ЖЕНЩИНА В ЧЁРНОМ

Грегори прождал три часа в комнате, принадлежащей Человеку в Чёрном, — тесной полутёмной каморке, где стояли только два деревянных стула. Судя по всему, понятие комфорта Верховному Анархисту было чуждо, но Грегори мучило не отсутствие роскоши: за дверью комнаты его стерегли двое Превращённых, и он уже не мог понять, кто он — гость или пленник. Он думал о том, не суждено ли и ему в самом ближайшем времени жуткое превращение. Впервые Грегори лицом к лицу столкнулся со страшной реальностью того, как действовали на практике те догматы, которые он исповедовал. Одно дело — разглагольствовать о превращении людей в богов, а совсем другое — перспектива напрочь лишиться собственной свободы воли. Это наполняло Грегори невыразимым страхом.

Да, он всегда был готов к мысли о самопожертвовании, но… Если все анархисты подвергнутся превращению, кто же будет управлять процессом? Одному человеку, даже такому великому, как Человек в Чёрном, это не под силу. Тирания была одним из тех пережитков Высокого Дома, который следовало уничтожить. А здесь происходили события, вершившиеся без одобрения и санкций Совета Анархистов.

К тому времени как в комнату явился Верховный Анархист. Грегори шагал из угла в угол. Он приготовился к тому, чтобы потребовать у Человека в Чёрном объяснений.

— Хорошо ли ты провёл время? — осведомился Человек в Чёрном.

— Я предавался раздумьям, — буркнул Грегори. — Тут у тебя не особо развлечёшься.

— В этой комнате я наслаждаюсь природой и красотой Порядка. Это самая совершённая форма досуга, она приносит мне неизбывное наслаждение. Симметрия углов, ровные линии стульев. Они приносят такое умиротворение после хаоса, царящего в доме.

— Почему ты подверг превращению наших собратьев? Что ты задумал? Я требую ответа. Я занимаю не последнее место в Совете и…

— Сейчас не время задавать вопросы.

— Придётся отвечать! — рявкнул Грегори и заехал кулаком по стене. — Неужели мы продали наши души ради амбиций деспота?

— Нет, — еле слышно, но властно отозвался Человек в Чёрном. — Уверяю тебя, когда наш труд будет завершён, мы обретём Порядок, с Порядком придут мир и спокойствие. Мы работаем с очень сложным оборудованием, мы должны поддерживать равновесие. Анархисты были подвергнуты превращению именно в целях поддержания равновесия. Для того чтобы убедить тебя в этом, мне бы потребовалось двое суток засыпать тебя математическими выкладками. Да и потом, разве ты понял бы все до конца? Или ты просто боишься, что тебе тоже грозит превращение? Пока это не нужно.

Гнев Грегори немного унялся. Уже почти десять лет он безраздельно верил этому человеку. Он знал: Человек в Чёрном — истинный Гений, ему можно доверять. Грегори вздохнул, протёр глаза.

— Каковы наши ближайшие планы?

— Я получил важное известие, из которого следует, что нам нужно принять самые срочные меры. Наши надежды на то, чтобы уговорить Даскина перейти на нашу сторону, не оправдались.

— Не стоит слишком поспешно сбрасывать его со счётов. Человек в Чёрном предостерегающе поднял руку.

— События развиваются быстрее, чем мы предполагали. Картер Андерсон проник в Дом, и его следует найти. Следует захватить и Даскина, пока он не встретился с девчонкой. Мне не нужны независимые переменные. Я их терпеть не могу. Я отправил солдат в комнату Лизбет и вызвал сорок тысяч Превращённых с Ониксовой Равнины. Дом велик, но этого числа воинов должно хватить для того, чтобы самым тщательным образом прочесать все помещения.

— А мне что делать?

— Возьми несколько человек и найди Даскина. Попробуй договориться с ним, если сумеешь, но как только мы захватим Картера Андерсона, Даскин нам уже не будет нужен. Затем мы и Даскина подвергнем превращению, и больше он не станет нам мешать. Наступит Порядок.

