Мистер Икс

Через два перекрестка Кобден заканчивалась у четырехрядного проспекта и маленького, треугольной формы сквера. Я дошел до Коммершиал-авеню, центра города. Повернул направо и пошел в том направлении, где рассчитывал перекусить. Прямо передо мной, источая беззаботную нагловатую самоуверенность состоятельных жителей Среднего Запада, через вращающуюся дверь вышли две пары, провожаемые долгим взглядом невозмутимого швейцара в мундире с эполетами и медными пуговицами. Пышущий здоровьем жизнерадостный мужчина лет пятидесяти говорил:

– Он сам-то хоть понимает, что происходит? Я к тому – вы можете в это поверить?

Тот, к кому он обращался, повыше ростом и не такой плотный, положил ладонь ему на плечо. Очки в золотой оправе поймали лучик угасающего вечернего солнца. Ежик его седых волос был острижен до уровня щетины.

– Еще бы! – Вертикальные морщинки будто смяли его лицо, и плотоядная улыбка обнажила желтые зубы. – Минут через пять он тоже поверит.

Темноволосая женщина рядом с ним протянула:

– Солнышко, ты что, собираешься сказать ему?

Лет на двадцать моложе того, кого она назвала «солнышком», женщина с подтянутой аэробикой фигурой и подтянутым косметической хирургией лицом явно занимала положение «второй жены», изо всех сил борющейся за первое место в сердце своего спутника. Она бросила на меня раздраженный взгляд, почти мгновенно трансформировавшийся из раздраженного в какой-то неопределенный, – я не смог уловить его значения, но почувствовал в нем удивление, испуг и замешательство.

Хрипловатым покашливанием ее муж изобразил подобие смеха, отреагировав на ее предположение «сказать ему».

– Да не стоит, все ведь знают, наш друг... – мужчина заметил выражение лица жены, глянул на меня и резко выпрямился. Ростом он был не менее шести футов и шести дюймов, еще один гигант, в полотняном пиджаке цвета сочной травы и мятых розовых брюках. Галстук его переливался трепещущим изобилием ярких цветов. Ему было лет семьдесят, и всем своим видом он напоминал нераскаявшегося хулигана, до сих пор считающего себя настоящим бойцом.

– Не требуется ли вам какая-либо помощь?

Мне очень понравилось слово «требуется». Тонкая грань отделяет его от «испытывать нужду». «Требуется» ставит вас на место. «Какая-либо» тоже звучит мило.

– Я ищу хороший ресторан. Что бы вы порекомендовали?

Справляясь со своим удивлением лучше, чем я предполагал, мужчина махнул рукой в сторону здания, у которого мы стояли. Бронзовая табличка рядом с вращающейся дверью гласила: «Мерчантс-отель».

– «Лё Мадригаль». В фойе сразу направо. Мы там только что отужинали. – Он заметил что-то во мне, отчего вдруг застыл, а улыбка его увяла. – Но там дорого, хотя… нет, дорого. Может, вам лучше в «Лоретту», отсюда три квартала на север. У них прекрасно готовят стейк, ребрышки – все, что пожелаете.

– «Мадригал», пожалуй, подойдет.

– «Аллллёё Мадригаль», а не «Мадригал». Именно здесь собираются достойные люди.

– Обожаю слушать, когда ты говоришь гадости, Федерал, – вступил в разговор второй мужчина.

– Маленький совет, приятель. – Федерал обрушил широченную лапу мне на плечо. Шелковое крыло его галстука скользнуло по моему виску. – Ты, конечно, можешь пускать пыль в глаза, сорить деньгами направо-налево, но для начала рекомендую зайти в мужской туалет и привести себя в божеский вид. Такой благовоспитанный юноша, как ты, должен соответственно выглядеть, правильно?

Я вскинул голову и поднес губы к его жесткому уху:

– Совет свой можешь засунуть сам знаешь куда, ты, самоуверенный провинциальный болван.

Отскочив от меня со стремительностью распрямившейся пружины, он схватил за руку жену и рывком потянул ее за собой. Вторая пара, захлопнув рты, стремглав пустилась вслед за ними. Мой новоявленный друг нашел в себе смелость обойти спереди темно-зеленый джип, чтобы открыть жене дверь, в то время как их приятели забирались на заднее сиденье.

Секунду-другую спустя швейцар позволил себе одарить меня улыбкой.

Пожилой коридорный подсказал мне, как пройти к мужской уборной – вверх по мраморной лестнице. Под любопытным взглядом служителя я вымыл руки и сполоснул лицо, затем направил струю теплого воздуха сушилки на рубашку, перевязал галстук и пригладил руками волосы. Прополоскал рот, освежил себя одеколоном. Служащий отметил изменения к лучшему в моем внешнем облике, и я пожертвовал ему два доллара, положив их на фарфоровое блюдечко.

Пройдя в другой конец вестибюля, я поднялся по ступеням, покрытым ковром. Ярко освещенный подиум; метрдотель, табличка на груди которого сообщала, что его зовут Винсентом, стоял на посту перед столиками со свечами и белыми скатертями. Винсент провел по губам указательным пальцем, изобразив раздумье, и указал мне на столик у бара. Затем он вручил мне манускрипт с меню и карту вин в кожаном переплете. Меня обслужит официант по имени Джулиан, сообщили мне. Девушка, похожая на старшеклассницу из Норвегии, наполнила стакан холодной водой, а хмурая малазийка принесла бисквиты и хлебные палочки. Я раскрыл меню, и в этот момент кто-то произнес мое имя.

Зал пересекала Эшли Эштон. Сидящая за столиком у окна Лори Хэтч вскинула брови и посмотрела на меня так, что сердце мое радостно встрепенулось.

31

Плутоватому эльфу Джулиану я заказал салат «фрисэ», стейк и бокал каберне. По поводу каберне эльф сообщил, что может предложить мне попробовать кое-что особенное. Если Лори Хэтч что-то показалось неправдоподобным в истории Эшли о том, как она меня подвезла в Эджертон, замечания она оставила при себе. Эшли пригласила Лори поужинать в связи с тем, что та имела отношение к судебному делу, однако суть мне разъяснять не стали. Джулиан принес «кое-что особенное» и дожидался моего вердикта. Я выразил изумленное восхищение «кое-чем особенным». Джулиан спросил дам, принести им кофе сейчас или они хотели бы заказать что-нибудь еще? Сейчас, ответила Эшли, ей скоро надо будет подняться в номер, сделать несколько звонков. Лори попросила принести бокал «кое-чего особенного».

– Как ваша матушка? – спросила она.

– О господи, – вздохнула Эшли. – Честное слово, с того самого момента, как ты вышел из моей машины, я все время думала о твоей маме. Так что с ней произошло?

– Инсульт, – сказала Лори. – Что говорят врачи?

– Говорят, что сегодня утром она умерла. Надеюсь, они не ошибаются, поскольку я только что купил гроб и место на кладбище. – Обе женщины в шоке уставились на меня. – Простите. Не стоило преподносить эту новость в таком виде. Такой дурацкий день…

– Хорошо хоть, ты смог провести с ней целый день. Вам удалось поговорить? – спросила Эшли.

– Она с трудом выговорила несколько слов, – сказал я и запнулся, несколько мгновений не находя в себе сил продолжать. Хмурая малазийка убрала тарелки дам, а норвежская школьница подлила им воды в стаканы. Вернулся стремительный Джулиан с кофе и вином.

– Останетесь здесь после похорон? – спросила Лори.

– Думаю, да. Хотелось бы посмотреть город.

– Позвольте мне быть вашим гидом. Я ведь ваша должница.

– Отличная идея, – согласился я и с трудом заставил себя прекратить таращиться на нее. – Эшли, как твои дела? – Я напрочь забыл о причинах, приведших ее в Эджер-тон.

– Если я ничего не добьюсь в ближайшие пару дней, выброшу белый флаг. Этот парень от меня за семью замками…

– Это Стюарт, – сказала Лори, разом все объяснив. – Жаль, что в этом деле от меня так мало пользы.

Эшли грустно улыбнулась мне:

– Полдня мы провели, обмениваясь жуткими рассказами о мужьях.

Она намеревалась вытянуть информацию из «раздельно проживающей» супруги ответчика, и «раздельно проживающая» супруга более чем в охотку шла ей навстречу. Следующий обмен информацией между двумя женщинами разъяснил еще кое-что.

– Лори, но ведь у тебя не будет неприятностей, правда?

– Мне все равно, – пожала плечами Лори, – знает Стюарт о том, что мы с тобой ужинаем вместе, или нет. Гринни ничего мне не сделает.

– Гринвилл Милтон?

– Единственный и неповторимый, Великий и Ужасный, – кивнула Лори. – И его жена, старинная подруга вашей мамы. Плюс еще два человека, которые считают меня исчадием ада. За пару минут до вашего прихода они ушли отсюда.

– Великий и Ужасный – это тот лысый тип в галстуке-бабочке и зеленом пиджаке, который считает, что весь мир принадлежит ему одному?

– У вас была стычка с нашим Гринни? – сказала Лори. – Надеюсь, он не ляпнул вам чего-нибудь.

– Он сказал мне, что если я собираюсь притвориться большой шишкой и давать официантам на чай не меньше сотни, то для начала мне стоит зайти в туалет и прихоро-шиться.

Лори застонала.

– Видимо, Гринвиллу после ужина похорошело. И его душевное состояние резко улучшилось.

– А затем резко ухудшилось, когда я назвал его самоуверенным провинциальным болваном.

Лори рассмеялась, а Эшли приоткрыла рот в недоверчивой полуулыбке. Джулиан, приближения которого я не заметил, поставил передо мной салат и, двигаясь уже без былой живости, ретировался.

– Похоже, я попал в черный список, – провожая его взглядом, сказал я.

– Джулиан – человек высоких моральных принципов, – пояснила Лори. – Да все в Эджертоне такие. Кроме меня. Если б я слышала, как вы обозвали Гринни болваном, я б запрыгала от радости. Чувствую, он сейчас покатит бочку на Рэчел. Она мне все названивает и оставляет отчаянные сообщения на автоответчике. – Лори виновато взглянула на меня. – Когда я вышла замуж за Стюарта, Рэчел Милтон взяла надо мной опеку: учила, как, например, подобрать хорошего парикмахера или поставщика провизии. Она смотрела на меня и видела во мне себя.

– Себя? – переспросил я. – Да ладно. Женщина намного моложе ее, не ее круга…

На ослепительно красивом лице Лори отразилось ироническое согласие.

– Рэчел была слишком занята, чтобы понять: амбиции не имеют отношения к моему замужеству со Стюартом.

– Нэд, вы позволите мне включить ваш ужин в мой счет, хорошо? – попросила Эшли. – Лори, спасибо за приятный вечер. Я позвоню тебе.

Она выписала чек. Джулиан спросил, не принести ли мне еще бокал вина. Лори тоже попросила вина. Эшли поднялась со стула.

– Я провожу тебя к лифту, – сказал я.

Сидевшие в ресторане смотрели нам вслед.

– Жаль, что Лори предложила этот ресторан.

– Ты выяснила то, что хотела?

– Я позвонила Лори, – улыбаясь, сказала Эшли, – чтобы узнать, подтвердит ли она кое-какие детали. Я думала, мы все обсудим по телефону, но она сказала, что вечер у нее свободен. По сути, весь ужин мы провели, жалуясь друг другу на наших мужей.

– Это лучше, чем проводить вечера в одиночестве.

Она отрывисто кивнула и нажала кнопку вызова лифта.

– Наверное, восхитительное ощущение – когда тебя ждет такая женщина, как Лори Хэтч.

– Не думаю, что у Лори относительно меня какие-то особенные планы.

– Не зарекайся.

– Эшли, когда ужин закончится, я просто поброжу немного по городу. Вот и все.

– Можешь вернуться сюда. Мой номер пятьсот пятьдесят четвертый.

Я обнял ее.

– Мне надо побыть одному.

Эшли уткнулась головой мне в грудь, затем отстранилась.

– Мне очень жаль твою матушку.

Раскрылся лифт – красное дерево и темные зеркала. Сквозь полудюймовую щель закрывающихся дверей я увидел, как Эшли устало прислонилась к задней стенке кабины.

32

Винни плавно махнул рукой в дальний конец зала. Я ни на секунду не одурачил его, однако ему пришлось признать, что я вел себя хорошо.

Взгляд Лори был очень спокойным и радостно удивленным, и я вновь почувствовал, что за всем этим кроется глубокий природный ум. Джулиан ловко сорвал крышку с моей тарелки, выполнил четкий поворот кругом и сделал вид, что удалился.

– Думаете о старине Джулиане? Об эльфе?

Веселые искорки в глазах Лори подсказали мне, что я не понял сути ее вопроса.

– По меньшей мере раз в неделю Джулиану приходится обслуживать Гринни и Рэчел. И он выслушал гораздо больше намеков на его мужественность, чем пришлось бы услышать вам, доживи вы до тысячи лет.

Я как будто взглянул на мир через только что отмытые окна, словно надел новые очки.

– А, угу, – пробормотал я и занялся стейком.

– Так хочется быть более полезной для Эшли. – Выражение лица Лори изменилось. – Она такая умница, так старается. Вы с ней хорошо смотритесь.

«Ага, неплохо – для путешественника автостопом и той, что подобрала его», – подумал я.

– С Эшли легко. Она просила меня рассказать о маме.

– Я знаю, каково это – потерять мать. А как ваш отец?

– Кто его знает. – Я улыбнулся ее разочарованию. – Отца я никогда не видел.

– И где он, не знаете?

– Я даже его имени не знал – до вчерашнего дня, когда мне сказала мать. Я думал, что сам все выясню. Родня моя никогда не была от него в восторге.

– Они боятся, что вы что-то такое про него узнаете?

Ее вопрос напугал меня.

– Они считают мой интерес к нему возмутительным. И не желают говорить о том, что, я уверен, им известно.

– Чего же они боятся?

– Бог знает. Моя родня… скажем так – довольно эксцентрична.

Перед моим мысленным взором пронеслось видение тети Джой, подавшейся телом вперед и тянущейся костлявыми пальцами через комнату, чтобы покатать инвалидное кресло с Кларенсом на ярд вперед и назад. Затем она прищурилась. Кресло-каталка приподнялось на четыре фута от пола и закачалось из стороны в сторону, а Кларенс по-детски высунул язык от удовольствия.

«Это единственное, на что я способна, ни на что другое сил у меня не осталось. По крайней мере, я еще могу уложить его в ванну и вытащить его оттуда, потому что как еще такая старая женщина может ухаживать за взрослым мужчиной? Вот уж не думала, не гадала, что жизнь моя окажется под конец такой, Нэдди. Мы ведь жили здесь, как короли».

– Мне очень понравилась тетя Нетти, – сказала Лори, возвращая меня со дна реки в «Лё Мадригаль».

– Можете забрать ее себе. И тетю Мэй в придачу. Как только Мэй станет членом вашей семьи, вам больше не придется платить ни за что. Мэй принесет вам все на блюдечке. Она – что-то вроде волшебницы.

– Что вы имеете в виду? Клептоманию?

– Мэй вне пределов понятия клептомании. Это вроде дзэна, мистическая клептомания.

Лори сделала вид, что обдумывает вероятность существования «мистической клептомании».

– Но вы по-прежнему хотите узнать правду, так? Вы не боитесь.

Словно холодный ручеек, страх защекотал мне позвоночник.

– Мне бы очень хотелось выяснить все, что удастся.

Вновь я мысленно услышал голос Джой: «Сильвэйн вывез семью за город, и у них с Этель родился целый выводок ребятишек, но некоторые из их детей, как рассказывал мой батюшка, были совершенно не похожи на людей. Есть слово во французском языке, которым можно было бы их описать, – „epouvante“[28]. Из трех сестер французским я владела лучше всех».

– Как звали вашего отца?

Произносить его имя в публичном месте показалось мне нарушением тайны моей личной жизни или какого-то древнего свода законов. Тем не менее я сказал: «Эдвард Райнхарт». И тут же вспомнил еще одно имя, сорвавшееся с губ моей матери, – Роберт. Кто это – Роберт?

– Какое славное имя. Клубящийся туман. Замок на скалистом утесе над берегом моря. Дьявольски красивый мужчина в плаще до пят и смокинге. Никогда не говорит о своем прошлом. Леди и джентльмены, перед вами… мистер Эдвард Райнхарт.

Почувствовав еще большую неловкость, я сказал:

– Не думаю, что он так уж напоминает Максимиллиана де Винтера.

– Простите?

– Мужа Ребекки. Огромный особняк, скалистый берег, тайные трагедии…

– О нет, простите меня! «Ребекка» – один из моих любимых фильмов. Лоуренс Оливье, точно!

Я спутал Дафну Дю Морье с фильмом Хичкока, впрочем, какая разница?

Лори накрыла мою ладонь своей:

– В любом случае, я собиралась показать тебе красоты Эджертона, поэтому давай подумаем, как нам поступить. Вместе-то нам удастся больше, чем тебе одному. – Взгляд ее был спокойным и, как мне показалось, чуточку виноватым. – И ты тоже мне поможешь. Мне надо поразмыслить кое о чем помимо моего дурацкого положения. – Момент осознания себя заставил Лори умолкнуть, и она отвела взгляд, затем снова посмотрела на меня. – Послушай, Нэд, если я слишком бесцеремонна, или назойлива, или… просто… ненормальная…

«И Сильвэйн сказал моему батюшке: Говард, не доверяй никому, за исключением своей родни, да и ей тоже не слишком доверяй, потому как тебе повезет, если в одну прекрасную ночь я не приду к тебе и не разрублю тебе голову топором. Всю свою жизнь я думала, что Сильвэйна, скорее всего, застрелил мой батюшка – из револьвера, который он, кажется, чистил в день убийства».

Я успокоил Лори, заверив, что она ни капельки не напоминает сумасшедшую, особенно если сравнить ее кое с кем из моей семейки.

– Я хотела лишь сказать, что моя помощь могла бы… Могла бы отвлечь от тягостных мыслей о Стюарте Хэтче.

– Хорошо. Давай поможем друг другу.

– Завтра я весь день свободна. По субботам Стюарт забирает Кобби. Это значит, что наемная прислуга будет качать нашего сына на качелях в Мерчантс-парке до тех пор, пока Стюарт, закончив работу в офисе, не накупит и не скормит Кобби кучи гамбургеров и конфет, прежде чем отвезти его домой к восьми вечера.

Мы попытались договориться о месте встречи. Скверик на другой стороне улицы оказался парком, где наемная прислуга будет качать Кобби на качелях. Лори предложила встретиться перед входом в центральную библиотеку – четыре квартала от отеля и еще два на юг, на углу Грейс и Гринвилл.

– Гринвилл?

– Добрая половина улиц в Эджертоне названа фамилиями людей ныне здравствующих. Кобден-авеню, например. Отца Стюарта звали Кобден Хэтч, в его честь и назвали Кобби, сам понимаешь. Во сколько? В девять тридцать? Один мой друг, Хью Ковентри, работает в библиотеке и добровольно подрабатывает в мэрии по уик-эндам. В субботу все закрыто, но ключи от кабинетов у него есть, он подойдет часам к девяти.

Я спросил, зачем ей понадобилась мэрия.

– Эдвард Райнхарт должен быть в архивах. А ты, думаю, не прочь взглянуть на копии свидетельства о браке твоей матери и своего свидетельства о рождении. Что может быть лучше достоверных данных?

– Что может быть лучше восхитительного собеседника? – сказал я.

Почти все сидевшие в ресторане провожали нас взглядами, когда мы шли к подиуму. Улыбка Винсента едва скрывала плотоядную злобу.

В нише вестибюля я зашел в телефонную кабинку и сделал пару звонков. Когда я вышел из будки, Лори Хэтч изо всех сил старалась выглядеть неприметной у пальмы в кадке; я пересек вестибюль и последовал за ней через вращающуюся дверь. Привратник вручил желтую карточку энергичному пареньку в черном жилете, и тот бегом припустил в гараж.

– Приключения начинаются! – Лори приподняла брови, взгляд ее был лукавым и шутливо-заговорщицким.

Паренек в черном жилете выпрыгнул из темно-синего «меркурия монтаньяра» и открыл Лори дверь. Подмигнув мне на прощание, она уехала, а я перешел Коммершиал-стрит по направлению к ломбарду Тоби Крафта. Как сказал Тоби, когда-то давно эта улица называлась Аллеей Распутниц, однако в наши дни все лучшие уличные проститутки, выйдя замуж по расчету, поселились в Эллендейле.

33

В вершине треугольного Мерчантс-парка начиналась Ферримэн-роуд, по ней я и направился. Трехэтажные кирпичные дома поднимались за живописными лужайками, тянущимися вдоль двух улиц, что разбегались от вершины треугольника сквера. На верхней ступеньке первого дома сидел крупный мужчина в желтовато-коричневой униформе и крутил в руках пухлую связку ключей. Задумавшись, что привело охранника на работу вечером в пятницу в Эджертоне, я поискал взглядом табличку – ее не было. Потом я заметил надпись, выбитую на каменном шлеме, красовавшемся над входной дверью – «Дом Кобдена», – и громко рассмеялся: вот где Стюарт Хэтч крутит деньги своего папаши.

Охранник опустил на меня глаза, глубоко посаженные на его щербатом лице цвета и текстуры овсянки, сдобренной кленовым сиропом. Он казался слишком старым для своей должности.

– Столько ключей, – сказал я.

– Сколько дверей. – Охранник продолжал сверлить меня взглядом – не подозрительным, который был бы уместен на Манхэттене, но полным опытного, выжидательного внимания. – Тыщу раз говорил я себе: прилепи бирку к первому, и все равно забываю. Вот он, поганец. – Охранник показал нужный ключ, и его пузо натянуло ткань форменной рубашки.

– Вы служите у мистера Хэтча?

– Пятнадцать лет. – Улыбка его стала шире, не став теплее. – Вы в городе впервые?

Я сказал, что приезжал сюда как-то на пару дней.

– Вам следовало бы прогуляться вокруг Хэтчтауна, увидите настоящий Эджертон.

Ферримэн-роуд напомнила мне кое-какие места на юге, в Чарльстоне и Саванне. Ощущение приближения к цели моего расследования жизни Эдварда Райнхарта придавало мне сил. Со временем даже полная противоречий история Джой может поблекнуть.

«В батюшке моем было столько чуждости, ему было абсолютно безразлично, что и как делать и что подумают люди. Зверство было его второй натурой и его проклятием, по-другому и не скажешь. У Нетти свои взгляды на этот счет, и, что бы ни вытворял Данстэн, она не видела в том дурного. Да только Нетти не все знает. И то, что было в моем батюшке, по большей части перешло ко мне и погубило мне жизнь».

В широкой части парка я свернул направо на Честер-стрит и прошел вдоль микрорайона с многоквартирными домами. Громкая музыка лилась из распахнутых окон. Чьи-то мамы и бабушки сидели на открытых террасах. На следующем углу подле бара с вынесенными наружу столиками люди в ярких одеждах бросали монетки в музыкальный автомат и наслаждались Рэем Чарльзом. Старина Рэй воспевал Джорджию, и жители микрорайона праздновали наступление уик-энда. Я свернул за угол и миновал переулок, где двое парней выгружали ящики из фургона.

Публичные дома сменили обувная мастерская, пожарная часть, бакалейный магазинчик. Три медных шара ломбарда висели над пустынным тротуаром.

Сквозь металлическую решетку и стеклянную дверь с золотыми буквами «Честная оценка» видны были две тусклые лампочки, горевшие в глубине помещения. Нажав на кнопку звонка, я услышал жужжание, напоминающее звук электродрели. Задняя дверь открылась, неожиданно плеснув в помещение светом, и показался Тоби Крафт.

Он распахнул решетку.

– Ну, входи, чего стал. Вот же поганая работа, из-за нее думаешь, что не осталось на свете правосудия, если, конечно, оно существовало когда-то… – Тоби закрыл дверь и сунул в угол полицейскую дубинку. Его рука сомкнулась на моей ладони. – Эх, малыш, мать у тебя была что надо!

Тоби притянул меня к себе и обнял.

– Сегодня утром, да? Ты был рядом?

– Мы были у Нетти, собирались поехать к ней.

Он пригладил волосы и вытер ладони о брюки.

– Ну, как ты?

– Трудно сказать…

– Помянем?

– Нет, мне только… А впрочем, почему бы нет?

– Я, правда, еще не освободился, но это быстро. – Я взглянул на стойку, а Тоби сказал: – Твоя матушка была настоящим украшением, когда стояла вот здесь. Кого ты нанял, Сполдинга?

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, о чем он спросил.

– Нетти считает, что я потратил слишком много.

Тоби поманил меня рукой в маленькую, душную комнатенку с лампой дневного света; заваленный бумагами металлический стол придвинут к дальней стене, приземистый книжный шкаф небрежно забит зелеными гроссбухами, и несгораемый сейф стоит напротив невысокой перегородки, отделявшей рабочий кабинет от неосвещенного помещения с рядами железных стеллажей. Старые календари с фотографиями обнаженных пышных женщин залепляли стены. Люди, которых я заметил в переулке, вносили коробки в комнату за перегородкой.

– Крафт? – подал голос один из них.

– Да это мой внук. – Тоби повернулся ко мне. – Не позволяй своим теткам прибедняться и канючить. У них достаточно средств. Когда похороны?

– В среду утром. – Я сел на складной стул. Тоби вздохнул.

– Секунду, – сказал он, обошел перегородку и заговорил с грузчиками.

Потом послышался шум отъезжающей машины.

– Я рад, что у Нетти и Мэй есть на что жить.

Тоби потер указательный палец о большой и подмигнул:

– Я обещал тебе рюмочку. – Из нижнего ящика стола он вытащил литровую бутылку «Джонни Уокера» и два грязных стакана. – Извини, что без льда, мне все недосуг заложить формочку в холодильник. – Пачка «Кэмела» без фильтра и золотая зажигалка появились из его кармана. Он наполнил стаканы виски на три дюйма. – Жаль, повод у нас грустный. Ну, за Стар.

Мы чокнулись.

– Ты как, держишься?

– Все нормально, – ответил я. – Сегодня заходил к Джой.

– Я-то у нее давненько не был. – Мы выпили. Когда Тоби подвинул бутылку ко мне, я отрицательно покачал головой. – Они с Кларенсом хорошо поживают или это сильно сказано?

– У Кларенса болезнь Альцгеймера, – сказал я. – Джой пристегивает его ремнем к инвалидной коляске и кормит с ложки детским питанием.

– Думаю, Кларенс уже не такой говорун, как в былые времена.

– Зато у Джой рот не закрывается.

Тоби откинулся на спинку стула и улыбнулся.

– Ты смышленый парень, сам, наверное, все понимаешь. Джой очень несчастна.

Отпив из стакана, я задумался, что ему сказать.

– Не думаю, что большинство Данстэнов родились с крыльями и когтями, но вот кое с кем из братьев и сестер Говарда было что-то странное, потому что Кларк тоже упоминал об этом.

Тоби откинул голову на спинку стула и уставился на лампу дневного света. Облачко дыма медленно поплыло к потолку.

– Прежде всего… – Он схватил бутылку и подался вперед. – Давай-ка еще по чуть-чуть мерзкого скотча. Ты заставляешь меня отдуваться за двоих.

Я протянул ему свой стакан, удивившись, что он почти пуст. Тоби подлил себе, поставил бутылку и несколько мгновений вглядывался в меня. Добрый знак, решил я.

– Прежде всего подумай о муже Нетти. Я это к тому, что быть мужем Нетти – это штатная должность Кларка Рутлиджа. Он – вице-президент «Данстэн Инкорпорейтед», но, что характерно для этого человека, работу свою он любит. А что в работе самое ценное?

– Зарплата?

– Не-а. Работа определяет твое место в обществе. Кларк – это важная персона, потому что он Данстэн и будет доить эту коровку до упору. Но прежде всего Кларк – человек нестандартный. В один прекрасный день он заявляет, что еврейская нация, к которой принадлежу и я, сама виновата в появлении Гитлера, потому что заныкала все золото Германии. А потом говорит, что евреи выдающиеся люди, потому что они главные действующие лица Библии.

Я улыбнулся.

– Ну да ладно, Кларк есть Кларк… Так, теперь Джой. Джой всегда чувствовала себя обиженной. Ты обратил внимание, как она говорит о своем «батюшке»?

Я кивнул.

– Говард был странным типом, но они с Куинни ладили. А вот у Джой на этот счет пунктик. Джой была ребенком жутко капризным и истеричным. Из таких потом вырастают женщины, которым что ни дай – все мало.

Характеристика Тоби показалась мне необычайно меткой.

– Куинни знала, как ухаживать за стариком, а Джой только и делала, что злилась да жаловалась. Ее россказни надо сто раз фильтровать.

– Джой весит фунтов девяносто. А Кларенс – все сто пятьдесят. Каждый вечер она его купает в ванне.

– Ловко.

– Джой говорит, что унаследовала сверхъестественные силы от своего отца, однако все, что от тех сил осталось, уходит на то, чтобы вытащить Кларенса из каталки, опустить его в ванну, вымыть, вытереть и посадить обратно в кресло.

– Надо отдать должное, ее истории становятся занимательнее.

– Я видел, как она передвигает каталку одним только указанием пальца. А затем загибает палец вверх, и кресло приподнимается над полом и качается в воздухе. Кларенс от этого приходит в восторг и гулит, как ребенок.

За толстыми стеклами очков глаза Тоби дважды открылись и закрылись, как оконные шторы. Я потянулся за бутылкой.

– Это чертова идиотка Джой! – Тоби поднялся со стула и пошел за перегородку.

Я услышал, как он проверил дверь, выходившую в проулок. Вернувшись, он достал из кармана «Кэмел», вытряхнул сигарету, изучил ее на предмет целостности. Прикурив, Тоби бухнулся на стул, откинулся на спинку и взглянул на меня.

34

– Ты об этом пришел поговорить?

– И об этом тоже.

Он провел маленькой плотной ладонью по лицу:

– С чего начинать-то?

– Все знают больше, чем я. И все отказываются хоть что-то рассказывать.

– Стар не хотела, чтоб ты знал об этих штучках.

– О каких таких штучках?

– Которые у вашей родни передаются по наследству, начиная от Омара и Сильвэйна. Ты слышал об Омаре и Сильвэйне?

– О да, – кивнул я. – От Джой. Во всех подробностях.

Слабый голос Джой зазвучал вновь: «Мои дедушки! Дедушками моими были оставшиеся в живых языческие боги, вполне возможно правившие в доминионах, однако заботившиеся лишь о богатстве и удовольствиях. Чтобы построить тот самый дом на Нью-Провиденс-роуд, Сильвэйн разобрал дом своих предков в Англии, привез на корабле все эти кирпичи да камни и сложил их заново, действуя в точности так, как строили в старину. С таким же успехом он мог бы все свои деньги спустить в унитаз. Мой батюшка был абсолютно таким же. C'estdommage[29]».

– Могла бы из приличия и не распускать язык.

– Мама же не захотела посвящать меня в семейную тайну. Вот Джой и посвятила.