3

Что было с ним после того, как он на носилках оказался в машине «скорой помощи», Пастух не помнил. К этому моменту дикая боль буквально раздирала его живот, как будто там разорвалась граната с перцем. Все плыло перед глазами, и уже на грани сознания Сергей подумал, что это конец. Страха не было. Почему-то вспомнился священник из кафедрального собора в Эчмиадзине и погибший Трубач. А потом его накрыла мягкая обволакивающая мгла… В себя он пришел уже лежа в койке, раздетым. Белоснежная больничная палата.

За окном верхушки деревьев. Немного кружилась голова. Слабость разливалась по всему телу — и все. Боли как не бывало. Чтобы убедиться в том, что он цел и невредим, Пастух сел в кровати. Никаких следов недавнего приступа. Он спустил ноги на пол, намереваясь встать.

Тотчас дверь открылась и в палату вошел араб средних лет в офицерской форме. Пастух плохо разбирался в местных званиях, но почему-то сразу решил, что этот человек был майором. Майор внимательно осмотрел пациента, и его тоненькие черные усики растянулись вместе со ртом в приторной улыбке.

— Вам рано еще вставать, — произнес араб на довольно сносном русском. — Вам следует отдыхать.

Спокойствие и радость избавления от боли мигом покинули Пастуха. Он тут же вспомнил, какую миссию он должен был выполнить здесь, в Багдаде, и понял, что миссия эта сорвана. Вид офицера никак не содействовал успокоению.

— Вы не врач, — скорее констатировал, чем спросил, Сергей.

— Нет, — не стал спорить майор.

— Тогда кто вы?

— Я офицер армии Ирака. Вы находитесь в центральном армейском госпитале и являетесь нашим гостем, — радостно сообщил майор. — Вам необходим покой.

— Что со мной произошло? — не унимался Пастух.

— Вам стало плохо. Жара, смена климата, острая пища… — участливо, как ребенку, ответил майор. — Сейчас все позади.

— Я не ел острой пищи, — уверенно ответил Пастух.

— Ну, значит, вода, — пожал плечами араб. — Это просто какой-то бич! У нас в Багдаде нужно, как это говорится у вас, держать уши востро… — А может, меня просто отравили? — Пастух внимательно посмотрел на араба.

— Кто? — изумился тот с таким выражением лица, как будто хотел сказать: «Да кому ты, блин, нужен!..»

— Ладно, оставим, — буркнул Пастух. — Я чувствую себя хорошо. Когда меня выпишут?

— Это вопрос не ко мне. Вот придет доктор, он и решит. А пока вам нужно лежать.

— Я хочу видеть представителя посольства, — твердо произнес Пастух. Он точно знал, что если ему в этом будет отказано, то, значит, крышка.

Но майор в знак согласия даже закивал:

— Понимаю. Наверняка представитель посольства посетит вас.

— Что значит «наверняка»? — насторожился Пастух.

— Это значит, что мы безусловно уже оповестили ваше посольство о вашем состоянии. Но сочтут ли они необходимым навестить вас, я не знаю, — разъяснил майор.

Пастух так и не понял, чего ему теперь ждать — опасности или дружеского расположения.

«Успокоив» пациента, майор поспешил откланяться, не забыв пожелать скорейшего выздоровления. Насчет последнего у Пастуха были большие сомнения. Он, конечно, не доктор, но прекрасно понимает, что как-то уж слишком быстро «заболел» и не менее подозрительно быстро выздоровел. Вероятно, ему здесь, в госпитале, просто ввели противоядие.

В любом случае операция была сорвана, и это обстоятельство просто выводило Пастуха из себя. Проигрыши были не в его характере. Он всегда старался оставлять последнее слово за собой. И опыт подсказывал ему, что за этим стояло не просто упрямство самолюбивого человека.

Когда-то во Флоренции он уже оказывался в ситуации, когда все словно кричало, что задание провалено и нужно думать о том, как спасти собственную шкуру. Но тогда он доверился своим инстинктам, шестому чувству, если угодно, и поступил вопреки очевидным правилам. В результате он сорвал крупную провокацию одной могущественной спецслужбы.

Придя к выводу о необходимости активных действий, Пастух прилег, обдумывая, в каком направлении их предпринять.

