенком. В обрывках тумана раскалялось солнце.
      — Чью посудину берем? — спросил Кабо.
      — Твою, брат. Твоя резвее, а две уже ни к чему.
      Хромец пропустил пасмурного Шагалана в лодку, похлопал по мешку на спине.
      — А что за поклажа такая могучая? Железо?
      — Оружие. Если и доведется вернуться, то нескоро, сразу готовимся к войне. Кстати, и тебе бы следовало запастись.
      — Обижаешь, брат. — Кабо улыбнулся. — Пару мечей я под лавкой уложил, соображаю — не прогулка впереди. У тебя-то, впрочем, клинок поинтереснее будет. Показал бы, а?
      — Судьба принудит — еще покажу. И не раз.
      Путь прекрасно знали оба. Позволив другу править, Шагалан молча сутулился на носу, неподвижно уставившись в одну точку. Даже когда у горизонта мелькнула какая-то тень и Кабо, вскочив, долго всматривался в даль, он лишь покосился туда, тотчас возобновив прежнее занятие. Хромец не докучал, полагая, что рано или поздно товарищ сам, закончив размышления, поделится их плодами. Так и случилось.
      — Тебе нужно срочно к Сегешу, брат. — Шагалан заговорил неожиданно, безо всякого вступления. От дум он очнулся, хотя бодрее не выглядел.
      — Только мне?
      — Я иду к Сегерхерду, будь он неладен. Осмотрюсь.
      — Считал, мы все туда идем, — пожал плечами Кабо. — Что-то изменилось?
      — Нет, все решится именно там. Ты предельно быстро приведешь к бухте людей Сегеша. И Оприньи. И вообще всех, кого сумеешь собрать на ходу.
      — Так серьезно?
      Шагалан печально кивнул.
      — Я тут… пытался вообразить себя на месте Гонсета. Очень неуютное, надо заметить, оказалось местечко. Сил мало, помощи не дозовешься, на западе бушуют пираты, за проливом снаряжаются полки вторжения. А главное — вот-вот высадится орава чудовищных бойцов.
      — Это про нас? Не слишком скромно?
      — В самый раз. Так вот, если те бойцы высаживаются, власть Империи в Гердонезе обречена. Завоеватели будут дергаться, сопротивляться, но счет пойдет на недели. Гонсет обязан понимать это как никто — он видел хардаев в бою… Затем я попробовал изобрести для него хоть какую-нибудь выигрышную тактику.
      — И она сыскалась?
      — К сожалению, да. Шанс у мелонгов, пусть и невеликий, имеется: атаковать нас в точке высадки, аккурат в момент выхода на землю. Всеми силами, сплоченным кулаком, заваливая трупами.
      — Им все равно не устоять.
      — Возможно, но иного шанса не представится. Опоздают на час — и нас уже не задавить. Разведка предупредит, отряд увернется или примет бой в удобных для себя условиях. А так… Кинуть десять, даже двадцать человек на одного и надеяться на удачу.
      — Но тогда командор просто получит свое решающее сражение чуть раньше, чем рассчитывает.
      — Не совсем так, брат, — вздохнул Шагалан. — Эскобар ожидает битвы традиционной: враг обороняется, мы маневрируем, исхитряемся, как бы его уязвить. Командор жаждет свести войну к схватке грудь в грудь, где мы, несомненно, возьмем верх. Соответственно, задача Гонсета — подобной схватки избежать.
      — И как же?
      — Планы наместника, разумеется, мне неведомы, но, если не измыслил ничего вовремя, Гердонез он уже потерял… Я бы сделал упор на лучников и сплошной строй бронированной пехоты. Копья будут нас сдерживать, стрелы — поражать.
      — Радостная картина. — Кабо покачал головой. — Правда, ты забываешь, брат, что для любых ухищрений совершенно необходима кой-какая мелочь — доподлинно вызнать день и место нашей высадки. Как это исполнить?
      Шагалан хмуро глянул на друга.
      — Вот именно такими вопросами меня и хлестал командор… Понятия не имею, брат. Только тебе-то, в отличие от Эскобара, должен быть очевиднее истинный масштаб гения Гонсета! Ведь заглазно мы с ним бодаемся не первый месяц. И ничего не добились, верно?
      — Верно, — согласился хромец спокойно. — Противник грозный и матерый, но не всемогущий же, честное слово?! Есть и его осведомленности границы.
