- О чем вы говорите? - спросил застигнутый врасплох Молотов.
      Какое-то время Гитлер молчал. Хотя Молотову требовался переводчик, чтобы понимать слова фюрера, он слышал, как мастерски германский вождь владеет тоном своего голоса. Это делало его выдающимся оратором, несомненно, более искусным, нежели Сталин, который был не только монотонен, но так и не смог избавиться от своего грузинского акцента.
      - Оба наших правительства имеют основание быть недовольными теми, кто обитает на этой ненормальной польской территории, - сказал Гитлер. - Однажды мы поступили мудро, разделив ее между собой. Покончив с ящерами, мы можем объединить усилия и наказать обитателей этих земель в полной мере, в какой они того заслуживают.
      - Под "мерой" вы подразумеваете бомбы из взрывчатого материала? - спросил Молотов. Гитлер кивнул. Молотов сказал:
      - Ваше предложение видится мне не в самом благоприятном свете. Наши ученые установили, что ветер разносит ядовитые вещества от этого оружия по территории, которая намного шире места самого взрыва. А поскольку ветры там дуют преимущественно с запада на восток, Советский Союз неизбежно подвергнется подобному заражению, причем последствия могут оказаться более дорогостоящими, чем заслуженное поляками наказание.
      -Хорошо, мы можем вернуться к обсуждению этой темы в другое время.
      Гитлер старался держаться непринужденно, но вид у него был разочарованный. Неужели он ожидал, что Молотов станет участвовать в разрушении своей родной страны? Возможно, и ожидал. Немцы ставили русских даже ниже поляков. Однако русские ученые и инженеры неоднократно проявляли себя лучше, чем ожидали нацисты.
      - Нет, давайте обсудим это сейчас, - возразил Молотов. Гитлер выглядел еще несчастнее, чем в 1940 году, когда Молотов требовал включения особых пунктов в германо-советский пакт о ненападении. В этом не было ничего удивительного: Гитлер уже тогда замышлял нацистское вторжение в СССР. Что он замышляет на сей раз? Советский министр иностранные дел повторил:
      - Давайте обсудим это сейчас. Предположим, к примеру, что нам удалось полностью разбить ящеров. Какими после этого будут соответствующие отношения и соответствующие границы между германским рейхом и Советским Союзом? Генеральный секретарь Сталин и я, оба с огромным интересом ожидаем вашего ответа.
      Переводя его слова, переводчик несколько раз запнулся - вероятно, пытался стушевать их резкость. Гитлер бросил на Молотова злобный взгляд. Его немецкие вассалы не смели разговаривать с ним подобным образом (надо заметить, что, если бы Молотов попробовал говорить так со Сталиным, он бы исчез через несколько дней, а может, и минут).
      - Если ящеры окажутся полностью побежденными, мы затем пересмотрим наши отношения с Советским Союзом, равно как и с другими странами мира, - ответил фюрер. - То, как ящеры окажутся побежденными, во многом будет определять природу данного пересмотра.
      Молотов хотел посетовать, что Гитлер фактически ничего не сказал, но предпочел промолчать. Нацистский вождь попал в точку. Кто сумеет победить ящеров, тот и будет играть главную роль в мире, каким он станет после того, как ящеры будут разбиты... если они вообще будут разбиты.
      "Не сетовать, а предупредить", - решил Молотов.
      - Вы должны осознавать одну вещь, - сказал он. Лицо Гитлера приняло встревоженное выражение, какое бывает у пациента, когда зубной врач говорит, что придется еще потерпеть. Молотов продолжал:
      - Ваше недавнее замечание указывает на то, что вы надеялись обратить себе на пользу неосведомленность Советского Союза относительно этих бомб, использующих взрывчатый металл. Подобное поведение нетерпимо, и оно заставляет меня понять, как и почему польские евреи предпочли иго ящеров вашему. Сейчас мы нужны друг другу, но товарищ Сталин никогда не станет снова доверять вам так, как верил до августа тридцать девятого года.
