Замок (№1) - Год нашей войны

Леди Танагер гостит в моем дворце. И находясь в Рейчизуотере, она продолжает преследовать Насекомых в своих фамильных серебряных доспехах и в окружении верных копейщиков. Она, по меньшей мере, весьма яркая личность.

Возьму на себя смелость порекомендовать вам сконцентрировать свои усилия на поместье Танагер, чтобы вернуть земли, принадлежащие ей по праву. «Мы любимы там, где нас более всего знают» – так сказал поэт.

Станиэль Рейчизуотер, король Авии. Подпись и печать его величества.

Кому: Комете, для императора

От: леди Вирео Саммердэй

Крепость Лоуспасс

25.11.15

Как получается, что хоть я и запросила подкрепление и припасы, ничего этого мы до сих пор так и не получили? У нас осталось четыреста человек, и провиант подходит к концу. Припасы нужны нам прямо сейчас.

Замок отрекся от Лоуспасса. Торнадо – единственный здесь, кто еще не осознал, что империя оставила нас. Среди моего фюрда распространяются слухи о том, что Замку безразлична наша судьба, и либо нас сожрут Насекомые, либо, что еще хуже, мы погибнем от голода и зимних холодов. Почему вы не можете защитить нас?

Мы в полной изоляции. Мой повелитель, я умоляю вас поспешить.

Вирео, губернатор Саммердэя и Лоуспасса.

Торнадо, его знак: Т.

– Откуда приходят Насекомые?

Император начал с этого вопроса, как только я опустился перед ним на колени. Как будто с момента моего прошлого доклада и не прошло двух наполненных ужасными событиями дней. Я провел долгие часы, готовясь к этой аудиенции, однако моя уверенность рассыпалась в пыль, спаленная жарким гневом Сана.

– Ты не знаешь? Но я просил тебя выяснить это!

– Мой повелитель, я пытался. Мне жаль.

Никто в Четырехземелье не имел ни малейшего понятия, откуда на самом деле приходят Насекомые. Я спрашивал у эсзаев, губернаторов, даже у солдат фюрда – и слышал только сказки. Райн сказала, что две тысячи лет назад Насекомые появились на севере Авии, в маленьком, окруженном Стеной анклаве, занимавшем территорию не больше, чем этот Тронный зал. И оттуда они стали распространяться подобно наводнению.

Мы все знали эту историю, но никто не озвучивал ее перед лицом императора. Когда Насекомые только появились, королева Пентадрики в сопровождении большой свиты отправилась осмотреть Бумажные земли. Насекомые убили их всех. События, последовавшие за этим, удалось восстановить благодаря обрывкам чудом уцелевших документов. В Пентадрику стекались авианские беженцы, чьи прекрасные города и плодородные земли, расположенные на юге континента, были захвачены ужасными пришельцами. Моренция и Равнинные земли сражались за то, чтобы остановить неуклонное наступление Насекомых. Так началась первая война. Сан сумел объединить все страны для борьбы с общей опасностью, и его провозгласили императором. Он обосновался в пентадрикском дворце, который был переоборудован в тот Замок, что мы имеем сейчас, и поклялся посвятить себя защите Четырехземелья.

– Расскажи мне все, что ты знаешь, – потребовал Сан.

– Если мне будет позволено говорить откровенно, то мое мнение таково: если кто-то в Четырехземелье и знает, откуда приходят Насекомые, – это мой лорд император.

Сан улыбнулся. Я вздохнул и продолжил:

– Большинство людей утверждают, что Насекомые живут под землей. Если бы я спустился в их тоннели, то увидел бы лабиринты коридоров, которые тянутся на многие километры, и пещер, огромных, как тронные залы в губернаторских дворцах.

– И никто не может подтвердить твой рассказ? – поинтересовался Сан тоном, который невозможно описать.

– Никто, мой повелитель!

– Иногда я задаюсь вопросом: а достаточно ли прилежно трудятся члены моего Круга, чтобы быть достойными бессмертия?

