Лизбет поняла не все из того, о чем говорил Человек в Чёрном, но подошла поближе к женщине и прошептала:

— Сара? Это ты?

— Это… я, — ответило существо, кривя губы под немыслимыми углами.

— Тебе… больно?

— Мне… хорошо, — ответило существо. Голос смутно напоминал голос Сары, но к нему примешивался скрип несмазанных дверных петель.

Лизбет с трудом удерживалась от слез.

— Мне… хорошо, — повторило существо. — Я помню… летний день… когда ты, я и Картер… устроили пикник… под деревьями… как вы тогда… улыбались…

Как ни страдала Лизбет все эти годы, это оказалось выше её сил. Анархисты смогли изуродовать единственного человека, которого она любила больше всех на свете! Лизбет все-таки не заплакала, но, содрогаясь, упала к ногам Сары.

— Я ненавижу тебя! — хрипло крикнула она Человеку в Чёрном.

— Можешь ненавидеть, но теперь ты должна поверить в то, что никогда не вернёшься к прежней жизни. Мы изменяем мир. И когда мы завершим наш труд, ничто не останется таким, каким было раньше. Только не думай, что в новом мире тебе станет лучше: тебя всегда и везде ждёт только отчаяние. И все же я предлагаю тебе сделку. Когда мы с тобой виделись в последний раз, я спросил тебя, не знаешь ли ты, куда подевался Краеугольный Камень. Ты подумала об этом?

— Я не знаю, где он, — ответила Лизбет, гадая, почему Человек в Чёрном все время спрашивает её об этом.

— Я хочу, чтобы ты как следует задумалась и постаралась определить, где он находится. Если ты сделаешь это и если мы найдём его, то я верну Саре её истинное обличье. Остальные останутся такими, какими ты их видишь сейчас.

Лизбет растерялась. Она была готова согласиться, но ей ничего не приходило в голову. Наконец она в отчаянии проговорила:

— Быть может, он на чердаке?

— Ты уверена?

— Нет. Это всего лишь догадка.

— Прекрасно. Теперь ты вернёшься к себе. Если у тебя появятся ещё какие-нибудь догадки, ты должна будешь немедленно сообщить нам. — Человек в Чёрном повернулся к своим приспешникам. — Обыщите чердаки, и пусть Фонарщик и Часовщик приступят к выполнению своих обязанностей.

Анархисты вывели Лизбет за двустворчатую дверь, ведущую во Внутренние Покои, и заперли замок. Лизбет опрометью бросилась в огороженный каменной стеной сад. Выращиваемые ею тернии, заполонившие дом, начали расти здесь. Их корни стали толстыми и переплелись, образовав лабиринт, ходить по которому умела только Лизбет. Девушка торопливо пробиралась между ними, пока не оказалась в самой середине сада. Здесь она, вся дрожа, остановилась. Ветви, толстые, как столбы, стремились ввысь, образуя нечто вроде колючей беседки, куполом накрывавшей стены, а потом устремлялись к дому.

Лизбет не плакала. Она дрожала и скулила, как раненый щенок, подвывала и стонала. С трудом отыскав клочок сырой земли под хищными колючими стеблями, она припала к земле.

— Ах, Сара, — бормотала Лизбет. — Это все из-за меня! Они украли тебя из-за меня! Как это жутко! Это так немыслимо жутко!

Стеная и проклиная себя, Лизбет сама не заметила, как уснула страшным, чёрным сном. Ей снились Сара, Чант и Енох, марширующие по залам в ногу, — три угловатых чудища.

Картер в отчаянии смотрел на то, как Пёс-Хаос треплет его дорожный мешок и пожирает припасы. Сейчас ему вряд ли стоило переживать о своих вещах, и все же почему-то ему было безумно жаль и старых одеял, и потрёпанного мешка. Но на самом деле страшнее всего утрата фонаря. Он многое бы отдал за то, чтобы вернуть фонарь, но теперь тот валялся, разбитый, на ониксовых плитах у стены.

Картер в тоске отвернулся и стал шарить по карманам. В конце концов он обнаружил коробок, а в нем — четыре спички.

Чиркнув спичкой, он увидел, что попал в крошечную каморку с голыми стенами и дощатым полом. Он быстро прошёл к двери и, открыв её, обнаружил узкую лестницу. Вдоль стены вился колючий стебель толщиной в два дюйма.

