— Как пожелаешь, — сдался он, подумав, что чем дольше правишь, тем менее полной оказывается на поверку твоя власть.

На деле же за весь долгий путь по непролазной хляби до города Видесса они не встретили ни единого противника. Зато по пути им попался один человек, явно принявший за врагов их самих — монах на ослике, натянувший капюшон до самого носа для защиты от дождя. При виде императорского кортежа он пришпорил осла и свернул с дороги, сделав большой крюк, только бы не встречаться с солдатами.

Халогаи вдоволь поиздевались над явным ужасом монаха.

— Отважный капитан Твари, — заметил Крисп с легкой иронией, — как вы полагаете, хватило бы мне взвода ваших героев, дабы защититься от этого головореза?

Твари не поддался на провокацию.

— Судя по его виду, твое величество, он разделался бы с целым взводом.

Крисп поневоле расхохотался, а халогай продолжил уже более серьезно:

— Кроме того, кто может сказать — будь с тобою всего один взвод, не встретился бы ты по дороге с целой армией прихвостней Петрония? Боги любят посылать несчастья тем, кто забывает об осторожности. Своей судьбы не обманешь, но она может прийти и до срока.

— Теперь я понял, почему тот монах свернул с дороги, — ответил Крисп. — Он испугался, что ему придется спорить с тобой о богословии.

— К Фосу обращаются немногие халогаи, и не потому, что вашим проповедникам недостает усердия, — проговорил Твари. — Ваш бог подходит вам, имперцам, а нам подходят наши.

Крисп был убежден, что боги северян ложны, но трудно было отрицать — этим ложным богам служат сильные люди.

Два дня спустя Крисп и его эскорт достигли пригорода Напротив.

Гонец успел раньше — паром уже ждал, чтобы перевезти императора через Бычий Брод. Северные ветры, принесшие с собой дожди, нагнали в проливе такие волны, что на противоположный берег Крисп сошел совершенно зеленый и искренне очертил на груди солнечный круг. Но солнце Фоса скрылось за пеленой туч.

В императорских палатах Криспа встретили мрачные лица.

— Встряхнитесь! — воскликнул он. — Небо еще не рухнуло. — Он побарабанил пальцами по футляру с письмом. — Я знаю, потеря Девелтоса — тяжелый удар, но я знаю и как смягчить его или, по крайней мере, унять Арваша, пока мы не разделались с Петронием.

— Я рад это слышать, ваше величество. — Но голос Барсима прозвучал вовсе не радостно, а лицо евнуха не прояснилось. «Ну, — подумал Крисп, — это в порядке вещей — я еще не помню, чтобы он выглядел счастливым».

— Ваше величество, — проговорил вестиарий, — боюсь, что дурные вести не ограничиваются Девелтосом.

Крисп напрягся. Только ему показалось, что он решил одну проблему, как на горизонте показывается другая, готовая свинцом рухнуть на плечи.

— Говорите, — мрачно приказал он.

— Слушаю и повинуюсь, ваше величество. Вы, без сомнения, понимаете, что восшествие пресвятого Пирра на патриарший престол вызвало некоторое смятение в монастыре, посвященном памяти святого Скирия. Осмелюсь предположить, что столь сильная личность, как аббат Пирр, не потерпела бы, чтобы его монастырские братья обретали большую власть в обход его. А потому никто, как выяснилось, не отвечал за приход и уход монахов из обители. Короче говоря, ваше высочество — бывшего патриарха Гнатия найти не удалось.

Крисп хрюкнул, точно от удара в живот. Ему тут же припомнился скакавший на запад монах, так старательно огибавший его и халогаев. Нельзя было с уверенностью утверждать, что это был Гнатий, но тот монах направлялся именно туда, куда двинулся бы беглый экс-патриарх — к землям Петрония.

Эти мысли Крисп высказал вслух, добавив:

— Теперь у Петрония будет собственный патриарх, чтобы короновать мятежника и оплевать Пирра как самозванца.

— Вполне возможно, — согласился Барсим с легким поклоном. — Для человека, столь недавно взошедшего на трон, — если быть точным, и недавно явившегося в город Видесс, — вы проявляете определенный талант к интригам.

— На месте Петрония именно это я и сделал бы, — пожал плечами Крисп.

— Именно. Но, поскольку Петроний известен коварством, вы мне не противоречите.

— Знаю. А у кого, по-вашему, я учился? — Крисп подумал немного, потом заметил:

— Когда будете уходить, Барсим, пришлите ко мне секретаря. Я продиктую указ, объявляющий Гнатия преступником, а за его голову — награду. Наверное, следует напомнить Пирру, чтобы тот со своей стороны его проклял.

— Вселенский патриарх уже позаботился об этом, ваше величество, — сообщил Барсим. — Вчера он предал Гнатия анафеме с алтаря Собора. Должен сказать, что даже для анафемы это была весьма сквернословная речь. В подтверждение могу привести такие выражения, как «извратитель патриаршего благочиния», «проказа духа» и «аспид, исходящий ядом с алтаря».

— Они друг друга всегда недолюбливали, — заметил Крисп.

Барсим поднял бровь, полузаметно признавая преуменьшение.

— Беда в том, — продолжил Крисп со вздохом, — что Гнатий просто предаст анафеме Пирра и никто ничего не добьется.

— Но Пирр обогнал противника. К тому же он проповедует в Соборе, и ему подчиняется церковь. Ему поверят больше, — возразил Барсим.

— Вы правы, — согласился Крисп.

Эта мысль его немного утешила. Он постарался не забыть ее — то было первое утешение за последние несколько дней.

* * *

Генерал Агапет потер свежий розовый рубец, вспахавший его правую щеку. Размером и формой новый шрам почти повторял старый, на левой щеке, побелевший с годами.

Генерал не пытался скрыть облегчения оттого, что о своей неудаче он докладывает в Тронной палате императору, а не в темнице недоброжелательному палачу.

— Благим богом клянусь, ваше величество, я до сих пор не знаю, как этот мерзавец прошел мимо меня к Девелтосу с такой бандой, — досадливо басил он. — И не знаю, как он сумел так быстро захватить город.

— Это меня тоже удивляет, — ответил Крисп. Он бывал в Девелтосе — мрачной серой крепости, охранявшей дорогу между столицей и восточным портом Опсикион. Стены Девелтоса показались ему тогда угрожающе высокими и крепкими.

— Я слыхал, что чародейство Арваша разбило одну из башен, открыв путь дикарям, — заметил Яковизий.

Агапет фыркнул.

— Это обычное оправдание тех, кто быстрее всех бежит с поля боя. Они и врут, как бегут. Если бы боевые чары срабатывали хоть через три раза на четвертый, на войну ходили бы колдуны, а нам, солдатам, оставалось бы дома сидеть да цветочки выращивать.

— Сколько я знаю, — вставил Мавр, — живыми из Девелтоса убрались только те, кто быстрее всех бежал с поля боя. Остальные мертвы.

— Да, это так, — признал Агапет. — Халогаи и вообще-то кровожадны, но этот Арваш мне кажется просто бесчеловечным. Но все же мои ребята худо-бедно держали их на другой стороне границы. А тут он провел мимо нас целую армию. Может, это и вправду была магия, ваше величество. Не знаю, как иначе это объяснить, чтоб мне обледенеть, если я лгу.

— Я уже слыхал, что Арваш — колдун, — сказал Крисп. — Никогда прежде не верил. Когда человеку везет, о нем тут же начинают ходить подобные слухи. Но сейчас я начинаю сомневаться.

— Говорят, халогаи убили всех священников в городе, — заметил Мавр. — Если Арваш и колдун, то его сила не от Фоса.

— Естественно, что язычник халогай не пользуется магией Фоса, — ответил Яковизий. — И если эти дикари вырезали весь город, вряд ли они остановились бы при виде синей сутаны. А вы? — Он изящно изогнул бровь.

Мавр давно привык не принимать его выходки всерьез.

— Прошу прощения, превосходный господин, но никогда не разорял городов, а потому не могу ответить на ваш вопрос определенно.

В малых дозах сарказм Яковизия бодрил. В больших — разъедал не хуже кислоты. Крисп вовремя перехватил инициативу.

— На самом деле вопрос стоит так: что делать теперь? Если я буду сражаться одновременно с Петронием и Арвашем, то лишь распылю силы и не разобью ни одного из них. Но если я навалюсь на одного, оставив второго в покое, тот может творить, что пожелает.

— Тебя не удивляет, что ты вообще захотел стать Автократором? — поинтересовался Яковизий с невыразимым злорадством.

— Я вообще-то не очень хотел становиться Автократором, — ответил Крисп. — Но позволить Анфиму прикончить меня показалось мне менее привлекательной идеей.

— Крисп, тебе придется откупиться от одного из врагов, чтобы разделаться со вторым, — сказал Мавр. — Если бы ты не воевал с Петронием, я тут же вывел бы из города свежую армию Агапету на подмогу. А так я опасался, что ты потерпишь поражение на западе, и моя помощь понадобится там.

— Я рад, что ты остался, — поспешно ответил Крисп, припомнив письмо Танилиды. — Как ни горько это признавать, но ты прав. А еще горше, что откупаться придется от Арваша. Петроний заплатил ему за вторжение в Кубрат, так что деньги он берет, это мы знаем. А когда я разобью Петрония — что ж, почтенному Арвашу придется вернуть наше золото, и не только наше. Если он думает, что я забуду или прощу то, что он сотворил с Девелтосом, он ошибается.

— И все же это правильный выбор. — Яковизий уверенно кивнул.

— Ты не можешь позволить себе торговаться с Петронием — это равносильно тому, чтобы признать его за равного. У Автократора в пределах Видесса не должно быть равных. А вот откупиться от чужеземного князька, чтобы тот оставил нас в покое, — такое случается сплошь и рядом.

Крисп покосился на Мавра; тот тоже кивнул.

— Правильно, ваше величество, — согласился Агапет, — покончим сначала с гражданской войной. Когда вас признает вся империя, в свое время вы разделаетесь и с Арвашем.

— Сколько Петроний заплатил Арвашу, чтобы тот натравил своих головорезов на Кубрат? — спросил Крисп.

— Пятьдесят фунтов золота — три тысячи шестьсот золотых, — тут же ответил Яковизий.

— Тогда уплати ему хоть вдвое, если придется, но выторгуй у него год мира, — приказал Крисп. — Я, правда, надеюсь, что ты сумеешь уговорить его на меньшую сумму — я-то знаю, как ты торгуешься.

Яковизий мрачно воззрился на него:

— Я так и знал, что к этому идет!

— Лучшего посла мне не найти, — заметил Крисп. — Сколько миссий к северянам ты возглавлял? Мы ведь и встретились первый раз в Кубрате, помнишь? Я до сих пор ношу золотой, что ты дал старому хагану Омуртагу, когда выкупал толпу нас, крестьян. Ты знаешь, что тебе делать, а я знаю, что могу на тебя положиться.

— Если бы меня посылали в Кубрат, или в Хатриш, или даже в Татагуш, я бы не раздумывая сказал «да», пусть это и совершенно дикие края, — медленно проговорил Яковизий. — Но Арваш… Арваш — дело другое. Я скажу честно, Крисп… ваше величество — он меня пугает. Он хочет не просто грабить. Он хочет убивать, а то и хуже.

— Меня Арваш тоже пугает, — признался Крисп. — Яковизий, если ты думаешь, что тебе ехать опасно, я пошлю кого-нибудь другого.

— Нет, я поеду. — Яковизий пригладил седеющие волосы. — В конце концов, что он может со мной сделать? Во-первых, когда-нибудь ему, возможно, придется присылать послов к нам; и мы с ним оба знаем, что ты отомстишь за любой нанесенный мне вред. А во-вторых, я собираюсь платить ему дань, и немалую. Не вижу, каким образом это может его разозлить?

Мавр ехидно глянул на малорослого посла.

— Если кому-то и под силу такая задача, так только вам, господин Яковизий.

— Ах, ваша светлость, — с мягким укором произнес Яковизий, — не стань вы столь неожиданно вторым человеком в империи, будьте уверены, я в деталях описал бы, какого наглого, неблагодарного, дерзостного, малолетнего ублюдочного сына змеи и кукушки я вижу перед собой! — Конец фразы он проорал, побагровев и выпучив глаза.

— Как всегда, добр и вежлив, — уверил его Крисп, стараясь не рассмеяться.

— И этот туда же? — прорычал Яковизий. — Лучше поостерегитесь, ваше величество. Я так понимаю, что могу называть вас, как мне, Скотос меня побери, вздумается, не беспокоясь об оскорблении величества, потому что, если вы пошлете меня к парню с топором, к Арвашу я уже не попаду.

— Это зависит от того, что я распоряжусь оттяпать, — уточнил Крисп.

Яковизий в притворном ужасе схватился за пах.

В этот момент вошел Барсим, неся непочатый кувшин вина и блюдо копченых осьминожьих щупалец. Евнух посмотрел на Яковизия вдоль собственного печально свешенного носа.

— На свете очень немного людей, о которых я мог бы сказать такое, превосходный господин, но подозреваю, что, лишенный ядер, вы будете производить не меньше шума, чем сейчас.

— Что ж, спасибо, — ответил Яковизий, отчего даже невозмутимый вестиарий моргнул.

Крисп молча поднял кубок. Яковизий оставался вооружен и опасен, пока при нем был язык.

* * *

Несколько дней спустя Яковизий отправился с посольством в Кубрат. Крисп немедленно отодвинул всю проблему в дальний угол памяти: учитывая, в каком состоянии оставят дороги осенние дожди и зимние бураны, раньше весны вельможа не вернется.

Кампания Саркиса волновала императора куда больше. Судя по донесениям, полковой командир продвигался вперед, но, благодаря той же погоде, с черепашьей скоростью. Первого из поместий Петрония Саркис достиг, когда дождь еще не сменился снегом.

«Кавалерия противника пыталась нас задержать, — писал он, — но отступила на запад. Мы попытались сжечь виллу и имение; для тщательной работы слишком сыро, но жить там никто не сможет еще долго».

В юности мир для Криспа по зиме сжимался до размеров деревни и окрестных полей. Автократор это тоже чувствовал. Хотя в столицу поступали новости от самых дальних пределов империи, все, творящееся за городскими стенами, казалось далеким и смутным, точно затуманенным. Во многом поэтому Крисп начал уделать больше внимания тем, кто оставался рядом.

Ко дню зимнего солнцестояния беременность Дары стала заметна, хотя и не так сильно в теплых одеждах, в которых она выехала в Амфитеатр посмотреть на представления, коими издавна отмечали солнцеворот. Праздник середины зимы был временем вседозволенности; пара мимов весьма предерзостно изобразила, в каких именно отношениях находились Крисп и Дара при еще живом Анфиме. Крисп хохотал, даже если шутки не были смешными; Дара вначале выказала злость, потом присоединилась к нему, заметив, впрочем: «Кое-кого из этих шутников следовало бы плетями прогнать по площади Паламы».

— Сегодня же солнцеворот, — ответил Крисп, точно это извиняло все. Для него так оно и было.

Кто-то из слуг распалил костер перед ступенями, ведущими в императорские палаты. Когда кортеж императора возвратился из Амфитеатра, пламя еще полыхало ярко. Крисп спешился, перекинул уздечку конюху и, придерживая корону на темени, прыгнул через костер.

— Сгори, горе-неудача! — воскликнул он, пролетая сквозь пламя.

Мгновением позже он услыхал топот бегущих ног.

— Сгори, горе-неудача! — крикнула Дара.

Она сумела перепрыгнуть через угли и поскользнулась, едва коснувшись земли. Если бы Крисп не поддержал бы ее, она могла упасть.

— Что за глупости! — сердито прошептал он. — Зачем тогда весь месяц тебя носили в паланкине, как не для твоей безопасности? А теперь ты готова рискнуть и собой и ребенком — и ради чего? Ради глупых выходок!

Дара оттолкнула его.

— Я, знаешь ли, не стеклянная, от косого взгляда не разобьюсь. И, кроме того, — она понизила голос, — тебе не кажется, что с Петронием, Гнатием и Арвашем Черным Плащом на тебя навалилось больше несчастий, чем ты можешь спалить один?

Гнев Криспа растаял, как снег вокруг костра.

— Пожалуй. — Он обнял жену. — Но лучше бы тебе быть поосторожнее.

Дара снова стряхнула его руку. Крисп сообразил, что вновь обидел ее чем-то.

— Ты за меня беспокоишься, — осведомилась она, — или только за ребенка в моем чреве?

— За обоих, — честно ответил Крисп.

Дара молча прищурилась.

— Перестань, — сказал Крисп. — Разве я строю пруды с рыбками?

Дара моргнула, потом против собственной воли расхохоталась.

— Кажется, нет.

«Рыбками» Анфим именовал последний из изобретенных им способов разврата — один из редких случаев, когда Анфим утруждал себя стеснением, подумал Крисп.

— Тебя удивляет, что, прожив с подобным столько лет, — продолжила Дара, — я опасаюсь доверять кому-либо?

Вместо ответа Крисп обнял супругу, и в этот раз она не отстранилась. По лестнице они поднялись вместе.

В императорской опочивальне Дара не только закрыла дверь, но и заперла изнутри, а на вопросительный взгляд Криспа ответила: «Ты же сам сказал, что сегодня день солнцеворота». Не тратя времени, они разделись и нырнули под одеяла. Хотя кирпичные трубы под полом несли теплый воздух из центральной печи, в спальне было холодно.

Крисп погладил живот Дары, обводя небольшую выпуклость вокруг пупка. Губы Дары сложились в странную улыбку — не то гордую, не то капризную.

— Худая я себе нравилась больше, — сказала она.

— Мне ты нравишься и такая, — ответил Крисп и в подтверждение этих слов позволил руке забраться чуть ниже.

Дара скривилась.

— То, что я выворачиваюсь наизнанку каждое утро и почти каждый день, тебя тоже привлекает? Слава богу благому, сейчас вроде бы меня тошнит поменьше.

— Это хорошо, — ответил Крисп. — Я… — Он замолк. Что-то… дрогнуло? дернулось? шевельнулось? — под его ладонью. Крисп никак не мог подобрать подходящего слова.

— Это ребенок? — спросил он потрясенно.

Дара кивнула.

— Я чувствовала его… — она всегда говорила о младенце «он». —… уже неделю или десять дней. Но так сильно еще не бывало. Неудивительно, что и ты заметил.

— На что это похоже? — спросил Крисп. Любопытство вытеснило в нем желание. Он осторожно прижал ладонь к животу супруги, надеясь уловить еще одно движение.

— Похоже на… — Дара нахмурилась и покачала головой. — Я хотела сказать, что похоже на газы, как если бы я переела салата из огурцов с осьминогами. Поначалу так и было. Но эти, сильные шевеления — они вообще ни на что не похожи. Если бы ты бы женщиной, ты бы понял.

— Наверное. Но поскольку я мужчина, я вынужден задавать глупые вопросы. — Ребенок, словно по заказу, шевельнулся еще раз.

— Мы сделали это! — воскликнул Крисп, прижимая Дару к себе.

Только потом он сообразил, что может не иметь к этому никакого отношения.

Если Даре и пришла в голову та же мысль, она не подала виду.

— Мы это, может, и начали, — едко заметила она, — но остальную работу приходится делать мне.

— Перестань. — Гладкая, горячая кожа Дары под его ладонью напомнила Криспу, зачем они так торопились в постель. Он уложил супругу на спину.

— Раз ты жалуешься, — сказал он, входя в нее и глядя на жену сверху вниз, — сегодня поработаю я.

— Согласна, — ответила она. Глаза ее сияли в свете ламп. — Скоро нам уже не удастся этим заниматься — между нами, так сказать, встанет третий. Так что… — голос ее прервался на мгновение, —… будем радоваться, пока можем.

— О да, — выдохнул он. — Да.

* * *

Письмо, посланное Яковизием задолго до солнцеворота, прибыло через несколько недель после того, как праздники закончились, но Крисп все равно ему обрадовался.

«Арваш согласен взять деньги. Теперь мы выясняем, сколько именно. Это не обычный жадный до золота халогай; он дерется за каждый медяк, точно городской торговец кальмарами (тут и кальмаров-то, к несчастью, нет — одни Скотосом проклятые говядина да баранина). Богом благим и премудрым клянусь, ваше величество, Арваш меня пугает. Он очень умен и безмерно жесток.

Но я, думаю, сумею не уступить ему. Остаюсь с глубочайшим отвращением в плискавосских буранах… «

Крисп с улыбкой свернул пергамент. Он легко мог представить себе, как острый язык Яковизия нарезает ломтиками туповатого военачальника-варвара, неспособного даже понять, что его оскорбляют. Потом Крисп перечитал письмо. Если Арваш Черный Плащ неглуп — а на это указывало все, что было известно о нем Криспу, — ядовитые стрелы Яковизия могли уязвить его очень глубоко.

Крисп свернул письмо снова и перевязал. Яковизий возглавлял посольства к варварам на протяжении трех десятилетий — почти столько, сколько жил на свете сам Крисп. Кому, как не ему, знать, когда следует остановиться.

* * *

Дела церковные накалялись, несмотря на зимние холода — Пирр неожиданно изгнал из храмов четверых проповедников. Обнаружив краткое сообщение об этом в стопке документов, Крисп немедля призвал патриарха к себе.

— И к чему вы ведете, пресвятой отец? — осведомился он, постукивая по пергаменту. — Я полагал, что потребовал от вас сохранения мира среди прелатов.

— Воистину так, ваше величество. Но чего стоит мир без истинной и крепкой веры? — Крисп уже давно понял, что Пирр не склонен к компромиссам. — Как вы могли заметить, я к своем сообщении указал причины каждого изгнания, — продолжил патриарх. Брионей из церкви святого Нестория называл вас в своих проповедях узурпатором императорского трона, а меня патриаршего.

— Такого нельзя терпеть, — согласился Крисп. В который раз он пожалел, что Гнатий не заточен по-прежнему в монастыре.

Свергнутый патриарх не только добавлял законности мятежу Петрония, но и служил надеждой всех духовных лиц, находивших невыносимым узколобое понимание Пирром законов и обычаев церкви.

— Продолжаю, — патриарх принялся загибать пальцы, отмечая прегрешения отступников, — Норик из храма святого Фелалия бесстыдно сожительствовал с женщиной — порок, слишком долго терпимый благодаря процветавшему при Гнатии попустительству. Священник Луцулий имел привычку носить расшитую шелком рясу, слишком роскошную для духовного лица его положения. А Савиан… — от ужаса Пирр перешел на хриплый шепот, —… Савиан склонился к весовщицкой ереси!

— Правда? — Крисп припомнил, как Савиан выступал против избрания Пирра патриархом. Пирр явно тоже не позабыл этого. — Откуда вы узнали об этом? — спросил он, раздумывая, насколько мстителен бывший настоятель. Похоже было, что весьма.

— Его обвиняют собственные слова, — ответил Пирр. — В своей проповеди он заявил, что Скотос оскверняет сияющую славу Фоса. Как может это быть, если только благой бог и повелитель зла… — он сплюнул, отвергая имя Скотоса. —… не равны перед лицом Великого Равновесия?

Доктрина имперского православия утверждала, что Фос в конце концов сокрушит Скотоса. В восточных хаганатах Хатриш и Татагуш тоже поклонялись благому богу, но тамошние священники утверждали, что никто не может знать, победит ли в конце добро или зло. Отсюда и проистекала доктрина Равновесия. Крисп знал, что даже некоторых видесских теологов привлекала ересь «весовщиков».

— А вы уверены, — спросил он, однако, — что это единственное значение, которое Савиан мог вложить в свои слова?

Глаза Пирра опасно блеснули.

— Назовите иное.

Далеко не впервые Крисп пожелал, чтобы его образованность не ограничивалась умением читать, писать, складывать и вычитать.

— Может быть, это просто хитрый способ сказать, что в мире пока хватает зла. Фос ведь еще не победил, пресвятой отец.

— Я об этом вполне осведомлен, учитывая печальную греховность, которую зрю вокруг. — Пирр покачал головой. — Нет, ваше величество, боюсь, что речи Савиана нельзя истолковать столь просто. Когда силе Скотоса поражается человек его породы, подобные речи не могут быть невинны.

— Предположим, так сказал бы ваш верный сторонник, — предположил Крисп. — Что вы сделали бы тогда?

— Наложил епитимью и изгнал бы из храма, — ответил Пирр тут же. — Зло есть зло, и не имеет значения, с чьих губ слетают грешные речи. Да оборонит нас от него бог благой и премудрый. — Патриарх очертил на груди солнечный круг.

Крисп также осенил себя святым знаком. Внимательно оглядев назначенного им патриарха, он, пусть и с неохотой, решил поверить Пирру. Патриарх был узколоб, но в своих пределах справедлив.

— Что ж, пресвятой отец, — вздохнул Крисп, — поступайте, как знаете.

— Так и будет, ваше величество, заверяю вас. Эти четверо лишь заснеженная верхушка горы порока. Они ярче всего блестят в свете Фоса, озаряющем их злодеяния, но их сверкание не ослепит меня, чтобы я оставил стоять эту гору.

— Подождите секундочку, пресвятой отец, — вмешался Крисп, взмахом руки останавливая патриарха. — Я вас назначал на этот пост не для того, чтобы вы затевали смуту в церкви.

— В чем же состоит долг патриарха, как не в том, чтобы выкорчевывать грех? — возразил Пирр. — Если вы считаете, что существует обязанность более важная, в вашей власти лишить меня сана. — Он склонил голову, признавая главенство императора.

Крисп понял, что в Пирре он нашел, наконец, человека, которого неспособен переупрямить. Понял он и наивность своих надежд на то, что ответственность, налагаемая патриаршим троном, смягчит фанатичное упорство Пирра. Вывод отсюда следовал крайне неприятный: поскольку Крисп не мог позволить себе снять с Пирра синие сапоги — никто другой, спешно избранный на его место, не мог бы противостоять Гнатию — покамест аббата придется терпеть.

— Как я уже сказал, пресвятой отец, действуйте, как считаете нужным, — вздохнул он. — Но, заклинаю вас, помните о… — Как там говорил Савиан? —… принципе икономии.

— Заверяю вас, ваше величество, я буду применять указанный принцип везде, где это возможно, — ответил Пирр. — Должен, однако, предупредить вас, что сей принцип применим не столь широко, как кажется многим.

Да уж, подумал Крисп, Пирр скорее умрет, чем отступит. Он коротко кивнул, указывая, что аудиенция окончена. Пирр пал ниц — при всех его недостатках почтение его к монарху оставалось достойным подражания — и отбыл. Стоило ему скрыться, император крикнул, чтобы принесли вина.

* * *

— Одно хорошо, что налетчики Арваша, взяв Девелтос, решили отступить, — заметил Крисп, изучая карту империи. — Если бы они двинулись дальше, то уткнулись бы в море Моряков и разорвали бы восточные земли пополам.

— Да, это бы точно вывернуло ночной горшок в похлебку, — ответил Мавр. — Но тебе и без того придется отстраивать город заново.

— Этим я уже занялся, — отозвался Крисп. — Я написал указ, что казна платит вдвое против обычного тем гончарам, штукатурам, черепичных дел мастерам, плотникам, каменотесам и все прочим, кто отправится летом в Девелтос, и разослал его по городским гильдиям. Главные мастера говорят, что добровольцев хватит, чтобы к осени в городе снова можно было жить.

— Да, через гильдии искать работников проще всего, — согласился Мавр.

Труд в городе Видессе был регламентирован не менее скрупулезно, чем все остальное. Главные мастера подчинялись городскому эпарху, как любые чиновники.

— Каменотесы, — повторил Мавр, поджав губы. — Их нам потребуется немало. Вспомни, что случилось со стенами Девелтоса.

— Помню, — мрачно отозвался Крисп.

Как свидетели нападения, так и те, кто входил в город позже, утверждали, что одна из стен укреплений рухнула в одночасье, скорее всего разрушенная чародейством. А тогда наемники-северяне ринулись в ошеломленный город, и началась бойня.

— Я до сих пор полагал, что боевая магия — пустая трата времени и что она не работает среди людей, взбудораженных битвой.

— Я думал то же самое, — ответил Мавр. — Я поговорил на эту тему с твоим приятелем Трокундом и еще парой чародеев. Они утверждают, что стену расколола не боевая магия в обычном понимании этого слова. Арваш, или кто он там, исхитрился перевести своих солдат через границу до самого Девелтоса так, что никто их не заметил. Это облегчило колдуну работу — гарнизон не ожидал нападения и не волновался, пока камни не посыпались на головы.

— Когда было уже поздно, — добавил Крисп. Мавр кивнул. — Вопрос в том, — продолжил Крисп, — как Арвашу удалось провести через границу своих бандитов?

Мавр промолчал. Никто не мог бы ответить на этот вопрос. Трокунд допросил Агапета, используя то заклятье двойных зеркал, которое уже опробовал на Гнатии. Но даже колдовство не помогло генералу понять, каким образом Арваш ускользнул от его разведчиков.

Возможно, и там поработало чародейство, но уверенности в том не было.

— Благим богом клянусь, — заметил Крисп, — стоит надеяться, что Арваш не появится из воздуха перед городскими вратами Видесса и не проломит стены.

Укрепления имперской столицы намного превосходили стены провинциального городка вроде Девелтоса — настолько, что ни один чужеземный враг не сумел еще ее взять, да и видессиане добивались этого только предательством. Но Арваш Черный Плащ был слишком необычным врагом.

— Теперь нас сторожат чародеи, — ответил Мавр. — Их обвести вокруг пальца будет не так просто, как девелтосскую стражу. А они говорят, что Арваш взял город только внезапностью.

— Да, да. — Крисп все же нервничал. Может быть, оттого, что не так давно сел на трон? Возможно, с опытом он лучше оценивал бы опасность, которую представляет Арваш. И все же, как и любой разумный человек, он считал, что лучше приготовиться к мнимой опасности, чем проморгать реальную.

— До чего неудачное время выбрал Петроний для мятежа! Если бы он сейчас сдался, я с радостью оставил бы его голову при нем. Арваш волнует меня куда больше.

— Даже после того, как ты от него откупился?

— Особенно после этого. — Крисп подергал себя за густую курчавую бороду, потом решительно щелкнул пальцами:

— Вот об этом я и напишу Петронию. Если они с Гнатием миром вернутся в монастырь, я не стану карать их. — Он кликнул письмоводителя.

— А если он откажется? — спросил Мавр, пока писец не явился.

— Значит, откажется. Хуже не станет.

Мавр поразмыслил над этим, потом раздумчиво поджал губы.

— Если так смотреть, ты, конечно, прав.

Прибежал письмоводитель и, побросав стиль и табличку, пал перед Криспом ниц. Император нетерпеливо ждал, пока писец не поднимется на ноги и не возьмется за дело. Он уже устал втолковывать окружающим, что ниц можно не падать — те только ежились. Он был Автократором, а почести Автократору все привыкли оказывать, пластаясь по полу.

— Прочти письмо еще раз, — попросил Крисп, закончив диктовку.

Письмоводитель перечитал послание. Крисп обернулся к Мавру.

Севаст кивнул.

— Сойдет, — решил Крисп. — Сделай мне чистовик на пергаменте не позже вечера.