Ближе к вечеру его действительно посетил представитель Российского посольства. Второй секретарь посольства, оказавшийся невысоким дядечкой с грустными глазами, как-то неуверенно справился о здоровье дорогого соотечественника. Выразил надежду, что тот вскоре поправится. Посетовал на низкое качество местной воды и заверил Пастуха в том, что Родина его не оставит.

«Не оставит в покое…» — с мрачным юмором уточнил про себя Сергей.

Уже собравшись уходить, посольский дядечка как-то испуганно огляделся по сторонам и мученическим шепотом сообщил:

— Коперник просил передать, что все под контролем… И, кажется, испугавшись собственных слов, поспешил ретироваться.

Никакого спокойствия этот визит Пастуху не принес. Наоборот, он еще больше укрепился в мысли, что если он сам о себе не побеспокоится, то еще неизвестно, чем вся эта история закончится. Но для активных действий у него пока не хватало сил и информации. Пастух разумно решил отложить свою активность до ночи, а пока постараться набрать и первое, и второе…

Лежа в кровати, он тщательно обдумывал сложившуюся ситуацию. Информации было маловато, но кое-какая пища для выводов имелась. Можно было смело рассматривать три варианта происходящего.

Во-первых, он действительно мог банально отравиться какой-нибудь местной гадостью сам. Такое случалось во время самых серьезных операций. Пастух вспомнил, как однажды в Чечне, в районе Бамута, его разведгруппе пришлось пять дней бегать по горам, где за каждым камнем они могли наткнуться на боевиков.

Причем не просто бегать, а корректировать огонь федеральных батарей. За такие прогулки боевики убивали медленно и изощренно. И все было бы хорошо, но одного его бойца в первый же день прохватил, простите, понос….

От случайностей застраховаться нельзя. Но сам Пастух не верил в свое «случайное» отравление. Слишком уж все ладно получалось.

Во-вторых, его могли отравить с целью вывести из игры. А вот задачи уничтожать его — не стояло. В этом случае становится понятен визит второго секретаря Российского посольства. Значит, после того как исчезнет опасность для противника, чудесным образом исцелившийся Пастух будет отпущен.

И наконец, в-третьих. Визит представителя посольства был лишь способом отвести подозрения. Смотрите, мол, все в порядке. Нам нечего скрывать. Уважаемый пациент жив и выздоравливает. Ну а если он ночью помрет — так на то и есть воля Аллаха… Получается два шанса из трех, что он выживет. А так как случайность маловероятна, то и вовсе один к одному. Такой расклад совсем не понравился Пастуху. В «русской рулетке» и то больше шансов выжить — пять из шести. В результате таких нехитрых умозаключений Сергей еще больше уверился в необходимости побега.

Сказано — сделано. Для начала он осторожно обследовал окно палаты. За ним раскинулся парк с зелеными лужайками, дорожками и зарослями какого-то кустарника. В принципе этот ландшафт вполне подходил для побега. Если не днем, то, по крайней мере, ночью. Палата находилась на третьем этаже. Ну что ж, ничего страшного. Пастух был уверен, что, несмотря на некоторую слабость, вполне сумеет удачно приземлиться на траву. Проблема заключалась в другом: окно было закрыто, и закрыто наглухо. Даже беглый осмотр показал, что открыть его вряд ли удастся.

Конечно, можно было разбить окно. Но тогда Пастух тут же привлек бы к себе внимание и лишился хоть небольшой, но форы.

Тогда Сергей перенес свое внимание на дверь. Запахнувшись в больничный халат, он попытался выйти в коридор, но тут же наткнулся на дюжего араба в военной форме. Тот решительно преградил ему дорогу, сердито сказав что-то по-арабски. Дальше разговорного английского познания Пастуха в иностранных языках не простирались. Поэтому он совершенно искренне ничего не понял.

— Мне бы в туалет, — произнес он на всякий случай по-русски.

Солдат вновь что-то приказал ему по-своему и сопроводил слова красноречивым жестом, предлагая Пастуху вернуться в палату.

— Ну, в сортир я хочу, — настырно повторил Пастух, и видя, что его вновь не поняли, добавил:

— Ватерклозет… Пи-пи, твою бога душу мать!..

