Мы были суворовцами

      МОИМ ВЫПУСКНИКАМ, ДРУЗЬЯМ-СУВОРОВЦАМ
      Вот и конец ... наш путь окончен с вами.
      Экзамен сдан, мне поднесли цветы;
      И расстаемся с вами мы друзьями,
      Храня в душе огонь взаимной теплоты.
      Пожмем же с вами руки на прощанье
      Вы в жизнь идете вдаль с поднятой головой.
      Мне доживать теперь, вам-новые дерзанья,
      Пред вами вновь другие испытанья,
      Пред вами славный путь, почетный и
      большой.
      Идите вдаль, идите бодро, смело
      На вас с надеждою глядит страна:
      Пред вами ширь, пред вами много дела.
      Дерзайте! Вам от нас путевка вручена.
      Потом, когда и вы состаритесь с годами,
      То, может быть припомните и тех,
      Кто вас учил, кто занимался с вами,
      Кто радовался так за каждый ваш успех.
      Друзья! Час близится разлуки,
      Счастливого пути. Жму крепко ваши руки.
      11. Ротный И. И. Пасечный
      ... Вместе с такими, как Совайленко, последнюю дурь из нас выбивал и наш ротный - подполковник Иван Иванович Пасечный, назначенный к нам в роту за два года до нашего выпуска. Это был настоящий службист, в хорошем смысле этого слова. Если хотите узнать его облик, откройте "Строевой Устав Советской Армии" любого издания. На многих картинках этого устава вы увидите стройных, подтянутых особ мужского пола. Они стоят, шагают, делают различные движения. Не ищите там ни бород, ни усов, ни улыбающихся физиономий. Носы там не какой-нибудь кавказской лепки или рязанского покроя, а строго уставные, прически - тоже. Вот вам и облик нашего ротного. И в то же время Иван Иванович не был солдафоном. Кому придет в голову считать Александра Васильевича Суворова солдафоном, а ведь его стихотворное поклонение уставу стало известным афоризмом:
      О воин, службою живущий!
      Читай устав на сон грядущий,
      А утром, ото сна восстав,
      Читай усиленно устав.
      Иван Иванович не совал своего носа в педагогический процесс, ибо знал, какие педагогические асы учат уму разуму его беспокойных подчиненных. Он очень часто посещал наши учебные занятия, брал стул, садился в стороне, чтобы видеть всех и чтобы его было видно всем и слушал преподавателя. При изложении педагогами любого материала, на его лице не проявлялось никаких эмоций, лишь небольшие глазки стального цвета выражали глубокое почтение, как у истового христианина на проповеди. А когда педагог вел опрос, его глазки с интересом перебегали от спрашиваемого к педагогу и обратно.
      Скрупулезно точный в соблюдении уставных норм и правил, Пасечный требовал этого и от своих подчиненных. И тут-то он не признавал никаких оговорок, никаких оправданий. К этому времени было отремонтировано небольшое здание, где жили и уже несли настоящую военную службу выпускники и предвыпускники училища. Там было все строго по уставу и жили мы согласно ему, неся суточные наряды. Там правили дух и буква уставных требований и наш ротный. Все было логично, закономерно. Мы уже были взрослыми и ясно сознавали, к чему нас готовят.
      Утром на подъем почти всегда приходил ротный и ждал времени побудки. Точно в назначенное время Иван Иванович негромко отдавал дежурному по роте команду: "Делайте подъем!". Лишь по этой команде дежурный зычным голосом командовал: "Рота, подъем!". Вначале нам не очень нравился педантизм нашего ротного. В самый первый раз на подъеме дежурный по роте суворовец Судья Виктор соизволил без ведома Пасечного подать команду: "Подъем!"
      "Отставить подъем! - услышали мы резкий голос нашего ротного. - Дежурный, здесь я - высший суд и высшая власть! В моем присутствии вы можете подавать команды в том случае, если я разрешу. Запомните это раз и навсегда!".
      Конечно же, мы это запомнили. Ну и жучил же нас первое время Иван Иванович! Например, после команды "Подъем!" он зажигал спичку, и вся рота до окончания горения спички должна была стоять в строю одетой. Если был хоть один опоздавший в строй, следовала команда: "Рота, отбой!" И все повторялось сначала. Это вызывало у нас ропот и протесты, но Пасечный был неумолим. В то же время он не придерживался устава "яко слепой стены", очень ценил разумную инициативу и самостоятельность. При построении, на утреннюю физзарядку разрешал заниматься по индивидуальным программам своими видами упражнений, бега и других видов спорта. Разрешал вставать за час до подъема и заниматься спортом или догонять учебную программу отстающим в учебе. И вообще делал послабления, если видел серьезное отношение к учебе или спорту, питал слабость к отличным ученикам, спортсменам и работягам. Он редко когда снисходил до нравоучительных интонаций, считая, что взрослым людям они ни к чему. А провинившихся, если таковые имелись, подзывал к себе и, молча, показывал один или два пальца, в зависимости от тяжести проступка, и при этом спрашивал: "Вам ясно?".
      При его кажущейся немногословности и педантичности речь Пасечного была грамотной, образной и не без юмора. Суровый на вид офицер, уставник, мог такое сказать стоявшей перед ним роте, что рота ляжет вповалку от смеха, а у него на лице ни один мускул не дрогнет. Единственный раз мы были свидетелями веселого хохота нашего сурового ротного, когда за минуту до подъема дневальный по роте суворовец Колесников Евгений скомандовал: "Рота, приготовиться к подъему!" И тогда Иван Иванович, не выдержав, расхохотался.
      В своей речи он никогда не прибегал к сальным словечкам, мы не слышали от него матерных выражений. Редко он срывался на крик, а если когда и гневался, то говорил негромким, свистящим голосом, почти не разжимая губ.
      В лагерях, в летних дальних походах наш ротный был впереди ротной колонны, шагая вместе с нами по раскаленной зноем степи, со скаткою через плечо, в таких же кирзовых сапогах, какие были надеты и на наши ноги. Полевые занятия были его родной стихией. В степи он буквально преображался, становился веселей, общительней. К нашему удивлению, знал малейшие приметы к непогоде или зною, мог подражать клекоту степного орла, свисту суслика. Мог заправски сварить походную кашу, а в дождь разжечь из скудной степной растительности костерок. В зной, когда даже наши лучшие спортсмены скисали от жары, Иван Иванович был олицетворением бодрости и силы.
      Сказать, что мы обожали или любили нашего ротного, было бы враньем. Но по прошествии нескольких лет, будучи курсантом военного училища, а потом и офицером, испытывая порой колоссальные физические, а то и психологические нагрузки в нелегких боевых учениях и в повседневных буднях, я с благодарностью вспоминал нашего ротного, его суровую школу ратной воинской жизни.
      Однажды Иван Иванович сказал примерно следующее:
      - "Суворовцы, в вашей жизни вам предстоит пройти много наук и учебных дисциплин. Запомните, самая тяжкая из наук, - это наука подчинения воинской дисциплине, уставным требованиям, подчинения своим командирам, какими бы они ни были, умными или, на ваш взгляд, дураками. Освойте эту науку, и вам будет легко в жизни, будь вы в будущем полководцами или учеными, инженерами или врачами".
      И многие, очень многие из питомцев подполковника Пасечного успешно усвоили эту трудную науку - подчинение духу и букве устава, воле вышестоящего командира. И отнюдь не стали ни "дубами", ни "держимордами", а - полководцами, докторами наук, артистами или педагогами, а то и просто хорошими, честными и порядочными людьми.
      12. Весь в орденах Драгин
      Одно время командовал нашим третьим взводом интереснейший человек подполковник Драгин Иван Исаевич.
      Появление Драгина в училище вызвало настоящий фурор и даже шок и у нас, мальчишек, и у офицеров тоже. Появился он в польской военной форме в чине подполковника, а на груди полный иконостас советских и польских орденов и медалей! Почему фурор? Ну, во-первых, суворовскими взводами в то время командовали, как правило, офицеры в звании старшего лейтенанта или капитана, а тут командир взвода - подполковник! Во-вторых, ордена! Батюшки, каких у него только не было!
      Кроме советских четырех орденов и одиннадцати медалей, на его груди теснились еще шесть польских орденов: орден Грюнвальда, орден Возрождения Польши, орден Боевого Креста, два ордена Золотого Креста и орден Серебряного Креста.
      Иван Исаевич, оказалось, после войны был послан в ПНР на службу в качестве боевого офицера и назначен командующим войск Госбезопасности 5-го военного округа. Службу нес на южной границе с Чехословакией и Германией. Здесь фашисты, уходя из Польши, оставили много своих банд, гнездившихся в Нижних и Верхних Татрах.
      За безупречную службу и умелое руководство войсками во время боевых операций по разгрому фашистских банд польское правительство щедро наградило подполковника Драгина И. И.. Четыре ранения сильно подкосили здоровье Ивана Исаевича.
