Глава 1

В каждом городе есть время года, близкое к идеальному. Оно бывает после летней жары до наступления зимних холодов, прежде чем начнешь мечтать о снеге и дожде. В момент, когда воздух становится прохладнее, все кажется кристально ясным, а небо все еще ярко-голубое, но уже приятно вновь облачиться в шерстяные наряды. Когда сентябрь сменяется октябрем, наступает время оживать, строить планы, действовать, жить. Женщины выглядят красивее, мужчины чувствуют себя лучше, и даже дети снова приободряются, возвращаясь в свои школы в Париже, Нью-Йорке или Сан-Франциско. И возможно, это особенно сильно ощущается в Риме. Люди приезжают домой после ленивых летних месяцев, проведенных в дребезжащих старых такси, снующих от центральной площади до Марина-Риккола на Капри, посвежев после ванн в Ичиа, отдыха в Сан-Ремо или на общественном пляже в Остии. Но в конце сентября летний сезон заканчивается, и наступает осень. Деловой месяц, прекрасный месяц, когда приятно уже от того, что живешь.

Изабелла ди Сан-Грегорио – красавица с темными сияющими глазами и блестящими черными волосами, удерживаемыми двумя черепаховыми гребнями, – сидела на заднем сиденье лимузина и, улыбаясь, наблюдала за прохожими, спешащими по улицам. Движение в Риме было как всегда ужасающим. Она привыкла к нему, прожив там всю жизнь, за исключением редких визитов к родственникам матери в Париж и времени, проведенного в Штатах, когда ей был двадцать один год. Через двенадцать месяцев она вышла замуж за Амадео и стала легендарной личностью, королевой римской моды. Изабелла от рождения была принцессой в этом королевстве, а после замужества возвысилась еще больше, но ее известность была завоевана собственным талантом, а не только приобретением фамилии Амадео. Амадео ди Сан-Грегорио был наследником дома ди Сан-Грегорио – святая святых римской моды, вершины престижа и изысканного вкуса в вечном всемирном соперничестве женщин, обладающих огромными средствами и желаниями. Сан-Грегорио – святые слова для божественных дам, а имена Изабелла и Амадео – самые священные из всех. Он – великолепный зеленоглазый флорентиец с золотистыми волосами, унаследовавший дом мод в тридцать один; она – внучка Жака-Луи Пареля, короля парижской моды с тысяча девятьсот десятого года.

Отец Изабеллы был итальянцем, но ему всегда нравилось говорить, что в ее жилах течет истинно французская кровь. От своего деда она унаследовала французские вкус, стиль, идеи и чувства. В семнадцать лет она знала о высокой моде больше, чем большинство мужчин, занимающихся этим делом, в. сорок пять. Мода вошла в ее кровь и плоть. Она обладала сверхъестественным даром, позволившим ей создавать новые оригинальные модели, и блестящим ощущением цветовой гаммы, а многолетнее изучение коллекций деда вооружило ее знанием того, что сработает, а что нет. Когда, достигнув восьмидесятилетнего возраста, он в конце концов продал дом моделей Пареля какой-то американской корпорации, Изабелла поклялась, что никогда не простит его.

Она, конечно же, простила. И все же, если бы он только подождал, если бы он знал, если бы... Но тогда бы она жила в Париже и никогда не встретила Амадео, когда в двадцать два года открыла свою крошечную студию мод в Риме. Понадобилось шесть месяцев, чтобы их пути пересеклись, шесть недель, чтобы их сердца определили их будущее, и всего через три месяца после этого Изабелла стала женой Амадео и ярчайшей звездой на небесах дома мод «Сан-Грегорио». В течение года она заняла место главного модельера, место, о котором только мог мечтать любой модельер.

Изабелле можно было позавидовать. У нее было все – элегантность, красота, корона успеха, которую она носила с небрежной простотой, словно шляпку от Борсалино, и стиль, который мог заставить всех присутствующих замереть и, не отрываясь, смотреть на нее уже в девятнадцать лет. Изабелла ди Сан-Грегорио являлась истинной королевой, но в ней было и нечто большее. Задорный смех, внезапная вспышка алмазов в темных, как оникс, глазах, прекрасное знание людей, способность угадывать их прошлое, настоящее и будущее. Изабелла была очаровательной женщиной в восхитительном мире. Лимузин замедлил ход в дорожной пробке у площади Новона. Изабелла мечтательно откинулась на сиденье и закрыла глаза. Рев гудков и брань приглушали плотно закрытые окна машины, к тому же она давно привыкла к звукам Рима, чтобы они могли потревожить ее. Шум города не только нравился, но и возбуждал ее, став неотъемлемой частью существования, так же как бешеный ритм ее бизнеса. Жизнь казалась невозможной без того и другого. Именно поэтому она бы никогда не отказалась от своей деловой жизни, хотя в прошлом году ей пришлось часть времени уделить домашним заботам. Когда пять лет назад родился Алессандро, работа была главным в ее жизни. Весенняя выставка моделей, угроза шпионажа от конкурирующего дома мод, разработка моделей готовой одежды для экспорта в Штаты, решение пополнить коллекцию мужской одеждой, косметикой, духами и мылом. Все имело для нее огромное значение. Она не могла бросить свое дело даже ради ребенка Амадео. Работа была для нее источником жизненной силы, ее мечтой. Но проходили годы, и ее душу все больше терзали угрызения совести, острая тоска, чувство одиночества, когда она возвращалась домой в половине девятого, а ребенок уже спал, уложенный в постель няней, а не ею.

– Это беспокоит тебя, не так ли? – Амадео наблюдал за тем, как она задумчиво сидела в обтянутом серым атласом кресле в углу гостиной.

– Что? – рассеянно спросила она с усталым и встревоженным видом.

– Изабеллецца... – Иза прекрасная. У нее всегда вызывало улыбку такое обращение. Он с самого начала называл ее этим именем. – Поговори со мной.

Она робко улыбнулась ему и глубоко вздохнула.

– Я и так говорю.

– Я спросил, очень ли тебя беспокоит то, что ты мало проводишь времени здесь с ребенком.

– Иногда. Я не знаю. Это трудно объяснить. Иногда нам одиноко вместе. По воскресеньям, когда у меня есть время. – Крошечная слезинка скатилась из сияющего темного глаза, и Амадео протянул к ней руки. Она с готовностью устремилась в его объятия и улыбнулась сквозь слезы. – Я ненормальная. У меня есть все. Я... Почему эта проклятая нянька укладывает его спать до нашего возвращения домой?

– В десять часов?

– О нет, еще только... – Она с раздражением взглянула на часы и поняла, что он прав. Они ушли с работы в восемь, заскочили «на минутку» в «Хаслер» поцеловать свою любимую американскую клиентку и... вот уже десять часов. – Черт подери! Действительно слишком поздно. Но обычно мы возвращаемся домой в восемь, а он уже спит. – Она бросила сердитый взгляд на Амадео, и тот мягко засмеялся, держа ее в своих объятиях.

– Чего же ты хочешь? Чтобы он стал одним из тех детей, которых в девять лет кинозвезды таскают на коктейли? Почему бы тебе не проводить поменьше времени на работе?

– Я не могу.

– Ты не хочешь.

– Да, не хочу... нет, ну я не знаю. – Они оба рассмеялись. Это была правда.

Ей хотелось быть с Алессандро, пока незаметно не подошло время, когда ему вдруг стукнет девятнадцать и она упустит свой шанс. Она видела, как это происходило со многими женщинами, увлеченными карьерой. Они думают, собираются, хотят, но так никогда ничего не делают. Несостоявшиеся поездки в зоопарк, походы в кино, музеи, мгновения, которые они собирались разделить со своими детьми, но звонили телефоны, ждали клиенты. Важные события. Она не желала, чтобы такое случилось с ней. Общение с сыном не имело большого значения, когда он был младенцем. Но теперь другое дело. Алессандро исполнилось четыре года, и он очень скучал, общаясь с ней не больше двадцати минут в день или вообще не видя ее по нескольку недель, особенно когда они с Амадео разрабатывали очередную коллекцию или готовили новую линию для Штатов.

– У тебя несчастный вид, любимая. Хочешь, чтобы я тебя уволил?

К изумлению Амадео, да и к своему собственному, она кивнула.

– Ты серьезно? – По глазам было видно, что он шокирован.

– Отчасти. Надо сделать так, чтобы я работала не весь день и могла чуть больше времени проводить здесь. – Она посмотрела на окружавшее ее великолепие, думая о ребенке, которого не видела весь день.

– Хорошо. Мы что-нибудь придумаем, Беллецца. И они придумали. Все сложилось идеально. Вот уже восемь месяцев, как ее назначили главным консультантом по разработке моделей в доме мод «Сан-Грегорио». Она принимала все те же решения и ко всему прикладывала свою руку. Присутствие Изабеллы чувствовалось в каждой модели, продаваемой «Сан-Грегорио». Но она отошла от рутины бизнеса, от бесконечных повседневных дел. Часть забот взял на себя их любимый директор, Бернардо Франко, а для воплощения идей Изабеллы в конкретные модели пришлось нанять еще одного модельера. Изабелла присутствовала на основных заседаниях, подробно обсуждала все проблемы с Амадео в течение одного длинного рабочего дня в неделю и заглядывала в офис всякий раз, когда у нее где-то поблизости намечалась встреча.

Теперь она впервые действительно чувствовала себя матерью Алессандро. Они вместе завтракали в саду. Она водила его в парк и разучивала детские стишки на английском и забавные маленькие песенки на французском. Изабелла смеялась и бегала с вместе с сыном, раскачивала его на качелях. У нее было все самое лучшее в мире: работа, муж и ребенок. Никогда в жизни она не чувствовала себя более счастливой. Это было видно во всем: в сиянии глаз, в походке, в смехе и во взгляде, с которым она встречала возвращающегося домой Амадео. Счастье сквозило в ее беседах с друзьями, которым она рассказывала о последних успехах Алессандро: «И Бог мой, как этот ребенок умеет рисовать». Все были в восторге. А больше всех Амадео, желавший видеть ее счастливой. После десяти лет супружества он все еще обожал ее. По правде говоря, даже еще больше, чем прежде. Их бизнес по-прежнему процветал, несмотря на некоторое изменение распорядка. Изабелла никогда не смогла бы полностью удалиться от дел. Это просто было не в ее стиле. Ее присутствие чувствовалось повсюду, как нежный звон идеально сделанного хрустального колокольчика.

Лимузин остановился у тротуара, и Изабелла бросила последний взгляд на прохожих на улице. Ей нравилось то, что носили женщины в этом году. Одежда стала более сексуальной и женственной. Она напоминала ей модели, когда-то сделанные ее дедом. Вид современных нарядов доставлял ей удовольствие. Сама она вышла из машины в шерстяном платье цвета слоновой кости, искусно задрапированном в каскад мельчайших, безукоризненно выполненных складок. Три длинные нити крупного жемчуга обрамляли ее шею и скрывались в глубине мягко задрапированного выреза. На руке она держала короткий норковый жакет шоколадного цвета, заказанный в Париже у скорняка, когда-то работавшего у Пареля. Но она слишком торопилась, чтобы надевать его. Ей хотелось обсудить с Амадео некоторые возникшие у нее в последний момент идеи насчет американской коллекции перед встречей с подругой на ленче. Она взглянула на золотые часы на запястье: по циферблату загадочно плавали сапфир и бриллиант, показывая точное время только посвященным. Было двадцать две минуты одиннадцатого.

– Спасибо, Энцо. Я выйду без пяти двенадцать.

Держа дверцу одной рукой, шофер прикоснулся к фуражке другой и улыбнулся. Теперь работать на нее стало очень легко, и ему нравились частые поездки на машине с маленьким мальчиком. Это напоминало ему о собственных внуках, семеро из которых жили в Болонье, а пятеро – в Венеции. Иногда он навещал их. Но его домом был Рим. Так же как для Изабеллы, несмотря на то что ее мать была француженкой и она целый год прожила в Штатах. Рим был частью ее самой: она здесь родилась, живет и, наверное, умрет. Она, как и все итальянцы, знала, что римляне не могут жить ни в каком другом месте.

Решительно шагая по тротуару к старинному зданию с тяжелой черной дверью, она, как всегда, бросила взгляд вдоль улицы, чтобы узнать наверняка, здесь ли Амадео, припаркован ли у тротуара его длинный серебристый «феррари», который она называла серебристой торпедой. Никто, кроме Амадео, не прикасался к автомобилю. Все подтрунивали над ним из-за этого, и больше всех Изабелла. Он возился с ним, как маленький мальчик с игрушкой, и ни с кем не хотел делиться. Он сам водил, парковал, ухаживал и играл с машиной, только сам. Даже швейцар, работавший там уже сорок два года, никогда не дотрагивался до нее. Изабелла улыбнулась про себя, подходя к внушительной черной двери. Временами Амадео вел себя как мальчишка, за это она еще больше любила его.

– Добрый день, синьора Изабелла. – Только Чиано, похожий на дедушку швейцар в черной с серым ливрее, называл ее так.

– Привет, Чиано. Как жизнь? – Изабелла широко улыбнулась ему, блеснув столь же красивыми, как и ее жемчуга, зубами. – Все в порядке?

– Все прекрасно, синьора, – ответил он мелодичным густым баритоном, с поклоном распахивая перед ней тяжелую дверь.

Дверь беззвучно закрылась, она мгновение постояла в вестибюле, оглядываясь. Это был ее дом так же, как вилла на виа Аппиа Антика. Идеальные полы из розового мрамора, серый бархат и розовые шелка, хрустальная люстра, привезенная из дома мод Пареля в Париже после долгих переговоров с американским владельцем. Ее изготовили в Вене по заказу деда, и она была практически бесценной. Пологая мраморная лестница вела к основному салону наверху. На третьем и четвертом этажах располагались офисы, отделанные в тех же серо-розовых тонах цвета пепла и лепестков роз. Это сочетание радовало глаз так же, как и тщательно подобранные картины, старинные зеркала, элегантные светильники, маленькие кресла-диваны на двоих в стиле Людовика XVI, расставленные в нишах, где заказчицы могли отдохнуть и поболтать. Повсюду сновали девушки в серых форменных платьицах, чуть слышно шурша накрахмаленными белыми передниками, разнося чай и бутерброды в отдельные кабинеты наверху, где клиентки с трудом выдерживали утомительные примерки, поражаясь терпению манекенщиц во время демонстрации моделей. Изабелла задержалась на мгновение, оглядывая свои владения.

Она вошла в личный лифт, нажала кнопку четвертого этажа, прокручивая в голове планы на утро. Ей оставалось сделать совсем немного; к собственному удовлетворению, она уладила большинство текущих дел еще вчера. Предстояло проработать детали моделей с Габриэлой, главным модельером, и обсудить административные вопросы с Бернардо и Амадео. Сегодняшняя работа займет совсем немного времени. Двери бесшумно раскрылись, открывая взору длинный холл, застланный серым ковром. Все в доме мод «Сан-Грегорио» было продумано до мелочей и не должно было бросаться в глаза. Но только не Изабелла. Она всегда была яркой, великолепной и заметной. Она была женщиной, которую замечали и хотели видеть, женщиной, с которой можно было появиться в свете. Но дом «Сан-Грегорио» служил фоном для демонстрации красоты, он не должен был затмевать того, что они хотели показать. Несмотря на прелесть здания семнадцатого века, когда-то принадлежавшего принцу, изделия «Сан-Грегорио» были слишком великолепны, чтобы их могло превзойти что-либо или кто-либо. Изабелла создавала идеальное сочетание замечательных моделей, необычного дизайна и бесподобных тканей для женщин, умевших преподнести их наряды. Она знала, что где-то в Штатах, в Париже или в Милане женщины, носившие их готовую одежду, вовсе не походили на дам, приходивших в этот особняк. Здесь появлялись графини, принцессы, актрисы, известные писательницы, звезды телевидения, знаменитые и благородные дамы, которые могли убить или умереть из-за моделей от Сан-Грегорио. Многие из них были импозантными, чувственными, великолепными, как и сама хозяйка салона.

Изабелла молча прошла к двойным дверям в конце длинного холла, нажала на отполированную до зеркального блеска латунную ручку и возникла, как видение, перед столом секретарши.

– Синьора! – удивленно воскликнула девушка, увидев ее. Никто никогда не знал точно, когда она появится и что взбредет ей в голову. Но Сегодня Изабелла только кивнула, улыбнулась и сразу же прошла к кабинету Амадео.

Она знала, что он там, так как видела его машину. К тому же, в отличие от нее, он редко заходил на другие этажи. Амадео и Бернардо в основном сидели в своих кабинетах наверху, только Изабелла тихонько заглядывала повсюду, бродила по этажам, неожиданно появлялась в комнатах манекенщиц, в коридорах возле частных примерочных, в главном салоне с длинным подиумом, обтянутым серым шелком, который приходилось очень часто заменять, что было источником постоянного раздражения Бернардо. Именно он следил за всеми денежными делами в доме мод. Будучи президентом и главным финансистом, Амадео планировал бюджет, а Бернардо приходилось справляться с ним, следя, чтобы ткани и бисер, перья и изумительные маленькие украшения вписывались в установленные Амадео лимиты. И они всегда укладывались в смету, дом мод многие годы существовал прилично, а иногда и просто великолепно. Благодаря капиталовложениям Амадео и умелому обращению с финансами Бернардо они процветали. А производя гениальные модели Изабеллы, они не только процветали, но и преуспевали. Но именно Бернардо связывал воедино мир дизайна и финансов. Он размышлял, взвешивал, продумывал, планировал, подсчитывал, во что им обойдется подготовка коллекции и стоит ли игра свеч. И до сих пор он никогда не ошибался. У него имелось чутье и гениальность, и Изабелла представляла его матадором, гордым, напористым, решительным, размахивающим красным атласом перед мордой быка и всегда побеждающим. Ей нравился стиль его работы, и она любила его. Но не так, как Бернардо любил ее. Он же любил ее всегда, всю жизнь, с тех пор как впервые встретил.

Бернардо и Амадео дружили много лет и работали вместе в доме мод «Сан-Грегорио» еще до того, как появилась Изабелла. Именно Бернардо нашел ее в крошечном ателье в Риме. И это он настоял, чтобы Амадео зашел посмотреть ее работу, встретился, поговорил и, возможно, даже убедил ее перейти работать к ним. Она уже тогда была выдающейся, поразительно красивой и невероятно молодой. В двадцать два она была гением дизайна. Когда они приехали в ее студию, она встретила их в красной шелковой блузке, в белой льняной юбке и маленьких золотых босоножках. Девушка выглядела как бриллиант, вставленный в любовно выбранную оправу. Стояла убийственная жара, показавшаяся еще более обжигающей, когда Изабелла впервые посмотрела в глаза Амадео. В тот момент Бернардо осознал, насколько она дорога ему, но было слишком поздно. Амадео и Изабелла сразу же влюбились друг в друга, а Бернардо так ни разу и не заговорил о своих чувствах. Никогда. И он ни за что не предал бы друга, который слишком много значил для него: многие годы он был для него как брат. Таких людей, как Амадео, не предают. Его все любили, многие мечтали походить на него, и никто не мог причинить ему боль или предать. И Бернардо не сделал этого. К тому же он знал, что ему будет очень больно услышать, что Изабелла не любит его, потому что безумно любит Амадео. Он стал главной страстью в ее жизни. Амадео действительно значил для нее больше, чем работа, что для Изабеллы было из ряда вон выходящим. Бернардо не мог соперничать с этим. Поэтому он сохранил свою тайную любовь и все силы вкладывал в работу, стараясь делать ее как можно лучше. Он научился любить Изабеллу по-другому, любить их обоих с присущей только ему страстью и чистотой. Это вызывало огромную напряженность между ним и Изабеллой, но так было лучше. Результаты их стычек и гневных перепалок всегда оказывались великолепными: экстравагантные красивые женщины шагали по подиуму... иногда прямо в объятия Бернардо. Он имел на это полное право, он имел право на нечто большее, чем его работа и любовь к Амадео и Изабелле. Он горел собственным, неповторимым, ярким огнем, что притягивало к нему женщин, как мотыльков на пламя свечи. Сам Бернардо ни о чем не задумывался, подобное существование стало частью его, так же как безошибочное ощущение стиля или уважение к тем двоим, на которых он работал, превратившихся в определенном, смысле в единое целое. Он понимал, кем стали друг для друга Амадео и Изабелла, и точно знал, что такого не произошло бы, если бы на месте Амадео оказался он. Они бы всегда остались двумя личностями – ив любви, и в войне. Если бы она когда-нибудь узнала о его чувствах, их встреча походила бы на столкновение созвездий, взрыв, рассыпающийся дождем комет на небесах их вселенной. У Изабеллы с Амадео все было по-другому. Их союз был мягким, нежным, прочным. Их души слились воедино. Глядя на Амадео, Изабелла растворялась в его глазах и летала, широко расправив крылья. Амадео и Изабелла , напоминали двух орлов, парящих в принадлежащем только им небе, в полной гармонии слившись воедино. Это даже уже не возмущало Бернардо. Невозможно было обижаться на пару, подобную этой. На них было приятно смотреть. И теперь его вполне устраивали напряженные деловые отношения с дамой, которую он любил издали. У него была своя жизнь. А с ними его связывало нечто особенное. И так будет всегда. Они стали неразрушимой, неразделимой троицей. Ничто никогда не нарушит их тройственный союз. Все трое знали это.

Постояв мгновение перед дверью кабинета Амадео, Изабелла улыбнулась. Всякий раз, подходя к этой двери, она вспоминала, как впервые увидела ее и эти холлы. Тогда они выглядели иначе. Красиво, но не столь элегантно, как сейчас. Она придала им нечто большее, так же как Амадео ей. Она росла в его присутствии, чувствовала себя безмерно любимой и в абсолютной безопасности. Вполне надежно, чтобы быть такой, как есть, смело делать то, что хочется, вторгаться в мир, не имеющий границ. Амадео заставил ее почувствовать беспредельность, показал, что она может быть всем, чем захочет, и делать все, что захочет, и она это делала, ощущая силу его любви.

Она тихо постучала в дверь, ведущую прямо в его личный кабинет. Этой дверью пользовались только она и Бернардо. Тотчас же раздался ответ. Она повернула ручку и вошла. Мгновение они молча смотрели друг на друга, и душа ее затрепетала, как происходило всякий раз с тех пор, как она впервые увидела его. Он улыбнулся в ответ, ибо чувствовал то же самое. В его глазах светилось нескрываемое удовольствие, что-то вроде нежного обожания, которое всегда, как магнит, притягивало ее в его объятия. Именно эту мягкость, доброту и неизменную способность сопереживания она так любила. Огонь, горевший в нем, отличался от ее огня. Он был как священное пламя, высоко поднятое для печальных и уставших, которому суждено гореть вечно. Ее огонь был факелом, сверкающим на ночном небосводе, таким ярким и прекрасным, что к нему было почти страшно приблизиться. Но никто не боялся приближаться к Амадео. Он был очень приветливым, и всем хотелось быть рядом с ним, хотя на самом деле это место принадлежало* только Изабелле. Конечно, и Бернардо тоже, но в ином смысле.

– Проходи, Изабеллецца. Что привело тебя сюда сегодня? Я думал, мы все обсудили вчера. – Он откинулся на спинку кресла, протянув ей руку, которую она взяла в свою.

– У меня появилось еще несколько идей.

Несколько... Он засмеялся. У Изабеллы «несколько» могло означать тридцать пять, сорок семь, сто или даже триста. У Изабеллы никогда ничего не могло быть мало: ни идей, ни драгоценностей, ни нарядов. Амадео широко улыбнулся, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, а он потянулся и коснулся ее руки.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь.

Она купалась в сиянии его глаз, как в солнечном свете.

– Лучше, чем утром? – Они засмеялись: утром она наложила на лицо новый крем, высоко подвязала волосы и была в удобном халате и его тапочках.

Амадео покачал головой:

– Нет. Думаю, утром ты нравилась мне больше. Но... Такой ты мне тоже нравишься. Это платье одно из наших?

– Конечно. Разве я надела бы что-нибудь чужое? – На мгновение в ее темных глазах сверкнула молния.

– Похоже на одну из моделей твоего деда. – Он внимательно изучал ее, прищурив глаза. Он умел видеть и понимать все.

– Ты очень сообразительный. Я украла ее из его коллекции тридцать пятого года. Конечно, не целиком. Только аромат. – Она усмехнулась. – И складки.

Он улыбнулся, изумленно посмотрев на нее, и снова наклонился, быстро целуя.

– Аромат великолепен.

– Хорошо, что мы больше не работаем вместе все время, а то нам бы не удалось ничего сделать. Иногда я удивляюсь, как мы вообще что-то успевали.

– Она села в свое кресло, с обожанием глядя на мужа. Им невозможно было не восторгаться. Он был греческим богом с картин из галереи Уффици во Флоренции, скульптурой римского юноши – высокий, стройный, грациозный, элегантный. Но в то же время в нем было нечто большее. Зеленые глаза казались понимающими, мудрыми, умными, задорными, все схватывающими на лету и уверенными. Несмотря на мягкую и нежную флорентийскую красоту, в нем чувствовались сила, властность и умение командовать. Он был главой дома Сан-Грегорио, наследником сказочного величественного трона, и с достоинством носил мантию, соответствуя этому положению. Он выглядел как глава империи или по крайней мере очень крупного банка. Прекрасно сшитый костюм в тонкую светлую полоску подчеркивал его высокий рост и стройную фигуру с широкими плечами. Все в Амадео говорило о незаурядности. В нем не было ничего фальшивого или показного, ничего позаимствованного, скопированного или неестественного. Элегантный, умный, сообразительный, проницательный и внимательный к окружающим. Страстно любящий свою жену.

– Между прочим, что ты здесь делаешь в таком наряде? Помимо того, что ты зашла поделиться со мной несколькими идеями. – Он снова улыбнулся, встретившись взглядом с Изабеллой, и она улыбнулась ему в ответ.

– Я еду на ленч с несколькими дамами.

– Звучит ужасно. Не лучше ли соблазнить тебя и увезти в номер в «Эксельсиоре»?

– Конечно, но после ленча у меня свидание с другим мужчиной. – Она произнесла это с самодовольным видом, но в ее глазах плясали смешинки.

– Кто мой соперник? – шутливо спросил он, ибо у него не было причин для волнений, и он знал это.

– Твой сын.

– В таком случае никакого «Эксельсиора». А жаль.

– В следующий раз.

– Заметано. – Он со счастливым видом вытянул вперед ноги, как длинный ленивый кот на солнышке.

– Ладно. Нам надо поработать.

– Ну вот. И это женщина, на которой я женился. Ласковая, романтичная, нежная.

Изабелла состроила одну из ужасных гримас их сына, и они вместе рассмеялись. Когда она вытаскивала стопку бумаг с заметками из сумочки, на ее руке ярко засверкало кольцо с бриллиантом и изумрудами, которое он подарил ей летом на десятую годовщину свадьбы. Бриллиант был большой, в десять каратов. А как же иначе? Десять каратов за десять лет.

– Тебе идет мой подарок.

Она счастливо кивнула, взглянув на кольцо. Оно хорошо смотрелось на ее длинных, изящных пальцах. На Изабелле все выглядело прекрасно. Особенно бриллианты в десять каратов.

– О да. Но ты лучше всех. Между прочим, я люблю тебя. – Она притворилась легкомысленной, но они оба знали, что это не так.

– Я тоже люблю тебя. – Они еще раз обменялись улыбками, прежде чем приступить к делам.

Теперь все шло намного лучше, чем когда они все время работали вместе. К концу дня он начинал скучать и стремился поскорее попасть домой. В их встречах и вечерах появилось нечто особенное. Она вновь стала загадочной. Он ловил себя на мысли что думает о том, чем она занята, во что одета. А воспоминание о ее духах уносило его в страну грез.

– Тебе не кажется, что американская коллекция слишком сдержанная? Я размышляла об этом прошлой ночью. – Она украдкой взглянула на Амадео, но видела не его, а модели, которые накануне просматривала с Габриэлой.

– Я так не думаю. И Бернардо был в экстазе.

– Черт. – Она вновь перевела взгляд на него с явным сочувствием. – Тогда я права. – Амадео засмеялся, но она даже не улыбнулась. – Я говорю серьезно. Я хочу заменить четыре ткани и включить одну или две модели для Франции к этой коллекции. Тогда все сработает. – Она, как всегда, выглядела уверенной. И почти никогда не ошибалась. Ее абсолютная уверенность уже десять лет приносила им награды на демонстрациях мод. – Я хочу добавить пурпурные и красные ткани, а также белое пальто. Тогда все будет идеально.

– Обсуди это с Бернардо и скажи Габриэле.

– Я уже сказала Габриэле. Кстати, новое мыло Бернардо для мужской коллекции не годится. Оно весь день било мне в нос.

– Это плохо?

– Ужасно. Аромат духов всегда сопровождает женщину, а запах мужчины не должен ощущаться. Когда он уходит, о нем должно остаться лишь воспоминание, а не головная боль.

– Бернардо будет в восторге. – На мгновение он помрачнел. Иногда сражения между Изабеллой и Бернардо изматывали его. Но они имели большое значение для дела, и он знал это.