Даскину снилось, будто его волокут по неровному полю, по колючей стерне, и его спину больно царапают торчащие из земли соломины. Небо было тёмным, он не видел, кто тащит его. Ему очень хотелось попросить, чтобы его бросили, но он не в силах был разжать губы. Миновало какое-то время, и руки, сжимавшие его запястья, разжались. Он лежал на невысоком холме посреди скошенной жухлой травы. Над его головой кружились ястребы, издававшие странный металлический клёкот.

Долго-долго он лежал в темноте, но когда очнулся, увидел огонёк свечи, окружённый золотистым ореолом. Сначала Даскин решил, что лежит, как ему и снилось, в сухой траве. Травинки упали на его лицо, на глаза. От них исходил странный, томительный, звериный аромат. Даскин пошевелился, странные травинки отодвинулись, и он увидел рядом с собой девушку со спутанными волосами. Лицо у неё было тонкое, осунувшееся и печальное, с высокими скулами и вздёрнутым носом, а глаза — нежно-голубые, казавшиеся непропорционально огромными. Более печального и пугающего лица Даскин не видел никогда в жизни.

— Лизбет? — хрипло проговорил он.

— Я не хотела, — жалобно отозвалась девушка. — Я не знала, что это ты.

— Все… хорошо, — попробовал улыбнуться Даскин и потрогал шишку на лбу. — А ты вовсе не маленькая девочка. Почему-то я думал, что ты — маленькая девочка. — Он устало рассмеялся. — Вот дурак! А ты такая красавица…

С этими словами он снова впал в забытьё, и ему казалось, что он слышит тихий голос, напевающий детскую песенку.

Очнувшись вновь, Даскин не увидел рядом с собой Лизбет. Где-то вдалеке еле-еле горела красноватая лампа. Даскин повернул голову и обнаружил, что лежит в зарослях терний. Он не сразу вспомнил обо всем, что с ним произошло: о побеге от анархистов, о том, как он гнался за девушкой по полутёмным коридорам и комнатам, о том, как на него упала тяжеленная статуя. Потом ему припомнилось ангельское лицо склонившейся над ним Лизбет.

У Даскина нестерпимо болели лоб, висок и подбородок, ныли плечо и левая лодыжка. Он ощупал ноги и удивился тому, что кости целы. Правда, поворачивать руку в запястье было больно. Он неуклюже сел и разглядел неподалёку фонтан, в центре которого возвышалось трехъярусное лепное украшение в виде человеческих голов. Открытые рты заросли мхом. Казалось, каменные головы жевали его и поперхнулись. Вода, переполнявшая чашу фонтана, вытекала по каменному жёлобу, вилявшему среди терний, разросшихся до самого верха замыкавших сад серых гранитных стен. Казалось, этот жуткий колючий лес непроходим, за исключснием клочка земли, на котором сидел Даскин. Над головой его в проёме между стеблями чернело беззвёздное небо.

Услышав неподалёку шорох, Даскин потянулся за пистолетом, но вспомнил, что его отобрали анархисты. Тогда он повернулся на шорох и увидел Лизбет. Она пробиралась через колючие заросли по только ей ведомой тропе. Высокая, болезненно худая, она молча опустилась рядом с Даскином на колени и застенчиво протянула ему тарелку с сухарями и куском серого мяса и кувшин с водой.

— Спасибо, — сказал Даскин. — Где я нахожусь?

— Это мой сад, здесь я ращу мои тернии.

— А как я сюда попал?

Лизбет смущённо кашлянула и посмотрела ему в глаза.

— Я боялась, что нас увидят анархисты, вот и притащила тебя сюда.

Даскин огляделся по сторонам.

— Но как же ты протащила меня через эти колючки?

— «Как бы то ни было, Нелли, — рассеянно проговорила Лизбет, — после долгих скитаний я вошла в дом, и часы пробили двенадцать. Если бы я шла привычной дорогой, вышло бы, что каждую милю я преодолевала за час».

— Кто это — Нелли?

— Она из книги, — опустив глаза, пробормотала Лизбет. — Ты знаешь. Из книги.

— Из «Грозового перевала»? Она кивнула.

— А ведь это было опасно — тащить раненого. Ты могла ещё сильнее поранить меня.

Лизбет в отчаянии понурилась, все тело её содрогнулось от рыданий, но при этом она не издала ни звука и ни слезинки не проронила.

— Что с тобой? — участливо спросил Даскин. Она не отвечала.

Поняв свою ошибку, Даскин мысленно выругал себя. Он прикоснулся к плечу Лизбет, но та вздрогнула, как будто её ударили.

— Прости, — сказал Даскин. — Я ляпнул, не подумав. Я благодарен тебе за заботу. Ну не надо. Разве мы не можем стать друзьями?

Но Лизбет словно не слышала его. Даскин, потрясённый тем, как она горько беззвучно плачет, в отчаянии вскричал:. — О, Лизбет, что же они сделали с тобой?

Мало-помалу рыдания Лизбет утихли, она устремила на Даскина изумлённый взгляд.

— «Я не в бреду, ты ошибаешься. Я понимаю: сейчас ночь, и на столе горят две свечи, и от их света чёрное пресс-папье ярко блестит».

Даскин не понял, к чему она это сказала.

— Мы нашли твои записки в бутылках, — сказал он. — Чуть меньше месяца назад. Мы пришли сюда, чтобы разыскать тебя. Конечно, Картер искал тебя и раньше, он все время тебя искал, но он не знал, где ты.

Лизбет зашипела, как змея:

— Он здесь! Я его видела! Я ему не дамся! Не дамся!

— Кому? Ты про Картера? Но ведь он твой друг! Лизбет подтянула колени к груди.

— Нет! Он и тебя обманывал. Это он привёл меня сюда. Он с ними заодно!

— Ты сказала, что видела его. Где?

— Внизу, в подземелье. Но он, наверное, выбрался оттуда. Сейчас он может быть где угодно в доме. О, не говори мне о нем! Я боюсь его больше всех на свете!

Даскин обескураженно молчал, не понимая, как разговаривать с теперешней Лизбет. Через некоторое время она заговорила снова.

— Все происходит не так, как должно было происходить. Не так все должно было случиться.

— А как должно было случиться? Лизбет снова смущённо потупилась.

— По-другому. Должно было случиться по-другому. Даскин вдруг ощутил страшную слабость. У него даже слегка закружилась и разболелась голова.

— Пожалуй, я снова прилягу. Спасибо тебе за еду. Лизбет молча кивнула и вдруг покраснела.

— Я тебе пела раньше. Пока ты спал.

— Да, мне кажется, я слышал. У тебя красивый голос.

Слова Даскина произвели на Лизбет сильное впечатление. Она просто расцвела в улыбке. Так улыбнулся бы в ответ на похвалу ребёнок. Даскин понял, что во многом Лизбет осталась двенадцатилетней девочкой. Она принялась негромко напевать, и он сам не заметил, как задремал.

Когда он проснулся, Лизбет сидела рядом с ним. Когда он спал, ему снилось или казалось, что её руки гладят его лицо. Но когда он снова принялся за еду, Лизбет стеснительно отодвинулась.

— Мне уже лучше, — признался Даскин, попив воды из глиняного кувшина. — А раньше голова кружилась. Спасибо тебе.

Лизбет ничего не ответила. Она только молча смотрела на него. Теперь Даскин разглядел её оборванную, ветхую одежду и нечёсаные волосы. Между тем взгляд девушки выдавал недюжинный ум.

— Расскажи мне, Лизбет, как ты сюда попала.

Лизбет опустила глаза, сгорбилась и болезненно скривилась.

— Это сделал Картер. Это он.

— Но это невозможно!

— Это он. Клянусь тебе!

— И как же это произошло?

