ПРЕДИСЛОВИЕ

История появления этой книги довольно необычна. В начале 60-х годов при археологических работах на развалинах замка Плисти в Гердонезе был обнаружен железный пенал, замурованный в стену башни. Внутри пенала оказались старинные рукописи, выполненные на пергаменте и грубой бумаге. Первоначальная радость ученых вскоре, однако, сменилась унынием, поскольку язык рукописей не соответствовал ни одному из наречий Гердонеза или близлежащих земель, напоминая скорее бессмысленный набор символов. Целая череда последующих экспертиз и попыток расшифровки позволила лишь ориентировочно датировать находку началом XIII — серединой XIV века. Кроме того, на воздухе манускрипты стали быстро разрушаться, так что после снятия многочисленных фотокопий их поместили в хранилище столичного университета, и шумиха вскоре улеглась.

Загадка плистийских рукописей была решена совершенно неожиданно, спустя почти четверть столетия после находки. Автором открытия стал 32-летний филолог и искусствовед из Визонского университета Пактиш Оверс. Изучая период XIII-XIV веков, он избрал своей специализацией наследие едва ли не самого крупного ученого своего времени, незаурядного архитектора, инженера и мыслителя Бентанора Иигуира. Шесть лет скрупулезных изысканий немногочисленных сохранившихся работ этой полулегендарной личности, наконец, дали в руки Оверса, среди всего прочего, ключ к оригинальному шифру, использовавшемуся Иигуиром в некоторых своих записках. Находку сразу опробовали на ряде документов той поры, и, к искреннему изумлению исследователей, перед ними внезапно распахнулись тайны плистийских манускриптов.

Благодаря нашему многолетнему знакомству мне посчастливилось одним из первых получить от Пактиша дословный перевод. Собственно рукописи состояли, по преимуществу, из трех больших фрагментов воспоминаний, относящихся к 1283-1311 годам, затрагивая так называемую эпоху «десяти гердонезских рыцарей». Самое старое повествование (к восторгу Оверса) являлось, по-видимому, поздней копией летописи самого Иигуира. Второе принадлежало перу знаменитого полководца того времени Ванга Согрона, графа Плисти по прозвищу Шагалан, а третье — сыну Шагалана, Ленго Согрону, также известному воину и поэту (некоторые историки, замечу, пытаются именно его отождествлять с легендарным Гейвеллой, «Белым Ангелом Рокадерона»).

Надо сказать, что, несмотря на всю занимательность и невероятность открывшейся истории, чтение перевода для непрофессионала было бы сущим мучением. Во-первых, сам язык рукописи представляет своеобразный диалект старогердонезского, чьи структура и обороты воспринимаются ныне весьма тяжело. Во-вторых, текст рукописи имеет регулярные, местами довольно, крупные пробелы, вызванные, вероятно, разрушением пергамента и чернил от времени. Наконец, в третьей, и особенно во второй из рукописей, часто встречаются таинственные слова, никоим образом не связанные со старогердонезскими. Никто не мог их приемлемо истолковать, однако Оверс упорно настаивал на заключенном в них определенном смысле. По его просьбе я провел некоторый анализ и установил, что данные слова и выражения заимствованы (подчас в сильно искаженной форме) из очень древнего, мертвого «языка Нейдзи», который использовался жителями архипелага Диадон примерно до X-XI века. Тысячи миль отделяют эти земли от Гердонеза, но тесная связь между ними не вызывает удивления у тех, кто уже ознакомился с этой историей.

Исходя из всего изложенного, я составил художественный вариант воспоминаний о событиях тех давних лет. Помимо трех указанных рукописей в нем были также использованы другие манускрипты, летописи, результаты археологических исследований как в Гердонезе, так и на Диадоне, а также соседних с ними островах. Получившуюся литературную версию я представляю на ваш суд.

Автор

Глава 1

Щуплый темноволосый мальчик лет шести-семи, усевшись прямо в придорожную пыль, сосредоточенно жевал черствую пресную лепешку. Жевал торопливо, но аккуратно, успевая подхватывать мельчайшие крошки. Он едва вынырнул из сна, однако спешил с едой, поскольку то, что может не увидеть ее до завтра, осознавал ясно. Тонкие запястья торчали из закатанных рукавов огромного взрослого кафтана, перехваченного на поясе льняным шнуром. Добротные, хотя и грязные штаны внизу, ближе к босым ступням, истрепались в бахрому. Мальчик уже не помнил, какой день они в пути, гораздо больше его волновали постоянный голод да поцарапанная пятка. Слишком уж возгордился непривычной загрубелостью подошв, слишком беззаботно бросился вчера в бурьян... Даже мазь, приготовленная учителем, не очень-то помогала.

Неподалеку от мальчика на вросшем в землю валуне сгорбился белый как лунь старик. Длинные, давно нечесаные волосы рассыпались по плечам, борода закрывала впалую грудь, не единожды залатанную черную хламиду подпоясывала толстая веревка. Свою часть скудной трапезы старик закончил и теперь внимательно наблюдал за юным спутником. Покончив с лепешкой, тот еще несколько секунд сидел неподвижно, будто не веря в свершившееся, затем покорно вздохнул и обернулся к старику:

— Я поел, учитель.

— Тогда, Ванг, пора трогаться. — Старик, поставив сучковатый посох, тяжело поднялся. — Если сегодня путников на дороге будет поменьше, — добавил он, когда мальчик помогал ему закинуть за спину тощий мешок, — то к вечеру сможем добраться до постоялого двора, где меня неплохо знают. Даст Бог, в этот раз повезет: у нас будет крыша и какой-нибудь ужин в придачу.

День только начинал разгораться, когда они двинулись в путь. Взметая клочья тумана, выбрались по стерне на тракт, холодный и жесткий после ночи. Народ еще не показался, лишь одинокая повозка сползала с дальнего холма. Шли быстро, насколько способны были истощенное детство и дряхлая старость. Подгоняла не нужда, а веские основания не доверять этой свежести, тишине и простору. С каждой милей солнце выкатывалось все выше, наплывала жара, а с ней и люди. Пешие и конные, повозки и носилки, тележки и тюки грудились навстречу все плотнее, их поток все набухал и набухал, упруго бился в границах дороги, серое облако поднятой пыли обвивалось вокруг. Вскоре после полудня старик с мальчиком оказались вытесненными на обочину.

Устроившись в тени чахлого придорожного куста, старик утер рукавом лоб, отвязал от пояса тыквенную флягу и бережно передал Вангу. Мимо них катился непрерывный людской вал. И во всей этой неразберихе топота, голосов, ржания, криков, одежд и лиц явственно царило одно главное настроение — паника. Может, эти люди и не знали, куда направляются, зато хорошо представляли себе, что оставляют позади. Каждая быстрая, непроизвольная оглядка выдавала это. Ослепленные и сплоченные общей бедой, они неслись, не замечая ничего вокруг, стараясь лишь уйти подальше от преследовавшего по пятам горя.

Едва переведя дыхание, старик с мальчиком медленно двинулись по обочине, пробираясь сквозь заросли полыни и чертополоха. Мальчишка держался на удивление стойко, не хныкал, не жаловался, хотя раненая подошва то и дело давала о себе знать. Кривился, но поспевал за более опытным в странствии наставником. Попутчиков у них не было вовсе — рядом с темной жужжащей толпой они казались одинокими безумцами, бредущими навстречу тому, от чего любой норовит всеми средствами спастись...

Немилосердно жгущее солнце, струйки едкого пота, ухабистый путь, колючки, пыль, с настырностью лезущая в лицо, — чувство времени растворялось, оставляя лишь монотонное перемещение ног. Редкое событие достигало подернутого пеленой рассудка... Не сразу обратили путники внимание и на неясный шум, что зародился вдруг где-то далеко впереди. Между тем смутное колыхание пронеслось по текущей людской реке. Поток на мгновение замер, затих, прислушиваясь, а затем взорвался визгом и криками.

— Мелонги! — Стеганувший вопль поняли все.

В тот же миг заледеневший было поток вздулся водоворотом. Люди бросились врассыпную, теряя вещи и близких, обезумевшие лошади под ударами плетей рвались в сторону от дороги, давя толпу. Старик с неожиданной стремительностью поймал мальчика за руку, выдернул из взметнувшегося хаоса. Очутившись подальше от дороги, Ванг судорожно вцепился в кривой ствол какого-то деревца и круглыми от испуга глазами озирался вокруг. Рука учителя ободряюще потрепала малыша по затылку. Вытянув шею и подслеповато щурясь, старик пытался вглядеться в происходившее на тракте.

По еле намечающемуся, но постоянно ширящемуся коридору в толпе мелкой рысью продвигался отряд всадников, человек двадцать — двадцать пять. Все в шлемах, кольчугах, поверх — мохнатые меховые куртки без рукавов. Первым на огромном черном жеребце ехал особо приметный воин. Могучий до грузности, он возвышался в седле, словно вековой дуб. Косматая голова с палено-рыжей бородой и густыми насупленными бровями на ходу поворачивалась из стороны в сторону, мрачные глаза буквально завораживали теснящийся рядом народ. Беженцев было, наверное, в десятки раз больше, однако мощная волна безжалостной властности парализовала всех без исключения. Ванг тоже не отрываясь следил за этим суровым предводителем. Тонко подобранная, но запыленная, местами расцарапанная броня, изумительный позолоченный шлем, явно трофейный, гердонезской работы, блестящий на солнце... Как само олицетворение силы этот скалоподобный всадник безмятежно проплывал сквозь раздающуюся толпу; меч в протертых до дыр сафьяновых ножнах, казалось, бесполезно бился о его бедро. Едущие следом воины выглядели куда более настороженными: их мечи и сабли рябили обнаженной сталью, угрожающе ощерялись в стороны пики...

Громадное войско этих светловолосых дьяволов внезапно объявилось у берегов Гердонеза около месяца назад. До той поры сюда доходили лишь отрывочные, туманные слухи о невероятно усилившейся Империи мелонгов. Северяне, целым миром признаваемые варварами, издревле ютились на своих бесплодных скалах вместе с овцами и козами, пока не освоили новый, доходный и веселый промысел — пиратство. Учились, видимо, старательно, поскольку вскоре превзошли любых прочих лиходеев Архипелага. Неистовую ярость их набегов за последние десятилетия познали, пожалуй, все земли к северу от Амиарты. Рассказывали, что некоторые города и области предпочитали регулярно платить дань своим диким соседям. Гердонез, который укрывали две недели непрерывного пути, внимал вестям с сочувствием, однако без опаски.

А лет пятнадцать-двадцать назад устоявшийся будто бы порядок вещей внезапно нарушился. Молодой король Вингрелл, сместив с престола старшего брата и отстранив от дел дядю, повел дело совсем по-иному. Многочисленные, но разрозненные пиратские дружины он сплотил в монолитное воинство, поставив целью уже не заурядный грабеж, а завоевание. Чудовищным тараном мелонги обрушились на соседние королевства, заглатывая их с жадностью и неодолимостью акулы.

Срединные Острова, повидавшие за свою историю немало великих завоевателей, словно оторопели. Каждый суетливо крепил оборону, однако на подмогу сражающимся не спешил. Оправдания выискивались самые благие, хотя, по сути, никто просто не желал отвлекать на себя гнев остервенелого хищника, надеясь тайком, что тот удовлетворится очередной жертвой. Рушились старинные союзы, преступались клятвы, отрекались от родичей. Крики Святого Престола, столь громкие поначалу, как-то незаметно угасли по мере приближения границ новоявленной Империи. Рыцарство, еще недавно грезившее о крестовом походе против зарвавшихся северных варваров, в смятении слушало рассказы беженцев. Мелонги воевали дико, против всяческих правил и канонов, но при этом так результативно, что приходилось соглашаться с версией о вмешательстве потусторонних сил. То ли темное варварское шаманство оказалось чересчур могучим, то ли Господь отвернулся от своих погрязших в грехах детей... Ни отряды смельчаков добровольцев, ни беспрестанные молебны Единому Творцу не могли переломить ход событий — Империя расползалась по картам жирным черным пятном. Расползалась противоестественно, ничуть не замедляясь с ростом, как вроде бы учил опыт ее предшественников. Себя Гердонез, правда, никак не рассчитывал увидеть следующим.

Однако в последних числах июня пестрая армада мелонгийских кораблей нежданно-негаданно обволокла восточное побережье в устье Гевси и Дера, высадив почти пятнадцатитысячную армию. Перестроившись, варвары несколькими бронированными колоннами тронулись в глубь страны. А затем случилось вовсе уж немыслимое: через каких-то три дня всадники в меховых куртках уже гарцевали под стенами Эслиндора, появились в отрогах Хамаранских гор и в верховьях Слесны. Никто не мог ничего понять. Еще не до всех владетельных сеньоров добрались посыльные с тревожными новостями, а две трети страны каким-то чудом оказались в руках неприятеля. Правда, мелонги избегали серьезных стычек и обходили замкнувшиеся в своих стенах города, но вскоре выяснилось, что все перекрестки дорог, перевалы и мосты контролируются вражескими разъездами. Не один доблестный рыцарь сложил свою голову, даже не доехав до расположения королевской армии, не один отряд ополченцев был развеян в пути.

Следом за небольшими разъездами двинулись основные силы захватчиков. Смерть и ужас несли они всему сущему. Мертвые деревни и целые опустошенные провинции отмечали их путь. Вся Поднебесная содрогнулась от неистовой жестокости осквернителей Гердонеза.

Пока большая часть страны погружалась в растерянность и смятение, король Сигельвул Артави собирал на юге всех, кто мог носить оружие. Сил отчаянно не хватало, однако, когда на второй неделе вторжения враг осадил Оронс, было решено срочно выступать. В середине июля основные силы захватчиков сошлись с королевской армией на подступах к городу. В короткой, но яростной схватке гердонезцы оказались опрокинуты и разгромлены, сам Сигельвул с горсткой воинов укрылся за городскими стенами. Предводитель варварского войска Бренор Гонсет потребовал от жителей Оронса выдать монарха, обещая в этом случае обойти город стороной. Однако последовал решительный отказ, и после двухдневного приступа Оронс был захвачен, выжжен дотла, а король Сигельвул пал в бою.

Известие об оронской резне будто надломило страну. Выдержав неделю осады, на милость генерала Венгуса сдался Эслиндор. Не встречая серьезного сопротивления, в конце июля колонна Гонсета вступила в столицу Ринглеви. Тут пожаров и избиений было мало, зато вовсю развернулся жесточайший молох грабежа. Тысячи семей в панике покинули город, спасая осколки своего имущества, не понимая, что спастись, в сущности, негде...

Отряд мелонгов, рассекая толпу, продвигался все дальше, волна страха и сдерживаемой ненависти катилась следом. Какая-то телега стояла прямо поперек их пути. В самый неподходящий момент у нее слетело колесо, и хозяева, бросив нажитое добро, поспешили скрыться. На телеге возвышалась лишь забытая в панике древняя старуха, закутанная в тряпье до самых выпученных от ужаса глаз. Осознав одиночество, она еще некоторое время пыталась голосить, не в силах сдвинуться с места, но, очутившись лицом к лицу с завоевателями, утратила и дар речи. Предводитель в золоченом шлеме остановил коня и мгновение рассматривал это иссохшее изваяние. Затем по движению руки командира из строя выехал седоусый ратник. Приблизившись, он издал несколько гортанных криков на своем наречии, потом в воздухе мелькнуло длинное лезвие меча. Стоголосый вздох-стон, и, едва дернувшись, старуха свалилась, разрубленная надвое. Старик крепко сжал плечо вскрикнувшего Ванга. Ропот пронесся по толпе, но зловеще качнулись пики, и все стихло.

Отряд почти скрылся за поворотом, как успела приключиться новая беда. Ехавший в последних рядах молодой воин вдруг наклонился и, подхватив оказавшуюся рядом девушку, махом перекинул ее через седло. Мелонги встретили проделку товарища дружным гоготом, особенно когда в ответ на истошный девичий визг тот задрал на несчастной юбки и звонко шлепнул по обнажившимся округлостям. В этот момент из причитающей, но неподвижной толпы выскочил юноша с колом наперевес. Под общий испуганный вздох он кинулся за обидчиком. Смех в колонне притих. Всадник, которого смельчак уже миновал, попытался достать бегущего пикой. Юноша кое-как отвел удар, зато второй тычок, на сей раз встречный, угодил ему прямо в лицо. Выронив палку, бедолага рухнул в пыль, заливая ее кровью; беженцы тотчас оттащили тело прочь.

Теперь уже откровенные крики и проклятья повисли над дорогой. Несколько камней несмело полетели в сторону захватчиков. По рядам воинов прошелестела команда, они сразу посерьезнели, отряд ускорил ход, девица кубарем полетела на землю. Получив вдобавок удар копытом, она так и осталась лежать, скорчившись в колее.

Всадники давно скрылись из виду, а людской караван продолжал в растерянности топтаться на месте — подгонявшая сзади беда теперь обогнала их. Только что сплоченный поток на глазах начал распадаться: одни, хоть и без былой решимости, вновь тронулись в прежний путь, другие с еще меньшей решимостью медленно потянулись обратно к городу. Большинство же предпочло остановиться и разбить лагерь прямо у тракта, намереваясь собраться с мыслями и с духом. Развернувшись, пестрый шумливый табор затопил почти всю долину. Где-то слышались женские крики и завывания над жертвами мелонгов, а рядом уже деловито дымили костры, тянуло ароматами обеда.

Ванг, уцепившись за руку старика, вяло брел среди этих одуряющих запахов, когда откуда-то сбоку к ним подскочил огромный, грузный мужчина. Он был в одних посконных штанах, всклокоченные волосы и борода явно отведали ночи под открытым небом, на шее болтался большой тусклый крест, а на поясе — медвежий кинжал.

— Мессир Бентанор! — зарокотал незнакомец густым низким голосом, бросаясь к старику. — Мессир Бентанор! Вот уж не ждал вас здесь увидеть. И вы угодили в эту передрягу!

— Рад встретить близкого человека в эти смутные дни, Алиссен. — Старик не без труда вылез из могучих объятий.

— Само небо послало нам вас, мессир! — продолжал гудеть мужчина. — Право слово, в этом кошмаре все потеряли головы. Бегут пуще зайцев, не разбирая дороги и не чуя ног. Даже меня затянуло течением, представляете? А вы тут одни? Тогда пойдемте к нашему костру — Марика как раз готовит обед.

Упоминание об обеде мгновенно встряхнуло мальчишку, он, не раздумывая, первым потянулся к приглашавшему. Старик колебался дольше, но тоже последовал за ними.

— Неужели, друг Беронбос, даже такой хозяйственный человек, как ты, бросил дом, землю, добро и скитаешься словно нищий?

— Ах, мессир! — Мужчина сокрушенно махнул рукой. — Вся жизнь идет кувырком. Какое там добро? Третьего дня эти белокурые бандиты ворвались ко мне и за час вымели все до последней тряпки. Когда мы уезжали, в соседнем квартале уже полыхало несколько домов. Кое-что успели спасти в деревне, но и там шастают варвары. Они грабят напропалую, забирают все, не оставляя даже шансов прокормиться. Многие из нас не переживут грядущую зиму. Посмотрите: только начали убирать хлеб, а цены на него уже взлетели под облака!

Они подошли к костру, у которого хлопотала худенькая смуглая женщина.

— О мессир! Хвала Создателю, как мы рады вас видеть, — с заметным южным акцентом затараторила она. — Муж часто вспоминал о вас в последнее время.

— Чем болтать, женщина, накормила бы лучше гостей, — бросил Беронбос. — Вы ведь тоже давно в пути, мессир?

Путники расселись вокруг костра, и хозяйка выделила каждому по деревянной миске пшенной каши с большими кусками баранины.

— Недели полторы назад я был около Оронса.

— Значит, вы застали то жуткое зрелище, о котором у нас столько разговоров?

— Да, друг мой... — Старик покачал седой головой. — Великолепный город буквально исчез, стерт с лица земли. Господь послал мне тяжкое испытание узреть это бедствие.

— Остается надеяться, — покривился бородач, — что, по крайней мере, право расплатиться за злодеяния он нам сохранит. Рано или поздно...

— А куда направляетесь вы?

— Сейчас? Даже не знаю, мессир. Вроде как бежали со всеми в сторону Кентарна, мыслили хоть за скалами укрыться от нашествия. Да, видать, не судьба... Если уж Оронс не устоял, то Прюлотту и пробовать не резон.

На шум трапезы из телеги рядом высунулись две чумазые детские мордашки: девочки лет пяти и мальчика не старше двух. Их неожиданный дружный вой заставил Марику и туда отправить большую миску дымящейся каши. Получив свое и оглядевшись, девочка не преминула показать Вангу язык. На миг столь вопиющее оскорбление даже оторвало мальчишку от еды. Под рукой он не отыскал ничего достойного, чтобы швырнуть в ответ, а потому лишь погрозил озорнице кулаком.

— Вот пострелята, — улыбнулась хозяйка. — В дороге они совсем отбились от рук. Вам еще каши, мессир?

— Благодарю, пока не надо. — Бентанор вернул миску. — Мы слишком долго голодали. И не ешь сразу с такой жадностью, Ванг, это может быть опасно, — обратился он к мальчишке, самозабвенно очищавшему баранью кость.

— Славный парнишка, — кивнул Беронбос. — Откуда он у вас?

— Прибился у Оронса... В окрестностях там бродят сейчас десятки бездомных сирот.

— Бедные дети, — вздохнула Марика. — Мало кто ныне отважится дать им приют, ведь трудно будет прокормить даже собственных ребятишек.

Старик задумчиво глянул в ее сторону:

— Н-да... точно вы подметили, сударыня. Вот уж кому воистину некуда бежать... и не на что надеяться... Если каждый теперь начнет думать лишь о собственной шкуре, они обречены. Наверное, жутко в столь нежном возрасте вдруг утратить разом родных и кров, а вместо отмщения видеть впереди неминуемую голодную гибель...

Семейство удивленно молчало. На протяжении всей беседы в небольшом отдалении настырно топталась кучка людей, человек пять-шесть. По оглядкам, жестам и перешептываниям вскоре стало очевидно, что привлекает их единственно этот костер. Беронбос, оборвав замешательство, уже взялся было за рукоять кинжала, когда от странной группы отделилась высокая худая фигура в монашеском балахоне. Остальные провожали его внимательными взглядами. Приблизившись к обедающим, незнакомец неуверенно поклонился и произнес:

— Покорнейше прошу простить нас, господа, но мы слышали, будто здесь остановился сам великий Бентанор Иигуир...

— Иигуир это я, — поднялся старик сколь возможно твердо, — о величии же смертных, друг мой, предоставим судить Творцу.

Незнакомец склонился еще ниже:

— О мессир, перст Господень, что вы оказались здесь в такой час. Пожалуйста, пойдемте с нами! Народ в смятении, он нуждается в вас, в вашем ободряющем слове. Не откажитесь поговорить с людьми, мессир. Они очень ждут этого.

— Разве вы сами, друг мой, не знаете, что им сказать? Вы ведь совсем недавно покинули монастырь, верно?

— Истинно так, мессир. — Незнакомец вздохнул. — Я из монастыря Святого Станора, что у Нового порта. Большая часть братии разошлась после того, как завоеватели разграбили и едва не спалили обитель. Отняв у нас свободу, они готовы посягнуть и на веру. А народ... Для него по-прежнему важно величие поучающего. Сто моих слов, мессир, не перевесят одного вашего, поверьте. Людям нужна хоть какая-то опора в минуту, когда вокруг рушится мир.

Старик понимающе кивнул: за последнее время он видел столько подобных частичек чужой беды, что порой казалось странным, как он до сих пор не потерял рассудок или чувствительность.

— Хорошо, я иду.

Беронбос без колебаний вызвался сопровождать его, а Ванга оставили на попечение Марики. Весть о знаменитом попутчике в мгновение ока опередила процессию: со всех сторон уже неслись приветственные возгласы, новые и новые люди шагали рядом, маленькая группа быстро разрослась в мощный поток, который, наконец, влился в огромную, оживленно гудевшую толпу.

Водруженный на какую-то телегу Иигуир поднял руки, и шум моментально стих. Сотни лиц повернулось к нему, сотни жадных взоров скрестились на одиноко возвышавшейся сухопарой фигуре. Загорелые крестьяне, оборванные нищие, опрятные горожане, ремесленники, калеки, солдаты, торговцы, бродяги — все напряженно ждали.

— Дети мои! — разнесся в тишине надтреснутый голос старика. — Суровое испытание ниспослано нам. Цветущая страна обращается в руины и прах, крики боли и отчаяния застыли над Гердонезом. Люди лишаются всего: семьи, крова, имущества. Как безумные носятся они с места на место, души их уподобляются темным звериным. Вы хотели слышать мое слово? Я говорю вам: берегите Бога в сердце своем! Именно в это страшное время употребите силы на помощь родным, близким, просто страдающим рядом. Помогите беззащитным сиротам и убогим старцам, любому нуждающемуся. Да не будет никто забыт и брошен на произвол судьбы, ибо пока живо в народе сочувствие, этот народ не сломлен. Сохраните нашу память, веру, чистоту сердец, и я знаю: еще поднимется из пепла новый Гердонез... — Старик помолчал немного. — Вот и все, что может сказать вам старый Бентанор Иигуир. Возвращайтесь к своим домам, полям, мастерским. Страна должна продолжать жить, дети мои, а живет она вами, вы — ее кровь и плоть. Да укрепит Господь наши души перед лицом обрушившихся и грядущих тягот.

Бентанор осенил завороженно притихшую толпу крестным знамением и тяжело спустился на землю. Какой-то безусый горожанин с почтительным поклоном окликнул его:

— Извините мою дерзость, мессир, но вы ничего не сказали о борьбе. Неужели мы должны смириться с рабством, покориться этой северной нечисти? Разве Творец не ждет от нас бесстрашия, так же как и стойкости?

Иигуир помедлил с ответом.

— Что ж, не стану тебя разубеждать, сын мой. Об одном молю: научись соразмерять свои порывы с реальностью, дабы от юношеской запальчивости не оказались в беде твои близкие или другие невинные люди. Если же ты до конца уверен в себе, в твердости своих чувств и в плодотворности своих решений... тогда... пусть снизойдет на тебя милость Творца, — последние слова старик произнес совсем тихо, почти шепотом и сразу двинулся сквозь толпу в обратный путь, благословляя и утешая страждущих.

Растрепанная немолодая женщина вдруг метнулась к его ногам.

— О мудрейший, молю тебя о помощи! — захлебываясь слезами, закричала она. — Спаси моего сына! Я верю, только тебе под силу такое чудо. Спаси, пока он не истек кровью, и мы будем до конца дней молиться за тебя. Заклинаю, спаси!

— Успокойся, дочь моя. Встань с колен. Не надо умолять, мой долг — пойти с тобой и сделать все возможное. Что приключилось с твоим сыном?

— Варвар ударил его копьем. Он получил страшную рану и, боюсь, не доживет до рассвета без твоей помощи.

— Так это тот отважный юноша, что заступился за честь девушки, рискуя собственной жизнью?

— Да, это была его невеста. Она отделалась довольно легко, а вот Ардо...

— Не плачь, дочь моя. — Иигуир поднял женщину на ноги. — У тебя храбрый сын, и я обязательно сделаю все, чтобы он остался жить. На кого надеяться этой стране, если будут уходить сильные духом?

Через гомонящее море табора они прошли к небольшому шатру, развернутому у повозок. Старик зашел внутрь, велев остальным дожидаться у входа. Когда через четверть часа он показался вновь, лицо его было хмуро.

— Положение очень серьезное, — ответил он на умоляющие взгляды, — но я уповаю на лучшее. Пошлите кого-нибудь за моей дорожной сумой. Беронбос покажет, куда надо идти. Еще нужна горячая вода, побольше огня, что-нибудь для перевязки. Пока все.

Люди разошлись выполнять поручения, а старик вновь скрылся за пологом. Вскоре вернулся посыльный с дорожным мешком, вместе с ним увязался и Ванг. Дотемна просидел мальчишка у входа в шатер, изредка поглядывая в щелку на ссутулившуюся спину Бентанора. Старик, колдовавший над какими-то пугающего вида инструментами, травами и настоями, казалось, полностью отрешился от окружающего мири. Лишь чудные запахи, то резкие, то приторные и одурманивающие, просачивались наружу. Неподалеку в смятении переминались родители раненого. Их решимости не хватало ни на то, чтобы заглянуть в шатер, ни на то, чтобы отойти и поделиться с кем-нибудь постигшей их бедой. Хватало только на молитву беззвучно шевелящимися, искусанными губами...

Было уже далеко за полночь, когда Иигуир, погладив по голове задремавшего мальчика, бесшумно прошел к повозке родителей Ардо. После тихого, но оживленного разговора отец семейства поднял Ванга на руки и вместе со стариком направился к стоянке Беронбоса.

Разлившийся по долине лагерь спал, тускнели догорающие костры. Беронбос поджидал около телеги в нетерпении:

— Ну наконец-то, мессир! Нынче рискованно бродить по ночам — вокруг таких больших становищ зачастую шастают лиходеи. Как раненый?

— Слава Богу, дружище, кажется, все обошлось, — безумно уставший Бентанор едва ворочал языком. — Парень лишился глаза, да и шрам останется заметный, однако жизнь уже вне опасности.

— Мессир, — начал было отец юноши, уложив сонного Ванга в повозку, — мы обязаны вам сыном. Такой долг, безусловно, никогда не выплатить, но... примите хотя бы... — Иигуир лишь мотнул копной седых волос и, кряхтя, полез под телегу на приготовленную для него лежанку. Проситель растерянно огляделся, затем шагнул к Беронбосу. — Сир, будьте так любезны, передайте это мессиру Иигуиру... или используйте во благо ему.

Словно боясь и здесь получить отказ, он стремительно сунул в ладонь ошалевшему бородачу две серебряные монеты и поспешил скрыться в темноте.

Глава 2

Утром следующего дня путники не без колебаний повернули в сторону города. Очень возможно, что решающим стало твердое намерение идти туда Иигуира, остальные же предпочли положиться на мудрость знаменитого попутчика. Следом за Беронбосами отправились еще более сотни повозок. Медленно, словно нехотя, караван полз от стоянки к стоянке и через три дня достиг Ринглеви.

Сумрачные лица, бегающие глаза, короткие приглушенные фразы встретили скитальцев на полупустых улицах столицы. Торговля и деловая жизнь, чудилось, вымерли совершенно. Пожарищ виднелось мало, зато раскиданные там и тут покореженная мебель, одежда, посуда еще напоминали о недавних погромах. Часто попадались и черные траурные занавеси на окнах, но ни шумных стенаний, ни похоронных процессий не было. Даже церковные колокола звучали как-то приглушенно. Горожане старались поменьше показываться на улице. Там, где собирались вместе хоть несколько человек, тотчас возникал стражник и угрожающими движениями пики разгонял всех. Вооруженные отряды мелонгов попадались на каждом шагу, а многие дома в центре уже заселили солдаты.

— Загадили столицу, — негодовал Беронбос вслед очередному патрулю.

Повозка, свернув в переулок, остановилась у серого двухэтажного дома, одного из неуклюжих сооружений, заполнивших почти весь город. Впрочем, черепичная крыша с флюгером в виде мчащегося коня, солидная, обитая железом дверь и решетки на окнах выдавали зажиточных, хозяйственных жильцов.

— Я надеюсь, вы устроитесь пока у нас, мессир, — Беронбос обернулся к старику. — В ваших кварталах были самые большие пожары, и вы рискуете очутиться на пепелище.

— Молюсь, чтобы подобного не случилось, — покачал головой Бентанор. — Это было бы слишком тяжелой потерей, друг мой. Вся библиотека, архив, результаты многолетних работ... Мне непременно нужно убедиться...

— Конечно, мессир проведет у нас несколько дней, — поддержала мужа Марика. — Детям нужно отдохнуть, да и мы все устали с дороги. К тому же необходимо осмотреться: вдруг небезопасно идти через весь город?

Общие усилия супругов не ослабевали, и вскоре Иигуир сдался.

Просторный дом нашли разгромленным и разграбленным основательно. До позднего вечера пришлось наводить порядок в комнатах, выбранных на первых порах для жилья, — весь дом решили не убирать из-за неопределенности положения.

Назавтра у старика Иигуира после долгого путешествия заявила о себе больная спина, и три дня он просидел безвылазно. Добросердечная Марика, как могла, ухаживала за ним. Ванг быстро освоился в этом уютном, обособленном, запертом на все засовы мирке и был бы, наверное, совсем счастлив, если бы не вражда с задиристой дочерью Беронбосов Ринарой. Раза два дело доходило до потасовок, и мальчишка долго еще щеголял с расцарапанной щекой.

Изредка наведывались уцелевшие соседи, шепотом, склонившись к лучине, делились свежими слухами. С ними в замкнувшийся дом словно врывались царившие снаружи страх и растерянность, так что подчас одиночество казалось милее такого душевного участия.

Только хозяин, Алиссен Беронбос, каждый день отправлялся в город разузнать что-нибудь новое. Радостного в этом новом находилось мало. Под вечер третьего дня на улице поднялась какая-то суматоха. Прокравшись к подворотне, дети увидели десятки увешанных оружием солдат, пеших и конных, спешно двигавшихся в направлении центра, откуда поднимались высокие столбы дыма. Засветло Беронбос так и не явился, и все семейство провело еще несколько часов в тревоге, вздрагивая от каждого окрика патрулей на улице. Вернулся хозяин дома голодным, перепачканным и злым.

— Черт знает, что творится! — грохотал он, усевшись за стол. — Дошло до того, что уже домой добираешься чуть ли не ползком. Слыхали вечером шум? Болтают, какие-то смельчаки запалили гарнизонные конюшни. Мелонги сбежались со всего города. Вроде бы одного поджигателя поймали, а остальные успели улизнуть. Так теперь эти белокурые сукины дети перекрыли улицы и хватают всех мужчин, каких только отыщут! Подряд! Я сам едва ушел от патруля тут неподалеку.

— Стало быть, теперь твоя очередь, Алиссен, отсидеть два-три дня взаперти, — заметил Иигуир. — Завтра я пойду в город, а заодно загляну к себе домой. Думаю, в дряхлом старике никто не заподозрит поджигателя.

— Но ваша спина, мессир... — всплеснула руками Марика.

— Ничего, сударыня, я уже достаточно оправился. Не волнуйтесь за меня. К тому же долгое лежание в постели подчас куда губительнее долгого похода.

На следующий день Бентанор взял в руки старый дорожный посох и, надвинув на лицо капюшон, вышел на улицу. Он пристально всматривался в происходящее вокруг, силясь обнаружить следы оживания города, но безрезультатно. Столица никак не могла прийти в себя после такого жестокого поругания. Все те же гулкие от безлюдья мостовые, запертые ставни, опасливые взгляды редких прохожих. Заметно больше стало лишь вооруженных стражников да бродячих собак, привлеченных сюда со всех окрестностей.

Полный этими скорбными мыслями Иигуир неспешно проследовал почти на другой конец города. На всякий случай больших улиц старался избегать, а пробирался узкими, глухими проулками. Еще вступая на свою улицу, старик понял — сбываются самые худшие опасения: десятка полтора домов темнели обугленными скелетами, несколько других лежало в развалинах. Наконец, он остановился возле того, что совсем недавно было его жилищем, медленно стянул с головы капюшон, длинные седые космы упали на плечи. Вокруг суетилось человек десять погорельцев, тщась отыскать в руинах хоть какое-нибудь уцелевшее добро, поодаль расположился мелонгийский патруль, равнодушно взиравший на эту возню, но старик, казалось, ничего не слышал и не замечал. Он застыл на самом краю большой, подернутой белесым пеплом горы. «Господи, за что? Господи...» — беззвучно шевелились губы.

За последнее время он вдосталь навидался погибших и покалеченных людей, множество сожженных домов и целых селений, видел сирот, раненых, бездомных. Видел и сочувствовал им всей душой. А здесь беда впервые коснулась его самого. У него не было ни семьи, ни богатства, ни высокого положения, но беде и тут удалось найти уязвимое место. Вместе с домом она уничтожила все плоды трудов за минувшие двадцать лет: его рукописи, проекты, рисунки, огромную, собранную по крупицам библиотеку, включавшую редчайшие манускрипты древних мыслителей Архипелага. Одинокая слеза застыла на морщинистой щеке старика.

Вдруг кто-то несмело подергал его сзади за рукав. Иигуир, обернувшись, увидел Ванга, заранее насупленного в ожидании нахлобучки за самовольный побег. Однако захваченный другими мыслями Бентанор не обратил на это внимания, а лишь слабо улыбнулся мальчику:

— Давно здесь стоишь?

Ванг отрицательно мотнул головой.

— Это был ваш дом, учитель? — спросил он, помолчав.

— Был... Это были двадцать лет моей жизни.

Ванг удивленно поглядел на него снизу вверх, но сказать ничего не успел: к ним подскочил один из бывших соседей Иигуира, пекарь, плотный, краснолицый мужчина.

— О мессир, — почтительно обратился он к старику, — да укрепит Творец вашу душу! Вас ведь не было, когда все это произошло? Здесь творился какой-то кошмар! — Настороженный взгляд его метнулся в сторону закопошившегося патруля. — В наш квартал пожар прорвался неожиданно, среди ночи. Представляете? Кое-кто даже не успел выбраться из дома, остальные выскакивали, в чем были. В такой панике не удается спасти даже самое необходимое. Вытаскивали... — Пекарь запнулся, вспомнив, что дом Иигуира сгорел дотла. — Вам есть где остановиться, мессир?

— Да, благодарю вас, друг мой.

— Если что — заходите. Погорельцы всегда помогут один другому. Мы обосновались здесь неподалеку, за мостом, у моего брата. И Термина, что ходила к вам прислуживать, рядом ютится, поведает во всех подробностях, хорошо? — Сосед облегченно улыбнулся было, но тут же, заметив двинувшихся к ним солдат, поблек и поспешил откланяться.

Ванг тоже испуганно покосился на приближающийся патруль. Бентанор ободряюще потрепал его по волосам. Трое мелонгов подошли вплотную. Один из них, одетый богаче и вооруженный одной саблей в изысканных ножнах, видимо офицер, некоторое время сосредоточенно разглядывал старика, затем спросил, сильно коверкая слова:

— Ваше имя Бентанор Иигуир?

— Да, это я, — последовал сдержанный ответ.

Офицер с трудом подавил на лице довольную ухмылку:

— Мы ждем вас уже четыре дня. Мне приказано задержать вас и сопроводить... в указанное место. — По сигналу командира солдаты встали по бокам от старика, огородив его склоненными пиками.

— Учитель! — Ванг бросился к Иигуиру. Пока ближайший солдат решал, отпихнуть мальчишку древком или ногой, тот уже оказался в объятиях старика.

— В чем причина моего ареста, господин офицер?

— Это объяснят на месте. Мне поручено лишь привести вас.

— Вы позволите хотя бы попрощаться с мальчиком?

Офицер небрежно махнул рукой. Старик склонился к Вангу и негромко произнес:

— Беги сейчас же к Беронбосу, сынок. Отыщешь дорогу? Расскажи там обо всем. Насчет меня пусть не волнуются, но и осторожности не теряют. Ступай.

Он легонько подтолкнул мальчишку. Тот, отбежав на десяток шагов, остановился и долго смотрел вслед конвою. Потом нырнул в переулок.

Иигуир вместе с сопровождающими двинулся к центру города. Они прошли мимо Жестяного моста, чем немало удивили старика, уже приглядывавшегося к темной громаде столичной тюрьмы за рекой. В сосредоточенном молчании миновали рынок, гарнизонные конюшни, еще хранившие следы вчерашнего пожара, памятник основателю города Марису Артави, проскользнули через небольшие, но хорошо охраняемые ворота и вошли в караульное помещение. За секунду до этого Бентанор успел разглядеть дорожку величественного парка и понял, что его окольными путями доставили на территорию королевского дворца.

В караулке пленника, мельком обыскав, посадили на скамью у стены. Один из солдат устроился рядом, еще четверо за столом в центре комнаты старательно резались в кости, лишь изредка бросая не слишком дружелюбные взгляды на старика. Едва ли его считали врагом, просто присутствие чужака, вероятно, мешало полноценной службе. Примерно через час принесли бочонок пива и большую телячью ногу. С игры все переключились на трапезу, сопровождаемую оживленной болтовней. Иигуир не знал мелонгийского, но, поскольку среди охранников обнаружились уроженцы Илиери, сумел понять, что главным объектом насмешек и шуток является он сам. Плешивая собака неопределенной масти радостно вертелась под ногами солдат, получая то пинок сапогом, то кость с приличным лоскутом мяса. Запах жареной говядины щекотал ноздри и гудел в пустом желудке. Казалось, ожиданию не будет конца.

Прошло не менее трех мучительных часов, прежде чем на пороге вновь появился знакомый офицер. Взяв на этот раз только одного воина, он жестом предложил Иигуиру следовать за собой. Пройдя парком, конвой обогнул крыло дворца и по задней лестнице поднялся на второй этаж. Раньше Бентанор несколько раз бывал тут, потому без труда узнал небольшую, лаконично обставленную комнату, куда его провели через анфиладу пустых залов. Кабинет, специально отведенный для личных аудиенций, связывался отдельным коридором непосредственно с королевскими покоями. В народе в свое время бродили упорные слухи, будто Сигельвул Артави встречался тут с любовницами. Иигуир мог бы засвидетельствовать, что такое вряд ли имело место. Хотя бы ввиду скудости меблировки. Здесь обычно принимались особые гости, контакты с которыми по каким-либо причинам не желали демонстрировать двору.

Стражник остался за дверьми, офицер застыл у входа, а Иигуир позволил себе тяжело опуститься в одно из кресел у стрельчатого окна, благо возражать никто не посмел. Так они прождали еще полчаса.

Затем в «королевском» коридоре послышались шаги, в кабинет вошел невысокий, щуплый, нарядно одетый человечек, остроносое лицо которого показалось старику знакомым. Человечек тщательно оглядел Бентанора и лишь затем, растянув губы в улыбке, шагнул к нему:

— Рад вас видеть в добром здравии, мессир. Надеюсь, не обиделись на несколько необычный способ приглашения? Поверьте, это была вынужденная мера, о которой я искренне сожалею.

Иигуир, наконец, вспомнил, что пару раз встречал этого человека во время приемов во дворце. Кажется, звали его Андоди, и служил он кем-то вроде секретаря при первом камергере государя.

— Так это вы, сударь, изволили прислать мне столь странное приглашение? — сухо осведомился Бентанор, продолжая сидеть.

— О, нет, что вы, мессир! — улыбка Андоди буквально источала елей, и это старику не понравилось особо. — Вас пожелало видеть лицо несравненно более важное и могущественное, чем я, жалкий грешник. Уверяю вас, сейчас в наших краях нет границ его власти, любой лишь раб ему и слуга.

— Надеюсь, это не Господь Бог? — невольно съязвил Иигуир.

Секретарь с укоризной покачал головой:

— Напрасно вы так, мессир. Это не Господь, хотя настоятельно советовал бы отнестись к нему, как к самому Вседержителю, с покорностью и благоговением. С вами хочет беседовать сам господин Гонсет...

Иигуир встретил зловещее имя бесстрастно.

— Не забудьте же мои слова, мессир, и проявите должное благоразумие. — Откровенно озадаченный его спокойствием, Андоди поклонился и вышел.

Еще минут десять строгой тишины, вновь мерный звук приближающихся шагов, и через порог переступил высокий, атлетического сложения мужчина. Потертое солдатское одеяние обрамлял накинутый поверх синий с золотым позументом королевский плащ. Бренор Гонсет, покоритель Гердонеза, наместник Императора Вингрелла, гроза и ужас страны. Ему было около сорока, с пятнадцати лет он жил войной, собственным мечом заслужив себе роль правой руки Императора. Резко очерченное, по-своему красивое лицо выдавало человека весьма не глупого, но чаще ставящего на свою жесткую, непоколебимую волю.

Несколько мгновений Гонсет в упор, изучающе разглядывал старика. Затем, властным жестом отправив офицера, прошел через комнату и присел рядом в жалобно пискнувшее кресло. Бентанор, только что поборовший желание вскочить на ноги, едва заметно поклонился. В конце концов, перед ним был враг, зверь, способный в упоении всесилия на любую выходку; толика достоинства вряд ли изменила бы что-то в его намерениях.

— Я рад принимать у себя самого известного человека этой земли, — раздался низкий, с хрипотцой голос мелонга. — Многие короли и полководцы не пожалели бы половины своего могущества, чтобы достичь той славы, которой вы, сударь, добились исключительно своим гением. — Гонсет устало провел рукой по глазам. По-гердонезски он говорил довольно чисто, но повелительный тон был ему явно ближе комплиментарного. — Пожалуй, нет места на Архипелаге, где бы ни пели дифирамбы великим творениям Бентанора Иигуира. Как раз вашим именем, думаю, будут называть далекие потомки нашу эпоху.

— Вы переоцениваете мои заслуги, сир, — аккуратно остановил его старик.

— Отнюдь. Когда передо мной встала задача найти самого уважаемого человека страны, никто не смог даже на секунду соперничать с вами.

— Никто не смог претендовать на право пройтись по городу под конвоем?

Гонсет безучастно пожал плечами:

— Надо же было как-то устроить эту встречу. Отыскать такого скитальца, как вы, сударь, оказалось совсем не просто.

Вошел офицер, неся на подносе кувшин с вином, пару серебряных кубков и блюдо с фруктами. Еле коснувшись губами бокала, Иигуир вернул его на стол:

— Как я понимаю, сир, не только желание увидеться со мной побудило вас на столь хлопотные поиски?

— Естественно, — встрепенулся Гонсет. — Вы, сударь, долгое время бродили по провинции и, видимо, не до конца представляете сегодняшний расклад сил на Архипелаге. Хочу кое-что объяснить вам... — Он встал и зашагал по комнате. — Империя мелонгов, которую я здесь представляю, ныне становится главенствующим фактором, определяющим судьбы остальных стран. После покорения Гердонеза это надлежит принимать как неизбежность. Вытерпев века безвестности и унижений, Мелонгез, наконец, возвращается в мир, готовый указать чванливым соседям подобающее им место. Созданная нами военная машина, сударь, не имеет себе равных. Железная поступь наших полков сотрясает прогнившие троны островных монархий. Как немало повидавший воин, могу заверить, что во всем Архипелаге нет силы, способной замедлить продвижение мелонгов на полдень. Королевства Борден и Илиери сложили оружие, чуть завидев наши боевые знамена, сильно укрепленный Тиграт был захвачен за полторы недели. Месяц действий армии, составляющей едва ли не половину мощи Империи, и у наших ног славный Гердонез! Разве могли помыслить о подобном герои древних войн? — Он залпом осушил свой кубок.

— И Гердонез, очевидно, еще не последняя цель? — осторожно поинтересовался Бентанор.

— Разумеется. Скоро через Ринглеви к Императору проследует целый караван посольских кораблей из Валесты и Овелид-Куна. Эти трусливые крысы торопятся преклонить колени перед победителем, своими презренными подарками заслужить его милость и дружбу.

— А станут лишь очередными жертвами разыгравшегося аппетита Империи, — закончил печально старик.

Гонсет усмехнулся:

— Вы сами все понимаете, господин Иигуир. Глупо довольствоваться крохами, когда можно легко добыть себе все. Уже сегодня южане трясутся от страха, видя наползающую из полярной мглы силу. С каждым нашим шагом этот ужас будет еще больше крепнуть, пока последние ничтожества не осознают, не прочувствуют до печенок, что помимо бесславной смерти для них существует только путь покорности.

— Однако, насколько я знаю, король Валесты с союзниками из Рекадора способен выставить до двухсот тысяч воинов. Этот кусок может оказаться не по зубам...

— Бросьте, сударь, — отмахнулся мелонг. — Беда всего Архипелага в том, что он слишком долго жил в мире. Он ожирел и одряхлел. Какие были у королевств самые серьезные встряски за последние сто лет? Стычки с пиратами, пограничные споры, мелкие волнения черни и еретиков, династические междоусобицы... Разная дребедень, где все решалось сотней-другой гвардейцев да гурьбой заносчивых рыцарей. Ваши армии, сударь, превратились в стада увешанных железом баранов. Один солдат Империи, рожденный и вскормленный исключительно для войны, знающий только меч, кровь, бой и победу, стоит десятка разряженных в перья валестийцев. И это не пустые слова! Наши молодые львы еще поставят свои лапы на немощную грудь монархий.

Пока Гонсет вновь наполнял свой кубок, Бентанор молча поглядывал на него в нерешительности, потом тихо, себе под нос проговорил:

— Но ведь и львы уже обращались в бегство.

Мелонг замер и с недовольной миной покосился на собеседника:

— О чем это вы, сударь?

— Дошли до меня слухи, сир, будто не одни победы устилали путь Империи, — продолжил старик.

— Далеко же забредают эти слухи... — Гонсет нахмурился. — Вы имеете в виду неудачную высадку на Диадон? Готов признать, что это самый опасный наш противник на сегодня, только не заблуждайтесь, сударь, с оценкой их возможностей. Та кампания стала первым настоящим делом Императора, и провел он ее со всем азартом и самоуверенностью юности. Безусловно, лишь мальчишеством можно объяснить надежды с армией в пять-шесть тысяч человек подчинить себе Диадон, мы вынуждены были отступить. Однако с тех пор прошло много лет. Мощь Империи выросла неизмеримо, кроме того, нас питают теперь и вассальные страны. Диадон не уйдет от своей судьбы... Впрочем, вернемся к причинам, по которым вы оказались здесь... Но вы совсем не пьете, господин Иигуир! Вино — это то немногое хорошее, что осталось от дома Артави.

Бентанор поднял голову. Показалось, или вправду грозный правитель поспешил скомкать неприятную тему?

— Вернемся все же к причинам, — отодвинул старик кубок.

— Хорошо. — Гонсет снова опустился в соседнее кресло. — Хочу признаться, мне понравился Гердонез, хоть я здесь и недавно. Ваша страна красива и обильна, однако нынешнее ее состояние плачевно. Не будем спорить, кто в том повинен — мы или ваши бездарные прежние правители. Теперь Гердонез становится неотъемлемой частью Империи, следовательно, тяжесть заботы о своих здешних подданных ложится на нас. При всем том я отчетливо понимаю, что мелонги еще долго будут оставаться чужаками в этих краях. Посему уважаемый, известный и влиятельный гердонезец... то есть такой человек, как вы, господин Иигуир, мог бы стать очень важным связующим звеном между Империей и Гердонезом... — последние слова мелонг произнес с отчетливым нажимом, пристально глядя в глаза старику.

— Иными словами, сир, вы предлагаете мне пост губернатора имперской провинции Гердонез? — медленно проговорил тот.

— Губернатора, консула, префекта — название не имеет значения, можете выбрать любое или придумать новое. Нам нужны вы сами, ваши знания и авторитет. Как видите, сударь, я предельно откровенен и в ответ рассчитываю на такое же чистосердечие.

— В чем же будет заключаться моя деятельность? — спросил Бентанор после минуты задумчивого молчания.

— Вы станете главой здешней власти. Наместник, присланный Империей, останется на острове, контролируя, главным образом, политические и военные дела. Все же остальные вопросы, все управление на местах отойдет к вам. В конце концов, Империи нужны от Гердонеза прежде всего порядок, лояльность и подати. Способы достижения этого нас мало интересуют.

— И что, наместник не сможет вмешиваться в мои дела?

— Только в исключительных случаях.

— Однако приоритет интересов Империи сохраняется?

— Безусловно, ведь Гердонез отныне вассальная страна. Предстоит менять гордыню на спокойную жизнь под надежной защитой, господин Иигуир. Утешайтесь, что такой выбор уже сделали за вас сильные мира сего.

Еще одна долгая минута молчания.

— Мне чрезвычайно лестно ваше предложение, сир, — наконец заговорил Бентанор, — только, боюсь, наряд правителя не для старческих плеч. В мои годы браться за такой труд...

— Ох, господин Иигуир, — раздраженно махнул рукой Гонсет, — как меня замучила эта ваша дипломатия! Скажите ясно и прямо, что просто не желаете сотрудничать с нами.

— Я действительно не молод, — Бентанор пожал плечами, — и срок, отпущенный мне Творцом, истекает... Да и желания сотрудничать у меня и впрямь мало.

Гонсет усмехнулся:

— Оскорбляет мысль о примирении с «кровавыми захватчиками»?

— И это в том числе.

— Но, милейший господин Иигуир, кровь и жестокость есть неотъемлемые черты нашего времени, тут ничего не изменить. Попробуйте посмотреть на происходящее не с позиции сиюминутных эмоций, а как ученый, мыслитель, в мгновение ока озирающий века прошлые и грядущие. Не вы ли сами во второй части своего трактата «Двадцать языков Архипелага» рассуждаете о том, что все народы Срединных Островов обречены в конечном итоге на слияние в единое государство? Обречены всей своей историей, интересами, природой, наконец. При нынешнем положении дел подобное объединение может растянуться на многие столетия, и в тот момент, когда появилась сила, способная осуществить это неизмеримо быстрее, вы отказываетесь поддержать ее! Будьте же последовательны, сударь, и кровь жертв нашей эпохи сторицей окупится процветанием Архипелага в будущем. Это ведь ваши слова: «В единстве сущих народов обретет Поднебесная новое свое величие».

— Должен сознаться, — покачал головой старик, — я поражен тем, что слышу собственные цитаты из уст мелонга. Здесь не очень высокого мнения об образованности северян.

— Мелонги отнюдь не так безграмотны и тупы, как их всегда изображали у вас. И мощь своего оружия мы добровольно готовы соединить с древней мудростью Срединных Островов. Что это, если не прямое воплощение ваших гениальных пророчеств? Теперь дело за вами, сударь. Неужели творец оттолкнет долгожданное, выстраданное детище лишь за перепачканные ладошки?

— Безусловно, лестно узнать, сир, что труды мои достигли столь отдаленных краев, но... с вашей трактовкой изложенных в них идей я согласиться не могу. Никакая история не покроет гнусности и жестокости. Руки вашего страшного дитяти перемазаны не столько грязью, сколько кровью невинных. Извините меня, сир, но грош цена самой блестящей цели, если ради нее надо самому положить под топор собственный народ!

— Вы сильно преувеличиваете опасность для Гердонеза, — досадливо поморщился Гонсет. — Правители появляются и исчезают, а народы живут по-прежнему. Вы уже перенесли владычество Валесты, откуда сейчас такая патетика? Уверен, короткая нынешняя вспышка ярости с лихвой окупится довольством будущих поколений.

— Только одному Господу ведомо грядущее.

— Хм, а вы не находите, сударь, что Единый Творец сам втихомолку поддерживает наш поход? Ведь сколько ни призывали его молнии святые отцы, сколько ни молили о помощи, он так и не соизволил вмешаться в ход событий! Или вид молодых дерзких волков ему милее толстопузых интриганов? А возможно, наши замыслы отвечают и его высшим планам? Почему бы нет?

— Возможно, впрямь ни на земле, ни в Небесах, — произнес старик тихо, — не отыщется силы, способной и готовой все изменить. Только для меня, сир, это еще не основание для соучастия в творящемся кошмаре.

Гонсет глянул на него недовольно, затем встал и нервно заходил по комнате, стараясь вновь собраться с мыслями. Похоже, он все еще цеплялся за свою идею, не желая отказаться от нее из-за чужого упрямства.

— Знаете, господин Иигуир, — наконец, остановился мелонг, — я даже рад, что не ошибся, вы оказались достойны окружающих вас легенд и толков. Если заметили, немного представляя себе ваш образ мысли, я даже не пытался соблазнять ни властью, ни богатством, ни роскошью или славой, которыми вы, безусловно, могли бы обладать. Это было бы бесполезно и даже наивно, так?

— Пожалуй, — коротко согласился старик.

— Я предполагал это, — Гонсет чуть улыбнулся. — И тем не менее надеюсь отыскать в вас нужную мне струну. Выслушайте меня внимательно, сударь, и попробуйте взглянуть на наш вопрос под другим углом. Ваша страна сейчас в незавидном положении, это очевидно. Кто должен помочь ей подняться из руин? Допустим на минуту, что вы стали гражданским правителем острова, губернатором, например. Исполняя роль связующего звена, вы не только передаете повеления Империи своему народу, но доносите до Империи народные пожелания и просьбы, представляете интересы Гердонеза. Власть мелонгов уже можно воспринимать как рок, как неизбежность, однако посмотрите, какую уникальную возможность она вдруг предоставила вашей стране — ее может возглавить один из светлейших умов эпохи, всесторонне одаренный, честный и преданный ей мыслитель. Кого возносит судьба на вершину власти в обычное время? Чаще всего это жалкие отпрыски старинных фамилий. Они могут давно выродиться в негодных ублюдков, доводящих страны до нищеты, но их терпят, хотя вся их заслуга — это предки, возможно, и славные. К сожалению, даже у вольного племени мелонгов древний обычай свободных выборов вождей забыт ради жесткой монархической пирамиды... Во главе же вашего народа сейчас может оказаться действительно достойнейший человек. Подумайте-ка, сударь, не о себе, а о том, что это даст Гердонезу! Грех упустить такой редчайший шанс, случайную прихоть Провидения. Кому, как не вам, возрождать богатство и славу страны, поднимать на развалинах новые, прекрасные города, разумной политикой оживлять торговлю и поддерживать порядок? — На лице старика отразилось какое-то колебание, и Гонсет, надвинувшись на него, все усиливал нажим. — Кому, как не вам, облагораживать и просвещать свой народ, вести его по пути веры и знания, дабы опыт Гердонеза послужил путеводной звездой и для других обитателей Поднебесной? Своими достижениями вы, несомненно, снищете у потомков прощение за вынужденное сотрудничество с завоевателями, а вот простят ли они вам отказ от столь тяжелой, но в конечном счете добродетельной миссии?..

Бентанор жестом прервал его возвышенную речь.

— Позвольте мне немного обдумать ваши слова, сир, — хрипло выговорил старик.

— Да, конечно.

В глазах мелонга заблестели победные огоньки. Он отошел к окну, искоса поглядывая в сторону Иигуира. Тот, вдавленный в кресло, сидел, низко опустив голову, закрыв глаза. Упавшие на лоб волосы затеняли лицо, губы беззвучно шевелились, словно читая молитву.

Так продолжалось несколько минут. Когда Бентанор поднял голову, он был бледен, еще глубже проступили морщины, зато взгляду вновь вернулась ясность.

— Итак, я слушаю вас, господин Иигуир, — нетерпеливо двинулся навстречу Гонсет. — Надеюсь, решение, принятое вами, будет разумно.

— Признаюсь, сир, вы глубоко затронули мои чувства, — старик заговорил медленно, будто нехотя. — В сказанном вами есть большая доля истины, очень большая доля... оттого решение далось мне на сей раз значительно труднее. Вероятно, я смог бы облегчить скорбную долю Родины, смог бы даже убедить себя в правильности сделанного шага... но, как отчетливо осознаю, у своего народа понимания бы не нашел. Обмануть же его доверие и надежды — это превыше моих скудных сил. Поэтому вашего предложения я не приму. Простите, сир.

Гнев и раздражение исказили лицо правителя, грозно набыченная фигура нависла над Бентанором. Старик уже гадал, какие громы обрушатся сейчас, однако буря так и не разразилась. Сжав зубы, Гонсет отступил в сторону.

— Я уважаю вашу твердость и принципиальность, — резко похолодевшим тоном произнес он. — Пожалуй, я даже недооценивал вас, сударь. И все же прошу подумать о предложении хотя бы несколько дней. Надеюсь, ваше мнение еще успеет измениться. А на сегодня встреча окончена. Арен! — громко позвал Гонсет. Появился знакомый Бентанору офицер. — Он проводит вас, сударь. Время уже позднее, а на улицах неспокойно.

Подошли к дверям кабинета.

— Подумайте как следует, — хмуро добавил мелонг вдогонку. — Кое-кто у нас полагает, что такого человека, как вы, сударь, выгоднее не иметь вообще, нежели иметь своим противником... Рад был с вами встретиться.

Они обменялись сдержанными поклонами, и старик с офицером вышли. Когда за дверью смолкли шаги, Гонсет устало провел рукой по лицу и длинно, досадливо выругался.

Глава 3

Домой Иигуир со своим сопровождающим добрался уже в сумерках. Вконец испереживавшееся семейство Беронбосов встретило его ликованием. Алиссен, недовольно косясь на имперского офицера, втянул старика в дом.

После тяжелого дня Иигуир едва стоял на ногах, но искренняя радость друзей немного взбодрила. Среди встречающих он увидел и новое лицо — коренастого человека в дорогом зеленом плаще с меховой оторочкой. Это был Тинас Бойд, известный в стране купец, частенько помогавший Бентанору деньгами в трудную минуту. Не многие догадывались, что прожженный рвач и скряга не лишен подчас сентиментальных, романтических порывов. К Беронбосу Бойд зашел еще в середине дня, однако, захваченный переживаниями семьи, остался вместе со всеми дожидаться Иигуира.

Когда восторженные восклицания немного улеглись, старика, усадив во главе необычно щедрого стола, заставили допоздна рассказывать и пересказывать свою беседу с таинственным и ужасным Гонсетом. Вскоре детей отослали спать, лишь Ванг, как истинный любимец, сидел, прижавшись к учителю, пока не задремал и не был отнесен в постель. Оставшись наедине с кувшином тиссийского вина, мужчины долго еще обсуждали услышанное. Особенно встревожила Бойда последняя фраза покорителя Гердонеза.

— Возможно, вы правильно поступили, мессир, — убеждал он своим скрипучим голосом, — а все-таки, можете поверить, нажили себе этим могущественнейшего врага. Такую откровенную пощечину едва ли простят, и сегодня за вашу жизнь никто не даст и ломаного гроша. Не уверен, что принципы стоят того, чтобы за них так дорого расплачивались.

— О чем ты говоришь, Тинас? — загудел бас Беронбоса. — Он поступил как благородный и достойный человек. Хотя теперь, мессир, ваша жизнь и вправду под угрозой.

— Не волнуйтесь, друзья, все не так страшно, как кажется. — Бентанор устало улыбнулся. — Я лишь высказал свою точку зрения и полагаю, Гонсет меня понял. Наверное, он раздосадован отказом, однако опуститься до грубой мести?..

— Ах, мессир, вы приукрашиваете этого убийцу! — всплеснул руками Бойд. — Возможно, он и образован, и начитан, но уж точно безжалостен, как крокодил. Помните, в королевском зверинце некогда жил такой зверь? Его прислали в подарок откуда-то с юга. Страшилище точно безобидное бревно плавало в своем пруду, а стоило неловкому пажу оступиться, как все было кончено в одно мгновение. Таков же и Гонсет. Он уже отметил вас, мессир, он знает, что вы стали ныне символом высокого духа Гердонеза и не желаете склониться перед пришельцами. Устранить вас — дело не столько эмоций, сколько конкретной политической выгоды. Неужели не понятно? Этот крокодил может даже ненадолго оставить жертву в покое. Никто не знает, когда ему захочется захлопнуть пасть, только вас-то он никогда не забудет и уничтожит беспременно.

— Жуткие картины ты рисуешь, Тинас. — Беронбос покачал головой.

— Зато реальные, дружище. Убежден, еще пара таких поджогов в столице, и непокорные головы полетят сотнями. Никто не станет разбираться, кто прав, а кто виноват. Свободолюбие станет надежнейшим пропуском на виселицу. Думаете, случайно Гонсет послал вместе с вами офицера, а не пару солдат?

— Вот-вот, мне этот мелонг тоже не понравился, — поддакнул Беронбос.

Ободренный Бойд с новой силой навалился на Иигуира.

— Офицер ведь точнее сориентируется в городе и определит, где вы теперь обретаете. Неужели вы будете ждать, мессир, пока по указанному им адресу явятся стражники?

— Что же ты предлагаешь? — вяло спросил усталый донельзя старик.

— Вам всем необходимо покинуть город. И немедленно, пока напротив дома не обосновался имперский патруль.

— Всем? — удивился Беронбос.

— Всем. — Толстяк был непреклонен. — Если исчезнет один мессир Бентанор, на виселицу отправишься ты, дружище. Причем со всею семьей, как укрыватели беглеца.

Иигуир покачал головой:

— С трудом верится в подобное коварство. Да и куда нам податься в этом случае?

— Я бы мог предложить свое поместье, мессир, — забасил Беронбос, — но сам не уверен, что оно осталось в целости. Хотя можно попробовать...

— Чего здесь думать, ехать нужно ко мне, — отрезал Бойд. — По крайней мере, крышу над головой я гарантирую.

— Господь с тобой, Тинас, да ведь это же совсем рядом с королевским замком Тьюнир! Сейчас там настоящее осиное гнездо. Говорят, сам Гонсет с отборными головорезами расположился в нем, а в город выезжает только по делам. Ты что, предлагаешь нам добровольно лезть в пасть зверю?

— Тихо сидеть под боком у зверя — не самое опасное дело, — назидательно заметил Бойд. — Там вдобавок и искать меньше будут.

— Давайте, друзья, все обсудим и решим, но только завтра. — Иигуир с трудом подавил зевоту.

— Всеблагой Творец, да завтра на заре мы должны уже тронуться! — возмутился купец. — Ведь любое промедление чревато для вас роковыми последствиями, разве нет? К тому же ходят слухи, что мелонги собираются устроить на Ратушной площади показательную казнь пойманных смутьянов, значит, выбраться из города станет совсем не просто. Так что решайте сейчас, мессир.

— Что ты думаешь, Алиссен?

— Боюсь, что ехать необходимо, мессир. Тут Бойд прав, — коротко отозвался Беронбос.

Иигуир пожал плечами:

— Что ж, в столице мне теперь делать нечего, а навлекать даже тень опасности на твою семью я не отважусь... Пусть будет так. Отправляемся на рассвете.

На следующее утро, едва развиднелось и открылись ворота городских застав, странники покинули дом. Предупрежденная мужем, Марика еще до восхода солнца собрала вещи и приготовилась к отъезду. Дети встретили сообщение о предстоящем путешествии спокойно, только маленький Лерт закапризничал, когда его разбудили в такую рань.

Без особого шума телега Беронбосов выехала на улицу и под редкие окрики сонных патрулей покатилась на окраину. Безупречно голубое небо и мокрая от росы мостовая обещали еще один жаркий солнечный день. Сразу за воротами города их уже поджидали две крытые повозки Бойда. Сам толстяк, хоть и немного опух после вчерашних посиделок, остался все таким же энергичным.

— Клянусь бородой Станора, Тинас, свои телеги ты, наверное, грузил всю ночь, не смыкая глаз! — громогласно расхохотался Беронбос.

— Они простояли нагруженными уже два дня. По правде говоря, и так собирался выезжать нынешним утром.

— А чтобы не скучать, заодно заманил и нас, пройдоха? Кстати, у пристани Старого порта видели твой «Аргамон». Редкостной красоты корабль и, пожалуй, один из самых быстроходных в стране! Удирать на нем было бы куда приятней, чем пешком...

— Лучше бы «Аргамон» был трухлявым разбитым корытом, чем таким красавцем, — насупился Бойд. — Тогда бы он не приглянулся белокурым бандитам.

— Они отобрали у тебя корабль?

— В тот же день, как вошли в город. «Аргамон» стоял полностью снаряженным, ему не хватило какой-то пары часов, чтобы отойти от причала... В результате варвары разграбили груз и портовые склады, а на мачту прицепили тряпку со своими дурацкими мечами.

— Хм, похоже, дружище, ты тоже угодил в опалу при новых властях?

— Гонсет, скорее всего, не может мне простить близости к дому Артави. Оснований для казни пока вроде нет, так в качестве устрашения он стремится пустить меня по миру! Но я еще покажу этим выродкам, что такое вражда с Тинасом Бойдом. Они ждут от меня восторгов, что я лишь разорен, а не качаюсь на виселице? Так я им еще напомню о себе, и напомню крепко!

Купец едва удержался, чтобы не погрозить кулаком в сторону зевающих неподалеку стражников.

— Успокойся, приятель. — Беронбос усмехнулся. — Рассказы о нищете Бойда я слышал уже раз пять, и каждый раз они оказывались преждевременными. Убежден, у тебя и сейчас найдется еще, что вложить в благое дело.

Толстяк недовольно покосился на него.

— Только если этим делом будет вышвырнуть северную нечисть с земли Гердонеза.

— Более благого дела сейчас и быть не может.

Вскоре после полудня у разъезда, где им следовало сворачивать, караван был остановлен имперским постом.

— Ну-ка, накиньте на себя плащ, мессир, — вполголоса бросил Бойд Иигуиру, пока солдаты медленно шли вдоль телег. — Ни к чему им знать, кто и с кем проезжал.

Отозвав Тинаса, как хозяина повозок, в сторону, мелонги долго и увлеченно переругивались с ним, общаясь больше жестами, нежели словами. Можно было понять, что их не устраивали трое слуг купца, ехавшие на передних телегах, а точнее, пики и большие кинжалы, которыми те вооружились. Впрочем, оживленная перепалка закончилась заурядной мздой. Бойд вытащил из-за пазухи тощий кожаный кошель, долго рылся в нем, затем сунул солдатам четыре медные монеты и демонстративно потряс перед их носами пустым мешочком. Пока мелонги, ворча, делили скромную добычу, Тинас быстро вернулся к своим спутникам и дал сигнал трогаться.

— Эй, дружище! — с удивлением окликнул его Беронбос. — Разве мы не должны были сворачивать на этом перекрестке? Или ты уже забыл дорогу к родному... Святые пророки... — Алиссен, запнувшись, ошалело уставился на руки Бойда.

— Ничего я не забыл, — пробурчал толстяк, сосредоточенно пересчитывая вытряхнутые из пустого кошеля золотые. — Лучше мелонгам думать, будто мы направляемся в сторону Оронса. Если, не приведи Господь, вознамерятся разыскивать, это хоть немного запутает следы. А к дому свернем позже и поедем обходным путем. Безопасность стоит пары лишних часов.

— Знал я, приятель, что ты скареда и ловкач, но вот дара чародейства до сей поры не замечал! — рассмеялся Беронбос.

— Жизнь пошла тяжелая и не тому научит.

Через несколько миль они беспрепятственно свернули на какую-то заброшенную лесную тропинку. Если бы не уверенность и настойчивость Бойда, путники едва ли рискнули довериться этой заросшей, то и дело прерывавшейся ниточке. Время от времени дорогу перегораживали упавшие стволы деревьев или кучи валежника, и тогда, прежде чем начать расчистку, Беронбос настороженно оглядывал все вокруг, сжимая рукоять кинжала.

— Неуютные места, — поделился он своими опасениями с купцом. — Того и гляди, нарвешься в этой чащобе на десяток лиходеев. И не докричишься ведь здесь ни до кого.

— Не волнуйся, дружище, — хмыкнул в ответ тот. — Насколько я слышал, сейчас почти все воровские ватаги увлеклись борьбой с мелонгами. Трудно сказать, с чего это у разбойников вдруг проснулась любовь к родине, но молва об их делах уже расходится по стране.

— Хочешь меня убедить, что они совсем перестали грабить?

— Если и ограбят, то исключительно во благо столь желанного освобождения. — Тинас широко улыбнулся. — Ради святого дела это, наверное, не столь обидно, а?

— Пусть попробуют, — нахмурился Беронбос.

— К тому же у меня с недавних пор появились свои люди среди здешних разбойников, — продолжал разглагольствовать Бойд, оттаскивая ветки с проезда.

— О чем это ты?

— Четверо моих слуг подались в леса. Все поголовно на борьбу с варварами.

— И ты их отпустил?

— Отпустил я двоих, еще двое сбежали сами. Так что, если их еще не порубили мелонги, возможно, и заступятся при случае за бывшего хозяина.

Беронбос скривился:

— Смотря по тому, приятель, как им жилось у тебя. А то ведь так скоро и вся челядь предпочтет разбрестись по округе... Кувырком жизнь пошла...

Под эти разговоры они выехали к тихой лесной речке, на противоположном обрывистом берегу которой темнела громада усадьбы Бойда.

— Никогда не понимал твоей страсти жить в такой глуши, — покачал головой Беронбос, — однако теперь, признаю, это оказалось весьма кстати. Ты словно будущее провидел! Непросто будет разыскать эту медвежью берлогу, а уж захватить — тем паче.

Усадьба представляла собой скопище тесно составленных, неуклюжих, но крепких построек с многочисленными внутренними дворами, оградами и переходами. Снаружи их опоясывали могучие бревенчатые стены, а глубокий ров с водой отсекал эту крепость от леса. Перейдя речку вброд, путники вынуждены были двигаться вдоль тына, поскольку легкий мост и ворота располагались только на обратной, восточной стороне. Лишь сам Бойд, выбравшись чуть выше по течению, сразу юркнул в какую-то незаметную глазу лазейку.

Рядом с мостом пятеро дюжих мужчин устанавливали снаружи добавочную линию частокола.

— Похоже, мессир, Бойд готовится к серьезной обороне и не слишком-то уповает на благодарность своих беглых слуг, — обернулся Беронбос к Иигуиру, просидевшему в молчаливой задумчивости почти всю дорогу.

— М-да, сооружения серьезные. К тому же строятся со знанием дела, — заметил старик. — Посмотри, как выполнен подъезд к мосту — здесь можно обеспечить перекрестный обстрел неприятеля, штурмующего ворота. Пожалуй, при этих материалах и силах трудно придумать что-то более действенное.

Из ворот навстречу уже спешил Бойд в сопровождении статного мужчины в кожаном фартуке. Спутнику купца было около тридцати, осанка и пружинистая походка выдавали привычку к долгим переходам как пешком, так и в седле.

— Позвольте представить еще одного моего гостя, друзья, — сказал Бойд, подойдя ближе. — Господин Коанет Эскобар, давний знакомец, со своими людьми оказывает мне честь своим присутствием. Такой же чести я надеюсь удостоиться от великого Бентанора Иигуира и верного товарища Алиссена Беронбоса.

— Господа... — почтительно поклонился Эскобар, чуть притушив недоверчивый взгляд.

По завершении этой короткой церемонии путники направились к дому.

— Как я понимаю, после тяжелого дня всем необходим отдых, — объявил Бойд. — По такому случаю выделю лучшие комнаты. Мой дворецкий Саткл проводит вас, друзья. Размещайтесь, увидимся за обедом. Думаю, нам будет о чем поговорить.

До обеда Иигуир заглянул в детскую, где Марика пыталась урезонить разыгравшихся ребятишек, а с ударами гонга уже входил в небольшую, но высокую трапезную.

Весь центр зала занимал длинный, грубовато сработанный стол, сиявший сейчас своей скобленой пустотой. Глинобитный пол вдоль него закрывали две яркие ковровые дорожки. По углам зала размещались камельки, из которых лишь в двух дальних горел огонь. Между ними в торце общего стола на небольшом помосте был водружен стол для особо почетных гостей. Как бы подчеркивая обособленность этого места, стену за ним драпировала пестрая ткань, такая же балдахином прикрывала помост сверху. Повидавший немало шумных пирушек, зал казался сейчас мрачновато-пустынным.

— Добрый вечер, мессир, — сзади подошел Эскобар. На сей раз он был не в рабочей одежде, а в черном шелковом камзоле, что еще больше оттеняло ладную фигуру.

Старик поклонился в ответ:

— Кажется, сударь, мы явились слишком рано?

— Нет-нет. Остальные сейчас будут. Господин Бойд рассчитывал на обед для узкого круга лиц, посему накрыт только малый стол.

Эскобар неспешно двинулся через зал к помосту, Иигуир брел следом.

— Давно ли вы остановились здесь?

— Примерно неделю назад, мессир.

— И видимо, уже успели отдохнуть от тяжести доспехов?

Резко повернувшись, Эскобар посмотрел на старика. Затем вздохнул и не без колебания произнес:

— Что ж, вы правы, мессир. Я офицер королевской гвардии и горжусь этим. Вы знаете, что ожидает меня и моих людей, окажись мы в лапах мелонгов. Я много наслышан о вас, мессир, и смею надеяться на вашу порядочность.

Иигуир понимающе качнул головой. В сопровождении двух слуг с факелами в зал вошли Бойд и Беронбос.

— Прошу простить нас за опоздание, друзья, — с порога воскликнул Тинас. — Пожалуйста, рассаживайтесь. Все в сборе, и можно приступать.

— Ты что-то сегодня неестественно щедр, — заметил Беронбос, разглядывая небольшой, но плотно уставленный яствами стол. Мясо, рыба, птица, фрукты, вина закрывали его сплошь.

Бойд печально повертел в руках гусиную ножку:

— Остатки былого богатства, дружище... Теперь ведь никто не знает, что с ним случится завтра. Пусть уж эти припасы достанутся нам, чем неприятелю. Давайте-ка кутнем напоследок, и пусть враги потом мрут с голоду — наших гусей им уже не видать.

— Ух, какой отличный способ борьбы! — Беронбос расхохотался. — Клянусь Небесами, я готов бороться так же и впредь.

— Причем был бы в числе лучших борцов, — проворчал Бойд, косясь на взявшегося уминать за обе щеки товарища.

— Первый тост, как полагается, за хозяина этого гостеприимного дома, — Эскобар поднял кубок.

— Правила приличия, думаю, пока можно отодвинуть, — незамедлительно откликнулся купец. — Ибо сегодня у любого на нашей земле должно быть только одно желание и один тост: за свободу Гердонеза!

— За свободу Гердонеза! — хором повторили остальные.

Когда первая волна аппетита была удовлетворена, Бойд откинулся на резную спинку своего кресла и с хитрым прищуром оглядел присутствующих.

— Однако интересная, позволю заметить, собралась здесь компания. Право слово, со стороны это чертовски смахивает на настоящее собрание заговорщиков. Мало того, что мы все — жители захваченной и разоренной страны, у каждого имеются и личные счеты к новым властям.

— Неужто господин Иигуир успел поссориться и с новыми правителями? — усмехнулся Эскобар.

— Прежние хотя бы не угрожали при ссорах казнью, — грустно ответил старик. — Да, видно, плащ царедворца мне не по размеру.

— Мессир Иигуир отказался стать губернатором острова при мелонгах, — пояснил Бойд.

— Смелое и благородное решение... — Эскобар покачал головой. Помолчав, добавил: — Хотя не уверен, что смог бы последовать вашему примеру, мессир.

— Чтобы между нами не оставалось никаких недомолвок, могу сказать, что дружище Алиссен приютил в своем доме опального мессира Бентанора, меня мелонги просто и незамысловато обобрали до нитки, а...

Бойд замялся, но Эскобар объяснился сам:

— Здесь собрались, убежден, честные люди, потому не вижу причины скрывать от них мою историю. Как уже верно догадался мессир Иигуир, я — офицер полка личной гвардии Его Величества покойного государя Сигельвула Артави. Под Оронсом моя полусотня была развеяна в дым, те люди, что сейчас со мной, — ее последние солдаты.

— За павших героев Оронса, — поднялся со своего места Беронбос. — Вечная им память.

— Расскажите о том, что вы видели, сударь, — попросил Иигуир тихо. — Я был под Оронсом чуть позже и застал лишь следы трагедии, а люди говорят самое разное, порой трудно отделить истину от домыслов. Если, конечно, вам не слишком тягостны эти воспоминания.

Тонкие черты лица Эскобара болезненно дрогнули, он заговорил с видимым напряжением:

— Я бы очень желал, господа, забыть тот кошмар, однако, наверно, никогда уже не сумею. На рассвете королевские войска начинают занимать боевые позиции на полях Рин-Доу к востоку от Оронса. Слева от нас болота, справа — лес, позади — холмы. Старый вояка граф Беслер совсем неплохо все продумал. Я заметил короля, объезжавшего верхом ряды своих воинов. Волна приветствий катилась за ним...

Шагах в пятистах впереди чернел строй противника. Ничего необычного: лучники и тяжелая латная пехота, всего около трех тысяч. Красно-черные и оранжево-синие штандарты, обитые медью щиты, плотный копейный строй. Нет, действительно ничего особенного, даже знаменитых ста самострелов не было видно. Тем не менее, накрепко усвоив уроки Бордена, граф Беслер упрямо сдерживал самых горячих вояк из рядов рыцарей.

Потом стало заметно припекать. Больше часа стороны занимались маневрированием отрядами лучников, пытаясь выманить неприятеля в атаку. Наши конники уже начинали откровенно роптать, когда, наконец, взвыли вражеские трубы, и события завертелись.

Эскобар помолчал, переводя дыхание.

— Мелонги оторвали от земли свои большие квадратные щиты, склонили копья и двинулись вперед. Они все ускоряли и ускоряли шаг, пока не пустились бегом, издав громогласный крик. Поверьте, господа, это было страшно. Их было раза в три меньше, чем нас, но это дикое яростное войско, вдобавок чудесным образом сохранявшее идеальный порядок, и впрямь было опасно. Они с такой свирепостью врубились в наши ряды, что в считаные минуты опрокинули полки пехоты. Беслеру пришлось трубить конную атаку, и две с лишним тысячи закованных в броню рыцарей обрушились на врага. Все получилось как нельзя лучше, эти кичливые павлины даже не развалили свой строй, но варвары выдержали и такой удар! Три тысячи против семи, а их левый фланг еле начал пятиться шаг за шагом! Гердонезцы продолжали наседать, они как безумные рвались вперед к такой близкой победе, не считаясь ни с потерями, ни с порядком. Враг уже отступил шагов на триста, развернув строй почти поперек, гвардейская конница уже ждала сигнала к решающей атаке, но тут вновь заревели трубы мелонгов...

Великий Творец!.. Дрогнула земля. Грозный тяжелый гул поплыл откуда-то снизу. Справа из-за кромки леса показалось огромное расползающееся облако пыли. Все завороженно, забыв про сечу, следили за его ростом. Гул стал превращаться в громоподобный топот, а из пыли — вылезать зловеще-черная масса всадников...

Мелонги стремительно приближались. Их было много, очень много. Наши стрелы уже доставали до первых рядов, а последних еще не было видно. Огромная, окованная железом лавина, разогнанная до бешеной скорости... Вряд ли сыщется армия, способная выдержать подобный натиск.

Эскобар умолк, вновь припав к своему кубку. Слушатели напряженно ожидали продолжения рассказа.

— Чтобы немного смягчить столкновение и выиграть время, Беслер приказал гвардии атаковать накатывающихся мелонгов с фланга. Наш полк ударил справа в этот железный таран. И что же? Отборные части, краса и гордость Гердонеза, оказались уничтоженными в несколько минут! От моей полусотни осталось не более пятнадцати человек. Отбиваясь от наседающих со всех сторон варваров, мы стали отходить в лес и далее в болота, только там удалось оторваться от погони. К этому времени у меня под началом было уже семеро... — Понурив голову, Эскобар теребил в руках пустой кубок. — Гвардия пала, однако долг свой исполнила. Благодаря ее гибели, основной строй сумел выдержать удар и был лишь оттеснен на холмы. Стремительная атака мелонгов завязла, перешла в тягучую, кровавую рубку. Гердонезцы стояли насмерть, не скупясь на героизм. Только через полчаса непрерывный напор противника опрокинул их, зашатались фланги и... тут все было кончено. Армия перестала существовать. Путь от Рин-Доу до Оронса устлал сплошной ковер изрубленных тел. Самому королю с небольшим отрядом чудом удалось укрыться за городскими стенами...

— Что же было с вами? — негромко спросил Иигуир.

— Сутки мы рыскали вокруг Оронса, пытаясь проникнуть внутрь, но тщетно. Город обложили наглухо. Мы видели переговоры мелонгов с горожанами, видели, как эти выродки прилюдно позорили и казнили пленных дворян, как под стенами возили на пике голову благородного Беслера...

— Вы наблюдали штурм?

— Нет. До него мой отряд нарвался-таки на вражеский караул и больше суток, петляя, уходил от него лесами. Там я потерял еще одного воина. Лишь поднявшийся позади столб дыма рассказал нам о горестном финале...