      - И я тоже никогда не доверял вашей своре евреев и большевиков, - заорал Гитлер. - Уж лучше оказаться под шипящими ящерами, чем под красным флагом.
      Все его тело задрожало. Молотов заставил себя выдержать напыщенную речь, подобную тем, что с шипением и бульканьем разносились короткими волнами по всему миру. Но затем почти физическим усилием Гитлер заставил себя успокоиться.
      - Однако жизнь бок о бок с красным флагом еще может оказаться возможной. Как вы говорите, герр Молотов, мы нуждаемся друг в друге.
      - Да, - ответил Молотов.
      Как и приказывал Сталин, он нанес Гитлеру ощутимый удар. Но раз немец, похоже, все еще думает о сотрудничестве, пусть даже понимает его по-своему... Значит, игра оказалась удачнее, чем можно было ожидать.
      - Полагаю, в одном мы можем договориться, - не унимался Гитлер. - Когда все закончится, карту Европы будет незачем пачкать тем, что когда-то по недоразумению называлось польским государством.
      - Возможно, да. Иногда его существование создавало неудобства как для Советского Союза, так и для Германии, - сказал Молотов. - И где бы вы провели границу между сферами германского и советского контроля? Там, где она была установлена в тридцать девятом году?
      Чувствовалось, Гитлеру совсем плохо. "Еще бы", - с ледяной улыбкой подумал Молотов. Нацисты опустошили захваченную Советским Союзом часть Польши в первые же дни своего вероломного нападения. Когда же появились ящеры, граница нахождения нацистских войск передвинулась на сотни километров к востоку. Но если немцы серьезно относятся к сотрудничеству с СССР, им придется заплатить за свои действия.
      - Как я уже говорил, точные детали можно проработать в соответствующее время, - сказал Гитлер. - А сейчас позвольте вас снова спросить: договорились ли мы в принципе, во-первых, относительно ящеров, а во-вторых, относительно недочеловеков, находящихся между нами?
      - В принципе - да, - ответил Молотов. - Но что касается принципов, существенными являются тонкости их применения. Мимоходом мог бы заметить, говоря о принципах, что в свое время немецкая пропаганда часто объявляла народ и Коммунистическую партию СССР недочеловеками. Это создает еще одну трудность в гармоничных отношениях между нашими двумя странами.
      - Когда мы объявим о том, о чем мы с вами договорились, то не допустим впредь подобных высказываний, - успокоил его Гитлер. - Мы оба знаем: то, что предпринимается какой-либо стороной в пропагандистских целях, часто не соответствует ее истинным убеждениям.
      - Это действительно так, - согласился Молотов. В качестве примера в его памяти пронесся весь тот прогерманский материал, который советское правительство раздувало в течение года и десяти месяцев, - вплоть до двадцать второго июня 1941 года. Это было применимо и к германской стороне, но Молотов не сомневался в том, где лежат истинные чувства нацистов.
      - Надеюсь, что вы не откажетесь отобедать со мной, - сказал Гитлер.
      - Благодарю вас, - идя на уступку, ответил Молотов.
      Как он и ожидал, обед оказался скудным: говяжий бульон, копченая грудка фазана (к своей порции Гитлер не притронулся) и салат. Личная жизнь фюрера отличалась простотой. Однако это не делало общение с ним хоть сколько-нибудь приятнее.
      - В сенном фургоне я не ездил с тех самых пор, как покинул ферму, - сказал Сэм Иджер. В это время означенный фургон, катясь по шоссе-10, подъезжал к окраинам города Детройта в штате Миннесота. - А в этих местах я не был с двадцать седьмого... или с двадцать восьмого года? Что-то в этом роде. Тогда я играл в Северной лиге, и мы двигались из Фарго в Дулут.
      - Дулусс я знаю, там мы сошли с этой ужасной плавучей штуки, - сказал Ристин, примостившийся рядом с ним в фургоне. - А что такое Фарго?
      - Это город средней величины, где-то в пятидесяти милях к западу от места, где мы находимся, - ответил Иджер.
