Из всего сказанного явствует, что снобсы вообще были раскрыты и описаны гораздо прежде Теккереевой книги о "Снобсах". Шарль Бернар, в своей "Львиной Коже", очертил этих господ очень удачно. Со всем тем Теккерей сделал все-таки довольно многое для пользы науки о снобсах; он дал этим джентльменам нерушимое название, завоевал область снобсов, как Кортес завоевал великую часть не им открытой Америки, и вообще сочинил вещь очень замечательную. По следам Теккерея пойдут многие, и, начав с небольшого, мало-помалу исследуют, может быть - исследуют хотя приблизительно эту страшную, гибельную болезнь девятнадцатого века, называемую тщеславием.
      ...О сочинителе книги о лондонских снобсах, то есть о Теккерее, пользующемся такою любовью читателей своих и русских, долгом считаю сообщить несколько биографических сведений. Вильям Теккерей вовсе не такой молодой человек, как почему-то думают все охотники до его произведений, - ему в настоящее время около сорока двух лет, и он уже очень давно подвизается на поприще великобританской словесности; по жизни своей он может назваться человеком, много видевшим и перетерпевшим в свой век. Теккерей происходит от весьма хорошего семейства, в юности учился весьма долго в Кембриджском университете, и вышел оттуда без всякой ученой степени, думая посвятить себя живописи. В 1836 году он проживал в Париже и с усердием копировал картины Луврской галлереи, посвящая свободное от занятий время пирушкам с друзьями-артистами, рисованию карикатур во вкусе Гогарта и, может быть, публичным балам города Парижа. Но увы! по суждению знатоков, карикатуры Теккерея оказывались несравненно лучше его серьезных картин, и картин этих решительно никто не покупал, хотя их производитель отчасти нуждался в деньгах. Промучившись три года, Теккерей возненавидел живопись, решился вступить на литературное поприще и прямо начал с издания еженедельной газеты, вроде "Атенея" и "Литературных Ведомостей". Но его газета, не выдержав соперничества с старшими листками, упала решительным, но не бесславным образом. Так как Теккерей уже приобрел себе репутацию человека весьма способного, то редакции "Понча" и "Fraser's magazine" предложили ему место на страницах своих изданий, - а скоро его статьи, подписанные странным псевдонимом Михаил Анджело Титмарш, обратили на себя внимание любителей.
      Работая неутомимо и поправив свои денежные дела, Теккерей нашел возможность сделать два путешествия, одно, небольшое, в Ирландию, другое, более значительное, в Константинополь и Сирию. Обе поездки были описаны полукомическим образом; издание первой украшено, при выпуске его в свет картинками работы самого автора. Ирландские заметки особенно понравились читателям: отдавая полную справедливость отличным качествам ирландского народа, соболезнуя о его бедственном положении, Теккерей нашел, однако, случай над ним подсмеяться, и подсмеяться весьма умно и верно. "Разве абсентеизм (пребывание землевладельцев вне родины), замечает он, виноват в том, что дома Ирландцев грязны до невероятности? и что Бидди целый день зевает, сидя под воротами? Даю вам мое слово, эти бедняки, чуть ветер растреплет их кровлю, начинают думать от всей души, что обязанность владельца заключается в том, чтоб явиться и починить ее собственноручно. Я вижу, что народ ленив, но из этого не следует ему быть грязным - можно иметь мало денег и не жить вместе со свиньями. Полчаса работы на то, чтоб выкопать канаву, может быть достаточным для уничтожения сора и грязной воды перед дверью обители. Зачем же Тим, имеющий довольно рвения, чтоб лупить 160 миль для того, чтоб присутствовать на скачке, не займется работами около дома?"