За столом воцарилась тягостная тишина.

— Черт подери! — прорычал, наконец, Беронбос. — И чувствуешь, что нужно давить, гнать этих белокурых с нашей земли, а представишь, какая против тебя стоит силища, и руки опускаются!

— Сила огромная, — подтвердил Эскобар.

— Но что-то ведь надо делать, друзья, — заметил Бойд. — Не дожидаться же просто своей участи!

— Выход один... — Беронбос сдвинул на край стола посуду и водрузил на ее место свои кулачищи. — Соберем ватагу крепких ребят, благо солдат, беглых холопов и просто разбойников бродит сейчас по стране тьма. Тинас вложил бы капитал, господин Эскобар — военный опыт, а мессир Иигуир — свой авторитет и знания. Думаю, собрать под такие знамена сотню-другую человек труда не составит. Не скажу, что мы освободим Гердонез, но, да будет на то воля Господня, подергаем мелонгов за хвост основательно. Да не получат они покоя на нашей земле! — с этими словами Алиссен вскочил, держа перед собой кубок.

Однако ответного порыва не последовало. Бойд недовольно поморщился при упоминании капиталов, а Эскобар, усмехнувшись, заметил не без надменности:

— Оказаться во главе того отребья, что вы соберете здесь, сударь, для благородного человека зазорно. А кроме того, вашу сотню разбойников будет с улюлюканьем гонять по лесам любой мелонгийский патруль. Стыда получится гораздо больше, чем пользы.

— Как же в таком случае собираетесь поступить вы?

— Пока не решил. Возможно, подамся в Валесту. Рано или поздно мелонги объявятся и там, тогда я вновь скрещу с ними клинки.

Гнетущую паузу прервал голос Иигуира:

— Господин Эскобар, не можете ли вы, как военный человек, оценить, в чем основная сила мелонгов?

— На поле брани у них немало достоинств, мессир. И качество вооружения, и опыт командиров, и агрессивность солдат. Но все же главное, на мой взгляд, — подготовка, выучка воинов. Она поистине великолепна! Больно признаваться, только в бою один варвар стоит трех-четырех солдат Гердонеза и, пожалуй, дюжины разбойников. Подчас мне кажется, что под Оронсом мелонги могли бы одержать верх и теми же тремя тысячами, если бы не упражнялись в своих тактических хитростях.

— Значит, и двести тысяч Валесты с Рекадором не устоят?

— Рекадор? Он слишком глубоко завяз в своем вечном противостоянии с фаттахами. В одиночку же Валеста навряд ли сможет собрать и семьдесят тысяч. Если мелонги выставят хотя бы тридцать, то... шансов будет мало. А с падением Валесты под Империю быстро ляжет и весь Архипелаг...

— Неужели в Гердонезе нет воинов, равных мелонгам?

— Разрази меня гром, мессир, таких вообще нет в Поднебесной! Я всю жизнь провел с оружием в руках и знаю, о чем говорю. Так вот, если сам Господь не возьмется, наконец, остановить нашествие...

— Ну, последнее дело — рассчитывать на прямое заступничество Небес... — Бойд с прищуром покосился на Иигуира. — Мы давно знакомы, мессир, и, по-моему, у вас имеется нечто на уме. Вы задумчивы, озабочены, но вовсе не выглядите потерянным. Что-то изобрели?

— В сущности, ничего особенного, — ровным голосом объяснил старик. — Нам, как понимаю, требуются могучие воины, способные превзойти варваров и готовые биться за свободу Гердонеза. Если на родине и окрест нее подобных в достатке не существует, нам, друзья мои, остается их создать.

— Создать?

— Ну, воспитать, вырастить, обучить...

— Кто же сможет воспитать таких бойцов? — покачал головой Эскобар. — Ведь сперва необходим учитель, превзошедший варваров, а коль скоро таковых, как выяснилось, нет...

— Такие учителя имеются... — Бентанор жестом погасил удивленный вздох. — Это известно немногим на Срединных Островах, поскольку большинство свидетелей не склонно излишне распространяться. Вопреки общепринятым у нас представлениям первой жертвой мелонгов надлежало стать вовсе не королевству Борден. Примерно пятнадцать лет назад молодой правитель Вингрелл с армией в семь с лишним тысяч высадился далеко на востоке, на берегах Диадона. Юношу вели непомерное тщеславие и алчность, грезы о подвигах. Через пару недель он едва сумел бежать вместе с двумя сотнями солдат.

— Это невероятно! — вскричал Беронбос.

Иигуир улыбнулся:

— Сам Бренор Гонсет подтвердил мне это вчера, а он принимал участие в том походе.

— Мессир, как можно полагаться на басни подобного негодяя?

— Почему же, на мой взгляд, господин Гонсет старался быть при встрече подчеркнуто откровенным. Вероятно, очень уж жаждал заполучить меня в качестве пособника. Или он впрямь слишком уверен в непобедимости имперских войск, оттого не счел нужным ничего скрывать. И лишь при упоминании Диадона твердокаменный Гонсет дрогнул! Подозреваю, он не только прекрасно помнит ту кампанию, а видит ее в страшных снах.

— Никогда не слышал об особой силе армии Диадона, — с сомнением произнес Эскобар. — Вы, мессир, должно быть намекаете на этих мифических...

— Именно так, друг мой, именно так. Армия Диадона довольно сильна, хотя и немногочисленна. Самой ей, конечно, сложно было бы справиться с таким опасным врагом. Но, по счастью, на Диадоне существует одно уникальное явление — загадочный клан воинов, именуемых хардаями. Некоторые еще называют их абсолютными воинами.

— И вы верите во все те чудеса, что им приписывают?

— О них впрямь рассказывают удивительные вещи: будто хардай способен в одиночку сражаться с сотней врагов, ловить руками стрелы и видеть затылком, исчезать в нужный момент и разрубить мечом летящую муху.

— Да, да, оживать после смерти и читать мысли. А кроме того, мессир, говорят, что все это получается исключительно в результате их прямого союза с Сатаной.

— Помилуй, Творец! — Алиссен и Бойд в испуге перекрестились.

— Не все необычное в этом мире, друзья мои, есть дело рук нечистого, — успокоил их Бентанор. — Лучше подумайте о том, что, согласно некоторым источникам, в бою один хардай в десять, а то и в пятнадцать раз превосходил любого мелонга. Таким образом, если хотя бы половина слышанного о хардаях — правда, у нашей страны появляется шанс.

— Очень слабый, — сарказм Эскобара не утихал. — Буквально эфемерный. Допустим, мессир, что такие сверхвоины впрямь существуют. Пускай даже они согласятся, хоть это уже сомнительно, поделиться мастерством с нашими людьми. Сколь долго нужно учиться подобным волшебным премудростям?

— Мне говорили о десяти годах.

— Боже мой! — выдохнул Беронбос.

— То есть мы должны предоставить мальчиков пяти — десяти лет, так? — продолжил рассуждение Эскобар. — Ну, с этим сейчас, пожалуй, меньше всего проблем. Сколько человек вы предполагаете набрать?

— Думаю, порядка пятидесяти. — Иигуир по-прежнему оставался невозмутимым.

— Пускай даже сто... И каждый равен... поверим на миг в небылицу, десяти мелонгам... М-да... Это уже... — запнулся Эскобар. — Клянусь всеми... С этим можно неплохо пошуметь, господа!

— Опомнитесь, друзья, о чем вы говорите? — возмущенно потряс кулаком Беронбос. — Ведь это десять лет! Не шутка! Мы будем что-то готовить, а Гердонез все это время — обливаться кровью? Да мы сами можем так и не дожить до первого боя!

— Шансов немного, — пожал плечами офицер, — зато каков приз!.. У себя под носом мелонги, конечно, не дадут устроиться. Значит — заграница, скорее всего — Валеста. На подобную затею уйдет уйма денег...

Услышав о деньгах, Бойд сразу заскучал, уставился в потолок, потом огрызнулся:

— Не надо на меня так смотреть! Мне Гердонез дорог не меньше, чем вам. Скажу покамест следующее: если вы договоритесь-таки о плане, то деньги будут.

— Вот это уже дело! — облегченно рассмеялся Эскобар. — Поверьте, господин Иигуир, в вашей идее что-то есть. Она кажется достаточно безумной, чтобы стать реальностью. Всеблагой Творец, неужели впервые за последний месяц я усну с некой надеждой на будущее?

Глава 4

— Мне не нравятся ваши сроки! — С такой категоричной фразы Беронбоса началась встреча заговорщиков на следующий день. — Это же немыслимо! Мелонги будут вытворять здесь, что им вздумается, а мы не сможем даже пальцем пошевелить? У нас, видите ли, план на десятилетие. Как мы сумеем простить себе столь долгое бездействие?

Со времени прошлого разговора минуло более суток. Все ясно представляли, как рвутся и рушатся сейчас остатки прежнего бытия, однако слишком уж серьезное решение предстояло принять каждому. Необычное решение. Пока идея старого Иигуира еще казалась туманным призраком, раскачивавшимся от любого ветерка, для материализации ей требовалась человеческая плоть и кровь. Нескольким людям, никогда раньше не касавшимся кормила истории, по сути, предлагалось добровольно вложить души, сами жизни в эту странную авантюру. Было о чем задуматься. Потому и собрались обитатели лесного поместья уже в поздних летних сумерках. Пиршество на сей раз не складывалось.

— Возможно, сама варварская Империя не протянет столько времени, — осторожно поддержал приятеля Бойд.

— Хорошо бы, — Эскобар усмехнулся. — К сожалению, господа, мелонги сейчас явно на подъеме. Небеса ведают, как это удается, но, боюсь, варвары успеют покорить весь Архипелаг, прежде чем остынут и распадутся. Говорят, даже дикие фаттахи заранее пытаются заручиться их благоволением.

— Ну, в таком разе захватчики появятся в Валесте много раньше, чем вырастет наше войско. Что же делать тогда?

— Что делать? Разумеется, отступать еще дальше, выигрывая время. Пусть и до Огненных Земель, будь они прокляты! Все-таки, надеюсь, если в этом мире уцелели хоть какие-то законы естества, переваривание огромных завоеванных территорий чуть приостановит нашествие. Что же касается ваших слов, милейший господин Беронбос, то отвечу так. Первую часть войны за Гердонез мы, будем откровенны, проиграли совершенно. Потери и жертвы из-за этого неизбежны. Ваши вдовы с сиротами обречены страдать и гибнуть независимо от того, уедете ли вы готовить повстанцев или броситесь на верную смерть сейчас же. Вот только в первом случае у нас появится-таки робкий шанс на следующий этап войны, на победу, во втором — вы этот шанс уничтожите. Шайка разбойников может долго доставлять неприятности, но никогда не добьется свободы для своей земли.

— Тогда, может быть, коль скоро мы добудем деньги, — не унимался Беронбос, — просто позвать наемников?

Эскобар скривил губы:

— Что сможет здесь поделать сотня-другая алчных латников? ЭТОЙ силе надо противопоставлять только достойную силу. Вы, сударь, способны разом поднять на врага все оставшиеся покуда свободными народы Архипелага? — Увидев, как сник Беронбос, офицер обратился к Иигуиру: — Основную вашу идею, мессир, я уразумел. Честно говоря, всю ночь ворочался, ее обдумывая. Невероятная, ослепительная в своей самоуверенности затея, но как же заманчива!

— Не пора ли, господа, перейти от восторгов к сути дела? — буркнул Бойд. — Перво-наперво... Мессир, а вы уверены, что эти ваши... хардаи вообще существуют по сие время?

— Ну, друг мой, — отозвался старик, — сам я до тех краев не добирался, своими глазами не видел. Тем не менее полагаю, вряд ли это выдумки. Рассказы о хардаях передают многие, буквально все, посещавшие Диадон.

— И кто же эти все? Моряки да портовые гуляки? Помилуйте, мессир, в их словах истину необходимо выкапывать из-под завалов лжи. Они же врут даже без всякой пользы, ради пустого краснобайства! Приходилось, наслушался и про блудливых морских дев, и про змея Ратлео, походя глотающего корабли... Забавно... Вот только класть жизнь за подобные байки...

— Напрасно, Тинас, ты ставишь все на одну доску. Что поделать, я никогда не слышал, чтобы хардаи выбирались со своих островов, поэтому сведения о них доносят лишь плававшие туда. Но, к счастью, кроме моряков и торговцев среди тех странников попадались и серьезные люди. Мурингай из Бергинси, Кэр Ритол или мудрейший Остральд — ученые, землеходы с мировым именем, вполне заслуживающие доверия. Именно на их записки я опираюсь в первую очередь.

— А эти ваши... мудрецы, — хмыкнул Эскобар, — разбирались ли хоть капельку в ратном деле, чтоб рассуждать о силе бойцов?

— Согласен, война не была их коньком. Однако ведь эти славные мужи и не стремились возвеличивать чужеземное мастерство, скорее наоборот. Никто из них не восторгается хардаями, а лишь вынужденно упоминает как о неотъемлемой и яркой частице жизни далекой страны. При этом Ритол называет их «бездушными и надменными грубиянами», Мурингай вовсе через фразу призывает им на головы гнев Господень...

— Ваши ученые, мессир, сошли с ума? Чем воины-то провинились перед ними?

Теперь Иигуир откровенно замялся:

— Видите ли, друзья мои... тут действительно есть одна тонкость... Даже не тонкость, а... Меня она, честно говоря, тоже смущает более всего прочего. Если бы не это... Короче, я, разумеется, не слишком верю в болтовню о союзе с нечистым, но... против истины не пойдешь... хардаи... они далеки от Единого Творца.

— Идолопоклонники?

— Что-то вроде того. Навещавшие Диадон ученые были благонравными верующими и не особо вдавались в подробности. Какой-то древний местный культ, невнятный и почти забытый. Все попытки донести до хардаев слово Творца не имеют до сих пор ни малейшего успеха.

— Не удивлен, — фыркнул Эскобар. — Наши святые отцы давно разучились носить Божье слово без полка латников за спиной, а в данном случае такой фокус, вероятно, не проходит. Вас это беспокоит, мессир? Что до меня, то как раз безверие хардаев представляется самой ничтожной из препон.

— Да как же так?! — вскинулся Беронбос.

— А что такого? Мы ведь не собираемся звать хардаев на трон. Или переселять их сюда толпами. Когда иноверец задешево продает вам, сударь, нужный, полезный товар, вы же не отказываетесь, боясь прогневать Господа? От этих сказочных воителей требуется лишь научить наших детей искусству боя. И ничего больше! Потом скажем спасибо и сами управимся с варварами. Кстати, господин Бойд, вы ведь, кажется, вели в свое время торговлю с мелонгами?

— Понял, понял, — проворчал купец. — Меня, Коанет, убеждать не надо. Было. И торговал, и пировал, и деньги брал у безбожников. С этим все ясно. Неловко, конечно, к язычникам на поклон идти, но еще дед мой учил, что польза должна быть превыше всего. Стерпим. Меня иное волнует. Нам-то, друзья, понятно, что от чужеземцев надобно, а вот им зачем, объясните на милость, эти хлопоты? Тащиться в неведомую даль, тратить полжизни на обучение каких-то детей, потом возвращаться без какого-либо прибытка...

— Почему же без прибытка? Здесь скупиться вредно. Золотом одарим, хорошая работа хорошей оплаты требует. Сам ведь, помнится, обещал...

Лицо Бойда не замедлило поскучнеть.

— Обещал... Золотом так разбрасываться... Ладно, вижу, ничего мы тут толком, господа, не высидим. Пока сами до Диадона не доберемся, ни с чем не определимся. Денег с собой везти побольше надо, а уж там...

— Стало быть, идея понятна, — подхватил Эскобар. — Слово за вами, мессир, как вы себе представляете ее воплощение?

Старик, успевший погрузиться в свои размышления, выпрямился:

— Прежде всего, друзья, предстоит собрать детей. Возможно, для этого придется привлечь и ваших солдат, и твоих слуг, Тинас. Если потребуется, обойдем всю страну. Затем переправим всех через пролив в Валесту. Сейчас там должны толпиться тысячи гердонезских беженцев, мы будем не особо заметны. Арендовать кусок земли лет на пятнадцать и снарядить небольшую экспедицию на Диадон.

— А если хардаи все-таки откажутся делиться своими секретами? Мы очутимся у разбитого корыта. Не лучше ли в первую очередь прояснить это?

— Не советовал бы, — отозвался Бойд. — Пока в стране хаос, Коанет, вполне реально вывезти хоть целую армию. Неизвестно, как будет через полгода.

— А в крайнем случае мы вырастим из мальчишек таких воинов, каких сумеем! — неожиданно воскликнул Беронбос. — Пускай не сверхлюдей, но верных сынов Родины, правильно?! Свой долг мы выполним все равно. Я с вами, мессир!

— Как ты, Тинас? — обернулся Бентанор к купцу.

— Делать одно дело с вами, мессир, для меня огромная честь. Тем более такое святое.

— Что скажете вы, господин Эскобар?

— Я ваш уже со вчерашнего дня, мессир.

— Тогда будем считать наш союз заключенным. Настаивает ли кто-нибудь на формальных клятвах и обетах? Хорошо. Положение слишком серьезно, и словам следует предпочесть поступки. Для начала Тинас и господин Эскобар...

— Поскольку мы стали соратниками, — поправил офицер, — называйте и меня по имени.

— Согласен. Тинас и Коанет поговорят со своими людьми, Алиссен поможет подготовить дом. Скоро здесь ожидается множество беспокойных гостей.

— Еще минуту, мессир, — вновь вступил Эскобар. — Мы говорили об аренде земли, но ничего не услышали о деньгах на это. Ты уже решился просветить нас, Тинас?

Бойд с явной неохотой опустился на стул, с которого было поднялся:

— Ладно, слушайте. Меня мелонги потрепали основательно. Не скажу что гол, как сокол, но от былого достатка мало что сохранилось. И конечно, на большое дело таких средств не хватит. Однако есть другой источник. — Толстяк сделал паузу, словно раздумывая, стоит ли откровенничать до конца. — Покойный государь Сигельвул Артави, мир его праху, доверял мне многие свои финансовые дела. Он даже предлагал место королевского казначея, да тогда было не до того... Так вот... накануне последнего похода, будто предчувствуя исход, государь поручил моим заботам часть сокровищницы страны. Вероятно, подобные части получили и другие доверенные лица. В случае поражения я должен был использовать эти средства на благо освобождения. Полагаю, такой момент наступил, и король Сигельвул не осудил бы мое решение.

— Короче, в нашем распоряжении часть казны Гердонеза, так? — нетерпеливо закончил Эскобар. — И где же она спрятана?

— Недалеко. В паре сотен шагов от стены замка Тьюнир.

— Хо-хо, всего-то?! — Беронбос всплеснул руками. — Можешь считать, приятель, что денег просто нет и никогда не было. Мы и так тут сидим в самом пекле, но выкопать сокровища прямо на виду у армии мелонгов? Это уж слишком.

Бойд поморщился:

— Тем не менее деньги именно там, приятель! И их вполне хватит на операцию подобного размаха.

— Выходит, если нам и удастся добыть сокровища, это может поднять большой переполох в стане врага, — произнес Иигуир. — Посему предлагаю отложить такой рискованный шаг на последние дни нашего пребывания в Гердонезе. А забот, друзья мои, тут еще предостаточно.

Переговариваясь на ходу, все направились к дверям.

— Согласился? Вот и терпи отныне, — наставлял Беронбоса купец.

— Да терпеть-то не привыкать, дружище, — вздыхал тот. — Главное — о сроках не вспоминать. Ведь десять лет! Святые пророки... И знаешь, что надо, а подумать страшно. Десять лет на чужбине, без надежды, без возмездия... Разум мутится.

— Тогда еще по чарке красного для просветления?

Эскобар придержал отставшего Иигуира у выхода.

— Как вы считаете, мессир, — негромко спросил он, — действительно ли позволено человеку достичь могущества, десятикратно превосходящего силу великолепного солдата?

— Уверенно, друг мой, могу только подтвердить вот что, — помолчав, ответил старик, — истинная мощь природы, вложенной Творцом в человека, грандиозна. А стало быть, познавший хоть толику ее тайн способен на многое, кажущееся чудом остальным смертным. Если какое-то древнее волшебство помогло подобрать ключик к замкам небесной кладовой... почему бы и нет? Вопрос в том, какую цену назначит за эту вольность Вседержитель...

Сразу за дверьми к ним подскочил соскучившийся Ванг.

— Ах, сорванец, — улыбнулся Иигуир. — Ну-ка, скажи, сынок, что ты хотел бы делать, когда вырастешь?

— Когда я стану большим, я достану себе меч и пойду отомстить за папу и за маму, — не задумываясь откликнулся мальчик.

Бентанор обернулся к офицеру:

— Что ж, сударь. Вот вам и первый воин будущей армии Гердонеза.

Спустя два дня рано утром у ворот усадьбы Эскобар с Иигуиром давали последние наставления отправлявшимся в дорогу. Пятеро солдат и четверо слуг были снаряжены со всей возможной тщательностью, их пути лежали в разные концы страны.

— Еще раз повторяю... — Офицер придирчиво осматривал уходящих. — Самое главное: берите только то, что нужно, — здоровых сирот, мальчиков шести-восьмй лет. Здесь не богадельня. Жалость ко всему, что увидите, оставьте для другого случая. Никакого принуждения — перспектив обрести кров и осуществить месть должно оказаться достаточно. И конечно, заклинаю, братцы, избегайте внимания мелонгов. Свобода страны сейчас напрямую зависит от вас.

— В путь, дети мои, — заключил Бентанор. — И да поможет вам Бог!

Старик перекрестил каждого, после чего цепочка понурых, оборванных фигур потянулась на дорогу. Набежавшие с рассвета тяжелые облака обстреливали их редкими каплями, смачно плюхавшимися в пыль, холодный ветер крутил у ног сор и листья.

— Алиссен с женой неплохо постарались, — глядя вслед, заметил Эскобар. — Приодели всех, как настоящих бродяг. Следовало бы, пожалуй, послать больше людей, но в усадьбе и так остается всего восемь мужчин. А вокруг неспокойно. Дворецкий рассказывал, что ночью кто-то шастал у стен... Надо скорее завершать сооружение частокола.

Иигуир печально покачал седой головой:

— Мы ведь дерзнули быть активными, друг мой, а это не может долгое время проходить незаметно. Рано или поздно мелонги неминуемо выйдут на нас. Остается только молить Творца, чтобы случилось это достаточно поздно.

— М-да, только молить... Думаете, мессир, таскающиеся по дорогам бродяги с малыми детьми скоро вызовут подозрения? Да потребуется подлинный гений разглядеть их среди потоков прочего обезумевшего люда.

— Возможно, ты прав, друг мой, однако лучше уж переоценивать врага. Тем более врага, столь виртуозно овладевшего Гердонезом.

— Ну, то были ратные забавы, мессир. В выявлении же и отлове заговорщиков от копейных полчищ проку мало.

— Рад был бы с тобой согласиться, — вздохнул старик, — но это, кажется, не так. Знаешь, незадолго до вторжения мне в руки попала одна бумага о временах воцарения нынешнего Императора... Любопытная история, как-нибудь расскажу. Так по ней выходит, что из двух доставшихся нам имперских генералов — Венгуса и Гонсета — только первый по-настоящему отличался в качестве полководца. Любимая же стезя Бренора Гонсета иная — он предпочитает заниматься войной тайной. Лазутчики, интриги, подкуп, убийства и все такое.

— Час от часу не легче, — нахмурился Эскобар.

— И похоже, варвары достигли в этом значительных высот. Заметь, друг мой, в любом трактире сейчас с пеной у рта обсуждают всадников Империи, молниеносно растекшихся по стране, однако редко кто осознает другое. Ведь чтобы без оглядки нестись по чужим дорогам недостаточно добрых коней и молодецкой удали, нужны точные, подробные карты, описания каждого моста, каждого перекрестка, где потребуется пост. Выходит, кто-то еще до начала войны проделал титанический труд, украдкой промерив ногами лазутчиков весь Гердонез, составив и отладив сей невиданный план. По-твоему, это не работа гения?

— Своеобразный гений. Думаете именно на Гонсета? Что ж, тогда положение совсем скверно. С какой стати бояться за наших свежеиспеченных бродяг, если вы сами, мессир, успели привлечь внимание зверя? Да и Бойд... Тинас убежден, что его сознательно притесняют за близость к дому Артави. То есть, вступая в столицу, люди Гонсета уже знали и о вас, и о Бойде, так? Опять лазутчики? Тогда... они за считаные дни разнюхают и об этом убежище...

Бентанор покосился на молодого собеседника. От собственной догадки Эскобар не дрогнул, не побледнел, но ощутимо напрягся.

— Тинас может и ошибаться, — произнес Иигуир. — Ворвавшись в город, грабили всех подряд, хотя каждому, естественно, больнее свои потери. Что касается меня... Надеюсь, несговорчивость не ввела меня сразу в круг главных противников новой власти. Гонсет чересчур уверен в своих силах, да и забот у него, полагаю, в избытке. Зачем спешить отлавливать по чащобам упрямого старикашку? Ну, а если впрямь все гораздо хуже... тогда только молиться...

Жизнь затерянного в лесах поместья будто бы успокоилась. Ее обыденный деловой ритм скрывал томившее всех ожидание первых реальных шагов невероятного предприятия. Именно как к невероятной отнеслись слуги и солдаты к изложенной им идее. Подобно Беронбосу, они не любили строить далекие планы и предпочитали жить ближайшим днем, опираясь на чутье и здравый смысл. Возможно, только непререкаемый, почти мистический авторитет Иигуира подтолкнул их к содействию в столь сомнительном деле.

Примерно через неделю вернулся первый из посланцев. Вместе с пожилым солдатом пришла пара прелестных чернявых мальчуганов лет семи-восьми, оказавшихся вдобавок близнецами. Вид у детей был измученный, истощенный, но держались они бодро. Передав бедолаг на попечение женщин, все поспешили в кухню за свежими новостями.

— Просьба большая, господа, с малышами... побережнее. — Мауром, высокий длинноусый воин, тоже сильно осунулся, однако ел с достоинством, не спеша. — Словно волчата ведь бегают, такие же голодные и запуганные. Никому уже не верят, подвоха ждут. Тут... терпение потребуется недюжинное.

— Не сомневайся, друг мой, — успокоил его Иигуир. — Сделаем все, что сумеем. А в стране как, в столице?

— В Ринглеви я провел меньше дня, в основном бродил вокруг. И то сказать, господа, гиблое это сейчас место. Город, конечно, большой, стекаются туда толпы бродяжек и сирот, да уж больно варвары лютуют. За то время, что был в столице, прошло две облавы. Один раз знакомые, у которых я остановился, чудом спасли. Говорят, каждый день — казни, на каждой площади — виселицы, подати требуют вдвое к прежнему, да еще и грабят, когда пожелают. В общем, веселая жизнь.

— А какие слухи ходят? — поинтересовался старик.

— Слухи? — Мауром улыбнулся. — Ходят слухи, например, что вы, мессир, бесследно пропали из города. Будто бы подались через пролив собирать добровольцев на борьбу с врагом. — Бентанор досадливо поморщился. — Впрочем, варвары этому не слишком доверяют. Во всяком случае, ваше имя выкликают в числе первых среди тех, кого разыскивают власти. Атак... много всякой ерунды болтают. Слышал, сам Император мелонгов скоро собирается наведаться в Гердонез. Хочет, мол, лично осмотреть новый трофей. Правда или выдумка, кто разберет?

Эскобар с Беронбосом переглянулись, в их глазах промелькнула одна и та же шальная искорка. Казалось, никто не заметил этого, но едва заговорщики покинули кухню, Иигуир жестом подозвал обоих:

— Надеюсь, Господь убережет вас от неосмотрительных поступков, друзья. Немногое в этом мире зависит от одного человека, зато каждому подобает помнить о своем деле и своем долге.

Эскобар склонил голову в знак согласия, Беронбос же попытался что-то горячо возразить. Старик пресек его оправдания:

— Уже сейчас за вами, дорогие мои, стоят люди. С каждым днем их будет все больше. И стоит ли их жизней призрачная надежда заменить одного волка другим? Эта хищная стая от потери вожака назад уже не повернет.

Через два дня прибыло еще трое детей, а затем они начали подходить почти ежедневно. Собиратели обычно приводили по одному, реже два человека, отдыхали не более суток и вновь отправлялись на поиски. Напряженная работа шла и в усадьбе. Скоро все ее закоулки наполнились несмолкаемым ребячьим гомоном. Отмыть, приодеть, откормить это непоседливое воинство стоило немалых трудов, но еще более значительных затрат сил, а главное, времени требовало исцеление детских душ. Почти все попадали сюда запуганными, нервными, то молчаливо замкнутыми, то истерично задиристыми. Лишь постепенно, исподволь, с насыщением лаской, вниманием людей к ним возвращались уверенность и спокойствие, тускнели в памяти страшные видения прошлого.

На первых порах Ванг держался особняком, оберегая свой привилегированный статус любимчика Иигуира, затем стал все чаще втягиваться в совместные игры, затеи, проказы, а то и потасовки. Однажды, отчаявшись избавить детские головы от вшей, женщины принялись остригать их наголо. Поднявшаяся волна сопротивления оказалась столь велика, что пришлось вмешаться самому Бентанору.

— Конечно, дети мои, избавление от кровососов не возместило бы потерю таких прекрасных шевелюр, — сказал он. — Только суть не в этом. Обещаю, кто не захочет, острижен не будет. Однако с этой минуты устанавливается следующий обет: воины Гердонеза обривают себе головы, пока хоть один вражеский солдат топчет землю родины.

Дело было сделано, вши были обречены. А тем же вечером Ванг прибежал к старику весь в слезах, совершенно убитый тем, что его отказываются обрить. «Ведь я тоже воин Гердонеза! — кричал он. — Вы сами говорили, учитель! Неужели я не достоин принять обет, как другие?» После восстановления справедливости Ванг окончательно переселился к остальным мальчишкам, и о его исключительности забыли.

Спустя три недели число маленьких новобранцев перевалило за второй десяток. Поток их замедлился — в поисках сирот приходилось выдвигаться все дальше в глубь страны. Особенно успешно работал Мауром, которому были обязаны спасением уже семеро детей. Лишь один проступок числился за ним — одного из мальчишек он не решился разлучить с малолетней сестрой, и Ринара, таким образом, тоже получила подружку. Устав распекать безответного старого солдата, Эскобар, наконец, чертыхнулся и махнул рукой:

— Ладно, шут с ней, прокормим. Но больше чтоб без таких сюрпризов, старина, договорились? — потом помолчал и подмигнул Маурому. — Пожалуй, только мальчишки и оценят твое милосердие... лет через десять...

Жизнь поселения текла размеренно и спокойно, если вообще возможна спокойная жизнь с целой ватагой ребятни. Помимо игрищ с драками почти каждый день кто-то убегал в лес то ли за ягодами, то ли за приключениями. Увещевания успеха не имели, караулы маленькие хитрецы легко обводили вокруг пальца, едва не бравируя удалью. Издерганные взрослые уже пришли в отчаяние, когда сулимая ими беда случилась всерьез.

Вечером за ужином открылась пропажа двоих. Собственно, на это указали сами мальчишки. Раньше о подобном нельзя было и мечтать, но теперь за окнами плескалась мокрая темень, со стоном бились в ставни порывы ветра. Даже сорванцам стало ясно, что забавы зашли слишком далеко.

Пока шумно отчитывали сбившихся в кучу детей, Эскобар с Беронбосом поспешили на улицу. Иигуир в общих криках участия не принимал, сгорбившись на лавке в углу. Он вообще не произнес ни слова, только почему-то под его взглядом опускали головы больше, чем от громогласной ругани Бойда. Неудачный был момент, но старик невольно отметил, как вдруг сплотилась эта стайка малышей перед лицом первой общей угрозы. Кто-то порывался дерзить — на плечо неизменно опускалась ладонь более старшего, готового унять. Некоторых начинали кривить собравшиеся в горле рыдания — рядом находились более стойкие, способные поддержать товарища. Они едва знали друг друга, но общность свою, похоже, осознавать начинали.

С вихрем холодных брызг в комнату ввалился Эскобар.

— Плохо дело, мессир, — офицер понизил голос, хотя перебранка в центре с его появлением оборвалась, и к разговору внимательно прислушивались все. — За воротами мрак, не высунуться, вдобавок дождь совсем осатанел. Человека в трех шагах не различишь, голоса в пяти не услышишь. Беронбос пытается по стенам факелы расставить, пока без толку.

— Что же делать? — тихо спросил старик. — Понимаю, для нас в такую ночь поиски тяжелы, однако детям посреди нее вовсе не выжить.

Эскобар огляделся в бессильной ярости:

— Какого дьявола вообще было соваться в лес, а?! — Ближайшие мальчишки попятились от него. Среди оставшихся на месте оказался Ванг с упрямо набыченной бритой макушкой. — Медом там намазано? Сто раз ведь предупреждали...

— Ладно, Коанет, — придержал офицера Иигуир. — Брань сейчас ничего не исправит и ни в чем не поможет.

— К сожалению, — ворчливо заметил подошедший Бойд, — сейчас, мессир, вообще вряд ли что поможет. Непогодь снаружи редкостная, потому искать бессмысленно. Даже если все поголовно выйдем.

— Точно, — кивнул Эскобар. — Половина ноги переломает, вторая — сама потеряется. И ведь все равно шалопаев не отыщем, прячься они хоть под стенами. Проклятье!

Иигуир, понурившись, молчал. Он ясно понимал, что именно его слово сейчас решает все: соратники, несомненно, кинутся в любую бурю... однако отвечать за последствия предстоит ему. Перед Богом и совестью отвечать.

— Мы сами пойдем искать, учитель!

На звонкий голос Ванга старик поднял голову. Сразу несколько мальчишек шагнули вперед, невзирая на раздраженное лицо Эскобара.

— Во-во, самое время растерять остальных! — рыкнул тот. — Да там дюжих мужиков ветром шатает, а вы, сопляки, за ворота гулять собрались!

— Не гулять, а ребят выручать, — буркнул Ванг.

— И думать забудьте! Не для того вас со всей страны свозили, чтобы, набрав приличный отряд, распустить по лесам. К волкам на ужин потянуло?

Иигуир тяжело, со стоном поднялся на ноги.

— В одном дети правы, Коанет, — помощь их, похоже, потребуется. Покажут, куда обычно бегали, какими тропами. Там и искать начнем.

— Ага, а после все эти чертовы лазейки перекроем, точно?

— Думаю, мальчики и сами после сегодняшнего случая поумнеют. — Старик обвел детей пристальным взглядом. Возразить никто не посмел, как, впрочем, и кидаться скоропалительными обещаниями.

— Этаким сорванцам стать паиньками?.. Хотя, может, и пособят как-то. Только, — поморщился Эскобар, — нет, все равно растеряем, мессир. Больше растеряем, чем найдем.

— Завтра с утра отправимся, — Бентанор выдохнул наконец так туго упиравшиеся в горле слова. — Даже если дождь не успокоится, то посветлеет. — Он покосился на загудевшую толпу малышей. — Знаю, непросто будет несчастным дотянуть до зари, а только выхода иного у нас нет. Сам без устали стану молить Творца о снисхождении, но вас, дети мои, на погибель не пущу.

Опираясь на посох, старик сквозь общее молчание двинулся к дверям.

— Проследи, Коанет, — добавил на ходу, — чтобы никто ночью на улицу не улизнул. Вместо глупых подвигов пусть лучше отберут из себя человек пять-семь самых смышленых... и осведомленных. А после всем спать.

На самом деле мало кто в поместье сомкнул в ту ночь глаза. Дети шушукались и шевелились, так что даже замкнутые на засов двери не казались надежной преградой. Взрослые во главе с Беронбосом посменно дежурили на стенах, всматриваясь в ватную тьму. Робкая надежда, что потерявшиеся выйдут на огоньки расставленных факелов, вскоре заглохла, однако дежурств не прекращали. Для Иигуира ночь прошла в бесконечных путешествиях из крохотной домовой часовенки в спальню и обратно. Старика тревожила не только судьба двух сирот, пропадавших сейчас где-то посередь бури. Ленгон и Товьель, братья-близнецы, первыми вслед за Вангом встали в ряды будущих освободителей страны, потому за несчастьем упорно мерещились мрачные предзнаменования. Старик почти физически ощущал, как тучи сгущаются над его планом, который еще очень долго будет уязвимее новорожденного младенца. Чтобы когда-то в один прекрасный день это дитя, окрепнув, смогло свершить задуманное, ныне требовалось оберегать его любой ценой.

Неудивительно, что к утру состояние обитателей лесного замка оказалось не из лучших. Тем не менее откладывать поиски никто не намеревался. Коль скоро ожидания у стен плодов не принесли, следовало самим отправляться в лес. Риск, правда, был огромным — в поместье с кучей ребятни оставались лишь женщины да пара мужчин, в их числе старый Саткл, которого Бойд пышно величал дворецким. Можно сколько угодно успокаивать друг друга малым шансом нападения в эти часы, но взрослым все равно было не по себе.

Собрались во дворе перед воротами — семь мужчин в дорожной одежде при оружии да шестеро мальчишек, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу то ли от волнения, то ли в предвкушении необычных приключений. Эскобар, поправляя кольчугу, оглядел всех.

— Вы действительно настроены участвовать, мессир? — спросил он у вставшего рядом старика. — Это ведь не легкая прогулка.

— Думаете, друг мой, не выдержу? — Иигуир чуть усмехнулся. — Силы и вправду уже не те, песок сыплется, однако на один-то день меня еще хватит. От Оронса до Ринглеви прошагал за две недели и сегодня, Бог даст, не осрамлюсь.

Эскобар помедлил в сомнении, затем кивнул:

— Опринья! Пойдешь с господином Иигуиром.

— Я пока не нуждаюсь в поводырях! — Старик вдруг гордо выпрямился, сразу оказавшись на голову выше окружающих.

— Что вы, мессир, — поспешил развести руками Эскобар, — о поводырях речи нет. Просто вдвоем вам будет... спокойнее. Неизвестно, на кого можно нарваться в нынешних лесах. Вашу мудрость и опыт Опринья подкрепит силой.

Плечистый солдат, белозубо улыбнувшись, шагнул вперед.

— И поиски вы будете вести на полном серьезе, — продолжал офицер, оглядываясь. — Ванг, кажется? Он вас устроит, мессир?

Мальчишка постарался подойти столь же уверенно и степенно, однако не утерпел, прыгнул к учителю, уткнулся лицом в его залатанную хламиду. Иигуир, сдержав улыбку, погладил сорванца по макушке:

— Устроит.

Распахнулись ворота, люди потянулись наружу. Позади оставался пустынный двор — детей на всякий случай решили не выпускать. Впереди неприветливо грудились мохнатые лапы ельника. За ночь буря улеглась, дождь почти перестал, однако любое дуновение ветра обрушивало на головы смельчаков водопады ледяных капель. Немного отойдя от частокола, Эскобар распределил пары по направлениям, вкратце напомнил обговоренный еще затемно порядок поисков. И без того малочисленный отряд враз рассыпался на отдельные крошки, которые лес поглотил без следа.

Теперь шли втроем. Державшийся поначалу особняком солдат попытался было волнорезом вспарывать перед ними тугую стену веток и листвы, но быстро выяснилось, что одной голой силой не обойтись. От маленького Ванга потребовалось определять цель их пути, от не отстававшего ни на шаг Иигуира — прокладывать удобный маршрут к ней. Волей-неволей приходилось сотрудничать.

Пока добрались до укрывавшегося в лощинке малинника, измотались изрядно. Ванг сразу потянулся за красневшими кое-где ягодами, Опринья, плюхнувшись наземь, хлопнул ладонью по веткам.

— Сюда, значится, бегали? Охота была ноги трудить... Нарвать-то ведь нечего. Благодарствую, мессир. — Он принял из рук старика ломоть хлеба.

— Пора ягодная уходит, вот и мало осталось, — отозвался Ванг из качающейся зеленой толщи. — Раньше больше было.

— То-то что раньше. Глянь, сколько тут веток кругом наломано. Всей вашей шайке за месяц так не натоптать.

— Медведь? — насторожился Иигуир.

— Может, и медведь. Охочи косолапые жирок к зиме нагулять, жрут все подряд. И всех подряд.

Ванг взвизгивать не стал, однако из недр малинника вынырнул поспешно.

— Ладно пугать-то, — буркнул, насупившись.

— Зачем пугать? Это дело известное, только таким желторотым невдомек. Сами напрашиваетесь на встречу со зверем, один Творец и уберегает. Здесь ведь места не больно обжитые, даром что столица рядом. Болтают, и медведи и волки попадаются. А есть хищники даже пострашнее.

— Это кто ж?

— Человек, сынок, — тихо ответил за солдата Иигуир, — человек.

Ванг удивленно повернулся к нему, но старик смотрел куда-то вдаль.

— Верно, мессир, — кивнул Опринья. — То никакому лютому зверю не удумать, что человеку иной раз в голову взбредает.

— И свирепость их устрашит землю, а Небеса в ужасе закроют очи свои... — произнес старик нараспев, продолжая глядеть куда-то в колышущееся море листвы.

— Писание? — догадался Ванг. — Про варваров?

Иигуир вздохнул:

— Это сейчас, сынок, говорят, что про варваров. Раньше уверяли, что рисуется канун Судных Дней, явление и воцарение Государя Тьмы. А я... Думаю, пророк имел в виду совсем иное. Главный бой Света и Тьмы идет не на полях, не под стенами цитаделей, а в душах людских. Вероятно, Господь столь щедрой меркой принялся одаривать своих прелестных детей, что ненароком зачерпнул грязь со дна. С тех пор в сердцах его творений великое до святости соседствует со скотским и чудовищным. Перемешивается, борется, переплетается, всплывает в самых причудливых сочетаниях... Человек давно и далеко превзошел остальной мир в мощи разума, дерзновенности помыслов и хитроумии их осуществления. Но разве неизбежно при этом превзойти всех и в жестокости, алчности, разврате, в упоении которыми дети Творца готовы, кажется, обрушить само мироздание себе на светлые головы? Есть о чем поразмыслить их создателю... взвесить достигнутые цели и привнесенные с этим беды...

Мальчишка смотрел на учителя непонимающе, Опринья — с уважительной опаской. Неизвестно, как бы отнеслись к подобным речам отцы Церкви. Имя Иигуира, конечно, почти священно, о нем при жизни ходят легенды, однако не секретом являются и его вечные трения со служителями Господа. На протяжении многих лет своенравного мыслителя то упрекали, то прощали, то опровергали с пеной у рта, то высокомерно игнорировали. Пожалуй, лишь огромный авторитет в народе, весьма туманно представлявшем себе суть споров, спасли Иигуира от настоящего наказания, подобающего еретику. А вот спасет ли это его случайных слушателей?..

Тем временем старик сам оборвал монолог, тряхнул седой гривой, будто отгоняя наваждение. Короткий привал закончился, надлежало идти дальше, благо Ванг помнил еще одно местечко, богатое ягодами. Новые полчаса мокрых, липких листьев, хлещущих веток и вездесущих капель. Второй малинник оказался покрупнее, но поживиться там было вовсе уж нечем. Не обнаружилось и пропавших детей.

— Куда же теперь? — с какой-то обидой вопросил солдат не то опустившегося наземь Иигуира, не то мальчишку. Ванг, пряча глаза, возил рукавом по лицу, размазывая пот и дождь со смолой и грязью. Хотя, может статься, вопрос предназначался равнодушному шипящему ветром лесу.

— Во всяком случае, реветь не будем, — подал голос Бентанор. — Больше никаких тайных мест не осталось?

Предательски всхлипнув, Ванг помотал головой.

— ...Значит, на нашем участке все осмотрели? К соседям не полезем, чтобы не мешаться.

— Тогда что ж... — неуверенно произнес Опринья, — домой? Умаялись мы, конечно, мессир, спору нет, но и детишек так просто бросить... Хоть косточки бы их отыскать...

— Все здешние кусты, сын мой, и до снега не обшарить. — Иигуир нахмурился. — Что могли — сделали. Если же воля Вседержителя... Стало быть, обратно пойдем... только не спешно... и не прямо.

Согласно его предложению двигаться предстояло по широкой дуге, почти очерчивавшей границы выделенного Эскобаром участка. Несмотря на изрядный крюк, спутники тотчас согласились, хотя с первых же шагов выяснилось, что дух их надломлен. Мрачный Опринья шел впереди, едва следя за направлением, изредка зло распихивал лезущие в лицо ветки. Ванг вовсе понурился, будто возлагая на себя всю вину за неудачные поиски. А как еще назвать эти потраченные в буераках часы? Утром у них имелось два места, где могли оказаться пропавшие братья, а теперь? Разве после проделанных миль есть смысл уповать на случайную встречу по ходу выбранного наугад пути? Пуще усталости именно эта безнадежность гнула к земле, наливала свинцом ноги. О том, какими последствиями обернется неудача для исчезнувших детей, страшно было подумать даже на мгновение.

Чуть отставший Иигуир тоже гнал тягостные мысли прочь. Пока ему удавалось притушить клокочущие где-то внутри чувства рассудочным холодом. Ведь ничего, собственно, еще не кончилось. Есть другие группы, другие участки, и, возможно, там сейчас, в эту минуту, празднуют радостную находку. Либо мальчишки, проплутав всю ночь, сами при свете дня выберутся к поместью Бойда. Наконец, их троице возвращаться назад, пожалуй, больше часа, разные чудеса случаются, надо лишь искреннее попросить Небеса о долгожданном. Или внимательнее глядеть по сторонам?

Лес кругом оставался безжизненным. Правильнее сказать, не мертвым, но абсолютно безразличным к метаниям людей. Его бескрайние массы колыхались в некой своей сосредоточенной монолитности, шелестели на ветру, цокали холодными каплями. То и дело одинокие листья, тяжело вращаясь, летели вниз, в прель, в гниение, но и это не казалось гибелью. Лишь новый круг жизни, что завершается усилиями каждого листика. Серьезная работа, здесь не до пропавших малышей. В крайнем случае, они сами чуть подтолкнут колесо бытия. Неужели можно об этом сожалеть? Разве рано или поздно каждому из высокомерных детей Господа...

Пожалуй, старик, поддавшись чарам нарождающейся осени, чересчур глубоко погрузился в размышления о вечном. Очнулся, закрутил головой: теперь исчез Ванг. Только что шагал впереди, уныло загребая ногами листву, а теперь как сквозь землю провалился! Шедший еще дальше Опринья даже не заметил этого. Остановившись в растерянности, Иигуир уже открыл рот, чтобы позвать солдата, но тут откуда-то снизу зашипели:

— Учитель!

Пока старик оглядывался, стараясь отыскать источник звука, зов повторился. Покосившись в сторону удалявшейся спины Оприньи, Иигуир все же решил не поднимать шума. Осторожно повел посохом, раздвигая еловые лапы. Прямо под ногами неожиданно показалась чумазая рожица Ванга. Чудная смесь эмоций отражалась на ней: сразу и радость и испуг, обильно приправленные усталостью.

— Как ты туда попал, сынок? — удивился Иигуир. — Провалился?

— Они здесь, учитель! — перебил его мальчишка напряженным шепотом. — Я нашел их! Спускайтесь, только тихо.

— Да что случилось-то? Почему вдруг надо шушукаться?

— Ну... — Ванг замялся, — надо и все. Сам не очень понял, ребята сказали.

Глупое положение, однако сейчас было не до того. Старик оглянулся в последний раз. Опринья ушел слишком далеко, не догонишь без крика... Ничего, заметит пропажу — вернется. Иигуир нащупал посохом землю. Чернеющая пустота под ветками ели оказалась краем не то ямы, не то мелкого овражка. С прогалины, по которой до сих пор шли, его вовсе было не углядеть.

— Спускайтесь, учитель, я помогу, — поторопил снизу шепот Ванга.

— Ох, грехи тяжкие...

Едва не навернувшись с осклизлого ската, Иигуир спустился в темноту. На дне тесной неглубокой впадинки стояла вода, вовремя отскочивший Ванг вздыбил ее в волны. Под самый конец своего отважного скольжения старик, все же потеряв равновесие, уткнулся рукой и коленом в холодную земляную мякоть. Но это его уже не волновало — на дальнем склоне среди обнажившихся корней застыли два серых комочка, испуганно вытаращивших на гостя глаза. Иигуир кинулся к ним прямо через лужу. Схватил, прижал к груди. На первый взгляд братья были целы, хотя чувствовали себя скверно. Изнеможение, страхи, ночь посреди лесной бури выпили их силы без остатка. Оба насквозь мокрые и замерзшие, потому и прижимались друг к другу, тщась удержать капли драгоценного тепла. И к своему спасителю потянулись, вероятно, больше из жажды согреться.

— Почти ничего не соображают, — заметил подошедший Ванг. — Но меня позвать ума хватило.

— А я ничего не слышал.

— Так ведь там и не крик был. Шипение какое-то, я уж подумал — змея.

Иигуир, обхватив обоих мальчишек, плотнее притиснул их к себе. Они уже начали согреваться, теперь их все явственнее пробивала дрожь.

— Что ж меня не позвал?

— Зачем понапрасну шуметь? Сам быстренько сунулся, а тут... вот...

— Сорванцы вы все-таки несусветные... Слава Всеблагому, не допустил беды. А шептал почему?

— Так ведь, учитель, люди рядом были. Чужие.

— Какие еще люди? Ты их видел?

— Я — нет. Ребята сказали.

— Сказали?

— Ну, показали. Дали понять, в общем.

Иигуир с сомнением погладил синие макушки братьев, отряхнул сухие иголки. Даже будь дети в полном рассудке, возникли бы серьезные трудности объяснить что-либо трясущимися губами ила окостеневшими пальцами.

— Ты ничего не путаешь, сын мой? Может, понял что неправильно? Откуда здесь еще люди?

— А вы, учитель, сами у ребят спросите.

На эти слова один из близнецов, кажется Товьель, вдруг поднял голову. Его трясло не на шутку, но туман в глазах определенно рассеивался.

— Ты что-нибудь видел, сынок? — Иигуир заметил, что сам невольно понижает голос.

Как и ожидалось, мальчишка, хоть и напрягся, ответить ничего толком не сумел. Лишь выразительно мотнул головой в сторону. Старик глянул на темный склон, будто рассчитывая увидеть там врага, освободил одну руку и подтянул поближе посох. Все замолчали, но кроме обычных лесных шорохов ничего не услышали.

— Я посмотрю, учитель, — оборвал колебания Иигуира Ванг.

Старик попытался было остановить непоседу, да пара дрожащих детей помешала встать.

— Только осторожнее, сынок.

Вряд ли напутствие остепенило мальчишку, он уже белкой перепрыгнул на другой склон впадины. Медленно раздвинул ветки.

— Нет никого. Ни души, — доложил спустя минуту.

— Может, все-таки показалось. — Бентанор облегченно выдохнул. — Люди сейчас и впрямь опаснее диких зверей становятся. От тех хотя бы понятно, чего ждать... Однако ж, дети мои, выбираться нам из этой ямы пора. Идти сами сможете? Вот горюшко... Надо вытащить на волю, Опринью позвать. Он уж, поди, издергался, нас выискивая. Ванг, слышишь? Посмотри-ка лучше солдата, сынок, а я покуда ребятам подсоблю...

Проделать это оказалось весьма непросто, мальчишки хоть и начали понемногу шевелиться, на ногах стоять отказывались. Пыхтя, Иигуир кое-как поднял несчастных с земли, но тотчас почувствовал, что и с половиной подобной ноши из ямы не вылезет. А тут еще со стороны упрямого Ванга не доносилось ни звука, словно и просьб никаких не было. Впрочем, когда звук донесся, едва ли кто обрадовался:

— Ого, все ж таки люди бродят!

Глава 5

Пока Ванг бегал за Оприньей, старик каким-то чудом ухитрился вытолкнуть из мокрой ямы одного из близнецов. Подошедший солдат был мрачен. Молча засунул меч за пояс, выдернул из темноты второго мальчишку, затем помог выкарабкаться самому Иигуиру.

— Кто там?

— Сразу не разобрать, похоже, стойбище каких-то оборванцев.

— Хоть не мелонги. Много?

— Видели троих, но запросто может оказаться и десяток, — тихо объяснял Иигуир. — Уходить надо, сын мой, пока не заметили.

— Пусть только сунутся, — сжал губы солдат.

— Детей надо уводить, — напомнил старик, — о них думать. Найденыши идти не смогут, потащим на руках. Быстрее и тише.

Лишь отойдя на приличное расстояние, Опринья позволил себе опустить мальчишку на землю.

— Растолкуйте же, наконец, мессир, что произошло. Я тут чуть с ума не спятил, когда вы оба вдруг исчезли! Назад кинулся, в стороны — никого. Странно, что сам еще не наскочил на этих бродяг. Черт знает, что думалось, разве так можно?!

— Извини, сын мой... — Иигуир с трудом переводил дыхание. — По-ребячески поступил, каюсь... Так уж все сложилось. Зря заставили тебя нервничать, зато пропажу нашли. Ванг, умница, помог, углядел, а не то... Холодные, голодные, на волосок от гибели были. Теперь-то спасем...

— Домой, значит, тащим? А как же бродяги?

— А что бродяги? Нас они не тронули, и нам их беспокоить не резон.

— Разогнать бы надо, учитель, — с неожиданной воинственностью вклинился во взрослый разговор Ванг.

— Хорошая мысль, — усмехнулся Опринья. — Жаль вот, вся наша рать из таких, вроде тебя, мальцов и состоит. Как, управитесь?

Мальчишка упрямо насупился:

— Управимся.

— Не надо никого разгонять, — прервал спор Иигуир. — Мы же не варвары, право слово, чтоб бегать по лесу за каждым бедолагой. Сами тут укрываемся, зачем же отказывать в этом другим?

— А вот затем и отказывать, мессир, что укрываемся, — ворчливо ответил Опринья.

Командир развил его мысль, когда ближе к вечеру руководство заговора собралось у ворот поместья.

— Чую, господа, не ужиться нам здесь вместе с теми лохмотниками. — Эскобар пристально вгляделся в темнеющий за речкой бор.

— А если это не лиходеи, а такие же несчастные, как и мы? — возмутился Иигуир. — У вас поднимется на них рука? Подумайте, друзья мои, мало ли беженцев из Ринглеви скитается ныне по окрестностям? От нас даже не требуется им помогать, делиться по заветам Творца кровом и пропитанием. Неужели мы не поделимся хотя бы стылым лесом?!

Беронбос и Бойд старику не возражали, однако глаза в сторону отвели.

— Сильно сомневаюсь, мессир, — усмехнулся Эскобар, — чтобы нашими соседями стали заурядные бродяги. Они уже чуть не уморили пару мальчишек.

— Но ведь не было никакого нападения! Ты же слышал, Коанет! Дети спасались от грозы, наткнулись на чужаков и попросту испугались. Да, они забились в ту злосчастную яму, где едва не замерзли, но бродяги-то об этом и не догадывались! В чем же мы можем их упрекнуть?

Эскобар бросил холодный взор на разволновавшегося старика.

— Даже если эти соседи невиннее младенцев, а добродетелями затмевают святых пророков, бок о бок с ними нам жить опасно. И не говорите мне о милосердии, мессир! Мы затеяли большое, неслыханно сложное дело, которое пока способно погибнуть от любой мелочи. И от любой слабости! Мы призываем своих людей сжать сердца в кулак, очерстветь на время душой, сохранять трезвый рассудок и твердую волю, а сами? Вы тоже, мессир, слышали рассказы вернувшихся сборщиков. Разве не жестоко знакомиться с голодными сиротами, исподволь высматривая среди них наиболее здоровых и крепких? А потом забирать лучших для спасения, закрывая глаза, что остальные обрекаются на смерть? — Иигуир протестующе вскинул руку, но офицер закончил: — Это тоже жестоко, мессир. Бесчеловечно. И правильно. Вы изложили свой план, мы — приняли, теперь нужно или его похоронить, или... пожертвовать всем для его осуществления.

— Всем? — побледнел Бентанор.

— Именно так, — твердо ответил Эскобар. — Безумная мечта может воплотиться в жизнь только безоглядным напряжением всех сил. Малейшее сомнение или отступление... и вся затея рухнет. А мы ведь намерены продолжить дело, не правда ли?

В этот момент плеча совсем уж поникшего старика коснулся Беронбос.

— Ну, не горюйте вы так, мессир, — прогудел бородач. — Коанет говорит справедливые вещи, но и вам расстраиваться рано. Мы узнали об угрозе, будем настороже, а резать оборванцев никто не собирается.

— Как получится... — хмыкнул Эскобар.

— Не собирается! — Беронбос, приобняв старика, нахмурился. — Мы же впрямь не злодеи какие. Может, и обойдется все. Они тишком пересидят беду, мы их не тронем, а там и в путь пора настанет готовиться, верно?

— Даже если лохмотники безобиднее ангелов, они опасны, дружище. Начнут шастать по окрестностям с голодухи, привлекут внимание врагов. Будут ловить их — обнаружат нас. Ты готов сложить голову за минуту человеколюбия?

— К тому же голод, — добавил Бойд, — очень быстро умеет лепить из законопослушных поселян безжалостных разбойников. Лично меня не греет мысль стать свидетелем подобного превращения.

— И все равно резать не будем! — Беронбос продолжал поддерживать старика, норовя свободной рукой пресечь речи товарищей.

Однако через мгновение Иигуир сам поднял голову.

— Все в порядке, друг мой... Все в порядке. Секундная слабость, я сам с ней справлюсь.

Лишь теперь остальные заметили неладное.

— Вам плохо, мессир? — развернулся Эскобар. — Если это из-за моих слов, то поверьте... я ни в коей мере не желал так задеть ваши чувства. Разумеется, мы будем всячески избегать напрасной крови...

— Славно, что вы так решили, друзья... Пусть это называют малодушием, но первыми нам идти на жестокость никак не след... Подождем... помолимся... Хотя, признаюсь, не сама близость насилия меня обожгла. Просто... вдруг увиделись те кошмары, что можно выпустить в мир ради святой цели. Существует ли кровавая дорога к Господу? И что ожидает того, кто дерзнет призвать бесов для борьбы с дьяволом? Разобраться бы вовремя...

В тот же день поместье замкнулось в себе, точно лесная крепость. Взрослые торопливо заканчивали возводить частокол, не расставались с оружием, то и дело посматривая на мрачную чащобу за речкой. Еще вчера она казалась лучшей защитой от пришлых напастей, сегодня — сама таила угрозу. Дети тоже остепенились... на какое-то время. Пара дней потребовалась для излечения от новых страхов, да и потом смельчаков, отваживавшихся на вылазки, находилось немного. Кое-кого отлавливали дежурившие на стенах, после чего провинившихся ждал суд Иигуира. Не самое страшное, впрочем, наказание — старик всегда ограничивался долгими задушевными беседами. Шалуны искренне каялись и, притихшие, уходили прочь, чтобы вскоре бурлившая внутри энергия опять потащила их за приключениями. «Хорошие розги были бы здесь несравнимо полезнее сотни проповедей», — ворчали слуги, обескураженные царившим кругом хаосом.

Нашлись и серьезные причины, не позволявшие полностью порвать с опасным миром. Запасы Бойда, столь поражавшие путников поначалу, после появления десятков огольцов принялись таять с непозволительной скоростью. Держаться решили до последней возможности, урезали до предела ежедневную кормежку, и тем не менее на горизонте замаячила необходимость выездов за провизией. Перспектива не радовала — уже трижды сборщики детей замечали на подходах к поместью подозрительную возню. При этом именно сборщики оставались главной ниточкой связи со страной, даже мысль о перерыве в их походах была недопустимой.

В середине сентября Тинас в сопровождении двух слуг со всеми предосторожностями отправился в сторону Даурса, крепости, контролировавшей устье Камры. Строгий режим пропуска извечно обеспечивал столпотворение желающих подняться по реке до столицы, а заодно торговцев, пытающихся поживиться от иноземных караванов. Именно там Бойд надеялся нанять судно, которое переправило бы необычный груз в Валесту, по дороге же обратно — закупить продовольствие. На вторую ночь после отъезда Иигуира разбудил перепуганный Ванг.

— Учитель, я выходил сейчас во двор и слышал за стеной... наружной... голоса, — прошептал мальчик, едва сдерживая дрожь.

Бентанор внимательно посмотрел на него. Ванг не был трусишкой или безудержным выдумщиком, значит, опасность становилась вполне реальной.

В несколько минут подняли на ноги всех мужчин поместья. У дверей дома собралась горстка едва одетых и вооруженных чем попало людей. К счастью, накануне вернулись двое сборщиков, иначе силы защищающихся оказались бы вовсе мизерными. Появился Эскобар в накинутом плаще, с обнаженным мечом и Беронбос с факелом в одной руке и большим топором в другой. Рядом с ними семенил Ванг, на ходу объясняя, в каком месте внешнего двора он слышал голоса.

По команде двери распахнули, и все быстро вышли наружу. Глаза еще привыкали к темноте, когда в дальнем углу мелькнули какие-то тени. Эскобар бросился туда, на ходу скидывая плащ, остальные мало что толком разобрали, но поспешили за офицером. У стены никого не было. Громкий шум и плеск из-за тына известили о том, что лиходеям удалось ускользнуть.

Пока все обсуждали происшествие, Эскобар и Беронбос поднялись на стену. Вокруг все выглядело спокойным, лишь пару раз хрустнули ветки на краю леса да вскрикнула потревоженная птица. Беронбос свесился было за тын, пытаясь подальше посветить факелом, однако офицер втянул его обратно.

— Они, конечно, трусливы, приятель, но пустить стрелу на свет могут. Скорее всего, прохвосты не решились проникнуть через незавершенное строительство, где у нас пост, а полезли через частокол. Это их и сгубило. Завязнув между рядами ограждения, они заговорили, что и услышал наш юный страж. Впрочем, думаю, самое большее, на что рассчитывали негодяи, — украсть пару лошадей или стащить что-либо со двора. До штурма пока не доросли.

Внизу незамедлительно вспыхнули прежние споры: Эскобар обвинял во всем поселившихся рядом бродяг, Иигуир в меру сил старался остудить страсти. К огорчению старика, Беронбос, возмущенный вторжением, тоже откровенно склонялся к жесткому разрешению проблемы. Если бы не отчаянная нехватка людей, драчуны, казалось, готовы были отправиться в лес прямо ночью. Кое-как удалось отложить активные действия до утра, однако оно окончательно повернуло ход событий не в пользу милосердия.

Еще не наступил полдень, когда у ворот поместья поднялся неясный шум. Ринувшиеся туда обитатели обнаружили Бахмура — одного из сборщиков — в весьма плачевном виде. Молодой парень оказался сильно избит, темные пятна крови перепачкали растерзанную одежду.

— Разбойники... — хрипло выдавил несчастный, повиснув на руках товарищей.

Его занесли в дом. Иигуир лично осмотрел раненого: жизни ничего не угрожало, хотя к многочисленным ушибам и ссадинам добавился перелом пястной кости. Гораздо больше обеспокоил рассказ Бахмура.

— Вел мальчишку... — с трудом выговаривал слова сборщик, — почти от самого Бертона... Отличный парнишка, крепкий... и смелый... Ночь переждали, утром направились сюда... Мили не дошли... Напали толпой...

— Оборванцы? — сдвинул брови Эскобар.

— Да, сир... отребье какое-то... Но зато человек десять, не меньше... Я парнишке сказал бежать в лес... а сам с ножом... За то и получил... Долго лупили, зло... Ногами пинали... Сумку и куртку забрали... Ну да леший с ними... Мальчонку жаль, ведь почти дошли... Теперь, небось, пропадет... жалко...

Офицер перевел хмурый взгляд на Иигуира:

— Жалко... Жалко, не разогнали сразу эту шатию. Что скажете сейчас, мессир? Кажется, вашу человечность поняли неправильно?

— Это могли быть и другие, — неуверенно ответил старик.

— Здесь не самое людное место, мессир, чтобы соседствовать нескольким воровским ватагам. Убежден, это дело рук именно спасенных вами бродяг. Как и предсказывал Бойд, они быстро учатся лихому промыслу. Сперва следили, затем попытались обокрасть нас, а теперь? Отрежут от мира? Неужели не понимаете, они же перекрывают дорогу для сборщиков! Здесь речь уже не о нашем спокойствии, но об угрозе общему делу!

Эскобар напирал, невзирая на распростертое рядом тело. Тут же сопел Беронбос, уже не делавший попыток защитить старика.

— Боюсь, что вы правы, друзья мои, — потускневшим голосом отозвался Иигуир. — Больно осознавать, но нам, похоже, отплатили злом за добро.

— За малодушие!

— Нет, за добро. — Старик покачал головой. — Видит Творец, я желал лишь избежать крови, ее Гердонез и так за последнее время хлебнул с избытком. Наверно, я и теперь смог бы оправдать этих несчастных, ради куска хлеба взявшихся за кистени...

— Но они рушат наш замысел, мессир! — воскликнул Эскобар.

— Да... И потому... только потому я меняю свое мнение. Надо постараться отогнать бродяг.

— В землю вколотить это отребье! — прогудел Беронбос.

Иигуир посмотрел на него с такой печалью, что бородач осекся.

— Хватит и того, чтобы отогнать, друг мой, на несколько миль. Или заказать приближаться к обиталищу Бойда.

— Да разве ж они послушаются, мессир?!

— А что, собственно, иное вы способны сделать? Бродяг-то по всем признакам не меньше десятка, может, и дюжина, а нас? Ты с Коанетом, Опринья да пара сборщиков? В придачу еще два старика, раненый, женщины и куча детворы. Как собираетесь истреблять врагов?

— Каждый из наших людей стоит нескольких лохмотников, — покривился Эскобар. — Одолеем с Божьей помощью.

— А ведь еще кого-то придется оставить охранять поместье. Уверены в своей доблести? Прекрасно, однако сколь поредеет наш отряд после такой неравной стычки?

— Что же предлагаете вы, мессир? Опять уговаривать, упрашивать слезно? Ведь ваше миролюбие только раззадорит этих псов.

— Тем не менее, друзья мои, уговаривать придется. Только не слезно на сей раз.

Старый Добстер придержал кувшин у себя. Не бог весть каким славным оказалось пиво, но его хоть теперь имелось вдоволь. Не то что этого... Добстер, еле сдерживая гримасу, покосился на костер, где с вертела свешивались две маленькие тушки. Плотные и скворчащие, они будили аппетит даже у тех, кто знал их происхождение. То есть у всей компании, несоразмерно большой для подобного ужина.

— Давай, пень старый, не спи! — толкнул в бок Эррон по прозвищу Шурга, товарищ и бывший сосед. — Присосался, будто клещ.

Любому другому Добстер непременно ответил бы достойно, благо силой еще не оскудел. Плеснувшееся на бороду пиво требовало возмездия. Да только как поднять руку на человека, столько лет прожившего рядом, ставшего почти родным? Едва не ставшего. Ведь приглядывался уже к старшему сыну Шурги, из которого рос отличный зять... М-да, не довелось дочке оневеститься...

Тем временем Шурга, отпив свою долю, вытянул из-за пояса нож и принялся разделывать добытый днём каравай. Множество глаз, до того завороженно следивших за поворотами вертела, перекинулись на нахала. Кто-то продолжал пускать слюнки, однако нашлись и недовольные — издревле хлеб доверялось резать главе компании. У них явного вожака покамест не было, потому самовольно взявшийся за это Шурга тотчас заслужил глухой ропот.

— Куда торопишься, дурень? — с плохо скрываемым раздражением заметил сидевший следующим по кругу Кривонос. — Жаркое еще не готово.

— К чертям поганым такое-то жаркое. — Шурга продолжал свое дело, не отвлекаясь. — Ваши крысы лесные уже поперек горла стоят. Слава Всевышнему, хлебом разжились, пивом опять же... До утра дотяну и без этой мертвечины.

— А утром что жевать думаешь?

— Будет утро — будет и пропитание. Вон, в деревню наведаемся, хотя б денежки отоварим.

— Ну да, потратить-то их легко...

— Легко-нелегко, а тут-то их копить без надобности. Серебро жрать не станешь. Опять же оружия какого, может, раздобудем.

— Ты у соседей еще разок сходи поищи, — ухмыльнулся Кривонос, передавая дальше кувшин. — Они-то тебе, чую, оружия много навстречу вынесут.

По кругу прокатился сдержанный смех — большинство слишком напряженно ожидало кормежки.

— И до соседей дойдет, — буркнул Шурга. — Всему свое время.

— Во-во, время порты мочить и время издаля грозить, так?

— Нечего ржать, удальцы! — вступился за товарища Добстер. — Мы-то вымокли на обратном пути, а кое-кто обмочился заранее, еще когда смельчаков выкликали. Вот там надо было глотки драть!

— Это на кого ж ты, дед, намекаешь? — Кривонос прищурился.

— На кого намекаю, тот сам про то ведает. А забыл, так пусть у себя промеж ног пощупает. Как, сухо?

— Я тебе сейчас, гнида, твои же последние зубы скормлю!..

Спорщики качнулись навстречу, но между ними выросла рука Шурги с торчащим в черное небо ножом.

— Бросайте лаяться, мужики! Нынче-то друг за дружку держаться надо, а вы из-за ерунды готовы кровь пускать.

— Правда твоя, соседушка, — проворчал Добстер, опускаясь на бревно. — Только прежде хотелось бы присмотреться, за кого держаться придется. Не каждому ведь доверишься. Крикунов полно, а вот подлинных...

Лишь теперь они заметили, что разъярившийся было Кривонос как стоял, так и стоит, замерев нелепой статуей. Одни выпученные глаза вперились куда-то за спины сидевших. Разом пуганно оглянулись остальные. Добстер приподнялся на ноги. Он охотно поверил бы сейчас в странную игру слабеющего зрения, если бы рядом с точно такими же глупыми лицами не оцепенели товарищи. Обомлеть было от чего.

От края леса прямиком к ним через поляну шло привидение. Вернее, образ-то у этого создания темных сил был самый что ни на есть мирный: старец в длинном белом одеянии с посохом в руке. Только человеком сей ночной гость оказаться не мог, привидение, никак иначе! Добстер, сглотнув, потянул руку в поисках дубины. Он не какой-нибудь сопляк, чтобы так легко уступать нечисти, даром что колени дрогнули да по лбу побежали холодные капли. Или все-таки человек? До замерших людей сквозь треск костра долетал шорох шагов, взвевающих ранний опад. Однако ж минуты не минуло, как аккурат в эту сторону направился облегчаться Хомяк! Теперь же вместо товарища из темноты надвигался незнакомец. Разве путники такими бывают? Белоснежные до неправдоподобия одежды, сияющие на фоне стены леса, аккуратно расчесанная седая борода, простой посох и никакой поклажи! А как шел?! Неторопливо, уверенно, не радуясь нежданной встрече и не опасаясь. Святые пророки!..

Поляна была не слишком большой, и очень скоро таинственный гость вступил в круг света. Действительно, старик, седой, высокий, чуть сгорбленный, но оттого не менее пугающий. Народ, продолжая разевать рты, невольно подался в стороны. Воспринявший это как должное, старец перешагнул через бревно и сел. Изрезанное морщинами лицо, ясные, печальные глаза. Творящееся казалось столь невероятным, что Добстер, борясь между желанием бежать и упасть ниц, в результате плюхнулся на свое место.

Теперь уже вся компания напряженно созерцала незнакомца. Никто не решался первым подать голос, а старец тем временем безмятежно поворошил посохом чадящий костер, наклонился к распятым на вертеле тушкам.

— Все же не по-божески это как-то — лесной мерзостью трапезничать, — заметил он словно самому себе. Затем повернулся с какой-то пугающе грустной улыбкой. — Тем не менее вечера доброго вам, дети мои.

Окружающие подобрались. Факт владения речью должен был вроде бы чуть успокоить их, но не помогло. Ну не мог обыкновенный человек вот так запросто усесться в круге чужаков, будто среди друзей детства. И ведь ему было чего опасаться!

— Уж извините, ужин ваш разделять не решусь, — продолжал между тем гость. — Хотя, справедливости ради, не все ныне и такой имеют. Большие беды, большие страдания...

— Да он сумасшедший, — наконец, неуверенно предположил кто-то из товарищей.

— Точно! — подхватил другой. — Ты как забрел-то сюда, убогий?

Добстер, ясно сознавая, что так легко они не отделаются, поморщился. Скосил глаза на сидящего по левую руку Шургу. Напряженные черты лица приятеля выдавали торопливую работу мысли и сосредоточение воли.

— Не будем друг друга обижать, дети мои, — донесся негромкий ответ. — Каждый человек при рождении чист, в душе любого грешника можно при желании отыскать крупицу чистоты, подаренной Творцом. Давайте же обращаться к ней, а не к налету многолетней грязи.

— Насчет чистоты у нас тут сложно, — фыркнули рядом.

— Знаю, — кивнул старец с готовностью. — Случившаяся на нашей земле гроза разрушила жизни многих, разнесла в клочья устоявшийся быт. Многие из вас, вероятно, потеряли родных и близких, однако дает ли эта скорбь право губить вдобавок и собственные души? Задумайтесь, дети мои, на какую дорогу толкает вас страх, на чью мельницу...

— А я, кажется, узнал тебя, старик. — Шурга обогнал разворачивавшуюся проповедь. — Ты ведь один из тех... из поместья на речке, так?

Ночной гость даже бровью не повел.

— Так. Там я сейчас нашел приют, там обретаются мои друзья, от чьего имени я тоже говорю. Это что-либо меняет?

— Многое меняет. Видел я тебя... вместе с приятелями у ворот.

— И что? Разве это мешает нам, сын мой, поговорить по душам?

— Очень даже мешает, — чуть разобравшись в ситуации, Шурга насупился. — И никакой я тебе не сын, старик. Лучше отвечай, зачем пришел?

— По годам вполне годишься в сыновья, — грустно заметил незнакомец. — А коль скоро все мы — создания Творца, то и родственность свою отрицать не должны.

Пока остальные в растерянности хлопали глазами, Шурга насел на гостя:

— Тоже родственничек выискался, гляди-ка! Думаешь, рясу надел, так право учить жизни получил? А чему учить-то? Нету сейчас никаких законов — ни Божьих, ни земных. Растоптаны варварами в одночасье и взойдут ли снова — неведомо. Так что нечему тебе, старик, нас учить, понял?! Другим головы морочь, кто нашего лиха не хлебнул!

— Горячо говоришь, сын мой, — вздохнул старец всё с той же пугающей безмятежностью. — Верю, есть у тебя причины к таким резкостям, а только, пока сей мир не обрушился целиком в Геенну, законы его коренные будут стоять. Не люди их определили, не людям и отменять. Как ни ужасны северные орды, а не под силу даже им хоть чуток поколебать мироздание.

— Только нам от того не легче, — проворчали рядом.

— Верно. Для всякого человека его собственные горести и страдания всегда кажутся важнее любой вселенской заботы. Однако в том числе и тем отличаемся мы от диких зверей, что получили в дар от Господа разум, способный отличить, выделить вечное в буре проходящей суеты. Загляните в свои души, дети мои, и вы увидите буквы одного из вековечных законов: не живет человек без Бога в сердце! Опустится, оскотинится, наплодит гнусностей, просуществует в грязи еще какое-то время, но искру Божью не обретет уже никогда. А без нее... лучше, право, и не беспокоиться спасать свою шкуру.

— Поешь сладко, старик, — злые слова Шурги хлестнули завороженных необычной речью товарищей. — Что ж выходит-то, нам всех простить, расцеловаться и отправляться гуськом себе могилы рыть? И тех сволочей простить, что деревню мою в пепел обратили со всеми жителями? И тех, кто над детьми моими измывался? Да пропади они пропадом эти душа с искрой, если помешают по-настоящему отомстить!

— Даже на такое готов?

— Готов! — тряхнул головой Шурга. — Ей-ей, Сатане бы продался немедленно и с потрохами, кабы дал силы на достойную кару извергам. Раз наш Всеблагой молчит, то любой союзник сгодится.

Старец удрученно понурился:

— Горе зовет вас к святому делу, дети мои. Только, боюсь, оно же и глаза застит. Не потому ли покамест от вашего мстительного огня страдают лишь другие гердонезцы?

— Другие? Ну вот и до сути дошло! — едва ли не радостно возопил Шурга. — Что, почуяли в поместье запах жареного? О милосердии заскулили?

— Милосердие никогда не будет лишним, сын мой. А что до запаха... Так пока отсюда доносится только запах жареных крыс.

Теперь встрепенулась уже вся лесная компания. Недовольный гул покатился по кругу, будто народ вдруг разом вспомнил про нынешний лихой статус.

— Дай срок, старик, запашок переменится, — процедил Кривонос сквозь зубы. — И тогда кое-кто здорово пожалеет о своих дерзостях.

— Даже в мыслях не имею дерзить, — с прежней обезоруживающей легкостью ответил гость. — Догадываюсь, дети мои, что вы прилежно взялись изучать ватажную науку и, вероятно, вскоре преуспеете в ней. Горько наблюдать подобный выбор, но... я не за тем сюда пришел.

— Наконец-то, — усмехнулся Шурга, — опять вернулись к старому вопросу: зачем? Ведь не нравоучениями же надеешься отстоять свои закрома?

— Не только нравоучениями. Ты правильно понял, сын мой, я здесь, чтобы уберечь твоих и моих друзей от взаимного истребления. Прошлой ночью вы решились на воровство, этим утром — на насилие. Так и до убийств недалеко. Или я не прав? Или вон ту куртку сняли не с избитого до беспамятства человека?

— Выжил все-таки, дрянь? — покривился Шурга. — Нечего было первым с ножиком на людей кидаться. По справедливости и получил.

— Какая же тут справедливость?

— Очень даже большая, старик. Мы-то прекрасно понимаем, что главные враги — варвары. Они превратили нас в нищих бродяг, им и отвечать по всей строгости. Только вот биться-то с завоевателями мы пока не готовы. Сам видишь: ни еды, ни одежды толковой, ни тем паче оружия. Просто на копья броситься? Не дождутся. Окрепнем, соберем народ, подготовимся... вот тогда...

— За счет кого окрепнете, сын мой?

— Да хоть бы и за счет тебя, проповедник! Ради большой правды малыми можно и поступиться. А то попрятались, понимаешь, со своими приятелями за высокий тын, подвалы добром набили и хотите всю беду в лесу пересидеть? Колбасы жрать, когда рядом голодные мрут? Нет уж, хитрецы, делиться-то придется! Не мы, так другие удальцы вас непременно выковырнут да вытрясут до донышка. Разве ж это не справедливость?

Сидящие вокруг костра люди одобрительно загудели.

— Обобрать и убить ближнего, по-твоему, справедливо?

— А сдохнуть под забором богача, оставив врага без мести? — Шурга распалился не на шутку. — Почему я должен жалеть земляка, если он беспощаден к таким, как я? Или у вас, старик, собрались только хорошие? Отлично, тогда поделитесь для начала кормежкой, не все ж нам крыс-то лопать. Получится вполне мирно, тихо и по заповедям Творца. Слабо?

Впервые за время разговора гость промедлил с ответом.

— Видит Бог, мне искренне жаль вас, дети мои, — произнес, неотрывно глядя на робкие язычки пламени. — Горько осознавать, сколь кровавую и разрушительную дорогу вы сегодня выбираете, какое пепелище оставит она от ваших душ. В меру скромных сил рад был бы помочь, однако... у нас иные планы на запасы поместья.

— Ага! — воскликнул Кривонос, но под жестким взглядом Шурги осекся. Добстер только крякнул: бывший сосед, похоже, стремительно овладевал браздами правления в их ватаге.

— Стало быть, других-то можно звать к смирению и благочестию, — хмыкнул Шурга, — а самим краюха хлеба дороже Господа? Так что ли, отче? Вот после встреч с подобными проповедниками и теряешь окончательно веру в святые идеалы.

— Я не говорил о смирении, сын мой, — отозвался незнакомец, не поднимая глаз. — Время неподходящее, так что даже сам от смирения отошел. Только у меня свой путь, сложный и извилистый, а ты со своими друзьями ныне встал на нем препоной.

— Правда? Ох ты, какая незадача! Вы уж извините болванов, господа хорошие, не додумались у вас разрешения-то спросить. Одолели, понимаете, разные заботы мелкие, прокормиться там, уцелеть... Но, конечно же, мы немедля все исправим. Так ведь, друзья? Что прикажете, сразу повеситься или просто посторониться?

— Посторониться.

— Как? — опешил Шурга.

Старик, наконец, оторвал печальный взгляд от огня.

— Мы хотим, чтобы ваша... компания ушла отсюда. Незамедлительно. Сторону света выбирайте сами, миль восьми-десяти, полагаю, хватит. Мы настаиваем на этом.

Круг замер от неожиданности. Однако теперь у них было на кого положиться.

— Нагло, — кивнул Шурга. — Ценю таких людей, только не на сей раз. С какой это стати мы-то должны уступать?

— На увещевания вы не поддаетесь... — Старец пожал плечами. — Рядом, похоже, нам мирно не ужиться... Другого выхода не вижу.

— Так вот вы-то и убирайтесь, умники! Здесь прав тот, кто сильнее. Что-то я не замечал в поместье большой армии, а? Станешь уверять в обратном?

— Не буду. Людей у нас, сын мой, вправду немного, зато драться они готовы крепко. Обильно кровь прольется, а в итоге не уцелеет ни поместье, ни ваша компания. Зачем нам это надо?

— А ты не пугай! Из-за стен-то грозить — дело немудреное. Только учти: и не таких зубастых людская смекалка из берлог выуживала.

— Про Хомяка спроси, — наклонился к товарищу Добстер.

Шурга отстранил его, однако просьбе внял:

— Там, откуда ты шел, старик, был наш приятель. Куда подевал?

— С ним все в порядке, сын мой, не беспокойся. — Странный гость, казалось, начал неуклонно утрачивать интерес к беседе, погружаясь вовсе уж в беспросветную грусть. — Лежит сейчас в кустах, невредимый и связанный.

— Что? — изумился Шурга. — Уж не ты ли его, старый, скрутил? Ври да не перебарщивай! Тут все же не дураки сидят, каплю-то разумения имеем. И шуток над собой не любим. До сих пор с тобой вежливо обходились, а ведь можем и не посмотреть на седины!..

Сам Шурга с места не двинулся, но его товарищи будто хорошо обученная стая, колыхнулись в направлении незнакомца. Почувствовав волю новоявленного вожака, они, наконец, побороли в себе робость перед непонятным визитером. Старец глянул на них почти безучастно, перевел взор на хмурого Шургу, затем поднял правую руку. Озадаченные этим жестом ватажники на миг замерли, а потому отчетливо расслышали тонкий, стремительный свист. Взметнув искры, в самую сердцевину костра вошла длинная стрела, закачалась оперенным хвостом.

— Черт!

Все разом отпрянули от кострища, словно наибольшую опасность представлял именно прилетевший снаряд.

— Вам придется покинуть этот край, дети мои, — негромко, но внятно произнес старец. — Увы, либо вы послушаетесь меня, либо... поляжете прямо здесь и сейчас.

— Ах ты, проклятый!.. — рыкнул Кривонос, хватаясь за дубинку.

Новое движение руки старца, еще одна стрела, блеснув из темноты, вонзилась в бревно рядом с мужиком. От народа не укрылось, что послали ее из совсем иного места, а незаурядный стрелок даже позволил ей по пути чуть задеть край рукава седовласого посланника.

Теперь оцепенели все. Кривонос выронил палку. Люди, придавленные прежними страхами, боялись шелохнуться, съежившись, водили по сторонам глазами. Даже Шурга заметно побледнел, хоть и ворочал желваками в бессильной ярости. Как ни слабо горел этой ночью костер, его света хватало, дабы озарить всех сгрудившихся вокруг ватажников. В результате они, точно вытащенные под солнце кроты, не различали сейчас ничего, кроме плотной стены мрака, а у невидимых и несчитаных противников были как на ладони. Выцеливай любого, бей по заказу... Разумеется, кабы прыснул народ дружно врассыпную, большинство бы уцелело... скорее всего... Только вот кто отважится начать, обрекая себя на первый удар?..

Старый Добстер облизнул пересохшие губы, огляделся, стараясь не слишком шевелить головой. Нет, пожалуй, смельчаков пока не сыскать. Людей устрашили аккурат так, чтоб и огрызаться не дерзали, и бежать отчаяния не хватало. В конце концов, противники до сей минуты даже не поцарапали никого... Эх, они оставались еще в душе теми же лапотниками, неуклюжими и пугливыми!

— Стало быть, на одно слово Творца решил не полагаться, отче? — с трудом гася бешенство в голосе, осведомился Шурга. Лишних движений и он предпочитал не делать.

— Нужда заставила, сын мой. — Старец устало опустил руки. — Как ты верно заметил, подчас ради большой правды приходится потеснить малую. Что ж поделать, Господь наградил нас не самым совершенным из миров... Короче, вы уходите. Немедленно и безвозвратно. Нам не нужна ваша кровь, тем более что ей будет полезнее пролиться за свободу Гердонеза.

Народ набрался смелости на недовольный гул, однако и тогда продолжал опасливо коситься в сторону черной стены леса. Теперь стрелки мерещились за каждым деревом.

— Может, до утра потерпите? — скривился Шурга.

— Лучше сейчас. И часть пути осилите, и нам выкажете свою добрую волю. Пожитки собирать, полагаю, недолго?

— А что нам помешает завтра же воротиться?

— Не надо, сын мой! — Старик поднял на ватажника глаза, радости победы в них не было ни на йоту. — Не заставляй нас охотиться по чащобам за хорошими, в сущности, людьми. Вы достаточно настрадались, чтобы сложить головы в братоубийственных стычках. Разойдёмся мирно.

Шурга какое-то время пытался выдержать обмен прямыми взглядами, но затем, ворча, отвернулся.

— Стало быть, старик, это мы нынче теснимая малая правда, так? Что же тогда за грандиозные затеи у вас-то в головах?

— Есть кое-что. Возможно, и мы немного поучаствуем в освобождении страны, если Творец будет милостив к дерзновенным планам своих чад. Будущее покажет.

— Скрытничаешь? Понятно... Зачем кому-то беспокоиться о десятке голодранцев, обреченных околеть в первую же зиму? Ладно, собираемся, братцы... Против силы не попрешь...

Все еще гудящий недовольно, круг заколебался, распадаясь. Пожалуй, людям сейчас стало даже легче — нашелся некто, взявший на себя непростое, щекотливое решение. И какая разница: выбирали его вожаком или нет? Едва ли кто в тот момент осознавал, что и поражения порой рождают лидеров.

— Так вы намеревались здесь зимовать? — вдруг обратился старец к Шурге, уже поднявшемуся на ноги.

— Намеревались... Много чего намеревались... пока с тобой, отче, не встретились.

— Не держи на меня обиды, сын мой. Договоримся так: возвращайтесь сюда через... скажем, месяц. Тогда, полагаю, и край окажется вашим, и поместье, и остатки запасов. Устроит?

Угрюмый ватажник обернулся с недоверчивой миной:

— С чего такая щедрость-то? И куда сами подеваетесь?

— Нас уже не будет.

— Вообще?

— Хм, может, и вообще. В любом случае, все, что уцелеет, достанется вам. В безраздельное пользование. Это ведь поможет пережить зиму?

— Еще бы, — покачал головой Шурга. — А вам-то это на кой? Опять милосердие?

— Не забывай, сын мой, что у нас вдобавок имеются и общие враги. Неужто мы станем им подыгрывать, вредя друг другу? Предлагаю от чистого сердца. Согласны? Или ты мне не доверяешь?

Шурга окинул незнакомца хмурым взглядом, вздохнул:

— Нет у меня причин доверяться тебе, отче... Но тем не менее... бесово семя, я тебе поверю...

Вопреки сомнениям Эскобара бродяги действительно покинули окрестности поместья. Опринья потерял из виду шайку милях в трех на северо-западе, последующие осторожные прощупывания леса результатов не принесли. Край успокоился, умиротворился, вновь погрузившись в прежнюю чащобность. Теперь его никто не беспокоил. Опять зашагали по дорогам сборщики, все новые маленькие воины вливались в бурлящее варево, затеянное Иигуиром. Нашелся даже мальчишка, потерянный Бахмуром. Он и впрямь оказался не только крепок не по годам, но и смел — разведчики обнаружили скитальца уже на подходе к поместью. Таким образом, у заговорщиков в кои-то веки хватало поводов для радости. Без всяких потерь они отстояли свой дом, свои замыслы от опасных соседей, и теперь можно было беззаботно шутить над неловким солдатом, едва не ранившим стрелой Иигуира. Сам старик, казалось, и не задумывался, сколь близко от беды пришлось ему балансировать. Едва ли три весьма посредственных лучника сдержали бы дюжину разбойников, отважься те кинуться в атаку или наброситься на бесстыдно блефовавшего гостя. А ведь, как бы ни рассуждал Иигуир о достаточности прожитой жизни, гибель в его планы явно не входила.

События той ночи служили пищей для пересудов вплоть до возвращения Бойда. Приехал он молчаливым и мрачным, пропустил мимо ушей рассказы встречающих и сразу пригласил руководство заговора на совет.

— Для начала о хорошем, господа. — Толстяк окинул взглядом соратников. — Судно я нашел, называется «Эло». Не сравнится, конечно, с «Аргамоном», но вполне крепкая посудина. Капитан прежде служил у меня и сейчас согласился за символическую плату нас перевезти. Провиант также закуплен. Теперь о главном, то есть о плохом. От верных людей я узнал, что схвачен Мауром.

— Дьявольщина! — вырвалось у Беронбоса.

— Сведения точны? — спросил Эскобар.

— Достаточно точны. Его взяли на выезде из Ринглеви. С ним находился еще ребенок.

— В чем его могут обвинить? — Иигуир прикрыл глаза руками, словно не желая выказывать свою тревогу.

— Понятия не имею. Возможно, проводилась обычная облава, и хватали всех подряд. К тому же Мауром служил в королевской гвардии — это уже повод. Хуже, если мелонги заподозрят что-нибудь более серьезное. Тогда могут вырвать истину любыми путями. Надеюсь, мы все узнаем в ближайшее время.

Эскобар поморщился:

— Какое там, поздно будет. Ждать нельзя. Скажет что-либо Мауром под пытками или нет, мелонги все равно могут выйти на нас. Мальчишка выболтает то, что слышал от солдата, найдут людей, у которых они останавливались. Достаточно предположить маломальский заговор или даже просто всплыть любому из наших имен, как вся округа будет тотчас поставлена на уши.

— Да, здесь становится слишком горячо, — произнес Иигуир. — Кажется, приспевает время выбираться из страны, друзья. Сколько у нас детей на сегодня?

— Тридцать восемь, — откликнулся Беронбос.

— Что ж, подождем, пока вернутся сборщики. Один из них, кажется, еще здесь, пусть задержится. Рассчитываю, остальные приведут хотя бы человек пять. Но в любом случае ждем не больше недели. Затем достаем деньги и сразу трогаемся в путь, так что всем следует быть наготове.

— Все же чертовски рискованно, мессир, сидеть здесь еще неделю, не зная, что готовят для нас в столице, — заметил Эскобар уже после совещания, оставшись с глазу на глаз с Иигуиром.

— Рискованно, друг мой, — вздохнул тот. — Только выхода нет, каждый ребенок сейчас на вес золота. Ты. помнится, грезил о сотне уникальных бойцов? А тут и половины не набирается.

— Ну, это, мессир, меня не останавливает. Вероятно, Творцу понравилось всегда ограничивать круг моих подчиненных полусотней, так постараемся же взять качеством. А там, кто знает... и в Валесте сироты с бродяжками встречаются. Многие за кусок хлеба с готовностью примут военную стезю.

Старик покачал головой:

— Однако у них не будет гореть сердце жаждой отмщения мелонгам. Думаю, иной раз это пламя способно удесятерить силы воина, а значит, есть прямой резон сидеть здесь до последней минуты. Да и людей ведь не бросить, так?

— Это вы о сборщиках? Напрасный риск, мессир. Многие из них вовсе не собираются покидать Гердонез. Четверо уже просились у меня в вольные ватаги.

— И все же подождем их самих, — сколь возможно мягко подытожил Бентанор.

Неделя прошла в напряженном, тяжелом ожидании. Пока женщины героически принимали на себя буйство ребячьей вольницы, жизнь взрослых обитателей поместья мужского пола после доделки линии частокола будто распадалась на две половинки — бесконечные дозоры на стенах сменялись только коротким сном в обнимку с оружием. Исключение составляла лишь пара лазутчиков, что осторожно исследовала окрестности. В любой момент могла наступить развязка. Зарядили дожди, разведчики приходили в потемках, грязные и мокрые до нитки. Им даже не требовалось ничего докладывать — само появление без тревожных криков сообщало о том, что судьба дарит затерянному в чаще селению еще один день.

К концу недели вернулось шесть сборщиков. О последнем, как и о Мауроме, никаких новостей не последовало. Эта неизвестность угнетала особенно сильно. Воображение издерганных людей рисовало самые мрачные картины, в каждом шорохе леса слышались шаги приближающихся врагов.

Наконец, после мучительных колебаний решились продолжить развитие заговора. От имени Бойда был отряжен гонец к капитану корабля. В устном послании обговаривались время и место предполагаемой погрузки — небольшая бухточка вдали от дорог и жилья. Затем начали формировать две экспедиции.

— Друзья мои! — обратился Иигуир к собранным слугам и солдатам. — Я знаю, что в последнее время вы самоотверженно трудились и внесли огромный вклад в осуществление нашей задумки. Знаю также, что у каждого есть собственные планы на будущее. Каждый вправе сам выбрать тот путь борьбы, к которому склонно сердце. Однако сейчас я искренне прошу еще немного помочь в начале нашего пути. Как только все будет погружено на корабль, обещаю, вы сможете свободно определиться: ехать с нами или остаться в Гердонезе. Нынче же для нас бесценен каждый спутник, каждый верный клинок. И я очень полагаюсь на вас, дети мои.

Первому отряду предстояло доставить к кораблю детей. В него вошли двое солдат, четверо слуг, две женщины-служанки и семья Беронбоса. Сам Алиссен должен был возглавить его, но он так упрямо отказывался, что командование взял на себя Иигуир.

— Да дворецкий Бойда не хуже знает все местные тропинки! — оправдывался Беронбос. — Как же я смогу ехать в обозе, когда другие идут на рисковое дело? Нет уж, мое место среди них! Хоть тут-то, мессир, не заставляйте меня сторониться опасности, не трус же я, в конце концов!

Кроме бородача второй отряд составили также Эскобар, трое солдат и двое слуг. Под руководством Бойда он направлялся в самое осиное гнездо — к замку Тьюнир за королевскими сокровищами. Затея представлялась опасной до крайности. Располагался замок совсем недалеко — каких-то миль пять напрямую, в ясную погоду верхушки его башен можно было разглядеть с близлежащих холмов. Вместе с тем столкновение с любым патрулем на подступах к замку обещало верный и печальный финал.

Каждый понимал это, потому расставание получилось долгим и тревожным. Когда общими усилиями рыдающую Марику оттащили от мужа, колонна Иигуира первой тронулась в путь.

Идти предстояло более двух дней. Саткл, дворецкий Бойда, вел их по самым безлюдным местам, по еле заметным лесным тропам. Это уменьшало опасность наткнуться на мелонгов, которые вроде бы избегали забираться в такую глухомань, но зато вынуждало двигаться пешком, без повозок, лишь с несколькими вьючными лошадьми. Поэтому дорога превращалась в плотную череду коротких привалов. Главной же проблемой оказалось удержание под контролем полусотни бесшабашных сорвиголов. Сколько ни пытались внушить им всю серьезность положения, ребячья шаловливость то тут, то там вырывалась наружу. Кто-то из мальчишек вдруг устраивал возню, на крик сбегались взрослые, а за их спинами колонна уже рассыпалась по окрестным кустам. Новые потасовки, обиды, капризы, кого-то отыскивали, иных догоняли... Когда же подступило совершеннейшее отчаяние, на выручку неожиданно пришла заурядная усталость. Через пару-тройку часов пути озорной задор сник, к середине дня вовсе исчез, а под вечер дети уже брели, как лунатики, спотыкаясь о корни и не обращая внимания на комаров. Когда, наконец, отряд остановился на ночлег, многие уснули, не дождавшись ужина.

— Хоть сейчас затихло воинство, мессир. — Саткл кряхтя опустился рядом. Чуть моложе Иигуира, он не был столь привычен к дальним походам, отчего воспринимал их тяжелее.

— Главное, чтоб завтра встали. — Бентанор покачал головой. — Жалко малышей, однако опоздать ни за что нельзя. Ни корабль, ни отряд Бойда ждать, скорее всего, не смогут.

— Ну, ребятишки-то еще денек потерпят. Малость откормились, отдохнули, мыслю, справятся. Из окрестного бы мира не пришло беды.

Иигуир насторожился:

— Что-то заметил, друг мой? Люди?

— Врать не буду, мессир, не знаю. Народ вдали мелькал, но углядел ли нас — Бог ведает. Одна надежда, не привык еще местный люд при любой странности спешить к варварам на доклад.

— И никогда Господь такого позора не допустит.

— Ох, привыкнут, мессир, не сомневайтесь. Народ, как тесто, — рано или поздно под любую власть подстраивается. Поначалу-то, конечно, гудит, супится, а когда живот потребует... И спины согнут, и шапки ломать будут.

— Но ведь не все?!

— Верно, найдутся обязательно и буяны, что ни копий, ни виселиц не устрашатся. Куда ж без них? Много, чую, еще кровушки земля Гердонеза впитает. Только основной пласт человеческий, мессир, для лютой войны не годится. Его забота — сеять, множиться, пашню собой удобрять. Если такого силой к топору не вынудят, не озлобят сверх меры...

— Что же, если не озлобят?

— Власть людям нужна, — вздохнул Саткл, расправляя плащ для ночлега. — И чем меньше человечек, мессир, тем больше потребность. Где барон гордится самоволием, там простолюдин ищет защиты у верховной власти. Бранит ее украдкой, ненавидит за подати, но в трудную минуту непременно поспешит на поклон.

— Это к мелонгам-то?

— Ну... варвары, конечно, звери, так ведь и прежние правители агнцами не были, правда? Привыкнет народ, стерпится. Немного дольше, может, лет десять поерепенится, а после утихнет. Следственно, возвращаться нашим мальчикам предстоит совсем в иную страну. Да вы ложитесь, мессир, умаялись же небось. А завтра путь еще сложнее окажется. Поля с луговинами чаще пойдут, петлять примемся, ровно зайцы, по перелескам прятаться.

— Да, — тихо произнес Иигуир. — И глаз на нашу ораву отыщется не в пример больше.

— Так я ж, мессир, и говорю. Слава Творцу, доносчиков варвары покамест много не набрали. Проскочим.

Утром им предстоял тяжелый, с ломотой во всем теле подъем и еще один день бесконечных тропинок, гудения мошкары, хлещущих веток да цепляющих за ноги корней. Долгий путь да еще под начавшимся нудным, моросящим дождем всем давался нелегко. Самых уставших детей, тех, что просто опускались на землю с беззвучными слезами, приходилось время от времени подсаживать на лошадей, женщины стойко терпели сами и поддерживали ребят. Болезненный Саткл на второй день сильно захромал, однако, стиснув зубы, продолжал идти впереди отряда. Рядом с ним шагал Иигуир, осунувшийся, но по-прежнему непреклонный. Кое-где даже начали срезать дорогу по пустынным полям, надеясь сойти за обыкновенных беженцев. Казалось, кошмарному пути не будет конца, однако уже в сумерках, когда все мечтали лишь о ночевке, Саткл вдруг объявил, что можно успеть выйти к побережью еще до настоящей темноты.

— Совсем чуть-чуть поднатужиться осталось, милые, — уговаривал он хнычущих малышей. — Потерпите, отсюда меньше часа ходу, и будем на месте. Там-то уж, чаю, отдохнете без спешки.

Доводы разума на вконец измученных детей влияли слабо, зато Иигуир поддержал идею тотчас. Никто не мог заранее сказать, сколь успешно протекает сейчас вылазка отряда Бойда; примчись друзья на берег раньше срока, встреча могла бы и сорваться. Затворив сердце для жалости, Иигуир скомандовал возобновление похода. Женщины бросились поднимать усевшихся на землю ребятишек, кто-то, забыв о своем статусе воина, заревел в голос. Цепочка обессиленных людей поплелась в толщу густеющего на глазах мрака.

До цели оставалось уже совсем немного, когда из кустов навстречу им выступила рослая фигура человека в надвинутом капюшоне. Возглавлявшие колонну старики разом остановились, вжавшись плечом в плечо. Для стычки это был, пожалуй, самый неподходящий момент. После адской дороги губы не слушались, отказываясь заговорить, пальцы безнадежно запутались в поисках оружия. Только мысль не утратила прежней легкости, стремительно рисуя картины предстоящих кошмаров. Однако незнакомец, помедлив, первым нарушил гулкую тишину:

— Мессир Иигуир? Я не ошибся? — приблизился, нерешительно оглядывая стариков, затем все же шагнул к Бентанору. — Примите мое почтение, мессир. Я — Денлин, моряк с «Эло». Капитан Левек ожидает вас и ваших людей.

— Для начала ты здорово меня напугал, — покачал головой Иигуир. — Вы нас ждали именно здесь?

— Капитан выставил посты на всех тропах, ведущих к бухте. Дескать, и вас вовремя углядеть, и... опасность. Для боя, конечно, не поможет, зато сняться с якоря времени хватит.

— Осмотрительно. Только ведь ночь уже на носу, сын мой. А если бы мы не прибыли до утра?

— Хм, едва ли капитана интересуют подобные... Впрочем, давайте-ка, мессир, я провожу вас до места, там все и выясните.

Через несколько минут они спустились к бухте. Шагах в ста от берега черной тушей покачивался приземистый одномачтовый корабль. Невзирая на глубокие сумерки, на нем бойко копошилась россыпь огоньков, самый яркий озарял форштевень, что задирался вверх головой какого-то сказочного дракона. Сопровождавший колонну моряк пронзительно свистнул и помахал рукой. Последовала короткая суматоха, затем от корабля отвалила шлюпка, в которой среди гребцов с факелом в руке стоял невысокий мужчина в бесформенной рыбацкой робе. Сойдя на берег, он прямиком направился к путникам. На морщинистом лице морехода, донельзя заросшем бесцветной щетиной, казалось, раз и навсегда застыло кислое, недовольное выражение.

— Рад приветствовать вас, мессир! — Стянув шапку с лысоватой головы, мужчина натужно изобразил улыбку. — С прибытием, господа. Меня зовут Левек, я хозяин и капитан судна. Всю эту толпу предстоит погрузить?

— Почти. Вы сможете взять на борт сразу пятьдесят человек? — спросил Иигуир.

— Это будет, скажу я, нелегко. Старушке «Эло» такой груз в диковинку. И удобств, мессир, могу обещать лишь чуть больше, чем мешкам с зерном. Хотя, с другой стороны, путь невелик, не страшно.

— Мы должны еще дождаться наших товарищей, капитан. Они скоро подойдут.

— Ага, то-то я смотрю, Бойда не видать. Отстал? Хорошо, я покуда сохраню посты в окрестностях, а вы располагайтесь прямо на берегу.

Разбив лагерь и едва перекусив, все завалились спать. Наутро отсутствие второго отряда возродило общую тревогу, хотя об истинной цели похода к Тьюниру знал лишь Иигуир. Возможная неудача Бойда разом превращала захватывающие дух планы в развалины, а их самих — в горстку нищих бродяг, которым надлежит еще отчаянно побороться за собственные жизни. Пока Бентанор мерил шагами прибрежный песок, Саткл, чтобы хоть на время заглушить у людей копящееся беспокойство, занялся перевозкой на корабль взятого в дорогу скарба. Нервное ожидание изматывало не меньше изнурительной работы, посему благой вестью прозвучал для беженцев сигнал о приближении обоза. Две обильно груженные телеги в сопровождении всадников выехали к лагерю откуда-то сбоку. Иигуир поспешил навстречу друзьям.

— Судя по скрипу ступиц и вашим лицам, все прошло успешно? — спросил он после обмена радостными приветствиями.

— Все получилось, мессир! — Бойд улыбался во весь рот. — Мы достали их! Здесь золота и серебра больше чем на восемь тысяч монет, — купец с трудом сбил себя на хриплый шепот, — да еще мешок всяких побрякушек и посуды! Даже мои тяжеловозы умотались. С таким богатством нам по плечу многое!

— Отлично, друзья! Первый серьезный шаг к свободе Гердонеза сделан. Но расскажите, как все прошло? Почему вас не было так долго?

— Дело, мессир, оказалось значительно проще, чем представлялось, — вступил в разговор Эскобар. Он выглядел спокойнее и на задыхающуюся эмоциональность Бойда посматривал снисходительно. — Замок действительно строго охраняется, однако за пределами крепостных стен мелонгов встретишь редко. Оставалось только подъехать и выкопать сокровища.

— Ты уже забыл те часы, что мы просидели в кустах? — загудел Беронбос обиженно. — Один из патрулей прошел так близко, что можно было дотянуться рукой!

— Что Коанет в итоге и сделал, — фыркнул Бойд.

Иигуир тревожно глянул на офицера.

— Что было, то было, — немного замялся тот. — Сам знаю, что поступил неправильно, мессир, но удержаться оказалось выше моих сил. Когда Тинас разыскал тайник и ценности погрузили, я отправился проверить обратную дорогу. А тут этот мелонг у ручья... видимо, отстал от остальных... Вот я его и... Враг все-таки...

— Солдата обязательно хватятся, а опасность в результате нависнет над всеми нами. — Иигуир покачал головой. — Это было опрометчиво, друг мой.

— Не сомневайтесь, мессир, тело мы спрятали надежно, а потом со всей мыслимой тщательностью заметали следы, — поспешил заверить Эскобар. — На том и потеряли кучу времени.

— Сложно укрыть от опытного глаза следы двух тяжелых повозок... Что ж, остается только поторопиться. Ваша отвага, друзья, дала нам в руки могучее орудие, надо успеть им воспользоваться.

Началась срочная перевозка на борт «Эло» детей и ценностей. Маленькая лодка, точно ткацкий челнок, непрерывно бороздила бухту взад-вперед, однако вместимость ее была так ничтожна, что работа закончилась лишь под вечер. Тогда Иигуир вновь собрал вместе солдат и слуг:

— Как я и обещал, дети мои, вы вольны выбирать свою дорогу. Вам ведомо, куда и зачем мы отправляемся, можете представить, насколько тяжел и долог наш путь. Тех, кого не смутят трудности, чужбина и многолетнее ожидание, я буду счастлив видеть среди своих соратников. Других могу только просить не забывать о долге перед разоренной родиной, помогать ей в меру разумения и сил.

— Мессир! — шагнул вперед дворецкий Саткл. — Я уже стар и мало на что годен. Тем не менее я всю жизнь честно служил господину Бойду и, если не покажусь вам обузой, готов ехать хоть на край света. Дарует милость Всеблагой, еще увижу перед смертью солнце свободного Гердонеза!

Бентанор привлек старика к себе и дружески обнял.

— Простите меня, командир, — заметил один из хмуро взиравших на эту картину солдат. — И вы, мессир... Поверьте, солнце свободы для нас столь же дорого, только мы видели воочию, что сделали негодяи с нашей страной, с нашими товарищами. А теперь, прозябая, ждать расплаты еще десять лет? Непереносимо, господа! И кто будет защищать от варваров оставшихся здесь людей?

— Ваша защита потребуется и тем мальчикам, друг мой, — тихо заметил Иигуир.

— Как можно такое сравнивать, мессир?! Здесь же тысячи несчастных в полной власти у жестокого врага... А месть за погибших? Да последняя собака станет плевать нам вслед, если не возьмемся за оружие немедленно. И будет права! Желаю удачи в вашем невероятном предприятии, господа, но мы с ребятами уходим в леса. Позволит Творец, еще свидимся.

— Ты всегда знал, что делаешь, Опринья, — кивнул Эскобар. — Да не покинет и вас удача!

После недолгих колебаний покинуть родную землю решились трое слуг, включая Саткла, один из солдат и служанка. К этому времени на берег начали подтягиваться моряки, дежурившие на подступах к бухте. Всех переправили на корабль, последними в лодку сели Бентанор и Эскобар. Группка остающихся столпилась у линии прибоя, наблюдая за их сборами.

— Прощайте, мессир, — прервал молчание Опринья, сменивший воинственность на непривычную для себя печаль. — Не знаю, чья дорога окажется в конечном счете успешнее, однако сегодня, пожалуй, отвага требуется для обеих.

— Не так-то уж долго ждать, друзья мои, сравним. Не тот, кто уцелеет, но кто сумеет принести больше пользы стране, будет признан угадавшим. И, верю, мы вместе порадуемся общей победе. Возьмите, — Иигуир протянул крайнему из солдат увесистый кошель, — здесь сорок золотых. Это поможет первое время.

— Да продлит Господь ваши дни, мессир! До встречи в свободном Гердонезе!

Лодка уже отчалила, когда Эскобар вдруг, вскрикнув, указал куда-то в сторону леса. В полумиле справа от них из-за деревьев на берег выкатилось странное, непохожее ни на что существо. Через минуту контуры его прояснились, и тогда ужас заставил людей похолодеть. Неправдоподобно огромный, мохнатый пес скачками, вздымая облако песка и брызг, несся к ним вдоль кромки воды. Размером с молодого теленка, он бежал, не издавая ни единого звука, словно зловещий сказочный демон, рвущийся остановить мятежников. Космы грязно-серой шерсти развевались, почти скрывая морду, только разверстая пасть скалила к ним хищные клыки.

Стоявшие на берегу какое-то время завороженно наблюдали за надвигающимся чудовищем. Лишь когда в паре сотен шагов позади него показались вооруженные всадники, люди, наконец, заметались и бросились врассыпную. Кто-то из солдат, замешкавшийся дольше других, с разбегу прыгнул в прибой. Еще минута, и страшная собака подлетела к тому месту, где он только что стоял. Раз-другой дернулась вслед за человеком, но не решилась пуститься вплавь, выскочила, издала низкий густой рык и понеслась за остальными беглецами, успевшими скрыться в лесу. Подъехали четверо мелонгов в блестящей броне. Заметив боровшегося с волнами солдата, один из них завел коня в воду и попытался достать пловца пикой. Эскобар привстал в лодке, высвобождая из-под плаща рукоять меча. По счастью, бедняге удалось вовремя преодолеть полосу прибоя, в несколько взмахов он настиг лодку и вцепился в корму.

— Гребите! — только и смог прохрипеть он.

Когда добрались до корабля, там уже поднимали якоря и готовили весла. Развернувшись, «Эло» с грациозной плавностью заскользил на юго-восток. Стоявший у мачты в толпе ребят Ванг напряженно глядел на узкую ленту берега, по которой разъезжали упустившие добычу варвары, на чернеющие облака леса, на вздыбливающие их холмы, окутанные дождливой дымкой. И на пурпурную каплю солнца, опускавшуюся на их страну. Иигуир обнял за плечи готового разреветься мальчугана:

— Ты еще вернешься сюда, малыш. Вы все непременно вернетесь. Только немного подрастете и вернетесь. Вы поможете Гердонезу стать свободным, а ведь без этого он не сможет стать счастливым.

Глава 6

Побережья Валесты корабль достиг под вечер следующего дня. На самом деле путь сюда мог занять менее десятка часов, но в сгущавшихся сумерках и при неустойчивой погоде капитан не дерзнул пересечь даже хорошо знакомый пролив. Какое-то время следовали вдоль причудливо изгибающейся линии берега, а в полной темноте аккуратно отошли в открытое море. Теперь у самого горизонта поблескивали огни неведомого поселения. Последнего поселения родины.

— Город? — спросил Иигуир у капитана.

— Да уж, мессир, для рыбацкой деревушки капельку великоват будет, — хмыкнул тот. — Думаю, Сегерхерд. Славное местечко, удобное и безмятежное. Местные, правда, до сих пор переполнены спесью, заполучив городской статус. Который год празднуют, глупцы, невзирая ни на что...

Ночь провели в паре миль от берегов Гердонеза, у одного из маленьких островков, точнее, каменных глыб, в изобилии раскиданных в этих краях. Сам переход прошел без приключений, несколько приступов морской болезни были не в счет.

Чужая земля встретила скитальцев неожиданно ласковым солнцем и теплом. Отыскав подходящую бухточку, выгрузились на безлюдном песчаном пляже. Чуть поодаль грядой тянулись небольшие, заросшие бурьяном холмы, за ними сплошной стеной поднимался лес.

— Почти как у нас, — не без грусти заметил Иигуир.

— Слушай, Тинас! — окликнул Беронбос купца, руководившего выгрузкой кованых сундуков с сокровищами. — Ты, помнится, говорил, что знаешь тут подходящее место для колонии. Это далеко отсюда?

Бойд подошел ближе к соратникам.

— Совсем рядом. Вы на нем стоите.

— Что? Этот песок? — Алиссен опешил.

— Лучшего, дружище, извини, предложить не смогу, — развел руками Бойд. — Такой песок тянется здесь вдоль всего пролива. Стоит сунуться в глубь страны, как плата за аренду взлетит десятикратно. Да и уголок тут тихий, неприметный.

— И до Гердонеза рукой подать, — многозначительно добавил Эскобар.

— Может, тогда сразу в Даго плыть? — предложил Беронбос, которого, похоже, совершенно не радовала идея селиться на голом пятачке. — Земляки все-таки, не станут три шкуры драть. И место, глядишь, достанется обустроеннее.

Эскобар еле заметно нахмурился:

— Это с какой же такой стати? Полагаешь, дружище, в герцогстве уже сейчас мало беглого люда столпилось? А там, конечно, только и мечтают, как их всех приютить-накормить, да?

— Так ведь... мы ж не просто так!..

— Как — не так? Будущая армия освободителей? Оглянись, пока это обыкновенные сопливые мальчишки, несущие одни убытки. А головокружительные планы... В лучшем случае над нами посмеются, в худшем... Пусть уж все остается в тайне.

— Именно в тайне, — тихий голос Иигуира вдруг вступил в спор. — В тайне от всего света. Чувствую, друзья мои, что в Даго, что в Валесте Святая Церковь одинаково косо посмотрит на нашу... затею с иноверцами. Стало быть, лишь в глуши, на отшибе, сторонясь и чужаков, и соплеменников...

Беронбос замотал головой:

— А что Церковь? Она, мессир, и не пикнет, если в ход пойдут серьезные деньги!..

— Как у тебя только язык поворачивается такое нести! — немедленно, едва затронули его больную тему, подскочил на месте Бойд. — Будто ребенок, право слово. Борода, вон, седеет, мог бы сообразить, где готовы честно вести дела, а где не до того.

— О чем ты?

— О чем... Не забывай, формально все эти деньги по-прежнему — часть сокровищницы Гердонеза, то есть их хозяева — Артави. Улавливаешь? Кроме того, в Даго, приятель, сейчас должен царить жуткий переполох. Там, вероятно, со дня на день ждут нападения варваров, а массы перепуганных беженцев лишь усиливают неразбериху. Кто в таких условиях будет торговаться? Скидку ему сделают, да? Враг-то, считай, у ворот, есть великолепный повод отнять все махом, списав на военную необходимость. Впервой, что ли?..

— Я слышал о тамошнем герцоге другое, — пробурчал смущенный Беронбос.

— Господь ведает, кто там ныне верховодит. А и проявят дворяне благородство, так кругом полно голытьбы, что, прознав о золоте, устроит натуральную поножовщину. И все оправдано, голод-то — не тетка. Кстати, друзья, по поводу золота... — Бойд, зыркнув по сторонам, понизил голос и подтянул заговорщиков поближе к себе. — Очень бы хотелось, господа, чтобы каждый из нас сознавал, под какой топор мы подставляем в данную минуту шеи.

— Да не волнуйся ты так, — фыркнул Беронбос. — Не явятся завтра мелонги, не захотят сразу переходить к войне с Валестой. Даже Даго едва ли...

— Вот опять ты встрял, приятель, и опять не по делу, — с досадой оборвал товарища Бойд. — Не о варварах речь. У нас в руках огромные сокровища, я сам такими вряд ли когда владел. С их помощью можно горы свернуть, однако... и головы лишиться также легко. Придется постоянно быть начеку. Ладно — ребятишки, но взрослые...

— Ты кому-нибудь не доверяешь, Тинас? — Лицо Иигуира построжело. — Ведь эти люди проявили нешуточную отвагу, отправившись с нами...

— Проявили, не спорю. Только все ли из них устоят перед искушением блестящими монетами? Грудой монет, мессир! Человеческая природа слаба, сами знаете. Кто-то, потерпев, соблазнится, а кто-то, возможно, уже сейчас высматривает лазейку. Для того и поплыл на чужбину. Не сам украдет, так шайку местную разыщет, их и по сию сторону пролива хватает. Скажите-ка, что я ошибаюсь, мессир.

Все взоры обратились к старику, но тот медлил. Понуро, будто новыми глазами разглядывал горстку людей, что с веселыми криками занимались разгрузкой корабля.

— Не хочется в такое верить. Ужели мы вырвались из пасти варваров лишь для того, чтобы тотчас начать склоки, подозрения между собой? Но и опровергнуть тебя, Тинас, я не могу. К прискорбию, друзья, подобное случается.

— Отсюда вывод, — закивал Бойд, — чем меньше народу будет знать о сокровищах, тем спокойнее мы будем спать.

— Как же тут скроешь, ежели все на виду? — буркнул Беронбос.

— Ну, наши-то люди, конечно, сундуки разглядели. Что ж, пускай понимают, что голодными здесь не останутся, однако про точные размеры запасов — молчок! Насчет посторонних предупредить каждого, а сундуки — упрятать первым же делом. Даже раньше, чем детям крышу мастерить, ясно? А лучше всего... вообще как можно больше ценностей отсюда убрать. Отвезти, скажем, в Амиарту, сдать в подземелье серьезному банкиру да оплатить этим аренду. Тогда уж никакой лиходей не повредит.

— Разумные слова, Тинас, — согласился Иигуир. — Приходится признать, без этих денег наши планы превращаются вовсе уж в безумную игру мысли. Стало быть, и беречь сокровища подобает особо. Кстати, по поводу аренды. Земли, насколько знаю, кругом казенные. Предстоит, очевидно, договариваться в самых высших кругах Валесты.

Бойд самодовольно ухмыльнулся:

— Это уж мои трудности, мессир. Здесь у меня немало торговых партнеров и должников, некоторые вхожи даже в покои короля. Стоит намекнуть о прошении или отсрочке долга, как эти двери распахнутся также и перед нами.

— Видимо, мне тоже следует поехать с тобой?

— Ваше имя очень авторитетно, мессир, но, поверьте, мне будет легче договориться одному. Зачем вам эти бесконечные скитания по чиновничьим коридорам, переговоры шепотом и ужины с чернильными червями? В то же время у вас, вероятно, имеются влиятельные знакомые и покровители, не правда ли?

— Только моими должниками их никак не назвать. — Старик пожал плечами.

— И не надо! Пусть проявят благородство и милосердие, оказав услугу попавшему в беду гению. Многие вельможи это прямо-таки обожают. Напишите несколько писем, я отошлю их по дороге. Да, и обязательно, мессир, письмо на имя короля. Что-нибудь пожалостливей и поуниженней. Король, в конце концов, тоже вельможа, едва ли устоит перед соблазном прочувствовать рядом с вами собственное величие. Да и что ему стоит приютить бедных, беззащитных гердонезских сирот, обиженных безбожными северными захватчиками, на какие-то несчастные пятнадцать лет?

— Тьфу ты, аж слезу вышибает, — Беронбос фыркнул.

— Лишь бы этот бесконечно любезный король не выдал нас всех по первому требованию мелонгов, — заметил, скривив губу, Эскобар.

— Увы, тут можно уповать только на милость Творца, — вздохнул Иигуир. — Лучше скажи, Тинас, во сколько могут обойтись нам эти пятнадцать спокойных лет?

Бойд повертел головой, оглядывая окрестности с привычной купеческой цепкостью:

— Ну, если брать участок, скажем, полмили на милю... По-честному, красная цена за этот песок — сто золотых в год. Место бросовое, бесплодное, необжитое. Однако нуждающейся стороной, безусловно, являемся мы, вследствие чего можно быть довольными, если получится сбить плату до двухсот монет. И это притом, заметьте, что на побережье сейчас полно беженцев, которые, ввиду своей нищеты, определенно поселятся задаром. Правда, их и согнать могут в любую минуту. С нас же для начала хозяева запросят порядка четырехсот.

— То есть платить придется никак не меньше трех тысяч?

— Именно. Плюс половина посуды и драгоценностей на подарки лично королю, плюс монет пятьсот чиновникам для гладкого прохождения документов.

— Достойные нравы! — вновь отреагировал Беронбос.

Бойд пожал плечами:

— Везде берут. Если согласны, я отправлюсь в столицу, как только достанем лошадей.

— Хорошо, — кивнул Иигуир. — Я подготовлю письма. Тебя, Алиссен, попросил бы заняться обустройством людей. До оформления аренды надо сделать хоть какие-нибудь временные укрытия — погода начинает портиться. Кроме того, следовало бы наладить отношения с окрестными крестьянами, чья поддержка может пригодиться в трудные времена. Особая просьба к тебе, Коанет. Попробуй поговорить с капитаном Левеком на предмет экспедиции к Диадону. Сейчас некогда искать другое судно, а главное, не хотелось бы зря расширять круг посвященных.

— Я понял, мессир, — ответил Эскобар. — Кстати, пока мы не разбрелись, предлагаю выяснить, кто и когда на этот самый Диадон отправляется.

— Ну, вероятно, должен ехать мессир Иигуир, — после паузы неуверенно изрек Бойд.

— Это не обсуждается, друзья, — голос старика прозвучал неожиданно сурово. — Я затеял наше предприятие и обязан заранее убедиться... увидеть своими глазами... что получится в итоге...

— Правильно, — подхватил Бойд. — Мое влияние не распространяется так далеко, а ваше имя, мессир, наверняка известно и на краю земли. Я в свою очередь Могу лишь снабдить письмом к одному тамошнему приятелю.

— Тоже должнику? — съязвил Беронбос, однако толстяк проигнорировал выпад.

— Это послужит первой зацепкой на Диадоне, но плыть ради этого самому в такую даль?..

— Тинас часто будет в отъезде, — заметил Эскобар, — поэтому здесь должен остаться еще Алиссен.

— Почему я? — возмутился бородач. Едва ли его особенно манило грандиозное морское путешествие, но и показаться прячущимся за чужими спинами он не желал.

— Никаких обид, дружище, ты разбираешься в хозяйстве, успеешь его наладить. Так что поедут мессир Иигуир и я. Мне тут все равно делать покуда нечего.

После недолгого уламывания Беронбоса согласие было достигнуто.

— А что относительно сроков отъезда? — вновь поставил вопрос Эскобар.

— Чем раньше отправимся, — Бентанор устало провел ладонью по лбу, — тем лучше. Значит — сразу при получении разрешения на аренду. Когда это может произойти, Тинас?

Купец помолчал, прикидывая что-то в уме:

— Если брать дорогу до столицы за неделю, дней десять там обивать пороги, потом при первой же договоренности отослать гонца... э-э... набирается примерно три недели.

— Тогда на этот срок, друзья, и будем рассчитывать.

Ближе к ночи в только что установленную палатку Иигуира ворвался Эскобар, взвинченный и раздосадованный.

— И носит же земля таких идиотов! — прямо с порога выпалил офицер. — Вы представить себе не можете, мессир, до чего упрям оказался этот олух. Битый час я ему доказывал, просил, убеждал, объяснял, и все напрасно! Он даже слушать меня толком не захотел!

— Но ты рассказал о цели путешествия? — осведомился старик, разглаживая на коленях приготовленный для письма желтый лист пергамента.

— Еще бы! Говорил и о высокой цели, о славе и о его собственном денежном интересе. Бесполезно! Уперся, точно пень! Дело закончилось скандалом, мы полили друг друга последними словами и на том разошлись. В жизни не встречал такого осла, как этот капитан!

— Надеюсь, до оружия не дошло, все целы? — Иигуир отодвинул лист и кряхтя поднялся с лежанки. — Вы, молодые, слишком горячи и всегда предпочитаете настырно давить на то, что нужно вам... Пойду, пожалуй, прогуляюсь. Обожди здесь, друг мой.

Левека он нашел на берегу, распекающим кого-то из команды. Было очевидно, что воинственностью настроя капитан не уступит Эскобару.

— Напрасно вы пожаловали, мессир! — с ходу рявкнул он. Подвернувшийся под горячую руку моряк счел за благо безотлагательно улизнуть. — Я уже объяснял этому вашему приятелю и повторю вам. Только сумасшедший отправляется через океан в конце осени! Понимаете? Среди нормальных вы таких, клянусь всеми святыми, не найдете! Спросите последнего забулдыгу в любом из портов Архипелага. За кружку пойла, скажу я, он мать родную продаст, но на подобную авантюру и такой не решится! Да в это время там идут непрерывные шторма. Причем жесточайшие! Тысяча чертей, в портах стоят и покрепче суда, чем «Эло»! Неужели никак нельзя подождать несколько месяцев? Хотите, чтобы я принес себя в жертву вашим взбалмошным затеям, господа? А вы слыхали, что кое-где на пути к Диадону, почитай, каждый третий встреченный корабль — пиратский? У них там десятки логовищ и сотни осведомителей. Нас отловят, ровно кроликов, мессир! Лишь самоубийцы или дураки появляются в тех краях в одиночку. Пока я капитан корабля, «Эло» не пойдет на это, пусть бы даже желание изъявили сами Небеса!..

Иигуир добродушно качал седой головой, не прерывая раздраженной речи моряка, и лишь когда поток слов ослаб, заговорил сам:

— Что ж, обидно признавать, но вы правы, сто раз правы, господин Левек. Безусловно, я и мои друзья оказались слишком самонадеянны и наделали кучу ошибок в своих планах. — Бентанор виновато улыбнулся. — Жалким извинением может служить только полное отсутствие у нас какого-либо опыта серьезных морских походов. Сейчас-то ясно видно, сколь нелепы и смешны были попытки давать советы вам, капитан. Морскому волку, бросавшему якорь во всех портах Поднебесной! Лет десять назад, будучи в Овелид-Куне, я слышал истории о вашем подвиге в проливе Львиная Пасть. И если уж человек, проведший в неистовую бурю, когда никто в это не верил, целый караван судов, говорит сейчас, что поездка на Диадон немыслима... кто дерзнет поставить его слова под сомнение?!

— Конечно, — уже не так уверенно подтвердил сбитый с толку капитан.

— И прошу простить моего молодого друга за несдержанность в разговоре с вами, господин Левек. Он горяч, неопытен, хотя и его можно понять: Гердонез лежит у ног захватчиков! Прах павших героев вопиет об отмщении. Дело жизни любого порядочного человека сейчас — возвращение свободы его стране. Абсолютно убежден, будь у путешествия хоть один шанс на успех из тысячи, вы, как человек честный и преданный родине, располагающий вдобавок таким прекрасным кораблем, как «Эло», и опытной командой, не колеблясь, взялись бы за это. И если даже вы считаете, что такого шанса нет, значит, поездка действительно невозможна!.. Да и что говорить, немало воды утекло со времен Львиной Пасти, разное...

— Постойте, мессир, — перебил Иигуира Левек. — Я не утверждал... что эта поездка невозможна. Она чертовски сложна и безумно рискованна, это верно!.. Если б не святая цель... я бы никогда за нее не взялся. Шансов, конечно, немного, пожалуй, один из десяти... однако дело свободы ведь ждать не может, так?! И не должно. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы доставить вас на Диадон и обратно, мессир! Тысяча чертей, старик Левек еще покажет, на что способен!.. Конечно, — голосу капитана вернулись прежние ворчливые нотки, — потребуются нешуточные затраты. Не меньше, скажем, сотни золотых придется пустить на обстоятельную подготовку судна, опять-таки жалованье команде, припасы...

На следующее утро Бойд отбыл в Амиарту, столицу Валесты, а еще через пару дней на берегу появился десяток крестьян из близлежащих деревень, людей степенных и молчаливых. Они привезли лес, заказанный Беронбосом. Староста обоза некоторое время искоса понаблюдал, как горстка поселенцев возится с бревнами, потом махнул рукой и сам первым взялся за топор. «Не дело это. Одни вы затянете стройку до весны, а где ребятишкам холода встречать?» — с трудом подбирая слова, объяснил он. За неделю среди холмов окопались четыре просторные землянки и пара маленьких. Сделаны они были самыми простыми способами, хотя все-таки слабо походили на упомянутые Иигуиром времянки. Старик поворчал на подобную поспешность, однако уже с начала октября ударили внезапные ночные заморозки, и едва выступающие над землей строения оказались подлинным спасением.

Жители окрестных деревень вообще отнеслись к неожиданным соседям с дружелюбным спокойствием. Те не покушались покуда ни на чьи угодья, не успели отметиться воровством, зато помощь оплачивали звонкой монетой. Последнее, впрочем, привлекло внимание не только честных землеробов. Уже на третий день изгнания к лагерю подъехали двое всадников, оборванные, грязные, но на справных лошадях. Долго крутились рядом, пытались завести разговор то с одним, то с другим поселенцем, затем так же внезапно пропали. В последующие дни кое-кто замечал на кромке леса странные, слоняющиеся без видимой цели фигурки, однако настоящие гости пожаловали спустя почти неделю.

Цепочка верховых показалась у въезда в лагерь вскоре после полудня. Семь человек. Ехали неспешно, уверенно, будто ясно представляя себе и собственную силу, и предстоящую цель. По едва начавшей обозначаться дороге беспрепятственно проследовали в самую сердцевину поселения, благо никаких постов беженцы не расставляли, оград не строили. За последние дни здесь побывало изрядное количество визитеров, сочувствующих, дружелюбных или деловых, но эти незнакомцы внушали совершенно иные чувства.

Один за другим гердонезцы прекращали обыденные дела, провожая взглядами странную компанию. Во главе отряда ехал настоящий дворянин. Такой породистый, надменный профиль, величавую осанку не могли приглушить ни растрепанная, грязная одежда, точно снятая со встречного простолюдина, ни скромная сбруя каракового жеребца. Дворянин был настоящий, потомственный, всосавший представление о своем особом положении в мире еще с материнским молоком. Просто сейчас он, пожалуй, находился... не в лучшем состоянии. Спутанные космы волос, опухшее лицо, дырявые ножны меча... Вряд ли то были признаки бедности, скорее небрежения, простительного для благородного господина. Возможно, исподволь дело и шло к упадку, но пока он не наступил: сам конь выглядел здоровым и упитанным, а через дыры ножен поблескивало хорошо начищенное лезвие. Свита дворянина так же внушала к себе уважение. Пусть эта разновозрастная, разноплеменная смесь людей и напоминала шайку голодранцев, однако оружие их руки держали привычно.

Лагерь притих как перед грозой. Взрослые, переглядываясь и перешептываясь, потянулись к центру, где уже остановились всадники. Мальчишки устремились туда же. Они не могли не ощущать опасности, но это лишь пуще манило, заставляя игнорировать окрики старших. Очень скоро вокруг незнакомцев сгрудились практически все обитатели новорожденного поселка. Их оказалось раз в десять больше, и все же трудно было понять, кто является здесь хозяином положения. С какой-то нарочитой, пугающей вальяжностью гости выстроились дугой, освободив место для предводителя. Тот, обозрев публику, покривился:

— Кто здесь за главного?

Иигуир, до сих пор молча наблюдавший за ходом событий, поднял голову, но его опередил Эскобар.

— С кем имею честь говорить, сударь? — отстранив недоуменно шепчущего Беронбоса, офицер шагнул из толпы.

Дворянин смерил его взглядом.

— Вы уверены, что достойны разговора с благородным человеком? — спросил, морщась то ли от высокомерия, то ли от боли.

— С благородным — несомненно. — Эскобар тоже принял надменную позу в паре шагов от незнакомца. — Например, мне-то известно, что гостю полагается первому объявлять свое имя и титул.

— Допустим, — вяло кивнул дворянин. Вызывающие нотки в ответе Эскобара, похоже, ничуть его не задели. — В таком случае, сударь, предлагаю пообщаться в отсутствие всей этой гомонящей толпы.

Повинуясь какому-то неприметному знаку, один из визитеров проворно спрыгнул с седла и поспешил помочь хозяину. Тот спустился на землю, кряхтя и постанывая, а оказавшись на ногах, немедленно выказал сложности с равновесием.

— Мне мерещится, или он банально пьян? — не слишком понижая голос, спросил офицер подошедшего сзади Иигуира.

Сказано было по-гердонезски, однако гость сразу откликнулся:

— Ошибаетесь, господа. Это всего лишь похмелье, сегодня я еще ничего не пил... Почти... Вот вчера действительно получилась знатная пирушка, округе долго не забудется. Представляете, гуляли до полного оскотинивания...

— Вы так и не успели представиться, сударь, — напомнил Эскобар.

— Пожалуйста. Гобар Бику, граф Ле-Менен, барон Гаргелот и Бринси.

На фоне таких пышных титулов безземельный виконт смотрелся несколько убого. Тем не менее вельможа, вероятно убедившись в благородном происхождении собеседника, удовольствовался и этим.

— Вот, формальности соблюдены, теперь давайте-ка все же отойдем в сторонку. И так безумно голова раскалывается, а тут еще толпа шумящих малолеток... И перестаньте вы, господин виконт, хвататься за свой меч! Видит Бог, меньше всего мне хотелось бы сейчас драки. Может, в другой раз, но при такой голове, поверьте...

— А у нас есть поводы для драки? — спросил не удосужившийся представиться Иигуир.

Граф обернулся к нему, какое-то время тщетно пытался сконцентрировать взгляд и память, потом махнул рукой:

— Повод для драки, господа, отыщется всегда... пока человек жив.

Провожаемые недоуменно-настороженным гулом, они втроем вышли на окраину лагеря. Как раз в этот момент очередное грузное облако решило окропить землю мелким дождем, Бику немедля запрокинул лицо навстречу холодным каплям.

— У нас имеется в запасе приличное вино, сударь. — Сердце Иигуира, наконец, дрогнуло при виде столь откровенных страданий.

— О чем же вы намеревались с нами говорить? — Эскобар не поддержал порыва старика. Здесь, вдали от вооруженной до зубов свиты, гость, вероятно, уже не казался ему слишком опасным.

Граф, кисло глянув на обоих, вздохнул:

— Вы ведь только что из Гердонеза, не правда ли? Туго там, поди, пришлось.

— Порабощение всегда тяжело.

— Хм, может быть. Вам, гердонезцам, это виднее.

— А у вас еще не было такого опыта? Ничего страшного, потерпите, сударь. Полагаю, мелонги вскоре и по эту сторону пролива проведут раздачу незабываемых впечатлений.

Бику поморщился и, как показалось Иигуиру, не только от приступа головной боли.

— Валеста им так легко не дастся.

— Неужели? Кто же поднимется на ее защиту? Разве что вы, сударь...

— Вы словно подбиваете меня на поединок, милейший господин... Эскобар, — буркнул граф. — Не желаете ли сперва узнать суть дела?

— Желаю. Хотя уже сейчас почему-то не жду от этого дела ничего хорошего. С чего бы так, а?

— Чутье, наверное. Итак, ваша... группа бежала от варваров. Странная группа, кстати. Откуда столько детей, господа?

— Вам объяснить, откуда берутся дети? — Эскобар оскалился.

— То есть это все ваши?.. Хм, поздравляю, в таком разе вы все тут, господа, невероятно трудолюбивые отцы. И вдобавок удачливые, замечу: получаются сплошь мальчишки, причем близкие по возрасту. Может, поделитесь секретом?

— Секретами делятся с друзьями, сударь, а у нас никак не получается определиться в отношении к вам.

— Справедливо, — попытался усмехнуться Бику. — Так и быть, господа, не стану затягивать вступление, напускать туману и играть намеками. Во-первых, сам подобной манеры не люблю, во-вторых, времени на хитросплетения нет, ну а в-третьих... с моей сегодняшней головой лучше бы завершить все побыстрее. Разве что мошки перед глазами прекратили порхать, и то отрада.

— Славно погуляли вчера? — осведомился Эскобар, по-прежнему не убирая ладони с рукояти меча.

— Славно, сударь, славно и шумно. Из соседнего монастыря доставили три бочки старого вина, кое-что нашли в своих подвалах... Господи, да вы же никогда не бывали в Ле-Менене! Обязательно устроим этот визит. И очень скоро. Не хочу показаться хвастуном, господа, но на севере страны лучших вин вы не сыщете! Строжайший отбор на протяжении многих лет... даже десятилетий, качественный уход, контроль и, разумеется, узкий круг истинных ценителей...

— Уж не приглашаете ли вы нас влиться в этот круг избранных?

— Вас? — Бику опять озадаченно оглянулся на сухопарую фигуру Иигуира, что замер рядом, будто молчаливый судья. — Ну... почему бы и нет? Не все сразу, конечно. Присмотримся, притремся... А у вас имеются возражения, господин Эскобар? Может, вы предпочитаете вину лошадей, собак, охотничью птицу, оружие, женщин, наконец? У меня есть много интересного, и мои друзья получают право приобщаться к этому. Что скажете?

Офицер с подчеркнутым безразличием пожал плечами:

— Скажу, что наша беседа теряет смысл, покуда непонятна цена столь щедрой дружбы, господин граф. Или вы объезжаете побережье, предлагая помощь всем подряд беженцам из Гердонеза?

Бику вдруг посерьезнел, сквозь опухшую физиономию гуляки проступили жесткие черты.

— Будь по-вашему, господа, сыграем открыто. Как я понял, вы намерены обустроить себе жилище прямо здесь, так? Назад пути нет, там варвары, не знающие ни закона, ни совести. На благословенный же юг не пустит закон, от совести заботливо очищенный. Я ни в чем не ошибся пока?

— Продолжайте, — кивнул, едва заметно подобравшись, Эскобар.

— Вы правильно рассчитали, господа, что чужих скитальцев в глубине Валесты никто не ждет. Вы только не учли, что и тут, на побережье, могут действовать свои правила.

— Кто же их определяет, позвольте узнать?

— В данном случае, сударь, я, — невинно развел руками Бику. — Если сомневаетесь, поговорите с окрестным людом. На этих землях именно я сужу, караю и жалую.

Подобная фраза давно ожидалась, потому Эскобар только набычился пуще прежнего.

— Удивительно, сударь, мы-то были совершенно уверены, что эти земли относятся к королевскому домену.

— Относятся, верно, — кивнул граф. — Корона ими владеет, я — управляю. Улавливаете разницу?

— То есть управляете по поручению короля, да?

— Тысяча чертей, по собственной воле! — Бику топнул ногой, но тотчас скривился от боли. — При чем тут король, господа? Амиарта далеко, у монархов других забот полно, стало быть, правит здесь голая сила. Как в веселые стародавние времена, понимаете? Коль скоро в данной местности сила на моей стороне, то и реальная власть оказывается там же. Разве у себя в Гердонезе вы не сталкивались ни с чем подобным?

— У нас в Гердонезе это в мягкой форме называлось самоуправством, — задумчиво произнес офицер.

— А в жесткой — разбоем, — неожиданно добавил Иигуир. — И наказание выбиралось соответственное. Любопытно, как в Амиарте отреагируют на вольности графа Ле-Менен?

Гость поспешил вернуть себе былую невозмутимость:

— Уверяю, господа, там уже зевают, получая новые известия об этом. Кстати, от кого имею честь выслушивать такие вопросы?

— Мне представиться гораздо проще, сударь, нежели вам. Ни пышных титулов, ни имений. Просто Бентанор Иигуир.

— Ого! — Бику едва не присвистнул. — Каких редкостных птиц, однако, заносят в наши края северные ветры. Тот самый зодчий?

Старик лишь холодно поклонился.

— Как же, как же, наслышаны. Хоть и считают нас здесь, в захолустье, дикими животными на манер медведей, все-таки кое-что долетает... Отлично, ваши таланты, господин Иигуир, тоже придутся ко двору! Есть у меня одна занятная идейка, давно вынашиваю — хочется, понимаете ли, в корне перестроить родовое гнездо. Только вот планы столь смелы, что, боюсь, заурядный мастер не осилит. Другое дело — признанный талант!..

— Я отошел от настоящей работы, сударь. Годы берут свое.

— Ну, ничего, думаю, этот вопрос мы еще обсудим. На то и существуют человеческие взгляды, чтобы меняться, верно? — Бику хохотнул, собеседники не вернули ему даже скупой улыбки. — Кхм... Что-то дождь расходится, уже не в радость... Стало быть, желаете объясняться коротко и ясно, господа? Извольте. Раз именно я держу под контролем данный край, любой проживающий здесь обязан выделять мне некоторую подать. Достаточно ясно?

— Зачем же нам эта не прописанная ни в каких законах подать? — спросил Иигуир.

— Во-первых, по все тому же древнему праву сильного, сударь, — теперь граф произносил слова четко, отрывисто, будто выплевывая их со злостью. — Можете поверить, у меня хватит воинов, чтобы принудить к покорности любого. Однако не стоит оплакивать участь здешних жителей — в обмен они получают покой, защиту и справедливый суд. Не так уж мало в наши-то смутные времена.

— От кого же вы собираетесь защищать нас? — фыркнул Эскобар.

— Сей мир полон темных сил, сударь. Попробуйте продержаться в нем без серьезной поддержки, и вы очень скоро поймете, что я имею в виду. Воровские шайки, своевольные бароны, бродяги, дезертиры, всего не перечесть...

— Другими словами, большой разбойник предлагает нам защиту от мелких, так?

На этот раз Бику встретил колкость офицера хмуро:

— У меня нет более ни времени, ни желания заниматься отвлеченными спорами, господа. Называйте меня как угодно, подчинения вам не избежать.

— А если мы посчитаем его излишним? — Эскобар незаметно отступил на шаг, дабы удобнее было выхватывать оружие.

— Вам нужна кровь? Или толпа ваших щенков-молокососов придет на выручку? Поверьте, господа, я вовсе не зверь, однако принцип есть принцип. Добровольно или по принуждению, но платят все. С какой стати мне делать исключение для вас?

— Чем же вы предполагаете поживиться у бедных скитальцев?

Граф презрительно оттопырил губу:

— Неужели вы всерьез полагаете, я тащился бы сюда с больной головой, а после развлекался бы дурацкой, нудной беседой, будь вы простыми беженцами? Да такими нищими оборванцами нынче кишит все побережье! Я же не стану по-дружески уговаривать каждого, верно? Неделей раньше или позже подъедут мои молодцы, все объяснят, кого-то похлопают по плечу, кому-то дадут по зубам... Не впервой... Правда, добычей в результате окажется несколько затертых медяков, и большего там не выбить.

— А у нас рассчитываете на большее?

— Именно так. — Бику уверенно оглядел своих собеседников. Подспудные приготовления Эскобара к бою вновь остались без внимания. — Вы вообще, господа, представляетесь какой-то странной, нерядовой компанией. Я долго отмахивался от сообщений дозорных, однако теперь понимаю, что они даже недооценили всю степень вашей странности.

— О чем это вы, сударь? — нахмурился Иигуир.

— У вас есть деньги. Пока мы не знаем, сколь много, но и последние монеты не следовало так беспечно демонстрировать простонародью. Здесь к блеску золота непривычны.

— И вы явились сюда только поэтому?

— Главным образом, да. Хотя имелись и другие странности: чего стоит, к примеру, состав вашего отряда.

— Эти дети — сироты, обездоленные варварами. У вас хватит совести погубить их окончательно?

— Совесть? — поморщился Бику. — Знакомое слово... А про детские жизни речи не идет, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Десятки аккуратно отобранных мальчишек... Замышляете что-то серьезное, господа?

— Вам-то какое дело, сударь? — буркнул, насупившись, Эскобар.

— Просто любопытно. Нет, право слово, поделитесь, господа! Вдруг это меня заинтересует, и я пожелаю оказать поддержку. Само участие прославленного господина Иигуира обещает захватывающий характер затеи.

— Ищете развлечений, сударь? — Старик покачал головой. — Скука мешает наслаждаться жизнью? Разве вы не понимаете, что страшный враг разорил соседей и теперь достиг порога вашей страны?! Черные тучи наливаются на горизонте, а вы точно отказываетесь замечать!

— Едва ли варвары дерзнут покуситься на Валесту.

— Гердонез думал так же. «Они не дотянутся, не посмеют, мы в любой момент дадим отпор...» Пора бы уже понять, сударь, мелонги не намерены останавливаться в своей агрессии. Следовательно, их очередной жертвой суждено стать именно Валесте. Или Овелид-Куну.

— Вот видите, господа, — криво улыбнулся Вику, — наши шансы уцелеть не так уж малы. И чего вы пытаетесь достичь, запугивая меня ужасами варварского нашествия? Да если проникнуться всем этим, можно сразу в петлю лезть! А еще лучше — отправить ваш странный отряд обратно в Гердонез. Мне почему-то упорно кажется, что у мелонгов найдутся к вам вопросы. Ну, а я заслужу поощрение от будущих завоевателей. Славно придумано? К этому вы норовили меня склонить?

Беженцы переглянулись — дальнейшие взывания к светлой стороне души, похоже, теряли смысл. То ли их слова на чужом языке утрачивали точность, то ли граф попросту ликвидировал у себя эту сторону. За ненадобностью.

— Полагаю, мессир, нам придется сменить место для лагеря. Побережье большое, поищем более спокойный уголок. Главное сейчас — избежать крови, а господин граф пусть дальше резвится в своих играх.

Эскобар произнес это по-гердонезски, однако Бику не замедлил ответить и здесь:

— Для начала, сударь, вы напрасно рассчитываете обнаружить где-то рядом кусочек рая. Слабому везде трудно. В одних краях царят бароны, вроде меня, в других — королевские ставленники, кое-где — заурядные бандиты. Где-то выжить проще, где-то — сложнее, но, гарантирую, вы не отыщете места, чтоб среди тучных стад совершенно не бродили бы пастухи. Или, если угодно, волки. Подобная ситуация противоречила бы самой природе сотворенного Господом мира... а потому нигде и не встречается. Вероятно, в суматохе вторжения вы там, в Гердонезе, несколько оторвались от жизни, которая у нас, к счастью, продолжает течь естественным образом.

— Вы бы хоть Творца к своим забавам не приплетали! — возмутился Иигуир. Его товарищ произнес суше:

— Если это единственный довод, господин граф, то мы, пожалуй, все-таки попытаем удачи.

Бику усмехнулся:

— Ну что вы, господа! Разумеется, существует и другой аргумент. Вы, конечно, вправе сняться с места и очертя голову кинуться в пучину скитаний. В конце концов, каждый сходит с ума по-своему. Однако не стоит думать, будто вам позволят так легко уйти...

Это была уже откровенная угроза. Давно ожидавший подобного Эскобар лязгнул выдираемым из ножен лезвием, но высокородный разбойник только поморщился:

— Я ведь уже объяснял вам, сударь, что не расположен сегодня к дракам. Да и было бы зачем... Одно мановение руки, и мои удальцы начнут резню среди детишек. Колебаться не станут, поверьте. А вы же тащили эту ребятню через пролив, а перед тем наверняка собирали, выхаживали, пестовали... Они очень дороги вам, правда? Мальчишки вообще представляют обычно интерес только в качестве ростков будущего. Потому их положено оберегать, а не выставлять жертвами схватки за мешок презренных монет. Согласны?

Побледневший Иигуир не откликнулся, зато Эскобар, задыхаясь от бешенства, казалось, готов был броситься даже на безоружного.

— Раз уж все равно, сударь, решили не отвечать, — прошипел офицер, — то позвольте сообщить, что вы исключительный негодяй.

— Такое я тоже слышу нередко, — кивнул граф без тени обиды. — Нет, господа, честное слово, по-моему, вы чересчур нервно ко всему отнеслись. Никакой катастрофы, обыкновенная жизнь... Хм, чувствую, я не зря вылез нынче под дождь. В наши смутные времена большое везение повстречать интересного человека, а тут — сразу двое! Не удивлюсь, если мы вскоре сделаемся добрыми приятелями.

— Сомневаюсь, — буркнул Эскобар, озираясь. — Странный способ начинать дружбу с грабежа.

— Увы, таков порядок, заведенный еще до меня, ничего не поделаешь. Примите это, скажем, как первый вклад в копилку доверия...

— И какой же платы вы намерены с нас потребовать, сударь?

— Неверный вопрос. — Бику осклабился. — Правильнее будет узнать, сколько мы вам расположены оставить. Ведь у вас, селяне, разумеется, все с собой? Вытащим, пересчитаем...

— Черта с два! — выкрикнул Эскобар, окончательно обнажая клинок. — Если у нас даже имеются деньги, то существуют и планы по их трате. Отступные разного рода разбойникам туда не входят. Беритесь за меч, сударь, иначе, клянусь, я размозжу вам голову без всяких условностей!

Бику, поморщившись, извлек-таки на свет оружие:

— Вижу, вы теперь готовы рискнуть жизнями своих драгоценных питомцев? Ведь всего лишь один взмах руки...

— Машите, сударь, машите, хоть взлетите, подобно птицам! Я и на небе до вас доберусь!

Граф, еще мгновение назад давивший собеседников холодной невозмутимостью, вдруг растерянно заморгал. Судя по всему, добыча повела себя совсем не так, как предполагалось, на пересмотр же позиции требовалось время. Сложное требование, когда к тебе подступает разъяренный меченосец.

— Вы соображаете, чем это все закончится? — выставив клинок вперед, Бику понемногу пятился, стараясь одновременно следить за противником и рассмотреть происходившее в центре лагеря. На таком расстоянии трудно было что-либо понять, но ясно ощущалось — дело пошло наперекосяк.

— Вы, похоже, не только негодяй, сударь, а еще и трус? — рявкнул офицер, ускоряя шаг. — Машите же, и приступим к схватке!

Бику затравленно огляделся. Он еще не понимал подвоха, лишь чутье говорило о никчемности всех заготовленных загодя сигналов. И все-таки надлежало попробовать. Продолжая удерживать противника на дистанции, граф широко махнул свободной рукой. Еще раз, сильнее, будто это могло помочь. Еще. Ответом была только зловещая тишина со стороны столпившегося между землянками народа. Теперь уже Эскобар позволил себе хищно оскалиться:

— Кажется, ваши верные подонки, сударь, скажем так, дали маху? Или, наоборот, оказались достаточно умны, чтобы не бросаться за хозяина на копья?

— Копья?..

— Дюжина хорошо вооруженных моряков в дополнение к нашим людям. Не ожидали? Сами виноваты, слишком много позерства при въезде в лагерь, сразу стало понятно, к чему идет.

— То есть... пока мы тут с вами болтали...

— Именно, другой товарищ по моей просьбе успел организовать подмогу. И теперь никто уже не помешает нам, сударь, выяснить отношения один на один. Готовы?

Однако драться благородный разбойник вовсе не намеревался. Вновь оглянувшись, он торопливо воткнул меч в землю.

— Хорошо, сударь, считайте, что вы победили. Предаюсь всецело вашей воле, уповая на честь и великодушие к побежденному. Во имя Всеблагого Творца, сударь!..

Распалившийся было Эскобар посмотрел на него с откровенным презрением и досадливо сплюнул.

Глава 7

Лагерь, который они оставили в настороженном оцепенении, теперь бурлил. Всюду носились мальчишки, раскручивая суматоху, редкие взрослые с трудом перекликались через гул радостных голосов. Свою порцию приветствий получили и вернувшиеся руководители, лишь присутствие графа Ле-Менена удерживало малышей от более кипучего выражения чувств. На публике плененный дворянин опять надел прежнюю маску холодного высокомерия, оттого желающих поквитаться с поверженным врагом не обнаружилось. К нему, даже безоружному, старались не приближаться, осыпая насмешками издали.

Гораздо тяжелее пришлось остальным участникам разбойного вторжения. Шестеро воинов сидели теперь прямо на земле, понурив головы не столько от отчаяния, сколько из-за непрестанного града, летевшего в них. Бросали все подвернувшееся под руку: комья грязи, камни, щепки, палки, гнилые яблоки, осколки горшков. Значительную часть снарядов принимали на себя четверо моряков с «Эло», охранявших пленников, однако людскую ярость это не останавливало. Пережитый страх требовал равноценной разрядки.

Навстречу Иигуиру со спутниками выскочил всклокоченный Беронбос.

— Удачно все провернули, мессир! — закричал он, не сдерживаясь. — Как же удачно-то! Мерзавцы даже моргнуть не успели, а мы с капитаном накинулись, точно буря! Как выскочим из толпы! Каждому верховому враз по два, если не три ножа у брюха, куда уж тут хорохориться?!

— И никто не сопротивлялся? — осведомился Эскобар.

— Только один попробовал послать коня в побег, да ребята вмиг его наземь стащили... ну и проучили, конечно, не без того. Прочим наука, поубавят спеси.

От былой надменности дружинников графа вправду осталось немного. С потерей лошадей, оружия, доспехов они вдруг лишились и мертвящего, парализующего запаха силы, что заставлял трепетать намеченные жертвы. Нет, эти искушенные волки отнюдь не сломались, хмуро наблюдая очередной крутой поворот в судьбе. Однако теперь они напоминали определенно не демонов ночи, посланцев Геенны, а обыкновенных людей, которых возможно перехитрить, обуздать и победить. Либо закидать тухлыми яйцами.

— Славно ты, Коанет, сообразил. И главное, быстро! — продолжал между тем разглагольствования Беронбос. — Я-то опешил от подобных гостей, не успел бы все обмозговать. А так — прямой приказ, четкий и умный. Эти негодяи еще только в лагерь въехали, а мы их уже, почитай, переиграли. Разве не здорово?

— Здорово, конечно, — усмехнулся Эскобар. — Только захваливать меня не стоит, слишком уж самоуверенный противник попался... на сей раз. И пленников унижать перестаньте, негоже. Смотрю, даже женщины в метания ударились. Останови их, приятель.

На приближение хозяина угрюмые воины чуть встрепенулись. Один из них дернулся вскочить, но был удержан как копьем охранника, так и повелительно-раздраженным жестом графа.

— Надеюсь, вы, сударь, не очень на них гневаетесь? — спросил Иигуир.

— А что я должен, по-вашему, думать о людях, которые не выполнили свой долг до конца?

Эскобар громко хмыкнул:

— Наверное, что они достаточно рассудительны. Только последний идиот пойдет на смерть за господина, который сам ставит собственную шкуру неизмеримо выше чести. Ваши слуги, сударь, оказались всего лишь прилежными учениками.

— Что ж, в таком случае вы тоже, господа, представляетесь мне наиболее разумными среди всего этого ликующего простонародья. — Бику или тщательно скрывал эмоции, или действительно упорно не реагировал на выпады офицера. — С вами, кажется, имеет смысл вести переговоры. Главный вопрос: как вы намерены со мной поступить?

Последовавшее замешательство он созерцал с явным самодовольством. Вопрос впрямь оказался заковыристым. Это разгоряченный происшествием Беронбос мог под одобрительные крики беженцев требовать для разбойников петли. Или вечно сердитый капитан Левек с его неписаными и вместе с тем незыблемыми морскими законами. Более дальновидным было о чем задуматься.

— Мы обсудим это и сообщим вам, — ответил Эскобар после выразительного обмена взглядами со стариком. — Пока же, сударь, посидите под стражей.

— Чего же тут тянуть? — Граф пожал плечами. — Вы-то смелые люди, так обсудим все здесь и сейчас. Заодно смогу сразу прояснить туманные моменты, подсказать что-нибудь. У меня, видите ли, господа, вечером званый обед, не хотелось бы опоздать.

Офицер глянул на Иигуира в нерешительности. Возрождавшаяся наглость Бику сбивала с толку.

— Будет весьма опрометчиво, Коанет, посвящать врага в ход наших мыслей, — заметил старик.

— Ха, неужели вы опасаетесь меня даже без оружия?! — тотчас отреагировал разбойник. — Право, господа, не лепите из меня какое-то чудовище. А если боязно, свяжите руки-ноги, прикрутите к дереву...

В речах Бику чувствовалась откровенная подначка, и на Эскобара она подействовала.

— Будь по-вашему, господин граф, — согласился офицер, игнорируя жестикуляцию Иигуира. — Начнем с того, что нашей единственной целью сегодня остается обустройство в данном месте без посягательств с чьей бы то ни было стороны. Мы в Валесте чужеземцы, потому не намерены вмешиваться в здешние порядки, однако за собственное выживание, учтите, будем биться до конца.

— Это я успел заметить. Стало быть, выкуп требовать не собираетесь, верно? — моментально сделал свой вывод Бику. — Неужели ваши запасы воистину так велики?

Эскобар смерил его мрачным взглядом:

— Выкуп? А слышали, сударь, что кричат люди в лагере? Большинство настаивает на заурядной виселице.

— Но вы-то, господа, надеюсь, понимаете, — голос Бику дрогнул, — что это вовсе не решение проблемы?

— К сожалению, понимаем. Мы еще не успели разобраться в местных взаимоотношениях, но, подозреваю, ваша казнь поднимет большой шум.

— Это еще мягко сказано! — поспешил заверить граф. — Заваруха начнется такая, что сойдет за скромных размеров войну. Не хочу врать, не всех в округе моя гибель опечалит, однако, несомненно, сыщутся и желающие отомстить. Как вам сражение с парой сотен латников?

— А вы уверены, сударь, что ваши бесчисленные приятели и подданные не поведут себя подобно вашей же сегодняшней свите?

— А вы готовы рискнуть? Двести латников, предупреждаю, не выдумка.

Иигуир следил за разговором все более хмуро. Бику вполне мог и лгать, он казался опытным игроком, к тому же беззаветно цепляющимся за жизнь. Жаль, проверять это пришлось бы на собственной шее. Какие там две сотни?! Два десятка приличных воинов сотрут лагерь в пыль вместе со всеми обитателями. М-да, они все еще чрезвычайно слабы и вдобавок невежественны в местном раскладе сил. Возможно, что-нибудь сумел бы посоветовать Бойд, но он уже на пути в Амиарту.

— Лучше бы ты зарубил его в поединке, друг мой, — вздохнул старик.

Эскобар кивнул со злой гримасой:

— Сам горюю, мессир. Может, такой исход и не уберег бы нас от мести, зато, по крайней мере, избавил бы от сомнений. Только как прикажете драться с человеком, сразу бросающим оружие наземь?

— Да откуда такая жажда моей головы, господа?! — воскликнул граф. — Мы даже не успели причинить вам ни малейшего вреда, лишь выказали намерение. Почему же сразу казнь? Предлагаю противоположный вариант: вы отпускаете меня и моих людей. Расходимся тихо, мирно и к обоюдному удовольствию. Вы обретаете долгожданный покой, я — свободу и званый обед. Устраивает?

— А что помешает вам, сударь, отпировав и выспавшись, с утра организовать налет на наш лагерь?

— Ну... — Бику пожал плечами, — готов дать честное слово. Или потребуете более обстоятельных клятв?

— Полагаете, нормальный человек поверит вам на слово?

— А почему бы нет? Разве вы, господа, успели достаточно меня изучить? Уверяю, слово дворянина я даю нечасто, и оно — вовсе не пустой звук. Зачем мне возвращаться сюда?

— Поквитаться за унижения, — хмыкнул Эскобар, — восстановить привычные принципы, ограбить, наконец.

— Ерунда. Я умею прощать обиды, а свобода, по-моему, — достойная плата за покой вашей компании.

— У меня, сударь, сложилось иное мнение, — произнес Иигуир. — Мы, конечно, лицезрели вас только с одной стороны, возможно, в других обстоятельствах обнажились бы ваши лучшие качества. Однако на эту минуту я тоже склонен скорее ожидать, что вы броситесь сводить с нами счеты. Может, не сразу, а оправившись от переживаний, собрав силы и подготовившись...

— Помилуйте, господа!..

— По мне, так надежнее рискнуть с виселицей, — оборвал пленника Эскобар, — нежели с вашим, сударь, честным словом. В вас, похоже, прекрасно уживаются разбойник с дворянином, а за кем реальная власть — большой вопрос. Уж произвели впечатление, теперь пеняйте исключительно на себя.

Подобный поворот событий заметно поубавил у графа самоуверенности. С его губ исчезла пренебрежительная усмешка, а на висках показались бисеринки пота.

— Святые пророки, какие же клятвы мне принести, чтобы убедить вас в своей доброй воле? Крестное целование? Или, может, языческие, с кровью? В конце концов, пускай мои люди останутся здесь заложниками!..

— По-моему, вы не особо дорожите животами своих слуг, сударь, — парировал Эскобар. — Даже надежных слуг, не говоря уж о провинившихся. Хлебные места долго пустовать не будут, верно? Нет уж, господин граф, единственное, что вы, несомненно, цените выше собственных капризов и прихотей, — ваша разлюбезная жизнь. Вот ею и будем торговаться.

— Что вы имеете в виду?

— Сами останетесь у нас в качестве заложника. Придется, правда, лишиться званых обедов и пиров, зато голову сохраните. Выделим вам землянку, организуем охрану...

— Да вы с ума сошли, господа! — Бику всплеснул руками. — Меня, представителя одного из древнейших родов королевства, родича принцев крови, держать в какой-то мышиной норе? Это неслыханно!

— Не устраивает землянка? — фыркнул офицер. — Что ж, есть и другой путь. Потерпите у нас денька два-три, за время которых мы постараемся чуть лучше ознакомиться с обстановкой. Разыщем какого-нибудь барона, из тех, что даже во сне мечтают заполучить графа Ле-Менена в гости. Там-то, полагаю, будет все солиднее: замок, стены, башни, подземелье...

Иигуир видел, что соратник бьет наугад, но также понял, что удар достиг цели. Лицо графа вдруг сделалось белее полотна. Определенно у столь разнузданного повелителя края водилось немало заклятых врагов среди местного дворянства.

— ...Там вас тоже вряд ли пригласят за праздничный стол, зато прочих развлечений найдется в избытке. Вы что предпочитаете, сударь, дыбу или каленое железо? Не из злого умысла, Боже упаси, исключительно ради осуществления заветной мечты, порыва души, так сказать. Как можно отказаться от такого, если долгожданный пленник достается даром, хоть бы и с риском вооруженных последствий? И ведь подобные мечтатели непременно найдутся, не так ли, господин граф? Не подскажете для начала несколько имен? Ради ускорения дела...

Бледный Бику хрипло вздохнул:

— Хорошо, господа, будем считать, что вы убедили меня задержаться здесь... погостить. Как надолго? Ведь навряд ли удастся держать меня под замком месяцы и годы. Рано или поздно я вырвусь-таки на свободу и вот уж тогда...

— То есть жажда мести, сударь, имеет место? — подал голос Иигуир.

— Так... — Пленник осекся. — Вы же понимаете, любого можно довести до бешенства, когда он не будет отвечать за свои поступки. Надеюсь, у нас с вами до этого не дойдет.

— Мы надеемся на добрый исход не меньше вашего, сударь. Потому поступим следующим образом: вы тихо посидите под стражей, а мы тем временем приложим все усилия, дабы срок заключения сократить.

— Не представляю, как вы этого собираетесь достичь, но все равно благодарю, господа.

Иигуир покачал седой головой:

— Не обольщайтесь, сударь, вовсе не забота о вашей персоне и даже не милосердие, завещанное Пророками, движут нами. Просто чересчур ярко вырисовываются те угрозы и опасности, что несет само ваше пребывание в лагере. Как только мы добудем хоть малую защиту от возможного вероломства, вас выпроводят прочь. Кстати, ваших спутников мы отпустим уже сегодня.

— Позволите с ними повидаться перед разлукой? Возможно, кто-то согласится разделить со мной тяготы заточения. И что же за таинственную защиту вы предполагаете обрести?

— Об этом, сударь, позвольте до поры умолчать. К чему беспокоить душу преждевременными чаяниями? С воинами же вы увидитесь.

— Однако жить, сударь, придется все-таки без оруженосцев. — Эскобар, сам удивленно внимавший словам старика о защите, на практических вопросах встрепенулся. — Можете воспринимать это как принудительный урок бедности. Непривычно, неудобно, зато меньше шансов устроить побег. В разговоре же разумнее разъяснить головорезам, как им надлежит себя вести в отсутствие хозяина. Никаких наскоков, никаких тайных происков, даже слежка недопустима. Учтите, господин граф, — Эскобар приблизил к пленнику мрачное лицо, — уничтожить нас немудрено, только при любом повороте я всегда успею перерезать вам глотку.

Бику покривился, но выдержал взгляд офицера.

— И все же вы чертовски занятная компания, — неожиданно произнес он. — Так и не хотите посвятить меня в свои секреты? Ладно, посидим в плену, Бог даст, сообразим что-нибудь. Не стану притворяться, будто мне сильно нравится подобное обращение, но интерес к вам лично, господа, от этого не пострадает. Замок Ле-Менен будет терпеливо ждать вас, господин Иигуир, на менее талантливого мастера я отныне не согласен. И вам, любезный господин Эскобар, найдется достойное предложение. Вы ведь прирожденный воин, ваша стезя — бой, яростная рубка, победный рев труб. Неужто забудете это все ради возни с малолетними сопляками? Едва ли из вас получится приличная нянька, а вот мучиться придется до конца дней. Или приходите ко мне, вдосталь обеспечив себя приключениями, драками и, разумеется, деньгами. Как видите, я умею ценить полезных людей, даже если те дерзят и смотрят волком.

— Предлагаете место в своей разбойничьей ватаге? — Эскобар усмехнулся.

— И не самое последнее, заметьте. Начнете, скажем, с десятника, а после... все будет зависеть от вас. В этой стране можно сделать карьеру не хуже, чем в Гердонезе. Смущает наша манера действовать? Так от нее никуда не уйти, и, по-моему, разумнее быть помощником сильного, нежели среди втаптываемых в грязь слабаков, верно? А потом вы сами рассуждали об угрозе с севера. Глядишь, годик-другой, и вместо упрямых крестьян противниками окажутся знаменитые мелонги. Как вам такая перспектива, сударь?

— Ваша шайка что ли, сударь, встанет на пути Империи? — хмыкнул офицер.

— Почему бы и нет? Не один, разумеется, в составе армии Валесты, но, скорее всего, встану. Не пускать же варваров в обихаживаемый годами край... Да и большая война — дело прибыльное. Решайтесь, сударь. По эту сторону пролива сразиться с врагом у вас будет шанс только в качестве наемника.

— Это я прекрасно понимаю, — ответил мрачный Эскобар. — Наемничество меня не смущает, сам собирался заняться чем-то подобным. Разве только хозяина поискал бы почище... Однако сейчас, после встречи с мессиром Иигуиром, о найме не может идти и речи.

— Вы отказываетесь от таких роскошных условий? — искренне удивился Бику. — Господи, во имя чего? От жизни, полной развлечений и довольства? Я просто теряюсь в догадках, господа! Ведь не ради же соплей гомонливой малышни?! Что-то большее? Помилосердствуйте, господа, я изведусь от любопытства!

— Ничего, хоть такое развлечение скрасит вам, сударь, тяготы заточения. А еще лучше — умерьте разбушевавшуюся любознательность, право, не все тайны мира имеет резон постигать. Ради собственного здоровья.

С этими словами Эскобар откинул перед пленником полог крохотной землянки. Бику заглянул туда осторожно, с заранее брезгливой гримасой.

— Располагайтесь, господин граф, — подбодрил его офицер. — Не бог весть что, но вполне уютно и сухо. Говорю со знанием дела, поскольку отсюда едва успели вынести мои вещи.

