– А ну, пойдем!

Минуты через две, наверное, я снова начинаю различать предметы, вижу ее, сидящую рядом, и ощущаю саднящую боль возле уха. Лежа брюхом вверх на камнях, конечно, не самая лучшая поза для галантных приветствий, да и обстоятельства тоже, но тем не менее говорю:

– Приветствую тебя, я рад встрече. Прости за неуместную шутку, я не сообразил, что она могла кончиться и хуже.

– Да, конечно, прощаю, хотя и вправду я могла б тебя сразу скинуть вниз. И я тоже рада встрече, но как ты сюда попал? И где твои друзья?

– Так просто не ответить. Здесь есть место, где можно хотя бы относительно спокойно поговорить?

– Да, конечно, хоть прямо здесь; в окрестности этой долины вряд ли кто отважится зайти. Но погоди немного – я хочу дождаться рассвета, уже немного.

Над краем соседней горы уже показался кусочек солнца, оно быстро идет вверх, и его свет все глубже и глубже проникает в ущелье под ногами, а темнота в нем тает как снег под паром. Картина красивая и впечатляющая – борьба света и тени, а потом тени не остается, лучи солнца достигли дна. Ор чудовищ усиливается, и вся черная и разноцветная мерзость мечется по камням, прячется под друг друга, или пытается окутать себя темнотой. Не больше, чем четверть часа это продолжается, а потом весь серпентарий почти разом затихает, и существа теперь просто лежат там внизу неподвижно, как пиявки дохлые. Анлен вздыхает: – Ну, вот и все. Пойдем, я знаю, где тут можно спрятаться так, чтоб даже издалека, или сверху нас нельзя было увидеть или услышать. Глаза и уши служащие Другу бывают очень остры. Я вспоминаю, с какой оперативностью меня вытурили от мужичонки, и соглашаюсь. Укрытие оказывается небольшой расселиной в скале, немного изогнутой и расширяющейся книзу. Если в изгиб забраться да присесть, то ни один злыдень тебя не заметит, будь он хоть семи глаз во лбу и пяти ушей в… ладно. При Анлен я такие слова произносить стесняюсь, хотя это наверняка и лишнее. – Рядом никто из живых ближайшее время здесь на появится. А неживые еще не набрали той силы, когда они сами что-то могут сделать. – Неживые, это как? – Понимаешь, тот, кого называют Друг, никогда не имел в своем подчинении чисто призрачных существ. Только укрепившись здесь, он начал изучать это искусство, заново открывая то, что знали до него, и узнавая то, чего не знали до сих пор даже самые мудрые. – Анлен, я вижу ты времени даром не теряла. Может и со мной поделишься, а то я сейчас как муравей на рисунке: по черточкам ползаю, а картины не вижу. Анлен некоторое время молчит, а потом принимается за объяснения. На картине, оказывается, нарисованы невеселые вещи. Этот самый Друг был в одной компании с западным Врагом еще с незапамятный времен, когда в мире подвизался лиходей на порядок выше и сильней их обоих. То есть нулевая сила по нашей классификации, или один из «богов мира» по здешней. Имя его Анлен по понятным причинам не называет, да и не в нем суть. Итак, когда после длительной возни бога-мерзавца убрали из мира «за пределы сферы обитания», после него остались трое наиболее заметных приспешников. Один отпал сразу – решил занять северную вотчину нулевика. Собрал своих сторонников, и решил зайти со стороны полюса, но кто и что с ним сделал, осталось загадкой – о нем больше никто и ничего не слышал. Другой решил, что ему и в средних землях дел хватит. И тогда третий, здраво рассудив, что в одиночку пусть дурак на трон лезет, выбрал свою стратегию. Ушел он сюда, в Токрикан, без особого труда создал тут себе армии рабов и просто армию – для начала. А потом, не спеша и методично, разобщал и отравлял сознание всех окрестных народов, до кого только мог дотянуться. Препятствия в виде кого-нибудь уж больно самостоятельного устранял чужими руками, рук-то хватало. Типичный и, увы, не одинокий пример – Союз Свободных Народов, прекрасная, в общем-то, идея, выродившаяся в лживое и жестокое царство с болтовней о светлых делах вслух и беззаконием и произволом молча. Так что то, чего на Западе Враг хотел достигнуть сильным напором, здесь медленней, но верней появлялось само по себе. Свою темную силу наш дружочек тратил умнее. Он старательно отнимал у эльфов их чудесные свойства, превращая их в заурядных человекоподобных существ. Сумел выбить из здешних и пришлых орков боязнь солнца, и даже троллей смог укрепить против него. Да новый гоблинский вид – белые урхи – тоже его работа. Но это все для выгод нынешних, главное не это. Ему нужна молниеносная война.