      — Раз мы и не догадываемся, где проходят те границы, предлагаю рассчитывать на худшее, брат. Подтвердятся опасения — мы постараемся нарушить планы мелонгов. Пусть после выжившие выясняют пути утечки секретов. Если же все окажется досужими страхами… просто встретим ребят у Сегерхерда. Захочешь, я даже публично признаю себя круглым идиотом, хорошо?
      — Какой смысл в бичеваниях? — Кабо постучал пальцами по краю борта. — Ладно, брат, в конце концов, мы лишь проявим чрезмерную осторожность, коль ее не желает проявлять командор. Тем не менее все равно не понимаю, зачем ты рвешься в бухту сейчас, за пять дней до высадки?
      — Я же сказал, осмотреться.
      — Мелонгов, брат, там нет и быть не может. Смекаешь? Неделю назад командор назвал место. Да присутствуй при том хоть личный эмиссар Гонсета, ему понадобилось бы время, чтобы донести хозяину. Шторм утих вчера! А затем прибавь еще уйму времени на подтягивание войск, причем немалых. По-твоему, это реально провернуть за сутки?
      — Наместник мог готовиться заранее, — предположил Шагалан неуверенно. — Сроки вторжения — вычислить, район… предугадать. Собрать полки чуть загодя…
      — Все равно не успеют. Болтаться там тебе дня два-три без толку. Вдобавок не забывай, брат, мы условились считать Гонсета темным гением. Упустит ли из виду гений разведку перед высадкой? Надеешься, войска спрятанные отыщешь и, радостный, побежишь оповещать командора? Да они сознательно выйдут к бухте от силы за день до сражения! И лазутчиков, кстати, примутся отлавливать с особым тщанием.
      — Дайсара… — напомнил Шагалан.
      — М-да, парню будет непросто… Только это не повод, брат, присоединяться к нему, ваша геройская гибель ситуацию не поправит. Давай-ка лучше подумаем, как ловчее впихнуть палку в колесо, раскрученное мелонгами. Разумеется, если оно вообще существует.
      — Коли, как ты говоришь, заранее у Сегерхерда никого не обнаружить…
      — То нечего туда и соваться, выказывать лишний интерес, — закончил Кабо. — В помощники на решающий бой у нас единственные кандидаты — удальцы Сегеша. И хотя против латников они, прямо скажем, не сдюжат, в критический миг даже муха способна перевесить чашу весов. Так доставим их всех к бухте.
      — Времени в обрез. — Шагалан покачал головой. — Мы-то, пожалуй, доберемся до ватаги за пару дней, а вот они… пешком… Разве что конники Джангеса поспеют, а это лишь горстка мечей.
      — Ну и в чем проблема, брат? — усмехнулся хромец. — Значит, надо оказаться у Сегеша быстрее, нежели за пару дней. Всего-навсего.
 
      Если бы не последовавшие далее бурные события, тот случай вполне мог бы отложиться в народной памяти. Десять лет мелонги ковали цепи, опутывавшие теперь Гердонез. Бесчисленные заставы, дозоры, патрули накрепко перекрывали все мало-мальски заметные дороги. Один пост еще мыслимо разгромить, но тревога стремительно разносилась по соседям, и отпор там получался уже мощнее. Стоило же задержаться, споткнуться, как на трепещущую в паутине жертву слетались карательные отряды. Не раз бесшабашные лесные ватаги сообща и порознь тщились разметать ненавистную сеть, однако вечно вязли в ней, теряли людей и уползали назад в леса зализывать раны. А обретенные кровавой ценой прорехи покуда споро и аккуратно затягивались.
      Приключившееся тем майским днем многие так и не сумели понять. Подобно этому, в свое время проснувшийся Гердонез с изумлением узрел на перекрестках чужие, имперские разъезды. Тогда мелонги сыграли вопреки устоявшимся правилам ведения войны: вместо неспешного собирания многолюдных армий, накапливания обозов, выискивания поля для доблестной сшибки с противником они, разослав по стране пару тысяч всадников, сразу блокировали все. Многолюдные королевские рати просто не смогли, не успели слиться воедино, центр и север пали, по сути, не обнажив меча. В придачу варвары продемонстрировали невообразимую для большого войска скорость передвижения. Их разъезды опережали рассылаемых гонцов и впивались в области, совершенно не ведающие о беде. Торопливые попытки Сигельвула созвать армию на юге завершились в итоге поражением у Оронса и десятилетним господством Империи.