— Очень признателен вам за подобную жертву, — поморщился Бику. — Одна надежда, что пребывание тут не затянется надолго.

— Пусть это будет не самое скучное время в вашей жизни, сударь, — напутствовал с порога Иигуир. — Иногда полезно оторваться от повседневных страстей, прислушаться к себе, разобраться в собственной душе. Возможно, Творец явит чудо, и вы переосмыслите содеянное. Во всяком случае, я бы искренне этого желал.

Бику пересек крохотную комнатушку между двумя топчанами, потрогал пальцем стену.

— Что ж, подождем чуда от Господа нашего, — буркнул он. — Или все же проще дождаться освобождения?

— Думаю, за одну-две недели положение прояснится.

— И на том спасибо, господа. Ладно, сажусь копаться в душе и перекликаться с Единым. Кормежку-то хоть обеспечите приемлемую? Или в Ле-Менен посылать за вином?

— Вроде бы занятые духовными исканиями обычно умерены в пище. — Эскобар ухмыльнулся, наблюдая, как два моряка сколачивают для землянки громоздкую дверь. — Поэтому, полагаю, вас, сударь, мы как-нибудь прокормим.

— Только не надо злорадства, сударь, — обернулся к нему Бику. — Времена быстро меняются, никогда заранее не угадаешь, какое сложится при следующей встряске положение вещей. Вам настойчиво предлагают дружбу, так не торопитесь записывать себя в ряды врагов... Не все ж мне одному эти дни терзаться, поразмыслите и вы о своем будущем.

Раскланявшись, графа оставили наедине с охраной.

— Дурной поворот, — заговорил Иигуир, едва они с Эскобаром отошли на десяток шагов. — Это перед пленником, друг мой, неплохо было сиять уверенностью, но самим-то следует понимать, как все скверно.

— Скверно, — кивнул офицер. — Хотя лично я, мессир, не так уж и бравировал. По крайней мере, в случае нападения прирежу стервеца точно, терять будет нечего. Иное дело вы, мессир. Что это за защиту мы раздобудем за две недели?

— Должны раздобыть. У меня нет веры милейшему графу Ле-Менену, а жить с ним бок о бок, похоже, предстоит. Следовательно, необходимо как-то обуздать его самодурство с алчностью, которые грозят нам нищетой и голодом.

— Тогда уж лучше сразу смертью.

— И такое не исключено, друг мой. Отсюда вывод — нам следует найти себе покровителей, заступников или что-нибудь в этом роде. Причем очень быстро. К сожалению, данный край, вероятно, впрямь находится под пятой разбойного графа, стало быть, придется обращать взор дальше.

— Кажется, вы с Бойдом говорили о неких влиятельных вельможах, благосклонных к вам, мессир?

— Верно, имеются такие почитатели, — вздохнул старик устало. — Беда в том, что нужен кто-то, способный либо надавить на провинциального деспота, либо помочь нам вырваться из его лап. На этот час я вижу только два пути: король Валесты или правители Даго. Однако, как понимаю, герцогство тебя, друг мой, не устроит?

Эскобар действительно вновь скривился при упоминании последнего заморского клочка земли, где формально сохранялась власть Артави.

— Вы имеете в виду, мессир, переселение туда? Не устроит. Мало того что я вообще невысоко оцениваю осколки королевского дома, проигравшего Гердонез, так это еще и неминуемо приведет к полному краху нашего замысла. Обсуждали ведь: деньги изымут, инакомыслие не допустят... И мальчишек наших построят под начало кого-нибудь из принцев. При таком финале не углядишь разницы: уходить в Даго или бедовать здесь в компании взбалмошного графа.

— Тогда король Орцци, — заключил Иигуир. — Не всесильная инстанция, но весьма влиятельная. Как и далекая от провинциальных дрязг. Эх, придется писать новые письма, прогибаться еще ниже, заискивать еще изощреннее. Всю жизнь терпеть этого не мог, но... Снарядим вдогонку Бойду гонца, пусть Тинас добавит усердия, раз обстоятельства осложнились. И через пару недель, Бог даст, узнаем вердикт.

— А если король не пожелает брать на себя заботу нас оберегать?

Иигуир на мгновение замер, потом затряс головой:

— Не хочу даже думать об этом! И просматриваются какие-то варианты вроде бегства или замирения с Бику, но от всех от них могильным холодом веет. По крайней мере, идея наша, боюсь, зачахнет.

— А без нее, полагаете, Гердонезу свободы не дождаться? — глядя в сторону, спросил Эскобар.

— Кто остановит здесь северную чуму? Уж наверняка не доблестный граф Ле-Менен с приятелями-бражниками. И не последние принцы дома Артави, в этом, друг мой, ты прав. Мы, в сущности, замахиваемся на чудо, собираясь выковать из голодных мальчишек клинок для вспарывания брюха Империи. Пусть это не принесет немедленной победы, зато вполне может послужить зародышем возвратной волны. Волны, которая отшвырнет варваров назад на их скалы.

Эскобар обернулся удивленно. Вопреки всему пафосу слов в голосе Иигуира ясно прозвучали боль и тоска. Старик, едва подвинутый к общим рассуждениям о судьбах Архипелага, действительно готов был погрузиться в ту тягостную задумчивость, что так беспокоила в последнее время соратников и изматывала его самого.

— Отлично, мессир! — Офицер поспешил в меру сил нарушить наступление этого тревожного состояния. — По крайней мере, сегодня мы оказались молодцами, отвели все угрозы и отстояли лагерь. Вполне можно отпраздновать маленький успех. Надеюсь, не откажетесь от бокала доброго вина, это поднимет вам настроение. Право, мессир, не будем спешить переживать все грядущие напасти, они последуют своим чередом, тогда и озаботимся. Пока мы выиграли у безжалостного мира еще минимум две недели. Совсем неплохо! Тучи над головами до конца не развеялись, но и буря не разразилась. Разве здесь есть повод для печали?

Иигуир ответил ему молчаливым кивком. В бездну отчаяния он на этот раз не провалился, однако и радость в его глазах отыскать было бы сложно.

Гонец в Амиарту отбыл уже на следующее утро. Это еще более ослабляло колонию, но залогом ее безопасности отныне становились не клинки. Залог разместился в отдельной землянке, развлекаясь то песнями, то скандалами, то попытками подкупить охранявшего дверь моряка. Последнее, впрочем, производилось без особого вдохновения и надежды. Шансов на побег впрямь было мало хотя бы уже потому, что вплотную к зловещей землянке спешно соорудили легкий шалашик. Теперь Эскобар сутками жил бок о бок с узником, и цель подобного соседства не скрывалась. Под жестким взглядом офицера тускнел даже разбуянившийся Бику.

Между тем шум вокруг пленения графа вправду поднялся нешуточный. Иигуир, всегда пекшийся о неприметности лагеря, только морщился, когда к ним потянулись многочисленные гости. Долгие, полные намеков и выразительных недомолвок беседы приходилось вести именно старику. Кто-то стучал кулаками, требуя освобождения страдальца, кто-то, напротив, шепотом просил придержать его под замком как можно дольше... или не выпускать совсем. Находились и желающие выкупить бедолагу, причем, судя по угрюмым физиономиям покупателей, Бику навряд ли обрадовался бы такому повороту. Большинство же приезжавших на деле оказывались простыми зеваками, ценившими шанс поглазеть на могущественного властелина края, запертого в тесной норе. Любопытствовали осторожно, из-за угла, иногда прикрывая лица плащами, — зверь еще не был мертв, следовательно, вполне мог очутиться на воле.

С первого дня лагерь ждал нападения. Дружинники графа, отправляясь домой, даже не сочли нужным угрожать, их намерения и решимость не вызывали сомнений. Очень скоро на всех окрестных взгорьях возникли силуэты одиноких всадников, а некоторые из гостей в порыве откровенности сообщали Иигуиру о снующих по окрестностям отрядах. Разумеется, пока клинок Эскобара находился в угрожающей близости от шеи Бику, прямой атаки вряд ли следовало бояться. Оставалась ночь. Взрослое население лагеря, по сути, лишилось сна, проводя темное время суток в бесконечных дозорах. Людей не хватало даже на это, в цепи стражей зияли ужасающие дыры. Чтобы заполнить прорехи, Эскобар непрерывно переставлял часовых, но все равно с замиранием сердца ждал очередных сумерек. Он-то прекрасно понимал, как может любая группа лазутчиков, вырезав эту охрану, молниеносно овладеть не прикрытым ничем поселением. Лишь безусловная готовность беженцев сражаться до конца, поднимать тревогу ценой жизни и в случае малейшей опасности тотчас уничтожить пленника способна была сейчас удержать скрывавшихся по ту сторону мрака воинов.

Бентанор Иигуир не имел столь основательного ратного опыта, однако ощущал висящую над колонией беду. Отвлекаться помогали дети, чей непоседливый рой, воспользовавшись занятостью старших, совершенно отбился от рук. Самым безобидным из развлечений слыла вылазка к землянке Бику. Невзирая на усилия стражи, пленника высмеивали, дразнили и оскорбляли во всю мощь мальчишеской фантазии. Особой удачей полагалось застать графа на короткой прогулке, тогда его обстреливали грязью, вынуждая с позором ретироваться. Даже непогода или грозные окрики Эскобара, с которым редко кто осмеливался связываться, не в силах были прекратить игры. С гораздо большей тревогой Иигуир замечал неуклонное расползание ребячьей орды по округе. Оставив прежние страхи на другом берегу пролива, детвора основательно занялась обследованием соседних рощ и перелесков. Каждый вечер, пересчитывая своих питомцев, старик боялся обнаружить пропавших. Теперь не нашлось бы ни людей, ни возможностей устраивать поиски, подобные гердонезским, вокруг расстилалась чужая страна, отнюдь не бурлящая гостеприимством. А что делать, если сорванцы не просто заплутают, а попадут в лапы рыскающих рядом дружинников? Не придется ли думать об обмене мальчишек на пленного графа... со всеми нежелательными последствиями?

Уговоры помогали слабо, потому Иигуир предпочел сосредоточить усилия на занятиях с детьми. Этим надлежало хоть как-то умерить их прыть, отвлечь от непрерывных забав. Вдобавок Бентанор признался товарищам в мечте вырастить не только могучих воинов, но и всесторонне образованных людей. Едва ли его планы поняли, однако блажь старика показалась вполне невинной, и возражений не последовало. Сейчас, накануне длительной разлуки, разумеется, бессмысленно было бы браться за освоение грамоты, поэтому обычно тягучие осенние вечера заполнялись рассказами, преданиями, накопленными Гердонезом и всей Поднебесной. Когда на улице стучал холодный косой дождь, у лениво коптящего очага вел Иигуир свои неторопливые речи. Затаив дыхание, набившиеся в землянку ребятишки внимали, как их седой учитель говорил о диковинных народах и землях, великих королях и славных героях, могучих волшебниках и легендарных красавицах. Ближе к выходу жались по стенкам взрослые, свободные от дозоров, но променявшие часы отдыха на рисуемые Иигуиром чарующие картины. Было что-то мистическое в затягивавшихся за полночь историях. В один из таких вечеров старик поведал, наконец, и о хардаях — сказочных воинах с далеких островов. Описанные чудеса потрясли слушателей. Если взрослые недоверчиво шушукались вдоль стен, то у мальчишек все это вызвало взрыв искреннего восторга и энтузиазма. «Вот это да! Нам бы так научиться! Мокрого места бы от варваров не осталось! Тогда бы мы им показали!» — наперебой галдели они.

— Вы будете такими, — просто ответил Бентанор. — И ваши родители на Небесах будут гордиться совершенными вами великими делами. Это случится не скоро, но, верю, случится обязательно!

К середине октября корабль для дальнего перехода был подготовлен, а вскоре дошли вести и от Бойда. Уехавший вместе с ним слуга, примчавшись на взмыленном коне, незамедлительно направился к Иигуиру. Старик мучился очередным приступом радикулита, потому принял гонца, не вставая с лежанки.

— Все в порядке, мессир! — Парень тяжело дышал после скачки, но зато светился гордостью от выполняемой важной миссии. — Господин Бойд поручил сообщить, что устное согласие короля и канцлера на аренду получено. Через неделю-другую будут оформлены все документы. Также велено передать вам эти три письма.

В первом из посланий Бойд красочно расписывал свои страдания и подвиги в бездонных чиновничьих коридорах, под конец же кратко и печально добавлял, что за пятнадцатилетнюю аренду придется выложить не три, а более четырех тысяч золотых. Под вторым посланием, на пергаменте с гербовой печатью, стояла подпись самого короля Орцци. Целый лист выражений соболезнования, почтения и общих фраз не содержал, впрочем, каких-либо новых сведений. Эскобар повертел в руках благоухающий свиток и откинул его в угол комнаты.

— Милейший король очень мягко стелет, — заметил он, поморщившись. — Правда, его великодушие забыло распространиться на денежную сферу. Про Бику — полсловечка. А уж, заявись сюда мелонги, уверен, он палец о палец не ударит, дабы нас выручить.

— Скорее всего, — согласился Иигуир. — Орцци, вероятно, хочет сохранить дружеские отношения с соседями, не раздразнив, однако, их новых господ. Если когда-нибудь мелонги всерьез вознамерятся поставить вопрос о нашем лагере, Его Величество вполне способен откреститься.

— Надо же, этот хитрец все еще пытается умаслить мелонгов дипломатией и уступками! Не понимает, с кем имеет дело! Однажды варвары накинут петлю и на его шею.

— Если их не остановят...

С куда большим интересом Эскобар разглядывал третье послание. Он ходил вокруг него, точно голодный зверь, жаждущий добычи и одновременно сдерживающий себя. Загвоздка состояла в том, что адресатом значился граф Ле-Менен.

— Мы его полновластные хозяева на данную минуту, — неопределенно произнес офицер, — стало быть, имеем законное право прочитать.

— Разве благородному человеку не зазорно вскрывать чужие письма? — усмехнулся Иигуир.

Эскобар покосился с досадой:

— Но ведь, в конце-то концов, речь идет о наших жизнях, мессир! Значит, мы и должны первыми узнать приговор короля.

— А честь дворянина?

— Потроха Вальгарры! — Эскобар еще быстрее задвигался кругами у свитка. — Тинас же обязан быть в курсе, какой ответ нам высылал, правильно? Что там в его послании?

— Ничего конкретного, насколько помню, по крайней мере, он уверен в благополучном исходе. И Орцци успокаивает. Тебе этого недостаточно, друг мой?

— Все неопределенно, — покривился Эскобар. — Может, Тинас что-то недопонял? Не оценил всю степень опасности угодившего к нам хищника? Если король прикажет отпустить Бику... Разбирательства, мессир, потребуют недель, а нас затопчут в тот же вечер! Это ли не основание вскрыть письмо?

Иигуир промолчал, однако выразительное молчание ответило Эскобару вернее слов. Еще несколько минут офицер чертыхался, скрипел зубами и до боли сжимал кулаки, затем, очевидно совладав с порывом, махнул рукой:

— Хорошо, мессир, будь по-вашему. Сумеете подняться? Вручим графу послание... и сразу же увидим возможные последствия. Если случится худшее... Клянусь Небесами, я отыщу повод незамедлительно вызвать Бику на поединок! А вы будете свидетелем.

— Смерть графа нас не спасет, друг мой, — напомнил Иигуир.

— Зато даст время унести ноги. Одного-двух дней, пока опустевшая землянка не вызовет подозрений, как раз хватит.

Пленник встретил их лежа и вставать с топчана явно не собирался.

— День добрый, господа, — буркнул он. — Или, может, уже вечер?

— День, сударь, день, — отозвался Эскобар, оглядывая узилище. — И, мыслю, давно ожидаемый вами день. Невероятно, как за столь короткий срок вы ухитрились здесь все... загадить!

— Извините. — Бику положил ногу на ногу. — Слуг не оставили, а сам я не слишком привычен... Как вы сказали? Долгожданный день? Всеблагой Творец, неужели свершилось? То-то я смотрю, явились серьезные гости впервые за эти недели.

Он грузно сел на своем ложе.

— Валяйте, господа, просвещайте относительно моей дальнейшей судьбы. Признаться, местная смертная скука уже кажется мне омерзительнее самой смерти.

Переглянувшись со стариком, Эскобар молча притянул пленнику свиток.

— Королевские? — Тот тщательно осмотрел печати и адресацию. — Вот, значит, куда вы взывали о помощи. Неглупо... хотя и безнадежно.

— Ознакомьтесь, сударь, для начала с текстом, — заметил офицер, откидывая ненароком полу плаща от меча. — Сумеете сами прочесть или кого-нибудь пригласить?

— Справлюсь, — фыркнул граф. — Только вы напрасно ждете, господа, я не вскрою печати при посторонних.

— Что такое? Стесняетесь своих навыков? Или боитесь за страшные тайны? Если заметили, сударь, письмо передал вам я, причем в целости. Следовательно, содержащиеся там секреты меня мало интересуют.

— Думайте, что хотите. — Бику пожал плечами и демонстративно отложил пергамент в сторону. — На самом деле это старая привычка — не читать никаких сообщений на людях. Особенно важные сообщения и особенно в обществе недоброжелателей. Еще отец, мир его праху, учил меня этому, и ныне, полагаю, неподходящий момент что-либо менять.

С минуту продолжалась безмолвная игра нервов. Иигуир был вполне готов оставить пленника в одиночестве, однако вошедший в раж Эскобар казался непреклонным. Наконец, тихо выругавшись, Бику схватил письмо и отвернулся к стене. Гердонезцы следили, как он возится с печатями, затем разворачивает пергамент. То ли у графа действительно имелись затруднения с грамотой, то ли света от распахнутой двери не хватало, только читал он долго, сопя и ерзая на топчане. Отвлекшись болью в спине, старик уловил хищный взгляд Эскобара — лучшего момента для нападения нельзя было бы желать. Один удар рукоятью меча по затылку, и опасный противник отойдет в иной мир, оступившись в своей тесной землянке. Вероятно, лишь заурядное любопытство удерживало сейчас офицера от прыжка.

Напряженное ожидание затягивалось. Похоже, Бику принимался неоднократно перечитывать послание, словно не поверив собственным глазам. Когда он в конце концов развернулся, рука Эскобара сползла с оружия — граф был очень зол. Какое-то время он просидел, глядя в пол, после чего поднял голову:

— Ладно, господа, освобождайте меня. Загостился здесь, пора и в чувство приходить... Еще от стряпни вашей вечное несварение. Коня сберегли?

— Не желаете ли поделиться монаршей волей, сударь? — Эскобар с трудом подавил неуместную в данный момент улыбку.

— К чему? — буркнул хмурый пленник. — Достаточно того, что ваше поселение я больше не трону. Довольны? Прикажите подготовить коня.

— Неужели королю удалось хоть как-то воздействовать на самовластного графа Ле-Менена?

— Выходит, отыскались рычаги. Можно было б, конечно, проявить норов, да вот только не уверен, что случай того достоин. Или я ошибаюсь, господин Иигуир?

Старик спокойно глянул в потемневшее лицо:

— У вас была уйма времени, господин граф, которое вы намеревались посвятить разгадке наших планов. Это оказалось не по силам?

— Ну да, разгадаешь тут, — скривился Бику. — Вы не заходили, меня в лагерь не выпускали, а едва высунешь нос на солнце, как ваши гадкие мальчишки... У вас растут редкостные сорванцы, господа, не замечали?

— К тому и стремимся, — фыркнул Эскобар.

— Значит, дело все-таки в них? Попробую угадать: мечтаете вырастить армию для возвращения в Гердонез. Попал?

Иигуир кивнул:

— Очень близко, сударь. Видите, не столь уж велика тайна, чтобы ввязываться ради нее в неприятности.

— Как знать, — недоверчиво протянул Бику. — Почему же мне и сейчас упорно кажется, будто здесь зреет нечто необычное? Армия-то получается больно скромная, такой и города не отбить. А люди во главе затеи неглупые, если не сказать больше. Стало быть, существует какая-то изюминка, да?

— Позвольте-ка, сударь, мне самому взглянуть на письмо. — Эскобар предпочел изменить тему.

— Зачем? Я же все передал: меня отпустить, вас — оставить в покое.

— Я лишь желаю предельно точно выполнить волю Его Величества короля Орцци. Вы, господин граф, могли что-нибудь напутать или запамятовать. Раз уж мы начали не доверять друг другу на слово, пусть так продолжается и впредь.

Бику сделался еще мрачнее. Определенно, ему до отчаяния не хотелось показывать королевские строки кому бы то ни было, однако на свободу без подобного подтверждения он вправду не попал бы. Мгновение пленник даже колебался, то подавая свиток, то отдергивая назад, то силясь что-то пояснить в напутствие. Наконец, сопровождаемое страдальческим взглядом письмо перекочевало к Эскобару. Тот развернул пергамент к свету. Иигуир тем временем наблюдал, как разбойный граф, заламывая руки, метался в тесном закутке, потом плюхнулся на топчан, пряча лицо во мраке. Старик покачал головой. Похоже, король Валесты не только нашел нужные слова для обуздания строптивца, но и ухитрился превратить само оглашение вердикта в пытку. Дело сознательно обставили так, чтобы с содержанием послания неизбежно ознакомились бы посторонние. Вытаскиванию прошлых грехов или нынешнего позора на всеобщее обозрение надлежало уязвить пленника еще больнее. Вероятно, тут сводились некие давнишние и высокие счеты, беженцев же больше волновало, не наживут ли они себе, таким образом, лютого врага, усмиренного лишь на короткий срок.

— Все правильно, — Эскобар передал документ старику. — Я распоряжусь, сударь, чтоб вас собрали в дорогу незамедлительно.

— Уж будьте так любезны, — буркнули из темного угла.

Говоря по совести, граф Ле-Менен мог бы и не переживать так по поводу обнародования своей переписки. Хотя в послании и приводился внушительный перечень имен с датами, Иигуиру практически все они оказались незнакомы. В целом удалось понять, что, упомянув былые подвиги графа, Его Величество очень прозрачно намекал на готовность положить им предел. Спокойствие лагеря гердонезцев, кстати, не являлось единственным условием отмены наказания, речь шла также о каких-то землях, тяжбах, замках и прочем. Похоже, прошение знаменитого чужестранного гостя попало на подготовленную почву, где его использовали с предельной эффективностью. Хотелось бы еще, чтобы расплачиваться за одержанную победу пришлось не только беженцам.

— Убедились, сударь? — поинтересовался хмурый Бику, подходя к двери. — Стало быть, мне тоже иногда можно доверять на слово.

— Я никогда в этом и не сомневался, — отозвался Иигуир. — Безгрешные ангелы и абсолютные злодеи, сударь, встречаются крайне редко, у всех остальных можно при желании отыскать как темные, так и светлые грани.

— Спасибо... что сохраняете хоть каплю веры в меня, — хмыкнул Бику, помолчав. — А пока прощайте. Живите здесь в мире, растите своих головорезов... Посмотрим, что у вас получится. Может, навещу через годик-другой... Не беспокойтесь, сир, без армии возмездия... Я же обещал...

Посмотреть на отъезд бывшего пленника вышел почти весь лагерь. Теперь провожали безмолвно, настороженно, ни добрых слов, ни оскорблений. Граф помешкал, однако тоже обошелся без речей, направив коня шагом по направлению к всадникам, маячившим у гребня дальних холмов.

— Полагаете, мессир, королевские угрозы надолго свяжут ему руки? — спросил Эскобар, глядя вслед. — А если жажда мести возьмет-таки верх?

— Скоро узнаем, — вздохнул Иигуир.

— Еще как узнаем! Если проживем ближайшие день-два, следовательно, нашлась подходящая узда для этого зверя.

— Странная душа, — в голосе старика неожиданно послышалась печаль. — Отравленная, исковерканная, но, как мне чудится, не окончательно еще потерянная.

— Хотите наставить Бику на путь истинный? — фыркнул Эскобар. — Полноте, мессир, он в этом совершенно не нуждается. Вам прежде удастся перестроить сверху донизу его чертов Ле-Менен, нежели сделать из разбойника по-настоящему порядочного человека.

Иигуир провел ладонью по лицу, будто отгоняя несвоевременные мысли.

— Никаких перестроек замков, друг мой. Мы взялись сейчас за возведение иного здания, и про сторонние развлечения придется забыть. Выждем пару ночей, а потом... Страшновато, конечно, оставлять детей лишь под защитой королевской бумажки да молитв Господу, однако капитан Левек неотступно торопит. Корабль готов к путешествию, каждый же день проволочки уменьшает наши и без того скромные шансы благополучно добраться до цели. Так передай ему, пожалуйста, что мы, вероятно, сможем отплыть послезавтра поутру.

— Нет уж, увольте, — Эскобар замахал руками. — Пригласить его к вам я могу, а вот разговаривать... Это вас, мессир, он в последнее время зауважал, мы же предпочитаем обходить друг друга подальше...

Глава 8

Лишь к вечеру второго дня беженцы окончательно уверились, что беда обошла их стороной. Никто не покушался на покой лагеря, исчезли из поля зрения дозоры дружинников. Еще более обнадеживающим признаком стало оживление ближних деревень. Крестьяне, затаившиеся на время грозы, осмелились вылезать на свет, уже не шарахаясь от чужаков, как от зачумленных. Этим простым людям никто ничего не скомандовал, они самим нутром почуяли перемену обстановки. Следовательно, впрямь наступала пора отправляться.

На рассвете все обитатели поселка высыпали на берег провожать экспедицию. Аккурат второй день царила стылая, ветреная погода, надежный вестник грядущей зимы. Море было неспокойно, зло швыряло в собравшихся стаи ледяных брызг, и не в одной душе промелькнула тревога за судьбу начинающегося путешествия. Левек, сердитый больше обычного, без устали гонял моряков по всему кораблю. Тяжело поднялся на борт до конца не оправившийся Иигуир. Толпа на кромке прибоя стояла молча, понуро, даже печально: их друзья пускались в отчаяннейшее странствие, однако и остающимся предстояло выживать посреди беспощадного мира. Лишь несколько мальчишек попытались что-то крикнуть на прощание, но голоса потонули в плотном, мокром ветре. Рядом с Беронбосом замерла маленькая фигурка Ванга. Вчера он весь вечер проревел на коленях у учителя, да так и заснул, а сейчас кусал губы, дабы вновь не разрыдаться. Желая сократить тягостное расставание, Иигуир заставил себя отвернуться от берега. По его сигналу «Эло», выбрав якоря, взял курс на едва различимый во мгле тусклый блин солнца.

Весь первый день они двигались в виду суши и по преимуществу на веслах. Очень скоро Иигуир с удивлением обнаружил, что нервничает больше, чем кто-либо другой на борту. Команде усилиями капитана с лихвой хватало работы, за которой не оставалось времени для напрасных умствований. Эскобар же с завидной беззаботностью удалился в их крохотную каюту на корме, где и коротал время в компании с кувшином вина. Вдобавок старик подозревал, что своим спокойствием в начале авантюрного предприятия спутники во многом обязаны непоколебимой вере в его, Иигуира, гений. Сам гений подобной уверенностью похвастаться не мог. Чтобы хоть как-то унять волнение, он долго бродил по палубе, спотыкаясь о веревки и путаясь под ногами моряков, пока от хлещущих соленых фонтанов совсем не промок. Оставалось лишь положиться на волю Господа и вернуться к Эскобару. Тот встретил старика радостным воплем:

— Наконец-то одумались, мессир! Погода отвратная и вовсе не располагает к прогулкам. И чего это вы такой печальный? Проходите сюда. Нет лучшего лекарства от хандры и уныния, чем чарка доброго кунийского под удалую застольную песню.

— А я дивлюсь твоей безмятежности, Коанет, — вздохнул Бентанор, снимая истекающий водой плащ. — Ведь впереди бесконечный путь с призрачными шансами на успех и огромными — на погибель.

— Я военный человек, мессир, и с риском для жизни давно свыкся. Зато никогда не смогу свыкнуться с бездельем, которым чаще всего занимался последнее время. После него новая опасная затея только горячит кровь и радует сердце. Да и, сказать по совести, прав был Бику, приятно больше не слышать этого круглосуточного ребячьего гвалта. Вот ваш кубок, мессир.

— Не замечал раньше за тобой неприязни к детям.

— Её никогда и не существовало. Дети — прелестные создания... когда их один-два. Но стоит в одном месте собраться полусотне сорванцов, оно тотчас превращается в ад, все опрокидывается вверх тормашками и летит кувырком... Не знаю, каким чудом вы, мессир, выдерживали, я через месяц-другой обязательно полез бы на стенку.

— А ведь это твои будущие солдаты, друг мой, — покачал головой Иигуир.

— Вот когда они вырастут, я охотно пойду с ними в огонь и в воду... А в данный момент... предпочитаю оказаться там без них! — офицер хмельно расхохотался над собственной шуткой.

Когда на следующее утро Бентанор, постанывая от болей в спине, выбрался на палубу, то замер, пораженный произошедшими переменами. Не чувствовалось даже малейшего дуновения ветерка, полосатая масса паруса безжизненно свисала рядом, не пытаясь колыхнуться. Море, еще вчера такое агрессивное, не выдавало своего присутствия ни звуком, ни брызгами. Точнее же определить не представлялось возможным — весь корабль стоял погруженный в сероватое молоко холодного тумана. Осмотревшись, Иигуир убедился, что с трудом может разглядеть даже пальцы вытянутой руки. Вокруг никого не было заметно, лишь где-то в стороне топкую, мокрую тишину нарушала неясная возня. Иигуир, осторожно нащупывая дорогу, двинулся в направлении, где следовало располагаться борту. Цели достиг удачно, всего в несколько спотыканий и ударов о выступы. Мельком глянул наружу: поверхность воды не обнаруживалась в хмарном месиве совершенно. Старик медленно пошёл вдоль борта и уже через пять-шесть шагов неожиданно натолкнулся на Левека. Капитан стоял, опершись боком о планширь, клокастая щетина по обыкновению недовольно торчала из-под надвинутого капюшона робы.

— Аккуратнее ходите тут, мессир, — проворчал он, обернувшись к Иигуиру. — Неровен час, можно запнуться и очутиться за бортом. А в такую погодку трудновато будет сыскать там человека.

— Погода действительно необычная. — Иигуир вцепился в рукав робы, словно боясь потерять единственную надежную опору в этой зыбкой мути.

— И не такое еще случается, — размеренно продолжал скрипучий голос. — Хотя многие мореходы, даже из бывалых, сразу повернули бы обратно, попав в подобную кашу. Болтают, такое марево в самом начале пути — дурная примета. Якобы туман насылают саарельские колдуны, повелевающие ветрами морей, когда хотят насолить путешественникам.

— Этого только не хватало. Надеюсь, вы, капитан, не столь суеверны?

Левек насмешливо хмыкнул:

— Я суеверен ровно настолько, мессир, насколько это жизненно необходимо. Стараюсь не допускать на борт женщин и зря не обижать морских жителей, но не стану прятать лягушачью лапку под румпелем или, скажем, зашивать монету в угол паруса. Все, что я делаю, проверено настоящим опытом, моим или заслуживших мое доверие людей. Например, замечал, что именно в этих краях и именно в эту пору после такого тумана завсегда случается славная погода. Так чему я стану верить: надежной примете или россказням о зловредных колдунах?

— Вы правы, капитан. Нужно осторожно принимать чужие рассказы, многие моряки не прочь присочинить о своих похождениях. Особенно после нескольких кружек эля. Когда-то я вдоволь наслушался в портовых кабаках фантастических историй хотя бы про тех же морских обитателей.

Левек сдвинул с головы покрытый бисеринками капель капюшон, и Иигуир увидел, что его морщинистое лицо еще больше сморщилось в саркастической гримасе.

— Уж не вам говорить, мессир, о фантастических вещах. Не все, что кажется невероятным, таковым и является. Мне, например, сказывали, будто вы вроде как создавали корабль, способный плавать без парусов и весел, невзирая на ветра с течениями.

— Ну, я только разрабатывал проект. И там все выглядело вполне реальным.

— Вот именно. А для меня, старого морского волка, это выглядит нелепой выдумкой. Однако ж я все равно готов поверить на слово, мессир, потому что глубоко вас уважаю. Так же и с морскими жителями. Океан кишит тайнами, а среди портовых небылиц порой попадаются и крупинки истины.

— Вы хотите сказать, капитан, будто сами видели какого-нибудь амшерского краба или Призрачный корабль?

— Их нет, врать не стану. А вы, мессир, похоже, совсем не верите в подобные вещи?

— Никогда не верил, и никто до сих пор не убедил меня в обратном.

— А про гигантского змея Ратлео слышали?

— Слышал что-то столь же кошмарное, сколь и сомнительное. Маленькая голова на шее, торчащей из воды на десяток локтей, да?

— Вот вы слышали, а я, представьте себе, этого монстра наблюдал. Лично, на трезвую голову и довольно близко.

Иигуир, внимательно посмотрев на моряка, был вынужден признать, что на шутника или выдумщика Левек никак не походил.

— И как же это выглядело? — осторожно поинтересовался старик.

— Почти как вы обрисовали, мессир. Толстенная чешуйчатая шея локтей в семь-восемь с длинной гривой, голова, похожая на черепашью, и глаза... Самыми жуткими, скажу я, были эти глаза — два круглых зеленоватых блюда, бесчувственно отражавших свет наших факелов и несущихся мимо вдвое быстрее любой галеры! Все, кто находился тогда на палубе, чуть не обделались со страху.

Иигуир помолчал, вновь с сомнением глянул на собеседника.

— Очень это все невероятно... хотя чего только не случается... Надо будет как-нибудь на досуге поговорить подробнее, а может, и записать вашу историю, капитан. Весьма любопытно... Больше никого из морских чудищ не встречали?

— Больше никого. Зато мой старый знакомый Пексет Дорх из Маастрекса по прозвищу Луженый рассказывал об огромном кракене, которого он однажды выловил, а потом едва отбился...

Старик поморщился:

— Капитан, капитан... Одно дело то, что вы видели сами, и совсем другое — что могли наговорить знакомые и знакомые знакомых...

— Сразу заметно, вы не знаете капитана Дорха, мессир. — Левек вздернул подбородок. — Он, конечно, злобная скотина и жестокий пират, но никогда не позволит себе вранья. Даже напившись в дым или под пыткой. Не тот человек.

— Хорошенькие у вас знакомые, — проворчал себе под нос Иигуир.

— Если такой просоленный морской дьявол все-таки берется что-то живописать, ему можно верить безоговорочно, — продолжал настаивать Левек. — Да и я же не каких-нибудь поющих русалок вам расписываю!

— Напрасно вы так, капитан, — из плотной стены мути неожиданно вынырнул долговязый моряк в мокрой робе. — Русалки — не такие уж мифические существа. Я тоже слышал о них от вполне надежных людей.

— Потроха Вальгарры! — рявкнул в ответ Левек, мгновенно остервенев. — Тебе, Стасар, уже нечего делать, кроме как молоть языком попусту? Тогда заткнись и собирай остальных дармоедов. Туман уже рассеивается, время в путь трогаться. И все там пошевеливайтесь, лодыри!

В действительности туман и не собирался отступать, он по-прежнему густо заливал весь мир вокруг, однако умудренный прошлым опытом моряк не стал пререкаться. Его недовольное бормотание затихло где-то в глубинах молочной пелены. Тронуться же вперед удалось только после полудня, когда окрепший ветер сумел пробить в туманной мгле первые бреши. За ними странников не встретили ни чудовища, ни коварные девы, даже внушавший опасения Даго остался позади, но чувство тревоги подобное начало путешествия лишь усилило.

— Пока везет, мессир, — обычным ворчливым тоном объявил Левек десять дней спустя, кивнув в сторону проступивших на затянутом мглой горизонте очертаний суши. — Вы не обращайте внимания на холод с дождем, на редкость, скажу вам, благодатная стоит погода.

— Овелид-Кун? — Эскобар напряженно всматривался вдаль.

— Он самый, сударь. Есть здесь городок, Керхшонт называется, вот в нем и остановимся.

— Разве сразу двинуться дальше нельзя? День потеряем.

— Хм, сам понимаю, да только поверьте, тут лучше состорожничать. Запасы пополним, дальше-то края пойдут опаснее, каждая лишняя стоянка может дорого обойтись. Заодно про погоду разузнаем... и не про нее одну.

— Что еще? — обеспокоился Иигуир. — Пираты?

— Да нет, мессир, хуже разбойников тут озорует местная знать. Драться она, видите ли, любит пуще всего на свете, а коль скоро вольностей набрала без меры, то и дерется, почитай, постоянно.

Эскобар пожал плечами:

— Ну и на здоровье. А нам какое до этого дело?

— Нам-то никакого, сударь, важно, чтобы им до нас тоже дела не было. Иной раз попасть меж двух драчунов сквернее, чем самому ввязаться в бой. Без осторожности не уцелеть. Вот и прислушаемся, что нынче в Овелид-Куне творится. Я тут нередко бываю, но положение меняется гораздо чаще. Неровен час...

Керхшонт оказался совсем крохотным городишком, правильнее, даже крепостью, прикрывающей гавань. Когда-то эта твердыня, вероятно, имела грозный вид, однако десятилетия небрежения справились с ней надежнее любых врагов. Просевшие стены зияли дырами, а львиную долю камня попросту растащили на облепившие крепость домики. Таковых, впрочем, тоже наросло немного. В Керхшонте не выделялись ни опрятные купеческие улицы, ни бурлящие в любую пору ярмарки. Даже порт напоминал скорее убежище близ какой-нибудь рыбацкой деревни. Именно рыбацких баркасов скопилось в гавани больше всего, но и они не оживляли пейзажа. Сезон давно завершился, редко кто мог похвастаться уловом, остальные, словно полярные звери-котики, устилали берега темной чешуей днищ. Картина получилась бы вовсе унылой, не возвышайся при входе в гавань две боевые галеры. Увидев их, Левек скривился:

— Принесла нелегкая!.. Будто чуял, опять эти мужланы заваруху удумали.

— Императорский штандарт, — заметил Эскобар, — не князек какой-то.

— Тем хуже. У мелких баронов, сударь, и ссоры Мелкие, а ежели монархи на войну соберутся... Ох, придется попотеть да покрутиться, чтобы проскочить.

Как выяснилось, галеры находились в центре внимания не только вновь прибывших, вся жизнь порта нынче вертелась вокруг них. Крошечные лодчонки то и дело цеплялись к бортам со свежей порцией груза. Те, кто не мог быть полезен, отодвинулись прочь, в дальний конец гавани, не столько освобождая место, сколько из почтительного страха. Судя по всему, пятидесятивесельные монстры появлялись здесь нечасто.

Свесившись через борт, гердонезцы наблюдали за пестрой суматохой на палубах кораблей. Складывалось впечатление, будто набивку трюмов, мелкий ремонт, натаскивание команды и приборку пытались осуществлять одновременно, усугубляя все это обычной в мире бестолковостью командиров и разгильдяйством подчиненных. Удовольствию от забавного зрелища мешал только внушительный вид самих галер. В каком бы запущенном состоянии они ни находились, с такой силой пришлось бы считаться любому.

— Вот и попробуйте мне доказать, что тут не снаряжаются в поход, — проскрипел голос Левека. — Попадал я уже как-то в окрестности военных игрищ, другой раз не хочу. Война ведь все грехи списывает, а вояки этим пользуются от души. Иногда думаешь, для того и затевается буча, чтоб пограбить да поубивать всласть.

— Без этого тоже не обходится, — тихо согласился Иигуир.

— А отсюда выходит, господа хорошие, что беспременно нам нужно избежать встреч с этими пиратами в открытом море. Там-то, скажу я, порой самые высокородные вельможи звереют. Поэтому разнюхать все предстоит аккуратно, вкрадчиво. Разведаем — и в обход, сторонкой. Клянусь бородой Станора, лучше недельный крюк дать и на шторма нарваться, нежели угодить к таким... благородным воителям.

Появление в гавани нового судна осталось практически незамеченным. Путешественники и дальше старались не привлекать лишнего внимания. «Эло» скромно бросил якорь вдали от бурлящих пристаней. Расстояние до земли в один полет стрелы занимала тяжело колышущаяся рыбьей чешуей полоска мутной, вонючей жижи. Преодолеть ее можно было лишь на шлюпке, однако капитана это только обрадовало: команду на берег он выпускать и не собирался, задержка же в перевозке покупок с лихвой покрывалась относительной безопасностью стоянки.

— Пусть только посмеют мерзавцы сунуться ко мне, — бурчал Левек, меряя шагами палубу. — Канат обрубим и рванем к выходу, ищи ветра в поле. Ни одному корыту в этой луже мою старушку не догнать, а чертовы галеры и развернуться-то не успеют.

Улаживать дела с таможней и пополнять запасы он предоставил помощнику, сам же взялся за куда более рискованную часть работы. На корабле находились еще два человека, имевших право голоса, оба не преминули увязаться следом: Иигуир в качестве переводчика, Эскобар... Офицер повод подыскивать не соизволил, а Левеку было не до споров.

Хотя давно миновал полдень, городок производил впечатление только что проснувшегося. Помятые, то радостные, то перепуганные лица, казалось, несли печать искреннего удивления вдруг закипевшей жизнью. Хватало и зачинщиков этих перемен: едва ли не чаще жителей с рыбаками на пути встречались солдаты в начищенных до блеска панцирях или облаченные в одинаковые синие плащи моряки имперского флота. Настоящий праздник творился у торговцев и трактирщиков: кругом щедро звенели монеты, смеялись женщины, стучали пивные кружки. Служивый люд, очевидно, торопился истратить едва полученное жалованье на все мыслимые удовольствия.

Проплутав по грязным улочкам, гердонезцы, наконец, остановились у одной из харчевен. Попасть туда стоило немалых трудов — Левек словно нарочно выбрал самое запруженное народом заведение. Внутри уличные страсти клокотали с особенным отчаянием. Во всех портах мира так безоглядно гуляют лишь два сорта людей: пираты, вернувшиеся из удачного набега, да ратники накануне сражения. Приходилось буквально продираться сквозь толщу теснящих друг друга доспехов, форменных плащей, через тычки и брань.

— Посидите пока здесь, господа, — наставлял Левек спутников, чудом отхватив для них местечко на подоконнике. — Никуда не отлучайтесь и, упаси Господь, ни к кому не приставайте. Сам пройдусь, послушаю, о чем нынче болтают. Может, посчастливится без расспросов обойтись, тогда и ваше, мессир, участие не потребуется.

Идея капитана подслушать разговоры посетителей привела Иигуира в некоторое недоумение: вокруг стоял такой гвалт, что про перешептывания нечего было и думать. Любые секреты тут неизбежно кричали на ухо, таким образом обдавая ими и соседей. Трудность состояла только в том, что рассказчиков набралось едва ли не половина зала, в результате обрывки бесед перемешивались в причудливую, почти не поддающуюся осмыслению кашу.

Пока Иигуир еще вертел головой, силясь уловить ту или иную речь, Эскобар, понимавший на местном диалекте слово через два, быстро заскучал. Казалось невероятным, какое удовольствие можно найти в подобной давке, но веселье кругом бурлило. Левек сгинул за чужими спинами безвозвратно, зато откуда ни возьмись выныривали то юркий мальчонка с пенящимися кружками, то обильно накрашенная девица, то торговец, продавливавший себе дорогу тяжелым лотком.

— Представляю, мессир, какой кошмар здесь вечером творится, — прокричал Эскобар. — Ведь стены высадят, ироды.

Стены стенами, а окна в харчевне, по-видимому, никогда ничем не закрывались. С улицы то и дело залетали волны холодного мокрого ветра, однако замечал их, похоже, исключительно притиснутый к подоконнику Иигуир. Добыча товарища в виде пары кружек густого темного пива оказалась весьма кстати.

Справа кто-то невидимый беззастенчиво и громогласно живописал свои любовные подвиги, слева мужик с багровой шеей хрипло поносил начальство, дальше звуки нестройной пьяной песни переплетались со смехом и визгом девок. Чуть разобравшись в царившем вокруг хаосе, Иигуир отвернулся к окну. Стылый морской воздух хоть немного позволял дышать в этом облаке ароматов рыбы, лука, пива, пота, кожи и еще бог знает чего.

— Эй, малец, погоди нырять! — донесся выкрик Эскобара. Вряд ли местный разносчик понял по-гердонезски, и офицеру пришлось ринуться за ним в погоню.

— Я тебе говорю, понимаешь, я! Мне-то можно доверять, не сомневайся, — всплыл голос обладателя багровой шеи. — И не спрашивай, откуда разведал, не проболтаюсь. Гершер, конечно, свинья редкостная, но уж басни от правды отличить умеет... Впрочем, молчу... Короче, все эти вопли про дедовское наследство — для отвода глаз. Будешь смеяться, нынешняя война опять из-за баб. Честное слово!..

Становилось гораздо интереснее, Иигуир навострил уши.

— ...Нет, я-то прекрасно знаю, о чем говорю... — голос то всплывал в окружающем гуле, то тонул вновь. Собеседника не было слышно вовсе. — При чем тут бабские враки, дурень! Скажешь, принц наш с их герцогиней не заигрывал?.. Верно, и свадьбу уже готовили, да не... Нет, о том не ведаю, болтать не хочу. Только теперь, оказывается, голубки опять за прежнее взялись, представляешь?!

Старик передвинулся еще ближе к сплетнику.

— ...Вот на том самом острове в замке на горе и встретились. И спелись!.. Да честное слово, мне-то!.. Уж не скажу, застал их супруг в постельке или нет, а вот спасся принц Рилли чудом. Я тебе говорю! Естественно, скандал, герцогиню под стражу, сидит там теперь в слезах... Ну так на том самом острове Птичий Рай, балда, о чем и речь! Понял? То есть это нам трезвонят, будто земли свои старинные отбирать идем, а на самом деле — бабу из неволи для принца выручать... При чем тут его жена? Разве не соображаешь? И вот, заметь, завсегда так — баре проказничают, а холопы... Э, приятель, тебе чего здесь нужно? Куда навалился?

Иигуир, действительно чересчур прижавшийся к широкой спине рассказчика, в смущении отпрянул. К нему обернулись сразу две физиономии, обе одинаково плоские, пунцовые, заросшие рыжей щетиной. И недовольные до крайности.

— Подслушиваем, стало быть, дед? — недобро скривилась одна.

— Покорно прошу меня извинить, господа, — поспешил с ответом старик. — Я вовсе не замышлял ничего плохого. Уверяю, услышал вашу беседу по чистой случайности... Хотя очень любопытно, правда. Такие по-настоящему осведомленные люди встречаются редко.

Однако нотки лести потревоженных собеседников не смягчили.

— И выговор странный, — еще больше насупились они. — Чужеземец?

— О да, я из Гердонеза, путешествую... Проплывая мимо, не смог удержаться и не посетить сей славный уголок... Простите, любезнейший, вы что-то говорили об острове Птичий Рай. Это ведь недалеко отсюда?

— Ну, миль под сто на юго-восток, а что? — подозрительно сощурился тот из близнецов, который казался чуть старше.

— И там вправду вот-вот начнется война? Большой конфликт? Понимаете, мы хотели бы проследовать вдоль южного побережья, но раз тут неспокойно...

Краснолицые переглянулись.

— Чего честным людям опасаться в Овелид-Куне? Хвала Творцу, Император Гереон неусыпно заботится о поддержании порядка и справедливости. Иное дело, ежели кто является его врагом, кто вредное для державы умышляет...

— Ни в коем случае, господа! — всплеснул руками старик, почувствовав, что разговор помимо его воли катится в опасном направлении. — Боже упаси! Я безмерно уважаю Великого Императора и желаю его стране исключительно процветания... Просто пытался уточнить, не попадет ли наш корабль в область военных действий. По-моему, вполне невинный интерес, разве не так?

— А по-моему, это все очень подозрительно. Чужак, выведывающий о наших боевых намерениях... Что думаешь, Отгер?

Младший из собутыльников засопел с готовностью:

— Точно. Явился неизвестно откуда и сразу в Керхшонт — в порту покрутиться, посмотреть-поспрашивать...

— Неизвестно откуда? — подхватил старший. — Болтает, будто из Гердонеза, только мы-то с тобой, чай, не простаки. Гердонез с лета под варварами, все беженцы оттуда давно рассеялись, и новых путешественников, похоже, еще долго не будет. Зато если предположить, что прибыл наш гость из других краев... скажем, от герцога Этуанского...

Иигуир сокрушенно покачал головой: дружки уже не воспринимали сторонние доводы, самостоятельно выстраивая удобную реальность.

— Хорошо, господа, — произнес старик. — Вы превратно истолковали мои намерения, ничего тут, вероятно, не поделать. Давайте забудем все наговоренное сейчас, пусть считается, что мы с вами вообще не встречались...

— Это как же? — Старший оскалился. — Не вышло обхитрить, так теперь в кусты? Нет уж, дед, от нас с Отгером только к страже на руки переходят.

— Какая стража?! За что?

— А это забота стражи выяснять, им как раз за такое казна и платит.

Иигуир до последней минуты отказывался верить в серьезность происходящего, но гуляки вполне решительно потянулись к нему. Попробовал оттолкнуть толстые руки, те оказались не в пример сильнее.

— Тихо, дед, не шебаршись, — с угрозой прохрипел младший, стискивая будто клещами запястья старика. — У нас лазутчиков не любят, могут и сами быстрый суд сотворить.

На мгновение блеснула надежда, что его всего-навсего собираются ограбить, однако тотчас угасла. Бдительные близнецы вещи старика проигнорировали, зато, поднявшись, потянули его самого к выходу.

— Бред какой-то! — воскликнул Бентанор. — Оставьте, никакой я не лазутчик! Ради Бога, с чего вы это выдумали?!

Выйти было столь же сложно, как и войти, путь преграждала плотная толпа народа. Вот только, судя по редким взглядам, помощи от гуляющих ждать не приходилось, следовательно, перспектива общения с местными слугами короны обозначалась все неотвратимее. В конце концов, вряд ли он успел походя нарушить какой-нибудь из здешних законов, разбирательство грозило лишь потерей времени и, возможно, денег. Чуть успокоенный подобными мыслями Иигуир предпочел прекратить бессмысленный спор с упрямыми близнецами. Он мог даже не передвигать ноги — сжавшие его с боков верзилы несли добычу сами, взламывая дорогу, словно тараном.

— А ну стоять, прохвосты! Куда собрались? — навстречу вынырнул Эскобар с пивными кружками в руках. — Отпустите-ка человека живо!

Как и прежде, офицер кричал по-гердонезски, однако на сей раз его, похоже, поняли правильно.

— Еще один? — Старший из приятелей наморщил лоб. — Тоже чужак. С тобой, дед? Да у них тут, брат Отгер, целая шайка!

— Ошибаетесь, не каждый, возмущенный вашим произволом, обязательно лазутчик. Этого господина я, например, никогда раньше...

Усилия Иигуира оставить в стороне от свары соратника обратил в прах сам Эскобар. Кое-какие слова он узнал и на местном наречии.

— Я тебе покажу шайку, пьяная морда! Руки прочь! Я мелонгов не боялся, а уж такое быдло — подавно.

Еще раз переглянувшись, близнецы приняли, наконец, решение. Отгер, оставивший старика под присмотром приятеля, цапнул нового противника за плечо. Тот оказался воинственным не только на словах. Деревянная кружка с треском лопнула на темени верзилы, обдавая всех кругом брызгами и пеной. Едва ли такой удар мог свалить наземь, однако оглушенный Отгер ослабил хватку. Отпихнув его, Эскобар потянул из ножен меч.

— Именем Императора! — завопил второй краснолицый во всю мощь легких. — Хватайте шпионов-южан! Навались, братцы, не допустим измены!

Пожалуй, в другое время у Коанета был бы шанс вырваться вместе со стариком из проклятой харчевни. Ныне же вокруг почти сплошь стояли имперские вояки. То ли знали они кричавшего, то ли просто по привычке выполняли приказ, но на Эскобара накинулись сразу с нескольких сторон. Клинок так и не покинул своего убежища. Какое-то время офицер еще пытался отмахиваться кулаками, однако, главным образом, разозлил нападавших.

Течение жизни в заведении поменялось внезапно и круто. Собственно, для большинства веселье вовсе не прекращалось — любое гулянье издревле украшала добрая потасовка, а тут выпал случай поучаствовать в ней во имя державных интересов. Соблазн оказался так велик, что где-то, не разобравшись, уже вспыхивали другие ссоры, но основная часть побоев досталась все-таки чужакам. Эскобара сшибли на пол и принялись охаживать чем попало. Иигуира страж отстоял, хотя и тут не обошлось без пинков. Крики, грохот, женский визг, тучи пыли... Бентанор в бессилии прикрыл было глаза, когда в события вмешались новые лица.

— Прекратить! — перекрыл гвалт сильный голос. — Прекратить была команда, мерзавцы! Расступись!

Шум резко спал. Самые раздухарившиеся еще продолжали пинать неподвижное тело Эскобара, однако остальные как-то сразу присмирели. Расталкивая публику, к центру драки прошли трое воинов с имперскими гербами на груди. Мечи их покоились в ножнах, зато в руках у каждого вместо пики находилось по толстой палке длиной локтя три. Очевидно, они не в первый раз утихомиривали здесь буянов, те, кто не успел напустить на себя кроткий вид, тотчас испытали это на собственных боках.

— Расступились, собачьи дети! В подвале ночевать желаете? Мигом доставлю, охладитесь там.

Теперь уже и последние драчуны замерли на месте, опасливо косясь на дубинки стражников. Похоже, в Овелид-Куне грядущая война ничуть не уравнивала в правах казенных людей с разовыми наемниками. По знаку командира патруля говорил Отгер, негромко, демонстрируя поминутно разбитую голову и оглядываясь на дружка. Тот отчаянно подсказывал жестами, не переставая, впрочем, удерживать старика. Валявшийся на полу без чувств Эскобар в охране сейчас не нуждался.

— Кто такие? — Выслушав историю про лазутчиков, стражник подступил к Иигуиру. По раздраженному лицу его невозможно было определить, какой из версий инцидента он больше склонен доверять. Во всяком случае, краткие объяснения Бентанора приняли достаточно внимательно.

— Все четверо идут с нами, — наконец, последовал немудреный приговор. — В крепости разберемся.

— Помилуй Господь, сударь, нас-то за что? — опешил Отгер.

Стражник показал ему увесистый кулак, потом, поразмыслив, добавил:

— А ежели выяснится, что без повода бузу затеяли, на галеры вернетесь гребцами, в кандалах, ясно?

Под осторожный гул публики конвой направился к выходу. Глухо чертыхающимся краснолицым приятелям предстояло нести изувеченного с их же подачи Эскобара, который едва начал проявлять признаки жизни. Иигуир, стараясь сохранять присутствие духа, шел сзади. Только одно сочувственное лицо сумел он разглядеть — откуда-то сбоку протиснулся взъерошенный Левек.

— Мессир! — почти простонал капитан.

Старик в ответ по возможности незаметно мотнул головой — ввязывать в расследование корабль крайне не хотелось. С одной стороны, это представлялось неизбежным, коль скоро странники должны были на чем-то добраться до Керхшонта. С другой... Бог знает, как поведут себя местные власти, обнаружив на борту изрядный груз ценностей, каких еще объяснений потребуют... Дилемма не имела очевидного решения, потому Иигуир избрал путь простой затяжки времени. В конце концов, он не может отвечать, если почуявший неладное капитан уведет корабль из гавани... Лишь бы потом снова отыскать друг друга...

Стража между тем вывела бузотеров на улицу, нисколько не реагируя на возрождающийся за спиной гул: оставшиеся на воле намеревались отметить занятное происшествие. Крепость находилась близко, но стражники шагали неспешно, давая возможность сполна насладиться скромными красотами портового городка. Для Иигуира же милее всего стала именно эта ленивая расслабленность солдат. Они определенно делали привычное, порядком поднадоевшее дело, а не конвоировали неких опасных преступников. Переулки по-прежнему заполнял народ, однако перед патрулем осмотрительно предпочитали расступаться. Заминка возникла лишь у воротной решетки. Эта часть укреплений, похоже, была единственная находящаяся в приличном состоянии, механизму же, скрытому от глаз, песка и смазки не хватило. Застрявшую на полпути решетку поднимали минут десять, кряхтя и матерясь.

В отличие от города внутренний двор крепости оказался пустынен, словно всех местных слуг короны выгнали в патрули. Только одинокая лошадь топталась у коновязи да солдат в сопровождении человека в кожаном переднике тащил туда какую-то увесистую оснастку. Напротив узкой лестницы, ведущей в башню, конвой остановился.

— Постерегите их тут, — бросил командир стражникам. — Доложу коменданту, пусть сам решает: выгнать пинками или плетей отсчитать.

Затеявшие все эту катавасию дружки, вероятно, успели раскаяться в своей бдительности. Сквозь пунцон-весть их физиономий, несмотря на холодный ветер, проступили крупные капли пота. Старика больше беспокоил Эскобар, который за воротами крепости как-то затих, перестав шевелиться и стонать. На попытку же приблизиться к товарищу последовал угрожающий взмах дубинки.

Судя по нетерпеливым фразам солдат, командир пропадал долго, а вернулся мрачнее тучи. Упер кулаки в бока, хмуро оглядел арестованных.

— Чужеземцев в подвал, — последовал после паузы приказ, — этих двоих — к начальству на допрос. Живо!

Непонятно, кому надлежало больше печалиться, на всякий случай приуныли все. Стражников прозвучавшее распоряжение тоже, кажется, удивило. Тем не менее краснолицых забияк немедленно завели в башню. У другого солдата возникли трудности — один из конвоируемых пребывал без сознания, второй навряд ли смог его тащить. Служивый завертел головой в растерянности, однако командир уже отвлекся на разговор с проходившим мимо воином. Пришлось, пыхтя, взваливать добычу на собственные плечи.

Они продвинулись дальше по двору и спустились в маленькое помещение, свет в которое поставляла лишь узкая щель, едва возвышавшаяся над поверхностью земли. В тесной комнате находились двое: толстый стражник в одежде, замаранной до такой степени, что почти исчез из виду орел имперского герба, и невысокий пожилой человек, скромно пристроившийся на краю лавки. Образ невинного горожанина портили связанные за спиной руки.

— Вот спасибо, Грэм, удружил! — ухмыльнулся толстяк, разглядев вошедших. — Говорили же, в башню сажайте, у нас не продохнуть.

— Так... в подвал... велели... — Конвоир поскреб свободной рукой в затылке. — Сам господин комендант...

— А вот ты ему пойди напомни, что у кого-то здесь потолок давеча рухнул. Раз с ремонтом не торопятся, выходит, кому-то узников на голову сажать? И так в одну клеть всех набил, теперь воплями донимают.

Встретив подобный отпор, солдат совершенно растерялся:

— Так... куда ж мне их?.. Приказ ведь...

— Не знаю! — огрызнулся толстяк, почесывая бородавку на носу. — Пускай у господина коменданта башка болит. Сто раз ему докладывали... Короче, беги выясняй. Там уже Мерхам должен мотаться. Смотри, тоже оставил подарочек. — Он кивнул в сторону связанного. — По наружности — доходяга, а на самом деле — пират закоренелый. На рынке выловили... У тебя-то кто?

Стражник покосился на своих подопечных, будто впервые их увидел:

— Ну... вроде как за драку в клоповнике у Колченогого Ярга... А там не знаю, чужеземцы все-таки...

Его неуверенность насторожила Иигуира. Неужели кто-то еще рассматривает идиотскую версию про вражеских лазутчиков всерьез?

— Вот и оставляй их здесь же, — отмахнулся толстяк. — Как раз к связанному, старый да увечный, не убегут. И выясняй-ка, Грэм, быстрее, жрать уже охота.

Уложив бездыханного Эскобара на лавку рядом с пиратом, стражник торопливо застучал сапогами по лестнице. Иигуира вроде как никто не заставлял оставаться на месте, и он принялся медленно ходить вдоль стены в надежде подобраться к окровавленному товарищу. На душе было неспокойно.

— И как же это вас, папаша, угораздило в драку-то ввязаться? — вдруг заговорил толстяк, когда заветная скамья находилась уже рядом.

— Моей вины в том нет, сударь, — выпрямился Иигуир. — Все темнота и злоба людская.

— Ага, разумеется. Вот примерно так все вы и заявляете. На любого посмотри — невиннее агнца. Куда только волчьи зубы прячутся, непонятно.

Иигуир, изобразив на лице обиду, отступил назад, а разморенный скукой стражник самозабвенно продолжал витийствовать:

— Если б людям можно было доверять... Вон, тоже сидит... оскорбленная добродетель. По виду ни за что не подумаешь, а ведь опознали как живодера из ватаги Раумхара Остряка. С ним-то все просто, только петлю накинуть, зато с вами, папаша... Боюсь, коли комендант плетьми велит учить... для вас это получится вернее шибеницы. Вот так из-за одной оплошки...

— ...Откуда я знаю, что там у начальника в голове заклинило? Видать, крепко его выдрал принц, раз такое сочиняется...

Сперва Иигуиру показалось, что второй голос идет из неоткуда, точно знаменитый Зов Небес. Лишь через мгновение он понял — за стеной во дворе по-прежнему вел свою беседу командир патруля. Звуки, сочившиеся через щель под ногами стражника, доходили очень слабыми, вдобавок перекрывались трепом словоохотливого толстяка, но ради них явно стоило напрячь слух.

— ...Я и так уже сутки на улицах, подумай... жратвы, ни сна, ни денег, между прочим. Все только посулами да зуботычинами кормит. Теперь вот опять — мчись, мол, в порт, ищи этот чертов корабль... Что, других болванов у него мало? Спрашиваю, а не найдем ничего? Ну, если не имеют они к Атианне никакого отношения? Если впрямь честные странники?..

Иигуир похолодел. Больших усилий потребовало сохранение маски невозмутимости на лице и естественной позы.

— ...в ответ: «Раз лазутчики нужны, то они будут». Каково? То есть ему, получается, наплевать, кто... принцу надобно показать настоящих врагов, пойманных его стараниями. И точка! Даже если они, говорит, впрямь из Гердонеза, нынче оттуда протестов наверняка... мне, стало быть, грех на душу брать, а ему — наверх рапортовать, шалости свои замаливая... Что? Да прямо сейчас и идти, ни минуты вздохнуть не позволил...

Иигуир затравленно огляделся. Никто в комнате, кроме него, похоже, не слышал разговоров снаружи, здесь все еще текло медлительное тюремное бытие... Так, разумеется, никаких связей с Атианной у них не было, на «Эло» ничего обличающего не найдут... Хотя... зависит от того, кто и как станет искать. Для кого-то и ларец с золотом — средство подкупа, а уж бумаги на незнакомых языках... И все-таки это чересчур гнусно — объявить шпионами заведомо невиновных. Безусловно, они будут до последней секунды отстаивать свою правоту, осудить их вряд ли удастся... Плохо, очень плохо, что ополчился на странников не какой-нибудь сержант стражи, а сам комендант. В подобных захолустьях это обычно фигура, где-то близкая по власти к монарху. Отважится ли суд пойти поперек его воли?.. Или, может, на суд вообще не рассчитывают?.. Теперь старик опирался о стену, дабы устоять на предательски ослабших ногах. Зачем злодеям рисковать, позволяя высказываться назначенным жертвам? Быстро схватили, быстро разоблачили, быстро повесили. Что сохранится в итоге? Показания краснолицых пьянчуг, доклад патруля о сопротивлении при аресте... да, еще золото! Вековечное средство затирать любые грязные следы...

С надрывом глотнув воздуха, Иигуир попытался утихомирить разыгравшийся страх. Только трезвый рассудок позволял сейчас надеяться на выживание. Бежать? Подальше от этих сумасбродных чужаков, проскочить на «Эло»... если корабль еще не захвачен... Он, правда, не упоминал названия, стражники лишь теперь собираются в путь, а капитан Левек достаточно сообразителен... чтобы увести судно. Тогда им уж точно не вырваться из проклятого города. И ведь если бы загвоздка была только в этом! Как старому немощному человеку совладать с вооруженным солдатом? А потом промчаться через двор, в одиночку сбить охрану с ворот, уйти от погони по незнакомым улицам... Нет, даже меньше чем в одиночку!.. Эскобар продолжал лежать, пугающе неподвижный. Его ведь не бросишь... Впрочем, может, офицеру повезет, если смерть настигнет его уже сейчас. По крайней мере не испытает позора казни по оговору... или не увидит отчаянного, безнадежного порыва старика...

Звуки за стеной окончательно смолкли. Уже не опасаясь реакции тюремщика, Иигуир прошел к скамье, склонился над товарищем. Попытался нащупать пульс, но тут глаза на покрытом запекшейся кровью лице внезапно открылись. Взор Эскобара оказался на удивление ясен, а опухшие губы чуть дернулись в улыбке.

— Друг мой!.. — опешил Бентанор. — Жив?!

— Ш-ш, тихо, мессир, — едва слышно прохрипел Эскобар. — Все не так уж скверно, однако оживать тоже не резон.

Он немного вытянул шею, глянув из-за спины старика на тюремщика.

— А я-то уж намеревался с тобой прощаться! — голос Иигуира дрожал. — Слава Творцу!.. Хотя как знать... Идти сумеешь?

— И бегать сумею, коли придется.

— Тогда... — Иигуир, собираясь с мыслями, поймал заинтересованный взгляд сидящего рядом разбойника. Тот наверняка не разумел чужеземной речи, зато, похоже, отлично понял хитрости незнакомцев. И поддерживал их со всем дерзким задором обреченного на казнь. — Тогда нам необходимо бежать отсюда. Причем срочно и любой ценой.

— Что такое приключилось? — Эскобар слишком изумленным не выглядел.

— Позже объясню, друг мой, некогда. Доверься покамест на слово.

Эскобар пристально посмотрел в глаза старику:

— Значит, совершенно любой ценой? Хорошо, мессир, тогда подманите-ка сюда этого борова.

Обернувшись, Иигуир увидел, что внимание тюремщика уже привлекло странное копошение на лавке.

— Полюбуйтесь, сударь, что сотворили ваши люди! — предельно возмущенным тоном заявил старик ему в лицо. — Даже варвары на такое не сподобились. Забить благородного человека ногами! А сейчас он, кажется, испускает дух... Полюбуйтесь!

— Что я, покойников не видел? — буркнул толстяк, заерзав.

— А вы все-таки посмотрите... Ведь доставили его живым, передали вам под охрану живым...

— Ну?..

— Кто же будет отвечать, если важный свидетель... или преступник умрет, ничего не сообщив?

Такой поворот мысли тюремщику не понравился. Он засопел, потер бородавку, потом, ворча, сполз с табурета.

— И что я, по-вашему, буду здесь разглядывать?

— Да вы посмотрите! — не унимался Иигуир. — Весь в крови, почти уже не дышит. Лекарь хоть у вас имеется?

— Какой еще лекарь?

— Понятно. Тогда, сударь, сами убедитесь. Веки ему поднимите и посмотрите. Незамедлительно надлежит что-то предпринять... Хотя бы засвидетельствовать вашу к этому прискорбному факту непричастность. Поднимите-ка...

С гримасой брезгливости вконец смешавшийся толстяк потянул растопыренные пальцы к глазам Эскобара, но тот поспешил его удержать.

— Прочь пшел, коновал!

Со свободной руки последовал короткий удар аккурат в бородавку на мясистом носу. Вскрикнув, тюремщик отпрянул, однако схватился не за оружие, а за брызнувшее кровью лицо. Офицер, которого все полагали если не мертвецом, то уж точно калекой, кошкой прыгнул следом. Пнул бедолагу в живот, еще раз двинул кулаком, зло, будто расплачиваясь за недавние побои. Толстяк завалился на колено, потом на бок. Эскобар рванул у него с пояса забытый меч.

— Нет! — неожиданно тонко взвизгнул тюремщик, когда перед ним блеснуло короткое лезвие. — Пощадите ради Творца!

Сейчас он дергался на полу, словно огромный, неуклюжий червяк, обливаясь собственной кровью, кашляя ею и выставляя вперед перепачканные ладони. Настолько жалкое зрелище, что Эскобар, промедлив с решающим ударом, покосился на Иигуира.

— Оставь его, Коанет, — ответил старик. — Лишний гнет душе не нужен.

Офицер замахнулся мечом, а когда пискнувший толстяк загородился руками, достал его сапогом в голову.

— Только сталь о подобную слякоть марать, — проворчал, рассматривая обмякшее тело. — Никак мне в последнее время с дракой не везет, приличные бойцы повымерли словно.

Отныне отступать было некуда. Вздохнув, Бентанор уже начал подниматься со скамьи, на которую только что рухнул без сил.

— И меня с собой захватите, ребята! — донесся сиплый голос.

Смирно сидевший до того пират в мгновение ока очутился рядом с Эскобаром.

— Ну-ка, сынок, срежь-ка веревку. Молодцы, здорово разыграли, а зараз удираем во все лопатки.

Эскобар удивленно уставился на него, потом на Иигуира:

— А этому бедолаге чего надобно?

— Бежать с нами хочет, — пояснил старик. — Сударь, сидите лучше, где сидели. Мы спешим и... вообще здесь не для того, чтоб выпускать на волю всяких душегубов.

— То-то гляжу, как вы шибко законы уважаете, — ухмыльнулся пират во весь щербатый рот. — Ладно, ребята, не кочевряжьтесь. Освободите меня, а я за то вас из города выведу. Вы ведь нездешние? Без меня заплутаете и спрятаться при случае не сумеете, поймают, ровно детей. А тогда уж верная петля.

Иигуир с сомнением покачал головой, зато офицер, разобравшись, согласился сразу:

— Пусть бежит. Чем больше народу примется мельтешить, тем легче улизнуть. Было бы время — всех здешних кандальников выпустил бы.

Освобожденный от уз пират поспешил, растирая запястья, к выходу, выглянул наружу.

— А с чего это у вас, милостивцы, мало времени? — спросил, не оборачиваясь. — Могли бы запросто вывести человек полста да захватить эту поганую цитадель.

— Вы же сами слышали, сударь, — отозвался за Эскобара старик. — С минуты на минуту сюда вернутся солдаты. Некогда устраивать большое сражение. И незачем.

— Ну, как знаете. Я бы не отказался схлестнуться с местной стражей. А что до солдат... так один уже возвращается.

— Коанет! — выкрикнул Иигуир.

Офицер понял суть дела без перевода.

— Держитесь за мной, мессир.

Широким шагом он проследовал к лестнице, отстранил разбойника. Когда дверь открылась, бесхитростно рубанул наискось показавшееся в проеме изумленное лицо. Мечом рухнувшего воина немедленно завладел новоиспеченный союзник. Как ни хмурился на это Иигуир, Эскобар только похлопал довольного висельника по плечу:

— Шустрый старичок, однако, нам попался. Соображает, что лучше уж в безнадежном бою голову сложить, чем палачу ее доверить. А теперь за мной, друзья, не отставайте.

С отчаянием обреченных троица выскочила во двор, но там оказалось по-прежнему пустынно и тихо.

— Вон, конюшню видели? — зашептал тем не менее разбойник. — Коней добудем, так и через ворота вырваться сумеем! Айда, в два клинка управимся!

Эскобар же, лишний раз обозрев мокрую площадь, повернул прямо в противоположную сторону.

— Эй, куда это он? — встревожился пират. — Рассудок что ль помутился?

— Одну минуту, мессир, — опередил офицер оклик Бентанора. — Кажется, сюда тот мерзавец потащил мой меч. Его сам граф Беслер пожаловал, не оставлять же мужикам на поругание? Их-то железками только свиней резать...

— Что? Что он затеял? — Пират прыгал вокруг Иигуира в крайнем нетерпении. — Какой еще меч? Он завсегда такой смелый, или по голове крепко ударили? Видно, впрямь рехнулся, бедняга. Ноги надо уносить, а не вещи собирать! Вот вечно у этих дворян с честью в мозгах завороты... Ну, а вы-то куда за ним, сударь?

— Я же не брошу товарища, — пожал плечами старик.

— Зато я брошу! Еще один сумасшедший... Если желаете искать тут свое барахло, стало быть, наши пути расходятся. Попытаю сам счастья с лошадьми, авось ныне Творец не покинет.

Офицер успел уйти довольно далеко, потому Иигуир в спешке даже не посмотрел вслед пирату, устремившемуся по направлению к конюшне. Подобно Гонсету старик мог сказать сейчас: «Лучше не иметь союзников вовсе, чем иметь такого». Ушлый, прожженный душегуб доверия не вызывал. Эскобар тем временем уже скрылся за дверьми башни. Пожалуй, смелость его действительно озадачивала. Как ни мало оставалось в крепости людей, это все-таки не повод чувствовать себя здесь полноправным хозяином.

Звон железа за порогом подтвердил опасения Иигуира. На тесной площадке Эскобар яростно рубился со стражником. Этот совершенно не был настроен сдаваться, а наоборот, не отступал перед беглецом ни на шаг. Хриплое дыхание, горящие глаза, грохот опрокидываемых лавок. То ли противник попался-таки достойный, то ли местные короткие мечи вправду не слишком годились для поединков, схватка получалась упорной и затяжной. Иигуир тревожно оглянулся на улицу: такой шум мог поднять на ноги всех оставшихся солдат. Тихий побег определенно перетекал в громоподобное, кровавое светопреставление.

Крепость проснулась внезапно: забарабанили в дверь, выходящую на арену сражения, голоса послышались с лестницы, ведшей к верхним ярусам башни, крики — со стороны двора. Даже Иигуир с трудом унял волну безотчетной паники, колыхнувшейся со дна души. Однако думать отныне следовало исключительно о спасении. К счастью, жаркий поединок в этот момент завершился внезапно и благополучно: противник Эскобара, неловко оступившийся, был тотчас пригвожден к полу.

— Бежим, Коанет, бежим! — крикнул старик, опуская посох, с которым намеревался идти на подмогу.

Эскобар зов услышал, но реагировать не спешил. Со злостью ударил еще пару раз поверженного, оттер со лба пот, огляделся.

— И куда этот мерзавец все спрятал?

— Опомнись, друг мой! — едва не подскочил на месте старик. — Сюда мчатся солдаты, не время для поисков даже самого драгоценного меча!

Казалось, офицер воистину пребывает в неком боевом угаре. Он вновь двинулся по комнате уверенной, неторопливой походкой, не обращая ни малейшего внимания на тревожные звуки вокруг. Хотя нет, настойчивый стук в дверь явно раздражал. Не обнаружив ни пропажи, ни новых врагов, Эскобар, очевидно, решил сам найти себе супротивника. Отшвырнул в сторону доску засова, рывком распахнул дверь. Уже вскинул руку в замахе, однако бить не довелось: навстречу вместо стражника кубарем вылетела какая-то девица в лохмотьях.

— Спасите, господа, умоляю! — Пожалуй, она тоже была не в себе: ошалелые глаза, лицо в ссадинах и синяках, торчащие дыбом волосы. Вцепилась, как клещ, в куртку Эскобара, продолжая вопить мольбы, которые тот и понять-то толком не мог.

— Да пошла ты к чертям, потаскуха! — Офицер, не желавший терять воинственного запала, попытался стряхнуть девицу, но маленькие пальчики словно судорогой свело. — Что еще за напасть?!

— Вероятно, еще одна местная узница, — заметил с порога Иигуир. — Вы же мечтали, друг мой, их поголовно освободить, так действуйте. Только, ради всего святого, удираем отсюда! Тут каждое мгновение может стоить жизни.

— Удираем... — Эскобар, похоже, лишь теперь трезво посмотрел на мир кругом. Уже за это незнакомка заслуживала благодарности. — И сумасшедшую с собой тащить?

— И не только ее, боюсь.

Буквально волоча на себе бессвязно лепечущую девицу, офицер подошел к выходу, откуда шума доносилось гораздо больше, нежели с верхних ярусов башни. Едва высунулись наружу, сразу открыли его источник: через крепостной двор, петляя, несся старый пират, за ним — стражник с пикой наперевес и давешний мужик в кожаном переднике, скорее всего, кузнец или шорник. Очевидно, дерзкий налет на конюшню закончился полным провалом. Свой меч разбойник успел где-то потерять, поэтому травили его теперь весело, с криками, не столько созывая подмогу, сколько радуясь нежданной забаве.

— Сюда ведет, болван, — поморщился Эскобар. — Нужно, мессир, чтобы он пробежал мимо. Попробуете привлечь его внимание и увести за башню?

— А потом? Я же не смогу, друг мой, бегать долго.

— Потом?.. Или отобьемся, или пропадем, третьего не дано. Да, и захватите, умоляю, эту дуру, в ушах уже звенит.

Стоило оторвать девицу от ее спасителя, как она тут же перешла на визг. Появилась опасность, что их обнаружат даже раньше срока, истеричные вопли оборвал сам Эскобар.

— Тихо, пигалица! — произнес он по-гердонезски, но очень твердо, вперившись глаза в глаза. Потом добавил, с трудом подбирая чужие слова: — Тишина... я... мы... помогать... понятно?

К удивлению Иигуира, девица моментально смолкла. Она даже вроде как успокоилась, ясности взора не обрела, однако застыла с торопливой покорностью.

— Идем со мной, дочь моя, — потянул ее старик за рукав. Девица жалобно покосилась на Эскобара и с места шевельнулась только после его властного кивка. — Малость поиграем, а потом и на волю... Главное — не пугайся, не теряй выдержки...

Набрав в грудь воздуху, Иигуир точно в ледяную воду ступил за порог. Пират с погоней оказались уже близко, можно было разглядеть тоскливые глаза жертвы и горящие азартом — охотников. Рядом охнула в ужасе девица. Не давая времени на панику, Иигуир толкнул ее вправо, прочь от солдат, сам ринулся следом.

— Эй... меня обождите! — донесся хрип пирата.

В общем-то, все трое представляли из себя никудышных бегунов. Избитая девушка, дряхлый старец и еще один... не слишком молодой и изрядно потрепанный жизнью. Идеальная потеха для томимых скукой обитателей крепости. Стражники, похоже, и догонять-то преступников не спешили, растягивая удовольствие, крики тревоги сменило откровенное улюлюканье. Появление свежих участников только добавило размах охоте. Потребовалось поравняться с дверьми башни, чтобы убедиться в своей ошибке.

То, что Эскобар выскочил из импровизированной засады, старик понял по дружному возгласу изумления за спиной. Потом лязг железа, хрип, новый вопль, уже одиночный. Беглецы остановились разом, не сговариваясь, только девицу пришлось удерживать силой. Преследовавший их стражник сидел на земле, удивленно разглядывая лужу из струящейся из-под нагрудника крови. Его спутник, кузнец, оказался в не менее скверном положении — с простой палкой против вооруженного Эскобара. Это годилось для запугивания престарелых разбойников, но никак не воина, ощутившего долгожданный запах битвы. Пока собратья по побегу приходили в себя, Эскобар несколькими яростными взмахами прижал несчастного кузнеца к стене, отбил в сторону палку и рубанул наискось, угодив аккурат в шею.

— Видно, не судьба мне найти свой клинок, — мрачно заметил офицер, оттирая об одежду врага меч. Затем повернулся к друзьям, что взирали на него, перемазанного кровью с ног до головы, чуть ли не со страхом. — Ладно, висельник, веди нас обратно на конюшню. К лошадям, соображаешь?

Малость подрастерявший гонор пират, метнув взгляд на девицу, послушно затрусил назад через двор. Остальным, впрочем, тоже не довелось перевести дыхание — из дальнего подвала высунулся блестящий шлем, по лестнице башни загремели кованые сапоги. Судя по звуку, весьма многочисленные. Остывающие на земле трупы не позволяли более надеяться на какую-либо жалость или легкомыслие, теперь беглецов едва ли стали даже ловить живьем.

— Быстрее, быстрее! — Старый Иигуир увлек спутников за собой.

Неслись уже в открытую, напрямки, пыхтя и чертыхаясь. Некогда было замечать ни взвывшую спину, ни щемящую тяжесть в груди, по всем чувствам барабанил, разлетаясь эхом, топот сзади. Старик оглянулся только в воротах конюшни — к ним с разных концов двора спешило четверо, еще какие-то неясные силуэты мелькали в отдаленных проулках.

— Никого, — выдохнул Эскобар, нырнув в темный проем ворот.

— Хвала Создателю, — прошептал в ответ Иигуир.

Через мгновение офицер вывел двух лошадей — рыжего жеребца под седлом и неоседланную чалую кобылу.

— Нам этого, — кивнул на жеребца. — Сядете за мной, мессир, на короткое время его хватит. А тем передайте, чтобы влезали на кобылу.

Иигуир покачал головой:

— Ты же понимаешь, Коанет, они не отъедут так и на сотню шагов.

— А мне какое дело? Вас я обязан спасти, себя, разумеется, тоже, но всякую рвань?!. Пусть сами выкручиваются.

— Коанет... Они же доверились нам, поделимся же хоть шансом на выживание. Прошу тебя!

Оба нежданных спутника наблюдали за беседой с ошарашенной растерянностью. Слов чужеземного языка они не разбирали, зато лез в уши звон оружия приближающихся стражников.

— Эх, мессир, погубит вас ваше бесконечное милосердие, — поморщился Эскобар. — Хорошо, берите жеребца и девку, я повезу пирата.

Такое распределение тоже сорвалось незамедлительно — взбалмошная девица, удалившись от офицера, вдруг накинулась на старого разбойника с кулаками. В запасе оставались уже секунды. Драчунов растащили и, дабы погасить конфликт, поменяли местами. Правда, самих гердонезцев это не слишком обрадовало: Иигуир по-прежнему недоверчиво относился к пирату, а Эскобару успела, похоже, здорово надоесть девица, откровенно льнувшая к освободителю. Кое-как взобрались на диковато всхрапывающих лошадей. Эскобар чуть задержался, беспокоясь о старике, но тот вполне уверенно направил жеребца к крепостным воротам.

— С ходу давайте, на прорыв! — крикнул вослед офицер.

Ближайший стражник уже, скалясь, замахивался крючковатой гизармой — причудливым детищем этих краев. Отчаянно молотя каблуками, Эскобар силился разогнать своего скакуна, но безнадежно опаздывал. В конце концов, оставив поводья, взялся опять за меч, и тут тихонько устроившаяся за спиной девица внезапно взорвалась безумным гортанным воплем. Лошадь, точно от плети, рванулась вперед, Эскобар, едва не свалившийся, лишь скользнул клинком по хищному лезвию гизармы.

Убедившись, что друзья не отстанут, Иигуир смог сосредоточиться на предстоящем препятствии. У ворот копошились трое. Один возился с неким хитрым колесом, очевидно приводящим в движение решетку или еще какую-нибудь пакость. Следовало только возблагодарить Господа за то запустение, что царило в проклятом городишке. Ржавый механизм наотрез отказывался повиноваться, вросшие в землю створки не закрыл бы и сказочный богатырь. Оставались пики. Заметив беглецов, двое других стражников встали плечом к плечу, выставили стальные жала. Не бог весть какое оружие, не медвежья рогатина, чтобы сдержать откормленного, разлетевшегося в галоп коня. Несомненно, осознавали это и солдаты, уповая, скорее, на испуг, чем на тонкие древки, опасные разве что городским пьянчугам. У Иигуира же обнаружился иной резон: очень не хотелось калечить прекрасное сильное животное. Эскобар этого, вероятно, опять бы не понял.

— Прочь с дороги, безумцы! — Старик взмахнул рукой, одновременно понемногу уводя коня в сторону.

Останавливаться тоже было нельзя — пики тотчас дотянутся до наездников, а у тех природная мощь не чета лошадиной. Стражников определенно сотрясали сомнения, их оружие ходило ходуном, однако никак не желало убираться. Напряжение достигло предела. Иигуир продолжал безнадежно размахивать рукой, будто распугивая птиц, а жеребец тем временем начал замедлять бег, развернутый почти боком. И тут из-за спины старика высунулся пират. Он махал уже не пустыми руками, но добротной дубиной, вероятно позаимствованной у покойного кузнеца.

— Вот я вас! — Даже Иигуир вздрогнул от рыка над ухом.

Неожиданное подкрепление окончательно смутило стражников. Один, не выдержав, отпрянул к стене, другой приник к земле, уклоняясь от лихо свистнувшей палки. Менее всех, похоже, растерялся в ту минуту жеребец, для которого внезапно освободившийся путь стал верным сигналом к рывку. Беглецы вылетели за ворота. Здесь Иигуир, сумевший пристрожить распалившегося коня, чуть задержался, хотя из-за спины яростно требовали удирать. Через мгновение стражников, едва поднявшихся после атаки преступников, буквально смел новый шквал. Свою лошадь Эскобар не жалел, оттого эффект получился куда сокрушительнее. Вдобавок всадник еще и жадно тянулся к солдатам мечом, те кинулись врассыпную. Кто-то, самый мешкотный, взвыл под копытами.

Миновав тесную площадь, странная компания устремилась в первый же закоулок. Здесь пришлось замедлить ход: многочисленные прохожие, удивленно озираясь, старались расступаться перед шальными всадниками, завал же грозил полной остановкой.

— Куда рвемся-то, приятель? — хрипло поинтересовался сзади пират.

— В порт, — откликнулся Иигуир, промедлив.

— Порт? Час от часу не легче... Там сейчас среди солдат не протолкнуться, умник! Опять под стражу захотелось?

— В порт, — упрямо повторил Иигуир. — Если повезет, успеем на наш корабль.

— А не повезет?

— Тогда все одно пропадать. Так что, выведешь или прямо здесь слезешь?

— Хм, как же... Корабль, это, конечно, здорово, да... Ладно, слушай...

По подсказкам пирата направление пришлось менять кардинально. Выбирали главным образом темные проулки, сторонясь шумных толп. Вряд ли их компания могла надеяться проехать незамеченной: четыре человека на двух лошадях, седовласый старик, перемазанный до черноты воин с горящими глазами, девица, нескромно устроившаяся по-мужски... Такие встречи запоминают надолго. Радовало хотя бы совершенное отсутствие до сих пор признаков погони. Должно быть, отвыкли в захолустье от столь строптивых пленников, оттого теряли сейчас время, оправляясь от шока. Праведный гнев властей так вопиюще опаздывал, что Иигуир позволил себе даже короткую остановку.

— Что случилось, мессир? — подъехал Эскобар.

— Ничего серьезного, друг мой, но, кажется, нам следовало бы хоть капельку меньше бросаться в глаза. Заметь, на нас пялятся, будто на чучела.

— Пускай глазеют, — буркнул офицер. — Лишь бы на пути не стояли.

— Но тогда и затеряться в городке не удастся, ведь так? Начнется облава — нас моментально нащупают! Это не годится. Полностью мы со здешней толпой, естественно, не сольемся, однако стать менее приметными можем. Допустим, твоя спутница, Коанет, сядет, наконец, благопристойнее, а ты поведешь лошадь под уздцы.

— Еще чего?! — возмутился офицер. — Пусть сама пешком топает! Мессир, случись нападение, верхом сражаться будет гораздо сподручнее.

— Не спорь, друг мой. Вид девушки, ведущей коня мужчины, боюсь, запомнится горожанам еще крепче. И, ради Творца, спрячь меч да прикрой кровавые следы. А случись нападение... тогда и конь поможет слабо. Давай все же уповать на скрытность.

Пожалуй, они вовремя подправили свой облик. Чем явственнее ощущался запах моря, тем чаще гуляющую публику составляли солдаты имперской армии. Здесь страже не потребовалось бы даже затевать сражение — громкий призыв, и на беглецов ополчится сразу человек двадцать. Хватило бы и оружия. Другое дело, когда по улице степенно ехал престарелый глава семейства, сзади — его дочь, а лошадей сопровождали слуга и... вероятно, жених или брат девушки. Вполне заурядная картина. И неважно, что семейство выглядит... потрепанным, это еще не повод обвинять их во всех смертных грехах. Разное приключается в дороге. Неоднократно навстречу попадались патрули, стражники подозрительно присматривались, но не останавливали. Кажется, и с тревожным оповещением в городке было не все ладно.

К берегу вышли рядом с портом, у болотистой, вонючей отмели.

— Ну, и где ваш драгоценный корабль? — фыркнул пират.

— Подождите, сударь. — Иигуир, приподнявшись в седле, пытался напрячь ослабшее зрение. — Мы видели гавань с другой стороны, надо подумать...

— Напрасно ищете, мессир. — Подошедший Эскобар был мрачен. — Нет его. По крайней мере, на прежнем месте нет.

— Только не это, Господи! — побледнел старик. — Только не... Может, подъедем поближе? Где-нибудь там, за баркасами?..

— Некуда ближе, мессир. Дальше стражников, словно мышей в амбаре... И так мне их копошение не по нутру, подозреваю, молва о наших свершениях сюда уже докатилась. Напрямик, небось, мерзавцы гнали, не закоулками!

— Но в городе стража определенно была не в курсе...

— То в городе. Если же здесь правят не законченные бараны, то первым делом солдат послали именно в порт. Куда еще бежать чужеземцам? Нет, либо ворчун Левек успешно снялся с якоря, либо... Спросите-ка нашего лиходея, мессир, куда могла бы стража увести арестованный корабль?

— А зачем его уводить? — Пират, с интересом внимавшей беседе гердонезцев, скривился. — Могли, конечно, передвинуть к пристани, но обычно и этим не озабочиваются. Что, прохлопали посудину?

Иигуир молча закрыл лицо ладонями. Разумеется, он всегда отдавал себе отчет — задуманное предприятие фантастично и громоздко, а потому имеет все шансы развалиться от любого дуновения ветра. Однако похоронить идею в самом зародыше да еще из-за дурных прихотей каких-то выпивох и сумасбродного коменданта? Теперь старик будто наяву видел неумолимо кренящиеся стены возводимого здания. Эти камни не только обратятся в пыль, прежде они накроют множество людей, безвинных, вовлеченных в головокружительную затею лишь самонадеянным старцем...

— Куда он мог подеваться? — будто откуда-то издалека донесся голос Эскобара. — Самое досадное — не договорились заранее, не рассчитывали на внезапную разлуку. Если Левек выжидает где-то поблизости, надлежало бы его искать, добывать лодку, выходить в море. А если просто сбежал? И несется сейчас во весь дух обратно на запад?..

— Вот ведь старый я осел, — вклинился с другой стороны некто, бормочущий на кунийском. — Обрадовался, размечтался: свобода, корабль и все такое... Получи теперь счастья полный мешок. Неплохо: минута слабости — и голова пропала, а?..

Иигуир открыл глаза. Они опять торчали на краю смердящего болота, не замеченные врагами, но абсолютно растерянные. Рядом, увидев пепельное лицо старика, осекся Эскобар.

— Как вы себя чувствуете, мессир?

— Хорошо, друг мой, — глухо ответил Бентанор. — Достаточно хорошо, чтобы здраво смотреть на мир. Будем считать, «Эло» мы потеряли. У капитана Левека вправду множество путей, глупо тщиться предугадать, какой он изберет. Тем более глупо, что у нас-то, в сущности, есть только один.

— Вы имеете в виду...

— Да, продолжение путешествия. Не знаю как ты, Коанет, а я буду пробираться на восток, даже если потребуется ползти. Даже если на это уйдут годы, черт подери!.. Прости, Господи, грешного раба твоего... И все равно буду!..

Убитого горем Иигуира словно подменили. Он сам спрыгнул с коня и энергично замахал руками перед огорошенными спутниками.

— ...Не желаю верить, будто наша идея окончательно погибла! Нет! Будем бороться, драться за каждый шаг, ибо пока мы сопротивляемся, идея жива! Пока наши сердца бьются, а на шеи не опустились петли, У Гердонеза не отнят шанс на освобождение!.. Что скажешь, друг мой?

Эскобар помолчал, глядя на старика, потом усмехнулся:

— Иногда вы меня поистине восхищаете, мессир. Но все правильно, сдаваться еще рано. Я по-прежнему с вами душой и телом. С чего начнем?

— Начнем?.. Сперва надобно выжить.

— Ясно, тогда убираемся прочь из этого треклятого городишка. Оторвемся от погони, заметем следы, а уж потом... что-нибудь придумаем. Из города выведешь, разбойничья рожа? Объясните ему, мессир.

На новое предложение пират скривился:

— Весело с вами, ребята, бегать, да уж больно накладно. Со своим дурацким портом кучу времени потеряли, а теперь, поди, все уличные патрули настороже. Увязнем, точно мухи в паутине.

— Но что же делать, сударь? — Иигуир развел руками. — Не торчать же здесь в ожидании улыбки судьбы?

— Конечно, не торчать, — фыркнул пират, озирая окрестности. — И здесь сыщут, дайте срок. Мой совет — разбежаться. Пока ловят четверых преступников, у каждого одиночки будет случай незаметно проскользнуть.

— Только не это! Мы и так уже потеряли всех своих спутников, а расстаться умышленно?.. Не забывайте, мы чужие в вашей стране, потому вряд ли сможем долго оставаться незамеченными. Да и девушка, по-моему, не выглядит готовой к одиночному путешествию. Другими словами, получается, ваш план, сударь, исключительно вам и выгоден, так?

— Опять злодея во мне ищете? Девушка... — Пират опасливо покосился на девицу. — До нее мне вообще дела нет. Вы меня от дыбы с виселицей уберегли, вам я и помочь обещался. Не хотите дробиться, черт с вами. Но и через город не пойдем, там земля под сапогами гореть будет...

Иигуир терпеливо переждал очередное осматривание. В конце концов, лишь этот не внушающий доверия человек был сейчас способен предложить что-либо кроме возобновления уличной мясорубки. И хоть что-либо дающее надежду уцелеть.

— Вон там, на взгорке, домик видите? Под черепицей? — прервав молчание, показал лиходей. — Туда не суйтесь, на стражу нарветесь. Возьмете правее на сотню-другую шагов и, коли повезет не поднять шума, выйдете к морю. Там и ждать.

— Чего?

— Меня, разумеется. Местность, ребята, там открытая, поэтому затаитесь, как сможете. Только, чур, не дремать, долго вас высматривать мне резона нет.

Давать разъяснения пират отказался и, развернувшись, побрел в противоположную сторону.

— По-моему, бросит, — растерянно произнес Иигуир. — Последнее дело — довериться морскому разбойнику.

— А у нас как раз такое дело, — хмыкнул Эскобар. — Нынче Сатану на выручку позовешь, не то что этого милого старичка. Идемте, мессир, ничего путного мы тут уже не выстоим.

По заросшему бурьяном песку двигались пешком: хотя вокруг сохранялось безлюдье, выбранный ориентиром домик находился очень близко. Офицер предположил, что там, нависая над горловиной гавани, располагается таможенный пост. По крайней мере, кто-то в доме жил — оттуда стелились клубы сероватого дымка, значит, попадаться на глаза хозяевам было чревато. Путники миновали невысокую гряду холмов и стали спускаться к морю. Отсюда почти не виднелся злополучный город, не досаждало портовое зловоние. В остальном оказалось даже хуже: более холодно, сыро, а мертвенная пустота лишь нагоняла тоску. По черному студню моря прокатывались волны, напоминая плавники хищных рыб, выслеживающих добычу.

— Долго здесь не продержимся, — ворчал Эскобар, кутаясь от ледяного дождя. — И ведь не придумаешь ничего: костер тотчас углядят, навес смастерить не из чего, прямо хоть обратно в тюрьму на ночлег просись.

Девушка, оставшаяся без защиты, потерянно хлопала ресницами, пока Иигуир не забрал ее к себе. Вдвоем было чуточку теплее, хотя воду ветхий плащ задерживал скверно.

— Что ж, постараемся сидеть до последней возможности, — прокричал Бентанор офицеру, упорно ходившему взад-вперед по песку. — И размышлять, куда направимся, если... при худшем итоге...

Наивность этого пожелания осознали очень скоро: всякие мысли, кажется, коченели вместе с телом, откуда-то начала наползать темная пелена, пугающая, но и одновременно манящая призраком покоя. Полчаса-час, и беглецы утратят способность не только размышлять, а даже тупо устремиться в безнадежную схватку. Какое там, подняться на ноги станет непосильной задачей. Чтобы хоть немного отсрочить развязку, старик пытался как-то шевелиться, двигать пальцами, крутить шеей, однако помогало слабо. Куда ощутимее согревала девушка, крохотный промокший комочек, приткнувшийся под бок.

— Извините меня, сир... — Разобравшись, кто здесь в состоянии понять ее слова, она, похоже, решилась ненадолго отвести взгляд от главного спасителя. — Мне, поверьте, страшно неловко, я не знаю, как к вам обращаться...

— Просто Бентанор Иигуир, дочь моя. Во мне благородной крови нет, и думать над титулами не приходится.

— Но тот господин... Он ведь очень почтительно вас величает, хотя сам кажется дворянином?

— Того господина зовут Коанет Эскобар, он действительно эрм-виконт. А меня называет... Ну, вероятно, числит за мной некие существенные заслуги.

— Эрм-виконт? — Губы девушки посинели от холода, но она не замечала этого. — То есть из благородного сословия? Высокий титул?

— Не совсем. Титул, бесспорно, дворянский, но... без земли. Обычное дело: младший сын в семье, получающий в наследство лишь титул да меч. Тебя это расстроило, дочь моя? Коанету не хватает знатности?

— Увы, сир, совсем наоборот, — удрученно вздохнула девушка. — Совсем... Однако я, наверное, выгляжу жуткой невежей?! Извините покорно, сир. Корф, Элина Корф из Марентага. И... тоже ни капли благородной крови... Только не подумайте, я с огромным почтением отношусь к своим предкам. Они были достойными людьми, издревле состояли на службе у княжеской семьи Динхорстов. Много воевали, выказывая отвагу и верность... но вот титула никакого обрести не посчастливилось.

Судя по рассуждениям, это измученное, перепачканное существо все еще оставалось большим ребенком.

— Ты так сильно грезишь о дворянстве?

— Что вы, сир, вовсе нет! — Девушка, пожалуй, покраснела бы, не будь столь замерзшей. — Я же не деревенская дурочка, ждущая, как в сказке, принца на белом коне. Понимаю, раз Творец сделал людей разными, только ему и менять их положение. Просто иногда... Вы ведь не из Овелид-Куна?

— Из Гердонеза, дочь моя. Ныне наша родина захвачена варварами, и мы... ищем убежища в других землях. Жаль, Овелид-Кун встретил неласково, сразу обвинив нас в шпионаже.

— О, это все местные власти, поверьте! Что поделать, если здесь собрались все негодяи и подонки страны? Однако у нас существуют иные края, иные люди, честные и богобоязненные.

— Ты говоришь о своем княжестве? — с трудом усмехнулся Иигуир.

— Вы напрасно сомневаетесь, сир! Князь Динхорст — человек необычайно высоких достоинств, он безупречен как по происхождению, так и в поведении. Я убеждена, в нашей стране полно прекрасных людей, но князь блистает и среди них. Попади вы к нему, составили бы лучшее впечатление об Овелид-Куне.

— Постой, дочь моя, однако, если я не ошибаюсь, Динхорст располагается довольно далеко отсюда.

— Да, сир, изрядно, — вздохнула Элина. — Если б не расстояния... князь обязательно помог бы нам. И покарал бы этих... свиней из Керхшонта!

Иигуир с удивлением заметил сведенные судорогой ярости кулачки.

— Что же тогда тебя, дитя, забросило в столь негостеприимный край?

— Уверяю вас, сир, не по собственной воле, — голос девушки вдруг потух, она опустила голову. — На наш караван по пути из Динхорста в Пакен-Шеб налетела шайка разбойников. Небольшая, но дело было ночью, поднялась паника. В итоге злодеям досталось несколько лошадей, какие-то тряпки... и я. А поскольку всем известно, что разбой на землях князя карается беспощадно, меня и вывезли сюда, на запад.

— Ты хочешь сказать... тебя продали? Великий Творец... Как рабыню?

Девушка, не поднимая глаз, кивнула.

— Да разве не канула в прошлое эпоха рабства, богопротивного превращения человека в подневольное животное? Или Овелид-Кун еще сохранил сей обычай?

— На словах такое, разумеется, невозможно. На деле... всего лишь незаконно.

— Но ты... Тебя же нашли в крепости! То есть покупатель...

— Верно, сир, люди коменданта. Участь мне грозила ужасная, я бы без колебаний повесилась, имей такую возможность. А потому счастлива буду даже погибнуть здесь, на берегу, но на свободе...

— Ну-ну, рано думать о смерти, дочь моя. — Иигуир плотнее укрыл захлюпавшую носом девушку. — Мы еще держимся, не все потеряно... И выброси немедленно из головы мысли о самоубийстве, не гневи Господа!.. Но комендант-то каков?! Одних готов повесить по заведомо ложному навету, другими торгует, словно скотом... Редкостный, похоже, негодяй... И зачем ему похищенная где-то рабыня?.. Ну, не вздумай плакать, дочь моя, все еще образуется наилучшим образом...

К сожалению, успокоить самого старика было некому. Последние капли жизни утекали из них вместе с дождевой водой, постепенно отказывали, становились будто чужими ноги, руки... Сник неукротимый Эскобар, съежился на песке неподалеку. Понурые лошади терпеливо стояли, опустив головы. Замерзал даже страх, уступая место ватной апатии. Возможно, именно поэтому они и прозевали приближение посторонних.

— Эй, сонное царство! — рявкнули почти над ухом. — Другие, видите ли, корячатся, пупок рвут, а они уже на ночлег собрались! Хороши, право слово.

Огромным напряжением воли Иигуир открыл глаза. Кричали вовсе не рядом, до качающейся на волнах лодки оставалось шагов полста суши и воды. Старый пират, ухмыляясь, отложил весло:

— Ну-ка, живо сюда, мороженые крабы! Живо, а не то стража нагонит, и прощай, греховное бытие!

Упоминание стражи подействовало сильнее плети. Первым вскочил Эскобар, шатающийся, но по-прежнему решительный. Затем заворочалась девушка, тяжело выпутываясь из складок мокрого плаща. Иигуира, лишенного подобного молодого жара, поднимали уже сообща. Тем временем челн уткнулся носом в песок.

— Что за стража? Где они? — Иигуир едва мог шевелиться, зато встрепенувшийся от гибельной дремоты мозг заработал снова.

— Не знаю, вероятно, где-то сзади собираются, — хмыкнул пират. — Не полные же они олухи, чтобы проворонить заодно исчезновение этого корыта?

— Хотите сказать, что похитили его?

— Зачем? Взаймы взял... Тысяча чертей, вам-то, сударь, не все равно сейчас, откуда да как? Взял, и баста! Мечталось, понимаете, трех болванов от верной смерти избавить, увлекся! Что, заповеди Творца какие-то нарушил? Великолепно, оставайтесь тогда на берегу хоть до весны.

— Почему... длинно... э-э... долго? — Не отвлекаясь на мудрствования, Эскобар забрался в лодку.

— Так ползать много пришлось, сударь. Пока отыскал подходящую посудину, пока улучил момент, опять же мимо стражников прошмыгнуть...

Следовало признать, что одежда пирата имела едва ли не более жалкий вид, чем у замерзавших на берегу.

Кое-как погрузились в лодку, не опрокинув ее и не залив.

— Куда теперь? — поинтересовался Эскобар.

— Было предложено княжество Динхорст, — откликнулся Иигуир.

Пират недовольно посмотрел на обоих, потом покосился на Элину.

— Вот что, господа хорошие, сперва выберемся-ка за городские рубежи, а уж там начнем фантазировать... кто во что горазд. Все уяснили?

Глава 9

Последующий переход Бентанору запомнился очень смутно. Их утлый корабль выгребал одним веслом вдоль самой кромки прибоя, мимо зарождающегося мерцания городских огней. Вроде бы пару раз беглецов вышвыривало на песок, ударяло об отвесные стены обрывов, но только так можно было уберечься от недружественных взоров. Если Эскобар с пиратом распалились напряженной работой, Иигуир застыл еще больше. Потому очнулся, лишь когда лодка уверенно вклинилась в береговую твердь.

Сумеречный день перетекал в густые, мокрые сумерки вечера. Высадились на какой-то каменистой отмели, прожилке, рассекающей нагромождение гигантских валунов. С четвертой стороны странников укрывала мрачная стена леса. Впрочем, и тут ощущение опасности, идущей по пятам, не покидало, только крайняя нужда заставила разводить костер. И опять не обошлось без неприятностей.

Пока остальные шарили в полумраке какой-либо пригодный хворост, Иигуир обессиленно сгорбился, сидя на камне. Душа могла сколько угодно возмущаться подобным отлыниванием, ноги просто отказывались поднимать хозяина. Старик оказался способен разве что следить глазами за товарищами, благодаря чему и заметил, как Элина, неотступно сопровождавшая Эскобара, опрометью кинулась к берегу. Когда девушка приблизилась, выяснилось, что никакого хвороста она не несет, зато в кулачке ее поблескивал короткий меч, вероятно похищенный у офицера. Иигуир удивленно оглянулся на пирата, только что доставившего свою порцию топлива.

— Чего это надумала наша девочка?

— Надумала? — Пират повернулся, и извечная ухмылка сползла с его лица. — Тысяча чертей!..

Элина бежала прямо на него. Такой Иигуир ее еще не видел: развевающиеся волосы, горящие глаза, оскаленные зубы. Хрупкая девушка внезапно превратилась в исчадие ада. Сзади кричал Эскобар, но к месту событий уже не поспевал. Пират заметался, будто угодивший в силки зверь, отступать было некуда, защищаться — нечем. Трофейная дубина валялась где-то на дне лодки, во тьме.

— Остановись, дочь моя! — воскликнул Иигуир, однако это не подействовало совершенно.

Чуть не рвя закоченевшие связки, старик бросил свое тело навстречу обезумевшей девушке. К счастью, у той хватило рассудка не резать всех подряд, хотя ее толчок Бентанор выдержал чудом.

— Пустите! — рявкнула Элина, силясь вырваться из обхвата старика. — Во имя справедливости, пустите! Я все равно убью эту мразь!

— Дура! Чокнутая! — Пират прыгал за спиной, не удирая, но и не торопясь в драку. — Выручай тебя после этого!

Неистовый напор молодости мог бы и опрокинуть сопротивление Иигуира, не подоспей на подмогу Эскобар. Почувствовав себя в его руках, девушка обмякла, покорно отдала оружие.

— Я сразу говорил, не надо было эту дуру с собой тащить! — севшим от пережитого голосом продолжал вопить пират. — От нее всякого фокуса ожидать можно.

— Тишина! — прервал офицер общий гвалт. — Не хватало еще друг дружку резать! Мессир, объясните-ка им, что мы сейчас разведем огонь, сядем и спокойно во всем разберемся.

Костер загорелся сразу, а вот разбирательство продвигались туго. Обе стороны конфликта шипели, порывались кинуться в бой, но на толковые разъяснения скупились. Наконец, отчаявшись добраться до противника, девушка разрыдалась. Иигуир прижал ее голову к груди.

— Ну, не стоит так сокрушаться, дочь моя. Все наши несчастья суть испытания, посылаемые Творцом, наша задача — выдержать их достойно.

— Зачем же Богу, — вымолвила сквозь всхлипы Элина, — потребовались мои мучения? Какой же он после этого Всеблагой?

— Не говори так, девочка, не давай гневу овладеть собой. Человеку позволено лишь догадываться об истинных намерениях Творца, но никак не судить их. И не слишком ли мы переоцениваем собственные беды? Пророки принимали мученическую смерть, святые отдавали безропотно жизни ради служения Господу. Какие же напасти сумели поколебать веру в твоем сердце? Поведай старику, чтобы горе не выжигало душу, не таись...

— Я... я все равно убью этого негодяя... рано или поздно...

— За что?

— Он был среди тех... бандитов, которые меня похитили. Думал, поди, не опознаю его мерзкую рожу? Да мне достаточно было на руку его взглянуть! Я их всех там запомнила... и не прощу...

— Ну и что? — фыркнул пират. Иигуир только теперь обратил внимание — на левой руке его не хватало двух пальцев. — Я и так не скрывал своих занятий, не пирожками на рынке торговал, правда. Всего-навсего другая работа.

Глаза девушки вновь сверкнули.

— Ты, мразь, людьми торговал! И меня повез сюда, на запад, чтобы продать, ровно скотину какую! И попался-то, небось, когда денежки, вырученные за меня, пропивал! Жаль, шибенице теперь подождать придется, хоть одну сволочь стража повесила бы заслуженно.

— Вот ведь дура-то! А сама где бы тогда осталась? Полковой девкой в крепости? Я-то сразу бы преставился, а тебя, полоумная, еще помучили бы месяц-другой. Там и покрепче бабы дольше не задерживались.

— И все равно продал, погань! — Иигуир едва удержал рванувшуюся Элину. Казалось, она готова была расправиться с врагом и голыми руками.

— Ремесло такое, дура! Ничего необычного с тобой не сотворили. И ярится она, господа, не за рабство вовсе, а за то, что сразу после налета отодрали ее всей ватагой. Целомудрие, конечно, дороже стоит, да уж больно брыкалась, коза. Ну и... пустили... по рукам, потешила сразу всех.

— Вот уж и не всех! — прошипела девушка. — Как раз у тебя-то, старая тварь, ничего и не поднялось. Как ни пыжился!

— Врешь, сучка! — рявкнул пират, но в драку опять-таки предпочел не бросаться.

— Не вру! Вся шайка над ним хохотала. И сдали его наверняка свои же дружки. Продали страже, как и меня, только гораздо дешевле. Недорого такая гнилая мразь стоит!

— Брехня! — подскочил пират. — Не можешь ты этого знать!

— А вот и могу! А вот и собственными ушами слышала шептания вашего... Остряка. Дескать, надоел старик, брюзжания много, а пользы — с воробьиный скок. Если кого и дарить страже на расправу, так именно его.

— Врешь... — голос пирата неожиданно ослаб. Похоже, яростные удары Элины легли недалеко от цели. — Все насочиняла, ведьма рваная...

Под дальнейшую взаимную брань Иигуир растолковал, как сумел, офицеру суть вражды. Тот в ответ лишь поморщился:

— Нашли время за прежние грехи кишки выпускать. Нынче не за порушенное девство, за жизнь бороться надо. Помогите-ка мне, мессир, по ходу...

Первой речь Эскобара, подкрепленную подсказками старика, выслушала Элина. Собственно, офицер и не старался нисколько ее успокаивать или переубеждать, а жестко велел оставить хотя бы до поры мысль о мести за нанесенные некогда обиды. На взгляд Иигуира чересчур суровой получилась отповедь, но девушка и в этот раз приняла ее с удивительной покорностью.

— Теперь с тобой, приятель, — повернулся Эскобар к пирату. — Как звать-то хоть? Поговорить раньше так и не сподобились...

— А зовите дядюшкой Пиколем, — криво усмехнулся разбойник. — Настоящее имя все равно не вспомню, а ребята в последние годы так кликали.

— Хорошо... дядюшка. Стало быть, прошлые твои подвиги никто забывать не собирается, но, покуда пользу приносишь, расплаты не бойся. Мы тебя спасли...

— И я вас! Разве на берегу у порта не выручил?

— Верно, — кивнул Эскобар. — Следовательно, не совсем ты еще пропащий человек, потому и доверяем. Дальше помогать намерен?

— Отчего ж добрым людям не помочь? Узнать бы только, откуда они такие берутся.

Об экспедиции Эскобар поведал предельно коротко. Беженцы из Гердонеза. Укрываются от варваров. Направляются на восток. Зачем?.. За спокойной жизнью, отыскать ее западнее надежд нет. Овелид-Кун располагался существенно ближе к реальной цели путешествия, однако и здесь вряд ли восприняли туманные замыслы с хардаями.

— Темните что-то, — хмыкнул, наконец, Пиколь. — Ну да дело ваше, я-то чем могу пособить?

— Может, приятели-ватажники помогут? — Иигуир долго отказывался переводить такое, но офицер был непреклонен. — При удаче и плата бы нашлась, а?

Лицо пирата потемнело.

— Плата — это, конечно, здорово... Только... слышали, что девка болтала? Я и сам подозревал похожее... Явись сейчас к Остряку, пожалуй, еще испугаются, удавят на пороге... И корабль, значит, славный?..

— Опять никак, сударь, в море потянуло? — настороженно спросил Иигуир.

— Не то... Я свое отгулял, о покое впору мечтать. Думаю вот, кого из знакомцев можно было б такой работенкой соблазнить...

Бентанор только покачал головой: казалось чистым безумием самим призывать на подмогу акул, уповать на честность тех, кто про это понятие давным-давно забыл. Ради святого дела?.. Через что еще придется ради него переступить?

— ...Вот если б на восход чуть подальше, — продолжал бубнить себе под нос Пиколь, — а то места здесь больно чужие, нехоженые.

— В Динхорст надо пробираться, — внезапно заговорила притихшая было девушка. — Там у меня отец сержантом. И князь порядочных людей в обиду не даст.

— Снова на меня намекаешь, ведьма?

— С тобой, гнус, я и без княжеской помощи рассчитаюсь, — голос Элины звучал теперь глухо, но пугал еще больше. — Каждую ночь отныне вздрагивать будешь, прислушиваясь...

— Ну, и как мне прикажете союзничать? — развел руками пират. — Уймите что ли, господа, эту бешеную, или до крови точно дойдет.

Эскобар отмахнулся с досадой:

— Никакой крови. Потерпите, сударыня, не ребенок... Динхорст так Динхорст... Далеко добираться?

— Верхами — суток пять. — Пиколь задумался. — Пешедралом... не пробовал.

— Попробуем. Все равно иных предложений нет, а здесь сидеть — околеем.

Долго засиживаться у костра оснований вроде бы не было — одежду обсушили, а из провизии обнаружилась только горсть заплесневелых сухарей. Тем не менее одна Элина, измученная суетным днем, вскоре сладко посапывала, завернувшись в плащ старика. Сам Иигуир о сне и не помышлял — слишком много теснилось в голове мыслей, слишком мало среди них — светлых. Эскобар, помешивая угли, в молчании слушал рассказ о коварных замыслах стражников.

— Думаешь, я погорячился с побегом? — озабоченно спросил Бентанор.

— Ну почему же, мессир, все правильно. Из того, что вы узнали, именно такие действия и вытекают. Вопрос в том, случайно ли вы это узнали?

— О чем ты, друг мой?

— А представьте, что коменданту вправду очень нужны пойманные шпионы. Кандидаты найдены, да вот беда — серьезных доказательств не хватает. Тогда в игру вступает главная улика...

— Побег из-под стражи? То есть меня примитивно застращали, вынудили удариться в панику, устроить нападение на тюремщика?.. Н-нет, вряд ли, Коанет. Я не столь высокого мнения о способностях местного люда к интригам.

— Однако своего, согласитесь, они добились. Теперь мы вне закона, нас позволено гнать и ловить... И сразу повесить, кстати, тоже. Получается, невольно сами подтвердили свою вину, хотя кровавого побега хватит даже без шпионства.

Иигуир задумался, но вновь покачал головой:

— Нет, очень маловероятно. Я чудом расслышал ту беседу, лишняя пара шагов, и ничего бы не произошло. Чересчур тонко. Это же Овелид-Кун, друг мой. Здесь хорошо воюют, хорошо гуляют, а кознями никогда не выделялись. Составить в считаные минуты столь хитроумный план, объяснить его солдатам, после чего бросить их нам на растерзание? Вряд ли.

— Может, мы оказались непредвиденно шустры, — пожал плечами Эскобар. — Или я — слишком живым. Хотели положить где-нибудь посреди крепостного двора, а получился конфуз. Теперь из кожи полезут... Впрочем, какая разница, мессир? Свершенного не воротишь, даже с повинной, полагаю, назад не примут. Как вы говорили, будем бежать, идти и ползти до последнего вздоха? А народ действительно здесь выглядит простоватым. Заметили, до сих пор никто не обратил внимания на ваше имя? Они, похоже, вовсе не знают о великом Иигуире!

— Боюсь, нам, друг мой, легче от этого не станет. Еще будем сожалеть, что я мало тут строил, оттого не обзавелся влиятельными почитателями. Сейчас бы они ой как пригодились.

С другой стороны костра пират затянул песню, такую же тягуче-тоскливую, как и общее настроение беглецов. Хриплый голос лишь сгущал отчаяние и изобличал стоянку, однако Пиколя не прерывали. Будто вслушивались в пульсирующий где-то в глубине мелодии ритм упрямой несломленности.

— Я думал, в ватагах исключительно удалые песни в почете, — произнес Иигуир, когда все стихло.

— Разные в почете, — отозвался пират. — Какова жизнь, таковы и песни... А нынче, гляжу, впору самые мрачные затягивать. В редкостное вляпались...

— Не впервой, отобьемся.

— Как вы точно подметили, мессир: не впервой, — вдруг вымолвил Эскобар.

— И что такого? — замер старик.

— Иногда мне чудится... — Офицер поворошил палкой угли. — У вас не складывается впечатление, что... мы взялись за дело, неугодное Небесам? Каждый следующий наш шаг в результате словно сам порождает препятствие, причем все более и более значительное. Вспомните, мессир: то разбойники, то мелонги, то Бику, теперь... вовсе пропащее положение из-за чьей-то там дури... А если нас всего лишь мягко пытаются остановить, не позволив совершить некую роковую ошибку?

На этот раз Иигуир молчал долго, хотя даже сидевший поодаль пират затаил дыхание, будто ожидая ответа.

— М-да, препятствий много... И я бы незамедлительно повернул назад, уловив в них волю Господа, однако... Мир и без того полон препятствиями, друг мой, наша затея столь огромна, что задевает их подряд. Почему же тогда не видеть знак свыше в том, как мы их преодолеваем? Может быть, не одно наше упрямство, а и поддержка Творца помогала нам до сего времени? И следовательно, скорее всего, поможет вновь...

— Хотелось бы в это верить, мессир.

— Значит, будем верить.

Казалось, судьба решила опять посмеяться над несчастными странниками. Стоило собрать волю в кулак, настроить себя на поистине героическое и самозабвенное, как опасность куда-то растворилась. Весь первый день беглецы двигались от леса к перелеску, от оврага к оврагу, захлебываясь в грязи, но уклоняясь от шумных трактов. Лишь под вечер голод заставил опасливо прокрасться в придорожную деревушку, где выяснилось, что никто их не выслеживает. Во всяком случае, трактирщики настороженности не выказывали, их отношение к путникам менялось от сдержанного равнодушия до оживленного подобострастия исключительно в связи с количеством продемонстрированных денег. Серьезных ценностей гердонезцы с собой, разумеется, не брали, однако даже несколько серебряных монет обещали вполне сносное существование. К хорошему привыкли быстро, последующие дни только укрепили спокойствие. Хотя, по настоянию Эскобара, ночевать продолжали под открытым небом, зато спозаранку отправлялись прямо на большак, уже не подозревая в каждом попутчике врага. Движение еще заметнее ускорилось, когда Пиколь ухитрился по смешной цене раздобыть ослика. Почтенный возраст смягчил у животного природный норов, а сил вполне хватало для перевозки как уставшего путешественника, так и постепенно наросшей поклажи. Вдобавок погода чуть утихомирилась; в общем, жизнь перестала выглядеть беспросветно мрачной.

За четыре дня добропорядочные странники обогнули далеко с севера Керхшонт и углубились почти на пятьдесят миль в обширные, плоские, словно столешница, долины. Денежные запасы таяли, однако на улучшении настроя компании это не сказывалось. Смертельное приключение превращалось в развлекательную прогулку. Радостно отметили выход из коронных земель, дальше лежало пестрое лоскутное одеяло больших и малых властителей. Где-то народ ссорился, где-то братался, гердонезцы наблюдали за всем с интересом, но со стороны.

Чтобы не сойти за бездомных бродяг, пришлось потратиться на кой-какую одежду, а главное — отмыться от многодневной грязи. Самое чудесное преображение при этом случилось с Элиной — растрепанная замарашка вмиг оказалась весьма привлекательной девушкой. Сказочной красавицей ее вряд ли можно было назвать, однако заурядную внешность озаряла свежесть, столь мимолетно доступная юности. Озаряло, впрочем, и другое — даже слепой бы заметил ее чувства к Эскобару. Хранителем девичьих тайн стал престарелый Иигуир. Точно мудрый отец или, вернее, дедушка, он выслушивал отголоски того вулкана, что разбушевался в маленьком сердце. Лишь разума там не присутствовало ни на йоту. Осторожные намеки старика о случайности освобождения невольницы просто не воспринимались. Эскобар, бесстрашный рыцарь и спаситель от злодеев, словно затмил для девушки солнце. Иигуир мог только качать головой — такая густая, терпкая смесь страданий, радости, молодости, надежд, грез, предрассудков обузданию не поддавалась. А тут и вовсе произошла катастрофа — офицер сам заинтересовался Элиной. То ли разглядел умытое миловидное личико, то ли заскучал от монотонности дороги. Напрасно старик убеждал товарища не дурить голову влюбленной девочке, было уже поздно — вулкан взорвался, с грохотом похоронив у несчастной остатки здравого смысла. Внешне, правда, все выглядело вполне невинно: Эскобар увлекся лишь освоением кунийского языка, одного из бессчетных местных наречий. Теперь парочка почти неотлучно находилась вместе, оживленно переговариваясь, смеясь и жестикулируя. Если Элина уставала, ее ослика вел в поводу Эскобар, когда начинался дождь, только плащ офицера мог надежно укрыть бедняжку. Коанет подобной двусмысленностью пренебрегал, девушка, похоже, и не замечала. Очень скоро она уже не сомневалась, что счастливо обрела взаимность, потому непрерывно пребывала в каком-то блаженном, упоительном восторге. Нотки рассудительности прорезались лишь однажды, когда Элина с особой тщательностью принялась расспрашивать старика о структуре дворянского сословия в Гердонезе. Тот вечер завершился бурными рыданиями на плече у седовласого наперсника.

Дядюшку Пиколя внезапное умывание изменило не столь сильно. Он так и остался маленьким, сутулым человечком с лицом, хаотично расчерченным морщинами, рыжеватой щетиной и шрамами. Хитрые глазки, вечно растянутый в усмешке щербатый рот. Байки про морские похождения Пиколь готов был травить бесконечно, однако о себе рассказывал скупо. Его отношения с Иигуиром по-прежнему оставались прохладными, хотя старик не мог не признать — в их компании пират оказался едва ли не самым полезным. Учитывая невменяемое состояние Элины, только он способен был выбрать дорогу, уладить недоразумение, выгодно сторговаться с лавочником. Даже на истощение запасов серебра Пиколь отреагировал снисходительно, дав понять, что при нужде постарается «тряхнуть стариной». Едва ли Иигуиру понравились предполагавшиеся методы, но некоторое спокойствие такая уверенность внушала.

Рухнуло все это благолепие в одночасье. Очередной трактирщик, размягченный заработанными монетами, шепотом поделился свежими новостями:

— Я-то к таким делам непричастен... Поймите меня правильно, господа... От шурина проведал, будто серьезная облава затевается. Ищут именем Императора... м-м... четырех человек, сбежавших с западного побережья. Среди них женщина и старик... Извините, сударь, пожилой...

— Ерунда, — отмахнулся Иигуир. — Но неужели местные бароны согласятся превратиться в ищеек?

Трактирщик закатил глаза:

— Кто как, сударь, кто как. Для одних воля Императора все еще свята, иным такая охота поможет скуку развеять. А потом ведь вас... их расписали ужасающими преступниками, не каждый разберется. Понимаете?

Более детальных объяснений получить не удалось. Как бы то ни было, становилось очевидным, что расслабились беглецы рано, что громоздкая, проржавевшая насквозь государственная машина еще способна лязгнуть стальными челюстями. Похоже, в Керхшонте долго приходили в себя от дерзкого побега, долго совещались и рядили, однако забыть нанесенное оскорбление не смогли. Стало быть, снова погоня. Или, правильнее сказать, загонная охота, поскольку горячий след добычи давно утрачен. Отныне злоумышленников надлежит ловить каждому стражнику, дружиннику или солдату, на них донесет любой хозяин постоялого двора, торговец, а то и встречный крестьянин. Разумеется, не во всех землях владетельные сеньоры решат участвовать в грандиозной травле, проблема в том, что определить безопасный край не существовало никакого способа.

— Раскачались, сволочи! — рыкнул Эскобар, рубанув рукой ветки кустов. — Еще бы деньков несколько... А так, выходит, опять в леса, в топи...

— Предлагал ведь разбежаться, — хмыкнул Пиколь. — Теперь это вовсе неминуемо: ищут-то по приметам четырех, на одиночек и смотреть не станут.

Иигуир укоризненно покачал головой:

— Только не разделяться, друзья! Здесь, в незнакомой стране... Лучше уж леса.

— А что — леса? Это лишь кажется, будто там безопаснее. Подумайте, сударь, для стражи любой, плетущийся по бездорожью, уже бродяга и заслуживает петли. При большой же облаве... Не настолько мы ловки, чтоб никому по здешнему редколесью на глаза не угодить.

— Но не рассыпаться же подобно гороху! — в отчаянии воскликнул Иигуир.

— Кто-то проскочит...

— А остальные? Ведь единым отрядом вырвались из узилища...

— Погодите, мессир, — остановил спорящих Эскобар. — Нет причин ссориться, поскольку вы оба говорите здравые вещи. Тут не выбирать надо, а объединять сильные стороны каждого.

После многоголосых обсуждений решили дальше двигаться двумя парами на расстоянии прямой видимости одна от другой. Никаких совместных трапез, никаких разговоров или прочих примет знакомства. Таким образом, разосланные по окрестностям описания не найдут подтверждения, а в трудную минуту товарищу успеют на помощь. Без труда определился и состав пар — может, и стоило бы разлучить офицера с Элиной, но умоляющего взгляда девушки Иигуир вытерпеть не сумел.

Хоть и не бог весть какую изощренную хитрость сотворили беглецы, действовала она неплохо. За следующие два дня цепкие глаза вооруженного люда неоднократно скользили по фигурам путников, да так и не останавливались. Даже неграмотные солдаты понимали — четверо преступников никак не могут скрываться под личиной двух человек. Сообразить же и перестроиться неповоротливой системе удалось бы, пожалуй, не раньше зимы. Единственное связующее звено в эти дни сохранилось в виде понурого пожилого ослика, которого передавали то вперед для Бентанора, то назад для Элины. И еще ночевки. Вероятно, Эскобар был бы не прочь продлить разделение и на ночь, однако по настоянию Иигуира ноябрьский мрак встречали купно, у общего костра в каком-нибудь глухом перелеске. Старик полагал такую манеру более безопасной, к тому же поддерживающей сплоченность отряда. Возможно, он заблуждался.

Утром седьмого дня путники проснулись от пронзительного свиста. Словно другой мир развернулся вокруг, ничуть не похожий на безмятежную вчерашнюю картину. Всхрапывали лошади, скалились незнакомые бородатые лица, кто-то деловито копался в вещах. На вскрик девушки рванулся Эскобар, но над ним моментально оказалось два воина с обнаженными мечами. Покатившегося в заросли Пиколя тоже удержали, вернув назад беззлобными пинками. Беглецов обезоружили, подняли с земли, связали руки. Все неторопливо, уверенно и без разговоров. Пожалуй, это было даже странно: если путники пребывали в понятном шоке, то напавшие солдаты и не пытались ничего выяснять. Их набралось человек семь, в солидном походном облачении и со снаряжением, годным для небольшой войны. Все так же молча переворошив лагерь, пленников соединили цепочкой, словно рабов или каторжников. Впрочем, радовало и это — их, по крайней мере, не намеревались вешать немедленно. Общую веревку закрепили на седле одной из лошадей, и конвой тронулся.

— Странный народ, мессир, — прохрипел сзади Эскобар. — На стражу совершенно не похожи, ни видом, ни ухватками. И кони навьючены до предела, точно...

— Эй, кончай болтать, морда чужеземная! — оборвал ближайший воин.

Эскобар зло покосился на него, но заговорил сдержанно:

— Допускаю, что это справедливо, сударь, а кто в таком случае вы?

Похоже, Элина проводила время не только за романтическими вздохами. Достижения офицера в языке незнакомец, правда, не оценил:

— У меня, приятель, плети не дождешься, сразу по зубам бить буду.

— Но все же, согласитесь, мы имеем право знать, кем схвачены.

— Ничего вы теперь не имеете. И заткнись, до места доберемся, там и налопочешься до одури.

Шли долго. Всадники нетерпеливо понукали пленников, однако вынуждены были двигаться со скоростью дряхлого старика. И снова удивляла необычная сдержанность воинов — захваченных ни разу не ударили, хотя раздражение медлительностью было очевидно. Промучившись так с час, всадники не выдержали: Иигуира отделили от общей вереницы и усадили кое-как за спину одному из солдат. Пленники спокойно приняли этот разумный шаг для ускорения перехода, однако дело пошло иначе — лошадь со стариком в сопровождении еще двух верховых пустилась размашистой рысью.

— Куда? Куда это? — вскрикнул Иигуир.

— Не шуми, дед, — отозвался воин сердито, — а то спеленаем и мешком поперек седла повезем.

— Никуда твои дружки не денутся, — ухмыльнулся скачущий рядом. — Все в одну точку сойдетесь, только тебя там больше видеть желают.

— Кто желает? — Вопрос Иигуира опять остался без ответа.

Теперь всадники очутились в своей стихии, двигались привычно, уверенно, стремительно пожирали милю за милей. Они определенно знали здесь каждый изгиб дороги. И их здесь хорошо знали: встречные повозки торопились свернуть на обочину, в чавкающую грязь, крестьяне пугливо стягивали шапки. С пленником воины больше разговаривать не пожелали, потому следующая пара часов целиком превратилась в молчаливую, тряскую, изматывающую скачку. Когда вдали возникли контуры могучей громады замка, Иигуир почти обрадовался.

К владениям кунийского императора твердыня отношения явно не имела. На это указывали не столько красно-зеленые флаги, сколько совершенно иное состояние укреплений. Керхшонт, вероятно, уже забыл о столь тщательно выложенных стенах, белеющих свежим тесом воротах и смазанных цепях. Да и жизнь тут кипела не на шутку: подъемный мост непрерывно гудел от потока телег, верховых и пеших солдат, стремившихся как внутрь, так и обратно. Неподалеку зычно перекрикивались каменщики, втягивая наверх бадьи с известью, а за пределами стен раскинулся настоящий палаточный городок. Именно к самому большому из шатров и направился конвой.

Один из воинов, доставивших Иигуира, спрыгнул наземь и проворно юркнул мимо часовых за полог. Вернулся через несколько минут вместе с рослым мужчиной. Среди лязгающего кругом железа он единственный, похоже, позволял себе носить потертый камзол, а из оружия — скромный кинжал на поясе. Угодливо же пригнувшаяся фигура солдата ясно говорила о некоем высоком чине.

— Вот он, сир, — торопливо произнес столь самоуверенный недавно воин. — Спутников его пешком ведут, а мы решили поскорее...

Мужчина, чуть склонив голову набок, окинул Иигуира взглядом. Пожалуй, он не испытывал к пленнику ни злобы, ни участия, ни даже интереса.

— Думаешь, тот самый?

— Наверняка, сир, — закивал воин. — Все в точности по описанию: четыре человека, баба, седой старец. В овраг на ночлег спрятались. Вряд ли совпадение.

Хмыкнув, мужчина, наконец, признал в старике одушевленное существо:

— Как ваше имя, сударь?

— Бентанор Иигуир. Позволите в свою очередь узнать ваше?

— Прибыли из Гердонеза? — Мужчина и не подумал отвечать.

— Верно.

— И успели поссориться с людьми Императора. Ха, не теряете времени зря.

— Поверьте, сударь, я с глубоким почтением отношусь к повелителю Овелид-Куна... — поспешил заверить Иигуир, но мужчина прервал его:

— Наплевать. Похоже, Хельмас, — он опять повернулся к воину, — ты выловил именно то, что требовалось. Ну-ну, не лыбься! Награда герцога ждать не заставит, и орлов своих порадуй. В пути не обижали?

— Упаси Господь, сир, пальцем не тронули. Соображаем...

— Смотри у меня. Найдете старику уголок, обсушите, накормите, умоете. И сторожить обязательно. Раньше вечера его все равно не позовут.

— А остальных, когда доставят, куда?

Мужчина поморщился:

— По мне, так хоть бы и не довели. Однако воля герцога требует и их за компанию оберегать... пока. Вместе посадите, пусть не переживают.

— Дозвольте все же обратить на себя внимание, сударь! — не вытерпел Иигуир. — Вы не находите нужным, в конце концов, объяснить, в чьи руки попали мы с товарищами? Вы же не разбойники, чтобы скрывать имена? Иначе... ни на какое мое содействие можете не рассчитывать!

Мужчина с трудом подавил усмешку:

— Не обижайтесь, сударь. Пожалуй, и впрямь есть смысл все разъяснить. Вы находитесь в замке Тунгербор, принадлежащем герцогу Вейцигскому, я — барон Эгнелинг, один из его ближайших соратников и вассалов.

— Зачем герцогу потребовалось ловить нас?

— Хм, а розыскной лист имперского тана, по-вашему, — недостаточное основание? Всякий подданный короны обязан принять его к исполнению.

— А я слышал, сир, будто герцоги западных земель обычно не слишком рвутся исполнять веления монарха.

Барон кивнул, довольный:

— Чувствую, в вашем лице, сударь, господин герцог обретет достойного собеседника. В назначенное время вас к нему проводят, а пока позвольте откланяться.

Судя по всему, забава в виде старика странника предназначалась исключительно сюзерену, остальные относились к ней с плохо скрываемым пренебрежением. Барон, развернувшись, скрылся в шатре, воины, вернув себе гордость осанки, повезли чужеземца дальше по лагерю.

Распоряжения командира были выполнены безукоризненно. Последующие часы Иигуир провел в углу большой солдатской палатки, снабженный всем необходимым: сухой одеждой, водой для умывания, терпким пивом и куском холодной свинины. А заодно и хмурым сторожем. Вполне сносное существование омрачало лишь беспокойство о друзьях и будущей судьбе. Западные области Овелид-Куна действительно издавна считались гнездилищем самоволия и заговоров. Лет триста назад кто-то именно из здешних герцогов бросил своего повелителя в битве при Менглине, определив ее трагический итог. Некоторые называли это предательством, другие — защитой оскорбленной чести, но в любом случае казавшийся неукротимым рост Третьей Империи тогда застопорился и, как выяснилось, навсегда. Ужас конных полчищ Овелид-Куна перекочевал в легенды, скрытая, тлеющая неприязнь близких по крови людей сохранилась. Отчасти подобное объяснялось влиянием соседних держав, не упускавших возможности подогреть внутренние конфликты, отчасти — несколько обособленным положением смутьянов.

Горная гряда Оронад, пересекающая остров, то ограждала обильные центральные земли от дерзкого запада, то сдерживала порывы Империи по наведению порядка на окраине. Ныне первая из задач была, пожалуй, актуальнее... Итак, герцог Вейцигский едва ли благорасположен к своему монарху. Это внушает определенные надежды, хотя и врагам подчас оказывают мелкие услуги. Вроде выдачи беглых преступников. Но тогда зачем осторожность в обращении? Потешить скучающего вельможу беседой, прежде чем отправиться на виселицу? Почему-то в подобное не верилось, однако и при худшем варианте оставался шанс побороться за жизнь.

Уже в ранних осенних сумерках под накрапывание дождя появились остальные члены отряда. Их явно никуда не готовили, пригнали с тракта измученными, мокрыми, голодными и чудовищно грязными. Старый пират молча отплевывался, девушка всхлипывала, Эскобар, оттирая грязь с лица, глухо бранился:

— Вот мерзавцы, песьи дети! Полпути по дорожной жиже волокли, словно бревна. Развлекались, сволочи!

Из всех благ товарищам досталась только пара ведер воды, да и то скорее ввиду опасений замарать палатку. Мясом и пивом поделился Иигуир, который все равно не мог думать сейчас о еде. Описывать положение тоже пришлось ему — друзья за целый день ничего внятного о своей участи так и не услышали.

— Хоть разговаривать намерены, — скривил губу Эскобар, — и то радует. Время тяните, мессир, из крепости сбежали и отсюда, Бог даст, выберемся. Главное — не на виселицу и не к имперским стражникам. Соглашайтесь на все, хоть душу продавайте, но выиграйте нам два-три дня.

— Соглашаться на любую гнусность? — Иигуир побледнел. — И насчет души, Коанет... Надеюсь, герцогу потребуется что-то менее ужасное.

Наступление решающего часа пленники осознали по внезапно вскочившим с мест солдатам. Явившийся лично барон Эгнелинг жестом пригласил старика за собой. Следом двинулись еще двое латников, отсекая Бентанора от напутствий и напряженных взглядов друзей. В таком составе эскорт миновал ворота замка, где уже зажигали факелы, и запетлял по путаным лабиринтам проходов. Воины здесь почти не встречались, зато слуги носились опрометью, толкаясь и гомоня. Даже надменному барону понадобилось разок-другой отпихнуть в сторонку морды с выпученными от старания глазами. Когда вошли в какую-то дверь, стала понятна и причина всеобщей суеты: сверху доносились топот, вой дудок, хохот, звон — верные признаки знатного пира.

— Сторожите тут, — бросил барон конвою, поднимаясь по широкой лестнице.

В противоположность закоулкам близ этого входа было пустынно. Кроме старика и его охранников, у подножия лестницы застыла пара воинов с алебардами, чьи начищенные лезвия блестели едва ли не пуще факелов. Пока Иигуир озирался по сторонам и отворачивался от лезущих в ноздри ароматов застолья, на верхней площадке появился барон.

— Один с гостем наверх, второй ждет, — скомандовал он.

Пиршественную залу Иигуир увидел лишь мельком: что-то ослепительно яркое, звонкое и буйное сверкнуло меж неплотно прикрытыми дверными створками. Далее пленника вели темными коридорами, где едва удавалось различать углы, а звуки шагов гулко разбегались, точно круги на воде. Остановились, как почудилось старику, на полпути, однако откуда-то сзади подошел слуга со свечами. Это оказалась маленькая, скупо убранная комната, отнюдь не напоминавшая покои вельможи. Присесть было просто некуда, вдоль стен стояли только массивные, окованные железом сундуки. Иигуир вопросительно посмотрел на Эгнелинга, тот подневольного гостя проигнорировал.

И снова гул шагов в коридоре. На мгновение старик вдруг похолодел, когда на пороге вырос могучий силуэт Гонсета, но появившийся великан почтительно отступил обратно в темноту. Вместо него в комнату вошел невысокий, плотно сложенный человек с окладистой пепельной бородой. Круглое лицо, открытый ясный взгляд, только жестко сжатые губы нарушали образ добросердечного хозяина. Одет не без щегольства, ярко-красный кафтан, пышный у плеч и зауженный на талии, украшали пуговицы с крупными изумрудами. Хватало и золота: перстни, цепи, браслеты... И все-таки это был настоящий вельможа, что в отличие от разбогатевшего купца не выставляет добытое ежеминутно на показ, а носит его скорее в качестве обязательного символа положения.

Бесшумно возникший в дверях слуга внес складной походный стул, однако мужчина даже бровью не повел, сосредоточенно разглядывая Иигуира. Чуть больше внимания заслужило блюдо с какими-то засахаренными фруктами, герцог извлек короткими пальцами кусок, гостю предлагать не стал и лишь после того, как они остались в комнате с глазу на глаз, заговорил приятным бархатистым голосом:

— Действительно ли я имею честь принимать у себя знаменитого Бентанора Иигуира?

— Совершенно верно, господин... герцог, — поклонился старик.

— Фелгус Марх, герцог Вейцигский и прочее, — небрежно уточнил вельможа.

— Большая честь для меня, сир.

— Может быть... — Заложив руки за спину, герцог обошел Иигуира кругом. — Не сочтите за обиду, сударь, но как бы нам удостовериться, что вы вправду тот самый легендарный зодчий? Мало ли ходит по свету седобородых старцев?..

Иигуир пожал плечами:

— Как же мне доказать, что я — это я? Ведь мы все же принимаем на веру ваш, сир, герцогский титул.

— За меня говорят мои солдаты, — поморщился Марх. — И при необходимости палачи. А с вами... Если вы не тот, наша беседа потеряет смысл.

— Тогда я могу только поклясться, что сказал чистую правду.

— Клятвы недорого стоят, сударь... Высота колокольни собора в Амиарте, ну-ка?

— Если не подводит память, сто сорок локтей. И что с того? Разве, будь я опытным мошенником, не выучил бы таких вещей?

— Хоть какая-то проверка, — хмыкнул Марх. — Дальше уже дело покажет, кто достоин восхваления, а кто... наоборот. Хорошо, допустим, вы действительно Бентанор Иигуир. Какая же нужда привела вас в Овелид-Кун?

— Вы, несомненно, знаете, сир, скорбную судьбу Гердонеза. Мы с друзьями всего лишь спасали свои жизни.

— Почему же не в столь милой вашему сердцу Валесте?

— Увы, — как можно печальнее вздохнул старик, — там тоже обнаружились... недоброжелатели.

— Вы, сударь, вообще, похоже, большой мастер их находить. Едва очутились в наших краях, как попали в имперский розыск. Невероятная, скажу вам, прыть.

— Самое грустное, сир, что я не прилагал к этому никаких усилий. Нас объявили шпионами абсолютно без каких-либо доказательств.

— Да, да, лазутчики герцога Этуанского, — Марх усмехнулся. — Редкостная глупость — великий Иигуир на побегушках у безродного выскочки. Я, признаюсь, ушам своим сперва не поверил, услышав о таком сочетании.

— И справедливо, сир! — воскликнул старик. — Очевидно, властям Овелид-Куна просто незнакомо мое имя, раз они допустили столь абсурдную мысль.

Герцог закивал:

— Невежд у нас воистину хватает. Не так много, как полагаете вы на западе, но изрядно. Принять на веру такой вздор! — Тут улыбка вдруг исчезла с его лица. — Хотя с другой стороны... Вы ведь, сударь, вроде бы долгие годы жили в Атианне, верно? Вполне могли завязать определенные знакомства... или угодить в зависимость... — Бентанор попытался возразить, однако вельможа не позволил. — У нас здесь, если заметили, война затевается, и аккурат к ее началу прибываете вы... в странных поисках убежища за морями. Ну, а уж после громкого и кровавого побега... прямо не знаю, что и подумать.

— Но вы... сир, вы же не верите в этот гнусный наговор?!

Теперь глаза, смотрящие на задыхающегося от волнения старика, были каменно холодны. Так уверенная в исходе забавы кошка наблюдает за отчаянными мышиными метаниями.

— Какая разница, милейший, во что я верю? Формально мне надлежит без промедления сдать вас имперской страже, по какому поводу и нахожусь вот сейчас в сомнениях. Не поможете? На ваш взгляд, зачем мне пренебрегать своим долгом?

— Потому что все обвинения — клевета! — выпалил Иигуир. — И вы это понимаете прекрасно.

Герцог лениво покривился:

— Пустое, сударь. Я же не Господь, чтобы читать в душах людских, могу и ошибиться. Попадете на беспристрастный имперский суд, будете там оправдываться... Повезет — заменят казнь темницей... лет на тридцать. Еще доводы?

— Вы... не станете помогать Императору, — почти наугад рванулся старик. — Не секрет, до теплых вашим взаимоотношениям довольно далеко.

— Хм, браво. В таком случае, сударь, я тоже не буду делать тайны из общеизвестных истин: да, мне не по нраву нынешний хозяин Югернила. Как и весь дом Габельгорнов. Поразительно, насколько ничтожные людишки занимали наш трон со времен Менглины! Я бы еще стерпел огрехи в их происхождении или пути наверх, но их дела!.. Овелид-Кун по-прежнему величает себя Империей, хотя давно растерял почти все завоеванные предками земли. Да что там, его ныне и королевством-то сложно назвать! В правление Габельгорнов могучая держава переродилась в полуживого урода, чье рыхлое тело гложут полчища червей. Едва ли такие плоды трудов заслуживают уважения.

— Как раз об этом, сир, я и говорил...

Впервые сквозь ледяную маску проступили по-человечески кипящие чувства, однако старика Марх оборвал жестко:

— Ошибаетесь, господин Иигуир, не об этом. Мы с Габельгорнами враждуем десятилетиями, наши отцы и деды занимались тем же, тут идет хитроумная, многослойная игра. Вы всерьез полагаете, будто я нарушу ее ход из мелкой вредности? И ради кого? Ради одинокого гердонезского бродяги? За что ему такая честь?

— В самом деле, за что? — буркнул Бентанор. — К чему тогда эта беседа, отправляйте сразу на расправу.

— Ну, не торопитесь туда, сударь, успеете. Вернемся покамест к нашему вопросу. Больше доводов не находится? Тогда подскажу: даже немощный бродяга способен поднять свою цену, если докажет полезность. Прозрачный намек?

— Какая может быть вам польза, сир, от больного старца?

— Хм, разумеется, не в строю латников. У вас ведь светлая голова, господин Иигуир, некоторые уверяют — самая светлая на Архипелаге. Неужто мы не найдем ей достойного применения?

Пленник устало вздохнул:

— Даже светлой голове, сир, не дано усмирить бег времени. Я уже мало на что годен.

— Значит, придется постараться, — поджал губы Марх. — Не сомневайтесь, альтернатива понравится вам еще меньше.

— М-да... Вы собираетесь возводить храм или... перестраивать замок?

— Ну что вы, сударь, из-за подобных пустяков я не стал бы включаться в вашу поимку. У нас, видите ли, война...

— Кажется, Птичий Рай?

Герцог белозубо оскалился:

— Это у Императора Птичий Рай, битва за голую скалу посреди океана. В глупостях такого рода я не помощник. Нет, заурядная ссора с соседями, точнее, с одним из них, князем Динхорстом. Слыхали?

Иигуир поспешил вернуть лицу невозмутимое выражение:

— Немного.

— Известная в наших краях личность. Благороден, смел... и упрям сверх всякой меры. Короче, в данный момент мы осаждаем его пограничную крепость Хоренц. Дело продвигается вяло, поэтому, вероятно, Провидение и решило послать нам подмогу. Вы ведь, сударь, уже неделю в бегах? Занятно, а мои полки ровно неделю топчутся под стенами крепости. Разве это не знак свыше?

— Я с далекой юности не участвовал в сражениях, сир.

— Не лукавьте, господин Иигуир. Это ведь одни простаки полагают вас исключительно зодчим, тогда как в действительности основное ваше ремесло — механика. Я прав?

Старик нахмурился:

— Что вы знаете о механике?

— О, бесспорно, самую каплю. Однако мне донесли о вашем колоссальном опыте в изобретении и создании разнообразнейших устройств. Механизмы для водоводов, шахт, мельниц и Бог весть чего еще. Сей бесценный клад пока слабо востребован, но тут уж вина остального человечества. В этом смысле, сударь, я готов немедля принять крупинку вашей мудрости... которая связана с техникой для осадных работ. Ведь не будете отрицать, что и такой занимались?

— Я не испытываю неприязни к князю, — буркнул Иигуир.

— Так она и не нужна. Вам, сударь, предлагается трудиться не из личных чувств. И не ради денег, хотя вознаграждение возможно. Только ради жизни, — отчеканил герцог, чья улыбка все более напоминала пленнику волчий оскал, — своей и своих спутников. По-моему, я предельно откровенен.

— Да уж... Мне необходимо подумать.

— Отлично, думайте. До утра. На заре я с собранными здесь воинами отправляюсь к Хоренцу. Вы, сударь, имеете шанс поехать с нами: осмотрите имеющиеся осадные машины, подскажете, как заставить их действовать с толком, может, нечто совсем новое посоветуете. Точнее определимся на месте... В случае отказа будете доставлены ближайшему имперскому гарнизону. Последствия вам известны.

Иигуир понуро кивнул:

— А если соглашусь... что будет с нами... потом?

Удовлетворенно хмыкнув, герцог запустил пальцы в сладости:

— В верном направлении начинаете мыслить, сударь. Едва лишь крепость падет, обещаю отпустить всю вашу четверку... на все четыре стороны. Захотите, выделю охрану для проезда в какой-нибудь из портовых городов. И денег дам, которых хватит для найма корабля. Как видите, все ваши проблемы тотчас решатся!

Старик вздохнул. Останется, похоже, лишь одна проблема — проданная нечистому душа...

Назад к палатке пленника провожал только барон Эгнелинг. В пути молчали, хотя по лицу барона читалось: он не только знает о предложенной старику задаче, но и не сомневается в ответе. Колебания же Иигуира встреча с друзьями только усилила. Легко рассуждать абстрактно о высоких принципах и благородных порывах, а как пожертвовать этими милыми людьми, что с порога бросились расспрашивать и радостно приветствовать твое благополучное возвращение? Проклятый Марх сумел добротно взять гостя за горло.

Когда улеглись эмоции, настала очередь здравого смысла. Тут мнения спутников разошлись совершенно. Пиколь не видел в сделке ничего зазорного:

— Да тысячи сегодня нанимаются на службу, готовые резать любого, правого или виноватого, по приказу хозяина. И ничего, спят потом спокойно, в тепле и сытости. Работа такая, даже не из худших. А у нас-то еще проще — силком заставляют, угрозами. Всеблагой Творец, какое же здесь преступление?! Коли у горла нож, то и грех берет на себя заставляющий, так?

— Врешь ты все, тварь! — рванулась к пирату Элина. — Пустите! Там же мои друзья могут быть, родные! А затем... Полагаете, Марх на Хоренце остановится? Да сколько себя помню, он с князем враждует. Несколько раз пытался нас покорить, но зубы о перевалы ломал. И сейчас за прежнее...

— А зачем ему Динхорст, если эти рубежи столь неприступны? — спросил Эскобар.

— Жадный потому что. Множество соседей под себя подмял, раздулся, ровно пиявка, да никак властью, видать, не насытится.

— Ну, этот голод, милая, так просто не успокоишь. Я о чем: неужели доступнее добычи не нашлось? Ведь толпы народа согнал, обозы, механизмы, вас вот, мессир, раздобыл...

— Все правильно, — тихим усталым голосом произнес Иигуир. — Герцог, похоже, пойдет на любые жертвы, дабы взять Хоренц. Смотрите, — он провел прутиком по утоптанному полу, — вот тянется Овелид-Кун, так его рассекают горы Оронад. Здесь Марх, примерно здесь — Хоренц. Захватывая крепость, герцог открывает себе дорогу дальше, на Динхорст и Пакен-Шеб. Не бог весть какие богатые места, зато самый короткий путь и серьезных препятствий на нем после не останется... — Старик резко чиркнул прутиком вправо.

— Югернил? — ахнул Эскобар. — Древняя столица Овелид-Куна... Императорский трон? Ну, дерзко, черт побери, однако едва ли...

— Конечно, не сразу, друг мой, здесь важно пробить брешь. Этой страной всегда управляли выходцы с восточных равнин, западная знать всегда мечтала урвать свое. Оронады — водораздел между враждующими силами, владеющий ими оказывается хозяином положения. Вполне естественно, когда Третья Империя находилась в расцвете, она позаботилась о контроле над этим рубежом. Так продолжается до сих пор: только преданные монархам владетельные сеньоры, помощь влиянием, золотом, хлебом, оружием, даже войсками в трудную минуту.

— А сейчас имперские силы отвлечены на островные баталии, точно?

— Очень удобный момент. Любой ценой оседлать перевал, невзирая на распутицу и близкие морозы.

— И что потом? — хмыкнул Эскобар. — Хоть и слабы ныне императоры Овелид-Куна, полкам вроде здешних их не одолеть. Сами видели в Керхшонте...

— Вероятно, герцог будет еще не один год копить силы для решающего удара. С другой стороны, владеющий брешью в защитном кордоне Югернила вправе претендовать на роль лидера всего недовольного западного дворянства, чем удесятерит возможности для атаки.

— Все это крайне любопытно, господа, — проворчал пират, — но нам-то что предпринять? Пока высокородные сеньоры балуются политесом, наши шеи сближаются с виселицей. По-моему, выбора не оставлено никакого.

— Правильно, дядюшка! — Офицер хлопнул его по спине. — Выбора не оставили, следовательно, и терзаться попусту незачем. Будем помогать герцогу.

— Но там же мой народ! — почти простонала Элина.

— Не спеши горевать, милая, может, и не придется брать грех на душу. Мы ведь пробирались в Динхорст? Теперь нас туда доставят даже быстрее. Мессир Бентанор потянет время, копаясь с их машинами, а там... Творец захочет — выручит. Пускай еще раз твердо пообещают освободить, и соглашайтесь.

На следующее утро, впрочем, увидеться с добросердечным хозяином Иигуиру не довелось. Согласие выслушал барон Эгнелинг, который, равнодушно пожав плечами, распорядился готовиться в дорогу. Вещей успели накопить немного, сборы заняли считаные минуты, однако окрестный лагерь и здесь не отстал. Частью палатки оказались уже разобранными, остальные опустело хлопали ветру пологами. На тракт же, теснясь, выползала черная, лязгающая гусеница из конных и пеших латников, обслуги и бессчетных повозок. Если количество собственно солдат Эскобар оценил сотни в четыре, то обоз увеличивал объем армии втрое. Пленники, помещенные в самую сердцевину, могли вдоволь созерцать вереницу телег, груженных снедью, оружием, снаряжением, лесом и всякой прочей всячиной.

— Похоже, долгую кампанию наш герцог затевает, — заметил офицер. — Такую гору припасов его головорезам до снега не сожрать.

Двигались медленно и практически без остановок, могучие лошади вспахивали раскисшую глину колесами повозок, за колонной смыкалась уже зыбкая, непролазная трясина. Вослед испуганно слезились окошки придорожных деревень. На первый взгляд, пленникам не на что было жаловаться: они ехали в отдельной, закрытой от дождя фуре, не зная отказа в снеди и питье. Немного смущали два воина, постоянно дежуривших поблизости, но и те лишь ограничивали чересчур вольные прогулки. Разумеется, грезилось о побеге, благо сторожа не слишком злобствовали, а многоликая кутерьма вокруг вроде бы позволяла затеряться. И удобные моменты изредка выпадали, мешало другое — никто не желал спасаться в одиночку или малой группой. Участь оставшихся сомнений бы в таком случае не вызывала, а всей толпой ускользнули бы навряд ли. В результате два с лишним дня приходилось разглядывать цепочки бредущих под дождем и в грязи бородачей. Суровый оказался народ и бывалый. Чудилось, под знамена герцога Вейцигского собрались наемники со всей Поднебесной. Местных, кунийских, воинов было немного, вечерами тьму оглашали разноязыкие песни под треск костров. Этот пестрый люд, безусловно, стоил дороже солдат в Керхшонте, зато и выглядел куда внушительнее.

В сумерках второго дня путники заметили далеко впереди колышущееся зарево, обратившееся поутру тягучими серыми дымами. Элина опять ударилась было в слезы, но переживать не стоило — Хоренц держался. Горы вздымались здесь из земли резко, без предвестников, образуя мощный вал сплошного камня. Такой рубеж и в отсутствие укреплений прослыл бы неприступным, с высоты струилась лишь узкая дорога, обихоженная среди скального неудобья. Защитникам не требовалось особо мудрить — крепость, словно сорвавшийся валун, закупоривала проход. Массивные стены ее оказались черны то ли от промелькнувших мимо веков, то ли от выдержанных осад. Вот и сейчас у подножья гор раскинулось палаточное море.

— Бедняга герцог, — Эскобар присвистнул. — Он, поди, последние сапоги продаст, чтобы расплатиться с этакой прорвой. Сколько тут? Две тысячи копий? Три?

Проснувшийся с рассветом лагерь заполняло деловитое копошение. Большинство народа трапезничало, где-то стучали топоры, звенели кирки — войска перегораживали дорогу со своей стороны. Навстречу отряду герцога выехали только с полдюжины рыцарей. Тогда Иигуир еще раз, впервые с памятной беседы, увидел Марха. Герцог казался озабоченным, доклады слушал хмуро, зато не преминул указать соратникам в его, старика, сторону.

Без внимания пленники не остались. На новом месте им выделили небольшую палатку почти в центре лагеря. Опять одну на всех, но Иигуир решил не возражать — поселить девушку отдельно означало подвергнуть ее большему риску. С незамысловатой едой и пивом проблем не возникло и тут, а вот свободно покидать жилище дозволялось отныне исключительно Бентанору, причем только в сопровождении специально назначенного латника. Пока друзья осваивались в поскрипывающем на ветру узилище, старик отправился осматривать лагерь.

Он вправду не бывал на войне лет сорок. Тогда безусого юнца, рвавшегося оборонять родной город, едва не убило — камень рассек голову и оглушил. Ехидничали, будто от удара мозги у парня сдвинулись набекрень. Что ж, по крайней мере, осадной машинерией он вправду увлекся именно с тех пор. Ныне, бродя по гомонящему муравейнику, Иигуир неожиданно ощутил себя почти свободным. Здесь было полно чужеземцев, и гердонезец никого не удивлял, хватало седых ветеранов, и вслед старику не оборачивались. Здесь редко кто знал друг друга, потому можно было подойти и заговорить с любым. Не докучали своими требованиями герцоги с баронами, а приставленный охранник, как нарочно, оказался из такой дыры, что и Бентанору не удалось подобрать общий язык... Иллюзия развеялась скоро, когда молчаливый страж легонько подтолкнул старика в нужный поворот.

Очевидно, Марх стянул к крепости все, что смог откопать по подвалам и сараям. Шесть метательных машин, различных по конструкции, размерам и состоянию, дополнял вовсе уж древний уродец, напоминающий огромный, уложенный на станину лук. Этой диковинкой, современницей великих походов Третьей Империи, Иигуир вовсе не счел нужным заниматься, остальное требовало серьезной доработки. Для такого случая в распоряжение старика поступила дюжина плотников и десяток мастеров осадного ремесла, та же разношерстная мешанина, что и вся армия герцога. Отношения с ними складывались странные. Бентанора слушали угрюмо, но неизменно внимательно, выполняли любые распоряжения со старанием, и все-таки чувство некой настороженности не покидало. Это были, главным образом, вольные наемники, мастера, привыкшие самостоятельно вести дело. Седобородый чужестранец мог сколько угодно командовать, однако вечером его, будто преступника, уведет охрана, а они свободно вернутся к своим кострам.

Сильно мешало и другое: Иигуиру приходилось постоянно следить за собой. Слишком привык он выполнять всякую работу на совесть, слишком радостно неугомонный разум накидывался на свежую техническую загадку. Между тем требовалось не спешить, трудиться от зари до зари, но не продвигаться сколь-нибудь значительно к цели. Непростая задача, учитывая множество недоверчивых и сметливых глаз вокруг.

В последующие три дня осада шла своим чередом. Отряды герцога для порядка пробирались под стены, защитники крепости для порядка отгоняли их стрелами. Все понимали, что эти детские забавы долго не продлятся, и готовились к большому сражению. Прямо за линией частокола сбивали лестницы, подвозили груды хвороста, круглые сутки дымили походные кузни. Изредка обороняющиеся обстреливали противника, однако гораздо сильнее их беспокоили работы на площадке Иигуира. Вероятно, по ту сторону стен тоже нашлись знатоки, оценившие неспешное пробуждение строя разновеликих чудовищ. Стрелы тут были бессильны, легким метательным машинам, схожим с той, что наградила старика пожизненным шрамом, не доставало дальности. В конце концов, ночью через частокол попытался прокрасться отряд поджигателей. В короткой яростной схватке большинство лазутчиков уничтожили, двоих схваченных прикрутили к столбам на виду у крепости. Иигуир неодобрительно косился в сторону несчастных, медленно умиравших от холода и ран, да вдобавок увлекших на погибель еще несколько товарищей, которые дерзнули сунуться на выручку. Едва ли подобная жестокость устрашала обороняющихся, зато обещала поистине зверскую взаимную резню при штурме.

Вечером после этих событий на площадке появился Марх. Хотя его войска не добились до сих пор ничего существенного, он казался менее раздраженным, чем по прибытии. Бентанор продемонстрировал машины, объяснил, как их предполагается восстанавливать и применять. Герцог доброжелательно кивал, пока старик не осмелился замолвить словечко за висящих в отдалении пленных.

— Вообще-то, сударь, эта картина должна вас радовать, — хмыкнул Марх. — Противник определенно боится ваших приготовлений, следовательно, они не совсем бесплодны. К сожалению, иных доводов в вашу пользу у меня на сегодня нет.

Старик побледнел. Вероятно, он вправду чрезмерно увлекся торможением работ, вчера даже приказал наново заменить выполненные прежде узлы столь же неправильными.

— Я делаю все, что в моих силах, сир. И заранее указывал на их скудость.

— Не прибедняйтесь, господин Иигуир... — Марх небрежным жестом отослал свиту. — На мой взгляд, у вас не хватает не сил, а желания. Человека немудрено заставить трудиться, однако сложно заставить творить... Однако же крепость нужно взять в ближайшее время. Сколько вам еще понадобится?

— Как сказать... Неделю, может статься, и две...

— Максимум два дня, — жестко произнес герцог.

— Это немыслимо, сир! — воскликнул старик. — Даже работая круглые сутки напролет...

— Согласен и на сутки. Берите сколько угодно людей, любые материалы, деньги... Погода портится, так и до снега недалеко.

— Просто не следовало начинать поход в ноябре...

— Ах, любезный господин Иигуир, если б я мог выбирать удобное время... — вздохнул герцог мечтательно. — И вообще выбирать...

— Что же вдруг подстегнуло? Императорская война на юге? Разумеется, я не буду, сир, спрашивать, не вы ли сами раздули тот конфликт...

Марх, прищурясь, поглядел на старика, ухмыльнулся:

— Разумеется, будь так, я ни за что не признался бы даже в интимной беседе. А у вас, сударь, имеется повод обожать Габельгорнов?

— Никакого.

— Отлично, тогда вам нет дела и до их выкормыша князя Динхорста.

— Я бы сострадал любой жертве чужих аппетитов.

Герцог поморщился:

— Аппетитов? Хм, пусть аппетитов, властью я действительно дорожу. Многие ли способны от нее отказаться? Да и не в этом суть... Я, видите ли, сударь, считаю себя неглупым человеком и потому в курсе, что кнут надобно всегда сочетать с морковкой. Вы ведь любите свой Гердонез? Грезите о мести варварам, так? Очень хорошо вас понимаю, однако завтра эти варвары, скорее всего, вторгнутся сюда. Что прикажете делать? — Герцог, заложив руки за спину, принялся расхаживать перед стариком взад-вперед. — Я тоже люблю свою страну, потому с горечью осознаю — к настоящей войне она совершенно не готова. И ведь не будет готова, черт подери, покуда на императорском троне восседает ничтожество! Мелонги раздавят Овелид-Кун, насосутся его крови и двинутся дальше! Понимаете? Посему попробуйте-ка, милейший господин Иигуир, посмотреть на нынешние события под таким углом. Тогда мой поход мигом превратится из алчного покорения соседей в попытку, возможно последнюю, воскресить былую мощь Империи, поднять страну из грязи, вернуть людям гордость и единство духа! Тогда вы, сударь, окажетесь заинтересованными в успехе не меньше моего — только сильный Овелид-Кун будет в состоянии выдержать удар варваров, в то время как их победа здесь похоронит надежды Гердонеза на скорое освобождение. Вот и делайте выводы.

Марх надолго замолчал, поглядывая на опустившего голову старика.

— Это вам, сударь, в качестве морковки. Не сомневайтесь, она подлинная, я говорил вполне искренне. Теперь по поводу кнута... У ваших помощников сложилось мнение, будто вы валяете дурака, не желая выполнять поставленную задачу. Так дело не пойдет. Видите тех безумцев? — Он указал в сторону столбов с пленными. — Посмотрите внимательнее. Вы, сударь, отныне будете молить Творца о продлении их жалких жизней. Ведь если к моменту, когда они испустят дух, машины не сделают первых выстрелов, места на столбах займут ваши друзья.

— Но это невозможно! — вскрикнул Бентанор. — И бесчеловечно!

— Все возможно, — усмехнулся герцог. — Ваши капризы положат под стенами куда больше народу, причем народу, преданного мне. Какая тут жалость?! Девка тоже не останется без внимания, а уж потом... Честное слово, господин Иигуир, я желаю вам удачи, постарайтесь. И поторопитесь, те горемыки уже, по-моему, едва шевелятся.

Не попрощавшись, вельможа развернулся и пошел прочь, косолапо загребая дорогими сафьяновыми сапожками глиняную жижу. Совершенно смешавшийся старик огляделся. Свита Марха быстро удалялась, поодаль стояли только осадные мастера. Фигуры их по-прежнему выражали покорную готовность к любым приказам, зато глаза... Иигуир не собирался выяснять, кто из помощников донес на него, в минуту смятения требовалось видеть перед собой иные глаза. Отдав пару малозначащих распоряжений, старик увлек охранника назад к палатке друзей. Там, однако, обнаружился один Пиколь.

— Да что вы так разволновались, сир? — Пират криво улыбнулся. — Все целы-здоровы, даже более... Дело-то житейское, кричать незачем.

— Тогда где они, ради Творца?! — Иигуир едва не схватил его за грудки.

— Да здесь же, рядом. В соседней палатке. Уж сколько ваш приятель сил потратил, уговаривая охрану!.. А потом еще солдат уламывал, аж извелся, сердечный. Чаю, и без последних монет не обошлось...

Не дослушав, старик опрометью выскочил на улицу. Один из двух сторожей, постоянно дежуривших у палатки пленников, сейчас вправду переминался около соседней. Взлохмаченного Бентанора он пропустил сразу, хоть и ухмыляясь.

Момент был явно неподходящий. Девушка, взвизгнув, нырнула в темное месиво одеял, Эскобар, напротив, выдвинулся навстречу.

— Мессир? Что-то случилось?

— Э-э... полагаю, да, друг мой.

— Подождите, я зажгу лампу.

— Нет! Не надо! — пропищала перепуганная Элина, но ей не вняли.

Крохотный язычок пламени озарил жесткое лицо офицера. Он был обнажен по пояс, сидел на топчане, прикрывшись какой-то облезлой шкурой. Тут же блестели широко распахнутые глаза девушки, натянувшей шкуру по самый нос. Рассказ старика Эскобар выслушал молча, машинально потирая ползущий через плечо корявый шрам.

— Что ж поделать, мессир, придется начинать работать всерьез. Чуда до сих пор Господь так и не послал, а висеть на столбе мне лично неохота. Мыслимо уложиться в сроки герцога?

— В том-то и дело, друг мой, если б это было так легко! Машины разные, ремонт я кое-какой провел, но к настройке и не приступал. А ведь там у каждой с десяток параметров, влияющих на точность стрельбы! Сомнительно, что управлюсь за день-два.

— К чертям точность, — отмахнулся Эскобар. — Герцог желал первого выстрела, вот и метните камень... хоть ему на голову. Глядишь, потом выторгуем еще несколько деньков.

Иигуир развел руками:

— Хорошо, а дальше? Ведь заставят начать обстрел крепости.

— Значит, начнем, — буркнул офицер.

— Да вы с ума сошли! — Элина едва не выскочила из-под одеяла, но вовремя опомнилась. — Герцог зальет кровью все княжество, а там мои родители, братья, близкие! Возможно, и на стенах Хоренца сейчас кто-то из них.

Эскобар поморщился:

— А какой еще выход существует? Добровольно отдаться палачам? Красивый жест, менестрели бы одобрили, однако чересчур неприятный. Вдобавок, милая, вовсе не очевидно, что он поможет защищающимся. Герцог потеряет время да лишних несколько сот человек. И только! Судя по тому, что я слышал, в крепости воинов раз в пять меньше, ну, станет в четыре. Невыгодный размен.

— Как здесь можно думать о выгоде?! Как можно кровью невинных покупать себе свободу? — воскликнула девушка, однако ее бесстрашный рыцарь уже отвернулся.

— Поэтому делать нечего, мессир. Не способны сражаться — будем отступать. Медленно, шаг за шагом, уповая... вероятно, на обещанную вами подмогу Творца. Заодно и проверим... угодна ли ему наша затея.

Глава 10

Палатку Иигуир покинул понурым, но решительным. Теперь работа на перепаханной десятками ног площадке кипела непрерывно. При свете факелов подвозились новые бревна, тут же разделывались и крепились, тянулись канаты, заколачивались клинья и скобы. Неизвестно, угрожал ли Марх чем-нибудь остальным мастерам, но трудились они исступленно. Иигуир не смыкал глаз всю ночь, вникая в каждую мелочь. Утром две самые большие машины покатили на подготовленные загодя боевые позиции. Старик брел сзади, наблюдал как его деревянные монстры, скрипя и сотрясаясь, плывут мимо лагеря. Любимыми эти детища точно нельзя было назвать. В отличие от Бентанора воины встречали процессию радостными криками. Ее тут давно ждали, причем сразу как зрелище, сигнал к решающей атаке и серьезное подспорье в ней.

Переезд получился невелик, однако выдвинул машины к самой линии частокола. Еще часа четыре потребовалось на укрепление конструкций, загрузку противовесов землей, внесение последних изменений в настройки. К моменту окончания работ к ним было приковано уже всеобщее внимание. Простые ратники и рыцари, оруженосцы и обозная прислуга толпились рядом, поддерживая гулом и свистом. Даже Марх промелькнул в отдалении, весь в белом, верхом на белом же коне, в окружении неизменной свиты. Заметили новшество и в крепости. Сразу несколько камней вылетело по направлению к частоколу, но им не хватило ни дальности, ни точности. Тем временем первую из машин заряжали двухсотфунтовой глыбой, гору таких же сложили у подножия.

— Можно начинать, сир, все готово, — подошел один из главных помощников, чернявый южанин.

— Начинайте... — Старик закашлялся, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Стук молотка, скрип, визг, пение рассекаемого воздуха, шумный всплеск солдатской радости. Иигуир скривился, точно от боли, — выстрел получился слишком удачным. Оставалось бранить себя и кусать губы — даже с грубо выставленными настройками снаряд шлепнулся в грязь задней стенки рва. Взгляд невольно обратился к растянутым на столбах пленникам. В момент выстрела они, почудилось, ожили, задвигались, будто норовя воспрепятствовать смертоносному представлению. Тревожно затихла крепость. В конце концов, вряд ли Иигуир мог в чем-то себя упрекнуть. Он не проговорился ни о слабостях в контрукреплениях Марха, ни об иных способах штурма, которые проклятый мозг сочинял постоянно. Он отсрочил до предела решающую стадию осады, его вынудили совершить роковой шаг. Отныне любой толковый подмастерье сумеет рано или поздно выправить настройки, после чего... Бесспорно, Иигуиру не за что было себя винить... однако чувство вины резало душу. Старик совсем отвернулся к частоколу, чтоб никто не увидел его лица, зато теперь прямо перед глазами оказались жертвы его слабости. Зеленые юнцы, умиравшие сейчас на столбах, не побоялись встать на пути завоевателей. А дальше — Хоренц, сотни людей, военных и мирных, уже одинаково обреченных, по сути, на гибель. Обреченных в том числе им, старым гердонезским гением, о котором они даже не слыхали. Во имя чего? На потребу все той же неуемной жажде свершить невозможное? Ради призрачного шанса когда-нибудь освободить далекую родину? На секунду старик вдруг испугался собственного замысла, чья прожорливость, похоже, росла с каждым днем.

— Поздравляю вас, сударь, — сзади остановил коня барон Эгнелинг, как всегда, насмешливо щурившийся. — Господин герцог доволен и говорит, что никогда не сомневался в вашем таланте. Теперь только вперед, не теряя ни часа! Обстучите нам эти чертовы стены, выровняйте их подобно косарю, и крепость сама упадет в руки перезрелым яблоком!

На счастье Иигуира, дождевая вода смешалась на его щеках со слезами.

— Не все так просто, сир, — глухо ответил старик, пряча глаза. — И не так быстро. Хотя, несомненно, воля господина герцога будет исполнена.

Как же поступить? Устроить дерзкую, глупую выходку, самоубийственный взрыв остатков совести? Или покорно принять от злодеев желанную свободу? А тут еще ядовитые рассуждения Марха... Вселенская польза против страданий горстки людей... Небеса молчали, галдела толпа солдат, обсуждая очередной, еще более точный выстрел. Что ж, Вседержитель не хочет продолжения их миссии? Или, напротив, предлагает продвигаться, не замечая...

— Это еще что? — донеслось озабоченное бормотание.

Барон Эгнелинг поднялся на стременах, вглядываясь в сторону крепости. Там тоже началось шевеление. Туша поднятого моста качнулась вперед, рывками стала опускаться, с запозданием долетел надсадный ржавый скрип. Первое время за этим, похоже, следили только Иигуир с бароном, вся остальная масса воинов замерла, лишь когда докатился грохот ухнувших наземь бревен. Веселое зрелище внезапно оборвалось. Уже в оцепенении люди наблюдали за медленным подъемом решетки.

— Все по местам, живо! — рявкнул барон. — К частоколу, бездельники!

Враг так и не показался, потому толпа закопошилась без лишней суеты и неразберихи. Все-таки представлялось невероятным, как крохотный гарнизон Хоренца выйдет биться с армией опытных наемников. Быть может, из того же любопытства практически вся прислуга осталась здесь, вытягивая шеи. Вслед за решеткой неторопливо разъехались створки ворот, однако в проеме никто не появился.

— Эй, там, пощекочите-ка еще малость этих копуш! — выдержав в напряжении несколько минут, скомандовал барон.

У машин заработали уже без всякого участия Иигуира, заскрипели рычаги, и новый камень врезался аккурат в середину стены, выбив облако крошки и пыли. Будто в ответ из ворот выскочил одинокий всадник, шустро ринулся вперед, но тут же осадил коня. Какое-то время тысячи глаз созерцали, как храбрец, размахивая руками, спорит с кем-то невидимым в крепости. Слов было не разобрать, а всадник, в конце концов, унылый, уехал обратно. Опять потянулось давящее ожидание.

— Надо что-то делать, сир! — К Эгнелингу подбежал один из его офицеров. — Пока противник колеблется, прекрасный момент его опрокинуть.

— Эх вы, вояки! — крикнули из толпы прислуги. — Они сдаться боятся, вы — их полонить. Достойная компания!

Барон хмуро покосился туда:

— А если в крепости только и ждут нашей легкомысленной атаки?

— Но чем мы рискуем, сир? — воскликнул раскрасневшийся в предчувствии боя офицер. — Вылезут — раздавим, успеют закрыться — отойдем. Зато если не успеют, мы зацепимся за ворота, и Хоренц наш. Ну, обстреляют со стен, так не впервой. Надо попробовать, сир!

— Надо... Новые войска в крепость не подходили? — помолчав, спросил Эгнелинг.

— Разведчики божатся, что за последние два дня — никого.

Барон опять глубоко задумался. Между тем гул среди прислуги начал захватывать и солдат. Долгожданная цель, награда за тяготы похода была совсем близко, доступная, словно оплаченная девка. Только подойти и взять ее. Разве не за тем они сюда прибыли?

— Ладно, — выдохнул, наконец, барон. — Полк Фертофа и мезельцев построить за частоколом, граф Бреген со своими людьми — на правое крыло, Тиволд — слева. Лучников и пращников россыпью вперед, пусть прощупают, И срочно гонца к герцогу.

Он повернулся уезжать, когда вновь заметил сгорбленную фигуру Бентанора.

— Вот видите, сударь, — криво усмехнулся, — ваши старания могут предотвратить большое кровопролитие. Либо развязать его без промедления.

По лагерю уже перекатывалось трубное многоголосие, сплетенное с ржанием лошадей и собачим лаем. Грузно печатая шаг, шеренги латников вытекали на открытое пространство, шумно пролязгала мимо рыцарская конница. Их было много... пожалуй, даже слишком. Иигуир прекрасно видел, что длинный строй растянуть не удастся — дорогу к смиренно распахнутым воротам стискивала каменистая осыпь. Защитники крепости по-прежнему не подавали признаков жизни.

Вскоре перед частоколом сгрудилось не меньше тысячи человек. Пока задние, бранясь, стремились выдавить себе место, передние ряды то ли от тесноты, то ли в боевом азарте все ближе подступали к стенам. Многочисленные конники попытались занять предписанные фланги, но рыхлая щебенка пополам с валунами оказалась неприступной. Тогда рыцари тоже потянулись в центр, где сразу образовалось форменное столпотворение. Словно норовя еще больше усилить его, вслед за войсками из-за частокола потекла прислуга, очевидно торопившаяся не упустить свою долю добычи. Неподалеку проехал Марх со свитой. Творящийся перед ним хаос не мог не вызывать озабоченности, однако и трубить отход оснований вроде как не находилось. Передовые лучники уже достигли моста, а сопротивление отсутствовало совершенно. Крепость, будто брошенная, драться не желала. Оставались подозрения о хитроумной засаде, но и они не оправдались. Нет, на стенах близ ворот действительно вдруг возникли княжеские лучники. Человек пять-семь. Кого-то им удалось зацепить, зато остальных подобная отчаянная стойкость только распалила. Теперь к мосту бежали все: лучники, презревшие перестрелку, латники, ломающие строй, всадники, прорывавшиеся из давки по телам соратников. Армия на глазах превращалась в орущий неуправляемый поток.

И Бентанор не услышал — почувствовал, как взвизгнули самые резвые из штурмующих. Там было не остановиться, мчащаяся сзади толпа грозила смести любого, но и вперед бежать уже не хотелось. При въезде на мост возник завал, кто-то срывался в ров, а задние продолжали слепо давить. В воротах же показались иные рыцари. Таких обычно изображают в детских сказках: как на подбор рослые, плечистые, на могучих конях, в белоснежных одеждах и сияющих даже под ноябрьской моросью доспехах. Словно ангелы Творца заступили на место, оставленное слабыми смертными. Ряд за рядом возникал в проеме ворот, тут же разгоняясь для решительной атаки. На мосту закипел кровавый водоворот. Все-таки это были люди, хотя, ей-богу, храбрости их могло бы позавидовать и небесное воинство. Иигуир видел, как копейщики герцога поразили одного из них, зато прочие вспороли клубок вражьих тел, будто ветхую перину. Сверху полился уже настоящий дождь из стрел и камней, число лучников на стенах разом удесятерилось. Казавшийся столь неудержимым поток штурмующих дрогнул. В бой с тысячей успели вступить, наверное, человек десять, однако и это переломило ход сражения — на шеренги воинов Марха покатилась встречная волна паники. Самый страшный враг любой армии, победительница бессчетного множества битв, покорительница народов и стран. Сдавленные со всех сторон, не видящие противника солдаты внезапно осознали себя не частью могучей силы, а тварями, угодившими в мышеловку. Тут уж не до подвигов или добычи, стержневая человеческая страсть — выживать — брала верх безоговорочно.

Еще топтались растерянно задние ряды, а впереди зародился и бурно принялся разрастаться порыв к бегству. Кто-то еще пытался стойко встретить врага, остальных это вовсе не беспокоило. Убежать, правда, было не менее сложно, чем достойно принять бой, — позади теснились товарищи, — но теряющих разум наемников это не останавливало. Толкались, лезли через головы, скользили по щебенистому склону, кое-где доходило и до оружия. В результате, еще не разглядев толком угрозу, все новые и новые ряды дозревали до такого же панического бегства. Неукротимо наступающий противник предопределял решение.

Белоснежная стрела всадников Хоренца глубже и глубже вонзалась в колышущуюся змею герцогской армии. Быстро, победоносно, однако у Иигуира вдруг защемило сердце — из ворот перестали появляться ратники. Их было очень мало, храбрецов, рискнувших доблестью перекрыть численный недостаток. Покуда все складывалось удачно. Узкая дорога уравнивала силы, позволяя паре сотен гнать и топтать тысячу, но дальше находился частокол, свежие, хмуро взирающие на происходящее войска, Марх со своими подручными. Старик, не сходя с места, различал яростную брань вельможи. Кажется, герцог готов был бросить всю тысячу на истребление за явленное малодушие, ближайшие соратники во главе с Эгнелингом убеждали сохранить людей. Не из жалости, разумеется, горы мяса потребуются для взятия непокорной твердыни. Проблема состояла в том, как впустить за укрепления толпу неуправляемого народа, отрезав волну паники и противника.

— Слушайте внимательно, мессир, — внезапно заговорил по-гердонезски остановившийся рядом с Иигуиром всадник. — Спешно возвращайтесь к палатке, берите Элину с разбойником и назад сюда.

— Коанет? — спросил старик, недоверчиво вглядываясь в лицо, наполовину скрытое забралом. — Как же?..

— Теперь ваш черед, мессир, повиноваться мне без рассуждений. Дождались чудесной подмоги свыше? Так не теряйте же ни секунды, действуйте!

— Да, но... мой охранник... он...

— Идите, — жестко повторил Эскобар.

Все это время неразговорчивый страж, нимало не отвлекшийся на кипевшее перед ним побоище, с подозрением следил за странной беседой. Подобно добротно натасканному псу, он знал исключительно волю хозяина, потому, когда старик отправился прочь от поля боя, не колеблясь, двинулся следом. Правда, подозрительный воин будто нарочно перегородил конем дорогу. Короткая заминка, обмен ругательствами на взаимонепонятых языках — обычное дело в разноплеменном лагере. Ссориться по-настоящему, однако, страж не стал, ибо приказ довлел даже над гордостью. Обогнул забияку спереди, выискивая глазами старика. Безжалостный удар по затылку кувырнул землю навстречу гаснущему сознанию...

Иигуир различил сзади звуки новой заварушки, но останавливаться не посмел. Сейчас впрямь следовало подумать о спасении себя и друзей. Элина с Пиколем переминались возле палатки, беспокойно вертя головами.

— О сир! — воскликнула девушка, завидев старика. — У нас здесь такое творится!..

— У частокола, дочь моя, творится кое-что похлеще. Как я понял, господин Эскобар решился на побег?

— Да, представляете, Коанет справился сразу с двумя охранниками! И так ловко!..

Пират, поморщившись, оборвал ее:

— Не время балабонить, сорока, удирать надо. Справился твой миленок — и справился, еще куча препон впереди. Мы уже все собрали, сир, — приподняв полу плаща, он показал клинок, — и приготовились. Куда направимся?

По правде говоря, Иигуир и сам не представлял, как они выберутся из лагеря. Кругом было почти безлюдно, все устремились к очагу криков и звона железа. В свете этого логичнее казалось уходить прочь от Хоренца, но Эскобар ожидал именно у частокола. А тут еще пара нелепо подвернутых ног, торчащая из-за угла палатки...

— Следуйте за мной, друзья, — наконец сделал выбор старик.

В отличие от лагеря, на линии контрукреплений бушевал настоящий ад. Голосили все: подбадривали себя криками ожидающие боя, ревели ломящиеся в узкие ворота, надрывались карабкавшиеся во рву. И лязг стали, поглощаемый лишь хрустом крошимой плоти. У самых ворот вертелся в седле Эгнелинг, норовя уловить момент для их закрытия. Белые плащи уверенно приближались.

В самое пекло тройка пленников соваться не отважилась, но и на отшибе ждать пришлось недолго. Их разыскал Эскобар, приведший на сей раз еще одну оседланную лошадь.

— Коанет, друг мой, куда же теперь? — Иигуир отстранил радостно взвизгнувшую девицу.

— В Хоренц. Если повезет, — ответил офицер, слезая с коня.

— Господь с тобой, посмотри, что здесь делается!

— Надеюсь, будет еще хуже, мессир. Только если крепостные ребята продерутся за частокол, мы получим шанс выскользнуть наружу.

— А если нет? Не проще ли было бежать от крепости?

— Увы, не проще. Я проверял — караулы на выездах солидные и присутствия духа не потеряли. Герцог знал, на кого потратиться.

— А здесь? Уж не рассчитываешь ли ты, друг мой, будто эта горстка безумцев разгромит все полчища Марха?

— Нет, конечно. — Эскобар неотрывно следил за клокочущими поблизости страстями. — Боюсь, успехи княжеских храбрецов вот-вот закончатся. Им бы уже отступление начинать, пока не поздно...

— Так в чем же дело?

— Думаю, в ваших дьявольских механизмах, мессир. Ребята, видимо, решили погибнуть, но непременно разрушить плоды ваших многодневных трудов.

— Да пропади они пропадом, эти плоды! — отмахнулся Иигуир.

— Верно. Однако пускай герои погибнут не раньше, чем помогут нам обрести свободу.

Предположения Эскобара оправдались скоро — хотя бегущий противник равномерно потек в двое ворот, всадники полностью сосредоточились на восточных, прямо за которыми размещалась площадка с метательными машинами. Отвлеклись лишь однажды, ради подвешенных к столбам товарищей. По спасителям из-за частокола тотчас хлестнули стрелами, кого-то задели, лошадь поволокла обратно бездыханное тело. Прочие всадники, перемешанные с врагами, для лучников оказались малодоступными.

— Сейчас все и определится, — глухо произнес офицер. — Если Творец сегодня к нам милостив, они ворвутся. В этом случае забирайтесь на лошадь, прижимайтесь к ограде и... постарайтесь, чтобы вас не угробили ни те, ни другие. Я прикрою с тыла... Может, обойдется... — Иные варианты и обсуждать не стали.

Они все-таки прорвались. Напрасно бесновался Эгнелинг, напрасно его латники, кряхтя, налегали на створки — с обратной стороны давили не по приказу, а во имя собственного спасения. За выпученными глазами и разинутыми истошно ртами вал смерти пересек линию частокола. Иигуир увидел, как брызнула врассыпную обслуга машин, как затрещали под ударами мстителей канаты. Впрочем, приметил старик и другое: сомкнув щиты, навстречу неприятелю шагнули шеренги копейной пехоты. Пока их отделяли от цели толпы мельтешащих паникеров, но зазор быстро таял. Кого-то выпихивали за пределы схватки, кого-то, наоборот, толкали под мечи всадников.

— Пора, мессир, — выдохнул Эскобар, водружая на голову похожий на горшок кунийский шлем. — На меня не оглядывайтесь... сам о себе позабочусь.

Согласно плану, Иигуиру с Элиной надлежало разместиться на лошади, Пиколю — держаться за стремя. Этим план исчерпывался. Никто не рискнул бы предугадать, как поведут себя исступленно дерущиеся стороны в отношении странной компании. Тем не менее, поначалу везло. Иигуир отыскал лазейку вдоль самой ограды, вне досягаемости бешено мелькавших клинков. Лучники Марха тоже долго соображали, кто это крадется по краю битвы. До заветных ворот оставалось рукой подать, когда случилось неизбежное — основные силы герцога навалились на дерзких всадников. Исход тут сомнений не вызывал: чудовищный перевес в численности, грамотный сомкнутый строй, ни грана паники, стесненное пространство. Какое-то время воины Хоренца еще держались за счет голой доблести, но, теряя одного за другим товарищей, вынуждены были попятиться назад. Вдобавок полки, только что бежавшие в ужасе, почуяли перемену в ситуации, а стыд за собственное малодушие оборачивался неистовой яростью.

Теперь в ворота протискивались уже всадники. Вблизи они нисколько не напоминали небесные создания: мокрые лица, запаленное дыхание, белые одеяния порваны и густо измазаны кровью. Безоружная троица, вцепившаяся в одну лошадь, вызывала настороженность, но и только. Туго пришлось Эскобару. Крайний из отступавших здраво рассудил, что кроме своих кругом исключительно чужие, и набросился на гердонезца. Иигуир слышал, как друг старался между ударами докричаться до воина, однако грохот сражения глушил слова. Поддержка пришла с неожиданной стороны — лучники и копейщики герцога устремились на выручку одинокому бойцу. Миновав ворота, Бентанор попытался придержать лошадь, но их уносило неукротимо. Где-то сзади Эскобар угодил в ряды противника, сражался на чужой стороне, все больше отставая от товарищей...

Могучий воин в шлеме с золотой чеканкой покидал неприятельские укрепления последним. Казалось, его не заботило количество врагов, сокрушительные взмахи меча отгоняли осторожных и валили зазевавшихся. Достигнув узкого проема ворот, воин и вовсе встал, намереваясь дать соратникам время для отхода. Несколько минут это получалось. Словно воскресший герой древних легенд, смельчак закупорил собой переполненный войсками лагерь. Латники Марха ломились валом, но каждый раз с потерями откатывались вспять. Потребовалось признать в одиночке противника, достойного ратных ухищрений, и двинуть против него полноценный сомкнутый строй.

Волею судеб Овелид-Кун, так потрясший когда-то Срединные Острова грандиозными массами конницы, позднее вынужден был оттачивать и способы противодействия им. Что-то перенимали у вчерашних врагов, многое создавали сами. Сплошная стена щитов, рожденная Первой Империей, обросла щетиной копий еще в Валесте. Овелид-Кун отрастил эти жала длиннее, гуще, но, главное, изменил саму суть работы строя. Отныне копьям предписывалось лишь остановить и удержать обвешанного железом всадника на безопасной дистанции. Пока же продолжалась эта борьба, основная атака шла на лошадь. Не слишком по-рыцарски, но и благородные витязи в пеших полках попадались нечасто. Бедным животным кололи глаза, били по ногам, резали животы и сухожилия. Как всегда, человек изобрел для работы удобные инструменты: гизармы, глефы, крюки, алебарды, боевые молотки и прочие хитроумные составляющие кровожадного арсенала. Никакие попоны не могли уберечь коня от хорошего мастера, а спешенный рыцарь становился легкой добычей черни. Уязвимым местом самого строя, царившего в какой-то момент на полях сражений, оказалась его собственная мастеровитость — образцовый строй надлежало учить постоянно, годами, доводя слаженность действий сотен человек до потрясающих высот. Это стали считать чересчур накладным. Благородное сословие пешей муштрой брезговало, простонародье к ней не допускали, а наемники редко собирались достаточной массой, чтобы совершенствовать навыки. Страшное оружие медленно покрывалось пылью и ржой, потому-то так вздрогнула Поднебесная, заслышав подзабытый мерный топот с севера, из Мелонгеза...

Возможно, созванное Мархом разноплеменное воинство и не дотягивало до идеала. Тем не менее, народ подобрался опытный, с азами знакомый, а следовательно, у одинокого рыцаря шансов не оставалось никаких. Он рубил тянущиеся смертоносные жала, но их были десятки. Наконец, уязвленный конь взвился на дыбы, метнулся в сторону, назад, открывая себя и всадника для новых ударов. Сильное животное еще сумело, прихрамывая, вырваться на волю, рыцарь же мешком повалился вниз. По рядам отходящих защитников Хоренца пронесся многоголосый стон. Некоторые воины даже начали разворачиваться, однако нашлись и командиры, твердо приказавшие отступать в крепость: схватка позади завершилась. По крайней мере, так все сочли. Герой принес себя в жертву, теперь преследовать заметно поредевший отряд врагу смысла не имело.

— Где же он? Господь Всемогущий, где он? — дрожал за спиной Иигуира девичий голосок.

Старик и сам, увлекаемый потоком, поминутно оглядывался. В другое время можно было сказать, что вылазка удалась на славу. Машины серьезно повреждены, среди устилавших склон тел белоснежные плащи встречались лишь редкими вкраплениями. Однако сейчас лица едущих рядом были не только усталы, но и мрачны. Пожалуй, для Хоренца потеря пары десятков доблестных воинов едва ли окажется легче, чем для герцога — двух-трех сотен наемников. И для крохотного отряда беглецов Керхшонта потери невосполнимы...

Надежда угасала, но старик продолжал упрямо оборачиваться. Поэтому первым разглядел, как из толпы копошащихся у ворот солдат стрелой вылетел всадник. Ни шпор, ни плети он не жалел, конь набирал ход тяжело, надрывно, точно перегруженный сверх меры.

— Смотрите! — крикнул кто-то поблизости.

Это не была погоня. Даже ослабевшего зрения Иигуира хватило опознать в седоке Эскобара. А поперек седла гердонезец вез другого человека, в лохмотьях белого плаща... Мгновение обе враждующие стороны с изумлением наблюдали за неожиданной выходкой. Раньше прочих опомнились лучники Марха, их оперенные иглы вспороли воздух. К счастью, расстояние было уже велико — стрелы лишь взбили щебенку у дороги. Следом показались верховые, но нехотя, будто понимая тщетность преследования. Зато всадники Хоренца теперь кинулись навстречу стремглав, чем сызнова привели противника в смятение. Разумеется, об атаке речь не шла, плотный гомонящий круг оградил Эскобара.

Только когда за спиной завизжали цепи поднимаемого моста, Иигуир по-настоящему уверовал в чудесное спасение. Тесный дворик бурлил суматохой, на чужаков пока внимания не хватало. Беглецы воспользовались минутой, дабы опять сойтись вместе.

— Я уж отчаялся когда-нибудь увидеть тебя, друг мой, — с дрожью в голосе признался старик.

Эскобар, на плече которого всхлипывала девушка, улыбнулся:

— Напрасно, мессир. Творец не так прост: если уж взялся пособлять, то делает это на совесть.

— Но ты был в самой гуще солдат!

— Ерунда. В шлеме меня приняли за своего, даже грузить беднягу помогали. И потом долго не могли оправиться от моей наглости.

— А риск? — буркнул Пиколь. — Стоило ли время терять, выручая неизвестно кого? Удирал бы сразу.

— Что вы, дядюшка, разве мессир Бентанор не успел привить вам милосердие? Но, говоря по правде, и не стал бы в такое ввязываться, да уж больно жадно солдаты на страдальца накинулись. С другой стороны, не перебегать же в крепость без подарка? Тем более подарочек-то получился знатный. Не слыхали? Князь Динхорст собственной персоной!

— Вот это да! — охнул пират. — Сподобил же Создатель...

— Удалой попался вельможа... даже слишком. Запросто мог головы лишиться или в застенке остаток дней скоротать. А так... повезет — выздоровеет, еще повоюет. И нас, глядишь, не забудет.

Странники обернулись к узкой лестнице, где как раз осторожно поднимали на носилках рыцаря.

— Он выживет? — вновь всхлипнула Элина.

Эскобар погладил ее по голове:

— Когда поднимал, еще трепыхался, порывался меч свой сберечь. Крепкий парень, опять же доспехи солидные. Хотя... в горячке боя и мертвецам случается прыгать... но тут, милая, уверен, все обойдется.

— И его спас ты! — Глаза девушки вдруг вспыхнули таким неописуемым восторгом, что одновременно стало завидно и страшно за ее рассудок. — Отныне ты будешь героем моего народа... моим героем! Только бы князь выздоровел! Тогда...

— Погоди-ка, милая, меня славить. В свете последних приключений, полагаю, разумнее дождаться мнения на сей счет самих хозяев.

Внимание на непредвиденных гостей обратили не скоро. Уже почти все воины успели разбрестись по закоулкам крепости, оказавшейся внутри очень маленькой, когда к странникам подошел седоусый латник. Сбивчивые объяснения выслушал внимательно и хмуро. Единственным человеком, сразу заслужившим его доверие, оказалась Элина.

— Насколько знаю, — заключил воин с характерным местным выговором, — старик Корф сейчас в Динхорсте. Отправим ему весточку, пусть не убивается. А вот что с остальными делать...

— Ручаюсь, это исключительно честные и хорошие люди, — поспешила заверить девушка.

— Вот сиятельный князь поправится и определит их судьбу. Если же, не приведи Господь... тогда уж я стану разбираться. Финк меня зовут, комендант этой крепости. Покамест выделим вам каморку, посидите там.

Похоже, в Хоренце никак не могли решить, считать ли беглецов гостями или пленниками. По крайней мере, обещанная комната способна была при желании послужить в обоих случаях: толстостенный склеп с узкими щелями окон под самым потолком и массивной дверью обставили вполне пристойно. Имелись даже потертый ковер и камелек, дымящий, зато дающий хоть какое-то тепло. В окончательную растерянность привела коменданта Элина. В личности ее сомневаться не приходилось — отыскались в крепости люди, опознавшие дочку княжеского сержанта, — зато поведение... Покинуть товарищей по скитаниям девушка отказалась наотрез. Когда же договорились, что ее разместят по соседству, возникло следующее требование — поселить с ней вместе Эскобара. Для приличной незамужней девицы нескромность вопиющая!

— Да ваш отец, сударыня, шкуру с меня спустит, обнаружив подобное, — бормотал сконфуженный Финк.

— С батюшкой сладиться — моя забота, — не унималась охальница. — И не станет он рушить счастье единственной дочери, тем более ради древних обыкновений.

— Вот пускай Корф сам приедет и... благословит. Помилосердствуйте, сударыня, срамоты такой я допустить никак не могу! До гробовой доски потом не отмоюсь...

В итоге переселение офицера кое-как удалось отсрочить. Помогло это, впрочем, мало — тем же вечером Элина умолила охрану, и ночь Эскобар опять провел в ее комнате. Охрана путников вообще представляла собой странное зрелище. Двое солдат то ли сторожили гостей, то ли нечаянно расположились за дверьми, выходить на улицу вроде бы запрещалось, но смущенно, с неуклюжими извинениями. В такой неопределенности прошел весь следующий день. Новых стычек с Мархом, судя по звукам, не произошло, не возобновлялись и обстрелы крепости. Скука в четырех стенах завершилась вечером, в глубоких сумерках, когда Эскобар уже собирался навестить соседнюю комнатку. Вошедший Финк выглядел озабоченным сильнее обычного.

— Господа, — он окинул взором двух гердонезцев, — попрошу вас следовать за мной.

— Что еще такое стряслось? — фыркнул Эскобар.

— Сиятельный князь Динхорст пришел в сознание, выслушал мой доклад и пожелал безотлагательно увидеться с вами.

— Прямо сейчас?

— Именно... Лекарь ничего не обещает, поэтому давайте поторопимся.

— А меня разве сиятельный видеть не пожелал? — донесся скрипучий голос Пиколя.

— Нет, сударь, — отозвался Финк. — Волю своего хозяина я как-нибудь запомню.

— Тогда не забудьте и о наших пересудах, братцы, — напутствовал товарищей пират, — если, конечно, случай подвернется.

— До сих пор, мессир, все подобные беседы заканчивались плохо, — заметил Эскобар, спускаясь по лестнице. — Всегда угрозы, волнения, бегство. Нарушится ли ныне скверная традиция?

Иигуир вздохнул:

— Дай-то Бог. В конце концов, сейчас мы у благородного человека, а не алчущего добычи зверя.

— Благородного? Скорее всего.

— И доблестного рыцаря, как ты сам мог убедиться.

— Доблестного, — подтвердил Эскобар и, помолчав, добавил: — И все-таки будьте с ним настороже, мессир. Сами говорили, подлинные ангелы в наших краях редки.

— Как тебя понять, друг мой?

— Видите ли, — офицер понизил голос, хотя их язык вряд ли кто здесь разумел, — я встречал на своем веку немало смельчаков, потому имею представление, чем они отличаются от воина, ищущего достойной гибели.

— Как?.. Хочешь сказать, что князь?! — изумился старик.

— Не собирался отступать. Разумеется, его поступок был полезен соратникам, однако даже у идущего на верную смерть в глубине души обязательно тлеет желание выжить. Тут я подобного огонька не увидел.

— Или просто не приметил?

— Дай-то Бог, мессир, дай-то Бог.

На сей раз целью их блужданий по темным коридорам и лестницам оказалась просторная, но очень аскетично убранная комната. Создавалось впечатление, будто вкусы хозяев внезапно переменились, в результате чего вся прежняя роскошь разом отправилась в костер. На голых стенах кое-где еще были заметны обрывки голубого шелка, голому до звонкости полу явно не доставало ковров. Маленький стол, кресло и кровать лишь подчеркивали пустынность залы, где, похоже, не только не помышляли об уюте, а словно избегали его сознательно.

Сейчас скупая жизнь комнаты сосредоточивалась вокруг простой узкой лежанки. Раненый полусидел, опираясь на гору подушек. Повязки перетягивали ему грудь и правую руку, левая рука стискивала длинный меч. Рядом возился, позвякивая железом в тазу, невысокий человек в синем балахоне, вероятно лекарь. Кроме них в комнате находились два молчаливых рыцаря, священник и латник с алебардой. Эти, расположившись у дверей, напряженно ожидали результатов манипуляций. Финк раздвинул собравшихся плечом:

— Мессир, как приказывали...

По кивку раненого гердонезцев подвели к кровати. Вблизи стало особенно заметно, насколько князь плох. Осунувшееся лицо бледностью соперничало с длинными светлыми волосами, впалые щеки превращали нестарого мужчину в подобие какого-то схимника. Взгляд, впрочем, оставался ясен.

— Прошу извинения, господа, за столь позднее приглашение, — раненый заговорил глухо, точно боясь потревожить легкие.

Покачав головой, Иигуир шагнул вперед, беспокойный окрик сзади не подействовал. Старик приложил ладонь к холодному лбу вельможи, затем послушал пульс:

— Я вообще бы, сир, посоветовал воздержаться пока от разговоров. Слишком мало у вас сохранилось сил, чтоб так их растрачивать.

— Столько крови потерял, просто ужас! — быстро зашептал рядом лекарь. Кажется, он был так растерян, что ни о какой конкуренции и не помышлял. — За этим даже переломы не в счет. И не хочет беречь последнее!..

— Нет времени ждать, господа... — Князь попытался улыбнуться. — Если Господу угодно прервать мои земные терзания... Сейчас не дрожать над тлеющей жизнью надо, а с делами напоследок разобраться. Ведь так?

— Что вы такое говорите, мессир?! Как же... — пискнул лекарь, однако Иигуир оборвал его:

— Думаю, сиятельный князь чересчур торопит события. Мне будет дозволен подробный осмотр?

Вновь тревожный ропот от дверей, но вельможа лишь равнодушно кивнул.

— Пора беседовать с исповедником? — спросил он по завершении осмотра.

— Это никогда не рано, сир, — отозвался старик, вытирая руки. — Хотя, если ничего не случится, последние итоги вы сможете подвести лет, пожалуй, через двадцать.

Князь удивленно поднял глаза.

— Организм очень ослаблен, — продолжал Иигуир, — зато сердце прекрасное. Выздоровеете, не сомневайтесь. Козье молоко, кое-какие травы — и через пару недель встанете на ноги. Раны ваш лекарь обработал хорошо.

Человечек в синем расплылся в счастливой улыбке.

— То есть я буду жить? — уточнил князь, будто отказываясь верить ушам. — И смогу сражаться?

— Ну, со сражениями не столь определенно. Ребра наверняка срастутся как следует, однако меня, сир, беспокоит рука. — Старик еще раз коснулся пальцами локтя вельможи. — Там сложный перелом, если вовремя не собрать кость, вам придется до конца дней обходиться левой.

— Вы сможете это сделать?

— Не все сразу, сир. С одной стороны, операцию не стоит надолго откладывать, с другой — чистое безумие резать сейчас, когда крови едва хватает для поддержания жизни. Где-то, я бы сказал... через неделю-две... можно попытаться.

Князь замолчал, собираясь с мыслями. Крепостной лекарь потянулся было промокнуть у него пот со лба, но раненый отстранился.

— Погодите, Заус. Господин... Иигуир, как понимаю? До меня доходили слухи о ваших познаниях в целительстве, правда, не предполагал проверять их на себе... Проблема в том, господин Иигуир, что с операцией дело обстоит еще сложнее, чем вам кажется. Рука мне, безусловно, нужна, — он повел поврежденным предплечьем и скривился от боли, — раз уж так сложилось... Но вот ваша помощь... Вы ведь в имперском розыске по весьма серьезным обвинениям.

— Нам это известно, сир, — спокойно ответил старик. — Могу только заявить перед распятием — мы стали жертвами наглого оговора и бежали, дабы не угодить безвинно на виселицу.

— Охотно готов поверить, господа. — Князь вздохнул. — И то, что я слышал ранее, и то, что наблюдал сам, говорят за это... Однако мое мнение здесь не важно. Я подданный Императора и потому обязан неукоснительно следовать его воле. В данном случае — переправить вас всех имперским властям.

За спиной старика громко хмыкнул Эскобар. Вельможа покосился туда печально:

— Вы правы, сударь, у меня имеются веские причины ослушаться сюзерена. И весьма веские — исполнить веление его законов. Невероятно трудный выбор... особенно в моем нынешнем состоянии.

— Так давайте отложим этот разговор, — пожал плечами Иигуир. — Окрепнете, встанете с постели, подлечите руку...

— Нельзя, — снова вздохнул князь. — Задержка с вашей выдачей может быть истолкована как государственная измена... По крайней мере, людьми вроде герцога Вейцигского.

— А его собственная осада Хоренца? — буркнул Эскобар.

— Покамест это всего лишь конфликт двух сеньоров. Император, к сожалению, не хочет замечать у Марха далеко идущих планов... Герцога-то мы, надеюсь, с Божьей помощью отобьем, как уже не раз случалось, однако он способен серьезно очернить меня в глазах сюзерена. Такого я допустить не имею права.

— И ради этого, сир, вы пошлете других оклеветанных на казнь? — всплеснул руками Иигуир, но товарищ придержал его:

— Секундочку, мессир. Извините, сиятельный князь, вы сказали о веских основаниях нашей выдачи. Разве их несколько?

Раненый слабо кивнул:

— Увы, несколько. Разумеется, розыск, объявленный имперским таном, важнее прочих, но и таковые существуют.

— Любопытно было бы послушать.

— Из вашей группы, сударь, у меня нет претензий только к Элине Корф, дочери моего преданного воина. Девушку силой увезли на западное побережье... и, бесспорно, выдаче она не подлежит.

— Черта с два бы она вырвалась из Керхшонта без нашего участия!

— Дойдем и до этого, потерпите. Также не нахожу вины у вашего... слуги? Как его?

— Пиколь, мессир, — эхом откликнулся от дверей комендант.

Пока князь переводил дыхание, Иигуир успел подумать, что, прознай здесь о вольностях пирата на землях Динхорста, дядюшку, пожалуй, повесили бы в течение часа. Да и спутникам бы его не поздоровилось.

— Иное дело вы, господа, — вновь заговорил раненый. — Имеются свидетельства о вашей службе у герцога Вейцигского при осаде Хоренца.

— А вы, сир, отказались бы служить злодею под угрозой лютой смерти? — фыркнул Эскобар.

— Отказался бы, — не задумываясь ответил князь.

— А если бы угрожали расправиться с вашими друзьями или близкими? Молчите? Да мессир Бентанор просто подарил вам несколько дней, затягивая починку метательных машин! А я... Кстати, а я-то чем послужил герцогу?

— Видели, как вы, сударь, сражались с одним из моих воинов. У ворот частокола.

— А-а... Сражался, не отрицаю, — усмехнулся офицер. — И даже саданул крепко этого болвана. Нечего кидаться на меня с мечом!

— Вы были в доспехах армии Марха, что ему следовало подумать?

— А что следовало подумать мне? Кротко подставить шею под удар? И, к слову, без того шлема, сир, едва ли удалось вытащить из пекла вас.

— Верно, — кивнул князь. Иигуир поежился — радости в глазах вельможи вправду не было ни на йоту. — Отсюда начинаются доводы в вашу пользу. Господин... Эскобар вывез меня с поля битвы, не оставив врагу на растерзание. Рыцарь всегда готов пасть за святое дело, однако толпа тех грязных наемников представления о честном бое не имела. Опять же для княжества стало бы серьезной утратой... Теперь вот господин Иигуир берется за мое исцеление... Вдобавок за вас очень хлопотал еще один человек.

— Элина? — догадался офицер.

— Девушка, сдается, влюблена в вас, сударь, до самозабвения. Надеюсь, вы не разобьете ей сердце.

Нешуточные грусть и горечь почудились Бентанору в голосе вельможи. Похоже, и кристальное совершенство рыцарства не гарантировало душевного покоя.

— Как видите, господа, — скривился раненый, — ваше появление поставило меня в крайне неловкое положение. Сталкивать верность сюзерену с человеческой благодарностью... Я долго сомневался, но вердикт таков: вам надлежит в кратчайший срок покинуть земли княжества.

— Самим? Без конвоя? — оживился Эскобар.

— Разумеется. Направление тоже выберите сами. В первую очередь это касается вас, господин Иигуир.

Старик удивленно поднял брови:

— За что такая особая честь?

— Вы самая заметная фигура в розыскном списке. А потом... с некоторыми из ваших спутников будет отдельный разговор.

— То есть, сир, вы отказываетесь от операции?

Тут князь замешкался, кивком попросил лекаря утереть ему лицо, хотя, очевидно, лишь выгадывал время.

— Хорошо, — наконец, выдохнул он, — мы проведем операцию. Воин, не способный как следует взять меч... Вы, помнится, говорили о неделе? Подождем. Но не здесь! Пусть Финк отвезет вас в Динхорст и устроит на каком-нибудь постоялом дворе. Без громкой огласки, конечно... Это дело вообще, господа, не следовало бы выставлять напоказ. Тогда нынешнюю беседу всегда удастся списать на горячечный бред тяжелораненого, а к моменту полного выздоровления вы уже скроетесь... Возражений нет? Об остальных присутствующих можете не беспокоиться, это люди чести, не раз доказывавшие свою преданность.

— Надеюсь, вы, сир, не отправитесь следом в Динхорст? — осведомился старик. — Даже через неделю при ваших ранах это будет смертельно опасно.

— Вот как? Хм, в таком случае тот же Финк в нужный день доставит вас, сударь, сюда. Очень аккуратно, дружище, понимаешь меня? — Дождавшись поклона коменданта, князь продолжил: — Но затем немедленно в дорогу! Вы уже определили, куда хотели бы направиться?

— Не совсем, сир. И раз все равно не избежать недельного ожидания... просил бы позволения отослать своего... слугу Пиколя на южное побережье. Он попытается там разыскать наш корабль.

— Юг? С трудом представляю себе подобные поиски, но ладно. Еще пожелания?

— Вы что-то говорили, сир, об остальных спутниках, — произнес Эскобар.

— Да, это касалось именно вас, сударь... Вы ведь близко знакомы с ратным ремеслом?

— Гвардия Его Величества покойного короля Сигельвула.

— Понятно. И лагерь Марха, стало быть, изучили внимательно?

Эскобар оскалился:

— Нас старались удерживать, сир, однако кое-что рассмотрел.

— Тогда предложил бы вам провести эти дни в Хоренце. Возможно, найдется еще одно... развлечение.

— Охотно, сир. Прищемить хвост герцогу с некоторых пор стало моей жгучей мечтой. А что с... Элиной?

— Госпожу Корф, вероятнее всего, отец заберет в Динхорст, к семье. Не забывайте, сударь, она как-никак незамужняя девушка... Хотя, если здесь все пройдет успешно, можно будет подумать и об этом. У нас серьезные потери, каждый воин на счету. А уж ради доблестного и благородного я, пожалуй, рискну пойти поперек воли имперского тана...

Нельзя сказать, чтобы Эскобар полыхнул восторгом, но поклонился энергично.

— Не находите, сир, что я также мог бы оказаться полезным в военных действиях? — подал голос Иигуир. — По машинам, по укреплениям Марха да и по вашим собственным есть что посоветовать.

Князь какое-то время изучал старика взглядом, полным мучительных сомнений, однако удержался:

— Н-нет, сударь, это уже чересчур. Ваш опыт, уверен, не имеет цены, только пользование им способно обойтись еще дороже. Давайте оставим все решения в прежнем виде.

Утром следующего дня в Хоренц прибыл отец Элины. По счастью, путники начали сборы с рассветом, потому излишне шокирующих открытий старый воин избежал. Впрочем, пока обретение дочери, которую полагали безнадежно сгинувшей, затмевало для него все. Благодарности седоусый сержант раздавал сдержанно, но искренне, не забыв никого.

— Спасибо, милочка, что не выдала ни князю, ни отцу, — щерился Пиколь, уезжавший первым. — Можешь мне за это на прощание морду расцарапать.

Элина глянула на пирата без всякой теплоты:

— Я бы тебе, негодяй, кишки охотнее выпустила бы. И спасибо твое без надобности: если б не вред для Коанета с господином Иигуиром, клевали бы вороны сейчас твою пакостную морду.

— Так и не простила, да? Тогда давай хоть поцелуемся на прощание, и я признаю, что большего у нас с тобой никогда не было.

Девушка, яростно мотнув косой, выскочила из комнаты, пират разразился хохотом ей вослед. Затем обернулся к Иигуиру, нервно расшагивавшему из угла в угол:

— Да не стоит так тревожиться, сир. Если этот ваш «Эло» не ушел восвояси, ребята обязательно отыщут. Был бы интерес надлежащий.

— А как долго продлятся поиски?

— Вот этого, извиняйте, кроме Творца никто не укажет. Мыслю, за неделю-полторы ближайшие порты успеем прощупать, за три-четыре — весь южный берег. Если не повезет, дальше на полночь двинемся.

— К северу Левек едва ли подался, — изрек от порога Эскобар. Ему единственному из четверых сборы не грозили. — С самого начала уговаривались обходить Овелид-Кун с юга. Да и терпения у твоих лиходеев не хватит.

— Ну, мало ли куда нелегкая моряков забрасывает? А с терпением... Да, без задатка нелегко будет серьезную кутерьму раскрутить. Но попробуем. Главное, чтоб окончательная плата не растаяла, а то ребята обидятся крепко.

— Как раз в этом-то не сомневайся. Если «Эло» цел, то и плата будет достойной. Половины цены корабля достаточно? Ты лучше, дядюшка, позаботься, чтобы у подручных жадность не взыграла. Коли до драки дойдет, жалеть не стану, учти.

Пират фыркнул:

— Что ж, видел я вас в деле, постараюсь и другим объяснить...

Пиколю ссыпали остатки монет, с дозволения князя снабдили невзрачной, но шустрой лошаденкой. Когда подступил черед отправляться Иигуиру, Эскобар сам помог старику взобраться в седло.

— Вы опять сумрачны, мессир? — заметил он. — Вроде бы тучи развеялись, Творец снизошел, откуда поводы для печали?

— Ах, друг мой, тучи-то, возможно, и развеялись... А что дальше? Если «Эло» не обнаружится в течение недели... или вообще никогда... я опять превращусь в гонимого всем миром бродягу, для которого петля гораздо вероятнее удачи.

— Вы превратитесь? — удивился Эскобар. — Неужели вы подумали, мессир, будто я брошу вас на произвол судьбы?

— Однако тебя, Коанет, князь, похоже, готов взять под свое покровительство. К чему упускать такой шанс обрести утраченную опору в жизни? Вдобавок ты уже почти женат, как понимаю.

Они оба оглянулись на собирающихся в дорогу Элину с отцом. В данный момент семейство пребывало в расстроенных чувствах: девушке запретили откровенные прощания с возлюбленным.

— Уверяю, здесь еще ничего не ясно, — вздохнул офицер. — Заманчиво, конечно... Только на Диадон, мессир, я вас доставлю в любом случае. Не спешите переживать, и с сиятельным князем еще поторгуемся, и перед судьбой так просто не согнемся.

Иигуир предполагал, что княжество окажется невелико, не учел лишь царившей которую неделю непогодь. Вырубленные в скалах дороги заволокли грязные потоки напополам с камнями, пришлось карабкаться выше, на узенькие козьи тропы, где опасностей тоже хватало. По уверениям Финка в нормальную погоду переезд занял бы от силы пару часов, ныне на него ушел почти весь день. В городе перед расставанием Иигуир придержал коменданта:

— Отойдемте в сторонку, сударь. Как бы то ни было, настаиваю, чтобы мои соображения восприняли. Творящееся под Хоренцем мне небезразлично. А коль скоро сиятельному князю забота о репутации не позволила принять помощь, этим придется озаботиться вам. Слушайте внимательно...

Следующие дни наполняло, главным образом, томительное ожидание. Старика поселили на заурядном постоялом дворе, теперь неопределенностью его положения предстояло мучиться местной прислуге: не то гость важный, не то пленник почетный, а не то странный скиталец. На всякий случай относились с особой почтительностью. Сам же себе старик напоминал скорее призрак, который все видят, но делают старательно вид, будто не замечают ничего необычного. Охраны на сей раз подле Иигуира не было, хотя он подозревал, что эта забота возложена на Дитара Корфа. Зачем бы иначе тому позволять дочери проводить все дни напролет в компании чужеземца, где разговоры неизменно крутились вокруг Эскобара? Впрочем, Элина показала себя девицей достаточно своевольной, могла пойти и на ссору с отцом.

По меркам Гердонеза Динхорст был весьма мал. Чистый, ухоженный, он лежал посреди единственной долины, способной дарить здесь хоть какой-нибудь урожай. На беду, обширностью долина не отличалась, окрестные горы теснили ее хуже врагов, их реки и ручьи вспарывали поля, унося скудные крохи плодородия. Отсюда, похоже, возникало и малолюдство, заметное на улицах. Отшумели осенние ярмарки, народ усердно готовился к зиме, бойко раскупая лишь дрова да тулупы. Вслед за стихающими дождями ждали снега.

Нескольких дней хватило Иигуиру, чтобы со своей юной спутницей исходить практически весь город. Осмотрел все старинные здания, памятные места, переслушал все местные легенды и толки. Собирались наведаться в ближайший монастырь, где будто бы хранилась частица мощей святого мученика Сериньена, но в последний момент Элина вдруг раздумала. Сердито сообщила только, что отец настрого запретил ей покидать город, да и гостю... не советовал. Под угрозой надвигающейся скуки беседы стали сводиться к одному Эскобару, о котором девушка могла говорить бесконечно.

— Представляете, сир, Коанет взгромоздил друг на дружку два бочонка, третий — рядом... — Иигуир успел в деталях запомнить эту историю, но прерывать восторженное щебетание не посмел. — И только забравшись наверх, удалось рассмотреть через палатки происходящее у частокола. А ведь интересно-то всем! Мы с Пиколем стоим, ничего не понимаем, но чуем подвох. Коанет мне велел готовиться еще с вечера... э-э... сразу после вашего, сир, визита... И охранники, значит, топчутся, любопытствуют. Что-то Коанет на словах обрисовал, потом замолчал. Его понукают: «Что там да как?», а он: «Сами лезьте и смотрите на это безобразие». И едва один наемник на бочки вскарабкался, Коанет их как толкнул! Сам другого как ударит! Страсть! И Пиколь, гнилая душонка, без дела не остался, упавшего сапогом оглушил, и Коанет со вторым расправился. Я даже испугаться не успела, представляете? Ну, дальше все просто — на прорыв, на выручку князю. А как Коанет его вытащил, здорово? Уже досюда слухи доползли, по-настоящему никто ничего не знает, но Всеблагому хвалу в церквах поют. За счастливое, значит, избавление господина нашего от поругания и смертных мук. Да и то, правда, не век же заклятью держаться...

— Которое заклятье? — встрепенулся Иигуир.

Девушка смешалась, зарделась, оглянулась опасливо, словно напроказив:

— Историю тут у нас одну рассказывают, сир. Даже не историю, так... небылицу. Присочинили, думаю, большую часть... и князь эти байки не одобряет. Так что все стараются держать языки за зубами...

Для самой юной сплетницы такое явно было выше сил, получив заверения о сохранении тайны, она принялась вдохновенно шептать:

— Случилось то вроде как лет десять назад. Молодой князь в те годы как раз занял место отца и государственным хлопотам предпочитал развлечения. Охоты, пиры, празднества, турниры. Все и так понемногу катилось по старой колее. И вот едет князь на очередную охоту в Маралингскую пущу, край у нас есть на полуночной стороне, глухой, дикий, зато дичи там полно. Как водится, погнался за каким-то оленем, оторвался от свиты, заплутал. Выбрался на полянку — там избушка замшелая, а в ней девица живет красоты редкостной.

— Одна в лесу? Уже странно, — покачал головой Бентанор — подобные сказки впрямь встречались ему повсеместно.

— Вот, вот. Ну, про то, что дальше было, я разное слышала, от загадочного до... срамного, только распознал, в конце концов, сиятельный князь в девице ведьму. Схватил за волосы, меч занес. Ведьме уже не до морока, истинный облик выказала — страшной старухи с клыками наружу, да нашему-то князю смелости не занимать. Богомерзкое отродье, как положено, давай всякую всячину обещать: и богатства несметные, и трон высокий, и женщины любые... Все зря, не смогла поколебать веру юноши. Тогда видит, что жить остается мгновение, ну и... успела допрежь меча наложить черное заклятье. Дескать, не будет князю отныне никогда удачи, дела пойдут наперекосяк, самые дорогие люди гибнуть станут в муках... Страх, короче, убереги Творец! — Элина истово перекрестилась, будто устрашившись собственного повествования. — И аккурат со смертью той ведьмы, болтают, рухнул колокол в главном храме города, двоих задавило...

— Неужто подействовало заклятье?

— Ох, не хочется в это верить, сир... И князь гневается, если слышит... Однако с той поры дела в краю вправду не ладятся. То неурожай, то болезни, то вон... соседи драться полезут, то навет злобный поползет. Князь уж и потехи забросил, все дни о благе народном печется, да прока мало. Ну, а самое тяжкое... супруга у него молодая погибла. Недавно обвенчались, едва затяжелела и такое... Из окна башни выпала, бедняжка, сразу насмерть... Пойдемте, сир, покажу... Четвертый год уже...

Стража городской цитадели Элину пропустила безропотно, старика — с подозрительными оглядками. Остановилась девушка близ толстой древней башни, лоснящейся вечно влажными боками.

— Вон там, из того окошка наверху... Прямо на мостовую... Рукой показывать не буду — заругаются. Князь вообще не любит вспоминать, хотя и забыть не в силах.

— Ни креста, ни знака, — заметил Иигуир.

— Вот-вот, и цветы велел сразу убрать, и следы замыть. В семейном склепе богатый гроб княгине сделали, а тут... Правда, некоторым мерещатся силуэты на камнях...

— Неужели князь по сей день вдовствует?

— Да, про новую женитьбу и слышать не хочет, тоскует, видать. — Девушка, отвернувшись, всхлипнула. — И все-то мы с тех пор живем... надрывно, что ли... безоглядно... Без надежды, без наследника... словно завтра большой бой, и выход из него один — погибнуть с честью... Вот если б Коанет своим подвигом сломал проклятье!..

На пятый день ожидания выпал-таки снег, скороспелый, пушистый. По нему в Динхорст прибыли сразу две вести, моментально развеявшие унылые настроения. Из Хоренца сообщали о новой вылазке осажденных. На этот раз она была не столь спонтанной, потому и пользы принесла больше. Под покровом ночи отряды Динхорста сумели незаметно подкрасться к частоколу и как-то его преодолеть. Пока охрана поднимала тревогу, в распахнутые ворота ворвались всадники, сея смерть и ужас. Армия Марха уцелела только благодаря своим огромным размерам, однако урон понесла ощутимый. Писалось, что наемники и прислуга толпами разбегались прочь, вероятно не желая продолжать беспокойную кампанию. Самое же главное — удалось полностью уничтожить осадную машинерию герцога. Столбы пламени от деревянных чудовищ в крепости встретили ликованием. Отдельно сообщалось в послании о выдающейся доблести гердонезского рыцаря. В отсутствие князя Эскобар возглавил один из отрядов, увлек его в бой, поражая неприятеля, и лично сбил наземь барона Эгнелинга, чем смутил дух врагов.

Элина едва удерживалась на месте, слушая торжественный речитатив гонца, по завершении же подпрыгнула, захлопала в ладоши и бросилась обнимать Иигуира.

— Уймись, дочь моя, — улыбнулся старик. — Я разделяю твою радость, но не пристало, право, взрослой девушке так скакать. Ты уже не ребенок.

— Вы не понимаете, сир! — Элина задыхалась от восторга. — Коанет вновь показал себя настоящим героем! Я знала, я верила... Теперь-то князь ни за что не отпустит его, не отдаст ни страже... никому. Коанет станет верным его соратником, надеждой и опорой страны, а я... буду рядом.

— Ты твердо решила выйти за него замуж?

Девушка замерла в испуге:

— А вы думаете, сир, он не согласится?.. Н-нет, Коанет любит меня, мы оба любим друг друга. Ничто не сможет нас разлучить, это точно! И потом... зачем ему куда-то дальше бежать? Вы ведь искали надежную пристань, так она здесь! Пусть с боями и волнениями, зато и с любовью, с почитанием людей. Разве этого мало?

— Это очень много, дочь моя, — печально улыбнулся Иигуир.

— И вас, сир, мы непременно отстоим, тоже останетесь жить в Динхорсте. От слова Коанета князь не сможет отныне просто отмахнуться. Земли у нас всего ничего, но для него... почему бы нет, получит деревеньку на пропитание. И вы, сир, будете у нас вроде дедушки... внуков учить...

— А твой отец? — попытался старик вернуть Элину из мира упоительных грез. — По-моему, он не слишком одобрительно отнесся к вашему с Эскобаром роману.

— Ну что вы! — отмахнулась та. — Все давно успокоилось. Тогда Коанет казался чужаком, случайным бродягой, вот батюшка и супился. А сейчас... Герой страны, кумир народа, правая рука князя, вдобавок потомственный дворянин... ах!.. Признаться, сир, я так счастлива, прямо самой страшно делается. За что безвестной простушке одной такое?..

Мучительный выбор: разрушать ослепительный девичий восторг казалось бессердечным, однако внезапное столкновение с реальностью принесло бы, пожалуй, больше страданий.

— Видишь ли, дочь моя, — осторожно начал Иигуир, — тебе известна не вся правда. У нас имелись причины недоговаривать, однако раз дело зашло так далеко...

Девушка вздрогнула, она, похоже, воистину боялась собственной удачи. Что ж, тем легче будет хоть чуточку остудить охмеленный страстью разум.

— Только не говорите, что он уже женат.

— Нет... Не знаю, по-моему, нет. Да я и не об этом... Мы с Коанетом, дочь моя, путешествуем на восток... не в поисках убежища. Наша забота — освобождение захваченного варварами Гердонеза. И цель странствий потому вполне конкретна — восходная окраина Поднебесной.

— Зачем ему... вам сдалась эта окраина?

— Есть одна... э-э... затея... — замялся Бентанор. — Настолько смелая, что и раскрывать ее до поры я бы не хотел. В любом случае наш путь лежит много дальше, а Овелид-Кун лишь промежуточная остановка.

— Промежуточная... — повторила Элина с надломом в голосе. — То есть Коанет должен покинуть... княжество?

— Я бы принял любое его решение, дочь моя, но пока он настроен сопровождать меня до конца.

— Ну, а после? Он вернется?

— М-м... очевидно. Правда, дорога впереди трудная, неизвестно, когда это произойдет.

— Пустяки, я дождусь, — всхлипнула девушка. Иигуир уже почти раскаялся в своей откровенности. — Лишь бы вернулся... А может, вы уговорите его, сир, остаться здесь? Очень вас прошу...

Старик покачал головой:

— Если желаешь, дочь моя, попробуй сама. Только, думается, для Коанета свобода родины — дело жизненно важное.

— Даже... важнее любви?

— Кто знает...

По капризу судьбы в тот же день Иигуира разыскал щуплый паренек с раскосыми бегающими глазами. Этот гонец изысканными манерами не отличался, зато поведал, что послан Пиколем, описав пирата весьма точно. Самое важное — обнаружился «Эло».

— И где же корабль? — воскликнул нетерпеливо старик.

— Кхе... тут ведь случай какой... — Паренек облизнул губы. — За находку ведь деньжата обещались, верно? И солидные деньжата.

— Разумеется, — поморщился Иигуир. — Да говори же, не сомневайся, обмана не будет!

— Хе, надеюсь, сударь, на вашу порядочность. А то ж ведь ребята в любой миг пугнут посудину, и не отыщете... Все-все, прекратил! В порту она.

— Каком?

— Ну, там же, в Мезеле... Но ведь это ни на что не влияет, верно?

Смущение гонца сделалось понятным — Пиколь собирался начинать розыски именно с Мезеля, стало быть, успех пришел практически тотчас. Со слов паренька выходило, будто найти пропажу оказалось нетрудно — капитан сам наводил повсюду справки о судьбе пары отставших товарищей. Вместе с тем сложно было завязать разговор.

— Запуганный он у вас какой-то, сударь, дерганый, — ухмыльнулся гонец. — У самого маяка якорь бросил, на берег — завсегда в шлюпке. Команда вооружена, кхе, чуть что — за ножи, днем и ночью готовы сорваться в море. Кто ж их так застращал-то?

— Встречались добрые люди, — хмыкнул Иигуир.

Известию о чудесном спасении друзей капитан тоже не поверил, пообещав пустить на борт только их лично. Не мудрено: Бентанор, пожалуй, сам скорее заподозрил бы пиратские козни, чем принял бы рассказ о невероятном путешествии гердонезцев через полную опасностей страну. Впрочем, и угрозы козней никто не отменял. Как ни клялся гонец в истинности доставленных сведений, а сопровождать на юг отказался, сославшись на занятость.

Отныне настал черед радоваться старому Иигуиру. Затеплился огонек надежды на прекращение полосы напастей, он был крохотный, дрожащий, но душу уже немного согревал. Элина этой радости не разделяла, но, по крайней мере, чуть умерила безрассудные восторги. Теперь в Овелид-Куне странников ничто не удерживало... кроме некоторых обязательств. Иигуир, ожидая вызова из Хоренца, в назначенный вечер даже не начинал укладываться спать. Коренастая фигура Финка возникла на пороге около полуночи.

— Готовы, сударь? — пробасил комендант. — Тогда отправляемся, время не терпит. Со снега тропы еще пуще размыло, маеты вдосталь. И... спасибо вам... за подсказки...

В крепость прибыли под утро, однако старику едва позволили обогреться. Сразу наверх, в покои князя, где все мыслимое оказалось уже приготовлено. Сама операция прошла благополучно, властелин Динхорста стоически перенес боль, пара кубков вина служила лишь подспорьем. За дверьми Иигуира ожидали приближенные и среди них Эскобар.

— Все хорошо, — успокоил обессиленный старик. — Если не тревожить руку, через месяц сможете снять повязки. А там и до меча дойдет.

— Вы совершили великое дело, сударь, теперь должны отдохнуть, — отозвался Финк. — Я провожу вас к вашей комнате.

— Комната? Зачем? Согласно воле князя я вправе с этой минуты считать себя всецело свободным.

— Разумеется, сударь, но... один-то денек придется еще у нас погостить.

— Опасаются за здоровье господина, — пояснил Эскобар, когда они со стариком остались наедине в тесной каморке. — Ничего, убедятся завтра, что князь жив... и тогда в путь? Объявился, значит, ворчун Левек? Не удрал, корабль сохранил, в нас упрямо верил... Молодец, одно слово.

— Ты по-прежнему, друг мой, намерен путешествовать дальше? — осторожно поинтересовался Иигуир.

Эскобар промедлил с ответом лишь на мгновение:

— Безусловно, мессир. Заманчиво, конечно, задержаться, вроде бы и здесь можно жизнь устроить, но... Гердонез вопиет о помощи, не так ли?

— Вопиет, — кивнул старик.

— Стало быть, отправляемся, едва отпустят, и думать нечего.

— Однако у тебя, друг мой, появились с Овелид-Куном и кое-какие иные... связи.

— Элина? — Офицер нахмурился. — А что тут поделать?

— По меньшей мере, объясниться. И попрощаться.

Лицо Эскобара исказила болезненная гримаса, он отвернулся к стене:

— К чему эти сантименты, мессир? И что я ей скажу? Что всенепременно вернусь? Так я и сам в этом не уверен. Нет, если затея с хардаями провалится, осесть тут будет превосходным вариантом. Приличное положение, любящая жена, вечная куча приключений — о подобной доле можно мечтать. Но в противном случае...

— Оставь хотя бы надежду девушке.

— Хм, надежду... Предложите еще обвенчаться перед дальней дорогой для верности. А потом сразу превратить во вдову? Это, по-вашему, называется милосердием?

— Но ведь и не бежать от бедняжки тайком?..

— М-да... — Эскобар понурился. — Ладно, мессир, вы завтра здесь? Я успею съездить в Динхорст и... поговорить. Честное слово, лучше бы новая битва! Лгать Элине тяжко, выкладывать правду — жестоко. Или все-таки отбыть без прощаний?

— Поезжай, друг мой, — тихо произнес Иигуир.

Вернулся офицер к вечеру следующего дня, промокший, молчаливый и хмурый. Разговор явно состоялся, хотя радости никому не доставил. Самого Бентанора вызвали к князю уже в сумерках, будто и в стенах крепости опасаясь чужих, недружественных глаз. В присутствии местного лекаря Иигуир осмотрел вельможу, растолковал ход дальнейшего выздоровления.

— Выбрали, куда отправитесь? — слабо улыбнулся бледный князь.

— В Мезель, сир. Кажется, там обнаружился наш корабль.

— Это хорошо... В Овелид-Куне вам какое-то время спокойного житья не будет... И на юг пробирайтесь... осторожно... Один удачный навет способен на многое... Я попрошу позаботиться о вас графа Адиона, его земли как раз по пути... Мы не слишком большие друзья, однако человек это благородный... Поможет...

— Благодарю вас, сир, — поклонился старик.

— И господина Эскобара у меня забираете?.. Досадно, славный воин...

— Он еще вполне может вернуться, сир.

— Хотелось бы верить... но почему-то верится с трудом... Девочку жалко... Хотя, вероятно, оно и к лучшему, по Югернилу уже поползли подлые слухи... Так что прощайте, господин Иигуир, надеюсь, мы расстаемся без обид...

— Вне всяких сомнений, сир.

Врачеватели с поклонами двинулись к выходу, Бентанор замешкался уже в дверях.

— Какие-то еще вопросы, сударь? — спросил раненый.

— Всего один, сир, — поколебавшись, сказал старик. — Раз уж мы намерены покинуть Овелид-Кун... Дозвольте откровенность?

— Разумеется, и только так.

— Я не представляю, сир, как ваша держава будет противостоять варварам. Она огромна и обильна, но разодрана в клочья дрязгами сеньоров.

Губы князя скривила усмешка, весьма, впрочем, горькая.

— Добавьте, что Император является хозяином только в столице да дюжине крепостей. Верховенство его признают вроде бы все, а на деле подчиняются по желанию... Это, сударь, давным-давно известно любому.

— Но ведь... Когда придут мелонги...

— Будет очень плохо. Тем не менее для настоящего рыцаря не так и важно, существует ли шанс на победу... он дерется даже в безнадежной ситуации, как того требуют долг и честь.

— Однако вы не простой рыцарь, сир, за вами люди, города, целый край.

Князь вздохнул:

— А вот как сеньор я ничего всерьез изменить не могу.

— Ваш сосед... герцог Вейцигский убежден, что, доведись ему... сумеет возродить былую мощь Империи Овелид-Куна...

— Как же, наслышан. Только в этой затее, сударь, я ему не помощник, — усмехнулся раненый. — Во-первых, присягу сюзерену я все равно не нарушу ни при каких условиях, а во-вторых... Нет, ерунда, ничего у Марха не получится. Даже если прорвет наш рубеж, даже если подступится к Югернилу... Император не великий воитель, но здесь оружия не сложит, основная часть дворянства просто не примет государя с запада... Начнется бесконечная междоусобная бойня, гораздо масштабнее нынешних. А времени Творец отпустил Овелид-Куну мало, года два-три... Так что Марх со своими грандиозными планами не успеет, зато силы Империи подорвет заметно... И потому его тем более нужно остановить...

Глава 11

Наутро гердонезцы тронулись в путь. Где-то сзади таяли в сумерках древние стены Хоренца, горчили дымы поредевшего герцогского лагеря. Противоборство никак не желало затухать, требовало свежей крови, мысли же двух всадников занимали иные, далекие и высокие цели. Обходными дорогами странники за день как раз успели покинуть пределы княжества, впереди по отрогам Оронад тянулись чужие земли.

Угрюмых стражей на границе миновали без осложнений, благо предусмотрительный Динхорст отмерил малость серебра. Так же безропотно обзавелись комнаткой на постоялом дворе какого-то селения, зато пробуждение выдалось нервным. По старой памяти Эскобар схватился за меч, когда в двери замолотили увесистые кулаки. Иигуир попытался удержать друга, получилось слабо.

— Какого дьявола?! — рявкнул офицер, спешно приводя себя в порядок.

— Именем графа Адиона! — донеслось в ответ. — Немедленно открыть!

— Постой, Коанет, как раз к графу и направлял нас Динхорст, — зашептал Иигуир, вцепившийся в рукав товарища. — Негоже сразу бросаться на них с оружием.

Эскобар набычился:

— А пускай не ломятся впотьмах к честным людям.

— Ради Бога, успокойтесь, господа, — раздался из-за двери другой голос, помягче. — Мы посланы господином графом встретить вас и вовсе не собираемся причинять зла.

— А до рассвета подождать не могли? Сразу грохотать...

— Тысяча извинений! Мой спутник... несколько грубоват и вечно лезет напролом. Еще раз простите. Что же касаемо времени... Когда нашли вас, тогда и появились. Можем отложить разговоры до поры, но... господину графу это определенно не понравится.

— Ну и черт с ним, — буркнул Эскобар.

Старик одернул его:

— Подумай, друг мой, зачем ссориться со здешним правителем? И дверью мы этих гостей не удержим, вышибут, в конце концов. Давай попробуем договариваться.

— Сколько вас там? — поколебавшись, крикнул офицер.

— Клянусь муками Сериньена, только двое, сударь.

— С двумя еще справимся, — проворчал себе под нос Эскобар, беря в левую руку кочергу, — если что...

В комнату действительно вошли двое: рослый воин в кожаных доспехах и щуплый, сутулый юноша. Последний с виду напоминал робкого, затурканного слугу, однако сам нарушил настороженное молчание:

— Господин Иигуир? Господин Эскобар, как понимаю? Можете опустить меч, сударь, мы здесь не для драки. Граф Адион настоятельно просит вас посетить его в замке Грефлинг.

— Мы очень спешим, господа, — хмуро отозвался офицер, не внимая миролюбивым призывам.

— О, это не задержит вас надолго, — улыбнулся юноша. — Замок близко, мы еще поспеем к утренней службе.

— Службе? — удивился Бентанор. — Что нужно от бедных путников господину графу?

— Это лучше объяснит он сам... Но, насколько понимаю, князь Динхорст поручил вас его заботам, и господин граф желает выполнить долг доброго соседа. Впрочем, возможно, у него имеются и другие соображения.

Нет, на прислугу, мальчика на побегушках гость никак не походил: слишком уверенный взор, чересчур хорошо подвешен язык. Такой даже грамотным способен оказаться запросто.

Гердонезцы переглянулись. Открыто ослушаться хозяина здешних мест означало нажить новую кучу неприятностей... хотя и беседы с вельможами не исключают того же.

— А если мы откажемся? — осторожно спросил Эскобар.

Воин в доспехах выразительно оскалился, но ответил опять юноша:

— Ваша воля, господа, преследовать никто не станет. Только... подумайте, вдруг благочестивый сеньор окажется неоценимым помощником на многотрудном пути? Не спешите отталкивать протягиваемую ладонь... подобное вы встретите не везде.

— Примем приглашение? — неуверенно спросил товарища Иигуир. — Господь ведает, что еще затевается в этих краях, любая подсказка может выручить.

— Лишь бы время из-за чьих-то там капризов не потерять, — буркнул тот. — Ведь день хорошей скачки... К вечеру были бы уже на борту, черт подери...

Судя по гримасе, удержать его в такой близости от желанной цели стало бы тяжелой задачей.

Поначалу Иигуиру показалось, будто они свернули к какому-то монастырю. Вместо могучего донжона над стенами возвышались стрелы колоколен, а навстречу путникам тек прозрачный звон, провожавший паству с заутрени. Из распахнутых ворот степенно выходили люди, основная же их масса не торопилась покидать широкого, мощенного булыжником двора. Здесь словно солнце пробилось сквозь тучи — так светились лица умиротворением и радостью. Сразу два человека продвигались от дверей храма, благословляя народ, оба седые, улыбающиеся, в простых серых рясах. Как ни странно, спешившихся чужеземцев повели именно к ним.

— Мессир, — заговорил юноша, кланяясь, — вот те, о ком вы говорили.

— Спасибо, Крисгут, — откликнулся один из клириков. — Проводи гостей в залу, я скоро подойду.

— Это граф? — с изумлением поинтересовался Эскобар, когда они выбрались из гудящей толпы.

Юноша усмехнулся:

— Совершенно верно, сударь. Граф Адион, владыка и пастырь наших земель.

— Он... сам проводит церковную службу?

— И что с того? Получил это право с согласия кардинала Йорхеста. Не всем же сеньорам красоваться на турнирах да бесноваться на пирах? Кто-то может думать и об истинном.

Изнутри помещения замка тоже подходили скорее монастырю, причем весьма строгого устава. Обстановку обширной залы, куда привели гердонезцев, составляли только ряды лавок вдоль длинного, пустынного стола. Пока тянулось ожидание, Иигуир рассматривал роспись стен, изображавшую сцены из жизни пророков и святых. Чудилось, что вот-вот по сигналу настоятеля комната заполнится смиренно семенящими монахами. Однако вошел лишь сам вельможа. Немолодой мужчина, седина обильно пробивала аккуратно подстриженную бороду, придавая ему сходство с нарисованными патриархами. Все та же серая ряса без малейших признаков оружия или украшений. Пожалуй, на священника граф Адион походил больше.

— Прошу простить меня, господа, за задержку, — развел он руками, — и за столь раннее приглашение. Поверьте, только из желания не допустить опасной ошибки.

— Нашей ошибки, сир? — уточнил Бентанор.

— Именно так, господин Иигуир. Вас я особо рад видеть в своем доме. Не согласитесь ли разделить скромную трапезу?

Завтрак монашествующего дворянина был вправду скромен: чечевицу с пресными лепешками приправляли разве что легкое вино да обязательная молитва. Иигуир не мог не признать — прочитал ее граф очень искренне. Прислуживал за столом один юный Крисгут.

— Я весьма уважаю моего соседа, князя Динхорста, — заговорил, наконец, граф, отставив недопитый кубок, — хоть и не во всем разделяю его воззрения. Он излишне увлекся внешней, показной стороной рыцарства, теряя подчас из виду глубинную суть... Впрочем, не о том сейчас речь, господа. Князь попросил позаботиться о вас, людях, оказавших ему значительные услуги, я пытаюсь это исполнить. Не стану скрывать, до меня дошли и противоположные пожелания. На вас вроде бы успел ополчиться имперский закон, но я не хочу вообще касаться данного вопроса. Тем паче что вряд ли смогу вообразить преступником знаменитого Бентанора Иигуира.

— Благодарю вас, сир, — поклонился старик. — Вы уже третий человек в Овелид-Куне, которому мое имя что-то говорит.

Вельможа покачал головой:

— Увы, господа, тьма невежества и безверия по-прежнему окутывает мир, борьба с ней потребует, вероятно, усилий еще многих будущих поколений. Нам совершать лишь первые шаги...

— Вы говорили, сир, о некой опасности, — нетерпеливо напомнил офицер.

— Да, правильно, господин... Эскобар? Вас, кстати, князь называет достойным подражания образцом рыцарской доблести и бесстрашия. Лестный отзыв, не правда ли?

Пока граф изучал внимательным взором товарища, Иигуир старался оценить его самого. Человек был, безусловно, умен, проницателен, даже образован. Ни в малейшей степени не смахивал на фанатика, что тупо талдычат однажды усвоенное. В отличие от них путь к вере думающего человека зачастую гораздо длиннее и извилистее, зато с обретенной опоры сбить его уже почти невозможно.

— Мне бы вовсе не хотелось, господа, вникать в ваши дела, — продолжал между тем граф, — выспрашивать подробности, допытываться о целях. Если двум порядочным людям потребовалось путешествовать за моря, на то есть какие-то веские причины. Я стремлюсь лишь в меру сил оградить их от опрометчивых поступков. Например, князь сообщает, что вы следуете в Мезель, где надеетесь застать потерянный ранее корабль, верно? С другой стороны мне донесли, будто сведения вам предоставили тамошние пираты.

— Вы поддерживаете связь с морскими разбойниками, сир? — хмыкнул Эскобар.

— Не совсем, сударь, однако близость побережья вынуждает заводить преданные уши и там. Вольный город Мезель — достаточно беспокойный сосед... Так вот, капельку больше зная о повадках морской шатии, осмелюсь утверждать: полным безрассудством будет вверять себя и свое имущество отпетым негодяям.

— Так-то оно так, — озадаченно протянул Иигуир. — Но разве вы не допускаете, сир, что изредка и подобные негодяи в состоянии честно отработать сделку?

Граф усмехнулся:

— Случается, не спорю, иначе мы никогда не слышали бы о контрабанде. Просто, общаясь с разбойниками, нужно постоянно представлять, чем вы заставляете их вести себя честно. У вас, господа, имеются такие рычаги?

— М-м... один из пиратов долгое время путешествовал вместе с нами. Пожалуй, он заслуживает доверия.

— И такое случается, сударь. Готов поверить, что он даже искренне сдружился с вами, однако поручится ли кто за превосходство в темной душе дружеских чувств над алчностью? И за то, что ваш милый приятель вообще еще жив, а не бьется где-нибудь о прибрежные камни? Он лично сообщил вам о находке?

Гердонезцы переглянулись в растерянности.

— Нет, сир, через своего... доверенного человека... Вы подозреваете подвох?

— А вы его не подозревали?

Вельможа был прав, он почти слово в слово повторял доводы, терзавшие Иигуира последние дни. Насколько же надлежало жаждать чуда, чтобы заглушать в себе предостережения рассудка?!

— Конечно, все может оказаться и не столь ужасно, — продолжал граф. — Вы ведь навряд ли везете с собой какие-либо серьезные ценности, так? Следовательно, интерес для лиходеев способен представлять только сам корабль. Или нечто находящееся на борту?

— Кое-что есть, — неохотно согласился Эскобар.

— В таком случае корабль, похоже, еще не захвачен, иначе вас, господа, не стали бы зазывать в Мезель.

— Хм, мы-то им помощи в захвате точно не окажем.

— Бог ведает... — покачал головой граф. — Должен признаться, эти отбросы человечества неплохо научились потрошить мирные суда, проявляя порой удивительную изобретательность.

— Помилуйте, господа! — Бентанор всплеснул руками. — Зачем же рисовать такие мрачные картины, ничего же еще не ясно!

— Правильно, именно поэтому я и торопился чуть задержать вас в дороге. Хвала Господу, успел. Прежде чем уверовать в дружбу пирата, сударь, настоятельно советую убедиться в отсутствии западни.

— Каким же, позвольте узнать, образом? — спросил Эскобар.

— Самым незамысловатым. Для начала я отправлю в Мезель своих людей. Крисгута, например, вы его видели, очень смышленый парнишка. Разумеется, на вольный город моя власть не распространяется, однако деньги со связями помогут и там. Посланцы установят, есть ли в порту нужный корабль, где он стоит и кто его капитан.

— У нас, сир, каждый день на счету. И без того задержались...

— Уверяю, это не займет много времени. Добрые кони, опытные всадники... Не позднее завтрашнего утра все прояснится.

— Ну, а если засада подготовлена на момент посадки? — произнес Эскобар, переглядываясь со стариком. — Это было бы самым разумным.

Граф с мягкой улыбкой кивнул:

— Что ж, выделю вам десяток воинов в сопровождение. Отобьетесь?

— Спасибо, сир, — ответил за друга Бентанор, — но, боюсь, мы причиняем вам слишком много хлопот.

— Пустяки. Прежде всего, это мой долг, как единотворца. Опять же просьба князя Динхорста и... просто возможность развеяться, помогая славным людям. Какие тут хлопоты? Так вы согласны, господа? Тогда вам отведут комнаты в дальнем крыле и, не сомневайтесь, постараются лишний раз не беспокоить. Захотите — будете делить стол со мной, нет — еду доставят в покои.

Вопросов не оставалось, Иигуир безжалостно согнул спину в глубоком поклоне...

— Кельи! Настоящие кельи, — ворчал Эскобар, обходя в три шага крохотную комнатку. — Несомненно, лучше, чем холодать в лесу, но от графского замка я ждал большего. А чем угощают? В иных деревнях столы богаче.

— Нынче пост, Коанет, — заметил Иигуир, — канун скорбной памяти казни Великого Пророка.

— Эка невидаль! Будто кто из сеньоров откажется в такую пору от куска сочного мяса! Зачем, скажите-ка, быть графом, если все равно добровольно становишься монахом?

Их новое жилище впрямь оказалось скромнее всех предыдущих. Две тесные каменные норки с отдушинами, почти непроходимыми для света, и тощие, набитые шелухой тюфяки на деревянных лежанках. Тем не менее Бентанор бурчаний товарища не разделял. В таких местах, на мгновение оторвавшись от обыденной суеты, можно было попытаться разобрать беспокойные мысли, обдумать уже произошедшее и нащупать дорогу вперед. Недаром первые почитатели Единого укрывались от языческих гонений именно в заброшенных лабиринтах шахт. Раздумья старика здесь никто не нарушал: в глухое, заросшее пылью крыло здания не долетало снаружи ни звука, не забредала ни одна живая душа, сутулый Крисгут выслушал объяснения странников и умчался, а Эскобар, вволю наворчавшись, отправился исследовать гулкие темные коридоры. Идеальные условия для погружения в себя... жаль, толку получалось немного. Если в сложности громоздящихся кругом проблем Иигуир еще убедился, то никакого сносного решения не обнаружилось. Все последнее время старик, по сути, бежал от назойливого внимания мира, тут же ему вдруг как глотка воздуха захотелось человеческих голосов, теплых глаз, сердечности...

К обедне он выбрался из своих катакомб. Тихо зашел в храм, остановился у порога. Тут, похоже, все друг друга знали, небольшой зал заполнялся, главным образом, окрестными крестьянами да замковой челядью, однако и чужака никто не трогал. Все те же светлые лица, мягкие улыбки, в этом уголке вправду жили верой. Не стяжательством, не громом победных труб, даже не надменной скрупулезностью фарисеев, а верой в ее глубоком, полузабытом, но очень близком старику понимании. Пел хор, тонкие, ангельские голоски детей звенели под сводами, граф Адион опять помогал священнику вести службу. Они с Бентанором встретились глазами, вельможа чуть заметно улыбнулся, хотя отвлекаться не посмел. Служил вдохновенно, старательно, всерьез вкладывая душу в каждый жест древнего ритуала.

Тем не менее обедать в трапезную Иигуир не пошел. Хотелось выкроить больше времени для размышлений, однако они упорно вели в тупик. Либо в столь непроглядную тьму, что замирало от холода сердце. Еду в корзинке гостям принес слуга, бесстрастно выслушавший мнение на ее счет Эскобара.

— Ложились бы вы лучше спать пораньше, мессир, — посоветовал офицер Иигуиру. — Такой редкий мирный день, вы же издергались пуще обычного. От напряженных дум рассудок заболевает, а во сне силы копятся. И утро скорей наступит, снова жизнь забурлит. Местное болото не по мне, душа-то, может, и чистой останется, да сам... с тоски помрешь.

Старик честно старался последовать совету, благо тишины и полумрака имелось с избытком. Вот только сон не шел. Изворочавшись, Бентанор выбрался в пугающе пустынный коридор и дальше, на улицу. Там, впрочем, успокоиться тоже не удалось: мелкий ледяной дождь сек кожу, ветер пробирал до костей. Неподалеку едва заметно поблескивал проем храмовых дверей. До вечерней службы оставалось изрядно времени, и старик решился зайти. Одинокий человек в рясе расставлял свечи.

— Неужели у вас не найдется для этого слуги, сир? — голос Иигуира неожиданно гулко покатился по залу.

— Конечно, найдется, — даже не вздрогнул граф Адион. — Однако должны же у дворянства быть хоть какие-нибудь привилегии? Например, делать то, что им нравится.

— И вы каждый раз занимаетесь такой работой?

— Лукавить не стану, не каждый. Просто настроение сегодня подходящее.

— Вот-вот, настроение... — произнес Иигуир. — И у меня тоже... настроение...

Граф повернулся к старику, внимательно посмотрел:

— Вы, сударь, не похожи на отдыхавшего весь день. Что-то гложет? Хотите поделиться?

— К чему вам мои сомнения, сир?

— Наш небесный отец велел помогать друг другу, разве не так?

— Велел... Почему бы вам в таком случае не помочь своему доброму соседу, князю Динхорсту? Вы ведь знаете о выпавших на его долю тяготах?

— Конечно, знаю, — кивнул граф со спокойной улыбкой. — Князь отважный воин, однако упрям и дерзок. По совести, в их бесконечной ссоре с герцогом Вейцигским трудно отличить правого от виноватого.

— Но ведь именно Динхорст подвергается ныне агрессии! А если следующей жертвой герцога окажетесь вы, сир?

— Это вряд ли.

— Так уверены в своих силах? Или научились договариваться с захватчиком?

— И то и другое. И даже третье с четвертым. — Безмятежная откровенность Адиона сбивала с толку. — У меня, господин Иигуир, хватает солдат, а с Мархом мы предпочитаем не доводить дела до драки. Князю же следует и так благодарить меня, ибо я закрываю перевалы, ведущие в самое сердце его владений. Не будь этого, героическая стойкость Хоренца утратила бы всякий смысл. По-вашему, такой помощи мало?

— Возможно, вы и правы, сир, только... безучастно наблюдать за терзаниями хорошего человека...

— А если недостаточно хорошего?

— Что вы хотите сказать?

Граф помолчал, точно готовясь произнести какие-то особо важные слова, лишний раз окинул взором пустынный зал:

— Признаюсь, господин Иигуир, с другим собеседником я бы не стал этого касаться. Большинство просто не поняло бы моих мыслей, а редкие умники, вероятно, отшатнулись бы в страхе. Вы же, как представляется, сочетаете прозорливый ум со смелостью, даже дерзостью вечного искателя истины. Я читал некоторые ваши сочинения, знаю, о чем говорю. Безусловно, Церковь напрасно ополчилась на вас, она не сумела разглядеть в вольнодумце одного из самых преданных своих сыновей. Смелым сердцам свойственно порой заблуждаться, однако они все равно куда полезнее и надежнее твердолобых фанатиков.

— Надеюсь, сир, я вправду заслужил хоть малую толику этих хвалебных слов, — поклонился старик.

— Я не собираюсь вам льстить, речь не о том... Доводилось ли вам, господин Иигуир, задумываться о переплетении понятий «кара» и «испытание Господне»? Очень подходящая тема для нынешних времен. Мы с вами оба препоручили свои души Единому, следовательно, готовы безропотно принять любую его волю, верно? Сколь бы болезненной и горькой она ни оказалась, так? С другой стороны, известно, что Творец частенько посылает напасти в качестве испытания, дабы человек, преодолевая их, осознал свои заблуждения. Но как нам отличить одно от другого? Ведь не всегда даются прямые указания через пророчества, знамения и откровения. А если допустить, что беды Динхорста — наказание свыше, то отвращать их — сущее преступление.

— По-моему, сир, князь не похож на закоренелого грешника.

— Ах, господин Иигуир, — поморщился граф, — Вседержителю, согласитесь, все-таки виднее. Безгрешных мало, а Небесам открыты любые тайны. И ваш князь... Одно время у нас, например, ходили туманные слухи, будто он сам повинен в гибели молодой жены. Какая-то пошлая любовная история... Чем вам не основание для возмездия?

Старик уже набрал в грудь воздуха, чтобы с пылом возразить, но остановился. В конце концов, что он, чужеземец, мог знать о подлинной жизни этого края? Тот же князь Динхорст, безусловно, благороднейший человек и отважный рыцарь, однако что-то ведь гнетет даже эту чистую душу. Горе утраты или... жгучее чувство вины? Не хотелось в такое верить, пусть и смирился давно Бентанор с несовершенством людской натуры.

— Разве я смею облегчать расплату, — продолжал Адион, — назначенную самим Господом? Да и вмешиваться в ход чужого испытания...

— Потому вы избираете отстраненное созерцание? — Иигуир покачал головой. — Извините, сир, на свете действуют не только высшие силы, но и человеческие страсти. Что если ваша кара Господня на деле окажется всего-навсего неуемным властолюбием герцога Вейцигского?

Граф повернулся выправить покосившуюся свечу, в ее свете четче проступил напряженный профиль вельможи. Здесь тоже не было покоя, свои сомнения, свои муки...

— Все мы, сударь, в конечном итоге лишь орудия в руках высших сил. И герцог с его пафосными планами не исключение. Стоит немного умерить гордыню, как это станет очевидным... Но даже если вы правы, тут опять возникает вопрос о выделении воли Творца из мирской суеты и происков мелких бесов.

— Не вижу в том проблемы, сир, — тихо произнес старик, — если только воспринять себя не стадом несмышленого скота, но детьми Божьими, наделенными кроме рассудка еще и совестью...

Граф кивнул:

— Да, да, я знакомился с вашими воззрениями, господин Иигуир. Совесть, Божья искра в каждой душе... Человек, для которого собственные чувства важнее требований Вседержителя? Смело. И опасно развивать подобные мысли далее.

— Всякая мысль в развитии способна принести неожиданные плоды. К примеру, ваша, сир, покорность воле Небес. Так ведь можно что угодно объявить заслуженной карой Господней.

— А на то человеку и дарован разум, отличающий его от прочих тварей. Не мимолетные ощущения, но твердый, беспристрастный анализ...

— Он также может привести к ошибкам и раздорам.

Скрипнула дверь, на пороге возникла фигура в надвинутом капюшоне. Обернувшийся Иигуир не заметил, подавал ли граф какой знак, во всяком случае, священник тотчас, без единого звука ретировался.

— Естественно, сударь. Раз уж мы с пеной на губах оспариваем отдельные знамения, не получится полного согласия и тут. Просто иного выхода я не нахожу.

— Выискивать вину каждого страдальца? И приходить на выручку исключительно безгрешным? Это означает — никому, сир, а Творец прямо призывал к помощи всем нуждающимся.

— Помощь помощи рознь, господин Иигуир. Можно отделаться жалким медяком или схватиться за меч, а можно принести страждущему слово Господа, успокоить мятущуюся душу вместо тревог о бренном теле. Такая помощь никак не пойдет вразрез с волей Создателя, зато пользы, если вдуматься, подарит гораздо больше.

— Не всегда, сир, получается удержаться в рамках кроткого непротивления, — сказал старик, помедлив. — Когда кругом горит земля, стонут раненые, плачут дети... Вы же знаете о скорбной участи Гердонеза. Или мы должны оправдать и зверства мелонгов?

Теперь уже Адион ответил не сразу, прошелся вдоль стены с ликами святых:

— Посмотрите на наш сегодняшний мир, сударь. Посмотрите и попробуйте честно оценить его состояние. Человеческий род разлагается на глазах. Если силы его растут, то дух стремительно катится в пропасть. Вера, выстраданная пращурами, истончается, множатся ереси, порок торжествует. Форму, ритуалы еще стараются блюсти, но о внутреннем их наполнении уже не задумываются. Оно просто стало ненужным! Словно орда гогочущих демонов несется по свету: жестокость, пьянство, блуд, ложь, подлость. А во главе — честолюбие, непомерная жажда славы и власти, королева наших дней. Подрастает, впрочем, рядом и принцесса — алчность, грязное торгашество, ее век еще впереди, и радости он не сулит. Да, вы скажете, что это было всегда. Только раньше демонов как-то сдерживала решетка веры, ныне у их ног вся Поднебесная. Даже Святая Церковь пошатнулась, везде открыто обсуждают продажность ее иерархов и разврат клира. Обсуждают весело! Под сальные шуточки человек не замечает, как распадается становой хребет, поднявший его когда-то над животным царством. Бешено плодящаяся стая сильных, хитрых зверей, как вам такое будущее?

— Пугающая картина, — отозвался Бентанор.

— И ведь я ничего не преувеличил! Любой, отважившийся прямо взглянуть на мир, отметит то же самое. Райский Сад, о котором мечтали наши предки, неуклонно превращается в зловонную клоаку, где мерзость окажется нормой бытия... И в тот момент, когда разложение становится очевидным, на Поднебесную вдруг обрушивается беда, катастрофа, затрагивающая так или иначе все уголки света.

— Вы говорите о мелонгах?

— Да. Нечто практически неизвестное, инородное и чуждое вторгается в наш мир, угрожая потрясти его до основания. Вам, сударь, это ничего не напоминает? На заре веков Творец уже как-то вразумлял подобным образом своих непутевых чад.

— Великий Потоп... — прошептал старик.

— Потоп. Тогда, сказано, погибли девятеро из десяти, зато остальные надолго привязались к истинному пути. Послужили те жертвы на пользу человечеству? Несомненно! И жалость здесь была бы стократ пагубнее жестокости. Попробуете оспорить?

— Не мне возражать решениям Господа...

— Именно! То есть мы видим ныне мир, загнивающий заживо, и новую волну, способную смыть с земли скверну.

— Кровью смыть, сир. Хоть и ради святой цели, но кровью невинных в том числе...

— Что ж, пусть так. В сущности, варвары не отличаются сейчас от воды, тоже, кстати, пришедшей с севера. Они часто рушат все без разбора, сеют смерть и страдания, но, боюсь, только таким способом можно заставить уцелевших повернуться к истокам, к истинной вере.

— Или погибнуть без остатка?

Граф промедлил, однако ответил твердо:

— Даже так. Если человечество выкажет себя неисправимым, неблагодарным, вечно сползающим в грязь... пусть Господь сотрет его без остатка. Может быть, следующее творение получится более удачным.

— Вы говорите... о невинных младенцах, святых отшельниках, непорочных девах... о себе самом, наконец, сир!..

Адион посмотрел на старика с грустью:

— Я и не требую исключения для себя или своих близких. Рядом с волей Вседержителя любая жизнь — блеснувшая в солнечном луче пылинка. И разве могу я противодействовать событиям, за которыми угадывается сам Творец? Такая выходка была бы кощунственной, бессмысленной и вредоносной.

В тягостно повисшей тишине стало слышно, как за неплотно сомкнутыми створками дверей бормочет толпа, собравшаяся на вечернюю службу. Эти простые люди даже не подозревали, какую страшную судьбу уготавливает им забота обо всем человечестве.

— Очень не хотелось бы, сир, представлять слуг Божьего промысла в виде орд кровожадных язычников, — нарушил молчание Бентанор. — По крайней мере, меня вряд ли порадовал бы рай, обретенный такой ценой.

Граф натянуто усмехнулся:

— А вы, господин Иигуир, чую, настроены на борьбу. Завидная крепость духа в ваши годы. Рассчитываете силой одного гения остановить рок?

— У меня нет никакого сухого расчета, сир. Моя родина унижена, мой народ страдает, стало быть, я обязан этому сопротивляться. Вне зависимости от возможного исхода и последствий. Того требует моя совесть.

— То есть я правильно догадался, что странствуете вы отнюдь не в поисках тихого уголка? Подыскиваете союзников для борьбы, да? Надеетесь переубедить Небеса примером собственной самоотверженности?

— Если потребуется. Что же до целей путешествия... Разумеется, нужны союзники. К прискорбию, в Овелид-Куне их не нашлось: здесь, как разумею, либо сражаются друг с дружкой, либо готовятся покорно встречать врага.

— Волну Божьего потопа, сударь, — уточнил Адион. — Грозного, но очистительного.

— Пусть волну, в любом случае мы вынуждены двигаться дальше, за моря, на восток. Хоть до края земли, где, поговаривают, уже находили управу на варваров.

— А если помощники не обнаружатся и там?

— Тогда... — Иигуир вздохнул. — Тогда сделаем вывод, что наш современный мир вправду обречен. Господом ли, хаосом или демонами Преисподней...

— И тогда вы отступите?

— Скорее примем последний бой, сир. Это окажется, несомненно, легче, нежели наступать на горло возмущенной совести.

— Вы все-таки удивительный, редкостный человек, господин Иигуир, — заметил граф. На двери уже откровенно налегали, доносились выкрики, то и дело мелькало озабоченное лицо священника. — Нам придется прерваться, время вечерних молитв. Не желаете продолжить беседу после?

— Приятно с вами разговаривать, сир, однако завтра мы намеревались двинуться в путь пораньше.

— Понимаю. Следовательно, увидимся утром. Уверен, мне уже будет, что вам сообщить.

Старик едва успел дойти до порога, как навстречу нетерпеливо хлынул поток людей, манимых светлым колокольным гласом...

К сборам Эскобар приступил с первыми проблесками зари. Судя по решительности, в графском монастыре задерживаться он не желал ни на минуту. Иигуир, забывшийся тяжелым сном лишь под утро, перечить не стал, хоть и чувствовал себя совершенно разбитым. Удерживать их вообще не старались. Из конюшни беспрекословно вывели отдохнувших, ухоженных лошадей, сами помогли заседлать. Хозяин замка появился, когда приготовления почти завершились. Вместе с ним шел Крисгут, в чистой одежде, но с осунувшимся от усталости лицом.

— Могу вас порадовать, господа, — улыбнулся Адион, похоже, не терзавшийся ночными кошмарами. — Корабль действительно находится в гавани Мезеля, а капитан соответствует вашим описаниям. По крайней мере, тут пираты не обманули.

— Они часом не пытались помешать вашим людям, сир? — спросил старик.

— Нет, себя показали, однако, уяснив, что происходит, возражать не решились. Среди них, кстати, был и этот ваш... приятель.

— Пиколь? Вот видите, сир, иногда можно довериться и таким заблудшим душам.

— Не спешите успокаиваться, господин Иигуир, вы покамест еще не в море. Со слов Крисгута там все крайне взвинчены, каждый ждет от другого каверзы. Вы же не хотите оказаться самым беспечным в этой компании? Как я и обещал, с вами поедет пять воинов и Крисгут. Еще четверо присоединятся в Мезеле. Надеюсь, подобной охраны хватит предотвратить всяческие сюрпризы.

— Безмерно благодарны вам, сир... Честно говоря...

— Не ожидали? — Граф усмехнулся. — Пускай мы не полностью совпали во взглядах на жизнь, наш мир слишком беден на истинных мыслителей, чтобы рисковать даже одним.

Иигуир склонил седую голову:

— Право, сир, едва ли я заслуживаю столь серьезного внимания. Теперь до конца дней буду ощущать себя вашим должником.

— Пустяки, вдобавок расплатиться по долгам вовсе не сложно. Окажете мне маленькую ответную услугу?

— Все, что будет в моих скромных силах.

— Тогда возьмите с собой в дорогу Крисгута.

— Разве он и так не едет с нами в Мезель?

— Речь не о Мезеле. Я хочу, чтобы он сопровождал вас на всем пути странствия, сколь бы далеким и долгим оно ни выдалось. Убежден, такой спутник станет чрезвычайно полезным. В вашем распоряжении, господин Иигуир, имеются отменные воины, опытные мореходы, наконец, собственная мудрость. Достоинства же Крисгута в ином — несмотря на юный возраст, он недурственно разбирается в обыденной жизни. Ловок, находчив, смел, весьма толков, знает окрестные земли, обычаи, языки. С ним у вас будет несоизмеримо меньше шансов заплутаться, остаться голодными или угодить в беду, наподобие здешней. Смею ли я рассчитывать на данную услугу?

— Неужели же это услуга, сир? — Старик растерянно огляделся по сторонам. Сам Крисгут, внимавший речи хозяина, хоть и не излучал восторга, с готовностью поклонился. — Вы передаете едва ли не лучшего из своих слуг за просто так, даже без гарантий его возвращения назад...

— Уцелеет — вернется, — отмахнулся Адион. — Слишком многое связывает его с графством, не захочет начинать на пустом месте... Так вы принимаете попутчика, господа?

Гостеприимный замок Грефлинг покидали уже с солидным эскортом. Даже Эскобар приосанился, чувствуя за спиной поступь многих лошадей, менее привычного Бентанора столь важный вид скорее смущал. На протяжении всего дня их не только не задевали, но почтительно освобождали дорогу, ломая шапки. Уже остались позади графские земли, перед путниками раскинулся пестрый муравейник вольного города, а встречные по-прежнему с уважением расступались перед отрядом. Так и проследовали, будто знатные вельможи, через ворота.

Мезель гудел и полнился народом без оглядки на позднее время. Складывалось впечатление, будто здесь торговали все и всегда, круглые сутки. На любом перекрестке, в любом проулке к проезжающим тянулись десятки рук, сразу несколько жаждущих продать перекрикивали друг друга. Этот оазис жизни у подножия суровых Оронад, казалось, торопился сполна использовать свое выгодное положение. Пока перевалы закрывали то непогода, то склоки сеньоров, караваны кораблей, связывающих западные области Овелид-Куна с центральными, были ему обеспечены. Из-за этой спешки и торговали как-то горячечно, надрывно. Почти не доносился шум мастерских, рыбацкие баркасы в гавани мелькали редко, однако на процветании повальной торговли это, похоже, не сказывалось. Рядом могли стоять вдоль стены пятилетний ангелок с котятами в корзинке, девица, откровенно покачивающая бедрами, и беззубая старуха, требующая милостыню. Здесь впервые пригодился Крисгут, отгонявший назойливую уличную мошкару умело и без церемоний.

В нужной харчевне близ порта необычных путников заметили тотчас. С парой сомнительного вида личностей, пусть и осведомленных сверх меры, решили вообще не разговаривать, а примерно через час явился Пиколь. Заросший, с новым синяком, хмельной, но счастливо улыбающийся друзьям.

— Очень волнуются ребята, очень, — объяснил он заплетающимся языком. — Сами понимаете, дело... нерядовое.

— Насильно раздевать сподручнее, да? — хмыкнул Эскобар. — Пускай не трясутся твои лиходеи, дядюшка. Хоть и коротки оказались поиски, да пользу принесли несомненную. Сторгуемся, не обидим. Сам-то как, с нами али обратно в ватаги кистенем махать?

— Эх, сударь, слаб я уже для кистеней сделался, — вздохнул пират. — И для мореходства веселого, значится, тоже. С вами вот гульнул напоследок... Ныне срок наступает теплую норку искать, а там без накоплений сложно. Уважите по старой дружбе?

— Вот по старой дружбе и помог бы за моря плыть.

— Да видал, сударь, я вашего... капитана. Тертый зверюга, не подведет. Вот только не гнали бы вы его, братцы, сейчас в путь. И так поздненько выехали, у нас кучу времени потеряли. Влетите же в самые шторма! Перегодить бы с месяц...

— Что, разве немедля в море выходите... то есть выходим? — удивился Крисгут. — На дворе вон ночь собирается.

Эскобар покосился на юношу:

— А не слыхал, приятель, сколько мы в вашей Империи лиха хлебнули? Лучше уж море бурное, чем еще одна беспокойная ночь. Тут каждую минуту ждешь беды, какого-нибудь очередного ловца преступников. Спасибо, по горло наелись.

В порту ярился студеный ветер, зато дождь почти зачах. В большую лодку кроме путников погрузились Пиколь с парой товарищей и два воина из графского эскорта. Прочая толпа осталась напряженно переминаться на пристани. Долго выгребали по лабиринтам меж темных скал судов, через мельтешение огней и криков. Иигуир даже не предполагал, какую радость способна вызвать всего лишь грубо вырубленная из бревна драконья голова. Колеблющийся свет факела вырвал из мрака знакомую фигуру, скользнул по мокрому борту. Это вправду был «Эло», недостижимая мечта последних недель. Сверху окликнули. Старик дернулся вскочить, но отказали разом и ноги, и язык. Ответил Эскобар, достаточно резко и властно, чтобы не затягивать переговоры. Иигуира подняли на палубу чуть ли не на руках, у него перехватывало дыхание и слезились глаза. Кинулся обнимать моряков, что сгрудились, настороженные, у борта, целовать всех подряд. С тихим треском лопнул ледок опаски, кругом зашумели, заулыбались, задвигались. Если прибывших чужаков еще удерживали в сторонке, то на гердонезских странников обрушились подлинные потоки счастья. Их ждали, их искали, не позволяя отчаянию заползти в души, следили за отрывочными вестями о невероятном путешествии горстки смельчаков по глубинам враждебно настроенной страны. Даже суровый Левек подозрительно всхлипнул на плече старика.

— Готовы в новый поход, капитан? — высунулся из толпы улыбающийся Эскобар.

— Отсюда? Да хоть к чертям в зубы, сударь! Прибавили вы мне седых волос, но, клянусь Небесами, подобный исход того стоит. Мессир! Теперь-то нас никто не задержит в этом проклятом краю. Эй, там, выбирай якоря, садись за весла!

Оставалась еще крохотная деталь — расплатиться по долгам. В вихре восторга то ли никому не пришла в голову мысль просто вышвырнуть разбойников за борт, то ли помогло воцарившееся благодушие, только награда получилась солидной. Может, и поменьше половины цены корабля, но для портовой голытьбы куш богатый. На столе в капитанской каюте Пиколь дрожащими пальцами перебрал горку золота.

— Неужто и еще сохранилось добро? — спросил хрипло.

Эскобар, нависнув, произнес ему в самое ухо:

— А вот об этом, дядюшка, советую накрепко забыть. Нынче Господь смилостивился, отсыпал от щедрот, однако наглеть не стоит. Объясни приятелям вдумчиво: за нами вдогонку не рваться. Неделю. И языки в эти дни не чесать, чтоб заманчивых слухов не наплодилось. Не гневите удачу... братцы.

Как ни божился пират в чистоте помыслов, а с той минуты, когда груженная сокровищами лодка скрылась из глаз, пребывание в Мезеле впрямь становилось еще опаснее. Потому из гавани «Эло» вылетел стрелой, безоглядно ныряя во мрак, в кипящее бурунами море, в неизвестность.

Сразу оторваться от берегов Овелид-Куна, впрочем, не удалось. Никакое, даже самое страстное желание оставить их подальше за спиной не отменяло потребности в точной ориентировке. За месивом низких облаков не проглядывались не то что звезды, а часто и солнце, на компас надежды также были слабые — волнующееся море могло запросто снести корабль в произвольном направлении. Приходилось цепляться за берег, сколькими бы опасностями это ни грозило. Ночь пережидали в каком-нибудь укромном закутке, днем крались, словно пуганая дичь, ухитряясь одновременно развивать приличную скорость. Боялись всего: и одинокого всадника, мелькнувшего у кромки леса, и тени паруса на горизонте, а вдобавок бесчисленных мелей и скал, усеявших прибрежные воды. О возможных штормах старались не говорить вовсе, хоть и ждали их с первых дней. Подспудно понимали — лучше уж бедовать в открытом море, нежели оказаться выброшенными на зубья имперских камней. Пока, однако, стихия сдерживала свои эмоции, лишь резкий, колючий ветер, свинцовые тучи да частая морось выдавали ее недружелюбие.

Если верить упрямому бормотанию Левека, им по-прежнему сказочно везло. Ни земным, ни небесным владыкам не удавалось до сих пор серьезно зацепить юркую посудину, рвавшуюся сквозь любое ненастье с отвагой безумцев. Лишь на седьмой день, достигнув самой восточной оконечности кунийских земель, путники дерзнули совершить вылазку на берег. В гавани Рамайи, гордо именовавшей себя восходной столицей державы, Левек распорядился пополнить запасы пресной воды и провизии, однако отпустить команду на берег отдохнуть отказался наотрез.

— Я знаю, что вы устали, измотаны переходом и долгим беспокойством, — категорично заявил он в ответ на жалобы моряков, — но знаю и то, что несколько кружек пива многим развяжут языки. А здесь полно ушей, всегда готовых прислушаться к любой пьяной болтовне. Поэтому для моей и вашей безопасности никто не сделает с корабля ни шагу, понятно?

Едва же «Эло» покинул порт, как разразился давно ожидавшийся шторм. Возвращаться в Рамайю было уже поздно, пришлось принимать удар. Весь день корабль швыряло с волны на волну, снося все дальше на юг. Люди, сменяя друг друга, непрерывно откачивали заливавшую трюм воду, блестящие фигуры полуголых гребцов ритмично сгибались, упираясь веслами в мощные, упругие валы. Лишь силуэт капитана бессменно возвышался у румпеля. Когда к вечеру буря стала стихать, Иигуир пробрался к нему:

— Кажется, на первый раз все обошлось удачно, капитан? И корабль, и команда показали себя, достойно справившись со штормом.

— Разве ж это был шторм, мессир? — Левек усмехнулся в белые от соли усы. — Всего-навсего сильное волнение. Странно, скажу вам, что еще так быстро прекратилось. Самое опасное, что оно могло преподнести, — отогнать к Тиграту, прямо в лапы к мелонгам. А так мы прошли много южнее.

К полудню следующего дня перед путешественниками выросли хмурые горы Хэната. Пожалуй, ликованием эту картину могли встретить только люди, освобождавшиеся здесь, наконец, от преследований всяческих танов, розысков, герцогов и прочей назойливой нечисти.

Обогнув остров с севера, «Эло» на исходе второго месяца пути прибыл в порт Варц. Невероятной высоты темные скалы нависали над его бухтой, а оседлавшая их многоярусная крепость принесла городу славу одного из самых укрепленных на всем Архипелаге. Буквально перед входом в гавань «Эло» был настигнут еще одним штормом, более коротким, но не менее яростным. Лишь после того как, рискованно разминувшись с молом, корабль замер у причала, путники смогли перевести дух. Общая изможденность оказалась столь велика, что в тот вечер никто даже не заикнулся о прогулке на берег. Зато на следующий день моряки, размахивая стертыми в бесконечной гребле ладонями, устроили подлинный бунт. Левек долго препирался и переругивался с ними, потом, покосившись на замшелые громады крепостных башен, махнул рукой. Большинство команды сошло на берег, разбредясь по местным кабакам.

Оставшиеся на борту до позднего вечера делали все возможное, дабы не попадаться на глаза капитану. Бешенство его достигло апогея, когда в назначенный час не явилось обратно сразу четверо моряков. Трезвых людей для розысков не хватало, пришлось брать с собой Иигуира с Крисгутом, причем задача последнего заранее сводилась исключительно к опеке старика во избежание новых... недоразумений. Дополнили отряд Эскобар и проводник в лице самого стойкого из вернувшихся моряков. С этим эскортом Левек побрел по крутым грязным улицам города, раздавая на ходу такие проклятия, что шарахались к стенам редкие прохожие. Первый из загулявших нашелся быстро — в харчевне у порта, пьяным до невменяемости. Взгромоздив слабо мычащее тело на плечи его товарища, двинулись дальше. Еще с полдюжины веселых заведений были осмотрены, прежде чем отыскались остальные гуляки.

Низкая тесная комната до краев пенилась криками, хохотом, женским визгом, запахами жареного мяса, пота и пива, пестрыми красками нарядов со всего Архипелага. Моряки из разных стран вволю расслаблялись здесь, пережидая ненастье, возле них увивались вездесущие торговцы, шлюхи, попрошайки и прочая сомнительная публика. За любым из длинных столов одновременно братались, дрались, целовались и обсуждали дела, поверх голов плечистые парни присматривали за слишком хмельными или слишком буйными посетителями.

Трое моряков с «Эло» сидели в дальнем углу комнаты в компании размалеванных девиц и маленького, не выше груди любого, человечка. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы опознать в нем боша — сына народа-парии, вечных бродяг, промышлявших обычно знахарством, мелкой торговлей, контрабандой да воровством. Предания лишь вскользь упоминали о неких ужасных грехах, за которые Творец еще в стародавние времена лишил боша родины. Именно это наказание обрекало несчастных бессрочно скитаться по просторам Поднебесной и всюду неизменно преследоваться. На их собственные дурные дела накладывались местные суеверия и слухи, отчего ныне черная слава шлейфом стлалась уже за любым представителем этого народа.

Левек, багровый от ярости, бесцеремонно распихивая встречных, пробрался к столу.

— Быстро на корабль! — почти прошипел он.

Появление капитана отрезвило гуляк. Двое из них, несвязно бормоча оправдания, стали подниматься. Маленький курчавый боша, наоборот, счастливо улыбнулся и подлил в кружку эля.

— Гаспази капита, гаспази капита... — зашепелявил он, пододвигая ее Левеку.

— Пошел вон, пес! — поморщился тот.

Третий моряк, находясь, вероятно, в особом подпитии, попробовал как-то вступиться за собутыльника, но Левек резко сунул ему кулаком под дых и сбросил, бесчувственного, на руки приятелей. Коротко взвизгнув, отскочили в стороны шлюхи. Пауза в гомоне гульбища получилась едва различимая. Вышибалы у входа только покосились на место короткой стычки, прочая же публика вовсе предпочла сделать вид, будто не заметила ничего. Частные дела разрешились сами собой, веселье продолжалось с прежним самозабвением.

По дороге в порт Иигуир на секунду придержал капитана:

— Вам не показался странным этот боша, господин Левек? Гуляли они все вместе, но трезвым остался он один.

— Боша вообще трудно понять. — Капитан пожал плечами. — Много всякого разного о них говорят. Темный народ и неприятный.

— Будем надеяться, его единственной целью было лишь обокрасть наших пьяниц.

Левек внимательно посмотрел на старика, подумал и уже в конце улицы произнес:

— Пожалуй, море немного поутихло, мессир. Попробуем-ка завтра проскочить в Дафу. Гавань там попросторней, да и к востоку чуть ближе.

Наутро «Эло», провожаемый недоуменными взглядами с соседних судов, при довольно свежем ветре действительно покинул Варц. Мало того, Левек пошел на крайний риск и приказал ставить полный парус. Всю дорогу путники слушали жалобный скрип изнемогающей оснастки, с содроганием ожидая возможного шквала, но зато уже в темноте третьего дня прибыли в самый крупный порт Хэната — Дафу. Погода стремительно портилась буквально по пятам. Даже Левек, сойдя на пристань и осмотрев небо, покачал головой:

— Не сегодня-завтра грянет знатный ураган. Не позавидуешь тому, кого он застанет вне укрытия.

Обширная и бестолково застроенная Дафа не пользовалась столь высокой репутацией, как Варц. Кое-кто прямо называл ее самым пиратским городом на востоке Архипелага. Даже из гавани можно было разглядеть покачивавшиеся на веревках тела преступников, однако знающих людей подобный вид не успокаивал: разбойничьи шайки чувствовали себя здесь вполне уютно, покуда делились добычей с городскими заправилами.

На другой день Левек настрого заказал команде отходить от корабля дальше пристани, запруженной торговцами всякой всячиной, сам же с парой моряков отправился делать последние закупки перед грядущим переходом. В качестве переводчика вновь увязался Иигуир, а за ним — неотступный Крисгут. На обратном пути, уже вступая в порт, капитан вдруг оборвал свои нудные сетования на жульничество местных купцов, изменился в лице и застыл, будто налетев на невидимую стену. Не находя слов, он лишь ткнул пальцем куда-то вбок. Обернувшийся Иигуир успел заметить, как от группы моряков отскочил и скрылся в толпе маленький чернявый человечек.

— Тот самый? — только и спросил старик.

— Почти уверен, мессир... — Левек развел руками, — хотя это и невозможно. Сюда из Варца не меньше десяти дней пути лесами да через горы!

— А если морем?

— Какое-то судно вошло в порт утром, но с каких это пор боша нанимают корабли? А по своим делам никто в Варце вроде не собирался следовать за нами шторму в зубы. Или там все-таки был другой, а? Леший разберется в этих чернявых мордах...

— Тот самый, господа, и не сомневайтесь, — донеслось на ломаном гердонезском. В новой компании Крисгут подавал голос редко, зато всегда со знанием дела. — Такую бестию я запомнил хорошо.

— Должно быть, бедняга слишком сильно соскучился по утраченным приятелям, — хмыкнул Иигуир.

Левек нахмурился:

— Ой, не нравится мне вся эта возня. Лучше загоню-ка я всех на борт да отведу «Эло» на середину гавани... От греха подальше.

Однако по возвращении на корабль недосчитались Иртона, того самого моряка, которого капитан ударил в Варце. В ожидании на сходнях выставили пару человек, получивших короткие матросские тесаки, вооружились и остальные члены команды. Левек метался по кораблю взад-вперед в бешенстве и тревоге. Бросить парня и отойти от берега он не мог, но и отправиться на поиски в злачный муравейник Дафы не отваживался. Проклятья лились сплошным потоком, обещания выпороть гуляку вскоре сменились угрозами повесить его.

Так же стремительно портилась погода. Большой шторм, о котором говорил капитан, начинался. В воздухе пахло настоящей бурей, и отдельные нетерпеливые порывы ветра лишь подтверждали это. Опережая приближающиеся сумерки, низкие тучи нагоняли мглу на обезлюдевший порт.

Когда стало уже совсем темно и Левек решился-таки отвести корабль от пристани, появился Иртон. Не обращая внимания на вопросы и гневные восклицания, он отозвал капитана с его спутниками на кормовую площадку.

— Надо что-то делать, господа! — хриплый голос моряка дрожал. — Я дурак, что доверился этому боша, но кто мог ожидать от него такого коварства?

— Расскажи нам все, сын мой... — Иигуир придержал готового взорваться Левека.

— Сегодня днем боша отвел меня в какую-то харчевню. Мы хорошо выпили, и тогда этот стервец предложил помочь его приятелям захватить «Эло»!

— Вот и обещанные пираты, — криво усмехнулся Эскобар.

— С какой стати им охотиться на нас? — спросил Иигуир.

Иртон замялся:

— Точно не помню, мессир, но... кажется, гуляя в Варце, мы с ребятами ляпнули местным девкам что-то насчет золота, которое везем на Диадон. Честное слово, мы даже не предполагали, что боша мог подсесть к нам неслучайно!

— Пьяные болваны! — рявкнул Левек.

— Что же было дальше? — Иигуир вновь придержал капитана.

— Они посулили кучу денег, хотя не сильно уверен, что получил бы их. Взамен я должен был помочь дружкам боша незаметно проникнуть на корабль. Пришлось соглашаться, ведь в случае отказа меня наверняка прирезали бы, мессир.

— А может, ты хотел просто насолить мне и неплохо заработать? — опять зарычал Левек.

— Нет, капитан! — Моряк тоже вспылил. — У меня и впрямь есть причины недолюбливать вас, да и деньги бы сейчас не помешали. Однако я честный человек, сир, и помогать пиратам устраивать здесь кровавую бойню не стану. А откажись я сразу и погибни как герой, это все равно бы никого не спасло. И кто предупредил бы вас об опасности?

— Ты правильно поступил, сын мой, — Иигуир встал между спорщиками, — что сообщил обо всем. Впредь, конечно, будешь осмотрительней в знакомствах и не дашь себя обмануть. Помощь же, оказанная тобою, неоценима.

— Благодарю вас, мессир.

— Когда эти разбойники собирались совершить свое гнусное дело?

— Около полуночи.

— Недавно уже отбили одиннадцать, — заметил Эскобар.

— И сколько может оказаться лиходеев? — продолжал Иигуир.

Иртон почесал в затылке:

— Я видел только троих, но, судя по некоторым фразам, недавно подошел их корабль. Мыслю, наберется человек двадцать — двадцать пять.

— Хорошо, спасибо тебе, сын мой. Ступай теперь с миром.

— Двадцать — двадцать пять... — проворчал Левек, когда моряк ушел. — После того что я слышал о Дафе, не удивлюсь, если явится и полсотни головорезов. Город просто кишит негодяями. Да и сам Иртон... Надо же, мессир, ведь эта свинья еще смеет причислять себя к честным людям!

— Не забывайте, капитан, похоже, именно ваш удар в харчевне Варца помог пиратам выбрать себе сообщника. Впрочем, сейчас неподходящее время искать виноватых. Я вижу лишь два пути: принять неравный бой или бежать.

— Бежать? — изумился Левек. — Да вы посмотрите по сторонам, мессир! Через час разверзнется такое, что все прежние шторма покажутся раем!

— Я гораздо уверенней чувствовал бы себя в бою, — несколько отстраненно произнес Эскобар, — но если имеется хоть один шанс уйти... Дешево мы тут не отделаемся. Даже если повезет и отобьемся, то потеряем много людей. Кого можно нанять взамен в этом городе-притоне? Мы погубим наше путешествие, а возможно, и жизни. Вдобавок акулы, взявшие след, просто так не отцепятся.

— Он прав. — Иигуир пристально посмотрел на Левека. — Однако решение остается за вами, капитан.

Тот колебался с минуту, заглядывая в глаза товарищам и морщась.

— А-а, черт с вами! — махнул, наконец, рукой. — Коль влезли в воду, будем барахтаться. Где наша не пропадала! Рискнем. Попробуем прорваться на восток, может, успеем... С вами, господа, если не погибнешь, то уж точно сойдешь с ума... Но если все же Творец не позволит нам утонуть по дороге... то за вами бочонок тиссийского вина, господин Эскобар.

Опасаясь наблюдения со стороны, уходить старались как можно осторожней. К счастью, только пара факелов у сходней продолжала отгораживать корабль от стены густого мрака. Стоило подставить их под все более крепкие порывы ветра, как пламя зачахло, все погрузилось в темноту. Боясь возиться на пристани, обрезали швартовые канаты, и «Эло», бесшумно развернувшись, заскользил между судами к выходу из гавани. Когда он поравнялся с маяком, на стоявшем неподалеку корабле поднялся шум. Замелькали огни, послышались выкрики, застучали весла, но «Эло» уже мощно и уверенно выкатывался в открытое море. Погони не было.

— Видно, не родились еще те идиоты, что последовали бы за нами, — вымученно ухмыльнулся Левек, оглядываясь.

Встретивший свежий ветер напомнил, что одной опасности они вроде как избежали, зато к другой лезут прямо в пасть. Гребцы работали изо всех сил, словно пытаясь обогнать надвигавшийся шторм, но едва скрылись из виду огни Дафы, он накрыл их. Только это был не шторм, а настоящий ураган! Бешеный ветер и огромной высоты волны с остервенением налетели на легкомысленную скорлупку, осмелившуюся бросить им вызов. Они кидали, качали, вертели ее яростно и упоенно. Корабль то взмывал в воздух, блестя мокрым днищем, то, завалившись на бок, полностью погружался в пучину, и казалось чудом, что он еще всплывал из-под очередной водяной скалы. Оглохшие и ослепшие люди сделали единственно возможное — бросились плашмя на дно, закрыв головы руками и призывая на помощь Господа. Лишь хлынувшая отовсюду вода заставила самых стойких взяться за работу. Когда прокатывался очередной вал, они вновь появлялись у бортов и продолжали с каким-то исступлением вычерпывать воду, пока новый вал не сбивал с ног. Чудилось, люди готовы были вычерпать все это рассвирепевшее море. Левек, прикрученный веревками к румпелю, снова и снова разворачивал корабль поперек налетавшей волны. Отчаянно перебирая крошечными лапками-веслами, «Эло» упорно не желал идти ко дну. Час за часом продолжался этот неравный поединок человеческой стойкости и могущества стихии. Несколько раз море вроде бы ослабляло свою хватку, но, чуть передохнув, набрасывалось с прежней лютостью. Сдаваться не желал никто.

Только к середине следующего дня люди почувствовали, что буря начала отступать. Еще завывал ветер и метались волны, но светлеющий горизонт уже приветствовал победителей. К полудню море и вовсе замерло, вновь сделавшись тихим и покорным. Едва верящие в это обессиленные странники со слезами на глазах обнимались и благодарили Бога за свое волшебное спасение. Только одного моряка смыло за борт. Состояние корабля удручало: наполовину залитый водой, он еле держался на поверхности, накренился на левый борт, лишился шлюпки и мачты. Когда взялись откачивать воду, в обшивке обнаружилось несколько щелей. Однако они выстояли!

Словно израсходовав весь запас безумства, в последующие дни море вело себя на редкость кротко. Кое-как заделавшие течи путешественники неторопливо двинулись на веслах на восход, выправляя сбитый штормом курс. Измотанные физически и нервно, они были способны сейчас лишь на такую, неспешную и монотонную, работу. Любые попытки подгонять оказались бы не только жестокими, но бессмысленными. Через день кое-как закрепили мачту, подняли зарифленный парус, скорость чуть выросла. Левек, сутками колдовавший с картами, компасом и какими-то хитрыми приборами, объяснил, что постарается выйти к островам Оринолы — крохотной торговой республики посреди океана.

— Сами понимаете, господа, нынче для нас каждая минута может стать дороже всего золота мира. Если не спрячемся, когда затеется новая буря, лучше сразу прыгать за борт, не растягивать мучения.

К счастью, дни текли однообразной вереницей, а море по-прежнему было пустынно. Пару раз оно вроде пыталось насупиться, но страхи путников оказывались напрасными. О том, что Оринола осталась где-то в стороне, догадывались все, хотя вслух высказаться боялись. Левек начал уже тревожно посматривать в сторону тающих запасов пресной воды, когда на горизонте, наконец, замаячила земля.

Вид ее словно вдохнул в людей новые силы, вскоре они уже выпрыгивали, смеясь и размахивая руками, на усыпанный галькой берег. Эскобар обогнул веселящихся моряков, подошел к Левеку:

— Вы поистине мужественный человек, капитан. Признаться честно, я уже готовился слушать песни ангелов и, думаю, не будь вас, обязательно услышал бы их. Только ваше бесстрашие и мастерство спасли всех. Считайте меня своим должником на всю жизнь!

— Признаться честно, — хмыкнул Левек, — со всем своим мужеством я скорее отдал бы руку, нежели вернулся опять в тот кошмар... А вы... — Он хитро покосился на офицера. — Вам, сударь, я беспременно отыщу лучшего в здешних краях виноторговца.

Глава 12

Земля оказалась небольшим скалистым островком, необитаемым, зато с собственной речушкой, водопадом низвергавшейся в море. Странники задержались здесь на целый день — было тяжело оторваться от такой надежной опоры под ногами. Пока они, как дети, резвились в брызгах чистой воды, Левек вновь уткнулся в карты. По его вычислениям выходило, что до Диадона оставалось около трехсот миль. Вдобавок аккурат посередине этого пути следовало располагаться еще одному маленькому острову, способному при случае укрыть от ненастья.

Самое главное — у людей воскресла вера в успех, никого теперь не требовалось понукать. Море снова хмурилось и поливало ледяным дождем пополам со снегом, но остановить храбрецов было уже не в его силах. И, разглядев на третий день пути широкую полосу скалистых холмов на востоке, Левек с достоинством смог доложить своим спутникам:

— Господа, сегодня в субботу двадцать шестого декабря одна тысяча двести восемьдесят третьего года от Сотворения Мира мы, как того и требовалось, достигли берегов Диадона.

Первым человеком, встреченным странниками на новой земле, оказался пожилой пастух в высоком меховом колпаке и меховой же накидке. Наблюдавший с обрыва за их высадкой, он, едва незнакомцы направились к нему, моментально развернулся и спешно погнал своих овец прочь. Только сонливость отары да быстрота ног одного из молодых моряков позволили остановить бегство. Иигуир, который, казалось, владел всеми языками Поднебесной, долго и настойчиво пытался пастуха разговорить. Сперва тот лишь хмуро сопел, но, оживившись, вскоре уже лопотал без умолку, махал во все стороны руками и похлопывал Иигуира по плечу.

— Он говорит, что в эту пору, — объяснил товарищам Бентанор, — корабли на Диадон почти не ходят. Не мудрено, что нас приняли за каких-нибудь заблудившихся пиратов.

— И часто у них разбойничают, если все так запуганы? — поинтересовался Эскобар.

— Нет, места здесь тихие. Изредка случаются небольшие набеги с запада и совсем редко — с юга. Последний раз он слышал о них лет пять назад. Сказал, что Творец и Воины Света оберегают этот край.

Следуя указаниям пастуха, к вечеру «Эло» добрался до небольшой приморской деревушки, где путешественники смогли, наконец, пополнить запасы и нанять настоящего лоцмана из числа местных рыбаков. Выслушав рассказ об их приключениях, он только покачал головой и пробубнил что-то себе под нос.

— Говорит, что давно не видел на море такого долгого затишья в начале зимы, — перевел Иигуир. — И надо быть последними безумцами или героями, чтобы решиться сейчас на дальний переход. Воистину, друзья, — добавил старик, — похоже, сам Единый Творец хранил нас для благородной миссии.

Товарищи приветствовали его слова радостным гулом. У них-то сомнений в высочайшем покровительстве не осталось вовсе — буквально за кормой корабля море потряс новый шторм, хоть и несопоставимый с прежними по мощи. Сутки, пока рядом бушевали волны, в деревушке пенился настоящий праздник. Даже местный люд, смутно представляя причину гулянья, понемногу втянулся в бесшабашную круговерть. По сути, единственным озабоченным человеком в селении оказался Иигуир. Он еще заставлял себя улыбаться и кивать ликующим друзьям, но мучительные раздумья не давали счастью ни уголка в душе. Старику не было нужды оглядываться на осиленные тысячи миль, он чувствовал их телом, точно прополз каждую, обдирая кожу в кровь. Однако лишало покоя теперь не прошлое, а будущее. Если для остальных тяготы путешествия завершились, по крайней мере, до обратной дороги, то у Бентанора основное испытание, похоже, только начиналось. Что встретит он в бесконечно далеком от родины крае? До боли обидно было бы узнать о бесцельности перенесенных страданий, однако несравнимо страшнее — совершить ошибку. Думы об этом терзали Иигуира всюду, так и не одарив ответом, время же для колебаний истекало.

Дабы не отравлять друзьям унылым видом праздник, старик отправился бродить по деревне. Студеный мокрый ветер даже собак разогнал по укрытиям, лишь сиротливый седобородый странник, качаясь, упрямо двигался наперекор стихии. Он достиг желанной цели, следовательно, загадка вот-вот должна была разрешиться. Что отразится в глазах людей через мгновенье: восторг или ужас? Когда на окраине деревни обнаружилась маленькая покосившаяся церквушка, Иигуир воспринял это как должное. Пусть клир вечно косился ему вслед, для Создателя не тайна подлинные порывы беспокойной души.

Тесная полутемная комната навряд осмелилась бы назваться залой. Пустынно, тихо, только запах прели, цокот капель да шум ветра за спиной. На скрип дверей откуда-то из глубины вынырнул сухопарый старичок в истрепанной рясе. Выскочил и замер, разглядывая нежданного гостя. По счастью, и не требовалось никаких объяснений, Бентанор, поклонившись, прошел ближе к алтарю.

Древние иконы, лики утратили блеск, почти растворились в черноте времен. Ощущая спиной пытливый взгляд священника, Иигуир опустился на колени. Привычные слова молитвы чуть освежили душу, но не более. Старик сидел неподвижно, пока не затекли ноги, он чутко прислушивался к миру и себе, будто ребенок, ожидающий прямого отклика Вседержителя. Небеса молчали. Вероятно, им просто недосуг было разбираться в каждой мелкой проблеме созданной однажды вселенной. Или старик недостаточно чуток? Или... Господь посчитал свою задачу выполненной, предлагая дальше определяться самому?

— Я помогу тебе, сын мой. — Старичок священник поддержал застонавшего Иигуира под локоть.

— Благодарю вас, святой отец.

Странник, едва переведя дух, уже шагнул было к дверям, но остановился:

— Не поможете ли разрешить одно мое сомнение, святой отец?

— Спрашивай, сын мой.

— Я много слышал... Кто есть хардаи?

— Ты из тех чужеземцев, что прибыли сегодня? — улыбнулся священник. — У нас каждый знает о воинах, равных которым не видела Поднебесная.

— Это я тоже знаю. Но... кто они... по сути? Внутренне?

Теперь улыбка чуть погрустнела.

— А вот это, сын мой, мало кому ведомо. Хватает, что хардаи равнодушны к Творцу, отчего Святая наша Матерь Церковь оценивает их весьма сурово.

— Ну а... вы сами, святой отец? Не вникая в тонкости, просто скажите — свету или тьме служат они в конечном итоге?

Священник отвел глаза в замешательстве:

— Отнюдь не простой вопрос, сын мой... В нашей деревне хардаи не появлялись уже лет двадцать. Как я могу...

— Святой отец, умоляю! Это важно не только для меня одного.

Похоже, неподдельный надрыв, прозвучавший в словах Иигуира, задел священника за живое.

— Ты твердо намерен общаться с этими людьми, сын мой? — сказал он, помолчав.

— Твердо. За тем и плыл с дальнего края Архипелага.

Священник еще помолчал, пожевал губами:

— Наши иерархи осудили бы такое стремление. Язычники все-таки... Мне тоже следовало бы отсоветовать приближаться к ним... но я произнесу другое, — его голос потух почти до шепота. — За свои долгие годы ни разу не слыхал ничего достоверного об очевидной гнусности, совершенной хардаем. Да, они думают иначе, чем мы, существуют и действуют по-иному, однако меньше всего я ожидал бы увидеть в хардае коварного злодея. Что же до твоего вопроса, сын мой... Свет или тьма... По традиции хардаев называют Воинами Света, хотя, на мой взгляд, они стоят совершенно в стороне от обоих вековечных полюсов.

— Разве такое возможно? — удивился Иигуир.

— Невозможно. Но этим каким-то чудесным образом удалось...

Спустя три дня путешественников уже встречал Гайшат-Ру, крупнейший порт и торговый центр на западном побережье Диадона. Оставив предельно потрепанный корабль, поглазеть на который тотчас собралась толпа зевак, Иигуир, Эскобар и Левек направились по адресу, указанному в письме Бойда. Помогали поискам в незнакомом месте лишь приблизительные указания лоцмана да природное чутье Крисгута, ухитрявшегося находить верную дорогу даже без знания языка. Огромный, пестрый город, обвешанный новогодними фонариками и прочей мишурой до макушек башен, шумные рынки, непривычно изогнутые крыши домов, диковинные одежды — после морской пустыни все радовало глаз. То с одной, то с другой стороны прорывались странные, но аппетитные запахи, временами доносились звуки каких-то чудных мелодий. Только перезвон колоколов многочисленных храмов Единого Творца с золоченными по древнему образцу кровлями был хорошо знаком. Город суетился в предвкушении праздника.

Хозяином большого богатого особняка, куда привело письмо, оказался Рени Дейга, невысокий средних лет человек с характерным для этих мест круглым лицом и короткой бородкой. Встретил он гостей довольно церемонно, даже чопорно, однако, прочитав послание, расцвел. Явно гордясь своим достатком, долго показывал чужестранцам дом и хозяйство, так что те начали уже уставать, когда их пригласили, наконец, за щедро накрытый стол.

— Господин Бойд мне больше, чем друг, — по-гердонезски Дейга говорил бегло, хотя и с занятным акцентом, — ему я обязан всем. Двадцать два года назад я приехал в Гердонез совсем зеленым юношей и, наверное, так и остался бы посредственным приказчиком, если б не господин Бойд. Распознав нужные способности, он обучил меня всем тонкостям торгового ремесла, познакомил с влиятельными людьми, помог с начальным капиталом. Домой я вернулся уже зажиточным купцом, а сейчас, — лицо диадонца расплылось в улыбке, став совсем круглым, — веду дела по всей стране. Вдобавок немалая часть зарубежной торговли также под моим контролем... До нас долго доходят новости с запада, но я уже наслышан и, поверьте, искренне опечален несчастьем, которое произошло с такой дивной страной, как Гердонез. Помочь господину Бойду или его друзьям считаю своим святым долгом. Вы уже уладили дела с портовым досмотром? У меня это получится лучше, немедля пошлю человека.

После ужина слуга принес Дейге небольшую глиняную трубочку. Поджегши в ней щепотку какой-то травы, тот, к удивлению гостей, стал с видимым удовольствием вдыхать клубы белесого дыма. На Срединных Островах курение дурманящих трав едва ли кто из солидных людей осмелился бы выставлять напоказ. Здесь, впрочем, дым обладал необычным горьковатым привкусом.

— В принципе, — откинувшись на подушки кресла, продолжил купец, — связаться с хардаями нетрудно. Труднее предположить, что они скажут в ответ. Люди это легендарные и загадочные, мало кто поймет ход их мыслей. Поскольку вы, господа, прибыли из захваченной врагом страны, хочу сразу предупредить: хардаи никогда не воевали за пределами Диадона. Ныне же, когда мелонги могут вот-вот появиться вновь здесь...

— Нет-нет, сир! Речь не идет о прямой военной помощи, — заверил Иигуир. — Нас интересуют только их знания и опыт.

— О, этого у них предостаточно.

— Так кто они на самом деле? — нетерпеливо вступил Эскобар. — Например, почему их называют Воинами Света?

— Слово «хардаи» на языке Нейдзи и означает «воин света», точнее, «человек света». На таком наречии изъяснялись наши прадеды, сейчас же им владеют единицы. А у хардаев еще много имен, например Живые Мертвые или Люди Мгновения. Смысл большинства этих названий ведом уже, наверное, только им самим. Хардаи давно живут рядом с нами, помогают, подчас спасают, однако на Диадоне нет более таинственных и непонятных людей. А ведь они вовсе не делают секрета из своей жизни! Я, господа, как и все у нас, вырос на рассказах родителей о чудо-героях, их невероятных подвигах, о Великих Учителях и Ступающих В След. Мы с младых ногтей живем в почитании и восхищении ими, но вместе с тем... мало что о них знаем. А тут еще вечные конфликты хардаев с отцами. Церкви...

— Они ведь язычники? — поинтересовался Иигуир.

Дейга наморщил лоб:

— Пожалуй... да. Их религия — одна из древнейших на Диадоне. Не слишком была распространена, хоть и существовала задолго до Светлой Вести. Обосновавшись здесь, единотворцы быстро искоренили все старые культы, одни хардаи оказались им не по зубам. Эта вражда тянется, вероятно, уже больше столетия... Однако можете не сомневаться, господа, что бы хардаи ни исповедовали, дело свое они знают превосходно.

— И поэтому Церковь терпит их ересь?

— Ну, хардаи ни у кого разрешения не спрашивают. По большому счету, именно они и определяют правила в нашей стране.

— Так как же с ними связаться? — заскучавший от общих рассуждений Эскобар решил подхлестнуть беседу.

— Как всяким приезжим, придется сперва обратиться в Иностранную Палату. Для этого надо ехать в столицу. Затем через первого министра прошение пойдет в специальную Канцелярию, ведающую связями с хардаями, оттуда — в Синклит хардаев...

— А напрямую сделать это нельзя? — скривился офицер.

— Можно. Только зачем вам лишние неприятности? Королевская власть иногда не понимает такого пренебрежения собой. Я помогу вам, чем буду в силах. Впрочем, перед моими деньгами не откроются двери, которые распахнутся перед громкой славой господина Иигуира. — Дейга обозначил поклон в сторону старика. — На вашем месте, сир, я бы это использовал... — Он на секунду задумался. — Напишите прошение сразу на имя короля. С этим мы, пожалуй, пробьем чиновничье болото, выйдя на самый верх. Набор общих слов в прошении, пара учтивых фраз на аудиенции, несколько подарков, и Его Величество король Эгоран не устоит. Ну а дальше все пойдет как по маслу...

«Он действительно был прилежным учеником Бойда», — подумал Бентанор.

Условились, что Иигуир, Эскобар и Крисгут остановятся пока в доме Дейги, а через пару дней, когда отшумит праздник и купец уладит свои дела, они все вместе отправятся в столицу Диадона — Тангви. Горные перевалы уже засыпал снег, путь предстоял извилистый и долгий. Левеку тем временем надлежало сосредоточиться на починке корабля в порту Гайшат-Ру.

Страна, как увиделась она Иигуиру с седла лошади и сквозь занавеси повозок, вовсе не производила впечатления рая. Непривычного колорита хватало, но старика уже давно не отвлекали подобные мелочи. Скорее Диадон удивительно напомнил центральные Оронады, княжество Динхорст. То же нагромождение скал, рассекающих землю на паутину крохотных долин, шумные прозрачные реки, островки лесов, копошащиеся даже в снегу крестьяне. А над суетой жизни повсюду возвышались великолепные, величественные, ослепительно белые пики. Захватывающими дух видами Диадон оказался поистине богат, сложнее обстояло с земной роскошью. Путникам попадались и нищие, и калеки, пышные одеяния знати соседствовали с лохмотьями, здесь так же страдали, радовались и плакали, как и по всем просторам Поднебесной. Иигуир не заметил ни особого изобилия счастья, ни повальной злобы или жестокости, все примерно было как везде. И это малость успокаивало.

Тангви путники достигли в середине января. Такое вправду нечасто доводилось увидеть — вольготно раскинувшиеся в долине кварталы с широкими улицами, обилием площадей и садов занимали огромное пространство. Снаружи город не окружала ни стена, ни даже частокол. Из укреплений имелась одна старинная и изрядно обветшавшая крепость — бывший королевский дворец. Теперь там располагалась тюрьма, в то время как новый дворец бело-розовым чудом высился на отдаленном холме, также не утруждая себя защитными сооружениями. Как объяснил Дейга, серьезных боевых действий сей уголок страны не видел пару веков — то были последние всплески междоусобиц, оттого и фортификация утратила смысл. Некоторое прикрытие существовало лишь с моря, да и то больше по привычке: пираты в этакую даль, как правило, не забредали.

Большой шумный город приветствовал завалами свежевыпавшего снега. Загребая ногами рыхлое месиво, гости пробирались по оживленному переулку, когда шедший впереди Дейга неожиданно остановился.

— Вот и один из тех, господа, с кем вы так мечтаете встретиться, — обернулся он.

Навстречу верхом на гнедой кобылице неспешно и размеренно ехал молодой человек лет двадцати. Лошадью он, по сути, не управлял, однако плотная река народа ухитрялась аккуратно обтекать ее. Широкий, подбитый мехом черный плащ с капюшоном, у плеча круглая медная бляха, украшенная какой-то чеканкой, рукояти двух мечей, торчащие из-за пояса. Самым же удивительным выглядело лицо всадника: безмятежное, расслабленное, оно казалось сонным, даже веки были опущены. Но при всем том не покидало ощущение, будто человек постоянно и чутко улавливает малейшие изменения вокруг.

Вызывая недовольство напирающей толпы, странники проводили незнакомца взглядами, пока тот не скрылся за поворотом.

— По крайней мере, наездник, очевидно, неплохой, — вздохнул Эскобар. — А что это за палочку он жевал?

— Их делают из веток дерева синдан. — Дейга уже двинулся дальше. — Говорят, укрепляет зубы и помогает работать желудку. У нас немало любителей подобного занятия, а у хардаев оно стало настоящей клановой традицией... Хотя, если подумать, к чему им печься о здоровье? — ворчливо добавил он. — Ведь по сей день редко кому из них угрожает старость.

Ночевать остановились в доме, принадлежавшем гостеприимному диадонцу. По словам Дейги, он имел такие почти в каждом крупном городе страны, что получалось дешевле и удобнее проживания на постоялых дворах. За ужином опять обсуждали хардаев. Хозяин поделился грудой причудливых, подчас откровенно сказочных историй, однако впечатление произвел не на всех. Иигуиру описаний великих подвигов было уже недостаточно, а познания Дейги, похоже, ими и исчерпывались.

На другой день путники наведались в Иностранную Палату, обширное низкое здание на окраине города, все изъеденное множеством комнаток и коридорчиков. Тамошние служители вежливо приняли именитых посетителей, особого восторга и рвения, впрочем, не проявив. Иигуир был несколько озадачен подобной холодностью, зато Дейга на выходе потирал руки:

— Теперь главное, сир, — отследить движение документов. Уж я постараюсь, чтобы не позднее чем через пять-щесть дней бумаги легли на стол к королю. А там посмотрим на его реакцию.

Реакция последовала еще раньше. Уже на третий день Иигуиру доставили письмо за подписью королевского секретаря, приглашавшее прославленного гостя явиться завтра на утренний прием во дворец.

— Наш государь, да продлит Творец его годы, совсем не плохой человек, — напутствовал старика Дейга, поправляя его новое, купленное специально по такому случаю платье — свободный зеленого шелка халат с длинными, до пола рукавами, прорезанными от локтей. — Просто, как и многие сильные мира сего, капельку тщеславен. Лишь это да некоторая скупость составляют его слабые места. Будьте учтивы, но не переусердствуйте с лестью. Не предлагайте всего сразу, а то он не сможет отказаться. И было бы особенно хорошо, если бы из дворца вы, сир, вышли с конкретным письменным распоряжением или с человеком, получившим конкретный приказ. Эти монархи, знаете, такой забывчивый народ.

Следующим утром старик прибыл во дворец до рассвета. Молчаливые слуги провели его в длинную неширокую залу, напоминавшую скорее коридор и украшенную только ажурными вышитыми занавесями на узких окнах. Король Эгоран, встававший очень рано, предпочитал по пути из спальни в кабинет встречаться здесь с самыми важными посетителями. Полутемную залу уже заполняли переговаривающиеся вполголоса вельможи, которые с любопытством принялись коситься на чужестранца. Единицы, возможно, самые образованные или осведомленные, даже в трепетных бликах огней сумели узнать гостя и подошли выразить свое почтение. Ожидание затягивалось.

Потом внезапно стало светлее. Трое слуг быстро прошли вдоль залы, расставляя дополнительные свечи. Толпа загудела, задвигалась, затеснилась к окнам, освобождая дорогу. Привыкший к пышности выходов при гердонезском дворе Иигуир ожидал подобного и здесь, но все оказалось много проще. В дверях вместо величественного церемониймейстера показался в сопровождении секретаря сам король. Довольно высокий для этих мест, поджарый, чуть тронутый сединой, он был одет в серый шелковый халат без каких-либо украшений. Из-под длинных пол выглядывали потертые носки походных сапог. Только роскошные наряды затихших визитеров говорили о том, что простота эта позволительна лишь избранным.

Стремительным широким шагом, которым он, страстный любитель охоты и верховой езды, гордился, король двинулся вдоль живого коридора. Одних вельмож едва приветствовал на ходу кивком, около других останавливался надолго, оживленно что-то обсуждая. В случае затруднений на помощь приходил семенивший сзади секретарь, вытаскивая из объемистой папки нужную бумагу или напоминая подзабытые факты. Так, раздавая подписи, улыбки и распоряжения, эта маленькая процессия следовала все дальше.

Еще не доходя нескольких шагов, король заметил гердонезца. Обменялся парой фраз с секретарем и, непринужденно скомкав остававшиеся диалоги, перешел сразу к старику. Тот почтительно поклонился.

— Полно, господин Иигуир! — улыбнулся король. — Негоже самой светлой голове Поднебесной склоняться даже перед венценосцами. Говорят, созданные вами соборы в Амиарте и Билезиане затмили все шедевры древних зодчих, вашей же «Перепиской с епископом Иошуа» мы здесь просто зачитывались!..

— Я склоняюсь не столько перед монархом, — ответил Бентанор негромко, — сколько перед надеждой Архипелага, перед тем, в чьих руках судьба многих мирных народов, их спасение или гибель.

— Да, да, я знаю, что эти мелонги учинили в вашей стране. — Эгоран покачал головой. — Это ужасно!

— Мелонги — это хищники, которые не остановятся, пока не вырежут все стадо. Как истинно мудрый правитель, вы, Ваше Величество, безусловно, понимаете, что даже небольшое сопротивление в глубинах Империи может принести решающий перевес на поля сражений. В Гердонезе немало людей, готовых умереть за свою родину, но они слишком слабы для подобной борьбы. Они нуждаются в поддержке, Ваше Величество!

— Я глубоко вам сочувствую, господин Иигуир, однако чем же может помочь Диадон? Едва пройдет сезон бурь, как мелонгов можно будет ждать и у нас. Разве в таких условиях военная экспедиция не представляется крайне рискованной?

— Вы правы, Ваше Величество, это было бы безрассудно. Речь же идет только о высочайшем дозволении побеседовать с руководством хардаев, верных защитников короны Диадона. Их неоценимый опыт мог бы помочь и в нашей борьбе. Ведь до сей поры только управляемой вами державе удавалось обуздать северных варваров.

Иигуир нисколько не сомневался, что эта изложенная в его прошении просьба уже заранее обсуждена, решение принято и согласовано. Тем не менее король неспешно, в задумчивости прошелся вдоль сложенных у стены подарков, взял в руки лежавшую сверху брошь. Большой алмаз, обвитый паутиной серебряных нитей, вспыхнул в полутьме.

— М-да, у Гердонеза всегда были отличные мастера, — пробормотал монарх, разглядывая камень. — Ну что ж, господин Иигуир, — он обернулся к просителю, — Диадон окажет всяческую помощь, которая будет в его силах.

— Благодарю вас, Ваше Величество! — Старик вновь поклонился, не чувствуя от волнения боли в спине.

— Мейди! — Эгоран подозвал секретаря. — Позаботьтесь, чтобы Канцелярия по делам хардаев выделила господину Иигуиру человека для сопровождения в Ней-Теза. Там находится резиденция их руководства, — пояснил он Бентанору. — Вообще-то Верховный Магистр хардаев Хонан Энго является моим военным министром, а потому мог бы встретиться с вами и здесь. Однако подобные вопросы он определенно предпочтет решать купно со всем своим Синклитом. Повлиять же на исход этого обсуждения, равно как и предугадать его... не дано, увы, никому. По-твоему, у наших гостей есть шансы, Айми?

— Есть, государь, хотя и немного, — отозвался глухой, хрипловатый голос.

Только теперь Иигуир с удивлением заметил у короля еще одного спутника. Стоявший в паре шагов позади и закутанный в черный плащ, он словно растворялся в полумраке. Сейчас человек чуть выступил в полосу света. Иигуир впервые видел его, но тотчас узнал это выражение на немолодом, морщинистом лице — странное выражение расслабленной собранности. Человек почти не шевелился, одна правая кисть его непрерывно двигалась. Присмотревшись, Иигуир понял, что в ладони перекатываются два железных шара, обтертых до блеска. Кроме того, старик заметил выдававшуюся из-под плаща рукоять меча, хотя больше ни у кого в зале оружия не было: всех тщательно обыскивали при входе.

— Н-да, тут можно лишь уповать на лучшее. Далее... — Король повертел в руках брошь. — Эту вещицу я приму на память о встрече с таким незаурядным человеком, как вы, господин Иигуир. Остальные же подарки положите на алтарь вашей борьбы. Она может потребовать огромных затрат, денежных и людских. И вот что еще, пожалуй... — Он запнулся, словно испугавшись размаха собственного великодушия. — Слышал, судно, на котором вы прибыли, изрядно пострадало?

— Да, Ваше Величество. Оно ремонтируется сейчас в гавани Гайшат-Ру.

— Чтобы пересечь море в эту пору, требуется нешуточное мужество. Мейди, распорядитесь, чтобы для наших гердонезских гостей ремонт оплатили из казны.

— Вы несказанно добры, Ваше Величество, — поклонился Бентанор.

— Полно, господин Иигуир. Я только выполняю свой долг единотворца и государя.

Закончив беседу, король быстро зашагал по направлению к кабинету. Остальные встречи явно мало его интересовали. Озадаченная подобным предпочтением знать, наконец, дружно признала чужеземца и поспешила с приветствиями.

— А кто был тот человек в черном? — покидая залу, решился спросить Иигуир у своих новых знакомых.

— Необычный, да? Это Сегео Айми, личный телохранитель короля, — отозвался офицер с темным обветренным лицом.

— Он тоже хардай?

— Именно так, — скривил губы осанистый священник с регалиями епископа. — И в том числе через него это бесовское семя постоянно влияет на разум государя.

— Что вы понимаете?! — рыкнул воин. — Мистическая личность. Айми уже раз десять спасал жизнь государя, на которую покушались разные фанатики. Между прочим, фанатики, пестуемые вами, святой отец...

Клирик, надувшись, прошел к выходу.

— Я вижу, сир, у ратного сословия хардай пользуются некоторым уважением, — заметил Иигуир.

Офицер сдержал шаг:

— Только у настоящих ратников, сир, а не у всяких столичных шаркунов или узколобых изуверов Ордена. Я возвращаюсь сейчас на северные рубежи, а там отчетливо видят, какая вызревает угроза. Мы-то понимаем, что хардай — основа обороны страны, а не враги веры и нравственности.

— Вы общались с ними?

— Я сражался с ними бок о бок, сир. И готов где угодно засвидетельствовать их героизм.

— А что это за люди?

Воин на секунду замешкался:

— Люди? Иногда мне кажется... будто они вовсе не люди... Но даже тогда, сир, это скорее посланцы рая, чем ада. Что бы там ни плели о них церковники.

Спустя еще неделю маленький отряд подъезжал к замку Ней-Теза. Здесь, в высокогорье, снег доходил до пояса и вовсе не готовился вскоре сойти. Изрядно занесенные дороги вынудили, забыв о повозках, постоянно ехать верхом, а поскольку кроме Эскобара все оказались посредственными наездниками, путь сильно затянулся.

— Тихие тут у вас места... — Эскобар то осаживал своего горячего коня, то уносился далеко вперед. — На Срединных Островах немногие отважились бы без охраны на путешествие по таким безлюдным краям.

— Да, сир, вы правы, — выслушав перевод, кивнул Басо, сопровождавший их согласно королевскому повелению молодой чиновник Канцелярии. — Разбойники у нас долго не живут, если вы понимаете, что я имею в виду.

Ему едва ли исполнилось восемнадцать, а выглядел он еще моложе: легкий пушок над верхней губой и вечно розовые щеки делали чиновника похожим на мальчишку. Поначалу он сильно конфузился перед своими именитыми спутниками, однако длинный путь поспособствовал сближению, и Басо оказался весьма приятным, общительным юношей.

— Неужели хардаи занимаются тем, что бегают за ними по горам? — фыркнул Эскобар.

— Просто, сударь, среди них встречаются охотники жить в глухомани. Что-то вроде монахов-отшельников. Такие между делом и порядок поддерживают.

Иигуир в общих разговорах не участвовал, ехал молча, полностью погруженный в собственные размышления. Поколебавшись, Басо решился потревожить его:

— Извините меня, мессир. Как я предполагаю, вы обдумываете то, что собираетесь сказать Синклиту?

— Об этом нетрудно догадаться, — вздохнул старик. — От ответа хардаев зависит сейчас все.

— Не будет ли дерзостью с моей стороны дать вам маленький совет, господин Иигуир?

— О чем речь, сын мой, слушаю тебя.

— Я уже несколько лет тесно общаюсь с хардаями, мессир. Не скажу, что полностью их понимаю, но люди это действительно необычные. Причем необычность их на самом деле вовсе не в воинской мощи, а, пожалуй, в совершенно ином взгляде на мир. — Басо бросил поводья, пытаясь помочь себе жестами. — Ну, как бы объяснить... Я слышал, в числе ваших бессчетных достоинств, господин Иигуир, есть способность тонко воздействовать на людей. Так вот, хотел бы предупредить, все ваше мастерство может здесь не сработать. И даже помешать! Понимаете, как ни фантастично это звучит, настоящий хардай лишен честолюбия, жадности, страха, всех тех струн, на которых обычно играет опытный оратор. Это воистину незаурядные люди! Все, что вы можете, — ясно и честно изложить свою просьбу, а затем ждать решения. Лишние же хитрости здесь скорее навредят, возбудив недоверие. Поверьте, мессир, я говорю от чистого сердца!

Разразившись столь эмоциональной речью, молодой человек в смущении умолк. Тем временем путники въехали в распахнутые ворота замка, или, точнее, небольшого поселка, обнесенного валом из необработанных камней.

— Никакой охраны, — заметил Эскобар.

— В самом деле, сын мой, — обернулся Иигуир к Басо, — почему в замке не видно ни одного охранника? Мало ли кто может сюда забрести.

Молодой человек пожал плечами:

— Зачем нужна охрана замку, почти все обитатели которого — абсолютные воины? А постороннего человека здесь всегда определяют моментально. Сам ума не приложу, как это им удается.

От ворот шла прямая, хорошо расчищенная и укатанная дорога, обрамленная кустарником. Нацеливалась она аккурат на поднимавшееся вдали изящное островерхое здание.

— Это их храм? — указал туда Иигуир.

— Что вы, мессир, — отозвался Басо. — У хардаев нет храмов в нашем понимании. В каком-то смысле любой их дом можно считать храмом. А это — место больших собраний и заседаний Синклита. Там же проживает Верховный Магистр.

— Хм, магистры, командоры... Мне кажется, сын мой, или строение клана впрямь сильно напоминает наши рыцарские ордена?

— Некоторое сходство действительно имеется, мессир, правда, больше внешнее. На Диадоне существует, например, вполне близкий к западным образцам Орден Святого Ланстена, однако никому не придет в голову поставить его на одну доску с хардаями. На мой взгляд, те просто-напросто не сочли нужным выдумывать особенные названия.

По обеим сторонам дороги среди густых переплетений кустарника виднелись маленькие аккуратные домики. Местами они расступались, освобождая место длинным крытым террасам и очищенным от снега площадкам. Откуда-то сбоку катился стук барабана и неясный ритмичный топот. Эскобар привстал на стременах, пытаясь разглядеть происходящее, но Басо поторопил его:

— У вас будет еще время познакомиться со здешней жизнью, сир, а пока мы не можем задерживаться. Нас ждут.

Навстречу им по дороге шел бродяга, оборванный, босой, с посохом в руке. Широкополая шляпа закрывала глаза. Нищета светилась из каждой прорехи его платья, однако на проезжавших господ он даже не повернул головы.

— Вы сказали, милейший, что у хардаев нет храмов, — поморщился Эскобар. — Неужели здесь все же сыщется паперть для бездомного отребья?

Выслушав перевод, Басо улыбнулся:

— Поверить сложно, сир, но это тоже был хардай. Среди них попадаются любители путешествовать подобным образом. Кстати, посохи у таких обычно кованые.

— М-да, обидеть этакого нищего станет себе дороже, — хохотнув, добавил Дейга. — После нескольких громких случаев редкий смельчак у нас решится напасть на одинокого странника, сколь бы беззащитным он ни выглядел.

Так, удивляясь, они проехали к самой веранде главного здания. Выбежавшие подростки приняли лошадей и помогли слезть на землю старому Бентанору. Пока путники ожидали во дворе, Басо зашел внутрь. Вернувшись вскоре, он сообщил, что Синклит заслушает Иигуира вечером, а пока тот со своими спутниками может располагаться в одной из комнат дома. Остаток дня провели в наблюдениях из окна за неспешной жизнью замка. Тонкая, как тростинка, девушка в расшитом малиновыми цветами халате принесла чай и нехитрую еду. Разговоры не клеились — Иигуир все с большим волнением обдумывал грядущее выступление.

— Вы уже совершили все, что могли, мессир, осталось просто пересказать просьбу, — как мог, успокаивал старика Эскобар. — После чего положиться на волю Создателя... или кого там у них...

— Вот именно, друг мой, — вздохнул Иигуир. — Предстоит, глядя в глаза, просить помощи, когда я сам не уверен в ее полезности. Мы же до сих пор ничего толком не знаем о хардаях! Каковы их военные возможности? Одни слухи, легенды, домыслы... Не говоря уж о духовной стороне...

— Тогда, может, не следовало спешить с прошением на имя короля?

— А что бы я сказал? Позвольте изучить вас получше, тогда я решу, устроите ли вы нас в качестве помощников? Начинать знакомство с оскорбления? Немыслимо.

Офицер усмехнулся:

— Стало быть, вы, мессир, боитесь как отрицательного ответа, так и положительного? Незавидное состояние. Что же намерены делать, если хардаи вдруг согласятся, а надежды... не оправдаются?

— Ох, не трави мне сердце, Коанет... — Лицо старика исказила гримаса неподдельной боли. — Только на мудрость Господа нашего и уповаю, его власти предаюсь без остатка.

Было уже совсем поздно, когда Басо проводил Бентанора во внутренние покои, до дверей, за которыми заседал Синклит. Чувствовалось, что юношу буквально распирает желание опять что-то подсказать гостю, однако на сей раз он сдержался.

Скрипнув, приоткрылась массивная дубовая створка. Иигуир шагнул в небольшую залу. Потолок бесследно тонул во тьме, слабый свет нескольких свечей озарял только тянувшийся от самого входа стол. Едва различимые фигуры за ним повернулись в сторону вошедшего. Немного больше света собралось в глубине, во главе стола. Сидевший там сухощавый человек лет сорока, как понял Иигуир, и был Хонан Энго. Верховный Магистр хардаев и военный министр королевства, самый молодой глава клана и один из самых одаренных полководцев своего времени. Острые, но не жесткие черты лица, внимательный умный взгляд и все та же знакомая расслабленность.

Бентанор сделал еще шаг вперед, покачнувшись, тяжело опустил руки на край столешницы. Кто-то сбоку пододвинул стул, однако гость не обратил внимания. Верховный Магистр жестом пригласил его начинать.

— Господа! — Старик с трудом собирался с мыслями, словно и не обдумывал речь все последние дни. Советы Басо крутились в голове, от волнения перехватывало дыхание. — Я, Бентанор Иигуир, прибыл сюда из Гердонеза, страны, захваченной войсками Империи мелонгов. Силы Империи огромны, аппетиты же — безграничны. Великая угроза порабощения нависла сегодня над всей Поднебесной, над каждым из ее народов. При этом сами варвары признают, что наиболее серьезным их противником является Диадон и прежде всего клан, который вы представляете, — постепенно голос старика окреп, зазвучал увереннее. — Именно к вам обращают свою просьбу оставшиеся несломленными борцы за свободу Гердонеза. В нашем лагере неподалеку от родных берегов ждут полсотни мальчиков, превращенных завоевателями в сирот. Вы могли бы сделать из них настоящих воинов, способных отомстить за свои семьи и восстановить попранную справедливость. — Едва войдя в ораторский вираж, Бентанор вдруг запнулся и, помедлив, заключил: — Решайте, господа!

— Какие есть вопросы у членов Синклита? — прозвучало с места Верховного Магистра.

— Как долго вы, господа, согласны ожидать результатов подготовки? — шевельнулась щуплая фигура справа.

— Я слышал о десяти годах, — ответил Иигуир. — Понимаю, всякое может произойти за столь долгий срок. Тем не менее, мы готовы рискнуть.

Вопрошавший хмыкнул, но продолжил невозмутимо:

— Сколько лет сейчас вашим питомцам?

— От шести до восьми.

Человек кивнул и о чем-то зашептался с соседями по столу.

— Хорошо ли вы, сир, представляете, к кому обратились? — донеслось слева. — Много ли могут знать о нас в далеком Гердонезе?

— Верно, немного. Главным образом, господа, я опирался на туманные легенды и обрывочные рассказы. Зато знаю доподлинно: только вам удавалось обратить варваров в бегство.

— И этого достаточно для столь смелого шага? Я имею в виду не саму затею, просто ваша Церковь едва ли одобрит ее.

— Церковь... — задохнулся старик. — Святая Церковь не предлагает другого достойного выхода, а бросить свою страну на произвол судьбы я не могу. И потому... подтверждаю свою просьбу.

— Синклит вынесет решение, господин Иигуир, — выдержав паузу, произнес Верховный Магистр. — Я попрошу вас немного подождать в коридоре.

— И кому это нужно? — нетерпеливо зарокотали голоса за спиной. — Кто потащится в такую даль?

— Кто? Да хотя бы Очата. Такой выход, пожалуй, устроил бы всех, включая, не удивлюсь, самого драчуна. Лучше ответьте, к чему это вообще затевать? С точки зрения военной...

На негнущихся ногах Бентанор вышел из комнаты. Взволнован он был крайне, огонь пульсировал в висках, по лбу сбегали капли пота. За дверями никого не оказалось. Прислонившись к стене, старик вновь и вновь перебирал в памяти произнесенные слова. Он тщился предугадать, удалось ли убедить этих таинственных людей, объяснил ли он все необходимое, правильно ли сделал, высушив и оборвав давно задуманную, выпестованную речь. От действенности нескольких фраз зависела сейчас участь его и его страны. Бентанора бросало то в жар, то в холод, он то проклинал самонадеянность Басо и свою сговорчивость, то вновь начинал колебаться и надеяться. А если, как сказал Эскобар, надежды не оправдаются? От буйства сомнений, казалось, вот-вот лопнет голова...

Вероятно, минуло около получаса. Или час, старику было не до отслеживания времени. Из мучительного морока он вынырнул лишь, когда дверь в зал заседаний отворилась и один за другим стали выходить члены Синклита. Моложавые, пожилые и совсем древние, они, безусловно, заметили вопросительную фигуру у стены, но ни жестом, ни звуком не отреагировали на нее. Негромко переговариваясь, растворились в темных недрах коридора. Сердце Иигуира окончательно упало.

Последним комнату покинул Энго. Когда он прикрывал за собой дверь, старик, собравшись с духом, шагнул вперед. Верховный Магистр обернулся и кивнул ему:

— Господин Иигуир? Синклит поддержал вашу просьбу. Теперь остается найти людей, которые возьмутся претворить задуманное в жизнь.

— Клан хардаев столь малочисленный? — едва переводя дыхание, спросил Бентанор.

— Не в этом дело. Синклит не может никому ничего приказать, и если ни один из хардаев не согласится на ваши условия... мне останется только развести руками.

— Странно видеть в военном ордене такое отсутствие дисциплины, — покачал головой старик. — Как же вы распоряжаетесь на поле боя?

— Исключительно на основе доверия к отдающему команды.

— ???

Верховный Магистр улыбнулся:

— Сами рассудите, сир, разве могут покориться жесткой дисциплине люди, которых называют «абсолютно свободными»? Любой из нас никогда не пойдет наперекор своей природе, или он перестанет быть хардаем. Завтра с утра разошлю гонцов по всем местам, где кучно проживают наши люди. Это большие расстояния, о том, принял ли кто-нибудь предложение, мы узнаем не раньше чем через полторы-две недели. Пока же я прошу вас, господин Иигуир, быть гостем клана. И ваших спутников, разумеется. Вы ведь ручаетесь за их порядочность?

— Несомненно, сир.

— Вот и прекрасно. Басо и господина Дейгу мы знаем неплохо, об остальных вас расспросят позже. А пока отдохнете, подождете ответа, осмотритесь... лучше узнаете нас и обдумаете собственные решения, наконец.

— Все еще сомневаетесь в моей твердости?

— Отнюдь. Всего лишь не переоцениваю вашу возможную осведомленность, господин Иигуир. Подчас решимость трудно сохранить, когда ближе знакомишься с желанной целью.

— А вы в свою очередь надеетесь получше изучить своих гостей? Хорошо, ваше право. И все же, как вы считаете, сир... у нас есть шанс набрать добровольцев для такого многолетнего дела?

Энго слегка пожал плечами:

— Жизнь сложна и разнообразна. Так почему бы не сыскаться людям, нуждающимся в дальнем и долгом путешествии?

Глава 13

Известие, принесенное Бентанором, вернуло радость в души его друзей. Однако уже на другое утро Рени Дейга заторопился домой, ссылаясь на неотложные дела.

— Я имею тесные торговые связи с церковниками, мессир, — украдкой объяснил он Иигуиру при прощании, — а они в последнее время очень косо смотрят на посещение мест, подобных этому. Я сделал для вас, что мог, теперь не стоит портить отношения с такой влиятельной силой, как Церковь. Поеду назад, в Гайшат-Ру, заодно порадую вашего капитана.

За последующие дни Иигуир с Эскобаром, ведомые неугомонным Басо, посетили все уголки поселка и его окрестностей. Сам проводник в этих прогулках играл не последнюю роль. В каждой фразе Басо сквозила искренняя заинтересованность, почти влюбленность в таинственных чудо-воинов. Юноше уже многое было известно, но он продолжал жадно впитывать новые подробности.

— Я заметил, господа, одну печальную закономерность, — как-то вечером, греясь у очага с кружкой пива, разоткровенничался Басо. — Чем дольше мы живем рядом с хардаями, тем скуднее наши познания о них. Они будто отходят постепенно в мир преданий и мифов, возможно, через двести-триста лет никто вообще не поверит в их существование. Мало ли по миру сказок о могучих богатырях? Поэтому у меня и родилась мечта написать когда-нибудь книгу, по-настоящему честную книгу о хардаях, об их жизни, взглядах и подвигах. Не красивые легенды, а подлинные факты... покуда они еще доступны.