— «Хватит! Хватит убегать! Куда ты пойдёшь? Я пришёл, чтобы отвести тебя домой!» Он хочет узнать, как это произошло, — пробормотала она, разговаривая как бы сама с собой, а затем проговорила громче: — Как это произошло? Он увёл меня во время праздника. Он отвёл меня к анархистам, а они привели сюда, к Человеку в Чёрном, и тот забрал моё сердце.

— Картер не мог увести тебя. Он все время был дома. Как только ты исчезла, сразу же начались поиски. Меня там не было, но мне все рассказала Сара.

Лицо Лизбет стало непроницаемым, зрачки превратились в две крошечные чёрные точки.

— А я все так запомнила.

— Понятно, — кивнул Даскин. Он не решался упорствовать. — Но что ты имела в виду, сказав, что Человек в Чёрном забрал твоё сердце?

— Он задаёт бесчувственные вопросы, — проговорила Лизбет, хотя лицо её стало спокойнее. — «Глупый, несмышлёный мальчишка! Надо же! Он весь дрожит, как будто боится, что я к нему притронусь!» Человек в Чёрном может все. Он великий и ужасный. Его нельзя победить. Он всегда знает, что и когда случится. Он каждый день даёт мне еду, и я должна находиться здесь, потому что он так говорит. Он отобрал у меня сердце, чтобы я никогда не смогла никого любить. Никого на свете.

— И все же ты хочешь убежать из этого дома? Лизбет скорчилась, ещё крепче обняла колени и стала совсем маленькой.

— Как Изабелла, когда бежала от Хитклиффа. Но все не может так закончиться. Все должно быть, как в книге. Я хочу убежать, но не могу.

Голос её был полон тоски.

Даскин хотел взять её за руку, но она отстранилась.

— Ты боишься меня? — спросил он. — Я так долго шёл сюда, наш путь был так опасен, но мы пришли только для того, чтобы спасти тебя. Я твой друг. Ты говоришь, что сражаться с Человеком в Чёрном бесполезно, но я пришёл именно для того, чтобы сразиться с ним. Он не забрал твоё сердце. Это ложь. Неужели за все эти годы ты не знала прикосновения дружеской руки?

Робко, смущённо Лизбет придвинулась ближе к Даскину. Он сидел, протянув ей руку, как если бы приручал дикого зверька. Наконец их пальцы соединились. Потом Лизбет положила свою ладонь на его ладонь. Он сжал её тонкие пальцы, и она вздрогнула.

А потом она внезапно обвила руками его шею и отчаянно расплакалась.

— Никто, никто не прикасался ко мне. Никто-никто!

Она плакала навзрыд, слезы текли по её щекам, она все теснее прижималась к груди Даскина, а её длинные острые ногти царапали его спину через толстую ткань плаща. Даскин не отстранялся, он смиренно терпел этот взрыв отчаяния. Он был в смятении. Лизбет плакала и прижималась к нему, как несчастное, заброшенное, всеми забытое дитя, и от жалости к ней у Даскина сжималось горло, и вес же… Все же Лизбет стала взрослой женщиной. Не зная, как быть, Даскин принялся утешать её, как утешал бы ребёнка. Он обнимал её, нежно покачивал и шептал:

— Все хорошо. Я с тобой. Все хорошо. Я здесь.

— Не отпускай меня, — повторяла и повторяла она. — Прошу тебя, пожалуйста, не отпускай меня.

Но вот наконец её рыдания стихли. Она отстранилась, и взгляд её снова стал непроницаемым.

— Ты должен простить меня, — проговорила она. — Не знаю, что на меня нашло. Разве не странно, чтобы я, не плакавшая столько лет, вдруг так разревелась?

— Ничего странного.

Лизбет молчала, погрузившись в свои мысли, а Даскин принялся обдумывать, как быть дальше. Лизбет была важнейшей фигурой в планах анархистов, и её следовало во что бы то ни стало увести из дома. Однако долг Даскина состоял не только в том, чтобы спасти девушку, нужно было разыскать Краеугольный Камень. И ещё нужно было найти Картера.

Издалека послышался громкий топот и голос, выкрикивающий приказы. Даскин в испуге поднялся и сквозь сплетения стеблей и шипов увидел в проёме двери, ведущей в сад, несколько людских силуэтов. Лизбет схватила его за руку, заставила сесть. Глаза её были широко открыты.

— Быстрее! — прошептала она. — Сюда! Она заползла в глубь колючих зарослей и мгновенно скрылась из виду. Даскин не был так проворен, но вскоре нашёл Лизбет.

— Здесь моё убежище, — шепнула девушка. — Тут они нас никогда не найдут.

Даскин готов был ей поверить, поскольку вокруг видел только густые заросли терний. Он лежал и боялся шевельнуться, опасаясь, что поранится о шипы.

Несколько мгновений шагов анархистов не было слышно, но вот наконец со стороны забора донёсся знакомый голос:

— Эти заросли непроходимы. Он не мог здесь спрятаться. Пойдёмте отсюда.

Но даже после того, как шаги анархистов стихли, Даскин и Лизбет ещё долго лежали не шевелясь, бок о бок под колючими стеблями, словно двое детей, играющих в прятки. Даскин видел только сверкающие глаза Лизбет, отражавшие тусклый свет далёкого газового рожка.

— Это был Грегори, — наконец прошептал Даскин. — Мой двоюродный брат и до сегодняшнего дня — друг.

— Ты не уйдёшь к нему? — взволнованным шёпотом спросила Лизбет. — Ты не бросишь меня?

— Нет, не брошу, — ответил Даскин. — Не бойся. Мы убежим отсюда вместе.

Лизбет, похоже, ему не поверила.

— Просто не знаю, как я теперь вернусь одна в мою комнату. Теперь, когда я нашла тебя, мне нестерпима мысль об одиночестве. У меня так долго не было друзей.

Даскин улыбнулся. На сердце у него потеплело, и вдруг стало радостно и даже весело прятаться здесь, в колючих зарослях, несмотря на всю опасность того, что их могли найти. На какой-то миг Даскин забыл о долгом странствии, о своём побеге от анархистов, о том, что его ищут. Он ощутил неподдельное счастье, подобное тому, какое испытывал во время охоты на гнолингов. Его охватила радость приключения, в которое он угодил вместе со своей таинственной спутницей. Однако ожидание казалось Даскину бессмысленным.

— Лизбет, нам нельзя здесь оставаться, — прошептал он. — Нам нужно бежать из этого дома. Ты могла бы незаметно выйти из сада и вывести меня?

— Выбраться из терний можно сотней разных путей. Здесь, среди них, меня никто не поймает. Можно проникнуть в дом через входы, которые известны только мне одной. Но все двери, ведущие в дом, всегда заперты. Я много раз пробовала, — призналась она. — И до окон не доберёшься.

Даскин медлил. Он вдруг понял, что Лизбет не представляет, насколько велик дом. Несомненно, анархисты держали её в определённой части дома и не выпускали за её пределы. Даскин устремил взгляд на забор и прикинул, нельзя ли через него перебраться. Увы, это было невозможно: вредные тернии встали перед забором непроходимой стеной. Вдобавок сам забор наверху был утыкан битым стеклом. Оставалось пробираться через Обманный Дом.

— Мы должны найти выход, — сказал он. — Ты готова попробовать?

Лизбет замерла, словно застигнутая врасплох лань. Похоже, эта мысль ей была не по силам. Она обвела взглядом тернии.

— Я вырастила их, — негромко проговорила она и широко развела руки. — Человек в Чёрном велел мне не растить их, но я все равно растила.

— Верно. Они заполонили весь дом.

— Они и есть дом, — уверенно проговорила Лизбет и добавила, снова заговорив сама с собой: — Но насчёт моего сердца Даскин ошибается. Человек в Чёрном его точно забрал.

— Лизбет, почему ты говоришь обо мне так, словно меня здесь нет?

Лизбет нахмурилась.

— Правда? Я так давно ни с кем не разговаривала, вот и путаю внутренний голос с наружным.

— То есть мысли с речью?

— Да. Но у меня будет лучше получаться теперь, когда есть с кем разговаривать. Только если нам надо уйти, я должна забрать свои вещи.

— Какие вещи? Лизбет отвела взгляд.

— Я тебе покажу. Я не могу уйти без моих сокровищ.

Подумав и решив, что, вероятно, речь идёт о каких-то предметах, которые могут оказаться нелишними для успешного побега, Даскин согласился. Лизбет взяла его за руку и повела среди терний. Они пошли рядом по тропинке, о существовании которой Даскин сам бы ни за что не догадался. Казалось, стебли расходятся в сторону и дают Лизбет дорогу. Прокравшись в круглый проем, спрятанный за колючками, они проникли в коридор, расположенный в главной части здания, затем миновали ещё несколько коридоров и большой зал, но когда выглянули за угол, оказалось, что у двери комнаты Лизбет стоит на посту анархист.

Даскин и Лизбет попятились за угол.

— Этому что ещё понадобилось? — прошептала Лизбет.

— Не сомневаюсь, они хотят взять тебя в плен как наживку для поимки меня.

— Есть другой вход в мою комнату, про который они не знают, — задорно усмехнулась Лизбет. Казалось, все происходящее для неё — увлекательная игра.

— Это слишком опасно, Лизбет.

— Я не могу уйти без моих сокровищ, — упрямо повторила она. — Пойдём.

Она увела Даскина назад тем путём, которым они пришли, и вскоре подвела к двери, за которой располагалась маленькая пустая гардеробная. Лизбет зажгла свечку от газового рожка, и они с Даскином скользнули за дверь и закрыли её за собой. Лизбет присела на корточки, пошарила по стене над плинтусом. Послышался негромкий щелчок. Часть стены выехала вперёд.

Ступив в образовавшееся отверстие, Даскин и Лизбет пошли по потайному ходу и через некоторое время добрались до глазка в стене. Лизбет заглянула в глазок и прошептала:

— Смотри.

Даскин заглянул в глазок и увидел комнату, где на полу лежал тонкий матрас, в углу стояли туалетный столик без зеркала да потрескавшийся стул. Даскином овладел гнев. Как жестоки были похитители Лизбет, если она жила в такой нищете! Ещё страшнее было то, что один из этих людей — Грегори.

— Это моя комната, — прошептала Лизбет. — Анархисты сюда никогда не заходят, они появляются только за тем, чтобы отвести меня к Человеку в Чёрном. Как-то раз один из них явился, чтобы отобрать у меня мою ручную мышку, Рун. А матрас такой в доме один, других нет. Спать на нем очень удобно.

— Наверное, это ужасно — жить совсем одной.

— Сначала было страшно, пока я не стала давать названия комнатам. Теперь я знаю дом лучше кого бы то ни было. И я ничего не боюсь. Ничего на свете. Кроме моих страшных снов.

Иногда я от них просыпаюсь среди ночи. Но когда мне снится страшный сон, я молюсь, чтобы мне приснились балерины — они ведь такие красивые.

Даскин в изумлении смотрел на Лизбет. Тусклый огонёк свечи освещал её серьёзное, задумчивое лицо. Пусть её волосы были спутаны, пусть порой она вела себя дико и непредсказуемо, но в ней таилось непреодолимое очарование.

Лизбет ещё раз заглянула в глазок, затем на ощупь нашла рычаг потайного механизма и открыла панель, ведущую в её комнату. В подсвечнике горел единственный газовый рожок.

Даскин отчаянно жалел о том, что анархисты отняли у него пистолет. Он обвёл взглядом комнату в поисках хоть какого-нибудь оружия, но, увы, ничего подходящего не обнаружил. К счастью, дверь была закрыта. Если им удастся не издать ни звука, можно будет забрать вещи Лизбет и уйти.

— Иди сюда, — прошептала Лизбет. — Я покажу тебе мои сокровища.

— Пожалуйста, скорее.

Лизбет, держа в руке свечу, медленно, бесшумно подошла к обшарпанному туалетному столику. Встав перед ним, она очертила свечой ритуальный прямоугольник и шёпотом произнесла:

— «Я взял лопату, разрыл могилу Линтон, сбросил землю с крышки её гроба. Затем я открыл его». — Обернувшись к Даскину, Лизбет сказала: — Ты должен дать мне слово, что никому не расскажешь.

Не дожидаясь его ответа, она бесшумно выдвинула верхний ящик.

— А что это ты такое сейчас делала со свечой? — спросил Даскин.

— Так я оберегаю мои сокровища. Для этого нужен ритуал. — шёпотом объяснила Лизбет.

Лизбет принялась вынимать из ящика свои драгоценности: фотографию Сары, томик «Грозового перевала» в потрёпанном кожаном переплёте, грязный шёлковый носовой платочек, несколько пуговок, каждой из которых она дала имя, ленточку для волос, пару детских туфелек, три самодельные тряпичные куклы. Забрав все это, Лизбет поманила Даскина к потайному выходу.

Скрывшись за вставшей на место панелью, Даскин и Лизбет ушли потайным ходом к другим, никому не ведомым комнатам, и наконец, отойдя на приличное расстояние от комнаты Лизбет, остановились.

— За этими стенами нас никто не услышит, — успокоила Даскина девушка. — Здесь мы в безопасности. Теперь можно показать тебе мои сокровища. Вот это — мои куклы. Эту зовут Кэтрин, — сказала она, показав Даскину куклу, изготовленную из розовых лоскутков. — А это — Эдгар. А вот это — Хэйртон, он похож на тебя. Когда я только попала в этот дом, я все время играла с ними.

Лица кукол были нарисованы чернилами.

— А почему Хэйртон похож на меня?

— Они с Кэти много лет были разлучены, но потом встретились вновь и жили долго и счастливо. Жаль, у меня нет сумки, куда можно сложить мои сокровища. Кое-что поместится в карманы. А можно положить кукол и туфельки в твой мешок?

— Конечно, — кивнул Даскин и улыбнулся, чтобы скрыть смущение и обиду. Ведь они рисковали жизнью ради того, чтобы забрать эти никчёмные вещицы. Но когда Лизбет подала ему маленькие детские туфельки, раздражение Даскина сменилось жалостью.

Пока он развязывал мешок, Лизбет рассовывала по карманам пуговки, ленточку и платочек. Прежде чем убрать в карман фотографию Сары, она подержала её перед собой.

— А знаешь, — прошептала она, — ведь она здесь, в доме.

— О чем ты? — непонимающе нахмурился Даскин. — Этого не может быть. Сара в Эвенмере, и никакая опасность ей не грозит.

— Я видела её, — покачала головой Лизбет. — И Енох, и Фонарщик тоже здесь. Их всех… изменили, превратили в механические игрушки. Человек в Чёрном сказал мне, что заманил их сюда.

— Он обманывает тебя! — воскликнул Даскин. — Это невероятно!

— И все же это правда, — упрямо проговорила Лизбет. — Я говорила с Сарой.

Даскин молчал и думал о мутантах на равнине. Он не понимал, что может значить то, о чем сказала Лизбет, не знал, верить ей или нет. У него вдруг перехватило дыхание.

— Если это правда, мы должны спасти их. Лизбет согласно кивнула.

— Исчезла её улыбка, а я так любила её улыбку.

— Она — чудесная женщина, — сказал Даскин и, не подумав, добавил: — Их брак с Картером на пользу им обоим.

Лизбет напряглась, словно готовый к побегу зверёк. Казалось, слова Даскина для неё нестерпимы. Она вдруг затряслась, как в лихорадке, зубы её громко застучали.

— Ты заболела? — в страхе спросил Картер и сжал её плечи.

Она вырвалась, рухнула на колени, упёрлась лбом в стену и долго молчала. Даскин уже решил, что она потеряла сознание, но тут Лизбет глуховатым голосом спросила:

— Давно?