      Сейчас правила тоже нарушались без зазрения совести. Двое оборванцев с южных окраин устремились на полночь. Открыто, нагло, проворно. Отобрав в первом же селении лошадей, они на рысях тронулись в путь. И одолели его. Мало ли безумцев на пустых гердонезских трактах? Только никто до сих пор не прошивал давно и любовно слаженную сеть, точно раскаленная игла. Одиночка, безусловно, еще надеялся проскользнуть мимо караула лесными тропами и буераками. Если б не они, жизнь страны, наверно, вовсе замерла бы. Торговцы и контрабандисты, крестьяне и бродяги, все, кто нуждался в дороге, а документов не имел, шастали в обход, постоянно рискуя столкнуться со зверями, разбойниками или нежданным пикетом. Последнее казалось самым печальным, ибо чаще всего заканчивалось петлей. Даже крупные ватаги высовывались на тракт по ночам, предпочитая светлое время отсиживаться в дебрях.
      Эта же пара… не пыталась ни от кого прятаться. Наоборот. Она резала встречные посты и патрули с такой тщательностью, методичностью, будто в том и заключалась ее подлинная цель. Неизвестно, каким чародейством они справлялись с опытными стражниками, поведать было некому — не выживал никто. По рассказам случайных очевидцев, налетали как ветер и через минуту уносились прочь, сотворив груду порубленных в куски тел. Практически полное отсутствие серьезных свидетелей и молниеносность перемещения привели к тому, что тревогу мелонги подняли лишь ближе к вечеру. К этому моменту таинственная компания уже вспорола тракт на протяжении трех десятков миль. Посланный за разбойниками отряд только и делал, что осматривал новые и новые разгромленные посты. Все покойники при оружии, однако без малейших примет упорной борьбы. Тела аккуратно располосованы, некоторых догоняли в отдалении и били в спину. Деньги от дорожных сборов на месте, ничего не подожжено, не сломано — противник явно не желал терять ни секунды. Отряд преследовал злодеев до темноты, но так и не сумел нагнать. Он не мог, как они, регулярно бросать измученных лошадей, отбирая свежих. Солдат оказалось для этого слишком много, и, намаявшись, они в конце концов остановились на ночлег. Самое прискорбное: и отправленные вперед нарочные опаздывали. На крыльях своего колдовства оборванцы, словно призраки, мчались неутомимо и смертоносно. Они опережали даже панику, волной вспухавшую позади. Застигнутые врасплох дозоры продолжали гибнуть и ночью. Тракт на Галагу кровоточил открытой раной еще несколько дней.
 
      В лагерь Сегеша ввалились в кромешной тьме. Настолько внезапно и гулко, что смятение породили нешуточное. Вылетев к центру, осадили взмыленных, дрожащих от усталости коней, позволили сбежавшимся ватажникам подхватить их под уздцы. Шумных гостей признали, но приветственных криков не перепало — с радостными вестями такие гонцы не являются. Кабо, пыхтя, мешком сполз с седла. Шагалан постарался проделать это изящнее, однако тоже невольно скривился: они, весьма посредственные наездники, осилили семьдесят с гаком миль за тринадцать часов, вдобавок заменяя в пути сытные привалы лихими схватками. Вымотались крайне, зато цели достигли.
      — У-ух, — опустился на землю Кабо. — Славная гонка, теперь неделю ногой не ступлю.
      — Ничего, брат, — откликнулся Шагалан. — Отдышись чуток, а там снова в дорогу.
      Он вытащил из-за пояса меч учителя, тщательно протер клинок полой плаща. Оружие показало себя с наилучшей стороны, с одинаковой легкостью резало плоть, дубленую кожу и кольчужную чешую, вдосталь напившись вражьей крови. Юноша спрятал его в ножны, засунул в заплечный мешок.
      — Сейчас? В седло? — Хромец округлил глаза. — Да ни за какие пироги! Я и так стерся почти до костей. Скорее ползком поползу, чем влезу опять на этих чертовых кляч.
      Навстречу в зареве факелов уже шли Сегеш с Джангесом, встревоженные и серьезные.
      — Что стряслось, братья? Откуда спех? — Атаман коснулся рук прибывших.
      — Ничего особенного, сир. — Шагалан переглянулся с другом. — Но следует безотложно выдвигаться в поход. Если поторопитесь, еще успеете к главной битве за Гердонез.
      Старик пристально всмотрелся в лица гостей, словно проверяя, не ослышался ли, покачал головой.
      — Неужто приспел час? Довелось, значит… — Он медленно перекрестился. — Чего ж, братья, заранее не предупредили? Спешки бы не случилось.
      — Заранее о подобных вещах трубить не резон, сами понимаете, — ответил Кабо. — Лишние уши везде сыщутся. Мы и так, сир, нарушаем многое, направляя вас к месту высадки. Но иного выхода нет — под угрозой само освобождение страны.
