Вася заехал один раз на несколько минут, привез творог и квас, оставил немного гашиша и уехал, как Карлсон пообещав вернуться. Когда это случится – он не уточнил, но Болт к тому моменту уже понял, что здесь нельзя ничего планировать. «Из пункта А и из пункта Б одновременно навстречу друг другу вышли с одинаковой скоростью два человека… В Гоа вопрос о том, когда и где они встретятся даже не обсуждается, более значимым вопросом является, встретятся ли они вообще, изначально поставив перед собой такую задачу. Теория вероятностей здесь не работает даже в самом простом своем виде, зато вероятность появления какой-либо теории очень высока. Еще один симптом…».

За прошедшие дни Болт услышал их много, каждый из его соседей по гест-хаусу имел свою личную и придерживался только ее. Диджей Ваня, щупленький паренек с татуировкой на левом плече, был уверен, что его связь с космосом поддерживается через гоа-транс и открывается в те моменты, когда он становится за вертушки. «Я чувствую, как нагревается в эти моменты мой Ом!», – он хлопал себя ладонью по вытатуированному синей краской знаку, и усомниться в том, что Ваня находится в контакте со звездами гораздо чаще, чем играет музыку, было невозможно.

Испанец Хулио, так, по крайней мере, он себя называл, абсолютно четко в течение одного косяка разложил Болту по полочкам современную мировую экономику – оказалось, что всем правит Билл Гейтс, через несколько лет «Windows» начнет работать только на него, обеспечивая магната еще бо?льшим могуществом и мировым господством. На двери бунгало у Хулио висела фотография самого дьявола с подрисованными рожками на голове. Для большей схожести. У девочки Даши была теория гедонизма – удовольствие надо получать каждую минуту и делиться им со всеми. «Я просто хочу рассказать о той радости, которую вижу вокруг себя. Не осуждайте меня за это. Не осуждайте, что я вижу вокруг себя только добро», – и никто не осуждал, наблюдая, как она ночью голышом танцует под звездным небом. Всем очень нравилось, особенно испанцу Хулио.

«Очень много странных людей вокруг, такое впечатление, что все целенаправленно едут в Гоа, чтобы найти здесь подтверждение своим мыслям. Тут они не выглядят настолько бредово, здесь все имеет право быть. Очень важный симптом, – Болт лениво качался на волнах, наблюдая, как солнце сорвалось с неба и стремительно тонет в океане, – самое быстрое, что происходит в Гоа, – это закат».

Марик и Влада появились как только наступили сумерки, их ботинки были в красной пыли, лица покрыты дорожным загаром, они оживленно обсуждали свою поездку в Махараштру к Редди-форту.

– Представляешь, только переезжаешь границу Гоа – и как будто в другую страну приехал. Все не так – другие люди, другая природа, другие пляжи, другое море, – Марик разводил руками, стараясь хоть как-то засвидетельствовать различия. – Я бы там еще на пару деньков остался.

– А чего вернулись? – Болт уже привык к тому, что в Индии люди делают только то, что хотят делать. В противном случае получается либо очень плохо, либо совсем ничего не получается.

– Мы же обещали тебя в джус-центр свозить, – по Марику было видно, что это самая последняя причина, по которой ему пришлось вернуться. – Ты на скутере когда-нибудь ездил?

– Да, с Васей, – Сергей не обманывал, последний раз с двухколесной техникой он общался в третьем классе, и это был велосипед «Орленок».

– Ничего, научишься быстро. Пойдем, пока Влада собирается, покажу, как это делается.

Перед «Уходящим солнцем» стояли четыре «хонды», Марик завел одну из них, резко тронулся и, подняв столб пыли, подъехал к Болту:

– Садись. Вот это газ, это тормоз, больше тебе знать ничего не надо.

Серега неуверенно сел за руль и аккуратно тронулся – неожиданно для него самого все получилось с первого раза. К тому моменту, когда Влада села на заднее сиденье большого мотоцикла Марика, Болт уже наворачивал круги между пальмами, прыгая по кочкам и визжа от удовольствия.

Всю дорогу до Чапоры Сергей ехал за Мариком – тот иногда забывал, что на хвосте висит новичок, и на поворотах уходил вперед. Болт догонял его на прямых, а на сиолимском мосту даже попытался обогнать, но Влада покрутила пальцем у виска, дав понять, что сходить с ума не стоит.

На перекрестке возле церкви святого Энтони Марик остановился. Серега еле успел затормозить, уткнувшись передним колесом в железную бочку, накрытую большой крышкой, – она полыхала жаром, возле нее на длинных шампурах висели красного цвета куриные ноги, а в огромном чугунном казане на открытом огне маленький мальчик жарил рис.

– Приехали? – Болт немного отодвинул мопед от бочки и выдвинул подножку. – Здесь джус-центр?

– Нет, – Влада о чем-то поговорила с мальчиком и протянула ему мятую купюру, – джус-центр в Чапоре, а это Сиолим.

– А что здесь?

– Здесь готовят самую вкусную в Гоа курицу. Чикен лоллипоп – это что-то невероятное, тебе надо попробовать.

Сергей настороженно посмотрел, как мальчик вытер жирные руки о грязнейшее полотенце, отсчитал сдачу и отдал ее Владе, поплевал на ладошки и начал закидывать в казан похожее с виду на конфеты чупа-чупс вкусно пахнущее куриное мясо.

Через минуту мальчик пальцами вытащил еду, положил на алюминиевую тарелку и протянул Болту.

– А это можно есть?

– Конечно! Неужели ты думаешь, что мы тебя отравить хотим? – Марик улыбнулся и вдохнул разносящийся вокруг запах. – Вкуснотища-а-а-а!!!

– Тогда давайте вместе со мной…

– Не, мы вегетарианцы, не едим все, что с глазами.

Болт недоверчиво откусил маленький кусочек. Пожевал его, проглотил и откусил второй раз, теперь побольше. Последний лоллипоп он засунул целиком в рот и вытащил только голую куриную кость, на которой три секунды назад держался шарик мяса.

– А можно домой таких купить? – спросил Сергей с набитым ртом. – Это правда очень вкусно.

– На обратном пути, чтобы горячими были. Поехали дальше, пить соки.

Узкая дорога от Сиолима к Чапоре, извиваясь как змея, петляла среди домов, низких заборов и деревьев. Болт старался ехать аккуратно, плавно входя в повороты, Марик после каждого притормаживал. В свете стоп-сигнала Болт прочитал надпись на номерном знаке мотоцикла: «Тhink positive», – а как еще можно было думать в Гоа? Луна за несколько дней стала заметно больше и висела над заливом, вдоль которого вытянулся короткий участок дороги, точно кусок сыра, вырезанный из «Пластилиновой вороны» и удивительным способом вклеенный в реальную жизнь.

Болт остановился и заглушил мопед, мотоцикл с Мариком и Владой скрылся где-то за очередным поворотом, звук мотора вскоре тоже пропал. Сергей, завороженный картинкой, сел на обочину и запрокинул голову. Все звезды были в тот момент над Гоа, черный силуэт рыбацкого катера бесшумно качался на волнах, очертания форта за последние двести лет почти не изменились, лунная дорожка искрящейся желтой полосой разрезала залив на две части – глаз фиксировал каждую деталь, каждую мелочь. Ничего лишнего. Ом.

«Это не может быть реальностью…»

Сова, ухая на все лады, медленно и плавно пролетела над головой Сереги, вслед за ней, по ломаной кривой, тенью мелькнула летучая мышь. Трель цикад повисла в воздухе, став еще одним элементом пейзажа. Ласковый шепот волн, лай собак где-то вдалеке, шуршание листьев от легкого бриза…

«Настоящий гоа-транс, живая музыка».

Рев мотоцикла разрушил все, он быстро приближался, потом из-за кустов блеснула фара. Марик остановился рядом с Серегой, а Влада подбежала к нему и испуганно спросила:

– Ты что, упал?

– Нет, просто прилег. Смотрите, как красиво.

– Словил момент? – Марик заглушил мотор и присел рядом. – Хочешь? – он протянул Болту коричневую сигаретку. – Это биди, они без никотина, из травок делаются.

– Из каких? – курить марихуану Сергей не хотел.

– Из обыкновенных. Ты молодец… – Марик прикурил биди, затянулся и выпустил вонючий дым.

– В смысле?

– Очень много людей сюда приезжают накачаться наркотиками, провести две недели в полном невменозе и опомниться только в аэропорту, хорошо если не в Домодедове. А смотреть в Гоа трезвым взглядом – это все равно что книжки между строк читать.

– А как же их читать без текста?

– Для этого и есть голова на плечах… – Марик выбросил потухшую биди и встал. – Поехали, и не отставай больше.

«Пьяный угол» не случайно был назван именно так. Несмотря на то что в этой части Чапоры находится целых два джус-центра, бо?льшая часть людей, проводящих вечер за вечером в этом районе, безостановочно пьют дешевый «Old Monk» с колой и курят чиламы с толстым слоем смол внутри.

Узкая улица с обеих сторон заставлена мотоциклами и мопедами, проехать среди них вечером на легковой машине очень непросто, тем не менее огромные рейсовые автобусы умудряются каким-то образом протиснуться и, ничего не задев, ехать дальше. Из них прямо на ходу выпрыгивают жители Чапоры, уже давно переставшие обращать внимание на то, что происходит у них в деревне, – они просто превратили все в бизнес, в каждом доме есть комнаты в аренду, в каждом кафе – дежурный чилам, в каждом магазине – телефонная будка.

Марик заказал три клубничных сока, к нему постоянно подходили знакомые, здоровались, обсуждали непонятные Болту вопросы, давали размноженные на ксероксе флаеры вечеринок, уходили, потом снова возвращались – все происходило без остановки и настолько стремительно, что Сергей не успевал уследить за ходом текущей вокруг него жизни.

Сок принесли в высоких стаканах, он был настолько густой, что пластмассовая трубочка, воткнутая в него, прочно держалась и не заваливалась к краю. Мелкие косточки захрустели на зубах после первого глотка, Болт закрыл глаза от удовольствия и не открывал их, пока шумно не собрал остатки сока на дне стакана.

– Привет, – какой-то парень в коротких джинсовых шортах и широкополой ковбойской шляпе сел рядом с Мариком, вслед за ним появился Вася, у обоих в руках была стопка цветных флаеров. – В субботу израильтяне делают пати, – ковбой отсчитал три флаера и раздал их ребятам, – говорят, будет презентация новой кислоты.

– Чего? – Болт шепотом поинтересовался у Васи, что имелось в виду.

– Приезжай, все поймешь… Смотри, – он пальцем показал на огромное перо, медленно опускающееся среди ветвей баньяна. Все, кто был в джус-центре, как по команде обратили на него внимание, шум на улице прекратился, словно убрали громкость у орущего телевизора. Под пристальным взглядом нескольких десятков глаз перо, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, опускалось вниз. Любая суета вокруг прекратилась, стала второстепенной, незначимой, в этом плавном падении была заключена вся гармония простых вещей, на которые редко обращается внимание. В тот момент центр мира сместился и оказался в самом обычном, но волшебно завораживающем пере. Немного не долетев до земли, оно было подхвачено еле заметным ветерком и потом, на мгновенье задержавшись в полусантиметре от ноги Сергея, тихо легло в красную пыль – и в тот же момент на другом конце Чапоры зазвонил колокол церкви Holly Cross, оповестив о конце службы, вместе с этим замершая улица вновь, как по команде, пришла в движение. Вася громко выпустил воздух из легких:

– Уф-ф-ф!

– Вот это да! – Болт первый раз в жизни по-настоящему почувствовал чудо. – Что это было?

Вася улыбнулся, поднял перо и протянул его Сереге, словно в нем и был заключен ответ на вопрос:

– Самое интересное явление, которое случается в Гоа… В какой-то момент не зависящие друг от друга события сходятся в одном временном и пространственном измерении… Явление синхронизации…

– Как гоанский синдром: совокупность симптомов в едином генопатезе…

– Патогенезе, – поправил Вася. – Не заморачивайся ты так по этому поводу, понимание придет к тебе само…

– Если нужно будет? – съязвил Болт, но Вася даже не заметил колкости в свой адрес.

– Пойдем в «Бабу Ягу», поедим борща и пельменей.

21.

Лакшми испугалась не на шутку.

Несколько дней назад она уже испытывала подобный страх, но не за себя, а за какого-то иностранца – неизвестно зачем она пошла вместе с Приянкой в клуб «Парадизо» и увидела, как белый, скорее всего русский, сползает по стенке, жадно хватая ртом воздух. Лакшми стала шлепать его по щекам, а он, наглец, начал трогать ее лицо мокрыми от пота руками. Потом Приянка рассказала жуткую историю о том, сколько иностранцев каждый год умирают от передозировки наркотиков, – бедная Лакшми, она по-настоящему расстроилась от такой статистики.

Теперь Линда… Хозяйка сначала позеленела, потом ее лицо побагровело, она глотала воздух, как рыба, выброшенная на берег, и не могла произнести ни слова. Гнев, сожаление, ужас потери, ненависть и возмущение читались в ее глазах, подбородок трясся, а руки сжались в кулаки так, что костяшки пальцев стали молочно-белого цвета. Крик застыл где-то в гортани и не мог вырваться наружу, Линда была не в силах справиться с собой и запустила в Лакшми подушкой. Та пролетела над ее головой и глухо ударилась о стенку и в ту же секунду грохот упавших часов разлетелся по комнате под аккомпанемент мелких осколков фарфоровой лампы, на которую они упали. Это словно вывело Линду из ступора, глаза налились кровью и выкатились из орбит, она затопала и закричала в унисон разрушению:

– Что-о-о-о-о-о-о-о-о-о?!!

Это был не вопрос. Лакшми знала, чем это грозит. Месяц назад дядя Прамод кричал так же. Сначала он долго с ней не разговаривал, с первого дня праздника Ганеша, с того момента, как Приянка сообщила ему о поступке Лакшми.

Тогда он, не сказав ни слова, в гневе выскочил из дома, даже не надев ботинки, а наутро лег в госпиталь с воспалением легких. Весь сентябрь дядя пролежал в больничной палате и не хотел никого видеть. Зато Прашант, сын сэрпанча Ассагао, стал частым гостем в доме Лакшми. Он приезжал на своем синем Zen`е, всегда с цветами и шоколадом, забирал подруг, и они проводили много вечеров втроем, часто вспоминая, как дядя Прамод хотел сосватать Лакшми. Не получилось.

А ведь ему было так важно, чтобы эта помолвка состоялась. Перед началом сезона во всех газетах появились статьи о том, что правительство вновь запрещает проведение вечеринок на открытом воздухе. Католики Гоа сочли религиозным оскорблением «ночные безумства наркоманов» под их окнами, но получить разрешение на пати было все-таки возможно – нужно было просто купить его. Все знали, что проще всего это сделать через дядю Прамода, у него были связи, оборудование, он знал всё и всех, и европейцы несли деньги. Гоа хотело танцевать, а дядя Прамод хотел зарабатывать. Новая схема, которую он придумал, не могла работать без родственных связей с сэрпанчем, ведь только Шри Индраджара мог прийти в полицию и поставить шефа перед фактом предстоящего мероприятия. Его слово в деревне было законом для всех, за все время Шри Индраджара не принял ни одного решения, в котором жители Ассагао могли бы его упрекнуть. Новая дорога, стоматологический кабинет, супермаркет – все было построено на деньги, полученные от вечеринок.

Шри Индраджара был уважаем не только в деревне, слух о его умном руководстве дошел до Панджима, и уже несколько раз шеф-министр Гоа приглашал его на аудиенцию в свой большой особняк. Все говорили, что скоро сэрпанч займет место в правительстве. Дяде Прамоду это было так выгодно, но Лакшми разрушила его планы.

