Ведьма Магдалина (№3) - Доктор Web для молодого вампира

Узелок побагровела, после чего посинела и вымолвила:

— Вы их продаете ???

— Кому? — озадачилась я.

— На запчасти, или бездетным американцам! Знаю я эти штучки, газеты читаем, — рявкнула Узелок и попыталась выхватить у меня Димку. Я ловко вывернулась и заорала:

— Вииитька!

Витька снова возник в дверном проеме.

— Витенька, — со слезами сказала я. — Скажи этой даме, что я детьми не торгую.

— Не торгуешь конечно, а что? — озадачился он.

— Это просто возмутительно! — прошипела Узелок прямо Витьке в лицо. — Куда б я не приехала, везде — эта, и везде детей пытается забрать! Уж больно мне это подозрительно!

— Нет, я должна была мультиковских детей в детдом отдать, да, Витенька? — зло выкрикнула я.

— Ну не должна конечно, — кивнул он. — Молодец что их себе забрала, что и говорить.

— Я закрыла глаза на то что вы не приходитесь Березняковым родственницей, — продолжала истерику тетка. — Я решила, что раз девочка вас хорошо знает, то лучше и правда вам их отдать. Ну а Колесниковой вы кто? Двоюродная сестра, да?

— А кто такая Колесникова? — озадачилась я.

— Задержанная, — хмуро пояснил Витька.

— Вот, — даже имени не знает, а ребенка хочет забрать! — рявкнула Узелок.

Витька посмотрел на меня как на больную и рявкнул в тон:

— Ты чего, совсем сбрендила? У тебя и так двое Наташкиных детей дома, куда тебе и этот?

— Витя, — твердо ответила я. — Не могу я его в детдом отдать. Меня Юля Христом попросила, чтобы я его к себе взяла.

— Ну заберешь — и что? — снова рявкнул он. — Тебе Березняковских детей растить лет пять как минимум, а еще и этот!

— Ой, знаешь, — устало сказала я. — Где двое, там и трое. В конце концов не навек же я детей беру, наверняка потом объявятся родственники и разберут.

Узелок во время разговора слегка растерянно смотрела на нас с Витькой.

— А, — в сердцах махнул он рукой, — делай что хочешь! — Только подумай, кто тебя, дуру, с тремя детьми замуж-то возьмет, а?

— Повозникай еще — ты и возьмешь, — с угрозой сказала я.

— Все, сил у меня больше нет! — и Витенька хлопнул дверью.

Мы с Узелком остались на кухне.

— Я правда не могу его в детдом отдать, — жалобно сказала я. — Меня его мать Христом просила.

— Больше я вам детей не отдам, — каменным голосом сказала Узелок.

— Ладно, — вздохнула я, вспомнив, что у меня нет с собой денег чтобы выкупить младенца. — Давайте так — сначала надо купить малышу смеси и накормить, потом уж я его и отдам вам.

— А тут что, смеси нет? — подозрительно уставилась она на меня.

— Смотрите, — кивнула я в сторону шкафчиков. — Я во всяком случае не нашла.

Узелок посмотрела на хнычущего младенца и согласилась.

— Хорошо, поехали.

Я отправила ее вниз, в служебную машину, а сама вышла в коридор, нашла Витьку и склонилась к его уху:

— Витенька, дай двести рублей, потом отдам. Малышу по пути надо смеси купить, а у меня с собой нисколько нет!

Витька посмотрел на меня тяжким взором:

— Все же забираешь?

— Ну а что делать? — вздохнула я. — Куда его девать — то?

Витька вытащил из кармана кошелек и молча отсчитал мне четыре полтинника.

Я быстро чмокнула его в щечку, закутала в детской Димку потеплее и пошла вниз.

Узелок сидела в машине с каким-то дядькой — водителем.

— Сейчас в магазин за детским питанием, пожалуйста, — попросила я его.

Дядька хмуро посмотрел на меня, но ничего не сказал, завел свой тарантас и мы поехали. Около магазина он и впрямь остановился, я купила банку питания и сказала, опять же обращаясь к водителю:

— А вот теперь поехали на Кирова.

