Под брюхом велоплана тоже клубились облака; неудивительно — колоссальные размеры Каньона Йотун позволяли ему иметь свой собственный климат. Сара поблагодарила Бога за то, что облака хотя бы не совсем заслоняли западную стену. Не очень-то приятно вынырнуть из влажного тумана и оказаться нос к носу со здоровенным скалистым выступом.

— С тобой все в порядке, дорогая? — спросил Ирв таким тоном, будто ожидал, что «стрекоза» вот-вот потеряет управление и устремится по спиральной линии вниз, на дно каньона.

— Никаких проблем, — ответила Сара, щелкнув тумблером передатчика. — Я даже согрелась. Упражнения и все такое… — Поддерживание «стрекозы» в воздухе было работенкой не из легких, сравнимой скорее с бегом, чем с ездой на велосипеде. — Я буду на той стороне меньше чем через полчаса. Прими меня, мир неведомый, край прекрасный…

— Знаешь что, заткнись, — рявкнул Ирв.

Сара со смешком отключила передатчик. Пусть супруг малость позлится: это хоть ненадолго отвлечет его от беспокойства за нее. Сара закрутила педали с удвоенной силой и вскоре вспотела так, что ледяная струя воздуха, бьющая из вентилятора, стала казаться ей почти приятной и освежающей.

Слегка раздвинув свои обутые в утепленные «адидасы» ноги, она посмотрела вниз и поняла, что пролетает над самой глубокой частью Каньона Йотун. Через мгновение ее внимание привлек странный объект, двигавшийся внизу, по дну ущелья. Что это за объект, она понять, разумеется, не смогла. С таким же успехом пассажир авиалайнера может пытаться с высоты 30 000 футов определить марки машин, катящих по хайвею.

Интересно, что за существа там обитают? Кем бы они ни были, вряд ли дно каньона — их постоянное место жительства. Если только они не обладают способностью прилипать к скалам так крепко, что их не смывают ежегодные наводнения…

Грубый порыв ветра, грозящий «стрекозе» резкой потерей скорости, отвлек Сару от ее размышлений. Судорожно вздохнув, она крепче налегла на педали и ударила по тумблеру управления пропеллера, переведя его на режим большего захвата воздуха. Затем подключила вспомогательный электродвигатель.

На протяжении нескольких тошнотворных мгновений Саре казалось, что все затраченные ею дополнительные усилия бесполезны. Порывы ветра — самая неприятная проблема для пилота аппарата типа «стрекозы». Налетая со скоростью 5 миль в час, каждый порыв дает велоплану такой же толчок, какой дал бы, к примеру, ветер в 30 миль в час земному аэроплану типа «Сессны». Хрупкий маленький аппарат начал проявлять недовольство, отказываясь подчиняться штурвалу, а жуткий скрип лонжерона заставил Сару всерьез подумать о том, что сейчас «стрекоза» развалится на куски.

— Только попробуй, паршивка, — яростно прошипела она.

Вскоре скрип утих, и Сара немного опустила нос велоплана Ноги, двигавшиеся с неимоверной скоростью, будто превратились в два радужных пятна, расплывшихся на педалях. Сара так и не поняла, чему была обязана спасением от гибели — собственным мускулам или тому, что ветер утих. Только одно она сознавала четко: то, что выступивший у нее на лбу пот враз стал ледяным.

Убедившись, что «стрекоза», как и ее собственный голос, более или менее пришли в норму, Сара включила радиопередатчик.

— Эй, ребята, прием. Перед вылетом я все переживала насчет того, найдется ли у русских что-нибудь вроде пледа или одеяла для сугрева. А сейчас все, что мне нужно, — это смена нижнего бельишка.

Сара и сама удивилась своей способности шутить над тем, что случилось минуту назад. «Наверное, человек и в самом деле не верит в реальность смерти вплоть до последнего момента», — подумала она.

Между тем западный край Каньона Йотун постепенно приближался. Сара едва удержалась от соблазна поднажать на педали еще сильнее, чтобы последним отчаянным рывком достигнуть стены секунд за пятнадцать. «Поспешай не торопясь» — золотое правило бегунов-марафонцев, применимое к самым разным ситуациям, подходило и сейчас. Передряги с ветром ей вполне хватило.