Разве мог император, проводивший все дни своей бесконечной жизни здесь, в святая святых Замка, по-настоящему осознать, в какой кровавый хаос погрузилось сейчас Четырехземелье?

– Там так много Насекомых, – раздраженно ответил я, – что появление у входа в тоннель было бы равносильно суициду. Именно так погиб Данлин. Если бы я повторил его попытку, то разделил бы и его участь, а вы бы и вовсе остались без доклада.

– Да, Комета.

– Вы и так можете понять это из письма Вирео.

– Комета, я огорчен тем, что целостность Круга оказалась нарушена Туманом и Атой, и теперь еще и ты разочаровываешь меня. Как я могу компенсировать наши неудачи в попытках спасти Лоуспасс и Авию?

Император поднялся с трона и подошел к верхней ступени лестницы. Я смотрел мимо него, не в силах встретиться с пронзительным взглядом его лучистых серых глаз.

Я сосредоточился на красно-золотом сиянии тяжелого парчового балдахина, под которым во всем своем великолепии стоял трон императора. Искусно вышитые парчовые драпировки, окружавшие трон, поддерживали четыре толстые колонны: одна из них была из порфира, вторая – из лазурита, третья – из гематита, а четвертая – из нефрита. Было гораздо легче смотреть на все это великолепие, нежели на самого императора. Если бы мой взгляд мог точить камень, то эти колонны очень быстро стали бы не толще спички.

– Туман сейчас направляется к нам. Мой повелитель, с письмом, заверенным Замком, я мог бы принудить Ату вернуться в Рейчизуотер и отложить состязание на потом.

– Оставь их в покое, пусть они завершат то, что начали. Вот письмо, которое ты должен передать Ате. После него она прекратит набеги на наши бухты. Сообщи губернаторам прибрежных поместий, что Замок обеспечил их защиту. Затем направь все войска в Рейчизуотер. Я хочу укрепить нашу оборону. Пусть все Четырехземелье видит нашу решимость защитить город Рейчиз.

– Да, мой повелитель.

– Вирео просила тебя передать какие-нибудь письма другим губернаторам?

– Нет.

– Хорошо. Уберечь побережье будет сложно, однако на дороге в Эске не должно появиться ни одного Насекомого. Иначе они подступят прямо к нашим стенам. Отправь Косаря с его фюрдом и Оружейника со всеми воинами, которых он сможет собрать, в Рейчизуотер. Мы сосредоточим свои силы там. Думаю, Станиэль не будет возражать. Побывай во всех поместьях, договорись с губернаторами – я хочу видеть здесь всех смертных, которые могут держать в руках оружие, и всех бессмертных Замка.

– Мне тоже остаться в Рейчизуотере, мой повелитель?

– Тебе? Я уже думал об этом. Расскажи еще раз, вкратце, об этом лоуспасском мосте.

Меня трясло. Я описал белый мост, сделанный из слюны Насекомых, которая, твердея, делалась настолько прочной, что плавные изгибы огромной конструкции удерживали в воздухе опоры толщиной с проволоку, поднимавшиеся почти до самого неба, – оттуда появлялись мерзкие твари…

– Эти создания, разрушающие империю, возникают из воздуха?

– Да, это так. Молния может подтвердить.

– Комета, придумай, как их остановить.

Я с мольбой посмотрел на свои плотно прижатые к полу руки в неизменных длинных перчатках без пальцев, скрывавших дорожки от уколов. На многочисленные изысканные браслеты и рукава рубахи, украшенные богатым шитьем в виде виноградной лозы. Перевел взгляд на серебряную рукоять своего меча, плотно прижатую к бедру. Как мог один человек решить проблему, которая занимала весь Замковый Круг на протяжении двух тысячелетий? О чем говорит Сан?

– Ты расшифровал Дернские манускрипты менее чем за год. Ты сыграл важную роль при заключении Карнисского договора. Уверен, тебе должно понравиться такое поручение, Комета.

