Высокий Дом (№2) - Обманный Дом

— Мы потеряли своих, — заключил Грегори.

— Да, и Картера тоже! — воскликнул Даскин. — Нужно найти его.

— Искать нет времени. Он Хозяин. Он способен позаботиться о себе, и, быть может, мы встретимся с ним на пути к Дому. Поспешим, не то они нас настигнут.

Друзья выскользнули из-за камней и довольно долго пробирались крадучись, чтобы на попасться на глаза врагам. Даскин тщетно пытался высмотреть товарищей, гадая, сколько же осталось в живых.

Несколько часов друзья пробирались по ущелью и наконец, изнемогая от усталости, бросились на землю среди скал и перекусили вяленым мясом. Но даже утоление голода не обрадовало их — настолько они устали. Ложась спать, Даскин не мог думать ни о чем, кроме брата. Он верил в силу Хозяина, однако утрата им Слов Власти потрясла Даскина до глубины души. Он только себе отводил роль человека, способного на сомнения и смятение духа, а Картера считал горой, которую невозможно сдвинуть с места, человеком непоколебимым и бескомпромиссным. Если он погиб…

Даскин повернулся на другой бок и прогнал мрачную мысль. С упрямым юношеским идеализмом веря в силу Добра, он и помыслить не мог о том, что и Зло тоже могущественно. Картер был Хозяином. Прежде чем он погибнет, разверзнутся небеса. Но ведь и его отец был великим человеком, и все же погиб. И мать Даскина поглотило Зло, во многом ею сотворённое. Даскин лёг на спину, дабы не думать ни о том, ни о другом. Сара часто напоминала ему, что все — в руке Господней. С этой мыслью Даскин забылся тревожным сном, в котором ему снился Картер, которого укачивал на громадных белых ладонях какой-то великан. Но лица великана Даскин не рассмотрел.

Он проснулся через несколько часов, пожалел о том, что не захватил карманных часов, но порадовался, что никто не нарушил их отдыха. Даскин со вздохом поднялся, от его вздоха проснулся Грегори, и они наскоро позавтракали сухарями и вяленым мясом. Грегори принялся скатывать походное одеяло, а Даскин забрался вверх по склону ущелья и выглянул за край. Они подошли к Дому гораздо ближе. Даскин отчётливо видел здание сзади и решил, что пути до него остаётся всего два часа, если они с Грегори пойдут по дну петляющего ущелья. Затем он рассмотрел пса-гиганта. Тот бродил вокруг дома и принюхивался. Если бы не эта тварь, они с Грегори за десять минут перебежали бы равнину. Картер недовольно поморщился, спустился к Грегори, и они продолжили путь.

— Многое бы отдал за яблочко, — пробормотал Грегори.

— А я — за солнышко, — отозвался Даскин. — Было б солнышко, тогда мы бы и яблочко нашли.

— Тут о солнце и мечтать нечего. Его тут не было никогда. Эта часть Вселенной пуста.

— Знобит меня при взгляде на этот дом, — признался Картер. — Огней почти нет, и стережёт его чудовище. Такое впечатление, что дом почти заброшен.

— Как думаешь, зачем анархистам он понадобился? Зачем они строят его здесь, во Внешней Тьме?

— Да придурки они, вот и все. Рвутся к власти, как когда-то моя мать.

— Но уж не все же до одного, — не согласился Грегори. — Многие жизнь отдали в борьбе за дело. А те, кого мы в плен брали, производили впечатление людей образованных.

— Это верно, — признал Даскин. — Они умные люди. Но они ненормальные, если думают, что им под силу изменить всю Вселенную. Какой чудовищный эгоизм!

— Наверное. Но обладая могуществом Краеугольного Камня, они могут и добиться своей цели. Даскин покачал головой.

— Молю Бога, чтобы этого не случилось. Ой, мы с тобой об этом спорили не раз, и я всегда прекрасно понимал твою точку зрения. Порой Вселенная кажется жутким местечком. Смерть, жестокость, несправедливость, нищета. И все же их дело не может быть правым.