Наконец бездна осталась позади, и теперь расстояние от колес «стрекозы» до земли исчислялось уже не в милях, а в футах. Сара снова включила передатчик. Русские не настроены на частоту велоплана, а потому не смогут ответить на вызов, но слышать будут.

— «Стрекоза» вызывает советский минервоход, — медленно и отчетливо произнесла Сара по-русски. — Нахожусь на вашей стороне каньона.

Пожалуйста, подайте сигнал, по которому я смогу определить ваше местонахождение.

Повторяя свою фразу второй, третий, четвертый раз, она внимательно всматривалась в горизонт. Если проведенные расчеты верны, вспышка от выстрела ракетницы должна появиться прямо по курсу… Должна, да, видать, не появится, ни прямо по курсу, ни по сторонам. Что там этот… как его… Руставели, уснул, что ли?..

Ага, вот она! Высоко в небе зависла ярко-красная искорка — значительно севернее, чем ожидала Сара. Ветер все-таки основательно сбил велоплан с намеченного курса. Сара скорректировала положение элеронов и хвостового стабилизатора, чтобы избежать крена, и начала длинный медленный поворот — наилучшее, что могла сделать «стрекоза» в данных условиях.

Красная искра погасла. Сара заметила внизу какое-то движение и поняла, что видит человека.

— Советский минервоход, я вас вижу, — сказала она с триумфом. — Иду на посадку.

Руставели сорвал с головы меховую шапку и замахал ею в знак приветствия.

— … Щелк, тресь, хлоп… страшно, — изрекла рация.

— Еще раз, Сара, — попросил Ирв.

В динамике снова затрещало, затем Сара сказала:

— … В принципе, ничего страшного. В том смысле, что могло быть и хуже. Сломанная локтевая кость, сотрясение мозга, глубокий порез на лбу, возможно… — опять помехи, — трещины в ребрах. Но признаков внутреннего кровотечения нет. Он… — голос Сары опять пропал.

— Повтори, — сказал Ирв и принялся терпеливо ждать.

— Он поправится, — слова вдруг прозвучали так ясно и отчетливо, будто она стояла здесь, рядом.

— А ты как, дорогая? — спросил Ирв, скрывая беспокойство.

— Устала. А в остальном нормально. Надо отдохнуть, да и не лететь же мне над каньоном ночью. Я сыта дневными впечатлениями от веселого ветра Йотуна. Слишком… — сигнал опять прервался, но антрополог без труда угадал значение оборванной фразы.

— С твоим решением согласны, — сказала Луиза и повторила то же самое еще несколько раз, пока Сара не дала знать, что все поняла. — Вылетай где-нибудь ближе к полудню, когда воздушные массы успокоятся.

— А ты не замерзнешь ночью? — встревоженно спросил Ирв. Минервитянские весенние ночи были изрядно холодны. — Тепла тебе там достаточно?

— Вполне достаточно, милый, — проворковала Сара. Пэт хихикнула, а Ирв покраснел. — Можете даже мне позавидовать, поскольку я сейчас ем нечто необыкновенное. Ничего похожего в нашем рационе нет. Шота Михайлович угощает меня маленькими копчеными колбасками из мяса молодого барашка. Называется… э…

— Дамлама Кхасны, — вставил мужской голос с таким сильным акцентом, что не определить его владельца, биолога Руставели, было невозможно.

— Рады за тебя, — буркнул Ирв. Он и на самом деле проникся завистью. Так же, как Пэт и Луиза, судя по голодному выражению их глаз. Антрополог с отвращением подумал о собственном предстоящем ужине — унылом пайке, прихваченном им с собой на каньон. Почти целый год есть одно и то же… Давиться, но есть. А копченые колбаски. Да еще из мяса молодого барашка. Ирв сглотнул слюну, мгновенно наполнившую рот. Пэт взяла у него передатчик.

— Сара, держу пари, что им это обрыдло так же, как нам — обезвоженные вафли.

