Яковизий, Маммиан и Ризульф серьезно и торжественно кивнули.

— Вы… это… подстроили, — выдавил Пирр совершенно жутким голосом. Теперь он все понял.

— Я не понуждал вас уходить, — напомнил Крисп. — Вы предложили это сами. И теперь, раз вы это сделали, Барсим подаст вам на подпись формальное отречение.

— А если я откажусь подписать?

— Вы все равно согласились на отставку. Как я сказал, святой отец, — Пирр скривился, услышав свой внезапно усеченный титул, — вы сделали это по доброй воле, перед свидетелями. Так будет лучше всего. Если бы даже вы держались за свой трон обеими руками, я снял бы вас — вы обещали мне применять принцип икономии, но ни в одной из ваших проповедей я не заметил и капли терпимости.

— Теперь я вижу все, — прохрипел Пирр. — Вы поставите на мое место Гнатия, этого прислужника зла. Черный бог овладел вашими сердцами, а вы не заметили этого.

Крисп сплюнул, наклонившись, на каменный пол.

— Это — Скотосу! А вы, святой отец, оглянулись бы лучше вокруг. Посмотрели бы на своего двоюродного брата и вспомнили, что сотворил с ним Арваш Черный Плащ. Неужто он попадется в капкан Скотоса?

— Да, если наживкой будет красивый мальчик, — ответил Пирр.

Яковизий сделал двумя пальцами жест, весьма употребительный на улицах города Видесса. Пирр ахнул — Крисп подозревал, что патриарх, то есть экс-патриарх, давно не видывал ничего подобного. Затем Яковизий яростно нацарапал что-то на табличке и передал Ризульфу, чтобы тот прочел вслух: «Братец, тебе нужна одна наживка — возможность мучить всех, кто с тобой не согласен. Ты уверен, что не попался?»

— Я знаю, что прав, а потому придерживающиеся иных мнений — сторонники лжи, — ответил Пирр. — Теперь я понял, что это относится и к собравшимся здесь. Вы можете изгнать меня из храма, ваше величество, но я и на городских улицах буду нести свет людям…

Крисп окончательно уверился, что Пирр — никудышный интриган.

Человек более искушенный в разжигании смут никогда не стал бы предупреждать о своих действиях.

— Если то, во что верите вы, святой отец — истина, а я обратился ко злу, то как объясните вы видение, в котором вам сказано было принять меня как сына? — осведомился Крисп.

Пирр открыл было рот, потом закрыл.

— Кажется, вы его смутили, ваше величество, — шепнул императору на ухо Ризульф.

Крисп кивнул и продолжил:

— Почетная охрана из халогаев препроводит вас в монастырь святого Скирия, святой отец. И если вы начнете выкрикивать какие-нибудь глупости, они заставят вас замолкнуть, как сочтут нужным. — Пирру не запугать северян-язычников вечным льдом. Но и сам он не пугался.

— Пусть делают, как знают.

— В монастырь, значит, святого Скирия? — переспросил Маммиан, прищурившись. — Без сомнения, святой отец найдет о чем поговорить с монахом Гнатием.

Выпустив стрелу, толстопузый генерал принялся наслаждаться результатом, и Пирр не разочаровал его — ответный взгляд священника мог дать фору любому бурану.

— Конечно, Гнатий скоро вновь наденет синие сапоги, — поддел его Маммиан еще раз.

— Благой бог рассудит нас в царстве грядущем, — ответил Пирр. — Я успокоюсь на сем. — Он повернулся к Криспу:

— Его суда не избежать и вам, ваше величество.

— Я знаю, — ответил Крисп. — В отличие от вас, святой отец, я далеко не уверен в своих ответах. Я лишь стараюсь действовать, как считаю верным.

Пирр неожиданно поклонился.

— Этого лишь и требует благой бог. Да будет ваш суд в делах иных более мудрым. Теперь зовите северян, если желаете. Куда бы ни отослали вы меня, я не устану славить святое имя Фоса. — Он очертил над сердцем солнечный круг.

