– Привет, Илья! Что стряслось?

Тот посмотрел на него.

– Капитан у адмирала. Придет – объявит, – ответил он. – Я сам толком не знаю, но вроде ничего конкретного.

Крупкин молча перевел дух. «Ничего конкретного» – значит, дело не в ходовой части корабля. Стружку ни с кого снимать не будут. Нельзя сказать, что каперанг Мирский придирчив – по меркам Новой Республики, – но он бывал совершенно безжалостен, если считал, что кто-то не усердствует в работе.

Вдруг атмосфера в зале переменилась. Все повернулись к двери, разговоры стихли, офицеры встали по стойке «смирно». Капитан Мирский на долгую секунду остановился, оглядывая своих офицеров. Очевидно, зрелище его удовлетворило, и первые его слова были такими:

– Господа, прошу присаживаться. – Пройдя к креслу во главе стола, он положил перед собой толстую папку. – Сейчас одиннадцать тридцать. Дверь в это помещение закрыта и закрытой останется до двенадцати часов ровно, если не произойдет ЧП. Я уполномочен вам сообщить, что вводится в действие боевой приказ. Мне неизвестно, какие политические соображения лежат в его основе, но в штабе адмирала Курца меня информировали, что вряд ли возможно иное разрешение кризиса, кроме военного. Соответственно нам приказано идти в составе экспедиционного соединения номер один к Рохарду согласно боевому плану «Омега – зеленый горизонт». – Мирский придвинул кресло и сел. – Есть вопросы по этой части перед тем, как я перейду к нашим конкретным приказам?

Руку поднял лейтенант Марек.

– Господин капитан, известно ли нам что-нибудь об агрессоре? Насколько я понимаю, цензурное ведомство проявило бдительность более обычной.

– Хороший вопрос. – У Мирского дернулась щека, и Крупкин глянул на лейтенанта: молодой пацан из Тактики, на корабль пришел меньше полугода тому назад. – А на хороший вопрос следует давать хороший ответ. К сожалению, я его дать не могу, потому что никто не счел возможным мне рассказать. Итак, лейтенант, как следует расположить наши силы на случай худшей из возможных ситуаций?

Лейтенант Марек гулко сглотнул слюну. Он слишком недавно появился на «Полководце», чтобы просечь сократическую манеру капитана по проверке знаний своих подчиненных – наследие двух сроков преподавания в Академии штаба ВКФ.

– Против кого, господин капитан? Если бы дело было просто в подавлении местного мятежа, проблем бы не было. Но у Рохарда есть заслон, состоящий из эсминца плюс пункты наземной обороны, и подавить они могли бы не хуже нас. И нас бы не послали, если бы этих сил было достаточно в сложившейся обстановке. Значит, там должен быть активный противник, уже лишивший местную оборону возможности влиять на ситуацию.

– Точный вывод, – невесело улыбнулся каперанг. – Который будет правдив независимо от того, кого мы там встретим. К сожалению, я знаю столько же, сколько и вы, плюс еще одно: очевидно, эсминец «Сахалин» был сожран. Мне неизвестно, метафора это или буквальная истина, но явно никто не знает, что это за Фестиваль такой, на что он способен и не вызвал ли у него эсминец несварения желудка. Но мы не забудем нашу присягу на верность Императору и Республике: что бы они ни решили предпринять, мы – их правая рука. Если они решат ударить на врага – мы ударим всей силой. Пока что будем предполагать худшее. Что если у врага есть корнукопии?

Марек посмотрел озадаченно.

– А ведь это палка о двух концах, господин капитан. С одной стороны, у них есть средства, позволяющие производить оружие быстро и не пачкая рук. А с другой стороны, раз они не привыкли работать, откуда у них взяться настоящему боевому духу? Способность производить товары еще не приносит победы тем, кто развращен и расслаблен изнеженной жизнью роботовладельцев. Откуда у них возьмутся традиции, стиль доблестных вооруженных сил?

– Вот и посмотрим, – непонятно ответил Мирский. – Пока что я предпочитаю предполагать худшее. А худший случай – это что у противника есть корнукопии, и он не разложен и не труслив.

Марек чуть качнул головой.

– У вас вопросы, лейтенант?

– Господин капитан, разве такое возможно? – встревоженно спросил Марек.

– Возможно все, – веско сказал капитан. – И если предполагать худшее, то все неожиданности могут быть только в лучшую сторону. – Он отвернулся от наивного лейтенанта. – Следующий.

Крупкин, имевший как инженер собственное мнение о целесообразности запрета технологий по социальным причинам, кивнул про себя. Мирский ничего вслух не сказал, но механик отлично понимал, что подумал капитан: «Декадентская жизнь изнеженных роботовладельцев отнюдь не препятствует воинским традициям. На самом деле даже оставляет больше времени, чтобы сосредоточиться на существенном».

Капитан продолжил перекличку офицеров, спрашивая их о готовности их частей.

– Машинное отделение. Капитан третьего ранга Крупкин.

Тот подавил недовольный вздох.

– Береговой механик еще не закончил работу по модернизации компенсаторов дрейфа нуля. Точной оценки сейчас я еще дать не могу, но по состоянию на сегодня нам нужно еще три вахты, чтобы закончить модификацию, и одна вахта на испытания. На его работу у меня жалоб нет – дело знает, настоящий мастер. В остальном: вспомогательный комплект компенсаторов – который модернизации не подвергался – полностью работоспособен. Мы идем полным ходом, но полного резерва у нас не будет, пока не будет закончена модификация. Это от четырех до пяти суток минимум.

– Понятно. – Капитан сделал заметку в блокноте и посмотрел на главного механика. Пронзительным взглядом синих глаз, от которого офицер менее опытный превратился бы просто в комок раздерганных нервов. – Нельзя ускорить переоборудование, добавив людей? В нейтральное пространство-время мы выходим через двое суток, и там обязаны предполагать присутствие минных заградителей и крейсеров противника.

– Гм… постараемся, господин капитан первого ранга. К сожалению, эта модификация слишком непроста для наших механиков. Спрингфилд – специалист, и он выкладывается полностью. Наверное, он мог бы работать быстрее, но возрастает вероятность ошибки из-за усталости. Если позволите аналогию, то он – как хирург на операции. Лишняя пара рук будет только мешаться, и нельзя заставить хирурга выкладываться сутками до конца и ждать, что он не ошибется. Может, на сутки быстрее и выйдет, но еще ускорить – никак.

– Ясно. – Командир корабля многозначительно посмотрел на Муромца. – Но мы все же можем летать и драться, и эта новая система в черном ящике полностью интегрирована. – Он кивнул. – Тактика. Лейтенант Хельсингас, как у вас?

– Всю прошлую неделю проводили учения по отражению агрессора стандартного типа, согласно моделям, присланным из Адмиралтейства. Можно бы еще потренироваться, но ребята вроде общую идею поняли. Если в тактике противника не будет серьезных неожиданностей, мы готовы драться с ним, кто бы он ни был.

– Хорошо. – Мирский на минуту задумался. – Должен вас осведомить, что сегодня утром у меня был разговор с контр-адмиралом Бауэром и телеконференция с другими капитанами. С этого момента корабль находится в боевой готовности. В ближайшее время следует быть готовыми к боевым операциям. Рапорты о готовности машинного отделения и артиллерии – каждый день ко мне на стол. К остальным это тоже относится.

В последний месяц у нас много времени ушло на адаптацию новобранцев, и необходимо добиться выхода на девяностопятипроцентную оперативную готовность как можно скорее. Завтра мы с «Авроры» возьмем полный груз топлива и боеприпасов, и как только раскрутимся для первого прыжка, пойдем по боевым станциям. Получается, у вас есть тридцать шесть часов. Вопросы есть?

Хельсингас поднял руку.

– У меня есть, господин капитан!

– Да?

– О минных заградителях. Где на нашем пути могут быть мины?

– Хороший вопрос, – кивнул Мирский. – Первый прыжок у нас будет короткий – до Прииска Вольфа-пять. Это не прямой путь к планете Рохард, но если идти прямо к ней… Наш противник наверняка тоже умеет прокладывать прямой курс. И мы не знаем, что им известно о нас. Но я надеюсь узнать сегодня к вечеру. Бог на нашей стороне: все признаки за то, что этот Фестиваль – язычники-дегенераты, и нам лишь следует обратиться сердцем к Богу и направлять оружие с надеждой. Еще вопросы есть? – Он оглядел зал – не поднялась ни одна рука. – Отлично. Я ухожу на совещание у контр-адмирала. Все свободны.

Командир корабля вышел в тишине, но стоило за ним закрыться двери, зал загудел голосами.

Мартин был в паршивейшем настроении. Несколько часов назад Крупкин принес ему новость.

– Извините, но так у нас получается. Мы в боевой готовности. Двойные вахты. Особенно вам не придется спать, пока не будет завершена модернизация. Приказал сам старик, и он не в настроении был обсуждать. Когда закончите, можете отрубаться на сколько захотите, но до первого боя всё должно быть сделано.

– Меньше шестнадцати часов всяко не получится, что бы там ни стряслось, – ответил Мартин, изо всех сил стараясь сохранить хладнокровие. – Дополнения будут установлены и запущены к концу этой вахты, но отдать вам систему я не могу, пока не протестирую полностью. Возвратное тестирование идет полностью в автоматическом режиме и требует двадцать тысяч секунд. Потом идет маневровое тестирование, которое обычно занимает целую неделю, если модернизируется новый корпус. И наконец – время квалификации двигателей, что для новой неиспытанной системы, заказанной вашим Адмиралтейством, требует три месяца. И каковы шансы, что вы согласитесь столько времени просидеть спокойно?

– Опустим, – коротко ответил Крупкин. – Маневрировать нам надо уже завтра. Сегодня можете начать тестирование методом прозрачного ящика?

– К хренам! – Мартин натянул очки и перчатки. – Давайте позже поговорим, я сейчас занят. Получите вы свои чертовы модификаторы двигателей. Только отведите мне койку сегодня вечером.

Он снова нырнул в интерфейс погружения, демонстративно не замечая главного механика – который воспринял это на удивление спокойно.

Тоже неплохо. Мартин сумел взнуздать свою злость, но под оболочкой спокойно суровости сильно нервничал. Его выбивало из колеи это дело с Рашелью, и сейчас он нервничал не только из-за неопределенности положения. Ее обращение застало его врасплох, без защиты, и потенциальные последствия варьировались от непредсказуемых до катастрофических.

Весь остаток дня он яростно работал, проверяя саморасширяющиеся массивы коннекторов, соединяющих схемы управления двигателей с существующими нейронными сетями. Он предвосхитил и исключил несколько возможных проблем в профиле быстродействия датчиков обратной связи, настроил компенсаторы на избыточную точность и добавил несколько патчей во внутренние прошитые контуры управления, которые контролировали и перемещали волосок черной дыры, но серьезно переделанные системные прерывания трогать не стал. Зато поставил специальную схему, о чем попросил Герман.

Работа затянулась далеко в вечернюю вахту. Потом Мартин начал возвратное тестирование – запустил серию процедур самопроверки, управляемых программно. Они должны были проверить все аспекты модернизированной схемы управления и выдать отчет. Установить и протестировать модуль – работа легкая, а вот завтра надо будет начать тестировать его взаимодействие с ядром, и это здорово будет мотать нервы. Так что где-то в 25:00 Мартин зевнул, потянулся, отложил перчатки и сенсоры обратной связи, встал.

– А-аргх! – зевнул он и потянулся сильнее. Суставы щелкнули, голова закружилась, навалилась усталость и легкая тошнота. Мартин заморгал. Все виделось сейчас плоским и монохромным после долгих часов погружения в трехмерный имитатор с ложными цветами, и еще запястья болели. И какого черта в наш век военные корабли все еще воняют квашеной капустой и застарелым потом с легкими обертонами помойки?

Он неровной походкой направился к двери. Проходящий матрос глянул на него с любопытством.

– Мне нужна койка, – объяснил Мартин.

– Подождите здесь, сударь.

Мартин стал ждать. Через минуту нарисовался кто-то из подчиненных Крупкина, спускаясь на руках по стене, как человек-муха.

– Ваша койка? Сию секунду, сударь. Палуба «Д», отсек двадцать четыре. Там офицерская каюта вас ждет. К завтраку в семь ноль-ноль. Паулюс, покажи этому господину его каюту!

– Сюда, сударь. – Матрос спокойно и уверенно провел Мартина по кораблю в светло-зеленый коридор, где по обе стороны шли люки, как в ночлежке. – Вот, прошу вас.

Мартин моргнул, разглядывая указанную дверь, потом отвел ее в сторону и влез внутрь.

Действительно, как комната в дешевой гостинице или купе трансконтинентального поезда – на две полки которое. Нижнюю можно было перевернуть, сделав из нее стол, когда на ней не спят. Полностью стерильная, абсолютно чистая, с отглаженными простынями и тонким байковым одеялом на нижней койке, каюта пахла машинным маслом, крахмалом и бессонными ночами. Кто-то оставил здесь чистый комбинезон без знаков различия. Мартин недоверчиво осмотрел его и решил еще походить в своем, пока он не слишком испачкался. Переодеваться в мундир Новой Республики казалось сдачей, а дать им возможность объявить Мартина своим – даже слегка предательством.

Он приглушил свет, разулся и лег на нижнюю койку. Вскоре свет стал еще слабее, и Мартина понемногу отпустило напряжение. Голова все еще кружилась, никуда не делись ни злость, ни усталость, но хотя бы не случилось худшего: никто не похлопал сзади по плечу, не повел на судовую гауптвахту. Никто не знал, на кого он тут работает на самом деле. В этом деле, конечно, никогда не скажешь, и у Мартина то и дело пробегали по хребту мурашки. Ситуация была совершенно ненормальная, и просьба Германа воткнуться в самую ее гущу сильно отличалась от обычных его заданий. Мартин закрыл глаза и попытался отключиться, прогнать вертящиеся под веками желтые прямоугольники.

Открылась и закрылась дверь.

– Говори тихо, Мартин, – произнес приглушенный голос возле его подушки. – Как вообще жизнь?

Он вскочил чертиком и чуть не стукнулся лбом о верхнюю койку.

– А! – Он на мгновение проглотил язык. – Что ты…

– Здесь делаю? – раздался тихий иронический смех. – То же, что и ты: борюсь с усталостью и гадаю, кой черт занес меня в этот дурдом.

Он с облегчением выдохнул, успокаиваясь.

– Я не ждал тебя здесь увидеть.

– Быть здесь – моя работа. Придана к штабу адмирала как дипломатический представитель. Послушай, надолго я здесь остаться не могу. Очень будет нехорошо, если меня кто-нибудь увидит в твоей каюте. В лучшем случае они предположат худшее, а в худшем – подумают, что ты шпион или что-то вроде этого….

– Так я и есть шпион, – ляпнул он и тут же спохватился. – То есть ты хотела…

– Ага, ага, и вот у меня с собой твое кольцо-дешифратор секретного агента. Слушай, я хочу поговорить, но сперва по делу. Модернизация двигателей закончена?

У него уже глаза привыкли к темноте, и он видел контур ее лица. Короткие волосы и темнота – от этого она выглядела совсем по-другому: жестче, решительнее. Но что-то было в выражении ее лица неуверенное, когда она на него смотрела. «Сперва по делу», – сказала она.

– Модернизация еще какое-то время займет. Можно бы завтра начать гонять тесты, но рискованно. Всю следующую неделю мне придется вылавливать глюки из высокоточных часов. – Он помолчал. – А ты уверена, что это безопасно? Как ты меня нашла?

– Нетрудно было. Спасибо КБ «МиГ» за план систем безопасности. Службы жизнеобеспечения и охраны считают, что ты здесь один. И я решила, что безопаснее будет зайти лично, чем тебя пейджером искать.

Мартин сел на кровати, освобождая ей место, и Рашель села рядом. Он сейчас только заметил, что на ней мундир – не Новой Республики.

– Ты здесь на весь рейс?

Она тихо рассмеялась.

– Чтобы лучше узнать тебя. Успокойся. Если хочешь поговорить со своим местным дипломатическим представителем, то это я. Кроме того, им я нужна – или кто-то вроде меня. Кто еще будет вести для них переговоры о прекращении огня?

– А-а! – Мартин замолчал на секунду, обдумывая и осознавая ее присутствие рядом, почти до боли. – Ты рискуешь, – сказал он, подумав. – Они тебе спасибо не скажут…

– Тише. – Она наклонилась ближе. Он ощутил на щеке ее дыхание. – Те патчи, что ты устанавливаешь, Мартин – это элементы системы запрещенного оружия. Я в этом уверена. Не знаю точно, какой именно вид, но уверена, что оно нарушает принцип причинности. И если они в ближайшее время начнут учебные маневры, я буду точно знать, как они собираются эти патчи использовать. Вот зачем мне нужно здесь быть. В другой ситуации я бы не стала тебя грузить, но мне действительно нужна твоя помощь, активная, чтобы выяснить, что происходит. Ты меня понимаешь?

– Мало чего я понимаю, – нервно ответил Мартин, запитывая автономный ритмоводитель, чтобы пульс остался ровным и не выдал его ложь. Он остро ощущал свою вину за то, что скрывает от нее правду. Рашель явно последний человек, представляющий опасность для его задания, и она ему нравится, хотелось бы при ней отбросить все страхи и тревоги – но осторожность и опыт закрыли ему рот. – Я здесь просто на работе.

Он не мог ей рассказать о Германе. Неизвестно, как она отреагирует, и последствия могут оказаться катастрофическими. Это риск, на который он пойти не смеет.

– Вот что пойми, – сказала она спокойно. – На кон поставлено очень много жизней. Не только твоя, моя, этого корабля, но вообще всех в радиусе тридцати световых лет отсюда. Это куча народу, Мартин.

– А почему ты считаешь, что Большой Э вмешается в дело? – спросил он.

Мартин устал и не хотел, чтобы пришлось ей врать. Если она будет говорить сама, я смогу промолчать. Если же она замолчит, я боюсь рассказать ей слишком много. Это было бы серьезной ошибкой.

Она тронула его за руку.

– Эсхатон заинтересуется по простой причине: он категорически против нарушения принципа причинности. И не притворяйся таким наивным, Мартин, я видела твое резюме. Знаю, где ты был и что делал. Ты не идиот и знаешь, что может сделать в руках специалиста хорошо настроенный искривитель пространства. В терминах теории относительности способность перемещения быстрее света эквивалентна способности путешествовать по времени – по крайней мере, с точки зрения наблюдателей в разных системах отсчета. Они видят свет от твоего прибытия, когда ты ближе к ним, намного раньше, чем увидят свет твоего отбытия, когда ты от них дальше. Поскольку ты обогнал свет, последовательность событий кажется обращенной. Помнишь? И так же с каузальной связью, непосредственной коммуникацией квантового взаимодействия. Это не значит, что происходит реальное путешествие во времени или можно вызвать темпоральный парадокс, но возможность влезть в ви

Эсхатон не интересуется такими тривиальными способами путешествий во времени, но на настоящее путешествие обрушивается всей массой. Любое проявление замкнутых путей во времени может угрожать его собственной истории. Большой Э не хочет, чтобы кто-нибудь наехал на него ходом коня: назад во времени и снова вперед, изменив историю его возникновения.

Кто-то пытается создать немедленный коммуникатор? Нет проблем. Он строит логический вентиль, передающий выходной сигнал в собственное прошлое, где он снова подается на вход? Это уже основа акаузальной логики, и это – первый инструмент для построения трансцендентного искусственного интеллекта. Пуф! – и на какую-нибудь планету обрушиваются с орбиты орды кровожадных леммингов, или ее разносит в клочки астероид, или еще что-нибудь.

