Особенно много мелких поместий было нарезано вдоль Оки, так как с юга беспрерывно грозили нападения крымских татар, и все летнее время, пока имелся в полях подножный корм, от Троицы до Покрова дня, приходилось содержать стражу - сначала на берегах Оки, а впоследствии далее к югу, на засечных укрепленных линиях, выносившихся вперед с каждым успехом колонизации.
      С этими задачами, в непосредственной близости от своих поместий, наша дворянская милиция справлялась весьма сносно; но для дальних походов организация являлась малоудовлетворительной. Личные заботы о снабжении оказывались несостоятельными. Несмотря ни помощь государства, поместное ополчение начинало голодать. Заботы о покинутом хозяйстве отягчали сознание призванного, число "нетчиков" - не являвшихся на призыв - было велико; в случае войны на западной и северо-западной границах, угроза татарского набега заставляла ополчение бросать "полки" и спешить на защиту своих усадеб. Военное искусство стеснялось заботами каждого дворянина о своем личном тыле имуществе, которое возили вооруженные слуги. При установлении соприкосновения с неприятелем, первой заботой являлось сооружение безопасного убежища для тыла - острожка, укрепленного лагеря. Идеи чехов - Яна Жижки - о бое за повозками, используемыми, как остов боевого порядка, нашли у нас широкое применение. Древнее русское слово "стан" заменяется типично чешским "табором". Идея боевых возов развивается русской техникой в виде "гуляй-города", образуемого сцеплением больших деревянных щитов на колесах; конечно, для больших походов такая подвижная деревянная крепость не годилась, но "гуляй-город" использовался, по-видимому, как подвижное позиционное имущество для обороны от татар ближайших окрестностей Москвы.
      Наша поместная конница представляла "нестройное" войско, которое могло успешно разрешать свои задачи лишь при столкновении с такими же нестройными неприятельскими ополчениями.
      Столкновение с наемными войсками Запада. Москва XV века превосходила своими размерами современный ей Лондон. Вследствие значительности внутренних рынков, денежное обращение у нас никогда не падало так низко, как на Западе. Денежные ресурсы московских царей не были так значительны, чтобы содержать на них сотню тысяч бойцов, необходимых для охраны границ, однако, ресурсы городов, являвшихся представителями денежного капитала, можно было использовать, чтобы поддерживать жалованием испомещенных воинов.
      Татарское нашествие, с одной стороны, захват крестоносцами Константинополя, с другой, и последовавший расцвет Венецианской торговли заставили в XIII-XV веках запустеть торговый путь "из варяг в греки". После захвата Константинополя турками, вследствие длительных враждебных отношений, установившихся между католическим и мусульманским миром, для русских людей вновь улыбнулась возможность взять на себя часть выгодного посредничества в торговле между Западом и Востоком. Захват московским государством всего течения Волги давал материальный базис для развития обмена с Азией, но Астрахань{183} требовала себе естественного дополнения в виде гавани на берегу Балтийского моря. Русская экономика XVI века требовала наступательной политики.
      Однако, если московское государство, уделяя максимальное внимание развитию своих вооруженных сил, могло смело помериться с любой западной средневековой армией, то оно должно было оказаться несостоятельным при столкновении с профессиональными армиями, знавшими уже сомкнутый строй возродившейся пехоты, которые в том же XVI веке повсюду распространялись на Западе.
      Уже во второй половине этого века, в Ливонской войне Ивана Грозного, нам пришлось иметь дело с польской армией Стефана Батория, включавшей не только феодальные элементы, но и организованные части пехоты и кавалерии. Московские люди оказывались против них совершенно бессильными. Польша и Швеция уже успели подняться на уровень военного искусства ландскнехтов и рейтар, а мы оставались еще в русле средневековых традиций. Эпоха смутного времени являлась периодом наибольшего кризиса. Даже не регулярная армия польского государства, а польские жолнеры, навербованные частными предпринимателями, Лисовским и Рожинским, спокойно устраивались в нескольких километрах от Москвы - в с. Тушино, и эта горсть представителей нового военного искусства чувствовала себя совершенно неуязвимой на огромной территории, организованной, однако, почти исключительно под углом военных требований.