Ей нравился Прашант, но выходить за него замуж она не собиралась – после того вечера он стал для нее хорошим другом, а всю свою нежность и любовь Лакшми дарила Бруно, она была благодарна ему за то, что он открыл ей новый мир, мир взрослой женщины, мир волшебных ощущений и сказочных переживаний.

Бруно приезжал почти каждый день, работа в полиции не занимала много времени. Лакшми нравилось быть с ним, сидеть рядом в его машине, когда он, нажав на педаль газа, увозил ее сквозь дождь куда-нибудь далеко от дома. Они закрывались в комнате какого-нибудь придорожного отеля и не выходили оттуда часами, вода стучала в окна, а Лакшми стонала от удовольствия быть в одной постели с Бруно.

Однажды она попросила отвезти ее в госпиталь к дяде Прамоду. Бруно купил фруктов, надел костюм, Лакшми выбрала самое красивое сари, но дядя, увидев их вместе на пороге больничной палаты, лишь зашипел и, откашлявшись, тихо сказал: «Пошла вон!»

Лакшми долго плакала, слезы текли по щекам, как дождь по лобовому стеклу, счастье уходило вместе со слезами, а Бруно гладил ее по черным прямым волосам и осыпал поцелуями шею.

– Когда мне папа сказал то же самое, я развернулся и ушел из дома. Потом устроился работать в полицию, а потом встретил тебя, – он поцеловал ее в губы. – Тебе проще, у тебя есть свой дом, никуда уходить не надо.

– Дядя Прамод уже пять раз пытался переселить меня к себе. У него во дворе стоит маленький домик, там даже кухни нет, а мой он хочет продать. Какой-то русский строит по соседству виллу, и ему нужно много земли. Он хочет снести дом, вырубить мой сад и вырыть яму для бассейна, он не понимает, что этот дом построили родители, в нем их душа, и я не могу это потерять.

– Да, русских стало очень много. Но они лучше, чем англичане, – тратят много денег, много дают полиции. Все в нашем участке ждут начала сезона.

– Почему вас так легко купить, почему вы продаете Гоа?

– Мы не продаем Гоа, мы просто все хотим немножко лучше жить. Мы ведь не воруем у них…

– Вымогаете, – Лакшми отвернулась в сторону и игриво надула губы.

Бруно засмеялся, и они поехали к ней домой.

Ночью, когда Лакшми спала, Бруно тихо встал, оделся и вышел из дома. Завел машину, медленно, чтобы звук мотора не разбудил безмятежный сон девушки, тронулся и уехал – Лакшми проснулась оттого, что не почувствовала рядом любимого. Мятая простыня еще хранила его тепло, губы были еще влажными от его поцелуев, но его самого не было.

Когда дожди уже закончились, дядя Прамод выписался из госпиталя домой, но по-прежнему не обращал внимания на племянницу. Он ни разу не справился, как она живет и чем, только в Дивали, в праздник света и богини Лакшми, отправил ей с Прашантом конверт с деньгами.

Кроме денег, в конверте была еще записка: русский не оставлял надежды заполучить лакомый для него участок, и дядя в очередной раз уговаривал продать дом.

Лакшми, прочитав послание Прамода, отправила конверт с деньгами обратно, с тех пор дядя вообще как будто забыл о ее существовании.

Бруно приехал в начале ноября с огромным букетом цветов. Туристический сезон к тому времени уже начался, и работы у него было много. Лакшми понимала это, старалась звонить Бруно как можно реже, но она скучала по его ласкам, по его нежности, по его страсти.

– Happy Diwali, – Бруно появился очень неожиданно, сначала из-за двери показались цветы, а потом его улыбающееся лицо. – Я желаю тебе счастья и много-много света в этой жизни. Я люблю тебя.

Потом они вместе поехали в ресторан, шикарный ресторан в центре Панджима. Бруно заказывал самые дорогие блюда в меню, но аппетита у Лакшми не было, она боялась сказать новость и вяло ковыряла вилкой в лобстере. Вино, выпитое за вечер, все же придало ей храбрости, и когда принесли десерт, Лакшми, опустив глаза, тихо сказала:

– Я была у доктора Вилли, он сказал, что я беременна. У нас будет девочка.

Бруно побелел и, не сказав ни слова, молча отвез ее домой, быстро поцеловал у ворот в щеку и уехал, лишь посоветовав обратиться к доктору Вилли, чтобы тот сделал аборт.

Лакшми не могла пойти на это, не могла пойти на убийство, она надеялась, что Бруно изменит свою позицию и вернется.

Он добавил, что приедет только после того, как Лакшми избавится от ребенка. Бруно не мог позволить себе детей, и уж тем более он не мог позволить брак с хинду – его бы просто не поняли. Вот и вся любовь… Католическая.

В этот же вечер приехала Приянка с Прашантом, они привезли много свечей, выключили свет во всем доме и зажгли свечи, расставив их по углам. Потом подруга спросила разрешения воспользоваться спальней и, получив положительный ответ, сразу же потянула Прашанта за руку в сторону большой кровати, еще с утра старательно заправленной Лакшми для самой себя и Бруно.

Слезы наворачивались на глаза, но плакать было непозволительно. «Вместе со слезами все счастье уходит», – слова Мамани плотно засели в голове с самого детства. Лакшми лишь всхлипывала и молила всемогущую богиню о маленьком комочке радости, который появился внутри нее.

После того вечера, когда Приянка выпроводила дядю Прамода, она стала видеться с Прашантом все чаще и чаще. Суреш, менеджер из Бангалора, пропал со своей красной «шкодой» как только закончился его отпуск и он потратил все деньги, предназначавшиеся для отдыха.

Прашант оказался парнем смышленым, открыл шек на берегу океана в Анджуне. Приянке нравилось им управлять и чувствовать себя полезной не только по ночам в кровати Лакшми.

– Подруга, почему твои глаза опять полны дождя?

– Я беременна, Приянка, и Бруно отказывается заводить ребенка. Я не знаю, что делать, как дальше жить. У меня нет денег, чтобы его родить, и у меня нет сил, чтобы сделать аборт. Что мне делать?

– Подруга, я всегда буду с тобой. Ты в любой момент можешь попросить помощи, и я никогда тебе не откажу, – Приянка обняла Лакшми и прошептала ей на ухо: – Мы с Прашантом решили пожениться, я хочу пригласить тебя и всю твою семью на свадьбу.

– У меня больше нет семьи. Я осталась одна.

Лакшми уже не могла сдерживать слезы, она уткнулась в плечо Приянки и зарыдала:

– Почему так случилось? Неужели я настолько виновата, что боги наказывают меня таким способом?

– Боги не наказывают тебя, а дарят самое волшебное существо, которое ты можешь иметь в этой жизни, – Приянка обняла Лакшми и прижала ее к себе. – Я обещаю, что никогда не брошу тебя, ты моя подруга на всю жизнь. Запомни эти слова, я, в отличие от Бруно, никогда от них не откажусь.

Десять дней праздника Дивали Лакшми провела дома. Приянка приезжала каждый вечер, привозила вкусную еду и ароматические свечи, она расставляла их в спальне и уходила туда с Прашантом, а Лакшми, слыша скрип кровати и стоны подруги, только вспоминала о том времени, которое они проводили с Бруно.

Он так и не появлялся, а дядя Прамод все равно нашел способ получать разрешения на гоа-транс пати от Шри Индраджара. Они стали достаточно близки, в Ассагао начали строить новую электростанцию и темпл³⁰, но дядя не мог смириться с тем, что Лакшми отказалась выходить замуж за сына сэрпанча. Он даже и не подозревал, что близкая подруга племянницы встречается с Прашантом. Каждый раз, посещая дом Шри Индраджара, Прамод рассказывал о достоинствах Лакшми, не оставляя надежды связать две семьи родственными узами.

В середине декабря, когда туристический сезон был в разгаре, Лакшми поехала на своем мопеде к доктору Вилли, она отказалась делать аборт и теперь раз в месяц приезжала на обследование – Лакшми хотела родить здорового ребенка, а Приянка, полностью поддержав решение подруги, помогала ей деньгами и собственным участием.

Кабинет доктора Вилли находился рядом с футбольным полем Анджуны, сразу за ним Лакшми в сумерках уходящего дня узнала машину Бруно и, оставив мопед у кабинета, тихо подошла к желтому «лансеру». Кресло было откинуто, на нем лежала белая девушка, а Бруно, задрав ей юбку, опустил руку между ее ног, без устали повторяя, что она божественна.

Первый попавшийся под руку камень Лакшми запустила в боковое стекло, следующий полетел в салон, а третий, самый большой, оставил безобразную вмятину на капоте. Это была ее последняя встреча с Бруно, решение оставить ребенка укрепилось в ее сознании, а о красавчике с Мирамара она постаралась забыть прямо в тот же вечер.

Через несколько дней Лакшми отправилась к дяде Прамоду, она решилась рассказать ему о своей беременности, кроме этого, Приянка вручила ей приглашения на свадьбу.

Лакшми долго переминалась с ноги на ногу у порога, дядя Прамод видел ее в окно, но не спешил открывать дверь, он ждал, пока та сама постучит. Она постучала, несмело зашла в дом, поклонилась дяде, его брату и жене брата – они сидели на пластмассовых стульях и смотрели на нее в упор, ожидая от племянницы новостей.

Первую новость, о беременности, дядя Прамод воспринял стойко, он догадывался, что Прашант никакого отношения к этому не имеет, но надежда не покидала его, он знал, что сын сэрпанча постоянно бывает у Лакшми.

– Приянка и Прашант приглашают всех нас на свою свадьбу.

Тогда крик дяди Прамода ворвался в ее уши, как первый гром в апреле. Он в ярости затопал и затряс головой, в уголках губ появилась белая пена, а в глазах можно было прочитать все, что он думал о Лакшми в тот момент.

Линда была очень похожа на него, только теперь Лакшми не могла понять, за что на нее так кричат.

– А ну повтори, что ты сказала? – зрачок Линды замер в ожидании.

– Порошок, который вы купили вчера, оказался бракованным. Может быть, у него срок годности закончился, я высыпала две пачки, а он просто растворился в воде. Я так и не смогла постирать простыни.

22.

– Я должен поехать с тобой. Мы всегда все делали вместе, а теперь ты не хочешь меня брать?

Марк посмотрел на Пола, покачал головой и продолжил чтение книги.

– Марк, что происходит? Я тоже хочу участвовать в сделке, ты не можешь сказать мне «нет», ведь я не смог отказать тебе в деньгах.

– Пол, это очень опасно, – на самом деле Марк боялся не за напарника, он боялся, что англичанин все испортит. – Я просто съезжу, передам деньги, заберу товар и вернусь. В чем дело? Что тебе так приспичило?

– Я действительно не могу понять, почему ты хочешь сделать это один. Мы же напарники… Друзья, в конце концов…

Пол обиделся и сел на ступеньки «Маркуса», уставившись в темноту. Марк поправил подушку под головой и отложил в сторону томик стихов Рабиндраната Тагора, спугнув ящерицу, охотящуюся на комаров. Такие в Гоа живут в каждом доме – сначала они пугают, но при ближайшем рассмотрении оказываются симпатичными и абсолютно безобидными.

Клиентов в ресторане не было. Марк отпустил повара и официантов еще полчаса назад, диск Боба Марли закончился сразу после их ухода – нажать кнопку «play» было некому. Все это время Пол просидел в молчании, потом подошел к Марку и лег рядом на матрас.

– А почему Линда позвонила именно тебе? Кто она такая?

– Она моя старая знакомая, когда-то жила на Арамболе, мы тогда с тобой еще не были знакомы.

– И чем вы занимались?

– Всем, – Марк многозначительно улыбнулся. – Она на самом деле хороша.

– Ты из-за этого и согласился на сделку?

– Сделка не с ней, а с ее бой-френдом нигерийцем Пепе. Еще я разговаривал с Верой, русские спрашивают кокаин, и они готовы за него платить. Мы купим эти два килограмма, а Вера поможет нам скинуть товар, она знает всех, кому он нужен. Через месяц у нас будут деньги – и ты сможешь поехать в Германию болеть за свою сборную.

– А ты? – Пол уже не представлял, что когда-то наступит время и они с Марком разъедутся в разные уголки планеты. – Ты вернешься в Израиль?

– Нет, поеду с тобой. Говорят, там открыли бордель высшего класса, специально к чемпионату. Хочу посетить.

– Правда?

– Нет! – Европа была последним местом, куда Марк действительно хотел бы поехать. – Я поеду на Ом-бич.

– А что там? – Пол много раз слышал в «Маркусе» об этом пляже, но понятия не имел, что Марк тоже собирается туда.

– В Гоа стало очень тесно. Пропал тот magic spirit, ради которого сюда ехали раньше. Открой, ради интереса, хотя бы одну газету – обязательно найдешь недовольную статью по поводу присутствия здесь иностранцев. Правительству это невыгодно.

– Почему?

– Гораздо удобнее работать с туристами, которые прилетают на две недели, оставляют несколько тысяч долларов и довольные валят обратно. Русский туристический бизнес убил то Гоа, в которое приехал я.

– А что изменилось?

– Деньги, которыми швыряются здесь русские, развратили местных. Ты снимаешь дом за сто долларов в месяц, а на Морджиме такой же стоит пятьсот. И в нем всегда кто-то живет. Почему бы из-за этого не поднять цены и на Арамболе?

– Но ведь пока еще не подняли…

– Пока… – у Марка зазвонил телефон. – Привет, – он перешел на русский, Полу было непонятно, о чем он говорит. – Куда?… Скоро приеду, – Марк положил телефон в карман, достал из-за барной стойки пакет с гашишем и бросил его Полу. – Поехали, прокатимся до Чапоры.

– А что там?

– Позвонила Вера, нужен чарас.

Проехать вечером на джипе по улице Чапоры – дело непростое. Марк медленно объезжал беспорядочно расставленные мотоциклы и безостановочно сигналил – пьяные европейцы почти не реагировали и уступали дорогу только когда бампер белого «джипси» касался коленной чашечки. «Fuck off, man», – бросали они и лениво отходили в сторону.

Припарковать машину у «Бабы Яги» невозможно, это означает сразу же перекрыть движение в обе стороны и нарваться на многоэтажный мат на всех языках мира. Марк проехал чуть дальше, к церкви, поставил джип среди белых такси и заглушил мотор. В то же самое время колокол оповестил о закончившейся службе, и из маленького, свежепобеленного здания с красным светящимся крестом наверху стали выходить женщины в красивых сари и мужчины в черных костюмах и белых рубашках.

– Вот смотри, – Марк кивнул в сторону прихожан. – Они каждый вечер ходят в церковь, молят о чем-то своего католического бога, а ровно через полчаса кто-нибудь из них будет стоять возле клуба «Парадизо» и продавать экстази и гашиш.

– И что? Мы занимаемся тем же самым, только ты читаешь Талмуд, а они Библию. Разницы-то особой нет, – Пол сплюнул на землю. – Куда идем?

– В «Бабу Ягу», Вера там.

Вера сидела в окружении четырех крепких парней в дальнем углу ресторана, ее подруга, Лида, очевидно, опять без белья, пыталась сделать джойнт – у нее не получалось, на столе валялись скомканные бумажки для скручивания.

При виде Марка Вера махнула рукой, Лида, увидев Пола, скривила губы и послюнявила клейкую линию – косяк снова не получился, и она высыпала смесь табака и гашиша в микс-болл.

– Марк, это мои друзья, – Вера подмигнула Марку, давая ему понять, что им можно было называть цену на порядок больше обычной.

– Нам нужно грамм пятьдесят гашиша, – рявкнул один из них, в синей майке Y3 и толстой золотой цепью на запястье, – сколько денег надо?