      Барбара Ларсен тоже ехала в фургоне, но она постаралась сесть как можно дальше от Сэма. Равнодушным тоном она спросила:
      - Есть ли хоть одно место в Соединенных Штатах, где ты вообще никогда не был?
      - Северо-восток, там я почти не бывал. Нью-Йорк, Новая Англия. Тамошние города входят либо в Международную лигу, либо относятся к большим лигам, а в таких мне играть не доводилось.
      Иджер говорил это без горечи, просто констатируя факт. Барбара кивнула. Иджер осторожно следил за ней. После тех нескольких неистовых минут в ее каюте на борту "Каледонии" Сэм не дотрагивался до нее; даже не помогал ей залезть или слезть с фургона. В течение первых трех дней плавания на корабле Барбара вовсе не разговаривала с ним, на четвертый обменялась односложными репликами. Но когда они сошли на берег в Дулуте и начали медленно передвигаться на запад, она следовала в той же части каравана фургонов, что и он. Последние два дня они ехали в одном фургоне. Вчера Барбара больше говорила с Ульхассом и Ристином, чем с ним. Однако сегодня все обстояло хорошо, правда, не совсем здорово, но по крайней мере не слишком плохо.
      Сэм огляделся. Низкие, пологие холмы были белы от снега. Снег покрывал также и лед, сковавший бесчисленные озера северной Миннесоты.
      - Летом здесь совсем не так, - сказал Сэм. - Красота, везде зелень. Озера сверкают, как алмазы, когда солнце попадает на воду под нужным углом. Рыбалка в этих местах замечательная: окуни, щуки, щурята. Я слышал, здесь рыбачат и зимой: долбят во льду лунки и опускают туда леску. Однако полагаю, это не ахти какое удовольствие: торчать и мерзнуть без надобности.
      - Как много воды, - сказал Ульхасс, повернув один глазной бугорок влево, а другой - вправо. - Мне это не кажется естественным.
      - Мне это тоже кажется неестественным, - призналась Барбара.. - Я родом из Калифорнии, и сама мысль о таком количестве пресной воды вокруг кажется мне странной. Океан - это нормально, но пресная вода?..
      - Океан - это тоже неестественно, - не соглашался Ульхасс. - Я видел изображения Тосев-3... вашего мира из... как это вы говорите... из космического пространства, да? Иногда это одна вода. Выглядит неправильно.
      Последнее слово он подчеркнул кашлем.
      - Увидеть Землю из космоса... - мечтательно проговорил Иджер.
      Сколько еще пройдет времени, прежде чем человеку такое удастся? Застанет ли он это? Может быть.
      На северном берегу Детройтского озера, чуть южнее самого города Детройта, стоял туристский лагерь с домиками, скамейками и несколькими более крупными гостиничными строениями. Сейчас все это имело заброшенный вид: не сезон, а прежде всего - война.
      - В июле здесь было яблоку негде упасть, - сказал Иджер. - Устраивали нескончаемый летний карнавал с плотами, плаванием, прыжками в воду. Гонки на каноэ, на быстроходных катерах. Конкурсы красоты на воде.
      - Да, тебе это должно было понравиться, - пробормотала Барбара.
      У Сэма вспыхнули уши, но он как ни в чем не бывало договорил:
      - И море разливанное пива, хотя, когда я здесь был, сухой закон еще действовал. Не знаю, пиво либо привозили из Канады, либо сами варили. У нас тогда вся команда надралась. Разумеется, пиво не могло из нас вылиться немедленно. Хорошо, что дорога в Фарго была ровной и прямой, не то, думаю, водитель автобуса попросту бы нас угробил.
      Хотя туристские домики считались летними, некоторые из них были открыты и рядом стояли повозки.
      - Кажется, эти не из нашего каравана, - махнув рукой, сказала Барбара. Наверное, из той группы, которая движется по шоссе-34.
      - Приятно видеть, что они сюда добрались, - ответил Иджер.
      Эвакуированный персонал Метлаба двигался через Миннесоту несколькими потоками, опасаясь, что громадное скопление повозок может привлечь внимание авиации пришельцев. Но в ряде мест эти потоки сливались.
