— Кто-нибудь из самих антикваров мог заказать кражу?
      — Что вы! Это абсолютно невозможно. На этом можно только погореть!
      — А купить краденое?
      — Это дело совести каждого, так сказать.
      — То есть такое не исключено?
      — В данном случае — нас ведь интересует данный случай, не правда ли? — в данном случае я не думаю, что кто-нибудь из моих собратьев пошел бы на подобный риск. Всем довольно хорошо известно, откуда вещь, кто ее владелец, и никто бы не осмелился выставить ее у себя в магазине.
      — А если не выставлять? Если заранее известен покупатель?
      — Тогда и антиквар не нужен. Зачем им посредник? Такие вещи делаются напрямую: есть продавец — есть покупатель, из рук в руки, — сиял по-прежнему антиквар.
      — Продавец и покупатель могли не знать друг друга. Допустим, они из осторожности действовали инкогнито, через антиквара. Но сделка могла пройти неофициально, без регистрации в магазине. А?
      — Чисто теоретически, так сказать, я не исключаю такой возможности, — покивал антиквар. — Но только теоретически. Практически это нереально. Какой покупатель посмеет поставить у себя дома краденый столик? Эта мебелишка слишком знаменита… А наши клиенты — уважаемые люди, солидные, знакомые между собой по большей части… Кто ж посмеет?
      — А если в другой город, например?
      — Вы забываете, что сообщение о краже было бы опубликовано в газетах…
      Месье Дор — человек известный, на виду. Полиция бы расстаралась… Я не вижу человека, который отважился бы на подобный шаг, так сказать.
      — За границу?
      — Трудно. Трудно вывезти без надлежащих бумаг. Кроме того, за границу обычно вывозят ювелирные изделия, картины, небольшие скульптуры — словом, дорогое и компактное. В одной маленькой картине или ювелирной безделушке можно вывезти три, а то и тридцать таких столиков по цене. Понимаете?
      — А на аукцион его могли бы выставить?
      — Краденый? Абсолютно невозможно. Там контроль еще строже, чем в магазинах. Я, разумеется, имею в виду приличные аукционные заведения. Но такую вещицу и не могли бы поставить на торги где попало. На мелких провинциальных аукционишках нет покупателей, которые могут дать достойную цену.
      — Вы меня ставите в тупик, «так сказать», — улыбался в ответ Реми.
      Месье Жантий покивал ему с радостной улыбкой из-за стола, как китайский болванчик.
      — Я был бы рад вам помочь, но увы…
      Реми встал, и антиквар выкарабкался из-за своего блиндажа.
      — Что, вы думаете, исчезновение месье Арно Дор связано с этим столиком? — спросил на пороге своего кабинета Жантий.
      — А вы откуда знаете о его исчезновении?
      — Газеты читаю, — покивал ему снова антиквар, — там про все пишут.
      — Гм, действительно… Вы знакомы с его зятем, Пьером Мишле?
      — Он захаживает ко мне в магазин, захаживает…
      — Это страстный коллекционер, не так ли?
      — Уж не думаете ли вы, — испуганно посмотрел на него антиквар, и улыбка первый раз сбежала с его лица, — что месье Пьер Мишле мог быть причастен к этому делу?!
      — К которому?
      — К попытке похищения столика!
      — По-вашему, это невозможно?
      — Никогда! — клятвенно провозгласил месье Жантий. — Никогда не поверю!
      — И это почему же?
      — Месье Пьер Мишле — солидный господин. Приличный. Точный. И не думайте даже, месье детектив, выбросьте это из головы. И потом, зачем ему? Он его получит нормально, по наследству, со временем, конечно…
      — Наследство ведь «русское».
      — Это, так сказать, легенда!
      — Возможно. Только эта легенда уже в Париже. Русский родственник приехал за столиком.
      — Да что вы? Я не знал… Неужели и вправду?.. Какая жалость!
      — Отчего это вам такая «жалость»? У вас на него были виды?
      — Какой вы подозрительный, месье детектив. Это у меня чисто платонически, из любви к искусству: жалко, что вещь уходит из Франции…
      — Понятно.
      — Только ведь история с похищением уже год назад вышла, правильно?
      Никто не мог знать, что приедет русский наследник, правильно? Так что зря вы подозреваете месье Пьера… Год назад месье Пьер спокойно мог надеяться на наследство своей жены, правильно я рассуждаю?
      — Надо так понимать, что вы ничего не слышали о том, что у месье Дора нашелся русский родственник, правильно я рассуждаю?
      — Не слыхал, не довелось.
      — А Пьер Мишле вам не говорил?
      — Мы не в таких отношениях, признаться… Есть, конечно, у меня клиенты, которые делятся со мной своими новостями. Вот мадам Пьерар, к примеру, — она мне всегда рассказывает про свою дочку, а месье Пино — всегда про здоровье говорит… Но месье Пьер Мишле — нет, он не распространяется, он не очень разговорчивый…
      — Значит, как я понял, в ваших кругах слухов об этом русском родственнике не было?
      — До меня, по крайней мере, не доходили…
      — Хорошая мысль!
      — Простите?
      — Вы мне подали очень хорошую мысль!
      — Я? — опешил антиквар.
      — Благодарю вас за содействие, месье Жантий. Всего вам доброго! — И Реми покинул антиквара.
      В машине Реми набрал номер Арно. Трубку снял Максим.
      — Реми. Добрый день. Вы, помнится, узнали о существовании вашего дяди на прошлогоднем фестивале, во время разговора с Вадимом?
      — Правильно… добрый день, — удивился Максим.
      — А когда Арно узнал о вашем существовании?
      — Я не знаю точно… Вадим ему сказал по возвращении в Париж, хотите, я у него спрошу…
      — К сентябрю уже знал?
      — Знал. Я от него получил первое письмо, если не ошибаюсь, уже в июле.
      Это имеет какое-то значение?
      — Еще какое!
      — И какое же?
      — Мне это сокращает работу, вот какое!
      Максим растерянно замолчал, не зная, что сказать.
      — Поздравляю, — наконец произнес он. — И что же вы теперь не будете делать?
      — Я не буду искать коллекционеров по всей Франции!
      — А где вы их будете искать?
      — В узком семейном кругу…
      — Я ничего не понял, но вряд ли сей факт имеет для вас какое-либо значение…
      — Абсолютно никакого! — весело откликнулся Реми. — Вадим у вас?
      — Да. Мы работаем.
      — Привет ему. Я еще позвоню. Чао, бай! Максим с минуту тупо смотрел на трубку, затем положил ее и обернулся к Вадиму.
      — Пойми меня, — продолжал он прерванную звонком Реми речь, — я не хочу никакого обличительства. Тут мы с тобой не сойдемся. Вы здесь во Франции, и вообще на Западе, становитесь в позу правозащитников, забираетесь на трибуны комитетов и обличаете. Ваше право и ваша правда. А мы жили той жизнью, наши родители жили изо дня в день и были счастливы и несчастны, радовались, страдали и боялись — но это была наша жизнь, и у нас не было другой. И я не хочу ее обличать — я хочу ее показать, дать возможность ею пожить зрителю, понимаешь?
      — Это Реми звонил? — спросил Вадим.
      — Да. У него там какие-то свои маленькие радости, я так и не понял, какие. Так вот, я хочу заставить зрителя сострадать и порадоваться, а не прикармливать его сладким хлебом судьи и обличителя…
      Реми узнал Мадлен сразу. Высокая, стройная, одетая в элегантный бледно-голубой костюм, она была необычайно эффектна, намного эффектнее, чем на фотографии. Он поднялся и сделал ей знак рукой. Величаво обойдя столики, она приблизилась к Реми и холодно поздоровалась.
      Подлетел официант. Заказав салат с ветчиной и сыром, Мадлен устремила свои серые глаза на детектива.
      — Вы теряете время, господин детектив. Но раз уж вы так настаивали на встрече — у вас есть пятнадцать минут, пока я ем, чтобы задать ваши вопросы.
      Ответов у меня нет, я вас предупредила по телефону, так что вам это сэкономит время.
      Реми чувствовал себя неуютно. Эта женщина вызывала в нем восхищение, близкое к робости. В ней не было ничего того, что его обычно привлекало в женщинах, ничего того, что ему так нравилось в Ксюше: непосредственности, нежности, беззащитности. Это была уверенная в себе великанша с царственными жестами и гордой посадкой головы; не просто деловая женщина — начальство.
      Патрон, шеф, босс, вершащий дела и судьбы мелких людишек.
      — Кх-кх, — откашлялся он для смелости, гоня от себя ощущение ученика перед директрисой школы. — Я хотел узнать, встречались ли вы с Арно Дором в субботу?
      В ее глазах на одно мгновение мелькнула печаль, смягчившая черты ее лица, но тут же исчезла, уступив место холодной надменности.
      — Нет.
      — Не встречались?
      — Вам на каждый вопрос надо по два раза отвечать?
      Паф! Не сдавайся, Реми, не робей! Куда девался твой уверенный, слегка ироничный вид? Ты взрослый красивый мужчина и детектив в придачу, и тебе не идут короткие штанишки нашкодившего школьника!
      — А с вашим отцом? — придал он вескость голосу.
      — Тоже нет.
      — Вы его не видели?
      — Нет.
      — Вы не знаете, где он был в субботу?
      — Нет.
      — Вы ему не звонили?
      — Нет.
      — А он вам?
      — Нет.
      — Хорошо… А вы где были в субботу, могу я полюбопытствовать?
      — Можете. На рынке, в супермаркете, в химчистке, завезла продукты к отцу, вернулась домой и больше не выходила.
      — В котором часу вы завозили продукты к отцу?
      — Я не помню точно.
      — Скажите приблизительно.
      — Между десятью и одиннадцатью часами.
      — И его не было дома?
      — Нет.
      — А где он был?
      — Не знаю.
      — В его отсутствие никто не звонил?
      — Нет.
      — На автоответчике не было звонков?
      — У него нет автоответчика.
      — В его квартире вы пробыли долго?
      — Я выложила продукты в холодильник и вымыла грязную посуду. Посчитайте сами, сколько это занимает времени.
      — Вы не заметили ничего странного, необычного в квартире отца?
      — Нет.
      — Где он паркует свою машину?
      — Во дворе.
      — У него белый «Рено-19»?
      — Вы хорошо осведомлены.
      — Машина была на стоянке?
      — Я не обратила внимания.
      Мадлен методично ела, и этот маленький допрос, по всей видимости, не лишал ее аппетита.
      — Когда он вернулся, он вам не звонил?
      — Я вам уже сказала: в субботу я его не видела и с ним не созванивалась.
      — Вы с ним часто видитесь?
      — Почти каждый уик-энд.
      — Обычно вы встречаетесь у него дома или у вас?
      — У отца.
      — Почему?
      — Я ему немножко помогаю по дому, и потом… Впрочем, это не ваше дело.
      — Вы договариваетесь о встрече каждый раз или у вас есть условленный день и время, в который вы к нему приходите?
      — Я обычно ему звоню и говорю, когда приду.
      — И он вас не предупредил, что его не будет в субботу?
      — Нет.
      — Вы ему не звонили перед тем, как к нему поехать?
      — Нет. Я просто решила завезти продукты, которые купила. У меня есть ключ от его квартиры.
      — А ключ от квартиры Арно у вас есть?
      — Нет. С какой стати?
      — Вам не показалось, что последнее время ваш отец был чем-то озабочен, взволнован?
      — Нет.
      — Ваш отец — актер. Способен ли он пародировать людей, подделывать голоса?
      — Не замечала.
      — А вы способны подделывать голоса?
      — Вот уж чего за мной не водится, так это актерских способностей! — усмехнулась Мадлен. — Я вся в мою мать пошла, от отца ничего не досталось.
      — У вашего отца есть женщина?
      — Вас это не касается.
      — Эта женщина — актриса?
      — Я уже вам ответила.
      — Она смогла бы подделать голос Сони?
      Наконец на лице Мадлен отразилось что-то похожее на удивление.
      — Сони? Зачем кому-то подделывать голос Сони?
      — Смогла бы?
      Молчание. Реми подождал. Ответа не было. Ну что ж, у него есть еще вопросы.
      — У вашего отца есть другое жилье? Загородный дом, например?
      — Нет.
      — А у вас?
      — Дом.
      — Где?
      — На Лазурном берегу. В двадцати километрах от Ла Сьота.
      — Другого жилища в Парижском округе нет?
      — Нет. У вас все? Время заканчивается.
      — Секундочку. Вы виделись с вашим отцом на следующий день?
      — В воскресенье? Да.
      — В котором часу?
      — Около полудня.
      — У него есть ключи от вашего дома на юге?
      — Нет.
      — Вам не показалось, что он ведет себя необычно?
      — Нет.
      — Он не был встревожен…
      — Не был.
      — Или слишком нервным, беспокойным…
      — Он всегда нервный и беспокойный. Он алкоголик, господин Реми, что, я полагаю, вам известно. И характер у него скверный, что, я полагаю, вы также знаете.
      — Ваш отец не раз угрожал рассчитаться с месье Дором…
      — Это так. И я полагаю, что у вас есть тому свидетели.
      — Мог он, по-вашему, реализовать свою угрозу?
      — Глупый вопрос.
      — То есть?
      — Вы спрашиваете дочь об отце. Конечно, я вам отвечу «нет».
      — А других аргументов у вас нет? Чего-нибудь более тонкого, чем родственные связи, — отомстил за «глупый вопрос» Реми.
      Мадлен удостоила его несколько более продолжительным взглядом спокойных серых глаз, и краешки ее губ дрогнули в легкой улыбке.
      — Вам, как детективу, следовало бы знать, что есть люди-делатели и люди-говорители. Делатели редко говорят, а говорители редко делают. Мой отец относится к последнему типу.
      — Допустим. Однако же… Вы ведь были у него в среду? Вы слышали, как мы приходили с Вадимом Арсеном к вашему отцу?
      Заколебалась, сомнение на секунду мелькнуло в ее лице. Но только на секунду.
      — Была, — ответила Мадлен твердо, глянув Реми в глаза.
      — Почему ваш отец не пустил нас в квартиру?
      — Это его квартира. Он волен пускать или не пускать кого он хочет.
      — Или он что-то в ней скрывал?
      — Нет. Ему нечего скрывать в своей квартире. Кроме бардака и пустых бутылок.
      — Уходя, я слышал ваш голос за дверью. Вы крикнули «Что ты с ним сделал?» («ничтожество» Реми решил опустить). Вы могли бы мне объяснить эти слова? Они расходятся с вашей теорией о делателях и говорителях.
      — Вам послышалось.
      — Нет.
      — Я не помню, чтобы я это сказала.
      — Я очень хорошо помню. Вы произнесли именно эти слова. Почему?
      — Я не могу вам объяснить, так как я не помню, чтобы я что-то подобное произносила.
      — Я помню, повторяю вам, вы их произнесли.
      — Вот вы и объясняйте, раз помните. Ваше время истекло, господин детектив.
      — Погодите. Ваш отец пьет обычно где — дома или в баре? У него есть компания или он предпочитает одиночество?
      — По-разному.
      — Вы можете мне назвать бар, где он бывает чаще всего?
      — Я не в курсе.
      У Реми был еще вопрос, и, боясь, что она уйдет, он решил его сформулировать самым ошарашивающим образом.
      — Зачем вы приходили позавчера в квартиру Арно? Брови Мадлен выгнулись, очертив две крутых темных дуги над ее холодными серыми глазами.
      — Если бы я располагала временем, мне бы следовало вас спросить, что означает ваш странный вопрос. Но у меня времени нет, и поэтому я остаюсь без вопроса, а вы — без ответа. Меня работа ждет.
      Она поднялась, вознесясь над столиком и сидящим Реми, который поспешил встать. Мадлен кивнула ему, не подавая руки, и направилась к дверям.
      — Где вы были в среду вечером, около девяти часов? — крикнул ей вдогонку Реми.
      — Дома, — ответила Мадлен не оборачиваясь и величественно покинула кафе. Реми проводил ее взглядом, выключил портативный диктофон, лежавший рядом на соседнем стуле, и принялся доедать свой застывший крок-месье (Горячий гренок с ветчиной и сыром.).

Глава 15

Глава 16