Я не ответил. Ни на кого из Вестников, носивших этот титул до меня, не возложили бы такой ответственности. Сану, должно быть, нужен повод, чтобы избавиться от меня, но, черт возьми, почему именно сейчас? Конечно, в последнее время я многое делаю не так, но в этом нет ничего нового. Ни с кем из бессмертных император не обращается так плохо.

– Если ты не сможешь нам помочь…

Я задержал дыхание. Меня не выкинут из Круга. Я нужен Сану. Никому другому не удастся перелететь через Бумажные земли к осажденной крепости и доставить письма обратно в Замок. Никто другой не может с такой легкостью общаться с заскаями.

– …ты будешь изгнан из Круга. Я уже просил тебя подумать об этой проблеме! Ты же не уделил ей и минуты своего драгоценного времени. Если смертные решат, что ситуация вышла из-под контроля Замка, то они все вместе выступят против нас, и сколько тогда продержится Империя? Несколько месяцев? Насекомые распространятся по всему нашему миру, и он станет их миром! И это произойдет из-за твоей безответственности!

– Да, мой повелитель.

– Ты должен дать мне ответ, Комета..

– Я постараюсь.

– Четырехземелье остается единой империей только благодаря мне. Судьба Замка зависит от этого хрупкого равновесия. Твоя жизнь зависит от этого.

Я в ужасе прикусил один из своих ухоженных ногтей.

– Можешь идти, – милостиво прошелестел император и вдруг рявкнул: – Я сказал: ты можешь идти.

Вытирая холодный пот с шеи, я покинул Тронный зал и медленно побрел к своей башне. Главные замковые часы пробили полночь. В моей жизни полночь наступала уже семьдесят пять тысяч раз, и вот теперь я задумался о жизни вне Круга. Какой она может быть? Короткой. Обычной жизни у меня осталось лет пятьдесят, не больше. Я привык видеть бурный поток времени так, как его видят все бессмертные. Пятьдесят лет пронесутся незаметно, и я буду постоянно ощущать, как старею. Нет, нет, император не может вышвырнуть меня из вечности в смерть – это было бы слишком жестоко. Я потер глаза руками, пытаясь прогнать головную боль, вызванную отсутствием наркотика. Лучше сразу умереть, чем видеть, как стареешь, подумал я. Я взбежал по серебристым ступеням широкой винтовой лестницы, пинком открыл дверь в нашу комнату и не обнаружил там моей притомившейся жены.

Сан не может изгнать меня из Круга, пока не минует кризис, потому что иначе он лишится и Морехода, и Вестника. Однако предугадать действия императора не представлялось никакой возможности. Он жил очень долго, и, вполне вероятно, у него уже имелся определенный план, в котором мне не было места. Столкнувшись с неопределенностью, я снова почувствовал себя уличным пацаном. Мне нужно немного дури.

Я опустился на четвереньки и залез под кровать в поисках ящичка, в котором хранил иголки, ибо точно помнил, что прикрепил его клейкой лентой около самой дальней ножки. Терн сюда еще не заглядывала, поскольку тут было слишком пыльно, и, кроме того, она бы никогда не смогла так скорчиться в своих пышных юбках с обручами из китового уса.

У меня на столе стоит пара серебряных подсвечников, весьма элегантных. Я открутил холодное донышко одного из них, и мне на руку вывалилась маленькая скляночка. Наполняя шприц, я сидел и разглядывал себя в зеркале трельяжа.

Я снял жилет и зажег масляную лампу, чтобы лучше видеть собственное, как казалось, навеки неизменное отражение. Я привык к этой лисьей физиономии, волосам цвета воронова крыла и глубоко посаженным глазам. Я не могу себе представить, как буду выглядеть, если состарюсь. Мысленно я попытался изменить свою внешность – добавил складки под зелеными глазами и морщины вокруг губ, сейчас кривившихся в усмешке. Я словно воочию увидел свою бледную кожу ссохшейся и дряблой, а не упругой и гладкой, как сейчас. Я мог набрать вес и стать жирным, подобно старому солдату-заскаю. При одной мысли об этом мне стало противно. Не надо, пожалуйста, подумал я, чувствуя подступившую тошноту. Для того чтобы полюбоваться отражением в зеркале, я расправил крылья, порвав рубашку точно посередине спины.