      Драгин был скрупулезно точным человеком. Некоторые из нас, и я в том числе, отдавали на хранение Ивану Исаевичу наши скромные финансы, присланные нам родителями.
      Так вот он в любой момент, в любое время мог отдать нам эти деньги или какую-то их часть по нашей просьбе. И все сходилось точно. Не отмахивался, ссылаясь на занятость или неимение при себе денег, а вынимал и отдавал просившему столько, сколько было нужно. Это импонировало нам и вызывало уважение к этому человеку. А сколько раз многим из нас приходилось обращаться к нему, прося взаймы несколько рублей, и он не отказывал никому.
      А главное, Драгин, несмотря на довольно-таки высокий чин подполковника, никогда не кичился этим, был всегда прост, доступен и удивительно симпатичен. Он пользовался уважением и авторитетом не только драгинцев, но и ребят других взводов, и наших офицеров.
      ... В декабре 1988 года, торопясь к бывшему зданию Новочеркасского СВУ, нашего родного дома, я увидел, как двое полковников богатырского роста и телосложения вели под руки пожилого человека. Это Василий Иванович Сердюк и Валентин Иванович Коваленко сопровождали своего престарелого взводного, подполковника Драгина на торжественное открытие мемориальной доски на бывшем здании Новочеркасского СВУ ...
      В своих записках-воспоминаниях я не ставил перед собой цели описать все то, что происходило в стенах родного Новочеркасского СВУ. Сквозь толщу времени я постарался вспомнить самое главное, что, на мой взгляд, решало дело воспитания и становления мальчика, юноши, мужчины. Вспомнить всех дорогих моему сердцу педагогов, офицеров-воспитателей, всех хороших людей, коим обязан всю свою жизнь всем тем, чему они научили меня, что воспитали во мне ...
      По-моему, хватит и того, о чем я здесь написал, чтобы иметь представление о том, КАК нас учили в то трудное для Родины время, и ЧТО впитывали наши юные души, ЧЕМ наполнялись стриженые головы, готовясь к тому, что было предназначено каждому из нас судьбой.
      Меня могут упрекнуть в том, что написано все радужными красками, что не так, мол, все идеально, как я "нарисовал" в своих воспоминаниях. На этот справедливый упрек могу ответить лишь одним оправданием. Когда и в какие времена, в каком обществе и в каком учебном заведении бывало в жизни все идеально? Такого никогда не было и не будет. Жизнь - есть жизнь, она имеет свои светлые и темные стороны. В зависимости от того, сколько в ней светлой синевы и черноты, и определяется человек, общность людей, их сущность. Жизнь одного моего поколения показала ту общность людей, которая называется суворовцами.
      Нет таких профессий, которые не освоили бы питомцы суворовских училищ. В стране есть суворовцы-космонавты, суворовцы-писатели, профессора и артисты, музыканты, врачи и выдающиеся спортсмены, не говоря уже о чисто военных профессиях. Новочеркасское СВУ дало Родине сотни прекрасных полководцев, военачальников в больших званиях. Более двадцати генералов, сорок ученых докторов и кандидатов наук. Среди воинов-интернационалистов - участников кубинских и афганских событий - есть питомцы Новочеркасского СВУ, награжденные орденами Родины.
      В первые часы чернобыльской катастрофы первым комендантом Чернобыльской АЭС стал полковник Долгополов Виталий Семенович, специалист высокого класса в этой области. Это он наделен был высокими полномочиями советским правительством, это он и его команда в самых тяжелых экстремальных условиях давали правительственной комиссии самые точные данные о положении дел в опасной зоне. Это и по его рекомендациям отдавались правительственные распоряжения, касающиеся защиты людей и окружающей среды.
      До восьмого мая бывший суворовед-новочеркасец полковник Долгополов руководил опаснейшими работами непосредственно около четвертого блока. Работал, не жалея себя, не ради наград и почестей, пока не свалился в беспамятстве и не вынесли его на носилках из опасной зоны.
      В этом примере вся сущность людей, которые с гордостью называют себя суворовцами.
      Если я кого не упомянул в своем сбивчивом рассказе, пусть не поминают меня лихом. Если же кто пожелает дополнить мои воспоминания и сделает это наилучшим образом, я буду только искренне рад. А, может быть, кто-то захочет помочь мне дополнить повесть важными и интересными эпизодами из жизни питомцев Новочеркасского СВУ, то я готов с благодарностью воспользоваться вашими предложениями при доработке книги.
      Заранее всех благодарю за возможную помощь!
      Автор