Без резких рывков Изабеллы и прочного якоря в лице Бернардо дом мод «Сан-Грегорио» никогда не стал бы тем, чем был сегодня. Но будучи осью, удерживавшей два колеса от того, чтобы они не разлетелись в разные стороны, он чувствовал, что напряжение увеличивается, и это ему не нравилось. Но все вместе они были изумительной командой, и каждый это знал. Несмотря на бесконечные сражения, они каким-то образом умудрялись оставаться друзьями. Это было выше его понимания. Когда Изабелла сердилась, то называла Бернардо такими именами, которые просто не должна была знать, а он выглядел так, словно собирался совершить убийство. Потом, спустя несколько часов после стычки, Амадео находил их в одной из частных примерочных, распивающих шампанское и приканчивающих бутерброды. Он никогда не мог постичь этого и просто радовался тому, что все закончилось так, а не иначе. Сейчас он со вздохом взглянул на часы.

– Ты хочешь, чтобы я позвал его? – Ему никогда не приходилось передавать поручения за Изабеллу. Она всегда это делала сама. Прямо от бедра. В пах.

– Лучше, если это сделаешь ты. В полдень я должна быть на ленче. – Она взглянула на часы, когда-то подаренные Амадео.

– О Боже. Теперь мы отошли на второй план по сравнению с дамскими посиделками. – Но глаза его смеялись. Он знал, что в действительности этого никогда не произойдет. Кроме него и Алессандро, Изабелла жила именно ради их дела, которое давало ей возможность дышать, действовать и чувствовать себя живой.

Амадео поднял трубку и быстро переговорил с секретаршей. Она немедленно вызвала мистера Франко. Он тотчас же явился, ворвавшись в комнату как ураган, и Амадео почувствовал, как напряглась Изабелла: она уже готовилась к сражению.

– Привет, Бернардо. – Изабелла беспечно улыбнулась ему, когда он вошел в кабинет в одном из сотни своих темных костюмов, которые казались Изабелле совершенно одинаковыми. Он носил одни и те же золотые карманные часы, одинаковые безупречно накрахмаленные белые рубашки и темные галстуки с крошечными белыми или красными точками, когда он был совершенно вне себя от злости. – Мне нравится твой костюм. – Это была их дежурная шутка. Она всегда твердила, что его костюмы чрезмерно скучны. Но их простота являлась частью его стиля.

– Послушайте, вы, двое, не начинайте все сначала. Сегодня я не в настроении. – Амадео угрожающе посмотрел на них, но его глаза, как всегда, смеялись, даже когда на губах не было ни тени улыбки, – Кроме того, она должна быть на ленче через сорок минут. Теперь она отодвинула нас на второй план, так как отдает предпочтение ленчам.

– Это, несомненно, важнее. – Бернардо слегка ухмыльнулся и сел. – Как мой крестник?

– Алессандро – само совершенство. Однако занавеси в столовой нет.

Амадео начал расплываться в улыбке, слушая рассказ Изабеллы. Ему нравились озорные поступки мальчика, огонь в его темных глазах, так похожих на материнские.

– Пока я вчера была здесь, решая за вас ваши проблемы, – она подняла бровь, ожидая, что Бернардо примет вызов, и была явно разочарована, когда он этого не сделал, – он позаимствовал мои маникюрные ножницы и «привел занавеси в порядок». Он отрезал примерно метр ткани, которая, по его словам, попадалась на его пути всякий раз, когда он провозил свой любимый грузовик вдоль окна. К тому же не был виден сад. Теперь этого препятствия не существует. На самом деле все идеально. – Теперь она тоже смеялась, как и Бернардо.

Когда он смеялся, то сбрасывал лет двадцать из своих тридцати восьми и становился совсем мальчишкой. Но во время работы и когда его не развлекали рассказами об Алессандро, он часто выглядел суровым. Большая часть ноши дома «Сан-Грегорио» лежала на его плечах, и это было заметно. Он усердно работал на них, и это имело свои последствия. Бернардо так и не женился, не обзавелся детьми, был очень одиноким и слишком часто проводил время на работе, задерживаясь допоздна, приходя рано утром, по субботам, в праздники, по священным праздникам и в те дни, когда ему следовало бы находиться в другом месте в обществе хорошей женщины. Но он жил ради того, что делал, и неизменно нес свои обязанности, которые стали его частью. Хотя многие женщины, очарованные его темными, такими же как у Изабеллы, волосами и цвета летнего римского неба глазами, падали к его ногам, они мало значили для него, забавляя один-два вечера, но не более.

– Твое новое мыло не годится. – Как обычно, выдала она ему без всяких вступлений, и Амадео напрягся в ожидании начала сражения.

Бернардо сидел очень спокойно.

– Почему?

– У меня от него разболелась голова. Запах слишком тяжелый.

– Если бы кто-нибудь обрезал занавеси в моей столовой, у меня бы тоже разболелась голова.

– Я серьезно. – Она со злостью посмотрела на него.

– Я тоже. Все наши исследования показывают, что оно идеально. Больше никому его запах не показался слишком тяжелым.

– Возможно, у них был сильный насморк и они не могли ничего почувствовать.

Бернардо закатил глаза и сел поглубже в кресло.

– Ради Бога, Изабелла, я только что приказал начать его производство. Черт подери, что ты хочешь, чтобы я сделал теперь?

– Останови. Мыло не годится. Так же как сначала мы неправильно подобрали одеколон, и по тем же причинам.

На сей раз Амадео закрыл глаза. В прошлый раз она оказалась права насчет одеколона, но Бернардо с болью и злобой перенес свое поражение. Они почти не разговаривали друг с другом в течение месяца.

Бернардо поджал губы и сунул руки в карманы жилета.

– Мыло должно иметь сильный запах. Им пользуются вместе с водой. В ванне. Затем его смывают. Запах исчезает, – объяснял он сквозь сжатые губы.

– Понятно. Я и раньше пользовалась мылом, и оно не вызывало у меня головной боли, в отличие от твоего. Я хочу, чтобы его изменили.

– Черт возьми, Изабелла! – Он стукнул ладонью по столу Амадео и бросил на нее яростный взгляд.

Она победоносно улыбнулась, глядя на него.

– Скажи сотрудникам лаборатории, чтобы они поработали над ним сверхурочно, и производство задержится не более чем на две или три недели.

– Или месяца. Ты знаешь, что будет с рекламой, которую мы уже запустили? Все пойдет впустую.

– Мы потеряем больше, если ты будешь продолжать выпускать неподходящее изделие. Поверь мне. Я права. – Она медленно улыбнулась ему.

В этот миг у Бернардо был такой вид, как будто он вот-вот взорвется.

– У тебя есть еще приятные сюрпризы для меня на сегодня?

– Нет, всего лишь несколько дополнений к американской коллекции. Я уже поговорила о них с Габриэлой. Они не представляют проблемы.

– Мой Бог, почему нет? Ты хочешь сказать, что это будет просто? Нет, Изабелла! – Но внезапно он вновь заулыбался, так как обладал удивительной способностью сильно злиться и быстро прощать.

– Когда ты займешься мылом? – вновь надавила она.

– Я поставлю тебя в известность.

– Хорошо. Тогда все улажено, и у меня есть еще двадцать минут до ленча.

Амадео улыбнулся ей, и она удобно устроилась на подлокотнике его кресла и нежно коснулась рукой щеки мужа. В этот момент яркий солнечный свет упал на бриллиант, и на дальней стене заиграли радужные блики. Она заметила, как Бернардо с недовольным видом наблюдает за ними, и удивилась:

– В чем дело, Нардо, тебе снова не угодила одна из твоих подружек?

– Очень забавно. Но так уж получилось, что в последнюю неделю я был прикован к рабочему столу. Я начинаю чувствовать себя евнухом этого дома.

Амадео нахмурил брови. Его беспокоило, что они сверх меры завалили Бернардо работой, но Изабелла поняла, что его неожиданно мрачный вид вызван чем-то другим. Она слишком хорошо его знала, чтобы поверить в то, что он жалуется на очень большую нагрузку на работе. И она была права. Они все трое были ужасно измотаны работой, но это им нравилось. Правда, Бернардо приходилось работать несколько больше, чем его друзьям. Сейчас он был явно встревожен, переводя взгляд с большого бриллиантового кольца Изабеллы на ее жемчуга.

– Это безумие – носить такие драгоценности, Изабелла. – А затем выразительно посмотрел на Амадео: – Я говорил тебе об этом на прошлой неделе.

– О чем это вы? – Изабелла переводила взгляд с одного на другого с притворным испугом, а затем остановила взор на добром лице мужа. – Он хочет заставить тебя отобрать мое кольцо?

– Примерно так. – Амадео пожал плечами, став при этом больше похожим на итальянца.

Но Бернардо вовсе не забавляла их игра.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Вы знаете, что случилось с Беллоджио на прошлой неделе. Это могло случиться и с вами.

– Похищение? – поразилась Изабелла. – Не говори глупости, Нардо. Братья Беллоджио были важными политическими деятелями в Риме. Они знали всех и сосредоточили в своих руках чрезвычайную власть. Все террористы ненавидели их как символ капитализма.

– Они также знали, что у них чертовски огромное состояние. А их жены расхаживали по городу как рекламы Ван Клифа. Ты не думаешь, что одно связано с другим?

– Нет. – Изабеллу, казалось, это ничуть не тронуло, но затем она вновь уставилась на Бернардо. – Что на тебя нашло? Почему это вдруг стало беспокоить тебя? У тебя опять разыгралась язва? Она всегда делает тебя странным.

– Прекрати, Изабелла. Не веди себя как ребенок. Это уже четвертое крупное похищение за последний год, и вопреки тому, что вы думаете, не все похищения в наши дни происходят в Европе по политическим мотивам. Некоторые из них случаются именно потому, что люди богаты и дают понять это всему миру.

– Ах так, значит, ты считаешь, что я разгуливаю, демонстрируя наше богатство. Я права? О Боже, Бернардо, как это вульгарно!

– Но разве это не так? – Его глаза гневно сверкнули, когда он схватил газету со стола Амадео. Он пробежал глазами по страницам, быстро листая их. Амадео и Изабелла наблюдали за ним. – Да, ужасно, ужасно вульгарно, Изабелла. Я так рад, что ты не способна на подобную грубость.

С этими словами он слегка ударил по раскрытой газете с большой фотографией, на которой она с мужем входила во дворец. На вечере, устроенном в честь открытия оперного театра, Изабелла была в изумительно красивом бежевом муаровом вечернем платье и в пальто в тон ему, отороченном роскошными соболями. На шее сияло бриллиантовое колье, на обоих запястьях – браслеты, переливающиеся в унисон с кольцом на пальце.

– Я рад, что ты такая скромная. – Затем он гневно взглянул на Амадео: – Вы оба.

Небольшие запонки на рубашке под вечерним фраком Амадео сверкали совсем как маленькие бриллианты в ушах Изабеллы. На заднем плане виднелся «роллс» Амадео, на котором шофер вывозил их только по торжественным случаям.

Они в недоумении смотрели на фотографию, а Бернардо осуждающе гневно – на них.

– Мы там были не одни, ты же знаешь, – мягко сказала Изабелла. Ее тронуло его беспокойство. Он и раньше заговаривал об этом, но теперь, когда похитили и убили братьев Беллоджио, в его голосе чувствовалась упрямая решимость. – Дорогой, тебе действительно не стоит волноваться за нас.

– Почему? Вы считаете себя святыми? Вам кажется, что никто не посмеет прикоснуться к вам? Если вы так думаете, то вы просто безумцы! Вы оба! – На мгновение показалось, что он вот-вот расплачется.

Бернардо знал одного из братьев Беллоджио и на прошлой неделе был на его похоронах. Похитители потребовали безумный выкуп в пятнадцать миллионов долларов и освобождения шестерых политических заключенных. Но семья была не в состоянии удовлетворить их требования, а правительство не пожелало. Результат оказался трагическим. Хотя Изабелла и Амадео смотрели на него с сочувствием, происшедшее их не тронуло. Бернардо явно виделись призраки.

Изабелла медленно встала и подошла к Бернардо. Она привстала на цыпочки, обняла его и улыбнулась:

– Мы любим тебя. Но ты слишком волнуешься. Амадео хмурился из-за сочувствия к Бернардо, а не из страха за себя.

– До вас не доходит, не так ли? – Бернардо смотрел на них с возрастающим отчаянием.

На сей раз ответил Амадео, а Изабелла со вздохом села на стул.

– Мы все понимаем. Но думаю, в этом меньше повода для беспокойства, чем тебе кажется. Посмотри на нас, – он скромно махнул рукой в сторону Изабеллы, потом на себя, – мы ничего собой не представляем. Мы просто продавцы одежды. Чего кто-то может хотеть от нас?

– Денег. А как насчет Алессандро? Что, если похитят его?

Амадео вздрогнул. Бернардо попал в цель.

– Это другое дело. Но он никогда не бывает один. И тебе это известно. Вилла охраняется. Никто туда не может забраться. Тебе не стоит так волноваться. Он в безопасности, так же как и мы.

– Ты ошибаешься. Сейчас никто не может быть в безопасности. И до тех пор, пока вы разгуливаете в таком виде, – он вновь указал на фотографию в газете, – вы играете с огнем. Когда сегодня утром я увидел эту фотографию, мне захотелось выпороть вас обоих.

Амадео и Изабелла быстро обменялись взглядами, и Бернардо отвернулся. Они не поняли. Они подумали, что он сошел с ума. Но сумасшедшие они. Простые, наивные и глупые. Бернардо хотелось наорать на них, но он понимал, что это бесполезно. Продавцы одежды... У них самый крупный дом мод в Европе, одно из самых больших состояний в Риме, оба – эффектные личности, у них беззащитный ребенок, а эта женщина увешивает себя драгоценностями... Продавцы одежды. Он еще раз посмотрел на них, покачал головой и пошел к двери.

– Я подумаю насчет мыла, Изабелла. Но и вы оба сделайте мне одолжение. – Он на мгновение замолчал. – Подумайте о том, что я сказал.

– Обязательно, – мягко произнес Амадео в тот момент, когда Бернардо закрывал дверь. Затем он посмотрел на жену: – Знаешь, возможно, он прав. Наверное, нам следует вести себя осторожнее в отношении тебя и Алессандро.

– А как насчет тебя?

– Вряд ли я представляю особый интерес. – Он улыбнулся. – И я не разгуливаю в бриллиантах и мехах.

Она ответила ему улыбкой, а затем надула губки.

– Ты не можешь отобрать у меня мое кольцо.

– И не собираюсь. – Он с нежностью посмотрел на нее.

– Никогда? – Она с видом обиженного ребенка села к нему на колени, и он усмехнулся.

– Никогда. Обещаю. Оно твое. И я твой. Навсегда. – Потом он поцеловал ее, и она почувствовала, как в ней закипает жар, который он вызывал в ней с их первой встречи. Руки обняли его за шею, а губы слились в крепком поцелуе.

– Я люблю тебя, милый... больше всего на свете... Они снова поцеловались, и она почувствовала, как слезы набежали ей на глаза, когда она наконец оторвалась от него. Иногда такое случалось. Она была так счастлива, что ей хотелось плакать. У них за плечами была целая жизнь. Они так много пережили вместе. Их объединяло не только общее дело, но и нежные воспоминания: рождение сына, дни, проведенные вдвоем на острове в Греции пять лет назад, когда они внезапно почувствовали, что слишком устали от работы; именно тогда они зачали Алессандро. В ее памяти промелькнули тысячи мгновений, снова доказывая, как бесконечно дорог ей Амадео.

– Изабеллецца... – Он посмотрел на нее с улыбкой в глубоких изумрудных глазах. – Ты сделала мою жизнь совершенством. Я давно не говорил тебе об этом?

Она улыбнулась в ответ.

– А ты – мою. Знаешь, что бы мне хотелось сделать?

– Что? – Что бы это ни было, они обязательно сделают это. Он ни в чем не мог бы ей отказать. Возможно, другие сказали бы, что она избалована, что муж во всем потакает ей. Но это было не так. Она в равной мере баловала его. Они делали все друг для друга и наслаждались взаимной нежностью двух страстно любящих сердец.

– Мне бы хотелось снова поехать в Грецию. – Предупреждение Бернардо уже было забыто.

– Когда? – Он вновь улыбнулся. Ему тоже хотелось поехать. Это было одним из самых прекрасных моментов в его жизни.

– Может быть, весной? – Она взглянула на него и показалась ему невыносимо сексуальной.

– Мы сделаем еще одного ребенка? – Он уже некоторое время подумывал об этом. Казалось, пора. До рождения Алессандро они хотели только одного ребенка. Но он доставлял им столько радости, что в последнее время Амадео хотел завести об этом разговор с Изабеллой.

– В Греции? – Ее темные глаза широко раскрылись, а рот казался томным и притягательным, когда он вновь наклонился поцеловать ее. Она улыбнулась ему. – Знаешь, нам не стоит ждать до Греции. Люди заводят детей и в Риме.

– Неужели? – шепнул он ей в ухо. – Тебе придется показать мне, как это делается.

– Ладно, дорогой. – Она внезапно засмеялась и посмотрела на часы. – Но только после ленча. Я опаздываю.

– Это ужасно. Возможно, тебе лучше не ходить туда совсем. Мы могли бы поехать домой на виллу и...

– Потом... – Она еще раз поцеловала его и медленно пошла к двери, а коснувшись дверной ручки, обернулась на мгновение, склонив голову набок и вопросительно посмотрев на него: – Ты действительно этого хочешь?

– Чтобы ты не ездила на ленч? – Он задорно улыбнулся.

Но она покачала головой и засмеялась:

– Нет, гнусный развратник. Я имела в виду ребенка. – Она произнесла последнее слово с глубокой нежностью, так, будто эта мысль для нее тоже много значила.

Он закивал, глядя на нее:

– Конечно. А что ты думаешь, Беллецца? Но она загадочно улыбнулась.

– Я считаю, нам следует все обдумать. – Сказав это и послав ему воздушный поцелуй, она исчезла, а он остался стоять, глядя на дверь.

Ему хотелось еще раз сказать ей, что он любит ее. Но с этим придется подождать до вечера. Он тоже был удивлен своим заявлением о том, что хочет еще одного ребенка. Он подумывал об этом, но до сих пор не высказывал вслух. Теперь он внезапно понял, что действительно хочет этого. И это не должно помешать ее карьере. Алессандро ведь не помешал, и они оба многое могли дать малышу. И чем дольше он размышлял об этом, тем больше ему нравилась эта идея. Он вернулся к столу и с улыбкой взял стопку бумаг.

Было уже около часа дня, когда Амадео наконец встал и потянулся. Он остался доволен цифрами, которые просматривал. Американские контракты, заключенные этой осенью, явно принесут им кругленькую сумму. Поистине замечательно. Он уже собирался закатить себе праздничный ленч в одиночестве, когда услышал тихий стук в дверь.

– Да? – удивился он. Его секретарша обычно звонила ему, но, вероятно, она уже ушла на ленч. Он повернулся к двери и увидел, как одна из помощниц секретаря робко заглядывает из-за двери.

– Простите, синьор, но... – Она улыбнулась ему. Он был столь бесподобно красив; что она всегда не знала, что сказать. Хотя в любом случае ей редко приходилось разговаривать с ним.

– Да? – Он улыбнулся в ответ. – Чем могу помочь?

– Здесь двое мужчин хотят видеть вас, сэр. – Ее голос затих, и она покраснела.

– Сейчас? – Он перевел глаза на раскрытый блокнот с записями назначенных встреч, лежавший на его столе. До трех часов ничего не записано. – Кто?

– Они... это насчет вашей машины... «Феррари»...

– Моей машины? – Он удивился и смутился.

– Они... они сказали, что произошел... несчастный случай. – Она ждала взрыва, но его не последовало. Вид у него был встревоженный, но не сердитый.

– Кто-нибудь пострадал?

– Я так не думаю. Но они здесь... за дверью... в конторе мисс Альзини, сэр.

Он слегка кивнул и вышел за ней в приемную, где увидел двух удрученных и смущенных мужчин. Они были в опрятных, но простых костюмах, с большими загорелыми руками и красными лицами; он не мог точно сказать, от огорчения или от солнца. Было совершенно ясно, что они не привыкли к подобной обстановке. Тот, что был пониже ростом, казалось, боялся ступить на ковер, а второму явно хотелось провалиться сквозь пол. Они походили на простых работяг, а когда заговорили, то голоса у них были хриплыми, испуганными, но обращались они уважительно. Пришедшие были в ужасе от того, что произошло, и страшно перепугались, когда узнали, что машина принадлежит ему.

– Что случилось? – Он продолжал смущенно смотреть на них, но голос у него был мягким, а глаза добрыми, и если он и испытывал какое-либо огорчение по поводу машины, то ничем не показывал этого.

– Мы ехали. Было очень интенсивное движение, ваша честь. Вы же знаете, время ленча. – Амадео спокойно кивнул, слушая рассказ. – Женщина с маленькой девочкой перебегали улицу, мы свернули, чтобы не наехать на них, и... – Мужчина еще больше покраснел. – И вместо них натолкнулись на вашу машину. Не очень сильно, но немного повредили ее. Мы можем ее отремонтировать. У моего брата есть мастерская, он мастер своего дела. Вы будете довольны. И мы заплатим. За все. Мы все оплатим.

– Ну уж нет. Мы все уладим через наши страховые компании. Там большие повреждения? – Он старался не показать своего огорчения.

– Мы... Мы очень сожалеем. Мы ни за что на свете не стукнули бы вашу машину, ваша честь. Пусть «фиат», какую-нибудь иномарку, все, что угодно, только не такую прекрасную машину, как ваша. – Мужчина повыше ростом заламывал себе руки, так что Амадео в конце концов даже улыбнулся. Они выглядели так абсурдно, стоя в кабинете его секретаря, разбитые больше, чем его машина. Ему с трудом удалось сдержать нервный смех, и он вдруг обрадовался, что Изабеллы нет рядом и она не может озорно взглянуть на него с насмешливо-серьезным выражением.

– Ничего. Пойдемте посмотрим. – Он провел их к маленькому личному лифту, вставил свой ключ и спустился вместе с ними на первый этаж, при этом мужчины стояли с удрученно опущенными головами, а Амадео пытался завязать с ними обычный разговор.

Даже Чиано ушел обедать в тот момент, когда Амадео вышел на улицу и посмотрел в направлении автомобиля. Он заметил их машину, припаркованную во втором ряду рядом с его автомобилем. Это была большая, ужасного вида старая машина, которая действительно казалась достаточно тяжелой, чтобы нанести серьезные повреждения. Скрывая свою озабоченность, он пошел вверх по улице, а двое мужчин нервно шагали вслед за ним, явно в ужасе от того, что он увидит. Подходя по тротуару к своей машине, он заметил, что третий мужчина ждет в старом «фиате», с несчастным видом глядя на приближающегося Амадео. Он наклонил голову в кратком приветствии, и Амадео ступил на проезжую часть, огибая свою машину, чтобы посмотреть на ее поврежденную левую часть. Его глаза медленно скользили по машине, и он слегка наклонился, чтобы лучше увидеть повреждение. Но наклонившись, он вдруг смущенно сощурил глаза: там не было никакого повреждения, ни единой царапины, его машина ничуть не пострадала. Но было уже слишком поздно задавать им вопросы. Когда его глаза широко раскрылись от удивления, ему нанесли удар сзади по шее каким-то тяжелым предметом, он сразу осел, его толкнули, а затем бесцеремонно затащили на заднее сиденье поджидавшего автомобиля. Все было так четко сработано двумя невинного вида посетителями, что произошло в одно мгновение. Мужчины спокойно уселись в «фиат» к своему приятелю, и он медленно отъехал от края тротуара. Не успели они проехать и двух кварталов, как Амадео был крепко связан, ему завязали глаза и всунули кляп, его неподвижное тело беззвучно лежало на полу машины увозивших его похитителей.

Глава 2

Солнце только что скрылось в ярком сиянии оранжевых и розовато-лиловых красок. Изабелла стояла в великолепном зеленом атласном платье в своей гостиной. Изящные хрустальные с латунью бра освещали комнату мягким светом. Она взглянула на темно-синие часы работы Фаберже на камине. Они с Амадео купили их много лет назад в Нью-Йорке у одного коллекционера. Вещь поистине бесценная, как и бриллиантовое колье с изумрудами, доставшееся ей от бабушки и сейчас изящно облегавшее ее длинную белую шею. Говорили, что когда-то оно принадлежало Жозефине Бонапарт.

Изабелла медленно развернулась на одном каблуке и принялась ходить вперед-назад по комнате. Было без пяти восемь, и они явно опаздывали на ужин к принцессе ди Сант-Анджело. Черт подери Амадео! Почему именно сегодня вечером он не мог прийти домой вовремя? Принцесса была одной из немногих людей, которые раздражали Изабеллу. Эта восьмидесятитрехлетняя старуха с сердцем из каррарского мрамора и стальными глазами была давней подругой бабушки Амадео и женщиной, к которой Изабелла откровенно испытывала отвращение. Она регулярно устраивала обязательные вечера: коктейль – ровно в восемь, ужин – ровно в девять. А им еще надо проехать пол-Рима, чтобы добраться до загородного дворца Сант-Анджело, где принцесса командовала двором в старинных, но поразительно красивых бальных нарядах, размахивая своей эбонитовой тростью с золотым набалдашником.

Нервничая, Изабелла заметила свое отражение в зеркале над изящным резным французским столиком и подумала, не изменить ли ей как-нибудь прическу. Она с унылым видом изучала свое отражение. Слишком просто, слишком строго. Она собрала все волосы высоко на макушке и завязала их простым узлом, чтобы не отвлекать внимание от колье и сочетающихся с ним сережек, сделанных по заказу Амадео. Изумруды были великолепны, а ее платье имело точно такой же зеленый оттенок. Оно было из ее собственной коллекции этого года из идеально сидящего зеленого атласа, который, казалось, ниспадал прямо от плеч до пола. Поверх него она наденет белое атласное пальто, специально сшитое к этому платью, с узким, плотно прилегающим воротником и широкими манжетами, отделанными необычным шелком цвета фуксии. Но возможно, это слишком броско, или, может быть, ее прическа выглядит слишком просто, или... О черт, где же Амадео? И почему он опаздывает? Изабелла вновь взглянула на часы и начала поджимать губки, услышав чуть слышный тихий шепот у двери. Она удивленно обернулась и увидела большие карие глаза Алессандро, прячущегося за дверью гостиной.

– Шш... мама... иди сюда...

– Что ты здесь делаешь? – Она мгновенно перешла на конспиративный шепот, широко улыбаясь при этом.

– Я сбежал от нее! – Глазенки горели таким же огнем, как у нее самой.

– От кого?

– От мамы Терезы! – Конечно же, от Марии Терезы. Няни.

– Почему ты не спишь? – Она уже была рядом с сыном, осторожно присев на высоких каблуках. – Уже очень поздно.

– Знаю! – с истинным ликованием пятилетнего малыша захихикал он. – Но я хотел увидеть тебя. Посмотри, что мне дала Луиза! – Он протянул полную пригоршню печенья, с любовью подаренного кухаркой, крошки уже сыпались сквозь пухленькие пальчики, оставляя на них шоколадные разводы. – Хочешь попробовать? – Он проворно сунул одно печенье в свой рот, прежде чем протянуть руку маме.

– Тебе следует быть в постели! – все еще шепотом сказала она, с трудом сдерживая смех.

– Ладно, ладно. – Алессандро заглотил еще одно печенье, прежде чем мать успела возразить. – Ты отведешь меня? – Он посмотрел на нее глазенками, от взгляда которых таяла ее душа, и она радостно кивнула. Именно поэтому она больше не работала по одиннадцать часов в день, несмотря на то что ей хотелось каждую минуту быть рядом с Амадео. Это стоило того. Ради его взгляда, его сияющей озорной улыбки. – А где папа?

– Надеюсь, едет домой. Пошли.

Алессандро осторожно просунул свою чистую ручку в ее, и они направились по длинному, слабо освещенному залу с красивым паркетом к его спальне. Повсюду висели портреты предков Амадео и несколько картин, купленных ими вместе во Франции. Дом скорее напоминал дворец, а не виллу, а иногда, когда они устраивали грандиозные вечера, пары медленно вальсировали по длинному зеркальному залу под звуки оркестра.

– Что мы будем делать, если мама Тереза застанет нас тут? – Алессандро снова посмотрел на мать карими глазами, согревающими душу.

– Не знаю. Ты думаешь, поможет, если мы заплачем?

Он глубокомысленно кивнул, потом захихикал, прикрывая рот ручкой, которая все еще была в крошках.

– Ты нарядная.

– А ты ловкий. Как тебе удалось выбраться из твоей комнаты?

– Через дверь в сад. Луиза сказала, что сегодня вечером испечет печенье.

Комната Алессандро была вся ярко-голубая и заполнена книгами, играми и игрушками. В отличие от остальной части дома, она не была ни элегантной, ни большой, а просто принадлежала ему.

Изабелла нарочито глубоко вздохнула, когда подвела его к кровати, и снова улыбнулась:

– Ух, добрались.

Но этого Алессандро уже не мог выдержать. Он рухнул на кровать, восторженно взвизгнув, и стал вытаскивать остальное печенье из кармана – в руке он нес только то, что не поместилось в кармане. Он принялся поглощать его, в то время как Изабелла загоняла его под одеяло.

