Звезда

38

Кристел оказалась права – Спенсеру очень нравилась его новая работа. Он завоевал уважение и сенатора, и его окружения. Он вдруг оказался в самой гуще политического мира, и его юридическое образование сослужило хорошую службу. Он даже подумывал, не баллотироваться ли в конгресс, но, по-настоящему полюбив сенатора, он не хотел с ним расставаться.

Даже Элизабет ходила довольная и именно по этой причине в который уже раз отказалась с ним развестись. Несмотря на то представление, которое он устроил во время процесса, и на его измену, в которой она не сомневалась, эта женщина получила в конце концов то, что хотела. Она замужем за человеком, имеющим положение в обществе. Когда Спенсер вернулся, она встретила его в ярости и первую неделю не хотела даже видеться с ним. Он уже собирался переехать от нее. С Кристел или без нее, но он понимал, что должен развестись. Кристел подарила ему любовь, нежность, то, чего у них никогда не было с Элизабет. Он объяснил, что предпочитает остаться один, когда они в конце концов поговорили на эту тему. Он не стал ей лгать, но не стал и извиняться.

– То, что мы женаты, плохо для нас обоих. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем этот брак, да и я тоже. – Он уже неделю работал на новом месте, и после ее угроз, после того, как он задержался и не вернулся сразу после процесса, он был уверен, что она даст ему развод. Между ними не осталось ничего, и для нее не было секретом, что последние несколько недель он провел с Кристел. – Я думаю, сейчас самое время покончить со всем этим.

Но она была очень довольна его новой работой, считая, что это первый серьезный шаг, который он сделал самостоятельно. К тому же все вокруг только и говорили о том, как благородно он поступил, вытащив из петли кинозвезду. И вместо того чтобы злиться на мужа, Элизабет гордилась им. Он вдруг понял, что совсем не знает свою жену. Он все-таки добился славы, и для нее не важно, что из-за этого под угрозой оказался их брак.

– Почему бы нам не потерпеть еще немного, Спенсер? Мы так долго мучились, давай на время оставим все как есть.

Она была с ним откровенна, и им обоим стало совершенно ясно, что никаких чувств к нему она не испытывает. Но он тоже давно охладел к ней. Те времена, когда он пытался притворяться, что любит Элизабет, давно прошли. Наступил момент, когда он хотел одного – уйти от нее, о чем прямо и заявил жене:

– Для чего, ради всего святого, ты хочешь продолжать это притворство? Неужели тебя это не волнует?

Но для нее это действительно не имело никакого значения.

– Мне нравится, чем ты начал заниматься, Спенсер. Быть женой помощника сенатора очень приятно.

– Ты что, серьезно? – Он был потрясен.

– Да, вполне. Я хочу, чтобы ты продолжал в том же духе и добился прочного положения. И в любом случае я не собираюсь давать тебе свободу. – Как всегда, ее тон оставался категоричным. – Ты мне ее задолжал.

Он побагровел от ярости:

– За что?

– За то, что сделал из меня посмешище, связавшись с этой куклой. Если надеешься, что я разведусь с тобой и ты женишься на ней, то ты просто свихнулся.

Он не говорил ей о том, что Кристел сама отправила его в Вашингтон и настаивала на сохранении брака.

– Я бы очень хотел жениться на ней, – не стал он лукавить, – но все дело в том, что она этого не хочет.

– Она или совершеннейшая дура, или очень умная женщина. Я даже не знаю, что больше ей подходит.

– Она сказала, что хочет побыть одна, и еще, что такой брак может помешать моей карьере.

Элизабет поняла, как сильно Кристел любит ее мужа. Но она не собиралась говорить ему об этом. Раз уж она решила остаться его женой, она не позволит, чтобы Спенсер так хорошо думал о Кристел.

– Она собирается вернуться в Голливуд?

Он покачал головой:

– Нет, она вернулась домой. С карьерой покончено.

– А где ее дом? – с любопытством спросила Элизабет. Ей хотелось побольше знать о своей сопернице.

– Это не важно.

– Ты собираешься ее навещать? – Она видела по его глазам, что он готов, если Кристел позволит. Но что-то между ними произошло перед тем, как он уехал. Видимо, Кристел сама отправила его домой. В противном случае он бы не приехал. Но теперь, когда он вернулся, Элизабет собиралась использовать всю свою власть, чтобы удержать его. – Ты будешь круглым дураком, если продолжишь шашни с ней. И твоему сенатору это совсем не понравится.

– Это уже мои проблемы, и пусть они тебя не волнуют. – Он не собирался обсуждать с женой отношения с Кристел. День и ночь он думал о ней. Но она все еще продолжала настаивать, что хочет пожить одна. Она говорила, что их жизненные пути слишком далеки друг от друга, и, как он ни старался, он не мог убедить ее в обратном.

Недели пролетали незаметно, он был слишком занят работой и в конце концов так и не переехал от жены, а та и не просила его об этом. Теперь он встречался с ее родителями гораздо реже, чем раньше, хотя судья и поздравил его с новой должностью. А Элизабет никак не могла поверить, что сбылась ее мечта стать женой знатной персоны.

Спенсер, сам не понимая почему, продолжал жить в доме в Джорджтауне. Он был постоянно занят, на переезд у него просто не хватало времени. Элизабет оставила его в покое. Она продолжала ходить с ним на приемы, помогая осваиваться в высшем обществе. У нее жизнь тоже была полна до краев: она занималась общественной работой, постоянно встречалась с бесконечными друзьями, училась на юридическом факультете. Она никогда не жаловалась, и через несколько месяцев он обнаружил, что быть женатым на Элизабет – весьма выгодно. Спенсер ненавидел себя за это, но Вашингтон – довольно странный город. То же самое можно было сказать и о политике. Помощник сенатора прекрасно понимал, что брак с дочерью судьи Барклая не приносит ему ничего, кроме пользы.

К тому же, проработав с сенатором шесть месяцев, он вообще перестал интересоваться, на ком он женат. Он почти и не видел Элизабет, кроме тех редких случаев, когда они, выполняя свой долг перед обществом, оказывались в одной компании.

Он теперь редко находил время, чтобы позвонить Кристел, и она была почти холодна в разговоре с ним. Рассказывая ему о себе и о ранчо, она явно давала понять, что не хочет его видеть.

Только на День благодарения Спенсеру удалось повидаться со своими родителями. Элизабет устроила очень милый званый ужин. Его родители прилетели из Нью-Йорка и остановились у них. Отец поздравлял себя, что уговорил Спенсера, когда тот только приехал из Кореи, не разводиться с женой. Присутствующие на ужине Барклаи тоже были весьма довольны, и никто не спрашивал у супругов, когда они собираются заводить детей. И так ясно, что они слишком заняты, а Элизабет должна в июне закончить обучение.

– Только вообрази себе, – пошутил его отец, – два юриста под одной крышей. Вы можете открыть юридическую контору.

Спенсер подумал, что это единственное, что их соединяет. Элизабет же вела себя как обычно, оставаясь очаровательной и милой. Перед ними открывалось большое будущее, и судья Барклай надеялся, что после того, как Спенсер отработает предвыборную кампанию с молодым сенатором, он откроет свою фирму. И так же, как Элизабет, он полагал, что для его зятя вполне разумно баллотироваться в конгресс. Но сам Спенсер считал, что делать это рано, он завален работой, которую делал с большим удовольствием и усердием. Это помогало убегать от ужасного одиночества. Для своих тридцати шести лет он взлетел довольно высоко, но, взлетая, потерял то, о чем мечтал больше всего на свете. И это была не его жена, а та девушка, которую он встретил на ранчо девять лет назад. Он потерял Кристел.

39

На День благодарения Кристел тоже приготовила обед. Она нафаршировала индейку клюквой и картофелем, украсила свежевыкрашенную кухню колосьями пшеницы.

На обед к ней пришли, конечно же, Бойд с Хироко и Джейн. Бойд невольно улыбался, глядя на огромный живот Кристел, когда они все вместе усаживались за стол. Джейн вежливо поблагодарила хозяйку. Ребенок, казалось, может родиться в любую минуту. Бойд больше не спрашивал ее, он и так был в курсе, что Спенсер ничего не знает о малыше. Ему было больно смотреть на печать грусти и одиночества, лежащую на лице будущей матери, но она с самого начала оставалась непреклонной в своем решении. Бойд был уверен, что она иногда разговаривает с ним по телефону. Кристел рассказывала о его успехах, о том, что он стал помощником сенатора. Однако она все реже заводила разговор о Спенсере.

Старый дом на ранчо было не узнать. Он сверкал, как новенький, свежей краской. Бойд не переставал удивляться. Они обедали за большим дубовым столом в уютной небольшой кухне, все вокруг сияло чистотой. Трудно было представить, что здесь царило совсем недавно полное запустение. Кристел почти не вспоминала о матери, зато часто думала об отце во время своих долгих одиноких прогулок. Она пока не могла ездить верхом, но у нее накопилась уйма работы по дому. Комнату Джеда она переделала в детскую, покрасив стены в бледно-голубой цвет и повесив на окна белые кружевные занавески.

– А что, если родится девочка? – поддразнил ее Бойд вечером, когда они уходили.

Кристел спокойно улыбнулась в ответ:

– Такого не должно быть.

На следующее утро, когда Хироко пришла проведать Кристел, она увидела ее сидящей в кресле, бледной и очень сосредоточенной. Хироко тут же вспомнила себя и, посмотрев в лицо подруги, заметила, как оно исказилось от боли.

– Что, началось?

– Да. – Кристел улыбнулась сквозь боль и в следующее мгновение вцепилась в ручки кресла. Она не могла даже слова произнести от боли, и Хироко побежала к Бойду, чтобы тот вызвал врача. Еще месяц назад они уговаривали ее лечь в больницу, но Кристел заявила, что хочет родить ребенка у себя дома. Ее еще не забыли, фильмы с ее участием уже повсюду, и она часто замечала, что люди в городке останавливаются и смотрят ей вслед, гадая, та ли это актриса или нет. О ребенке не должен никто знать – ни репортеры, ни газетчики. Ни одного слова не должно появиться в печати. Если такое произойдет, может разразиться скандал, который коснется и Спенсера, кроме того, он узнает о ребенке, а она хотела сохранить все в тайне любой ценой. Но Бойд с Хироко на собственном опыте знали, что она может поплатиться за это жизнью малыша. Они таким образом потеряли своего второго ребенка, да и Джейн бы у них не было, не приди им на помощь Кристел. Но доктор Гуди сказал, что Кристел – молодая и здоровая женщина, и он не видит причины, по которой она не могла бы родить у себя дома, если она так хочет.

Бойд позвонил доктору Гуди, и когда через час он пришел, Кристел уже едва успевала переводить дыхание в промежутках между схватками. Ее лицо было мокрым от пота, а Хироко сидела рядом с подругой и держала ее за руку, как когда-то так же сидела около нее Кристел. Бойд вывел Джейн из дома и разрешил ей играть в саду, в то время как доктор Гуди и Хироко помогали Кристел рожать.

Было уже далеко за полдень, когда Хироко вышла из дома с озабоченным и усталым видом. Она попросила мужа забрать дочку и идти домой. Доктор Гуди сказал, что роды могут продлиться еще несколько часов.

– Она еще не родила? – Бойд очень волновался за их подругу. Схватки начались уже давно, и ему просто не верилось, что она еще не родила.

– Доктор сказал, что малыш очень большой.

Бойд беспокойно заглянул жене в глаза, помня, что произошло, когда она рожала Джейн. Хироко направилась в дом, но обернулась и улыбнулась мужу:

– Уже, наверное, скоро.

Эти же самые слова она произнесла чуть позже, чтобы подбодрить Кристел, помогая ей тужиться, в то время как доктор Гуди ловко орудовал умелыми руками. Он был тем самым доктором, который отказался принять японку семь с половиной лет назад, заявив, что не желает помогать ее ребенку появиться на свет. Ведь его собственный сын погиб в Японии. Но теперь, наблюдая за ней, он был тронут добротой, умением и мудростью этой женщины. Казалось, от нее исходит какое-то тепло, нежность и покорность. В какие-то мгновения доктор был готов извиниться перед ней за давние обиды. Он знал, что ее второй ребенок умер, и теперь думал о том, что смог бы тогда предотвратить это. Он смотрел на женщину, но она ничего не говорила, а только тихонько подбадривала Кристел, которая сжимала ее руки и кричала от боли, ставшей теперь невыносимой, но ребенок все еще не показался.

– Придется отвезти ее в больницу. – Он уже начал думать о кесаревом сечении, но Кристел, собрав последние силы, приподнялась на кровати и так гневно на него посмотрела, что он в испуге замер.

– Нет! Я останусь здесь.

Год назад ее обвинили в убийстве, и сейчас новость о незаконнорожденном ребенке может положить конец карьере Спенсера. Если хоть одна живая душа узнает, что этот ребенок – его, этой новостью будут пестреть все завтрашние газеты.

– Нет! Я должна сделать это сама... о Господи... Новая боль пронзила ее тело, она не смогла договорить фразу, и, зная, что доктор собирается делать, Кристел начала тужиться еще сильнее. На этот раз она сама почувствовала слабое движение, и доктор одобрительно кивнул:

– Если будешь продолжать в том же духе, то очень скоро у нас появится малыш.

Она слабо улыбалась Хироко, когда боли немного стихали, и доктор, не говоря ни слова, вышел, чтобы позвонить медсестре. Он сказал ей, что, возможно, придется вызывать «скорую» на ранчо Уайттов. Может быть, понадобится отвезти Кристел в больницу в Напу. Если это продлится еще какое-то время, возникнет угроза ее жизни. Медсестра пообещала ему быть наготове и предупредить водителя «скорой помощи». Вернувшись в комнату, врач увидел, что Кристел между тем делает успехи.

– Еще... давай, так держать... тужься сильнее!.. Сильнее!

Кристел уже не могла тужиться сильнее, лицо ее было красным, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, а тело готово лопнуть на маленькие кусочки, так сильно она напрягалась. Ей казалось, что из нее выезжает железнодорожный состав, который она теперь не могла остановить. Она продолжала тужиться, и глаза Хироко стали вдруг округляться от удивления. Между ног Кристел показалось красное личико и головка с мокрыми черными волосиками. Доктор бережно развернул малыша за плечи и, ловко вытащив тельце ребенка, положил его на живот матери. Кристел так ослабла, что не могла произнести ни слова, она только улыбалась, глядя на него сквозь слезы, а потом, собравшись с силами, вдруг разрыдалась:

– Господи, какой он хорошенький... прямо красавец!.. Даже Хироко сразу поняла, что малыш – точная копия Спенсера.

Кристел улыбалась доктору, пока он отрезал пуповину, а Хироко вытирала подругу и заворачивала малыша в чистое белое одеяльце.

– Я же говорила, что смогу родить сама.

Он улыбнулся ей в ответ:

– Да, ты заставила меня слегка поволноваться. Этот твой молодой человек весит добрых десять фунтов.

Они взвесили ребенка на кухонных весах, и оказалось, что доктор прав. Сын Спенсера весил десять фунтов и семь унций[4].

Доктор передал его матери, и она улыбалась, глядя на сына. Он был подарком, посланным ей самим Господом, она так и решила его назвать: Зебедах. Подарок Бога. Это хорошее имя для малыша, родившегося от удивительной, сильной любви его матери к его отцу.

Доктор побыл с ними еще немного, дождавшись, пока мать и ребенок спокойно уснули. Для них всех выдался тяжелый день, но больше всех устала, конечно, Кристел. Он тихонько вышел из комнаты и увидел Хироко, спокойно сидевшую в гостиной. Она протянула ему чашку с чаем. Поколебавшись мгновение, он ее взял. Даже сейчас, после стольких лет, ему было тяжело разговаривать с этой женщиной, но сегодня она завоевала его уважение, и он жалел, что этого не произошло раньше.

– Вы оказали мне большую помощь, миссис Вебстер, – осторожно произнес доктор, и она улыбнулась ему. Эта скромная японка была умна не по годам. Жизнь в долине не баловала ее, но иногда делала подарки с помощью Бойда и Кристел.

– Спасибо. – Она застенчиво потупилась.

Уходя, он крепко пожал ей руку. Это не выглядело с его стороны извинением, просить у нее прощения слишком поздно. Но это был первый шаг к взаимопониманию и уважению.

40

Он рассказал об этом на следующее утро медсестре, когда пришел в свой кабинет. Понадобилось десять лет, пока они наконец простили ей то, что она японка, и поняли, что Хироко Вебстер – совсем неплохая женщина. Она и сама стала замечать, что окружающие смотрят на нее совсем по-другому после этого случая. В один прекрасный день, когда они с Джейн пошли в супермаркет, продавщица улыбнулась им и сказала «привет». А ведь десять лет обслуживала ее в надменном молчании.

Малыш Кристел рос здоровым. Она быстро оправилась после родов, и когда ребенку исполнился месяц, они крестили его в церкви, где когда-то обвенчались Бекки с Томом. Теперь он стал Зебедах Тэд Уайтт, и после церемонии Кристел разрешила Джейн подержать его. Малышка согнулась чуть ли не пополам под тяжестью спящего мальчика, и они все весело рассмеялись. Потом девочка подняла нахмурившееся личико и, посмотрев на Кристел, задала вопрос, от которого у молодой матери на глаза навернулись слезы:

– А кто же будет его папочкой?

Кристел смахнула слезы и посмотрела на девочку, держащую в руках сына Спенсера.

– Думаю, ему достаточно того, что у него есть я. А может, так даже лучше, ведь мы все станем любить его намного больше. – Она подумала о том, что Зеб, наверное, тоже когда-нибудь спросит ее об этом.

– А можно я буду его тетей?

– Конечно, можно. – У Кристел по щекам текли слезы, когда она наклонилась и поцеловала их обоих. – Тетя Джейн, когда он подрастет, он будет любить тебя больше всех.

Девочка гордо посмотрела на окружающих и отдала Зебедаха Уайтта его матери.

Двадцать шестого ноября 1956 года, через четыре дня после Дня благодарения, Зебедах праздновал свой первый день рождения. В тот год Ингрид Бергман[5] снялась в роли Анастасии, дочери русского царя Николая II. Она едва пришла в себя после скандала с незаконнорожденным ребенком. Именно этого и боялась Кристел. Конечно, она не так популярна, как шведская актриса, но, будучи за год до этого обвиненной в убийстве, она наверняка стала бы объектом внимания.

Кристел испекла для Зеба именинный торт, и тот, весело смеясь, тут же залез в него руками. Джейн кинулась умывать его. Девочке исполнилось восемь лет, и она обожала малыша. Он стал для нее самой любимой игрушкой.

Хироко постепенно начали признавать в городке после десяти лет открытой враждебности. Но Джейн все еще приходилось расплачиваться за любовь родителей – большинство детей в школе дразнили ее полукровкой. Она боялась и стеснялась своих одноклассников, по сравнению с которыми была умнее и взрослее не по годам. Наученная Хироко, она умела прощать им все и была с ними терпеливой. Девочка знала все уголки ранчо и всюду водила за собой Зеба. Она очень помогала Кристел, у которой работы было хоть отбавляй, ей иногда приходилось самой работать в поле. Дела на ранчо шли довольно успешно, хотя пришлось продать участок земли с большой выгодой для себя. С другой стороны, она очень хорошо понимала, что ранчо может приносить доход, на который можно довольно скромно жить, платить налоги. Они никогда не станут богачами, да что там богачами! Подняться бы чуть выше уровня бедности. Все это уже несколько месяцев заботило Кристел.

Она видела, что Вебстерам тоже приходится иногда голодать, хоть она и не брала с них плату за дом и землю. Подобно ранчо, маленькая газовая станция не приносила почти никакого дохода. Теперь же у нее был Зеб, и ей следовало думать о его будущем. Она понимала, что надо найти работу и часть денег откладывать для сына. Ранчо продавать она не собиралась, помня слова отца и не видя в этом никакой необходимости. Это ее дом и дом Зеба, а теперь еще и Вебстеров.

Но она ничего не говорила о своих тревогах Спенсеру, когда он звонил. Он все еще делал это время от времени, но боясь, что он может услышать голос ребенка, Кристел не разговаривала с ним подолгу. Он звонил все реже и реже. Он только лишний раз расстраивался, слыша ее голос, она же продолжала, несмотря на все его уговоры, настаивать на том, что не хочет его видеть. Если он приедет, то увидит Зеба, а это ее секрет, которым она дорожила больше жизни. Кристел знала, что его дела идут очень хорошо. Она как-то прочитала о нем в «Тайм». Иногда в местных газетах ей тоже попадалось его имя.

Весной 1957 года страна вступила в полосу экономического процветания, чего нельзя было сказать о жизни Кристел. Она понимала: так дальше продолжаться не может, ей необходимо было что-то делать. Прошедшая зима была для них очень тяжелой. Ей придется пойти работать, чтобы у них появились деньги.

Зебу исполнилось восемнадцать месяцев, и он повсюду бегал за Джейн. Каждый день он ждал, когда девочка придет из школы. Однажды майским вечером они с Хироко шли следом за детьми по пыльной дороге, вьющейся между виноградниками. Накануне вечером Кристел приняла решение, после того как обдумывала его несколько месяцев. Скандал, связанный с ее именем, за два года поутих и забылся. Она решила, что ей следует вернуться в Голливуд и попытаться найти там работу. Хироко посмотрела на нее с тоской, когда услышала об этом. Она всегда подозревала, что подруга хочет вернуться в Голливуд, поэтому ее слова не удивили японку. Им было очень тяжело расстаться с Кристел, и они боялись, что она захочет продать ранчо. Но насчет этого Кристел быстро их успокоила, а то, что она сказала потом, просто потрясло Хироко:

– Я хочу оставить Зеба здесь, с вами. – Она посмотрела на сына, семенящего за Джейн. Девочка посмеивалась, а малыш заливался радостным смехом. Каждый день, каждый момент сын был для нее живым напоминанием о Спенсере.

– Ты собираешься поехать в Лос-Анджелес без него? – Хироко не верила своим ушам.

– Мне придется так поступить. Смотри, что произошло с Ингрид Бергман. Если станет известно о моем ребенке, пройдет целая вечность, пока кто-нибудь согласится снять меня в какой-нибудь картине. И так-то, наверное, никто меня не возьмет, но я считаю, стоит попробовать. Ведь это единственное, что я умею делать. – И она знала, что умеет это делать хорошо. Год назад ей довелось увидеть фильм со своим участием, и Кристел очень понравилось, как она выглядит на экране. Сейчас, когда ей уже двадцать шесть, она выглядит прекрасно, красота ее расцвела. Сейчас самое время возвратиться, до того как ее не забыли окончательно, пока она еще молода. Она специально оборвала связи в Голливуде, теперь придется начинать все сначала. Но на этот раз она понимала, что ей придется много работать. Она больше не станет искать легкой жизни и связываться с человеком типа Эрни, не будет больше ничьей любовницей. Уж этот урок она выучила очень хорошо. В тот же вечер Хироко обо всем рассказала мужу, и он удивился не меньше жены:

– Она оставляет Зеба с нами?

Хироко кивнула. Бойда это очень тронуло. Он понял, что Кристел им безоговорочно доверяет, ведь она безумно любит своего сына.

Кристел проплакала целую неделю перед отъездом. Ей казалось, душа отделяется от тела, но ехать необходимо. Она должна заработать деньги. Тянуть нельзя, ведь по голливудским нормам она не становилась моложе. Пройдет еще несколько лет и с карьерой киноактрисы можно распрощаться.

– А что, если он забудет меня? – говорила она сквозь слезы Хироко, которая прекрасно понимала, как тяжело Кристел уезжать от ребенка. Она вообще не представляла себе, что Кристел способна на это.

Но в один июньский день она поцеловала его в последний раз и долго стояла на крыльце, глядя на подаренную отцом землю, освещенную утренним солнцем. Прижав к себе Зебедаха, она в последний раз вдохнула запах его чистого тела и с горестным всхлипом передала мальчика Хироко:

– Будь с ним ласкова...

Малыш плакал и протягивал руки к матери. Он никогда не расставался с ней, а теперь она уходила от него так надолго. Кристел пообещала вернуться поскорее, но вряд ли финансовое положение позволит делать это часто.

Бойд довез ее до города и посадил в автобус. Она в последний раз обняла и крепко поцеловала его, глаза ее были полны слез.

– Позаботьтесь о моем сыне...

– С ним все будет в порядке. Ты лучше позаботься о себе.

Он думал о всех трудностях, которые она пережила, правда, теперь она стала старше и опытнее. Он надеялся, что ей повезет.

На один день она задержалась в Сан-Франциско, чтобы купить кое-что из одежды. Денег у нее было совсем немного, но на этот раз она знала, что ей нужно. Она купила несколько платьев, выгодно подчеркивающих ее фигуру и в то же время совсем невызывающих. Она обнаружила, что здорово похудела, работая на ранчо. А поскольку не вылезала из джинсов, то этого не замечала. Она постройнела, и от этого ноги казались длиннее, талия тоньше, а грудь более пышной. Она купила несколько шляпок, не закрывающих лица, и туфли на таких высоченных каблуках, что с трудом могла в них ходить. Она зашла к Гарри и Перл, а вечером попела для них немного, чтобы вспомнить старое время. Она слегка удивилась, что голос звучит совсем неплохо. Стоя на сцене, она вспомнила тот вечер, когда Спенсер встретил ее в этом ресторане после своей помолвки. Все напоминало ей о нем, и она очень надеялась, что Лос-Анджелес не станет напоминать ей об Эрни.

На следующий день она уже прибыла в Голливуд, чувствуя себя новичком. Казалось, никто не обратил на нее внимания, когда она поселилась в одном из дешевых отелей. Она стала одной из многих, приехавших в этот сверкающий город за своей мечтой.

Одного дня оказалось достаточно, чтобы немного освоиться. Дважды она звонила домой. С Зебом все было в порядке, он ел хорошо, только несколько раз бегал в большой дом и искал маму. Но Джейн приводила его обратно. Хироко же твердо заявила, что он выглядит вполне счастливым. На следующее утро Кристел дрожащей рукой набрала номер одного из агентов, с которым познакомилась много лет назад. С тех пор как она впервые появилась в Лос-Анджелесе вместе с Перл, прошло уже пять лет, и теперь она знала, что делать. Агент пригласил ее зайти после обеда, но был с ней не очень любезен.

– Честно говоря, я не могу взять вас обратно на работу.

– Почему? – Ее глаза стали грустными, и он признался себе, что эта женщина все так же потрясающе красива. Ему чертовски неловко, но он не лгал: он действительно не мог иметь с ней дело.

– Ты убила того парня. Это странный город. Все здесь делают друг с другом все, что хотят, и у большинства этих людей морали не больше, чем в сердце собаки. Но когда дело доходит до вопроса этики при заключении контрактов, все студии предпочитают иметь дело с новичками. Они хотят, чтобы актеры великолепно играли и имели при этом чистую репутацию. Ты не должен быть дураком, сумасшедшим или рогоносцем. Если ты конфликтуешь с кем-нибудь, или заводишь шашни с чужой женой, или, не дай Бог, убьешь кого-нибудь, считай, что твоя карьера окончена. Послушайтесь моего совета, дорогая: езжайте туда, где вы жили эти два года, и забудьте о Голливуде.

Да, он не лгал, он выложил чистую правду. Она стала колебаться. Но она могла позволить себе пожить в Голливуде по крайней мере еще месяца два и в любом случае не хотела сдаваться так сразу. На следующей неделе она побывала еще у троих агентов, и они повторили ей то же самое, только несколько в другой форме. Но суть дела от этого не менялась. Ее карьера актрисы окончена. Они все признавали, что два ее последних фильма имели успех, голос у нее просто потрясающий, все директора фильмов, с которыми она работала, любят ее, но, несмотря ни на что, ни одна студия не станет с ней сотрудничать.

Прошло две недели, и Кристел сидела как-то солнечным днем в небольшом ресторане, потягивая лимонад. Вдруг она увидела своего старого знакомого, с которым она начинала работать. Сначала он удивленно уставился на нее, не веря своим глазам, а потом направился к ее столику.

– Кристел, это ты?

Она кивнула, снимая шляпку и улыбаясь. Несмотря на свою славу, он слыл очень добрым человеком, и Кристел нравилось с ним работать.

– Да, во всяком случае, я сама думаю так. Как поживаешь, Луи?

– Я-то прекрасно. А вот ты, черт возьми, где пропадала все это время?

– Пришлось уехать. – И они оба прекрасно знали почему, но он не стал напоминать ей о процессе.

– А что ты здесь делаешь? Работаешь над картиной? – Он даже не слышал, что она вернулась, и нигде не встречал ее. Да они и не были никогда близко знакомы, но она ему нравилась. Он всегда жалел, что все обернулось для нее так плачевно. Она показала себя настоящим мастером своего дела, и он полагал, что в один прекрасный день она могла бы стать знаменитой. Эрни, правда, тоже так считал.

Она рассмеялась и покачала головой:

– Нет, я не работаю. – Он заметил тоску в ее глазах, когда она произнесла эти слова. – Никто не хочет пожалеть меня.

– Да, народ здесь жестокий. – У него самого недавно были проблемы. Ходили слухи, что этот человек ведет совершенно распутный образ жизни, и ему пришлось жениться на сестре своей любовницы. И сразу все встало на свои места. В Голливуде никто не хочет признавать правду. И человек вынужден или играть по правилам этого жестокого мира, или распрощаться с ним навсегда. – А кто твой агент?

– Да никто.

– Дерьмо. – Он сел на свободный стул, ему вдруг очень захотелось помочь этой женщине. Ему в голову пришла одна идея. – А ты не обращалась непосредственно к кому-нибудь из директоров? Иногда такое срабатывает. Если человек им действительно необходим, они найдут того, кого нужно, и тогда – опля! – всего один звонок, и ты при деле. Кристел опять покачала головой:

– Я думаю, что в моем случае не все так просто.

– Послушай... где ты остановилась? – Она сказала ему адрес, и он записал его на салфетке. – Ничего не предпринимай и не переезжай. Я тебе позвоню. – Он поднялся и медленно двинулся прочь. Ему было ее чертовски жаль, он знал, как ей тяжело. Но Кристел, в свою очередь, понимала, что надежды на помощь этого человека немного.