ГЛАВА 20

— Хорошего нет, мы уходим, так? — спросил Хуарес.

— Черт, — выругалась Эви. — Вытащите его отсюда. Ждите меня у фургонов.

Хуарес с Ногаром подхватили Хофштадтера, который валялся без чувств. Уже в дверях Ногар обернулся через плечо:

— Ишем?

— Пошевеливайтесь, — прикрикнула она в ответ и решительно направилась к лифтам.

Хофштадтер сказал, что у них в запасе не более десяти минут. Эви не сомневалась в том, что сумеет обезвредить любое взрывное устройство, изготовленное Хофштадтером. Главное вовремя успеть подобраться к нему.

— Прайс, — позвала она в микрофон. — Дай мне коды доступа к подземным этажам.

Прайс продиктовал ей два двузначных числа — одно для лифта, а другое — для шлюза на четвертом подземном этаже:

— … я не знаю, действуют ли они сейчас. Это мой персональный код и я…

— Дай бог, чтобы эти коды сработали, Прайс.

Лифт негромким звонком оповестил о своем прибытии. Двери раздвинулись, затем на мгновение замерли одновременно с миганием лампы в вестибюле, а затем распахнулись на всю ширину кабины.

— Прайс, прежде чем я прерву радиосвязь, скажи мне, куда бы ты запрятал бомбу?

— Что?

Двери начали закрываться.

— Ладно, не бери в голову, — проговорила Эви и юркнула в кабину.

Механический голос лифта повторял обрывок одной и той же фразы: «… лестницу в случае пожара. Пользование лифтами разрешается лишь спецперсоналу… »

Микрофон оказался в неисправности, и поэтому Эви была вынуждена ввести код этажа вручную, вместе с шестизначным кодом службы безопасности. Лифт плавно поплыл вниз.

Эви проехала третий этаж. Лампочки снова замигали, а затем вообще погасли. Вместо них включилось аварийное освещение. Скорее всего, пожар в административном корпусе — кстати, это не иначе как дело рук Хофштадтера — в конечном итоге привел к выходу из строя всю осветительную сеть комплекса.

И если Хофштадтер не шутил, в распоряжении Эви оставалось не более восьми минут.

Вогнав между створками ладонь, Эви раздвинула двери лифта. Резкое движение, несмотря на действие анальгетика, тотчас отдалось острой болью в левом плече. Раскрыв дверь, Эви услышала треск автоматной очереди. Нижние половинки дверей, ведущие на этот этаж, были изрешечены пулями.

Опустившись на колени, она попыталась раздвинуть двери четвертого этажа. Створки неохотно разъехались в сторону. От пола кабины лифта до потолка четвертого подземного уровня было не больше метра. Эви кубарем выкатилась наружу.

Аварийные огни заливали голый бетонный коридор белым слепящим светом. Направо от Эви, на расстоянии примерно двадцати метров, проход заканчивался герметической дверью. Над шлюзом то и дело вспыхивала красная сигнальная лампочка.

Эви посмотрела налево. В десяти метрах от себя она заметила, как с пожарной лестницы соскочил боевик-афган.

Эви бросилась назад, в шахту. Ухватившись за одну из створок дверей, рывком запрыгнула внутрь.

К счастью, стрельбы не последовало. Пес, судя по всему, не заметил ее.

Эви прижалась к стене шахты. Правой рукой она отчаянно цеплялась за дверь, а левой сжимала свой «Мицубиси». Ее ступни наполовину свисали с балки, лежавшей поперек шахты на одном уровне с полом коридора. Она бросила взгляд вниз и увидела еще три этажа, а на самом дне бетонную плиту.

Эви задыхалась. Пот катился с нее градом. Где-то на шее она ощущала бешеное биение пульса, а во рту появился кисловатый медный привкус, который всегда приходит вместе с паникой. Вполне возможно, этот афган — один из разведчиков, посланных на поиски второго входа в камеру к пришельцам. И если ее первоначальные расчеты верны, таких афганов может оказаться пятеро.

В следующее мгновение Эви начала различать новые запахи. Она явственно ощущала присутствие еще двоих афганов, а затем услышала, как захлопнулась пожарная дверь. В запасе у нее осталось шесть минут.

До Эви донеслись обрывки слов. Боевик по радио разговаривал с кем-то по арабски: «… такой же самый шлюз, защитников нет. Мы собираемся… »

Дослушать фразу до конца не удалось. Неожиданно электросеть ожила, и лифт пополз вниз.

Эви согнулась в три погибели и едва не лишилась опоры.