      Атаман сделал знак Джангесу, и тот проворно замахал руками, разгоняя сгрудившийся вокруг народ.
      — Чем же бедные лесные жители в силах помочь столь могучим бойцам, как вы?
      — Мы боимся, что могучие бойцы угодят в ловушку, расставленную Гонсетом. Надо попробовать этому помешать.
      — Надо… — согласился Сегеш. — Что ж, не для печи бока отъедали, видно, пора на Отчизну всерьез потрудиться. Джангес, командуй, через час должны быть готовы. Бабы, раненые, больные остаются, к ним выделишь человек пять. С собой все оружие и припасов на неделю.
      — За Оприньей бы послать, чтобы тоже подтягивался. Заваруха жаркая зреет, каждый ратник в цене.
      Атаман грустно кивнул.
      — Пойдемте, братья, отдохнете у меня немного. Крупную баталию, чую, затеваете, кровавую. Имелось бы время, поднял бы вам и тысячу, но ведь нет его, так?
      — На все про все четыре дня у нас, сир, — подтвердил Шагалан. — Путь неблизкий, сами едва успеем, народ скликать некогда. Если водятся рядом какие отряды, привлекайте, а так… будут драться те, кто есть.
      В крохотном шалаше Сегеша гостям накрыли скромный стол. Старик долго наблюдал за их жадной трапезой, потом устало потер ладонью покрасневшие глаза. Бросил как в пустоту.
      — А дорога, часом, не на юг ли? Это, конечно, сообразить немудрено, не с Хамарани же поход начинать. А я вот, братья, попробую точнее попасть. Не к Даурсу ли направимся?
      Юноши застыли с кусками во рту, переглянулись: от Даурса до городишка Сегерхерд по прямой вряд ли более десятка миль.
      — Угадал? — Сегеш невесело усмехнулся. — Вот видите, и никакого чернокнижия, просто весточку на днях получили. Интересное сообщение. Один из наших… друзей по собственной воле проследил спешащий непонятно куда отряд мелонгов. Далеко за ним к югу забрался и вышел к Даурсу. Парнишка и туда сунулся, да тщетно. Говорит, обложили супостаты город накрепко, внутрь лишь мелонгов пускают. Причем настоящих, ядреных. Вот я и смекаю: пока барокары, стражники, прочий сброд наемный на западе с пиратами рубятся, хитрюга Гонсет лучших своих воинов отчего-то на юг потянул. Да все украдкой, под шумок. Так не на вас ли, удальцы, он невода ладит?
      Разведчики помолчали, сосредоточенно дожевывая.
      — Ай да господин наместник! — наконец произнес Кабо. — Похоже, справился и с главной нашей задачкой. Ведь точно, брат, готовит Гонсет ребятам горячую встречу!
      — Не торопись с выводами, брат, — отозвался Шагалан хмуро. — Сам недавно еще мне доказывал, что нет мелонгов в точке высадки. А со слов атамана, они уже неделю на юге кучатся. Каким образом?
      — Хорошо. Допустим, Гонсет вычислил только район максимальной угрозы. И в Даурсе войска по чистой случайности. Однако выходит — он прекрасно осведомлен о вторжении! Скажу больше — он, вероятно, осведомлен и о нас, коль скоро копит силы в нашей зоне, а не принца.
      — Домыслы, брат. В Даурсе могут прикрывать устье Камры, а подобных сборных пунктов — натыкать вдоль всего побережья.
      — Но все равно, все равно! — распалился хромец. — Каков красавец, а? Мы затеваем кутерьму на западе, а он посылает туда лишь второразрядных вояк. Вступает в нашу же игру и принимается хаотически шевелить по стране полками. В итоге все уверены, что он сосредоточился на борьбе с пиратами, а лучшие из лучших между тем упрятаны совершенно в другом краю! Смело и тонко, нечего сказать. Целая армия, будто растворившаяся в воздухе, ныне готова материализоваться в любой момент в самом неожиданном месте.
      — Так пираты — тоже ваша затея? — Сегеш покачал головой. — Смотрите, братья, опасная из них компания для веселья. Давшееся на время из пасти этих волков вытаскивать сложно.
      — Начинается схватка с грозным хищником, сир, — обернулся к атаману Шагалан, — и помощь мелкого гнуса вполне приемлема. По поводу же притаившихся варваров отвечу: окончательно все выясним только на берегу и в последний миг. Если Гонсет просто растянул войска у пролива, он уже проиграл. В Даурсе или где бы то ни было мы их раздавим. Но вот если они очутились там намеренно…