Неизвестно, что подействовало больше — крепкое выражение или интернациональное «пи-пи», но араб понятливо закивал головой, хотя при этом и повторил жестом приказ вернуться в палату. Пастух для первого раза не стал сопротивляться и подчинился. Тем более что за минуту разговора с охранником он успел оглядеть коридор и убедился, что солдат находится в нем в полнейшем одиночестве.

Вернувшись в палату. Пастух сел на кровать. Спустя пять минут вошел санитар в белом халате поверх военной формы. Санитар принес «утку» и деликатно отвернулся, предоставляя возможность справить пациенту свои надобности. Пастух сначала хотел было огреть санитара этой самой «уткой» по голове и переодеться в его форму, но потом передумал. Во-первых, санитар попался какой-то щуплый, на голову ниже Сергея. Во-вторых, на шум мог обратить внимание охранник. И в-третьих, днем шансов на побег не было практически никаких. Поэтому Пастух молча сделал свое дело и лег в постель.

До вечера его больше никто не беспокоил. Даже врач не пришел навестить больного, что еще больше укрепило Пастуха во мнении, что его «отравление» было спланировано. Никто и не беспокоился о его здоровье. Ну и ладно, так даже лучше.

Капитан не терял времени зря. Пока была возможность, Пастух, как мог, изучал из окна парк. Где-то за деревьями он разглядел кирпичную стену. Судя по всему, ее высота составляла что-нибудь метра два. Вполне терпимо, даже для больного спецназовца.

Наконец настало время действовать. Когда, по расчетам Пастуха, было около трех часов ночи, он распахнул дверь палаты и, пошатываясь, держась рукой за стену, вышел в коридор. Солдат, стоявший у его двери на часах, встрепенулся и настороженно посмотрел на охраняемый объект. Пастух издал нечленораздельный хрип, придав своему лицу как можно более страдальческий вид.

— Хреново мне, братец, — с трудом произнес он и сделал вид, что собирается рухнуть на пол.

Солдат инстинктивно нагнулся, чтобы помочь страдальцу, и тут же, получив точный удар по сонной артерии, сам тюком рухнул вниз. Пастух, с которого всю его болезненность как рукой сняло, не теряя времени схватил безжизненное тело солдата и затащил его в палату. Араб оказался примерно такого же телосложения, что и он. Пять минут ушло у Сергея на то, чтобы переодеться в форму, — разгуливать здесь в больничном халате было неудобно, да и просто опасно.

Связав безжизненного араба простынями и заткнув ему рот наволочкой, Пастухов взял единственное оказавшееся у часового оружие — короткую деревянную дубинку — и вышел в коридор. Замерев на какое-то время на месте, он вслушался в ночную тишину. Где-то этажом ниже кипела жизнь. Раздавались голоса. Звучали шаги. Спустя минуту, когда Пастух собрался было идти, шаги раздались и на его этаже. Кто-то шел по коридору в его сторону.

Подавив в себе инстинктивное желание бежать или спрятаться, Сергей вытянулся около двери, надвинув берет поглубже на глаза. На его счастье, ночью в коридоре оставалось только дежурное освещение — кругом царил полумрак. Шаги все приближались. Пастух сжал рукоятку дубинки, приготовившись защищаться или, вернее, нападать.

Из-за поворота появился молодой санитар. Увидев Пастуха, он замедлил шаг и спросил что-то по-арабски. Сергею ничего не оставалось делать, как только демонстративно отвернуться в сторону и промолчать, проклиная про себя санитара.

Тот отпустил, видимо, какое-то ехидное замечание, потому что тихо рассмеялся и продолжил свой путь. Чем сохранил себе здоровье, а может, и жизнь — Пастух был настроен весьма серьезно.

Как только санитар скрылся за поворотом коридора, Сергей бесшумно двинулся в противоположном направлении. Через несколько шагов он оказался в просторном холле, широкое окно которого выходило в парк. Тут же начинался и выход на лестницу. Перед Пастухом был выбор: либо прыгать с третьего этажа, либо попробовать внаглую спуститься по лестнице.

После нескольких минут колебания он выбрал все же второй вариант. Прыгать ему было не впервой, но он чувствовал, что все еще не в самой лучшей форме после «отравления». Подвернутая или, не дай бог, сломанная нога моментально свела бы его шансы к нулю. А вот другой вариант… По своему опыту он прекрасно знал, что в большинстве случаев окружающие не обращают ни малейшего внимания на то, что творится вокруг них, кто и куда ходит или что делает. В этой ситуации человек чаще всего выдает "себя сам, сразу выделяясь из общей массы людей своей неуверенностью.