— Совершенно верно, — серьезно ответил Руставели. — Жаль, что миссис Левитт не привезла нам чего-нибудь из вашего рациона. Все отдал бы за обезвоженные вафли.

Луиза выхватила у Пэт рацию.

— Сара, а этого пациента ты на предмет сотрясения мозга не проверяла?

В динамике раздался дружный смех.

— Ну ладно, ребята, думаю, нам всем пора на боковую, — сказала Сара, кашлянув. — Денек выдался трудный, а завтрашний будет не легче. Люблю тебя, Ирв. Конец связи, — добавила она мягко.

— Я тоже тебя люблю. Конец связи.

Ирв разжег портативную походную печку, чтобы растопить снег и вскипятить воду. Цыпленок а'lа king — совсем неплохое блюдо, но оно до чертиков надоело всему экипажу «Афины». Дамлама Кхасны… Какое экзотическое название! Интересно, с чем его можно сравнить по вкусу? Ирва настолько зачаровали эти мысли, что он сам не заметил, как высказал последнюю вслух.

— Наверное, похоже на секс с незнакомцем после нескольких лет брака, — Пэт запустила ложку в свой котелок и, попробовав разогретый концентрат, печально покачала головой. — Брака со скучным партнером, — добавила она. Никто не стал с ней спорить.

Они покончили с ужином, когда почти стемнело.

— Нам следует выставить ночной дозор, — заявил Ирв, — не то ваш муж, миссис Брэгг, а он, я догадываюсь, партнер нескучный… — Луиза быстро показала ему язык, —… спустит с нас шкуру, когда мы вернемся на «Афину». Нарушить букву устава смерти подобно… — Он вырвал из блокнота листик, разрезал его на три полоски, две из которых протянул женщинам, а третью оставил себе. — Напишите цифру от одного до десяти, потом покажите мне. — Сам он написал цифру 5, Луиза — 8, а Пэт — 2. — Ну ладно, я, как мужчина, заступаю на вахту первым. Кого из вас мне будить, когда глаза начнут слипаться?

Пэт и Луиза переглянулись.

— Буди меня, — сказала Пэт. — Я тебя сменю.

— Если ты настолько глупа, чтобы вызываться добровольно, я достаточно глупа, чтобы уступить тебе, — немедленно отозвалась Луиза. — Ненавижу просыпаться среди ночи для того, чтобы через час-другой лечь опять. — Зевнув, она развернула свой спальный мешок, забралась в него и застегнула зиппер чуть ли не до самого носа. — Спокойной ночи.

Пэт тоже залезла в мешок.

— Я подниму тебя около восьми по среднеминервитянскому времени, — с улыбкой предупредил ее Ирв. Пэт кивнула. Луиза медленно и ровно дышала во сне.

Ирв побродил вокруг, испытывая Желание разжечь большой и яркий бивуачный костер: с наступлением ночи горизонт будто сжимался, и тогда все Неизвестное, обитавшее в холодном мраке Минервы, словно слеталось к тебе — протяни руку и коснешься его кончиками пальцев. «Когда живешь в городе, не понимаешь, что такое по-настоящему темная ночь Ночь без уличных фонарей, неоновых вывесок и прочего», — подумал антрополог.

Звезды, конечно, могли бы немного разбавить сгущающуюся тьму, но плотные облака окутали их, как вата. На мгновение в небе промелькнул тусклый мазок света. Ирв догадался, что это была одна из минервитянских лун, только не понял, какая именно. Затем снова воцарился мрак.

Ирв почувствовал, как обостряются его слух и обоняние. Будто у кайота, бредущего по незнакомой прерии. Он отдавал себе отчет, Что доносящиеся из темноты редкие, вроде бы безобидные, звуки могут на поверку оказаться не такими уж безобидными. А местные запахи, приносимые холодным ветерком, напоминали ему душок из лаборатории органической химии.

Неожиданно сзади послышался скрип снега под ногами… или лапами? Ирв резко развернулся на сто восемьдесят градусов, одной рукой хватаясь за фонарь, а другой за пистолет на поясе.

— Это я, — тихо сказала Пэт. — Не спится чего-то.