      Возница, правящий неспешно бредущими лошадьми, обернулся назад и сказал:
      - Смотрите, сколько дров припасли для нас окрестные жители. Похоже, если бы они знали, что мы едем, то испекли бы кекс.
      Когда Иджер вылез из фургона, он обнаружил, что местные жители действительно испекли кекс. Фактически они испекли множество кексов. Правда, он заметил, что некоторые были сделаны из картофельной муки и ни один из них не покрывала глазурь. Но такие мелочи вскоре потонули в громадном изобилии яиц, индеек, бифштексов, жареных кур и бараньих ножек... Уписывая все это, Сэм даже не замечал, в какой последовательности что ест.
      - После стольких дней сидения в Чикаго на одних консервах я почти забыл, что существует другая еда, - сказал он одному из местных жителей, который тащил еще одно блюдо с жареными куриными ножками. - У нас столько мяса, что просто не знаем, куда его деть, - ответил тот. - Пока не появились чертовы ящеры, мы все это отправляли на Восточное побережье. А теперь мы заперты, и все скапливается здесь. Скоро скот будет нечем кормить, и нам действительно придется его резать. Но пока жируем. Мы рады, что у нас есть чем поделиться с вами, ребята. Это по-христиански... даже в отношении таких вот существ.
      С нескрываемым любопытством фермер наблюдал, как едят Ристин и Ульхасс. У них были свои манеры, непохожие на земные. Куриные ножки пришельцы накалывали на вилку и подносили к самому лицу, а затем откусывали маленькие кусочки. Их раздвоенные языки то и дело высовывались, слизывая жир с твердых неподвижных губ.
      Каждые пятнадцать-двадцать минут прибывали новые фургоны. Они специально растянулись таким образом, чтобы свести к минимуму любое возможное нападение с воздуха.
      До сих пор все обходилось, чему Иджер был искренне рад - ему хватило с избытком оказаться под бомбежкой один раз. Каждый подъезжающий фургон местные жители приветствовали так, словно в нем ехал сын президента.
      Когда прибывших распределили на ночлег, Иджеру достался домик с двумя большими комнатами, специально подготовленный для него и его подопечных. В каждой из комнат стояла металлическая печка с приличным запасом дров. Теперь Ульхасс и Ристин уже умели поддерживать огонь. Окна на половине ящеров были забиты досками, дабы предотвратить побег (хотя Иджер был готов биться об заклад, что они никуда не сбегут от своей печки). Дверь между комнатами открывалась только с его стороны.
      Сэм оставил Ульхасса и Ристина устраиваться на ночлег и пошел к себе. Комната была роскошно обставлена: стол с керосиновой лампой, вешалка, помойное ведро, койка с несколькими дополнительными одеялами.
      "Это тебе не Билтмор, - решил Иджер. - Так жить можно".
      Он сел на койку. Почитать бы что-нибудь, лучше всего - "Эстаундинг". Что-то стало с журналом после вторжения пришельцев? Последний номер Сэм читал в тот самый день, когда на их поезд, шедший из Мэдисона, напали ящеры. Но научная фантастика вряд ли останется прежней теперь, когда чудовища с глазами хамелеонов разгуливают по Земле и намерены ее завоевать.
      Иджер нагнулся, чтобы развязать ботинки - единственное, что он собирался снять на ночь. Он настолько привык спать в форме, чтобы не замерзнуть, что все, отличавшееся от такого вида ночлега, начинало казаться ему неестественным.
      Сэм развязал второй шнурок, когда снаружи кто-то постучался.
      - Кто там? - громко спросил Иджер.
      "Должно быть, что-то связанное с ящерами, - подумал он. - Неужели не могут подождать до утра?" Стук повторился. Значит, не могут. Бормоча себе под нос, он встал и открыл дверь.
      - Ого, - произнес он.
      К ящерам это не имело никакого отношения. На пороге стояла Барбара Ларсен.
      - Можно войти? - спросила она.
      - Ого, - снова произнес Сэм и тут же добавил: - Конечно. Ты уж входи, а не то комната выстудится.