— Потому что мир создан таким? Но разве нам не следует пытаться его усовершенствовать? Разве колесо — порождение Зла? Разве в огне и паре кроется что-то порочное? Анархисты, безусловно, экстремисты, но мы живём в экстремальном мире. Разве мы можем равнодушно позволить ребёнку жить впроголодь, если в наших силах ему помочь? Вот смотрю я на эту тьму, и мне хочется, чтобы вместо неё был сплошной свет.

— Ты говоришь, как соблазнённый.

Даскин не смотрел на Грегори, но словно увидел, как тот пожал плечами.

— Ну ты же знаешь, я просто люблю поиграть с разными идеями, повертеть ими так и сяк, посмотреть, что в них сходится, что нет.

— Ещё как знаю, — вздохнул Даскин. — Замечательно рассуждать об абстрактном голодающем ребёнке, но вот тут-то ты как раз и ошибаешься. Анархисты взяли в плен одного невинного ребёнка, Лизбет, и заставили её жить в одиночестве и тоске ради осуществления собственных планов.

— Во имя блага многих людей, — возразил Грегори. — Они многим пожертвовали ради следования философии анархизма. Разве один человек — это слишком большая жертва ради спасения всего человечества?

— Порой мне кажется, что слишком большая, — ответил Даскин.

— Ради спасения сотен тысяч детей? — не отступался Грегори. — Да ты бы и сам жизнь отдал за такое.

— Мне хотелось бы так думать, и все же я с тобой не согласен. Быть может, это и бессмысленно, но Лизбет не просила о том, чтобы её приносили в жертву. Ей не предоставили выбора. Пусть бы анархисты сами жертвовали собой, но требовать этого от ребёнка… Разве можно доверить таким людям всю Вселенную?

— Может быть, нельзя, но ведь мы доверяем наш мир всяким правительствам, а нашу жизнь — лидерам этих правительств. А весь Дом доверен твоему брату.

— Да, но Дом сам выбрал его. Я бы даже сказал — его избрал Господь. Так сказал Бриттл, когда явился Картеру и Хоупу.

— И ты в это на самом деле веришь?

— Конечно, верю. Почему бы мне в это не верить?

— Само собой, твой брат и мистер Хоуп люди достойные…

— Вот именно. Мой брат никогда не лжёт.

— Но он мог ошибиться. Наверняка он до сих пор сильно переживает то, что в детстве из-за него были утрачены Ключи Хозяина, что затем отцу пришлось покинуть Эвенмер. А когда он узнал, что отец погиб, какой человек бы на его месте не стал искать для себя оправдания? И какое оправдание может утешить сильнее, чем изъявление Божьей воли?

— Ты думаешь, это была галлюцинация? А как же Хоуп? Он что, тоже фантазирует?

— Нет, только не мистер Хоуп. Он человек честный. И все же он поднялся от простого юриста до управляющего громадной империей. Не он первый из тех, кто мог и проглядеть некую странность в поведении своего господина — проглядеть, дабы не лишиться места. А потом он подписывался под этой историей с явлением Бриттла, действуя из наилучших побуждений: поначалу руководствуясь желанием помочь твоему брату в горе, а потом — исключительно из соображений верноподданности. А может быть, чудо видел только твой брат. Может быть, он разговаривал со стеной, где ему померещился Бриттл. Разве мог Хоуп, который всегда отрицает все фантастическое, на самом деле поверить в то, что Картер видел покойного дворецкого, когда он сам не видел ровным счётом ничего и никого?

— А я думаю, что нет ничего невероятного, — упрямо произнёс Даскин. — По крайней мере до тех пор, пока мы высказываем гипотезы. Но, полагаю, в данном случае все было не так. Разве только потому, что произошло чудо, следует утверждать, что это невозможно? Первобытному человеку трактор бы показался чудом. Разве мы не вольны поверить в то, что событие действительно произошло, если так утверждают два человека? Если бы ты и Сара сказали мне, что идёт дождь, разве я непременно должен был бы подойти к окну и проверить, так ли это, или мне следовало бы предположить, что на самом деле никакой дождь не идёт, только потому, что вы сказали, что идёт? И если двое уважаемых мною людей говорят, что видели ожившего покойника, почему я должен называть их лжецами?