Судя по звукам, внизу кипела бурная жизнь обычного госпиталя. Это устраивало Пастуха как нельзя лучше. Если хочешь оставаться незамеченным, то нужно, чтобы на твоем пути либо не было вообще ни одного человека, либо людей должно быть очень много, и желательно, чтобы они суетились.

Придав своему лицу сосредоточенное выражение, Пастух решительно двинулся на лестницу. Благополучно миновав второй этаж, он, не останавливаясь, вышел на первый, моля бога устроить так, чтобы выход оказался в поле его зрения и ему не пришлось бы вертеть в растерянности головой. На первом этаже располагалась регистратура. Две молодые девушки-администраторы в халатах сидели за стеклянной перегородкой. Выход располагался чуть дальше по коридору, за их конторкой. Туда Пастух и направился четким шагом, демонстративно не обращая внимания на прислонившегося к стене солдата с белой повязкой на рукаве. Солдат выглядел совершенно осоловевшим от бессонницы. В какой-то момент он было решил тормознуть Пастуха, но, на его счастье, усталость взяла верх над долгом, и солдат лишь молча кивнул Пастуху, как бы говоря ему: «Пусть я не исполнил свой воинский долг, но я держу ситуацию под контролем…»

Выйдя на улицу, Сергей испытал некоторое облегчение. Пока все складывалось не так уж и плохо. Хотя все это благоприятное стечение обстоятельств вовсе не гарантировало, что и дальше все пойдет так же гладко.

В парке было свежо. Можно даже сказать, прохладно. Сказывался континентальный климат — жаркие дни и холодные ночи. Дул легкий ветерок. В черном небе сияли яркие южные звезды. Свежий воздух придал Пастуху новые силы, и он бодрым шагом двинулся вдоль стены здания госпиталя.

Опасность подстерегла его за углом: на каменной дорожке Пастух нос к носу столкнулся с каким-то офицером. Тот окинул Сергея суровым взглядом и что-то сердито скомандовал ему по-арабски. Пастух команды не понял, но среагировал так, как поступил бы на его месте солдат любой армии мира, — вытянулся по стойке «смирно» и изобразил на лице высшую степень уставного дебилизма.

Офицер воспринял реакцию как должное и разразился длинной тирадой. Было нетрудно догадаться, о чем идет речь. Что-то о том, что хорошие солдаты несут службу согласно уставу, а не бродят по ночам в не предусмотренных уставом и приказами командиров местах… Пастух даже вспомнил, как когда-то в военном училище он вот так же, стоя навытяжку, выслушивал тупые уставные тирады ротного старшины прапорщика Нечитайло. Так и казалось, что араб сейчас закончит словами: «Вы здесь курсант или зачем?»

Но араб закончил каким-то вопросом. Молчать далее не имело смысла. Даже самый тупой рядовой всегда что-нибудь да и ответит на вопрос начальника. Пастух и ответил.

— Да пошел ты, дядя… — сказал он, не позабыв указать точный адрес, куда «дяде» отправляться.

Офицер так опешил, что даже не прореагировал, когда Пастух вытащил дубинку и, вложив всю свою давнишнюю неприязнь к прапорщику Нечитайло, от души грохнул араба по голове. В последнее мгновение у того во взоре промелькнуло безграничное изумление, а в следующее мгновение он уже мешком рухнул на землю. Не теряя ни секунды. Пастух оттащил офицера в сторону с дорожки, спрятав его в кустах можжевельника.

Оставаться в парке становилось опасно. Черт их знает, сколько еще таких офицеров шляется вокруг этого проклятого госпиталя. Встреча с этим обогатила Пастуха автоматическим пистолетом, изъятым из офицерской кобуры. Это было уже кое-что получше простой деревянной дубинки.

Стараясь держаться в темноте, Пастух стремительными перебежками достиг стены, окружавшей парк, и здесь пришел в искреннее недоумение: к чему строить стену, если рядом сажаешь развесистые деревья? Воспользовавшись высокой акацией, он в два приема перемахнул через ограду и оказался по другую сторону, в густых зарослях какого-то кустарника.