      Сесть в комнате можно было лишь на койку, куда и села Барбара. После случившегося на "Каледонии" и ее поведения с тех пор Иджер не знал, стоит ли ему садиться рядом. Сэм решил вести безопасную игру. Он стал расхаживать взад-вперед перед печкой.
      Некоторое время Барбара наблюдала за ним, потом сказала:
      - Сэм, все нормально. Вряд ли ты станешь приставать ко мне. Об этом в общем-то я и хотела поговорить.
      Иджер опасливо устроился в изголовье койки, на противоположном конце от Барбары.
      - О чем здесь говорить? - спросил он. - То была одна из безумных вещей, которые иногда происходят. Если ты хочешь делать вид, будто ничего не было... - Он хотел закончить фразу словами "что ж, пожалуйста". Нет, не совсем то. Сэм сказал по-другому: - Можешь так и поступить.
      Так звучало лучше.
      - Нет. Я давно хочу перед тобой извиниться. - Барбара глядела не на него, а на истертые, серовато-желтые доски пола. - Я не должна была потом вести себя с тобой так, как вела. Прости меня. Просто после того, как у нас с тобой это произошло, я наконец-то осознала, что Йенс... он мертв... он должен быть мертв... Все это разом навалилось... Прости, Сэм.
      Она закрыла лицо руками. Сэм почти сразу понял, что она плачет.
      Он приблизился к Барбаре и нерешительно положил свою руку ей на плечо. Она оцепенела от его прикосновения, но потом повернулась вполоборота и спрятала лицо у него на груди. Сэм едва ли мог удержаться, чтобы ее не обнять.
      - Все хорошо, - сказал он, даже не зная, действительно ли все хорошо. Он не знал даже, слышит ли Барбара эти слова. - Все хорошо.
      Через какое-то время ее рыдания сменились икотой. Барбара отпрянула от него, затем полезла в сумочку и прикрыла рот носовым платком.
      - Должно быть, я похожа на ведьму, - сокрушенно произнесла она.
      Сэм внимательно поглядел на нее. Слезы все еще блестели на щеках Барбары и наполняли ее глаза. На ней не было ни туши для ресниц, ни другой косметики, способной оставить потеки. Если ее лицо и опухло от слез, при свете керосиновой лампы этого не было видно. Но даже если оно и так, разве это важно?
      - Барбара, мне ты кажешься красивой, - медленно сказал он. - Я давно так думаю.
      - Давно? - удивилась она. - Но ты никогда этого не показывал, пока не...
      - Я не имел на это права, - ответил он и больше ничего не стал говорить.
      - Ты хочешь сказать: пока оставалась хоть какая-то надежда, что Йенс жив? - докончила за него Барбара.
      Он кивнул. Ее лицо сморщилось, но она заставила себя остаться спокойной.
      - Ты - джентльмен, Сэм. Ты знаешь об этом?
      - Я? Об этом я ничего не знаю. Все, что я знаю... - Он снова умолк. Он мог бы сказать: "Все, что я знаю, - это бейсбол, и там я крутился черт знает сколько лет". Это было правдой, но в данный момент Барбаре требовалось услышать совсем другое. Сэм предпринял новую попытку: - Я знаю лишь то, что постараюсь заботиться о тебе, если ты этого от меня хочешь.
      - Да, именно этого я и хочу, - серьезно ответила она. - В такие времена никому не выжить по одиночке. Если мы не будем помогать Друг другу, держаться друг за друга, что тогда вообще остается?
      - У тебя есть я.
      Сэм немало лет одолевал жизненный путь сам по себе. Фактически он не был одинок: у него всегда была команда, гонка за призами, надежда прорваться выше (хотя она постепенно угасла) - все это заменяло ему семью, жизненную цель и мечты.
      Он покачал головой. Как бы глубоко ни пустил бейсбол корни в его душе, сейчас не время думать об этом. Все еще с опаской, все еще испытывая неуверенность, он снова обнял Барбару. Она уставилась в пол и так глубоко вздохнула, что он чуть не разжал руки. Но потом Барбара тряхнула головой. Сэм достаточно ясно понимал: она заставляет себя забыть про Йенса. Барбара склонила свое лицо к его лицу.