— Тонко подмечено, — похвалил друга Грегори. — Но вот только дожди идут куда как чаще, чем мёртвые воскресают. — Он хлопнул друга по плечу. — Редко ли мы вели такие разговоры, кузен? Сколько ангелов уместятся на острие иглы? Если настоящее — это всего лишь текущее время, если прошлого и будущего не существует, потому что первое уже миновало, а второе ещё не наступило, как мы можем говорить: «давным-давно» или «в далёком будущем». Какова природа Вселенной и суть возраста человека? О чем мы только с тобой не спорили?

Даскин хмыкнул. Раздражение как рукой сняло.

— Когда нам было по двадцать, мы были хуже. Вспомнить только, как мы спорили ночи напролёт в Эйлириуме, в Арворкор-колледже — ты, я, Девин и Вестон, уверенные в том, что знаем ответы на все вопросы на свете. Тогда мы были просто-напросто напыщенными умниками.

— Нас так учили, — возразил Грегори. — Помнишь профессора Беллгроува?

— Старого льва? Мы над ним подсмеивались. Все в университете потешались над ним.

— Но при этом мы его обожали.

— Ты обожал, это точно. Если он и не был анархистом, то их философию он знал получше их самих. Но спорить он не умел. Он был тем запалом, который разжигал нас и сподвигал на споры до утра.

— Ты знаешь, что он умер? — спросил Грегори.

— Вот как? Нет, я не знал. А когда это случилось?

— Я думал, ты слышал. Он был анархистом, и его убил твой брат во время ночной потасовки в Кидине.

Даскин резко остановился и схватил Грегори за руку.

— Ты шутишь

— Нет. Беллгроув не просто изучал философию анархистов. Он был одним из них.

Даскину показалось, что земля уходит у него из-под ног.

— Он на самом деле был анархистом? Да, конечно, он всегда сочувствовал их убеждениям, но я никогда не воспринимал его высказываний всерьёз. Я понятия не имел…

— Немногие знали об этом. Я был одним из немногих. Он как-то раз при мне проговорился.

— Но ты мне никогда не рассказывал!

— Он взял с меня слово молчать.

— И ты хранил клятву? Анархист преподавал в Арворкоре! Да ведь ты должен был непременно известить об этом власти!

— Я дал слово.

Даскин отвернулся, и друзья продолжили путь.

— Весь мир — вверх тормашками. Старый чудак Беллгроув погиб в Кидине, под покровом ночи, от руки моего брата! Какая глупая и печальная смерть для такого мудрого человека…

Потом они долго шли молча. В голове Даскина метались тысячи мыслей. Он казался самому себе наивным глупцом. Верно, он не знал Беллгроува близко — он знал его ровно настолько, насколько знают студенты любимых преподавателей, воспринимая их отстраненно, внешне. Но Даскина всегда восхищали могучий баритон профессора, львиная грива его волос, его взгляд — воплощённые мудрость и уверенность. И Картер был вынужден его убить…

Без происшествий друзья добрались до отрезка ущелья, располагавшегося позади Обманного Дома, и взобрались по склону вверх. Перед ними стоял Дом — огромный, пугающий, резкий и странный, раскинувшийся в обе стороны по равнине. Даскин поёжился.

— Видишь хоть одного часового? — прошептал он.

— Ни души, — отозвался Грегори. — Странно, правда?

— Да нет, если этот Дом сам себя охраняет. Архитектура непонятная какая-то, ни одной двери не могу разглядеть.

В этот момент из-за угла выбежал Пёс-Хаос. Он хищно принюхался, царапая когтями камни, подвывая и скуля. Пробежал в одну сторону, в другую, развернулся к ущелью, где затаились друзья, но тут же отвернулся и исчез за углом. По непрерывному вою было нетрудно проследить за тем, куда он направился.