Спичка погасла, и Картер снова остался в темноте. Правда, теперь он мог спуститься вниз по лестнице. Он обнажил Меч-Молнию, но тот испускал еле заметное свечение. Казалось, сила волшебного клинка иссякла, стоило Картеру попасть внутрь Обманного Дома. Он убрал меч в ножны и стал спускаться вниз на ощупь, стараясь держаться подальше от острых шипов.

Попади он в такую кромешную тьму раньше, он бы не совладал со страхом. Теперь он уже не так боялся темноты, но все же страх перед ней естественен для каждого живого человека. Здесь же царил непроницаемый мрак, беспросветный. Лестница по спирали уходила вниз. Звук его шагов разносился глуховатым эхом. Картер держался одной рукой за перила, подслеповато моргал, изнурённый тем, что не, видит ровным счётом ничего на многие мили вокруг.

Острый шип уколол его плечо, и он очнулся. Видимо, тернии ухитрились перекинуться от правой стены к левой. Картер поднёс руку к лицу и отсосал кровь из ранки, пошарил другой рукой в поисках перил — и снова укололся. Теперь колючие стебли окружали его со всех сторон. На миг Картер ощутил полную беспомощность. Он уклонился влево, нагнулся и, нащупав перила ниже колючек, двинулся вперёд, но сумел одолеть всего шесть ступеней — тернии снова преградили ему путь. Пришлось вернуться и долго искать правые перила. Так Картер и продвигался, все сильнее злясь на противные шипы, то и дело коловшие и царапавшие его. Ему уже начало казаться, что эта лестница не кончится никогда. Он ругал себя за то, что не догадался с самого начала считать ступеньки.

Но вот перила оборвались. Картер присел на корточки на последней ступеньке и прислушался, но ничего не увидел, не почувствовал и не услышал, кроме самых обычных шорохов и потрескиваний большого дома. Он понимал, что нужно либо разыскать фонарь, либо вернуться вверх по жуткой лестнице и, выбравшись в окно, попробовать найти какой-то другой вход в дом.

Собрав все мужество, на какое он только был способен, и понимая, что на самом деле ему очень страшно, Картер встал и обнажил Меч-Молнию, решив, что нужно осмотреться, а потом уж отступать. Он шагнул вперёд и обнаружил слева голую, холодную на ощупь стену. Он пошёл вдоль неё, напряжённо прислушиваясь и размеряя каждый шаг, дабы не оступиться и не упасть. Картер считал шага и, сделав двенадцать, наткнулся на новую стену и получил очередной укол шипом. Шаря в воздухе рукой, он всюду натыкался на колючки. Тогда он повернул вправо и продолжил путь, ведя по стене кончиком лезвия меча. Ещё пять шагов — и Картер снова наткнулся на зловредные колючки. На этот раз они укололи ему колено. Скривившись от боли, Картер отскочил назад, сел на пол, сжал руками колено. Шипы порвали его штаны, по бедру текла кровь. На миг Картер утратил решимость продолжать путь.

Он сидел и собирался с силами. Возвращаться к лестнице он не желал из чистого упрямства. Не вставая, он принялся исследовать колючие стебли клинком меча, чтобы понять, насколько густо разрослись тернии. Стебли тянулись от стены и образовывали густые заросли на протяжении четырех футов. Словно слепец, ощупывающий дорогу палочкой, Картер встал, вытянул перед собой меч и попытался обойти заросли терний. Как только он попробовал свернуть к стене, колючки вдруг исчезли. Сначала Картер не поверил в удачу. Он ожидал, что в следующее мгновение снова наткнётся на шипы, но этого не произошло. Видимо, отсюда уводил проем, позволявший попасть в комнату или коридор. Картер отступил влево, ожидая, что обнаружит угол, но угла не нащупал, хотя уклонился от прежнего курса на десять-пятнадцать шагов.

В отчаянии Картер зажёг вторую спичку. Теперь у него оставались только две. Оказалось, что он действительно значительно удалился от лестницы и ухитрился пройти в одну из двух дверей. Он выбрал правую, успев, пока горела спичка, рассмотреть за ней коридор, сворачивавший на развилке направо и налево. Не желая пока тратить оставшиеся спички, Картер свернул по коридору направо, ожидая, что тот выведет его в ту комнату, где он в последний раз поранился о шипы терний. Однако, пройдя по коридору двадцать шагов, он понял, что выбрал неверный путь. Довольно быстро найдя выход, Картер проник в ту комнату, из которой попал в коридор, и на этот раз вышел из неё в левую дверь. Сделал он это, как выяснилось, совершенно напрасно: по правую руку шла глухая стена. Иначе и быть не могло: в противном случае отсюда он мог попасть только в тот коридор, из которого только что ушёл.