      Спустя какое-то время он спросил:
      - Хочешь, я задую лампу?
      - Делай, как тебе нравится, - ответила она. Наверное, Барбара меньше стеснялась раздеваться при свете, чем он. Она же привыкла к интимным отношениям с мужчиной, напомнил себе Сэм. Под одеяло они забрались вместе, и не из-за скромности, а ради тепла.
      Уже позже, когда оба достаточно согрелись, чтобы сбросить большинство одеял на пол, они легли обнявшись. Койка была настолько узкой, что места вдвоем едва хватало. Иджер провел рукой по спине Барбары, запоминая ее очертания и стремясь прочувствовать Барбару. Тогда, на борту "Каледонии", у них для этого не было времени; там у них ни на что не было времени, кроме слепой, обуявшей их страсти. То, что сейчас испытывал Сэм^было не сравнимо ни с чем, - возможно, даже с той ночью, когда он потерял невинность. Правда, тогда ему тоже было очень приятно. Сейчас он ощущал в себе больше уверенности, словно мог рассчитывать, что нынешний сон продлится намного дольше..
      - Позади Остолопа Дэниелса пылал салун под названием "Не проходи мимо". Всегда грустно видеть, как история исчезает в дыму, а двухэтажное, обшитое деревом здание в стиле греческого Ренессанса было одной из достопримечательностей Нейпервилля с 1834 года. Надо заметить, что это был далеко не единственный горящий дом в Нейпервилле. Остолоп не представлял, как армия сумеет удержать город. А ведь у них практически не оставалось тылов Чикаго находился совсем рядом.
      И уж если быть совсем точным, "Не проходи мимо" являлся лучшим салуном Нейпервилля. Дэниелс находился в городе недавно, но успел-таки вкусить квинту доброго бурбона. На его рукавах теперь уже красовались три нашивки, и, если раньше зеленые юнцы учились у него играть в бейсбол, нынче ему приходилось показывать им, как быть солдатами. Но вместо советов его давнишних тренеров сейчас он заимствовал свои наставления у покойного сержанта Шнейдера.
      Примерно каждые полминуты внутри горящего салуна взрывалась очередная бутылка со спиртным, словно снаряд внутри подожженного танка. Оглянувшись назад, Остолоп увидел маленькие голубые язычки спиртового пламени, мигающие среди ненасытных красных сполохов от горящих деревянных конструкций.
      - И все коту под хвост, - со вздохом произнес Остолоп.
      Рядовой, находившийся подле Дэниелса, щуплый очкастый парнишка по имени Кевин Донлан, который, судя по лицу, возможно, даже бриться еще не начал, сказал:
      - Могу поспорить, сержант, этому домику явно больше сотни лет.
      - Я не столько имел в виду дом... - опять вздохнул Дэниелс.
      Визгливый грохот, послышавшийся в небе и быстро приближающийся, заставил их обоих нырнуть в ближайший окоп. Снаряд разорвался, не долетев до земли, и осколки с шипением понеслись во все стороны. Вместе с ними полетели другие осколки, ударяясь о землю и отпрыгивая, словно крупные градины.
      - Теперь, сынок, следи, куда ступаешь, - предупредил Дэниелс. - Этот придурочный снаряд раскидал целую кучу маленьких мин или бомб, называй как хочешь. Я их впервые увидел возле Шаббоны. Только наступи на такую, и до конца своих дней будешь ковылять, как Пит Деревянная Нога из диснеевского мультика.
      Падали новые снаряды, из них выпрыгивали новые маленькие юркие мины. Несколько из них взорвалось с короткими, заурядными хлопками.
      - Сержант Дэниелс, они продолжают бросать в нас своими штучками. Нам отсюда никуда не двинуться, - сказал Донлан.
      - В этом-то вся и штука, сынок, - сухо отозвался Остолоп. - Какое-то время они будут кидать в нас эти игрушки, чтобы заморозить нас на месте. Затем пошлют танки и заберут у нас эту территорию. Будь у них побольше танков, они давным-давно прекратили бы швырять мины.
