— Ясно! — хреновым голосом ответила я.

Если бы Корабельников взял себе труд задуматься — он бы понял, что ни черта мне не ясно, и я с ним категорически не согласна.

— Ну вот и ладненько, — обрадовался он.

— Стой! — быстро сказала я, пока он не бросил трубку.

— Ну? — нетерпеливо отозвался он.

— Что там насчет настенькиного денди?

— Ох, блин, не дашь ты мне помереть спокойно, — застонал он.

— Мне Настя уже плешь проела, и я ей его пообещала сегодня доставить! — рявкнула я.

— Так ты сначала думай, потом обещай! — ответил он в тон.

— Вить, давай не будем ругаться, а? — жалобно сказала я. — Ну что тебе, трудно?

— Ладно, — нормальным голосом сказал он. — Подгребай через часок.

— Хорошо, — обрадовалась я, нажала на кнопку отбоя и пошла искать народ.

Настенька в детской вовсю занималась Димочкой, пела ему песенки, а в кресле у стены сидел Серега и присматривал за ними. Как ни странно, за эту неделю, что я выпала из мира живых — они без меня не умерли. Все были сыты, здоровы и веселы.

— Серега, я за настенькиным денди поехала, ты тут присмотришь за детишками, ладно?

Парень кивнул, а Настя закричала:

— Я с вами!

— Тихо ты, ребенка напугаешь! — зашипела я, кинув взгляд на Димочку. Тот и ухом не повел.

— Ой! — она виновато посмотрела на меня и тихо сказала:

— Я больше не буду.

— Надеюсь, — кивнула я. — Раз хотела братика, так уж будь добра не шуметь при нем!

— Я не буду! — клятвенно заверила она. — А вы меня возьмете?

— Слушай, посиди лучше дома, — вздохнула я.

Еще по ментовкам я ребенка не таскала.

— Ну пожалуйста! — умоляюще сложила она ручонки на груди.

Я с сомнением посмотрела на нее.

— Пол подмету дома, посуду вымою, — прошептала Настя, изо всех сил сдерживая махом появившиеся слезы.

— Ну ладно, — сдалась я. — Одевайся!

Она тут же перестала кукситься и галопом ускакала в детскую.

— Послушай, — спросил Серега, с сомнением глядя на младенца. — С Катериной-то я один уже оставался, а вот младенец полностью на мне — это впервые. Что с этим чудом делать? Он же махонький, я к нему прикоснуться-то боюсь, вдруг чего не то сделаю.

— Эх, Серега, — вздохнула я. — И ты меня об этом спрашиваешь?

— А кого?

— Истина в том, что я знаю о младенцах ровно столько, сколько и ты, — грустно сказала я.

— И чего делать будем? — нахмурился он.

— Да черт его знает, — пожала я плечами. — В принципе, Димке сейчас надо немного — ласку, сухой подгузник и бутылочку с молоком. Молоко должно быть слегка теплое — точно знаю.

— Так это нетрудно, — пожал он плечами.

— Ну, тогда вперед! — я походя взлохматила ему волосы на макушке и ушла переодеваться.

В ментовке Настенька меня подвела под монастырь.

Кто бы сомневался в этом!

А дело было так. Только мы стали подходить к парадному крыльцу, на котором как на грех курили штук семь милиционеров, как мой ребеночек чистым и звонким голосом сообщил:

— Ой, смотрите, сколько ментов — козлов!

Я внутренне обмерла. Дяденьки милиционеры дружно повернулись в нашу сторону, смерили именно меня, а не ее, очень хреновыми взорами и угрожающе рявкнули:

— ЧЕГО????

— Простите, — забормотала я, пытаясь протиснуться сквозь них к дверям, — простите ради бога, она у меня с отклонениями, Бог ума не дал, бывает, знаете ли…

— А чего такого? — недоуменно спросил ребенок.

— Деточка, а кто тебя таким словам научил, а? — рявкнул усатый мент.

— Мама, — пискнула она и спряталась за меня.