До Дома Даскин и Грегори добирались, наверное, целую вечность. Даскин чувствовал, как бешено колотится его сердце в такт с топающими по камням подмётками. Держа наготове пистолеты, друзья подбежали к Дому. Как и Картер, они не смогли отыскать двери. Вскоре вой страшного пса послышался совсем близко, и Даскин от страха затаил дыхание. Друзья в отчаянии искали вход, внезапно Грегори остановился возле одного из камней кладки, тронул его рукой и проговорил:

— А это что такое?

Раздался еле слышный щелчок, и часть каменной кладки выехала вперёд, открыв перед друзьями потайной вход.

— Отличная работа, — прошептал Даскин и одобрительно похлопал Грегори по спине.

Они нырнули в потайной вход и оказались в просторной комнате. Вой Пса-Хаоса слышался уже совсем рядом, и друзья принялись в отчаянии искать механизм, с помощью которого можно было бы поскорее закрыть отверстие в стене. На счастье, Даскину удалось отыскать рычаг, и хотя тот почти целиком проржавел, фальшивая кладка послушно встала на место, и друзья оказались в абсолютной темноте.

Когда на отряд с тыла напал Пёс-Хаос, Филлип Крейн решил, что им с Макмертри очень повезло: они в этот момент находились ближе к первому ряду гвардейцев. Несколько воинов Белого Круга были мгновенно убиты жутким чудовищем. Поскольку оба архитектора опытными бойцами не были, они тут же обратились в бегство и вскоре уже были далеко впереди и чуть справа от отряда. Они слышали, как рычит разбушевавшийся зверь, как кричат погибающие люди, но вот на миг наступила тишина.

Мистер Крейн отважился оглянуться через плечо.

— Чудовище ушло, мистер Макмертри, но наши солдаты отходят под прямым углом от нас. Лучше бы поспешить, если мы хотим догнать их.

Коллеги сменили направление, однако догнать отряд не успели: Нункасл вместе со своими подчинёнными угодил в ловушку. Их со всех сторон окружили анархисты, до тех пор, вероятно, сидевшие в засаде.

— Сдавайтесь! — прозвучал голос командира анархистов. — Вы окружены.

Нункаслу не оставалось ничего другого, как сдаться. Анархисты числом втрое превосходили отряд, ещё не успевший толком оправиться после нападения чудовища.

— Делайте, как они говорят, ребята. Мы и так уже потеряли людей более чем достаточно для одной ночи.

Крейн потянул Макмертри за рукав. Они прятались за грудой больших камней.

— Все хуже и хуже, — обречённо проговорил Макмертри. — Что же нам делать, мистер Крейн?

— Помочь мы им ничем не можем, по крайней мере — пока, мистер Макмертри. И здесь нам оставаться опасно — ведь чудище рыщет где-то неподалёку. Предлагаю идти вперёд. Быть может, нам удастся проскользнуть в Дом следом за отрядом.

— И что потом, мистер Крейн? Ведь мы с вами не воины.

— Как — что потом? Искать Краеугольный Камень, само собой. Ведь в этом и состоит наша миссия.

— А я думал, мы всего лишь советники.

— Вовсе нет. Вовсе нет. Ведь вы воевали в своё время, если на то пошло.

— Сорок лет назад.

— Но ведь ваша храбрость не вытекла из вас, как из бутылки с плохо пригнанной пробкой, а, мистер Макмертри? Будет вам. Это все так увлекательно!

— Вам это кажется увлекательным именно потому, что вы-то как раз не воевали, мистер Крейн. Нет, нам следует вернуться в Эвенмер и дать знать остальным обо всем, что тут стряслось. — Однако, произнося эти разумные речи, мистер Макмертри уже шагал рядом с коллегой следом за пленными. — Если я не выживу, мне бы хотелось, чтобы на титульном листе нашей совместной книги был помещён мой портрет — пусть это будет нечто вроде посвящения мне.

— Можете на это рассчитывать, — усмехнулся Крейн. — Если, конечно, вам не повезёт и вы не останетесь в живых. А останетесь — выйдет чересчур напыщенно.