      Донлан еще не нюхал пороху. Он присоединился к отряду во время их отступления из Авроры.
      - Как эти твари могут так теснить нас? Ведь они даже не люди.
      - Постарайся побыстрее усвоить одну вещь, сынок. Пуле или снаряду начхать, кто их выпускает и кто оказывается на их пути, - ответил Дэниелс. - К тому же у ящеров много разных штучек. Знаю, радио продолжает называть их "вояками, нажимающими кнопки". Но это - все из той же говорильни, которая лишь злит нас и поддерживает моральный дух гражданского населения. Только не позволяй никому говорить, будто они не умеют воевать.
      Заградительный артиллерийский огонь все не смолкал и не смолкал. Остолоп выдерживал его, как когда-то выдерживал подобные обстрелы во Франции. В каком-то смысле во Франции было хуже. Каждый из выпускаемых ящерами снарядов был куда смертоноснее тех, что кидали боши. Однако немцы выпускали массу снарядов, и потому временами казалось, что в небесах крутятся целые мельницы, сыплющие сталь на американские окопы. Солдаты нередко сходили с ума от этого подобное состояние называлось контузией. У бомбардировок было больше шансов отправить человека на тот свет, но бомбы хотя бы не сводили с ума.
      Во время секундного затишья Дэниелс услышал позади топот бегущих ног. Он обернулся, держа наготове ручной пулемет, - вдруг ящеры снова высадили со своих винтокрылых машин десант в тылу людей.
      Но то были не ящеры. То был какой-то седой негр в синих брюках и потрепанном пальтишке, который вприпрыжку несся по Чикаго-авеню, держа в одной руке большую плетеную корзину. Два снаряда разорвались в опасной близости от него. Он заорал и прыгнул в окоп, где находились Дэниелс и Донлан.
      Остолоп посмотрел на него:
      - Знаешь, парень, ты просто свихнутый ниггер, который шастает где попало, под самой сранью, падающей вокруг.
      Остолоп не собирался вкладывать ничего дурного в свои слова. На Миссисипи он привык так разговаривать с неграми. Но здесь были другие края, и прежде чем ответить, негр с нескрываемой злостью поглядел на него.
      - Я тебе не парень и не ниггер. Наверное, я действительно свихнутый, если решил, что смогу принести солдатам жареной куры и не быть обруганным.
      Остолоп разинул рот, потом закрыл снова. Он не знал, что делать. Пожалуй, еще никто из негров не отвечал ему таким образом, даже здесь, на Севере. Умненькие негры знали свое место... Но умненький негр не стал бы, наплевав на снаряды, тащить ему еду. Да, именно наплевав. Дэниелс ни за что не согласился бы сейчас выбраться из окопа.
      - Надо бы замять это долбаное недоразумение, - произнес он, не обращаясь ни к кому.
      Он хотел заговорить с негром, но осекся. Как того назвать? Не парнем же. "Дядюшка" тоже вряд ли исправит положение. Остолоп не мог заставить себя выговорить мистер. Он нашел другое слово:
      - Друг, большое тебе спасибо.
      - Я вам не друг, - ответил негр.
      Он и сам мог бы добавить пару отборных выражений, но его пальтишку и корзине с жареной курятиной противостояли сержантские нашивки Дэниелса и ручной пулемет. Потом Остолоп все-таки извинился. Темнокожий храбрец покачал головой:
      - Что в этом толку? Давайте, угощайтесь. Кура оказалась жирной, печеные картофелины - холодными и пресными, без соли или масла. Но Дэниелс все равно проглотил это с волчьим аппетитом.
      - Когда подворачивается случай, надо есть, - сказал он Кевину Донлану. - А то ведь случай не подворачивается так часто, как хотелось бы.
      - Вы правы, сержант. - Солдат обтер рот рукавом. Он избрал свою тактику в разговоре с негром: - Это было замечательно, полковник. Вы - настоящий спаситель.