— Ну-ка, гражданочка, — надвинулись они на меня.

— Я не ее мама, — вякнула я и быстренько шмыгнула за дверь.

Потом, когда мы шли по коридорам, я злобно шипела:

— Ты чего, с ума сошла??? Дяденьки менты — самые лучшие люди на свете, и никакие они не козлы! Что за дискриминация по профессиональному признаку, черт возьми! Вот пристукнут тебя маньяк в подворотне — что думаешь, врач или актер это будет расследовать? Шиш!

— А где мама? — внезапно спросила притихшая Настя.

— В Караганде! — буркнула я.

— А она еще не вернулась? — посмотрело на меня дитя несчастными глазами.

— Нет конечно!

— А что она там делает, — не отставала она.

— Денежки зарабатывает, — ласково сказала я.

Настя тут же повеселела и принялась размышлять вслух:

— Хорошо тогда. Вот приедет, надо будет у нее десять мороженок и новый мобильник выпросить, старый я потеряла!

— А губозакаточную машинку тебе не надо? — недовольно покосилась я на нее.

Не, ну что за детушки пошли, а? Я в детстве что такое подарки и обновки практически не знала, и ничего, человеком выросла, что бы там не говорилось про обделенное детство. А нынешним — в третьем классе подавай мобильник! Не, я конечно понимаю — если у родителей финансы позволяют покупать чаду мобильник, который он стопроцентно в течение месяца посеет — ради бога. Но Мульти-то обычная мать одиночка. Она ремонт уже лет пять не может сделать, так и живет с ободранными стенами. Зато детки — как куколки одеты и обуты.

— А что такое губозакаточная машинка? — спросило дитя. — Что она делает?

— Губу раскатанную трубочкой заворачивает! — отмахнулась я.

Витька восседал в кабинете и попивал пивко в компании какого-то хмыря.

— Здравствуйте, — кивнула я и представилась хмырю: — Магдалина.

— Это которая книжку написала? — оживился он.

Витька крякнул и принялся усиленно изучать пивную этикетку.

— Да — да! — царственно кивнула я и отвернулась.

— А я Саня, — заулыбался хмырь. — Саня Коровин. Вот сижу и вас жду, давно увидеть хотел.

— Мне в общем-то некогда, — прохладным тоном отозвалась я.

— То есть в квартиру на Беляева вам больше не надо? — разочарованно спросил он.

— Ключи у него, он же опечатывал квартиру, — поднял Витька глаза от бутылки.

— Так что ж вы раньше не сказали? — обрадовалась я. — Пойдемте, Санечка, поскорее!

Мы загрузились в мою бээмвушку и Саня всю дорогу развлекал меня байками из жизни ментов. Особое впечатление на меня произвела фраза «…И вот стоит трупья жена и знай меня сковородкой по носу охаживает…»

Трупья жена! Каково, а? В общем, рот у Сани не закрывался, я узнала много полезного, а у Мультиковского подъезда он помялся и смущенно попросил:

— Вы это… Магдалина Константиновна…если в следующей книжке мои истории пригодятся, так уж не забудьте меня в благодарностях-то упомянуть-то — то жене моей радости будет!

— Конечно — конечно, — важно ответила я, про себя с интересом думая — а как наш Витенька собирается выпутываться из этой истории, а? Придется ему однако книжку-то самому написать, а то ведь народ скоро смеяться будет!

Настю я, несмотря на ее вопли, оставила в машине, а мы с Коровиным поднялись к Наташке на пятый этаж.

— Мда, — только и смогла я сказать, созерцая на обоих дверях полоски бумажки с печатями.

— Мы уж сами удивляемся — как заговорил кто этот этаж, — покачал головой Саша, доставая ключи. — Участковому вон велели присматривать получше, а то как на соседний этаж перекинется?

И я, ведьма, которой по роду занятий положено знать все ответы на необъяснимое, не нашлась что сказать. Стечение обстоятельств — но какое! В квартире Мультика Олегу дурную голову оттяпали, а Юля — Юля вообще мужа кирдыкнула. Молодец девчонка, ничего не скажешь!