Искренняя вера Пирра вызывала у Криспа некоторое абстрактное уважение. Это не помешало императору все же приставить к уходящему Пирру охрану. Яковизий согласно покивал.

«Смиренные речи — не повод ему доверять», — написал он.

— Сколько мне видно с трона, доверять вообще никому нельзя.

К тайному разочарованию Криспа, при этих словах кивнули и Маммиан с Ризульфом.

«Ты учишься», — написал Яковизий.

Крисп и сам понимал это. Ему лишь не нравились уроки.

* * *

Впервые после поражения, нанесенного императорской армии чародейством Арваша на границе с Кубратом, с лица Трокунда исчезло мрачное выражение.

— Надеюсь, вы вознаградите Гнатия за его находку, — сказал он. — Без нее мы до сих пор блуждали бы в темноте, как слепые.

— Да, я уже подобрал награду, — ответил Крисп. Как раз в эти минуты синод иерархов церкви и настоятелей монастырей рассматривал имя Гнатия в числе претендентов на патриарший престол, вместе с двумя совершенно недостойными лицами. — Теперь, когда вы узнали об Арваше больше, сможете ли вы его победить?

— Видеть зубы медведя, ваше величество, не то же самое, что выдернуть их, — сказал Трокунд и, заметив, что император нахмурился, добавил:

— Но раз мы знаем, где он их отрастил, то и выдергивать их будет легче. Может быть.

— И каким же образом? — жадно поинтересовался Крисп.

— Можно уверенно предположить, что, если он молится Скотосу и получает от темного бога свою силу, то и заклятья его суть извращение наших собственных. Их легче будет распознать, чем если бы Арваш почитал, скажем, халогайских богов или демонов и духов, которым поклоняются степные кочевники. Магия степняков или северян может обрушиться с любой стороны, если я понятно выражаюсь.

— Наверное, — ответил Крисп. — Но если их чародеи, или шаманы, или кто там еще призывают своих богов и демонов и их заклятья работают, то не окажутся ли эти боги и демоны такими же реальными, как Фос и Скотос?

Трокунд задумчиво подергал себя за ухо.

— Я полагаю, ваше величество, что этот вопрос более подобало бы решать патриарху или вселенскому собору, чем простому практикующему чародею.

— Как скажешь. В любом случае, мы отошли от темы. Теперь вам известно, откуда могут обрушиться заклятья Арваша?

— Так я полагаю. Это несколько поможет нам, но не до конца. Придется еще преодолеть его силу и умение. Силы у него, как мы видели, в избытке. Умения же триста лет назад хватило, чтобы освободиться из заклятой темницы, и за прошедшие годы он не мог не увеличить его. То, что он по сию пору жив на горе нам, тому доказательство.

— Так что нам делать? — спросил Крисп.

Он надеялся, что, получив зацепку, видесские чародеи смогут расправиться с Арвашем без опасности для себя и империи. Но он уже давно выяснил, что в жизни не все так легко и просто, как в сказаниях. Еще один урок.

Ответ Трокунда подтвердил его опасения:

— Делать все, что можем, ваше величество, и молиться богу благому и премудрому, чтобы этого хватило.

* * *

Морозы установились незадолго до праздника солнцестояния. Один за другим на город Видесс обрушивались бураны с северо-запада, с Видесского моря. На праздник снег валил так густо, что даже Крисп с лучшего места в Амфитеатре едва мог разобрать, что выделывают мимы на арене. Те, кому достались верхние ряды, вероятно, видели только белую пелену снега.

Последняя труппа в последнюю минуту изменила представление. Они вышли с тросточками и, постукивая ими по дорожке, очень убедительно изобразили внезапно ослепших. Крисп хохотал от души, как и его свита. Первые ряды тоже смеялись, но весь остальной Амфитеатр, вероятно, гадал, что же там такое показывают — над чем и потешались мимы. Когда Крисп это понял, он захохотал еще пуще.

После представления, на обратной дороге во дворец он перепрыгнул через костер, чтобы сгорели все несчастья в наступающем году.