– Ты видел, Алек, долину гадов? Это Друг формирует свои отряды. Я нарочно заставила их сейчас раньше времени выйти из туманных коконов, чтобы узнать, каковы они будут потом. И я увидела, что даже неокрепшие, не наделенные духом силы в полной мере, они очень опасны.

– Что-то маловато было, – перебиваю. – Да и от света все подохли.

– Да разве одна такая долина! Их не менее трех сотен, и в каждой под защитой тумана зреет опаснейшая отрава для мира, которая – дай только срок – и света бояться не будет, да и вообще, мало чем ее можно будет одолеть. Я могла бы, наверное, вот так же уничтожить еще ну два, ну три гнезда – а потом он соберет всю свою волю, обнаружит и уничтожит меня. Сейчас тут спокойно, его сила и внимание разбросаны по сотне дел, и только потому я, да и ты, пока целы. А теперь – самое главное. Друг выступит не один. Общее Дело, которое так разобщило Союз, действительно существует, более того, это правда, что оно вернет дни предначальной эпохи – те дни, когда росло и крепло могущество Черного Бога. Он вернется, и тогда… Ведь ему не нужны живые вообще. Все эти Властелины, Куранахи и прочие существуют сейчас, чтобы готовить почву для великого ужаса, а потом сами же лягут удобрением в нее. Знающих об этом мне известно четверо – я, ты, мой гонец, отправленный недавно, и сам Друг. Вот так, Алек Южный. В Круглом Царстве тебе о таких вещах думать не приходилось? – Анлен смеется грустно и в то же время как-то очень хорошо и тепло. Я довольно невежливо спрашиваю – мол, чему радоваться?

– Радуюсь, что тебя встретила. Я хочу попробовать проникнуть в Запретные Долины и ты мне в этом можешь очень помочь.

– Э… ну хорошо, помочь, может, и вправду смогу, только, правда, не знаю, чем, но с чего ты взяла, что я захочу это делать? Я домой хочу, а там – что я потерял?!

– А что ты одиннадцать лет назад на Западной земле потерял, наш мир тогда был для тебя даже более чужой чем теперь?

– Тогда оно как-то само получилось, да и не знал я, что без моего груза, будь он трижды прославлен и триста раз проклят, можно обойтись. – Я горячусь, а сам думаю – правда, полез же тогда мир спасать, не думая ни о чем особо. И дорога назад была тогда открыта, а сейчас, наверное, с Анлен в пекло безопаснее полезть, чем в одиночку обход искать. Она мои мысли как читает:

– Пойми, вздумаешь сейчас пойти на юг – не тут, так там тебя схватят, и конец. А со мной не менее опасно, да зато есть надежда вылезти. А даже если и нет, все равно пропасть не просто так, а послужив делу жизненно, понимаешь – жизненно важному для мира.

– Это Другу, что ли, помешать?

– Да.

Ай, Анлен, не надо мне втолковывать – понимаю я «жизненную важность» твоей затеи. Что будет по возвращении черного нулевика – представить можно. Резко ускоряются горные процессы, вымирает вся живность, разумная и неразумная, во все стороны расползаются полупризраки и призраки, истребляя на своем пути все уцелевшее. А на закуску солнце заливается активной тьмою, луна туда же, и наступает полный хаос, из которого можно начинать творить новый мир по своим вкусам и прихотям, а они ну никак не подходят никому из нынешних, а хотя бы и подходят – все одно заценить будет некому. Намеки на такую картину мелькают в легендах и книгах, но все вместе – страшно даже представить. И кстати, экспедиция наша тоже становится не нужно по причине полного несоответствия объекта условиям жизни. Конечно, с богом зла потягаться – дело почтенное, но маловероятное.