Когда до днища лифта оставалось метра полтора, Эви струхнула. Она выскочила назад в коридор и развернувшись, открыла огонь из своего «Мицубиси», сжимая его в больной руке. Стреляя, она одновременно молила бога, чтобы ей удалось хоть в кого-нибудь попасть.

С глушителем «Мицубиси» издавал звук, напоминавший шлепанье отбойным молотком по грязи. Оба боевика оказались застигнутыми врасплох. Эви удалось попасть одному из них в живот. Приземлившись на мягкое место, она проехала по бетонному полу, отчего оставшиеся пули впились в бетон у самых ног второго афгана. Первый пес согнулся пополам и рухнул на пол бесформенной массой, второй же поспешил укрыться за толстой трубой, которая тянулась от пола до потолка. Там он присел, прицелился и выпустил в Эви очередь.

Эви продолжала скользить по полу. Афган не промахнулся. Она почувствовала, словно левую руку ей задел паровой молот. От удара она выронила автомат и перелетела через голову. Остановилась Эви только у стены напротив лифта в луже собственной крови.

Лифт звякнул, и двери его закрылись.

Рана напоминала о себе горячим давлением в бицепсе. Пока что боль не сильно заявляла о себе, поскольку продолжали действовать обезболивающие средства, принятые Эви накануне. Однако она не сомневалась, что это ранение не сулит ей ничего хорошего, ведь теперь нельзя было пошевелить рукой ни назад, ни вперед.

Афган уже выходил из-за трубы, за которой укрылся от выстрелов Эви. Нацелив на нее дуло автомата, он подполз к своему напарнику, отчего Эви решила, что ее он принял за покойницу. Афган обернулся, чтобы посмотреть на своего поверженного товарища.

Эви воспользовалась этим моментом, чтобы вытащить из кобуры «Смит и Вессон». Ей удалось сделать три выстрела. Две пули попали псу прямо в морду. Афган свалился на пол прежде, чем успело умолкнуть эхо ее стрельбы.

Пять минут.

У Эви не оставалось времени, чтобы разглядывать раненую руку. Она вскочила на ноги и бросилась к шлюзу. Чтобы набрать код, ей пришлось снова засунуть пистолет в кобуру.

— Ну, Прайс, если не сработает… — прошептала она, но Прайс не слышал ее.

Несколько тонн бетона у нее над головой напрочь глушили радиоволны.

Эви быстро набрала код, однако компьютер не торопился с ответом. Спустя несколько мгновений, показавшихся Эви вечностью, дверь отъехала в сторону и взгляду открылась небольшая квадратная камера с другой дверью, но уже меньших размеров, в противоположной стене. Изо всех углов в стене ей подмигивали красные лампы. Эви шагнула внутрь, и дверь за ней с шипением поползла на прежнее место.

Однако в следующее мгновение электроснабжение прекратилось, и дверь замерла на месте.

— Черт, — прошептала Эви.

По соседству с противоположной дверью находилось забранное стеклом углубление. За стеклом находился красный рычаг, а по самому стеклу шла надпись: «При аварии — разбить!». Удар кулака, и Эви потянула на себя рычаг.

Дверь слегка приоткрылась, наполнив воздух пронзительным свистом. Мимо Эви пронесся порыв ветра. Ей показалось, будто кожу ей обожгло раскаленным песком пустыни. Она навалилась на рычаг, пытаясь удержаться на ногах. Дверь продолжала открываться все шире. Эви закрыла глаза и отвернулась. Порывы ветра, словно стремясь во что бы то ни стало сбить девушку с ног, обдавали ее своим горячим влажным дыханием. Вообще, все это весьма напоминало бы сауну, если бы не вонь, ударившая в нос. Желчь, нашатырь, сера, лава — тлетворный запах разложения.

Эви не выпускала из рук рычага еще секунд тридцать, дожидаясь, когда в обеих камерах сравняется давление. Когда же ее взору предстанет второе помещение там, за дверью, на поиски подброшенной Хофштадтером бомбы у нее останется не более трех минут.

Вторая камера оказалась цилиндрической формы. Потолок уходил вверх неровным бетонным конусом. На верхушке конуса располагалось почти круглое отверстие около двух метров в диаметре, в глубине которого мерцал красно-зеленый огонь. Посередине комнаты к потолку уходило целое сплетение труб. Они заканчивались широкой воронкой, располагавшейся примерно в метре от отверстия на самой верхушке конуса. Метановая горелка.