Каждый раз в день зимнего солнцеворота город расцветал кострами.

В этом году они, однако, принесли несчастье сами — раздуваемые зимним ветром, два из них перекинулись на соседние дома.

Теперь сквозь снежную пелену Крисп увидал столбы дыма, которые так боялся увидеть во время вызванных Пирром религиозных бунтов.

Снег не гасил пламени. По городу носились пожарные команды, вооруженные ручными сифонами, чтобы качать воду из фонтанов и прудов, с топорами и кувалдами, чтобы рушить дома и лавки, создавая преграды огню. Крисп не особенно надеялся на их помощь — вырвавшись на свободу, огонь редко подчинялся человеку.

Но пожарные поразили его. Они потушили первый пожар, не успел тот поглотить и квартала. Второй, к счастью, начался близ городской стены — спалил, что мог, добрался до выгородки под укреплениями и зачах от голода.

Начальнику команды, потушившей первый пожар, Крисп под аплодисменты собравшихся в Тронной палате вельмож и логофетов лично вручил фунт золота. Это был седовласый мужчина средних лет, чьи уверенные манеры говорили о долгой солдатской службе.

Звали его Фокиод.

— И вместе с наградой от благодарной страны, — сказал Крисп, — я дарю тебе десять золотых из своего кошелька.

Аплодисменты усилились. Фокиод прижал правый кулак к сердцу в военном салюте — он все же был военным.

— Благодарю, ваше величество, — ответил он благодарно, но без угодливости.

— Может, купишь на эти деньги эликсир для роста бровей, — прошептал Крисп, чтобы услышал его только пожарный.

Ничуть не смутившись, Фокиод рассмеялся и провел ладонью по лицу.

— Да, без них странновато. Прямо на лице сгорели, — признался он, ничуть не понижая голоса. — С огнем бороться — все равно, что с врагом. Чем ближе подходишь, тем больнее бьешь.

— Ты оказал большую услугу городу, — заметил Крисп.

— Без моей команды не смог бы. С позволения вашего величества, я разделю награду с ними. — Фокиод потряс мешком золотых.

— Теперь это твои деньги, ты и решай, — ответил Крисп.

В этот раз аплодисменты прозвучали неожиданно и вполне искренне.

Немногие из придворных, людей куда богаче простого пожарного, распорядились бы деньгами с такой щедростью, и они прекрасно это знали. Криспу стало интересно, а смог ли он сам сравняться с этим человеком, приведи его судьба не на трон, а в пожарную команду. Ему хотелось надеяться, что да, но он не мог сказать уверенно.

— Думаю, да, — сказала Дара, когда он поделился с ней этой мыслью. — Одно могу сказать точно — Арваш не смог бы.

— Арваш? Арваш стоял бы рядом с костром и раздувал его изо всех сил, — Крисп улыбнулся, представив себе эту картину, но тут же помрачнел и очертил солнечный круг на груди:

— Боже благой, а что, если его магия раздувала эти пожары?

— Все может быть, но если ты при каждом несчастье начнешь искать Арваша под кроватью, то из-под кровати не вылезешь, потому что несчастья и без него случаются.

— Верно. Вечно ты меня опускаешь с небес на землю. — Крисп благодарно улыбнулся ей. Арваш и в жизни был слишком страшен, чтобы позволять воображению делать его еще страшнее.

— Стараюсь, — ответила Дара. — Рада, что ты заметил. Я помню…

Она запнулась и не продолжила. Видимо, ей вспомнилось что-то из времен Анфима. Крисп не винил ее, что она не вспоминала о тех несчастных для нее годах. Но это значило, что немалая часть ее жизни была закрыта для него, и это подчас приводило к неприятным заминкам.

«Интересно, всякий ли раз так бывает во втором браке?» подумал Крисп. Наверное. Еще неприятнее было бы, окажись ее брак с Анфимом счастливым. «Куда неприятнее», — усмехнулся он внутренне — тогда она не предупредила бы его, что Анфим собирается его убить.