— Что ж, прекрасная мысль, сын мой, — кивнул Бентанор. — Искренне жаль, что не могу прочитать твой труд уже сегодня.

— Ну, для этого одних фактов недостаточно, еще предстоит научиться как следует владеть словом... А ведь вы тоже что-то постоянно пишете, мессир? Путевые заметки? Правда, в последние дни по большей части сидите в задумчивости над пустым листом. Неужели не находите, о чем вам здесь писать?

— О чем? Нет, здесь море интересного... А не нахожу я, стоит ли об этом писать вовсе.

— Как это?! — оторопел Басо.

— Видишь ли, сын мой... хардаев, как я многократно слышал, уже плохо понимают даже на Диадоне. Для Гердонеза же это будет нечто совсем странное, неестественное, непонятное...

— И пугающее? Уверяю, мессир, в вашей стране от хардаев не прибавится зла.

— А добра? И потом, не все зло творится по чьей-то черной воле, иной раз достаточно простого человеческого недопонимания. Или неверно истолкованных слов. Однажды на моих глазах из-за скверного переписчика целый город впал в ересь, что закончилось огромной кровью. А ведь там, сын мой, была ошибка в одной фразе, тогда как здесь...

— Но ведь это немыслимо, мессир! — воскликнул юноша, едва не опрокинув кружку. — Вам выпала драгоценная возможность лично познакомиться с уникальными людьми, а вы страшитесь это записать? Ну, придумайте что-нибудь, тайнопись там или еще что!.. Поймите, мессир, они уходят. Грозные, непобедимые воины неумолимо исчезают с лица земли! Да, сейчас их больше, чем когда-либо, но каких усилий это потребовало от нашего государя? Ведь хардаи вымирали на глазах! Едва же стихнут военные бури... Думаю, кто-то, пока не поздно, должен донести до потомков знание о таких необычных и славных людях.

Старик печально посмотрел на Басо:

— Ты не боишься недовольства Церкви, сын мой?

— Я, мессир, считаю себя верным единотворцем, — встрепенулся юноша, — но никак не могу согласиться с той лютой ненавистью, что изливает Церковь на хардаев. Наши духовные отцы вообще, похоже, готовы растоптать любое инакомыслие, какое бы количество добрых дел оно ни порождало.

— Это происходит не только на Диадоне, — вздохнул Иигуир.

— Вот вы, мессир, поставили себе большую и благородную цель. Так неужели чьи-то косые взгляды способны вас остановить? Что для меня воркотня епископа, если я убежден в своей правоте? Ни для кого не секрет, сколько раз ошибались наши иерархи. Однако и после этого они продолжают требовать лишь слепой покорности их воле!.. Кстати, вас не пытались отговорить от задуманного? Наверняка еще попробуют...

За короткие зимние дни гости успели прикоснуться к самым разным сторонам жизни хардаев. Увидели тренировки воинов, как опытных, так и учеников, их невероятное, виртуозное умение. Снова наблюдали странный, завораживающий танец, когда десяток человек синхронно выполнял тончайшие пассы с мечами. Равномерный стук барабана задавал нужный ритм, и, повинуясь этому ритму, взлетали, кружась, узкие змеи отточенной стали. Эскобар мог часами, в немом восторге наслаждаться таким фейерверком мастерства. Иигуир, досконально разбиравшийся из военных наук, пожалуй, только в фортификации, решил полностью положиться на оценку друга. Зато ему неожиданно представилась возможность оценить способности хозяев в других, более знакомых областях.

Неутомимый Басо с утра до вечера таскал старика по извилистым стежкам, временами заглядывая и в маленькие островерхие домики. Обычно они оказывались безлюдными, что, впрочем, не останавливало Басо в его рвении. Реже гостей встречали семьи хардаев: миниатюрные скромные женщины, шумная детвора или благообразные старцы. Три таких визита особо запомнились Иигуиру.

Как-то, посещая один из домов, он увидел необыкновенной красоты картину, выполненную на длинном листе тончайшей рисовой бумаги. Простые штрихи черной краски сплетались в дивный завораживающий речной пейзаж, скупые линии оживали, обретали объем и плоть. Иигуир надолго застыл у висящего на стене творения великолепного мастера. Заметив это, Басо, не колеблясь, увлек старика на другой конец поселка. Они оказались в не менее изящном, чем картина, саду, прошли по дорожке мимо опушенных снегом можжевельников к домику. На веранде их встретил перепачканный в краске юноша.

— Здравствуйте. Можем ли мы видеть господина Ано? — заговорил с ним Басо. — Мой друг прибыл из далекой страны и хотел бы познакомиться со знаменитым художником.

— К сожалению, учителя сейчас нет, господа, — ответил юноша невозмутимо, будто общение с чужеземцами вошло у него в привычку, — он в отъезде. Но, если желаете, я могу проводить в его мастерскую.

Мастерской оказалась небольшая холодная комната. Из мебели лишь обтрепанный топчан располагался в дальнем углу, рядом грудились сваленные в беспорядке кувшины и плошки, сплошь запятнанные черной или красной краской. От столь зияющей пустоты комната выглядела не такой уж маленькой. О том же, что за таинство регулярно происходит в ней, говорили только длинные листы бумаги, развешанные по одной, лишенной окон, стене. Иигуир разочарованно обернулся к спутникам — ему показалось, что все листы девственно белы. Однако ученик мастера кивком головы указал в глубь комнаты, и старик проследовал дальше.

Самый последний в ряду лист действительно был готов. Иигуир молча замер около него, затихли и остальные. Зимний лес, строгий и прекрасный, словно ворвался с улицы в дом. Те же скупые штрихи, то ли невероятно точно рассчитанные, то ли гениально интуитивные, теперь пели песню занесенных снегом сосен...

Лишь через несколько минут покоренный Иигуир оторвал взгляд от бумаги. Басо явно наслаждался произведенным впечатлением, ученик поступил проще.

— Вам понравилась картина, сир? — спросил он, оттирая краску с пальцев.

— Это просто... чудо, — отозвался Бентанор.

— Тогда примите ее в подарок.

Старик опешил:

— Разве возможно дарить такой шедевр, сын мой? И что скажет на это ваш учитель?

— Ничего не скажет. Если вы заметили, у нас почти не остается его работ, все продаем или раздариваем. Ведь для художника главное — процесс творения, а вовсе не его результат. Этот лист учитель закончил пару дней назад и, полагаю, уже не станет особо о нем жалеть.

Пока бесценный подарок скручивали, Иигуир смущенно переминался рядом.

— Господин Ано и живет прямо здесь? — Басо кивнул в сторону топчана.

— Просто иногда засиживается за работой допоздна. В нашем деле всякое бывает: то все получается в считаные минуты, то приходится ловить необходимый настрой часами и днями.

— М-да, отвлекать от ловли тут действительно нечему, — усмехнулся Басо.

Ученик не воспринял остроты гостя:

— Именно. И этот лист, поверьте, тоже не провисел бы до конца недели. Данное творение уже свершилось, ему пора отправляться в мир.

Когда вышли на крыльцо, среди низких серых облаков на мгновение выглянуло солнце. Опушенный сад разом вспыхнул мириадами золотых искорок, словно ограненный алмаз.

— Я заметил, что у хардаев очень красивые сады, — щурясь и кутаясь в плащ, сказал Иигуир. — Признаться, не ожидал от суровых воинов такой тяги к прекрасному. Однако ваш сад, сын мой, выделяется даже среди всех виденных, здесь вправду рождается вдохновение. Господин Ано находит время заниматься и этим?

— Ну что вы, — покачал головой ученик. — Сад действительно получился великолепным, только создавал его совсем другой мастер.

— Вы имеете в виду господина Сагдама? — оживился Басо. — Ведь он тоже живет тут неподалеку, мессир, мы могли бы зайти и туда.

— Вы совсем загоняете сегодня старика, дети мои... — Иигуир покряхтел, но в итоге все же верх взяло любопытство.

Нужный им дом оказался всего лишь третьим вниз по улице, а сад перед ним — воистину очаровательным. Иигуиру он чем-то напомнил картины Ано, вроде той, которую нес сейчас в руках. Изломанные линии ветвей, сменив листья на пушистый снег, обрели особую прелесть. Протоптанная дорожка причудливо петляла между высоким кустарником и отдельными коротко стриженными деревьями, за каждым поворотом открывался неожиданный вид, заросли вдруг сменялись полянками, бормотал хрустальный родник, и не верилось, что это диво возможно разместить на такой крошечной площади.

Навстречу гостям вышел седовласый старец в длинном голубом одеянии. Рени Сагдам был даже старше Иигуира и мог бы, пожалуй, поспорить с ним в богатстве жизненных впечатлений. В отличие от большинства хардаев, редко покидавших отечество, Сагдам объездил почти весь Архипелаг. Юношеская страсть к путешествиям с годами сменилась горячим интересом к растениям. Из самых дальних земель, к немалому удивлению знакомых, привозились странные черенки, семена, саженцы. Почти все это зеленое богатство при изобильном уходе и опеке нового хозяина приживалось в чужом краю. Самые нахальные представители умудрялись удрать из приютившего их сада, прекрасно размножались сами, и подчас уже начинали считаться исконными обитателями Диадона. Мысли же их подлинного воспитателя потекли в другом направлении.

— Некоторые люди полагают красивым сад необычный, чудной, — неторопливо рассуждал Сагдам, пока его племянница, молчаливая худая женщина, накрывала на стол. — Подобно мне, в молодости они везут из заморских стран всякие диковинки, даже те, что не протянут здесь и месяца. Спору нет, необычное создание природы способно помочь в саду, оно выделяется, притягивает взор. Однако ж никакие дебри невиданных чужеземцев никогда не сравнятся по впечатлению с хорошо продуманным, искусно образованным и заботливо ухоженным садом. Даже если его составят самые заурядные, привычные с детства растения... По крайней мере, таково мое мнение, — добавил он.

— Сады, что мы видели у вас и господина Ано, действительно прекрасны, сир, — искренне признался Иигуир. — Чувствуется рука незаурядного мастера.

Лицо длиннобородого старца тронула слабая улыбка.

— Я рад, что они вам понравились, господа. Ано любит повторять, что творчество несравнимо важнее творения, но все-таки высокая оценка последнего тоже приятна. Хотя для меня сад — не просто зеленое творение. Сад — это дитя любви Природы и человека: Природа дает ему жизнь, а человек вкладывает душу. Сад — это место для жизни человека, идеальное место для рождения, пути и смерти. Поэтому если какая-то часть сада противоречит высоким канонам искусства и вместе с тем приходится по сердцу его обитателям — она прекрасна. Если моя работа нравится тем, кто ее видел... я рад прежде всего за них. Думается, что вы, господин Иигуир, сможете это понять. Я посещал ваш собор в Амиарте вскоре после открытия. То здание мог построить только настоящий творец.

Ужин был скромным: рис, рыба, лепешки и молодое вино, но оживленная беседа затянула трапезу далеко затемно. Иигуир и Сагдам, казалось, нашли друг в друге достойных собеседников, близких и по возрасту, и по опыту, и по любимому делу. Пригревшийся у огня Басо уже давно клевал носом, а они все длили свой разговор...

По дороге обратно юноша сонно молчал и лишь у порога их жилища вдруг спросил:

— А вы заметили, мессир, как мало детей мы встречаем у хардаев?

— Мало?.. Да, пожалуй, ты прав, сын мой. Почти все живут одни. Неужели местные женщины избегают их?

— Именно, избегают. Только причина этого не в хардаях, а в неусыпных стараниях нашей матери-Церкви. Еще сотню лет назад о подобном нельзя было и помыслить. Хардаи — люди неординарные, многие женщины, от крестьянок до принцесс, влюблялись в них без памяти. Видимо, титанические усилия и своеобразная гениальность требовались от Церкви, чтобы окрасить брак с хардаем в столь мрачный цвет. Но своего они добились. Сегодня только отчаянно смелые или безумно влюбленные решаются порвать с привычным миром, получая в спину проклятия от родных и близких. А между тем вся эта гора препятствий, мессир, воздвигается исключительно с одной целью — лишить хардаев детей, будущих учеников и продолжателей их дела. Фактически, не сумев одолеть противников в открытом бою, Церковь ныне возглавляет борьбу за их вымирание.

— Надеюсь, ты все-таки сгущаешь краски, сын мой. Неужели хардаям не хватает учеников? Даже теперь, накануне больших войн?

— Государь понимает эту опасность и сделал ряд правильных шагов. Дошло до того, что малолетних сирот принудительно забирают из монастырских приютов в ученики. Стране сейчас нужнее воины, чем монахи. Однако в результате не проходит и года без покушения на жизнь Его Величества. Боюсь, ярость затмевает Отцам Церкви разум, они готовы принести даже свою родину в жертву своей ненависти!

Иигуир с сомнением покачал головой:

— Все же с насилием в приютах... это лишнее.

— Извините, мессир, я, разумеется, имел в виду насилие не над детьми, а над их опекунами. С этими приютами — отдельная история. Лишенные собственных сыновей, хардаи стали чаще брать к себе забытых всеми бродяжек и сирот. И что же? Вряд ли где-нибудь еще на Архипелаге Церковь вкладывала такие колоссальные деньги в создание детских приютов, как у нас.

— Это — святое дело, сын мой, — попытался Иигуир остановить разошедшегося не на шутку Басо.

— И даже святое дело оказывается подчиненным все той же непримиримой ненависти! Почему гораздо охотнее заботятся о мальчишках? Почему бросают на произвол судьбы калек? Ни одного ребенка в руки хардаев — вот девиз сегодняшней Церкви Диадона! Кстати, мессир, первым его выдвинул ваш добрый друг — кардинал Иошуа.

— Переписываются не только с друзьями, — смущенно пробормотал старик.

Гостеприимный домик в сказочном саду Иигуир впоследствии посещал неоднократно. Эскобар целыми днями пропадал на тренировочных площадках, а при редких встречах лишь блаженно жмурился. Крисгут... Похоже, кунийский слуга оказался единственным, кто чувствовал себя неуютно в Ней-Теза. Аскетичная школа Адиона не прошла даром, юноша созерцал окружающее хмуро и неодобрительно. Отказался даже от привычки всюду сопровождать Иигуира, сосредоточившись на работе по дому. Старика это, честно сказать, не опечалило. Теперь он мог почти каждый вечер наведываться к мастеру Сагдаму, проводя время за долгими зимними беседами. Они по-настоящему сблизились, только здесь в душе гердонезца чуть притухали сомнения, а тайны хозяев казались такими доступными простому смертному...

Однажды, зайдя с улицы, Бентанор удивился встретившей его тишине. Прошел в гостевую комнату и в отблесках пламени камина не сразу заметил своего друга. Тот сидел на полу посреди комнаты, поджав ноги, прямой, но не напряженный. Ни словом, ни движением не отреагировал он на скрипнувшую половицу. Иигуир и раньше пару раз замечал хардаев за подобным занятием, однако впервые повезло наблюдать это столь близко. Осторожно обошел застывшую фигуру, присел на краешек сундука. Ярко освещенное лицо Сагдама завораживало, излучало невероятный сплав бесстрастности и уверенности. Сперва Бентанор сравнил его с лицом спящего или мертвеца, но уже через минуту поймал себя на том, что именно таким представил бы лицо Бога. Кощунственные мысли вконец смутили старика. Захваченный внутренней борьбой он совсем потерял счет времени и очнулся лишь от легкого прикосновения к плечу. Рядом стоял улыбающийся Сагдам.

— Осмелюсь прервать ваши размышления, друг мой.

Иигуир осознавал, что стал свидетелем чего-то важного и глубоко личного, но любопытство пересилило:

— Что... это было?

— О чем вы?

— Ну, это ваше... сидение на полу.

Сагдам понимающе кивнул:

— Медитация?

— Медитация, — повторил Иигуир. — И что же она собой представляет? Что дает?

— Это путь, один из путей. Способ гармонизации внутреннего мира, постижения своей изначальной природы, истины или «духа воды»... Много витиеватых слов изобретено за века, хотя, пожалуй, не стоит забивать ими голову, друг мой.

— Нет-нет, это очень важно... И все хардаи обязательно занимаются этим?

— Не все и не обязательно. Хотя это классический путь, существует и множество других. Строго говоря, их бесконечное число, столько, сколько вообще существует занятий у человека. Суть ведь не в том, что делать, а в том, как. Постигать истину можно и очищая выгребные ямы.

— Но вы все же предпочитаете писать картины и обустраивать сады.

— Верно, но не только. По большому счету вся жизнь хардая — это медитация. Главным же образом, как вы знаете, мы предаемся ратному делу. До сей поры дожили только любители этого.

— Неужели и посреди смертельной битвы уместно искать истину?

— Скажу вам как бывалый воин, друг мой, — вновь улыбнулся Сагдам, — именно там и есть самое подходящее для этого место.

Иигуир закрутил седой головой:

— Н-не очень понятно, хотя... очень притягательно. Ну, хорошо, допустим, это часть вашей... веры... или мировоззрения. Но скажите, друг мой, что могут дать такие упражнения вам как воинам?

— Пожалуйста, самый простой пример. Я уже стар, мои мышцы не способны к такой быстрой работе, как в юности. Тем не менее в несложных состязаниях на реакцию, вроде банальной игры «в шлепок», я дам фору многим молодым. Можете подтвердить хотя бы у Басо.

— И в чем секрет?

— Обычный человек неизменно отделяет себя от мира, от происходящих перед ним событий. Когда что-то случается, он сперва реагирует эмоционально, переживает увиденное. Затем подключается разум, начинает анализировать, рассуждать. И только после рождается команда для его молодых, резвых мышц. Это нормально, правда, задержка на мгновение порой стоит поражения в игре, а на поле брани — жизни. И что может подобный человек противопоставить другому, исключившему первые две ступени реакции? Для такого соперника реакция действием — естественное продолжение самого события, он, образно говоря, думает мышцами.

— Вы так не доверяете разуму?

— Разум... — помедлив, отозвался Сагдам. — Разум, друг мой, — орудие могучее, но своенравное. Отсюда необходимость контролировать его, держать в узде. Предоставленный же самому себе, он имеет привычку наносить непоправимый вред.

Подобные разговоры Иигуир заводил много раз и все с одинаковым результатом. Сагдам вроде бы ничего не пытался скрывать, говорил простые вещи, но когда дыхание замирало в остром предчувствии — постижение местных тайн вот-вот свершится, пальцы вновь хватали пустоту. Никакие мудрость с опытом не помогали уяснить странное миропонимание, а следовательно, никакие теплые отношения с Сагдамом — до конца растопить льдинку беспокойства на дне души. В противоположность Эскобару, откровенно упивавшемуся боевым мастерством хардаев, Иигуир не ощущал, что со своей стороны продвинулся в осмыслении хоть на шаг с первого дня в Ней-Теза.

Довелось путешественникам столкнуться и с другой стороной знаний клана. После долгих морозов неожиданно потеплело. Небо по-прежнему оставалось хмурым, однако пушистые сугробы осели, а с крыш звонко сыпалась капель. В воздухе запахло весной, еще далекой, но неизбежной. Как-то утром, видимо застудившись на обманчиво теплом ветру, Бентанор едва сумел встать с кровати. Вновь дал о себе знать навязчивый спутник последних лет — радикулит. Пока Эскобар сочувствовал мучениям старика, Басо, сразу войдя в курс дела, отвел, почти отнес больного в один из домиков на окраине.

Там, в жарко натопленной комнате, до краев наполненной дурманящими ароматами трав, плотный, голый до пояса мужчина уложил Иигуира лицом вниз на деревянный стол. Сперва короткие, толстые пальцы мягко пробежали вдоль спины, затем начали неспешно растирать поясницу, время от времени смазывая ее странной, резко пахнущей жидкостью. Вскоре обволакивающее тепло растеклось по телу старика, под тихое мурлыкание лекаря, напевавшего какую-то песенку, он едва не заснул. Дождавшись, пока спина хорошо разогреется, хардай вновь ощупал позвоночник, наложил на него ладонь и вдруг несильно, но отчетливо ударил. Старик вскрикнул и сел на столе, ошарашенный: боли не было и в помине. Лекарь, вытирая руки холщовым полотенцем, наблюдал за Иигуиром с улыбкой.

— Не хочу вас зря обнадеживать, сир, — уже прощаясь, сказал он в дверях, — за один визит такие недуги не лечатся. Могу обещать только пару месяцев спокойной жизни. Вот если бы вы пожили здесь подольше... Во всяком случае, используйте это для растираний. — Он протянул Иигуиру горшочек с темной, вязкой, как кисель, микстурой.

Спустя еще пару дней, когда старик беседовал на веранде с Басо, тот резко замолчал и взглядом указал на улицу. Иигуир обернулся. По едва подернутой снегом дорожке сада к ним шел Хонан Энго. Традиционный черный плащ хардая дополняли золотая застежка и вышитый золотом пояс — символы ранга.

— Очевидно, что-то прояснилось по нашему делу, — вымолвил Иигуир.

— Я подожду в доме, мессир. — Басо, понимая, что он лишний при такой встрече, удалился, утянув за собой и застывшего с подносом Крисгута.

— Благоприятные вести, господин Иигуир, — после обмена приветствиями сообщил Энго. — Трое наших людей согласны отправиться с вами на запад. Они прибудут сюда до конца недели.

— Вы считаете, троих достаточно для подобной задачи?

— Вполне.

— А эти люди понимают, что уезжают на долгие годы... возможно, навсегда? От друзей, семьи, в совершенно иной конец Поднебесной, — продолжал расспрашивать Бентанор.

Верховный Магистр пожал плечами:

— Они сами сделали свой выбор. Не сомневайтесь: это опытные воины и достойные наставники. Я хорошо их знаю, с одним даже вместе вырос. Подготовить полсотни отличных бойцов им вполне по силам.

— Должен заверить, что безмерно благодарен вам за содействие, мессир.

— Пустое. Хочу только кое о чем предупредить, господин Иигуир: во всех документах будет указано, что вы получили от клана оружие и советы. Ничего больше, понимаете?

— Э-э... не совсем.

— Как, по-вашему, сир, поступят мелонги, узнай они про это дерзкое предприятие? Без сомнения, не станут ждать годы, а вырежут весь лагерь в короткой вылазке. Даже наши воины вряд ли смогут уберечь каждого.

— Но откуда же варварам знать о... затее?

— Ох, господин Иигуир, — покачал головой хардай, — вы недооцениваете Бренора Гонсета с его подручными, а ведь именно с ними вам и предстоит начинать борьбу. В наш век влиятельные силы имеют уши везде, глаза — в любом захолустье. Удивлюсь, если за время долгого путешествия вы не привлекли ничьего враждебного внимания.

— Но, мессир, мы всю дорогу старались... И на Диадоне имеются слуги варварской Империи?

— Конечно... — В глазах Энго старику почудилась скорее печаль, чем озабоченность. — Большие деньги всегда отыщут лазейки в слабые души. Имперским осведомителям, впрочем, здесь даже усердствовать особо не понадобилось: ваше послание на имя короля, участие в дворцовом приеме, десятки чиновничьих глаз в Канцелярии, Иностранной Палате... Всякий любопытствующий мог войти в курс ваших, сир, намерений.

Совершенно оторопевший Бентанор развел руками:

— Но... как же... мы ведь хотели...

— Как лучше, — кивнул Магистр. — Понимаю, сир, и не собираюсь порицать. Некоторые меры предосторожности мы примем сами, об остальном заботиться вам: никаких лишних слов, никакого победного ликования. Повезете наших людей, будто контрабандный товар, крадучись, тайком. С ними я еще поговорю отдельно, вам разъясняю сейчас.

— Ясно, мессир. — Старик опустил седую голову. — Но многие друзья... осведомлены уже...

— Басо и Дейга? Им тоже все растолкуют. Это порядочные люди, способные внять доводам разума. Будь по-другому, в ворота Ней-Тезы им бы не въехать.

— То есть... у нас еще есть шанс остаться незамеченными?

— Надеюсь, что да, иначе не отпускал бы вас обратно. И не переживайте, сир, пока достаточно лишь усиленной осторожности. Пройдемся?

Они спустились с веранды в сад, изящный и пустынный, неторопливо двинулись между отороченных заледеневшим снегом слив.

— Каково ваше нынешнее впечатление о хардаях? — прервал продолжительное молчание Энго. — Не поздно отказаться от своей просьбы.

— Ни в коем случае. Ваши люди, бесспорно, великолепны, мессир. Редко встретишь такое совершенство в своем деле.

— Имеете в виду ратное искусство? Ну, я, пожалуй, не сказал бы, что оно является нашим основным делом. Правильнее будет все же считать хардаев воинствующими монахами, нежели философствующими воинами.

— Однако жизнь ваша при этом отдаленно напоминает монашескую.

Магистр усмехнулся:

— У нас действительно нет обетов и заповедей, богослужений и молитв, но разве это главное? И не в оценке ли формальной, обрядовой стороны веры вы, господин Иигуир, разошлись с отцами Церкви? Становление хардая — это прежде всего работа духа, самозабвенный прорыв к Истине... Разве не тем же должны заниматься в настоящих монашеских общинах? По-моему, очень похоже.

— Тогда в чем же, наконец, суть вашей веры? Я постоянно ощущаю, что понимание где-то рядом, но так и не смог уловить его. Рассудок, вероятно, стареет.

— В чем суть? — Энго покачал головой. — Хороший вопрос, сир, только не знаю, что вам и ответить. У нас говорят: «Пока не постигнешь, не поймешь».

Иигуир удивленно поднял брови:

— А эта... медитация... Она заменяет вам молитву?

— Не больше, чем любое другое занятие. Просветление одинаково доступно и медитирующему, и сражающемуся, и подметающему пол. К тому же я бы это сопоставил скорее не с молитвой, а с прямым духовным слиянием с Богом... однако боюсь окончательно вас смутить. Если же нужно услышать что-то похожее на постулаты, то примите, например, следующий: «Не разделяй».

— И что он означает?

— Не следует выделять никакой предмет из целостной картины мироздания. А прежде всего не нужно выделять самого себя. Слейтесь с окружающим миром и живите в нем... будьте им...

— Вы против осознания себя как личности?

— Человек должен осознать себя личностью, хотя... — Энго помолчал, — ему и не следует делать этого. Впрочем, точно так же можно продолжить каждое из моих предыдущих рассуждений.

Увидев совершенно обескураженное лицо гостя, Магистр рассмеялся:

— Не стоит расстраиваться, сир. Не у вас одного возникают сложности с пониманием нашего образа мысли. На Диадоне давно в ходу присказка «бессмысленно, как спор с хардаем». И любые объяснения... Не обижайтесь на сравнение, сир, но как объяснить слепому от рождения красоту подлунного мира? Затратив массу усилий, можно описать в подробностях каждый предмет вокруг, каждый камешек и снежинку, однако, что есть «красота», человек все равно до конца не осознает. Тут необходимо сперва прозреть.

— Поймите меня правильно, мессир. Я расспрашиваю вас не из досужего любопытства. Предполагаю, что подобное изменение сознания предстоит перенести и моим мальчикам?

— Конечно. А это по-прежнему вас пугает?

— Не то чтобы пугает... — замешкался Иигуир. — Но если бы можно было как-нибудь обойтись...

— Едва ли так получится. — Хардай усмехнулся. — Понимаю ваше стремление, мессир, сохранить у детей веру отцов, но... едва ли. Просто научить обращаться с мечом — значит не передать им и четверти мощи хардаев. Вдобавок... нам любопытен сам подобный опыт.

— Интерес, выходящий за рамки военной политики?

— Безусловно, мы заинтересованы в организации очага сопротивления в тылу врага. Также не буду скрывать — отправляющимся с вами хардаям лучше пожить какое-то время на чужбине. Но кроме того... Видите ли, господин Иигуир, просветление, или Нейдзи — «дух воды», постигается в любом деле, совершаемом человеком, в любом месте и в любое время. «Не видящий света в песчинке не увидит его и в райских кущах», — как говорили Великие. Однако наше учение, хоть и живет уже много веков, никогда пересечь пределы Диадона не пыталось.

— Хотите проверить, удастся ли учению пустить корни и на Срединных Островах. Я правильно понимаю?

— И это в том числе.

— А если обучение не будет проведено в полном объеме, оно лишится вашего интереса? Вы вправду полагаете, мессир, что столь необычные убеждения способны широко распространиться у нас, в стране, давно и глубоко преданной Единому Творцу?

Энго пожал плечами:

— Едва ли. Скорее всего, через одно-два поколения в Гердонезе вовсе о них забудут. Если, конечно, еще раньше об этом не позаботится Церковь. Может, чуть-чуть растворить дверцу, ведомую нам... Круг адептов Нейдзи, сир, никогда не был слишком широк, даже в лучшие годы охватывал лишь несколько тысяч человек. Вероятно, Нейдзи и не свойственно становиться религией народов. Культ Вин-Шу, а затем единотворчество справились с этим куда успешнее.

— И вас это не расстраивает? — внимательно посмотрел на собеседника Иигуир.

— Нисколько. Ведь мы нашли свой путь, показали его возможности. Для искателей Истины он будет отныне всегда открыт.

— Многие считают, — сказал, помолчав, старик, — что я все на свете знаю. А вот между тем на закате жизни сталкиваюсь с непонятным и удивительным мировосприятием.

Магистр улыбнулся:

— Послушайте, о чем станут говорить наши наставники с детьми, сир, и, надеюсь, кое-что для вас прояснится. Человеку, заявившему о присутствии Бога в каждой душе, это должно быть по силам.

— Но не окажется ли это слишком сложным для детей?

— Напротив. Учение Нейдзи вовсе не является оторванной от жизни, умозрительной конструкцией. Не успевший закостенеть в догмах и традициях ребенок воспримет его легко и естественно. Куда больше трудностей может ожидать ваших подопечных в случае победы.

Иигуир удивленно поднял голову, а Энго продолжал:

— На Диадоне, сир, хардаи защищены не только законами и военной мощью, но и вековым почитанием, преданиями, доверием народа. Нас уже немногие понимают, однако большинство все еще уважает. Ваши же воспитанники, господин Иигуир, рискуют остаться чужаками в собственной стране... И вообще, подумайте серьезно об их дальнейшей жизни. Освобождение Гердонеза не должно стать единственной целью бытия, иначе, достигнув ее, они зависнут в пустоте. Впрочем...

Глава 14

— Надеюсь, обратный путь получится приятней дороги сюда, — бурчал Левек, щурясь от яркого, по-февральски стылого солнца. — Еще две-три недели, скажу вам, и море опять забуянит.

Иигуир обернулся к нему:

— Тогда, уважаемый капитан, боюсь, я окончательно утрачу вкус к дальним странствиям.

Грязно-серая, растерявшая белоснежные краски пристань прощалась с гостями. Лишь два месяца назад они явились незнакомцами в эту страну, а теперь их уже провожает небольшая группка друзей и целая толпа зевак. Отдельные фигуры слились в сплошную рябь, и, только напрягая зрение, Бентанор смог различить двоих: Басо, их верного проводника, и Эскобара. Перед самым отъездом из Ней-Теза офицер неожиданно объявил о решении остаться на Диадоне:

— Поймите, мессир, из наших мальчишек могут вырасти воины, которых еще не видел Гердонез! Бог знает, что они окажутся в состоянии свершить. И как я стану во главе этой армии? Недостойный даже мизинца любого из своих солдат! Лет через десять они будут готовы, тогда вернусь и я. И, клянусь Небом, сам откажусь от командования, если хоть в чем-то уступлю!

— Сила полководца вовсе не в умении рубиться на поле, друг мой, никто не потребует этого и от тебя, — вяло пытался возражать Иигуир, но Эскобар не слушал, вдохновенно размахивая руками:

— Я уже говорил с Верховным Магистром. Хардаи согласны обучать меня здесь.

— Но ты далеко не ребенок, Коанет. Будешь петь на площадках чудные песни рядом с местными мальчишками?

— Если потребуется — буду, мессир! А кроме детей, здесь учатся также и некоторые офицеры королевской армии. Конечно, они не достигают обычно уровня настоящих хардаев, только у меня имеется веское преимущество — я точно знаю, зачем мне это надо. И полезу из кожи вон, чтобы обыденность превзойти!

Хоть и ошеломила Иигуира внезапная новость, слишком настаивать он не счел возможным. Несколько раз заговаривал на эту тему по дороге в Гайшат-Ру, однако Эскобар был столь непреклонен, столь горел желанием начать осуществлять свой план, что старик, наконец, смирился. Стало понятно — данную идею офицер вынашивал еще с первой их беседы, ради нее отправился в трудный путь, а потому теперь готов платить любую цену. Упоминание об Элине заставило его помрачнеть, но не более того.

При отплытии на борту корабля не досчитались и Крисгута, история с которым опять-таки свалилась на голову Иигуиру нежданно-негаданно. Два дня назад после ужина старик поднялся в свою комнатку на верхнем этаже дома Дейги в Гайшат-Ру. Запер дверь, затеплил новую свечу, укрепил ее рядом с образком Великого Пророка. Не самое удобное место для молитв, но ему остро необходима была тогда хоть такая поддержка. Когда поворачивался, заметил неподалеку некий сгусток темноты. Присмотрелся внимательнее. И обмер: на краю его кровати сидел человек! Бесформенная черная одежда почти растворялась во мраке, белело только лицо — немолодое, морщинистое, с небрежно обстриженной бородой. И пугающе спокойное.

— Кто... — Бентанор продавил подкативший к горлу ком. — Кто вы?

— Не бойтесь, господин Иигуир, — глухо отозвался незнакомец, ухмыльнувшись. — На эту минуту можете считать меня своим другом.

— Друзья так в гости не приходят, позвольте заметить! Как вы проникли в комнату? Знаете мое имя? В таком случае, не назовете ли ваше?

— Не назову, — буркнул странный визитер. — Настроения нету болтать попусту, да и времени тоже. Просто один из хозяев здешних мест.

— Хозяев? Вы дворянин? Хотя нет... — Старик, приблизив лицо, заглянул в смеющиеся глаза. — Неужели хардай?

— Ловко вы навострились, сир, нас определять. Ладно, охотник я, не слыхали? Попросите вашего Басо как-нибудь вечерком рассказать байку о леших, там неплохо изложено.

— Я лучше позову сейчас самого Басо. И еще толпу народа, включая ваших собратьев. Помешаете?

— Зачем? — Незнакомец фыркнул. — Хардаи меня все равно не тронут, остальные — подавно. Вас же, сир, глушить мне резона нет — просили с вами поговорить, а не избивать.

— Кто просил?

— Хонан. Сомневаетесь, гляжу? «Заявившему о присутствии Бога в каждой душе это должно быть по силам». Его слова?

Иигуир едва удержался, чтобы не перекреститься.

— Но вы никак не могли этого слышать! Святые Небеса...

— Я и не слышал, он сам сообщил. На крайний случай.

— И что же за случай такой приключился?

— Да-а... — отмахнулся визитер, — ничего выдающегося. Лишь должен уведомить, сир, что дальше вам предстоит странствовать без своего верного слуги. Крисгут, кажется?

— А что с ним такое? Тоже решил остаться на Диадоне?

— Вроде того. Чертовски, скажу, ловкий паренек, даром что спина колесом.

— Ну... могу я хотя бы поговорить с ним предварительно? Как-то с трудом верится...

— Я же объяснял, сир, — мальчонка попался очень ловкий. Потому и не уцелел.

— Как?.. — Иигуир запнулся на полуслове. — Что вы хотите сказать? Где он?!

— В надежном месте, не беспокойтесь. До рассвета вывезу его за город, куда-нибудь в подходящий лесок...

— Он что... мертв?

— Абсолютно, — кивнул незнакомец, не растерявший ни капли спокойствия.

— Подождите, подождите, сударь! — Старик провел ладонью по вспотевшему лбу. — Это бред какой-то. Вы так вот сидите и бесхитростно рассказываете мне, что убили Крисгута?

— Удивляет? Сам недоумеваю, зачем Верховному потребовалась эта беседа. Пропал бы гаденыш в ночном городе без следа, и никаких хлопот.

— Это вы о Крисгуте?!

Взглянув на Бентанора, хардай скривился:

— Хорошо, сир, давайте по порядку. Куда вы отпустили бедолагу нынче вечером?

— Ну... он говорил о какой-то знакомой, кажется... рыночной торговке, отпросился буквально на пару часов... навестить...

— Вот-вот, он навещать и бросился. Только вряд ли Гаруи когда-либо торговал на рынке или заигрывал с юношами, нам он больше известен в качестве давнишнего и надежнейшего прихвостня мелонгов.

— Да при чем тут какой-то...

— При том, что именно к дому Гаруи поспешил ваш милый слуга, господин Иигуир. И не перехвати его я, обязательно бы туда попал.

— Здесь какая-то ошибка, поверьте... — выдавил старик.

— Не поверю. В первый раз Крисгут посетил Гаруи, чуть только ваш корабль достиг Гайшат-Ру. Незнакомые места, чужой язык, парнишка малость заплутал и лишь потому оказался нами замечен. Действительно, очень ловкий чертенок... был, даже сейчас живьем не дался.

— Зачем... Зачем Крисгут туда?..

— Мы тоже до поры не знали, однако точно выяснили, что с хозяином дома беседа получилась долгой. Стали наводить справки о странном ночном посетителе. Подозревали даже вас, сир, пока не выяснилось, каким путем этот подарочек угодил в компанию гердонезцев.

Иигуир без сил опустился на другой край кровати:

— А... что такого?

— Овелид-Кун весьма далек от нас, — ответил охотник, — тем не менее некоторые важнейшие сведения, сир, доходят и оттуда. В частности, про графа Адиона. Мелонги опираются там на него так же, как здесь — на Гаруи. Продолжать растолковывать?

— Этого не может быть! Или... несчастный решился впрямь помогать, прокладывать дорогу новому Божьему потопу? Безумец...

— Как бы то ни было, сир, в хитрости графу не откажешь. Похоже, ваша миссия заинтересовала его, однако определить сразу размер опасности он не сумел, подослал доверенного человека. Тот для начала явился по указанному адресу, установив связь с местными предателями, а потом стал дожидаться итогов дела. Нынешней ночью правда о ваших планах, сир, попала бы в руки врага.

— Для чего же вы, всемогущие, терпите у себя под боком изменников? — вымолвил старик.

Незнакомец усмехнулся:

— Не все сразу, сир. Гаруи сравнительно безвреден, коль скоро мы осведомлены о нем и следим за каждым шагом. Заодно выявляется и мелкая нечисть, вроде вашего слуги. Если же устраним старых подлецов, с новыми придется повторять всю канитель. Остались еще вопросы? Не хочется зря задерживаться в этих городских муравейниках... Осторожности вам, господин Иигуир, пожелаю — с подобной затеей, точно с хрустальной вазой, не по камням прыгать, семенить, затаив дыхание, надо. Не вечно будет так везти, учтите.

С этими словами он поднялся и не шагнул, а как бы заскользил к двери. Старик прекрасно помнил ее скрип, однако тут лишь беззвучное дуновение коснулось взмокшего лица. Ночь поглотила порожденного ею призрака.

Впрочем, лишившись двух спутников, путешественники обрели сразу трех новых. Оторвавшись от исчезавшего за кормой порта, Бентанор окинул взглядом хардаев.

Это были очень непохожие друг на друга люди. Самый молодой — порывистый и стремительный Акару Очата. Ему едва минуло двадцать пять, энергия жизни словно фонтанировала наружу без удержу или истощения. Не желая усидеть и минуты на месте, жизнерадостный Акару постоянно возникал в разных концах корабля, всюду затевая разговоры и шутки. То, что общаться приходилось главным образом знаками, не смущало его нисколько.

Лишь немногим старше казался Вакамо Кане. Довольно высокого для своей страны и статного, его выделяла прежде всего удивительная вкрадчивая пластика и грациозность движений. Иигуир вздрогнул, увидев ее наутро после посещения необычным ночным гостем. Не сразу отважился произнести:

— Извините покорно, сир, но... вам просили передать... привет и пожелание удачи... из Лога...

К удивлению гердонезца, сдержанный в речах и поступках Кане улыбнулся:

— Сластена Ифу? Он все-таки к вам заходил? Наверное, напугал, уж простите, сир, старого озорника.

— Он... Вы его знаете?

— Бок о бок прожили года два. Его земли лежат на северо-восток от Гайшат-Ру.

— Его земли? Он назвал себя... охотником. Кто это?

Хардай пожал плечами:

— Охотники и есть — обитают в лесах, кормятся там же. Идеальное занятие для любителей уединения.

— Но это ведь тоже воины?

— И еще какие. Пожалуй, лучшие разведчики в Поднебесной, в родных местах им просто нет равных. Охотники, хоть и появились позже, успели обосноваться во всех народных сказках, а сами уцелеют, даже когда уйдет последний из заурядных хардаев. Ифу говорил с вами, сир?

— Да, — протянул озадаченный старик. — Сообщил много странного...

— Что ж, такой выдумывать не станет, можете всецело доверять каждому слову.

Самому пожилому из новоявленных путешественников, Мацуи Иригучи, было под пятьдесят. Маленького роста человечек, чуть сутулый, с длинными руками и морщинистым обветренным лицом. Он не обладал ни особой энергичностью, ни грацией, большую часть дня просиживал, подогнув ноги, в дальнем углу палубы, молчаливо и почти неподвижно. Тем удивительнее казалось глубочайшее уважение к нему со стороны товарищей. В их группе он был бесспорным лидером. Являлся ли причиной того почтенный возраст Иригучи, или имелись какие-то особые заслуги в прошлом, Иигуир не знал. Как мог он только догадываться и о причинах, побудивших этих людей к столь далекому странствию с туманными надеждами и реальными опасностями. Из обрывков разговоров и отдельных фраз Бентанор лишь заключил, что все трое покидают Родину не от хорошей жизни: у Очаты существовали какие-то конфликты с законами королевства, семья Иригучи пострадала при недавней эпидемии. Сами хардаи от прямых разъяснений уклонялись.

И столь разные люди, столь непохожие лица все-таки имели общую черту. Как и при первой встрече на улицах Тангви, Бентанора поражала их внутренняя расслабленность, раскованность, умиротворенность. Даже попадание на чужеземный корабль, в незнакомое общество не изменило положения ничуть. Скорее уж моряки поначалу напрягались, умолкали в присутствии хардаев, те же сохраняли безмятежность легко и искренне. Эмоции, равно грусть или радость, вообще проносились мимо них как облачка, едва задевая. Не покидало ощущение, будто эти странные люди действительно обладают каким-то сокровенным знанием, возносящим постигших над простыми смертными. Ответами же на попытки расспросов оказывались очередные пожатия плечами и туманные то ли афоризмы, то ли поговорки вроде изреченного однажды Кане: «Живешь мгновением, плавая в вечности».

Во время путешествия основным занятием хардаев стало обучение гердонезскому языку. Наибольших успехов здесь добился Очата благодаря своей бурной разговорной практике, однако собеседником Бентанора чаще других становился Иригучи. Довольно скоро их уроки начали незаметно перетекать в философское русло. Именно Иригучи проявил наибольшее терпение и снисходительность к вопросам гердонезца:

— В Нейдзи нет ни капли мистики, сир, ничего тайного или закрытого для посторонних, — балансируя между двумя языками, медленно объяснял он. — Нет догм, нет правил, нет даже собственно жесткого учения как такового. Нет божеств и пророков, нет святынь, нет священных книг, нет обязательных ритуалов. Это лишь способ воспринимать мир. Воспринимать его таким, какой он есть, а не каким представляется. Мы называем это «чистым восприятием».

— То есть существует еще и нечистое, грязное восприятие? — Иигуиру вспомнилась фраза Энго о неразделении.

Мацуи одобрительно кивнул:

— Любое восприятие, сир, само по себе чисто. И остается таковым, пока в дело не вмешивается разум. В голове новорожденного младенца этот беспокойный тип обязательно отложит кучу воспоминаний, ассоциаций, суеверий, традиций, предположений, фантазий, всего, составляющего То-Что-Должно-Быть. Тогда, если не случится чудо, рано или поздно неизбежен разлад между Тем-Что-Должно-Быть и Тем-Что-Есть, реальным миром вокруг. В сфере духовной это порождает эмоции, часто неприятные, лишает душу покоя, а в сфере ратной — тормозит реакцию, лишая жизни.

— И что же делать? Допустим, к вам придет взрослый человек с уже устоявшимися взглядами...

— Конечно, чем старше ученик, тем сложнее его сознание поддается изменению, — согласился хардаи. — Случается, не поддается вовсе. Ведь, по сути, необходимо разрушить до основания, смести в нем То-Что-Должно-Быть, выведя из призрачных лабиринтов разума в мир. Весьма непростая, порой мучительная задача.

— Святые Пророки, сир, неужели же все беды людские от такого бесценного дара Небес, как разум?

— Хм, так ведь не мы писали во второй главе «Песни ангелов»: «Не на себя уповайте, но на Господа вашего. Зря тщиться дерзким разумом своим соперничать с волей Отца Небесного. Отдайте себя в руки его без остатка, отринув гордыню и страхи. Он знает, чему свершиться надлежит». Разве вы не находите, что здесь чувствуется кое-что общее? Назовите Творца природой, и многие места из Писания мы поддержим, — усмехнулся Мацуи. — Разум — могучая сила, сир, однако всякой силе следует знать меру своему разгулу.

«Они хотя бы единодушны в убеждениях», — проворчал про себя Иигуир. Эти речи не укладывались в голове, противоречили всем его представлениям и образу мысли, но произносились с такой потрясающе спокойной уверенностью, что невольно трогали до глубин души. Чем-то светлым и вечным, чудилось, веет от слов хардая.

Иигуиру вспомнились другие глаза и другие слова. За день до отплытия из Гайшат-Ру в доме Дейги появились два монаха. Немало натерпевшийся в последние годы со стороны церковников Бентанор встретил их настороженно. После нескольких вымученных любезностей гости перешли к делу.

— Уважаемый господин Иигуир! — священник, высокий, сухопарый, с лицом, покрытым следами оспы, чеканил каждый слог. — Святая Церковь и лично епископ Тангви весьма обеспокоены теми связями, которые вы пытаетесь установить с небезызвестным кланом хардаев. Упомянутое сонмище язычников представляет собой опаснейший рассадник ереси и скверны. В силу ряда обстоятельств мы не можем пока пресечь его богомерзкую деятельность, однако любые контакты с ним объявлены крайне нежелательными. Мы, будучи в курсе некоторых ваших, сир, разногласий с отцами Церкви, тем не менее продолжаем считать вас верным единотворцем, а потому настоятельно рекомендуем от подобных контактов удержаться.

«Надеюсь, этот чинуша не проповедует слово Творца», — Бентанора передернуло от такой канцелярщины.

— Я лишь хочу помочь освободиться моей родине, — насупившись, проговорил он.

— Понимаем ваши чувства, сир, но столь тесные отношения с язычниками могут рассматриваться как косвенная их поддержка. Поддержка же в распространении ереси, сказано, есть один из тяжелейших грехов. Остерегайтесь принести веру в жертву своим страстям!

— А вы призываете меня принести свою страну, свой народ в жертву вашим амбициям, святой отец? — Всегда уравновешенный Иигуир почувствовал, как теряет самообладание. «Еще день-два, и они не смогут мне помешать. Надо, надо продержаться, — настойчиво стучала в голове мысль. — Какое мне, в конце концов, дело до вашей сомнительной вражды с хардаями, если только их опыт способен помочь в освобождении Гердонеза? »

— Опомнись, сын мой! Только милость Господа нашего поможет твоей стране.

— Кроме того, — вдруг послышался густой хриплый голос второго гостя, — хвала Творцу, хардаи не единственные, кто умеет в этой стране держать в руках меч.

Этот второй выглядел необычно для кроткого монаха. Под скромной серой рясой вырисовывались мощные плечи, заскорузлые короткие пальцы едва ли помнили страницы молитвенника, а грубый рубленый шрам через правую щеку никак не наводил на мысли о смирении.

Высокий согласно закивал головой:

— Брат Аками представляет здесь Орден Святого Первопророка Ланстена, который в состоянии помочь вам обрести необходимую военную силу, не уклоняясь при этом от заповедей Творца.

— Хардаи не поддержали вас, сир, мы готовы занять их место, — добавил его товарищ. — Гердонез — единотворческая страна и должна освобождаться с именем Господа на устах. Неужели вместо этого вы предпочтете выпустить на свою землю семена ереси?

— О каких семенах вы говорите, святой отец? — насторожился Бентанор.

— Да все, все, связанное с мерзкими язычниками, способно нести угрозу! Любой подарок, клинок или лукавый совет... Хитроумие бесовское непредсказуемо! Лучше забыть это все здесь, сир, не испытывать судьбу. Опасно выносить скверну за пределы Диадона, на котором мы еще как-то ее обуздываем!

— Странно, я наслышан, что по всему Диадону охотно покупаются клинки хардаев. Или Орден исключение?

— Трое суток в святой воде и месяц у алтаря, — поморщился монах. — Слишком долгое занятие, сир, мы предоставим вам оружие не хуже. Опять же наставники...

— Мне очень жаль, святые отцы, однако, боюсь, вы опоздали, — сухо ответил старик. — Я уже связан определенными обязательствами, и вашего предложения принять не могу. Пусть я не получил на Диадоне всего, что желал, но... учителей, не побеждавших варваров в открытом бою, и на Срединных Островах предостаточно.

Монах моментально побагровел, его шрам вздулся черной жилой.

— Никто не смеет обвинять нас в уклонении от боя! — пророкотал густой бас. — И варвары, и еретики одинаково хорошо знакомы с тяжелой дланью рыцарей Ордена! Не вам, сир...

Высокий церковник чуть придержал спутника, уже качнувшегося к Бентанору с кулаками, вздернул подбородок:

— Очень печально, сир, что мы так и не встретили понимания с вашей стороны. Остается лишь молить Создателя о снисхождении к мятущимся чадам его. И подумайте еще раз, господин Иигуир, терпение Господа не бесконечно. Хорошенько подумайте, пока имеется время на раскаяние...

«Разве способны они помогать в борьбе с Гонсетом, — шептал про себя старик, глядя в спины удаляющимся гостям, — когда сами мыслят его же категориями? Все те же плохо прикрытые угрозы. Нет, спешить надо, спешить! Никто больше не должен помешать нам...»

Бентанор вынырнул из потока воспоминаний. Вновь купалось в лазури по-весеннему ослепительное солнце, ветер лениво хлопал обвисшим парусом. Рядом, глядя куда-то вдаль, сидел Иригучи.

— А что представляет собой Орден Святого Ланстена? — заговорил Бентанор. — Я не слышал о его участии в войне с мелонгами.

— Они сражались там, — Мацуи словно ожидал вопроса, — хотя и не снискали особой славы. Орден появился на Диадоне лет тридцать назад и лет двадцать как оказался под особой опекой Церкви. Предполагалось вроде как смастерить из него военный противовес хардаям. Пока, правда, не очень получается.

— У Ордена не такие сильные бойцы?

Мацуи пожал плечами:

— У Ордена довольно сильные бойцы, но слабые воины. Некоторые наставники ланстенцев даже начинали как ученики хардаев. Частенько у них весьма недурственная техника, только дух их остается духом Жизненных Кругов, духом обычного человека. В серьезном бою это сказывается.

— Они этого не понимают?

— Большинство нет. Но и те, кто понимает, ничего не могут поделать — изменив свой дух, они перестанут быть верными слугами Ордена. Наоборот, станут одними из нас, то есть его злейшими врагами.

Немного поколебавшись, Иигуир спросил без обиняков:

— Господин Иригучи, хардаям приходилось драться с членами Ордена?

— Всякое бывало.

— И кто обычно выходил победителем?

В глазах Мацуи блеснули лукавые искорки:

— Об этом, сир, вам уместнее бы расспросить Очату.

Окрик наблюдателя с мачты прервал беседу. Далеко на юго-западе едва заметная в дымке показалась полоска гор Хэната. Впрочем, сразу выяснилось, что вовсе не вид долгожданной земли вызвал внезапное возбуждение команды. Примерно в половине расстояния от «Эло» до берега наперерез их курсу скользила, прячась в солнечных бликах, тонкая стрела тридцативесельной галеры.

— Что скажете, капитан? — Бентанор обернулся к подошедшему Левеку.

— Не люблю я таких спутников, мессир. Надеюсь только, это не наш знакомец боша, наколдовавший встречу с друзьями... Может, напрасно потащили назад столько золота? Как бы, скажу, местные пираты не устроили состязание, кто ловчее нас освежует. Хоть и резва старушка «Эло», от подобного хищника ей не уйти.

— А что думаете вы, Мацуи? — обратился старик к хардаю, даже не глянувшему на объект всеобщего внимания.

— Я не слишком хорошо вижу в последние годы, сир. Давайте возьмем чуть левее и немного подождем. Возможно, обнаружится, что это всего-навсего мирные купцы.

— Кажется, мирные купцы упрямо нас подрезают, — хмуро заметил Левек на перевод Иигуира. — Десять к одному, что торговлей им заниматься наскучило.

— Велите взяться за весла, капитан, — посоветовал Очата, — и вскоре мы все узнаем.

Под крики команд и мерные взмахи гребцов «Эло» заметно прибавила в скорости, но галера и не думала отставать. Более того, она явно участила ритм гребли, в результате расстояние между кораблями стало быстро сокращаться. До путников уже долетал бойкий стук барабана.

— От силы через полчаса, господа, нас догонят. — Левек покосился на Иригучи.

— Беру свои слова назад, — улыбнулся тот. — Это не мирные купцы. Даже для торговцев они слишком настырны.

— Вы наиболее опытны в военном деле, сир, — взволнованно произнес Иигуир. — Вам решать, что следует предпринять.

— Можно вооружить моряков, правда, только тесаками, — почесал в затылке Левек, но Иригучи жестом остановил его:

— Все, что потребуется, капитан, это гнать корабль до последней минуты. Когда лиходеи подойдут вплотную, по сигналу уберете весла и затаитесь. Остальное мы сделаем сами.

Левек с сомнением покачал головой:

— Да их там целая толпа, сир.

— Ничего. — Улыбка вновь скользнула по губам хардая. — Надо ведь вам посмотреть, за какими такими умениями пробирались через полмира.

— Мы с Вакамо перейдем на галеру, а вы, мастер, примете тех, кто успеет проскочить на «Эло», — предложил Очата, распуская завязки плаща.

— Договорились.

— Великий Творец! Стоит ли доводить дело до встречного абордажа, господа? — забеспокоился Бентанор. — В такой свалке вас просто задавят числом...

Иригучи терпеливо разъяснил:

— Тонкость в том, сир, что для пиратов Хэната слово «хардай» — не пустой звук. Если они вовремя сообразят, кто находится на борту, то, вероятнее всего, воздержатся от немедленной атаки. Будут незамысловато следовать рядом, поливая стрелами, а велик ли у них запас, я не знаю. Пожар, случайные жертвы... Лучше не рисковать, поверьте.

Пока гребцы «Эло» из последних сил продолжали бешеную гонку, хардай сменили традиционные черные плащи на серые матросские накидки и вооружились. Как заметил Иигуир, оружие каждый выбирал по своему вкусу, лишь Иригучи оставил повседневное — два меча, большой и малый. Оба узкие, едва изогнутые, с длинными, обвитыми проволокой рукоятями и маленькими круглыми гардами. Мечи остальных воинов оказались парными: у Кане — широкие и прямые, почти привычные глазу гердонезца, у Очаты — покороче, сильно расширяющиеся к острию.

Иступленная дробь барабана, плеск крушимой воды и гомон с обоих судов уже сливались в непрерывный гул. Согнувшись за фальшбортом, хардай молча наблюдали за надвигавшейся галерой. Устроившийся же неподалеку Иигуир больше изучал лица своих необычных спутников. Ни следа волнения, возбуждения, страха, даже сосредоточенности. Можно было подумать, что ожидают воины не смертельный бой, а легкую прогулку или веселое застолье. Впрочем, по этим лицам вообще нельзя было угадать, чего они ожидают.

— Хамме! — неожиданно громко рявкнул Иригучи, и в то же мгновение над их головами свистнула первая стрела.

Едва гребцы успели втянуть весла, как под дикие крики, свист и шум через борт полетели абордажные крючья. Сопротивления не было, и торжествующий хищник все ближе подтягивал себя к добыче. Однако стоило кораблям достаточно сомкнуться, сорвавшиеся с места Кане и Очата разом перескочили на галеру, в прыжке обнажая оружие. На секунду пираты опешили от подобной наглости, затем с ревом кинулись на смельчаков. Только троих лиходеев встречная атака не отвлекла, они перебрались на корму «Эло», куда и поспешил Иригучи. У Бентанора сжалось сердце: старый воин, не вынимая мечей, шел на размахивавших саблями разбойников. Что случилось затем, мало кто понял. Когда трагическая развязка казалась уже неминуемой, хардай вдруг очутился за спинами злодеев с окровавленным мечом в руках. Один из них еще валился лицом вперед, а Иригучи острым росчерком клинка полоснул второго и тотчас третьего, едва успевшего развернуться. Три движения мечом — три трупа. Те из команды, кто имел смелость наблюдать за короткой схваткой, безмолвно приходили в себя.

Только теперь Иигуир обратил внимание, что точно такая же тишина воцарилась и на соседнем корабле. Осторожно выглянул через борт. На разных концах галеры, выставив настороженные мечи, застыли Кане и Очата, подле каждого валялось по несколько истекающих кровью тел. Десяток уцелевших пиратов сгрудился в центре корабля, топчась в растерянности и страхе. Наконец, первая сабля со звоном полетела на дно галеры, за ней еще и еще. Радостный вой невольников-гребцов приветствовал завершение едва начавшейся битвы.

— Галеру оставим рабам, — отдавал вскоре Мацуи последние распоряжения в качестве военачальника, — на ней они смогут добраться до Дафы. Пусть возьмут пиратские запасы, ценности и несколько сабель, остальное — в воду.

— Хотите узнать, господа, что думают о вас разбойники? — Иигуир подошел в сопровождении целой свиты из одуревших от счастья, галдящих на разных языках гребцов. — Один из них заявил мне, что он не такой трус, чтобы избегать драки, но и не такой дурак, чтобы драться с дьяволами.

— Кстати, как поступим с ними? — Кане кивнул в сторону связанных и сваленных в кучу пиратов.

Едва оправившийся от пережитого Левек развел руками:

— Жаль, старого знакомца боши среди них не нашлось, вот уж кому преподнес бы петлю с удовольствием. Ведь по всем морским законам лиходеев надлежит безотложно повесить.

— Вы возьметесь мараться, капитан? — в упор спросил Иригучи.

— Я?.. Я, сир, не любитель таких украшений на реях. Может, отдать мерзавцев бывшим рабам? Хотя те их попросту растерзают.

— Верно. Отсюда до берега, полагаю, мили две? Так пускай добираются вплавь.

— По нынешней-то ледяной водице?.. — хмыкнул Левек. — Хорошо, если один-два доплывет.

Хардай пожал плечами:

— Что ж, по сравнению с виселицей это — шанс.

Спокойная, солнечная погода сопровождала путников и дальше, вплоть до берегов Овелид-Куна. На подходе к Рамайе все настолько расслабились, что оказались застигнутыми врасплох небольшим штормом и портовыми слухами. Обсуждались, главным образом, заварушка на западе страны и зачастившие к полуночным рубежам Овелид-Куна военные корабли мелонгов. Грабежом варвары вроде бы не баловались, но переполох успели поднять изрядный. Поговаривали, даже Император Гереон решился отозвать свои победоносные войска от конфликтных островов на юге, подарив соседям право выхваляться якобы отраженной агрессией. По поводу событий в Оронадах ясности было куда меньше, однако война там определенно не утихала и зимой.

— Надо бы разузнать получше, что у них творится, — неуверенно высказался Иигуир.

Хардаев идея оставила равнодушными, зато Левек тотчас насупился:

— Опять в пекло потянуло, мессир? Не успели в прошлый раз голову сложить, так жаждете повторить попытку?

— Ведь не совсем чужие люди там остались, капитан.

— И в Валесте не чужие ждут; что, по-вашему, важнее? Здесь же не только война, а еще и палачи с розыском, запамятовали? Они-то, мессир, наверняка помнят. И я не забыл! Я еще вдоль северного побережья пойду, чтоб случайно кому на глаза не попасться. Мелонги? По мне нынче, скажу вам, варвары безобиднее иных сумасбродных вельмож.

«Эло» действительно двинулся в обход Овелид-Куна с севера. Места здесь были глуше, городов меньше, да и в те старались попусту не заходить. Пару раз у горизонта видели галеры, но этих серьезных зверей странствующая мелочь не интересовала вовсе. Настроения на корабле напряглись лишь с приближением Штрольбинка — крупного порта, подобно Мезелю служившего перевалочной точкой у полуночной оконечности Оронад. Затяжные встречные ветра замедлили путешествие, подточив запасы, а кроме того...

— Что ж вам неймется-то, мессир? — поморщился Левек, глядя на терзания старика. — От сторонней драки совсем покоя лишились.

— Вам ведь, капитан, все равно куда-то причаливать надо? Еду там, воду доставать...

— Да лучше с голодухи опухнуть, право слово!.. Ладно, заглянем на часок, — буркнул моряк, помолчав. — А то ж изведетесь вконец. Только и не мечтайте, мессир, на берег ступить! Хватит внезапных приключений. Особо приставлю человека, чтобы вас караулил.

— Но я же...

— Сам разведаю сторожко и перескажу. Ничего более!

Однако в гавани не все оказалось незнакомым — прямо на подходе к пристани гердонезцы углядели прыгающую по ней корявую фигурку.

— Я уж решил: амба, с хмеля мозги свернулись, — вскоре щербато улыбался Пиколь. — Просто сказка — нужен корабль, а тут как тут старые приятели пожаловали, куда не ждали!

Вообще-то, с искренней радостью дядюшку встретил единственно Иигуир. Моряки хмуро вытерпели похлопывания по плечам, недовольный Левек зашипел на пирата, к хардаям тот, поколебавшись, вовсе не дерзнул приблизиться.

— Какими судьбами здесь, друг мой? — улыбнулся Бентанор.

— Вот и я вас о том же спросить хотел, сир. — На сей раз одет Пиколь был справно, только и новое платье успело прийти в плачевное состояние. — Уже обратно двигаетесь, к западу? Домой? И успешно съездили?

— Э-э... неплохо. Кое-чего достигли. Ты-то как? Говорят, война у вас продолжается?

— Во-во, война, будь она нелегка, — скривился пират. — Из-за нее и прибежал сюда.

— Все тихий уголок ищешь?

Пиколь тоскливо всхлипнул:

— Какой там уголок, сир. Не получается у меня покамест осесть, снова крутиться приходится, зарабатывать на покой.

— Уж с твоими ли деньгами, друг мой, жаловаться?

— И-и... не вспоминайте, сир! Ни гроша, почитай, не осталось, одни долги.

— Неужто в Мезели все прокутил?

— В Мезеле? Да, там удачу отмечали долго и весело, только беда уж позже стряслась. Остряк, атаман мой бывший, объявился, выследил, сволочь. Спасибо ему, конечно, что живота не лишил, но зато монеты выгреб все подчистую.

— И как же ты потом? — сочувственно покачал головой Иигуир.

— Как... Отлежался, зубы наломанные выплюнул и поковылял... обратно в Динхорст. А куда было еще податься? В море по старости не возьмут, опять-таки у Остряка настроение в любой день перемениться может. Не в поле же батрачить?

— А в княжестве? Там ведь, если проведали б о твоих прежних подвигах...

— Большой риск, сир, согласен, однако... нужда заставила. Кругом мороз, без денег да без дома не протянуть. Потому отправился прямиком к Элине Корф.

Иигуир поднял брови:

— Так она ж тебя...

— Что ж, не любит, сам понимаю. И причины есть. Тем не менее бухнулся в ноги, повинился, поползал... Не, сир, девка она хорошая, добрая, гнев перегорел, а без него на живодерство не сподобилась. Сперва простила, после при княжеском дворе устроиться помогла.

— Трудно поверить.

— Ну почему ж трудно? Вдобавок, мыслю, не в одной душевности дело. Морда моя, похоже, хоть как-то напоминала ей о милом дружке. Где, кстати, славный господин Эскобар, куда спрятался?

— Нет его с нами, друг мой, — вздохнул Бентанор. — Решил остаться на востоке, где ближайшие годы и проведет.

— Сам решил? — Пират вытаращил глаза. — Вот уж горюшко... А как же Элина? Жалко девку, только ожиданием и жила. Неужто?.. Изведется же теперь, затоскует, хоть участи такой не заслужила. Если что и поддержит... Тяжелая она, сир.

Иигуир резко вскинул голову:

— Как?!

— Именно так, сир. Побаловались они, покувыркались, значится, теперь вот... в положении. Покамест, правда, не слишком заметно, однако семья в курсе. Радости, сами понимаете, мало.

— М-да... — протянул Иигуир. — Вот оно... Ведь и Коанет, чудилось, не только забавы ради... И у бедняжки жизнь поломана...

— А было ли во имя чего ломать? — буркнул Пиколь.

— Увы, друг мой, было. Мы много рассуждаем о готовности платить любую цену за свободу родины, Коанет... заплатил собственным счастьем. Надеюсь, на весах Господа это станет ошибкой.

Пират, недовольно скривившись, долго смотрел на понурого Бентанора, затем махнул рукой:

— Стало быть, мне бабьи рыдания слушать да наследника Эскобара нянчить, да? Хорошенькая доля... Впрочем, до родов может и не дойти. Слыхали, сир, что нынче в княжестве деется?

— От тебя, друг мой, и хотелось бы узнать. По-прежнему война? Под Хоренцем?

— Если б там... Хоренц в кольце, Динхорст в кольце, Пакен-Шеб захвачен... Земля пылает. Ужас.

— Но... как же так? — оторопел Иигуир. — Мы ведь проучили герцога на перевале!.. Как он сумел?..

— Да уж, разумеется, не сам, пособили добрые люди. Сосед княжеский, почти приятелями считался с Динхорстом, а продал, сволочь...

— Адион? — вымолвил старик оледеневшими губами, уже понимая ответ.

— Во-во, граф Адион! Та еще паскуда оказалась. Сторговался, видать, украдкой с Мархом и пропустил его через свои владения. Прямиком в долины!

— Невероятно... Я разговаривал с графом, он вовсе не горел желанием поддерживать Марха.

— Значится, герцогское золото его подогрело.

— Н-нет, — потряс головой Иигуир, — тут что-то другое. А князь?

— Что может, князь делает, однако силы больно неравные. Хоренц коменданту оставил, сам в Динхорст прискакал. В страшной спешке начали стены править, народ вооружать, а только... — лицо Пиколя сморщила боль, — не устоять городу, сир. И всему княжеству тоже. Облепили враги Динхорст, ровно муравьи, торопятся, напролом прут. Каждый день новый приступ.

— С чего же спешка?

— Так ведь князь, увидав сей поворот, гонцов вовремя выслал к Императору. За подмогой, стало быть. Не шибко надеялись, а тот возьми да прислушайся, осознал, похоже, под чью нору головешки подкладываются. Вернулись гонцы с монаршей грамотой, с жестким приказом прекратить самоволие.

— Но ведь ты сказал... Герцог осмелился сразу пойти против воли Императора?

Пиколь замялся:

— Не совсем. Это ж подлюка хитрая, на рожон не полезет. Открыто перечить не стал, но и полки не отвел. Ему сейчас главное — Динхорст взять. Флот, Императором направленный, рано или поздно прибудет, а вот кто здесь на тот момент хозяином расположится — огромная разница. Совсем, как мне объясняли, неодинаковые переговоры получатся. Опять же если законный сеньор пропадет, без наследников...

— Великий Творец! — опустил голову Иигуир. — Из-за дурацких политических измышлений ныне гибнут невинные люди!

— Ох, гибнут, сир. Хоронить не успевают. Герцог в спешке и своих-то солдат не жалеет, а уж нам тем паче спуску не дает. Пленных сразу казнит, окрестные селения палит; не приведи Господь, на улицы ворвется!..

— Нельзя... нельзя... — прошептал старик, озираясь по сторонам.

Прочие участники экспедиции наблюдали за беседой с интересом, но в отдалении — все равно начатками кунийского владел лишь капитан. Теперь Иигуир пригласил его и хардаев присоединиться.

— Печально, — выслушав разъяснения, молвил Иригучи. — И что вы намерены предпринять?

— Помочь, разумеется!.. — воскликнул Бентанор и тут же осекся, налетев на бездонно спокойный взгляд диадонца. Света в этом взгляде действительно было не отыскать.

— И не мечтайте, мессир! — заворчал тем временем Левек. — Разве мы похожи на армию, готовую к битве? Да нас раздавят словно тараканов!

— Ну... не всех... Вы же способны выручить страдающих людей, господа?

Мацуи усмехнулся:

— Кажется, сир, наша демонстрация произвела чересчур сильное на вас впечатление. Сколько там войск под городом?

— Не менее двух тысяч, — уточнил у пирата Иигуир.

— Для начала троим хардаям такую толпу, уж извините, не одолеть. Любое чудо имеет предел. Во-вторых... это древняя проблема. Как, по-вашему, сир, почему хардаи крайне редко покидали Диадон? Мир кругом достаточно интересен, однако и несправедливость в нем на каждом шагу. Известны случаи, когда в старину воин кидался защищать любого униженного, от одного к другому, к следующему... и кончалось все очень плохо. Кипящий родник жестокости неисчерпаем, сир, коль скоро питается из душ людских. Сегодня спасенный молится на вас, завтра сам творит бесчинство и смотрит волком на карающего. Так шло от века, и силой тут ничего не изменить.

— А слабые женщины, дети!..

— Вы забыли, сир, кто составлял толпу, распявшую Великого Пророка?

— Да, то были духовные слепцы, уязвленные подаренным им светом. Но ведь нельзя же совсем бросить мир на произвол его страстей, господа! — вскричал Иигуир. — Если мы не уходим в отшельники, то обречены сталкиваться с окружающими кошмарами. И что, спокойно отворачиваться? У вас это получается, сир?

— Не всегда. — Безмятежность хардая не колыхнулась. — Никто не совершенен, нам знакомы срывы. Чуть сдержаннее охотники, хотя и те стараются вмешиваться только в исключительных случаях.

— Так сейчас именно такой случай! Целый город стоит на пороге истребления! Как я смогу пройти мимо после Оронса? Неужели ничего нельзя придумать?

Иригучи, склонив голову, следил за раскрасневшимся стариком.

— Снять осаду? Вряд ли. Возможно, удалось бы сдержать штурм до подхода имперских полков.

— Вот и прекрасно!

— Не так уж прекрасно, как кажется, сир. — Хардай оглянулся. — Вакамо, объясни, это по твоей части.

Вперед выступил Кане:

— Скажите, вас бы удивило, сир, если бы три человека на ваших глазах выкосили сотню-другую хороших воинов? Штурмующих это, уверен, удивит не меньше. Удивит, запомнится, разнесется по округе.

— На любой войне полно таких побасенок, — без особой уверенности в голосе отозвался Иигуир.

— Верно. Правда, пытливый ум наверняка заинтересуется неожиданным дивом. А настороженный — подметит, что аккурат в эти дни мимо проплывал корабль некоего гердонезца. Вроде бы никого он с востока не вез, но многим ли под силу устроить подобную резню? — Кане бесстрастно посмотрел на бледного старика. — Для восстановления секретности вашей затеи, сир, были приложены нешуточные усилия, любая оплошность обратит все назад в прах.

Бентанор, прерывисто дыша, обвел взглядом лица спутников.

— Ну, о чем там? Чего? — в нетерпении подергал его за рукав Пиколь, однако старик, кажется, и не почувствовал.

— Значит... вы откажете в помощи несчастным? — выдавил он. — Правильно я понял, господа?

— Мы? — шевельнул бровью Иригучи. Хотя с товарищами он даже не переглядывался, единство хардаев сомнений не вызывало. — Отнюдь, сир. Мы вовсе не вырублены из камня, чтобы безучастно взирать на мучения человеческие. Более того, готов поверить вам на слово: среди страдальцев много прекрасных людей. Искренне хотелось бы помочь, вопрос — какой ценой?

— Существует и еще один довод в пользу боя, мастер, — заметил Кане. — Граф Адион. Вы, господин Иигуир, уверяли, будто еще недавно он совершенно не собирался поддерживать своеволия западных сеньоров. Однако поддержал, а склонить графа к такому решению могли, пожалуй, лишь северные хозяева.

— Мелонги... — прошептал старик.

— Думаю, варвары посчитали, что разброд, вносимый герцогами, полезнее сохранения позиций слабых монархов Овелид-Куна. Вряд ли мы сумеем разобраться отсюда во всех хитросплетениях, важен, в конце концов, сам факт — мелонги через своего слугу добиваются падения Динхорста. Следовательно, любым путем надлежит помешать этому. Как видите, сир, мы готовы сражаться, но готовы ли вы рискнуть судьбой своего предприятия, подставить его под удар?

— Полагаете... риск велик?

— Очень велик, — коротко ответил хардай.

Уловив очередную паузу, Пиколь еще настойчивее потребовал объяснений. Выслушав перевод, выпучил глаза:

— Вы что, в Динхорст собрались? С ума сошли, сир?! Да там нынче мышь не проскочит и богатырь не продерется. Говорю ж, обложили город накрепко! Сам через какую-то кротовину вылез, чуть не задохнулся. И ведь не просто шкуру спасая, а по... личному приказу сиятельного князя. Во как!

Бентанор с сомнением оглядел важно надувшегося пирата, повертел в руках серебряный медальон с чеканным узором.

— И зачем же ты такой князю потребовался? Рассказывай уж до конца, друг мой, не томи.

— То-то и оно, сир, что, чем пререкаться с чужаками, слушать надлежало до конца. Спешу навстречу императорскому флоту, поторопить их, стало быть. Пусть гребцов сменных нанимают или сажают солдат за весла, а сюда должны явиться уже через два-три дня. Иначе не устоять городу.

— Сюда?

— Конечно! Из Штрольбинка вверх по реке до самого Марентага подняться можно, куда быстрее пешедрала получится. Опять же флот опорой в княжестве послужит... Только вот застрял я здесь как назло. До моря добрался, а дальше — заминка. Хоть молись, хоть дерись... Так видно, снизошел Творец к грешнику, раз вас, сир, позволил встретить. Желаете помочь Динхорсту — мне помогите, каждый час на счету! — Разволновавшийся дядюшка обращался и к хардаям, словно они могли его понять. — Какие-то жалкие полсотни миль, господа, причем на закат, даже сворачивать не придется!

— Не убивайся же так, друг мой, — произнес заметно растерявшийся Иигуир. — Это лишь самое малое, что мы способны сделать, хотелось бы чего-то серьезнее...

Левек, до сих пор угрюмо молчавший, поднял руку:

— Как посмотреть, мессир. Атака армии — слов нет, чистое безумие, но и выбегать навстречу имперцам, скажу вам... пахнет плохо. Вы же в розыске, не забывайте. Не дай Бог придет кому в голову, сообщение примут, а гонцов потом — в кандалы. Да и остальным, чаю, не поздоровится. Пускай вы, мессир, принимаете на веру все, что лопочет эта разбойничья рожа, но самолично кидаться в объятия верной смерти едва ли умно.

— Тогда позвольте напомнить и вам, капитан, — данный человек, находясь в том же розыске, рискует жизнью не менее нашего.

— Вот это меня и настораживает, — буркнул Левек. — Расспросите-ка, с чего вдруг его в могилу потянуло?

Скрытничать Пиколь не собирался:

— Имеется, конечно, и опасность. Только у вас-то, господа, ее кот наплакал: покажутся на горизонте имперские флаги — высадите меня на берег и укроетесь от греха. Дальше уж сам как-нибудь домашусь, заметят.

— Разве за собственную шею не боишься?

— Опасаюсь, сир, не без того. — Взгляд пирата, обращенный к Иигуиру, потемнел. — Ясно дело, отвратно самому на петлю напрашиваться, однако нищим побродягой дни кончать еще отвратнее. Вот с Божьего соизволения подмогу князю приведу, Динхорст отстоим, тогда, глядишь, и... разговоры заведем про заслуженный покой.

— Князь все еще не знает насчет тебя?

— Ну, коли я жив, следственно, не знает. Догадывается, вероятно, о чем-то темном, потому и предложил вылазку. Нору ведь пришлось использовать тайную, воровскую, знатоков вроде меня у нее, сир, почитай, уже не осталось. А как отгремит гроза... может, и в ноги сиятельному брошусь... Посмотрим тогда...

В конечном итоге предложение Пиколя устроило всех: самого дядюшку, рвавшегося искупить вину за прошлое, Левека, что отказывался и слушать о походе к осажденному городу, даже Иигуира. Старик, правда, еще долго колебался, терзал исстрадавшуюся совесть, но выживание собственного детища оказалось веским доводом. Хардаи... Те привычно не выказали никаких эмоций. Вроде бы довольно улыбнулся Иригучи, чуть досадливо мотнул головой порывистый Очата, — все это, похоже, обречено было вековать на уровне догадок. Утаиванием чувств воины не утруждались, просто облачко мирских тревог миновало, вновь едва затронув диковинные души...

Впрочем, такие наблюдения интересовали, наверное, одного старого Бентанора. Простые моряки куда больше подивились, когда странные чужеземцы без выспренних рассуждений сами сели к веслам. На гребцов тем днем выпала огромная нагрузка — ветер хоть и ослаб, но по-прежнему дул в лицо, двигались только на людской силе и упорстве. Три человека, обнаружившие вдобавок запредельную выносливость, лишними не стали. Уже в плотных сумерках снизили темп. Если разгоряченный народ еще готов был длить бешеную гонку, то требовали осторожности прибрежные камни. Опять же, долгожданный караван... С ним боялись и разминуться, и столкнуться лоб в лоб. Скопище парусов забелело вдали к полудню, вынырнуло из туманной дымки, породив настоящее смятение. Едва успели метнуться за какой-то мелкий островок, откуда и созерцали подход кораблей. Навстречу громоздкой армаде теперь выгребал Пиколь в крохотной лодчонке. Следивший за ним Иигуир вдруг с горечью осознал, что во всеобщей суете даже не успел толком попрощаться. На галерах бесстрашную скорлупку долго не желали замечать, пока та не метнулась в самую гущу весел. Лишь после этого передовой корабль соизволил сбавить ход и подобрать гонца. Как развивалась миссия пирата, путешественникам не суждено было узнать, но флотилия, выдержав паузу, устремилась дальше с удвоенной скоростью.

— И нам пора домой, мессир, — вздохнул сзади Левек. — Здесь свои бури, у нас — свои, каждому перед Творцом за свое ответ держать. Вот ветер нужный поймаем и... последний бросок. Хватит, скажу вам, по чужбинам бродить, время собственной родиной заняться.

Берегов Валесты достигли в последних числах апреля; поздним вечером, сразу после заката, вошли в знакомую маленькую бухточку. Общее желание побыстрее очутиться дома стоило нескольких часов яростной гребли, но теперь об этом забыли. Странники напряженно вглядывались в темнеющую полосу земли. Она казалась совершенно безжизненной — ни огонька, ни шума, только слабый запах дыма. Поневоле в голову лезли тревожные мысли. Много месяцев их крохотная колония выживала, предоставленная сама себе, без серьезной защиты и поддержки, любой выплеск неистового и жестокого мира мог походя втоптать ее в песок.

«Эло» уже ставил якоря, когда его, наконец, заметили. Успевший погрузиться в сон лагерь внезапно ожил, засветился, замельтешил, навстречу странникам вывалилась целая толпа детей и взрослых. Все смешалось в одну пеструю, радостно гомонящую кучу. Иигуира обнимали Беронбос и Бойд, с другой стороны на него прыгал восторженный Ванг. Даже те, кто никогда не отличался особой дружбой, ликовали — впервые за долгое время они увидели знакомые лица. Когда прошло первое волнение, прибывших повели в лагерь. За прошедшие месяцы жизнь здесь воистину пустила корни: на расчищенной от кустарника поляне выросло несколько новых утепленных хижин и землянок. Ни одна, правда, не могла вместить всех обитателей колонии, а так хотелось в эти минуты быть вместе. Посему общий ужин собрали вокруг большого костра в центре лагеря, прямо под открытым, усеянным звездами небом.

Трапеза сопровождалась неумолчным шумом голосов. Иигуир описывал выпавшие на их долю приключения, Беронбос делился тяготами миновавшей зимы. Были и перебои с едой, и препирательства с бандитами, рядившимися то в лохмотья, то в камзолы, и болезни детей, их неуемное озорство и капризы. Отдельно рассказывалось о нежданном, нагнавшем трепета визите Бику, который в результате, изумив всех, лишь поделился с беженцами провизией.

Пока взрослые обсуждали невзгоды, сорванцы во все глаза разглядывали необычных людей в черных, подбитых мехом плащах. Заметив этот интерес, Бентанор прервал беседу и встал. Тотчас воцарилась тишина.

— Дети мои, — медленно заговорил старик, — сегодня начинает, наконец, осуществляться то, ради чего мы жили, чего ждали все последнее время. Вам известно, что случилось с нашей страной, с нашими родными и близкими. Отныне вы — надежда Гердонеза! Прочь сомнения и страхи: враг глумится над Отечеством, вы сможете его остановить! Для этого придется стать сильнее врага, потратить долгие годы на упорный, изнурительный труд, но только так можно исполнить свой сыновний долг... — Отблески костра дрожали на всклокоченных волосах Бентанора. — Со мной прибыли люди из далеких земель, люди, которые помогут вам, дети мои, превзойти мощь поработителей. Доверяйте и слушайтесь во всем новых наставников. Когда станет особенно тяжело, вспомните, ради какой святой цели терпите лишения. И да поможет вам Творец!

В темное небо полетели воодушевленные крики вскочивших с мест мальчишек. Иигуир обернулся к хардаям:

— Как видите, господа, ученики готовы. Когда удастся приступить к обучению?

— Хоть сейчас, — пожал плечами Мацуи.

— Тогда, пожалуй, завтра с утра. Они переходят в полное ваше распоряжение. Я... не напрасно в конце помянул Господа? Они ведь все-таки крещеные единотворцы.

— Не волнуйтесь, мессир. — Иригучи улыбнулся. — Можете даже преподавать им Слово Творца. На Диадоне единотворцы среди учеников — не редкость. Никто не препятствует им посещать церковь, исполнять все нормы и ритуалы. Просто рано или поздно они сами отходят от этого.

— Они разочаровываются в Создателе? — поднял брови Иигуир.

— Скорее теряют к нему интерес.

В ту ночь Иигуиру не спалось. Он ворочался на жесткой лежанке, вглядывался в густой мрак, нервно теребил бороду. Решение было давно принято, и отступать вроде некуда, однако едкие струйки сомнений жгли душу. «Милостивый Боже, суждено ли мне когда-нибудь забыть об этих терзаниях, или я обречен нести крест до последней своей минуты?» — с тоской думал старик.

Начинало светлеть, когда он, вконец измученный бессонницей, неслышно проскользнул мимо сопящих детей, вышел из хижины и побрел к холмам. Долго ходил по весеннему, еще не просохшему лесу. Прогулка немного освежила и взбодрила. Поднявшись на обратном пути вновь на холм, он увидел у кромки прибоя удаляющуюся цепочку бегущих людей. Во главе ее ровно и мощно двигалась фигура Вакамо Кане, за ней следовали десятка два мальчишек. Бежали ребята пока неуклюже, зато не отстать старались изо всех своих маленьких сил. «У них все получится... все получится...» — раз за разом, будто заклинание, повторял Иигуир шепотом. И хотя его никак не могли заметить с берега, он поднял руку, приветствуя новое, неведомое будущее. В глазах старика стояли слезы.