– И не устраивай большого беспорядка, – ласково предупредила она, хотя на самом деле это ее не особенно волновало. Именно такими и должны быть маленькие мальчишки – с крошками печенья, отломанными колесами, обезглавленными солдатиками и пятнами на стенах. Ей все это нравилось, и она любила проводить время с сыном. Все остальное в ее жизни шло достаточно гладко. – Ты обещаешь уснуть, как только покончишь с печеньем?

– Обещаю! – Он торжественно посмотрел на нее восхищенными глазами. – Ты красивая.

– Спасибо. Ты тоже. Доброй ночи, мое сокровище. Спи крепко. – Она поцеловала его в щеку, а затем в шею. Он захихикал.

– Я люблю тебя, мама.

– Я тоже люблю тебя.

Вернувшись к себе, она почувствовала, что, как ни глупо, у нее на глаза наворачиваются слезы. К черту принцессу ди Сант-Анджело. Она вдруг обрадовалась, что Амадео опаздывает. Но Боже, который час? Ее каблучки быстро застучали по паркету, и она поспешила обратно в гостиную, чтобы снова взглянуть на часы. Было двадцать пять минут девятого. Как такое возможно? Что происходит? Но она прекрасно знала все, что могло произойти. Проблемы, возникшие в последний момент, срочный звонок из Парижа, Гонконга или Штатов. Ткань, которую невозможно доставить, потому что забастовала текстильная фабрика, да мало ли еще что. Она хорошо представляла, почему можно задержаться на работе. Подобные критические ситуации слишком долго удерживали ее каждый вечер вдали от Алессандро. Поэтому она решила, что пора позвонить Амадео и встретить его у дома мод со смокингом на руке.

Она вернулась в свой маленький будуар, обтянутый розовым шелком, и сняла трубку. Его номер стал частью ее пальцев, ее души и мозга. Наконец утомленная секретарша сняла трубку.

– Слушаю. «Сан-Грегорио».

– Добрый вечер. – Она быстро представилась, хотя в этом не было необходимости, и попросила женщину найти Амадео и соединить его с ней. Последовали пауза, поспешное извинение за задержку, затем снова пауза, и Изабелла начала постукивать ногой и хмуриться. Возможно, что-то случилось. Может быть, он врезался в дерево на своей чертовски скоростной машине. Ей внезапно стало жарко в тяжелом зеленом атласе и показалось, что сердце у нее остановилось, когда трубку взял Бернардо.

– Привет. Что случилось?

– Где, черт возьми, Амадео? Он обещал сегодня приехать домой пораньше. Мы почти на два часа опаздываем на ужин к горгулье.

– К Сант-Анджело? – Бернардо хорошо знал ее.

– Конечно. Так где Амадео?

– Не знаю. Я думал, он с тобой. – Слова слишком быстро вырвались у него, и он нахмурился.

– Что? Его нет? – Изабелла впервые испугалась. Может быть, действительно с ним что-то случилось из-за машины.

Но Бернардо ответил быстро, и в его тоне не прозвучало ничего необычного:

– Вероятно, он где-нибудь здесь. Я трудился как проклятый над этим чертовым мылом, которое тебе не понравилось, и с полудня не был в его кабинете.

– Ну тогда пойди найди его и передай, чтобы он позвонил домой. Я хочу знать, встретить ли мне его у работы, или он хочет заехать домой переодеться. Старая ведьма, наверное, убьет нас. Теперь мы уж никак не успеем к ужину.

– Я пойду поищу его.

– Спасибо. Бернардо, как ты думаешь, что-то случилось?

– Конечно, нет. Я через минуту найду его. – Ничего больше не сказав, он повесил трубку.

Изабелла с тяжелым предчувствием уставилась на телефон.

Ее слова звенели в ушах у Бернардо... что-то случилось. Что-то случилось. Именно так он и думал. Он весь день пытался отыскать Амадео, чтобы обсудить сложности, возникшие в связи с этим проклятым мылом. Им понадобится больше денег для проверок, достаточно много, и он хотел получить «добро» у Амадео. Но его не было на работе. Весь день после ленча. Бернардо утешал себя мыслью, что, вероятно, Изабелла с Амадео смылись днем, чтобы уединиться. Они часто делали это, как ему было известно. Но если Амадео был не с ней, то где же он? Ушел один? С кем-нибудь еще? Бернардо отбросил эту мысль. Но тогда где он болтается целый день?

Бернардо принялся прочесывать кабинеты на всех четырех этажах. Но единственное, что ему удалось обнаружить, это молодую дрожащую секретаршу, все еще печатающую на машинке за своим столом, которая объяснила, что к Амадео приходили двое мужчин, которые случайно врезались в его машину. Она сказала, что синьор Сан-Грегорио тогда ушел с ними. Бернардо почувствовал, что бледнеет, поспешил на улицу и, нервничая, влез в свою машину. Заведя «фиат» и тронувшись с места, он увидел «феррари» на том же месте, где тот стоял у тротуара с самого утра. Он на мгновение притормозил, проезжая мимо. На автомобиле не было никаких повреждений. Никаких следов прикосновения. У него бешено заколотилось сердце, и он стремглав помчался к дому Изабеллы и Амадео.

Верный своему слову, Бернардо явно отыскал его. Изабелла усмехнулась, поспешно проходя через гостиную к будуару, чтобы ответить на телефонный звонок. Идиот, он, вероятно, забыл о принцессе и ужине у нее, так же как и о времени. Сейчас она ему задаст. Но она не очень-то верила в то, что исполнит свои угрозы. Вряд ли она была способна отругать Амадео, так же как и запретить Алессандро есть шоколадное печенье. Беря телефонную трубку, она представляла улыбающееся, измазанное крошками печенья личико сына.

– Ну-ну, дорогой. Слегка опаздываешь домой, не так ли? И что, черт подери, нам теперь делать с принцессой? – Она уже улыбалась, говоря это, не дождавшись, пока он произнесет первое слово. Она знала, что звонит Амадео.

Но это был не он. Звонил незнакомый мужчина.

– Послушайте, синьора. Я не знаю, что вы собираетесь делать с принцессой. Вопрос в том, что мы собираемся сделать с вашим мужем.

– Что? – О Господи, кто-то решил пошутить. Ей только этого не хватало. И на мгновение она почувствовала себя в глупейшей ситуации. Возможно, тайный воздыхатель? Несмотря на то что их номер телефона не значился в справочнике, то и дело звонил какой-то незнакомец. – Извините. Думаю, вы ошиблись номером.

Она уже собиралась повесить трубку, когда снова услышала голос. На этот раз он прозвучал более грубо.

– Подождите! Синьора ди Сан-Грегорио, я уверен, что ваш муж пропал. Разве не так?

– Конечно же, нет. – У нее учащенно забилось сердце. Кто этот человек?

– Он задерживается. Ведь так?

– Кто это?

– Не важно. Ваш муж у нас. Здесь... – Послышался резкий вскрик, как будто кого-то толкнули или ударили, а затем заговорил Амадео:

– Дорогая, не паникуй. – Но голос у него был усталым и слабым.

– В чем дело? Это что, шутка?

– Это не шутка. Вовсе нет.

– Где ты? – Она почти не могла говорить из-за охватившей ее паники. Бернардо был прав.

– Я не знаю. Это не важно. Только сохраняй спокойствие. И знай... – Последовала бесконечно мучительная пауза. Все тело Изабеллы охватила дрожь, пока она судорожно сжимала трубку. —...Знай, что я люблю тебя.

Затем они, должно быть, вырвали у него трубку, и снова послышался незнакомый мужской голос:

– Удовлетворены? Он у нас. Вы хотите получить его обратно?

– Кто вы? Вы сумасшедшие?

– Нет. Только жадные. – Раздался оглушительный смех, а Изабелла в это время отчаянно пыталась унять дрожь в руке, державшей трубку. – Приготовьте десять миллионов долларов, если хотите получить обратно своего мужа.

– Вы сумасшедшие. У нас нет таких денег. Ни у кого нет.

– У некоторых есть. Например, у вас. Ваш бизнес дает их вам. Достаньте деньги. У вас впереди все выходные на размышления, а мы пока посидим с вашим мужем.

– Я не могу... ради Бога... послушайте... пожалуйста...

Но он уже повесил трубку, а Изабелла стояла, рыдая, в своем будуаре. Амадео! Они похитили Амадео! О Господи, они сумасшедшие.

Она не слышала ни звонка в дверь, ни того, как прислуга поспешила ее открыть, ни торопливых шагов Бернардо, ринувшегося на звук ее рыданий.

– В чем дело? – Он с ужасом смотрел на нее от двери. Она стояла, потрясенная только что услышанным. – Изабелла, скажи мне, что случилось? Он пострадал? Умер?

Какое-то мгновение она не могла говорить, а затем, не осознавая до конца случившегося, уставилась на Бернардо. Слезы текли по ее лицу. В конце концов она еле слышно произнесла:

– Его похитили.

– О Боже.

Глава 3

Часом позже, когда Изабелла, с пепельным лицом и вся дрожа, все еще сидела в своем будуаре, сжимая руку Бернардо, раздался второй звонок.

– Между прочим, мы забыли сказать вам, синьора. Не звоните в полицию. Если вы это сделаете, мы узнаем и убьем его. И если вы не приедете с деньгами, мы тоже убьем его.

– Но вы не можете. Никак невозможно...

– Не стоит об этом. Просто держитесь подальше от полиции. Они заморозят ваши деньги, как только откроются банки, и тогда ни он, ни вы не будете стоить ни гроша. – Они снова повесили трубку, но на этот раз Бернардо тоже слышал их.

После звонка Изабелла вновь заплакала.

– Нам следовало позвонить в полицию час назад, – произнес Бернардо.

– Черт возьми, я же сказала тебе не делать этого. Они правы. Полицейские будут следить за нами весь уик-энд, а в понедельник заморозят все наши счета и мы не сможем заплатить выкуп.

– Ты в любом случае не сможешь этого сделать. Понадобится год, чтобы собрать такие деньги. Да и то только Амадео мог бы сделать это. Ты знаешь это лучше меня.

– Меня это не интересует. Мы их достанем. Мы должны.

– Нет. Нам придется позвонить в полицию. У нас нет другого выхода. У тебя нет таких денег, Изабелла. Поэтому нужно найти похитителей и попытаться спасти Амадео. – Бернардо был очень бледен, когда в отчаянии провел рукой по волосам.

– А если они узнают? Тот мужчина сказал...

– Они этого не сделают. Нам придется довериться кому-то. Но ради Бога, мы не можем доверять похитителям.

– Но может быть, они дадут нам время, чтобы собрать деньги. Люди нам помогут. Мы могли бы позвонить кое-кому в Штаты.

– К черту Штаты. Мы не можем это сделать. Ты не можешь дать им время. А как насчет Амадео, пока ты будешь стараться достать деньги? Что они там делают с ним?

– О Господи, Бернардо! Я не могу думать... – Ее голос утонул в слабом стоне, и Бернардо обнял ее дрожащими руками.

– Пожалуйста, позволь мне позвонить, – тихо шепнул он. В ответ она только кивнула.

Полицейские прибыли уже через пятнадцать минут. К черному ходу, в старой одежде, похожие на друзей слуг, со старыми поношенными крестьянскими шапками в руках. По крайней мере они попытались скрыть, кем являются, подумала Изабелла, когда Бернардо поспешно впускал их в дом. В конце концов, может быть, он и прав.

– Синьора ди Сан-Грегорио? – Полицейский тотчас же узнал ее. Изабелла сидела словно приклеенная к стулу, застывшая и величественная, все еще в зеленом атласном платье и с изумрудами на шее.

– Да, – чуть слышно произнесла она. На глаза вновь навернулись слезы, и Бернардо крепко сжал ее руку.

– Нам очень жаль. Мы знаем, что вам очень больно, но мы должны знать все. При каких обстоятельствах, когда, кто последним видел его, были ли угрозы раньше, есть ли кто-нибудь на работе или в вашем доме, кого вы по каким-либо причинам могли бы подозревать? Ничего нельзя упускать из виду. Ни доброты, ни обходительности, ни лояльности к старым друзьям. На карту поставлена жизнь вашего мужа. Вы должны помочь нам. – Они подозрительно посмотрели на Бернардо, который спокойно выдержал их взгляд. Изабелле пришлось объяснить, что именно Бернардо настоял на том, чтобы позвонить в полицию.

– Но они сказали... они сказали, что если мы позвоним... то... – Она не могла продолжать.

– Мы знаем.

Они бесконечно долго задавали вопросы Бернардо и терпеливо просидели с Изабеллой в течение двух часов невыносимо болезненного допроса. К полуночи они закончили. Им рассказали обо всем, что их интересовало: о людях, уволенных с работы, интригах и соперниках, забытых врагах и заимевших на них зуб друзьях.

– А они ничего не сказали о том, когда, где и как они хотят получить деньги? – Изабелла с несчастным видом отрицательно покачала головой. – Я подозреваю, что они – любители. Возможно, удачливые, но тем не менее не профессионалы. Об этом говорит их второй звонок, чтобы напомнить вам не звонить в полицию. Профессионалы сказали бы это сразу же, – сделал вывод мрачный старший полицейский.

– Мне тоже так показалось. Именно поэтому я не позволила господину Франко сразу позвонить вам.

– Вы поступили разумно, изменив свое намерение, – снова заговорил старший полицейский утешительно и с сочувствием. Он был специалистом по похищениям в римской полиции. И к сожалению, за последние годы у него накопился слишком богатый опыт.

– Нам поможет то, что они любители? – Изабелла с надеждой посмотрела на него, молясь, чтобы он сразу же ответил «да».

– Возможно. Подобные дела очень деликатные. И мы будем действовать соответствующим образом. Доверьтесь нам, синьора. Я вам обещаю сделать все от нас зависящее. – Затем он немного помолчал, вспоминая, о чем еще забыл спросить. – Вы куда-то собирались пойти сегодня вечером? – Он взглянул на ее драгоценности и платье.

Она кивнула.

– Нас пригласили на ужин... на вечер... О, какое это теперь имеет значение?

– Все имеет значение. На вечер к кому?

– К принцессе ди Сант-Анджело. Вы и ее станете допрашивать? – О Господи, бедная горгулья.

– Только если это будет необходимо. – Инспектору было знакомо это имя. Самая грозная вдова в Риме. – Но на данный момент разумнее всего, если вы никому ничего не будете рассказывать. Не выходите и ничего не говорите друзьям. Скажите всем, что вы больны. Но на звонки отвечайте сами. Скорее всего похитители захотят разговаривать только с вами. Нам нужно как можно скорее узнать все их требования. У вас есть маленький сын? – Она молча кивнула. —Пусть он тоже остается дома. Весь дом будет окружен охранниками. Незаметно, но надежно.

– Мне следует и слуг держать в доме?

– Нет. – Он решительно покачал головой. – Ничего им не говорите. И возможно, кто-нибудь из них выдаст себя. Пусть они уходят, как обычно. Мы проследим за всеми.

– Вы думаете, это кто-то из них? – Изабелла выглядела мертвецки бледной, но не теряющей надежды. Ее не волновало, кто это мог быть, только бы они нашли Амадео вовремя, прежде чем эти фанатики что-либо сделают с ним, пока они... Она не могла даже подумать о возможных последствиях и не хотела. Только не с Амадео. Только не с ним. Слезы снова навернулись ей на глаза, и инспектор отвел взгляд.

– Нам просто надо проверить. А для вас, к сожалению, это будет очень трудное время.

– А что насчет денег? – Но, сказав это, она тотчас же пожалела о вырвавшихся у нее словах.

Лицо инспектора вдруг стало строгим.

– Что насчет них?

– Нам... мы...

– Все ваши счета и счета вашего дома мод будут заморожены в понедельник утром. Мы уведомим ваш банк до его открытия.

– О Боже! – Она с ужасом взглянула на Бернардо, а затем гневно посмотрела на него и на полицейского: – А как, по вашему мнению, нам работать?

– В кредит. Некоторое время. – Лицо инспектора тоже казалось застывшим. – Я уверен, у дома Сан-Грегорио с этим не будет проблем.

– То, в чем уверены вы и в чем уверена я, – две разные вещи. – Она резко встала, сердито сверкая глазами. Изабелла хотела быть уверенной в том, что в любой момент сможет воспользоваться деньгами, когда ей понадобится платить выкуп за Амадео, если планы полицейских не сработают. Черт их возьми, черт подери Бернардо, черт...

– А теперь мы позволим вам немного поспать. Впервые в жизни ей захотелось громко крикнуть:

«А пошел ты...», – но она этого не сделала. Изабелла только стиснула зубы и сжала кулаки, а через мгновение они удалились, и она осталась в комнате наедине с Бернардо.

– Вот видишь, черт тебя подери! Вот видишь! Я же говорила, что они сделают это. Что мы теперь будем делать, черт возьми?

– Ждать. Пусть они делают свою работу. Молись.

– Разве ты не понимаешь? Амадео у них. Если мы не отдадим десять миллионов долларов, они убьют его! Тебе это не приходило в голову? – В какой-то миг она подумала, что сейчас даст ему пощечину, но выражение его лица говорило, что она уже сделала это.

Она злилась, буйствовала и плакала. В ту ночь Бернардо остался ночевать в их доме. Они ничего не могли предпринять. Были выходные, их счета заморожены. А самое главное, они все равно не смогли бы набрать требуемой суммы. Им оставалось только ждать, молиться и надеяться на судьбу.

Изабелла так и не ложилась в ту ночь. Она сидела, плакала, искала выход. Ей хотелось перебить все кругом или упаковать и предложить в качестве выкупа... все, что угодно... лишь бы вернуть его домой...

Им пришлось ждать целые сутки до следующего звонка. Они по-прежнему требовали десять миллионов долларов ко вторнику, а сегодня был субботний вечер. Изабелла пыталась убедить их, что этот срок нереален, ведь сейчас выходные и невозможно достать всю сумму, когда банки и учреждения и даже их дом мод закрыты. Но их это ничуть не волновало. Вторник – крайний срок. Они считали, что и так дали ей слишком много времени. Позже они укажут место. На сей раз они не позволили ей поговорить с Амадео.

– Откуда мне. знать, что он еще жив?

– Ниоткуда. Но он жив. И будет жить, пока вы не свяжетесь с полицейскими. А если мы получим деньги, с ним все будет в порядке. Мы вам позвоним. До свидания, синьора.

– О Боже... что же теперь?

К утру воскресенья она была похожа на призрак – с темными кругами под глазами и смертельно бледным лицом. Бернардо приходил и уходил, стараясь поддерживать впечатление, что все нормально, и бросая фразы о том, что Амадео звонил ему из поездки. Было легко поверить в то, что она больна. Она и выглядела больной. Но никто из слуг ничем себя не выдал. Казалось, никто не знает правду. И полиция ничего не выяснила.

В воскресенье к вечеру Изабелла была уверена, что сойдет с ума.

– Я не могу, Бернардо, я больше не могу. Они ничего не делают. Должен быть какой-то другой выход.

– Какой? Очевидно, даже мои личные счета будут заморожены. Завтра мне придется занять у матери сотню долларов. Полицейские сказали, что я не могу получить деньги даже по чеку в моем банке.

– Они собираются заморозить и твои счета? Он молча кивнул.

– Проклятие.

Но все же оставалось нечто такое, что они не могли заморозить, то, до чего они не могли добраться. Изабелла пролежала без сна всю воскресную ночь, подсчитывая, прикидывая, гадая, а утром пошла к сейфу. Не десять миллионов, но хотя бы один. А может, даже и два. Она отнесла длинные зеленые бархатные коробочки, в которых хранила драгоценности, в свою комнату, заперла дверь и разложила все на постели. Изумруды, новое кольцо в десять каратов от Амадео, рубиновое колье, которое она не любила за его вычурность, жемчуга, обручальное кольцо с сапфиром, подаренное ей Амадео десять с половиной лет назад, бриллиантовый браслет ее матери, бабушкины жемчуга. Она сделала тщательную опись и молча сложила лист. Затем она вывалила содержимое всех коробочек на большой шарф от Гуччи и засунула тяжелый узел в большую старую коричневую кожаную сумку. Она ужасно оттягивала ей плечо, но это ее не волновало. К черту полицию с их бесконечным наблюдением, проверками и ожиданием того, что будет дальше.

Единственным человеком, которому она могла доверять, был Альфредо Паччиоли. Ее семья и семья Амадео долгие годы сотрудничали с ним. Он покупал и продавал ювелирные украшения для принцесс и королей, государственных деятелей и всех значительных людей Рима. Он всегда был ее другом.

Изабелла молча оделась, натянула коричневые брюки и старый кашемировый свитер; она потянулась за норковым жакетом, но передумала и надела старый замшевый пиджак, а на голову повязала шарф.

Теперь она была совсем не похожа на Изабеллу ди Сан-Грегорио. Она посидела минутку, раздумывая, как ей незаметно выйти из дома и обмануть охранников. А затем решила, что это не имеет никакого значения и ей не надо прятаться от них. Главное – раздобыть деньги. Нужно было сделать так, чтобы никто не узнал ее, когда она окажется там. Она позвонила Энцо в его комнату над гаражом и попросила подъехать к черному ходу через десять минут. Ей захотелось немного покататься.

Через десять минут шофер ждал ее в машине, и Изабелла крадучись выбралась из дома. Ей не хотелось, чтобы Алессандро увидел ее, не хотелось отвечать на его вопросы. Последние четыре дня она говорила, что больна и не хочет его заразить, поэтому он должен развлекаться сам и играть с мамой Терезой, его няней, в своей комнате или в саду. Папа уехал в командировку; из школы позвонили и сказали, что у всех каникулы. Слава Богу, что ему всего пять лет. Когда она пробиралась к выходу, ей вновь удалось избежать встречи с сыном, и она вдруг почувствовала признательность к Марии Терезе за умение развлекать ребенка. Сейчас она была просто не в состоянии общаться с ним, не смогла бы смотреть на него, не схватив его крепко в объятия, и не разрыдаться от страха.

– Вам лучше, синьора? – Энцо задумчиво посмотрел на нее в зеркало заднего обзора, когда они отъехали.

Она лишь слегка кивнула в ответ и назвала ему адрес магазина рядом с принадлежавшим Паччиоли и не очень далеко от ее собственного дома мод, решив, что ее ничуть не волнует, если Энцо узнает, зачем она туда едет. Если он был одним из заговорщиков, то пусть знает, что она приложила все усилия. Изабелла больше никому не могла доверять. Ни теперь, ни вообще когда-либо. А Бернардо, черт его подери, как он мог оказаться настолько прав? Она вновь старалась не расплакаться, пока они добирались до указанного адреса. Поездка заняла меньше пятнадцати минут; она быстро заскочила в два магазина, а затем исчезла в салоне Паччиоли. Как и дом мод «Сан-Грегорио», он имел ничем не примечательный фасад с адресной табличкой. Она вошла внутрь безмолвного бежевого холла и обратилась к молодой женщине, сидящей за большим столом в стиле Людовика XV:

– Я желаю видеть синьора Паччиоли. – Даже в шарфе и без макияжа ей трудно было избавиться от приказного тона. Но на молодую женщину он не произвел впечатления.

– Мне очень жаль, но у мистера Паччиоли деловая встреча. К нему прибыли клиенты из Нью-Йорка. – Она подняла взгляд, как бы ожидая, что посетительница поймет и удалится. Но Изабелла пропустила ее слова мимо ушей. Коричневая кожаная сумка сильно врезалась в ее плечо.

– Меня это не волнует. Скажите ему, что его хочет видеть Изабелла.

Женщина поколебалась, но всего лишь мгновение.

– Хорошо.

В посетительнице чувствовалось отчаяние, пугающее безумие во взгляде, когда она поправляла сумку на плече. В какой-то миг молодая женщина взмолилась, чтобы у этой странной взъерошенной незнакомки не оказалось оружия. Но в таком случае тем более стоило вызвать мистера Паччиоли. Она пошла по длинному узкому холлу, оставив Изабеллу с двумя охранниками в синей униформе. И меньше чем через минуту вернулась вместе со спешащим рядом с ней Альфредо Паччиоли. Ему было слегка за шестьдесят, он был почти лысым, с аккуратной белой челкой, хорошо сочетающейся с его усами и подчеркивающей смеющиеся голубые глаза.

– Изабелла, милая, как поживаете? Ищете, что купить для демонстрации ваших коллекций?

Но она только покачала головой.

– Могу я минутку поговорить с вами:

– Конечно. – Затем он повнимательнее пригляделся к ней, и ему не понравился ее вид. С ней явно произошло что-то ужасное. Как будто она была тяжело больна или, возможно, слегка рехнулась. То, что она сделала через мгновение, подтвердило это: Изабелла молча распахнула коричневую сумку и вытащила завернутый в шелк сверток, высыпав его содержимое на стол.

– Я хочу продать это. Все.

Значит, она сошла с ума? Или возникла стычка с Амадео? Неужели он изменил ей? Ради Бога, что же произошло?

– Изабелла ... дорогая ... это немыслимо. Эти вещи многие годы принадлежали вашей семье. – Он с ужасом взирал на изумруды, бриллианты, рубины, на кольцо, которое он продал Амадео всего несколько месяцев назад.

– Я должна. Не спрашивайте меня почему. Пожалуйста, Альфредо, мне нужна ваша помощь. Просто сделайте это.

– Вы серьезно? – Неужели их бизнес внезапно рухнул?

– Абсолютно.

Теперь он понял, что она не больна и не безумна, а случилось нечто очень серьезное, даже ужасное.

– Но на это может потребоваться некоторое время. – Он с любовью дотрагивался до изящных украшений, прикидывая в уме, куда можно пристроить каждое из них, хотя это не доставит ему удовольствия. Продажа фамильных драгоценностей была равносильна продаже семьи или ребенка с аукциона. – У вас действительно нет другого выхода?

– Никакого. И у меня совсем нет времени. Дайте мне за них сколько можете сейчас. Сами. И не обсуждайте это ни с кем. Ни с единым человеком. Это дело... это... О Господи, Альфредо, пожалуйста. Вы должны помочь мне. – Ее глаза вдруг наполнились слезами, и он протянул руку, вопросительно глядя на нее.

– Я боюсь спрашивать. – Уже дважды случалось нечто подобное. Первый раз – год назад. А второй – всего неделю назад. Это было страшно... ужасно... и ничего не вышло.

– Не спрашивайте. Я не могу ответить вам. Просто помогите мне. Пожалуйста.

– Ладно. Ладно. Сколько вам нужно?

– Десять миллионов долларов.

– О Боже.

– Если вы не можете дать необходимую мне сумму, дайте сколько можете. Наличными.

Он удивленно посмотрел на нее, а затем кивнул:

– Я могу вам дать... – он быстро подсчитал имевшиеся у него на тот момент наличные деньги, – около двухсот тысяч долларов. И возможно, столько же через неделю.

– Вы не могли бы дать мне их сегодня?

У нее был такой отчаянный вид, что на миг ему показалось, что она вот-вот упадет в обморок.

– Я не могу, Изабелла. Мы только что произвели огромные закупки на Дальнем Востоке и почти все деньги вложили в драгоценные камни. Понятно, что это совсем не то, что вам надо. – Он взглянул на груду бриллиантов, а потом снова задумчиво посмотрел ей в глаза. Внезапно он почувствовал такой же страх, как и она. Ее отчаяние было заразительным. – Вы можете подождать немного, пока я сделаю несколько звонков?

– Кому? – Ее глаза мгновенно наполнились ужасом, и он увидел, как у нее снова задрожали руки.

– Доверьтесь мне. Некоторым коллегам и друзьям. Возможно, мы сможем собрать еще некоторую сумму. И... Изабелла... – Он заколебался, но подумал, что понял правильно. – Это должны быть... наличные?

– Да.

Значит, он прав. Теперь и у него задрожали руки.

– Я сделаю все, что смогу.

Он сел рядом с ней, снял трубку и позвонил пятерым или шестерым друзьям. Ювелирам, скорнякам, какому-то теневому банкиру, профессиональному игроку, который когда-то был его клиентом, а потом стал близким другом. У них он смог набрать еще триста тысяч долларов наличными. Он сказал ей об этом, и она кивнула. Итого пятьсот тысяч. Полмиллиона долларов. Одна двадцатая часть того, что они требовали. Пять процентов. Он с грустью смотрел ей в глаза.

– Это поможет? – Он поймал себя на том, что молится, чтобы помогло.

– Должно помочь. Как я смогу получить их?

– Я немедленно пошлю курьера и возьму часть ваших украшений для других ювелиров.

Она бесстрастно наблюдала, как он отобрал несколько вещей. Когда он взял кольцо с бриллиантом, она закусила губу, чтобы сдержать слезы. Ничто не имело значения – только Амадео.

– Этого хватит. Деньги будут здесь у меня через час. Вы можете подождать?

Она слегка кивнула.

– Отправьте вашего курьера через черный ход.

– За мной следят?

– Нет, за мной. Но моя машина стоит у главного входа, и они могут наблюдать за выходящими отсюда.

Он больше не задавал вопросов. В этом не было необходимости.

– Хотите кофе, пока будете ждать? – Она только покачала головой, и он ушел, нежно похлопав ее по руке. Он чувствовал себя совсем беспомощным, и так оно и было.

Изабелла просидела в молчаливом одиночестве чуть больше часа, ожидая, думая, стараясь не позволять своим мыслям ускользать к мучительно болезненным воспоминаниям о нежных мгновениях, проведенных с Амадео. Мысленно она возвращалась к первым и последним встречам, к радостным моментам, когда она впервые увидела его с крошечным Алессандро на руках, к их первой коллекции, которую они представили с бесподобной смелостью и восторгом, к медовому месяцу, к первому отпуску, к первому дому, к первому разу, когда они занимались любовью, и к последнему, всего четыре дня назад... Воспоминания были невыносимы, они разрывали ей сердце. Мгновения, голоса и лица перемешались в ее голове, и она, пытаясь прогнать их, вдруг чувствовала, как в ее душе поднимается паника. Час ожидания показался ей бесконечным.

Паччиоли вернулся и передал ей длинный коричневый конверт – пятьсот тысяч долларов наличными.

– Спасибо, Альфредо. Я всю жизнь буду признательна вам. И Амадео тоже, пока будет жив. – Конечно, это не десять миллионов, но начало все же положено. Если правы полицейские и похитители действительно являются любителями, возможно, даже полмиллиона покажутся им приличной суммой. Должны показаться. Ведь это единственное, что у нее оставалось после того, как все счета были заморожены.

– Изабелла... могу ли... могу ли я еще что-нибудь сделать?

Она отрицательно покачала головой, открыла дверь и вышла, поспешив пройти мимо молодой женщины за секретарским столом, которая приятным голосом обратилась к ней. Услышав ее, Изабелла остановилась.

– Что вы сказали:

– Я сказала, доброе утро, миссис ди Сан-Грегорио. Я слышала, как мистер Паччиоли упомянул о коллекциях, и поняла, что это вы... простите... я сначала не узнала вас...

– Вы не узнали. – Изабелла резко повернулась к ней. – Вы не узнали, потому что меня здесь не было. Понятно?

– Да... да... извините... – О Боже милосердный, эта женщина действительно сумасшедшая. Но было что-то еще. Что же? Сумка... теперь она не казалась такой тяжелой. Изабелла легко перекинула ее через плечо. Что же было там такое важное и тяжелое?

– Вы поняли меня? – Изабелла продолжала пристально смотреть на секретаршу. Бессонные ночи сильно отразились на ней: она выглядела не только изможденной, но и поистине безумной. – Потому что, если вы не поняли, если скажете кому-либо, хоть кому-нибудь, что я была здесь, то останетесь без работы. Навсегда. Я позабочусь об этом.

– Я понимаю. – Значит, она продает свои украшения. Сука. Молодая женщина вежливо кивнула, и Изабелла поспешила прочь.

Изабелла приказала Энцо отвезти ее домой. Она прождала у телефона несколько часов, не двигаясь с места. Просто сидела, запершись в спальне. На вопрос Луизы насчет принесенного ею завтрака Изабелла кратко ответила «нет». Бдение продолжалось. Они должны были позвонить. Уже понедельник. Они хотели получить деньги завтра. Им надо будет сообщить, где их оставить и в какое время.

Но до семи вечера они так и не позвонили. Она слышала, как Алессандро с грохотом пронесся через зал, и тотчас же голос мамы Терезы с укоризной напомнил ему, что мама простужена. Затем снова воцарилась тишина, пока в конце концов не раздался резкий стук в дверь.

– Впусти меня. – Это был Бернардо.

– Оставь меня в покое. – Она не хотела, чтобы он находился в комнате, когда они позвонят. Ей даже не хотелось говорить ему о драгоценностях. Вдруг он расскажет полиции. А с нее уже хватит этой чепухи. Теперь она сама обо всем позаботится. Она могла пообещать им миллион: полмиллиона сейчас, вторую половину через неделю.

– Изабелла, я должен поговорить с тобой. Пожалуйста.

– Я занята.

– Меня это не волнует. Пожалуйста. Я должен... тут кое-что, я должен показать тебе.

На миг ей показалось, что у него надломился голос. Тогда она сказала ему:

– Просунь под дверь.

Это оказалась вечерняя газета. Пятая страница. «Сегодня Изабеллу ди Сан-Грегорио видели в салоне Паччиоли...» Там описывалось, как она была одета, как выглядела, и были перечислены почти все украшения, которые она только что продала. Но как? Кто? Альфредо? Потом она поняла. Девушка. Услужливая маленькая сучка в приемной. У Изабеллы упало сердце, и она отперла дверь.

Бернардо стоял там, безмолвно плача, уставившись в пол.

– Почему ты сделала это?

– Я должна была. – Но вдруг ее голос сорвался. Если это появилось в газетах, то похитители тоже узнают. И они поймут и остальное: раз она продает свои драгоценности, значит, ее счета скорее всего заморожены. Они догадаются, что она сообщила полиции. – О нет.

Они больше ничего не сказали друг другу. Бернардо просто вошел в комнату и молча занял свое место у телефона.

Звонок раздался в девять. Звонил тот же голос, тот же мужчина.

– Все кончено, синьора. Вы донесли.

– Нет. Правда. – Но в ее голосе неистово звенела ложь. – Но я должна была раздобыть больше денег. Мы не могли собрать достаточную сумму.

– Вы никогда и не сможете. Если даже вы и не сообщили полицейским, то теперь они все равно узнают. Они обязательно сунут свой нос. Если не вы, то кто-нибудь другой расскажет им.

– Но больше никто не знает.

– Черт возьми. За каких дураков вы нас принимаете? Послушайте, вы хотите попрощаться с вашим муженьком?

– Нет, пожалуйста... подождите... У меня есть деньги для вас. Миллион....

Но он уже не слушал, и трубку взял Амадео:

– Изабелла... дорогая... все в порядке.

Все в порядке? Он сошел с ума? Но если даже так, это не волновало ее. Ей никогда еще не было так приятно слушать его голос, и сердце у нее никогда так не замирало и не подпрыгивало, как сейчас. Он все еще там, они не причинили ему вреда. Возможно, все еще будет хорошо. Пока Амадео там, пусть неизвестно где, все в порядке.

– Ты вела себя очень смело, дорогая. Как Алессандро? Он знает?

– Конечно, нет. И с ним все в порядке.

– Хорошо. Поцелуй его за меня.

Ей показалось, что она услышала, как у него задрожал голос, и она крепко зажмурила глаза. Она не могла заплакать. Только не сейчас. Она должна была оставаться такой же смелой, какой он ее считал. Должна была. Ради него.

– Я хочу, чтобы ты... всегда... знала, как сильно я люблю тебя, – говорил он. – Какая ты идеальная. Какая ты хорошая жена. У меня не было ни одного несчастливого дня с тобой, дорогая. Ни единого.

Теперь она открыто плакала и пыталась подавить всхлипы, перехватывающие ей горло.

– Амадео, дорогой, я люблю тебя. Очень люблю. Пожалуйста... приезжай домой.

– Я приеду, дорогая. Я приеду. Я обещаю тебе. Я и сейчас с тобой. Только побудь смелой еще немного.

– Ты тоже, любимый. Ты тоже. – На этом связь оборвалась.

Полиция нашла его на следующее утро возле склада в пригороде Рима задушенным, но все еще очень красивым.

Глава 4

Полицейские машины окружали лимузин, который Энцо медленно направлял в центр Рима. Она выбрала церковь неподалеку от дома мод «Сан-Грегорио», рядом с площадью Испании. Церковь Святого Стефано. Они заходили туда, когда встречались до свадьбы и хотели где-нибудь передохнуть немного после длительных прогулок во время ленча. Это была старинная, простая и красивая церковь, она казалась Изабелле более подходящей, чем другие более величественные соборы Рима.

Бернардо сидел в машине рядом с ней, в то время как она устремила вперед невидящий взор, глядя в затылок Энцо. Был ли это он? Или кто-нибудь еще? Кто их предал? Теперь это не имело значения. Амадео больше нет. Он унес с собой теплоту и смех, любовь и мечты. Ушел. Навсегда. Она все еще находилась в шоке.

Прошло два дня после ее визита к Альфредо Паччиоли, когда она шла туда, прижимая шарф с завязанными в него бриллиантами. Два дня. Она ощущала свинцовую тяжесть, как будто тоже умерла.

– Изабелла... хорошая моя... – Бернардо осторожно прикоснулся и молча взял ее за руку.

Он почти ничего не мог сделать и проплакал целый час, когда ему позвонили из полиции и сообщили, что найдено тело Амадео. Потом заплакал вновь, когда Алессандро бросился в его объятия.

– Они убили моего папочку... они... они...

Ребенок рыдал, в то время как Изабелла стояла рядом, позволяя ему находить хоть какое-то утешение от присутствия мужчины. Теперь у него больше нет мужчины рядом, нет отца, нет Амадео. Он посмотрел на мать с таким страхом в темных, печальных глазах:

– Они когда-нибудь заберут и тебя?

– Нет, – ответила она. – Нет, никогда. – И она крепко сжала его в своих объятиях. – И они никогда не заберут и тебя, мое сокровище. Ты мой.

Глядя на них, Бернардо думал, что не выдержит, а теперь еще и это. Изабелла, застывшая как лед в черных чулках, в черном пальто и шляпе с густой черной вуалью. Она только подчеркивала ее красоту, не скрывала, а скорее выделяла ее. Он, ни слова не говоря, принес ей обратно все украшения. Сегодня на ней было только обручальное кольцо и большой солитер, подаренный ей на десятую годовщину несколько месяцев назад. И это все? Неужели они видели его в последний раз всего пять дней назад? Неужели он действительно больше никогда не вернется? Бернардо почувствовал себя пятилетним ребенком, когда посмотрел на мертвое лицо Амадео ди Сан-Грегорио, такое спокойное и умиротворенное. Сейчас он еще больше, чем когда-либо, походил на статуи или картины, изображавшие молодых грациозных юношей Древнего Рима. И вот он мертв.

Бернардо молча помог Изабелле выйти из машины и крепко держал ее за руку, когда они вошли в церковь. Полицейские и охранники стояли возле каждого входа, а внутри сидела целая армия скорбящих.

Похороны были короткими и невыносимо мучительными. Изабелла молча сидела рядом с ним, и под черной вуалью у нее по лицу непрестанно текли слезы. Служащие, друзья и родственники открыто рыдали. Там была даже горгулья со своей эбонитовой тростью с золотым набалдашником.

Казалось, прошли годы, прежде чем они возвратились домой. Вопреки обычаю, Изабелла заявила, что никого не желает видеть дома. Никого. Она хотела, чтобы ее оставили одну. Как знать, кто из них предал его? Но теперь Бернардо знал, что вряд ли это кто-то из их знакомых. Даже полиция ничего не смогла установить. Они предполагали, и скорее всего правильно, что это были удачливые любители, жаждавшие урвать кусок от состояния семейства Сан-Грегорио. Не было ни отпечатков пальцев, никаких доказательств, ни очевидцев, не было больше и телефонных звонков. Да больше и не будет, полиция была уверена в этом. За исключением сотен, а может быть, и тысяч чудаков, которые могли бы начать свои ужасные игры. Теперь полиция прослушивала ее телефон в ожидании нападок ничтожных безумцев, которые находят удовольствие в преследовании, насмешках, колкостях, признаниях и угрозах или в том, чтобы изры-гать непристойности по телефону. Ей сказали, чего Она может ожидать. Бернардо перекосило при мысли об этом: ей и так хватало переживаний.

– Где Алессандро? – Бернардо пил кофе после похорон, думая, каким вдруг невыносимо пустым кажется дом, и устыдился при мысли о том, что благодарен Богу, что уж если судьба решила забрать кого-то, то им оказался Амадео, а не ребенок. Изабелла не смогла бы сделать подобный выбор. Но для Бернардо это было ясно. Так же как и для Амадео. Он бы с радостью пожертвовал собой, чтобы спасти своего единственного сына.

– Он в своей комнате с няней. Ты хочешь увидеться с ним? – Изабелла подняла на него безжизненный взор.

– Я могу подождать. Во всяком случае, я хотел поговорить с тобой кое о чем.

– О чем?

Теперь с ней было трудно разговаривать, и она не разрешала доктору дать ей какое-нибудь успокоительное. Бернардо точно знал, что она действительно не спала почти неделю.

– Думаю, вам надо уехать.

– Не говори ерунду. – Она раздраженно поставила чашку и уставилась на него. – Со мной все в порядке.

– Особенно если судить по твоему виду. – Он выдержал ее взгляд, и на мгновение на ее лице мелькнула улыбка. Впервые за неделю между ними возникла прежняя напряженность. Знакомая и успокаивающая.

– Ладно, я действительно устала. Но со мной все будет нормально.

– Если только ты не останешься здесь.

– Ошибаешься. Мне надо быть именно здесь. Возле его вещей, его дома... возле него...

– Почему бы тебе не съездить в Штаты?

– Почему бы тебе не заткнуться? – Она со вздохом откинулась на спинку кресла. – Я никуда не поеду, Бернардо. Не дави на меня.

– Ты слышала, что сказали полицейские. Начнут звонить всякие идиоты, сводя тебя с ума. Уже сейчас пресса не собирается оставлять тебя в покое. Тебе так хочется жить? А что ты планируешь для Алессандро? Ты даже не можешь снова послать его в школу.

– В конце концов он сможет вернуться туда.

– Тогда уезжай на несколько месяцев. Ну хотя бы на месяц. Что заставляет тебя оставаться здесь?

– Все. – Медленно снимая шляпу с вуалью, она посмотрела на него так, как будто все давно и хорошо обдумала. Теперь в ее взгляде на него было нечто решительное и пугающее.

– Что это значит?

– Это значит, что в понедельник я возвращаюсь на работу. Я буду работать по несколько часов ежедневно. С девяти до часа или до двух. Сколько потребуется.

– Ты шутишь?

– Вовсе нет.

– Изабелла, это невозможно. – Он был поражен.

– Я смогу, и я это сделаю. Кто же, по-твоему, будет теперь заниматься нашим делом – теперь, когда... его больше нет? – Она на мгновение запнулась, произнося эти слова.

Бернардо взял себя в руки, как только услышал их.

– Я думал, что мог бы сам заняться этим. – На миг в его голосе промелькнула обида и напряженность.

Она отвернулась, но затем вновь посмотрела на него.

– Ты мог бы. Но я не могу так поступить. Я не могу сидеть здесь и отречься от всего. Я не могу бросить то, что мы делали вместе с Амадео, предать то, что он создал, то, что мы любили и чего добились вместе. Теперь его нет, Бернардо. Я обязана сделать это ради него. И ради Алессандро. Когда-нибудь наше дело перейдет к нему. Тебе и мне придется научить его тому, что ему необходимо знать. Тебе и мне. Нам обоим. Я не могу сделать это сидя здесь. Если бы я поступила так, то потом я могла бы только рассказывать ему, как все было двадцать лет назад, «когда твой папа был жив». Я обязана сделать для него нечто большее, и не только для него, но и для Амадео, для тебя и себя самой. Я возвращаюсь в понедельник.

– Я не говорю, что ты не должна возвращаться. Я только хотел сказать, что это слишком рано. – Бернардо старался, чтобы его слова прозвучали мягко, но он не был Амадео. Он не мог вести себя с ней так мягко, как это делал тот.

Но на сей раз она только покачала головой, и на глаза у нее навернулись слезы.

– Нет, Бернардо... не слишком рано. Скорее... слишком... слишком поздно. – Он взял ее за руку и подождал, пока она не взяла себя в руки. – Что бы я делала здесь? Бродила по дому? Открывала его шкафы? Сидела в саду? Ждала в своем будуаре? Кого? Человека... – она невольно всхлипнула, хотя и сидела спокойно, высоко подняв голову, – мужчину... которого я любила... и который больше никогда... не вернется... домой. Я должна... вернуться на работу. Там я найду его. Я буду встречать его каждый день во множестве самых разных вещей. В том, что больше всего имеет значение. Я просто... должна. И все. Даже Алессандро понимает это. Я сказала ему об этом утром, и он все прекрасно понял. – Она произнесла это с гордостью, ведь у нее был такой хороший мальчик.

– В таком случае ты делаешь его таким же безумным, как и сама. – Но Бернардо сказал это по доброте душевной, и Изабелла только улыбнулась.

– Могу я сделать его таким же безумным, как я сама, Бернардо. И таким же прекрасным, каким был его отец. Могу я сделать его таким чудесным. – Сказав это, она встала, и он в первый раз за эти дни увидел у нее настоящую улыбку и слабый отблеск того, что искрилось в ее глазах всего несколько дней назад, совсем недавно. – Теперь мне надо побыть одной. Немножко.

– Когда я увижу тебя? – Он встал, наблюдая за ней. Изабелла все еще была там. Пусть спящая, ждущая, но она вновь оживет. Теперь он был уверен в этом. В ней было слишком много жизни, чтобы не воскреснуть.

– Конечно, ты увидишь меня в понедельник утром. В моем кабинете.

Он молча посмотрел на нее и ушел. Ему было о чем подумать.

Глава 5

Изабелла ди Сан-Грегорио действительно появилась в офисе в понедельник утром. Потом она приходила туда каждый день, находясь там с девяти до двух и внушая трепет, ужас, восхищение и уважение. Она сочетала в себе все: огонь и сталь, душу и силу воли. Амадео всегда знал это. Теперь она взяла на себя его заботы, так же как и свои, и тысячу прочих. По вечерам дома в своей комнате она долго работала с бумагами, после того как Алессандро ложился спать. Теперь в жизни Изабеллы было только два интереса: работа и ребенок. И больше ее почти ничего не интересовало.

Она была напряженной, уставшей, печальной, но делала все, что пообещала. Приняв все меры предосторожности, она снова отправила Алессандро в школу с охранником. Она учила сына быть гордым, смелым и ничего не бояться. Она учила его всему, что было присуще ей, и все же умудрялась дать ему нечто большее: терпение и любовь. Утрата Амадео отняла у них почти все, но сблизила и сделала их друзьями.

Труднее всех пришлось Бернардо. Именно он принял на себя ее печали, тревоги и усталость. Ему казалось, что он делает очень мало, и он работал еще усерднее, дольше, больше. Но все же Изабелла старалась стать основой, центром, сердцем и душой дома мод «Сан-Грегорио». Ему же оставалась самая тяжелая и нудная работа. И горечь. И раздражение, которое проявлялось при каждой их встрече. Сражения стали постоянными, но теперь не было Амадео, чтобы усмирять их. Изабелла хотела одновременно быть и собой, и Амадео, но ей не с кем было поделиться своими мыслями и проблемами, как она это делала раньше с мужем. Она продолжала командовать, и это создавало еще большее напряжение, чем когда-либо. Но по крайней мере дело не пострадало после ухода из жизни Амадео. Спустя месяц положение компании стабилизировалось, а через два месяца стало даже лучше, чем год назад. Не изменились только взаимоотношения между Бернардо и Изабеллой и ее внешний вид.

Телефон звонил днем и ночью, дома и на работе. Как и было обещано, постоянно объявлялись какие-то идиоты, и на нее градом сыпались угрозы, обвинения, признания, разглагольствования, непристойности, выражения симпатии и сомнительные предложения. Она больше не отвечала на звонки. Три человека занимались этим круглосуточно на вилле, а еще трое сидели на телефоне в офисе. Но ничто не способствовало установлению личности похитителей, и теперь стало ясно, что их уже никогда не найдут. Изабелла понимала это. Она также знала, что в конце концов ее оставят в покое. Когда-нибудь... Она могла подождать. Но Бернардо был иного мнения.

– Ты сумасшедшая. Ты не можешь продолжать так жить. Ты уже похудела на пять килограммов. От тебя практически остались только кожа да кости. – Конечно, он совсем так не думал, она всегда казалась ему красивой, но все же она выглядела больной.

– Телефонные звонки тут ни при чем. Это от того, что я ем, или, точнее, не ем. – Она попыталась улыбнуться ему из-за стола, но слишком устала, чтобы продолжать спорить. Они все утро только этим и занимались.

– Ты подвергаешь опасности ребенка.

– Ради Бога, Бернардо! – Она со злостью посмотрела на него. – У нас в доме семь охранников. Один ездит в машине с Энцо, другой находится в школе.

– Ты скоро дождешься, дурочка. Ведь я не раз говорил вам о том, что вы неправильно живете. И разве я был не прав?

Это был жестокий удар.

– Убирайся из моего кабинета! – закричала Изабелла. – Убирайся из моей жизни!

– Иди к черту! – Он ушел, хлопнув дверью.

Она слишком устала, чтобы пойти за ним и извиниться или хотя бы попытаться это сделать. Ей чертовски надоела война с Бернардо. Изабелла попыталась припомнить, всегда ли так было. Не казалось ли это прежде забавным? Разве они иногда не смеялись вместе? Или они смеялись только, когда был Амадео, умевший уговорить их и положить конец сражениям? Днем она не помнила ни о чем, кроме гор бумаг на своем столе. А ночью ее преследовали иные воспоминания... Тихое дыхание спящего Амадео, его руки на ее теплых бедрах, выражение его глаз, когда он просыпался, то, как он улыбался ей, поднимая взгляд от утренней газеты, его запах после бритья и ванны и звонкий смех в зале, когда он гонялся за Алессандро... Каждую ночь Изабелла лежала без сна с этими воспоминаниями. Теперь она брала работу домой, надеясь заглушить свои видения, зарывшись в заказы на ткани и детали коллекций, в статистику, цифры и капиталовложения. Ночи казались слишком длинными после того, как засыпал Алессандро.

Изабелла сидела в своем кабинете с плотно закрытыми глазами и старалась заставить себя вернуться к работе, когда раздался тихий стук в дверь. Она невольно вздрогнула от неожиданности. Стучали в боковую дверь, ведущую в кабинет Амадео, которой всегда пользовался только он. На мгновение она почувствовала, что дрожит. У нее все еще было безумное ощущение, что он вот-вот вернется. Но это был плохой сон, ужасная ложь, что однажды вечером «феррари» подкатит по выложенной гравием дорожке, дверь распахнется и Амадео крикнет ей: «Изабеллецца! Я дома!»

– Войдите. – Изабелла смотрела на дверь, когда снова раздался стук.

– Можно? – Это был всего лишь Бернардо.

– Конечно. Что ты там делаешь? – Он был в кабинете Амадео, а она хотела, чтобы никто, даже Бернардо, не заходил туда. Она не хотела, чтобы кто-либо заходил туда. Иногда она пользовалась кабинетом, ища там минутное уединение во время ленча или в конце дня. Но она понимала, что не может запретить Бернардо заходить туда. Он имел право доступа к бумагам Амадео, к книгам, которые стояли там на полках.

– Я искал некоторые документы. А что?

– Ничего. – Но в ее глазах безошибочно угадывалась боль.

На мгновение Бернардо снова стало жаль ее. И не важно, что временами она становится просто невыносимой, что они сильно отличаются друг от друга в своих стремлениях в бизнесе, он все же понимал величину ее утраты.

– Тебе неприятно, когда я вхожу туда? – Сейчас его голос отличался от того, которым он кричал совсем недавно, хлопая дверью.

Она кивнула, отвернулась на мгновение, а затем вновь посмотрела на него.

– Глупо, не правда ли? Я знаю, что тебе иногда надо брать кое-что из его кабинета, так же как и мне.

– Ты не можешь превратить его кабинет в святыню, Изабелла. – Голос у него был мягким, но взгляд твердым. Она уже вела себя так по отношению к их бизнесу. Он размышлял, как долго это будет продолжаться.

– Знаю.

Бернардо стоял в дверях, испытывая неловкость, сомневаясь, подходящий ли сейчас момент. Но когда же? Когда он сможет спросить ее? Когда он сможет сказать ей то, что думает?

– Можем мы немного поговорить или ты очень занята?

– У меня есть немного времени. – Ее тон не был приглашающим к беседе. Она заставила себя смягчить голос. Возможно, он хотел извиниться за свою резкость. – Речь пойдет о чем-то особенном?

– Думаю, да. – Он тихо вздохнул и сел. – Есть кое-что, чем я не хотел беспокоить тебя, но думаю, что время пришло.

– О Господи. Что еще? – Кто-то увольняется, аннулирован какой-нибудь заказ или сорваны поставки? Опять что-то с этим проклятым мылом? Она уже достаточно наслушалась о нем, и всякий раз, когда им приходилось обсуждать эту тему, она вспоминала о том дне, когда... когда Амадео... о том последнем утре... Она отвела взгляд.

– Не смотри так. Я не собираюсь говорить ничего неприятного. На самом деле, – – он попытался убедить ее, улыбнувшись, – возможно, это даже очень приятное.

– Не уверена, что могла бы выдержать удар даже от чего-то «очень приятного». – Она снова села, борясь с усталостью и болью в спине. Нервы, напряжение, все это сказывалось с тех пор... – Ладно, давай выкладывай.

– Ну так вот, синьора. – И вдруг он пожалел, что не сводил ее на ленч. Возможно, было бы лучше провести несколько часов вне работы, за бутылочкой хорошего вина. Но кто теперь мог вытащить ее куда-либо? К тому же как только они выйдут из здания, за ними двинется целая армия охранников. Нет, уж лучше здесь. – Нам звонили из Штатов.

– Кто-то заказал десять тысяч платьев, мы должны одеть первую леди или я только что получила международную награду?

– Ну... – На мгновение они оба улыбнулись. Слава Богу, она слегка смягчилась после их утренней стычки. Он не знал точно почему, может быть, потому, что она так нуждалась в нем, а возможно, вдруг почувствовала себя слишком уставшей, чтобы сражаться. – Звонок был не совсем такого плана. Звонили из «Фарнхэм-Барнес».

– Из этого всепоглощающего монстра-универмага? Какого черта им надо? – За последние десять лет «Ф-Б», как они его называли, постепенно поглотил все главные крупные универмаги в Штатах. Теперь он стал могущественной организацией, с которой приходилось считаться всем и каждому в торговом мире. – Они остались довольны своим последним заказом? Нет, можешь не говорить. Я знаю ответ, они хотят еще. Так скажи им, что больше они получить не смогут. Тебе это уже известно. – Из-за большого числа универмагов в их звене Изабелла действовала осторожно, чтобы сохранять в руках бразды правления. Они могли заполучить только заранее оговоренное количество готовой одежды и минимум специальных моделей. Ей не хотелось, чтобы сотни женщин в Де-Мойне, Бостоне и Майами носили одинаковые платья. Изабелла придерживалась осторожной политики даже в готовой одежде и осуществляла железный контроль. – Речь шла об этом? – Она бросила гневный взгляд на Бернардо, уже закусывая удила, и он почувствовал, как у него напряглась верхняя губа.

– Не совсем. Они имели в виду кое-что другое. Их дочерняя компания, известная как международная компания акций и производства, МАП, владеющая Фаррингтонскими фабриками, «Интер-Америкэн эйрлайнс» (внутриамериканскими воздушными линиями) и «Харкурт фудс», осторожно наводила справки о нас с тех пор, как Амадео... в течение последних двух месяцев.

– Что их интересовало? – Ее черные глаза стали каменными, холодными, твердыми и безжизненными.

Но больше не было смысла ходить вокруг да около.

– Они хотят знать, не заинтересована ли ты продать им свое дело?

– Они сошли с ума?

– Вовсе нет. Для них это было бы блестящим дополнением к тому, во что они превратили «Ф-Б». Они приобрели почти все стоящие того крупные универмаги в Штатах, сохранив индивидуальность каждого. Это цепь, которая не является цепью. У каждого универмага остались все прежние отличительные черты, и в то же время они пользуются преимуществами того, что являются частью организации гораздо большего масштаба и располагают большими фондами и ресурсами. Дело поставлено разумно, система великолепная.

– Тогда поздравь их от моего имени. И пошли их к черту. Что же они думают? Что «Сан-Грегорио» – какой-то маленький итальянский универмаг, который можно добавить в их цепь? Не будь идиотом, Бернардо. То, что они делают, не имеет к нам никакого отношения.

– Напротив. Это могло бы подойти нам во всех отношениях, дав международную систему поддержки для всех остальных линий, производственные мощности, обширный рынок для одеколонов и мыла. Это работа на высшем уровне, которая бы идеально подошла для всех наших основных линий.

– Ты выжил из ума. – Она посмотрела на него и нервно рассмеялась. – Ты действительно предлагаешь мне продать им наш бизнес? Ты говоришь об этом?

Он поколебался всего долю секунды, а затем кивнул, опасаясь наихудшего. И долго ждать не пришлось.

– Ты сошел с ума? – пронзительно крикнула она и поспешно вскочила. – Из-за этого ты плел всю эту чепуху утром? О том, какой усталой я выгляжу? Какой худой? Что это значит, Бернардо? Они предложили тебе огромную взятку, чтобы ты уговорил меня на это? Жадность, всеми движет жадность, как и тех... которые... – Она задохнулась от гнева, говоря это, думая о похитителях Амадео, и быстро отвернулась, чтобы скрыть внезапно хлынувшие слезы. – Я не желаю обсуждать это. – Она стояла, повернувшись к нему спиной, глядя в окно, бессознательно ища взглядом машину Амадео, хотя ее уже продали.

Позади нее раздался удивительно спокойный голос Бернардо:

– Мне никто не платит, Изабелла. Кроме тебя. Я понимаю, тебе еще слишком рано думать об этом. Но в этом есть смысл. Это следующий шаг, который мы должны сделать в нашем деле.

– Что это значит? – Она резко повернулась к нему, и ему было больно видеть слезы у нее на глазах. – Неужели ты думаешь, что Амадео пошел бы на это? Продать наш дом какому-то коммерческому монстру в Америке? Какой-то корпорации? Какой-то «Ф-Б», или МАП, или бог знает кому еще. Сан-Грегорио – это фамилия. Это династия.

– Это империя с пустым троном. На самом деле, как долго, по-твоему, ты сможешь управлять всем этим? Ты умрешь от изнеможения, прежде чем вырастет Алессандро. И даже не в этом суть. Ты подвергаешь себя такому же риску, как Амадео, и не только себя, но и Алессандро. Ты же знаешь, что сейчас творится в Италии. Подумай о себе. А если что-нибудь случится с тобой? Как долго ты сможешь постоянно иметь при себе охрану всякий раз, когда ты приходишь или уходишь, встаешь или садишься?

– Столько, сколько потребуется. Все утихнет. Ты действительно думаешь, что продажа – это выход? Как ты можешь говорить такое после того, что ты вложил в это дело, после того, как ты создал все вместе с нами, после... – Слезы опять навернулись ей на глаза.

– Я не предаю тебя, Изабелла. – Он старался взять себя в руки. – Я пытаюсь помочь тебе. Для тебя нет другого выхода, кроме продажи. Они предлагают огромные деньги. Алессандро станет очень богатым человеком. – Но, рассуждая так, он понимал, что это не решение проблемы.

– Алессандро станет тем, кем был его отец. Главой дома Сан-Грегорио. Здесь, в Риме.

– Если к тому времени все еще будет жив. – Слова были сказаны мягко, но зло.

– Прекрати так говорить! Прекрати! – Она смотрела на него, с дрожащими руками и перекошенным от гнева лицом. – Перестань говорить такое! Ничего подобного больше никогда не произойдет. И я не продам. Никогда. Скажи этим людям «нет»! И все, это окончательно. Я не хочу слышать ни о каких предложениях. Я не желаю, чтобы ты что-либо обсуждал с ними. Я на самом деле запрещаю тебе разговаривать с ними!

– О Боже, женщина! Не будь дурочкой! – закричал Бернардо. – У нас с ними деловые отношения. И несмотря на твои ослиные запреты, МАП остается одним из наших самых крупных заказчиков.

– Аннулируй договор с ними.

– Я этого не сделаю.

– Меня не интересует, что ты сделаешь, черт тебя подери. Только оставь меня в покое!

На сей раз Изабелла хлопнула дверью и скрылась в кабинете Амадео. Бернардо немного посидел в ее кабинете, потом вернулся к себе, пройдя через холл. Она дура. Он знал, что она никогда не согласится, но эта сделка стала бы для нее самой выигрышной. Что-то происходило с ней. Когда-то работа привносила в ее жизнь радость и смысл и еще нечто прекрасное и могущественное. Теперь он видел, что она убивает ее. Каждый день, проведенный в этих кабинетах, делал ее еще более одинокой и печальной. Каждый день в окружении охранников все больше пугал ее, как бы она это ни отрицала. Ежедневные мысли об Амадео разбивали по кусочку ее душу. Но теперь у нее были бразды, правления. Изабелла ди Сан-Грегорио держала себя в руках.

На следующее утро Бернардо позвонил президенту МАП и сказал ему, что Изабелла ответила «нет»! Он с .грустью подумал об упущенной возможности, когда секретарша позвонила ему по внутренней связи.

– Да?

– Здесь хотят видеть вас.

– Что там еще?

– Это насчет велосипеда. Он сказал, что вы просили доставить его сюда.

Бернардо устало улыбнулся про себя и еще раз вздохнул. Велосипед. Пожалуй, это единственное, с чем он готов был иметь дело после столь трудного начала рабочего дня.

– Сейчас выйду.

Он был красным с голубым с белым сиденьем и с красными, белыми и голубыми ленточками, разлетающимися от руля, со звонком, спидометром и крошечным номерным знаком с именем Алессандро. Это был красивый маленький велосипед, и он знал, что он приведет в восторг ребенка, который с лета мечтал о красном велике. Бернардо знал, что Амадео собирался подарить ему его на Рождество. Поэтому он заказал этот велосипед, а еще маленький серебристый костюм астронавта и с полдюжины игр. Это будет трудное Рождество, и, бросив взгляд на календарь и вставая, он осознал, что до него осталось всего две недели.

Глава 6

– Мама, мама... это Бернардо! – Нос Алессандро был прижат к стеклу. Рождественская елка сверкала за его спиной. Изабелла обняла его за плечи и выглянула в окно. Она улыбалась. Они с Бернардо прекратили свои баталии несколько дней назад. Он был очень нужен ей сейчас, так же как и ее сыну. За последние десять лет умерли родители и Изабеллы, и Амадео, и, будучи единственными детьми, они ничего не могли предложить Алессандро в качестве семьи, кроме самих себя и своего друга. И Бернардо пришел как всегда. – Ой, смотри... смотри! Потрясно! У него пакет... и посмотри! Еще!

Бернардо разыграл смешную пантомиму, тяжело ступая и шатаясь под тяжестью свертков, уложенных в огромный холщовый мешок. На нем была шапка Санта-Клауса и один из его неизменных черных костюмов.

Изабелла тоже смеялась, когда охранник открыл дверь.

– Привет, Нардо, как дела?

Он легко поцеловал ее в щеку и тотчас же перевел взгляд на маленького мальчика. На работе у них была пара трудных недель. Дело с МАП было решительно закрыто. Изабелла послала им краткое грубое письмо, и Бернардо был зол до глубины души. Накопились и другие проблемы, но в конце концов все они были решены. Они оба очень устали за это время. Но каким-то образом с уныло приближающимся Рождеством им обоим удалось отставить в сторону их разногласия. Они все сели возле огня, и она подала ему рюмку коньяка.

– Когда я могу открыть их? Прямо сейчас? – Алессандро подпрыгивал как маленький красный эльф в своих тапочках, в то время как мама Тереза вертелась где-то возле двери.

Все слуги праздновали на кухне с вином и подарками, врученными им Изабеллой вчера вечером. В доме находились «при исполнении» только охранники. С ними обращались как с невидимками, но безопасность всех в доме зависела от того, чтобы они оставались на страже у всех входов на виллу и снаружи. Люди, отвечающие на телефонные звонки, были, как всегда, на посту в бывшем кабинете Амадео, а беспардонные звонки стали еще более яростными во время праздников. Как будто было недостаточно того, что они пережили. Звонили еще и еще. И Бернардо знал, какое действие они оказывают на нее. Изабелла всегда предчувствовала эти звонки. Теперь она больше никому не доверяла. В ней умирало что-то доброе, способное дарить нежность, что было столь присуще ей раньше.

– Ну когда же я могу открыть их? Когда? – Алессандро дергал Бернардо за рукав, но тот притворился, что не слышит.

– Что открыть? В этом пакете мое белье из прачечной.

– Нет, неправда... нет, это не так! Мама... пожалуйста...

– Я не думаю, что он дотерпит до полуночи, несмотря на Рождество! – Даже Изабелла улыбалась, нежно глядя на ребенка. – А как насчет мамы Терезы, дорогой? Почему бы тебе сначала не подарить ей твой подарок?

– О, мама!

– Ну давай. – Она сунула ему в руки большой пакет, и он умчался отнести ей прекрасный розовый атласный халат, самый красивый из американской коллекции Изабеллы. От Изабеллы она уже получила в подарок сумочку и маленькие элегантные золотые часики. Год должен был стать хорошим для всех, кто проявил свою преданность ей и ребенку. По крайней мере она больше не подозревала тех, кто служил у них в доме. Она наконец-то поверила, что предателями были люди извне. Она подарила Энцо новое теплое пальто из черного кашемира, чтобы он надевал его поверх униформы, когда возил ее по городу, и великолепный новый комнатный радиоприемник. Сегодня он с гордостью сказал ей, что по нему можно было ловить даже Лондон и Париж. Подарки были вручены всем в доме и, не менее красивые и продуманные, каждому на работе. Но для Алессандро был приготовлен особенный подарок. Он еще не видел его, но Энцо уже установил его и все приготовил.

Алессандро вбежал в комнату.

– Она говорит, он очень красивый, и она будет носить его всю жизнь и думать обо мне. – Он выглядел довольным от эффекта, произведенного большим розовым купальным халатом. – Теперь мне.

Изабелла и Бернардо засмеялись, глядя на него, возбужденного, с сияющими и широко раскрытыми глазами. На мгновение показалось, что ничего ужасного никогда не было и исчезла боль последних месяцев.

– Ладно, господин Алессандро. Иди к нему! Бернардо величественно махнул в сторону большого холщового мешка, и мальчик устремился к нему, а затем залез внутрь с громким возгласом радости. Мгновенно полетели бумага и ленточки, и через миг он уже облачился в серебристый костюм астронавта, из-под которого выглядывали красные тапочки. Смеясь и взвизгивая, он стремглав проскользил по отполированному до блеска деревянному полу, чтобы поцеловать Бернардо, прежде чем снова нырнуть в мешок. Игры, новые игрушки, большой симпатичный коричневый медведь и, наконец, велосипед, лежащий на самом дне большого мешка.

– О... какой красивый... Это «роллс-ройс»? Изабелла и Бернардо смеялись, наблюдая за мальчуганом, уже усевшимся на новый велосипед.

– Конечно, это «роллс». Разве я подарил бы тебе что-нибудь другое?

Алессандро уже ехал, шатаясь из стороны в сторону, через комнату, направляясь сначала к столу в стиле Людовика XV, затем к стене, в то время как двое любящих его людей смеялись до тех пор, пока не заплакали. Потом они заметили Энцо, нерешительно улыбавшегося у двери. Его глаза вопросительно смотрели на Изабеллу, и она с улыбкой кивнула.

– Думаю, меня, наверное, перещеголяли.

– Вовсе нет. Скорее всего завтра утром он приедет завтракать на велосипеде. Но это... Мне просто хотелось подарить ему нечто такое, что сделало бы его заключение в доме менее грустным. Он не может... – она с болью поколебалась какое-то мгновение, – он больше не может ходить на площадку для игр.

Бернардо молча кивнул, поставил рюмку с коньяком и встал. Но мелькнувшая в глазах Изабеллы печаль уже исчезла, когда она, улыбаясь, повернулась к сыну:

– Сходи за мамой Терезой и за своим пальто.

– Мы идем гулять? – заинтригованно спросил он.

– Только на минутку.

– А я не могу пойти в этом? – Он радостно посмотрел на свой костюм астронавта, и Бернардо нежно подтолкнул его в спину.

– Ступай, ты можешь надеть пальто сверху.

– О'кей. – Он произнес американское слово со своим римским акцентом и исчез на полной скорости, а Бернардо при этом вздрогнул.

– Наверное, мне придется менять зеркала в твоем зале.

– Не говоря уж о столе в столовой, всех шкафах между этой и его комнатой и, возможно, застекленных дверях. – Они оба слушали, улыбаясь, как звонок велосипеда доносится из длинного зала. – Это был самый удачный подарок. – Она тоже знала, что Амадео собирался подарить его сыну, и на мгновение они оба замолчали. Затем она испытующе посмотрела на него и тихо вздохнула. – Я рада, что ты смог быть здесь с Алессандро, Нардо... и со мной тоже.

Он нежно коснулся ее руки, и в этот момент в камине затрещали дрова и вспыхнуло пламя.

– Я не мог бы быть ни в каком другом месте, – улыбнулся он. – Несмотря на приступы язвы, которые ты устраиваешь мне на работе.

– Прости меня. Я теперь ощущаю такую тяжесть на своих плечах. И продолжаю думать, что ты поймешь. – Она посмотрела на него, ее прекрасное лицо было очень бледным, и на нем ярче выделялись темные глаза.

– Я понимаю. Я мог бы помогать еще больше, если бы ты мне позволила.

– Я не уверена, что смогу. У меня просто неистовая потребность делать все самой. Это трудно объяснить. Это все, что у меня осталось, кроме Алессандро.

– Когда-нибудь будет больше. Но она лишь покачала головой:

– Больше никогда. Такого, как он, больше нет. Он был совершенно особенным человеком. – Слезы опять навернулись ей на глаза, и она отдернула руку и молча уставилась на огонь.

Бернардо тоже отвернулся и стал потягивать коньяк, но в это время послышался звонок велосипеда и появился Алессандро, несущийся через зал, а за ним спешила мама Тереза.

– Готов? – Глаза Изабеллы казались чересчур блестящими, но ничто на ее лице, обращенном к сыну, не выдавало, насколько велика была ее боль.

– Да. – Маленькое личико озорно выглядывало из-под большого пластмассового шлема астронавта.

– Тогда пошли. – Изабелла встала и направилась к двойным дверям, ведущим в сад. Охранник, чтобы не мешать, шагнул в сторону, и теперь все увидели, что сад ярко освещен. Она посмотрела вниз на сына и услышала, как он затаил дыхание.

– Мама!.. Мама!

Там стояла маленькая, но красивая карусель, идеально подходящая по габаритам для пятилетнего ребенка. Она обошлась ей в целое состояние, но сияние в его глазенках стоило того. Четыре лошадки весело скакали под резным деревянным красным с белым куполом с колокольчиками. Бернардо подумал, что никогда не видел у мальчика таких широко раскрытых глаз. Энцо осторожно помог ему взобраться в седло голубой лошадки с зелеными ленточками, прикрепленными к позолоченной дуге с маленькими серебряными колокольчиками. Включили рубильник, и карусель начала вращаться. Алессандро взвизгивал от возбуждения и восторга. Ночь внезапно наполнилась карнавальной музыкой; слуги подбежали к окнам и заулыбались.

– Счастливого Рождества! – крикнула ему Изабелла, а затем с разбегу прыгнула на сиденье следующей лошадки, желтой с красным седлом, позолоченным по краям. Они смеялись, глядя друг на друга, а карусель медленно вращалась.

Бернардо наблюдал за ними, чувствуя, как нежность разрывает ему душу. Мама Тереза отвернулась, вытирая слезинку, а Энцо и охранник обменялись улыбками.

Алессандро все кружился и кружился, почти целых полчаса, а потом Изабелле все-таки удалось уговорить его вернуться в дом.

– Она будет там и утром.

– Но я хочу кататься на ней сегодня ночью.

– Если ты останешься здесь на всю ночь, Санта-Клаус не придет.

Санта-Клаус? Бернардо улыбнулся про себя. Чего еще не хватало этому ребенку? Улыбка потухла. Отца. Вот кого не было у Алессандро. Он помог мальчику слезть с карусели и крепко взял его за руку, когда они возвращались в дом. Алессандро быстро ушел, отправившись на кухцю, а Бернардо и Изабелла снова сели у огня.

– Какая замечательная вещь, Изабелла. – Эхо карнавальных колокольчиков все еще звенело у него в голове. И она наконец-то улыбалась так, как ни разу за последние месяцы.

– Когда я была маленькой, мне всегда хотелось иметь собственную карусель. Она великолепна, не правда ли? – На мгновение ее глаза засияли почти так же ярко, как огонь. И в этот миг ему захотелось сказать: «Как и ты сама». Она была замечательной женщиной. Он ненавидел и любил ее, и она была его самым дорогим другом.

– Ты полагаешь, он позволит нам покататься на ней с ним, если мы будем очень хорошо вести себя?

Она засмеялась вместе с ним и налила себе маленький бокал красного вина. А затем, как будто вспомнив о чем-то, вскочила и побежала к елке.

– Я чуть не забыла. – Она взяла две маленькие коробочки, завернутые в золотистую бумагу, и вернулась к камину. – Это тебе.

– Если это не карусель для меня лично, то я не хочу. – И они опять рассмеялись. Но смех очень быстро затих, когда он увидел, что находится внутри. В первой коробочке оказался крошечный калькулятор, выполняющий множество операций, в серебряном футляре; он выглядел, как очень элегантный портсигар, и его можно было спрятать в карман жилета.

– Мне его прислали из Штатов. Я в нем ничего не понимаю. Но ты разберешься.

– Изабелла, ты сошла с ума!

– Не говори глупости. Мне бы следовало подарить тебе грелку для твоей язвы, но я подумала, что это будет забавнее.

Она нежно поцеловала его в щеку и подала следующую коробочку. Но на этот раз она отвернулась, устремив взгляд на огонь. И когда он открыл ее, то не мог вымолвить ни слова. Ему нечего было сказать. Это были карманные часы, которыми, как он знал, очень дорожил Амадео и почти никогда не носил, так как они были священными для него. Они принадлежали его отцу, и на задней стенке были красиво выгравированы инициалы трех поколений семьи Сан-Грегорио. А под ними он вдруг заметил свои собственные.

– Я не знаю, что сказать.

– Ничего, дорогой. Ничего не надо говорить.

– Их следовало передать Алессандро. Но она только покачала головой:

– Нет, Нардо. Они твои. – И она бесконечно долго смотрела ему в глаза. Она хотела, чтобы он знал, что, несмотря на множество разногласий между ними на работе, он был дорог ей и много значил для нее. Очень много. Он и Алессандро – это все, что у нее осталось. И Бернардо всегда будет для нее чем-то особенным. Он – ее друг, так же как он был другом Амадео. Часы должны были напоминать ему об этом и о том, что он больше чем директор «Сан-Грегорио» или человек, на которого она кричала каждый день. Вне работы он был для нее очень важным, кем-то вроде члена семьи. Он был частью ее жизни. И сейчас, когда он смотрел на нее, ее взгляд говорил ему об этом.

– Изабелла... – Его голос вдруг прозвучал неожиданно официально, и она ждала, понимая, что он глубоко тронут ее подарком. – Я должен кое-что тебе сказать. Мне давно надо было сделать это. Возможно, сейчас не время. Но я должен сказать тебе. Теперь я должен быть честным с тобой. Это... очень важно... для меня. – Он долго колебался, подбирая слова, как будто ему было очень трудно говорить, и выражение его глаз убеждало ее в этом.

– Что-нибудь не так? – Ее глаза вдруг наполнились состраданием. Казалось, он испытывает тяжкие мучения, бедняга, а она в последнее время так жестоко обращалась с ним. Что же, о Господи, он собирается сказать? Она сидела, затаив дыхание, и ждала. – Нардо... у тебя такой испуганный вид, милый. Не надо бояться. Что бы там ни было, ты можешь сказать мне. Одному Богу известно, сколько мы высказывали друг другу за все время знакомства.

Она пыталась заставить его улыбнуться, но тщетно, и впервые за все годы их знакомства он подумал, что она бесчувственная. О Боже, как она могла не знать? Но это была не бесчувственность, а слепота. Он понял это, наблюдая за ней, а затем кивнул и поставил свой бокал.

– Я боюсь. То, что я должен сказать тебе, всегда очень пугало меня. А сейчас я боюсь, что это напугает тебя. А я этого не хочу. Меньше всего мне хочется пугать тебя.

Она сидела очень тихо, наблюдая за ним и ожидая.

– Нардо... – заговорила она, протягивая к нему длинную изящную белую руку. Он взял ее и быстро сжал в своей, не отводя от нее взгляда.

– Я скажу тебе очень просто, Беллецца. Иначе нельзя. Я люблю тебя. – А затем тихо добавил: – Все эти годы.

Она чуть не подскочила при его словах, как будто ее вдруг ударило током.

– Что?

– Я люблю тебя. – Теперь он казался менее испуганным и больше походил на того Бернардо, которого она знала.

– Но, Нардо... все эти годы?

.– Да. – Теперь он произнес это с гордостью. Он почувствовал себя лучше. Наконец-то он сказал ей.

– Как ты мог?

– Очень просто. Ты часто бываешь как заноза в пальце, но, как ни странно, от этого не тяжелее любить тебя. – Он улыбался, и она вдруг засмеялась; казалось, это разрушило некоторое напряжение, висевшее в воздухе.

– Но почему? – Она встала и задумчиво подошла к огню.

– Почему я любил тебя или почему не говорил об этом?

– И то и другое. И почему сейчас? Почему, Нардо, ты должен был сказать мне это сейчас? – В ее голосе вдруг зазвучали слезы, навернувшиеся на глаза, когда она прислонилась к камину, глядя на огонь.

Он тихо подошел к ней, встал рядом и нежно повернул ее лицо к себе, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Я не говорил тебе все эти годы, потому что любил вас обоих. Ты знаешь, что я любил и Амадео тоже. Он был необыкновенным человеком. Я никогда не сделал бы ничего, что могло бы причинить боль ему или тебе. Я спрятал подальше свои чувства, я их сублимировал и вкладывал в работу и, возможно... – он улыбнулся, – даже в сражения с тобой. Но теперь все изменилось. Амадео больше нет. И день за днем, неделю за неделей я наблюдаю за тобой, одинокой, убивающей себя, и ты одна, всегда одна. Я больше не могу этого выдерживать. Я здесь для тебя. Я был рядом все эти годы. Тебе пора узнать об этом и повернуться ко мне, Изабелла. И... – Он долго колебался, стоя молча, а затем произнес: – Настал и мой черед. Настало время, когда я смог сказать, что люблю тебя, хочу почувствовать тебя в своих объятиях, стать отчимом Алессандро, если ты позволишь, а не просто его другом. Возможно, я сошел с ума, что сказал тебе все это, но я должен был... я слишком долго любил тебя.

Его голос стал хриплым от долгие годы скрываемой страсти, и у нее по лицу медленно потекли слезы, безжалостно скатываясь по щекам на платье. Бернардо наблюдал за ней, а потом приблизил руку к ее лицу и вытер слезы. Он впервые так прикоснулся к ней и почувствовал, как в нем неудержимо закипает страсть. Почти не раздумывая, он прижал ее к себе и крепко прижался губами к ее устам. Изабелла не оттолкнула его, и на мгновение ему показалось, что она ответила на его поцелуй. Она была жаждущей, одинокой, печальной и напуганной, но происходящее было столь неожиданным для нее, и она решительно оттолкнула его. Они оба задохнулись, но Изабелла с обезумевшим взглядом посмотрела на своего старого друга.

– Нет, Нардо... нет! – Она восстала и против того, что он ей только что сказал, и против его поцелуя.

Но у него был еще более испуганный вид, чем у нее, и он замотал головой:

– Прости меня. Не за то, что я сказал. А за то, что я поспешил... Я... о Господи, прости меня. Еще слишком рано. Я был не прав.

Ей вдруг стало болезненно жаль его. Было очевидно, что он страдал долгие годы. И все это время она ничего не знала и была уверена, что Амадео, так же как и она, ни о чем не догадывался. Но как она могла не заметить? Теперь она смотрела на него с состраданием и нежностью, протягивая обе руки.

– Не извиняйся, Нардо, все хорошо. – Но когда в его глазах вспыхнул яркий лучик надежды, она быстро покачала головой: – Нет, я не это имела в виду. Я просто не знаю. Все слишком скоро. Но ты был прав: ты должен был сказать мне о своих чувствах. Ты должен был давно сказать мне.

– И что бы тогда было? – На мгновение в его голосе зазвучала горечь и ревность к старому другу.

– Не знаю. Но я, наверное, казалась глупой и жестокой все эти годы. – Она с теплотой посмотрела на него, и он улыбнулся.

– Нет. Просто слепой. Но возможно, так было лучше. Если бы я сказал тебе, то все бы усложнилось. Это возможно и теперь.

– Этого не должно случиться.

– Но это возможно. Ты хочешь, чтобы я ушел из «Сан-Грегорио», Изабелла? – Он спросил это искренне, и его голос прозвучал очень устало. Это был тяжелый вечер для него.

Но теперь у нее вспыхнули глаза, когда она посмотрела на него.

– Ты сошел с ума? Почему? Из-за того, что ты поцеловал меня? Потому что сказал, что любишь меня? Из-за чего ты собрался уходить? Не поступай так со мной, Нардо. Ты нужен мне. Я не знаю, что чувствую сейчас. Я до сих пор в оцепенении. Я еще хочу Амадео днем и ночью... до меня не доходит, что он никогда не вернется домой. Я все еще жду его... я все еще слышу, вижу, чувствую его запах... В моей жизни нет места никому, кроме Алессандро. Сейчас я ничего не могу обещать тебе. Я почти не слышу того, что ты говоришь. Я слышу, но до конца не понимаю. Не вполне. Возможно, когда-нибудь я пойму. Но до тех пор я могу любить тебя только так, как любила всегда, – как брата, как друга. Если для тебя это достаточная причина, чтобы покинуть «Сан-Грегорио», тогда уходи, но я никогда этого не пойму. Мы можем продолжать, как было всегда, и нет причины менять что-либо.

– Но это не может длиться вечно, дорогая. Ты это понимаешь?

Она с болью посмотрела ему в глаза.

– Что ты хочешь сказать?

– Только то, что сказал, что я не смогу продолжать жить так вечно. Я должен был сказать тебе, потому что больше не могу скрывать свои чувства, да на это и нет причины. Амадео больше нет, Изабелла, осознаешь ты это или нет. Он умер, а я люблю тебя. Вот два факта. Но продолжать так вечно, если ты не любишь меня так, как я тебя, продолжать работать на тебя, а не с тобой, особенно теперь, продолжать вечно играть второстепенную роль, Изабелла... я не могу. Я хочу в один прекрасный день разделить с тобой твою жизнь, а не существовать на ее задворках. Я хочу отдать тебе всю свою жизнь, сделать тебя лучше, счастливее и сильнее. Я хочу снова слышать, как ты смеешься. Я хочу разделять с тобой радость побед наших коллекций и необыкновенных творений. Я хочу быть рядом с тобой и видеть, как растет Алессандро.

– В некотором смысле так и будет.

– Да. – Он просто кивнул. – Я буду. В качестве твоего мужа или друга. Но не в качестве твоего служащего.

– Понятно. Тогда, значит, ты говоришь, что или я выйду за тебя замуж, или ты уйдешь?

– В конечном счете да. Но на это может потребоваться очень много времени... если я буду знать, что у меня есть надежда. – И после долгой паузы спросил: – Она есть?

Но она так же долго не отвечала.

– Я не знаю. Я всегда любила тебя. Но не так. У меня был Амадео.

– Понимаю. Я всегда это понимал. – Они долго сидели молча, глядя на огонь, каждый уйдя в свои мысли, а затем он снова нежно взял ее руку. Он раскрыл ее, посмотрел на изящную, прекрасно очерченную ладонь и поцеловал. Она не отдернула руку, а только наблюдала за ним печальными глазами. Он был для нее чем-то особенным, и она любила его, но он не был Амадео. И никогда им не станет... никогда... и они оба знали это. Он посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом и убрал свою руку. – Я говорил серьезно. Хочешь, чтобы я ушел?

– Из-за сегодняшнего вечера? – Она спросила это устало и печально. Это не было предательством, но казалось невосполнимой утратой. В какой-то мере она чувствовала, что только что потеряла друга. Он хотел стать ее возлюбленным. А это совсем не благоприятствовало их работе.

– Да. Из-за сегодняшнего вечера. Если теперь я сделал так, что ты не сможешь работать со мной, я уйду. Немедленно, если ты этого хочешь.

– Я не хочу. Это будет еще невыносимее, Нардо. Я погибну через неделю.

– Ты удивишь саму себя. Ты не погибнешь. Но может быть, ты именно этого и хочешь?

Она покачала головой:

– Нет. Но я не знаю, что сказать тебе насчет всего этого.

– Тогда не говори ничего. И если когда-нибудь настанет подходящий момент, пусть очень нескоро, я скажу это снова. Но пожалуйста, не мучайся и не считай, что это висит над твоей головой. Я не выскочу из-за двери и не схвачу тебя в объятия. Мы долгое время были друзьями, и я не хочу терять нашу дружбу.

Она вдруг почувствовала облегчение. Возможно, в конце концов, еще не все потеряно.

– Я рада, Нардо. Но сейчас я не могу ничего решить. Я не готова. Вероятно, никогда не буду готова.

– Нет, будешь. Но может быть, не для меня. Это я тоже понимаю.

Она посмотрела на него с нежной улыбкой и медленно наклонилась, чтобы поцеловать в щеку.

– И когда это вы стали таким сообразительным, мистер Франко?

– Я был таким всегда, просто ты этого никогда не замечала.

– Неужели?

Он заулыбался, а она засмеялась, и атмосфера в комнате снова изменилась.

– Да, это так. Так уж получилось, что я теперь гений в нашей работе, или ты этого не заметила?

– Вовсе нет. И каждое утро, когда я смотрюсь в зеркало, то спрашиваю: «Свет мой, зеркальце, скажи, кто тут гениальней всех?..»

Теперь они уже смеялись оба, и внезапно их лица вновь оказались рядом, и он оцгущал ее нежное дыхание на своей щеке, и единственное, чего ему хотелось, это снова поцеловать ее, и он видел, что ее губы ждут его.

Но на сей раз он этого не сделал. Момент был упущен, и Изабелла в смущении неестественно засмеялась, встала и пошла прочь. Нет, им будет нелегко на работе. Теперь они оба знали это.

– Посмотрите, что Луиза испекла для Санта-Клауса! – Алессандро неслышно приблизился к ним в своих мягких тапочках. Он нес две тарелки с имбирными пряниками, которые аккуратно поставил на маленький стульчик, придвинув его к камину. Мальчик серьезно посмотрел на них, а затем взял большой теплый пряник и быстро съел его. Потом он снова исчез, разрушив болезненное наваждение.

– Изабелла... – Бернардо посмотрел на нее и улыбнулся. – Не беспокойся.

Она только похлопала его по руке, и они обменялись улыбками, когда Алессандро вернулся, с трудом неся две чашки с молоком.

– Ты устраиваешь вечеринку или собираешься накормить Санта-Клауса? – Бернардо улыбнулся ему и снова сел.

– Нет. Это не для меня.

– Стало быть, для Санта-Клауса? – Бернардо наблюдал за ним, широко улыбаясь, но лицо мальчика постепенно стало серьезным, и он покачал головой. – Неужели для меня?

Мальчик вновь отрицательно покачал головой:

– Это для папы. На тот случай... если ангелы позволят ему прийти домой... только на сегодняшнюю ночь. – Он снова посмотрел на два стула, которые поставил возле камина, а затем поцеловал маму и Бернардо, пожелав им спокойной ночи.

Через пять минут Бернардо ушел, а Изабелла тихо пошла в свою комнату. Это была очень длинная ночь.

Глава 7

– Как там карусель? – спросил Бернардо, сидя в кресле и вытянув ноги перед собой, после обычного обсуждения дел с Изабеллой в конце длинного рабочего дня. Минуло три недели после Рождества, и они занимались только работой. Но кажется, наконец-то все снова становилось на свои места. Не прошло и десяти дней, как они даже устроили хорошую перепалку. И он больше не напоминал о своем рождественском «признании». Изабелла испытывала облегчение.

– Думаю, она нравится ему почти так же, как твой велосипед.

– Он еще не сломал им ничего из мебели?

– Нет, но явно старается. Вчера он устроил себе гонки в столовой, но всего лишь сбил пять стульев. – Они рассмеялись, и Изабелла встала и потянулась. Она была рада окончанию праздников и довольна проделанной ими работой. С некоторым усилием, но им удалось вернуться к прежним отношениям, и даже Бернардо заметил, что у нее миролюбивое настроение. Но тут он увидел, как она вся напряглась, услышав звонок телефона в кабинете Амадео. – Почему звонят в его кабинет?

– Может быть, не смогли дозвониться к тебе. – Он хотел сделать вид, что не придает этому значения, хотя это поразило и его. Но они оба знали, что люди, отвечающие на звонки к ней, иногда перепутывали линии. – Хочешь, я возьму трубку?

– Нет. Все нормально.

Она быстро прошла в кабинет Амадео, но не прошло и двух минут, как Бернардо услышал крик. Он вбежал туда и увидел ее в истерике, с побелевшим лицом, зажавшей рот руками, уставившейся на телефон.

– В чем дело?

Но она не ответила, а когда попыталась, то издала нечленораздельный звук, а затем снова вскрикнула.

– Изабелла, скажи мне! – Он держал ее руками за плечи и тряс, отчаянно пытаясь заглянуть ей в глаза. – Что тебе сказали? Что-нибудь насчет Амадео? Звонил тот же человек? Изабелла...

Он уже всерьез собирался дать ей пощечину, когда охранник, сидевший на телефоне в приемной, влетел в кабинет.

– Алессандро!.. Они... сказали... они... что он у них... – Она упала, рыдая, в объятия Бернардо, в то время как охранник поспешно ринулся к телефону, набирая ее домашний номер, но он никак не мог туда дозвониться.

– Звоните в полицию! – крикнул через плечо Бернардо, хватая ее пальто и сумочку, таща Изабеллу через ее кабинет и за дверь. – Мы едем домой. – А потом, на мгновение задержавшись в дверях, он в упор посмотрел на Изабеллу и крепко сжал ее руки. – Возможно, это просто опять кто-то забавляется. Ты же знаешь, ведь так бывает. Может быть, все в порядке.

Но она была способна только взглянуть на него и отчаянно помотать головой.

– Это был тот же голос, тот же мужчина? – спросил он.

Она снова отрицательно покачала головой. Бернардо сделал знак охраннику следовать за ними, и они втроем бегом спустились по лестнице и выбежали из здания. По пути они прихватили еще одного охранника. Автомобиль Изабеллы уже поджидал ее, как всегда в конце рабочего дня. Энцо в замешательстве посмотрел на них, когда все четверо забрались в машину, при этом один из охранников сдвинул Энцо с водительского сиденья, сам хватаясь за руль.

– Моя доро... – начал Энцо, но один взгляд на Изабеллу сказал ему то, что он совсем не хотел услышать. – Что случилось? Что-нибудь с мальчиком?

Ему никто не ответил. Изабелла все еще сидела, вцепившись в Бернардо, и они мчались к вилле на виа Аппиа Антика.

Водитель едва дождался, когда открылись электрические ворота. Один из охранников выскочил из машины, когда та еще не остановилась. Он вбежал в здание, а через мгновение за ним влетели Изабелла, Бернардо, Энцо и второй охранник, и все принялись лихорадочно прочесывать дом. Первой, кого увидела Изабелла, была Луиза.

– Алессандро? Где он? – Она уже могла говорить и резко схватила за плечи перепуганную кухарку.

– Я... синьора... он...

– Говори!

Пожилая кухарка заплакала, сконфузившись.

– Я не знаю. Мама Тереза увела его час назад. Я думала... А в чем дело? – Но, увидев перед собой Изабеллу в истерике, она поняла. – О Боже, нет. О Господи!..

В воздухе зазвенел ее долгий, отчаянный крик. Этот звук врезался в Изабеллу, как кинжал. Ей хотелось только остановить его, прекратить. Не раздумывая она оттолкнула и ударила Луизу по щеке прежде, чем Энцо успел ее увести. Через мгновение Бернардо уже схватил Изабеллу за талию и повел, чуть ли не таща через холл, в ее комнату. Но когда они добрались до двери, с другого конца дома послышался шум. Звук шагов. Охранники мчались по дому. А затем, как музыка, донесся голос Алессандро и мамы Терезы, обычный и невозмутимый, когда она вошла вместе с ребенком. Изабелла устремила дикий взгляд на Бернардо и побежала в холл.

– Мама! – воскликнул Алессандро и умолк. Мать не выглядела так с тех пор, когда несколько месяцев назад она простудилась, а потом... Посмотрев на нее, испугавшись и вспомнив, он подбежал к ней и заплакал.

Нежно прижав его к себе, прерывающимся от всхлипов голосом, она спросила, глядя на маму Терезу:

– Где вы были?

– Мы пошли прогуляться. – Пожилая няня уже начинала понимать, увидев Изабеллу и охранников. – Я подумала, что перемена обстановки пойдет мальчику на пользу.

– Ничего не случилось?

Мама Тереза покачала головой, а Изабелла оглянулась на Бернардо.

– Значит, это был просто... еще один из тех звонков, – сказала она. Но она поверила им. Он был так похож на те, с такими же ужасными, угрожающими голосами. И как им удалось прорваться? Изабелла почувствовала, как зашаталась, и почти не осознавала, когда кто-то взял ребенка у нее из рук.

Минут через пять она очнулась в своей комнате. Над ней стояли Бернардо и горничная, встревоженно глядя, как она приходит в себя.

– Спасибо. – Бернардо кивнул, отпуская горничную, протянул Изабелле стакан с водой и присел на край постели. У него был почти такой же бледный вид, как и у Изабеллы. Она молча пила воду из стакана, который держала в дрожащей руке. – Хочешь, я вызову врача?

Она покачала головой, и некоторое время они сидели молча, потрясенные, пораженные тем, что они подумали.

– Как им удалось прорваться?

– Один из охранников сказал, что сегодня какие-то неполадки на линии. Должно быть, система перехвата у нас на работе на несколько минут вышла из строя. А возможно, они проворонили этот звонок. Он мог прозвенеть в кабинете Амадео по любой причине. Даже если замкнулись провода.

– Но почему они так поступают со мной? О Господи, Бернардо... – Она закрыла глаза и снова опустила голову на подушку. – Бедная Луиза.

– Не беспокойся о Луизе.

– Я пойду к ней через несколько минут. Я просто подумала...

– Я тоже. Я подумал, что это правда, Изабелла. А что, если однажды так и случится? Что, если кто-нибудь похитит и его? – Он безжалостно устремил взгляд на нее, но она закрыла глаза и замотала головой:

– Не говори так.

– Что ты будешь делать? Добавишь еще дюжину охранников? Возведешь крепость только для себя и для мальчика? Свалишься от сердечного приступа в следующий раз, когда позвонит какой-нибудь идиот?

– Я не так стара для сердечного приступа. – Она уныло посмотрела на него, пытаясь улыбнуться, но Бернардо не отреагировал.

– Ты больше не можешь продолжать так жить. И не говори, что ты делаешь это ради Амадео, занимая его место. Если бы он только знал, как ты живешь, запершись здесь, на работе, заперев ребенка в доме. Если бы он знал, какому риску ты подвергаешь себя и сына, продолжая жить в Риме, он убил бы тебя, Изабелла. И ты это знаешь. И даже не пытайся утверждать, что ты делаешь все это ради него. Амадео никогда не простил бы тебя. А возможно, когда-нибудь не простит и Алессандро. Ты устраиваешь ему детство, полное лишений, не говоря уж о том, что ты делаешь с собой. Как ты можешь? Как ты смеешь!

Голос Бернардо становился все громче и увереннее. Он ходил по комнате, метал на нее свирепые взгляды и размахивал руками. Потом провел одной рукой по волосам и снова сел, сожалея о собственной несдержанности и приготовившись выслушать гневный ответ Изабеллы. Но, посмотрев на нее, он был поражен тем, что Изабелла не послала его к черту. Она не упомянула священное имя Амадео, не сказала, что она права.

– Что, по-твоему, мне следует сделать? Убежать? Покинуть Рим? Прятаться всю оставшуюся жизнь? – произнесла она. В ее голосе не было сарказма, лишь отголосок страха, который она только что пережила.

– Тебе не надо прятаться до конца жизни. Но, возможно, нужно уехать на какое-то время.

– А что потом? Бернардо, как я могу? – Она говорила как испуганная, уставшая маленькая девочка.

Он осторожно коснулся ее руки.

– Ты должна, Изабелла, У тебя нет выбора. Они сведут тебя с ума, если ты останешься здесь. Уезжай. На шесть месяцев, на год. Мы все продумаем и будем поддерживать связь. Ты сможешь давать мне указания, инструкции, все, что угодно, только не оставайся здесь. Ради Бога, не оставайся здесь. Я не переживу, если... – он уронил голову на руки и заплакал, – если что-нибудь случится с Алессандро или с тобой. – Он посмотрел на нее, а из его голубых глаз все еще текли слезы. – Ты мне как сестра. Амадео был моим лучшим другом. Ради Бога. Уезжай. Ты могла бы поехать в Париж.

– Но что мне там делать? Там больше никого нет. Ни дедушки, ни родителей. И если эти люди могут сделать это со мной здесь, то им ничего не стоит совершить это и во Франции. Почему бы мне не найти уединенное место здесь, в провинции, может быть, неподалеку от Рима? Если никто не будет знать, где я, то нет никакой разницы.

Но теперь Бернардо уже сердито посмотрел на нее:

– Не начинай играть в старые игры. Убирайся, черт подери! Сейчас же! Поезжай куда-нибудь. Куда угодно. Но только не в предместье Рима, не в Милан и не во Флоренцию. Убирайся к черту на рога!

– Что ты предлагаешь? Нью-Йорк? – произнесла она с сарказмом. Потом вдруг замолчала, размышляя, а Бернардо наблюдал за ней, надеясь и моля Бога. Она молча кивнула в знак согласия, трезво посмотрела на него, а затем медленно встала с постели и пошла к телефону.

– Что ты делаешь?

Ее взгляд говорил, что ее не победили, что она не сдалась. Что еще остается надежда. Она не исчезнет на год. Она не позволит им прогнать ее из родного дома, отлучить от работы. Но она уедет. На некоторое время. Если это можно будет устроить. Ее глаза снова заблестели, когда она взяла трубку.

Глава 8

Высокая стройная блондинка с челкой, закрывающей один глаз, сидела в маленькой ярко-желтой комнате, печатая на машинке. У ее ног спал маленький коричневый кокер-спаниель, а вокруг было множество книг, цветов в горшках и горы бумаг. Семь или восемь пустых кофейных чашек, проверенные собакой, лежали перевернутыми, а на окне был приклеен плакат с видом Сан-Франциско. Она называла его своим видом. Вероятно, это был кабинет писательницы. Вставленные в рамки обложки ее последних пяти книг косо висели на противоположной стене среди так же криво развешанных фотографий яхты у причала в Монте-Карло, двух детей на пляже в Гонолулу, президента, принца и ребенка. Все они имели отношение к ее публикациям, любовникам или друзьям, за исключением ребенка, который был ее собственным. Дата на фотографии говорила о том, что она сделана пять лет назад.

Спаниель лениво пошевелился, наслаждаясь теплом нью-йоркской квартиры, и женщина за пишущей машинкой вытянула босые ноги и наклонилась погладить собаку.

– Подожди, Эшли. Я почти закончила. – Она схватила черную ручку и сделала несколько поспешных исправлений длинной изящной рукой без колец. В ее голосе явно слышался южный акцент жительницы Саванны. Этот голос напоминал о плантациях и званых вечерах, элегантных гостиных южан. Это был голос представительницы знатного рода. Леди. – Черт возьми! – Она вновь схватила ручку, вычеркнула половину страницы и стала неистово шарить по полу в поисках двух страниц, написанных час назад. Они где-то лежали: отпечатанные, переделанные и исправленные. Она переделывала книгу.

В тридцать лет ее фигура оставалась такой же, как в девятнадцать, когда она приехала в Нью-Йорк, чтобы стать манекенщицей, вопреки яростным протестам семьи. Она продержалась на этой работе год, ненавидя ее, но не признаваясь в этом никому, кроме своей любимой соседки по комнате, приехавшей из Рима, чтобы изучать американский дизайн. Как и Наташа, Изабелла приехала в Нью-Йорк на год. Но Наташа взяла в колледже академический отпуск на год, чтобы попытаться пожить самостоятельно. Это было совсем не то, чего хотели для нее родители. Выходцы из богатой южной аристократической семьи, но почти обнищавшие, они хотели, чтобы она окончила школу и вышла замуж за милого мальчика-южанина, чего вовсе не желала Наташа.

Единственное, чего ей хотелось в девятнадцать лет, это вырваться с Юга, попасть в Нью-Йорк, зарабатывать деньги и быть свободной.

Она действительно сделала деньги, работая манекенщицей, а затем журналисткой, не связанной с определенной редакцией. Она даже некоторое время была свободной. Пока не встретила Джона Уолкера, театрального критика, и не вышла за него замуж. Через год у них родился ребенок, а еще через год они развелись. Все, что у нее осталось, это великолепная фигура, потрясающая внешность, талант писательницы и пятнадцатимесячный ребенок. А пять лет спустя она написала пять романов и два киносценария и стала звездой в литературном мире.

Она переехала в большую удобную квартиру на Парк-авеню, устроила сына в частную школу, наняла экономку, выгодно вложила деньги. Добавив успех к своей красоте, Наташа добилась всего.

– Миссис Уолкер? – Раздался тихий стук в дверь.

– Не сейчас, Хэтти. Я работаю. – Наташа отбросила упавшие на глаза длинные светлые волосы и снова принялась рыться в ворохе бумаг.

– Вам звонят. Думаю, это важно.

– Уверена, что нет.

– Но сказали, что звонят из Рима.

Дверь распахнулась прежде, чем Хэтти успела добавить хоть слово. В уговорах больше не было необходимости. Наташа как была босиком быстро пробежала по ярко-желтому полу через кухню к телефону. Узкие джинсы плотно облегали ее длинные стройные ноги и соблазнительно обрисовывали бедра, а мужская рубашка была завязана узлом под небольшой грудью.

– Почему ты не сказала, что звонят из Рима? – Она укоризненно посмотрела на негритянку с мягкими вьющимися седыми волосами, а потом быстро улыбнулась ей. – Не волнуйся. Я знаю, какой несносной бываю, когда работаю. Только не входи туда. Никаких чистых кофейных чашек, ни поливки цветов, ничего. Мне нужен беспорядок.

Хэтти притворно нахмурилась, слушая знакомую тираду, и исчезла в направлении спален, пройдя через светлый, залитый солнцем холл, а Наташа схватила телефонную трубку:

– Алло?

– Синьора Наташа Уолкер?

– Да. – Вам звонят из Рима. Минутку, пожалуйста.

Наташа сидела очень тихо и ждала. Она не разговаривала с Изабеллой с тех пор, как узнала о постигшем ее несчастье. Она собиралась лететь в Рим на похороны. Но Изабелла не захотела. Она попросила ее подождать. Наташа писала и ждала, но впервые за одиннадцать лет их дружбы не получала ни ответов, ни известий. Никогда еще, с тех пор как Изабелла покинула квартиру, в которой они прожили целый год, и вернулась в Рим, Наташа не чувствовала себя настолько отрезанной от подруги. Тогда она тоже не писала в течение первых нескольких месяцев, но из-за того, что была слишком занята дизайном, а потом по уши влюбилась. Ах, как она была влюблена! Наташа до сих пор помнила строчки ее писем: «... и он великолепен... и я люблю его... какой красивый... такой высокий блондин, и я буду работать на него в «Сан-Грегорио», занимаясь настоящей высокой модой...» Радость и возбуждение не проходили все эти годы. Для этой пары медовый месяц длился вечно. И вдруг его не стало. Наташа окаменела от ужаса, когда услышала сообщение в шестичасовом выпуске новостей.

– Синьора Уолкер?

– Да-да, я слушаю.

– Соединяю.

– Наташа? – Голос Изабеллы был необычно подавленным.

– Почему, черт возьми, ты не отвечала на мои письма?

– Я... не знаю, Наташа... Я не знала, что писать. Наташа нахмурилась, а затем сказала:

– Я беспокоилась за тебя. С тобой все в порядке? – Озабоченность в ее голосе долетела за пять тысяч миль, растрогав Изабеллу, которая смахнула слезы с глаз и чуть ли не улыбнулась.

– Полагаю, да. Мне надо попросить тебя об одолжении. – У них так было всегда. Они могли начать с того, на чем расстались, не разговаривать друг с другом по шесть месяцев, а потом снова вести себя как сестры, встретившись или заговорив по телефону. Это был один из тех редких случаев дружбы, на которую всегда можно положиться и которая никогда не остывала.

– Говори, в чем дело, – сказала Наташа. Изабелла кратко объяснила, что произошло с Алессандро в тот день, или, вернее, не случилось.

– Я больше не вынесу этого. Я не могу рисковать им. Подумав о собственном сыне, Наташа задрожала от этого рассказа.

– Никто не в силах вынести подобное. Ты хочешь отправить его ко мне? – Между их сыновьями была разница всего в четыре месяца, и Наташе вовсе не помешал бы еще один ребенок. – Джесон будет в восторге, – добавила она. – Он постоянно упрекает меня за то, что у него нет брата. А они совсем как братья. – Год назад, когда они все вместе поехали кататься на лыжах в Сант-Мориц, мальчики удивили всех и самих себя, отрезав друг у друга волосы. – Я серьезно, Изабелла. Я считаю, тебе следует увезти его из Рима.

– Я согласна. – Последовала короткая пауза. – А как ты смотришь на то, чтобы снова заиметь соседку по комнате? – Она ждала, не зная, что скажет Наташа, но ответ прозвучал мгновенно. Он выражался в долгом восторженном визге маленькой девочки-южанки. Изабелла неожиданно поняла, что смеется.

– Я была бы в восторге. Ты серьезно?

– Даже очень. Мы с Бернардо пришли к выводу, что другого выхода нет. Только на некоторое время. Не навсегда, конечно. И, Наташа...– она замолчала, размышляя, как объяснить, что она не просто уезжает, – это может оказаться неприятным. Мне придется скрываться. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я.

– Это скверно. Ты не сможешь и шага ступить из квартиры.

– Ты действительно думаешь, что и там меня могут узнать?

– Ты серьезно? Конечно, не строители подземки, но почти все остальные. И потом, если ты исчезнешь из Рима, то об этом напечатают в газетах во всем мире.

– Тогда мне остается только скрываться.

– А ты сможешь так жить? – У Наташи имелись свои сомнения.

– У меня нет выбора. По крайней мере в настоящий момент. Именно это мне придется делать.

Наташа всегда восхищалась ее чувством долга, смелостью и стилем.

– Но ты уверена, что сможешь ужиться со мной? Я могла бы остановиться где-нибудь в другом месте, – сказала Изабелла.

– Ну уж дудки! Если ты остановишься где-нибудь еще, я больше никогда не стану разговаривать с тобой! Когда ты приедешь?

– Я не знаю. Я только что приняла это решение. Понадобится некоторое время, чтобы утрясти все на работе. Я собираюсь руководить работой «Сан-Грегорио», где бы ни находилась.

В ответ Наташа протяжно присвистнула:

– И как, черт подери, ты собираешься это делать?

– Мы должны это продумать. На бедного Бернардо, как всегда, свалится почти вся работа. Но если понадобится, я смогу каждый день разговаривать с ним по телефону, к тому же у нас в Нью-Йорке есть офис для представителей нашей фирмы. Я могу звонить им, не говоря, что нахожусь в Нью-Йорке. Думаю, это можно устроить.

– Если даже и невозможно, то ты это сделаешь. А если и не сможешь, то все равно сделаешь.

– Хотела бы я быть столь же уверенной. Мне ненавистна мысль, что я брошу работу здесь. Ох, Наташа... – Она грустно и протяжно вздохнула. – Это было ужасное время. Мне кажется, что я стала другой.

Наташа промолчала, но Изабелла и говорила совсем иначе, чем прежде. Последние четыре месяца сыграли свою зловещую роль.

– Я чувствую себя заведенной машиной, – продолжала Изабелла. – Мне кое-как удается выжить, выматываясь до предела на работе, а когда могу, играю с Алессандро. Но я продолжаю... продолжаю думать... – Наташа услышала, как на другом конце дрогнул голос подруги. – Я продолжаю думать, что он снова вернется домой. Что на самом деле он не умер.

– Думаю, так бывает, когда тот, кого мы любим, внезапно исчезает. И нет времени, чтобы осознать это, понять.

– Я вообще больше ничего не понимаю.

– Ты и не должна, – мягко произнесла Наташа. – Просто приезжай. – Теперь и у нее на глазах появились слезы при мысли о подруге. – Тебе следовало позволить мне приехать в Рим четыре месяца назад. Я увезла бы тебя сюда еще тогда.

– Я бы не поехала.

– Нет, поехала бы. Если помнишь, я на шесть дюймов выше тебя.

Изабелла вдруг засмеялась. Будет чудесно вновь увидеть Наташу. И возможно, поездка в Нью-Йорк окажется даже веселой. Веселой! Это безумие – думать так после всего, что произошло за последние четыре месяца.

– Серьезно, как ты думаешь, когда вы сможете приехать? – Наташа уже начала быстро прикидывать в уме и кое-что записывать. – Ты хочешь сначала отправить сюда Алессандро? Или предпочитаешь, чтобы я сейчас же приехала и забрала его?

Изабелла на миг задумалась, но сказала:

– Нет. Я приеду вместе с ним. Я не намерена выпускать его из виду.

Слушая ее, Наташа начинала догадываться, как это сказывалось на мальчике, но сейчас было не время спрашивать, а Изабелла уже продолжала:

– Запомни, никому ни слова об этом. И, Наташа... спасибо.

– Иди к черту, макаронная рожица.

Этого ласкового прозвища, придуманного Наташей, Изабелла не слышала уже много лет. Попрощавшись, она поняла, что смеется впервые за последние месяцы. Она положила трубку, подняла взгляд и увидела встревоженное и напряженное лицо Бернардо. Изабелла даже забыла, что он рядом.

– Я еду.

– Скоро?

– Как только мы сможем все уладить на работе. Как ты думаешь? Нескольких недель хватит? – Она посмотрела на него, а в мозгу у нее уже вертелись сомнения. Неужели это вообще возможно? Сумеет ли она руководить делами, прячась у Наташи в Нью-Йорке?

Но Бернардо уже кивал:

– Да. Мы отправим тебя отсюда через несколько недель.

С этими словами он взял стопку бумаги со стола в ее спальне, и они принялись разрабатывать план.

Глава 9

В течение трех следующих недель постоянно велись телефонные разговоры между Нью-Йорком и Римом. Хочет ли Изабелла одну телефонную линию или две? Будет ли Алессандро ходить в школу? Привезет ли она телохранителей?

Изабелла смеялась и взмахивала руками. Амадео как-то заявил, что Наташа могла бы построить мост, управлять страной или выиграть войну, не испортив при этом свой маникюр.

Изабелла потребовала два телефона. Позже она решит, будет Алессандро ходить в школу или нет. В телохранителях нет необходимости: полицейские с Парк-авеню гарантировали безопасность, а дом Наташи в Нью-Йорке усердно охранялся.

Отъезд Изабеллы держали в секрете. Ни один генерал не подготавливал свою кампанию столь скрупулезно и секретно, как она и Бернардо планировали ее исчезновение из «Сан-Грегорио». Никто, даже высшие чины компании не знали, куда она отправляется; большинство даже не подозревали, что она вообще уезжает. Это было необходимо. Все должно было сохраняться в тайне. Ради нее и ребенка.

Ей предстояло исчезнуть. Затем распустят слухи, что она прячется в комфортабельной квартире над рабочими помещениями дома мод. Только Изабелла и ребенок. Туда будут посылать еду и приносить обратно пустые тарелки, приносить и забирать белье в прачечную. В квартире нужно было кого-то поселить. Ливия, секретарь Амадео, на которую можно было положиться, вызвалась запереться там, создавая соответствующие шумы. Все будут знать, что там кто-то скрывается. Тогда никто не сможет заподозрить, что Изабелла в Нью-Йорке. Это должно сработать. По крайней мере на какое-то время.

– Все готово? – Изабелла посмотрела на Бернардо. Он засовывал очередную пачку скоросшивателей с бумагами в большую кожаную сумку.

Он молча кивнул, и Изабелла увидела, насколько у него печальный и усталый вид.

– Думаю, я взяла копии всех наших документов. А как насчет экспорта в Швецию? Ты хочешь, чтобы я подписала некоторые из этих бумаг до отъезда?

Она продолжала упаковывать необходимое, а Бернардо ушел в кабинет за бумагами. Еще один кожаный портфель. Документы, образцы тканей, некоторые цифры, подготовленные еще Амадео, финансовые отчеты их представителя в Штатах. Она набрала работы на целых шесть месяцев. А будет гораздо больше, постоянный поток документов, бумаг, отчетов, данных. Что нельзя будет сделать по телефону, Бернардо станет отправлять через Наташиного литературного агента, адресуя на имя миссис Уолкер. Изабелла сосредоточилась на работе, которую предстояло сделать. Ей невыносимо было думать о причинах своего тайного отъезда.

Через минуту вернулся Бернардо с бумагами. Изабелла сняла колпачок с ручки с золотым пером от Тиффани, которая когда-то принадлежала Амадео, и поставила свою подпись.

– Я знаю, что сейчас не время и не место, но все же хочу, чтобы ты подумала.

– О чем? – Изабелла непонимающе посмотрела на него.

– О предложении МАП и «Ф-Б». Может быть, ты встретишься с ними в Нью-Йорке.

– Нет, Бернардо. И я говорю тебе в последний раз. – Она больше не хотела обсуждать эту тему. К тому же у нее совсем не было времени. – По-моему, ты обещал мне больше не поднимать этот вопрос.

– Ладно-ладно.

В какой-то мере она была права. Сейчас у них и так слишком много проблем. Они всегда смогут обсудить это потом, когда она устанет руководить их работой, находясь за пять тысяч миль от Рима. Мысль об этом остановила его. Кто бы мог подумать шесть месяцев назад, что Амадео погибнет, Изабелле придется скрываться, а он, Бернардо, останется один? Он смотрел, как она закрывает портфель, и волна отчаяния вдруг накатила на него. Ему вспомнилось лето, когда они все вместе отправились в Рапалло. Амадео насчитал в багаже у Изабеллы семнадцать сумок – скатерти, простыни, купальные костюмы... шляпные коробки, целый чемодан с обувью. Теперь ей предстояла совсем другая поездка и другая жизнь. И начиналась она с двух портфелей с документами и двух сумок с вещами Изабеллы и Алессандро.

– Сын очень расстроится, что мы не берем его велосипед, – внезапно произнесла Изабелла, прерывая размышления Бернардо.

– Я закажу ему другой в Нью-Йорке. Еще лучше. – Господи, как он будет скучать по этому ребенку и Изабелле. Странно, что ее не будет рядом. Ни перепалок, ни вспышек ониксовых глаз при взгляде на него.

– Мы очень скоро вернемся, Нардо. Не думаю, что я смогу долго это выдержать.

Она встала, внимательно осмотрела кабинет, вспоминая, что еще забыла, в последний раз открыла шкаф с картотекой. Бернардо молча наблюдал за ней. Она взглянула на него через плечо с едва заметной усталой улыбкой.

– Послушай, почему бы тебе не поехать домой и не поспать немного? Ночь будет длинной.

– Да, полагаю, я... Изабелла... – У него вдруг странно перехватило горло, когда она медленно повернулась к нему. – Мне будет не хватать тебя. И мальчика. – Выражение его глаз впервые после Рождества выдавало его чувства.

– Мы тоже будем скучать по тебе, – приглушенным голосом сказала она, протягивая руки, чтобы обнять его. Когда она сможет вновь увидеть этот кабинет? Или его? – Но мы же вернемся. И очень скоро! Вот увидишь.

– Ну вот. – В его глазах стояли слезы, и он смахнул их, выпуская ее из своих крепких объятий. Одно дело – скрывать свои чувства, и совсем другое – не быть рядом с ней. Ему было больно терять ее, но это был единственный выход. Для нее и ребенка.

– А сейчас поезжай домой и немного поспи.

– Это приказ?

– Конечно. – Она криво усмехнулась и села в кресло. – Совсем неподходящее время года, чтобы ехать на Ривьеру.

Она попыталась придать себе скучающий и беспечный вид, когда он засмеялся, стоя у двери. Это входило в их план. Он отвезет ее через границу во Францию, мимо Ривьеры в Ниццу, где она сядет на утренний рейс до Лондона, а оттуда, сменив охранников, полетит в Нью-Йорк. Скорее всего ей и Алессандро придется провести в дороге почти двадцать четыре часа.

– Захватить вечером что-нибудь для Алессандро? Может быть, печенье? Игру?

– Печенье для него всегда звучит заманчиво, но, может быть, стоит взять одеяло и маленькую подушку. И немного молока.

– А для тебя?

– Просто приезжай, Нардо. И молись, чтобы мы все были в безопасности.

Он понимающе кивнул, распахнул дверь и вышел. Он молил Бога, чтобы она не только благополучно уехала, но и вернулась, и как можно скорее. И чтобы она осталась с ним.

Глава 10

– Мама, расскажи мне сказку.

Изабелла присела на край кровати Алессандро. Сказку... сказку... Сегодня вечером она не могла думать, а не то чтобы придумывать.

– Пожалуйста.

– Хорошо, подожди немного. – Она нахмурила брови, сосредоточиваясь и глядя на него. Ее длинные пальцы ласково поглаживали его маленькую белую ручку. – Когда-то давным-давно жил маленький мальчик. Он жил со своей мамой, и...

– И у него не было папы?

– Нет, больше никого.

Алессандро понимающе кивнул и поудобнее устроился в постели. Она рассказывала ему о месте, где мальчик жил со своей мамой и с друзьями, с людьми, которые любили их, и немногими, которые их не любили.

– А что они делали? – Ему начинала нравиться история: у нее была правдоподобная завязка.

– С чем? – Ее было легко отвлечь, так как у нее в голове теснилось множество мыслей.

– Что они сделали с теми людьми, которые их не любили?

– Они не обращали на них внимания. А знаешь, что они еще сделали? – Она таинственно понизила голос: – Они убежали.

– Неужели? Это ужасно! – Алессандро был ошеломлен. – Папа всегда говорил, что убегать не надо. Только тогда, когда это совершенно необходимо, например, от льва или очень злой собаки.

Ей хотелось сказать, что некоторые люди похожи на злых собак, но она не знала, как это объяснить, и задумчиво посмотрела на него, продолжая держать его ручку в своей.

– Ну а если они убежали, чтобы быть в безопасности? Если там их не тронут львы и злые собаки? А что, если они поехали в прекрасное место, где они снова смогут быть счастливы? Разве это плохо? – Глядя на него, она поняла, что ей многое надо сказать ему.

– Думаю, хорошо. Но разве есть такое место, где все в безопасности?

– Возможно. Но ты в любом случае в безопасности. Я никогда не позволю, чтобы с тобой что-либо случилось.

Он с беспокойством посмотрел на нее.

– А как насчет тебя? – Ему до сих пор снились кошмарные сны. Если они забрали папу, то вдруг они возьмут и маму? Было бесполезно снова и снова повторять ему, что они не могут этого сделать. Если нет, то почему у них в доме полно охранников? Алессандро не обманешь.

– Со мной тоже ничего не случится. Я обещаю тебе.

– Мама...

– Что?

– Почему бы нам не убежать?

– А ты бы не огорчился, если бы мы это сделали? Тогда не будет ни мамы Терезы, ни Энцо, ни Луизы. – Ни карусели, ни велосипеда, ни Рима. Ничего, напоминающего об Амадео...

– Но там будешь ты! – Он повеселел.

– И этого достаточно? – удивилась она.

– Конечно!

Его улыбка придала ей смелости продолжить сказку о маленьком мальчике и его маме, которые нашли новый дом в новой стране, где они были в совершенной безопасности и у них появились новые друзья.

– Они остались там навсегда? Она долго смотрела на него.

– Я не уверена. Думаю, они снова вернулись домой. В конце концов.

– Зачем? – Идея показалась ему нелепой.

– Наверное, потому, что дом всегда остается родным домом, независимо от того, трудно там жить или нет.

– По-моему, это глупо.

– А разве ты не хотел бы вернуться домой, если бы уехал? – Она с изумлением посмотрела на него.

– Нет, если там случилось что-то плохое.

– Как здесь? Он молча кивнул.

– Они убили папу здесь. Они – плохие люди.

– Только один или два очень плохих человека, Алессандро.

– Но тогда почему никто не нашел их, чтобы наказать, сделать им больно или побить? – Он с несчастным видом посмотрел на нее, и она нежно обняла его.

– Возможно, они будут пойманы и наказаны.

– Меня это не волнует. Я хочу убежать. С тобой. – Он сильнее прижался к ней, и она почувствовала тепло его тельца. Это было единственное тепло, которое она ощущала теперь, когда Амадео больше не было.

– Может быть, когда-нибудь мы убежим вместе в Африку и будем жить там на дереве.

– Ух, мне бы этого хотелось! А мы можем? Ну давай, пожалуйста.

– Нет, конечно же, нет. Кроме того, ты не смог бы спать в своей прекрасной уютной кроватке на дереве. Разве не так?

– Думаю, ты права. – Он долго и нежно смотрел на нее, потом улыбнулся и погладил ее по руке. – Это была хорошая история.

– Спасибо. Между прочим, я говорила тебе сегодня, как я люблю тебя? – Она наклонилась к нему, шепча признание в любви ему на ухо.

– Я тоже люблю тебя.

– Хорошо. А теперь спи, дорогой. Скоро увидимся. Очень скоро. Через семь часов. Она хорошенько укрыла его и тихо закрыла дверь, выходя в длинный зал с зеркальными стенами.

Вечер прошел в мучительном ожидании. Изабелла сидела в гостиной, просматривая бумаги и поглядывая на часы. Время медленно приближалось к восьми. В столовую подали ужин, и она съела его, как всегда, быстро и в одиночестве. Без двадцати девять она вернулась в свою комнату, посмотрела в окно, потом на свое отражение в зеркале, на телефон. Она не могла ничего делать, пока в доме все не стихнет, даже вернуться в зал. Изабелла просидела там в ожидании три часа, думая и глядя в окно. Из окна спальни она могла видеть карусель в саду, окна кухни, столовой и маленького кабинета, в котором когда-то работал Амадео. К полуночи все окна в доме погасли. Она крадучись пробралась к закрытому стенному шкафу в конце длинного зала, быстро открыла дверцу, заглянула внутрь и вытащила две большие сумки от Гуччи из мягкой кожи шоколадного цвета с зеленой и красной полосами. Она задумчиво посмотрела на них. Как можно упаковать целую жизнь в две сумки?

Вернувшись в свою комнату, она заперла дверь, зажгла ночник и открыла шкаф, бесшумно просматривая свои вещи. А затем быстро сняла с вешалок брюки, достала кашемировые свитера из специально сделанных пластиковых упаковок, отделанных шелком. Сумочки, чулки, нижнее белье, туфли. Теперь с этим было легче. В последнее время она носила все только черное. Ей понадобилось всего полчаса, чтобы уложить три юбки, семь свитеров, шесть черных шерстяных платьев и один костюм. Черные туфли на низком каблуке, пять пар на высоком, пару черных замшевых с атласом вечерних туфель. Вечерние туфли? Она снова заглянула в шкаф и осторожно извлекла простое, длинное черное атласное платье. Через час одежда была собрана, и она подошла к сейфу. Драгоценности лежали там с тех пор, как Бернардо принес их от Паччиоли, вернув ему пятьсот тысяч долларов. Деньги, которые она так и не смогла передать похитителям. Она больше не носила украшений, но и не осмеливалась оставлять их здесь. Что, если кто-нибудь вломится и украдет их? Если! Она чувствовала себя эмигранткой, бегущей из своей страны, когда перекладывала украшения из зеленых коробочек в атласные мешочки и прятала их в потайном отделении большой черной сумочки из крокодиловой кожи от «Гермеса», которую понесет на плече во время путешествия. Наконец она закрыла сумку и вытащила ее из комнаты, заперев за собой дверь спальни.

Во вторую сумку нужно было собрать вещи Алессандро. Ребенок спал, глубоко зарывшись под одеяло, одна рука прижимала игрушечного медведя, другая свисала с постели. Она улыбнулась, взглянув на него, и начала опустошать шкаф. Теплые вещи, лыжный костюм, варежки и шерстяные шапочки, домашняя одежда, игры и несколько его любимых игрушек. Она огляделась вокруг, выбирая самые дорогие для него вещи. К половине второго все было собрано, сумки стояли в слабо освещенной комнате. Бернардо привезет два портфеля с деловыми бумагами. Она была готова.

Часы на прикроватном столике неустанно тикали. Изабелла решила разбудить Алессандро без четверти два. Где-то снаружи их ждали два охранника, тщательно отобранные Бернардо и готовые к путешествию. Они не знали, куда отправятся, но должны были придумать историю, объясняющую их местонахождение в течение суток. Им предстояло вернуться в Рим к следующей ночи, доставив Изабеллу и Алессандро в Лондон.

Изабелла сидела, затаив дыхание, чувствуя, как сердце бьется в груди. Что она делает? Правильно ли она поступает, уезжая? Может ли она все оставить в руках Бернардо? И зачем она покидает свой дом?

Она бесшумно открыла дверь, тихо вышла из комнаты и медленно пошла по притихшему дому. У нее оставалось еще десять минут до того, как пойти будить Алессандро, – десять минут на прощание. Она очутилась в гостиной, оглядела ее при лунном свете, прикоснулась к столу, посмотрела на пустой диван. Здесь у них с Амадео проходили бесчисленные приемы, счастливые вечера, лучшие дни. Она вспоминала, как суетилась, выбирая ткани, вещи, которые они купили в Париже, часы, которые они с любовью привезли из Нью-Йорка. Затем пошла мимо столовой в маленькую гостиную, которой они редко пользовались. Наконец молча постояла в дверях небольшого кабинета Амадео, который он так любил. Обычно он был наполнен ценными вещами, книгами, яркими цветами и солнечным светом. Она превратила его в настоящий рай для него, и они часто укрывались здесь, разговаривая о работе или наблюдая за Алессандро из-за французских дверей, ведущих в сад. Здесь они часто занимались любовью на уютной софе, обтянутой коричневой кожей, а иногда – на полу, покрытом толстым пушистым ковром. Они задергивали занавеси и шторы, прятались, как заговорщики, и дарили друг другу нежность, наслаждаясь жизнью.

Сейчас эта комната казалась ей пустой. Она осторожно держалась одной рукой за дверь и не смела войти в нее.

– Пока, Амадео. Я вернусь. – Это было обещание самой себе и ему, дому и Риму. Она прошла по ковру и остановилась у письменного стола. Там все еще стояла ее фотография в серебряной рамке, подаренной Бернардо. Глядя на нее в темноте, она вспомнила маленькое золотое яйцо работы Фаберже. Она подарила его Амадео на годовщину их свадьбы перед самым рождением Алессандро. Она осторожно прикоснулась к нему, потрогала кожу на столе и медленно отвернулась. – Пока, Амадео. – Тихо закрыв за собой дверь, Изабелла прошептала: – До свидания.

Мгновение она постояла в прихожей, затем быстро направилась в комнату Алессандро, моля Бога, чтобы мальчик проснулся быстро и не заплакал. Изабелла почувствовала угрызения совести. Она поступала жестоко, увозя ребенка, даже не позволив маме Терезе попрощаться с ним. Няня так нежно заботилась о нем все эти годы. Изабелла молилась, чтобы она мужественно перенесла шок от его исчезновения и, прочтя утром ее письмо, все поняла и простила ее.

Она тихо открыла дверь и наклонилась над сыном, прижимая его к себе, чувствуя его нежное дыхание на своей шее.

– Алессандро, сокровище мое. Это мама. Дорогой, просыпайся.

Он слегка пошевелился и повернулся на другой бок. Она нежно коснулась его лица и поцеловала в оба глазика.

– Алессандро...

Он открыл глаза, посмотрел на нее и сонно улыбнулся.

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя. Ну же, дорогой, просыпайся.

– Разве ночь уже кончилась? – Он непонимающе посмотрел на нее, видя темноту за окном.

– Нет. Но мы отправляемся за приключениями. Это тайна. Только ты и я.

Он с интересом уставился на нее, широко раскрывая глаза.

– Я могу взять моего медведя?

Она кивнула, улыбаясь, надеясь, что он не может слышать бешеный стук ее сердца.

– Я уложила некоторые твои игрушки и игры в чемодан. Давай, милый. Вставай. – Он сонно сел, потирая глаза, и она подхватила его на руки. – Я понесу тебя. – Она вышла из детской и поспешила в свою комнату, шепча ему, что они не должны разговаривать, потом усадила его на свою кровать, снимая пижаму и переодевая его в теплую одежду.

– Куда мы едем? – Он выставил ножку, на которую она надевала носок.

– Это – сюрприз.

– В Африку? – Он был в восторге. Теперь другой носок. Синяя тенниска. Синие вельветовые брюки. Красный свитер. Сапожки. – В Африку, мама?

– Нет, глупенький. В одно место, получше Африки.

– Я голоден. Хочу молока.

– У дяди Бернардо в машине будет молоко и печенье.

– Он тоже едет? – заинтересовался Алессандро.

– Только часть пути. Искать приключения поедем только мы с тобой.

– Без мамы Терезы?

Он отпрянул от нее, и Изабелла остановилась. Она посмотрела ему прямо в глаза и медленно покачала головой:

– Нет, милый, она не может поехать с нами. Мы даже не можем попрощаться с ней.

– А она не очень рассердится на нас, когда мы вернемся?

– Нет. Няня все поймет. – По крайней мере она надеялась на это.

– О'кей. – Он снова сел на кровать, прижав одной рукой игрушечного медведя. – В любом случае мне больше нравится ехать куда-то с тобой.

Они говорили шепотом, и Изабелла улыбнулась.

– Мне тоже нравится ехать куда-то с тобой. Ну, мы готовы? – Она посмотрела вокруг. Все было убрано или упаковано. Только его пижама одиноко валялась на постели. На столе лежала записка, объясняющая маме Терезе и экономке, что она с ребенком уехала из города. Они могут немедленно связаться с господином Франко, если в доме возникнут какие-либо проблемы. Они не должны сообщать о ее исчезновении или разговаривать с журналистами. – О, мы чуть кое-что не забыли. – Она улыбнулась, глядя, как он подавил зевок. – Ты взял своего плюшевого мишку? – Он схватил медведя, пока она помогала ему надеть пальто. – Готов? – Он снова кивнул и крепко взял ее за руку.

Вдруг, уже у двери, она напряглась. Послышался скрип электрических ворот, медленное шуршание гравия, а затем донеслись приглушенные голоса Бернардо и двух мужчин. Через мгновение послышался тихий стук.

– Изабелла, это я, – сказал Бернардо. Алессандро захихикал:

– Как забавно.

Она открыла ему дверь и увидела рядом с Бернардо одного из охранников.

– Вы готовы?

Она кивнула, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Я понесу Алессандро. Джованни возьмет сумки. Эти?

– Это все.

– Прекрасно.

Изабелла выключила свет. Передние фары «фиата» тускло освещали прихожую. Бернардо молча взял на руки Алессандро, а охранник поднял сумки. Изабелла вышла последней, закрыв дверь. Вот и все. Она распрощалась со всем и покидала свой дом.

Бернардо сел за руль. Один из охранников занял место рядом с ним, другой расположился на заднем сиденье рядом с Изабеллой и Алессандро. Она еще раз оглянулась, когда они тронулись. Дом выглядел как обычно. Но теперь это был просто дом. Пустой дом.

Глава 11

– Все нормально? – Изабелла взглянула на Бернардо. Они ехали уже несколько часов, мчась в ночи. – Ты не устал?

Он отрицательно покачал головой. Он слишком нервничал, чтобы думать об усталости. Через час взойдет солнце, а ему хотелось пересечь границу до рассвета. Впервые он пожалел, что взял свой «фиат», выжимавший только девяносто пять миль в час. Сейчас ему очень бы пригодился «феррари» Амадео, развивавший большую скорость. В обычные часы таможенники могли бы сопоставить имя в паспорте с внешностью Изабеллы и вызвать газетчиков.

– Сколько еще осталось?

– Еще час. Может быть, два.

Охранник ничего не сказал. Алессандро сладко посапывал во сне у нее на коленях. Как только они сели в машину, Бернардо передал ему молоко и печенье; мальчик с аппетитом съел его, сделал пару глотков молока и заснул.

Почти рассветало, когда Бернардо наконец остановился. Два таможенных поста бесстрастно стояли по обеим сторонам границы. Один – итальянский, другой – французский. Они медленно подъехали к шлагбауму на итальянской стороне и посигналили.

– Добрый день. – Бернардо любезно посмотрел на пограничника в форме и подал ему пять паспортов.

Человек в форме без интереса посмотрел на машину, взял паспорта и сделал знак открыть багажник. Бернардо вышел из машины, открыл багажник.

– Только ваши личные вещи? – Бернардо кивнул. – Вы едете во Францию?

– Да.

– На какой срок?

– На пару дней.

Таможенник кивнул, все еще держа паспорта в одной руке. Он стал открывать первый, принадлежавший одному из охранников, а Бернардо молил Бога, чтобы этот человек не был в курсе последних событий. Имя Сан-Грегорио теперь было известно более чем когда-либо. Они оба неожиданно вздрогнули от резкого сигнала двух грузовиков, подъехавших вплотную к их машине сзади. Таможенник сделал нетерпеливый жест, а водитель первого грузовика рукой и указательным пальцем изобразил нечто грубое. При этом офицер захлопнул паспорт, сунул все документы Бернардо и подал знак, чтобы они садились в машину.

– Счастливого пути. – Он двинулся к водителю грузовика с выражением сдерживаемой ярости.

Бернардо с признательностью улыбнулся и включил зажигание.

– Что случилось? Что он сказал? – Изабелла встревоженно смотрела на него с заднего сиденья.

– Он пожелал нам счастливого пути.

– Он ничего не сказал по поводу моего паспорта?

– Нет. Тот сопляк на грузовике оказал нам большую услугу. Я так рад, что готов расцеловать его. – Оба охранника невольно улыбнулись, когда они спокойно пересекли границу и снова остановились. – Водитель сделал грубый жест тому парню на таможне, и он потерял к нам интерес, – объяснил Бернардо.

– А что теперь? – Изабелла нервно посмотрела на приближающегося к ним мужчину в темно-синей униформе.

– Французский таможенник поставит штамп в наши паспорта, и мы поедем дальше. – Бернардо опустил стекло и опять улыбнулся.

– Добрый день, месье, мадам. – Француз приветливо улыбнулся им, оценивающе взглянул на Изабеллу и вскользь на ребенка. Изабелла уставилась на красную отделку на его униформе, желая оказаться подальше отсюда. – Отдыхать? Или по делу?

– И то и другое. – Иначе нельзя было объяснить наличие двух портфелей с бумагами, если бы их проверили. – Моя сестра, наши кузены и мой племянник. Семейный бизнес.

– Понятно.

Он взял паспорта у Бернардо. Изабелла крепко прижала к себе Алессандро.

– Вы долго пробудете во Франции?

– Всего несколько дней. – Не важно, что он говорил ему: они все будут возвращаться разными путями, а Изабелла и Алессандро не вернутся вообще.

– Что в багажнике? Продукты? Растения? Семена? Картофель? О Господи.

– Нет, только наш багаж. – Бернардо собрался выйти из машины, но таможенник махнул рукой.

– Не надо. Спасибо. – Он подошел к окну, взял свою печать, пролистал паспорта и завизировал их въезд, даже не взглянув на имена. – Счастливого пути. – Он махнул им, когда шлагбаум поднялся, и Изабелла улыбнулась Бернардо со слезами на глазах.

– Как твоя язва?

– Живет и здравствует.

– Моя тоже. – Они засмеялись, и Бернардо сильно нажал на акселератор.

В разгар утра они уже были в Ницце, и Алессандро начал просыпаться. Его мать, как и все остальные, не спала всю ночь.

– Где мы? Это Африка? – Он сел, широко улыбаясь после сна.

– Мы здесь, милый. Но это – не Африка, а Франция.

– Мы ехали сюда? – У него появился разочарованный вид. Он уже несколько раз бывал во Франции.

– Хочешь еще печенья? – Бернардо взглянул на него на ходу.

– Я не голоден.

– Я тоже.– Изабелла тотчас же поддержала его мнение, но в десяти милях от аэропорта Бернардо остановился у небольшой стоянки. Он купил им фрукты, четыре чашки кофе и упаковку молока.

– Все будут завтракать?

Кофе сотворило с ними чудеса. Изабелла причесалась и освежила свой макияж. Только на мужчинах сказалась бессонная ночь: у них были усталые глаза и небритые подбородки.

– Куда мы едем теперь? – У Алессандро остались белые усы от молока, которые он стер лапой плюшевого мишки.

– В аэропорт. Я собираюсь посадить тебя и твою мамочку на самолет.

– О, здорово! – Алессандро захлопал в ладоши от восторга, а Изабелла наблюдала за ним. Это было удивительно: ни ропота, ни сожалений, ни страха, ни прощания. Он воспринял их отъезд и их «приключение» как нечто давно запланированное. Даже Бернардо был слегка поражен. А потом удивился еще больше, когда они прощались в аэропорту.

– Береги свою маму! Я скоро позвоню тебе. – Он нежно посмотрел на ребенка, моля Бога, чтобы тот не заплакал. Но Алессандро неодобрительно поглядел на него.

– У них нет телефонов в Африке, глупый.

– А вы с мамой едете туда? – Да.

Бернардо нежно потрепал волосы мальчика и, нервничая, наблюдал, как пассажиры спешат к самолету. – Пока, Изабелла. Пожалуйста... береги себя.

– Обязательно. И ты тоже. Я позвоню, как только мы приедем.

Он кивнул, а затем быстро обнял ее.

– Прощай. – Он задержал ее в объятиях дольше, чем следовало, чувствуя ком, подступивший к горлу.

– До скорого, Бернардо. – Она вновь крепко прижалась к нему. Затем взяла ребенка на руки и в сопровождении охранников заспешила к самолету.

Он молча смотрел ей вслед, пока ее норковая шубка не исчезла в толпе. Он предлагал ей надеть простое темное шерстяное пальто, но она настояла на шубке, считая, что она может понадобиться ей в Нью-Йорке. Изабеллецца. Он почувствовал ужасную внутреннюю дрожь. Неужели он потерял ее навсегда? Взяв себя в руки, он медленно вытер слезу и вышел из аэропорта, шепча «До свидания». Ей еще предстояла долгая дорога, да и он хотел к ночи вернуться в Рим.

Глава 12

Когда Изабелла с Алессандро на руках вошла в зал ожидания аэропорта Хитроу, их уже ждали новые телохранители. Она почувствовала, как у нее дрогнуло сердце, когда они приблизились к ней. Высокие и темноволосые, они были похожи на американских футболистов.

– Миссис Уолкер? – Они обращались к ней как к Наташе. Так было условлено.

– Да. – Она мгновение смотрела на них, не зная, что сказать, но тот, что повыше, протянул ей записку, написанную Наташиной рукой. Она поспешно прочла и положила ее в карман.

«Ты почти дома, макаронная рожица. Поцелуй за меня своего маленького клоуна и расслабься.

С любовью. Н.»

– Благодарю. Что нам теперь делать?

Они достали и протянули ей билет. Их проинструктировали, чтобы они ничего не говорили в присутствии людей, сопровождавших Изабеллу. Она открыла конверт и посмотрела на время отлета. Теперь ей следовало отпустить своих сопровождающих. Она повернулась и быстро заговорила с ними по-итальянски. Они встали, пожали ей руку и пожелали удачи, выразив надежду на ее скорое возвращение. Потом быстро подошли и поцеловали Алессандро, чем очень удивили Изабеллу. У нее на глазах выступили слезы, когда она смотрела им вслед. Она только что лишилась последнего напоминания о доме. Эти люди много месяцев провели в ее доме, и было странно думать, что теперь и их не будет рядом. Как и Алессандро, она начинала чувствовать усталость после долгой, изматывающей ночи и напряженного утра, когда гадала, найдут ли ее люди Наташи и что произойдет, если она почему-то их не встретит.

– Нам пора идти. – Телохранитель взял ее за руку, и она почувствовала, как он направляет ее, все еще с Алессандро на руках, к воротам.

Когда они поднялись в самолет, она все время ждала, что случится что-нибудь ужасное – найдут заложенную бомбу, произойдет взрыв или кто-нибудь попытается схватить Алессандро... Это походило на ночной кошмар; она никогда не чувствовала себя настолько оторванной от дома. Но самолет взлетел без происшествий, и наконец они были в воздухе.

– Куда мы летим, мама? – Теперь Алессандро устало смотрел на нее слегка смущенными карими глазами.

– К тете Наташе, милый. В Нью-Йорк. – Она нежно поцеловала его в лобик, и, взявшись за руки, они уснули.

Спустя четыре часа Изабелла проснулась, когда Алессандро выбрался из ее объятий. Она быстро вскочила, потянулась к нему, но затем снова села, улыбаясь.

Два американских телохранителя сидели с обеих сторон. Алессандро стоял в проходе, глядя на одного из них.

– Меня зовут Алессандро, а тебя? – спросил он по-итальянски.

Мужчина посмотрел на него и беспомощно протянул обе руки.

– Не понимаю. – Он взглянул на Изабеллу, ища помощи.

– Он спросил, как вас зовут.

– О, Стив. А ты... Александре?

– Алессандро, – спокойно поправил он, озорно Глядя на него.

– Ладно, Алессандро. Ты когда-нибудь видел такое? – Он достал американскую монету в пятьдесят центов, заставил ее исчезнуть, а потом сделал вид, что достал ее из-за уха мальчика. Тот восторженно взвизгнул и захлопал в ладоши, прося повторить. Монеты разного достоинства появлялись и исчезали, пока они вели свой странный разговор: Алессандро болтал по-итальянски, а огромный мужчина в основном жестикулировал.

Изабелла снова закрыла глаза. До сих пор все шло гладко; теперь ей оставалось только пройти таможенный досмотр в Нью-Йорке, а потом добраться до апартаментов Наташи, где она сорвет с себя всю эту одежду, погрузится в ванну с теплой водой и спрячется до конца своей жизни. Ей казалось, что она уже целую неделю носит одну и ту же одежду.

Они пообедали, посмотрели фильм и, за исключением двух походов в туалет с Алессандро, больше ни разу не покидали свои места. Когда они шли в конец салона, оба телохранителя, как бы невзначай, следовали вместе с ними. Но Изабелла быстро заметила, что никто в самолете не проявил к ним интереса. Даже на стюардесс они не произвели никакого впечатления. Они были зарегистрированы просто как И. и А. Грегорио, С. Конналли и Дж. Фолк. Ничего интересного. Ее длинное норковое пальто привлекло одобрительный взгляд главного стюарда, но и в этом не было ничего особенного. На рейсах между Лондоном и Нью-Йорком они видели множество норок. Вот если бы они увидели некоторые ювелирные украшения, тщательно спрятанные на дне ее сумочки, это могло бы произвести на них большее впечатление.

– Мы прибываем в Нью-Йорк примерно через полчаса, – сказал, наклонившись к ней, человек, назвавшийся Стивом. Он говорил приглушенным, еле слышным голосом, и Изабелла кивнула. – Миссис Уолкер будет ждать вас у выхода из таможни. Мы проводим вас до машины.

– Спасибо.

Он осторожно взглянул на нее, когда она отвернулась. Стив был почти уверен, что все понял. У них был подобный случай два года назад. Женщина тайно увозила своих детей от их отца, который сбежал с ними в Грецию. То, как Изабелла прижимала к себе сына, подсказывало ему, что с ней произошло нечто подобное. Как не стыдно совершать такое над ребенком. Он не мог понять людей, вырывающих детей друг у друга, словно они игрушки. Она казалась ему приятной женщиной, несмотря на то что на ее лице часто появлялось паническое выражение.

Вероятно, она ужасно боялась, что муж настигнет ее и ей так и не удастся увезти малыша из Франции. Им было известно только, что она прибыла в Лондон из Ниццы. Он вновь слегка повернул голову, наблюдая за ней, когда самолет начал снижение.

– Еще одна небольшая остановка, Алессандро? Таможня может занять много времени. – Изабелла быстро перевела ему, но ребенок покачал головой. – О'кей. Ты когда-нибудь раньше бывал в Нью-Йорке? – Изабелла опять перевела. Алессандро отрицательно покачал головой, добавив, что, во всяком случае, он думал, что они едут в Африку. Высокий, широкоплечий американец засмеялся и быстро закрепил на мальчике пристяжные ремни. Но Алессандро уже наблюдал за мамой и протягивал к ней руку. Изабелла взяла ее в свою и рассеянно смотрела в иллюминатор на светящуюся огнями землю. Было шестнадцать тридцать по нью-йоркскому времени, но февральский вечер уже наступил.