– Слушай, красавица, а что ты собираешься в этих Запретных Долинах делать?

– Еще не знаю, но они очень важны. Мне кажется, что именно оттуда Друг тянет спиральную дорогу, по которой ищет в бесконечности изгнанного покровителя. По крайней мере, все побочные ветви, которые при этом возникают и доступны моему вниманию, указывают туда. Итак, ты со мной?

– Да, – теперь я отвечаю без особых раздумий. Чего уж думать, сам дорогу выбрал, когда с Серчо прощался. Да и выбор тоже небогат.

Анлен явно рада согласию, и принимается обсуждать детали предстоящего похода. Эти долины находятся недалеко отсюда, дня полтора ходу, но это, конечно, без учета обстановки, и самое ближайшее препятствие – надо пробраться через кордоны вокруг этой долины. Разъясняет это Анлен и критически разглядывает мою одежонку – не годится моя роба горняцкая, я и сам это знаю.

– Подожди здесь, – говорит она, – я ненадолго, добуду кое-чего.

Она кладет на меня короткое заклятие, которое я даже не успеваю понять, и отбывает, не так уж ненадолго, часа три ее нет. Я и придремнул немного, а потом слышу голосок Анленовский:

– Все удачно, сейчас преображаться будем! – и из-за камня в меня летит куча тряпья, в которой с некоторым трудом можно узнать урховскую обмундировку, от нее разит аммиаком и гнильем. Противно на себя эту дрянь натягивать прямо до озноба, я недовольно бурчу:

– Почище чего нашла бы, не было, что ли?

– Вот именно не было. Грязнее – пожалуйста.

Бр-р-р, совсем гадко, но зато теперь я не уртазым-могуз Алек, а белый урх Ус Келью, судя по клейму на спине.

– Оружие поди возьми!

Я лезу за камень и чуть было не сплевываю: там сидит черноволосая кудрявая орчанка во всем своем коварном великолепии, да без двух передних зубов, да и красивая к тому же. Весьма трудно привыкнуть к тому, что это та же самая Анлен и есть, только с маской, а может, и вправду внешность поменяла. Интересуюсь – действительно поменяла. Со мной такие вещи делать слишком сложно, поэтому на меня просто красящий наговор кладется, а внешних изменений и не нужно – моя обросшая порядком рожа достаточно грязна и злобна.

Прежнее мое одеяние горит синим пламенем без искр и дыма, а я пристраиваю вооружение. Кривой меч на бок, правда, сначала не на тот. Щит за спину, нож в петельку на сапоге. Долго думаю над шлемом – брать или нет. Он когда-то был оснащен тремя загнутыми рогами, но теперь два отбиты напрочь, а у третьего стесан острый конец, и все вместе до неприличия напоминает чайник без ручки.

– Ладно, пусть будет. Что теперь?

– Теперь пошли, ты выглядишь совсем неплохо. Если что – разговоры, да и действия тоже предоставь мне, кстати, так и по ролям надо – Матаха была главней.

– Ты б ясней говорила, а?

– Ус Келью и Матаха шли с поручением к смотрителям в эту долину. В дороге с ними случилось несчастье, они заблудились, вышли к обрыву, зачем-то разделись, а потом упали вниз, прямо в туманный кокон. Кстати, это и разбудило первое из чудовищ, а потом все по цепочке пошло.

– Ты, небось, поспособствовала?

– Ну… – Анлен кокетливо скромничает, – разве что совсем немного… Зато теперь мы воспользуемся их именами. Отсюда все, кто успел, в панике бежали, почему бы и нам не быть такими дезертирами? Эта…

Я вставляю слово:

– Легенда?

– Ну, пусть так, звучит красивее, чем «ложь». Так вот, эта легенда поможет не выделяясь приблизиться к нашей цели. А отсюда надо убираться – Друг может не поверить, что происшедшее – случайность.