— Проклятье! — не сдержался Ирв; выброс адреналина в кровь заставил сердце гулко и учащенно забиться. — Попробовала бы ты подкрасться вот так к Эллиоту, — проронил он. — Враз схлопотала бы пулю в лоб. — Сердце его по-прежнему с силой колотилось в грудную клетку.

— Извини, — с раскаянием прошептала Пэт, подходя ближе. — Просто я решила ненадолго составить тебе компанию, вот и все. Ужасная скука. Если хочешь, уйду.

— Да ладно, оставайся, раз пришла. Я даже рад — на самом деле скучно. Правда, ты немного расшевелила ситуацию, когда неожиданно появилась. Проклятье, ну и испугался же я! — Оба засмеялись, и Ирв приложил указательный палец к губам. — Ш-ш-ш! Не разбудить бы Луизу.

— Ей и пушечный выстрел нипочем. Спит мертвым сном… Должно быть, в компании с чистой совестью и всем таким прочим. — В ее голосе Ирв услышал горечь. Или ему показалось? Трудно судить, когда человек говорит шепотом. Да и трудно представить, что кто-нибудь может иметь что-то против умницы Луизы.

Ирв уловил в воздухе легкий мускусный аромат — знакомый и явно диссонирующий со странными запахами минервитянской органики.

— Ты что, надушилась, пока мы ехали сюда?

— Нет.

Ирв почесал щеку.

— Только не надо говорить, что ты сделала это минутой раньше специально для меня. Я, конечно, польщен…

Пэт не дала ему договорить. Ее мягкие губы прильнули к его губам с какой-то отчаянной жадностью. Он попытался отпрянуть, но это оказалось не так-то просто. Пэт была почти одного роста с ним и если уступала ему в силе, то совсем немного.

— Я давно хотела этого, — пробормотала она.

— Неужели? — Ирв ошарашенно хмыкнул. Даже сквозь комбинезон он ощущал, как расплющились об его грудь груди Пэт, и сам не заметил, как его рука оказалась у нее на талии. — Тогда ты очень искусно скрывала это.

— Я хорошо умею скрывать. Хуже всего, что даже Фрэнк так этого и не заметил. И не заметит. — От ее приглушенного смешка повеяло неприязнью. — Только не говори мне, что получаешь все, чего хочешь, от Сары. Мирок «Афины» так тесен во всех отношениях, что не позволяет тебе солгать сейчас. Он настолько тесен, что в нем нельзя уединиться. — Последняя фраза прозвучала в ее устах как ругательство.

«А ведь верно», — подумал Ирв, испытывая легкое головокружение от губ Пэт, снова страстно впившихся в его губы. Нельзя уединиться… Он знал, к примеру, что под правым соском у Пэт есть крошечная коричневая родинка и что волосы у нее на лобке чуть темнее золотистых кудряшек на голове. До сего момента Ирв как-то не задумывался над этими вещами, но он о них знал.

А еще он вспомнил, что за последние два-три месяца Сара ни разу не говорила ему после любви, что ей было с ним хорошо. Ох, как трудно думать о Саре именно сейчас, когда язычок Пэт со змеиным проворством играет с его собственным языком, затем прокладывает теплую влажную дорожку по его щеке, после чего устремляется по шее к уху и нежно сжимает мочку…

Ирв почувствовал, что кое-кто у него пониже пояса не остается равнодушным к нежданным нежностям. Пэт тоже заметила это, пробежала рукой по его бедру и сквозь штаны и кальсоны нащупала вожделенный предмет, тут же набухший от прикосновения ее пальцев. Ирв с силой сжал ее упругие ягодицы, и тогда Пэт с тихим стоном выгнула спину и прижалась к нему своими бедрами

В этот миг их губы разъединились. Жадно вдохнув большой глоток холодного воздуха, Ирв слегка пришел в себя и усилием воли попытался охладить свой молодеческий пыл.

— Господи, Пэт, — промолвил он, все еще вздрагивая от возбуждения и в то же время пытаясь свести дело к шутке, — будь мне лет на двадцать меньше, я стащил бы с тебя штанишки и трахнул бы прямо тут, даже если бы мы при этом отморозили себе задницы.