Если меня выкинут, я возьму будущее в свои руки – совершу самоубийство. Я поднял шприц и выпустил из него пузырек воздуха. Живи быстро, умирай молодым. Я вколол себе большую дозу. Сан собирается изгнать меня из Круга. Земля начала уходить у меня из-под ног, и, захлестываемый бурей эмоций, я отвернулся от зеркала и залез на кровать. Тени от башен Замка, похожих в серебристом лунном свете на усталых великанов, полосами расчертили комнату. Я всегда выполняю все прихоти Сана, какими бы они ни были. Я у него на крючке – на протяжении стольких лет пребывая вне времени, я уже не смогу вновь погрузиться в его беспощадный поток. Все мои успехи, все мои достижения станут ничем; я сам стану ничем. Мое положение в Замке – это все, что у меня есть. Быть изгнанным из Круга – означает смерть, и для Терн тоже.

Сан знает, когда я лгу. Мне придется снова предстать перед ним и признать, что я не знаю, как одолеть этих ублюдочных Насекомых, тем самым подписав свой смертный приговор. Я жаждал поддержки от Терн. Где она, когда ее присутствие мне так необходимо?

Я еще долго лежал и размышлял о Насекомых, пока наконец в комнате не начали проявляться сине-серые силуэты обстановки, от которых стали отделяться тени, когда взошла Терцель, розовая утренняя звезда.

Спрашивать, откуда пришли Насекомые, это совсем не то же самое, что спрашивать, как были сотворены люди, ибо в начале времен Бог не создавал Насекомых – они появились позднее. В отличие от авианцев или людей, они обитали во множестве миров – я знал это по моим путешествиям в Перевоплощение… Я посмотрел на иглу и подумал, что хочу догнаться. Я хочу провалиться туда и не возвращаться очень долго. Пусть этот мир, который обрекает меня на бесконечные страдания, катится ко всем чертям.

Я помедлил мгновение, вспомнив, что и в Эпсилоне меня сейчас не очень-то ждут. Заполучив Кезию, зубцы наверняка все еще жаждут моей крови. Девушка-червь намекала, что он, может быть, все еще жив. Зубцы любили продлевать агонию своих жертв, создавая скульптуры из плоти, пока не возникала необходимость в определенных органах для их ритуалов. Мог ли я помочь ему? Мог ли спасти?

Я выбрался из своей рваной рубашки и перетянул руку вместо жгута шнурком для волос. Зеркало безжалостно продемонстрировало мою сутулую спину и напряженное лицо. Я дождался, когда выражение моей физиономии стало расслабленным, и только тогда прилег.

Опять Эпсилон, как будто я никогда его и не покидал. Рынок выглядел так же странно, как и всегда. Я отправился в путь сквозь море обветшалых лавок. Повсюду колыхались полосатые ковры и раздавался стрекот хрустальных бус. Мне не давало покоя напутствие девушки-червя: «Никогда больше не возвращайся в Ауреату». Но почему нет? Потому что зубцы сожрут меня заживо. Я в болезненной нерешительности бродил по рынку Эпсилона. «Никогда больше не возвращайся в Ауреату. Никогда больше не возвращайся…» Мое любопытство меня погубит. Я пригладил перья, которые встопорщились от жары.

От рынка разбегались мощеные дороги во все районы города. Кареты, рикши и отдельные всадники носились взад-вперед, иногда задевая углы и сбивая лотки. Я шел и шел, пока булыжники под ногами не стали золотыми. Выбоины и царапины обозначали места, где люди пытались выковырять их. Там же остались следы крови и полуразложившиеся кисти рук – люди быстро учатся не воровать золото зубцов. Высокие здания, окружавшие меня, словно растворялись в ослепительном сиянии – я добрался до территории, принадлежавшей этим злобным чудовищам.

Лес Грешников представлял собой Волосы Ауреаты. До него сложно добраться, тем более что Голова занимала огромную территорию, обнесенную стеной. Сотни существ бродили по золотым дорогам, засыпанным песком, между двумя одинаковыми соборами Очей и дальше, у Заброшенных Скалистых Гротов, где находится Пасть, а на самом деле бездонная пустота, окруженная золотыми зубами, и Уши – замысловатые изгибы, подлинные имена которых не дано знать. Я бежал, петляя, и иногда даже летел сквозь весь этот непонятным образом упорядоченный хаос, и в конце концов добрался до украшенной шипами изгороди Леса Грешников. Там я спрятался в кустистой золотой Брови и стал наблюдать.

В поле моего зрения появился зубец. Своими длинными синими руками он переливал какую-то густую бордовую жидкость из ведра в лейку. Я посмотрел на него повнимательнее – благо он был один и выглядел довольно старым. Когда он шел, его когтистые ноги оставляли в блестящей пыли глубокие следы. Из одежды на нем были только потертые шорты, над ремнем которых нависало толстое брюхо. Тощие пряди седых волос падали на мощную мускулистую спину и остатки панциря, некогда украшенного фиолетовой татуировкой. В качестве ремня он использовал переплетенные глазные нервы – знак культа Множественного Перелома. На специальном брелке, покоившемся у него на брюхе, были нанизаны оторванные пальцы. В его коллекции имелись и изящные женские пальчики, и толстые пальцы солдат, и детские пальцы с обгрызенными ногтями. Я видел и бирюзовые органы осязания других зубцов, и короткие, мясистые пальцы лардваарков – все нацепленные на одно кольцо. И они шевелились, гнулись, извивались… Пальцы были живыми! Зубец поднял свою зеленую лейку, и я выступил из-за стены.

Расправив плечи, чудовище зарычало.

Я кашлянул.

– Простите, вы не могли бы мне помочь? Я ищу Кезию, ящера. Он серого цвета, примерно вот такого роста, – я взмахнул руками над головой, – с вытянутой мордой и кучей зубов. Вы его не видели?

– Гр-р-р?

– Я оставил его неподалеку отсюда несколько месяцев назад, однако я думаю, что если он все еще жив, то должен быть здесь.

– Гр-р-р!

– Ну, если вы так настроены, то я, пожалуй, пойду…

– Как ты вообще осмелился ступить на землю Ауреаты?

Создание захлебывалось от ярости. Когда оно шагнуло ко мне, я попятился назад.

– Я – бессмертный, – с пафосом воскликнул я, разыгрывая единственную карту, которой снабдила меня судьба.

Зубец был слишком разгневан, чтобы впечатлиться. Он ухмыльнулся, и его сухие губы прилипли к острым резцам.

– Какую плату я мог бы предложить за возможность поискать там? – Я указал на ворота, и синие, похожие на гальку глаза уставились на мою руку. – Ах да, – продолжил я, демонстративно протянув вперед руки. – Я восхищен вашей коллекцией пальцев, и, полагаю, у меня найдется, чем расквитаться за то, что вы позволите мне поискать моего друга в этом лесу…

Престарелый последователь культа Множественного Перелома вытащил из-за пояса острый нож. Я спрятал руки за спину.

– После того, – рявкнул я, оскалившись, – как ты покажешь мне Кезию.

Зубец кивнул своей тяжелой головой.

– Его посадили.

– Что? На кол?

– Нет. В ведро.

Когда я увидел их, мне стало плохо. Зубец сопровождал меня, стараясь не выпускать из виду все то время, пока мы шли сквозь ряды зловонных тел, среди леса из плоти. В конце концов, ведь я задолжал ему палец. Меня пробирала дрожь, и я старался не смотреть никуда, кроме как на залитую лимфой землю. Меня окружали ряды тростника, неравномерно посаженного под знойным небом. И повсюду живые растения, привязанные к тростнику. Некоторые кричали. Те, кто уже не мог кричать, тихо стонали, что было еще хуже. Но самыми ужасными оказались те, кто уже даже и не стонал – обмотанные мокрыми лентами кишок, которые, словно корни, пускали побеги новых конечностей. Садовник поливал их всех какой-то красно-коричневой жидкостью из своей лейки.

Мы прошли под американскими горками, сооруженными из костей. Там я увидел каких-то забальзамированных тварей, которые явно кричали своими зашитыми ртами.

Мы двигались дальше, и запах плоти становился все более кроваво-соленым, почти невыносимым. Нам встречались жуткие существа с глазами на пальцах, молившие о том, чтобы кто-нибудь положил конец их агонии. Некоторые из них походили на деревья: одни были неестественно тонкими, поскольку их сделали только из мышц, другие, напротив, слишком живо напоминали настоящий зимний лес, ибо состояли из белых костей. В то время как Насекомые просто уничтожают все, что встречается им на пути, зубцы подходят к процессу творчески. Садовник обвел меня вокруг комковатых зарослей из пищеварительных органов желчно-зеленого и темно-пурпурного цвета, украшенных орнаментом из кровеносных сосудов, в которых пузырилась какая-то непонятная жидкость.

– Кезия? – позвал я. Почему, интересно, на этом дереве столько зубов? – Кезия!

– Ты – отвратительный торговец дурью, – прозвучало в конце концов. Голос потускнел от невыносимой боли.

– Проклятье, Кезия, мне очень жаль.

Я остановился перед высоким деревом, покрытым чешуей.

– Что ты снова делаешь здесь, парень? – прошипело дерево. – Ты сказал, что будешь держаться подальше от порошка.

– Я пришел, чтобы найти тебя.

– Поразительно. Хочешь тоже стать растением?

– Есть некоторые вещи, которые мне необходимо узнать.

Голова и морда Кезии был ободраны до мяса, длинную шею поддерживала трехметровая подпорка, подсунутая куда-то под нижнюю челюсть. Разноцветные провода, веревки и ужасного вида трубки обвивались вокруг его покрытого слизью хребта. Кишки Кезии лежали в ведре, и зубец обильно полил их из своей лейки. Ящер шумно вдохнул, голое розовое веко задрожало над единственным оставшимся глазом янтарного цвета.

– Теперь они никогда тебя не отпустят. – Опять вздох. – Даже за все мясо Пангеи. – Кезия шепелявил, поскольку нижняя челюсть ему досталась от какой-то другой твари.

– Кезия, что такое королевский двор? Там была светловолосая девушка, состоящая из червей. Она спасла меня. Когда тебя…

– Разорвали на части. Да, это было чертовски неприятно. – Верхняя губа Кезии скривилась в подобии усмешки.

– Кто она?

– Я не могу…

– Кто она такая?

– Плохие новости, приятель. Она – Повелительница Червей, капитан стражи… Она работает на короля.

Король Эпсилона. Как странно.

– Кто он? Зубец?

Кезия помолчал и снова жадно вдохнул, ожидая, что садовник плеснет ему еще немного красной жидкости. Но тот уставился на меня и не двигался.

– Нет. Человек, которого ты привел сюда. Данлин.

– Данлин? Рейчизуотер? Но как?

– Он сказал, что мы все должны сплотиться… Он ненавидит Насекомых. О нет. О, черт. Вот и она.

– Что…

Земля под ногами затряслась, и я умолк. Я посмотрел вниз – камни катались туда-сюда и подскакивали. У меня между ног проскользнул длинный, тонкий червяк. Я подпрыгнул. И тут всю землю вокруг меня наводнили черви. Без труда расталкивая золотые булыжники, они протискивались на поверхность и тут же соединялись, образуя некое подобие шевелящейся фигуры. Живой столб, состоящий из червей, быстро стал выше меня ростом и принял форму красивой девушки. Она стояла, слегка покачиваясь. Ее волосы словно бы слегка пританцовывали.

Садовник поспешно покинул наше общество.

– Во имя Мелового периода! – завыл Кезия. – Мы обречены.

– Янт, – произнесла Повелительница Червей голосом, похожим на звук арфы, – мы говорили тебе, чтобы ты не возвращался.

– Да, я помню, – пробормотал я. – Но я хотел спасти своего друга, правда от него немного осталось…

– Ты сказал ему о его величестве, – обвиняющим тоном обратилась она к Кезии.

– Не совсем. Он…

– Мы везде. Мы знаем.

Она вытянула руки, и они удлинились за счет червей, моментально перебравшихся с ее плеч и шеи. Ее волосы стали короче, а потом и вовсе исчезли. Голова девушки сжималась и таяла подобно огарку свечи – это черви продолжали удлинять ее руки, которые теперь походили на острые корни. И они вонзились в Кезию. Он заорал от боли. Я шагнул вперед, собираясь хоть как-то помочь, однако он качнул своей ободранной головой, а в его глазу сверкнул хитрый огонек. Ясно – он хотел положить конец своей мучительно долгой агонии. Я наблюдал за происходящим, превозмогая желание немедленно убежать, ибо понимал, что не имею права покинуть его во второй раз.

Фигура девушки стала тоньше, ее рост уменьшился – этакий маленький стебелек, который потом и вовсе исчез, а она вся превратилась в руки – плечи, локти, кисти, – и эти руки обхватили ящера.

Кезия не мог стряхнуть их. Живая сеть из червяков покрывала его морду. Они заползали ему в рот, проскальзывая между массивных зубов, а потом и в глотку. Красные и липкие, они выбирались из рваной раны на его шее. Черви просочились даже в глазную впадину и выдавили глаз наружу. Они протискивались между позвонков и плюхались в ведро.

Я прикусил губу, чтобы не закричать, когда увидел, как твари набиваются ему в ноздри, глазницы и уши. Голова Кезии повисла. Он перестал дышать, и веко дрогнуло в последний раз. Похоже, что черви добрались до мозга ящера и пожрали его. Они начали выпадать из открытого рта Кезии, прямо в воздухе превращаясь в фигуру симпатичной девушки. Приняв четкие очертания, она аккуратно вынула из ведра маленького окровавленного червя и прилепила к себе.

– Никогда не возвращайся в Перевоплощение, Янт, – приказала она.

– Да, миледи, – проквакал я.

Я решил про себя, что если она попытается приблизиться, то я рвану прочь, и потому пристально следил за ее струящимся, словно ртуть, телом.

– Тогда прощай.

Черви ее ног начали распадаться.

– Миледи! Подождите! Я должен встретиться с Данлином!

– Он сказал, что не хочет больше тебя видеть. Эпсилон воюет.

– Но почему?

– Глупое создание! Если я еще хоть раз увижу тебя, то сожру твои внутренности. – Повелительница Червей погрузила одну руку в грудь и набрала полную горсть мелких кишащих тварей. – Лови! – крикнула она, метнув их мне в лицо, словно снежный комок.

Я завизжал и, ругаясь, принялся стряхивать с себя эту дрянь – они скатывались на землю по складкам моей одежды. Когда я вновь обрел способность ясно видеть, только едва заметная дрожь золотой пыли указывала на путь, которым Повелительница Червей ушла под землю.

Я резко переместился в пространстве и от этого проснулся. Я находился в знакомой комнате и испытывал знакомое чувство. Похожее на смерть. Глаза были настолько сухими, что я не мог даже моргнуть. Я застонал, мучимый раздирающей тело болью – словно меня опустили в ванну, полную раскаленного свинца.

Появилась Терн и мягким успокаивающим жестом коснулась моей руки. Я свесил голову с кровати и пробле-вался. Потом заплакал.

– В чем дело? Что случилось? – спрашивала она. Ничего. Это просто отходняк после наркоты.

– Я – бесполезный, глупый риданнец, – всхлипнул я.

Терн забралась на кровать и устроилась рядом со мной.

Ее ноги были удивительно гладкими.

– Ш-ш-ш! Янт, тебе пора завязывать с этим.

– Не могу, – вырвалось у меня, прежде чем я успел себя остановить.

Однако Терн не уловила никакого скрытого смысла в моих словах.

За окном ливень тяжело стучал по ставням. Терн некоторое время ласкала мое крыло, а потом прекратила. Типичная женщина – они не станут помогать вам, если не видят в этом никакой пользы для себя. Моя рука скользнула ей под юбку и потерялась в волнах шелка и кринолина. Я был любовником-неудачником, проигравшим в борьбе с бесконечными слоями одежды. Постепенно я взял себя в руки и перестал всхлипывать. Терн не верила в Перевоплощение, да и никто не верил. Бедная женщина, она не может понять, почему ее жалкий муженек убивает себя.

Я обнял ее и еле слышно промямлил:

– Мне нужно перевоплотиться еще раз, и я завяжу.

– Но зачем?

– Я покончу с этим навсегда, клянусь.

– Я уже слышала нечто подобное.

– Теперь я действительно серьезен. Больно двигаться. Не хочу больше этого делать. – Я потер глаза, но их стало жечь еще сильнее.

– Тогда, будь все проклято, зачем нужен очередной последний раз?

– Так надо. Честно, Терн. Верь мне. И помоги. Пожалуйста.

Она покачала головой, в ее глазах явственно читался скептицизм. Мне наконец удалось проникнуть ей под одежду, и моя ладонь коснулась полоски бархатной кожи над ее чулком. В это время другой рукой я судорожно расстегивал пуговицы и крючки у нее на спине. Терн беспокойно фыркнула и вырвалась из моих объятий.

– Ты совершенно не считаешься со мной, – заявила она.

– Дело не в этом. Я…

– Тебе просто наплевать на то, что Насекомые уже добрались и до Роута! На него напали!

Она выскользнула из кровати и бросилась прочь из комнаты. Ее платье, расстегнутое на спине, обнажало небольшие черные крылышки и узкие, острые плечи. Вскоре ее шаги затихли где-то на лестнице. Я откинулся назад, надавил на пурпурно-черные веки и повторил «твою мать» на всех языках, которые мог вспомнить. Раньше мне нравилась некоторая эгоистичность Терн, к тому же я думал, что вместе с бессмертием она обретет и терпение. Теперь я снова теряю ее, а если она пожалуется на меня императору, это будет конец нам обоим.

Я задрожал, прислушиваясь к дождю и утробному завыванию ветра, бесновавшегося вокруг башни. В конце концов я встал и проковылял по раскачивающемуся почище корабельной палубы полу к письменному столу, на котором среди вороха пузырьков от духов, косметики, бумажных цветочков, обломанных перьев и карандашей разыскал-таки тонкий, изысканно украшенный шприц. Я сжал его в руке. Теперь я в безопасности. Засадив еще одну дозу, я отключился прямо на медвежьей шкуре, расстеленной перед камином. Я опять отправился искать Данлина.

Перевоплотившись, я почувствовал себя гораздо лучше, что говорило о том, насколько я плох в Четырехземелье. Я мысленно попросил прощения у Терн. Я нужен ей, я нужен Четырехземелью, но валяюсь, скрюченный, и в одиночестве умираю от передозировки в своей комнате. Я знал, что нахожусь на волоске от смерти, приняв так много наркотика дважды подряд. Старшие эсзаи наверняка чувствовали, как Круг напрягся, чтобы сохранить мне жизнь.

Какое количество яда могло бы разорвать Круг? Какой нужно причинить себе вред, чтобы его невозможно было компенсировать? Что откажет первым? Легкие, мозг или сердце? Или я навсегда останусь в Перевоплощении вместе с девушкой – капитаном королевской стражи, – преследующей меня.