Вывод законный, мы начинаем спуск вниз, солнце печет в спину, и под брезентом Усовского балахона я растекаюсь и варюсь. По дороге попадаются обломки телег – наверное, разлетелись они от слишком быстрой езды. Несколько домиков, пара затоптанных краболовов, и ни одной живой души вокруг, до самого дна долины, а в конце дороги – здравствуйте. Растянувшись в обе стороны от дороги, стоит с небольшими интервалами цепь странного вида охраны. Различных народов, ростов и типов, одежда почти вся рваная и ветхая, но на каждом – по новенькому поясу, блестящему золотым шитьем. На ногах никакой обуви нет, босиком стоят и лица спокойные, слишком спокойные даже. Мы приближаемся к цепи постепенно, и чем ближе, тем больше всяких подробностей различить можно. А это уж совсем непонятно! В строю несколько, вне всякого сомнения – эльфов! Это что же, Друг уже и открыто светлых в свою руку взял? Или это против него войско идет? Анлен спокойно вышагивает рядом, я тоже стараюсь, все больше округой любуюсь или под ноги, чем вперед, смотрю. Где-то метров за тридцать до цепи не удержался, поднял глаза – и в области живота начинается дрожь. Третьим справа, так же ровно, как и все остальные, с таким же лицом, ничего не выражающим, стоит в строю Граф. В той же самой рубахе, от которой я отрывал полоски на забинтовку его златокудрой башки. Он не может меня не видеть, или его сбивает с толку мой маскарад? Кинуться бы к нему, крикнуть радостно, но мертвая тишина и каменное спокойствие стражи давят собою все подобные порывы. Когда до нее остается всего-то шагов пять, ближайший воин – гном с полуободранной бородой – делает шаг в нашу сторону и без выражения говорит:

– Идите влево вдоль. Дальше десяти шагов не отходить, ближе пяти не приближаться.

Идем, как овечки, по ниточке. Мимо Графа проходили, я взглянул украдкой – вроде все на месте, но глаза какие-то не такие. Мертвые глаза.

Идти приходится далековато. Изредка, обходя камни, я приближаюсь к границе либо десяти-, либо пятишаговой зоны – тотчас ближайшие воины кладут руки на ножи или поднимают копья, и так пока цепь не упирается в отвесный склон, прямо под которым раскинута палатка. У двери часовой, сзади пара телег с лошадьми, и прямо на камнях лежит резерв золотопоясных – штук до сотни будет. Из палатки выходит еще один оборванец с серебряным обручем на лысом черепе и равнодушно моргает огромными глазами. Следом еще один краболов, но уже как-то более живой, и одет нормально. Долго выспрашивает у Анлен, что и как – она купоросит ему мозги вполне квалифицированно. Заканчивается разговор довольно мирно – трое золотопоясных конвоя, два орка и гном, и сообщение, что «дальше с вами еще поговорят подробней, вы первые, кто из этого места живым пришел».

И опять идти, теперь уже вверх, наискось по склону, противоположному тому, по которому мы шли с перевала. Он и поположе, и поотрадней – травка, деревья довольно плотно стоят, и даже цветочков две штуки я видел. Дорога натоптанная, хорошо видна – то есть в наступающих сумерках мы ее не теряем. Я конвою отдохнуть предлагаю – гном в ответ тихо говорит:

– Идти еще не больше двух часов, а там вы получите еду и отдых, – и снова замолкает. Неразговорчивый попался конвой, а с Анлен по тактическим соображениям беседовать и вовсе не стоит, и топаем в тишине, как немые, бессловесные, так сказать. Постепенно темнеет, и один из конвойных зажигает факел, ловко действуя кремнем и обожженной тряпкой, а потом снова впадает в как бы полусонное состояние. Хоть бы птичка какая-нибудь запищала или цикада скрипнула. Такая обстановка отнюдь не способствует успокоению напряженных нервов, и я машинально вслушиваюсь, как шуршит под ногами щебень, а затем такой же хруст раздается впереди – навстречу движутся две темные фигуры, без огня идут. Наша стража выставляет вперед копья и сбавляет шаг. Раздается громкий свист стрелы, и гном падает со стрелой в боку на дорогу, а еще одна весело впивается в Анленовский щит. Я прыгаю вперед, валю Анлен на дорогу и падаю сам, а рядом валится конвойный орк, стрела в глазу торчит. Последний стражник посылает копье куда-то в гущу ветвей и затем, вытащив нож, кидается в темноту, оставив факел догорать на дороге, а в нашего соседа втыкается еще пара стрел. Я говорю: «Анлен, в лес, живо!» – она бросается вперед, я за ней, но еще и не отбежав от дороги, цепляюсь ногой за веревку, протянутую низом, и пашу носом перегной. Сильные руки сдирают с меня сапоги, отковыривают меч и чайник без ручки. Потом двое усаживаются один на шею, другой на зад и вяжут мне конечности – господи, в который уже раз! Я отплевываюсь от земли и самым дружелюбным голосом интересуюсь:

– На своем горбу меня потащите?

В ответ мне затыкают рот грязной тряпкой, и на зубах теперь скрипит песок. Без излишней аккуратности волокут меня опять к дороге, и рядом тем же манером Анлен, опутанную сетью и оглушенную, видать, вдобавок. Вытаскивают нас на туда как раз в тот момент, когда луна вылезает из-за величаво проплывающей тучи. Место события как фонарем освещено, и я даже мычание в тряпочку от удивления издаю. Гном лежит в луже своей крови, стрела по-прежнему торчит в боку, но он жив и бесстрастно глядит куда-то вдаль. А там, где должен бы лежать труп орка – полуистлевшие кости, в которых можно распознать скелет, впрочем, скелет, опоясанный все той же роскошной перевязью, перебитой посередине. С другой стороны дороги появляется невысокий человечек самого что ни на есть простецкого вида, но в то же время чувствуется некий подвох в его простоте. Мужичок опасливо наклоняется к гному и резким движением расстегивает пояс. На моих изумленных глазах, и все-таки неуловимо, гном теряет всякое сходство с раненым воином и превращается в раздутого полуразложившегося мертвеца. Раздается хрипловатая команда на незнакомом мне наречии, и меня снова хватают и волокут все дальше и дальше от дороги. Короткая остановка, меня ощупывают и вытаскивают кинжал, расписанный западноэльфийскими рунами, как я его не прятал, а все без толку. Положили меня снова на землю носом вниз, и ничего видеть я не могу, только разговор слушаю спокойный, хотя я бы удивился, у урха эльфийскую вещь из-за пазухи вытащив. Тянется это недолго, один из носильщиков развязывает мне ноги и моим же лезвием тычет в спину. Кое-как на ноги поднимаюсь и оборачиваюсь поглядеть, кто же это так квалифицированно нас повязал? Сзади стоит свирепого вида вахлак, а чуть поодаль еще один. А я-то после Орогоччу ни разу их не только не видал, но и не слыхивал про них даже. Получается, они и тут живут? Ничего не понимаю. Вахлак на мои оглядывания не обижается, а просто нажимает на нож – мол, давай двигай. Я не противлюсь, только философски думаю про себя над превратностями судьбы: из-под одного конвоя в руки другому попал, потом вот третий, и будет ли еще продолжение?