— Неприятнее не бывает, — пробормотал он про себя.

— Что-что? — переспросила Дара.

— Ничего.

* * *

Когда в кабинет Криспа ворвался взъерошенный Лонгин, император приготовился к неприятностям. К его разочарованию, постельничий не разочаровал его.

— Ваше величество, — пропыхтел Лонгин, утирая пот со лба шелковым платочком — только толстый евнух мог взмокнуть от такого незначительного усилия: снаружи на лужах лежал лед, да и внутри было немногим теплее. — Ваше величество, пресвятой патриарх Пирр — простите, ваше величество, я хотел сказать, монах Пирр — проповедует против вас на площади.

— Боже благой, он что? — Крисп вскочил из-за стола так резво, что налоговые отчеты разлетелись во все стороны. Он не стал их поднимать. Так, значит, обида на поспешное смещение с патриаршего трона превозмогла-таки давнюю верность? — И что он говорит?

— Он, ваше величество, с недостойными подробностями пытается пролить свет на ваши… э-э… отношения… э-э… с ее величеством императрицей Дарой до вашего… э-э… вашей коронации. — Для успокоения монарших чувств Лонгин изобразил возмущение, хотя прекрасно знал, что Крисп и Дара были любовниками задолго до того, как стали супругами.

— Он что?! — взвыл Крисп снова. — Когда я с ним разберусь, он кровь свою прольет на той площади!

Глаза Лонгина вылезли из орбит от ужаса.

— О нет, ваше величество! Казнить человека, столь недавно покинувшего ряды иерархов церкви и имеющего немало последователей, полагающих его — прошу прощения вашего величества — более праведным, чем нынешний носитель синих сапог… ваше величество, кровью одного Пирра дело не ограничится. Это будет означать мятеж.

Он нашел подходящее слово. Крисп остыл мгновенно. Смута в городе, раскол империи, гражданская война — этого Крисп не мог позволить себе.

— Но, — произнес он, точно споря сам с собой, — я не могу и позволить Пирру хулить меня прилюдно. Если это безобразие будет продолжаться, претенденты на трон слетятся, как мухи на мед.

— Воистину так, ваше величество, — подтвердил Лонгин. — Правь вы десять лет, а не два неполных, вы могли бы позволить ему бесноваться — никто не обращал бы внимания. Но сейчас…

— Вот-вот. Сейчас к нему прислушаются. А благодаря его богобоязни — примут всерьез. — Крисп фыркнул. — Словно можно его воспринимать иначе. За все годы, что я его знаю, он ни разу не улыбнулся, старый мрачный… — И тут Крисп расхохотался. — Так где Пирр поливает меня грязью? — осведомился он, отсмеявшись.

— На площади Быка, ваше величество, — ответил Лонгин.

— Отлично. Вряд ли его будет сложно там найти. А теперь, почитаемый господин, вот что вам надо сделать… — В течение нескольких минут Крисп разъяснял приказы. — Вам, вероятно, потребуется мое письменное указание, чтобы все было сделано немедленно?

— Да, это было бы желательно, — ответил Лонгин, не то развеселившийся, не то ошарашенный.

Крисп набросал приказ и отдал евнуху пергамент. Тот перечитал, покачал головой и с видимым усилием сосредоточился.

— Будет доставлено немедленно, ваше величество.

— Безусловно, — ответил Крисп.

Лонгин убежал, по дороге выкликая гонца. Крисп всегда гордился тем, что не тратит время зря. Поэтому он проверил еще один налоговый отчет, прежде чем вышел к дверям императорских палат.

Халогаи у дверей вытянулись по струнке.

— Вольно, парни, — отмахнулся Крисп. — У нас прогулка.

— А где твои зонтоносцы, император? — осведомился Гейррод.

— Сегодня они только под ногами мешаться будут, — ответил Крисп.

Халогаи зашевелились. Кое-кто ощупал лезвия секир. Один, видимо, нашел крохотную зазубринку, поскольку вытащил точильный камень, поработал им немного, проверил снова и удовлетворенно спрятал камень.

