- Это брюхо, - поправил ее рассеянно научный работник.
      - На голове шлем.
      - Не шлем, а глаза.
      - Это животное? - спросил неуверенно Людвиг Иванович.
      - Да.
      - Ой, я же знаю! - крикнула вдруг Нюня, все оглянулись и посмотрели на нее, но она опустила голову и пожала плечами. Тогда все перевели взгляды на зоолога. Но тот тоже пожимал плечами:
      - Это... я не знаю, что это такое... Может быть, ожившее ископаемое... какой-нибудь... мурозавр, что ли...
      - Когда и от чего наступила смерть? - спросил Людвиг Иванович.
      - Час назад... может быть, от слабости, а может... от одиночества...
      - Ничего себе слабость - тащить слониху! - сказал корреспондент, обходя вокруг чудовища и фотографируя его при вспышке.
      Людвиг Иванович повернулся к подошедшему милиционеру:
      - Вы проследили, откуда начинаются следы?
      - От стены зоопарка. До этого их нет.
      - То есть как - нет? Что оно, с воздуха, что ли, спустилось?
      Корреспондент, закончив фотографировать, сказал:
      - Да, не хотел бы я встретиться с ним с глазу на глаз.
      И тогда Людвиг Иванович почувствовал, что его кто-то дергает за рукав, и услышал прерывистый Нюнин голос:
      - Людвиг Иванович! Дядя Люда! Пойдемте, я вам покажу...
      Глава 19
      !!!!!!!!!!
      Была ночь, влажная ночь, и все-таки Нюня и дядя Люда залезли на скользкую грушу, которая росла во дворе, а когда Людвиг Иванович слез с дерева, в руках у него был небольшой сверток в полиэтиленовом мешочке. Вместе с Нюней прошел Людвиг Иванович в комнату Фимы и разложил содержимое мешочка. Здесь были толстая тетрадь с надписью "Дневник исследователя" и четыре аптекарских коробка - каждый тоже в полиэтилене. На одном коробке было нарисовано десять восклицательных знаков, и находилось в нем четыре шарика, похожих на витамины. Во втором коробке, самом большом - на нем было жирно написано "ФФ-101", лежали вплотную три пузырька. Людвиг Иванович понюхал - пахло кислым. Третий коробок был прорван, и в нем ничего не было. Между тем на коробке были нарисованы череп, две перекрещенные кости и знак бесконечности. В четвертом коробке - на этом коробке тоже был знак бесконечности - лежало какое-то насекомое, большущее, сантиметров десять в длину. Когда Людвиг Иванович вгляделся в это насекомое, он даже вздрогнул: как две капли воды оно было похоже на то самое чудище, которое неизвестно откуда появилось у стен зоопарка, затем похитило слониху Меланью и, протащив ее добрых полкилометра, бросило, двинулось к Зоологической улице и в нескольких шагах от Фиминого двора сдохло неизвестно от чего. Было над чем задуматься.
      Людвиг Иванович снова посмотрел на насекомое в Фимином коробке. Расширенными глазами Нюня смотрела туда же.
      - Нюня, ты поэтому закричала "ой, я же знаю!" там, на пустыре?
      - Да, я подумала: может, это Фима сделал... Я подумала: если оно слониху утащило...
      - Успокойся, детка, Фиму оно все равно не могло бы вытащить в форточку... Значит, он, выходя сегодня утром во двор, спрятал все это на груше. И ты в самом деле не знаешь, где Фима?
      - Не знаю.
      - И не знаешь, как он исчез?
      - Честное ок... честное слово, не знаю.
      Что ж, ясно было одно: Фима хотел, Фима готовился исчезнуть, иначе бы он не спрятал самые дорогие для него вещи, которые раньше хранились в сундучке, на дерево, в дупло.
      Что же с ним произошло? Ответ мог быть только в "Дневнике исследователя".
      - Аню-ня! - раздался голос Бабоныко от дверей. - Девочка, пора наконец спать!
      - Скажите ей! Пожалуйста! - умоляюще зашептала Нюня.
      - Матильда Васильевна, если можно, разрешите ей еще немножко побыть со мной.
      - Ну, я буду наведываться! - сказала Бабоныко кокетливым голосом и исчезла.
      Вместо нее в дверях появилась Тихая. Она обежала все быстрыми глазками и задрожала носом, внюхиваясь.
      - Ето чего... конхветы? - спросила она, уставившись на стол.
      - Только ее не пускайте! - прошептала Нюня, и Людвиг Иванович сказал:
      - Пожалуйста, не мешайте нам. Мы вас позовем, если вы понадобитесь.
      На первой странице дневника, который не без волнения раскрыл Людвиг Иванович, было написано:"
      Приручение насекомых может оказаться для человечества важнее, чем приручение коровы, лошади и овец (может быть, это придумал я, а может быть, где-нибудь прочитал, сам не помню)".
      Затем шли план дома и план двора, большой рисунок насекомого с названиями частей его тела, многочисленные выписки из разных книг, в которых говорилось, что насекомые уничтожают пятую часть урожая на земле, а яды и химикаты, которыми пытаются люди бороться с вредными насекомыми, в конечном счете, отравляют самих людей, в то время как насекомые-вредители успевают к ним приспособиться."
      Химические способы борьбы, - цитировалось у Фимы, - грешат недооценкой почти безграничных возможностей живой материи".
      Слово "безграничных" было подчеркнуто волнистой линией.
      Дальше шла цитата из Дарвина, восхищавшегося разнообразием инстинктов и умственных способностей муравьев, весь мозг которых не превышает четверти маленькой булавочной головки."
      Силу насекомых нельзя недооценивать!"
      - шла надпись через всю следующую страницу. И -"
      Если бы удалось создать устройство, могущее воспроизвести все действия, на какие способен самый крохотный муравей, то разместить его можно было бы в сооружении большем, чем величайшее здание мира - Нью-Йоркский Эмпайр стейтс билдинг".
      Шли данные о том, что поля гибнут без насекомых, и сады гибнут без насекомых, и леса гибнут без насекомых.
      Людвиг Иванович даже запутался: от насекомых или без насекомых гибнут поля? Но дальше была опять подчеркнутая запись:"
      Нужно познавать насекомых. В борьбе с вредными насекомыми нам должны помочь другие насекомые же!"
      И еще, и еще записи - о невероятнейших веществах, которые умеют вырабатывать насекомые, веществах, которые управляют ростом растений, веществах, которые лечат страшнейшие болезни.
      Все это было, конечно, очень интересно, однако пока ни на шаг не приближало к разгадке того, куда и как исчез мальчик.
      Но вот две записи, остановившие внимание Людвига Ивановича:"
      Феромоны - вот главное, что надо искать и исследовать".
      И вторая:"
      ФФ-10 - это будет мой пароль, т.е. Фимкин феромон"."
      ФФ-10" - лишь цифрой отличалось от надписи на второй коробке. Нужно было немедленно узнать, что это такое. Была ночь, но Людвиг Иванович не имел права медлить. Нюня, уже дремавшая у стола, хотела было тоже идти, но Людвиг Иванович остановил ее:
      - Охраняй тут Фимины вещи. Я быстро. Я только позвоню.
      Ольга Сергеевна сидела во второй комнате. Ее он тоже попросил никого не пускать в Фимину комнату.
      Улица была пустынна. Асфальт уже просох. Свежим и душистым был воздух. К счастью, ближайший телефон-автомат работал.
      - Дорогой профессор, - сказал Людвиг Иванович, когда дозвонился, извините, что так поздно беспокою. Вам знакомо такое слово - феромон? По буквам? Пожалуйста! Факт, ересь, рецидивист, обыск, милиция, обыск, наследство.
      - Феромон? Фолликул, евгеника, рецессивность, обмен, моногамия, обмен, нистагм?
      - Профессор, а нельзя буквы, то есть слова, попроще?
      - Э, пожалуйста! Фугаска, едкость, рана, отрава, малярия, обморок, наркоз!
      Людвиг Иванович даже содрогнулся.
      - Фух! - сказал он. - Да, феромон, действительно. Так что же это такое?
      - Это, уважаемый Людвиг Иванович, вещество. Определенное химическое вещество, выделяемое насекомыми, живущими семьей, обществом - муравьями, пчелами, например.
      - И много этих веществ выделяется?
      - О, микродозы!
      - Благодарю вас, профессор!
      В дом Людвиг Иванович возвратился задумчивый. Ольга Сергеевна дремала, Нюня спала.
      Людвиг Иванович раскрыл Фимкин дневник на заложенной странице и прочел:"
      Они говорят друг с другом не словами, а запахами и вкусом. У них есть органы химического чувства".
      Дальше шло описание каких-то опытов и краткие результаты:"
      Они любят мясо и мед. Но отравленной приманки не трогают"."
      Муравьиная кислота, купленная в аптеке, для них недостаточна"."
      Алоэ их отпугивает так же, как запах гвоздики".
      А тревога между тем в душе у Людвига Ивановича нарастала. Нет, Фимка не вор. Но тогда еще непонятнее - где же он? Мальчик исчез часов в двенадцать дня, и вот уже ночь, а его все нет. Людвига Ивановича так и подмывало бросить вдумчивое чтение и куда-то бежать, что-то делать. Но ведь Фимка, перед тем как исчезнуть, спрятал этот дневник вместе с малопонятными вещами в тайник на старой груше, и хотя все, что до сих пор прочел Людвиг Иванович, казалось, не имело никакого отношения к исчезновению Фимки, дядя Люда был следователем и не имел права ни торопиться, ни оставлять что-то невыясненным. И он хотел уже снова углубиться в чтение, но сначала решил еще раз посмотреть на содержимое коробков.
      Глава 20
      "Ф тнчоя ивзиза"
      Нюня проснулась от того, что Людвиг Иванович тряс ее за плечо:
      - Нюня, ты брала таблетку из этого коробка?
      Она увидела перед собой коробок с десятью восклицательными знаками, увидела в коробке вместо четырех три таблетки, сразу все вспомнила и окончательно проснулась.
      - Я знаю! - крикнула она. - Это, наверное, бабушка Тихая стащила!
      - Оля! - выбежал в соседнюю комнату Людвиг Иванович. - Проснись! Здесь была Тихая?
      - Она приходила с какой-то фляжкой, спрашивала чай... Какой может быть чай посреди ночи?! Люда, что случилось?!
      Но Людвиг Иванович уже был в коридоре, стучал изо всех сил в комнату бабушки Тихой. На стук никто не откликнулся. Людвиг Иванович толкнул дверь она заскрипела, раскрылась. В комнате никого не было.
      - Это невероятно! - сказала за спиной Людвига Ивановича Бабоныко. На ней был какой-то старинный блестящий халат с широкими рукавами и огромным бантом на спине. - Этого не может быть! Тихая всегда закрывает дверь на замок, даже если выходит во двор. Ее убили! Ее выкрали!
      - Спокойно! - сказал Людвиг Иванович. - Без паники! Идите спать, Матильда Васильевна.
      - Ну уж дудки! - сказала вдруг совсем непохоже на себя Матильда Васильевна. - Пардонэ муа, но я больше ни на шаг не отойду от Анюни. У вас выкрадут ее из-под носа, а вы и не заметите.
      Она первая прошла в Фимину комнату и демонстративно уселась сбоку от стола.
      Людвиг Иванович потер лоб, подвинул ближе к себе коробки и снова раскрыл дневник. Но тут его ждал новый удар - с сорок седьмой страницы дневник оказался зашифрованным."
      Ф тнчоя ивзиза, - было написано в нем, - хюотдчнпдиф с униюбунш".
      В другое время Людвиг Иванович отправил бы это специалисту-дешифровальщику. Но шифр означал, что он добрался до чего-то самого главного! И ведь это не было так трудно, как, скажем, анаграмма Галилея - бессвязный набор тридцати девяти латинских букв, которую даже виртуозный математик-вычислитель Кеплер неверно истолковал: "Привет вам, близнецы, Марса порождение" вместо действительного "Высочайшую планету тройною наблюдал". Прежде всего, в Фимкиной записи были расстояния между словами, то есть это было обыкновенное предложение, только написанное другими буквами. И, что было еще проще, начиналось оно с одной-единственной буквы. Редко кто начинает предложение с предлога. Вернее всего, это было подлежащее-местоимение "я". Ну, а если все-таки предлог - "в"? Например: "В сундуке лежит то-то и то-то". Так-так, а где же еще есть это "ф"? Да вот, в конце четвертого слова, довольно длинного - из одиннадцати букв. Людвиг Иванович обладал прекрасной памятью на слова. Поэтому он сразу вспомнил, что слов из одиннадцати букв, оканчивающихся на "в", в русском языке всего несколько: "празднослов", "насупротив" да "фотореактив". Ну а если "ф" все-таки не "в", а "я"? О, длинных слов, оканчивающихся на "я", в русском языке несметное количество. Одних глаголов сколько: "наблюдаться", "управляться", "отвлекаться" и так далее. Так что, вернее всего, "ф" действительно означало "я".
      Но дальше, дальше? Это была алфавитная, а не цифровая криптограмма, то есть, вернее всего, был взят какой-то абзац, из него по порядку выписаны буквы, которые и заменили обыкновенный алфавит. Но в таком случае Фимка должен был часто пользоваться этой книгой - каждый раз, как нужно было зашифровать запись!
      Людвиг Иванович бросился к этажерке и стал открывать Фимкины книги там, где открывались сами собой. И тут же вспомнил: еще во время осмотра Фимкиной комнаты, пролистывая книги, он обратил внимание на абзац в книге Мариковского "Мой веселый трубачик" о том, как общаются между собой насекомые. Абзац был не только обозначен тремя карандашами по полю, но и подчеркнут, причем подчеркнут не сплошной линией, а пунктирной, и не под всеми буквами стоял пунктир, а только под теми, которые не повторялись: так что в первом слове были подчеркнуты все буквы, кроме последней, во втором слове уже только половина букв, в третьем еще меньше, и так весь абзац!
      Задрожавшей рукой Людвиг Иванович открыл книгу Мариковского. Сомнений быть не могло - в двух фразах: "Насекомые объясняются звуками, запахами, жестами, световыми вспышками, еще не известными науке излучениями. Разговор насекомых так же сложен, как их жизнь, и мы только недавно стали проникать в тайны этой филологии" - пунктиром был подчеркнут Фимкин шифр, Фимкина азбука! Людвиг Иванович быстренько выписал на бумажку:Н - АЫ - 3В - ПЩ - ЦИ - ЭА - ББ - ИУ РЛ - ЧЭ - ЮС - ВЪ - КИ - СЧ - ШФ - ЯЕ - ГЯ - ЛП - ТР - ЩК - ДЮ - МX - УГ - ЫО - ЕТ - НЖ - ФЬ - ЪМ - Ж3 - ОШ - XД - Ь
      В этой зашифрованной азбуке не хватило у Фимки места только для "ё" и "и".
      Когда Нюня проснулась второй раз, Бабоныко спала на стуле рядом, а Людвиг Иванович смотрел на Нюню веселыми глазами.
      - "Падмузель", - сказал он, - не покажете ли вы мне третью щель от левой ножки стола?
      - А что?! - подскочила Нюня. - Тайник, да?
      Но Людвиг Иванович, вместо того чтобы направиться к щели, начал засовывать в карманы и за пояс разные предметы, которых на столе за ночь значительно прибавилось. Два трехцветных фонарика рассовал он по карманам, пульверизаторы, охотничий нож, пузырьки из коробка с надписью "ФФ-101" и многое другое.
      Людвиг Иванович еще раз внимательно посмотрел в Фимин дневник и Нюня посмотрела тоже. Там было написано:"
      Ъзекн сиб ахкоп езпзсз - ствопд пнаяопъх".
      Какая-то тарабарщина! Однако Людвиг Иванович, будто прочел нечто разумное, еще раз проверил вещи в своих карманах и за поясом, потом строго сказал Нюне и проснувшейся Матильде Васильевне:
      - Осторожно! Ничего на столе не трогайте! Наблюдайте за мной!
      Он взял из раскрытого коробка (десять восклицательных знаков!) одну из трех лежавших там таблеток и осторожно положил ее в рот.
      - Ну что, девочка? - сказал он, дососав таблетку, Нюне. - Что ты так на меня смотришь?
      Но голос его вдруг стал писклявым, и он начал как бы оседать на глазах у Нюни и Бабоныки.
      - Моу дьо! - сказала красиво и непонятно Матильда Васильевна и прижала руки ко рту, глядя, как Людвиг Иванович превращается в лилипута.
      - А я знаю! - крикнула Нюня и, выхватив вторую таблетку из коробка, в один миг проглотила ее.
      - Нюня, не смей! - Бабоныко в ужасе сжала руки.
      - Я скоро! - заверещала уменьшающаяся Нюня.
      - Подожди, я с тобой! - крикнула Бабоныко и схватила последнюю в коробке таблетку.
      Часть вторая
      Глава 21
      Сбор у ножки стола
      Бабушка Тихая, в которой было теперь каких-нибудь полсантиметра роста, сидела у подножия гигантской башни. Не сразу Нюня сообразила, что эта башня ножка Фиминого стола.
      - Ну, наконец-то, - проворчала Тихая, когда Людвиг Иванович, Нюня и Бабоныко, такие же крошечные, оказались перед ней.
      - Тюнь! Так вот вы где! - сказал Людвиг Иванович, но без особого удивления. - Итак, одну мы уже нашли. Теперь не потерять бы всех разом!
      - О, вы так мило каламбурите! - кокетливым голосом воскликнула Матильда Васильевна, которая первым делом проверила, не растрепалась ли она во время уменьшения.
      А Людвиг Иванович пробормотал:
      Каламбура, каламбури, каламбурия,
      Спасти нас может лишь мимикрия.
      И Нюня подумала: "Как это удивительно! Мы уменьшились в... наверное, в тысячу раз, а остались точно такими же: бабушка говорит старинные глупости, дядя Люда шутит и сочиняет, а Тихая все такая же сердитая".
      - Как вы-то добрались до Фиминых таблеток? - спросил у Тихой Людвиг Иванович.
      - А я знаю!.. - крикнула Нюня и осеклась, подумав, что она и сама не очень-то изменилась.
      - Что же на этот раз знает "падмузель"? - Людвиг Иванович спрашивал и говорил, как обычно, но вид у него был рассеянный: может, он о чем-то думал, а может, не мог привыкнуть к тому, что такой маленький.
      - Ничего особенного, - застеснялась Нюня. - Бабушка Тихая любит сладкое, вот и стащила Фимину таблетку.
      - Очень мило! Вы сделали то, что никому, кроме меня, и уж никак всем нам вместе делать не следовало. Бабушка Тихая из любви к сладкому, а Нюня и Бабоныко вообще неизвестно зачем - не пищи, Нюня! - выпили Фимины уменьшительные таблетки, и теперь никто и не знает, где мы.
      Сначала Нюня даже боялась глядеть вокруг себя, но тут осмелилась и огляделась. Перед ней простиралось огромное поле, пересеченное канавами. Поле было красно-бурого цвета, неровное, волнистое и все-таки удивительно мертвенное. "Это же... пол", - сообразила Нюня. И оттого, что маленькая Фимина комната превратилась в такое огромное унылое пространство, Нюне стало прямо тошно. Тогда она перевела глаза на башню - ножку стола - и стала задирать голову, чтобы увидеть, где же эта "ножка" кончается. Ужас! Это была небоскребная башня, и над ней нависала громадная крыша, а по низу этой крыши высоко-высоко, спиной вниз! - быстро цепляясь шестью неестественно вывернутыми ногами за неровности, ловко пробиралось то самое чудище, которое они видели этой ночью мертвым на пустыре!
      - Динозавр! - крикнула в ужасе Бабоныко, которая тоже смотрела вверх.
      - Скорее уж... мурозавр, - откликнутся Людвиг Иванович. - Даже не мурозавр, а обыкновенный...
      - А я знаю! - закричала Нюня. В эту минуту она уже действительно знала, что чудища там, на пустыре, и здесь, на крышке стола, - обыкновенные муравьи.
      Но не успела она все это хорошенько обдумать, как дунул сильный ветер, бабушка Тихая вдруг вскочила и бросилась к ближней канаве (только потом Нюня сообразила, что это щель в полу). Под ногами все заколебалось, затряслось, что-то огромное и страшное надвигалось на них. Нюня схватила Бабоныку за руку и побежала вслед за Тихой. Подталкивая и прикрывая их, за ними спешил Людвиг Иванович. Добежав, Нюня увидела в канаве земляной уступ, на котором ничком ("как в кино про войну") лежала бабушка Тихая. Сзади прогрохотало, и они попрыгали в канаву и растянулись на земляном уступе рядом с Тихой. Деревянная стенка возле них оглушительно завизжала и затрещала, и света над ними не стало. Потом вдруг снова сделалось светло, и невнятный прерывистый гул отдалился.
      - Ехвимкина мать шастаеть, - сказала бабушка Тихая, поднимаясь с земли и отряхивая юбку.
      - Э-то Фи-ми-на ма-ма? - Нюне так часто приходилось теперь удивляться, что она даже радоваться этому не успевала.
      Между тем Людвиг Иванович, о чем-то задумавшись, сидел на краю уступа в том месте, где трещина уходила вглубь. Потом вскочил и направился к ножке стола, еще подумал секунды две и решительно зашагал по неровному полю, приглядываясь к тем канавам, которые для больших людей были просто трещинами в полу.
      - "Третья щель от левой ножки стола", да? - догадалась Нюня.
      Теперь вид у Людвига Ивановича был не столько озабоченный, сколько довольный, хотя напевал он очень мрачные стихи:
      Наше положение,
      скажу без утешения;
      нисколько не бле-стя-ще-е.
      Мое такое мнение,
      что это уменьшение
      несчастье настоя-ще-е!
      - Людвиг Иванович! Дядя Люда! А еще что это такое: "зекн сио ахкоп" и дальше?
      - Ну это-то как раз проще простого. Это значит: "Когда все будет готово, выпить таблетку".
      - А что это за язык? А откуда вы его знаете? А скажите еще что-нибудь! затараторила Нюня.
      - Сказать еще что-нибудь? Пожалуйста: "Ф тнчоя ивзиза хюотдчнпдиф с униюоунш".
      - Это все было у Фимы в дневнике? А что это значит: "Ф тнчоя"?
      - "Ф тнчоя" - значит "я нашел". "Я нашел способ уменьшиться в размерах".
      - Я же вам говорила, что Фима - гениальный ребенок. И к тому же - обормот! - убежденно сказала Бабоныко.
      - Обормо-от? - поразилась Нюня.
      - Так называется человек, который знает много языков, - важно пояснила Бабоныко.
      - Человек, который знает много языков, называется, милая Матильда Васильевна, не обормот, а полиглот. К тому же это не язык, это Фимин шифр.
      - Контрразведка - я так и знала, - совсем обрадовалась Матильда Васильевна. - А вы расшифровали! Гениально!
      - Геняльно! - передразнила Тихая. - Вот раздавить тебя каблуком Хвимкина мать - вот и будеть геняльно!
      - Неправда! - испугалась Бабоныко. - Людвиг Иванович, скажите, это же неправда?
      - К сожалению, Тихая права - положение очень и очень серьезное. Мы можем находиться рядом с людьми несколько часов, а люди и знать не будут и могут даже раздавить нас, как чуть не раздавила Фимина мама.
      - Уж как вы тут ерзали ногами... - проворчала Тихая.
      - Не надо было есть чужих конфет, - не выдержала Нюня.
      - Но разве мы не в состоянии сообщить о себе, позвать на помощь? - все не могла смириться Бабоныко.
      - Нас не услышат.
      - Но... это же ужасно!
      - А ему весело, - проворчала Тихая.
      - А я знаю! - закричала Нюня. - Я знаю, почему вы веселый! Потому что вы теперь знаете, что стало с Фимой, правда?
      - Что же с ним стало, как ты думаешь?
      - Он... Он уменьшился! Он нарочно уменьшился, чтобы...
      - Чтобы?.. - переспросил Людвиг Иванович.
      - Не знаю, - призналась Нюня. - Не знаю зачем. Знаю, что зачем-то, но не знаю зачем.
      - Так-так! А ну, давайте-ка мысленно вернемся к весне этого года. Вспомним по порядку, как это происходило.
      - Давайте, - с жаром поддержала Нюня. - Я все хорошо помню!
      Глава 22
      Спор у ножки стола
      - Итак, - начал Людвиг Иванович, - однажды весной к вам в дом поселился мальчик Фима...
      - С сундучком, - нежно сказала Нюня.
      - Мальчик вел себя несколько необычно... - вспоминал Людвиг Иванович. Вместо того чтобы играть в футбол или в казаков-разбойников, он...
      - Исследовал! - крикнула Нюня.
      - Фулиганил, цветы ташшил, то вонь, то тварь напушшал, - вставила Тихая.
      - Он проводил биологические опыты - скажем так. Фима и до этого читал о животных, о насекомых, а увидев, как много в доме и в саду муравьев, особенно заинтересовался ими...
      - Муравей, знаете, какой... развитый! Я знаю! Он уже двадцать пять миллионов лет развитый! - быстро, чтоб ее не перебили, вставила Нюня.
      - ...Так вот, Фима узнает о муравьях поразительные вещи. Узнает, что люди тратят столько же сил на борьбу с ними, сколько и на дружбу. Узнает, что муравьи спасают леса и сады от вредителей, с которыми сами люди справиться не умеют, что люди хотя и научились расселять полезных муравьев, но по-настоящему управлять ими не могут...
      - А Фима может! Фима может! - закричала Нюня.
      - Фима проводит опыты с разными веществами, проверяя, как реагируют на них насекомые. Он пробует сок алоэ и запах гвоздики, муравьиную кислоту и всякие таблетки, даже свои, которые ему выписывали для роста. Он смешивает вещества. И вот тогда-то случайно Фима находит такое вещество, которое в одних пропорциях уменьшает, а в других увеличивает. Помнишь, Нюня, того большого муравья в коробке?
      - По-омню, - сказала Нюня, став очень серьезной. - Мутичка его еще раньше видела. Вот испугалась!
      - Это была первая проба... Короче, Фима решает воспользоваться этим веществом, чтобы уменьшиться и проникнуть в муравейник.
      - Зачем? - затаив дыхание, спросила Нюня.
      - А вот то-то и оно, зачем? Затем, что Фиму интересуют феромоны. Но я так и не успел понять по-настоящему, что это такое.
      - Это... это приказы, - прошептала Нюня.
      - Что-что? Приказы, ты говоришь? Что еще за приказы?
      - Не знаю. Я помню, что приказы, а какие, я... я не спросила.
      - Жаль! Очень жаль! Итак, ясно только одно: Фима отправился за феромонами в глубь муравейника. И если мы хотим его найти, нам нужно по третьей щели от левой ножки стола отправиться вслед. У нас есть все, что захватил с собой Фима. В дневнике у него был полностью разработан план.
      - Так чего же мы сидим? - вскочила Нюня. - Он там один, мы сидим!
      Но бабушка Тихая вовсе не собиралась трогаться с места.
      - Ешшо за фулиганом Ехвимкой я не бегала! Не моталась ешшо по муравьиным траншеям. В войну намоталась. Сами ташшитесь. Мне и туточки неплохо.
      - Не забывайте, - сказал дядя Люда, - что в вас роста теперь не больше полусантиметра, а навыков для такой жизни нет. Вас может уничтожить любое насекомое.
      - А для чего им меня изничтожать? Поймуть, чай, что я бедный старый человек и никому плохого не сотворю.
      - Они же не люди, чтобы вас понимать! - воскликнула Нюня. - Они только себя понимают! Как вы!
      - Нюня! Как ты себя ведешь?! - вмешалась, но не очень уверенно, Бабоныко.
      - Оставайтесь здесь! - продолжала, обращаясь к Тихой, Нюня. - А мы найдем Фиму, попросим у него великаньих конфет и станем опять как люди.
      - Каких-каких конхвет? - встрепенулась Тихая.
      - Великаньих, вот!
      - А што же ето за конхветы? В какой бумажечке?
      - В такой... самой красивой! На ней богатыри нарисованы... Три богатыря, а может быть, даже тридцать три со своим этим... дядькой.
      - Нюня права, - кивнул Людвиг Иванович, - этого тоже забывать нельзя: запас увеличительных таблеток есть только у Фимы. Судя по дневнику, Фима на всякий случай оставил одну увеличительную таблетку в коробке с черепом, но ее на месте нет. Наверное, ее съел муравей, который стал гигантским и утащил слониху Меланью. Ты ведь тоже так думаешь, Нюня? А теперь пора в путь. Тихая, прячьтесь получше, и, если мы останемся живы, мы вернемся и спасем вас. Матильда Васильевна и Нюня, не отставайте!
      Но едва они тронулись, Тихая пристроилась сзади.