Луна уже вылезла высоко, ее время от времени закрывают темные клочья, но свет есть. Наш путь приводит к небольшой прогалине между деревьев, на середине которой стоит железная конструкция, внутри которой, видимо, горит огонь, но сюда пробиваются только слабые отсветы, потайная переносная печка, одним словом. Вокруг нее лежат и сидят с десяток вооруженных вахлаков, и рядом, но отдельно – трое простецких мужичков, навроде того, что я видал на дороге: рубахи, штаны, на ногах нечто на лапти похожее, бороденки короткие, но пухлые. А над поляной между деревьев растянута настоящая маскировочная сеть, или я совсем спятил! Пока я соображаю, откуда она здесь, происходит такое, что я оказываюсь окончательно добит. От костра подходит бородатый светловолосый человек, и один из вахлаков, доложив ему что-то по-своему, становится по стойке смирно и отдает светловолосому честь. Я, совершенно ошалев, начинаю смеяться в ту же самую тряпку. Светловолосый удивленно глядит на меня и что-то приказывает – меня волокут в сторону общей компании, где уже чернеет сверток с моей соратницей. Она уже в себя пришла, но говорить не может – ее рот замотан длинной лентой в несколько слоев. Я пытаюсь успокоиться, но сетка над поляной не дает этого сделать, и все накопившееся за последние два дня и две ночи напряжение разряжается в совершенно диком смехе, который со стороны, наверное, похож на страстное мычание какой-нибудь домашней скотины. Угомониться удается не скоро, но усталость все же берет свое, и, заснув, я наслаждаюсь бредовыми картинами: орки, марширующие на плацу, Кун-Манье в форме трехзвездного генерала, и эльфы в кольчугах и при луках, идущие в атаку на танках. Еще там мы со Знахарем и Амгамой кого-то спасали, и прочие выверты подсознания.

Подъем – уже и солнце светит, и ветерок дует. Вахлак, меня разбудивший, берет меня под мышки и устанавливает в вертикальное положение. Анлен выпутывают из сетки, и рядом трое лучников – на случай, если мы с нею начнем дурить. От чуть-чуть дымящей печки вразвалочку подходит светловолосый. Я вспоминаю свой сон, гляжу на него и прикидываю, что этот начальничек весьма смахивает на Амгаму, и даже не смахивает, а это он самый и есть. А если так, то и вахлаки, наверное, не здешние, и сеть маскировочная понятна, и все прочее, вот только мужички… кстати, где они? Словно и не было их. Ну-ка, что скажет мой разлюбезный товарищ юности мятежной? Любезности в нем оказывается немного. Амга требует сведений об оцеплении, о причинах его появления, об окрестных долинах – отвечай не хочу. Кляп вынимается, но я вместо ожидавшихся сведений говорю:

– Слушай, ты водички не дашь немного? – Амгама делает знак, мне приносят кожаную мягкую фляжку.

– И руки бы развязали… – Тут уже у собеседника есть сомнения, но решив не портить раньше времени отношения, он делает то, что я прошу. Я пару раз умываюсь из горсти, сдирая первый слой грязи и пыли, и заявляю, уже на озерном диалекте:

– Я вижу, ты, Амгама, большим начальником стал, старых друзей не узнаешь?!

Следует бурная сцена, которой вахлаки весьма озадачены, но не препятствуют. Следующим шагом я представляю Анлен, как хотя и в чужом обличьи, но вполне надежную особу. Амгама лично распутывает ей руки, а ближайший охранник смотрит на это с явным подозрением.

Амгама действительно рад, но вскоре к его чувствам добавляется настороженность, и я обещаю ему все рассказать, после того, как он ответит на один мой вопрос, ну очень важный:

– Ты вот сейчас здесь, я не спрашиваю зачем, чью волю ты выполняешь?

Амгама не колеблется ни секунды:

– Великого Маршала Приозерья, а чью же еще?

– А когда он тебя сюда отправлял, он что-нибудь о здешнем хозяине знал?

– Нет, откуда. Наоборот, затем и наладил!

– И еще один: как ты думаешь, твой отряд здесь уже засекли?

– Похоже, нет. Я старался.

– Ну ладно, теперь моя очередь говорить, да? – и я кратенько излагаю основные свои приключения, начиная с самого момента прощания. Про поход с Чисиметом на Запад, да как от одной к другой базе светлых сил бродили, как я в первые советника выбился – все это я рассказываю без утайки, а дальше приходится хитрить, мало ли как дело обернется. Подземелья сокращаю насколько возможно, про глобальные планы Друга тоже молчу, а Анлен получается так, колдунья-самородок. Выходит вроде складно и похоже на правду. Угрызений совести я не чувствую – дружба дружбой, а политика политикой. Амгама приваливается спиной к уже окончательно погасшей печке, а вахлаки, успокоенные дружеским его обращением с пленниками – нами, то есть – разбредаются по поляне. Изредка из леса появляется то один, то другой, и на смену без слов уходит следующий караульный.

Амгама тихим голосом рассказывает свою историю. Как танк обратно добирался, я знаю и потому слушаю вполуха. Маршал принял Амгаму с радостью, потому что наконец-то договорился с хребтовскими вахлаками, и знаток обычаев, языка и жизни их пришелся очень кстати. Стал Амгама дипломатом высокого ранга, снова пришлось помотаться по Красному хребту, и даже с Орогоччу связь удалось наладить, хотя прохладную, но все же не войну. И вот года три назад в Орогоччу – Горной Стране объявился Керит, про которого Маршал уже и думать забыл. Но Керит сам о Маршале вспомнил и прислал с очередной почтой письмо, в котором извещал, что со сводным отрядом вахлаков местных и хребтовских отправляется в поход на север, и в знак прошлой и нынешней дружбы не худо бы этому делу поспособствовать – нужны сведения и карты, полученные летающим железом уртазым-могузов. Маршал же, который, как известно, в каждой бочке затычка, вместо бумаг и пожеланий удачи, вернее, вместе с ними прислал Кериту Амгаму как своего представителя и две телеги снаряжения в качестве дополнительного взноса. Керит поначалу скривился, но познакомившись поближе и со снаряжением, и с Амгамой, сменил гнев на милость и посвятил неожиданного спутника в суть дела. Она такова: Керит все же добрался до Серого Пика и сумел наладить контакты с горными туманниками, и-ка, расой не сильно заметной, но древней, мудрой и спокойной. Как я понял, не удалось Кериту уговорить их идти воевать на Запад, Амгаме он, конечно, этого разъяснять не стал. У и-ка свои заботы были. Они давно уже ощущали чью-то злую волю, которая хоть и не лишала их свободы мысли и действий, но давила и мешала. Причем с некоторых пор она начала усиливаться, и боятся и-ка попасть в зависимость от совершенно неизвестно кого, угнездившегося на севере, то есть здесь, в Токрикане. Этого они не хотят, и через Керита в полуультимативном тоне предложили вахлакам организовать поход на предмет выяснения: кто, зачем, и как отмахиваться в случае чего. К экспедиции присоединились еще пятеро духов с гор, которых каким-то образом сумели укрепить от всяких нажимов.

– Это вот эти бородатенькие ребята?

– Да. Ночью они могут принимать любую форму и даже цвет, а вот днем – ничего не могут, разве что видеть и слышать, оставаясь невидимыми и бессильными. За защиту приходится платить!

– А Керит где?

– Нету. Убили его, еще на подходе к горам. Я не успел ничего сделать, и теперь в отряде два командира – я у краснохребтовцев предводитель, Амазар Торопливый – у горнострановцев. Сейчас они на разведку ушли. А вообще мы скоро уходим отсюда.

– Что, уже все узнали? – в разговор вступает Анлен.

– Ну, не все, но многое, и пожалуй хватит. – Амгама демонстративно обращается ко мне, не удостаивая ее вниманием. – Знаем, что хозяин здешний могучий маг, и нашей группе даже смешно вступать с ним в спор. Знаю, что он готовит и обучает армии, но знаю и то, что любая, даже самая сильная армия не может быть непобедимой. Особенно если против нее выступит целый союз. Только вот беда, – голос уже скорей задумчивый, чем самоуверенный, – в окрестностях на сотни и сотни миль вокруг нет ни одного по-настоящему сильного народа. Но кроме окрестностей есть еще и дальние окраины, есть в конце концов Запад и Восток – родина Керита.

В голосе Амгамы сквозит тревога – он, конечно, и не догадывается о настоящих планах Друга, но перспектива даже просто войны с ним пугает скороспелого командира. Анлен:

– Значит, и ты решил удалиться, сочтя, что с тебя хватит? – тон насмешливый и провокационный. На этот раз Амгама поворачивается к ней, и видимо, готов дать отпор, но я опережаю:

– Послушай, она знает о положении дел больше, чем мы с тобою вместе взятые. И вообще учти, что она не из тех, кого можно так явно не уважать.

Амгама готов начать ссору, но тут между деревьями появляется новый отряд вахлаков – в серо-коричневых, под голый камень, комбинезонах, с вымазанными такой же краской лицами, руками и волосами. Про волосы я думаю, что такой раскраски не припомню, скорее всего это маскировка и отосланные подальше традиции. Впереди гордой поступью идет не иначе как сам Амазар Торопливый, он подходит к Амгаме и, видимо, выясняет, кто и что мы – вопросы короткие и отрывистые, а ответы длинные и многословные. Горнострановские ребята весьма отличаются от хребтовских – еще более молчаливы и сдержанны, за все время объяснения Амгамы с Торопливым не проронили и трех слов, считая всех восьмерых вместе. Хребтовцы помогают вытаскивать из трех притащенных мешков всяческую снедь – тут и какое-то жаркое, порядком повалянное и потоптанное, несколько штук травяных лепешек, куски хлеба, овощи бледно-зеленого цвета, вроде кабачков, все это богатство живописной горкой выложено на траву. Амазар, закончивший расспросы, широким жестом приглашает всех к, так сказать, столу. Я очищаю свой кусок мяса от песка, скоблю его возвращенным кинжалом и раздумываю, что делать дальше. Вот такая прекрасная возможность слинять, можно сказать сама в руки лезет, но я зацепляю взглядом Анлен и понимаю, что никуда от нее не уйду, бессовестности не хватит. Поэтому вместо уже было подготовленной фразы о том, что я ваш навеки, я начинаю разговор на тему как это, мол, здорово, такой большой отряд и скрытность сохраняет. Амазар на лесть не реагирует никак, зато Амгама прямо расцветает и объясняет мне, что ночью скрытым переходам помогают и-ка, днем движений делать наоборот, как можно меньше, стараются, а снабженческие операции типа сегодняшней, во-первых, не часты, а во-вторых, чисты – в смысле оставления следов и свидетелей.

Поевшие вахлаки растягиваются на земле, благо потеплело после ночи, я ложусь тоже, благодушно глядя в зеленые и бурые ленточки сети, но в воздухе из ничего рождается медленный ненатуральный голос:

– Послушайте, командиры. Мы бы вам посоветовали помочь этой паре. Женщина имеет силу, вам недоступную, да и спутник ее не так прост, как ты, Амазар, думаешь. Ты знаешь, я редко говорю неверно.

Амазар сохраняет спокойное выражение на лице, а вот его напарник в полном смятении, ведь уходить из этих нерадостных мест собрались! И-ка на эти риторические вопросы не отвечает, зато другой голос, тоже бесплотный, сообщает:

– По дороге начинает подниматься мертвецкое войско, они могут начать осматривать лес. Уходить надо отсюда.

– Какие мертвецы? – я не понимаю, Анлен досадливо и быстро – лишь бы отстал – отвечает:

– Ну, это оцепление, неужели ты не понял? Это давно уже все погибшие, их Друг своей силой поддерживает и пускает туда, где живые могут дать слабину.

На поляне тем временем творится деловая суматоха. Откуда-то появляются туго набитые мешки, двое прилаживают на спину третьему печку, а еще несколько рушат нам на головы сеть и сноровисто скатывают ее в плотный клубочек. Мне возвращается все отобранное снаряжение, кроме шлема-чайника, то же самое Анлен, и теперь мы с ней две боевые единицы. Отряд топает прямо по лесу, удивительно, как эта дубрава сохранилась под боком у Друга? Насколько я понимаю, он здесь не главный любитель зелени; впрочем, кое-какое объяснение в конце концов находится. Все выше и выше поднимаясь по склону, мы неожиданно напарываемся на огромную выжженную поляну, на которой стоит вонь и смрад. В середине – каменный скелет, видимо, чудовищного двуглавого дракона. Амгама отдает приказ по-вахлацки, потом нам, на всеобщем: