Высокий Дом (№2) - Обманный Дом

Он снова пошёл, держась правой стены, и вдруг… у Картера перехватило дыхание. Он увидел вдалеке синеватое сияние. Придерживаясь рукой за стену, он поспешил вперёд. Свечение было настолько слабым, что Картер готов был счесть его обманом зрения, но нет: впереди действительно светился, мерцая, синеватый прямоугольник. Картер ощупал стену и нашёл квадратный выступ возле плинтуса. С еле слышным щелчком вверх подпрыгнула панель. Протянув руку в образовавшееся отверстие, Картер нащупал ступеньку узкой лестницы.

Он торопливо выбрался в проем, сделал шаг и тут же пребольно ударился лбом о потолок. Застонав, он упал на колени и сжал ладонями голову. Когда боль отступила, Картер потрогал лоб. Крови не было, но на лбу набухла шишка. Картер покачал головой. Только этого не хватало: выбраться наконец из подземелья и чуть было не погибнуть от собственной неуклюжести.

Он отполз назад, поднял руку, нащупал потолок, оказавшийся, естественно, низким, и, пригнувшись, начал подъем по винтовой лестнице. Ступеньки были расположены как попало — невозможно было угадать, где будет следующая. Воздух был неподвижным и затхлым. Картер вдохнул поглубже, собрался с духом и тронулся дальше — осторожно, ступень за ступенью, в кромешной тьме. Страхи не отпускали его. Он, словно маленький мальчик, боялся, что в любое мгновение кто-то страшный его схватит. Наверняка такие страхи мучили бы каждого, кто так долго пробыл без света.

Картер остановился, крепко сжал перила и призвал на помощь все мужество, на какое только был способен. Почему-то вдруг перед его мысленным взором возникло решительное лицо отца. Таким его лицо было в тот день, когда он взломал дверь Комнаты Ужасов и вызволил оттуда маленького Картера. Особенно ясно Картер видел отцовские глаза. Воспоминания придали ему сил. Он тронулся дальше.

Одолев сотню ступенек — почему-то он старательно их считал, — он увидел впереди, в немыслимой вышине, тусклый свет. Чем ближе подбирался Картер к свету, тем яснее мог рассмотреть лестницу. Оказалось, что она ведёт вверх вовсе не витками спирали, а изгибается под самыми причудливыми углами, то поднимаясь, то уводя в сторону. Опорные столбики из тёмного дуба представляли собой правильные кубы.

Картер добрался до площадки, где неровным пламенем горел газовый светильник, отбрасывая на стену остроконечные тени. Не обнаружив выхода, он тронулся дальше. Он взбирался все выше и выше, миновал семь площадок и наконец с восьмой выбрался на другой этаж. Отполированные до блеска половицы сверкали в лучах единственной жёлтой лампы. Лампа висела низко и не освещала потолок. Там сгустилась тьма. Медленное эхо шагов Картера оглашало огромный зал. Он наклонился, провёл рукой по полу и, к собственному изумлению, обнаружил порванную перчатку, потом — ношеную шляпу и лежащий на боку фонарь всего в нескольких футах от лестницы. Картер поднял фонарь, покачал. Оказалось, что масло в нем есть. Он вернулся к газовому рожку, зажёг фонарь, подняв его повыше, разглядел на полу рядом с перчаткой и шляпой пятно запёкшейся крови. Впереди, в нескольких футах от этого места на полу валялся сломанный меч. Картер вынул из кобуры пистолет и ещё выше поднял фонарь.

Он стоял в длинном зале, и свет фонаря не достигал дальней стены. Те же стены, что были видны ему, влажно поблёскивали, под потолком сгустился мрак. Следуя вдоль одной стены, Картер вдруг услышал впереди медленное тиканье, настолько звучное, что от него подрагивали половицы. Слушая этот тревожный звук, трудно думать о чем-либо, помимо него. Казалось, с каждым ударом время останавливается. Картер несколько минут привыкал к тиканью, чтобы научиться не останавливаться в промежутках между ударами. Приближаясь к источнику звука, он заметил в вышине тусклый свет и постепенно разглядел циферблат курантов, колоссальные размеры которого потрясали тем сильнее, что он располагался на стене под потолком зала.

Приблизившись к основанию циферблата, Картер поднял фонарь над головой. Перед ним предстала выкованная из стали конструкция немыслимой высоты. Сначала свет фонаря слепил Картеру глаза, и он не мог ясно разглядеть циферблат, но постепенно рассмотрел его более или менее чётко. Циферблат оказался квадратным, тускло подсвеченным. Стрелка — всего одна, и цифра тоже одна-единственная — ноль, на том месте, где полагалось бы стоять цифре «двенадцать». Стрелка плавно скользила по циферблату, довольно быстро обегая его. И при каждом её полном обороте раздавался щелчок. Безмолвный ужас сковал Картера по рукам и ногам. Он понял, что стоит перед анархическим вариантом Часовой Башни. Внизу чернел арочный проем, в нем виднелась лестница, взбираясь по которой можно было добраться до механизма часов. Картер шагнул под арку, задрал голову, посмотрел вверх и неожиданно увидел высоко-высоко огонёк фонаря. Он поспешно задул собственный фонарь, отошёл от лестницы и стал ждать. Вскоре он увидел, что по лестнице спускается одинокий путник. Когда стало слышно, как от тяжёлой поступи звенят ступени металлической лестницы, Картер предпочёл ретироваться за арку.

Довольно скоро незнакомец вышел из арки. Тусклый свет фонаря осветил его фигуру. Стало ясно, что перед Картером — один из новоявленных мутантов. В руке он сжимал длинный прямоугольный ключ, на груди его красовалась вышивка — точная копия квадратного циферблата. Картера охватил ужас, и он понял: это — некто вроде механического Еноха. Изгибающиеся зигзагами волосы ниспадали на плечи «Часовщика» — пародия на тугие завитки волос старого еврея. Топорные, геометрически правильные черты — лица неуловимо напоминали черты лица Еноха. Картер поёжился и, пятясь, отошёл дальше, за колонну. Он мог бы выстрелить, но даже в пародию на старого друга не решался разрядить пистолет — рука не поднималась. Картер сжал было рукоятку Меча-Молнии, но наблюдая за тем, как неуклюже переставляет ноги псевдо-Енох, проникся к несчастному существу жалостью.

Глядя прямо перед собой, «Часовщик» удалялся вдоль стены зала и вскоре скрылся в темноте.

— Ужасно, — проговорил Картер и снова зажёг фонарь.

— Ессстессственно, ужасссно, — прошипел кто-то у него за спиной.

Картер резко обернулся и, не раздумывая, выстрелил в тёмный силуэт на срамом краю круга света. Выстрел не возымел ровным счётом никакого действия. Картер, пятясь, отступил под арку, крепко сжимая рукоять Меча-Молнии.

Луч света упал на чудовище высотой пятнадцать футов, шагавшее на задних лапах. Туловище его имело форму прямоугольного треугольника и было снабжено всевозможными шкалами, рычажками, пружинами и клапанами. В самой середине груди жуткого создания покачивался маятник — точно в такт с тиканьем часов на стене. Треугольная голова заканчивалась плоским хоботом, на самом кончике которого имелось коробчатое утолщение. В удлинённых глазницах не было видно ни радужки, ни зрачков, в открытой пасти торчали ровные квадраты зубов с заострёнными краями. Из отверстия на макушке со свистом валил пар. Хвост странного создания представлял собой утолщённую стрелу. Когти на передних лапах были короткие, в форме равнобедренных треугольников, а ступни — прямоугольные. Однако, невзирая на чудовищные перемены во внешности колосса, Картер сразу узнал его.

— Йормунганд? — полушёпотом проговорил он.

— Он сссаммый, — прошипело жуткое существо утробным голосом. — Йормунганд, над которым поиззздевалисссь. Пффф! Йормунганд, похищщщенный ссс чердака.

Динозавр резко развернулся, подобно заводной кукле, протопал по половицам к огромному резервуару, наклонил голову, набрал хоботом воды, вернулся на прежнее место и торжественно изрыгнул пламя, которое, впрочем, не осветило окрестностей.

— Чем я могу тебе помочь?

— Первый вопрос. Пффф! Но тут ты не Хозяин. Пффф! Я мог бы сожрать тебя, как сожрал последнего глупца, сунувшего нос на этот чердак. Пффф! Только Часовщика мне жрать запрещают.

Картер вспомнил о пятне крови и сломанном мече и отступил к лестнице.

— Я по-прежнему Хозяин Эвенмера. Кроме того, тебе нужна моя помощь.

— Йормунганд ни в чем не нуждается, — гордо отозвался механический динозавр.

— Конечно, если хочешь остаться заводной игрушкой. Из отверстия в макушке динозавра с каждым тиканьем часов вырывалась струйка пара.

— Пффф! Так мы, стало быть, насмехаемся? Пффф! Да? А какие мы все любезные, какие пугливые, когда я у себя на чердаке и в прекрасной форме, а? Пффф! Но стоит мне только немножко расслабиться, капельку приболеть, стать жертвой стечения обстоятельств, и мы тут как тут — готовы прикончить беднягу Йормунганда! Пффф! И где же, спрашивается, твои христианские добродетели? Где, я спрашиваю, сострадание?

Йормунганд неуклюже шагнул вперёд. Картер поспешно отступил ещё дальше. Динозавр склонил и вытянул голову и заглянул под арку.

— Дашь мне совет? — спросил Картер.

— Второй вопрос. Пффф!

— А ты на первый не ответил.

Йормунганд принялся качать головой и качал так долго, что Картер решил, что он расслышал его. Наконец динозавр проговорил:

— Девчонка. Пффф! Найди её. Она — ключ ко всему. Пффф. Отведи её к Краеугольному Камню. Только она может освободить всех нас. Но поспеши. Анархисты ошиблись. Они были слишком дерзки. Для того чтобы побороть страдания и смерть, они должны остановить течение времени. Эти часы — их первая попытка добиться этого. Но если время остановится, Вселенная не сможет существовать в этом измерении. Пффф! И нечего щуриться. Уж ты мне поверь: время, пространство, масса — все эти понятия нерасторжимо связаны между собой. Это должен понимать даже смертный. Пффф!

— Значит, Вселенная будет уничтожена?

— Она перейдёт в Вечность. Пффф! Что произойдёт в итоге, не знаю. Я — создание данного измерения, но сомневаюсь, что Вселенная устоит. Пффф! Пленив и изменив меня, они начали процесс борьбы со смертью, ибо я — ужас мрака, Страх Возмездия, мрачный путь к Пустошам Антана. Я — само Отчаяние. Пффф! Если они совладают со мной, они многого добьются. Слишком многого, и от этого им самим не поздоровится.

— Даскин здесь, в доме?

— У меня стали слабеть глаза. Пффф! Почти ничего не вижу. Но здесь есть предатели. Берегись. А особенно берегись колдовства девчонки. Как только найдёшь её — сразу убей.

— Но я пришёл ради того, чтобы спасти её.

— Какой героизм! Саранча спасает сверчка, а Йормунганд, единственное создание, которое хоть чего-то стоит на этом свете, тикает тут, понимаете, как часы с кукушкой, и пускает пар, как паровоз! Найди Краеугольный Камень и освободи меня. Я заставлю их заплатить за все. Пффф! А теперь беги к дальней двери, да поживее. Я уж и так сдерживаюсь слишком долго, до того хочется сожрать тебя. В этой конфигурации я своей волей не владею, а в этом доме ты не Хозяин.

Йормунганд снова протопал к резервуару с водой, наполнил хобот, запрокинул голову, словно заводная птица, и издал вопль, страшнее которого Картер никогда в жизни не слышал — нечто среднее между звуком распиливания металлического рельса и лошадиным ржанием. Картер зажал уши ладонями, выбежал из-под арки и со всех ног помчался в направлении, указанном динозавром. Он не сомневался, что Йормунганд сдержит слово и при первой возможности убьёт его.

Картер успел отбежать на тридцать ярдов, когда за его спиной раздался оглушительный удар — Йормунганд сделал первый шаг. Да, в своём нынешнем виде динозавр передвигался медленнее, и все же каждым шагом покрывал ярдов семь. Бегство Картера и и погоня за ним Йормунганда представляло собой престранное зрелище: и Картер, и динозавр замирали на месте при каждом тиканье часов. До дальней стены было ещё далеко — Картер даже не видел её в темноте.

Он бежал, лавируя между кубическими ящиками, расставленными ровными рядами. По идее, динозавру следовало бы топать прямо по ним и расплющивать — это не составило бы ему никакого труда. Но вместо этого Иормунганд почему-то старательно обходил ящики, и в результате, миновав штабели, лорд Андерсон выигрывал уже пятьдесят ярдов. Он прибавил шагу и мчался, тяжело, с присвистом дыша. Фонарь, дребезжа, болтался в его руке, но и бег, и все звуки замирали при каждом тиканье курантов.

Чердак тянулся и тянулся бесконечно. Картер уже отчаялся и решил, что ему никогда не добежать, но вот наконец справа в стене завиднелась дверь, и он рванулся туда с удвоенной скоростью. Подбежав, он ухватился за дверную ручку, попробовал повернуть её, но та не поддавалась. Шаги Йормунганда неотвратимо приближались, от их тяжести сотрясались стены. Картер уже слышал, как скрежещут, подобно гигантским шестерням, зубищи динозавра.

Йормунганд изрыгнул пламя, и его язык на мгновение завис в воздухе — в это мгновение тикнули часы. Картер приналёг на дверь, поддел её плечом и снова повернул ручку. Добился он только того, что ручка осталась у него в руке.

Картер в отчаянии обернулся. Йормунганд приближался — скопление поршней, шкал и клацающих челюстей. Какая абсурдная смерть — стать жертвой гигантского заводного гуся!

Картер выхватил меч, вставил лезвие в щель между язычком замка и притолокой и нажал на рукоятку. Клинок почти не светился, но все же сохранил часть своей волшебной силы. Дверь треснула и открылась настежь. Картер выскочил за порог в то о самое мгновение, как Йормунганд оказался на том месте, где он был мгновением раньше. Челюсти динозавра клацнули, но, увы, добыча уже была вне досягаемости.

— Прекрасно! Пффф! — фыркнул динозавр. — В некотором роде я даже рад, что ты улизнул.

Картер, не говоря ни слова, поспешил прочь по коридору. Он понимал, что на чердаке в Эвенмере, будь Йормунганд в своём истинном обличье, он бы уже был благополучно сожран.

Довольно скоро в одном из тёмных залов лорд Андерсон разыскал бассейн с водой. Он пил и пил не переставая, хотя вода имела металлический привкус. Ему казалось, что большей радости он не испытывал ни разу в жизни.

Почти весь день ушёл на то, чтобы спуститься вниз от чердака. Повороты, ещё повороты, бесконечные перекрестия коридоров, тупики… Но вот наконец Картер вышел к длинной лестнице, пролёты которой виляли влево и вправо, словно строители воздвигали её под хмельком. В течение последующего часа ему не раз попадались на глаза голубоватые прямоугольники, тускло светившиеся в темноте, но не располагая картами, он не мог определить, куда ведут открывающиеся за ними потайные ходы. Его окружали разновысокие стены, на которых покоились наклонные потолки. Казалось, он бредёт по жутким, хаотичным развалинам. Он ожидал от этого дома куда большей правильности, симметричности. Порой ему приходилось идти, вплотную прижимаясь к стене, или низко пригибаться. И всюду, всюду он наталкивался на загадочные злобные шипы терний, стебли которых тянулись вдоль стен.

Лестница казалась ему нескончаемой, но как ни изнемог Картер от голода, как ни хотелось ему присесть и поспать, он шёл и шёл вперёд и наконец оказался в странно знакомой комнате, в которой, приглядевшись, узнал копию той каморки, из которой в Эвенмере он, спускаясь с чердака, попадал в свою комнату. Не слишком веря в удачу, он ощупал стену и в том самом месте, где было положено, обнаружил рычаг, с помощью которого открывалась потайная дверь. С негромким скрежетом и стоном часть стены отъехала в сторону. Свет фонаря озарил комнату, и Картер с изумлением отметил, что она не так уж непохожа на его собственную. Окна располагались там же, где и в Эвенмере, кровать и платяной шкаф стояли на своих местах. Как только часть стены за камином водворилась на место, Картер увидел, что на каминной доске лежит игрушечный меч — правда, весьма абстрактной формы: лезвие его сужалось ближе к рукоятке, вместо того, чтобы расширяться.

В пляшущем луче фонаря вдруг блеснули глаза, и Картер увидел фигуру человека, сидевшего в кресле-качалке у кровати. Картер от неожиданности вскрикнул и выхватил Меч-Молнию.

Незнакомец поднялся. Перед Картером стоял калека. Левые рука и нога у него были короче правых, отчего он производил впечатление уродливого манекена. На голове уродца красовалась шляпа с заплатками, спутанные волосы падали на глаза, кожа была бледной, как слоновая кость. Дыхание вырывалось из лёгких судорожными хрипами. И все же его искажённое бледное лицо было лицом Картера.

На плечах калеки лежал плащ из пятнистой ткани — тусклое подобие Дорожного Плаща Хозяев Эвенмера. Рука его скользнула к ножнам. Сверкнуло извилистое лезвие меча и полыхнуло алым светом.

— Хозяин Дома, — произнёс калека скрипучим, скрежещущим голосом.

Картер не понял — то ли незнакомец представился, то ли обратился к нему. Прихрамывая, калека шагнул к Картеру. Их клинки скрестились, вспыхнул ослепительный свет, заклубился дым. Словно столкнулись разные заряды — оба Хозяина были отброшены назад.

Картер выхватил пистолет. Его жуткий двойник и пугал его, и притягивал. Нужно было как можно скорее разделаться с ним, пока не сбежались другие. Сгустившийся дым мешал Картеру, он плохо видел соперника. Брошенный им погасший фонарь валялся на коврике. Неожиданно из клубов дыма к Картеру метнулась рука двойника и ухватила его за ту руку, в которой он сжимал пистолет. Картер инстинктивно резким движением отвёл в сторону левую руку соперника, и пущенная им пуля ударилась в потолок. Картер и его изуродованный двойник схватились врукопашную. Бледное лицо, подобное лику мумии, мелькало в нескольких дюймах от лица Картера.

— Мммммннннаааа! — взвыло жуткое создание по-звериному и приглушённо проговорило: — Слова Власти!

Картер чуть не остолбенел от страха. Неужели эта тварь повелевает какими-то собственными Словами Власти? Опомнившись, Картер продолжил поединок.

— Наалааф! — брызжа слюной, выкрикнул его соперник.

Ударная волна отшвырнула Картера к стене. В глазах у него потемнело. Очнувшись, он обнаружил, что рука, в которой он сжимал пистолет, пуста. Ещё мгновение — и ужасный двойник прикончит его. Картер в отчаянии схватил валявшуюся на полу маленькую деревянную шкатулку, треснувшую при произнесении его соперником Слова Власти, и запустил ею в лоб двойника. Тот пошатнулся и упал на пол.

Однако в тот миг, когда Картер, пошатываясь, поднялся, его соперник тоже встал на ноги. Опасаясь, что тот произнесёт новое Слово Власти, Картер бросился на врага и нанёс несколько метких и сильных ударов в солнечное сплетение. Обычный человек от таких побоев согнулся бы в поясе, но жуткий двойник и не подумал отреагировать таким образом. Он согнул сжатую в кулак руку и замахнулся, целясь Картеру в бровь. Картер закрылся, отбил руку врага и принялся колошматить его по бокам. Увы, и это не дало ожидаемого эффекта.

Картер увернулся от нового удара по голове. Противник явно одолевал его. Картер отчаянно искал взглядом какое-нибудь оружие и вдруг увидел оба Меча-Молнии. Они мирно лежали рядышком у стены. Встретив очередной удар, Картер пригнулся, присел, перекатился по коврику и схватил собственный меч. Не медля, развернулся и сжал рукоятку второго меча, но в это мгновение враг настиг его и поддел ногой. Картер откатился к кровати, охая от боли, но мечей не выпустил. Двойник, видя, что Картер вооружился, бросился к своему пистолету, который валялся на полу, в трех футах от кровати.

Картер вскочил, настиг соперника и вонзил меч ему в грудь, вложив в удар всю силу. Двойник рухнул на пол, вцепился в клинок обеими руками, пытаясь вырвать его из своей груди, а Картер метнулся к пистолету, не слишком, впрочем, уверенный в том, что страшного двойника можно убить пулей. Однако, схватив пистолет и прицелившись, он обнаружил, что его враг неподвижен. Правда, когда Картер осторожно приблизился, тот разлепил веки и, прежде чем умереть, успел прошептать:

— Благодарю… тебя.

Как только сердце жуткого создания перестало биться, с ним произошла метаморфоза. Тело его на глазах изменилось. Перед Картером на коврике лежал навзничь бледный юноша. Кем же он был? Жертвой обмана или добровольцем?

Однако лорда Андерсона не на шутку обеспокоило то, что его двойник прибегнул к Слову Власти. Выпущенная на волю сила могла появиться только в результате произнесения Слова Правления. Постаравшись припомнить подробности поединка, Картер понял, что его двойник действительно произнёс слово Фалан, только наоборот.

Картер подобрал свой пистолет, убрал в ножны Меч-Молнию. Немного подумав, он прихватил и меч своего павшего соперника. Если его собственный меч не обладает полным могуществом в этом доме, может пригодиться меч-двойник. Картер вышел за дверь. Как ни странно, коридор оказался пуст. Здесь все было воспроизведено в подражание Эвенмеру с поразительной точностью, вплоть до алой ковровой дорожки на полу. Пройдя по нему, Картер спустился по причудливой парадной лестнице и попал в тускло освещённый боковой коридор.

Не заметив ни души, он прокрался к столовой, где надеялся разыскать какую-нибудь еду. Двери были открыты настежь, в комнате было пусто, на столе — тоже. А вот в буфете Картер, к превеликой радости, обнаружил продукты, которых хватило бы для настоящего пира: зажаренное мясо, сухари и кувшин с водой.

Насытившись и попив воды, Картер произвёл более внимательный осмотр столовой. Она была похожа и не похожа на столовую в Эвенмере. Здесь также имелся массивный камин, расположенный в глубокой нише, но и ниша, и камин были вырезаны не из белого, а из чёрного мрамора. На украшавшей арку резьбе вместо гроздей винограда были цветы роз с квадратными лепестками. На барельефе над аркой были изображены не белки, а кубические павианы в изломанно-угловатых ветвях клёна. Узорчатые изразцы были размещены как попало, не складываясь в определённый узор. Вместо дам-прерафаэлиток на оконных витражах красовались карикатурные человечки, скроенные из прямых линий. Удобные мягкие диваны были заменены каменными скамьями, которые смотрелись прямо-таки зловеще в тени, отбрасываемой черно-мраморной каминной доской. Не было в помине чудесных, ярких персидских ковров — на полу лежали унылые серые циновки. Потолок и стены сделаны из серого камня. Металлический стол выгибался восьмёркой, его края были острыми, как заточенный нож. На месте хрустальной люстры дымили газовые рожки.

«Что же за мир они творят, если он лишён всякой красоты?» — в отчаянии подумал Картер и, вынув из кармана осколок Краеугольного Камня, ощутил его притяжение. Осколок тянул его из столовой к боковому коридору.

Лизбет легко ступала между терний, стеблями которых порос её сад. Ей снова приснился страшный сон, и вновь она, как всегда, прибежала в своё привычное убежище. Миновал час, и новый страх нахлынул на девушку. Она боялась того, что Картер выбрался из подземелья. С трепетом она покинула свой спасительный сад и пошла по комнатам, негромко бормоча:

— «О, мне суждено нечто более страшное. Что же мне делать, как жить, когда ты и отец оставите меня, когда я останусь одна на свете?»

Лизбет подошла к решётке, бесшумно опустилась на колени и пристально вгляделась в темноту. Картер исчез. Только газовый рожок мерцал красноватым светом. Лизбет почувствовала, как кровь стучит у неё в висках.

— «Пока светила летняя луна, нам был дарован покой, но как только возвратятся зимние вьюги, ты должна искать пристанища!» — прошептала она. — Нет-нет, он вернётся, он должен вернуться.

Правда, особой уверенности Лизбет не испытывала. Она представляла, как Картер застигнет её врасплох, подкрадётся в темноте и схватит. Впервые за много лет привычные полутёмные залы и коридоры пугали её.

Решив подождать возвращения Картера, Лизбет выдержала всего пару мгновений, вскочила и опрометью бросилась к двери, которую заложила досками. У двери она застыла в ожидании, хотя чего ждала — и сама бы, наверное, не смогла ответить.

— «Миссис Хитклифф, если бы я попросила вас не делать ровным счётом ничего — только сидеть, не шевелясь, и вдобавок оглохнуть — удалось бы вам это? Уверена, вам принесло бы столько же радости, сколько и мне, осознание существования врага. Он погубит вас, если вы не опередите его, он погубит и меня», — обречённо произнесла Лизбет. Она вернулась к решётке, опустилась на пол и стала ждать. Ей показалось, что прошло много времени, и она снова встала — очень осторожно, стараясь не шуметь.

— «Он старательно убил во мне любовь, и потому теперь я свободна, — прошептала она. — Я ещё помню, как любила его, я даже способна представить, что и теперь могла любить его, если бы — нет, нет! Даже если бы он обманул меня, все равно его дьявольская натура каким-то образом проявилась бы вновь. Чудовище! О, если бы он исчез с лица земли и покинул мои воспоминания!»

— «Будет вам, будет! Ведь он всего лишь человек, — проговорила Лизбет, изменив голос — теперь она говорила от имени Нелли Дин, домоправительницы. — Будьте же милосердны. Ведь бывают люди и похуже него!»

Снова изменив голос, Лизбет ответила воображаемой Нелли:

— «Он — не человек, и он не стоит моего милосердия. Я отдала ему своё сердце, а он взял его и безжалостно растоптал, а потом отшвырнул. Нелли, сердца даны людям для того, чтобы они испытывали чувства, а с той поры, как он растоптал моё сердце, у меня нет сил ни на какие чувства к нему, и не будет, хотя бы он и жестоко страдал до самого своего смертного дня».

Она продолжала цитировать строку за строкой до тех пор, пока донёсшийся издалека звук не заставил её замереть от страха. Лизбет наклонилась над решёткой, ничего не увидела, затравленно огляделась по сторонам и увидела в тусклом свете ламп силуэт человека, торопливо идущего по коридору. Незнакомец вдруг остановился и негромко окликнул её:

— Лизбет, это ты?

Лизбет вскочила и в ужасе бросилась прочь по коридору, думая только о том, как бы поскорее скрыться. Незнакомец явился с той стороны, где лежала дорога к саду, к спасительному убежищу под стеблями терний. Лизбет бежала, а за спиной её звучали шаги. В страшных снах она не могла бежать, а теперь мчалась по дому куда глаза глядят, в отчаянии ища хоть какого-нибудь укрытия. На бегу она время от времени оглядывалась — увы, незнакомец продолжал преследовать её. Лизбет свернула из коридора в анфиладу комнат — пустых и безлюдных, как большинство помещений в доме. Эти комнаты она называла Щелями — такими тесными, узкими они были.

Лизбет неслась, не разбирая дороги, не думая о том, где ей повернуть. Налево, налево, снова налево… На бегу она отчаянно шептала:

— «Я бежала всю дорогу от Грозового перевала, а где не бежала — там летела на крыльях».

И вдруг преследователь оказался на её пути. Лица его не было видно в полумраке.

— Лизбет, это ты? — проговорил он и протянул к ней руки. — Лизбет, я не сделаю тебе ничего плохого!

Лизбет оказалась зажатой в углу. Неужели враг заколдовал её? Нет-нет, просто они случайно оказались в одной и той же комнате. Лизбет попятилась к стене, возле которой стояли стеллажи, а на полках были разложены разные инструменты

Лизбет схватила наугад первый попавшийся и швырнула в своего преследователя. Тот явно не ожидал от неё такой прыти. Как только он закрыл руками лицо, Лизбет опрометью выскочила из комнаты, стрелой пронеслась по Щелям и выбежала в коридор, уставленный геометрическими скульптурами. Повернув за угол, она бросилась к лестнице в один пролёт, взбежала по ней до площадки, где стояли две одинаковые статуи — Лизбет считала их изображениями Хитклиффа: надменно вздёрнутый подбородок, в руке — трость. Деваться больше было некуда, и девушка спряталась за одной из этих статуй. Затаив дыхание, она стала ждать приближения заклятого врага.

Миновала, казалось, целая вечность, и вот в коридоре послышались тяжёлые шаги. Немного помедлив, преследователь повернул к лестнице. Осторожно выглянув из-за статуи, Лизбет увидела, что её враг шагнул на нижнюю ступеньку и начал не слишком проворно подниматься. Лизбет снова пряталась. Она в отчаянии считала его шаги — она знала, сколько ступеней в лестничном пролёте. Когда преследователю осталось одолеть десять ступеней, Лизбет изо всех сил навалилась на статую. Та не сразу поддалась, но в следующее мгновение закачалась и накренилась. Лизбет чуть было не упала вместе с ней.

Грохнувшись на ступени вниз головой, статуя перевернулась раз, другой… Враг Лизбет выставил перед собой руки, чтобы защититься от удара, но не успел: по его рукам ударил постамент. Статуя подмяла его под себя. Только у подножия лестницы они разлетелись в стороны. Человек упал навзничь, а треснувшая статуя придавила ему ноги.

Лизбет не знала, что ей делать — бежать или остаться. В страшных снах ей никогда не удавалось одолеть своего заклятого врага. Неужели случилось чудо?

— «Ах! Он был просто в ярости! Что было бы, если бы ему удалось догнать меня!» — шептала она, прикрыв ладонями губы и осторожно спускаясь по лестнице. Человек лежал неподвижно, как мёртвый. Неожиданная радость охватила Лизбет. После шести лет мучений и невыносимой скуки она легко победила своего врага. Игра не на жизнь, а на смерть оказалась такой увлекательной!

Вытащив из кармана ветхого платья одну из драгоценных свечек, Лизбет зажгла её от газового рожка на стене и крадучись приблизилась к поверженному мучителю.

Язычок пламени осветил лежащего на полу человека. К своему изумлению и ужасу Лизбет увидела, что волосы у него не чёрные как смоль, а золотистые и лежат красивыми завитками. Ей было страшно, но она осмелилась подойти ближе… и дико вскрикнула. Перед ней лежал Даскин Андерсон, и все лицо его было в крови. Рыдая от горя, Лизбет выронила свечку. Та упала на пол и погасла.

Лизбет вся дрожала. В отчаянии она то вскидывала руки, то опускала. Развернувшись, чтобы убежать в сад под спасительные тернии, она тут же раздумала. Звериные инстинкты владели ею, она не соображала, что делает. Снова бросилась прочь, остановилась на пересечении коридоров, размахивая руками, как безумная. Бежать? Вернуться? Что же делать?

Внезапно в её сознании проявились строчки:

— «Ну, нет же! Я не трусиха! Берегитесь же вы, а я ничего не боюсь!»

Редкие беззвучные рыдания сотрясли её грудь. Она повернулась и пошла назад, к неподвижно лежащему на полу Даскину.

— Все… должно было… случиться… не так, — стонала Лизбет. — Он должен был прийти и спасти меня.

Она подобрала с пола свечку, снова зажгла её и, присев около Даскина, попыталась столкнуть статую с его ног. Статуя не желала поддаваться. Но наконец, упёршись локтями в пол, Лизбет ухитрилась приподнять её и оттолкнуть в сторону.