И в этот момент оставленный им за стеной парк внезапно озарился ярким светом, ночную тишину огласил пронзительный вой сирены. Стало быть, либо нашли связанного охранника в палате, либо у офицера голова оказалась такой крепкой, что он сразу очухался.

Не поддаваясь естественному желанию броситься наутек, Пастух, стараясь не шуметь, пошел вдоль стены. Вскоре он оказался у КПП. Ворота были закрыты. На дороге возле них стоял армейский джип, около которого торчал солдат и с тревогой вглядывался в сторону госпиталя, видимо пытаясь понять причину всего этого переполоха. Джип — это было именно то, что требовалось. Прикинув несколько вариантов устранения ненужного водителя, Сергей выбрал самый простой.

Выбравшись на дорогу, он в открытую побежал к машине, и водитель, естественно, воспринял бегущего Пастуха, благо тот был в форме, как часть объявленной тревоги. Он спокойно подпустил его как раз настолько, чтобы капитан мог, не останавливаясь, в прыжке вырубить доверчивого араба ударом по голове.

Секунда — и Пастух оказался за рулем. Зажигание, сцепление, газ… И вот он уже мчится по ночному шоссе в неизвестном направлении. Потратив в свое время полдня на изучение карты Багдада, Сергей неплохо знал расположение его улиц. Но, увы, он был в настоящий момент не в городе. Он вообще не знал, где находится. Но на счету была каждая секунда, и Пастух просто спешил убраться подальше от госпиталя…

4

Из спокойного ровного сна Коперника вырвал телефонный звонок. Открыв глаза, он на ощупь отыскал аппарат, успев автоматически взглянуть на светящийся циферблат часов. Было четыре часа утра. Сон как рукой сняло. Звонок в такое время кого угодно приведет в чувство. Сняв трубку, Коперник хриплым со сна голосом сказал:

— Да, я слушаю.

— Леонид Викторович?

Коперник тотчас узнал голос Пастухова, и его словно подбросило в постели.

Меньше всего он ожидал услышать именно этот голос. Если бы ему вот сейчас позвонил сам Саддам Хусейн — это было бы, ей-богу, не так неожиданно.

— Я слушаю, — осторожно повторил Коперник и почему-то задал совершенно идиотский вопрос:

— Как ваше здоровье?

— Как доктор прописал, — буркнул Пастух. — У меня нет времени на пустой разговор. Мне нужна ваша помощь.

— Где вы находитесь? — Коперник наконец взял себя в руки.

— Понятия не имею. Кругом пустыня. Я звоню из какого-то таксофона на шоссе.

— Так вы что, сбежали из госпиталя?! — наконец-то сообразил Коперник.

— Нет, меня доктор отпустил прогуляться… Конечно, сбежал. Там уже поднялся страшный переполох.

— Зачем? — Коперник выругался нехорошим словом, но не вслух. — Я уже задействовал посольство для вашего возвращения. Ситуация была под контролем.

— Мне не нравится местная медицина. Нет уверенности, что доживешь до утра.

Короче, я понятия не имею, что мне делать дальше.

— Еще раз: вы вообще не представляете, где находитесь?

— Я уже сказал, что нет. Здесь темно и пустынно.

— Секунду, сейчас попробую что-нибудь придумать… Коперник несколько мгновений молчал, потом заговорил снова:

— Так вы сейчас в таксофоне?

— Да.

— Тогда там должен быть его номер. Посмотрите.

— Номер? — Пастух на секунду замолк. — Да, есть… 657-584.

— Ждите моего звонка или меня самого, — приказал Коперник и положил трубку.

— И где они таких прытких берут? — пробормотал он себе под нос.

Спустя пять минут Коперник уже выходил из отеля на пустынную улицу. Пройдя квартал-другой, он вошел в первый попавшийся таксофон и набрал номер.

— Личная приемная господина аль-Вади, — ответили ему после короткого гудка по-арабски.

— Коперник на проводе, — представился Захаров на том же языке. — У вас проблемы.

— Господин аль-Вади уже оповещен.

— Наш клиент на шоссе в районе таксофона 657-584… — Мы в курсе, — сдержанно ответил дежурный.

— Очень мило с вашей стороны прослушивать мой телефон… — проворчал Коперник. — Значит, я могу идти спать дальше? Надеюсь, во второй раз вы не ошибетесь. Только прошу напомнить господину аль-Вади о наших с ним договоренностях.

— Я обязательно передам ваши слова. На этом разговор закончился.

5

Минут двадцать после разговора с Коперником Пастух провел в полнейшей темноте, сидя за рулем джипа. Машину он предусмотрительно загнал в заросли какого-то колючего кустарника, росшего вдоль дороги. Было новолуние, и, кроме ярких звезд, раскинувшихся над головой, вокруг не было никакого источника света.

Под утро в пустыне стало совсем холодно — у Сергея шел изо рта пар. Чтобы согреться, он несколько раз принимался приседать около джипа. Его дыхание, скрип песка под ногами да какой-то далекий, наводящий тоску вой — вот и все звуки этой ночи.

Все ли? Вдруг что-то заставило насторожиться Пастуха. Он замер на месте, напряженно вслушиваясь в тишину пустыни. Да, он не ошибся. Какой-то посторонний, едва угадывающийся звук… Несколько секунд Сергей не мог определить направления, откуда он шел. Странный звук — не то гул, не то шуршание. Пастух осторожно повертел головой. Звук усиливался, и теперь он уже ясно понял, что гудит сразу с двух сторон — как раз с тех двух концов, в которые уходила дорога… Рука Пастуха сама собой легла на рукоять пистолета. Сомнений не оставалось — по шоссе к тому месту, где прятался он со своим джипом, приближались как минимум две машины. Еще минута — и с обеих сторон появился свет фар. Теперь Сергей явно слышал натужный гул двигателей. И сразу понял, что это конец.

Вероятность того, что автомашины случайные, была крайне мала. У него оставалась еще возможность попытаться уйти в пустыню, но есть ли в этом смысл? Джип все равно застрянет в камнях и вязком песке. А пешком далеко не уйдешь. Он будет отличной мишенью для инфракрасного прицела в темноте, посреди холодной пустыни.

Оставалось только ждать, по-детски надеясь, что его не заметят.

Машины приближались, и свет их фар становился все ослепительнее. Пастух достал пистолет и передернул затвор. Он не собирался облегчать преследователям свою поимку. Хотя и героическая смерть в бою, до последнего патрона, тоже не особо прельщала капитана. У него еще были дела на этом свете.

Через несколько секунд около одинокой телефонной будки почти одновременно со скрипом тормозов остановились два армейских джипа. Из них быстро высыпали на дорогу солдаты, и сразу несколько фонарей зашарили своими лучами по окрестностям. Солдат было много, человек восемь. Как только один из них нашарил спрятанный в кустах джип. Пастух выстрелил. Вспышка на мгновение высветила все вокруг.

Солдаты разом рухнули на землю, и через мгновение Пастух получил в ответ шквал огня из автоматов. Трассирующие пули с визгом отскакивали от камней, с глухим шумом уходили в песок, со стуком пробивали борт машины. Откатившись на пару метров в сторону, Пастух послал две пули, целясь по вспышкам выстрелов. Он едва успел перекатиться назад, как весь огонь нападавших сконцентрировался на том месте, где он только что лежал.

Потом внезапно стрельба разом прекратилась. Пастух услышал, как кто-то отдавал команды по-арабски. Свет фонарей погас. Но даже в темноте Сергей заметил, как несколько темных фигур соскользнули с дороги и, прижимаясь к земле, начали обходить Пастуха с флангов. Противник, судя по всему, был не так уж плохо подготовлен. Капитан и сам в аналогичной ситуации поступил бы так же. Был еще один вариант: вяло перестреливаться, пока у противоположной стороны, то есть у него, у Пастуха, не кончатся патроны. Но сколько именно боеприпасов у него в наличии — противнику точно не известно… Так или иначе, но его брали в клещи. Отстреливаться во все стороны одновременно он все равно не сможет. Решение пришло как бы само собой, как это часто происходило с ним в бою. Стараясь не делать резких движений. Пастух осторожно поднялся с песка и неслышно скользнул между сиденьями джипа. Слава Аллаху, на вооружении иракской армии состояли солидные, просторные джипы.

Согнувшись в самой что ни есть противоестественной позе. Пастух быстро нащупал одной рукой ключи в замке зажигания, другой педали.

Где-то совсем рядом скрипнул песок. Повернув ключ зажигания. Пастух нажал локтем на педаль сцепления. Скрипнул стартер, и двигатель завелся. Тут же второй рукой, не поднимаясь с пола, Сергей включил первую скорость и что было сил надавил на газ. Взвизгнули по камням покрышки. Ревя двигателем, джип рванул вперед, ломая на своем пути кусты. И сразу с нескольких сторон раздались выстрелы, пули ударили по корпусу машины. Пастух попытался, не останавливаясь, сесть на сиденье, но так и не смог, застрял на полпути. Машина подпрыгнула на чем-то мягком, снизу раздался сдавленный крик одного из ползших к нему солдат.

Наконец с грехом пополам Пастуху удалось занять водительское место. Но было уже поздно. Прямо перед капотом джипа вдруг вырос темный силуэт бронетранспортера, спешившего к месту сражения. Капитан попытался увернуться от столкновения, но джип с глухим треском ударился о броню. Бронетранспортер шел, видимо, с порядочной скоростью — он попросту смел джип со своего пути.

Перед глазами Сергея мелькнули звезды, потом звезды уступили место сполохам выстрелов, а в следующее мгновение его вышвырнуло из-за руля. Удар, белая вспышка в глазах, противный скрип песка на зубах.

Это было последнее, что запомнил Пастух перед тем, как потерять сознание…

6

Очнулся он от прикосновения холодного металла к щеке. С трудом открыв глаза, Пастух увидел над собой на фоне светлого утреннего неба солдата, приставившего к его лицу ствол автомата. Сергей так и лежал на песке возле своего перевернутого джипа. В воздухе стоял запах бензина. Солдат, увидев, что Пастух пришел в себя, вполсилы пнул его ногой в живот, как бы давая понять, что всякое сопротивление бесполезно.

В следующие десять минут Пастуха заковали в наручники, несколько раз сильно встряхнули и бросили в кузов машины. Теперь он лежал на пыльном полу. Прямо перед его носом расположился ботинок одного из солдат. Все тело ныло от ушибов и ссадин, но, в общем, Пастух отделался довольно легко. Вот только тупая боль заполняла всю голову, и каждый ухаб, на котором подскакивала машина по дороге, вызывал новый всплеск этой боли.

Судя по времени в пути. Пастух понял, что везут его не в госпиталь. Спустя примерно час машина въехала в глухой двор какого-то здания казарменного вида.

Сергея довольно грубо выволокли из машины и доставили в пустое помещение с небольшим зарешеченным окошком, где, не снимая наручников, бросили его на железный табурет. Тяжелая дверь захлопнулась, и на некоторое время Пастух остался один.

Ему было над чем задуматься. Получалось, что после всех его усилий он поменял койку в госпитале на тюремный табурет. Причем, если раньше его задерживали явно незаконно, то теперь власти имели полное право отдать его под суд за нанесение увечий, а то и убийство военнослужащих иракской армии.

Пастух вздохнул и попытался плечом стряхнуть приставший к скуле песок — конвоиры так и бросили его со скованными за спиной руками. Со второй попытки это ему удалось. Сидеть на табурете было мучительно больно, но прилечь он мог лишь на грязный пол.

Прошло не меньше получаса, прежде чем кто-то вспомнил о пленнике. Дверь за спиной у Пастуха со скрипом открылась (ох уж эти тюремные двери!..), и в помещение вошел охранник со стулом. Поставив стул напротив сидящего Пастуха, охранник, не говоря ни слова, отошел в угол и замер у стены. Прошло еще минут пять, и в комнату вошел высокий офицер с тонким холеным лицом. Судя по реакции вытянувшегося по стойке «смирно» охранника и по погонам вошедшего, звание этого человека было не меньше чем генеральским. Офицер перевернул стул спинкой вперед и сел на него верхом. Пристально рассматривая сидящего перед ним Пастуха, он не спеша достал золотой портсигар и вытащил из него тонкую сигарку.

Надо признаться, выглядел пленник неприглядно. Изорванная пыльная форма.

Ссадины на лице. Кровь вперемешку с песком. Красные от усталости и бессонницы глаза.

Внимательный осмотр продолжался пару минут, после чего офицер произнес на хорошем русском языке: