Человек с железного острова

Так около четверти часа продолжается, а потом Знахарь говорит, что впереди вроде чисто и можно ехать спокойнее. Керит то же самое подтверждает, и Пьеро впрямь поменьше егозить стал, но все равно чувствуется – начеку он. Раз так по тормозам дал, что я в стенку въехал и, что самое обидное, зря.

И снова все тихо, как до всей этой катавасии. Керит страдает, хотя я ему руки и намазал мазью из аптечки, и разъяснил терпеливо, что есть кислотная граната, а потом – и погромче, чтоб Чисимет тоже слышал – как вести себя при применении нами огнестрельного оружия – от пистолетов до пушки. Вроде поняли, все тут все с первого раза понимают… до тех пор, пока это понимание в деле приходится проверять, и тут-то выясняется, что на самом деле до понимания ой как далеко.

Серчо с центрального поста:

– Алек, времени уже час. Смени Пьеро.

На этот раз он делать доклада, слава богу, не стал, просто передал рычаги и уполз, замучился, видать; уселся я, и дальше дело пошло. Серчо на экран мне все что надо вывел, и работать можно спокойно. Вот это дерево с дуплом справа давно дохлое, разве что от старости обвалиться может; слева наоборот, рощица весьма активная, и от нее держаться подалее надо. А вокруг нас, метров на восемьсот до, собралась непонятная компания, нематериальщина, полуматериальщина, и главное – не разберешь кто. Как на карусели вертятся. Керит тоже их чует, говорит: «Тут можно в неудобное положение попасть» – выбрал же слово! Знахарь не согласен, считает, что нас тут слишком боятся, ну а я веду как ни в чем не бывало – приказа никакого не было. Серчо с ЦП организует мне карту с нашим курсом – только треть редколесья прошли, скоро первый ручеек покажется, второй мы обойдем, а третий опять переходить придется. Кстати, и рельеф на понижение идет, вот и вода в оптике блеснула, ручей по ложбинке течет, вода цвета грязноватого, дно в камнях. Я уже к самому бережку танк подвинул – и раз, рывок, в перископе темно, и движение тормозится, гусеницы впустую крутятся. Я их останавливаю и ору в жилой отсек:

– Эгей, что там видно в блоки?

– Ничего не видно, – Пьеро отвечает. И через паузу: – И люк не открыть.

Слышу – Сергей башню повернуть попытался – тоже не идет. Влипли, наконец; Серчо этими словами ситуацию и охарактеризовал. Я фон врубаю, Дрон – А-колебания, но безуспешно. Серчо по округе шарит – везде черно, только в радиолокации местность видна, а в чем дело – никаких намеков. Температура еще наверху до сорока градусов скакнула, и все. Я гусеницы туда-сюда помотал – впустую, решение принял и на ЦП высказал. Серчо не против, благо вода рядом есть. Чисимет рядом сидит, никого не слушает, злится, что с крыши согнали – уж очень в свой меч верит. А Серчо уже подготовительные мероприятия проводит – люки герметизирует, на стеклоблоки заслонки опускает, оптику мне прикрыл, а затем объявляет по внутренней трансляции:

– Всем быть спокойно. Без моей команды танк никому не покидать – слышите, пассажиры? Пьеро, готовь защитный костюм и шланг с насадкой. Чисимет, Керит, еще раз повторяю – никаких самостоятельных действий не предпринимать!

В жилом отсеке повозились и затихли. Все наготове. На экране по-прежнему черно. Я даже представить не могу, что у нас там, за бортом, творится. Говорю:

– Внимание, я начинаю! – и снимаю защитный кожух со спецпульта, а потом впервые не на тренажере, а в реальности вывожу «звездочку» на режим максимального излучения – прощай, экономия! – и открываю створки биологической защиты. А для пущего эффекта еще и пар стравливаю. Наружный радиометр мгновенно выдает переполнение, а левый экран – он на это сейчас и настроен – светлеет. По нему ползут пятна и пузыри, как если на дождь через стекло смотреть, только тут все в оранжевых тонах и «капли» по стеклу гораздо медленней ползут. А затем – медленно мы начали оседать вниз, плавно так, как на гидродомкрате. Только я про «плавно» подумал, как – бац, и оставшиеся полметра до земли мы просто упали. Я башкой об наглазник перископа долбанулся, а из центрального поста вопль – не иначе кто-то язык прикусил. Экран, который к видео подключен, очищается, и на нем я вижу все ту же ложбинку и тот же ручей, а мы на берегу стоим. Вокруг нас – то ли лужа, то ли болотце небольшое растекается и булькает. Дал я малый вперед и ручей переехал. Деревце по дороге одно зацепил – оно как столбик из детских кубиков рассыпалось, да и остальная растительность не лучше. Я уж и на глаз вижу, как порыжело да посерело все, а на экране – Серчо мне снова режим поменял – ни одного жизнеспособного, здесь теперь долго расти ничего не будет. Я створки, конечно, уже прикрыл, вверх по течению прошел, водички из ручья поднабрал и весь фильтр тиной забил, чистить придется. Серчо приказывает еще на километр по ручью пройти и застопорить. Идем так минут десять, и затем стоянка – прямо посреди ручья. Пьеро уже одет и лезет в кормовой шлюз, за дело принимается. Пока он черной работой занят, Знахарь на пару с Серегой шаманят. На нас тут, оказывается, такое воздействие было, что без брони мы б и до вечера не досуществовали, да и с броней тоже в общем-то не мед. Чисимет с Керитом сами собой занимаются, ну и славненько, Знахарь и так, видать, на пределе. Пьеро уже обратно в шлюз залез, почистился и сюда забрался. Знахарь уже висит, как наволочка, и пришлось Кериту работать. Чисимет, весь бледный, говорит:

– Я знаю, что сейчас с нами случилось, но знаю только по рассказам и слухам. Но чтобы можно было от всего спастись, да еще и целыми-невредимыми уйти – такого спокон веков не было, так что я даже не знаю, как вами восхищаться!

Похвала, конечно, приятна, а насчет покона веков – может, он и не врет, сам свидетель. На побережье я встречал таких – на вид сорок лет, а говорит – тысяча. А жители подтверждают: не знаем, мол, как насчет тысячи, но отец мой его видал, и дед видал, и прадед с детских лет помнил… Мне другое интересно: что же это за образование такое было в самом деле? Но Чисимет объяснить отказался – ушли и ладно. Серчо окликает:

– Хватит базара! Не отвлекайся, нечисть опять вокруг завивается!

Вовремя сказал, а то я и вправду за разговором на экран глядеть перестал. На нем опять карусель мельтешит, нападения вроде не готовится, но на нервы действует. В лесу уже смеркается, а ведь времени – часов семь всего, на равнине небось еще день вовсю, а ходу по Редколесью нам еще часов семь-восемь, если не задержат снова. Я уже порядком замотался, когда ко мне Пьеро на смену приполз, да и вся наша смена отдыхать отправилась. В жилотсеке полная дезорганизация. Сергей, Знахарь и даже пассажиры вповалку спят и ничего не чуют, и я их понимаю. Сам-то я только наговоры творить умею, выше пятого порядка не забираясь, а после каждого устаю жутко. Серчо, правда, не спит, но лежит молча, и у меня никакой охоты разговаривать нету. Кемарю я, изредка в стеклоблок заглядываю, а там – темень, и вся картина чем-то напоминает купе в ночном поезде, даже покачивание похожее. А среди ночи – вопль. Затем еще один, переходящий во всхлипывающее дыхание. Я вскакиваю, бьюсь головой в потолок и оглядываюсь вокруг. Ну конечно! Знахарь сидит у борта, держится за щеку рукой, а напротив Серега без штанов – зашивать собрался, а между ними валяется подушечка с иголками. Я представляю себе весь ход событий и начинаю смеяться: есть у Знахаря такая привычка – во сне что ни попадя под голову тащить, а просыпаться ему лень. Вот и сунул себе под щеку иголки, а теперь страдает. Залепили Знахарю щеку пластырем, Сергей ему за завтраком лишнюю порцию какао пообещал – вроде бы инцидент исчерпан; а заодно – нет худа без добра – несчастный Знахарь сыграл роль будильника, даже Серчо проснулся.

За окном – темнота. С моей стороны – малые джунгли, только пореже, чем до сих пор встречались, а у Серчо и Хребет на фоне неба виден, прошли редколесье значит. Дрон на центральном посту храпит, а Пьеро в кокпите, голова на груди, а руки на рычагах. Все имеющиеся системы обнаружения разнообразных угроз включены, так что придраться не к чему. Серчо подумал и дал добро спать до рассвета и до сигнала настоящего будильника.

Утро. Послы сидят, привалившись к двери кормового шлюза, один глаз трет, другой шлем свой тряпочкой полирует. Серчо на ЦП и из-за Дронова плеча обозревает обстановку, сообщает: все чисто, аж на удивление. До десяти будем отдыхать, а там разберемся, что и как было в переходе, и потом тронемся. А отдых до десяти предлагается совместить с профилактикой, что у кого в подчинении. Вылезли всем составом на крышу, покушали и разбрелись по своим делам. Знахарь какао вторую порцию докончил и утрещал по кустам куда-то в сторону Хребта, тропку приметил. Керит тоже отвалил, на охоту, сказал, с мечом пошел – много он наохотится. Чисимет глаза закрыл, над своим оружием руками поводит, колдует видимо, а Сергей все на свете обругал и снова в башню свою постылую полез, у него половина приборов расстроилась. Серчо выносной экран взял и тут же, на ветерке, записи компонует – что оставить, а что стереть. Ну, а у меня – связь да жизнеобеспечение. Больших непорядков нет, но с мелкими повозиться пришлось, и когда я с последним расправлялся – дырки на колпаке штопал, – то утро уже закончилось, на небе ни облачка, и Хребет прямо как на картинке виден. Керит пришел, птицу увесистую притащил породы неведомой, я спрашиваю – как, мол, так ухитрился?

– А вот так! – он одной рукой вынимает меч и шагов за сорок запускает его в сторону Чисиметовского костерчика. Меч летит, крутясь, по довольно сложной траектории, и втыкается точно между двумя валежинами, а я теперь знаю, как на охоту с мечом ходят. Часов в пол-одиннадцатого и Знахарь вернулся. На деревню он набрел, живут там землегрызы, а дальше на запад есть «огромный город», где сосредоточено местное самоуправление.

– Скорее всего, – добавляет Знахарь с видом знатока, – этот город не больше нашей Первой деревни будет.

Серчо объявляет общий сбор, из кормового шлюза лезут Дрон с Пьеро, а Сергей из башенного люка появляется. Дрон в кулак зевает, но бунтовать не бунтует. Послам еще раз повторять пришлось – но они-то по-русски не разумеют, им особое приглашение нужно. Собрались в тени танка, и Серчо разбор начал. Особых ляпсусов нет, но кое на что он все же указал. Например, мне досталось за героическое сражение с корнем, палил в него из винтовки, хотя по делу нужно было обратно в танк лезть, чтобы скорей с того места уйти можно было. Да и просто вид глупый, на экране я то ли супермен, то ли подросток с игрушкой в руках. И так далее, пока не кончилась запись. Керит просит:

– Серчо, я вас прошу – давайте зайдем в этот город! Нам ведь не только в места назначения, но и по дороге узнавать, что к чему, Маршал приказал!

Маршал, маршал. Так и будем, что ли, крюки давать по всем окрестным хуторам? Но Серчо соглашается, быть может потому, что изучение всяческой местной жизни тоже, в общем-то – задача экспедиции вообще и нашего спасательного похода в какой-то мере.

Итак, полезли все по местам, и снова в путь. Правда, «все по местам» – сильно сказано. Кто спать завалился, кто на крыше сидит, а на рабочих позициях только я и Сергей. Часа через три я замечаю на фоне гор дымок, потом еще один и еще – вот он, город этот. Его название переводится как Предгорск-западный, и проще именовать его так, а не ломать язык, у нас почти всегда так делается. Я выбираю пригорок повыше, забираюсь туда, обшариваю местность и, выбрав удобную лощинку, заползаю туда.

Вылез, как приехали, на крышу – а там вся команда в сборе. Серчо облокачивается о колпак локатора (а кроме локатора под ним еще антенна спутниковая) и начинает речь, а я жалею, что такой эффектный кадр пропадает: справа холм зеленый и слева холм зеленый тихонько вверх вздымаются. Сам Серчо в комбезе светло-серый, и все – на фоне гор желтоватых, а сверху небо в белых пятнах облаков. Итак, Серчо с нашими знатоками местных обычаев помозговали, и теперь выдает легенду. Через Редколесье мы не шли, а по горам Хребта двигались, от вахлаков чудом ушли, ну а теперь сюда попали.

Ладно. Собрались мы и потопали, и минут через пятнадцать выбрались из кустарника на дорогу. Не очень широкая она, скорее тропинкой можно было бы назвать, если бы по тропинке телеги могли ездить. По ней, никого не встречая, до «города» и доходим. Кустарник по краям этого неторного пути резко раздается в стороны и открывается с полкилометра ровного голого пространства – ровного, конечно, если считать по сравнению с начинающимся сразу за городом нагромождением скал – чем дальше, тем выше. Открытая местность тянется вдоль хребта прямой полосой, и даже расширяется к западу, как раз в ту сторону, куда нам надо. Прямо перед нами на голой полосе имеет место пресловутый Предгорск. Дома не каменные и не бревенчатые, а точнее отсюда не разглядеть. Дальше идем, и через минут двадцать вступаем на городскую магистраль. Народу на ней немного, все больше люди, хотя и землегрызы попадаются. Еще краболов мелькнул, помигал глазами-тарелками и стушевался. Любопытство мы, конечно, вызываем, нетипична здесь подобная компания, но вопросов нет. Выруливаем мы на главную – судя по имеющему место базарчику – площадь, и Знахарь по собственному почину осведомляется:

– А где здесь могут перекусить и отдохнуть усталые путешественники?

Приморский язык здесь разумеют, не зря его, видимо, еще и общим называют, и в толпе выискивается пара доброхотов вести нас в один из трех здешних трактиров. Движемся мы теперь уже от площади, Дрон с одним доброхотом язык чешет, Знахарь с другим, а Серега время от времени щелкает фотоаппаратом, который замаскирован в нагрудной котомке. Трактир гордо именуется «Снежная вершина», в нем просторно и грязно. Я, между прочим, наконец-то рассмотрел, из чего стены сделаны – все тот же кустарник, его ветки, подогнанные плотно и в несколько рядов уложенные. К нам за стол подсаживается еще пара человек и кто-то странный, пропорции людские, а лицо вахлаковское. Сидим, насыщаемся, и по ходу дела вахлакообразный заводит беседу. Сначала степенно разъясняет местные принципы власти и самоуправления, а затем представляется, как «осведомитель общего собрания по вопросам внешних событий» – это я себе сначала так перевел, а затем послушал, как он вопросы задает, и добавил про себя – и по вопросам национальной безопасности тоже. Дрон с Серегой ему про путешествие врут, потом Керит в том же стиле просвещает, потом один из соседей исчезает – видимо, доложиться, может быть, даже этому самому общему собранию, а наш разговор переходит на более-менее нейтральное направление. К нам еще подсаживаются, благо стол большой, и беседа разбивается на мелкие очажки. Знахарь на пару с каким-то бородачом песню вполголоса тянет, а Дрона и Серегу оттеснила в угол мрачная небритая личность и давит охотничьими рассказами. Пьеро здешнего пойла многовато скушал и против своей обычной молчаливости расписывает прелести побережья, ну а я сижу и слушаю осторожный разговор пассажиров с осведомителем. Он пересказывает слухи о дальних землях, недостающие или недостаточно эффектные места придумывает по-новой прямо на ходу, причем ухитряясь не противоречить себе нигде. Керит молчит, а Чисимет реплики вставляет, по которым ясно, что он тоже осведомлен о жизни там, на севере.

Суть такая: живет на северо-западе много народу, причем и такого, что в здешних краях и не слыхивал никто. Места там опасные, маг на волшебнике сидит и чародеем погоняет, и из-за этой перенаселенности у них постоянные свары. Народы там тоже – то дружат, водой не разлить, то ссора и месть на веки вечные, до нового приступа дружбы – это те, что подушевнее, а те, что попроще – просто бродят ордами и режут всех, кто попадается. Основные маги сомкнулись там в некий Совет Мудрых, который то ли правит, то ли просто положение контролирует. И как у всякой власти, есть у него своя оппозиция, темные силы то есть. Совет и Силы друг друга давят, но пока без ощутимого результата. Это факты. Но у рассказчика – осведомителя то есть – кроме фактов еще куча аллегорий, обобщений и размышлений на тему «если бы да кабы», и приходится все выслушивать. Кстати: про дальний северо-запад он знает больше и лучше, нежели про местность у западной оконечности Красного Хребта, хотя это под боком, километров двести будет всего. Леса там нет – спасибо, просветил, без него не знали – а вот кто там живет, что там за порядки – ни в какую. У нас, говорит, своих дел хватает, а про окрестности – вот такие, вроде вас, проходят и рассказывают, что к чему, а с той стороны никого не проходило.

Засиделись мы в этой «Вершине». На улицу вышли – уже и темно, месяц умирающий над хребтом висит, он побольше нашей земной Луны, но не сильно. Направляется наше сборище в сторону общественного здания – под конец ужина к нам прибыл гонец Общего Собрания и настойчиво предложил заночевать, мы посовещались и решили отношения не обострять – ладно уж, заночуем. Общественное здание – того же толка, что все здесь, ничем особым не отличается. Заводят нас в комнату, дают каждому по матрасу, набитому сухой травой, и желают спокойной ночи. Знахарь прислушивается и делает заключение:

– У дверей охрана, человека три стоит. И под окном один. Я вам говорил, что не надо сюда ходить, и никуда ходить нам не надо!

Мы потихоньку засыпаем, но не все, мне, например, сон не идет. Чисимет тоже ворочается, бессонница у него. Я спрашиваю:

– Не спишь?

– Не, не сплю.

– А что?

– Думаю. Обо многом думаю, например, о вас. Откуда вы взялись и чего хотите? Ведь какой бы новый народ или раса у нас ни объявилась, всегда можно сказать, что и кто откуда. Можно быстро исчезнуть, но нельзя быстро появиться! Можно прийти с другой земли, из другой страны, но это путь постепенный, и его можно проследить. А про ваш народ никто никогда не слыхал. И сила у вас непонятная. Ведь не магия, это сразу ясно. И железо ваше – мертвое, нет в нем силы, ни светлой, ни темной. Однако вы столько всего можете, что непонятно, как такой могучий народ не покорил или не объединил вокруг себя все земли и страны… Не могу понять!

Он говорит, а я послушал и решил рассказать все как есть, хотя у нас это и запрещено, а есть с десяток легенд различного уровня правдивости – выбирать предлагается в зависимости от ситуации.

– Не маги мы, – говорю, – это ты тонко схватил. Ну и что? То, что наши железки ездить да летать могут – ничего непонятного. Ты часы с гирями видел? – никакого колдовства, а стрелка крутится; ну, а у нас просто колес да пружин побольше. А откуда народ – мы не с другой земли, а из другого мира родом. Есть у нас своя планета, ну, Земля своя, и там у нас осталась та самая длинная наша история, которой тебе так не хватает. А как сюда попали – долгая история. Тебе понятно будет так: некие, нам самим неясные маги нашей Землей пользуются и, в благодарность, помогают нам в другие миры проникать, ну, конечно, с ограничениями кой-какими, но суть такая. Вот ты говоришь – колдовство. А у нас, кроме как у благодетелей неведомых, оно ни у кого не работает. Не хватает у нас на Земле чего-то. И хорошо, а то мы уже и так просто наловчились, что хоть планету на части раздолбать сумеем, а уж просто чтоб все живое изничтожить – сколько угодно способов. А если еще вернее сказать, то работает и у нас волшебство, да как-то не так. Хоть и слабо, а все равно действие оказывает, причем чем дальше, тем неприятнее. Вроде вот в старые времена оно было правильное, а потом как-то резко исчезло, и лишь сейчас вновь вылезает на сцену, причем в уродливом таком виде. Только ты не распространяйся об этом сильно, это считается секретом у нас. Вот так, а теперь все, спать буду.

Новый день начинается с новых забот. Общее собрание желает выделить нам провожатых – читай конвоиров – дабы сопровождать нас до границы Малых джунглей. Сопровождающие будут оберегать нас от опасностей и, по-видимому, надзирать, чтобы мы не сотворили какой-нибудь пакости радушным хозяевам. Об этом нам объявляет гонец собрания – землегрыз, прямо-таки лопающийся от сознания значимости своей персоны. На лице у Дрона – он у нас за старшего – появляется грусть: тащить этот хвост за собою, а потом махать конвою ручкой с удаляющегося танка – вариант веселый, но по неким моральным соображениям неподходящий. Посовещались мы, Керит поднимается в рост, и просит провести нас к этому самому собранию. Землегрыз помялся-помялся и согласился.

И вот после небольшой прогулки мы перед лицом местной демократии. Естественно, что собрание символизирует старикан в сединах, символизирует единолично. Наша делегация стоит перед ним почти строго по росту, Дрон, как специалист, ведет дипломатию, а я развлекаюсь, глядя в окно на улицу, где два пацана швыряются комьями грязи в стену сарая напротив, а на стене нарисован зверь страхолюдный. Старикан – жук еще тот, наглец и хам. Я сто семьдесят пять попаданий в зверя насчитал, прежде чем ценою своего ножа и Керитовского плаща дистанция сопровождения ограничивается околицей сего Предгорска.

Раскланялись мы хором и на выход двинулись. Я, конечно, промолчал, но про себя подумал в очередной раз: зря мы время в этих деревнях теряем. Никаких сведений ценных не добыли, чуть было под арест не попали, и хорошо, если шпионить сзади не пойдут. По городу-то все открыто, идем, а с боков и сзади мрачные парни с копьями на плечах и ножами на поясах, и так до самого последнего дома. Дальше – сами, и, тьфу-тьфу, без всяких приключений. Серчо у танка сидит, на костерке жарит чего-то, видимо, фазана вчерашнего доесть решил. Увидел нас, смеется:

– Ну что, вкусили местной демократии? – ему, видать, та же ассоциация в голову пришла, да и вопрос скорее издевательства ради задан, ему же Дрон все по радио доложил. – А раз вкусили, так и ладно, всем по местам, за рычаги Алек, в башню Дрон. Остальные кто как хочет, но ночной смене советую поспать. К вечеру выйдем к припустынной степи, по ней ночью пойдем, а потом на север повернем, там хребет уже кончится.

Я залезаю в рубку и начинаю войну с комарами, кого насмерть, кого просто прогоняю, а они закладывают лихие виражи, но улетать не хотят, и развлекаюсь этим, пока Серчо с ЦП вентиляцию не включает, так что вся летающая живность высасывается напрочь. Определился я по карте, беру направление дальше – на запад и немного на север; вдоль хребта погода хороша – солнце за несильными облаками упряталось, и местность хороша – не трясет, а только покачивает плавненько, я даже стабилизатор рискнул на четверть силы включить. Серчо с базой разговаривает. Они вчера на лодке в море выходили и погружались для каких-то исследований, а на глубине около ста метров на них зверь напал, неизвестный, но злостный и активный весьма. Длиной он был метров двадцать, погнул наружную антенну, переднюю надстройку все отгрызть пытался, затем попал под винт и прекратил свое существование. Его на пленку засняли, говорят, кадры как из фильма ужасов. Записи наши, что в Редколесье сделаны, там весьма понравились, данные изучаются, вот и весь разговор. Я от делать нечего – курсовод сам дорогу выбирает – в перископ окрестности оглядываю. Затем развлекаюсь увеличенной в десять раз щетиной на щеках Знахаря – он, и прочая свободная компания на крыше сидят. Затем перевожу окуляр на Сергея и цепляю край неба, а в небе мелькает птичка. Птичка – это не Сергей, на нее и поглядеть стоит. Нацеливаюсь на нее и – мать моя! Орел летит. Орел, а крыльями машет с частотой прямо-таки вороньей. В лапах тащит что-то, я делаю себе видеокартинку в максимальном увеличении, а потом и на центральный пост ее перекидываю, Серчо пусть полюбуется. Итак, птичка – судя по дальномеру, метра три размах крыльев у нее – держит в лапах краболова, причем весьма бережно и нежно. Краболов что-то орлу говорит и пальцем прямо на нас показывает или куда-то в нашу сторону, а орел тоже клюв открывает – отвечает, видимо. Серчо призывает Чисимета и показывает ему это явление природы сначала в небе – там оно выглядит просто как точка – а потом на экране, разумеется, объяснив, как картинка с натурой связана. Чисимет на глазах мрачнеет:

– Не знаю, кому это понадобилось за нами следить, – говорит, – но, видать, кому-то надо. Значит, кому-то в нас интерес есть, а это плохо.

Я голову готов заложить, что он прекрасно знает, что и кто, но говорить не хочет, но Серчо молчит, и поэтому я свои подозрения при себе оставляю до лучших времен. А орел вниз пошел, устал, должно быть, краболов хоть и худощавый, но, видать, тяжелый. Исчезают они из виду, и вроде все. Серчо спокоен: вреда они нам не причинят, а хотят смотреть – ну, пусть смотрят. Чисимет осторожно щупает почву – не можем ли мы в подобных случаях от наблюдателей избавляться, на что Серчо отвечает, что даже если и можем, то не будем. У нас дело свое, ползти нам опять же долго и ввязываться в свары только потому, что кто-то действует на нервы, никаких резонов нет. Поговорили они, и я снова за рычаги взялся – автоматика автоматикой, а самому иногда тоже хочется – иногда.

Орел тем временем снова поднялся, теперь уже без груза, крылья раскинул и повис над нами и немного к хребту. Через часок со стороны гор к нему на смену другой прибыл, пару минут покружились они вместе, а затем тот, который свою вахту отработал, восвояси убыл. Что бы там Серчо ни говорил, а я бы их… Послы – те на крыше, то и делают, что вверх поглядывают, тоже очень недружелюбно. Будь у нас с собой, к примеру, легкие ракеты – на базе есть подходящего типа – так сшибить орла было б раз плюнуть. Да и из пушки можно попробовать, на километр вверх она прицельно достанет, но нельзя – так нельзя. Часов в пол-пятого останавливаемся на обед; спутник наш снизился немного – видимо, ознакомиться с меню – а потом снова наверх пошел. Дрон мне шепчет:

– А если по нему нашей противодраконовской вдарить? Во эффект бы был!

– Ну да, конечно. Только не забудь, что у нас их две всего с собою, и ответственность за применение тоже серьезная. Даже ради «во такого эффекта» я б не решился.

В небе над нами снова смена караула, а мы дальше двигаемся, и часа через полтора малые джунгли наконец сходят на нет. Дальше перед нами голая равнина, поросшая желтоватой травой. Хребет уже куда как ниже, и скал острых не так много. В дальнейшем они вовсе в холмы перейдут, но тоже малопроходимые, и еще когда планировали этот маршрут, было решено обойти их по пустыне, напрямую. Это и два-три дня выигрыша, и гораздо меньшая нагрузка на ходовую часть, так что мне это представляется разумным.

Итак, едем мы по степи теперь, параллельно сходящему на нет хребту, и все бы ничего, но время от времени есть опасность в яму угодить – откуда они тут только? До темноты все шло спокойно, потом сменили меня, Пьеро сменил. Я его порадовать решил, доклад по всей форме рявкнул, так он решил, что издеваюсь, и ничего в ответ не сказал. Поглядел я на прощание а перископ на темень окружающую, затем на экран – на шпиона крылатого, и лезу в жилотсек. Там вся компания в сборе, Знахарь лишь до сих пор наверху воздухом дышит. Только собираюсь на свой топчан залезть – коробка тормозится.

– В чем дело? – вопрошает Серчо, добирается до ЦП и сам же сообщает:

– Экраны вырубились. Все до единого диапазоны. Знахарь, что там наверху?

Ничего подозрительного наверху Знахарь не наблюдает – разве что орел улетел, но это не обязательно связано с нашим происшествием, не сова все же, орлу ночью делать нечего. Серчо шурует на пульте центрального поста, вылезает злой.

– Останавливаемся здесь. Сергей, тебе работенка предстоит, какие блоки менять, а какие перенастраивать – сам поймешь. Остальным – можно спать, вахты по часу.

Раскидали мы график дежурств и – по койкам, кроме Сергея и Пьеро, они наверх полезли. Сергей с тестером и кой-каким инструментом, а Пьеро – с винтовкой и ракетницей. Вот так – на надежность техники понадеялись, и нормальный прожектор на танке не поставили.

Моя смена – в три, и будит меня на нее Знахарь. Он свое отстоял, и теперь отдает мне ракетницу, а винтовку так на крыше и бросил. Подозреваю я, правда, что он вообще ее в руки не брал, но сейчас затевать разбирательство и капание-на-мозги попросту лень. Выпиваю я пиалу кофе и занимаю пост, устраиваясь на башне, а ноги на лобовой бронещит опустив. Слева фонарик подмаргивает, и время от времени брякает что-то – Сергей неисправность устраняет, то запоет, то выругается, в работе весь. Я участие проявил, спросил, что, мол, полетело – так он буркнул под нос невнятно, видимо, этот вопрос ему уже в ушах навяз. Ночь тиха, и звезды соответственно блещут, правда, луны местной нет, но все равно светло. Степь вокруг во всей своей загадочной ночной красе, и мысли в голове все больше поэтические бродят, пока метрах в полторастах не замечается некое движение. То ли трава под ветром колышется, то ли ползет кто-то, что менее приятно. Пускаю ракету и рассматриваю неясность в прицел. Шевеление мгновенно затихает, но в увеличенном в восемь раз очажке травы я вижу силуэт: короткое туловище с короткими же ногами, руки, напротив – плетьми, мордой в землю ткнулся, лысый череп выставив – краболов. Пока я его разглядываю, ракета догорает и гаснет, и снова звезды, а краболов минутки две выдержал и снова шевелиться в нашем направлении принялся. Я говорю скучным голосом:

– Сергей, тут к нам краболов в гости ползет. Разбуди внизу Керита, ему все одно на смену, а я пока попробую гостя споймать и выяснить, что им от нас нужно.

– Кому им? – вопрошает Сергей и, не дожидаясь ответа, лезет внутрь. Как только из люка появляется Керитовская голова, я слезаю с другой стороны – если считать от диверсанта – и тоже ползу по-пластунски, не прямо в его сторону, а несколько вбок. Дело в том, что будь он хоть семи пядей в своем безволосом лбу, вряд ли понял он связь между ракетницей у меня в руке и падающей звездой в небе, а уж о возможностях оптического прицела ему вовек не догадаться. А раз так, то с тыла я его возьму как миленького, морально к такому обороту дела не готового.

С такими размышлениями я ползу, уже собрался заворачивать – как вдруг из травы прямо мне в лицо поднимается жуткая краболовская харя, и сзади меня хватают за ноги. Перехитрил, называется! Короткий свист, удар, меч Керита бьет краболова в ухо, и тот валится набок. Тотчас ноги мне отпускают, я резво перекатываюсь вбок и вижу, лежа на спине, как страхолюдный детина заносит надо мной шипастую дубину. У меня в руке ракетница, и я, не раздумывая, пускаю осветительный снаряд прямо в разинутый рот, а сам качусь себе дальше, только еще одну ракету вверх пустил.