Как бы там ни было, мне не очень интересно, что сделает Новая Республика с Фестивалем. То есть мне не безразлична судьба отдельных жителей Новой Республики, а эти самые, из Фестиваля – очень милый народ, но не в этом дело. Мне важно, чтобы они не сделали ничего, проникающего в световой конус Земли. Если в деле будет масштабное нарушение принципа причинности, Большой Э может решить устранить всю зараженную зону. А мы знаем, что он рассеял колонии аж за три тысячи световых лет. И даже если ему нужно, чтобы поблизости были люди, все равно – стерилизовать пару сотен планет он может себе позволить.

Мартину пришлось прикусить щеку, чтобы ее не поправить. Он ждал, чтобы она говорила дальше, но она не стала. Она казалась почти подавленной.

– Ты пользуешься серьезным влиянием. С местными поделилась своими выводами? Или вообще с кем-нибудь?

Она снова засмеялась – коротко, мрачно.

– Скажи я кому-нибудь – как ты думаешь, через сколько минут меня бы выкинули за борт без скафандра? Они и сейчас в полной паранойе: им кажется, что я – шпионка на борту, и они боятся минных заградителей и диверсантов на пути.

– Шпионка? – Он сел с перепугу. – Они знают, что на борту есть…

– Тихо ты. Да, шпион. Но не ты и не я, а горилла из ведомства Куратора, которого послали за тобой следить. Тихо сиди, я сказала! Он еще пацан, совсем желторотый стажер. В его присутствии веди себя спокойно. И вполне можешь разговаривать со мной – я непосредственный представитель твоего правительства.

– Когда мы с тобой сорвемся с этого корабля? – спросил он сдавленно.

– Наверное, когда прибудем. – Она взяла его за руку, сжала. – Делай свою работу и не высовывайся. И, что бы ты ни делал, не веди себя как виноватый и не сознавайся ни в чем. Поверь мне, Мартин. Я тебе уже говорила, мы на время в одной команде.

Мартин придвинулся ближе. Она была напряжена, очень напряжена.

– Это просто безумие, – выговорил он очень медленно и тщательно, обнимая ее за плечи. – Из этой идиотской экспедиции мы не вернемся живыми.

– Возможно. – Она сильнее стиснула его руку.

– Не хотелось бы, – сказал он. – Мне еще не представился случай тебя узнать.

– И мне тоже. – Она чуть отпустила его руку. – И это то, что ты сейчас бы сделал? Серьезно?

– Ладно. – Он прислонился к твердой стенке рядом с койкой. – Я об этом не очень задумывался, – протянул он, – но я долго был один. Долго. Еще до этой работы. Мне нужно… – Он закрыл глаза. – Черт, я хочу сказать, что мне нужно смыться с этой работы на время. Взять отпуск на год или два, как-то с собой разобраться и понять, кто я такой. Перемена и отдых. И если ты тоже об этом думаешь, то…

– Да, похоже на переутомление. – Она поежилась. – Кажется, кто-то только что прошел по моей могиле. Мы с тобой, Мартин, мы с тобой. Что-то в этой Новой Республике выматывает из тебя жилы, правда? Послушай, меня ждут около двух лет неиспользованного отпуска, когда доберусь домой. Если хочешь вместе куда-нибудь поехать, бросить это все…

– Звучит заманчиво, – заметил он. – Но сейчас…

Он не договорил, поглядев на дверь каюты.

На миг наступило застывшее молчание.

– Я тебя не подведу, – заверила она. Потом крепко его обняла, отпустила и встала. – Ты прав. Мне не стоило сюда приходить. У меня есть своя каюта, где мне положено быть, и если за мной следят… Понятно.

Она взяла шапочку с верхней койки, аккуратно надела и открыла дверь. Потом оглянулась на миг, и ему захотелось попросить ее остаться, даже рассказать ей все, но она уже вышла, растворилась в красноватом свете коридоров спящего корабля.

– Черт! – тихо выругался он, в тупом недоумении уставившись на дверь. – Поздно, черт, поздно.