      - Так вы все-таки с нами?! - удивился Людвиг Иванович.
      Но Тихая отрезала:
      - Может, с вами, а может, сама по себе. Ваша, што ль, пословица? - И принялась что-то бурчать сердито.
      Однако Людвиг Иванович и Нюня ее уже не слушали. Они читали нараспев стихотворение, которое только что сочинили:
      Мальчик с пальчик для нас великан,
      и бездонный колодец - стакан.
      И по крышке, нависшей над нами,
      муравей прошагал вверх ногами.
      - Уверьх ногами! - только и пробормотала бабушка Тихая.
      Глава 23
      Первое нападение
      Не так легко оказалось добраться до третьей щели. Сами половицы были еще ничего, хотя Матильда Васильевна все время спотыкалась и цеплялась длинным своим халатом за какие-то громадные заусеницы и обломки. И первая щель, с тем самым земляным уступом, не доставила им особенных хлопот.
      Но вот вторая по-настоящему напугала - она была широкая, заполненная чем-то мягким, рыхлым, переплетенным.
      - А я знаю, это ихние джунгли, - заявила Нюня и тут же увязла и запуталась. - Ничего себе, - сказала она бодро, хотя немного струхнула.
      - Какие заросли! Какие лианы! - сказала и Бабоныко, с трудом вытягивая свой халат из разноцветных волосатых зарослей, и вдруг догадалась. - Боже мой, да это же нитяные лианы!
      Наконец добрались до третьей щели.
      - Внимание! Уходим под пол, - сказал дядя Люда. - Будьте осторожны, это вам не асфальтовые тротуары. Старайтесь идти только по муравьиной тропе, след в след за мной.
      Начался пологий спуск. Становилось темнее. Но Людвиг Иванович, державший в руке фонарик, пока не включал его.
      - Разве ж можно так все время пробираться? - ужаснулась Бабоныко. - Разве нельзя сесть на какой-нибудь транспорт?
      - Вы можете себе представить троллейбус в диких джунглях?
      - Пусть это джунгли, но в таком случае здесь должны быть мускаты, на которых скачут колбои. Вы не знаете, что такое мускаты? Ну, эти... короткие лошади.
      - Мустангов нам придется приручать самим, - сказал дядя Люда. Он зорко всматривался в полумрак, инструктируя в то же время свою команду: - Привыкайте слушаться меня безоговорочно. Мы идем к иным, не похожим на нас существам, и должны быть очень осторожны. Помните: муравьев много, и они взаимозаменяемы, а нас мало, и ни один из нас неповторим.
      - О-о! - воскликнула Бабоныко. - Моя покойная мамочка, объяснив мне правило, всегда говорила: "Повторим!" А я точно, как вы сейчас, говорила: "Не повторим! Не повторим!" Я была очаровательным ребенком.
      - Балаболка, ремня на тебя хорошего не было, - мрачно вмешалась бабушка Тихая.
      - Людовик, воздействуйте на нее!
      Людвиг Иванович оглянулся, чтобы их успокоить, и...
      Ни один из них не видел паутинной нити, натянутой поперек дороги, - так сливался цвет ее с окружающим полумраком. Оглянувшись, чтобы успокоить старушек, Людвиг Иванович споткнулся об нее. В то же мгновение откуда-то сверху свалилась на него ловчая сеть паука, и под отчаянный Нюнин визг черной тенью метнулся и сам паук. Тут бы Людвигу Ивановичу и конец, но паук замешкался: может, жертва показалась ему необычной и он не знал, в какое место бить ядовитым крючком, а может, его обескуражил страшный Нюнин визг. Этой секунды хватило Людвигу Ивановичу, чтобы включить фонарик. В ослепительно белом луче блеснули два ряда маленьких глаз на паучьей голове, узорчатое брюхо, волосатые ноги - и паук поспешно отступил, потянув за собой ловчую сеть. Людвиг Иванович беспомощно кувырнулся, но фонарика не выключил. Тогда паук перерезал крепящие нити и, таща их за собой, скрылся. Все это произошло в считанные секунды. На помощь Людвигу Ивановичу успела броситься только Нюня, но и она запуталась в липкой паутине. Людвиг Иванович, кое-как освободившись сам, принялся распутывать и очищать Нюню.