— Кто это? — еле слышно спросил он. Здесь можно было говорить только шёпотом из-за многократного эха.
— Это старик Эрншоу. Он когда-то сжалился над Хитклиффом, бедным сироткой, и взял его к себе в дом. С этого дня начались великие беды, но он был добрым человеком.
— А ведь лицом он напоминает графа Эгиса.
— Верно. Все персонажи «Грозового перевала» похожи на знакомых мне людей. Почему — не знаю.
— Я тоже. Невероятно, правда?
— Ты так думаешь? А я не придавала этому значения.
— Зачем бы анархистам изготавливать скульптуры твоих знакомых?
Даскин поспешно подошёл ещё к двум статуям, и в одной из них узнал подобие Сары, а в другой, внимательно приглядевшись, — себя, хотя сходство оказалось более отдалённым, чем у первых двух скульптур.
— Это Кэтрин, — объяснила Лизбет. — Они с Хитклиффом были влюблены друг в друга, но замуж она вышла за Эдгара Линтона, ради положения в обществе и богатства. А это Хэйртон, который любил Кэти, дочь Кэтрин, всем сердцем.
— Кто же высек все эти скульптуры?
— Не знаю. Они уже были здесь, когда я нашла этот зал. Даскин задумчиво кивнул. Статуи его не на шутку смутили.
— А вот этого я терпеть не могу, — сообщила Лизбет, когда они приблизились к следующей скульптуре — зловещему мужчине с жёсткой линией губ, скривившихся в злобном оскале, в шляпе, надвинутой до бровей. В нем с большим трудом можно было признать Картера. — Это Хитклифф, который стремился уничтожить всех обитателей Трашкросс Гранджа и Грозового перевала.
В глубине зала послышались шаги. Даскин в темноте никого не увидел, но Лизбет прошептала:
— Это анархист. Надо спрятаться.
Они скользнули за статуи, стоявшие по всему залу. Притаившись за пьедесталами, сквозь скопления скрюченных рук и ног можно было спокойно наблюдать за всем, что происходило в зале. Поначалу Даскин ровным счётом никого не видел. Наверное, Лизбет лучше него видела в темноте. Но вот он различил силуэт первого из Превращённых — одного из тех мутантов, целое войско которых видел на Ониксовой Равнине. За первым появился ещё один, и ещё… Их было множество. Один за другим они входили в зал на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Превращённые спускались с парадной лестницы, шагали по тёмным галереям. Их движения были дёргаными, механическими, их головы венчали конические шапки, а на лицах торчали конические носы. Серые, как у всех анархистов, плащи развевались и хлопали, словно крылья летучих мышей. Мимо статуй, за которыми прятались Лизбет и Даскин, прошла тысяча Превращённых, потом — ещё тысяча, да так близко, что были хорошо видны их остекленевшие глаза и слышно хриплое, с присвистом дыхание — так дышат перед смертью. Стук шагов Превращённых эхом разносился по залу. Вытягивая головы, словно жуткие птицы с острыми клювами, они вглядывались во мрак, и искали, искали…
Миновала четверть часа, а поток Превращённых все не иссякал. Один из мутантов устремил взгляд, казалось, прямо на Даскина, и Даскин похолодел. Он даже дышать боялся. Но вот Превращённый отвёл глаза. Тревоги он не поднял — по всей видимости, решил, что ему что-то померещилось, и зашагал дальше.
— Кто это такие? — прошептала Лизбет. — Откуда они взялись?
— Человек в Чёрном явно опустошил Ониксовую Равнину, — шёпотом ответил ей Даскин. — Как же нам убежать от них?
— Должен найтись выход, — ответила Лизбет. — Но бежать нельзя — они нас сразу заметят. В доме есть много потайных дверей. Может быть, одна из них найдётся и здесь, среди этих статуй.
Даскин недоверчиво поднял брови. Он не думал, что им может так несказанно повезти. Между тем Лизбет прикоснулась к руке ближайшей статуи. Рука едва заметно изогнулась, и в постаменте статуи открылась потайная дверца. За ней чернел туннель.
Обескураженный до последней степени, Даскин следом за Лизбет забрался в отверстие. Туннель был невероятно тесным и тёмным. Здесь пахло строительным раствором. Сначала туннель шёл под уклон, но затем выровнялся. Миновав первые душераздирающие футы, Даскин передал Лизбет спички, и она зажгла свечу. Огонёк разросся и озарил её лицо. Она радостно улыбнулась.
— Этот путь выведет нас туда, где нам ничего не грозит.
А Даскина пробрал озноб. Он гадал: то ли этот туннель существовал всегда, то ли Лизбет, воспользовавшись энергией, передававшейся от неё к Краеугольному Камню, сотворила его исключительно силой желания.
Довольно долго они пробирались по тесному туннелю. Даскин в отличие от брата к клаустрофобии склонён не был, но все же нервничал из-за того, что не представлял, куда их выведет этот туннель. По его рукам бегали тараканы, с потолка на голову падали мелкие жучки, а стоило притронуться к стене — и рука касалась каких-то скользких тварей, которые испуганно уползали. А Лизбет уверенно шла вперёд, словно радовалась небывалому приключению.
Через какое-то время они добрались до люка, открыли его и попали в такой же малосимпатичный коридор, но Лизбет сразу поняла, где они находятся. Оказалось, что отсюда совсем недалеко до узкой лестницы, ведущей вниз. Похоже, лестница вела к глухой стене.
— Там Картер, — сказала Лизбет. — Это тайная дверь.
Даскин спустился и обнаружил, что механизм заклинён досками. Разобрав их, он нажал рычаг, и часть стены с резким щелчком подскочила вверх. Впереди, за отверстием, лежала непроницаемая тьма. Даскин вытащил из мешка фонарь, зажёг его и осветил испуганное лицо Лизбет.
— Лизбет, ты знаешь дорогу?
Она отвела взгляд, скрестила руки на груди. Она явно нервничала.
— Знаю, но не решаюсь идти. Там он. И не проси, я не пойду туда!
— Но мне ты веришь? — спросил Даскин. — Иди сюда, возьми меня за руку. Мы пойдём вместе. Тебе нельзя здесь оставаться, в доме полным-полно Превращённых. Не верь в ложь анархистов. Подумай. Вспомни о том времени, когда вы были вместе — Сара, ты и Картер. Он любит тебя. Они оба тебя любят. Твоё исчезновение стало для них настоящим горем.
Казалось, Лизбет того и гляди разрыдается, но нет — лицо её приняло то бесстрастное выражение, какое принимало всегда, когда она не в состоянии была противостоять собственным мыслям. Взгляд её стал демоническим, холодным.
— Я сделаю это ради тебя, — сказала она. — Хотя сама из-за этого погибну. «Ты и Эдгар разбили мне сердце, Хитклифф! И оба просите, чтобы я вас пощадила, как будто вы достойны сожаления. О нет, я не стану жалеть вас. Ты убил меня — и, наверное, наслаждался этим».
Она сжала руку Даскина, а он не находил слов, чтобы ей ответить. Пальцы Лизбет были тоненькими и хрупкими, как у куклы.
Они вместе шагнули в подземелье, где не было ничего, кроме вездесущих терний. Как двое потерявшихся детей, они переходили из комнаты в комнату, шли по сырым и мрачным коридорам, и Даскин не осмеливался окликнуть Картера, опасаясь, что его оклик услышат враги. Так прошло несколько часов, и наконец они оказались в комнате, откуда наверх уводила лестница. Лизбет в изумлении остановилась.
— Её тут раньше не было. А я хорошо знаю здесь все комнаты.
Даскин осмотрел дверной проем.
— Тут была потайная дверь. Видимо, Картер отыскал её. Нам стоит пойти туда.
— Нет, туда нельзя, — покачала головой Лизбет. — Этот путь ведёт наверх, к тому страшному зверю, что живёт на чердаке.
— Зверю? Вроде Йормунганда? Неужели они его сотворили? Но ты откуда знаешь, куда ведёт эта лестница? Ты же только что сама сказала, что её тут раньше не было.
— Не было. Но порой почему-то знаю, куда ведёт тот или иной путь. Мне как будто подсказывают мои тернии. Но если твой брат уцелеет, он попадёт на верхние этажи. Я могу вывести тебя туда другим путём.
— Можешь? А что, если Картер пока не выбрался на чердак?
— Прошло много часов с тех пор, как я видела его сквозь решётку. Это я точно знаю. И на лестнице его уже нет.
— В таком случае нам следует вернуться тем путём, каким мы пришли сюда, а потом пойти другой дорогой.
— Хорошо, — кивнула Лизбет, но вдруг пошатнулась.
— Тебе нездоровится?
— Нет, я просто устала. Я не ела и не спала с той минуты, как увидела тебя.
— Но это было так давно! А когда ты принесла мне еду, разве ты сама ничего не поела?
— Анархисты оставляют еду в кухонном лифте. Я отдала тебе все, что там было.
— Почему же ты молчала? Но у меня остались дорожные припасы, и ты должна поесть. Потом ты поспишь, а я постерегу тебя. Отдохнём здесь — похоже, тут безопасно.
Даскин расстелил одеяло на каменном полу, они уселись и принялись за еду. Пережёвывая жёсткое вяленое мясо, Лизбет улыбнулась:
— Вкусно.
Даскин вскинул брови.
— Неужели тебя так дурно кормят, что это мясо тебе кажется вкусным?
— Та еда, что ты попробовал, была самой лучшей. Я долго думала: как это анархистам удаётся делать еду такой безвкусной. Помнится, Сара заставляла меня есть овощи, а я отказывалась. Тут мне приходится есть многое, что гораздо противнее овощей. Я была избалованным ребёнком.
— Двенадцатилетние дети всегда избалованны.
— Может быть, — не слишком уверенно отозвалась Лизбет. Потом она улеглась и устремила на Даскина по-детски отчаянный взгляд.
— Ты не уйдёшь?
— Я буду рядом с тобой. Куда я могу уйти?
Лизбет улыбнулась, повернулась на бок и закрыла глаза.
Даскин долго смотрел на её лицо. Когда он увидел её, очнувшись в терниевом саду, она представилась ему ангелом во плоти. Теперь, глядя на её измождённое лицо и спутанные волосы, он думал о том, как она стала бы красива, если её причесать и хорошо кормить.
Даскин обвёл взглядом мрачные стены. «Ведь я мог умереть здесь, один-одинёшенек. А она вырастила целый сад, пускай и из злобных терний». Он взглянул на Лизбет. «И все же она так ранима. Может быть, именно поэтому меня так тянет к ней. Она так наивна, но при этом мудра. Она состарилась душой в этой темнице. Какие у неё странные понятия обо всем! Помнит ли она солнце? Облака?»
Лизбет тихонько застонала и заметалась во сне. Пальцы её подрагивали — ей что-то снилось. Сначала сон был, судя по всему, приятным — девушка улыбнулась. Но вскоре улыбка её угасла и лицо исказилось гримасой страха.
В это же мгновение за кругом света, отбрасываемого горящим фонарём, возникло огромное, вчетверо больше обычного, призрачное лицо, черты которого принадлежали Картеру, но были полны ненависти. Кроме лица, из мрака проступили плечи и часть руки. Затем видение повернулось и ушло сквозь стену. Даскина по рукам и ногам сковал страх. Неужели Картер умер, и это был его призрак?
Лизбет негромко заплакала во сне. Даскин опустился на колени рядом с ней, и в это мгновение перед глазами у него поплыло. Стены закачались, раздвинулись… Каменный пол сменился паркетным. По обе стороны широкого коридора стояли статуи из слоновой кости, изображавшие Сару, графа Эгиса и самого Даскина. Лунный свет лился в распахнутые застеклённые двери в конце коридора. Прохладный ветерок шевелил волосы Даскина. Он увидел девочку. Это была Лизбет — такая, какой он видел её в Иннмэн-Пике. Она шла к открытым дверям. Но как только она ступила на порог, из темноты навстречу ей шагнул кто-то чёрный. Девочка вскрикнула, развернулась и побежала. Незнакомец не отставал. Блики света падали на его лицо, и Даскин видел то Картеpa, то кого-то другого. Настигнув Лизбет, преследователь схватил её за руку, и она в ужасе дико закричала.
Даскин ошеломлённо повернул голову и посмотрел на Лизбет. Та металась на одеяле и стонала в такт крикам, которые издавала в представшем перед Даскином видении. Он наклонился и коснулся руки Лизбет. Она очнулась, закричала, отпрянула.
— Это я, Даскин!. Он крепко обнял её, чтобы она не исцарапала его ногтями.
Она вырывалась, глаза её от страха были широко открыты. Но вот наконец, узнав Даскина, она забормотала:
— Это был Картер, это был Картер.
— Все хорошо. Его уже нет здесь, — уговаривал девушку Даскин. — Все хорошо.
— Мне нужно в сад! — вскричала она и снова попыталась вырваться. — Только в саду безопасно! Даскин пытался нежно удержать её.
— Лизбет! Нет! Ты и здесь в безопасности!
Она вырывалась изо всех сил, напуганная, словно дикий зверёк, но поняв, что сопротивляться бесполезно, утихомирилась. Её все ещё трясло, как в лихорадочном ознобе. Даскин сжал её плечи — она не стала отстраняться. Тогда он нежно коснулся ладонями её щёк, пригладил её волосы и принялся уговаривать:
— Тебе больше не надо возвращаться в сад. Я уведу тебя отсюда. Мы убежим.
Потом Даскин не мог вспомнить, кто из них кого первым поцеловал, но губы их слились в нежном поцелуе. Он первым отстранился, а Лизбет отвернулась от него, понурилась, прижала руки к груди.
— Прости меня, — сказал Даскин. — Я не хотел… то есть… Ты совсем одна. Я не должен был. Какой же я подлец! Это больше не повторится. Обещаю.
Лизбет резко обернулась. Она была жутко бледна.
— Нет! Это невероятно! Ведь он забрал у меня сердце! — Она поёжилась, и лицо её стало бесстрастным и невыразительным. — Мне опять снился страшный сон, в котором за мной гнался Картер. Вот только… порой это был он, а порой — кто-то ещё.
Даскин огляделся. Никакого зала не было и в помине. Их окружали голые каменные стены.
— Ты видела во сне стеклянные двери?
— Да! Они мне всегда снятся! Я пытаюсь выйти, а он ждёт меня за порогом. Но откуда ты знаешь про двери? Он гонится за мной и хватает меня, а потом я просыпаюсь и бегу в сад, чтобы спрятаться там. Даскин, у меня нет сил, чтобы помочь тебе найти Картера, я слишком сильно боюсь его! Ты говоришь, что он добрый, но как мне знать, правда ли это?
— Знаешь, это видение заставило меня кое о чем подумать, — признался Даскин. — Картер выбрался отсюда, и лучше всего я сумею ему помочь, если уведу тебя из дома, чтобы анархисты перестали использовать тебя для своих целей. Теперь я это понимаю. Как только я уведу тебя отсюда, я вернусь за братом.
Лизбет одарила его резким взглядом.
— Человек в Чёрном говорил мне, что, если я выйду из дома, я сразу умру, потому что у меня больше нет души. Нельзя жить в настоящем мире без души.
— Он солгал тебе. Я ему не верю.
Лизбет, вне себя от волнения, повернулась к Даскину.
— А если я пойду с тобой и если мы подойдём к той двери, за которой меня поджидает Картер, ты защитишь меня от него?
— Да. Но ты сможешь найти эту дверь?
— Смогу. Мне кажется, я всегда чувствовала, где она находится, но я никогда не осмеливалась туда пойти, потому что знала, что там поджидает меня он. Но если ты пойдёшь со мной, я тоже пойду, потому что у меня нет другого выхода. Все получится, как у Кэтрин с Хитклиффом: они любят друг друга, но его жестокость погубит её. Но я так надеялась, что ты станешь Хэйртоном, чья любовь была искренней.
Даскин молчал. Он не знал, что сказать.
— Не надо мне было целовать тебя, — обречённо проговорила Лизбет. — Потому что у меня нет сердца.
КОМНАТА ДНЯ
Выйдя из столовой, Картер увидел в тусклом свете ламп вдалеке, как по боковому коридору один за другим идут Превращённые. Картер поспешно отступил за дверь. Превращённые растекались по дому, сворачивали в каждую дверь. Шло тщательное прочёсывание дома, и Картера могли в любой момент обнаружить.
Он вышел из столовой по коридору для прислуги, миновал кладовую, прошёл по коридору, который в Эвенмере вывел бы его на мужскую половину дома, затем свернул в кухню. Однако оказалось, что в отличие от кухни в Эвенмере эта имела только одну дверь. Позади хлопали двери, слышались шаги Превращённых. Кухню окружало несколько помещений — комната истопника, комната управляющего, посудомоечная… Но ни через одну из них невозможно было уйти.
Оказавшись в западне, Картер подумал о Слове Тайных Путей. Прежде он вызвал его с величайшим трудом, а теперь на это не было времени. Он вспомнил о ложном Хозяине, о том, как тот произнёс Слово Власти задом наперёд. Быть может, в Обманном Доме и ему удалось бы применить Слова Власти таким образом?
Картер закрыл глаза и сосредоточился. Непросто было вызвать в сознании слово, написанное наоборот, и тем не менее колоссальным усилием воли Картер добился этого и увидел Слово как бы далеко-далеко, в глубине. Мало-помалу оно всплыло из тёмных глубин, но не пылало, подобно раскалённой меди, а было холодным как лёд и идеально симметричным. Картеру страшно было произнести это Слово — оно было таким чуждым, противоречило всему, к чему он привык. Губы не желали произносить его, но…
— Нидигьлат!
Слово с трудом сорвалось с его губ, и лицо обожгло ледяным холодом. Стены сотряслись. Левую руку Картера свело спазмом.
Он опустил взгляд и в ужасе содрогнулся. Кисть его руки превратилась в клешню — точно такую же, как у Превращённых. Картер пошатнулся, у него закружилась голова. Ощущение было такое, словно его ранили.
Совсем рядом, в коридоре, послышались шаги его преследователей. Картер обвёл взглядом стены в поисках желанного голубого прямоугольника, но его не было. Зажав здоровой рукой жуткую клешню, он, пошатываясь, прошагал в посудомоечную комнатку, а оттуда — в поварскую и там заметил рядом с дверцей шкафа тусклое свечение — но не голубоватое, а красное. Картер быстро нашёл в этом месте рычажок и шагнул в узкий переход.
Здесь было совсем темно, только вдалеке виднелось крошечное пятнышко света. Картер поспешил туда и вскоре обнаружил глазок. Заглянув в него, он увидел кухню, по которой расхаживали с ружьями на изготовку равнодушные, безликие Превращённые.
Вдоль стены перехода располагались и другие глазки. Картер пошёл вперёд и, заглядывая в каждый из них, всюду видел врагов.
Он пошевелил изуродованной рукой, ощутил её механическую неподатливость. Он не чувствовал эту мерзкую клешню частью своего тела, но все же она действовала, ею можно было пользоваться. Да, высокую цену ему пришлось уплатить за произнесение Слова Власти в Обманном Доме.
Постепенно Картер оправился от пережитого потрясения и вынул из кармана осколок Краеугольного Камня. Осколок позвал его вперёд, дальше по коридору, затем — по расшатанной лестнице, затем — снова по тёмным коридорам, которые в конце концов вывели его на второй этаж. Заглянув в очередной глазок, Картер убедился в том, что врагов поблизости нет, и вышел в коридор, устланный ковровой дорожкой. Но не успел он пройти и нескольких футов, как за утлом послышались шаги. Картер поспешно свернул в ближайшую комнату и прикрыл за собой дверь.
Из коридора донеслись голоса, шарканье подмёток. Задребезжала дверная ручка… повернулась. Картер прижался спиной к стене у двери, выхватил пистолет.
— По-моему, вполне подойдёт, — сказал кто-то. — Сейчас зажгу фонарь.
Комната озарилась золотистым светом. Вошли двое. Обернувшись, они оказались под прицелом — Картер навёл на них пистолет.
— Поглядите-ка, мистер Макмертри, это же лорд Андерсон, — обрадованно проговорил Филлип Крейн.
— Он самый, мистер Крейн, он самый! И пистолет при нем, а это очень удачно. Но что у вас с рукой?
— Трудно объяснить, — ответил Картер и пожал здоровой рукой руки спутников. Он был необычайно рад наконец увидеть лица друзей. — У нас мало времени. Анархисты прочёсывают дом.
— Нам ли этого не знать, — вздохнул Крейн. — Потому мы и…
— Искали, где бы спрятаться, — завершил за него фразу Макмертри. — Мы увидели, как они поднимаются на второй этаж.
— Так пойдёмте же скорее, — поторопил архитекторов Картер. — Нужно найти другой потайной ход.
Повинуясь притяжению камня, Картер пошёл по коридору и шёл до тех пор, пока не заметил алого свечения. Все трое оказались в тёмном переходе, и Картер очень порадовался тому, что у архитекторов есть фонарь.
— Каков ваш план, лорд Андерсон? — спросил Крейн.
— Осколок приведёт нас к Краеугольному Камню. Там нас наверняка ждёт опасная стычка с анархистами. Так хотелось бы найти Даскина и всех остальных!
— Большую часть отряда взяли в плен, — сообщил Макмертри. — Мы с мистером Крейном все видели. Только нам и удалось убежать.
— А Даскин и Грегори были среди пленных? А Нункасл?
— Кузенов мы не видели, верно, мистер Крейн?
— Но зато мы видели лейтенанта Нункасла, мистер Макмертри. Он точно был среди пленных.
Картер вздохнул, гадая, живы ли ещё Даскин и Грегори. Ведь несколько человек были убиты при нападении Пса-Хаоса…
Все трое спустились на нижний этаж. В конце тайного перехода их ждал глазок. Выглянув в него, Картер обнаружил, что за стеной библиотека. Он не видел её целиком, но, судя по всему, в библиотеке не было ни души.
Он дал архитекторам знак не шуметь и отворил потайную дверь. В библиотеке и в самом деле никого не оказалось. Видимо, Превращённые её уже обыскали. Тускло освещённая библиотека выглядела мрачно и неприветливо. Вместо серых доломитовых колонн тут стояли вычурные бронзовые спирали. Рисунок на ковре представлял собой абстрактную композицию. Повинуясь безотчётному порыву, Картер прошёл к двери кабинета, где в Эвенмере хранилась Книга Забытых Вещей. Дверь оказалась незапертой, но, открыв её, он в испуге отшатнулся: за дверью лежала бездна, в которой сверкали крошечные точки света. Витраж на потолке вместо ангела, дарующего человечеству Книгу Забытых Вещей, изображал человека, стоящего на коленях и вырывающего из книги страницу за страницей. Картер поспешно затворил дверь и отошёл от нёс.
В библиотеке не оказалось ни стеллажей, ни книг. Лишь на дубовом кубе, служившем столом, лежал один-единственный толстый том в чёрном кожаном переплёте под названием «История Человека». Картер открыл книгу. Страницы её были пусты.
— Пародия на архитектуру, — заключил Крейн, обведя взглядом библиотеку. В голосе его прозвучала нескрываемая горечь. — Здесь нет окон, нет прекрасной резьбы, дивных лепных карнизов и архитравов. Неужели вот это они и строят?
— Видимо, да, — отозвался Макмертри. — Весь этот дом — подлинная архитектурная катастрофа. За все время нашего странствия мы не увидели ни одного ценного архитектурного объекта и уж тем более вряд ли увидим здесь.
— Вы забываете о дивной лестнице в Муммут Кетровиане, — возразил Крейн.
— Да, лестница и вправду была хороша, — кивнул Макмертри. — Но это… — Он обречённо махнул рукой. — И конца этому нет. Насколько же он велик, этот Дом?
— А насколько велик Эвенмер, мистер Макмертри? Он бесконечен — по крайней мере так говорят, — усмехнулся Крейн. — Какое удивительное, торжественное понятие — бесконечность. Архитектура без конца, аминь, аминь… Что скажете, а?
— Но только не такая, мистер Крейн. Поневоле затоскуешь по Эвенмеру, верно? По сводчатым потолкам, дивной лепнине, по стрельчатым нишам, аркам…
— Да… — печально отозвался Крейн. — Не хотелось бы, чтобы весь мир стал вот таким.
Осколок Краеугольного Камня повёл Картера в глубь библиотеки, где он обнаружил ещё одну потайную дверь, спрятанную за зигзагообразной галереей. Вскоре все трое оказались в очередном переходе — точно таком же, как те, что им уже довелось преодолеть. Путешествие по этому коридору оказалось утомительно однообразным: он вёл прямо, никуда не сворачивая, а осколок тянул и тянул Картера вперёд. Наконец путники вышли из потайного хода в безлюдный коридор, заканчивавшийся двустворчатой дверью.
— Давайте я пойду первым и открою дверь, а вы постережете, — предложил Макмертри.
Картер встал у двери, а Говард Макмертри осторожно открыл её. Тревога Картера сменилась изумлением: перед ними предстал громадный, ярко освещённый зал. Изящные галереи обрамляли золочёные балюстрады, на галереях высились бронзовые статуи, по стенам были развешаны огромные гобелены с изображениями птиц и медведей. Окна закрывали лёгкие вышитые шторы.
Осколок едва не выпрыгнул из пальцев Картера — настолько сильным стало притяжение.
— Господа, приготовьтесь, — прошептал Картер. — Мы приближаемся к нашей цели.
Даскин и Лизбет, притаившиеся за дверью на верхней площадке лестницы, уводившей из подземелья, смотрели в щёлочку и видели Превращённых. Те шли бесконечной вереницей, через тридцать шагов друг за другом.
— Мы в западне, — прошептала Лизбет, — если только не найдём другого потайного хода.
— Может быть, можно куда-то свернуть с лестницы? — с надеждой спросил Даскин.
— Нет, — покачала головой Лизбет. — Тут ничего нет. Но вот по другую сторону коридора есть потайной ход. Я точно знаю.
— Придётся перебежать коридор на глазах у анархистов, — проговорил Даскин. — А я безоружен.
— Они идут медленно. Мы успеем. Я даже отсюда вижу кружок, на который нужно нажать, чтобы открылось отверстие в стене.
Даскин вдохнул поглубже.
— Отлично. Побежим, как только исчезнет из виду следующий Превращённый.
По коридору проследовал очередной мутант. Глаза его стреляли по сторонам, голова вертелась, при ходьбе он издавал металлический скрежет. Даскин и Лизбет одновременно выскочили из-за двери и мигом оказались у противоположной стены. Лизбет опустилась на колени и нажала на кружок на плинтусе. Часть стены резво подскочила вверх. Лизбет первой нырнула в образовавшееся отверстие, Даскин за ней. Как только панель встала на место, грянул выстрел и пуля пробила в стене дырку. Даскин и Лизбет со всех ног бросились наутёк.
Отбежав подальше, они зажгли свечу и затем шли несколько часов, то покидая потайные ходы, то возвращаясь в них, то проходя по таинственным сумрачным залам. Время от времени они оказывались там, где им попадались на глаза считанные Превращённые. И чем дальше они шли, тем сильнее Даскин уверялся в том, что Лизбет изменяет дом на ходу, создаёт потайные ходы и двери и тем самым уводит себя и Даскина от беды.
Миновав очередной пустой зал, они поравнялись с ещё одной абстрактной скульптурой Хитклиффа, которыми был полон дом. Лизбет остановилась и ахнула. Даскин проследил за её взглядом и понял, что изумило её: у статуи фактически не было лица — только глаза, и это лицо ничем не напоминало лицо его брата. А ведь все остальные скульптуры были хоть чем-то на него похожи. Лизбет пошла дальше, и вскоре они проникли в новый потайной ход.
— Ты встревожена, — отметил Даскин, как только за ними закрылась дверца.
— Не пойму, в чем дело, — призналась Лизбет. — Лицо было совсем другое. Это уже не лорд Андерсон.
— Может быть, это кто-то другой? — предположил Даскин.
— Нет, они все одинаковые. Все статуи до одной.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все, — ответила Лизбет. — Знаю. Но меня напугали глаза. Они какие-то… знакомые.
— У меня есть предположение, — сказал Даскин, заметив, что Лизбет расстроена. — Может быть, лицо этой статуи стало другим, потому что ты изменила мнение о Картере.
Лизбет обернулась, глаза её сверкнули.
— Ты сказал мне, что он добрый, и мне хочется в это верить, но разве мысли могут изменить камень?
— Наверное, — пожал плечами Даскин, вспомнив о том видении, что предстало перед ним, когда Лизбет снился сон.
— Понятно, — сказала Лизбет чуть погодя и нахмурилась.
— Ты, похоже, не очень-то удивлена. Лизбет пожала плечами.
— Мне мало что удалось понять в жизни.
— А я так не думаю. Ты можешь это как-то объяснить?
— Я плохо себя вела?
Даскин сочувственно рассмеялся.
— Почему ты смеёшься? — покраснев, спросила Лизбет. — Я ничего смешного не сказала.
— Прости. Я не для того пришёл сюда, чтобы над тобой смеяться. И ты не сделала ничего плохого. И все же случай уникальный.
— Я постараюсь больше так не делать.
Даскин положил руку на плечо Лизбет, но тут же вспомнил об их поцелуе и убрал руку.
— Не в том дело. Дело в другом: судя по всему, анархисты проводят через тебя энергию, излучаемую Краеугольным Камнем, для того чтобы строить этот дом. Мы догадывались об этом, а я об этом слышал собственными ушами от Человека в Чёрном. Видимо, в строительстве задействована часть твоего подсознания, и ты имеешь доступ к энергии Камня. Во многом этот дом — твоё творение. Я уверен, что ты способна по собственному желанию менять его планировку, создавать потайные ходы. Я думаю, именно этим ты и занималась на протяжении нашего путешествия.
Лицо Лизбет медленно залилось краской. Она обернулась к Даскину. Глаза её яростно сверкали.
— В чем ты винишь меня? Ты думаешь — я чудовище?!
— Я ни в чем тебя не виню, — нежно проговорил Даскин, стараясь успокоить девушку. — Но мы могли бы проверить, действительно ли ты обладаешь такими способностями и под силу ли тебе ими управлять.
— Нет! — вскричала Лизбет, забыв об осторожности. — Я не знаю как. Не знаю!
Она резко отвернулась и долго молчала.
Они сидели рядом в безмолвии. Даскин размышлял о силе воли Лизбет, о её чудовищном даре, он искал слова, чтобы успокоить её, и не находил. Первой подала голос Лизбет.
— Я должна просить у тебя прощения за вспышку. Я много лет прожила в одиночестве, и единственным мои учителем была книга, в которой множество споров и противоречий. В Иннмэн-Пике все было не так, там жили добрые люди. И все же твои слова путают меня. Ты говоришь, что я обладаю могуществом, но у меня никогда не было никакого могущества. И все же порой ночью, стоит мне закрыть глаза, я вдруг что-то вижу… И тогда мне кажется, будто я — часть стены, стул или стол. Мне виден весь дом. И это пугает меня.
— Почему? — спросил Даскин.
— Потому что… если у меня такое могущество… я могла бы бежать отсюда.
— А тебе этого не хочется?
— Хочется, но я боюсь.
— Анархисты тебе ничего об этом не говорили?
— Человек в Чёрном называет меня проводником. Давным-давно он сказал, что я стану аватарой Порядка, но вот только я не знаю, что такое «аватара».
— Это означает «воплощение». Они хотят, чтобы ты стала воплощением Порядка, порядком во плоти. Они хотят сотворить мир, в котором все будет распланировано, упорядочение.
— А я думала, что «аватара» — это ястреб, и все ждала, когда же я превращусь в ястреба. Бывало, я представляла, как у меня ноги становятся когтистыми лапами, а руки — крыльями. Лучше стать воплощением Порядка, чем ястребом?