Картер стоял, ругая себя на чем свет стоит и гадая, что же ему теперь делать. Где же он неправильно повернул? Он сделал несколько робких шагов влево, хотя и понимал, что это совершенно нелогично: ведь только двигаясь вправо, он мог вернуться к комнате, из которой можно попасть к лестнице. Он ощупал правую стену в поисках двери, но не обнаружил ничего, кроме вездесущих колючек. Картер прошёл тридцать шагов. Выхода не было. Он решил вернуться в комнату с двумя дверями. Видимо, все-таки ему следовало выбрать правую. Придерживаясь за стену, Картер вернулся в комнату, нашёл правую дверь и тронулся по коридору вправо. С величайшим сожалением он достал новую спичку, чиркнул ею и увидел перед собой ровный, прямой проход, выложенный серыми камнями, покрытыми серой плесенью и поросшими треклятыми колючками. Картер поспешно устремился вперёд по проходу и спичку бросил только тогда, когда она, догорая, обожгла ему пальцы. Конца коридора он разглядеть не успел, потому не понял, какой он длины. Однако Картер уверился в том, что это именно тот путь, которым он попал в комнату с двумя дверями, а если так, то скоро проход должен был закончиться.

Пройдя тридцать два шага и сделав следующий, Картер не ощутил под ногой пола. Он отдёрнул ногу, замешкался, затоптался на месте, не удержал равновесия, замахал руками и… провалился в пропасть.

Пока он падал, время остановилось, и потом, ударившись о камни, Картер решил, что прошла целая вечность. Он больно ушибся, разбил в кровь плечи, локти, колени. Не в силах подняться, он лежал и стонал от боли, боясь пошевелиться. Прошло какое-то время, и Картер решился приподняться и ощупать себя. Он боялся, что обнаружит переломы, однако, на счастье, отделался только сильнейшими ушибами и лёгким растяжением левого запястья. Он решил, что угодил в не слишком глубокий колодец, но когда встал и попробовал дотянуться до края, понял, что дела его плохи.

С величайшей неохотой Картер чиркнул последней спичкой, но та только пшикнула и, не пожелав загораться, отлетела в сторону. Картер пополз по полу на четвереньках, нашёл спичку, снова чиркнул ею, но, увы, она так и не вспыхнула.

Картер выругался, отшвырнул спичку и в изнеможении опустился на каменный пол. От отчаяния он готов был расплакаться, как ребёнок, которого бросили в темноте. Правда, довольно скоро он сумел напомнить себе, что от таких мыслей толку мало. «Уж слишком легко мне все давалось в последние годы, — думал Картер. — Будучи Хозяином, я владел Словами Власти, и мне столь многое было доступно. Я мог призвать себе на помощь целые войска. Где же они теперь, мои войска?» Он заставил себя успокоиться и сосредоточиться. Через пару мгновений он увидел вдалеке тусклый огонёк. Картер поднялся на ноги и тронулся в ту сторону, держась у левой стены. Дойдя до угла, он обнаружил неровно горящий газовый рожок, прикреплённый к стене на уровне его глаз. Красноватое пламя, растрескавшиеся камни, шипы терний вокруг светильника — все это придавало коридору жутковатый вид. В потолке виднелось окошко, забранное железной решёткой. Только теперь Картер сумел хорошо рассмотреть тернии. Двухдюймовые шипы торчали во все стороны из белесых отвратительных стеблей, на ощупь мягких, как грибы. Наверняка в такой темноте не выжило бы никакое другое растение. Картер невольно поёжился.

Теперь он обрёл хоть какой-то свет, но проку от этого было мало. Он все ещё находился где-то внизу, вдалеке от верхних этажей. Однако газовый рожок можно было использовать как ориентир в поисках выхода. «Может быть, — думал Картер, — мне повезёт, и я сумею найти хоть что-нибудь, из чего можно будет смастерить факел». Он обречённо вздохнул. Больше ему ничего не оставалось. Нужно искать выход.

