Глава 9

Последующий переход Бентанору запомнился очень смутно. Их утлый корабль выгребал одним веслом вдоль самой кромки прибоя, мимо зарождающегося мерцания городских огней. Вроде бы пару раз беглецов вышвыривало на песок, ударяло об отвесные стены обрывов, но только так можно было уберечься от недружественных взоров. Если Эскобар с пиратом распалились напряженной работой, Иигуир застыл еще больше. Потому очнулся, лишь когда лодка уверенно вклинилась в береговую твердь.

Сумеречный день перетекал в густые, мокрые сумерки вечера. Высадились на какой-то каменистой отмели, прожилке, рассекающей нагромождение гигантских валунов. С четвертой стороны странников укрывала мрачная стена леса. Впрочем, и тут ощущение опасности, идущей по пятам, не покидало, только крайняя нужда заставила разводить костер. И опять не обошлось без неприятностей.

Пока остальные шарили в полумраке какой-либо пригодный хворост, Иигуир обессиленно сгорбился, сидя на камне. Душа могла сколько угодно возмущаться подобным отлыниванием, ноги просто отказывались поднимать хозяина. Старик оказался способен разве что следить глазами за товарищами, благодаря чему и заметил, как Элина, неотступно сопровождавшая Эскобара, опрометью кинулась к берегу. Когда девушка приблизилась, выяснилось, что никакого хвороста она не несет, зато в кулачке ее поблескивал короткий меч, вероятно похищенный у офицера. Иигуир удивленно оглянулся на пирата, только что доставившего свою порцию топлива.

— Чего это надумала наша девочка?

— Надумала? — Пират повернулся, и извечная ухмылка сползла с его лица. — Тысяча чертей!..

Элина бежала прямо на него. Такой Иигуир ее еще не видел: развевающиеся волосы, горящие глаза, оскаленные зубы. Хрупкая девушка внезапно превратилась в исчадие ада. Сзади кричал Эскобар, но к месту событий уже не поспевал. Пират заметался, будто угодивший в силки зверь, отступать было некуда, защищаться — нечем. Трофейная дубина валялась где-то на дне лодки, во тьме.

— Остановись, дочь моя! — воскликнул Иигуир, однако это не подействовало совершенно.

Чуть не рвя закоченевшие связки, старик бросил свое тело навстречу обезумевшей девушке. К счастью, у той хватило рассудка не резать всех подряд, хотя ее толчок Бентанор выдержал чудом.

— Пустите! — рявкнула Элина, силясь вырваться из обхвата старика. — Во имя справедливости, пустите! Я все равно убью эту мразь!

— Дура! Чокнутая! — Пират прыгал за спиной, не удирая, но и не торопясь в драку. — Выручай тебя после этого!

Неистовый напор молодости мог бы и опрокинуть сопротивление Иигуира, не подоспей на подмогу Эскобар. Почувствовав себя в его руках, девушка обмякла, покорно отдала оружие.

— Я сразу говорил, не надо было эту дуру с собой тащить! — севшим от пережитого голосом продолжал вопить пират. — От нее всякого фокуса ожидать можно.

— Тишина! — прервал офицер общий гвалт. — Не хватало еще друг дружку резать! Мессир, объясните-ка им, что мы сейчас разведем огонь, сядем и спокойно во всем разберемся.

Костер загорелся сразу, а вот разбирательство продвигались туго. Обе стороны конфликта шипели, порывались кинуться в бой, но на толковые разъяснения скупились. Наконец, отчаявшись добраться до противника, девушка разрыдалась. Иигуир прижал ее голову к груди.

— Ну, не стоит так сокрушаться, дочь моя. Все наши несчастья суть испытания, посылаемые Творцом, наша задача — выдержать их достойно.

— Зачем же Богу, — вымолвила сквозь всхлипы Элина, — потребовались мои мучения? Какой же он после этого Всеблагой?