      - Полковник? - Негр сплюнул на дно окопа. - Вы же, черт вас дери, знаете, что я не полковник. Почему бы вам просто не назвать меня по имени? Меня зовут Чарли Сандерс, и об этом вы могли бы меня спросить.
      - Чарли, курятина была потрясающая, - важно произнес Остолоп. - Я у тебя в долгу.
      - Хм, - только и ответил Сандерс. Затем он выбрался из убежища и понесся к следующим окопам, находящимся где-то ярдах в тридцати отсюда.
      - Берегись маленьких взрывающихся штучек, которые выскакивают из снарядов ящеров, - крикнул вдогонку Дэниелс. Он снова повернулся к Донлану. - Надеюсь, он меня понял. Правда, если этот парень и дальше будет так здесь носиться, он быстро схлопочет билет на небеса.
      - Да. - Донлан всматривался туда, куда побежал Чарли Сандерс. - Тут нужна смелость. У него нет даже винтовки. Не думал, что ниггеры бывают такими смелыми.
      - Ты находишься под обстрелом, сынок, и снарядам все равно, есть ли у тебя винтовка или нет, - ответил Остолоп. Но суть заключалась не в том, и он об этом знал. Помолчав, Остолоп добавил: - Один из моих дедов, сейчас не помню, который именно, участвовал в Гражданской войне. Как-то ему пришлось воевать против негров. Он говорил, что те ничем не отличались от остальных янки. Может, он был прав. А сам я уже вообще ничего не пойму.
      - Но вы же сержант, - сказал Донлан. Он произнес это точь-в-точь, как когда-то заявляли Остолопу его игроки: "Но ты же тренер".
      - Допустим, сынок, - вздохнул Остолоп, - у меня есть все ответы, но это не значит, что я могу вытащить их из-под каски всякий раз, когда они тебе требуются. Черт побери, по правде сказать, еще неизвестно, действительно ли они там находятся. Доживешь до моих лет, тогда тоже начнешь сомневаться в собственной правоте.
      - Да, сержант.
      "Судя по тому, что творится вокруг, - подумал Остолоп, - у парнишки не ахти сколько шансов дожить до этих лет".
      - Нет, - отрезал генерал Паттон. - Говорю вам, нет, черт побери.
      - Но, сэр, - Йенс Ларсен обиженно развел руками, - я хочу всего лишь связаться с моей женой, дать ей знать, что я жив.
      - Нет, - повторил Паттон. - Еще раз говорю вам: нет! Никаких контактов с Металлургической лабораторией или кем-либо из ее персонала, кроме случаев особой надобности. При этом всякие вопросы личного порядка начисто исключаются. Это, доктор Ларсен, непосредственные распоряжения, полученные мною от генерала Маршалла, и я не намерен их нарушать. Таковы самые основные требования безопасности относительного любого важного проекта, не говоря уже об этом. Маршалл почти ничего не сообщил мне о проекте, и я не собираюсь получать дополнительные сведения. Раз мне нет необходимости знать об этом, мне не следует... точнее, я не должен об этом знать.
      - Но Барбара не имеет отношения к Метлабу, - возразил Йенс.
      - Разумеется. Зато вы имеете, - сказал Паттон. - Неужели вы настолько слабовольны, что готовы выдать ящерам надежду Соединенных Штатов ради собственного спокойствия? Ей-богу, доктор Ларсен, надеюсь, что нет.
      - Я не понимаю, почему короткое сообщение расценивается как предательство, - удивился Йенс. - Скорее всего ящеры даже не заметят его.
      - Возможно, - согласился Паттон. Он встал из-за стола и потянулся. Рост генерала позволял ему смотреть на Йенса сверху вниз. - Возможно, но не наверняка. Если тактические соображения ящеров похожи на наши, а пока что у меня не было повода усомниться в этом, то они стремятся перехватывать как можно больше наших сигналов и пытаются выуживать оттуда конкретные сведения. Я говорю на основе собственного опыта, что никто - никто! - не может знать заранее, какой кусочек головоломки окажется тем самым недостающим кусочком, который позволит врагу составить целостную картину.