— Куда, твое величество? — спросил Гейррод.

— На площадь Быка, — сказал Крисп. — Кажется, святой отец Пирр не слишком рад, что лишился патриаршего трона. Он довольно неучтиво обо мне отзывается.

Халогаи снова шевельнулись в предвкушении.

— Подкоротить ему язык, твое величество? — спросил тот, что точил топор. Он снова пощупал лезвие, словно проверяя, перерубит ли оно шею святого отца с одного удара.

— Нет, — отозвался Крисп, — я не хочу причинять вред святому отцу — надо просто заткнуть его.

— Лучше бы убить его, — сказал Гейррод. — Тогда он не причинит вреда тебе.

Остальные стражники закивали.

Крисп очень хотел смотреть на мир с жестокой халогайской простотой. Но в Видессе ничто не просто. Не ответив Гейрроду, Крисп спустился по лестнице. Северяне окружили его кольцом, закрыв от возможных убийц.

До площади Быка от дворца было мили полторы-две по Срединной улице. Крисп шел быстро, пытаясь согреться. Проходя по площади Паламы, он порадовался своему сопровождению; халогаи шагали впереди, всем своим видом показывая, что стопчут любого, кто окажется на дороге. Толпа расступалась, как по волшебству.

Крисп очень спешил. Он хотел застать Пирра на месте преступления. Даже самое жестокое наказание, полученное настоятелем впоследствии, не оказало бы такого большого влияния, как то, на что Крисп рассчитывал. Меньше всего он хотел делать из Пирра мученика.

В паре сот шагов за зданием чиновной службы Срединная улица резко сворачивала к югу, а там рукой было подать и до площади Быка. Крисп перешел на бег трусцой. Если Пирр улизнет у него из рук именно сейчас, разочарование будет невыносимо. Крисп надеялся только, что его приказ будет выполнен вовремя.

В древности площадь Быка являлась главным скотным рынком города Видесса и до сих пор оставалась местом торговли товарами более громоздкими, обыденными и дешевыми, чем на площади Паламы, скотом, зерном, дешевыми горшками и оливковым маслом. Здесь, прежде чем расступиться, народ пялился на Криспову свиту. На площади Паламы, близ дворца, к лицезрению императора привыкли. В этих бедных районах монархи появлялись нечасто.

Беглого взгляда хватило, чтобы определить искомое место: кучка людей собралась вокруг фигуры в синей монашеской рясе. Монах даже через всю площадь Крисп разглядел тощую фигуру и узкое лицо Пирра — стоял не то на бочке, не то не камне, так что возвышался над своими слушателями на половину человеческого роста.

— Вон он! — воскликнул Крисп, и халогаи двинулись к Пирру с целеустремленностью волчьей стаи, загоняющей оленя.

Пирр был опытным оратором. Крисп услыхал, о чем тот проповедует, задолго до того, как добрался до окружившей священника толпы услыхал вместе с половиной площади Быка.

— Низости он учился у бывшего своего хозяина, ибо само имя Анфима равнозвучно разврату. Но Крисп сумел превзойти в пороке своего учителя, вначале совратив супругу предыдущего Автократора, а потом использовав ее против мужа, чтобы через его труп шагнуть к трону. Как может Фос благословлять наши усилия, если такой человек обитает ныне во дворце?

Пирр не мог не видеть, как приближаются Крисп и его телохранители, но ни на секунду не запнулся — Крисп и без того знал, что бывший настоятель лишен страха. Однако Пирр не прервался и ради того, чтобы указать толпе на присутствие упомянутого развратного чудовища, а это Крисп непременно сделал бы на его месте, собирайся он свергнуть кого-то. Но Пирр неуклонно следовал намеченному курсу: раз ступив на путь, он, как зашоренная лошадь, уже не мог с него сойти.

Крисп сложил руки на груди и принялся слушать. Пирр продолжал тираду, точно не замечая императора. Еще меньше внимания он обратил на выбежавшую на площадь Быка пожарную команду.

Некоторые зеваки с беспокойством оглядывались на группу людей, вооруженных, как халогаи, топорами, и пару взмокших пожарных, тащившую сифон. Страх пожара глубоко въелся в сердца горожан и еще углубился после дня солнцестояния.

Пожарная команда ринулась через толпу прямо к размахивающему руками проповеднику.

— Разойдись! — орал начальник команды. Зеваки рассыпались в стороны.

— Где пожар? — взвизгнул кто-то.

— Тут! — заорал в ответ Фокиод. — По крайней мере, мне приказано залить этого поджигателя!

Он махнул рукой. Один пожарный заработал сифоном, второй направил шланг в сторону Пирра.

Из деревянного сопла хлестнула ледяная вода. Слушатели отхлынули от Пирра, ругаясь и отфыркиваясь. Сам священник пытался сказать что-то, но начал неудержимо чихать. Команда поливала его, пока не опустела бочка.

— Наполнить снова, ваше величество? — громко спросил Фокиод.

Похоже было, что еще немного, и Пирр утонет.

— Нет, Фокиод, спасибо, — ответил Крисп. — По-моему, он уже остыл.

— Я — апчхи!! — остыл?! — завопил Пирр. С его бороды и носа капала вода. — Нет, я только — апчхи!! — начал разоблачать прелюбодея в алых сапогах. Слушай меня, народ видесский…

— Пойдите просохните, святой отец, — добродушно посоветовал кто-то из толпы. — Так стоять на ветру — лихоманка прохватит.

— Да и сказка ваша изрядно поблекла, — добавил другой.

— Пламенными речами обогрейтесь лучше, — заметила женщина.

— Да нет, они все потухли, — отозвался какой-то остряк и сам себе хихикнул.

Всю свою жизнь Пирр провел в монастырях или при храмах. Он привык, что миряне почитают его, а не подсмеиваются, пусть добродушно. Но куда хуже насмешек был громовой хохот, разнесшийся над площадью при виде мокрого, трясущегося от гнева и холода святого отца, с перевернутого ящика разоблачающего власть предержащих, пока зубы его ритмично постукивали наподобие деревянных наперсников, которыми васпураканские танцоры отбивали такт.

Равнодушие Пирр перенес бы стоически: монахов часто встречали равнодушием, поскольку проповедуемый ими образ жизни мало кому подходил. Но вынести смеха он не мог. Злобно озирая толпу, и в особенности Криспа, он неуклюже спустился с ящика и двинулся прочь. Новый приступ чихания лишил его уход даже видимости достоинства.

— Фос с тобой, мокрый Пирр! — громко пожелал кто-то, вызвав новый раскат смеха. Согбенная спина Пирра дернулась, точно в нее всадили нож.

— Мокрый Пирр, мокрый Пирр, добрый, старый, мокрый Пирр! — распевала толпа.

Отбытие монаха перешло в отступление, а к краю площади — и в позорное бегство.

Гейррод повернулся к Криспу.

— За это он не станет любит тебя больше, — сказал телохранитель. — Выставить человека глупцом — значит нанести ему такую же обиду, как ударить мечом.

— Он уже враждует и со мной, и со всеми, кто не согласен с ним до йоты, — ответил Крисп. — Но теперь, даст бог благой, его не станут принимать всерьез. К словам святого отца Пирра — а до недавнего времени пресвятого отца Пирра — нельзя не прислушаться. А кто станет слушать старого, доброго, мокрого Пирра?

— Теперь я вижу, — медленно произнес Гейррод. — Ты отравил его слово. — Он сказал что-то соседу. Пророкотали гулкие голоса, и все северяне обернулись к Криспу.

— Кто, кроме видессианина, мог убить человека смехом? — проговорил Гейррод, и остальные закивали.

Фокиод отдал команду своим людям. Тащившие сифон со вздохами облегчения опустили его, остальные оперлись на пожарные топоры, кроме одного, пошедшего купить жареной чечевицы.

Заметив, что император смотрит на него, Фокиод подошел к Криспу.

— Что ж, ваше величество, надеюсь, что мы избавили вас от этой напасти, — сказал он. Видессианину, особенно столичному жителю, не понадобилось объяснять, что сотворил Крисп.

— Думаю, что да, — ответил Крисп. — Тебя наградят достойно.

— Благодарю, — коротко отозвался Фокиод. Он не пытался лебезить или уверять, что недостоин награды. Дело есть дело.

— Ладно, что уставились! — повысил голос Крисп. — Представление закончено.

Толпа рассеялась. Некоторые, проходя мимо Криспа, отворачивались, точно не желая, чтобы император видел, что они слушали проповедь против него. Большинство, однако, расходилось, весело беседуя, словно речь Пирра и ответ Криспа устроила ради их развлечения труппа мимов. «Горожане… « — подумал Крисп, мысленно разводя руками.

К тому часу, как он с халогаями дошел до дворца, короткий зимний день почти закончился. Когда Крисп распахнул двери, Лонгин был готов уже лопнуть от любопытства.

— Ваше величество, неужели же вы…

— Обошелся с Пирром, как с пожаром, который следует залить? — докончил за него Крисп. — Именно так, почитаемый господин. — Он рассказал, как Фокиод и его команда «потушили» священника, и добавил:

— Большинство зрителей хорошо повеселилось.

Лонгин, как и пожарный, понял сразу.

— Трудно принимать всерьез шута, ваше величество?

— Именно так, почитаемый господин. Я вспомнил, как Петроний пытался избавиться от Скомбра, когда тот был вестиарием. Как он не тщился выставить Скомбра мошенником перед Анфимом, император держал того при себе. Но когда над Скомбром надсмеялись в Амфитеатре, он через пару дней вылетел из дворца.

— А, Скомбр, — пробормотал Лонгин. Суда по его тону, можно было подумать, что Лонгин вовсе забыл о существовании евнуха, который когда-то вместе с Петронием обладал настоящей властью в империи за троном Анфима. Но Криспа он провести не мог. — Если благой бог позволит, ваше величество, с Пирром будет покончено так же… э-э… надежно, как со Скомбром.

— Да будет так. — И Крисп очертил над сердцем солнечный круг.

* * *

Цокали по мостовой подковы. Звенели кольчуги.

— Взгляд напра-во! — рявкнул офицер, и проезжавший мимо трибуны полк разом обернулся к Криспу и отдал честь.

Император в ответ приложил к сердцу сжатый кулак. Толпа по сторонам Срединной улицы ликовала. Солдаты, в большинстве своем впервые попавшие в город Видесс, отвечали улыбками и продолжали изумленно озираться на чудеса большого города. Юноши с центрального плато западных краев — отличные солдаты, если не обращать внимания на изумленные лица, на добрых конях и в добром здравии, несмотря на долгий и тяжелый марш.

По щеке Криспа скользнула капля дождя, потом еще одна.

Кавалеристы натянули пониже капюшоны плащей. Зеваки потянулись под портики, а кто побогаче — открыли зонты.

Когда последний всадник проскакал мимо, Крисп со вздохом облегчения сошел с трибуны. К этому времени он был мокр, как Пирр после обработки из пожарного сифона. Вскочив на Прогресса, он торопливо двинулся к императорским палатам. Растирание жестким полотенцем, блюдо тушеной баранины и сухая туника значительно улучшили его расположение духа. «В конце концов, подумал он, — это дождь, а не снег». Скоро зима кончится. Когда дороги просохнут, собранная им армия сможет немедля двинуться на север, против Арваша. Крисп надеялся собрать семьдесят тысяч бойцов. Вся мощь империи, поддержанная лучшими магами Чародейской коллегии, не может не превозмочь одного черного колдуна, случайно позабытого смертью.

Унося серебряное блюдо из-под баранины, Барсим остановился в дверях:

— Следует ли мне напомнить вашему величеству, что посол Царя царей макуранского просил вас об аудиенции сегодня?

— Я помню, — ответил Крисп невесело. Ему очень хотелось бы позабыть великого западного соседа Видесса, особенно теперь, когда почти вся его армия готовы была двинуться против северного врага. Желания, однако, сбываются редко.

Чихор-Вшнасп, макуранский посол, был изящным мужчиной средних лет, с длинным угловатым лицом, запавшими щеками и совершенно искренним взглядом огромных и кротких карих глаз. Крисп уже знал, что доверять ему нельзя ни на волос. Когда посол опустился перед императором ниц, его головной убор — серая фетровая шапочка без полей, больше всего напоминавшая ведро, — слетел у него с головы и откатился в сторону.

— Каждый раз это происходит, — заметил Крисп.

— Совершено верно, ваше величество. Мелкие неудобства ради друзей только приятны. — Чихор-Вшнасп отловил беглую шапочку и вернул на место. По-видесски он говорил превосходно; лишь слабый пришепетывающий акцент выдавал, что он не образованный уроженец города Видесса.

— Я принес вам, — продолжил посол, — приветствия его величества Нахоргана, Царя царей, вельми могущественного, богобоязненного и благодетельного, коему Господь и Четыре Пророка его даровали многие годы и обширные владения.

— Я всегда рад слышать приветствия его вельми могущественного величества, — ответил Крисп. — В следующем донесении пошли ему мои.

Чихор-Вшнасп поклонился.

— Он будет счастлив получить их. Он приказывает мне также передать вам его пожелания удачи в вашей борьбе со злобными варварами, угрожающими вашим северным границам. Макуран не раз страдал от подобных налетов. Его вельми могущественное, богобоязненное и благодетельное величество знает, каково приходится сейчас его видесскому брату, и шлет вам искреннее сочувствие.

— Его вельми могущественное величество очень добр. — Крисп понял, к чему идет беседа, и тут же понадеялся, что ошибается.

К несчастью, он оказался прав.

— Добавлю к этому и свои надежды: да будет ваш поход удачен, — продолжил Чихор-Вшнасп. — Без сомнения, вы сокрушите врага, ибо вся мощь Видесса обрушится на него. Без мира с Макураном часть армии, без сомнения, осталась бы на ваших западных рубежах. Ваше решение перебросить их на север говорит о вашей уверенности в вечной дружбе наших великих империй.

Крисп удостоверился, что был, увы, прав. Оставался только один вопрос: во сколько это ему обойдется?

— Есть ли у меня причины полагать иначе? — осведомился он.

— Не все правители Видесса разделяли ваше мнение, — напомнил Чихор-Вшнасп. — Кажется, только вчера Севастократор Петроний злодейски напал на Макуран, не имея на то никаких причин.

— Я был против той войны, — парировал Крисп.

— Я помню это и благодарю вас. Однако вам, без сомнения, ясно, что случится, если его величество Нахорган, Царь царей, вельми могущественный, богобоязненный и благодетельный, решит этим летом отмстить за нанесенное Макурану оскорбление. Ваши войска отведены к северной границе, и наша доблестная конница двинулась бы вперед, сокрушая все на своем пути.

Криспу хотелось закусить губу, но он заставил себя расслабиться.

— Ты, конечно, прав, — заявил он. Стальные брови Чихор-Вшнаспа прыгнули вверх: в эту игру так не играли.

— Но если бы его вельми могущественное величество и вправду намеревался бы вторгнуться в Видесс, — продолжил Крисп, — ты не стал бы меня предупреждать. Что он хочет, чтобы забыть эту мысль?

Брови прыгнули вверх снова: любимый жест посла.

— Господь и Четыре Пророка его не простят того оскорбления, что Макуран остается лишенным плодородной долины, в коей расположены могучие города Ханзит и Артаз.

Вместе взятые, эти васпураканские городишки не составили бы и половины Опсикиона.

— Они вернутся Макурану, — ответил Крисп, тремя словами избавившись от единственного плода развязанной Петронием войны трехлетней давности — той войны, в которой Петроний мечтал дойти до Машиза.