— Не говори так, девочка, не давай гневу овладеть собой. Человеку позволено лишь догадываться об истинных намерениях Творца, но никак не судить их. И не слишком ли мы переоцениваем собственные беды? Пророки принимали мученическую смерть, святые отдавали безропотно жизни ради служения Господу. Какие же напасти сумели поколебать веру в твоем сердце? Поведай старику, чтобы горе не выжигало душу, не таись...

— Я... я все равно убью этого негодяя... рано или поздно...

— За что?

— Он был среди тех... бандитов, которые меня похитили. Думал, поди, не опознаю его мерзкую рожу? Да мне достаточно было на руку его взглянуть! Я их всех там запомнила... и не прощу...

— Ну и что? — фыркнул пират. Иигуир только теперь обратил внимание — на левой руке его не хватало двух пальцев. — Я и так не скрывал своих занятий, не пирожками на рынке торговал, правда. Всего-навсего другая работа.

Глаза девушки вновь сверкнули.

— Ты, мразь, людьми торговал! И меня повез сюда, на запад, чтобы продать, ровно скотину какую! И попался-то, небось, когда денежки, вырученные за меня, пропивал! Жаль, шибенице теперь подождать придется, хоть одну сволочь стража повесила бы заслуженно.

— Вот ведь дура-то! А сама где бы тогда осталась? Полковой девкой в крепости? Я-то сразу бы преставился, а тебя, полоумная, еще помучили бы месяц-другой. Там и покрепче бабы дольше не задерживались.

— И все равно продал, погань! — Иигуир едва удержал рванувшуюся Элину. Казалось, она готова была расправиться с врагом и голыми руками.

— Ремесло такое, дура! Ничего необычного с тобой не сотворили. И ярится она, господа, не за рабство вовсе, а за то, что сразу после налета отодрали ее всей ватагой. Целомудрие, конечно, дороже стоит, да уж больно брыкалась, коза. Ну и... пустили... по рукам, потешила сразу всех.

— Вот уж и не всех! — прошипела девушка. — Как раз у тебя-то, старая тварь, ничего и не поднялось. Как ни пыжился!

— Врешь, сучка! — рявкнул пират, но в драку опять-таки предпочел не бросаться.

— Не вру! Вся шайка над ним хохотала. И сдали его наверняка свои же дружки. Продали страже, как и меня, только гораздо дешевле. Недорого такая гнилая мразь стоит!

— Брехня! — подскочил пират. — Не можешь ты этого знать!

— А вот и могу! А вот и собственными ушами слышала шептания вашего... Остряка. Дескать, надоел старик, брюзжания много, а пользы — с воробьиный скок. Если кого и дарить страже на расправу, так именно его.

— Врешь... — голос пирата неожиданно ослаб. Похоже, яростные удары Элины легли недалеко от цели. — Все насочиняла, ведьма рваная...

Под дальнейшую взаимную брань Иигуир растолковал, как сумел, офицеру суть вражды. Тот в ответ лишь поморщился:

— Нашли время за прежние грехи кишки выпускать. Нынче не за порушенное девство, за жизнь бороться надо. Помогите-ка мне, мессир, по ходу...

Первой речь Эскобара, подкрепленную подсказками старика, выслушала Элина. Собственно, офицер и не старался нисколько ее успокаивать или переубеждать, а жестко велел оставить хотя бы до поры мысль о мести за нанесенные некогда обиды. На взгляд Иигуира чересчур суровой получилась отповедь, но девушка и в этот раз приняла ее с удивительной покорностью.

— Теперь с тобой, приятель, — повернулся Эскобар к пирату. — Как звать-то хоть? Поговорить раньше так и не сподобились...

— А зовите дядюшкой Пиколем, — криво усмехнулся разбойник. — Настоящее имя все равно не вспомню, а ребята в последние годы так кликали.

— Хорошо... дядюшка. Стало быть, прошлые твои подвиги никто забывать не собирается, но, покуда пользу приносишь, расплаты не бойся. Мы тебя спасли...

— И я вас! Разве на берегу у порта не выручил?

— Верно, — кивнул Эскобар. — Следовательно, не совсем ты еще пропащий человек, потому и доверяем. Дальше помогать намерен?

