Из того, как было все на следующий день, Максим бы сделал кино. Вот так: камера, мотор, поехали!
      Тишина и покой аристократического пригорода; неяркое свечение желтеющей листвы, обметавшей узкие улочки; черные чугунные завитки ворот; изузоренная листопадом дорожка, ведущая к старинному белому дому. И замереть на мгновение — пусть втечет в объектив эта величавая, недвижная тишина.
      И только потом камера найдет, нащупает, разглядит маленькую тонкую фигурку на крыльце, протянувшую навстречу Вадиму руки: змейка, ящерка в серебристо-сером платье — Соня.
      Теперь наезд, вот так, следуя за моим взглядом, приближаясь, поднимаясь по лестнице: серебряный всплеск света на округлости груди; легкий золотистый сумрак между смуглыми ключицами; тонкая точеная шея; круглый упрямый подбородок; капризный изящный рот; губы, сложенные для поцелуя, (пока еще не мне, Вадиму!); улыбка, ямочка на левой щеке, два белых влажных зуба, широко расставленных, с детской щелкой посередине. Но — дальше!
      Дальше нос, обычный аккуратный носик, но не это главное; вот, вот, теперь! Утони в этих глазах, оператор, как тону и таю я! Цвета темного янтаря, плавно уходящего к вискам разреза, под сенью прямых игольчатых ресниц; нет, так не бывает, я сплю, мы с оператором спим, и видим сон, как художник рисует эту каштановую прядь на смуглом чистом лбу; нет, проснись, оператор, проснись и сними этот царственный и змеиный поворот головы, этот взгляд, яхонтовый, теплый, непроницаемый!
      Сейчас и мне достанется поцелуй, как это удачно, что у французов принято все время целоваться, иногда это окупается сторицей; что бы такое сказать, любезное и остроумное? Хочется понравиться, она замужем, муж у нее «скучный и богатый»; вот и он, длинный и с длинным носом, невзрачный, серый, никакой, — богатый? Они втроем о чем-то толкуют, а я еще не придумал, что сказать; надо вырваться из плена этих глаз, но никак. Они меняют цвет, они расширяются и темнеют, они обращаются на меня — эх, держись, Максим! Ее губы что-то произносят, теряя в замедленной съемке улыбку; ее глаза темнеют и остывают, ее лицо, обращенное ко мне, замирает в ожидании ответа, а я стою, кретин бессловесный, вот чертовщина! Эй, стоп! Кино снято!
      — Простите, — встрепенулся он, — я не расслышал? Засмотрелся: вы очень удачно вписываетесь в кадр… — сказал он немножко игриво, не зная, подать ли руку или поцеловаться.
      Соня, глядя ему в глаза, медленно повторила:
      — Где мой папа, Максим?
      …Это снова было похоже на кино, но на то, которое он не любил: дурное, путаное, с многозначительными немыми сценами и бессмысленно-нервными восклицаниями. Говорили все одновременно, перебивая друг друга и не понимая ответов.
      — В каком смысле? — спрашивал Максим.
      — Как это где? — восклицал Вадим.
      — Он же с вами? — тревожно не понимала Соня.
      — Наоборот, он с вами, — удивлялся Вадим.
      — Почему с нами, он с вами!
      — Но он же остался у вас!
      — Боже мой, у вас, у вас он остался!
      — Ты что-то путаешь. Соня, ты позвонила…
      — Так, стоп!
      Гомон перекрыл Пьер, Сонин муж.
      — Войдемте сначала в дом.
      Вошли. Разделись. Дом был великолепно элегантен, но было не до того. В гостиной оказались еще двое мужчин и одна дама. Их лица были встревоженно-любопытны — видимо, до них долетели обрывки разговора на крыльце.
      — Наши друзья, — бросил Максиму Пьер. Наскоро протянули руки.
      — Маргерит, — тряхнула его руку женщина, удивительно похожая на Пьера длинным носом и бледным, без малейших следов косметики, немолодым лицом, обрамленным модной мальчишеской стрижкой.
      — Жерар де Вильпре, — представился высокий, чуть полноватый мужчина с кудрявой головой и приятными карими глазами, подавая большую безвольную ладонь, мягко облепившую руку Максима, — мой сын Этьен.
      На этот раз некрупная, но крепкая рука легла в руку Максима: изысканно красивый молодой человек, в тонких чертах которого затаилась Азия, бегло улыбнулся ему.
      Уселись в кресла.
      — У нас недоразумение, — четкой скороговоркой проинформировал своих гостей Пьер. — Не можем разобраться, куда запропастился мой тесть. Так что я вынужден занять общее внимание прояснением этого обстоятельства.
      Соня была бледна, ее глаза мгновенно обметали синевато-серые тени, как это часто бывает у смуглых людей. На такую кожу свет во время съемок нужно ставить продуманно, иначе тени могут дать зеленоватый оттенок, который Максим не любил…
      — С папой что-то случилось, — тихо сказала Соня. Пьер обвел всех строгим взглядом.
      — Спокойно, — сказал он, — не паникуй, Соня. Сейчас все выяснится.
      Давайте по порядку. Итак, как я понял, никто не знает, где находится месье Дор?
      — И он снова оглядел всех по очереди.
      — Похоже на то, — ответил ему за всех Вадим.
      — Вчера Арно должен был приехать к нам с Соней после съемок. Мы об этом с ним договаривались. Вадим об этом знал — так? Арно вам говорил, куда собирается ехать после съемок?
      — Говорил. К вам.
      — Мне он тоже так сказал, — подал голос Максим. Пьер молча посмотрел на него и снова перевел глаза на Вадима.
      — Вы обещали отпустить Арно, как только его сцена будет снята, Вадим.
      Правильно? Вадим кивнул.
      — На съемках все было нормально?
      — Да, — пожал плечами Вадим.
      — Он ушел сразу после своей сцены?
      — Да.
      — Значит, он закончил сцену и уехал. Дальше он собирался заскочить ненадолго домой, разгримироваться, принять душ, переодеться.
      — Этого я не знаю, — сказал Вадим.
      — Он мне отдал свои ключи, — заговорил Максим. — Он не мог поехать домой.
      — У него есть еще одни, — строго отозвался Пьер. — И он поехал домой — это логично, не так ли? После съемок актеру нужно разгримироваться и привести себя в порядок.
      — Он мог доехать прямиком до вас и принять душ у вас, разве нет?
      — Мог. Но он хотел заехать к себе домой. Он нам так сказал. Это его дело, не правда ли, где ему удобнее принимать душ?
      — Разумеется, — согласился Максим. — Только нас это никуда не продвигает. Мы не знаем, заезжал он домой или нет. Все, что мы можем сказать с уверенностью, — уходя со съемок, он собирался ехать к вам.
      — Вы не знаете? Вадим, может, и не знает. А вот вы, Максим, — вы знаете.
      — Почему это?
      — Потому что вы, приехав со съемок, нашли его дома пьяным и спящим. Так ведь?
      — Я? — Максим обалдел от такого заявления.
      — Вы.
      — Бред какой-то. С чего вы взяли? Когда я приехал, дяди не было. Я его спокойно ждал, уверенный, что он у вас, а потом позвонила Соня…
      — Правильно, Соня вам позвонила потом. Но только уже после вашего звонка.
      — Моего звонка?
      — Вашего.
      — Куда?
      — В каком смысле?
      — Куда я звонил?
      — Нам.
      — Я вам звонил?
      — Вы нам звонили.
      — Я вам не звонил.
      — Звонили. Поскольку вам было известно, что мы его ждем. И сказали, что нашли Арно пьяным и спящим в своей квартире и чтобы мы не волновались.
      — Вот это да! Я вам повторяю, я вам не звонил. Наоборот, это Соня мне позвонила! Я даже вашего телефона не знаю!
      — Телефон вам дал Арно, или вы нашли его у него в записной книжке.
      — Да я вам не звонил, повторяю!
      — Послушайте, Максим… — Пьер говорил ровно, не повышая голоса, но у него стала подергиваться одна ноздря — нервный тик, должно быть, — что сделало его лицо еще более неприятным и высокомерным. Все остальные переводили глаза поочередно с Максима на Пьера, молча и внимательно следя за их разговором. — Послушайте… Отпираться нет смысла, это уже совсем не похоже на шутку. Даже на дурную. Я, кажется, понимаю, как дело было… Вы приняли участие в розыгрыше.
      Догадываюсь, по просьбе Арно. Вы его застали дома, но он не был пьян…
      — Да нет же, я вам говорю!
      — Погодите, не перебивайте меня… Он не был пьян, но попросил вас позвонить сюда и сказать, что он напился и спит и не может к нам приехать, по одной простой причине: он не хотел сюда ехать. Возможно, он хотел избежать разговора, который у нас намечался… Теперь же вы не хотите его выдавать: он вас наверняка об этом просил! Мы все ваши чувства понимаем, но все же хотелось бы знать: где Арно?
      — Это сумасшедший дом какой-то! Я его видел последний раз на съемках!
      — Максим, Максим, — укоризненно произнес Пьер, — ситуация складывается слишком серьезно, чтобы продолжать розыгрыши… Посмотрите на Соню, посмотрите, как она бледна, она волнуется за отца!
      Видимо, под впечатлением от этого патетического восклицания, Маргерит встала и, подойдя сзади к креслу Сони, положила руки на плечи и что-то прошептала ей в ухо, утопив длинный нос в Сониных волосах. Соня с плохо скрываемым раздражением повела головой, отстраняясь, и негромко сказала извиняющимся тоном:
      «Ничего, Маргерит, все в порядке».
      — Согласитесь, — продолжал меж тем Пьер, — было бы неуместно продолжать эти, извините за выражение, инфантильные игры! Вы должны нам рассказать, как все было на самом деле.
      — Бог мой, а я что делаю? Я вам и рассказываю, как дело было! Вадим, ну скажи же! Мы же с тобой вместе вошли в квартиру!
      Взгляды обратились к Вадиму.
      — Мы пришли вместе, действительно. Арно там не было.
      — Вы его не видели или его там не было?
      — Я думаю, что его там не было…
      Максим вдруг осознал, что Вадим, как и он сам, испытывает странное ощущение допрашиваемого перед этим сухим и точным финансовым деятелем с дергающейся ноздрей. Подобное ощущение он уже не испытывал давно и даже успел подзабыть, каково оно на вкус — последний раз это случилось еще в те времена, когда он входил в кабинеты советских начальников советской организации Госкино.
      Справедливости ради надо было бы отметить, что судьба его хранила: баловень и любимец всех преподавателей и преподавательниц, секретарш и деканш, творческих наставников и наставниц" он со времен института был постоянно опекаем и охраняем от бюрократическо-идеологических невзгод. Старшее поколение мужественно шло на амбразуру начальственного гнева, защищая молодой талант и надежду современного отечественного кино. И все же на долю Максима тоже доставалось, и он хорошо знал эту начальственную породу в лицо и легко узнавал.
      И хотя Пьер был, несомненно, классом повыше, чем бывшие советские шефы, однако ж роднило их какое-то изнутри идущее убеждение в своем превосходстве над остальными и как бы вытекающее их этого право всеми распоряжаться.
      — Я поставлю вопрос по-другому: вы уверены, что Арно не было в квартире? — продолжал додавливать Вадима Пьер.
      Максим потер ухо. Он всегда тер ухо, когда начинал злиться или нервничать. И всегда забывал, что этого не следует делать, так как ухо потом становилось ярко-красным.
      — Вообще-то я в его комнату не заходил, — откашлялся Вадим и продолжил неуверенно:
      — Если он там спал, то я мог его и не видеть…
      — Папа обычно храпит, — вдруг произнесла Соня.
      — А если он спрятался? — повернулся к ней ее муж. — Если я прав насчет розыгрыша?
      Соня не ответила, слегка пожав плечами.
      — Да, но я обошел потом всю квартиру, — начал взрываться Максим, — дяди нигде не было! Это точно. И никаких розыгрышей мы не устраивали.
      — Вы? — Пьер резко обернулся, словно поймал Максима на слове. — А что вы делали?
      — Это вы считаете, что мы что-то с дядей затеяли, а на самом деле я был в квартире один! Но, Соня, почему вы молчите? Почему вы позволяете вашему мужу сочинять какие-то подозрительные истории с моим участием? Скажите, как было дело!
      Сонины глаза плыли в тумане.
      — Где мой папа, Максим? — тихо спросила она.
      — Послушайте, — окончательно разозлился Максим, — это у вас надо спросить, где ваш папа! Вы мне позвонили и сказали, что ваш папа остается ночевать у вас, потому что он выпил лишнего!
      — Соня? — скомандовал Пьер.
      Как она может жить с этим инквизитором, интересно?
      — Зачем вы лжете? — возмутилась Соня. — Я вам ничего подобного не говорила! Я вообще с вами не разговаривала, я разговаривала с Вадимом!
      — Да, — подтвердил Вадим. — Мы с тобой говорили. Но ты ведь звонила Максиму до этого? И сказала, что папа остается у тебя ночевать, что ты его не отпустишь в таком состоянии… Ты ему звонила?
      — Нет! Это он мне позвонил! И сказал, что папа не приедет… С ним что-то случилось… Максим, Вадим, где мой папа?
      — Не знаю, — качая головой, ответил Вадим. — Не знаю. Я его после съемок не видел. Я был вчера в его квартире дважды, и ни разу его не видел там.
      — Один из вас лжет, — подытожил Пьер. — Либо моя жена, либо Максим. И, поскольку я доверяю своей жене, я полагаю…
      — Подождите, — Максим решил держать себя в руках и не обращать внимания на неприятную манеру Пьера. — Мы крутимся на одном месте. Давайте сделаем так: пусть Соня расскажет, как все было, с ее точки зрения, а я расскажу со своей.
      Иначе мы не разберемся в этой мистификации.
      — Вот вы и начните, — бросил Пьер.
      Максим спокойно рассказал все события вчерашнего вечера. Соня смотрела на него пристально, словно взвешивая каждое его слово. Лицо Пьера было непроницаемо-неприязненным, Вадим хлопотливо поддакивал Максиму, заверяя верность рассказа, гости вежливо устранились из обсуждения, но их глаза выдавали любопытство, спрятанное за участием.
      Максим закончил. Некоторое время все молчали.
      — Скажите-ка… — наконец нарушил молчание Пьер, — допустим, что так все и было… у вас ведь свидетелей нет, что на самом деле был такой звонок? Но допустим. Тогда скажите, вы уверены, что это был голос Сони? Теперь, когда вы ее слышите, вы можете сравнить голоса — это была она?
      — Телефон отчасти меняет тембр… Но мне кажется, что это вполне мог быть ваш голос, Соня.
      — Да, странная история… — обвел присутствующих глазами Пьер. — Ты ведь не звонила?
      — Нет.
      — Расскажи теперь ты, как дело было, — руководил ее муж.
      Соня задумалась. Как это было? Она подошла к телефону…
      — Это Соня? — спросил незнакомый мужской голос с иностранным акцентом.
      — Да, это я. С кем я говорю?
      — Здравствуйте, Соня, вы говорите с Максимом.
      — Максим? Вы Максим из России?
      — Он самый, — игриво ответил голос. — Я рад с вами познакомиться.
      — Я тоже, — неуверенно произнесла Соня. Она была удивлена этим звонком.
      — С приездом!.. Как вам нравится во Франции?
      — Хорошо. Я вам звоню по причине Арно. Вы, может быть, волнуетесь?
      — Конечно! Где он? Что случилось? Он должен уже быть у меня!
      — Не надо так волноваться, дорогая Соня, с ним все в порядке, он спит.
      — Спит?!
      — Спит. Он немножко пьяный. Я пришел, он спит. Он проснулся и попросил меня позвонить вам, чтобы вы не волновались. Он к вам завтра приедет.
      — Как же так… — растерялась Соня. — Вас никто не предупредил разве?
      Ему пить нельзя!
      — Не надо меня обвинять, дорогая Соня. Когда я приехал, он уже был пьяный. Я здесь ни при чем.
      — Я… Извините, что я… Я подумала…
      — Это не страшно, не извиняйтесь. Я за ним послежу, не надо беспокоиться ни о чем. Завтра он к вам приедет.
      — Спасибо, Максим… Нехорошо как получилось… Вадим расстроится… Не пускайте папу никуда сегодня, пусть уж спит. Я… могу вас попросить?..
      — Все, что угодно.
      — Не позволяйте ему больше пить. Пожалуйста, сделайте все, чтобы он больше не выпил ни капли!
      — Я все сделаю.
      — Скажите ему, когда проснется, что я жду его завтра на обед, к двенадцати. Ладно?
      — Конечно. Все будет в порядке. Я ему абсолютно скажу. Он завтра абсолютно приедет.
      — Спасибо. Извините еще раз и… рада была с вами познакомиться.
      Надеюсь, что мы скоро встретимся… До свидания, до встречи!
      — Я тоже надеюсь на скорую встречу. И всего доброго, Соня!
      — Вот так примерно… — Соня умолкла.
      — Ну, — сказал Максим, — и вы узнаете мой голос?
      — Я не запоминаю голоса. То есть, если бы голос был особенный, я бы запомнила, но это был нормальный голос, вежливый, довольно приятный… Как у вас, Максим.
      — А у вас есть свидетели, что я вам звонил? Кто-нибудь присутствовал при разговоре? — атаковал Максим, против воли перенося свое раздражение против Пьера на Соню.
      — Вы подозреваете, что моя жена лжет? — ледяным голосом спросил Пьер.
      — Ну вы же подозреваете, что я лгу.
      — Я вас не знаю.
      — А я не знаю вашу жену. Так есть у нее свидетели этого звонка?
      — Нет, — ответила Соня, ни на кого не глядя. — Пьера не было дома, он пришел позже.
      — Допустим, как выражается наш хозяин, — Максим иронично поклонился в сторону Пьера, — что такой звонок был на самом деле. В котором это было часу?
      — Двадцать минут шестого. Я на часы смотрела, потому что папу ждала. Он не обещал точно, все-таки со съемок, мы просто договорились примерно к четырем часам… После половины пятого я начала немного беспокоиться и дважды звонила к нему на квартиру, но телефон не ответил. А потом вы позвонили, двадцать минут шестого.
      — А мы когда пришли, Вадим?
      Вадим стал загибать пальцы, что-то считая.
      — Примерно в то же время, должно быть, — наконец сообщил он. После пяти. В начале шестого.
      — Значит, — повернулся к нему Пьер, — у Максима была возможность позвонить в это время. Ты сразу ушел?
      — Сразу, — сокрушенно ответил Вадим.
      — Это ничего не доказывает, — возразил Максим. — Если у меня была возможность позвонить, то это еще не значит, что я звонил!
      — Не значит, — согласился Пьер, — но и не значит, что вы не звонили.
      Пока ничего не говорит против этого предположения.
      — Так же, как ничего не говорит против предположения, что это звонила Соня.
      — Я не звонила, — сказала она твердо.
      — Я тоже. Повисла пауза.
      — Я не делаю таких ошибок во французском, — нашелся наконец Максим. — «Абсолютно скажу», «по причине Арно»… Ерунда какая-то.
      — Верно, — сказала Соня. — Вы очень хорошо говорите по-французски, — она легонько улыбнулась Максиму, и он снова ощутил медлительный наплыв крупным планом прямо в черную сердцевину магических медовых глаз… Но вынырнул.
      — И вот еще что… — добавила Соня. — Акцент… Акцент не такой, как у Максима. У Максима хорошее произношение, акцент совсем легкий. И "р" французское, даже когда он быстро говорит и волнуется. А у того, кто звонил, "р" русское, твердое, раскатистое. Кажется, это был не Максим!
      — Так… — сказал Пьер. — Похоже, что у нас есть еще один русский.
      — В таком случае у нас есть еще одна Соня, не забудьте, — заметил Максим.
      — Знаете, что я вам скажу, — вдруг вмешалась Маргерит, — если бы меня попросили изобразить русский акцент, я бы говорила примерно так же.
      — Я как раз об этом же подумал! — вскричал Вадим. — Кто-то изобразил русский акцент. Вряд ли мы имеем второго русского. Скорее мы имеем кого-то, кто хотел выдать себя за Максима! Что, собственно, и сделал.
      — И за Соню? — подал вдруг голос Жерар.
      — И за Соню…
      — Я же говорила, с папой что-то случилось, что-то нехорошее! Надо обращаться в полицию, Пьер!
      Соня вскочила. Ее била дрожь. Пьер встал, вышел в переднюю, вернулся с большой черной шалью, которой ласково укутал ее, как ребенка. Максим неожиданно поймал два взгляда, два разных и в то же время в чем-то схожих взгляда: один из них, принадлежащий Жерару, проследил за действиями заботливого супруга с угрюмой и бессильной завистью; другой, принадлежащий Этьену, бегло сопроводил взгляд отца и вспыхнул откровенной ревностью. Максим только не понял, была ли это ревность сына или ревность мужчины, но ему сделалось неприятно.
      — Конечно, мы позвоним в полицию, дорогая, только сначала нужно разобраться, что мы можем сказать полиции… Сядь, деточка, успокойся, ладно?
      Сейчас нужно сосредоточиться. Ты успокоилась?
      Соня кивнула. Ее трясло.
      — Так вот, подумай теперь и ответь мне: это не мог быть голос твоего отца? Твоего отца, который с какой-то целью — мы пока не знаем, с какой — решил нас всех разыграть?
      Все с изумлением уставились на Пьера.
      — Я не думаю, — Соня покачала головой, — я бы папу узнала. Он бы себя как-то выдал.
      — Он бы себя выдал, если бы это была просто шутка. Но если у него была какая-то важная цель…
      — Какая?
      — Ну, не знаю, допустим, куда-то съездить, с кем-то встретиться, но так, чтобы никто об этом не знал и не препятствовал ему в этом… Он бы приложил все свое мастерство — а мастерства у него немало, не так ли, Вадим? — чтобы его не узнала даже родная дочь! Подумай, можешь ты утверждать, что это был не он? — мягко проговорил Пьер.
      — Не знаю… По-моему, это был не папа.
      — Соня, я тебя спросил, ты уверена? Ты можешь поручиться, что это был не он?
      — Не знаю я, Пьер! Нет, не могу. Поручиться — не могу. Но тогда кто же от моего имени звонил Максиму? Не папа же?
      — Что вы скажете, Максим?
      — Точно не он. Не с его баритоном подделать такой женский голос.
      — Ну, по правде говоря, — вмешался Вадим, — если Арно, как вы говорите, понадобился розыгрыш, то к его услугам весь актерский Париж. И друзья, и просто… — Вадим запнулся.
      — Ты хотел сказать — собутыльники, — закончила за него печально Соня. — Скажите, — она устремила на Максима свои влажные тревожные глаза, — вам этот «мой голос» не показался нетрезвым?
      — Нет, совсем нет. Я даже больше вам скажу: это был голос женщины, которая знает вас. Ваши интонации были скопированы довольно точно. Если, конечно, это не вы звонили.
      Соня шевельнулась протестующе, но Пьер положил ей руку на плечо, успокаивая.
      — И вот еще что, — продолжал Максим, — я не думаю, что это дядя вам звонил от моего имени. — Вопросительные взгляды сосредоточились на его лице. — Дядя уже знал, как я говорю по-французски, мы ведь с ним успели пообщаться перед съемками, и он скопировал бы мой акцент в точности. Это звонил человек, который меня не знает, который изображал некоего русского вообще. А ко мне, напротив, звонил человек, который знает Соню.
      — Именно! — воскликнула Маргерит с несколько излишней оживленностью.
      — Откуда ты знаешь? — повернулась к ней Соня.
      — Я не знаю, — смутилась Маргерит. — Правильно месье Дорин рассуждает, я хотела сказать…
      Возникла неловкая пауза. Маргерит убрала повышенную заинтересованность с лица.
      — Маргерит любит читать детективы, — вдруг с мягкой улыбкой защитил ее Пьер. — Особенно про мисс Марпл.
      — Все это достаточно странно и не продвигает нас ни на шаг! Давайте звонить в полицию, — предложил Вадим.
      — Может, Арно предусмотрел наш разговор и нарочно сделал акцент непохожим, чтобы мы не могли ни в чем обвинить Максима? — снова подала голос Маргерит.
      — Это чересчур хитроумно, — возразил Вадим.
      — Но папы-то нет! Кто звонил, зачем звонил — но папа-то покинул вчера съемки и с тех пор его никто не видел! Куда он мог подеваться, я хочу знать!
      Куда? Почему он до сих пор не вернулся? И когда он вернется?
      — Он должен быть у меня завтра в десять на студии, — вдруг побледнел Вадим. — Если он до завтра не появится?.. Надо звонить в полицию! Пусть объявят розыск.
      — Я хочу спросить… — смущенно заговорил Этьен, — мне кажется это странным… Как это получилось, что, когда Соня позвонила и разговаривала с Вадимом, этот розыгрыш не выяснился?
      К нему обратились недоуменные взгляды. Вадим округлил совиные глаза.
      Соня наморщила лоб.
      — Действительно, если Соня думала, что Арно дома, — подхватил мысль Максим, — то как она могла пригласить нас с Вадимом на завтра, не упомянув своего отца, и еще и спросить, смогу ли я сесть за руль папиной машины, когда мы поедем от нее?
      — Правда, — растерянно переспросила Соня, — как это могло получиться?
      — Не знаю… — ответил Вадим. — Ты ничего такого не сказала, из чего я мог бы понять, что ты считаешь, что Арно с нами…
      — И ты ничего такого не сказал, чтобы я могла подумать, что ты считаешь, что папа у меня…
      — И что же вы все-таки друг другу сказали? — спросил Максим. — Я слышал, как говорил Вадим. Он был явно уверен, что дядя у вас.
      — Соня сказала мне, что она в таком случае приглашает нас всех завтра.
      Раз уж так получилось с папой. Я так понял, что речь идет обо мне и Максиме. Я ведь считал, что Арно у нее. И сказал ей, чтобы она не позволяла папе пить.
      — Правильно, я сказала Вадиму: раз уж так получилось, приезжайте завтра к нам все, вместе с русским. Ведь мне уже позвонил «Максим» и сказал, что папа завтра ко мне приедет, это было ясно, я пригласила остальных… Поэтому я и попросила, чтобы Максим в случае чего сел за руль его машины на обратном пути.
      Я всегда волнуюсь за папу, когда он за рулем…
      Все молчали. — Да, — произнес Жерар, — вот так история.
      — Действительно детектив какой-то, — робко улыбнулся его сын, бегло глянув на Маргерит, и тут же согнал неподобающую улыбку с лица.
      Снова зависло молчание. Все сидели задумавшись. Вадим барабанил пальцами по столу.
      — Надо звонить в полицию, — наконец сказал он. Ему никто не ответил.
      — Почему ты не звонишь, Пьер? — нервно воскликнула Соня. — Давай я позвоню!
      — Как вы не понимаете? — Пьер обвел всех глазами. — В полиции нам скажут, что они не будут объявлять розыск совершеннолетнего человека, пропавшего менее двадцати четырех часов назад. К тому же человека, известного своими — извини, Соня, — пьянками, дебошами и другими экстравагантными выходками, в том числе и розыгрышами. Мне это неприятно тебе говорить, моя дорогая, но в отличие от тебя я полагаю, что твой папа куда-то отправился выпивать со старыми друзьями… И это первое, что подумает полиция. Они тоже журналы читают и телевизор смотрят, и, поверь мне, твой папа широко известен не только своими ролями… Они зададут те же вопросы, которые задаю вам я, а когда они узнают, что тебя и Максима разыграли, то поймут, что твой папа обеспечил себе спокойное, без нервотрепки отступление в намеченное место: ты думала, он у Максима, Максим думал, он у тебя, все немножко расстроились, что он выпил, но никто не волновался… Неужели вы полагаете, что полиции больше нечего делать, как искать его по адресам собутыльников? В результате нам предложат подождать, а мы будем иметь еще одну скандальную историю, которая ни ему, ни нам не нужна.
      — Вам не нужна, — сухо заметил Вадим. — Для вашей карьеры. А для актеров скандал и слава — почти одно и то же. Вид рекламы, и не худший.
      — Ну, нам не нужна, — не стал спорить Пьер. — Важно то, что полиция его искать не станет.
      — И что вы предлагаете? — Вадим вскочил и заходил по гостиной. — Что нам теперь делать? Речь идет об исполнителе главной роли в моем фильме! И завтра с утра у меня съемки!
      — Вот, я думаю, завтра он и появится. К вашим съемкам.
      — Если вы правы, что он нашел своих собутыльников и снова вошел в запой… То он и завтра не появится! Это надолго, — сокрушался Вадим.
      — Если бы такое случилось в Москве, я бы тоже на полицию не стал полагаться, — заметил Максим. — А бюро несчастных случаев у вас тут нет?
      — Правда, — удивился Вадим, — как мы об этом не подумали!
      «Ты, дорогой коллега, конечно, не подумал: для тебя важно не то, что случилось с Арно, а то, что у тебя нет актера, — думал Максим. — А Соня почему не подумала, интересно? Плохо соображает в таком состоянии или что-то знает? И Пьер…»
      — В этом тоже нет никакого смысла, — сказал Пьер. — Это же очевидно, что он что-то задумал сам и сам все организовал…
      — Лучше проверить, — сказал Вадим. Пьер пожал плечами и ушел искать нужный номер телефона в справочнике.
      — Может, он нас и вправду разыграл? — Соня нервно затянула концы шали.
      — Похоже на то, — ответил Максим.
      — Да, похоже, — поддержал Жерар.
      — Не волнуйтесь так. Соня, скорей всего это действительно розыгрыш, — ласково и немного застенчиво проговорил Этьен, махнув ресницами. Тонкий румянец смущения побежал по его щекам.
      "Интересно, они своих друзей на меня пригласили, на русского?