— Да, пожалуй.

— Дурной тон.

Анархисты гнали пленных вперёд. Судя по всему, они опасались нового нападения чудовища. Вскоре они поравнялись со входом в пещеру, спрятанным за тёмными скалами, и, не зажигая факелов и фонарей, вошли туда, погоняя пленников.

Немного выждав, архитекторы также подошли ко входу в пещеру и растерялись. Некоторое время до них доносился звук шагов анархистов, затем послышалось клацанье закрывающихся железных ворот.

— Я пойду первым, мистер Макмертри.

— Быть может, нам стоит пойти вместе.

— Это может оказаться опасно. Лучше кому-то одному рискнуть.

Долговязый Макмертри выпрямился во весь рост и вынул из кармана пистолет.

— Я, как вы справедливо заметили, мистер Крейн, воевал. Коллеги обменялись совершенно одинаковыми усмешками.

— В таком случае — после вас, сэр, — сказал Крейн. — Но и я тоже не безоружен. — И он выразительно похлопал по карману пальто.

— Ну, так вооружитесь, мистер Крейн. Вооружитесь. Толку никакого, если пистолет будет томиться у вас в кармане. Только постарайтесь не пальнуть мне в спину.

Они вошли в пещеру, на ощупь добрались до поворота и увидели впереди тусклый свет. В расщелине между камнями горел газовый рожок, еле-еле освещавший кованые ворота, запертые на замок. За решёткой тянулся коридор со стенами, забранными дубовыми панелями.

— Странно, — покачал головой мистер Макмертри. — Никакой стражи.

— Зато замок висит, — отметил его коллега. — Мне поработать с ним, или вы предпочитаете попытать счастья?

— Вы везучий, мистер Крейн. Попробуйте вы. К тому же замок висит низко, вам сподручнее будет. А мне пришлось бы наклониться чуть не до самой земли.

Филлип Крейн расстегнул пальто и снял с пояса тяжёлую связку ключей.

— Они нам сослужили неплохую службу во время странствий по Эвенмеру, верно, мистер Макмертри?

— Более чем неплохую, мистер Крейн. Вот разве что в Фиффинге нам не очень повезло.

— Ах да… Фиффинг. Необычайные там были происшествия, в Фиффинге.

— Происшествия там были ужасные, мистер Крейн. И виноваты во всем были, безусловно, вы. Если бы вы так не жаждали увидеть Озеро Голубых Фламинго…

— Но тогда мы бы никогда не закончили работу над восьмой главой. А за реферат восьмой главы мы с вами получили Бетмуровскую премию за реализм в литературе по вопросам архитектуры. И между прочим, когда мы получали эту премию, вы не жаловались, мистер Макмертри.

— Конечно, не жаловался. Я ведь уже пережил к тому времени всю эту жуть в Фиффинге. За одно это я заслуживал премии.

— Это верно, да только за переживания премий не дают.

— Разве что в «Клубе Путешественников».

— А что, пожалуй, нам стоит в него вступить, мистер Макмертри. Наверное, это забавно.

— Скорее всего отвратительно, мистер Крейн. Наверняка все их заседания сводятся к тому, что горстки каких-нибудь нахалов с пеной у рта болтают о своих великих подвигах. А по мне, так надо судить по делам.

— Даже если дела сопряжены со смертельной опасностью?

— Даже так.

Беседуя в таком духе с Макмертри, Крейн занимался подбором ключа, пробуя один за другим. Наконец очередной ключ с громким стоном повернулся в замке.

— Никаких проблем, — довольно проговорил Крейн.

— Значит, нам повезло. Если только считать удачей проникновение в дом, полный людей, готовых пристрелить нас при первой возможности.

Крейн запер замок и убрал ключ в карман.

— Думаете, это мудро, мистер Крейн? Нам ведь, может быть, придётся спасаться бегством.

— Не исключено, но мне вовсе не хочется, чтобы следом за нами в Дом проник этот волчище-переросток. Однако нам следует соблюдать все меры предосторожности. Впереди может быть охрана. На самом деле, удивительно, что тут нет часового.

Архитекторы двинулись по коридору. Первым шагал Макмертри. Алые отблески газовых светильников озаряли путь. Пройдя несколько сотен ярдов, друзья поравнялись с серой аркой, над которой в камне были выбиты слова: «ДА УСТРАШИТСЯ ВСЯК СМЕЛЬЧАК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ». Филлип Крейн приоткрыл дверь, а Макмертри просунул в щель дуло пистолета, выждал несколько секунд, затем осмелился заглянуть за дверь. Крейн стоял у него за спиной и ничего не видел. Через некоторое время Макмертри обернулся и сказал:

— Там пусто, мистер Крейн. Войдём?

За дверью располагалась комната, находящаяся, судя по всему, внутри дома — просторная, тускло освещённая. По углам стояли высокие статуи — бесформенные абстракции с человеческими головами.

— У меня разыгралось воображение, — прошептал Макмертри, — или весь этот зал перекошён?

— Похоже, вы правы. Это не обман зрения. Взгляните на эти колонны на фоне стены. Стена наклонена вправо.

— Мало того, — заметил Макмертри. — А сами колонны! Они в тосканском стиле с иствингской лепниной. И колонны тоже немного наклонены вправо, как будто подёрнуты жарким маревом. А эти кариатиды… Они имеют правильную геометрическую форму, но производят сильное впечатление. Вот только… все же они уродливы! И ни одного окна!

— Зачем нужны окна в стране, где совсем нет света, мистер Макмертри?

— Верно. И все же взгляните, тут все сделано по шаблону и собрано, как из деталей конструктора. Весь этот зал производит впечатление набросков, неумелых детских рисунков. Именно так рисуют дети, не владеющие искусством перспективы. Кем бы они ни были, эти анархисты, они явно не архитекторы. И как они вообще все это построили? А там что такое? Вон там, что это такое на стене? Свет такой тусклый, трудно рассмотреть. Уж не тернии ли?

Крейн пересёк зал. Его шаги в тишине звучали пугающе гулко. Подойдя к стене, он внимательно осмотрел её и осторожно потрогал колючие стебли.

— Они самые, и к тому же живые.

— Они здесь повсюду, — проговорил Макмертри. — Никогда не видел более отвратительного зрелища! Это все следовало бы спалить!

— Да вся эта гадость, мистер Макмертри, быть может, и исчезнет сама собой, если только нам удастся разыскать Краеугольный Камень.

— И что же мы станем делать, если отыщем его?

— Вот отыщем, тогда и будем думать.

— Пожалуй. Но Камень может находиться где угодно, а Дом не маленький. Поиски могут занять несколько недель.

— В таком случае нам следует приступить к ним немедленно, мистер Макмертри. Немедленно.

ГЛУБИННЫЙ ПЕРЕХОД

В душе мистера Хоупа проснулся опытный юрист-следователь. Он смотрел на стоявшего перед ним худощавого гонца так пристально, словно был способен взглядом очистить того слой за слоем, как луковицу, добраться до самой сердцевины, и тогда понять, не лживо ли послание, лежащее на дубовом столе рядом со смятым конвертом. Разговор происходил в кабинете Хоупа, в бильярдной. До полудня было ещё далеко, но в бильярдной царил полумрак — небо затянули тяжёлые тучи, а окна чуть не до середины завалило снегом. Как жарко ни пылали в камине дрова, снег падал непрерывно, и Хоупу все время было холодно, а сейчас его и вообще знобило, словно мороз пробирал до костей.

— Повторите, как к вам попало это письмо, — сказал он, стараясь придать голосу сдержанность и спокойствие.

— Его доставил в Верхний Гейбл курьер из Муммут Кетровиана. Больше мне ничего не известно.

— А вы из Верхнего Гейбла?

— Нет, сэр. Я третий из гонцов. Я получил письмо в Гаханджине. Велено было доставить как можно скорее.