      "В Лимерике я зашел в лавку, чтоб купить пару знаменитых тамошних перчаток. Хозяин, вместо того, чтоб показать мне свой товар, поймал на пороге какого-то прохожего, увел его на улицу и стал говорить с ним (конечно о килларнейских скачках), оставив меня на полной свободе украсть у него хотя целый мешок перчаток. Я этого, однако, не сделал, а вместо того вышел из лавки, сделал купцу низкий поклон и сказал, что зайду на будущей неделе. Он ответил - лучше подождите теперь, и продолжал свою беседу. Надеюсь, что торгуя таким образом, он не замедлит в скорости составить себе почетное, независимое состояние".
      Путешествие по Востоку описано в еще более шутливом роде. Который-то из многочисленных лондонских чудаков, находясь в компании ориенталистов и туристов, изъездивших все восточные государства, долго слушал рассказы; и наконец прервал их, выразившись тако: "Э, господа, сознайтесь, что весь Восток - выдумка (a humbug)". С такой же точки зрения смотрит М. А. Титмарш на таинственный и заветный край, на Босфор, Смирну и так далее. Там встречает он турчанку в коляске на лежачих рессорах, в другом месте открывает, что мрамор дворцов и киосков сделан из дерева. Все это читается легко, и пользуется заслуженным успехом.
      Снобсы частью печатались в "Понче", потом были изданы отдельно. "Эдинбургское Обозрение", отдавая справедливость таланту автора, нападало на неопределенность сюжета, и очень остро заступилось за снобсов, дающих вечера. "Неужели г. Теккерей, говорит его редакция, запрещает бедным людям веселиться и обращать свои спальни в комнаты для игры во время вечера? Высшее общество все-таки будет высшим по образованию и наружному блеску, и мы не видим сноббичности в человеке, знакомящемся с лордами, и даже весьма довольном этим знакомством. Скорее - страсть автора к награждению всего рода человеческаго сноббическими качествами, не заставляет ли в нем самом предполагать малую частицу сноббичности".
      Под "Vanity Fair" Теккерей впервые подписал свое имя, и сверх того, на заглавном листке признал себя родителем всех творений, до того являвшихся в свет под псевдонимом Титмарша. С "Ярмарки Тщеславия" начался второй и лучший период Теккереевой деятельности. От души желаем, чтоб он длился долго и долго.
      В. В. СТАСОВ (1824-1906)
      Конечно, много разницы в индивидуальных талантах каждого [Диккенса и Теккерея], но все вместе воспроизводят типы и сцены того самого рода, которые наполняют создания их товарищей-романистов. У них те же красоты, то же направление, но вместе и те же недостатки, что у тех. И до сих пор любимые темы английского искусства: угнетенная старость, страдающая беспомощность и потом, как последняя страница английского романа, счастливая судьба, восторг оправданного судом семейства, схваченный законом преступник. Без благодетельного фатума, без апофеоза семейного счастья (немного приторного) англичанин и до сих пор не обходится, без них картина ему не полна, не вся тут.
      После всемирной выставки (1862)
      К. Д. УШИНСКИЙ (1824-1870)
      "Приезд в Париж" Теккерея - одно из слабейших произведений знаменитого писателя и, по нашему мнению, переводить его не было никакой надобности" [имеется в виду публикация "Современника"].
      Библиотека для чтения. 1851.
      Т. 127, окт., ч. 2
      "...Теккерей на возвратном пути из Америки, откуда он привез 70.000 франков, продолжал читать свои импровизированные лекции на корабле. Публичные лекции вообще в большой моде в Англии..."
      Современник. 1853. Июль
      "В прошедшем номере "Современника" мы говорили уже о дорожных лекциях мистера Теккерея, которые вознаградили его с избытком за все путевые издержки, а теперь мы можем уведомить наших читателей о самом содержании этих чтений. Первый современный английский юморист выбрал предметом своих лекций английских же юмористов XVIII столетия. Свифт, Стиль, Приор, Фильдинг, Смоллет были попеременно предметами его импровизаций, отличавшихся той скрытой иронией, тем умением передавать серьезные мысли в форме веселой шутки, которым отличается Теккерей и с которыми познакомилась наша публика в "Ярмарке тщеславия" и в "Пенденнисе". Впрочем, мнение его о достоинстве этих юмористов вызывает множество произведений [?]
      Мы считаем не лишним перевести отрывок из этих лекций, помещенный в одном английском журнале, чтобы познакомить наших читателей хоть сколько-нибудь с той игривой, полушутливой и полусерьезной манерой, которую мистер Теккерей избрал для своих чтений и для которой, чтобы она не перешла в манерность, нужны были ему вся живость и сила его воображения и весь поэтический такт, указывающий должные границы".
      Современник. 1853. Авг.
      "...роман с биографическим направлением, будь он написан пером автора "Ярмарки тщеславия" и "Пенденниса", никогда не будет иметь той художественной полности и оконченности, которая только одна дает поэтическому созданию право на вечное и живое существование посреди оконченных созданий природы, истории и художнического гения человека. Мы смеем думать, что живая, глубокая, умная форма теккереевских рассказов, несмотря на всю свою увлекательность, есть только форма переходная. Это этюды великого художника, разбросанные по клочкам, - этюды, в которых художник приучает свою руку к меткой верности природе, затем, чтобы эта рука не изменила ему, когда он будет воспроизводить перед нами стройный, оконченный идеал какой-нибудь стороны действительной жизни. Читая "Пенденниса", мы читаем удивительную, мастерскую, гениальную биографию, или, лучше, автобиографию, но не роман, - эту прозаическую поэму, как называет ее Гоголь...
      Читая "Отиллию" или даже "Вертера" Гете, мы видим удивительно глубоко-обдуманное, поэтическое, цельное создание, от которого нельзя без варварства отнять ни одной черты, к которому нельзя прибавить ни одного эпизода; тогда как из этих эпизодов, может быть, множество отнято и убавлено в созданиях Диккенса и в особенности Теккерея, хотя Теккерей далеко опередил Диккенса в умении подмечать и выражать самые тонкие, ядовитые, а изредка и поэтические черты современной жизни. Но великие по форме создания Гете: как далеки они по живому содержанию от созданий Теккерея. Мы думаем, что седая опытность современного юмориста и поэтическая свежесть его душевных движений найдут когда-нибудь себе художественную форму, в которой все неисчерпаемое разнообразие действительной, а не идеализированной жизни (как у Гете) найдет себе художнически-стройное и оконченное выражение. Вот на каком основании мы называем биографическую форму романов формой переходной и думаем, что романист не должен упускать из виду, что он пишет не биографию, а прозаическую поэму..."
      Требования современной читающей публики так велики, что только такие романисты, как Диккенс и Теккерей, в состоянии, и то на минуту, удовлетворить им. Давно уже прошло то время, когда какой-нибудь новый роман Ричардсона, д'Абрантес или Радклиф мог занять внимание на целые годы. Теперь даже роман Диккенса и Теккерея прочитывается и забывается в несколько часов; что же сказать о второстепенных романах и повестях?..
      В Англии истина биографий, видимо, одолевает поэтическую концепцию.
      Теккерей в своем "Эсмонде" до того верен веку и лицам, которых он рисует, до того подражает даже языку того времени, что роман исчезает, и перед глазами проходит отвратительно грязная хроника. Сам герой не стоит того, чтобы облекать его существование в поэтическую форму: он жертвует для своей любовницы спокойствием тысяч и собственными своими убеждениями. Он отвратителен, но окружающие его лица еще чернее, и человеку, прочитав этот роман, остается только сказать: "Какое скверное было время".
      Современник. 1854. Т. 44, Э 3
      Должно знать эти особенности английской общественной жизни, если мы хотим понимать произведения современной английской литературы и объяснить себе истинное значение многих страниц Диккенса и Теккерея...
      Уильям Теккерей, известный и под псевдонимом Микеланджело Титмарша, родился в Калькутте (как и молодой Ньюком) в 1808 году. Воспитывался в Чартер-Гоузе (Grey Friars его последней повести) и потом в Кембридже. Припоминают, что в Чартер-Гоузе он охотнее читал Аддиссона и Стиля, чем Гомера и Вергилия:
      "Читал охотно Апулея,
      А Цицерона не читал".
      Впрочем, он хорошо познакомился с классическими писателями и полюбил впоследствии великих писателей Греции и Рима.
      Он должен был быть богатым человеком; но предусмотрительность тех, в чьих руках было его состояние, поставила его в положение человека, который должен прокладывать себе дорогу в жизни своими собственными природными средствами. Вместе с состоянием расплылась и всякая возможность самообольщения, и Теккерей стал лицом к лицу с черствой, неподатливой стороной жизни, где для умного и наблюдательного человека грошовый выигрыш дает на червонец золотого опыта. Вот почему мы не можем сказать вместе с "London News", что от потери состояния потерял один Теккерей, а выиграл целый свет: выиграл свет, выиграл и Теккерей. Мы того убеждения, что истинной, полной жизнью живут только те люди, которые сами прокладывают себе дорогу в жизни. Будь родственник Уильяма Теккерея предусмотрительнее и бережливее, и в "Придворном путеводителе" оказался бы один богатый дом на лучшем лондонском сквере, но зато мы никогда бы не услышали о мистере Микеланджело Титмарше. Эта догадка идет в особенности к гениям такого рода, каков гений Титмарша. Все его чудные рассказы - блестящие вариации на одну богатую поэму собственной его жизни. В Ньюкоме, мистере Титмарше, мистере Пенденнисе, рассказана одна бесконечно богатая быль, которой не могло бы создать самое пылкое воображение. Бедность - это такой чудный ингредиент в химическом смешении элементов жизни, от прикосновения которого истина выделяется, чистая, как золото, и иллюзии всякого рода улетают парами. Вот почему, повторяем еще раз, мы не согласны с биографом "Лондонской иллюстрации", что обстоятельства, поставившие Теккерея в стесненное положение, принесли ему вред: не будь этих обстоятельств, и его слава, его богатство, его талант были бы в опасности и, может быть, без могучей поддержки нужды погибли бы в напрасной борьбе с толстым слоем лоска, который в Англии более чем где-нибудь накладывается на все предметы.
      Первые замеченные светом опыты Теккерея в литературе относятся к 1833 году. Он принадлежал к обществу замечательных писателей, которые придали жизнь и силу страницам "Фразерова магазина". С первых же страниц было видно, что на литературную сцену появился новый писатель с необыкновенной оригинальностью в мыслях и слоге: и в то же время уже многие предсказывали, что этот новый писатель займет высокое место в литературе.
      Участие в Понче еще более увеличило его известность. Никто не забыл "Джемса", "Записок сноба", "Подражания новым романистам". "Ярмарка тщеславия" (Vanity Fair) была первым обширным и вполне оконченным рассказом Теккерея и останется навсегда одним из лучших романов в английской литературе. Слава нового романиста еще более была утверждена "Пенденнисом", несколько потрясена "Эсмондом" и упрочена "Ньюкомами".
      Когда были объявлены лекции автора "Ярмарки тщеславия" об английских юмористах, все взволновались. Лучшие писатели, замечательнейшие словесники и цвет фешенебельного света толпились на этих лекциях. Будучи напечатаны, они оправдали свою известность и принесли автору порядочную кучу американских долларов. "В ту минуту, - говорит "Лондонская иллюстрация", - мистер Теккерей плывет снова к пристани Нью-Йорка" - "То tell all the Yankees about the Four Georges" {Рассказать вам, янки, о четырех Георгах (англ.).}, как выразился один превосходный писатель, "друг мистера О'Муллигана", в стихах, приготовленных нарочно к обеду, который дан был отъезжающему Теккерею и на котором председательствовал Чарльз Диккенс.
      Читая романы Диккенса и Теккерея и припоминая всю уродливую условность английской жизни, всю ее натянутость, весь ее фальшивый лоск, весь этот миллион китайских приличий, как будто созданных для того, чтобы глупость и ум, честность и плутовство, доброта и злость, талант и бездарность могли прохаживаться в одной и той же зале, под звуки одной и той же музыки, не пугая разнообразием, - припоминая все это, нельзя вместе с тем не вспомнить философского положения, что все в жизни вырабатывается из противоречий. Всеуравнивающая условность английской жизни создала романы Диккенса и Теккерея, где все это безразличие дробится в тысячи видоизменений, где сбрасывается все похожее на обман и угловатая правда выставляется во всей своей наготе.
      Заметки странствующего вокруг света (1854)
      Читая в каком-нибудь романе, как два, ничего не делающие существа сгорают взаимной страстью и как потом эта страсть увенчивается браком, так и хочется спросить, что же было после? Шутка Теккерея, в которой он дорисовывает картину Вальтера Скотта и знакомит нас с семейной жизнью Айвенго и Ровены, внушена писателю глубоким знанием сердца и острой наблюдательностью того, что на каждом шагу встречается в жизни.
      Труд в его психическом и
      воспитательном значении (1860)
      Мало ли раскидано психологических заметок, остроумных наблюдений, записанных психологических опытов, цельных психологических монографий в бесчисленных творениях древних и новых писателей? Библия, Гомер, Платон, Цицерон, Тацит, Сервантес, Макиавели, Шекспир, Гете, Диккенс, Теккерей, Гоголь разве не учили и не продолжают учить человечество психологии?
      Психологические монографии (1860)
      Л.Н. ТОЛСТОЙ (1828-1910)
      "Вот факт, который надо вспоминать почаще. Теккерей 30 лет собирался написать свой первый роман... Никому не нужно показывать, до напечатания, своих сочинений" (Запись от 20 января 1854 г.)
      "Читал Esmond's Life, читал Эсмонда, которого кончил; ничего не делал, кроме неаккуратного читания "Vanity Fair"; все читал Пенденниса" (Май 1855 г.)
      "Первое условие популярности автора, то есть средство заставить себя любить, есть любовь, с которой он обращается со всеми своими лицами. От этого Диккенсовские лица общие друзья всего мира, они служат связью между человеком Америки и Петербурга, а Теккерей и Гоголь верны, злы, художественны, но не любезны" (26 мая 1856 г.)
      "...урывками играл и читал Ньюкомов" (22 июня 1856 г.) "...читал Ньюкомы, записывал" (25 июня 1856 г.)
      ...читал Ньюкомы лежа и молча" (29 июня 1856 г.)
      "У нас не только в критике, но и в литературе, даже просто в обществе, утвердилось мнение, что быть возмущенным, желчным, злым очень мило. А я нахожу, что скверно... только в нормальном положении можно сделать добро и ясно видеть вещи... Теккерей до того объективен, что его лица со страшно умной иронией защищают свои ложные, друг другу противоположные взгляды".
      Из письма к Н. А. Некрасову. 1856 г.
      "Что это Вы молчите про Диккенса и Теккерея, неужели они Вам скучны?"
      Из письма к В. В. Арсеньевой
      от 7 декабря 1856 г.
      "Тщеславие, тщеславие и тщеславие везде - даже на краю гроба и между людьми, готовыми к смерти из-за высокого убеждения. Тщеславие! Должно быть, оно есть характеристическая черта и болезнь нашего века...
      Отчего Гомеры и Шекспиры говорили про любовь, про славу и про страдания, а литература нашего века есть только бесконечная повесть "Снобсов" и "Тщеславия"".
      "Севастополь в мае" (1856)
      У. Стэд: "Из наших писателей он [Толстой] выше всех ставит Диккенса, считая его наиболее христианским писателем. Три лучших английских романиста, - сказал Толстой, - (это по нисходящей): Диккенс, Теккерей, Троллоп, а после Троллопа, кто у вас есть еще".
      Р. Э. Лонг: "Лучший, непревзойденный ваш романист - Диккенс. По части юмора и верности жизненной правде с ним никто не сравнится. Но общий упрек английской литературе может быть отнесен и к нему - чрезмерная поверхностная увлекательность. Теккерей не вызывает у Толстого никакого восторга. Об Антони Троллопе он сказал: это был один из наиболее талантливых современных писателей Англии. Но его романы целиком основаны на случайных происшествиях".
      Воспоминания У. Стэда и
      Р. Э. Лонга. Май 1888 г.
      "В "Ньюкомах" хороша теща Кляйва, - мучающая обоих, только мучается больше она" (21 мая 1890 г.)
      Диккенсы, Теккерей, V. Hugo кончились. Подражателям их имя легион, но они всем надоели. Все одно и то же, и вот выдумано новое: это Ибсен, Киплинг, Райдер Хагард, Доде-сын, Метерлинк и другие.
      О том, что называют искусством (1896)
      Подите с этой практичностью к Дон Кихоту, Аяксу, Ньюкому, Коперфильду, Фальстафу. Они вырастают из-за практичности.
      Из варианта эпилога "Войны и мира" (1896)
      "Английская литература чересчур много внимания уделяет интриге, приключениям, случайным обстоятельствам. Они слишком озабочены поисками увлекательного сюжета и отдают дань случайным запросам времени...
      Вы дали миру отличных, прекрасных юмористов, вообще огромное количество законченных, образованных писателей [подобных]... Теккерею".
      Из записей Р. Э. К. Лонга 1898-1903 гг.
      Другой поразительный пример английских прозаиков. От великого Диккенса спускается сначала к Джорджу Эллиоту, потом к Теккерею. От Теккерея к Троллопу, а потом уже начинается безразличная фабрикация Киплингов, Голькенов, Ройдер Гагартов и т. д.
      Предисловие к роману
      В. фон Поленца "Крестьяне" (1902)
      "А читали вы его "Историю двух городов"? А "Наш общий друг"? - И Лев Николаевич назвал мне еще два-три романа Диккенса и, как нарочно, именно те, которых я не читал... - а, прочтите их, - добавил он, - ах, как я вам завидую, сколько удовольствия вам предстоит. Диккенс - на верхней ступеньке, ступенькой ниже Теккерей, еще ниже Троллоп".
      "Перечитываю Диккенса, ищу для "Круга чтения". До сих пор не удалось найти. А как хорошо он пишет! - сказал Л. Н. А. А. Стахович спросил про Марка Твена. Л.Н. невысокого мнения о нем.
      - А Теккерей? На это Л. Н. ничего не сказал, лишь отмахнулся".
      24 окт. 1906 г.: В этом же номере The Bookman [окт. 1906] картинка: группа наиболее читаемых английских писателей; величиной фигуры указана наглядно их читаемость. Л. Н. рассматривал тщательно.
      - Стивенсон тут маленький, - сказал Л. Н., - а он самый даровитый. Татьяна Львовна сказала:
      - Я знаю Hall Caine.
      ...Не могли отличить изображения Теккерея от Вальтера Скотта, под ними неясные номера. Л. Н. старался узнать.
      - Я видел Теккерея, но не узнаю его, - сказал Л. Н. - Так недавно прославленные люди, а читатели по портретам их не узнают.
      31 декабря 1906 г.: В старости читать про любовь скучно. У французов романы загромождены любовными сценами, и потому их романы неприятны. У англичан - Диккенса, Теккерея - описаны спорт, парламент и другое, а любовному отведено меньше значения и места.
      Маковицкий Д. П. Яснополянские записки.
      "Я вспоминаю, в мое время были Гюго, Дюма-сын, Диккенс, Теккерей. Эти были сразу [в одно время]. А теперь..."
      Беседа с Л. Андреевым от 22 апреля 1910 г.
      "Существует три признака, которыми должен обладать хороший писатель, сказал он [Толстой]. - Во-первых, он должен сказать что-то ценное. Во-вторых, он должен правильно выразить это. В-третьих, он должен быть правдивым... Теккерей мало что мог сказать, но писал с большим искусством, к тому же он не всегда был искренним".
      Хэпгуд И. Граф Толстой дома.
      Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ (1828-1889)
      ...Предрассудок, что искусство должно изображать "героев", теперь уже сильно ослабевает, "герой" остается почти только в трескучих романах: У Диккенса и Теккерея нет героев, а есть обыкновенные лица, которых каждый из нас встречал десятками на своем веку...
      ...Из всех искусств одна только литература сохраняет свое могущество и свое достоинство, потому что одна она поняла необходимость освежать свои силы живыми вдохновениями века. В самом деле, все те люди, которыми гордится новая европейская литература, все без исключения вдохновляются стремлениями, которые движут жизнью нашей эпохи. Произведения Беранже, Жоржа Сайда, Гейне, Диккенса, Теккерея внушены идеями гуманности и улучшения человеческой участи...
      ...То, о чем говорит Диккенс, в Англии, кроме его и других беллетристов, говорят философы, юристы, публицисты, экономисты и т. д., и т. д. У нас, кроме беллетристов, никто не говорит о предметах, составляющих содержание их рассказов. Потому, если бы Диккенс и мог и не чувствовать на себе как беллетристе прямой обязанности быть выразителем стремлений века, так как не в одной беллетристике могут они находить себе выражение, - то у нас беллетристу не было бы такого оправдания. А если Диккенс или Теккерей все-таки считают прямою обязанностью беллетристики касаться всех вопросов, занимающих общество, то наши беллетристы и поэты должны еще в тысячу раз сильнее чувствовать эту свою обязанность...
      ...Для нас это время еще не прошло. Быть может, Англии легко было бы обойтись без Диккенса и Теккерея, но мы не знаем, как могла бы Россия обойтись без Гоголя. Поэт и беллетрист незаменимы у нас никем. Кто, кроме поэта, говорил России о том, что слышала она от Пушкина? Кто, кроме романиста, говорил России о том, что слышала она от Гоголя?..
      ...Англичане до сих пор ставят Бульвера наравне с Диккенсом и Теккереем - у нас кто не видит разницы между этими писателями? Нечего нам гордиться таким превосходством: оно происходит единственно от того, что у нас занимается литературными вопросами та часть общества, которая в Англии и Франции уже не хочет удостоивать своим вниманием этих, как там кажется, мелочей. Но как бы то ни было, от чего бы то ни происходило, не подлежит сомнению, что наша публика обладает, в нынешнем своем составе, двумя драгоценнейшими для развития литературы качествами: горячим сочувствием к литературе и замечательно верным взглядом на нее...
      Очерки гоголевского периода
      русской литературы (1855-1856)
      Прекрасное в действительности заключает в себе много непрекрасных частей или подробностей. А в искусстве разве не то же самое, только в гораздо большей степени? Укажите произведение искусства, в котором нельзя было бы найти недостатков. Романы Вальтер Скотта слишком растянуты, романы Диккенса почти постоянно приторно-сантиментальны и очень часто растянуты; романы Теккерея иногда (или, лучше сказать, очень часто) надоедают своею постоянною претензиею на иронически-злое простодушие...
      Эстетические отношения искусства
      к действительности (1855)
      ...Ведь вы любите Диккенса и Теккерея, этих грубых, хотя и даровитых людей, которые с такою мужицкою прямотою называют каждую вещь прямо по имени, не имея понятия о приличиях в образе выражения.
      Стихотворения графини Ростопчиной (1856)
      ...Таким-то образом отразились на "Ньюкомах" последствия ошибки, порожденной или гордостью, или предубеждением: "с моим талантом нет надобности ни в какой мысли, ни в каком дельном содержании. Отделка хороша, рассказ прекрасен, чего же больше? и роман будет хорош".
      И роман оказался имеющим мало достоинства - даже художественного достоинства. Великолепная форма находится в нескладном противоречии с бедностью содержания, роскошная рама - с пустым пейзажем, в нее вставленным. В романе нет единства, потому что нет мысли, которая связывала бы людей и события; в романе нет жизни, потому что нет мысли, которая оживляла бы их.
      Советуем прочитать "Ньюкомов" тем, которые думают, что для романа не важно содержание, если есть в нем блестящая отделка и прекрасный рассказ. О необходимости таланта нечего и говорить, нечего говорить о том, что бессильный работник - не работник, что слепой - не живописец, что хромой не танцор, что человек без поэтического таланта - не поэт. Но талант дает только возможность действовать. Каково будет достоинство деятельности, зависит уже от ее смысла, от ее содержания. Если бы Рафаэль писал только арабески, птичек и цветки - в этих арабесках, птичках и цветках был бы виден огромный талант, но скажите, останавливались ли бы в благоговении перед этими цветками и птичками, возвышало ли бы, очищало ли бы вашу душу рассматривание этих милых безделушек? Но зачем говорить о вас, будем говорить о самом Рафаэле - был ли бы он славен и велик, если бы писал безделушки? Напротив, не говорили ли бы о нем с досадою, почти с негодованием: он погубил свой талант?
      В настоящее время из европейских писателей никто, кроме Диккенса, не имеет такого сильного таланта, как Теккерей. Какое богатство творчества, какая точная и тонкая наблюдательность, какое знание жизни, какое знание человеческого сердца, какое светлое и благородное могущество любви, какое мастерство в юморе, какая рельефность и точность изображений, какая дивная прелесть рассказа! - колоссальным талантом владеет он! - все могущество таланта блестящим образом выразилось в "Ньюкомах", - и что же? останется ли этот роман в истории, произвел ли он могущественное впечатление на публику, заслужил ли он, по крайней мере, хотя одобрение записных ценителей изящного, которые требуют только художественных совершенств от поэтического произведения? - Ничего подобного не было. Равнодушно сказали ценители изящного: "В романе виден огромный талант, но сам роман не выдерживает художественной критики", равнодушно дочитали его иные из большинства публики, иные и не дочитали. Не упомянет о нем история, и для славы самого Теккерея было бы все равно, хоть бы и не писать "Ньюкомов".
      Мы опять увлекаемся в восклицательный тон; действительно, если говорить о достоинствах Теккереева таланта и Теккереевых романов, то нельзя говорить равнодушно, - так многочисленны и велики они, и в "Ньюкомах" эти достоинства обнаруживаются не менее блестящим образом, нежели в "Ярмарке тщеславия" или "Пенденнисе". Однако же невозможно остановиться на этом восхищении; нельзя забыть того назидательного факта, что русская публика - которая скорее пристрастна, нежели строга к Теккерею и, во всяком случае, очень хорошо умеет понимать его достоинства, - осталась равнодушна к "Ньюкомам" и вообще приготовляется, по-видимому, сказать про себя: "Если вы, г. Теккерей, будете продолжать писать таким образом, мы сохраним подобающее уважение к вашему великому таланту, но - извините - отстанем от привычки читать ваши романы".
      Для Теккерея, конечно, не много горя от такой угрозы, - он, бедняжка, в простоте души и не подозревает, скольких поклонников имеет на Руси и сколькие из этих поклонников готовы изменить ему. Но было бы хорошо, если бы этот опыт, нам посторонний и никому не обидный, обратил на себя внимание русских писателей, - было бы хорошо, если б они подумали о том, нельзя ли им воспользоваться этим уроком.
      Почему, в самом деле, русская публика насилу одолела, протирая смыкающиеся сном вежды, "Ньюкомов" и решительно не одолеет другого романа Теккерея в таком же роде? Почему не принесли никакой пользы "Нькжомам" все те совершенства, о которых нельзя говорить без искреннего восторга, если только говорить о них?