Однако никакого пламени в ней не было. Вместо огня из воронки доносилось негромкое, но вполне отчетливое шипение. Должно быть, пламя погасло. В обеих камерах выровнялось давление, и теперь в помещение поступал метан.

«И куда он только запрятал эту хреновину?»

Эви не сразу заметила бомбу, и поначалу ей в душу закрался страх, — она подумала, что Хофштадтер подложил взрывное устройство этажом ниже, откуда, по всей видимости, и тянулись трубы. Эви сказала себе, что если не найдет бомбу в ближайшие шестьдесят секунд, то бросится наутек, назад на лестничную клетку.

Однако, обойдя трубы, Эви нашла то, что искала. Небольшой кирпичик пластика и крошечный детонатор-таймер. Если верить последнему, Хофштадтер явно переоценил оставшееся в их распоряжении время.

Показания на дисплее уже перевалили за минутную отметку. Чтобы обезвредить бомбу у Эви оставалось не более сорока восьми секунд. Эви подбежала к трубе и только тогда сообразила, что Хофштадтер выше ростом. Ей никак не дотянуться до бомбы.

Эви смотрела на коварный кирпич, уютно расположившийся между тонкой трубкой, которая, судя по всему, была частью системы зажигания и одной из толстых газовых труб. Ухватившись за тонкую трубу, Эви подтянулась поближе к бомбе.

Часовой механизм представлял собой стандартное устройство. Незамысловатый армейский детонатор наверняка был взят из кладовых министерства обороны. Никакой экзотики, но ничего другого Эви от Хофштадтера и не ожидала. Будь тот специалистом в этом деле, Эви наверняка не пришлось бы рисковать собственной шкурой.

Взрывное устройство не было даже оснащено сенсором колебаний воздуха. Единственное, чем оно могло похвастать, это способностью послать в основной блок зажигательную искру, если кто-то, ненароком или нарочно, раньше времени выдернет провода.

В крошечном окошечке таймера цифры перескочили через отметку «тридцать».

Эви попыталась отыскать себе опору, однако ноги ее беспомощно скользили у основания труб. Да пропади все пропадом — Эви требовалось одно — дотянуться пальцами до кнопки сброса. Дело ведь яйца выеденного не стоит. Будь у нее одна рука свободной, тогда…

На таймере мигнула цифра двадцать девять. Эви перевела взгляд на раненную руку. Комбинезон промок от крови от плеча и ниже. Эви попробовала пошевелить рукой.

Обезболивающие средства больше не помогали. У Эви горело не только плечо — ниже, в бицепсе, было такое ощущение, будто кто-то ковырялся в нем раскаленной добела кочергой. Пот разъедал ей глаза, однако Эви почувствовала, что способна двигать рукой. Она подняла трясущуюся руку — плечо ей пронзили тысячи острых кинжалов, а затем впились еще ниже и глубже, до самого живота. Даже биение пульса отдавалось в предплечье ударами кузнечного молота. Эви показалось, будто ей потребовалась целая вечность, а не каких-то там двадцать секунд, чтобы поднять руку. Однако когда она дотянулась до бомбы, на таймере оставалось еще девять секунд.

Эви, поморгав, смахнула с ресниц пот и увидела, что Хофштадтер сообразил вырвать кнопку «сброс».

— Ах, ты, чертов ублюдок!

Шесть секунд. Эви обхватила ладонью детонатор в надежде, что примитивный способ защиты, к которому прибегнул ее бывший шеф, означал одно — Хофштадтер в вопросах техники абсолютный профан. Пять секунд. Эви не сомневалась, что ее ждет смерть. Она ощущала ее привкус у себя во рту, казалось, что дыхание беззубой щекочет ей затылок.

Четыре секунды.

«Если не сработает, по крайней мере, это будет моих рук дело».

Она рывком выдернула детонатор из взрывного устройства. Однако при этом ее правая рука соскользнула с трубы и Эви упала навзничь, успев в тот же миг подумать, что попытка удалась.

Чтобы предохранить детонатор от непрошеного вмешательства, Хофштадтеру следовало вскрыть корпус и присоединить провод изнутри. Однако у него либо не нашлось времени, либо не возникло желания на такие технические премудрости. Детонатор пискнул, а в следующее мгновение Эви свалилась на пол и потеряла сознание.

Первое, что она почувствовала — это боль. Ей казалось, будто кто-то тисками сжимает ей руку, и каждое нажатие вызывало в плече новые обжигающие волны боли.

Эви потребовалась секунда, чтобы понять — кто-то действительно сжимает ей руку. Она тотчас открыла глаза. Первое, что предстало ее взору, — это тип с биноклем. Эви сделала попытку вытащить пистолет. Ее правая рука не двигалась.

Ей не давали пошевелиться три афгана. Один держал ее правую руку, второй навалился на ногу, а третий, судя по всему, обрабатывал ей рану. Тип с биноклем стоял, прислонившись к трубам. В руках он держал детонатор.

— Эви Ишем, — произнес он. — Наконец-то.

Эви с опаской просмотрела на пса, накладывавшего повязку на ее раненую руку.

— Не волнуйся. Шариф отличный военврач.

Пес ткнул ей в рану чем-то острым. Внутри руки словно вспыхнуло пламя, языки которого обожгли даже внутренность ее черепа. Эви рефлекторно выгнула спину. Когда боль отступила, она ощутила лишь разбитость во всем теле. У нее ныла буквально каждая мышца — от шеи до основания позвоночника.

«Наблюдатель» кисло усмехнулся.

— Я подумал, ты будешь не против испробовать на себе всю прелесть мучительной раны.

При этом он расстегнул воротник рубашки цвета хаки, обнажая толстый красный шрам, протянувшийся через всю шею под адамовым яблоком.

— Точно, как и я.

До Эви наконец-то дошел смысл его слов.

— Ирония судьбы, — произнес «наблюдатель», поигрывая детонатором.

— Возможно, ты спасла мне жизнь. Не думаю, чтобы милые червячки Расы сумели залатать меня после взрыва. Собственно говоря, это один из способов, направленных именно на их уничтожение.

Эви показалось будто Шариф, ни слова не говоря, вырвал из ее руки около метра колючей проволоки. Обернувшись, она увидела, что тот отбросил в сторону несколько карбоновых волокон из ее комбинезона.

— И что ты намерен со мной делать? — спросила она, стыдясь того, как тихо и жалобно прозвучал ее голос.

От улыбки ее собеседника не осталось и следа.

— Будь на то моя воля, — произнес он, глядя Эви прямо в глаза, — я бы выколол тебе глаза и выбросил в чем мать родила на улицу где-нибудь в Бронксе.

Шариф наконец-то управился со своим делом. Эви почувствовала, как напоследок ей в руку ввели какое-то лекарство. После чего афган-санитар ловко наложил аккуратную повязку.

— К несчастью для нас обоих, ты представляешь для Расы немалый интерес, и это касается не только возвращения их… — незнакомец умолк, подыскивая нужное слово, а затем выдавил из себя с явным отвращением: —… людей.

Шариф отошел прочь от ее руки.

— Поднимайся, — приказал «наблюдатель».

Два других пса отпустили Эви, чтобы та смогла встать на ноги. Окружающий мир показался Эви каким-то бесформенным и расплывчатым, словно она наблюдала за событиями с огромного расстояния. Интересно, подумала Эви, что тому причиной — последствия боли, ушиб головы или, может быть, ее просто накачали наркотиками. Ведь они впрыснули ей какую-то гадость, причем явно не болеутоляющее средство. Рана в руке напоминала о себе нестерпимым жжением, а остальной мир продолжал оставаться размытым и смазанным.

— Кто ты? — с усилием выдавила из себя Эви.

Казалось, что язык ее сопротивляется, не желая произносить слова.

— Ты лучше пошевеливайся. Мы и так задержались здесь дольше положенного.

Он подтолкнул ее, и Эви с трудом начала переставлять ноги. Она прекрасно понимала, что ее накачали наркотиками. Эви двигалась вперед, сквозь атмосферу липкую и тягучую, словно патока, и, несмотря на все усилия, не могла заставить себя оказать даже малейшее неповиновение.

Три пса вывели ее наружу из шлюза и повели по коридору. «Наблюдатель» шел впереди. Электроснабжение отключилось окончательно, и поэтому они шагали под спорадическими вспышками ламп аварийной системы. «Наблюдатель» болтал без умолку, и в мрачной тишине подземелья его голос напоминал треск детской погремушки.

— Меня они называют Димитрий. ФНО был всего лишь дурацкой затеей Хиоко, пока его мозги не ввязались в спор с одной хорошенькой пулей…

Когда они дошли до пожарной лестницы, Эви на мгновение испугалась, что не сможет сделать ни шагу. Она замерла на месте, совершенно сбитая с толку, пока ее снова не вернул к действительности голос Димитрия. Кто-то подтолкнул ее сзади, и она попыталась сделать шаг вперед. Для этого нехитрого дела ей потребовались немалые усилия. Голос Димитрия то затухал в ее сознании, то снова звучал с прежней силой.