Коровин тем временем открыл Мультиковскую квартиру и мы с ним вошли внутрь. Мало приятного было видеть залитый засохшей кровью ковер на полу с очерченным мелом силуэтом до шеи. И небольшой кружок — справа от тела. В футбол убийца головой играл, что ли?

Жуть какая!

Я осторожно обошла место смертоубийства, совершенно не желая наступать на Олегову кровь, быстренько засунула в пакет игровую приставку, катриджи и оглянулась.

Форточки и в самом деле были законопачены на совесть. Щели Наташка щедро забила ватой, и сверху проклеила бумагой.

Ну менты! Нет что б сразу додуматься — куда могла Мульти выкинуть нож?

— Про соседку, Колесникову, ничего неслышно? — словно невзначай спросила я Коровина.

— А что должно быть слышно? — удивился он.

— Ну, вроде говорят что это она убила — то, — кивнула я на кровяное пятно.

— Первый раз про это слышу, — пожал он плечами. — Даже версию такую не рассматривают.

— Но как же, — настаивала я. — Ведь Олег — это любовник Юли! Из-за него она мужа-то кирдыкнула!

Коровин посмотрел на меня как на дуру, ей-богу.

— Вы закончили? — с непроницаемым лицом спросил он.

— Закончила, — вздохнула я.

Спускалась по лестнице я в глубокой задумчивости. Это ж что такое получается, люди добрые? Я конечно понимаю что у ментов зарплаты маленькие и особо надрываться за них никому не интересно. Но черт возьми! То что на одной лестничной площадке два убийства враз — хоть кого заставит искать совпадения! Ведь связка Юля — Мультик — просматривается как на ладони!

А мне, черт побери, скоро заканчивать Путь Смерти!

Я от отчаяния простонала, с трудом сдерживаясь от асоциальных поступков. Вот хотя бы от того, чтобы треснуть об стену голову несчастного Коровина. Может, у него тогда в голове логические цепочки начнут выстраиваться? А что, от удара бывает такое!

— Вам нехорошо? — участливо поинтересовался Саня.

— Да вот, чего-то на кровушку посмотрела да и поплохело, — промямлила я.

— Ну что ж вы с такими нервами да по таким местам бродите, — рассуждал он, продолжая движение по лестнице. — Сидели бы дома, книжки писали.

«И этот туда же!» — изумилась я. Они что, сговорились???

Я сгрузила Насте на заднее сидение пакет, и мы поехали отвозить в райотдел Коровина. На прощание он долго распинался и заверял, что если нужен будет сюжет для книжки или реальные случаи из богатого его, коровинского, опыта-то всегда пожалуйста! Я клятвенно заверила что всенепременнейше сим любезным предложением воспользуюсь, и Саня отчалил. Я задумчиво посмотрела на крыльцо райотдела, на котором опять толпой курили менты, потом на Настю, и решила разборки с Витенькой отложить. Потому как Настенькин рот мне ни в жисть не заткнуть.

Настя же покосилась на меня и сказала:

— Тетя Магдалина, а пока вы у нас дома были, я с дяденькой поговорила.

— Как поговорила? — возмутилась я. — Я же велела тебе — из машины — не на шаг!

— А я и не выходила! — заверила она меня. — Он к машине сам подошел да по стеклу постучал, я на кнопочку нажала, а оно и открылось!

Я в ужасе смотрела на доверчивого ребенка.

— Ты что, Настя, совсем с ума сошла? — простонала я. А если б тот дяденька тебя по башке стукнул? Наркоманов, готовых на все чтобы просто выдрать из этой машины магнитолу — знаешь сколько?

— Не, тот был не наркоман, точно! — заверила меня Настя.

У меня отлегло от сердца.

— Он бомжом был, — призналась девочка.

Ледяная рука ужаса снова сжала мое сердце. Вспомнился сразу Вован с его понятиями о дружбе.

— Госссподи! — в отчаянии простонала я.

— Ну вот как не сделай — все вам не так, — буркнула Настя. — Вам не угодишь.

Я отдышалась и слабым голосом спросила:

— И чего этому бомжу надо было?

Настя поерзала на сидении, после чего неохотно сказала:

— Стрелку он вам забил на завтра.

— Какую такую стрелку? — не поняла я.

— Ну встречу, свидание, — принялась просвещать меня Настенька.

«Свидание» с бомжом…

Меня аж передернуло.

— А с чего он мне стрелку-то назначил? — перебила я ее.

— Ну а мне откуда знать? — вздохнула она. — Он просто велел — мол, передай своей матери что дядя Федя завтра у бачков будет ее ждать, пусть ближе к вечеру подгребает!

— А, дядя Федя, — заулыбалась я. — Так бы и сказала! А чего он ко мне не подошел?

— Ну, он сказал что не хочет перед ментом светиться.

— А с чего он решил что это мент? — недоуменно спросила я.

— Ну вы даете, тетя Магдалина, — снисходительно ответил ребенок. — Так ведь у него на роже все написано!

— Не на роже, а на лице! — возмутилась я. — Что за выражения, черт возьми!

Настя обиженно замолчала, после чего буркнула:

— Тогда и вы не говорите «черт возьми».

— Я, Настенька, взрослая, мне можно! — назидательно ответила я.

— А почему вам можно, а мне нельзя! — возмутилась она.

— Мала еще! — отрубила я.

— Это не аргумент! — отрубила она. — Что за дискриминация по возрастному признаку!

Я в полнейшем изумлении уставилась на нее. Да я в восемь лет и словов-то таких не знала! Ну ладно «дискриминация по такому-то признаку» — это она явно у меня слизала. А вот «аргумент»???

— Настя, — слегка отойдя от шока, сказала я. — Понимаешь, люди до четырнадцати лет, пока не получат паспорт, вообще мало прав имеют. Но и обязанностей тоже почти нет.

— А как же декларация прав ребенка? — не отставала она.

— Господи, да откуда ты такое знаешь — то? — не выдержала я.

— А нас по пятницам перед уроками в актовом зале на политинформацию собирают. Все слушают вполуха, а я знай на ус мотаю! — довольно ответила она.

Я молчала до самого дома. Я была в состоянии полнейшей прострации. Нынешние дети определенно слишком взрослые…

Дома Настенька первым делом подключила к телевизору в детской свой денди и уселась играть. Катьку, которую мы по пути забрали из детсада, как всегда возилась в уголочке с куклами, она вообще ребенок беспроблемный. А с Димочкой играл Серега, тряся над ним погремушкой. Я зорко оглядела свое семейство, выдала им неизменный кулек с мандаринками и тут зазвонил телефон.

— Че делааать? — скулил неверный Макс.

— А что случилось? — слегка вздрогнула я. Не дай боже по брательнику опять что-то!

— Так брательник…

Я застонала. А ведь я уже успела напрочь забыть о прекрасном вампире Тине Кайгородове. Все так хорошо было — и вот тебе раз…

— Что брательник? — выдавила я.

— На вот Галку, она объяснит.

Галка схватила трубку и деловито сказала:

— В общем, Магдалин, с брательником что-то ужасное!

— А что с ним еще ужаснее может случиться? — буркнула я.

— Поехали в общем съездим! — приказным тоном сказала она. — Давай двигай к Павелецкому мосту, там словимся, я на своем шевроле, а ты?

— На бээмвушке, — только и смогла вымолвить я.

— Все на этой рухляди позоришься, — недовольно сказала она и бросила трубку.

Я, тяжко вздохнув, намазала лицо солнцезащитным кремом, надела перчатки, бейсболку и пошла в гараж.

Всю дорогу до моста я тихо возмущалась. Надо же, рухлядь! Да, я на этой бээмвушке уже лет пять езжу, и почему скажите я должна ее менять, если она у меня ни разу не кашлянула даже, а? Машина объезженная, я ее знаю вдоль и поперек, а обзаводиться автопарком для понта — глупее не придумаешь.