— Ну так давай же, — выдохнула Пэт. — Я хочу этого. Ну же, — она не переставала тереться об Ирва, прижиматься к нему, пытаясь побудить к дальнейшим действиям.

— Пэт, это глупо, — сказал он как можно нежнее, мягко отстраняя ее руки и подавляя спазм сожаления о том, что ему приходится отвергать ее. — Мне не двадцать один, и я давно не позволяю своему петушку думать за меня. Тебе тоже не двадцать один. Мы слишком далеко от дома и не можем вот так запросто поделить между собой то, что потом может причинить боль тебе или мне. Ты не согласна?

— Мне больно уже сейчас, — парировала Пэт. — Да и тебе не очень-то сладко, я же вижу. Чего ты боишься? Что до Сары, так боль достанет ее только в том случае, если ей станет известно о нашем… — она запнулась.

— Сара обязательно узнает. Или догадается. Хреновый из меня врун, когда дело касается таких дел. Да их у меня, можно сказать, что и не было. — «Ну или почти не было», — добавил Ирв про себя.

Он сорвался только один раз, на вечеринке, лет пять назад. Вусмерть пьяный, да и девица была не трезвее. Бог знает как оказались в каком-то чулане, где он и отрубился, едва успев кончить. На следующий день на него свалилось такое жесточайшее, убийственное похмелье, что он воспринял его как ниспосланную свыше кару за «трах на стороне». С тех пор Ирв по мере возможности избегал подобных приключений. Впрочем, если вдуматься, после того случая он больше ни разу не упивался так сильно.

— Ты меня не хочешь, — будто издалека прошелестел полный отчаяния голос Пэт.

— Да не в том дело. — Несмотря на твердую решимость раз и навсегда выяснить отношения с Пэт, воспоминания о ее прикосновениях все еще будоражили его. — Откровенно говоря, прыгнуть на тебя было бы очень заманчиво… но это обернется проблемами, которые не стоят минуты наслаждения. Проблемами для меня, для Сары, для Фрэнка, для тебя. И для Луизы тоже, если она вздумает пописать в самый неподходящий момент.

— Не вздумает, — возразила Пэт, но от Ирва не укрылось, что она на самом деле тоже волновалась на этот счет. Присутствие Луизы ее смущало.

Ирв мысленно кивнул. Если у нее «пунктик» насчет обязательного уединения для секса, напоминание ей о невозможности такового в данный момент является верной тактикой. Правда, только с тем условием, что он сам ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хочет того же, что и она. «Так ты хочешь или не хочешь? — спросил себя Ирв. — Или, как говорится, хочется да колется? Ну ладно, сначала потактичнее разберись с Пэт, а потом уже разберешься с собой». Итак, если предположение относительно ее idee fixe [8] верно…

— Пэт, если ты нуждаешься именно в такого рода уединенности, ее вполне можно найти в ваших совместных с Фрэнком поездках за образцами.

— На это я и надеялась, — угрюмо заметила Пэт. — Не сработало. Для меня не сработало, во всяком случае. А Фрэнк… Я же тебе говорила, он даже не замечает, что со мной происходит. Вам, мужчинам, легче — вы заполучаете оргазм каждый раз.

— А ты пробовала поговорить об этом с Фрэнком? Просто поговорить? — спросил Ирв. — Может, тебе все же объясниться с ним? — добавил он после того, как она отрицательно покачала головой, а про себя подумал: «Может, тебе пора заткнуться, сексопатолог, мать твою! Герр Фрейд… »

— И как же я ему все объясню? — вскинулась Пэт, подбоченившись. — А, придумала! К примеру… «Знаешь, милый, ты меня, конечно, извини, но за последний год я под тобой ни разу не кончила… » Сойдет?

Ирв поморщился. Следовало сразу заткнуться и не заводить разговор в такие дебри. Вот, черт…

— Всегда можно найти какие-то другие способы, — осторожно промолвил он.

И вдруг Пэт рассмеялась. Причем даже весело, как ему показалось.