— Давно? — непонимающе переспросил Даскин, но тут понял, о чем спрашивает Лизбет. — Тебя похитили шесть лет назад, в октябре.

Лизбет резко поднялась.

— Так давно? — Она огляделась по сторонам. — Тут всегда темно. Я потеряла счёт времени. — Помедлив, она пристально посмотрела на Даскина. — Я стала выше ростом.

Он рассмеялся.

— Намного выше. Когда мы с тобой познакомились, ты была маленькой девочкой, а теперь ты взрослая женщина.

— Как глупо. А я думала, что это я забыла, какого ты роста. Ведь ты носил меня на руках. Теперь у тебя это вряд ли получится. Я почти с тебя ростом.

Даскин улыбнулся. Лизбет была такой хрупкой, такой тоненькой.

— Не сомневайся, получится. Ты не тяжелее пёрышка.

— Сможешь, правда? — спросила Лизбет, глаза её радостно сверкнули. — И покружить сможешь, как тогда?

— Ну… наверное. Но у нас мало времени.

— Ты не хочешь?

Лизбет помрачнела и отвернулась. Даскин не мог допустить и мысли о том, чтобы она опять разрыдалась.

— Нет-нет, что ты! Конечно, хочу. Но только недолго, ладно?

Лизбет повернулась, улыбнулась и застенчиво шагнула к Даскину. Он легко поднял её. Она весила не более девяноста фунтов. Даскин медленно, бережно закружил её, и Лизбет вдруг начала смеяться — невинно, совсем по-детски, и лицо у неё стало совсем детское. Наверняка эти стены никогда не слышали такого счастливого смеха. Оставалось только надеяться на то, что его не услышат и анархисты.

Лизбет подняла руки, потрогала волосы Даскина, прижала к прядям своих спутанных волос и опустила голову на его плечо, посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Я люблю тебя, Даскин.

От неожиданности Даскин остановился и поставил Лизбет на пол.

— Нам нужно идти. Анархисты ищут нас.

— Я сказала что-то не то?

— Нет-нет, вовсе нет. Просто нам… грозит опасность. Тебе она грозит, потому что ты со мной. Нам нужно торопиться.

Вид у Лизбет был озадаченный. Но вот её лицо снова превратилось в непроницаемую маску, лишённую каких-либо эмоций.

— А Сара на самом деле замужем за Картером?

— Да, они очень счастливы.

— И он хорошо с ней обращается?

— Очень хорошо.

— Не понимаю…

— Лизбет, Картер не имеет никакого отношения к твоему похищению. Ты должна верить мне. И я непременно должен найти его. Может быть, он умирает. Он может все ещё находиться там, где ты его видела в последний раз?

— Сомневаюсь, чтобы он оттуда выбрался. Бывало, заглянув через решётку в подвал, я видела, как он спит. А потом он вставал и уходил в темноту — наверное, искал выход, но оттуда один-единственный выход.

— Ты отведёшь меня туда?

— Отведу? — негромко спросила Лизбет у себя самой. Мысль эта се явно напугала, но все же она ответила: — Отведу. Это недалеко.

Они вышли из потайного хода в другом месте и попали в полутёмный коридор.

— Это коридор Джейбса, — пояснила Лизбет. — А за поворотом — переход Нэшера.

— Необычные названия. Ты стала лучше запоминать дорогу, дав названия коридорам и комнатам?

— Нет, но они стали мне больше нравиться. Вскоре они добрались до Зала Хозяина. Теперь Даскин ни за что бы самостоятельно не нашёл дорогу к саду — слишком часто они сворачивали по пути. Зал, где алые светильники отбрасывали зловещие тени, произвёл на Даскина угнетающее впечатление. Его внимание привлекла одна из скульптур — абстрактное изваяние учёного, скроенное из геометрических фигур. Только голова была выполнена реалистично. Даскин подошёл поближе — что-то знакомое было в этой статуе.