Хоуп видел, что гонец очень устал. Пряди чёрных волос на лбу склеились от испарины, одежда намокла, пропитавшись потом. В бильярдную гонец вошёл, тяжело дыша. Хоуп с пристрастием допрашивал его уже двадцать минут, но ничего подозрительного не обнаружил.

— Вы сослужили важную службу для Хозяина Эвенмера, — проговорил наконец дворецкий. — Ступайте на кухню, повар накормит вас. Вам придётся задержаться во Внутренних Покоях до тех пор, пока я не позволю вам уйти, ради блага Дома. Надеюсь, это понятно?

— Да, сэр.

Когда гонец удалился, Хоуп самым внимательным образом несколько раз перечитал письмо и лишь потом поднялся и вышел из-за письменного стола. Сжав листок с посланием в руке, он прошёл мимо выхода в сад, повернул налево, в боковой коридор, миновал главную лестницу, столовую и буфетную и подошёл к двери, ведущей в гостиную. Дверь была открыта, и зрелище, представшее перед глазами Хоупа, заставило его забыть о важности того, зачем он сюда пришёл. В гостиной находились Енох, Сара и Чант. Темно-синее поле ковра было уставлено мягкими креслами, кушетками, оттоманками и столиками. Старый иудей восседал на диванчике с цветастой обивкой, а Чант, стоя возле окна, занавешенного шторой из золотистого дамасского шелка, читал стихотворение Йитса. Не успел он прочесть и двух строф, как Сара резво вскочила с невысокой кушетки и, весело улыбаясь, принялась читать в унисон с Фонарщиком:

Пора, пора в дорогу мне, в мой Иннисфри весёлый,

Стоит там хижина в саду, обмазанная глиной,

На грядках там цветут бобы, над ними вьются пчелы.

Там стану жить я в тишине и слушать гул пчелиный.

Она медленно пошла по кругу возле Чанта, тот поворачивался, не спуская с неё глаз, и они продолжали в унисон нараспев произносить строчки:

И в душу утренней росой, сверчка немолчным пеньем

По капле, тихо снизойдут отрада и покой,

Звездой полночной озарят, согреют знойным полднем.

Овеют крыльями стрижей вечернею порой.

Их голоса слились воедино — тенор и сопрано, и мягким эхом зазвучали, оглашая гостиную:

Пора, пора туда, ведь днём и ночью слышу,

Как плещет, ласково смеясь, озёрная волна,

Покуда жив я на земле, где б ни был я на свете,

В глубинах сердца моего мне песнь её слышна.

Сара и Чант, не сбившись, в лад произнесли последнее слово. Сара захлопала в ладоши, Чант смущённо улыбнулся, а Енох от души зааплодировал.

— Восхитительно! — воскликнул Хоуп. — А я, к стыду своему, алфавит от начала до конца, не сбившись, произнести не могу.

— Но уж кодексы законов цитируете без запинки, — усмехнулась Сара. — Даже точек и заголовков не пропускаете. Идите к нам. Зима, похоже, затянулась, а поэзия позволяет мне хоть ненадолго забыть о тревогах.

— Боюсь, это письмо только прибавит тревог, — сказал Хоуп и помахал листком бумаги. — Подписано якобы Хозяином, но пожелания, которые здесь излагаются, меня смущают.

— От Картера! — воскликнула Сара, широко открыв глаза. — Читайте же скорее!

— Хорошо. Письмо адресовано мне, и написано в нем следующее:

Мне грозит беда. Какая именно — не могу объяснить из боязни того, что это письмо будет перехвачено, и тогда всему конец. Но я требую, чтo6ы кo мне немедленно прибыли Сapa, Енох и Чант. Я обнаружил путь, называемый Глубинным Переходом, им они и должны воспользоваться. Если у вас возникнут кaкиe-либo сомнения относительно подлинности письма, напомните Саре о нашем ночном разговоре у камина — мы гoвopили о том, что у нас с ней нет детей. Помните: я не стал 6ы никого из вас подвepгaть опасности без крайней необходимости.

— Далее подробно указано, как найти вышеупомянутый переход, — сказал Хоуп, — а в конце стоит вроде бы подлинная подпись Картера.

Он подал письмо Саре, та жадно пробежала его глазами и воскликнула:

— Это его подпись! У меня нет в этом никаких сомнений. Мы должны идти.

— Но погодите, миледи, — возразил Хоуп. — Подпись могла быть подделана. Анархисты это наверняка умеют.

— Но он пишет о нашем разговоре у камина. Это можно считать паролем. Кто ещё мог об этом написать, как не Картер?

— Вот на этот вопрос мы и должны ответить, — сказал Хоуп. — Кто-нибудь ещё мог знать об этом разговоре?

— Никто. Мы были одни.

— А он не мог кому-нибудь пересказать ваш разговор?

— Уж во всяком случае, постороннему человеку он бы ничего пересказывать не стал, — покачала головой Сара. — О таком не говорят походя. Может быть, он мог бы об этом рассказать Даскину, но больше никому. И даже если бы такое произошло, вряд ли рядом мог находиться кто-то из врагов, кто бы подслушал.

— А не могли анархисты прознать про это каким-то ещё способом? — спросил Хоуп.

— Не стоит говорить обиняками, — отозвалась Сара. — Нет, Картер не признался бы в этом даже под пытками. Он бы скорее солгал.

Хоуп ненадолго задумался.

— Но если Картер знал об этом переходе, почему же он сам не воспользовался им на пути во Внешнюю Тьму?

— Но он не знал о нем, — объяснил Енох. — Карты Хозяина требуют внимательного изучения. Не мог же он просто сказать: «Я желаю пройти к Внешней Тьме кратчайшим путём», чтобы в результате перед его мысленным взором появился Глубинный Переход. Он бы ни за что не смог узнать о нем, разве что наткнулся на него во время раздумий над картами. Мне кажется, письмо можно считать подлинным.

— Вы так думаете? — недоверчиво переспросил Хоуп. — В то время как из него следует, что самые важные люди в Доме должны рискнуть своей жизнью?

— «Час испытаний пробил для меня, — задумчиво проговорил Чант. — Кто б ни был ты — созданье тьмы иль смертный, рука моя тебя сразит».

— Вот именно, — сказала Сара. — Енох и Чант действительно очень важны для Эвенмера, но никак не я.

— Вы недооцениваете свою роль, — возразил Чант.

— Быть может, вы понадобились как заложница? — предположил Хоуп.

— Если бы речь шла только обо мне одной — возможно, — согласилась Сара. — Но не все же трое.

— Но может быть, Чант и Енох упомянуты только для того, чтобы завуалировать истинную цель?

— В таком случае это жалкая уловка, — ответила Сара. — Если бы врагам понадобилась только я, было бы написано, что со мной следует отправить десяток воинов — во избежание подозрений.

Хоуп в сердцах негромко стукнул по столу.

— Вам бы следовало изучать законы, сударыня! Поверьте, мне все это не нравится!

— Законы Вселенной не меняются так же легко, как статьи кодексов, — возразила Сара. — Нравится нам это или нет, нельзя отворачиваться от очевидных фактов: Картер просит нас прийти к нему по выручку. И в это можно поверить. О, я понимаю, мною больше движет сердце, чем разум. Если он в беде, я готова опрометью броситься к нему на помощь, забыв о любых фактах! Но здесь присутствует и логика — перед нами его подпись, а также упоминание о разговоре, содержание которого известно только ему одному. Однако, отбросив в сторону чувства, зададим себе вопрос: зачем мы ему понадобились?

В комнате воцарилось молчание.

— Можем мы ответить на этот вопрос? — задумчиво проговорил Енох. — Нет. Кто знает, с какими злобными чарами столкнулся лорд Андерсон, если отвести их от него способны только мы.

В этот вечер Енох и Чант привели в кабинет Хоупа двоих мужчин. Хоуп испытующе посмотрел на них. Первый был высок, темноволос, с седой бородой и густыми чёрными бровями. Второй — невысокого роста, полноватый, лысый, в очках. Несмотря на почтённый возраст, оба производили впечатление людей крепких.