Обнаружив в кармане клочок бумаги и тупой карандаш, Картер пошёл по туннелю от газового рожка и принялся зарисовывать свой путь в лабиринте комнат и коридоров. Выглядело это насмешкой: он, некогда носивший в себе все карты Эвенмера, теперь вынужден рисовать каракули на обрывке бумаги! Картер продвигался вперёд с опаской, боясь, что в следующее мгновение наткнётся на анархиста, спящего в кровати, однако в комнатах не было ни мебели, ни людей — только зловредные тернии, ранившие путника при любом удобном случае. Картер долго бродил по подземелью, а потом вернулся к тусклому газовому рожку и развернул нарисованный им план.

Только теперь он ощутил муки голода. Взглянув на часы, он понял, что полдень давно миновал, а ведь он ничего не ел с самого утра. Не было у него и воды. Он сидел под тускло светившим г газовым рожком и рассматривал план, стараясь не думать о жажде и голоде. Стоило ему устремить взгляд во тьму, как его охватывал страх. Он ужасно боялся найти здесь кого-то или что-то и боялся, что кто-то или что-то найдёт здесь его — какой-нибудь жуткий, зубастый и злобный зверь.

— Игра воображения, — проговорил он вслух и испугался звука собственного голоса. — Детские фантазии.

Картеру хотелось уснуть и забыть о голоде и страхе темноты, но он заставил себя подняться на ноги. Нужно было обследовать часть коридора, уходящую вправо. Он решил пройти в ту сторону столько, сколько сможет, покуда хватит сил и пока он сумеет запомнить дорогу. Картер сделал глубокий вдох и, покинув тусклый крут света, тронулся в путь.

Через несколько часов он, спотыкаясь от усталости, вернулся обратно. Путь завёл его в тупик, к глухой стене. Он не нашёл лестницы, ведущей наверх, хотя в подземелье оказалось множество развилок. Каждая из этих дорог могла вывести Картера к свободе, соверши он правильный выбор. Он не раз был близок к тому, чтобы заблудиться. Здесь было так легко свернуть в какую-нибудь дверь и не вернуться потом в главный коридор, а сосредоточиться в темноте было немилосердно тяжело. В голове вертелись молитвы и обрывки песен.

Картер в изнеможении рухнул на каменный пол. Впервые он подумал о том, что, быть может, безнадёжно заплутал и, наверное, умрёт здесь в одиночестве. Он и прежде знавал неудачи. Мысль о том, что он не в силах разыскать Лизбет, не давала ему покоя несколько лет. Но ведь с того дня, когда Бриттл провозгласил его Хозяином, Картер верил, что его защищает десница Господня. В глубине его души всегда жило убеждение, что он — всего лишь слуга Высокого Дома. Наделённый столь большим долгом, он не мог порой противиться тщеславию, но… Судьба Хозяев до него порой не всегда складывалась благополучно, а ведь они тоже были избранниками Божьими. И в конце жизни каждого человека ждала смерть.

Картер мрачно усмехнулся. А как же Енох? Или Часовщику суждено жить до скончания времён?

«Умереть здесь — чудовищная несправедливость, — думал Картер. — Здесь, в темноте, после того, как я одолел Полицейского во время нашего с ним поединка в колодце. Теперь, когда всему сущему грозит существование Обманного Дома. „Несправедливо“… Не так ли бы вскрикнул испуганный ребёнок? Всю жизнь я что-то считал несправедливым — моё изгнание, смерть отца. В сравнении с чем это было несправедливо? Что ребёнок считает эталоном справедливости, когда кричит: „Это несправедливо!?“

— У меня бред, — пробормотал Картер. — Мне так хочется пить…

С этими словами он провалился в тревожный сон. Ему приснилось, что он бредёт по бесконечным чёрным коридорам.

Из-за того, что Лизбет не имела иных развлечений, кроме чтения одной и той же книги, выращивания терний и посещений новых помещений в доме, она пристрастилась к путешествиям. Ей никогда не попадались на глаза рабочие, которые пристраивали бы к дому новые флигели, никогда она не слышала визга пилы и стука молотков, но часто в своих странствиях обнаруживала новые двери, ведущие в новые комнаты, возникавшие как по волшебству. Лизбет заучивала дом наизусть и могла пройти по нему с завязанными глазами. Она гуляла где угодно, кроме тех комнат, вход в которые ей был воспрещён.

Лизбет вышла из своей унылой спальни и побрела вдоль узкого коридора с высоким потолком. Тьму нарушали алые глазницы газовых горелок, освещавших уродливые статуи угловатых чудищ с асимметрично расположенными глазами. Лизбет не боялась этих абстрактных монстров, она даже дала каждой из статуй имя.

Сквозь щели в полу виднелось подземелье. Там тоже горели красные лампы. Лизбет в своё время побывала и там, но у неё ушло целых два года на изучение лабиринта коридоров и комнат. Однажды она чуть было не заблудилась в подземелье и несколько часов бродила в темноте. Ей пришлось зажечь одну из драгоценных свечек, чтобы найти путь наверх. С тех пор Лизбет знала подземелье так же хорошо, как все остальные помещения в Доме.

Девушка миновала Зал Хозяина — просторную комнату с высоким потолком, прямоугольными нишами, обрамлёнными геометрической резьбой и массивными треугольными люстрами, которые никогда не горели. Из центра комнаты к верхним этажам взлетала лестница из чёрного дерева, похожая на громадную летучую мышь. У стены стоял единственный предмет мебели — тяжёлый стол из чёрного оникса с покосившейся крышкой. За столом могли бы усесться двадцать человек, но стульев около него стояло всего пять. Их спинки имели форму раковин гребешков, обращённых к столу выпуклой стороной, отчего они казались чёрными волнами, готовыми обрушиться на стол. Сюда Лизбет приходила завтракать, обедать и ужинать. Еду она забирала из кухонного лифта в углу.

Лизбет шла по комнате, и шлёпанье её босых ступнёй по мраморному полу отлетало от стен многократным негромким эхом, похожим на трепетание ангельских крыльев. Она шла и рассеянно произносила заученные наизусть строки:

— «Он считает меня зверушкой для забав. Не могла бы ты объяснить ему, что на самом деле все очень серьёзно? Нели, если будет слишком поздно и если я успею узнать, каковы его чувства ко мне, мне придётся сделать выбор: либо немедленно умереть — но этим я ему ничего не докажу, если только у него нет сердца, — либо, выздоровев, навсегда покинуть эту страну».

Она вышла в коридор, который, теперь уже и сама не помнила почему, называла Каменной Аллеей.

Поравнявшись с решёткой в полу, Лизбет вдруг отпрянула и прижалась спиной к стене. Она увидела в подземелье человека! Лизбет вытянула шею, осторожно заглянула вниз и разглядела мужчину, который сидел на полу у стены под газовым рожком. Лица его видно не было. Похоже, он спал. Сначала Лизбет решила, что это анархист, но одежда на незнакомце была не серая, как у всех анархистов.

Вот ведь какое невероятное чудо! Чужой человек проник в дом! Лизбет стояла, затаив дыхание. Кровь стучала у неё в висках. Неужели кто-то отважился преодолеть чёрную равнину? Кто же это — паломник, бродяга, изгой, а может быть, гонец? Лизбет набралась смелости и снова посмотрела на спящего. Волосы у него были не золотистыми, как у Даскина, и не седыми, как у отца. Они были чёрными, цвета воронова крыла. Плащ, пятнистый, как шкура леопарда… При виде этого плаща в памяти Лизбет всколыхнулись смутные воспоминания — счастливые и пугающие одновременно, но ничего конкретного.

Девушка крадучись обошла решётку, не сводя глаз с незнакомца и страстно мечтая увидеть его лицо. Наконец она, скрестив ноги, уселась на пол, решив наблюдать за человеком и дождаться, когда тот проснётся. Прошло пять минут, десять, и Лизбет овладело нетерпение. Она привыкла скорее добиваться того, чего ей хотелось. Пошарив рукой по полу, она нащупала маленький камешек и осторожно бросила его вниз сквозь прутья решётки. Камешек ударился о плечо спящего, но тот не пошевелился. Лизбет поискала и нашла другой камешек, побольше, размером с её мизинец. На этот раз Лизбет повезло: камешек угодил незнакомцу в макушку. Он вздрогнул, повёл головой из стороны в сторону, а потом поднял голову.

Лизбет вскрикнула — не сумела сдержаться. Перед ней было лицо её заклятого врага, чудовища из страшных снов, человека, который предал се, — Картера Андерсона. Она вскочила на ноги и побежала прочь, ослепнув от страха. Ей казалось, что в любое мгновение Картер настигнет её и схватит. Она мчалась по комнатам и коридорам, мимо растресканных стен и бесформенных статуй. Её босые ступни громко шлёпали по доскам и камням. Наконец Лизбет выбежала в свой сад, надеясь там обрести спасение. Она заползла под сплетение колючих стеблей и затаилась. Разумные мысли в голову не приходили, слишком сильно она была напугана.