— Ах, какое бесценное благоразумие, мистер Левитт. Что до меня, так мне обрести его вряд ли удастся, потому что я до смерти хочу трахаться.

— Будешь мне рассказывать, — пробурчал Ирв. — Я тебе тоже скажу — трудно оставаться благоразумным, когда аппетитная бабенка фактически пытается тебя изнасиловать.

— Хм-м-м. Интересно. Считаешь, мне следовало действовать понапористее? — Она приблизилась к нему и, когда он непроизвольно отпрянул, опять рассмеялась. — Ладно, не бойся. Совращение отменяется… пока. Один сестринский поцелуйчик, напоследок. — Она звонко чмокнула его в щеку. — Между прочим, который сейчас час?

Застигнутый неожиданным вопросом, Ирв слабо улыбнулся и, расстегнув манжету на рукаве, взглянул на часы.

— Без пяти девять.

— Иди спать, — сказала Пэт. — Я сейчас слишком на взводе, чтобы уснуть, так что вполне могу заступить на вахту пораньше.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Ну, ступай, ступай. Я не оставлю пост и не убегу на поиски любящего прогуляться ночью минервитянского самца.

— О'кей. Спасибо, — Ирв сделал пару нерешительных шагов, затем оглянулся, сомневаясь, следует ли оставлять Пэт в таком состоянии. Та раздраженно взмахнула рукой, отсылая его прочь. Ирв подошел к большому камню, где они устроили спальню, снял сапоги и, мгновенно забравшись в спальный мешок, застегнул зиппер.

Сон, однако, пришел к нему не сразу. Прислушиваясь к сладкому похрапыванию лежащей рядом Луизы, Ирв заподозрил, что даже если бы на ближайшей полянке военный духовой оркестр исполнил сейчас гимн Соединенных Штатов, она бы не проснулась. А потому они с Пэт вполне могли бы…

Сгорая от желания, более жаркого, чем десять минут назад, Ирв мотнул головой. Продинамить женщину, которая откровенно говорит о том, что готова отдаться, — нелегкое дельце. Он вдруг рассмеялся и напел:

— В жизни только раз, только раз…

— Что? — спросила Пэт.

— Да нет, ничего. Просто вспомнил кое-что смешное. — Ирв повернулся на бок и спустя несколько минут заснул.

— Раз, два, три! — прокричал Руставели. На счет «три» он и американская докторша изо всех сил толкнули минервоход. Американка была даже ниже Кати, но решимость и недюжинная сила с лихвой компенсировали недостаток роста. Пыхтя и чертыхаясь, она и Руставели боролись с тяжеленным минервоходом, пока тот не поддался и, медленно завалившись на бок, встал на колеса, после чего, пару раз подпрыгнув на рессорах, замер.

— Молодцы! — радостно воскликнул Брюсов, стоящий в нескольких метрах поодаль. Сара наложила ему на левую руку шину, и теперь она висела на перевязи, изготовленной Шотой из длинного узкого куска от одеяла. Лингвист смущенно взмахнул здоровой рукой. — Чувствую себя ужасно виноватым из-за того, что не смог помочь.

— Пустяки, Валерий Александрович, — Руставели эффектно запрыгнул на водительское место и включил зажигание. Через некоторое время минервоход тихо заурчал и плавно тронулся с места. Грузин заглушил мотор и белозубо улыбнулся. — Благодаря миссис Левитт, вы более или менее оклемались, и теперь мы в самом скором времени доберемся до «Циолковского».

— Без излишнего ухарства, я надеюсь, — заметила Сара, снова закутываясь в одеяла, дополнявшие ее более чем легкое одеяние.

Брюсов шагнул было к ней, чтобы помочь, но Руставели, естественно, опередил его. Как и все кавказцы страшный бабник, последний год он общался только с Катей Захаровой и теперь прямо-таки дивился, насколько волнует его одно лишь лицезрение другой женщины. Правда, в тот момент, когда его руки как бы случайно соскользнули с плеч Сары к груди, она одарила Шоту таким суровым взглядом, что он, несказанно удивляясь собственному смущению, промямлил:

— Прошу прощения.