— Отчего ж добрым людям не помочь? Узнать бы только, откуда они такие берутся.

Об экспедиции Эскобар поведал предельно коротко. Беженцы из Гердонеза. Укрываются от варваров. Направляются на восток. Зачем?.. За спокойной жизнью, отыскать ее западнее надежд нет. Овелид-Кун располагался существенно ближе к реальной цели путешествия, однако и здесь вряд ли восприняли туманные замыслы с хардаями.

— Темните что-то, — хмыкнул, наконец, Пиколь. — Ну да дело ваше, я-то чем могу пособить?

— Может, приятели-ватажники помогут? — Иигуир долго отказывался переводить такое, но офицер был непреклонен. — При удаче и плата бы нашлась, а?

Лицо пирата потемнело.

— Плата — это, конечно, здорово... Только... слышали, что девка болтала? Я и сам подозревал похожее... Явись сейчас к Остряку, пожалуй, еще испугаются, удавят на пороге... И корабль, значит, славный?..

— Опять никак, сударь, в море потянуло? — настороженно спросил Иигуир.

— Не то... Я свое отгулял, о покое впору мечтать. Думаю вот, кого из знакомцев можно было б такой работенкой соблазнить...

Бентанор только покачал головой: казалось чистым безумием самим призывать на подмогу акул, уповать на честность тех, кто про это понятие давным-давно забыл. Ради святого дела?.. Через что еще придется ради него переступить?

— ...Вот если б на восход чуть подальше, — продолжал бубнить себе под нос Пиколь, — а то места здесь больно чужие, нехоженые.

— В Динхорст надо пробираться, — внезапно заговорила притихшая было девушка. — Там у меня отец сержантом. И князь порядочных людей в обиду не даст.

— Снова на меня намекаешь, ведьма?

— С тобой, гнус, я и без княжеской помощи рассчитаюсь, — голос Элины звучал теперь глухо, но пугал еще больше. — Каждую ночь отныне вздрагивать будешь, прислушиваясь...

— Ну, и как мне прикажете союзничать? — развел руками пират. — Уймите что ли, господа, эту бешеную, или до крови точно дойдет.

Эскобар отмахнулся с досадой:

— Никакой крови. Потерпите, сударыня, не ребенок... Динхорст так Динхорст... Далеко добираться?

— Верхами — суток пять. — Пиколь задумался. — Пешедралом... не пробовал.

— Попробуем. Все равно иных предложений нет, а здесь сидеть — околеем.

Долго засиживаться у костра оснований вроде бы не было — одежду обсушили, а из провизии обнаружилась только горсть заплесневелых сухарей. Тем не менее одна Элина, измученная суетным днем, вскоре сладко посапывала, завернувшись в плащ старика. Сам Иигуир о сне и не помышлял — слишком много теснилось в голове мыслей, слишком мало среди них — светлых. Эскобар, помешивая угли, в молчании слушал рассказ о коварных замыслах стражников.

— Думаешь, я погорячился с побегом? — озабоченно спросил Бентанор.

— Ну почему же, мессир, все правильно. Из того, что вы узнали, именно такие действия и вытекают. Вопрос в том, случайно ли вы это узнали?

— О чем ты, друг мой?

— А представьте, что коменданту вправду очень нужны пойманные шпионы. Кандидаты найдены, да вот беда — серьезных доказательств не хватает. Тогда в игру вступает главная улика...

— Побег из-под стражи? То есть меня примитивно застращали, вынудили удариться в панику, устроить нападение на тюремщика?.. Н-нет, вряд ли, Коанет. Я не столь высокого мнения о способностях местного люда к интригам.

— Однако своего, согласитесь, они добились. Теперь мы вне закона, нас позволено гнать и ловить... И сразу повесить, кстати, тоже. Получается, невольно сами подтвердили свою вину, хотя кровавого побега хватит даже без шпионства.