Ну, Галка!

У моста ее серебристый шевроле моргнул мне фарами, приглашая следовать за собой, и мы покатили на Сталеваров.

Тинни, прекрасный мальчик Тинни, оживший девичий сон, сидел перед потухшим монитором. Серая, пергаментная кожа плотно обтягивала ввалившиеся скулы, глаза были прикрыты тонкими веками. У меня было неприятное ощущение что он все видит сквозь них.

— Вот, неделю не была, пришла — а он как неживой, сидит и не шелохнется.

Эх, Галка, еще бы он шелохнулся, после моего-то заклинания. Недаром я к черной магии прибегла, то-то пожарят на огне мою душу за это на том свете.

Я неловко задела мышку, и экран монитора, задрожав, вспыхнул. Я покосилась на него — так и есть. На рабочем столе висело окно диалога со мной и его начатая, так и не отправленная фраза:

— Главное — замаскировать сле

Эх ты, маскировальщик… Я взяла мышку, отключила соединение с Интернетом, предварительно поглядев на данные. Коннект длился сто сорок шесть часов. На модеме оплата почасовая, около тридцати рублей за час, итого набегает под пять тысяч за недельку. Ну да ничего… Судя по квартире — Тин Кайгородов никоим образом не обеднеет.

— Ну так что с ним такое — то? — плаксиво спросила Галка.

— Ты выйди, а я поколдую, — велела я ей.

Галка тут же вышла, а я принялась разглядывать комнатку. Даа, нехило археологи живут. Жилище Кайгородова было не то что богатым — оно было интересным. На полке стояло множество книг на разных языках. Я подошла поближе — «Айвенго» на английском, Шекспир на испанском… Чуть поодаль на тумбочке виднелось чучело какой-то рыбки. Я подошла, присмотрелась — сущий карасик, вот только зубы у карасика — будь здоров, как у доброй собачки.

«Пиранья наверно», — мудро сказал внутренний голос.

Ага, а без него мы конечно б и не догадались.

Еще дальше на стенде размещалась коллекция спичечных коробков из разных стран — и каких тут только не было!

Я снова вернулась к полке с книгами и вытащила наугад книжку. Мда… Мой детский кошмар — Честертон. Я в шестнадцать лет чуть в психушку не угодила — мать его меня заставляла читать. И ладно бы на русском, хотя это и на русском сложно. На английском!!! Я, которая славилась тем, что любую книжку глотала в считанные часы, Честертона читала почти месяц.

Раскрыв книгу наугад, я прочла следующую дивную по построению и языку сентенцию:

« He had heard of (and written about, nay, falsely pretended to know) Sir Claude Champion, as „one of the brightest and wealthiest of England's Upper Ten“; as the great sportsman who raced yachts round the world; as the great traveller who wrote books about the Himalayas, as the politician who swept constituencies with a startling sort of Tory Democracy, and as the great dabbler in art, music, literature, and, above all, acting».

Да если бы я писала школьные сочинения в духе этого классика, то не уверена, что учителя бы меня поняли и поставили выше тройки.

Я ткнула книжку обратно, что-то сбрякнуло, с металлическим стуком падая на пол, и из-за двери послышались шаги:

— Магдалина!

Я махом сунула предательскую железку в сумку на плече и два прыжка очутилась около Кайгородова.

Когда Галка вломилась, я ей еще и выговорила:

— Еще раз так сделаешь — и мое дело погубишь, и на себя порчу возьмешь, поняла? Нельзя вламываться в комнату, где ведьма работает!

— А чего я такого сделала? — обиделась она.

— Да ничего, твое счастье что я закончила, — важно ответила я, махая рукой в перчатке над неподвижной макушкой Кайгородова. Не рассказывать же мне ей что завтра действие заклинания и так закончится, а раньше его снять — никак. Да и надо ли?

— И что с ним было?

— Да уже ничего, — отмахнулась я, — завтра он очнется и будет как новенький.

— Точно? — испытующе посмотрела она на меня.

— Ты сомневаешься в моих словах, Галина? — холодно спросила я, приподняв бровь.

Она промолчала.

Я же подвинула к себе клавиатуру, открыла ворд и напечатала большими буквами:

Кайгородов, как очнешься — позвони.

Ведьма.

— Я все, — подняла я глаза на Галку. — Поехали по домам!

У подъезда Галина слегка помялась:

— Послушай, он теперь всегда таким будет?

— Всегда, — кивнула я.

Она помолчала, и я зачем-то остановилась на своем пути к машине и разделила ее молчание.

— А ты лечить это можешь? — в конце концов выдавила она из себя, старательно отворачивая от меня лицо с полными слез глазами.

— Честно? — спросила я.

— Честно, — глухо ответила она.

— Себя я может и вылечу, — задумчиво сказала я. — Или умру, или вылечусь, завтра это узнаем. Но этот путь только практикующим ведьмам доступен, поверь, брату твоему моим путем просто не пройти.

— А что брату поможет? — уже не таясь плача, спросила она.

Слезы ее переливались в свете уличного фонаря, вспыхивали искорками, словно грани бриллиантов.

— Кол ему в сердце поможет, — вздохнула я.

Всю дорогу домой меня преследовала видение — Галина, тихо плачущая около подъездной двери. Что я могла ей сказать? Ей, у которой любимый братик превратился в убийцу, и который завтра встанет и первым делом найдет себе жертву, чтобы досыта напиться крови…

А перед самым домом я завернула в «Детский Мир» и купила большую куклу — невесту.

Остаток вечера я провела в одиночестве. Детей я отправила к Сереге, взяв с него клятву: если что — за ними присмотреть ради меня.

Тот недоуменно посмотрел на меня, но поклялся. А я принялась кипятить золу, чертить кресты на стенах холла, в котором я собиралась колдовать, сняла все зеркала и картины. Долго, очень долго я сидела на диване в гостиной, рассматривала Димочкины фотографии и плакала.

Потом я села на стул, поставила перед собой куклу в пышных свадебных одеждах и закрыла глаза. Прислушалась к себе.

«Эй, внутренний голос, ау!» — ласково позвала я. Мерзавец не отозвался. Жаль. А я было понадеялась…

Вздохнув, я выпустила свою Силу. Она легкой дымкой окутала меня, направляемая моей мыслью и принялась работать по принципу компьютерного антивируса. Я послала ее сканировать мою душу и тело, собирать все кусочки темного, неживого, зараженного, что притаились во мне. Я словно падала в какую-то глубину, темную и бесконечную, А сила собирала ее и выкачивала. Потом послышалась знакомая мелодия. Сила поместила на карантин и ее. Хо — хо, а что это тут у нас? Никак гастритик намечается? На карантин!

Бесконечное кружение темноты начало светлеть. Сначала поблекли звезды, потом понизу, над горизонтом, разостлалась алая полоска рассвета.

— Здравствуй, девица — краса, утренняя заря, — шепнула я и наощупь, резко, положила руки на голову куклы передо мной, скидывая всю Темноту. Куклу на миг окутал кокон Силы, вкачивая в нее все файлы с карантина, и я в этот момент резко сорвала четки со своего запястья, одела ей на шею и быстро сказала:

— Нарекаю тебя рабой Божией Марьей, чью вещь ты носишь на шее.

Глаза куклы внимательно посмотрели на меня. Все правильно. Теперь ты не кусок пластмассы — теперь ты существо одушевленное, я тебе часть своей души отдала, и изрядную часть…

Я взяла ее за руку и мы пошли вниз, в прихожую. Марию я поставила перед очерченным мелом кругом и велела:

— Стой тут, хорошо?

Пластмассовые веки согласно качнулись. Я положила перед ней на блюдечко два обручальных кольца, сама стала в круг и поставила рядом стакан со святой водой. Если что-то пойдет не так — надо вылить ее на покойника. Потом с тяжелым сердцем принялась зажигать сорок свечей, расставленных по кругу. Я вспоминала, как однажды я наудачу, имея лишь описание обряда в Библии Ведьмы, вызвала покойника. Заклятье, видимо, было очень сильным, и потому сработало даже в моих дилетантских руках. Парень, неделю назад похороненный после того как взорвался вместе с автомобилем, так трупом и пришел. Причем натуральным — обгоревшим, слегка разлагающимся, весь в земле… Меня передернуло от мысли — а что же стало с Димкиным телом, таким сильным и безумно красивым — с августа месяца, что он лежит в могиле? И… как он будет выбираться из смерзшейся земли и тяжелого мраморного памятника, что я ему поставила?

Не хотелось бы мне тебя видеть таким, Димочка… Хочу тебя помнить всегда — молодым и очень красивым…

«А это и не Димка придет, что ты нервничаешь, — рассудительно заметил внутренний голос, — помнишь, как тот парень тебя чуть не пришиб? А ведь при жизни к тебе так хорошо относился! »

Я задумалась.

А ведь и правда, Саня, тот покойник, сделал все, чтобы вынудить меня покинуть защитный круг. Я вспомнила, как он тогда вскинул на меня глаза, полные запекшейся крови, и дьявольски улыбнулся. От таких воспоминаний мне явственно поплохело. Ладно еще что я тогда от ужаса в обморок грохнулась, по пути разлив стакан со святой водой, в которую и наступил Саня. А то сейчас лежала бы сама на кладбище.

Я остановилась и быстренько отчитала страх. А то что-то совсем на себя жути нагнала. И мысли у меня неправильные для обученного некроманта. Да, придет не Димка. Ну и что? Мне надо собственно всего лишь обвенчать их с Марией, вот и все. Потом он уйдет и унесет вместе с куклой и вирус вампиризма.

Все верно?

«Начинай, не томи, — буркнул голос. — Раньше сядем, раньше выйдем!»

Я кивнула, подошла и приоткрыла входную дверь, выключила свет, после чего твердо встала в центр круга босыми ногами и принялась читать заклинание:

— Встану, перекрестясь, пойду, помолясь, из избы дверями, вечерней звезде навстречу. Ой, мати вечерняя звезда, помоги, освети ты могилу раба Божьего Дмитрия, чтобы открыл он свои глазоньки, чтобы зашевелил он своими ноженьками…

Сияние свечей за то время, что я читала заклинание, потускнело. Так весело разгоревшееся вначале пламя теперь еле — еле освещало куклу Марию, стоявшую в полуметре от круга.

что-то пошло не так…

Но я с упорством продолжала заклятие:

К кругу своему я его зазываю, в гости его приглашаю, приведи его, звездочка ясная…

Я отчитывала заклинание и понимала — это все… Как минимум — не вышло…Сила совершенно не активизировалась. Почему так случилось — я не знала.

Закончив печать на заклинания, я села на стул и поглядела на еле тлеющие свечи.

То что Димка не захотел идти ко мне — это бред. Он же явился ко мне, когда я накладывала парализующее заклинание на Кайгородова, так? Да и вообще…

Он умер за меня.

Это уже о чем-то говорит…

Я подождала минут десять и решительно раскрыла Библию Ведьмы.

Ладно!

Мы пойдем другим путем!

Я снова встала и чистым голосом пропела формулу открытия Врат. Вот теперь точно или помру, или получится — заклинание было настолько же сильным, насколько и опасным. Негритянка, которая дала мне его в обмен на мое заклинание вызова мертвых, сказала: только в крайнем случае деточка, только в самом крайнем.

Dimitry,

dhat kann ec it tolfa,

Ef ec se a tre uppi,

Vaffi vuargil na:

Sva ec rist,

Os I rumon fac

At sa gengr gumis

Osmaelirvidhmic.

И свечи победно вспыхнули, а Сила задрожала на кончиках их пламени.

Я улыбнулась и посмотрела на куклу.