Пролежав в своём убежище неподвижно целый час, Лизбет отважилась пошевелиться и приподняться, но прошёл ещё час, прежде чем она начала ясно мыслить. Тогда она стала гадать: сумеет ли её враг найти дорогу к лестнице. Лизбет считала, что Картер — отъявленный злодей и обладает множеством изощрённых способностей, но почему-то она начинала верить, что он может и не добраться до неё. Ей даже не приходил в голову вопрос, зачем сюда явился Картер, — ведь точно так же, на её взгляд, можно было спросить, почему начинается гроза или дует ветер. Для неё Картер был злой силой, стихией, подобной той, что обращает лёгкий летний ветерок в страшный ураган. Он был её другом, и он жестоко предал её.

Лизбет выбралась из-под колючек. Газовые светильники на заборе тускло освещали тропинку, ведущую из сада к дому. Лизбет пошла к двери, не обращая внимания на уколы и порезы, полученные во время лихорадочного бегства. Ей и прежде случалось раниться о шипы терний.

Ожидая, что в каждое мгновение она может лицом к лицу столкнуться с Картером, как это часто случалось во сне, Лизбет направилась к решётке в полу окольными путями. Когда же наконец она добралась до решётки и осторожно заглянула вниз, она увидела, что её враг стоит и изучает нацарапанный на клочке бумаги карандашом план подземелья.

«Да он заблудился! — удивлённо подумала Лизбет. — Он не может найти выход!»

Восторг, радость волной захлестнули девушку. Ей хотелось кричать от счастья. Это чудовище угодило в западню! Лизбет опустилась на колени у решётки и стала незаметно следить за Картером.

С превеликим разочарованием она поняла, что Картер вовсе не напуган. Он спокойно рассмотрел план и скрылся в темноте.

Лизбет пришла в ужас. Ведь он направился по коридору, который мог вывести его к лестнице! Мысли девушки бешено метались. Найти верный путь очень трудно, но если он сумеет, тогда…

Лизбет вскочила и бросилась бегом из коридора, промчалась через несколько комнат, затем, пробежав по переходу, попала в узкий зал, откуда уводил вниз один-единственный лестничный пролёт. Лизбет сбежала по ступеням вниз. Лестница обрывалась возле тонкой двери, скользящей на роликах. Лизбет принялась в отчаянии искать хоть какую-нибудь палку, чтобы заклинить дверь, но ничего подходящего не нашла. Тогда она взбежала вверх по лестнице и в дальнем конце комнаты обнаружила прислонённые к стене доски. Схватив две или три в охапку, Лизбет осторожно спустилась вниз, до смерти боясь столкнуться с Картером. Лестница была пуста, дверь затворена.

Лизбет, стараясь изо всех сил, заслонила дверь досками и отступила, чтобы оценить свою работу. Конечно, узнай Картер об этой двери, ему ничего не стоило приналечь на неё плечом и вышибить, но в темноте он мог принять её за стенную панель. Лизбет бесшумно, то и дело оглядываясь, поднялась по лестнице и вернулась к своему наблюдательному пункту.

Она на цыпочках подошла к решётке и, усевшись на корточки, стала ждать. Прошло больше часа. Лизбет не выдержала и сбегала к лестнице, чтобы послушать, не обнаружил ли Картер дверь. Ничего не услышав, она вернулась к решётке. Она не могла сосчитать, сколько раз бегала туда и обратно, но вот наконец Картер появился возле газового рожка. Лоб его был покрыт каплями пота. Он прижался спиной к стене и без сил опустился на пол. Вид у него был измождённый и несчастный.

Как ни странно, Лизбет стало немного жаль его. Он был ниже ростом, чем ей помнилось, и казался даже хрупким. Время не стёрло в памяти Лизбет детских воспоминаний о Картере, о его доброте, его негромком смехе, о том, как он смотрел на Сару, но теперь все это казалось ей обманом, зловещими происками, предназначенными для того, чтобы потом предать её и отдать анархистам. Часто ночами она лежала без сна и думала о том, что этот злодей сотворил с Сарой. И все же теперь, когда он сидел, измученный, в подземелье, он не казался ей таким уж страшным и жутким.