Иигуир задумался, но вновь покачал головой:

— Нет, очень маловероятно. Я чудом расслышал ту беседу, лишняя пара шагов, и ничего бы не произошло. Чересчур тонко. Это же Овелид-Кун, друг мой. Здесь хорошо воюют, хорошо гуляют, а кознями никогда не выделялись. Составить в считаные минуты столь хитроумный план, объяснить его солдатам, после чего бросить их нам на растерзание? Вряд ли.

— Может, мы оказались непредвиденно шустры, — пожал плечами Эскобар. — Или я — слишком живым. Хотели положить где-нибудь посреди крепостного двора, а получился конфуз. Теперь из кожи полезут... Впрочем, какая разница, мессир? Свершенного не воротишь, даже с повинной, полагаю, назад не примут. Как вы говорили, будем бежать, идти и ползти до последнего вздоха? А народ действительно здесь выглядит простоватым. Заметили, до сих пор никто не обратил внимания на ваше имя? Они, похоже, вовсе не знают о великом Иигуире!

— Боюсь, нам, друг мой, легче от этого не станет. Еще будем сожалеть, что я мало тут строил, оттого не обзавелся влиятельными почитателями. Сейчас бы они ой как пригодились.

С другой стороны костра пират затянул песню, такую же тягуче-тоскливую, как и общее настроение беглецов. Хриплый голос лишь сгущал отчаяние и изобличал стоянку, однако Пиколя не прерывали. Будто вслушивались в пульсирующий где-то в глубине мелодии ритм упрямой несломленности.

— Я думал, в ватагах исключительно удалые песни в почете, — произнес Иигуир, когда все стихло.

— Разные в почете, — отозвался пират. — Какова жизнь, таковы и песни... А нынче, гляжу, впору самые мрачные затягивать. В редкостное вляпались...

— Не впервой, отобьемся.

— Как вы точно подметили, мессир: не впервой, — вдруг вымолвил Эскобар.

— И что такого? — замер старик.

— Иногда мне чудится... — Офицер поворошил палкой угли. — У вас не складывается впечатление, что... мы взялись за дело, неугодное Небесам? Каждый следующий наш шаг в результате словно сам порождает препятствие, причем все более и более значительное. Вспомните, мессир: то разбойники, то мелонги, то Бику, теперь... вовсе пропащее положение из-за чьей-то там дури... А если нас всего лишь мягко пытаются остановить, не позволив совершить некую роковую ошибку?

На этот раз Иигуир молчал долго, хотя даже сидевший поодаль пират затаил дыхание, будто ожидая ответа.

— М-да, препятствий много... И я бы незамедлительно повернул назад, уловив в них волю Господа, однако... Мир и без того полон препятствиями, друг мой, наша затея столь огромна, что задевает их подряд. Почему же тогда не видеть знак свыше в том, как мы их преодолеваем? Может быть, не одно наше упрямство, а и поддержка Творца помогала нам до сего времени? И следовательно, скорее всего, поможет вновь...

— Хотелось бы в это верить, мессир.

— Значит, будем верить.

Казалось, судьба решила опять посмеяться над несчастными странниками. Стоило собрать волю в кулак, настроить себя на поистине героическое и самозабвенное, как опасность куда-то растворилась. Весь первый день беглецы двигались от леса к перелеску, от оврага к оврагу, захлебываясь в грязи, но уклоняясь от шумных трактов. Лишь под вечер голод заставил опасливо прокрасться в придорожную деревушку, где выяснилось, что никто их не выслеживает. Во всяком случае, трактирщики настороженности не выказывали, их отношение к путникам менялось от сдержанного равнодушия до оживленного подобострастия исключительно в связи с количеством продемонстрированных денег. Серьезных ценностей гердонезцы с собой, разумеется, не брали, однако даже несколько серебряных монет обещали вполне сносное существование. К хорошему привыкли быстро, последующие дни только укрепили спокойствие. Хотя, по настоянию Эскобара, ночевать продолжали под открытым небом, зато спозаранку отправлялись прямо на большак, уже не подозревая в каждом попутчике врага. Движение еще заметнее ускорилось, когда Пиколь ухитрился по смешной цене раздобыть ослика. Почтенный возраст смягчил у животного природный норов, а сил вполне хватало для перевозки как уставшего путешественника, так и постепенно наросшей поклажи. Вдобавок погода чуть утихомирилась; в общем, жизнь перестала выглядеть беспросветно мрачной.