Мария, залитая ярким светом, нежно улыбнулась в ответ и перевела взгляд на дверь.

У косяка стоял Ворон, как живой, и насмешливо смотрел на меня, приподняв по обыкновению бровь.

— Не ждали? — слегка ехидно спросил он.

Я неверяще смотрела на него. Никакого намека на труп, он был такой же, как в последний день — большой, сильный, и очень красивый. В белой тишотке и синих джинсах.

— Димка! — взвизгнула я, и разметав свечи, ринулась к нему из круга, — Пришел!!!

«Ты чего делаешь, — вопил внутренний голос, — забыла как тебя Никанор из круга выманил?»

Я с размаху ткнулась в косяк, неверяще на него посмотрела, и почувствовала, как Димкина рука нежно погладила меня по макушке.

— Бедная ты моя, — ласково сказал он. — Ну неужто ты и в самом деле хотела, чтобы к тебе тело пришло?

— А ты можешь остаться? — шепнула я не оборачиваясь, чувствуя как душу стремительно заполняет боль. Чувствовать Димку рядом, живого и любимого, было выше моих сил. Потому что душа уже оплакивала расставание.

— Догадайся, — хмыкнул он.

Мы помолчали.

— А почему же первое заклинание на вызов тела не сработало? — безнадежно спросила я.

— А потому что некоторые сильно умные некроманты не удосужились прочитать комментарии, — язвительно ответил он. — Таким способом мертвого можно поднять только до сорокового дня с момента смерти!

— Мда? — невольно улыбнулась я. И правда, было там чего-то на полях приписано.

— Мда! — подтвердил он. — Магдалиночка, у меня времени мало. Я только на свадьбу пришел.

Я перевела взгляд на безмятежно улыбающуюся Марию и бормотнула:

— Я не пойму, ты на мне женишься или нет? что-то я ревную…

— Дурочка, — хмыкнул он. — Я на тебе реальной жениться не могу. А вот этот кусочек твоей души для меня сейчас в самый раз.

— Кусочек? — горько сказала я. — Это просто кукла!

— Разве? — мягко спросил он.

И что-то в его голосе заставило меня обернуться.

Вместо куклы стояла я — вторая. В полный рост. Слегка призрачная фата накрывала пламя от свеч — и странное дело — не загоралась. Бледно — золотые локоны спускались до талии, и мои руки их слегка нервно теребили.

— Привет, — сказала Мария.

— Привет, — ошеломленно выдавила я и перевела взгляд на Ворона.

— Не ревнуй, — печально улыбнулся он. — Все равно кусочек твоей души, который ты отпела и помянула, сегодня уйдет в мир мертвых. И что плохого, если я из этого кусочка сделал себе тебя?

Я медленно кивнула, чувствуя непонятный ком в горле.

— Повенчай нас, — шепнул он.

Я молча посмотрела на Марию. Она так же безмятежно улыбалась мне моей улыбкой на моих устах.

— Хорошо! — злым голосом сказала я. — Получишь ты себе жену!

После чего подошла в Марии, прижалась к ней — лоб ко лбу — и отпустила Силу.

И она рванулась потоком в мою душу — собирая и вычерпывая то, что я ей велела. Мою любовь к Димке.

Меня обдало холодом, потом стало теплее.

Я разбила собранный файл надвое и половину слила на Марию.

Та слегка застонала.

Я отшатнулась от нее, взглянула в свои глаза и серьезно велела:

— Носки стирай ему хорошенько, песенки на ночь пой. Помру — проверю. И не дай Бог ты за ним плохо смотреть будешь…

— Магдалина! — засмеялся сзади меня Димка.

— Да, вопрос, — повернулась я и вперила в него взгляд. — А когда я помру, у нас что, будет шведская семья? Господь такого не одобряет. Выкинет к черту всех троих за разврат.

— Магдалиночка, — серьезно посмотрел он на меня. — Вы всего лишь части одной души, которую ты разделила своей волей. Когда перейдешь грань смерти — просто станет одна целая душа, вот и все.