— О'кей, — бросила Сара тоном, как бы говорящим: не дай Бог, ты еще раз позволишь себе подобное! «Вот по-настоящему серьезная дама, — подумал Руставели. — Не дай Бог провести с такой три года в экспедиции. А впрочем, кто знает… »

— Миссис Левитт, мы ваши должники по гроб, — раскланялся он.

— Особенно я, — вставил Брюсов. — Ради меня вы совершили весьма рискованный перелет в то время, как наши нации, что скрывать, не являются… э… э… лучшими друзьями.

Сара пожала плечами, и одеяла, укрывавшие ее плечи, слегка качнулись.

— Здесь, на Минерве, нет наций. Есть просто люда, земляне… и нас здесь не слишком много. В данных условиях мы сейчас ближе друг к другу, чем, скажем, родные братья и сестры. Если брат не поможет брату, откуда ждать помощи?

— Вы правы, — кивнул Руставели, хотя знал, что Лопатин животики бы себе надорвал от смеха, услышь он такое заявление о кровном братстве янки и русских. Возможно, что и полковник Толмасов позволил бы себе улыбнуться. Правда, грузин и сам сомневался, что все американцы столь же альтруистичны, как эта доктор Левитт.

Пока Руставели размышлял о различиях в мировоззрениях потенциальных противников, Брюсов задал вопрос, который всякий уважающий себя мужчина-кавказец должен был задать уже давно:

— А чем МЫ можем вам помочь, миссис Левитт?

— ВЫ, Валерий Александрович, сможете наилучшим образом помочь мне, если отойдете немного в сторону и больше не будете подвергать себя риску, — твердо заявила Сара. — А вы, Шота Михайлович, если вас не затруднит, поможете мне развернуть «стрекозу» так, чтобы она стала винтом к Каньону Йотун. Тогда мне не придется совершать в воздухе большой медленный поворот, чтобы я смогла вернуться к своим.

«Ну вот и конец идее великого братства людей на Минерве», — подумал Руставели и сказал:

— Покажите, что мне надо делать.

— Ничего сложного, — ответила Сара и первой направилась к «стрекозе». — Вы беретесь с краю за одно крыло, я за другое. Потом мы разворачиваем велоплан так, как нам нужно. Только прошу вас, поосторожнее — не проткните пальцами пластиковую обшивку.

— Ладно, — рассеянно кивнул Руставели. Они развернули велоплан неожиданно легко. — У вашей «стрекозы» действительно стрекозиный вес.

— Да, весит она немного, — согласилась американка, чему-то хмурясь. Руставели понял, чему, еще до того, как она заговорила снова, обращаясь скорее к самой себе, чем к нему: — А как, интересно, я заберусь в это чертово насекомое?

Колпак кабины открывался только сверху, а влезть туда, не изорвав в лоскуты тонкую пластиковую обшивку фюзеляжа, не представлялось возможным. Биолог потер ладонью заросший черной щетиной подбородок, прикидывая, что тут можно придумать. Наконец он щелкнул пальцами, вернее, попытался щелкнуть, потому что на руке была перчатка.

— А что если я подгоню «Странника» к «стрекозе», вы взберетесь на раму его кабины и с моей помощью залезете на велоплан?

Памятуя о своей попытке познакомиться с янки-докторшей «на ощупь», Руставели ожидал, что она замешкается с ответом, но ошибся.

— Так и сделаем, — бросила Сара, не колеблясь ни секунды.

Вскоре «Странник», заурчав мотором, подкатил к «стрекозе». Биолог заглушил двигатель, опустил на все четыре колеса тормозные колодки и вскарабкался на металлическую раму кабины. Она возвышалась над кабиной «стрекозы» где-то на метр. Сара мигом взлетела вслед за грузином.

— Ловкости вам не занимать, — уважительно хмыкнул он.

— Да, сохранились кое-какие навыки: в юности я довольно серьезно занималась спортивной гимнастикой. — Сара открыла крышку кабины «стрекозы» и села на металлические прутья рамы, свесив ноги в… как это назвать? Пилотский отсек? Машинное отделение? Подыскивая подходящий технический термин, Руставели вздрогнул, когда докторша сказала:

— Опускайте меня.

Утвердив ноги на углах пересекающихся прутьев рамы, Руставели крепко обхватил Сару за талию. «Слава Богу, весу в ней как цыпленке», — подумал он, осторожно опуская хрупкую на вид американку на сиденье в кабине велоплана. Хотя по мере спуска его ладони пропутешествовали по ее телу от талии до подмышек, на этот раз он не позволил себе никаких вольностей.

— Спасибо, — кивнула Сара, благодаря его не только за помощь, но и, как видно, за джентльменское поведение.

Руставели опустил колпак кабины, дождался, пока Сара закроет его изнутри, а затем уселся на кресло водителя и отогнал «Странника» в сторону. Вернувшись к «стрекозе», он во весь голос крикнул:

— И что теперь?

— Прежде всего, не надо так кричать. — Сара усмехнулась. — Звуковая волна вашего великолепного баса разорвет шкурку бедной «стрекозы». — Она уже крутила педали, хотя пропеллер пока и не думал вращаться. — Ступайте снова к краю крыла — будете держать его в горизонтальном положении, когда я начну рулить.

Руставели вытянулся по стойке смирно и по-гусарски отдал честь Таким бравым отточенным жестом, которого не смог бы добиться от него никакой Толмасов.

— Слушаюсь, товарищ… господин генерал.

Глаза Сары под белым пластиковым шлемом лукаво прищурились.

— Вы глупы настолько, что в этом даже есть определенный шарм, Шота Михайлович. Как вы умудрились обвести вокруг пальца все ваши отборочные комиссии?

Руставели подмигнул ей.

— Проще простого. Я не сказал им, что я глуп, — посвистывая, он направился к краю крыла.

Большой пропеллер завращался сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

— Поехали! — крикнула Сара. «Стрекоза» покатилась вперед на удивление резво; Руставели почти сразу же припустил трусцой. Потом ему пришлось перебирать ногами почаще, и вскоре он уже бежал во всю прыть. На какое-то мгновение ему показалось, что и сам он вот-вот оторвется от земли и взмоет в воздух.

Но вместо его ног от земли оторвались колеса «стрекозы», и теперь грузин уже не мог бежать наравне с велопланом. В конце концов он остановился, хватая ртом воздух и выдыхая вверх облака пара.

Сара на секунду отняла руку от штурвала и помахала двум русским, оставшимся далеко внизу.

Оба ответили ей тем же. Правда, грузин сопроводил прощальный взмах воздушным поцелуем.

Посмотрев вслед удаляющемуся на восток велоплану, Брюсов подошел к Руставели.

— Я сожалею, что вам придется одному вести машину, — произнес он смущенно.

— Ничего, — бросил Руставели, все еще не отрывая взгляда от «стрекозы». — Хорошо, что наш гроб на колесиках работает не на велосипедной тяге. Видит Бог, это его главное достоинство. Может, и единственное.

Реатур постепенно привык к тому, что человеки всегда торчат где-нибудь поблизости. Он не осознавал за собой такой привычки и наорал бы на любого подданного, который сказал бы ему о ней — пока четверо из шестерки странных существ не укатили куда-то далеко на своих приспособлениях для путешествий, оставив в летающем доме лишь двоих. Не видя человеков, то и дело сующих свои бесстебельковые глаза в каждый уголок его владения, отец клана ловил себя на мысли, что… скучает по ним.

А теперь они вернулись, и Сара ведет себя так, будто он — проклятье, она — никуда и не отлучалась, вновь донимая хозяина владения разговорами о Ламре. Чтобы хоть как-то отвлечь назойливую человечью самку, Реатур решил резко сменить тему:

— Почему четверо из вас столь неожиданно покинули пределы моего владения?

— Чтобы помочь раненый человек.

— А, — молвил Реатур и вдруг удивленно шевельнул глазными стеблями. — Подожди. Четверо из вас удалились. Никто из них не был ранен, верно? — Сара качнула головой сверху вниз. — Двое, которые остались, также не были ранены, верно? — И снова она качнула головой. — Но если не был ранен никто из вас, кто же тогда?