За четыре дня добропорядочные странники обогнули далеко с севера Керхшонт и углубились почти на пятьдесят миль в обширные, плоские, словно столешница, долины. Денежные запасы таяли, однако на улучшении настроя компании это не сказывалось. Смертельное приключение превращалось в развлекательную прогулку. Радостно отметили выход из коронных земель, дальше лежало пестрое лоскутное одеяло больших и малых властителей. Где-то народ ссорился, где-то братался, гердонезцы наблюдали за всем с интересом, но со стороны.

Чтобы не сойти за бездомных бродяг, пришлось потратиться на кой-какую одежду, а главное — отмыться от многодневной грязи. Самое чудесное преображение при этом случилось с Элиной — растрепанная замарашка вмиг оказалась весьма привлекательной девушкой. Сказочной красавицей ее вряд ли можно было назвать, однако заурядную внешность озаряла свежесть, столь мимолетно доступная юности. Озаряло, впрочем, и другое — даже слепой бы заметил ее чувства к Эскобару. Хранителем девичьих тайн стал престарелый Иигуир. Точно мудрый отец или, вернее, дедушка, он выслушивал отголоски того вулкана, что разбушевался в маленьком сердце. Лишь разума там не присутствовало ни на йоту. Осторожные намеки старика о случайности освобождения невольницы просто не воспринимались. Эскобар, бесстрашный рыцарь и спаситель от злодеев, словно затмил для девушки солнце. Иигуир мог только качать головой — такая густая, терпкая смесь страданий, радости, молодости, надежд, грез, предрассудков обузданию не поддавалась. А тут и вовсе произошла катастрофа — офицер сам заинтересовался Элиной. То ли разглядел умытое миловидное личико, то ли заскучал от монотонности дороги. Напрасно старик убеждал товарища не дурить голову влюбленной девочке, было уже поздно — вулкан взорвался, с грохотом похоронив у несчастной остатки здравого смысла. Внешне, правда, все выглядело вполне невинно: Эскобар увлекся лишь освоением кунийского языка, одного из бессчетных местных наречий. Теперь парочка почти неотлучно находилась вместе, оживленно переговариваясь, смеясь и жестикулируя. Если Элина уставала, ее ослика вел в поводу Эскобар, когда начинался дождь, только плащ офицера мог надежно укрыть бедняжку. Коанет подобной двусмысленностью пренебрегал, девушка, похоже, и не замечала. Очень скоро она уже не сомневалась, что счастливо обрела взаимность, потому непрерывно пребывала в каком-то блаженном, упоительном восторге. Нотки рассудительности прорезались лишь однажды, когда Элина с особой тщательностью принялась расспрашивать старика о структуре дворянского сословия в Гердонезе. Тот вечер завершился бурными рыданиями на плече у седовласого наперсника.

Дядюшку Пиколя внезапное умывание изменило не столь сильно. Он так и остался маленьким, сутулым человечком с лицом, хаотично расчерченным морщинами, рыжеватой щетиной и шрамами. Хитрые глазки, вечно растянутый в усмешке щербатый рот. Байки про морские похождения Пиколь готов был травить бесконечно, однако о себе рассказывал скупо. Его отношения с Иигуиром по-прежнему оставались прохладными, хотя старик не мог не признать — в их компании пират оказался едва ли не самым полезным. Учитывая невменяемое состояние Элины, только он способен был выбрать дорогу, уладить недоразумение, выгодно сторговаться с лавочником. Даже на истощение запасов серебра Пиколь отреагировал снисходительно, дав понять, что при нужде постарается «тряхнуть стариной». Едва ли Иигуиру понравились предполагавшиеся методы, но некоторое спокойствие такая уверенность внушала.

Рухнуло все это благолепие в одночасье. Очередной трактирщик, размягченный заработанными монетами, шепотом поделился свежими новостями: