.. когда-то все это называлась зданием. Больше его не существовало. Не существовало больше и двухэтажного моста Мичиган-авеню-бридж через реку Чикаго. Инженерные войска навели временный понтонный мост, чтобы конвой сумел переправиться на другой берег. Как только по нему проедет последний грузовик, мост снова разберут. Если этого не сделать, ящеры не замедлят вывести его - из строя.
      Кабинетные стратеги уверяли, что ящеры совершенно не понимают, для чего люди используют водный транспорт. Иджер надеялся, что они правы. Однажды он уже пострадал от нападения пришельцев на поезд. Это было в ту ночь, когда они вторглись на Землю. Подвергнуться нападению, будучи на корабле, было бы в десять раз хуже - никуда не убежишь и нигде не спрячешься.
      Но если ящеры и не понимают значения водного транспорта, зато они прекрасно понимают значение мостов. Проезжая по стальным пластинам понтонного моста, Иджер видел, что прежде мосты через реку Чикаго находились друг от друга на расстоянии квартала. Сейчас все они, как и двухэтажный мост, были разрушены до основания.
      - Ну не сучье ли отродье? - воскликнул водитель, словно прочитав мысли Сэма. - Этому мосту было всего каких-то двадцать пять лет. Мой старик как раз вернулся из Франции и видел, как его открывали. И все полетело к чертям собачьим...
      На северном берегу белоснежный небоскреб компании "Ригли" выглядел целехоньким, если не считать разбитых окон. Однако другой небоскреб, стоявший напротив и принадлежавший редакции "Чикаго Трибьюн", был разворочен до неузнаваемости. Иджер усмотрел в этом определенную долю нравственной справедливости. Даже превратившись из-за нехватки бумаги в тощий еженедельник, эта газета продолжала наносить удары по президенту Рузвельту за то, что он "ничего не предпринимает против ящеров". Что именно нужно было предпринять оставалось неясным, но этого президент действительно не предпринимал. И газета продолжала его упрекать.
      Вместе с остальными машинами конвоя автобус свернул с Гранд-авеню направо, к Военному пирсу. Утреннее солнце отражалось от поверхности озера Мичиган, которое казалось бескрайним, словно море. Пирс вдавался в озеро более чем на полмили. В восточном конце располагались игровые площадки, танцевальный зал, летний театр и аллея для прогулок - свидетели более счастливых времен. У причала, где когда-то швартовались прогулочные теплоходы, стояло старое ржавое судно - водный эквивалент расхлябанных автобусов, на которых Иджер ездил всю свою взрослую жизнь.
      Прибытия конвоя ожидали также две роты солдат. В небо были устремлены стволы зенитных орудий. Если самолеты ящеров вздумают напасть на конвой, их здесь тепло встретят. И все равно Иджер предпочел бы, чтобы пушки находились в другом месте. Насколько ему доводилось видеть, они в большей степени привлекали ящеров, чем сбивали самолеты пришельцев.
      Но приказы Сэма распространялись только на его подопечных.
      - Выходите, ребята, - скомандовал он, пропуская ящеров вперед.
      По его приказу Ульхасс и Ристин направились к судну, на борту которого было выведено "Каледония".
      Солдаты сгрудились возле подъехавших машин, словно муравьи. Иджер улыбнулся пришедшему на ум сравнению. . Одна за другой машины разгружались и спешно отъезжали в сторону Чикаго. В эти дни любой работоспособный транспорт был на вес золота. Наблюдая, как они удаляются в западном направлении, Иджер одновременно смотрел на величественную панораму Чикаго и на следы увечий, нанесенных городу ящерами.
      Подошла Барбара Ларсен и встала рядом с Сэмом.
      - Меня отнесли к мелким сошкам, - печально сказала она. - Вначале размещают физиков, затем - их драгоценное оборудование. Ну а потом, если останется место и хватит времени, разрешат подняться на борт таким, как я.
      С военной точки зрения такая расстановка приоритетов казалась Иджеру логичной. Но Барбаре требовалось сочувствие. а не логика.
      - Вы же знаете, что существуют три вида мышления: правильное, неправильное и армейское, - усмехнулся Сэм.
      Она засмеялась, возможно несколько громче, чем заслуживала эта затертая шутка. В это время порыв холодного ветра с озера попытался задрать вверх ее плиссированную юбку. Барбара инстинктивно вцепилась в нее обеими руками: наверное, этому жесту женщины научились еще в пещерные времена. Но юбка все равно не согревала, и Барбару пробрала дрожь.
      - Брр! Жаль, что на мне нет брюк.
      - Чего ж вы не надели? - спросил Иджер. - Когда системы отопления полетели к чертям, уверяю вас, в брюках вам было бы намного удобнее. Я бы не хотел отморозить... в общем, я бы не хотел замерзнуть в юбочке из-за какой-то моды.
      Если бы Барбара прислушалась к тому, что Сэм начал было говорить, она не решилась бы продолжить. Но этих слов она не слышала, а потому сказала:
      - Если я разыщу подходящие брюки, то, думаю, непременно их надену. Пусть даже армейские.
      Иджер немного потешил себя, вообразив, как он стаскивает с Барбары армейские брюки, пока кто-то не прорычал:
      - Пошевеливайтесь, затаскивайте этих чертовых ящеров на борт. Мы не собираемся торчать здесь целый день!
      Сэм велел Ульхассу и Ристину идти вперед, и тут ему пришла в голову счастливая мысль. Схватив Барбару за руку, он сказал:
      - Ведите себя так, будто вы тоже состоите при ящерах, понятно?
      Барбара быстро сообразила, что к чему, и двинулась вслед за ним. Руку она не выдернула.
      Оба пленных тревожно зашипели, когда под ними закачался трап.
      - Не волнуйтесь, - успокоила их Барбара, разыгрывая свою роль. - Если трап не сломался, когда люди заносили тяжелое оборудование, он не сломается и под вами.
      Иджер уже достаточно знал характеры Ульхасса и Рис-тина, чтобы понять, насколько им приходится плохо, но ящеры продолжали взбираться на борт. Оказавшись на палубе "Каледонии" и обнаружив, что судно слегка покачивает, они вновь зашипели.
      - Он перевернется и поместит всех нас на дно воды, - сердито сказал Ристин. Он не знал соответствующих английских слов и выражал свое опасение, как умел.
      Иджер посмотрел на потускневшую краску, на ржавчину, проступающую из-под заклепок, на истертое дерево палубы, на замасленные брюки и старые шерстяные свитера команды.
      - Я так не думаю, - пожал он плечами. - Этот корабль достаточно поплавал на своем веку. Думаю, он еще послужит.
      - Я считаю, что вы правы, Сэм, - сказала Барбара, желая одновременно успокоить Ристина и подбодрить себя.
      - Эй, с дороги! - крикнул Иджеру морской офицер. - И отведите проклятых тварей в каюту, которую мы для них выделили.
      - Слушаюсь, сэр, - отдав честь, сказал Иджер. - Простите, сэр, а где эта каюта? На берегу мне ничего не сообщили.
      Офицер закатил глаза:
      - Почему это меня не удивляет? - Он схватил за руку проходившего матроса. - Верджил, отведи этого парня и его диковинных зверюшек в девятую каюту Она запирается снаружи. Вот ключ. - Офицер повернулся к Барбаре: - А вы кто, мэм? - Когда она назвала свое имя, он сверился со списком, потом сказал: - Если хотите, можете идти вместе. Похоже, вас не тяготит общество этих существ, от которых у меня мурашки по коже. А каюта ваша - четырнадцатая, прямо по коридору. Надеюсь, все будет в порядке. - Разумеется, как может быть иначе? сказала Барбара.
      Морской офицер поглядел на нее, потом на ящеров и снова закатил глаза. Он явно не хотел уделять пришельцам больше внимания, чем того требовала служба.
      - Пошли, - сказал Верджил. У матроса был гнусавый южный выговор. Кажется, ящеры вызывали в нем больше любопытства, чем отвращения. Кивнув Ристину, он спросил: - По-английски говоришь?
      - Да, - ответил Ристин, остановив на нем тревожный взгляд. - Вы уверены, что это... сооружение не опрокинется в воду?
      - Разумеется, - засмеялся матрос. - Во всяком случае Лока такого не было.
      Как раз в этот момент на корме и носу матросы отдали швартовы. Ожил судовой двигатель, заставив дрожать палубу. Ристин и Ульхасс - оба с яростью поглядели на Верджила, словно обвиняя его в лжесвидетельстве. Из двух труб "Каледонии" повалил черный дым. Судно медленно отошло от Военного пирса.
      Кое-кто из солдат, занимавшихся погрузкой, помахал кораблю рукой. Остальные, и таких было большинство, слишком устали и могли лишь сидеть на краю пирса. "Интересно, - подумал Иджер, - многие ли из них представляют, в чем заключается особая важность груза, который они поднимали на борт? Скорее всего, единицы, а может, и вовсе никто..."
      Иджер смотрел на удалявшийся силуэт Чикаго, когда вдруг заметил вспышки пламени, взметнувшиеся столбы пыли и дым, поднявшийся над местом взрыва. За ним последовали еще два. Звуки взрывов, распространяющиеся по воде, полоса которой становилась все шире, звучали непривычно глухо. Они достигли ушей Сэма одновременно с визгом моторов истребителей-бомбардировщиков ящеров.
      Зенитки на Военном пирсе заговорили что есть мочи. Стрельба велась, чтобы отвлечь внимание ящеров. Один из самолетов сделал "горку" над пирсом, сбросив десяток бомб. Огонь зениток оборвался столь же резко, как умолкает курица под широким ножом мясника.
      Вражеский самолет пролетел над "Каледонией" так низко, что Иджер смог разглядеть швы в местах соединений обшивки корпуса. Он облегченно вздохнул, когда визг истребителя начал затихать и тот исчез над озером.
      Верджил остановился вместе с пассажирами, чтобы вновь посмотреть на самолет ящеров.
      - Пронесло, пошли дальше. - Однако матрос, как и Иджер, не сводил глаз с неба, прислушиваясь к звуку реактивного двигателя. На его лице отразилась тревога. - Не очень-то мне по нутру, что он...
      Прежде чем матрос успел произнести "возвращается", резкий отрывистый звук заглушил визг мотора. Иджер достаточно часто бывал под огнем, чтобы его реакции сделались почти инстинктивными.
      - Обстреливает палубу! - заорал он.
      Сохраняя присутствие духа, он повалился вниз и потянул за собой Барбару.
      Обстрел велся продольным огнем от правого до левого борта "Каледонии". Вдребезги разлеталось стекло. Стонал металл. Вскоре к его стону прибавились крики и стоны людей. Вражеский пилот, довольный налетом, быстро удалялся на запад, к своей базе.
      На Иджера брызнуло чем-то мокрым и горячим. Когда он коснулся этого, рука отдернулась, запачканная красным. Он поднял голову. На палубе, совсем рядом, все еще дергались ноги Верджила. Поодаль, в нескольких футах, валялись голова, руки и плечи матроса. От нижней части туловища осталось лишь кровавое месиво.
      Ульхасс и Ристин взирали на останки того, что недавно называлось человеком, с таким громадным ужасом, словно сами были людьми. Как и Иджер, Барбара подняла голову. оглядывая место бойни. Она не меньше Сэма была перепачкана кровью, начиная от вьющихся волос до своей плиссированной юбки и даже ниже. Четкая линия между розовым шелком чулка и темно-красным пятном на икре показывала, насколько сильно при падении ее юбка сползла вниз.
      Барбара увидела то, что осталось от Верджила, неверящим взглядом обвела сцену кровавой бойни, в которой уцелела сама.
      - Боже мой, - только и смогла выдохнуть она. - Боже мой!
      Тут ее шумно вырвало, прямо в кровь на палубе. Барбара и Сэм уцепились друг задруга. Его руки шарили, словно когти, по упругой, чудом оставшейся невредимой коже ее спины. Ее груди притиснулись к нему, словно росли из его тела. Барбара спрятала голову у Сэма под мышкой. Он не знал, удается ли ей там дышать, но это его не волновало. Несмотря на тошнотворный запах крови и зловоние блевотины, он хотел Барбару сильнее, чем вообще когда-либо в своей жизни хотел женщину. Его набрякший член упирался ей в ногу, и по тому, что она не убирала ногу, но лишь стонала и прижималась к нему еще сильнее, он чувствовал: Барбара тоже его хочет. Разумеется, то было безумием, разумеется, оба они находились в состоянии шока, но это ничуть не заботило Сэма.
      - Вперед, - прорычал он ящерам, не узнав своего голоса.
      Они поспешно обогнули останки несчастного Верджила. Сэм двинулся следом, по-прежнему крепко прижимая к себе Барбару.
      Цифры на дверях первого коридора, куда нырнул Сэм, показывали, что ему повезло. Он открыл девятую каюту, втолкнул туда Ульхасса и Ристина, захлопнул дверь и повернул ключ. Затем почти бегом они с Барбарой направились к четырнадцатой, стуча ногами по гулкому металлическому полу.
      Каюта была маленькая, койка и того меньше. Но их это не волновало. Они повалились на постель. Барбара оказалась наверху. С таким же успехом наверху мог оказаться и Сэм.
      Его рука скользнула ей, под юбку. Сэм погладил ее упругую кожу чуть выше того места, где оканчивался чулок, затем дернул резинку ее трусиков. В то же время Барбара спустила его брюки. Она была совсем мокрой.
      Ему никогда не было так жарко. Он достиг вершины блаженства почти мгновенно и сразу после того, как вернулось самосознание, испугался, что все прошло слишком быстро и он не сумел удовлетворить Барбару. Но ее спина была выгнута, голова запрокинута. Она дрожала всем те
      лом, издавая негромкие грудные мурлыкающие звуки. Затем ее глаза открылись.
      Как и Сэм, Барбара, кажется, приходила в себя после тяжелого приступа страсти.
      Она слезла с него. Сэм поспешно натянул брюки. Они оба запачкали кровью одеяло. Барбара неистовым взглядом обвела каюту, словно впервые по-настоящему увидела ее. Возможно, так оно и было.
      - О Боже, - простонала она. - До чего я дошла... Что я наделала...
      Сэм шагнул к ней и попытался ее обнять. Он произнес слова, которые бесчисленное количество мужчин говорят женщинам после того, как их внезапно охватило необузданное желание:
      - Дорогая, все будет хорошо.
      - Не называй меня так, - зашипела Барбара. - Не прикасайся ко мне и близко не подходи! - Она отодвинулась как можно дальше, что при размерах каюты не особо удалось. - Сейчас же убирайся отсюда. "Видеть тебя не хочу! Отправляйся к своим проклятым ящерам. Я буду кричать. Я...
      Иджер не стал ждать, чтобы проверить, какие действия последуют за этими словами. Он поспешно вышел из каюты, закрыв дверь. По чистому везению, коридор был пуст. Сквозь стальную дверь он услышал, как Барбара начала плакать. Он хотел вернуться и успокоить ее, но она вряд ли могла бы более выразительно сказать, что не нуждается в его утешениях. Поскольку их разместили в одном коридоре, поблизости друг от друга, ей придется снова увидеть его, причем скоро. Что-то тогда будет?
      - Все будет хорошо, - без особой уверенности произнес Сэм.
      Затем, опустив плечи, он поплелся по коридору посмотреть, как там поживают Ульхасс и Ристин. Они не особенно волновались по поводу отношений человеческих самца и самки; то, чего они не видели, не занимало их разум. Сэм никогда не думал, что будет завидовать этому, но сейчас он завидовал.
      ГЛАВА 17
      Дверь баптистской церкви в городке Фиат, штат Индиана, резко распахнулась, и на пороге появился охранник ящеров. Пленные люди тревожно и удивленно повернули к нему головы - обычно в такое время пришельцы к ним не наведывались. Эти люди усвоили основной урок войны и плена: все, выпадающее из привычной череды событий, заранее неприятно.
      Йенс Ларсен тоже поднял голову. Ему не пришлось оборачиваться, ибо он стоял лицом к массивным двойным церковным дверям. До появления охранника Йенс смотрел, как играют в карты. Официантка Сэл всеми силами старалась прибрать даму пик и все червонные карты, чтобы оставить каждого из своих противников с двадцатью шестью очками. Йенс считал, что ей для этого не хватит карт, но кто знает, как повернется игра. К тому же Сэл была напориста, как танк.
      Он так и не узнал, как повернулась бы игра. Ящер ступил внутрь церкви, держа автоматическое оружие наготове. Еще двое солдат прикрывали его со стороны двери.
      - Пи-ит Ссмифф, - прошипел он. Ларсен не сразу распознал свое вымышленное имя. Когда ящер начал повторять, он отозвался:
      - Это я. Что вам нужно?
      - Идти, - сказал охранник, по-видимому истощив свой запас английских слов.
      Характерный жест, сделанный стволом автомата, устранил всякое недопонимание.
      - Что вам нужно? - снова спросил Ларсен, но все же пошел к дверям.
      В обращении с пленными ящеры не отличались терпеливостью.
      - Счастливо, Пит, - негромко сказала Сэл, когда он отошел от стола.
      - Спасибо. И тебе тоже, - ответил он.
      Он не пытался сблизиться с нею, точнее, пока не пытался, поскольку все еще надеялся вернуться домой, к Барбаре. Но с каждым днем это "пока" в его мыслях отходило все дальше. И когда он все же предпримет попытку ("Если я это сделаю", - не слишком искренне говорил себе Йенс), он был в достаточной степени уверен (нет, он просто был уверен), что женщина откликнется. Один или два раза она вела себя так, что это смахивало на ее желание сблизиться с Йенсом.
      Несколько пленных тоже пожелали ему удачи. Ящеры дождались, пока он выйдет, и сразу захлопнули дверь. Йенса обдало холодом. Глаза заслезились. Он столько времени провел в сумраке церкви, что искрящийся на солнце снег был почти невыносим для глаз.
      Охранники привели Йенса в здание бывшего универмага, приспособленного ящерами под свою штаб-квартиру. Едва он туда вошел, как сразу же вспотел. Внутри было жарко, будто в духовке, что у ящеров считалось нормальной температурой, Трое конвоировавших его охранников блаженно зашипели. Он не мог понять, как эти твари не подцепят воспаление легких от таких громадных перепадов температуры, которые им приходилось-выдерживать. Возможно, бациллы пневмонии не поражают ящеров. Йенс надеялся, что его они тоже не тронут.
      Охранники подвели Йенса к столу, за которым в прошлый раз его допрашивал Гник. Тот уже находился на месте. Наверное, у него был чин лейтенанта - или как это у них там называлось. В левой руке Гник держал какой-то предмет.
      - Пит Смит, открывать ваш рот, - без всяких прелюдий потребовал Гник.
      - Что? - удивленно спросил Йенс.
      - Я говорить, открывать ваш рот. Вы не понимать ваш родной речь?^.
      - Нет, верховный начальник... то есть да, верховный начальник.
      Йенс решил не препираться и открыл свой рот. Когда со всех сторон тебя окружают вооруженные ящеры, иного выхода нет.
      Гник начал приближаться к нему, продолжая держать в левой руке непонятное устройство. Затем он остановился.
      - Вы, "Большой Уроды, слишком высокий, - недовольно произнес он.
      Шустрый, как и земные рептилии, давшие название этим пришельцам из иного мира, Гник вскарабкался на стул, вставил трубку прибора Ларсену в рот и нажал кнопку
      Устройство ящеров зашипело, как змея. Йенсу обожгло язык струёй какой-то жидкости.
      - Ой! - вскрикнул он и непроизвольно отскочил назад. - Черт побери, что вы со мной сделали?
      - Делать вам инъекция, - ответил Гник. Хорошо, что он хоть не рассердился на реакцию Йенса. - Теперь мы установить правда.
      - Сделали мне инъекцию? Но...
      По представлениям Йенса, уколы всегда были связаны с иглами. Потом он внимательнее пригляделся к чешуйчатой коже Гника. Проткнет ли ее шприц? Этого Йенс не знал. Единственные досягаемые мягкие ткани у ящеров находились во рту. Должно быть, с помощью сжатого газа Гник ввел ему в организм какой-то препарат. Но какой?
      - Установить правду? - спросил он.
      - Новый средство с наша база, - хвастливо сообщил Гник. - Теперь вы не солгать мне. Инъекция это не допустить.
      "Ну и ну", - подумал Йенс. Пот, струящийся у него со лба, теперь был вызван отнюдь не жарой в помещении. В голове шумело, как от выпитого виски. Йенсу требовалось прилагать определенные усилия, чтобы окружающий мир не раздваивался.
      - Можно мне сесть? - спросил он.
      Гник спрыгнул со стула. Ларсен плюхнулся на сиденье. Кажется, ноги отказывались его держать. "Чего это они?" - вяло подумал он.
      В течение нескольких минут Гник стоял и ждал - вероятно, хотел, чтобы препарат оказал максимальное воздействие. Ларсена занимало, не вывернет ли из него все консервы, которые он недавно съел. Разум существовал отдельно от тела. Ощущение было такое, словно он наблюдает за собой с потолка.
      - Как ваш имя? - спросил Гник.
      "Как мое имя?" - задумался Йенс. Какой замечательный вопрос. Он хотел захихикать, но на это не хватило сил. И все же, как это он называл себя только что? Наконец он вспомнил и ощутил себя победителем.
      - Пит Смит, - с гордостью произнес Йенс.
      Гник зашипел. Минуты две он о чем-то переговаривался с остальными ящерами. Затем вновь повернул свои бугорчатые глаза к Ларсену.
      - Куда вы направляться, когда мы поймать вас на этот... предмет?
      Он по-прежнему не мог вспомнить, как будет по-английски "велосипед".
      - Я... я ехал навестить моих родственников, живущих к западу от Монтпельера.
      Йенсу было нелегко придерживаться своей легенды, но он все же справился с этим. Возможно, он уже так часто рассказывал ее, что сам начал считать правдой. А может, средство ящеров было не настолько эффективным, как они думали. В бульварных фантастических романах дела обстояли довольно просто: сегодня что-то придумываешь, завтра это создаешь, а послезавтра - пользуешься созданным. В реальном мире все обстояло иначе, в чем Йенс постоянно убеждался, работая в Метлабе. Обычно природа оказывалась менее податливой, чем ее рисовали сочинители дешевого чтива.
      Гник снова зашипел. Возможно, убедился, что его препарат далеко не так всемогущ, как он думал. Может, уверен, что Йенс нагло ему врет, и этому чешуйчатому дознавателю стало очень неприятно, что и с помощью укола он не вытащил из землянина ничего нового. Однако этот ящер был не только упрям, но вдобавок и хитер.
      - Рассказывать мне еще про самец из ваша племенной группа, этот ваш родственник Оскар.
      - Его зовут.. его зовут Улаф, - сказал Йенс, вовремя почуяв ловушку. - Это сын брата моего отца.
      Он быстро перечислил имена вымышленных членов семьи придуманного им Улафа. Йенс надеялся, что это удержит Гиика от попыток подловить его на них. Заодно он сам прочнее их запомнит.
      Ящеры снова начали переговариваться. Через какое-то время Гник сказал по-английски:
      - Мы до сих пор ничего не узнавать об этот... эти ваш родственники.
      - Я здесь ни при чем, - ответил Ларсен. - Могу лишь предположить, что, вероятно, вы их убили. Но я надеюсь, что нет.
      - Больше вероятно, что их соседи не рассказывать нам, кто они есть. Неужели Гник произнес эти слова примирительным тоном? Йенс не знал, что у ящеров считается примирительным тоном, а потому не мог быть уверен. Некоторый из ваш Большой Уроды не испытывать любовь к Раса.
      - Почему вы так считаете? - спросил Йенс.
      - Причина этот явление есть непонятный, - ответил Гник с тихой серьезностью, что Йенс испытал даже некоторую жалость к ящеру.
      "Неужели они такие глупые?" - подумал он. Но ящеры не были глупыми, о нет. Иначе они бы не прилетели на Землю, не научились бы делать и сбрасывать атомные бомбы. Правда, они здорово наивны. Неужели они ожидали, что здесь их будут приветствовать как освободителей?
      Находясь в состоянии легкой эйфории, вызванной ^разоблачающим" зельем ящеров, Ларсен все же немного тревожился. Что, если ящеры отпустят его, а сами начнут следить, на какую ферму и к каким родственникам он отправится? Это было бы наилучшим способом изобличить его как лжеца. Впрочем, лучшим ли? Он всегда мог ткнуть пальцем в развалины какого-нибудь дома и заявить, что Улаф и его мифическая семья жили здесь.
      Ящеры еще пошипели между собой. Энергичным движением руки Гник прервал дебаты. Он перевел свои глаза на Ларсена:
      - То, что вы говорить под действием препарат, должен быть правда. Так мне сказать мой начальство, значит, так оно должен быть. А если это есть правда, вы не быть... не представлять опасность для Раса. Вам разрешать идти. Забирать вещи, который ваши, и продолжать путь, Пит Смит.
      - Что, прямо сейчас? - вырвалось у Ларсена. Опомнившись, он тут же прикусил язык и чуть не завопил от боли - язык саднило после "инъекции". Неужели он хочет, чтобы ящеры передумали? Черта с два! Следующий вопрос Йенса был куда более практическим:
      - Где мой велосипед?
      Гник понял это слово, хотя сам постоянно его забывал.
      - Он будет доставляться туда, где вы находиться под стража.
      К эйфории, вызванной препаратом, добавилось собственное, неподдельное ликование Йенса. Он быстро накинул пальто и как на крыльях полетел к церкви. Когда он оказался внутри, на него градом посыпались вопросы:
      - Что случилось? Что им было от тебя нужно?
      - Меня отпускают, - ответил он просто. Йенс до сих пор не верил своему везению. Еще в Уайт-Салфер-Спрингс полковник Гроувз (или генерал Маршалл?) говорил ему, что по своей зависимости от указаний вышестоящего начальства ящеры еще хуже русских. Боссы Гника сказали ему, что показания, данные под действием препарата, являются подлинной правдой и для него их слова стали Священным Писанием. Пока вышестоящие начальники оказывались правы, такая система была довольно хороша. Но когда они ошибались...
      Половина пленных бросилась к Йенсу, чтобы похлопать его по спине и пожать руку. Поцелуй Сэл был настолько выразительным, что Йенс невольно обнял ее.
      - Повезло же тебе, дурень, - наконец прошептала она и отошла.
      - Да, - очумело пробормотал он.
      Йенсу вдруг расхотелось покидать это место... потянуло остаться хотя бы на одну ночь. Но нет. Если он не уберется, пока его отпускают, ящеров непременно заинтересует причина, почему он задержался и они могут изменить свое решение. Так что нечего к думать об этом.
      Йенс протиснулся сквозь дружелюбно настроенное тесное кольцо его недавних сотоварищей, чтобы забрать веши со скамейки, которую он привык называть своей. Надевая рюкзак, он только сейчас обратил внимание на тех мужчин и женщин, которые не торопились желать ему удачи. Честно говоря, они смотрели на Йенса с оттенком ненависти. Некоторые из них (не только женщины, но даже мужчины) отвернулись, чтобы он не видел, как они плачут. Ларсен со всех ног бросился к двери. Если бы ящеры и разрешили, он ни за что не остался бы здесь еще на одну ночь, даже ради Сал и всех ее жарких ласк. Всего несколько секунд, полных зависти и злости, - это больше, чем Йенс мог выдержать.
      Ящеры оказались достаточно оперативными. Когда он вышел, один из них уже стоял с его велосипедом. Забираясь в седло, Йенс бросил последний взгляд на бледные, изможденные лица, жадно смотрящие из церковных окон на свободу, которую эти люди не могли разделить с ним. Йенс ожидал пережить в момент своего освобождения любые другие чувства, но только не стыд. Он нажал на педали. Из-под колес полетел снег.
      Вскоре Фиат остался позади.
      Не прошло и часа, как Йенс сделал привал. Он выбился из формы, в которой находился до своего ареста и плена.
      - А ну-ка давай двигать, не то закоченеешь, - сказал он вслух.
      В отличие от физической сноровки, привычка разговаривать с собой вернулась почти сразу.
      Когда Йенс увидел на указателе слово "Монтпельер", то благоразумно объехал этот город, выбирая окольные тропинки, затем вернулся на шоссе-18. Несколько следующих дней миновали без всяких неожиданностей. Йенс обогнул также и Мэрион, зато проехал прямо через Суитсер, Конверс, Во-пеконг и Галвстон. Когда ему хотелось есть, он находил что-то из еды. Когда уставал, его как будто специально ожидал сеновал или заброшенный фермерский дом.
      Однажды Йенс нашел в ящике комода пачку сигарет "Филип Моррис". Он уже и не помнил, когда в последний раз держал в руках сигарету. Словно желая наверстать упущенное, Йенс впал в неистовство и накурился почти - до головокружения и тошноты.
      - Так тебе и надо, - сказал он себе, когда в течение следующего дня его мучил кашель.
      На дорогах центральной Индианы люди встречались ему редко, и это очень устраивало Йенса. Ящеры попадались еще реже, что радовало его намного больше. Как бы он смог объяснить свое пребывание здесь, за много миль к западу от того места, которое назвал Гнику? Удача не оставляла его, и объяснений тому он искать не хотел.
      Среди этих пустынных зимних просторов война между людьми и ящерами казалась чем-то далеким (хотя не что иное, как война, опустошило эти места). Правда, раза два, где-то вдалеке. Йенс слышал перестрелку: достаточно редкие залпы из боевых (а может, и спортивных) винтовок и ответные очереди автоматического оружия ящеров. И один или два раза у него над головой с визгом пролетали самолеты пришельцев, прочерчивая белые борозды в небе.
      Где-то между городками Дельфы и Янг-Америка ухо Ларсена уловило новый звук - звук периодических разрывов. Чем дальше на запад он двигался, тем громче становились эти разрывы. Примерно через полчаса с того момента, как он впервые услышал этот звук, Йенс вскинул голову, словно преследуемый охотниками зверь, который почуял запах.
      - Да это же артиллерия! - воскликнул он.
      Йенса охватило волнение. Артиллерия означала, что люди продолжают воевать с ящерами, и на более серьезном уровне, нежели партизанские вылазки. Но она также означала и опасность, ибо снаряды летели оттуда, куда он ехал.
      Проехав дальше, Йенс понял, что артиллерийская дуэль ведется не слишком интенсивно. Несколько снарядов с одной стороны, несколько ответных выстрелов. Он миновал батарею ящеров. Их орудия не прицеплялись к машинам, а были установлены на гусеничных шасси наподобие танковых. Расчет ящеров, обслуживающий батарею, не обратил на него никакого внимания.
      Вскоре после этого Йенсу стали попадаться искореженные остовы боевых машин, большинство из которых сейчас были похожи на диковинные снежные сугробы. Дорога, до сих пор такая ровная, запестрела не то что выбоинами, но воронками от снарядов. Чувствовалось, что бои шли здесь совсем недавно.
      Йенс успел слезть с велосипеда прежде, чем въехал в запорошенную снегом воронку. На него навалилось уныние. Неужели после того, как он с такой лёгкостью миновал занятую ящерами территорию, его задержат люди? Он уже начинал верить, что вскоре доберется до Чикаго. Дать надежде чуть-чуть окрепнуть и вдруг разом лишиться ее - такое казалось Йенсу жестоким и нечестным.