      Двести лет развития военного искусства в России, начиная с Ивана Грозного и до Елизаветы Петровны включительно, надо рассматривать под углом борьбы с нашей отсталостью, азиатская армия отчетливо уяснила свою слабость и стремилась стать европейской. "Народ российский паче о бранях, нежели о книгах, паче об обучении воинском, неже об обучении школьном, тщание имеяше". Вначале, однако, для этого не хватало экономических предпосылок и в стихии натурального хозяйства тонули все реформаторские попытки. Стрельцы упорядоченная пехота Ивана Грозного - получали вознаграждение не столько жалованием, как торговыми привилегиями и быстро сложились в особую вооруженную часть мелкой буржуазии, весьма мало способную усвоить новое военное искусство. Русские стрельцы до такой степени были мало способны к сомкнутому удару, что в Смутное время, когда мы нашли себе союзника в лице Делагарди, "стравились со шведами", нас поражало, как шведы "пешие пойдоша наперед, отыкався копиями, а конныя сташа позади них". "Ересь военная", естественно, первая открыла себе путь в Московское государство, которое еще стремилось замкнутостью сохранить свою самобытность. Тогда как общая тенденция политики заключалась еще в том, "чтобы торговые и иные никакие люди в Киеве и иных порубежных городах никаких книг литовския печати не покупали", мы к концу Смутного времени составляем "устав ратных, пушечных и других дел... выбран из иностранных военных книг Онисимом Михайловым", а в половине XVII века издаем перевод труда Вальдгаузена под заглавием "хитрости ратного строения пеших людей", получающий уже характер официального устава.
      Иностранцы вызывались уже в начале XV века, но они становятся лишь при Борисе Годунове заметными в нашей военной организации. Естественно, что Россия, получившая в начале XVII века такие тяжелые удары от Польши, наученной иноземцами, захотела при первой возможности отквитаться, опираясь на тех же иноземцев. Густав-Адольф начал закупать в России значительное количество хлеба.
      На вырученные деньги мы захотели нанять до 5 тысяч иностранцев, при помощи которых рассчитывали отбить у поляков Смоленск - угрожающую по отношению к Москве позицию, захваченную поляками в Смутное время{184}. ,Немецкие" полковники - Александр Лесли и, Пецнер - приступили к набору наемников за границей. Перед, московским правительством открылась "пропасть, всегда зиявшая своей ужасной пастью" - расходов на наемников. Последние, в момент 30-летней войны, были в цене, особенно в отъезд в Московию. Месячные оклады иностранных офицеров колебались в кавалерии от 420 рублей (прапорщик) до 5.600 рублей (полковник), в пехоте от 245 рублей до 3.500 рублей (в довоенной ценности рублей). Московская казна смогла, с крайним напряжением, выделить до 2 миллионов довоенных рублей, но этого было далёко не достаточно. "Кто гроши дает, тому служит" наемник. Не даром Мориц Оранский ставил в центр тяжести своей реформы аккуратную выплату жалованья. Последнее было непосильно для Москвы XVII века. Начались побеги и развал дисциплины в иноземных полках; боевая ценность последних быстро понизилась. "Выезжий немчин", англичанин Ричард Стивенс, несколько раз менял службу - 2 раза служил Швеции, 3 раза России. Попавшиеся в плен полякам иноземцы спокойно писались к ним на службу. После неудачного Смоленского похода, иноземцев пришлось поспешно рассчитать, часть уехала: домой, а часть осела в России и была поверстана местным окладом. Но иноземный офицер, ставший русским помещиком, конечно, терял много драгоценных европейских черт; это хорошо понимало русское правительство, отказавшееся в дальнейшем платить иноземцам старых выездов полный иноземческий оклад жалованья; "ибо иные яко фозалы (вассалы. А. С.) Царского Величества суть{185}". Они также бегали от службы, бывали в нетчиках, приговаривались за то к наказанию кнутом, сажались в тюрьму, "чтобы впредь иным неповадно было".
      Очевидно, вооруженную силу следовало строить не на иноземцах, а на обучении русских людей иноземному строю. Уже в 1630 г. для пополнения 1 рейтарского и 6 пехотных иноземных полков, принимавших участие в Смоленском походе призывались и русские, которые должны были служить под командой иноземцев и учиться у них. Однако, в русском населении крайне трудно было найти элементы, социально-близкие к тем, которые на Западе шли в наемники. Как ни Западе формирование рейтарских полков являлось возможным только путем набора слоев населения, стоявших не слишком высоко на феодальной лестнице, так как усвоение новой дисциплины являлось безнадежным для рыцарей-баронов, у каждого из которых была своя фантазия, так и у нас пришлось обратиться к использованию наименее обеспеченного слоя "беспоместных детей боярских" с обещанием им "дать по 5 рублей для бедности" (75 довоенных рублей) и с предоставлением права возвратиться на службу на старых основаниях. В дальнейшем, русские полки иноземного строя размножились. К концу XVII столетия у нас насчитывалось уже 48 солдатских и 26 копейных и рейтарских полков.
      Это были своеобразные территориальные части; разбросанные по деревням, они получали небольшое жалованье и жили в несколько худших условиях, чем поместное ополчение{186}; осенью, на 1 месяц в году, они собирались для обучения. Полки делились на роты; по западному образцу, командный состав представлял определенную лестницу военной иерархии - прапорщик, поручик, капитан, майор, подполковник, полковник.
      Комсостав XVII века. Однако, господствовавшее в государстве начало местничества не позволяло организовать надлежащий подбор командного состава. В феодальном ополчении командный авторитет опирался на имущественный ценз начальника, на его положение, в рядах господствующего класса, а не на знание ратного дела и мудрость. Московское государство знало лишь придворную иерархию - боярин, окольничий, стольник, стряпчий, жилец - эти придворные чины представляли конкретную действительность и связывались с определенным социальным положением. В военном деле московские люди знали только должности; назначение сотником, головой или полковником - это было возложение на мобилизованного помещика временных обязанностей, связанных с большими хлопотами и ответственностью - лишняя, но неизбежная тягота. Бытность сотником или даже головой - командование полком - не включалось в записи Разряда и ничего не меняло в положении демобилизованного помещика. Точно также, как крестьяне иногда смотрели на назначение старостой, как на отбытие неприятной повинности, так и помещики отбывали повинность на различных военных должностях. Награда, в виде повышения в должности за отличие на войне, естественно, отсутствовала. Награда могла быть дана лишь в виде демобилизации, отпуска на льготу: действительно, если поместные люди получали лишь 1/5 часть своего содержания денежным жалованьем, а остальное - землей, то логично было требовать смены, если пребывание с мобилизованным полком затягивалось на целые годы, как это было в Азовском гарнизоне. Но воеводы, возглавлявшие армии, вообще были бессильны выдать какую-либо награду: никакое повышение расходов из государственного бюджета нельзя было производить без разрешения московских дьяков; перевести служилого человека на высший оклад воевода был бессилен. Понятно, что московская армия не отличалась ни служебным рвением, ни честолюбием, ни интересом к военному делу.
      Эта психология, возникшая из натурального хозяйства и рассматривавшая военные чины почти как недоразумение, распространялась и на иноземные полки. Русская действительность реформировала на свой лад понятие о чинах, возникшее на Западе всего лишь при Морице Оранском, на пороге XVII века. Мы встречаем такие назначения (докладные разрядные выписки), как производство в 1677 г. в прапорщики "вора" Андрея Калугина за взятый им язык (пленного). Хотя "вор" на жаргоне московских приказов часто означал понятие революционера, бунтовщика, все же редакция наводит на размышление об уважении, связанном с званием командира. Никаких знаний или подготовки к офицерскому званию не требовалось, оно передавалось по наследству даже в первые годы царствования Петра Великого. В 1696 году, например, новокрещену Никите Гадомскому велено быть в прапорщиках "за смерть отца его Якова", а иноземному сыну Ульяму Шульцу - только "для того, что брат его родной служил в начальных людях иноземцах и в Азове умер".
      Необходимость реформы. При таких обстоятельствах, русские полки иноземного строя значительно уступали в боеспособности западноевропейским. Жестокая участь выпала в 1660 г. на долю армии Шереметева, выдвинувшегося из Киева к Любару, столкнувшегося с поляками, поддержанными крымскими татарами, к которым перешли во время войны и казаки Юрил Хмельницкого. От Любара через Чуднов армия пробивалась назад к Кодне, где погибла полностью{187}. Основной причиной неудачи являлось наличие у поляков 7000 дисциплинированной пехоты генерал-майора Вольфа. Наши войска легко справлялись с казаками, с татарами, с польским ополчением, нерегулярная пехота представляла для нас неодолимое сопротивление. Дальнейшие неудачи в борьбе с турками выдвинули необходимость в коренной военной реформе. В 1681 году было собрано особое совещание служилых людей, задача которого была поставлена так: "в мимошедших воинских бранях, будучи на боях с государевыми ратными людьми, его государевы неприятели показали новые в ратных делах вымыслы, - для тех новомышленных неприятельских хитростей учинити в государских ратях рассмотрение и лучшее устроение, чтобы тем в воинские времена имети противу неприятелей пристойную осторожность и охранение и чтобы прежде бывшее воинское устроение, которое показалось на боях не прибыльно, переменить на лучшее".
      Совещание выдвинуло необходимость уничтожения местничества (отставка отеческих случаев) и распространения европейских чинов на все виды русских вооруженных сил. Одновременно началось сокращение стрельцов и поместных войск в пользу войск иноземного строя. Совещание 1681 г справедливо поставило в основу военной реформы решительную борьбу с главным пережитком феодализма. Председатель совещания, князь Василий Васильевич Голицын, как нам кажется, находился под сильным воздействием тех реформ, которые в это время уже проводил во Франции Лувуа{188}. Петр Великий постарался перенести их почти буквально на русскую почву.
      Мы не должны обманываться, что переименование головы в полковника, а сотника в ротмистра представляет пустую игру слов. Старые слова являлись и символами старого феодального быта, который считал иноземный чин, не связанный с земельными отношениями, себе и своему роду в бесчестие. Центральная власть это понимала и грозила раздавить всякую оппозицию - "и впредь прежними чинами не именовать; а которые упрямством своим в том чине быть не похотят и станут себе ставить то в бесчестие, и тем людям от Великого Государя за то быть в наказании и разорении без всякой пощады". С опаской входили служилые люди в новую колею: в 1683 г. полковники Стремянного полка (гвардия) Никита Данилов, сын Глебов, и Акинфий Иванов, сын Данилов, бьют челом в Разряд; "взяты они в полковники по неволе и потому просят, чтобы нынешняя полковничья служба им и детям их сродникам была не в упрек, и не в укоризну, а с ровной братью не в случай". И Разряд внял этой просьбе и успокаивал: "того чину, в который взят, впредь никому в упрек и в укоризну ставить и тем никому никогда бесчестят не велят". Т. е. главный штаб Московии воспретил употребление понятия полковник, как бранного слова.
      Постоянная армия Петра Великого. Эпоха наемных армий связана с рядом тяжелых поражений русского оружия, так как социальные и экономические условия на Руси гнали на окраины и в казаки все те социальные элементы, из коих можно было бы вербовать наемную армию. Зато век постоянных армий - XVIII столетие связан с быстрым расцветом военного дела на Руси. Русские условия жизни оказались прекрасно приспособленными к созданию постоянной армии.
      На Западе задача устройства постоянной армии заключалась в том, чтобы огосударствить военный аппарат, и содержать его не только временно, в течение войны, но и в мирное время. В России армия и до Петра Великого содержалась уже в мирное время и являлась государственной. Задача заключалась только в том, чтобы милиционные полки, собиравшиеся на один месяц в году, сохранять под знаменами круглый год. Великая Северная война, растянувшаяся на 20 лет, позволила этой реформе совершиться незаметно, без какого-либо правительственного акта.
      Далекие походы Петра Великого требовали значительное количество людского материала, требовали профессиональных солдат, которые разорвали бы хозяйственные связи со своими домами, со своими обычными способами труда и добывания средств к жизни. Очевидно, прежний помещик, хотя бы и худопоместный, не мог образовать солдатское ядро новой армии.
      Первоначально Петр Великий стремился устроить комплектование русской армии по западноевропейскому образцу - вербовкой преимущественно безработного, экономически бесполезного элемента, слонявшегося "симо и офамо".
      Взбунтовавшаяся во время Нарвского сражения против своих иноземных офицеров и наголову разбитая Карлом XII русская армия и представляла преимущественно переодетый в солдатское платье люмпен-пролетариат. После этого неудачного опыта Петр Великий отказался от пути подражания и, вместо вербовки, обратился к воинской повинности, установление которой было подготовлено предшествовавшим ходом русской истории. Эта воинская повинность распространялась почти исключительно на крестьянство; до Петра Великого в армию входили даточные люди, крестьяне, поставляемые поместьем за малолетством или болезнью помещика и с монастырских имений. Теперь этот сомнительный элемент стал основным. Вплоть до французской революции русская армия владела монополией на прекрасный элемент комплектования - крестьянство{189}.
      Заимствования с Запада. Большинство военных законов, изданных Петром Великим, почти с фотографической точностью отражают современное ему законодательство Запада. Мы иллюстрировали быт наемных армий на Западе выдержками из нашего переводного устава о хитростях ратного строения пеших людей и мы могли бы точно также иллюстрировать творчество Лувуа регламентами Петра Великого. Всеми ясно понимается, что в уставе эпохи Алексея Михайловича отражается не русская, а иностранная действительность. Такой же характер имеет законодательство Петра Великого. Мы знаем, например, что развитие торгового капитализма на Западе позволило Лувуа ввести в феодальную армию буржуазный контроль в лице интендантов. В "регуламентах Кригс-Комиссариату", данных Петром (1711 г.), мы читаем: Ст. 1. "Над определенными полками, которые будут у обер-кригс-комиссара, надлежит иметь осмотрение такое, чтоб командиры подавали ведомости к даче жалованья истинный и умерших, беглых и отлучных в наличное число не писали. И по тем ведомостям полки должно осмотреть в парате, и по осмотру дать указ комиссару, присланному из губернии, дабы на положенные ему полки давали заплаты".
      Ст. 3. "Господин обер-кригс-комиссар должен прежде заплаты" поверить снаряжение, и если окажется, что одна из частей против других "во всех тех вещах худое состояние имеет, а в услугах и в фатигах были в равенстве, и о том должно разыскать и жалованье у несохраняющих офицеров удержать по валеру учиненного убытка".
      Ст. 24. "Обер-кригс-комиссары и протчие им подчиненные ни у кого должны, быть под командою, ктоб какой высокой шаржи не был, кроме Его Сиятельства Генерала Пленипотенциара - Кригс-Комиссара князя Долгорукого и генерал-майора и Обер-Штер-Кригс-Комиссара Чирикова, и имеют такой авторитет, что всех генералов, штаб и обер, и ундер-офицеров, и рядовых могут в казне Царского Величества или на квартирах в порционах и рационах, кто за кого зайдет, считать и начтенныя в жалованье зачитать"...
      В "Уставе прежних лет" (1702-1711 гг.) в воинских статьях мы находим: Глава 87. "Никоторый полковник от полку, такоже и иные начальные люди от батальонов и рот да не дерзают противитись себе и людям своим смотр учинить и оные досмотрети позволят в кое время и час с ведома вышшага командора в поле, в становищах и осадах, как то от воинского комиссара нас ради прошено и желанно будет, под. извержением чина их".
      Глава 89. "Никто на смотре ложным именем записыватись да не дерзает или с нанятой лошадью и оружием на том явитися, или оное иным в заем на смотр давать, под отнятием в заем данной сбруи и под телесным и чести наказанием по судному приговору"{190}.
      Такими цитатами можно было бы заполнить целую книгу. Из них можно заключить лишь о приемах, которыми насаждал Лувуа во Франции комиссаров. Петр Великий принадлежа доследующему за Лувуа поколению, списывал его инструкции, но, конечно, Долгорукий не был Лувуа" русское купечество не было французской буржуазией; если Преображенские унтер-офицеры имели право заковывать губернаторов в цепи, если Меншиков отказывался даже сенату представить какой-либо отчет в произведенных по военному ведомству расходах, то занятен был бы комиссар, устроивший действительно петровским полкам придирчивый смотр и обложивший начальство начетами. Дьяки московских приказов, вероятно, были много авторитетнее петровских комиссаров и лучше защищали интересы государственного фиска...
      Доверчивое отношение к оставленным Петром Великим законодательным памятникам приводит иногда русских историков к оценке его царствования, как эпохи господства на Руси торгового капитализма, которое рождается и умирает вместе с Петром Великим. Эти заключения отчасти справедливы лишь по отношению к оригиналу нашего законодательства - Западу во второй половине XVII века.
      Гораздо важнее петровских законов мы считаем петровскую реформу быта; если до Петра немецкая слобода тонула в русской жизни, если в XVII веке инерция нашего быта переделывала на свой лад все навыки и обычаи, приносимые с Запада, то, начиная с Петра, мы становимся гораздо восприимчивее к урокам, получаемым с Запада, так как противодействующие силы были разгромлены.
      Стратегическая конница. Начало Северной войны (Нарва) ясно подчеркнуло тактическое превосходство шведов Но уже на следующий год Шереметев с нашей поместной конницей одержал целый ряд успехов в небольших операциях, разоряя занятые шведами области и уничтожая небольшие их отряды. Обширность наших пространств открывала широкий простор для действий подвижных отрядов на неприятельских сообщениях, а также на его границах. От монголов мы заимствовали стратегическую конницу, способную сражаться в конном и спешенном строю. Такие конные отряды, в ту эпоху, когда еще не было железных дорог, могли легче перебрасываться с одной окраины русской империи на другую, угрожаемую. Петр Великий постарался распространить начало регулярной армии на нашу стратегическую конницу и создал драгун. Он придавал огромное значение действиям на сообщениях неприятеля, для чего формировал "корволант", т. е. летучий отряд, в состав которого вводил, кроме конницы, несколько отборных пехотных полков.
      Полтавская кампания. Еще до Нарвы, Карл XII успел в течение нескольких месяцев покончить с Данией. После поражения русских при Нарве- в 1700 г , Карл XII обратился против союзной России Польши, а русские получили возможность завоевать Ингерманландию и утвердиться на Неве. В 1705 г., чтобы подать помощь Польше, Петр выдвинул русскую армию к Гродне. В начале 1706 г. русская армия была обложена Карлом XII, который, однако, не решился штурмовать сильные укрепления города; отойдя к востоку, на сообщения русских, шведы наблюдали, чтобы броситься на русскую армию, когда, голод заставит ее выйти на Гродны. Однако, русская армия, воспользовавшись ледоходом на Немане, который снес временный мост Карла XII, форсированным маршем, в распутицу, на Брест-Литовск и далее на Ковель - Киев, ускользнула от шведов. В 1706 г. Карлу XII движением к Дрездену, в наследственные владения (курфюршество Саксонское) польского короля Августа, удалось принудить его отказаться от польской короны и заключить мир.
      К 1708 году Карл XII изготовился к нанесению удара против единственного противника, оставшегося из образованной против Швеции коалиции - России. С тридцатитысячной армией двинулся Карл XII из Гродны на Сморгонь, Минск, Могилев. Действия русских руководились мыслью Петра: "искание генерального боя суть опасно, - в единый час все ниспровержено; того для лучше здоровое отступление, нежели безмерный газард". - Мы стремились уклоняться от боя и опустошать местность по пути Движения шведов, задерживая их на крепких рубежах. А Карл XII, получив известие о бунте Булавина на Дону, волнениях среди башкир и договорившись с Мазепой об и Украины от России{191}, считал возможным продолжить и против России применение той же стратегии сокрушения, которая удалась ему уже по отношению к Дании и Польше.
      Июль 1708 года Карл XII простоял в Могилеве, ожидая подхода из Риги генерала Левенгаупта с 15 тыс. войск и транспортом снаряжения. Русская стратегическая конница нарушила всякую связь с Левенгауптом. Так как на помощь Польши в 1708 г. для похода на Москву еще нельзя было рассчитывать, то Карл XII, для действий против Петра, решил опереться на Мазепу и колеблющуюся Украину. После диверсии в направлении к Смоленску, в тщетной надежде дождаться Левенгаупта или принудить русскую армию к бою, Карл XII 14 сентября повернул на юг и двинулся на Украину. Еще две недели, и он дождался бы Левенгаупта...
      В этот момент Левенгаупт двигался уже через Черею на Шклов, к Днепру. Петр Великий двинул главные силы русских - свыше 40 тыс. - параллельно шведам на юг, а с 12 тыс. лучших войск (7 тыс. конницы, 5 тыс. пехоты, в том числе Преображенский и Семеновский полки, пораженные на лошадей) решил броситься на Левенгаупта. "Корволант" Петра Великого вышел на дорогу Шклов - Пропойск уже после прохода Левенгаупта. Из авангарда главной армии 2 драгунских полка были брошены к Пропойску, чтобы занять переправы на пути следования шведов, а 8 драгунских полков Боура были двинуты на присоединение к корволанту.
      В бою 28 сентября (ст. стиль) у д. Лесной Левенгаупт был потеснен, вынужден бросить артиллерию и обоз; с трудом одна треть сил Левенгаупта, кружными дорогами, пробилась к Карлу XII. Уничтожен Левенгаупт был всего в 100 километрах от с. Костеничи где находилась армия Карла XII. Но связи между ними не было - на всех дорогах господствовала русская конница. Стратегическому успеху Петра во многом помогла неудачная организация Карлом XII своих сообщений: подкрепления и запасы для шведской армии, направлявшейся в Украину, должны были бы следовать не кратчайшим путем из Риги, на многие сотни верст вдоль русской границы, а через Варшаву - Львов - Киев.
      Русская армия, тем временем, успела восточными путями обогнать шведов; Батурин, столица Мазепы, вышедшего на встречу Карлу XII, был взят и сожжен Меншиковым перед самым подходом шведов. Стратегическая конница окружала шведскую армию.
      Зиму 1708-1709 гг. шведская армия провела на зимние квартирах, сдвинув их во второй половине зимы к Ворскле. В ожидании присоединения к войне с Россией турок и поляков и для производства политического воздействия на украинское население, весной 1709 г. Карл XII обложил Полтаву. Осада подвигалась туго, так как у шведов почти не было артиллерии и пороху.
      Численность шведской армии упала до 17 тыс. Численность русских превосходила ее втрое (50 тыс.). Кроме того, на сообщениях Карла XII работали казаки Скоропадского и калмыки. Для спасения города Полтавы, обороноспособность коего в июне начала падать, Петр Великий решил вступить в бой с Карлом XII. Противников разделяла река Ворскла. У с. Петровки, в 11 километрах выше Полтавы, русские заблаговременно устроили мост и прикрыли его предмостным укреплением. 20 июня русская армия переправилась здесь через Ворсклу и, продвинувшись еще на 3 километра дальше к шведам, к д. Семеновке, окопалась.
      4 суток русская армия усиливала здесь свой укрепленный лагерь, но Карл XII, находившийся в 8 километрах, спокойно продолжал осаду. Тогда Петр Великий решил приблизиться еще на 3 километра. 25 июня русская армия стала укрепляться у сел. Яковцы. Так как шведы продолжали игнорировать русскую армию, несмотря на ее пятикилометровое удаление, а Петр Великий, по-видимому, твердо решил дать оборонительное сражение, то он начал подготовлять перенос укрепленного лагеря на следующие 2 километра ближе к шведам. На поляне между лесами начали возводить пересекавшую ее линию из 6 редутов, удаленных на ружейный выстрел друг от друга, и еще 4 редута впереди.
      Шведская армия, после неудачного штурма Полтавы 22 июня, 27 июня утром изготовилась для атаки русских. Против 72 русских пушек шведы имели 4. Только бесконечная уверенность в тактическом превосходстве шведов могла толкнуть Карла XII на атаку тройных сил на укрепленной позиции.
      Шведы в 5 час. утра начали кавалерийский бой на линии редутов. Наша конница задержала шведскую до подхода шведской пехоты, после чего отошла. Прорвавшись между редутами, шведская армия попала правым крылом под сильный картечный огонь из нашего укрепленного лагеря. Она отхлынула влево, где приведение ее в порядок и построение фронтом на восток, почти под прямым углом к первоначальному, задержало шведов; правофланговая шведская колонна вовсе не прошла через редуты и была одновременно атакована Меншиковым с фронта и гарнизоном Полтавы (до 6 тыс.) с тыла.
      Благоприятное течение сражения позволило Петру рискнуть выйти из укреплений и на фронте главных сил шведов. Русская армия построилась в две линии, имея драгун на флангах. Шведы могли противопоставить всего 1 линию, при том уже выдохшуюся, предводимую раненым королем в коляске. Успех русской конницы на обоих флангах решил бой.
      Карл XII, с остатками армии, бежал к Переволочне. Драгуны и гвардейская пехота, посаженная на коней, были двинуты для преследования только вечером в день боя. 12 дорогих часов были потеряны. В ночь на 30 июня Карл XII, с 2 тысячами шведов и казаков, успел переправиться через Днепр. Остатки его армии 30 июня сдались нашей коннице.
      В этой операции нас поражает, с одной стороны, дерзость Карла XII, переходящая почти в неразумие, ослепление своим тактическим превосходством, приводящее к преследованию сокрушительной стратегии при совершенно неотвечающей обстановке, а с другой стороны - стратегическая умелость русских.