Лизбет сжала кулаки и постаралась прогнать эти мысли. Теперь она стала старше и могла разгадать обман.

— Он — как Хитклифф, — проговорила она сквозь зубы. — Обещает любовь, а в конце концов уничтожает.

— Кто здесь? — вздрогнув, спросил Картер, поднял голову и уставился на решётку.

Лизбет отползла в угол, зажала ладонью рот, обезумев от ужаса. Так трудно было не проговориться!

— Здесь кто-то есть, — сказал Картер. — Отзовитесь, пожалуйста. Я заблудился.

Лизбет подползла поближе к решётке. Любопытство превозмогло страх.

— «Он на самом деле здесь, сударыня, — еле слышно прошептала она. — Не призрак, не иллюзия — он здесь, во плоти».

— Что вы сказали? — негромко, жадно спросил Картер. — Я не расслышал.

Лизбет прикусила губу. Мысли невысказанные и высказанные… И все же она не могла удержаться и решила поиздеваться над своим врагом. Она, изменив голос, произнесла:

— Я — призрак Кэтрин Линтон. Ты пришёл узнать, действительно ли здесь обитают привидения? Да, тут полным-полно привидений и гоблинов. «Прошлой ночью я шесть часов бродила по саду в Грейндже, и завтра приду туда вновь, и буду являться туда призраком каждую ночь». Зачем ты явился в мой Дом?

Лизбет видела, как прищуривается Картер, пытаясь разглядеть её. Но она не наклонялась над решёткой, хотя и была совсем рядом.

— Я не верю в привидения, — сказал Картер. — Не могли бы вы помочь мне найти выход?

— Ты никогда не найдёшь выхода, — злорадно прошептала Лизбет. — Изыди! Я ни за что не впущу тебя в Дом, умоляй ты меня об этом хоть двадцать лет!

— Вы не поможете мне?

— Быть может, я и смогла бы тебе помочь, если бы ты сказал мне, зачем явился сюда. «Неужели тебе нечего показать своей кузине? Неужто здесь поблизости нет кроличьей или хорьей норы?»

Картер понимающе кивнул.

— Я ищу девушку по имени Лизбет Пауэлл. Она живёт здесь уже много лет. Я хочу отвести её домой, если она согласится на это. Вы знакомы с ней?

Лизбет невольно высказала свои мысли вслух:

— «Это произошло не потому, что мне не нравится мистер Хитклифф, но потому, что мистеру Хитклиффу не нравлюсь я. Он — чудовищный человек, он обретает восторг, уничтожая всех, кто ему ненавистен, если они предоставляют ему для этого хоть малейшую возможность «.

— Я не понимаю, — обескураженно проговорил Картер. — Почему вы мне не верите?

— Я видела твои дела и знаю, на что ты способен, — отозвалась Лизбет.

— Ответьте же, вам она знакома?

— Может быть. Может быть, я — её подруга. А с какой стати тебе вздумалось помогать ей?

— Я искал её все годы со дня её исчезновения. Её похитили из Иннмэн-Пика. Я хочу освободить её и увести из этого Дома.

— Ложь! — вскричала Лизбет, забыв об избранной ею роли. Все пошло совсем не так, как она ожидала. — Ты… Вы снова лжёте!

— Лизбет, это ты?!

Это было слишком. Даже попав в западню, он смог перехитрить её. Он узнал её! Теперь небось сумеет уговорами заставить вывести его из подземелья. Он слишком хитёр, слишком могуществен — настоящее злое божество. Лизбет отползла от решётки и выкрикнула:

— «Прошло двадцать лет… Двадцать лет! Двадцать лет я была одинокой и никому не нужной!»

С этими словами она вскочила и бросилась прочь, минуя комнату за комнатой, и в конце концов выбежала в сад. Она вновь забралась в своё убежище под сплетение колючих стеблей. Там она пролежала несколько часов, как в бреду, цитируя строки «Грозового перевала».

— «Не надо было тебе с ним говорить! Он был в дурном расположении духа, и теперь ты все испортил. Его выпорют! О, как мне страшно думать о том, что его станут пороть! У меня пропал аппетит. Зачем ты стал говорить с ним, Эдгар?»

Но вот наконец Лизбет совладала с собой и прошептала:

— Я не скажу ему больше ни слова, пока он не будет умирать от жажды.