— Чего я там забыл? — покосился на меня водитель.

— Живу я там, — любезно пояснила я. — Ребенка надо накормить и вообще подготовить. Согласны? — И я в упор посмотрела на Узелка многообещающим взором.

Та молча кивнула.

Водитель крякнул, но на Кирова поехал. Лишь буркнул:

— Какой дом?

— Четвертый, элитный жилкомплекс, знаете?

— Знаю, — сказал мужик и подозрительно покосился на мою бомжовскую куртку.

Я тем временем достала сотовый, натыкала номер охраны, которая дежурит в холле нашего дома и сказала:

— Добрый день, Андрей. Это Магдалина Константиновна из двенадцатой. Узнал?

— Здравствуйте, конечно узнал, — бодро отозвался охранник.

— Андрей, я возвращаюсь с маскарадной вечеринки и на мне костюм бомжихи. Ты меня, надеюсь, признаешь и пустишь домой?

— Да неужто я вас да не узнаю?

Я лишь хмыкнула и отключилась. Я б сама себя сейчас не узнала.

Около дома я посмотрела на Узелка:

— Вы, разумеется, пойдете ко мне?

— Разумеется, — сухо кивнула она.

Мы с ней выгрузились и пошли ко мне домой.

Охранник в холле хихикнул при виде меня:

— Отлично замаскировались, Магдалина Константиновна!

Я кивнула ему в ответ, спеша к лифту.

Мы с Узелком поднялись в мою квартиру, я сразу же ринулась на кухню — готовить смесь, по пути сообщая Узелку:

— Женщина, мы же все люди, и должны помогать друг другу. Понимаете? Ути — пути, чебурашечка мой, сейчас я тебя накормлю, не рыдай ты так горько!

Узелок семенила за мной и возмущалась:

— И речи не может быть, что бы вам отдать ребенка, вы ему никакой родственницей не являетесь, как вы можете его забрать?

Я быстренько сделала смесь, и принялась чайной ложечкой кормить бэби.

— Тут бутылочка с соской нужна! — неодобрительно сказала Узелок.

— Мда? — с уважением посмотрела я на нее, достала сотовый и набрала Серегин номер.

— Аллё, — сонно отозвался он.

— Серега, срочно беги в аптеку на углу! — закричала я.

— Магдалиночка, что случилось? — голос его даже немного сел от испуга.

— Ничего не случилось, но случится! — рявкнула я. — Мне срочно нужна бутылочка с соской для младенца!

— Для младенца? — раздельно переспросил он.

— Да! — нетерпеливо сказала я. — Ну, так ты поможешь, или нет?

— Хорошо, — вздохнул он.

— Детям скажи чтобы поднимались ко мне! — велела я.

— Ладно, — вздохнул он.

Я засунула сотовый под свитер и снова принялась кормить малыша с ложечки:

— Вот так, чебурашечка, за маму ложечку, за папу… Сейчас тебе бутылочку принесут, и попируешь вволю, а пока уж как придется…

— Женщина! — не выдержала Узелок.

— А что «женщина»? — не отрываясь от кормления, спросила я. — Как видите, у меня условия и средства для содержания детей есть, и уж получше чем в детдоме.

— Не вам решать, где лучше, а где хуже, — буркнула она. — У меня предписание.

— Вы бы, не дай бог что с вами случилось бы, что предпочли для своего ребенка — мой дом или детдом? — задумчиво спросила я.

В дверь несильно побарабанили.

— Открыто! — крикнула я.

Тут же раздался топот маленьких ножек и девчонки с воплем повисли на мне.

— Тетечка Магдалиночка, а мы такие мультики смотрели сейчас!

— Тета Мамалина…

— На ручки никого взять не могу! — ласково ответила я. — Видите, тут я вам братика нашла!

Катька с сомнением потрогала маленький сверток с «братиком», а Настя деловито спросила:

— Ой! В магазине купили? И за сколько?

Я кашлянула, покосилась на Узелка и дипломатично ответила:

— Аист принес, вот только — только улетел.

Девчонки сорвались с места и дружно понеслись к окну.

— Смотри, смотри, летит что-то! — закричала Настя.

Катька радостно завизжала.

— Ну так что, поможем друг другу? — тихонько шепнула я Узелку.

— Так а как? — так же тихонько шепнула она.

— Пойдемте! — я встала, пошла в прихожую — холл и достала из сумки кошелек. — Пять тысяч, как обычно?

— Так ведь теперь еще и водитель в курсе, — засмущалась она

Я понятливо кивнула и достала десять тысячных бумажек.

Узелок их с достоинством взяла, после чего достала из сумки несколько бумажек и подала мне.

— Что это? — не поняла я.

— Так на ребенка документы, — объяснила она. — Медицинская страховка и свидетельство о рождении. Только имейте в виду — если родственники объявятся — ребенка надо будет отдать.

— Разумеется, — кивнула я. — Родственникам малыша отдам. Мне главное — чтобы он в детдом не попал.

Тут в дверь позвонили.

— Открыто! — крикнула я.

На пороге появился Серега с пакетом в руках.

— Бутылочку принес? — обрадовалась я.

— Это ваш супруг? — посмотрела Узелок на него.

— Не, сосед!

Серега обиженно посмотрел на меня.

— Ну что ж, я вижу дети действительно в хороших руках, так что попрощаемся! — вынесла вердикт Узелок.

— Всего доброго, — кивнула я. — Адрес мой и телефон у вас есть, если что — звоните.

И мы распрощались, как обычно довольные руг другом.

А я осталась с тремя детьми на руках.

— Это кто? — недоуменно спросил Серега, указывая на младенца.

— Димочка это, — нетерпеливо сказала я. — Давай бутылку!

Пока я наливала в купленную им бутылочку смесь, Серега недоуменно вертелся у меня под ногами.

И лишь когда Димочка счастливо зачмокал, Серега осторожно спросил:

— Слушай, это у тебя откуда?

— Сережа, — серьезно ответила я. — Я решила начать новую жизнь и пошла работать нянечкой.

— Чего — чего? — недоуменно моргнул он.

— Вернее не нянечкой, — спохватилась я. — Я решила сделать у себя на дому мини — детский сад. А что? Места у меня много…

— Ну и шуточки у тебя, — протянул он.

— А что, трое детей в моей квартире — это похоже на шутку? — хмыкнула я.

Серега промолчал.

— Хочешь, я тебе помогать буду? — неожиданно спросил он.

— Конечно хочу! — радостно завопила я.

Димочка на миг оторвался от обеда и недоуменно на меня воззрился.

— Спи, мой чебурашечка, спи, — ласково пропела я и сунула ему соску обратно в ротик.

Тот сонно моргнул и принялся лениво причмокивать.

— Сейчас уснет, — тоном многодетного папаши сказал Серега.

— Мне тоже так кажется, — согласилась я.

Мы помолчали, наблюдая за засыпающим малышом.

— Слушай, а ты где была сегодня, а? — осторожно спросил Серега.

— А что?

— Так ты в виде таком…

— Не нравится — не смотри, — пожала я плечами.

Потом отнесла Димочку на свою кроватку, положила его в центр и для верности подперла подушками. Не дай боже на пол скатится.

— Ой, а можно я за ним погляжу? — раздался Настин голосок сзади меня. Я аж вздрогнула.

— Можно, — буркнула я. — Но только поглядеть — спит ребенок — то.

— Я у мамы сколько братика просила — а она все ни в какую, — вздохнула Настя. — Как хорошо что вы его купили!

— Не купила, а аист принес, — нравоучительно поправила я ее.

У Насти и так бзик на коммерции, надо б ее отучать от этого.

— Да не было за окном аистов, одни вороны, — ответила она.

Я даже не нашлась что сказать. Спирать на невинных ворон доставленного ребенка у меня совести не хватило.

— Ну ладно, я пошла в ванную, — пробормотала я. — А ты смотри, братика не разбуди, ясно?

— Да я ж говорю — только погляжу, — кивнула Настя светлой головенкой.

Я с сомнением поглядела на нее — оставлять ребенка вместе с ней было как-то страшновато.

— Да вы не бойтесь, тетя Магдалина, — сказала она. — Я на Катьке натренировалась, я же старшая сестра как — никак.

Я посмотрела на важно вскинутый подбородок и подумала — а ведь Настя — неглупая девочка. Да, она выбражуля и аферистка, однако дурой ее точно не назовешь.

— Ну все, тогда я пошла, — кивнула я и со спокойной душой пошла в ванную.

Вот так в моем доме появился младенец.

Настя, на удивление, тут же приняла на себя львиную часть забот о малыше. Она с удовольствием готовила и грела ему смесь, пела песенки и играла в незамысловатые младенческие игры. Серега мне тоже помогал изо всех сил. Думаю, ему было приятно — ведь совместные заботы о малышах создавали какую-то иллюзию семейной жизни.

А я колола себе перфторан и феррумлекс, не забывая тщательно и осторожно продолжать Путь Смерти. Спала на постели, усыпанной могильной землей, почти приучила окружающих звать меня Магдалиной, каждый день мои домашние поминали киселем и блинами почившую рабу Марью. Правда, маменька несколько раз звонила, и несмотря на мои предупреждения упорно звала меня Маняшей. Мать мою переспорить трудно, и посему я мудро сочла, что Мария и Маняша — совершенно разные по звучанию имена.

Ночи я проводила в морге. Сторожам я щедро платила, и они ко мне не лезли.

Первое посещение было ужасным. Я бродила по моргу, откидывала простыни с лиц и боялась, отчаянно их боялась. Они были все синими, неестественно — застывшими, мертвыми …

Я ходила по рядам каталок, на которые лежали трупы, и остро жалела — отчего, отчего это не американский морг? Там все так здорово — каждому трупу отдельный холодильник! А тут они при обычной температуре лежали по неделям и пахли, боже, как они пахли!

Конечно же, для работы я выбирала самые свеженькие тела. Иначе бы я просто не смогла…

Я ложилась с ними на каталку, шептала заклинания в мертвые уши, ласково гладила и пропитывалась их запахом. Я капала своей кровью им на сердце, я вкладывала им под язык кусочки своих ногтей.

И вскоре я перестала их бояться. Совсем. Я поняла мертвых. Поняла их тоску, поняла, как они страстно завидуют живым, но сил подняться и жить дальше — у них просто нет. Они не умерли. Они просто смертельно устали жить.

И когда я осознала это — я купила кучу пледов и укутала ими своих мертвых. Работники морга снова получили мзду, и кроме денег я еще и заговорила их на удачу. Уж слишком дикими глазами они на меня смотрели, пришлось открыться, что я и есть та самая ведьма Марья.

А я уже научилась быть своей среди мертвых. Я пахла ими, я мыслила как они, я умела читать заклятья, которые давали им сил проснуться. Совсем чуть-чуть, просто стряхнуть оцепенение и начать думать. Они бесконечно мне доверяли и признавали авторитет. Долгими ночами я лежала с очередным мертвым на каталке, и, укрывшись одним на двоих пледом, мы беседовали. Без слов, читая все в душах.

Я знала, что эти мои первые мертвые — навсегда будут мне верными. Ибо я их не подчинила. Вопреки всем канонам мы с ними подружились.

Мертвые мои постоянно менялись, кого-то я с тоской в душе провожала на погост, неизменно участвуя в похоронах. Я привыкала к ним, как к людям. А освободившуюся каталку занимало новое тело, и я снова шла с ним знакомиться, постигать его и укрывать пледом.

Больше всех мне понравилась тоненькая красавица Светочка. Ее привезли как неопознанное тело, ее нашли в парке на скамейке, без документов. Умерла от передозировки. До нее у меня мертвых наркоманов не было, а я старалась работать со всеми видами мертвых, и посему не раздумывая взяла и ее.

Светочка долго не шла на контакт. Я чувствовала ее душу, которая забилась где-то глубоко внутри, оцепенела от непонятного горя и хотела одиночества.

— Светочка, — звала я ее, ласково расчесывая длинные светлые волосы. — Светочка, иди ко мне, котенок… Я своя, я не обижу.

Она не верила.

А я плела ей венки и постигала.

Я знала, что она детдомовская. Знала, что не пропащая она наркоманка — просто попала в плохую компанию, которая увезла ее в другой город и «забыла». Светочка встряхнулась, поступила в ПТУ, ей дали место в общежитии, и все у нее стало налаживаться. В тот день, когда она умерла, ей дал попробовать героин парень, которому она нравилась. Из любопытства девчонка согласилась, только вот дозу они не рассчитали.

И не стало Светочки.

Нелепо, как нелепо…

Дед Мазай, прозванный так за козлиную бородку, не упускал случая мне выговорить за то, что я трясусь над наркоманкой. Он был очень правильный, этот дед Мазай. Всю жизнь проработал судьей, последние двадцать лет провел в заслуженной праздности, и умер в своей постели. Не то что другие — на лавочках в городском парке.

«Вот смотри, — нашептывал он мне. — Девка дрянь. Лежит и молчит, ни с кем не заговаривает. Что значит?»

«Что?», — терпеливо задавала я ожидаемый вопрос.

«Что стариков не уважает!» — победно провозглашал дед.

«Она еще просто не влилась в ваш эээ… коллектив».

«Не смей ее оправдывать! — возмущался он. — Говорю тебе — девка дрянная! Вот смотри — молоденькая, а ни родители за ней не идут, ни школьные друзья. Как такое может быть?»

Я промолчала. Дед, видимо, не осознавал, что я брала к себе только тех, за кем не придут. Других мне работники морга не давали.

И дедовым родственникам я лично звонила. Трубку взял его единственный сын и на вопрос о том, когда он планирует забрать тело, грубо сказал: «Нет у меня денег на похороны, ясно? Хороните за госсчет!»

За госсчет — это в общей яме. Чтож, мертвым и правда по большому счету без разницы, лежать ли под гранитным памятником или в мешке рядом с другими мертвыми.

Вот только каково живым? Неужто не совестно? Неужто не боятся, что их дети так же поступят с ними?

Деда Мазая я сама через недельку похоронила как полагается. С гробом, приличной могилой и поминками.

Когда я его обмывала и одевала, он постоянно спрашивал: «Марья, а что, где Вовка-то? Где Женька с Веркой, внучата мои?». Я не могла ему врать. Ибо первый закон некроманта — абсолютная честность с мертвым.

«Не придут они, дед», — сухо ответила я.

Он долго молчал, думал, после чего снова всполошился: «Марья, ну так ты им позвони! Они ж поди ничего не знают! Как можно меня без них похоронить!»

«Они знают», — раздельно сказала я.

Дед смотрел на меня мертвыми глазами, а я почувствовала, как мое сердце внезапно наполнилось его горем, как потекли по моим щекам его слезы.

Эмпатия с мертвыми стала полной…

«Вот ты и некромант. Поздравляю», — устало сказал внутренний голос.

«Спасибо тебе, что не дала меня как собаку похоронить», — тихо прошептал мертвый дед.

С поминок деда Мазая я вернулась в морг. Мое обучение было закончено, и нужды больше в этом не было. Я стала своей в некромире. Вот только не могла же я бросить теперь своих мертвых за ненадобностью, следовало организовать похороны. Их у меня оставалось всего двое — Серега, пьяница-бомж и Светочка. Первому я как обычно положила под язык ватку, смоченную спиртом, это его здорово примиряло с реальностью. «Когда похороны?», — сварливо спросил он. «Завтра», — твердо пообещала я. Да, завтра похоронят и его, и Светочку. Я подошла к девичьему телу, легла рядом с ней и принялась петь ей песенки. Не колдовские — а простые колыбельные. Светочка молчала. Я как и прежде чувствовала, остро чувствовала ее душу где-то рядом, и мне было безумно жаль эту маленькую девочку, что вот так нелепо умерла совсем молодой.

Я не поняла, каким образом я заснула. Просто в какой-то момент сквозь сон я почувствовала, что кто-то перебирает мои волосы, сонно что-то пробормотала, обернулась — и обомлела.

Светочка стояла около каталки, мертвая, и руками гладила мои волосы.

— Красиво, — с трудом прошептала она.

Я пораженно смотрела, как двигаются ее губы. Черт возьми! Раньше я просто слышала голос мертвого у себя в голове, не более!

Я понимала, что своими песнями, заклинаниями и лаской я смогла так открыть тело Светочки, что душа ее на время снова залетела в нее. Невероятно трудное упражнение…

«Вторая ступень некроманта!!!», — ликующе закричал внутренний голос.

А я поднялась с каталки и ласково прижала к себе мертвое худенькое тельце. Неправы, неправы были некроманты, что учили подчинять себе мертвых, запугивая и покоряя их. Они учились годами, а я, поняв мертвых и искренне их жалея — за неделю добилась их доверия и подчинения.

Доброе слово и ласка и мертвому приятны.

До рассвета мы со Светиком проговорили. А утром я обмыла ее, уложила в гроб и похоронила.

Спи, Светочка — Солнышко, спи…

Я рядом.

Дни текли, один за другим, приближая наступление последнего ритуала. Когда я либо умру, либо излечусь. Слава богу, убийца Олега найдена, и я была спокойна — если что-то пойдет не так, то девчонки к тому времени вернутся к матери. Витька, правда, упорно отнекивался, когда я желала переговорить насчет Мультика, ссылался на разные процедуры следствия и невнятно что-то бурчал, да только ежу было понятно — раз найдена убийца, значит Мульти скоро отпустят.

А Димочку завещаю Сереге, пусть воспитывает.

Пока же я, белая ведьма, вовсю практиковала некромантию. Взяла в работу смертельную порчу на насильника и обряд с могильной землей на соперницу.

И только я приготовилась проводить ритуалы, как мне позвонила Галина, одна из наших ведьм.

— Мария, — не тратя время на приветствия, начал она. — Люди тут брешут, ты чернухой балуешься? Правда, что ль?

— Не чернухой. Некромантией, — скупо ответила я.

Она помолчала, после чего жестко сказала:

— Девка, не дури. Отлучим.

— Бог мне судья, — пожала я плечами. — Да и вам тоже.

Галина помолчала, что-то обдумывая, после чего с просительными нотками в голосе сказала:

— Марьюшка, некромантия — это ведь верная смерть. Одумайся.

— Мертвые меня любят, — усмехнулась я, вспомнив Светочку. — На текутьевском кладбище тринадцать могил мои.

— Когда успела? — охнула она.

— Жить захочешь — все успеешь, — туманно поведала я.

— У тебя что, проблемы?

— Я справлюсь.

Она опять помолчала, после чего вздохнула.

— Марья, ну ты же знаешь наши правила. Чернухой будешь заниматься — руки не подадим.

— Ой, Галь, давай без фарисейства, — поморщилась я. — Что, типа никто из наших сроду к чернухе не прибегал? Еще как прибегал! Потом полгода в монастырях отмолятся и дальше живут.

Я знала, что говорю. Галина сама год назад пыталась сжить со свету убийцу и насильника ее молоденькой племянницы. Горе — оно законов не знает.

— Так там были действительно серьезные случаи, — быстро сказала она.

— Сейчас на карте моя жизнь — это серьезно? — негромко осведомилась я.

— Даже так?

— Именно.

— Послушай, ну ладно, ты проводишь какие-то ритуалы, которые должны спасти твою жизнь. Но зачем берешь от клиентов в работу чернуху? Не мне тебе объяснять, что этим ты сама свою душу проклинаешь.

— А мне именно это и надо, — усмехнулась я. — Порчу на душу. Чем чернее, тем лучше. А отлучать меня не торопитесь. Кому я плохо сделаю, коль отважу соперницу от семьи, где дети малые? Или коль сведу в могилу насильника тринадцатилетней девочки? Пока есть возможность наказать мерзость и не навредить себе — надо это использовать, верно?

— Я тебя не пойму, — растерянно сказала Галя.

— Вы меня главное — не отлучайте пока, ладно? Я потом все расскажу.

— Дело твое.

После прощания с ней я достала фотографию того самого насильника. Близко посаженные глаза, светлый ершик волос, во всей мордочке нечто крысиное и неприятное. А может быть — фотограф в ментовке был косорук и я зря грешу на парня. Снимок был взят из дела. Того самого, что было очень быстро закрыто за отсутствием улик. Девочку этот парень поймал после школы, потушил об ее коленки пару сигарет и она от страха забыла как дышать, не то что про показания. А тут еще и дружки подозреваемого в голос заявили, что в то время, когда девочку терзал некий ублюдок, их Игорек пил пиво с ними на даче и никуда не выходил.

Ведьмы не любят, когда к ним обращаются с такими делами. Мы опускаем глаза и говорим, что только Бог судит и наказывает. А на самом деле все гораздо проще — любой грех — это грех. Даже если самого черного человека спровадить на тот свет — это грех убийства и проклятие ляжет на ведьму. Тут никакие деньги не помогут отмыться.

Черные ведьмы — да, запросто такие случаи щелкают. Так им Сатана хозяин, им проклятья не страшны.

Но этого мерзавца мне никто не заказывал. Я сама взяла из дела его фотографию, после того, как увидела ту девочку с матерью в Витькином кабинете. «Мне как раз нужно лишнее проклятие на свою душу», — подумала я тогда.

Позже я пришла на свое кладбище. Без подношения местному Хозяину, ибо он с мертвых оброка не берет. Обошла могилы своих покойников, поздоровалась с каждым. Светочка слабо улыбнулась мне, я почувствовала это, а дед Мазай расшумелся, что я долго не приходил. Ему на могилу я высыпала махорки, а над Серегой-бомжом вылила чекушку водки. Не забыла подарочков и для остальных своих.

А потом я пошла на могилу к Димке. Села прямо на гранитную плиту, приложила руки к земле и позвала.

«Димочка, — шептала я. — Я теперь некромант, теперь мы сможем видеться. Я смогу тебя вызывать. Назначь мне свидание, а?»

Он молчал. Ни единого вздоха не донеслось из-под плиты. Ни единого отзвука.

Что, что я делаю не так???

Злые слезы сами катились по моим щекам. Отчего у меня так легко все получилось с чужими мне людьми? А Димка, любимый мой — даже не отозвался.

«Ты не кипятись, — осторожно сказал внутренний голос. Ведь всякое бывает».

Я смахнула слезы и устало сказала:

— Дим, если ты меня слышишь — дай знак. Вот фото человека. Я хочу, чтобы он умер.

И я закопала снимок насильника в мерзлую мартовскую землю.

Пока я ехала домой — я плакала не переставая. У меня было такое ощущение, будто Димка меня предал. Словно ушел к другой.

«Он же мертвый», — недоуменно сказал голос.

«Ну и что? Они все равно живые, ты же видел».

Голос только тяжко вздохнул и промолчал.

Дома я, злая на весь свет, вытащила кулек с мукой и горкой высыпала его на стол. Кинула на рыхлый холмик соли, земли с могилы, и принялась замешивать тесто, монотонно читая молитву задом наперед. Отчитав ее сорок раз, я принялась лепить фигурку моей очередной жертвы. Она сама напросилась.

Если бы Жанночка, великолепная Жанночка, не пришла вчера ко мне и не начала манерно растягивая гласные, просить приворожить Валеру, ее шефа, то все бы у нее было хорошо. Потому что я не погадала бы и не увидела бы ее душу, в которой четко было написано, что Валере уже под шестьдесят, проблемы с сердцем, и скоро он умрет. И если Жанночка перейдет из любовниц в законные жены-то будущее ее чудесно.

Вот только я знала и самого Валеру, и его жену Веру, это коллега моей матери, тоже учительница. Моя первая учительница. Я помнила, как она была добра к нам, и как мы ее все обожали. Тогда, двадцать с лишним лет назад, она казалась нам замечательной красавицей.

Десять лет я поневоле наблюдала за жизнью Веры Павловны. Видела, как светилось ее лицо, когда случалось ей смотреть на мужа, или просто разговаривать с ним. Видела их трех детей, они учились классами старше меня, и всегда ими восхищалась.

Я давно не видела Веру Павловну. Думается, состарилась моя первая учительница, и не сравняться ей с двадцатилетней Жанночкой. Думается, забыл Валерий при виде секретарши, как смотрит на него жена.

И потому я не взяла с вертихвостки денег. Я снова работала бесплатно, уже второй раз за день. Глядишь — так и в привычку войдет.

Сделав из теста фигурку, я окропила ее святой водой и нарекла Жанной. Потянулась за мешочком с могильной землей, но вдруг одумалась. Чего это я? Убивать за такое — слишком сильно.

«Просто сделаем так, чтобы больше она семьи не рушила, так ведь?», — напомнил внутренний голос.

«Так», — вздохнула я и принялась натирать фигурку сушеным куриным пометом, читая заклинание:

— Выйду, не перекрестясь, пойду, не помолясь, пойду к острову Буяну, там стоит камень Алатырь, на том камне жаба сидит. На той жабе столько бородавок, сколько звезд на небе, глаза свои она пучит, мерзким голосом квакочет. Подойду я к той жабе и скажу: А не хочешь ли ты, жабья рожа, стать девицей пригожей? И возьмет жаба от рабы Жанны ее красу, и оставит она рабе Жанне свою мерзоту. Да будет так от слова по делу, а дело будет от Слова. Замыкаю свое заклятье на тридцать три замка, а ключ кидаю в сине море. Кто его на дне морском найдет — тот мое заклятье перебьет.

Когда я запечатала заклятие, гром не грянул. Но я-то знала — все свершилось. Каждая ведьма после проведенной работы чувствует, получилось у нее или нет.

Не быть тебе, Жанночка, наследницей мужа моей любимой учительницы. И не пакостить более по семьям.

Вот только я прямо чувствовала, как нечто черное в моей душе ширится, разрастается и давит. И мне было страшно.

В полдень того же дня Настя, обедая после школы, укоряюще спросила:

— Тетя Магдалина, а где мама?

Я недоуменно посмотрела на нее, и до меня вдруг дошло, что я со своей некромантией совершенно забыла про бедного Мультика. Впрочем, ее, скорее всего, уже выпустили, убийцу-то я нашла!

«А отчего ж она тогда за детьми не приехала?»

Мда… Умеет мой внутренний голос мне настроение попортить…

— Скоро приедет, — буркнула я в ответ.

— А денди мой? Вы мне его еще когда обещали привезти?

— Настя, прости негодяйку, — раскаянно сказала я. — Я исправлюсь.

— Ну посмотрим, — скептично сказала она мне вслед.

Я же ушла в дальнюю комнату на втором уровне, воровато вытащила сотовый, набрала Корабельниковский номер и зашептала:

— Витенька, что там с Мультиком? Выпустили?

Витька был не в духе и оттого проболтался.

— Чего? — рявкнул он. — А с чего бы ее выпускать?

— Вот здрассьте! — растерялась я. — Но ведь я же нашла вам убийцу вместо нее!

— С чего это ты так решила?

— То ведь Юля муженька-то пристукнула…

— Про муженька — это еще надо доказать, темнота ты беспросветная. Слышала такое слово — презумпция невиновности?

— Слышала, — медленно, закипая гневом сказала я. Вот гад! Я тут расслабилась, считаю, что дело сделано, а он мне про презумпцию невиновности чешет!!!

— Вот то-то же! — довольно ответил Витька. — При этом учти, что если муженька ей, допустим, было за что убивать, то зачем убивать Олега? Мотива нет!

— А ты откуда знаешь что нет? Может она спала и видела, как его пристукнуть?

— Слушай, Потемкина, давай так, — непререкаемым тоном сказал Витька. — Сиди, пиши книжку и детей воспитывай — у тебя их сейчас целый детский сад, только успевай поворачиваться. А мы уж тут как — нибудь сами, ясно?