В этот раз все было иначе. Она была в Нью-Йорке два года назад с Амадео. Обычно он летал в Америку один. Она предпочитала ездить в Англию и во Францию. Но в тот последний раз они вместе отправились в Нью-Йорк, и это было похоже на сон. Они остановились в «Сен-Реджи», обедали в «Каравелле», «Гренобле» и «Лютеции», ходили на грандиозный прием для американских дизайнеров, присутствовали на нескольких официальных ужинах, совершали длительные прогулки по парку. На сей раз не будет ни «Сен-Реджи», ни «Лютеции», ни тихих мгновений наедине. Теперь она не могла даже блуждать со своими воспоминаниями, видя его во всех знакомых углах их дома. Здесь нет знакомых углов. Нет знакомых людей. Только Наташа, ее ребенок и Алессандро. У нее не осталось даже частички от жизни Амадео, и она вдруг пожалела, что не захватила ничего, что напоминало бы ей о нем. Какую-нибудь его вещь, на которую можно было смотреть, трогать и вспоминать, – что-нибудь напоминающее ей о смехе и нежности в его глазах. Изабеллецца. Она все еще слышала, как он называет ее этим именем.

– Мама! Мама! – Алессандро дергал ее за рукав. Они уже приземлились. – Мы приехали.

Оба охранника быстро взглянули на нее.

– Пойдемте?

Самолет еще окончательно не остановился, а они уже были в проходе. Стив подал ей пальто, а второй телохранитель взял на руки Алессандро. В тот момент, когда самолет окончательно остановился, они уже вели ее по проходу. На мгновение ей показалось, что они еще летят, так как они чуть ли не несли ее, торопясь к выходу. Через несколько минут они уже были на таможне, в то время как остальные пассажиры еще только медленно выходили из самолета.

Офицер на таможне сделал знак Изабелле открыть сумки. Она раскрыла все четыре. Алессандро и охранники стояли рядом.

– Цель вашего приезда?

– Семейное путешествие. – Таможенник бросил взгляд на мужчин, стоящих по обе стороны от нее.

«Господи, что, если он догадается... если он узнает мое имя...»

– Что это за бумаги? – Он показал на два набитых до отказа портфеля.

– Кое-какая работа, которую я захватила с собой.

– Вы собираетесь здесь работать?

– Просто некоторые личные дела. Семейные дела. Он снова посмотрел на две большие сумки, а затем принялся рыться в ее вещах. Там не было ничего интересного.

– Хорошо, проходите.

Все в порядке. Ей все удалось. Теперь им оставалось только найти Наташу, и они могли ехать домой. Мгновение она постояла, ничего не видя, размышляя, не случилось ли чего, а потом увидела ее, бегущую к ним с развевающимися длинными светлыми волосами, шелковисто переливающимися на шубке из рыси. Она бежала все быстрее, приближаясь к Изабелле, и вот они уже обнимали друг друга, крепко сжав Алессандро в середине. Он запротестовал, а затем взвизгнул, когда Наташа слегка ущипнула его за шею.

– Привет, Алессандро. Как ты? – Она быстро взяла его у Изабеллы, и две женщины стояли, глядя друг на друга, пока Наташа не сказала ей севшим голосом: – Добро пожаловать домой. – А затем вновь повернулась к Алессандро: – А знаешь, какой ты тяжелый, малыш? Как насчет того, чтобы он сам дошел до машины?

Но Изабелла быстро покачала головой. Его ножки почти не касались земли с тех пор, как они выехали из Рима. Его запросто мог кто-нибудь подхватить и унести; поэтому с самого начала их путешествия он все время был у кого-то на руках.

– Все нормально. Я понесу его.

– Понятно. – Затем Наташа посмотрела на двух телохранителей: – Пойдемте.

Маленькая группа как единое целое двинулась к выходу и дальше к машине. К «роллс-ройсу» с водителем и номерными знаками с инициалами, которые Изабелла не успела рассмотреть. Прежде чем она смогла перевести дух, они оказались внутри обтянутого кожей салона, дверь закрылась, сумки уложили в багажник, мужчины махнули на прощание, и шофер отъехал от тротуара.

Только тогда Изабелла осознала, что они не одни в машине. На переднем сиденье сидел человек. У Изабеллы появилось удивленное выражение, когда он повернулся к ним, улыбаясь. Он был красивым, голубоглазым, с молодым лицом и серебристыми волосами.

– Ой. – Изабелла издала короткий звук, когда он обернулся.

Но Наташа быстро похлопала ее по руке:

– Все в порядке, Изабелла. Это мой друг, Корбет Эвинг.

Он кивнул и протянул руку.

– Я не собирался пугать вас. Мне очень жаль. – Они пожали руки, и Изабелла сдержанно кивнула. Она не ожидала увидеть в машине никого, кроме водителя. Она вопросительно посмотрела на Наташу, но та только улыбнулась и перекинулась взглядом с Корбетом. Тогда Изабелла все поняла. – Как прошло путешествие?

Сразу стало ясно, что ему известно только то, что она прибыла из Рима. Выражение неподдельной легкости, с которой он спросил это, подсказало ей, что он ничего не знает о возможных ужасах путешествия. Всего на мгновение она рассердилась, что Наташа прихватила его, но только на миг. Ей не хотелось вести вежливые разговоры всю дорогу до Нью-Йорка. Но было вполне очевидно, что это он предоставил им машину, и, возможно, Наташа захотела, чтобы он поехал с ней. Казалось, они прекрасно понимают друг друга, и до Изабеллы дошло, что, может быть, Наташа тоже проявила осторожность и нуждалась в его поддержке.

Изабелла сделала над собой усилие и улыбнулась. Она чувствовала, что обязана сделать это ради подруги.

– Путешествие прошло прекрасно. Но думаю, мы оба... немного... – Изабелла вдруг запнулась. Она была настолько измучена, что с трудом подбирала слова. – Мы оба очень устали.

– Могу представить. – Он снова кивнул, отвернулся и тихо заговорил с водителем. Но хрупкая красота Изабеллы не ускользнула от него.

Глава 13

«Роллс-ройс» плавно затормозил у дома Наташи, и им навстречу тотчас же устремились швейцар и носильщик. Изабелла вышла из машины, крепко держа Алессандро за руку, с выражением замешательства на бледном лице. Глядя на здание и засаженную деревьями улицу, она вновь осознала, как они далеко от дома. В другом мире, в другой жизни. Всего день назад она работала в «Сан-Грегорио» и жила на вилле в Риме. И вот она здесь, у Наташи, на Парк-авеню в Нью-Йорке. Было шесть часов вечера, и толпы ньюйоркцев возвращались с работы домой. Было темно и прохладно, но вокруг них царили возбуждение, какофония звуков, симфония ярких огней. Она успела забыть, каким шумным и деловым может быть Нью-Йорк, даже более безумным, еще сильнее возбуждающим, чем Рим. Пока она ненадолго задержалась на дорожке, наблюдая за женщинами в разноцветных тяжелых зимних пальто и меховых шапках, спешащими мимо, теряющимися в толпе процветающих, энергичного вида мужчин. Она вдруг подумала, что было хорошо пойти куда-нибудь прогуляться, подышать воздухом. Ей хотелось смотреть на этих людей, принюхиваться к запахам города и заглядывать в магазины. И уже не имело значения, что она почти не спала последние сорок часов, проехав и пролетев чуть ли не полмира. Всего на миг ей вновь захотелось вернуться к жизни, стать одной из них. Наташа и Корбет молча наблюдали за ней, пока швейцар относил багаж.

– Все в порядке, Изабелла? Она осторожно взглянула на него.

– Да, прекрасно. И... большое спасибо, что подвезли нас.

– Не стоит благодарности. – Он повернулся к Наташе. – Теперь с вами все будет в порядке, милые дамы?

– Конечно. – Наташа поцеловала его в щеку. – Я позвоню тебе.

Он молча кивнул, глядя, как они поспешно вошли в здание.

Наташа и Изабелла быстро прошли через вестибюль и вошли в грузовой лифт, где лифтер в черной униформе с золотыми галунами и в белых перчатках маневрировал с кнопками и до блеска отполированными латунными ручками дверей.

– Добрый вечер, миссис Уолкер.

– Спасибо, Джон. Доброй ночи.

Вставляя ключ в замок, Наташа вновь посмотрела на Изабеллу:

– Знаешь, для девицы, путешествующей бог знает сколько времени, ты выглядишь совсем неплохо.

Изабелла улыбнулась в ответ, тут дверь открылась и раздался возбужденный лай Эшли, неистовое приветствие Джесона и скромное «здравствуйте» Хэтти. Запахи и звуки квартиры нахлынули на Изабеллу. Здесь не было дворцового совершенства ее виллы на виа Аппиа Антика, но в то же время квартира идеально подходила Наташе. Если бы Изабелле пришлось создавать интерьер, подчеркивающий поразительную красоту Наташи, он был бы именно таким. Огромная снежно-белая гостиная, кое-где слегка оттененная глубокими кремовыми тонами. Гладкие белые ткани, белая кожа, белые стены, длинные зеркальные панели, отделанные хромом. Стеклянные столики, казавшиеся подвешенными в воздухе, изящная люстра, белый мраморный камин и зеленые комнатные растения, свободно свисающие с потолка до пола. Большие красивые современные картины были единственными яркими пятнами в комнате.

– Тебе нравится?

– Великолепно.

– Пошли дальше. Я устрою тебе экскурсию. Или ты умираешь от усталости и не в силах двигаться?

Ее южный протяжный говор был нежным, как ласковый ветерок теплым летним вечером. И как всегда, он казался несовместимым с быстрой походкой Наташи, решительным шагом, яркой речью. Она казалась коренной жительницей Нью-Йорка, пока не увидишь ее большие задумчивые голубые глаза, длинные золотистые волосы и не услышишь ее голос.

Изабелла улыбнулась, и ей захотелось продолжить свое знакомство с Наташиным домом. Алессандро уже исчез с Хэтти, Джесоном и маленьким коричневым спаниелем, с лаем вертящимся у них под ногами.

Они вошли в Наташину спальню. Наташа развалилась в кресле.

– Тебе она не нравится? Скажи честно. Не знаю, что на меня нашло, когда я обставляла эту комнату.

Вся обстановка в доме была выдержана в стиле модерн, но в спальне Наташа проявила полное безумие. Посреди комнаты возвышалась богато украшенная старинная кровать с пологом на четырех столбиках, задрапированная облаками белого шелка, с подушками, оборками и чудесными маленькими кружевными подушечками. Рядом стоял туалетный столик – мечта Скарлетт О'Хара, возле небольшого камина – два бело-голубых двухместных диванчика, а у окна – красивый плетеный шезлонг, обтянутый бледно-голубой тканью.

– Это так чудесно и настолько в южном стиле, Наташа. Как и ты сама.– Они засмеялись, как много лет назад, когда Наташе было девятнадцать, а Изабелле – двадцать один.

– Это еще не все, – сказала Наташа. Настала очередь великолепной современной столовой с огромным стеклянным столом, хромированными стульями и буфетами из толстого стекла. Но и здесь Наташина фантазия разгулялась. Потолок был выкрашен в голубой цвет, и его украшали большие белые летние облака.

– Это похоже на путешествие на побережье, не правда ли?

Она отделала всю квартиру со щегольством и юмором, но каким-то образом та казалась одновременно и импозантной и приветливой. Теплый, уютный рабочий кабинет сочетал в себе модерн и старину, изделия из меди, бархат, произведения современного искусства и ярко потрескивающий камин.

Они ненадолго заглянули в большой Наташин кабинет и в огромную приветливую кухню с ярко-желтым полом. Потом Наташа посмотрела на нее, улыбаясь, с искорками в глазах, отступая в сторону.

– А если ты пройдешь через эту прихожую, Изабелла, то тебя ждет сюрприз.

Месяц назад это была пустая комната горничной, заваленная коробками и старыми лыжами. Но после первого же звонка Изабеллы Наташа рьяно взялась за работу. Теперь, распахнув дверь, по выражению глаз Изабеллы она поняла, что труд ее был не напрасен. Голые стены были задрапированы нежно-розовым шелком, привезенным другом-декоратором из Франции. Небольшой французский письменный стол стоял в углу с великолепным маленьким стульчиком, обтянутым такой же розовой тканью. Несколько книжных полок, цветы в горшках, небольшой восточный ковер в бледно-зеленых тонах с малиновыми и розовыми цветами. На письменном столе и на изящном угловом столике стояли две красивые бронзовые лампы. Деревянный шкаф с выдвижными ящиками и крошечный диванчик, обтянутый бархатом, с подушками из розового шелка, устоять перед которым было невозможно.

– Бог мой, она выглядит совсем как мой будуар. – Изабелла уставилась на нее, чуть не задохнувшись от восторга.

– Не совсем. Но я старалась.

– О, Наташа, не может быть. Как ты смогла?

– А почему бы и нет? Телефон имеет две линии. Картотечный шкаф пуст. И я поделюсь с тобой своей машинисткой, если ты будешь хорошо себя вести.

Здесь было все, чего она вообще могла желать. Даже более того. Комната была такой теплой и знакомой, что сразу напомнила ей дом. У Изабеллы на глазах появились слезы.

– Ты действительно самая удивительная женщина из всех, кого я знаю.

Наташа обняла Изабеллу за плечи и вывела ее обратно в прихожую.

– Теперь, когда ты увидела свой кабинет, я покажу тебе твою спальню, но она не такая большая.

– Неужели это возможно? О, Наташа, ты изумительная.

Изабелла просто утратила дар речи, пока они шли обратно через главную прихожую. По пути они прошли мимо комнаты Джесона, где мальчики уже разрывали на части сумку Алессандро, в то время как Хэтти наполняла ванну.

– Все в порядке, дорогой? – спросила она Алессандро.

– Да, привет! – Он радостно замахал ей и исчез под кроватью вместе с Джесоном, отправившимся туда за собакой.

– Ты думаешь, твоя собака выживет?

– Не беспокойся. Эшли привык. Вот мы и пришли. Она открыла дверь и вошла первой. Спальня не была столь изысканной, как Наташина, но была теплой, уютной и приятной. Выполненная в сочных бутылочно-зеленых тонах, со старинными французскими коврами на стенах и на полу, узкими стеклянными столиками, темно-зеленым бархатным креслом и кроватью, покрытой таким же бархатным покрывалом. На кровати лежал аккуратно сложенный плед из темного меха, напоминая старинный помещичий дом в далекой заснеженной стране. В мраморном камине горел огонь. На низком столике в хрустальной вазе стояли темно-красные розы. В углу разместился шкаф с изумительными дверцами, отделанными малахитом.

– Бог мой, какая красота. Где тебе удалось найти это?

– Во Флоренции. В прошлом году. Разве не чудесно получать авторские гонорары, Изабелла? Удивительно, что они могут сделать для девушки.

Изабелла села на кровать, а Наташа в зеленое бархатное кресло.

– С тобой все в порядке, Изабелла?

– Да. – Она устремила взор на огонь, и на миг ее мысли унеслись обратно в Рим.

– Как все было?

– Отъезд? Трудно. Страшно. Я боялась на протяжении всего путешествия. Я все время думала, что что-нибудь случится. Или нас узнают и поймут, кто я. Я постоянно думала... я беспокоюсь за Алессандро... Полагаю, мы больше не могли оставаться в Риме. – На мгновение, видя Наташу в этой уютной домашней обстановке, ей страшно захотелось оказаться в собственном доме в Риме.

– Не волнуйся. Пройдет время, и ты вернешься обратно.

Изабелла молча кивнула, а затем посмотрела прямо в глаза подруге.

– Я не знаю, что делать без Амадео. Я все время думаю, что он вернется. Но он не возвращается. Он... это трудно объяснить. – Но ей и не надо было этого делать. Боль так сильно врезалась ей в душу и сердце, что это было видно по глазам.

– Думаю, мне трудно это представить, – сказала Наташа. – Но... ты должна думать о хорошем, вспоминать о радостных, драгоценных моментах, из которых состоит жизнь, а остальное пусть уходит.

– Как? Как можно забыть тот голос в телефонной трубке? Вечность ожидания, неизвестность, а потом... Как собрать осколки, чтобы они снова имели смысл? Когда ничего не хочется и наплевать даже на работу?

Прежде чем Наташа успела ответить, в дверях показался Алессандро с собачкой.

– У него есть поезд! Настоящий! Совсем как тот, который мне показывал папа в Риме! Хочешь посмотреть? – Он поманил ее от двери, а Эшли крутился возле его ног.

– Через минутку, дорогой. Мы хотим немного поговорить с тетей Наташей.

Алессандро умчался. Наташа наблюдала, как он убегает, потом сказала:

– Алессандро, Изабелла, может быть, это единственное, за что тебе сейчас надо держаться. Остальное сотрется из памяти со временем. Не хорошее, а только боль. Она должна утихнуть. Ты не можешь носить ее в сердце вечно, как платье пятилетней давности!

Изабелла засмеялась над сравнением.

– Ты полагаешь, я вышла из моды?

– Вряд ли. – Женщины обменялись улыбками. – Но ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да. Но, Наташа, я чувствую себя такой старой. А мне так много надо сделать. Если только я смогу делать это отсюда. Одному Богу известно, как я смогу справиться с Бернардо по телефону, находясь за пять тысяч миль от него. – Ей не хотелось объяснять трудности создавшейся ситуации, но об этом можно было прочесть в ее глазах.

– Ты справишься. Я уверена.

– И ты не слишком возражаешь против соседки по комнате?

– Я же сказала тебе. Это будет как в старые времена.

Но не совсем, и они обе знали это. Раньше они ходили вместе в рестораны, в оперные театры, на спектакли. Они виделись с друзьями, встречались с мужчинами, устраивали вечеринки. Сейчас было совсем другое время. Изабелла никуда не будет ходить, если только это не будет безопасно. Может быть, подумала Наташа, они смогут ходить гулять в парк. Она уже отменила большинство встреч на ближайшие три недели. Изабелле не надо видеть, как она прибегает и убегает, ходит на коктейли, бенефисы и все последние показы. Она поразилась, когда Изабелла заговорила:

– Я приняла решение. – Мгновение Изабелла смотрела на Наташу с искорками смеха в глазах.

– Какое?

– Завтра я пойду на улицу, Наташа.

– Нет, не пойдешь.

– Я должна. Я не могу жить здесь как в клетке. Мне надо гулять, дышать воздухом, видеть людей. Я наблюдала за ними сегодня, когда мы ехали по городу. Я должна их видеть и узнать, почувствовать и наблюдать за ними. Как я могу принимать разумные решения в моем бизнесе, если буду жить в коконе?

– Ты могла бы принимать правильные решения относительно моды, если бы тебя даже заперли в ванной комнате на десять лет.

– Я сомневаюсь.

– А я – нет. – На миг в Наташиных голубых глазах мелькнуло воинственное выражение. – Посмотрим.

– Да, посмотрим.

Возвращаясь в свою спальню, Наташа чувствовала облегчение: Изабелла ди Сан-Грегорио вовсе не умерла. Сначала она очень волновалась, как перенесет подруга столь тяжкое испытание, но теперь она все поняла и успокоилась: в Изабелле остались воинственный дух и злоба, горечь и страх. В ней были огонь и жизнь, а в сверкающих ониксовых глазах по-прежнему вспыхивали алмазные искорки.

Убедившись, что мальчики в порядке, Наташа вернулась в спальню Изабеллы, чтобы предложить ей поужинать после того, как та примет ванну и переоденется. Раскинувшись на зеленом бархатном покрывале, Изабелла спала. Наташа укрыла ее меховым покрывалом и шепнула:

– Добро пожаловать домой. – Потом выключила свет и тихо закрыла дверь.

Глава 14

Завернувшись в голубой бархатный халат с большим отложным воротником, Изабелла сонно побрела в прихожую. Было еще очень рано. Зимнее солнце бросало мерцающие блики на небоскребы Нью-Йорка. Она постояла минутку у окна в гостиной, думая о городе, лежащем у ее ног, – он притягивал удачливых, динамичных, тех, кому судьбой уготовано побеждать. Город для людей вроде Наташи, и ей приходилось признаться, что и для таких, как она сама. Но он не был ее городом, в нем не хватало декадентства, смеха и простого очарования Рима. Хотя в нем было кое-что другое: он сверкал ярко, как река из бриллиантов, и, глядя на него, ей казалось, что он манит ее.

Изабелла тихо прошла на кухню, открыла буфет и нашла то, что Наташа называла кофе. Дома она не подала бы такой. Но когда она приготовила его, вкус оказался пикантным и знакомым, напоминая ей об их совместной жизни двенадцать лет назад. Запахи всегда вызывали в ней воспоминания, слабый аромат, легкий запах – и она могла представить то, что видела давным-давно: комнату, подругу, давно забытого мужчину. Но сейчас было не время мечтать. Она взглянула на кухонные часы и поняла, что ее день начался. Половина седьмого утра. Значит, в Риме сейчас время ленча и, если повезет, она застанет Бернардо в его кабинете, шатающегося от навалившегося на его плечи груза. Она взяла чашку с кофе в свой милый маленький кабинет и улыбнулась про себя, включая свет. Наташа, милая Наташа. Как она добра. Сколько она сделала. Но нежность в ее глазах быстро погасла, когда она приготовилась к предстоящему деловому разговору.

Пока телефонистка дозванивалась в Италию, Изабелла расстегнула один из битком набитых портфелей, вытащила толстый блокнот и две яркие ручки. У нее оказалось достаточно времени, чтобы сесть и сделать еще глоток кофе, прежде чем секретарь в «Сан-Грегорио» ответила на звонок.

Телефонистка попросила позвать Бернардо, а Изабелла начала нервно постукивать пальцами ног по мягкому ковру. Из осторожности она молчала, чтобы девушка в «Сан-Грегорио» не могла понять, кто звонит. Она успела сделать одну торопливую пометку, когда Бернардо взял трубку.

– Да?

– Привет, молодец. Это я. – Молодец... грубый перевод: хороший парень, терпеливый человек. Это обращение подходило ему больше, чем кому-либо.

– Все прошло хорошо?

– Идеально.

– Как ты себя чувствуешь?

– Устала. Немного. Полагаю, все еще слегка в шоке. Думаю, я не осознавала, что все это значит, пока не добралась сюда. Тебе просто повезло, что я была слишком уставшей, чтобы сесть на следующий самолет, летящий домой. – Она почувствовала, как ее охватила волна тоски по дому, и ей внезапно захотелось протянуть руку и дотронуться до него.

– Тебе повезло. Я задал бы тебе хорошую трепку и прямиком отправил обратно. – Его голос звучал мрачно, но Изабелла засмеялась.

– От тебя вполне можно ожидать такое. Во всяком случае, теперь уже ничего не изменишь, мы сами придумали это безумие, и нам остается только постараться сделать все возможное, пока я нахожусь здесь. Теперь расскажи мне о наших делах.

– Я только что послал тебе вырезку из «Вестника». Все идет по плану. Газеты сообщают, ты находишься сейчас в резиденции, в роскошной квартире наверху нашего особняка.

– А как все остальные?

– Мама Тереза сначала отнеслась к этому очень плохо, но думаю, теперь она все поняла. Она считает, что тебе следовало бы взять ее с собой. Но кажется, она смирилась. Как малыш?

Малыш... Она и Амадео уже два года не называли его так.

– В восторге. Совершенно счастлив. Несмотря на то что мы не попали в Африку. – Они оба засмеялись, и Изабелла порадовалась, что несколько лет назад они установили специальную линию связи. Ею пользовались только Изабелла, Амадео и Бернардо, и теперь она гарантировала им свободу общения. Она не имела добавочных точек, их не могли подслушать где-то в доме. – Теперь давай рассказывай. Что там происходит? Телефонные звонки? Сообщения? Новые заказы? Проблемы, возникшие в последний момент с летней коллекцией? – Ее скоро надо представлять, и Изабелла исчезла в ужасно неподходящее время.

– Ничего из ряда вон выходящего не произошло, за исключением красной ткани, которую ты заказала в Гонконге.

– Что случилось? – У нее напряглись пальцы ног, которыми она играла с телефонным шнуром, извивавшимся по полу под столом. – На прошлой неделе они сказали, что проблем не будет.

– Тебе солгали. Они не могут ее поставить.

– Что? – Ее голос разнесся бы по всей квартире, если бы она предусмотрительно не закрыла дверь. – Скажи этим ублюдкам, что они не могут так поступить. Я больше никогда не буду делать им заказы. О Господи... нет, не беспокойся. Я позвоню им сама... черт возьми, это невозможно. У нас разница в тринадцать часов. Но я позвоню им через двенадцать часов. Я созвонюсь с ними сегодня вечером.

– Лучше тебе проработать альтернативные варианты. Не можем ли мы использовать что-нибудь из имеющегося здесь, в Риме?

– Ничего. А что, если вместо красной использовать пурпурную ткань, оставшуюся от прошлого сезона?

– А это сработает?

– Мне надо поговорить с Габриэлой. Пока не знаю. Нужно подумать, подойдет ли она к остальной коллекции.

Изабелла уже поняла, что вся коллекция приобретет совсем иной вид. Она хотела в этом году создать летнюю коллекцию из основных цветов спектра. Яркий сияющий синий, солнечный желтый, гонконговский красный и много белого. Если они используют пурпурную ткань, ей потребуются зеленые, оранжевые ткани и совсем немного красной.

– Это меняет всю гамму, – сказала она.

– Да. Но это можно сделать?

Ей хотелось крикнуть ему: «Да, но не отсюда!»

– Мне бы хотелось знать, как ты можешь говорить, что ничего особенного не произошло? Отсутствие красной гонконговской ткани – это катастрофа.

– Почему бы тебе не заменить ее чем-нибудь из Штатов?

– У них нет ничего из того, что я хочу. Не беспокойся. Я потом обдумаю это. Есть еще пикантные новости для меня?

– Только одна.

– Нам не поставят бледно-зеленую?

– Уже прислали. Нет, это хорошее известие.

– Для разнообразия. – Но, несмотря на сарказм в ее голосе, лицо Изабеллы оживилось. Она не знала, как ей это удастся, как она сумеет подобрать замену основной ткани и изменить цвета за столь короткое время, находясь так далеко, но, говоря с ним, она как бы вернулась в «Сан-Грегорио». Не важно, где она, у нее оставалось ее дело, и если понадобится сдвинуть горы, она сделает это. – Так какие же хорошие новости?

– Компания «Ф-Б» закупила море духов, достаточное для размещения Шестого военно-морского флота.

– Прекрасно.

– Не возбуждайся. – Бернардо снова стал похожим на того, каким был прежде: уставший, сердитый, встревоженный.

– Не буду. Меня тошнит от этих ублюдков и их предложений выкупить нас. И не надоедай мне с этой чепухой, пока я здесь.

– Не буду. Что ты хочешь, чтобы я сказал Габриэле? – Их главный модельер заработает язву, когда услышит эту новость. Изменения? Какие? Как мы можем сейчас вносить изменения?

– Передай, чтобы она все приостановила, пока я не перезвоню.

– И когда это будет?

– В сентябре, дорогой. Я в отпуске, помнишь? Черт возьми, как ты думаешь, когда? Я же сказала, что позвоню в Гонконг сегодня вечером. А днем проработаю другие варианты. Я помню каждый цвет, каждый рулон ткани, имеющийся у нас на складе. – И Бернардо прекрасно знал, что это действительно так.

– Полагаю, это повлияет и на готовую одежду.

– Не очень.

– Но достаточно. – Его язва привычно напомнила ему о себе. – Ладно, ладно. Я попрошу ее попридержать коллекцию. Но ради Бога, перезвони мне. – Прежнее напряжение вновь возникло между ними. Как ни странно, оно казалось знакомым и даже приятным.

– Я позвоню тебе после того, как переговорю с Гонконгом. Около часа ночи. – Она произнесла это как само собой разумеющееся, уже делая массу небольших, но четких пометок. – Как там моя почта?

– Ничего особенного.

– Хорошо. – Секретарь Амадео отвечала на всю корреспонденцию на имя Изабеллы с верхнего этажа дома мод. – Поговорим вечером. Позвони, если что-то произойдет в течение дня. – Но на своем конце линии Бернардо знал, что не станет этого делать. Все подождет до ночи.

– У тебя есть чем заняться.

– Конечно, я займусь. – Он достаточно хорошо знал ее и догадывался, что она успела исписать пару листов в блокноте. – Пока.

Они положили телефонные трубки так, как будто сидели в своих кабинетах в противоположных концах одного этажа. Изабелла вырвала из блокнота свои наброски и разложила их перед собой. У нее было ровно двенадцать часов, чтобы заменить красную гонконгскую ткань. Конечно, оставался шанс, что Изабелла убедит их прислать ее, если она у них имеется и если они смогут ее выслать. Но она знала, что не может рисковать. Больше не будет. Изабелла поспешно сделала себе еще одну пометку для Бернардо. Она решила аннулировать счет в Гонконге. В любом случае она видела ткани получше в Бангкоке. В том, что касалось «Сан-Грегорио», Изабелла была не из тех, кто был способен прощать или кем можно было бы помыкать.

– Ты рано встала и уже вся в работе.

Изабелла удивленно подняла глаза, когда непричесанная светловолосая голова Наташи просунулась в дверь.

– Что случилось с тех времен, когда мы спали до полудня?

– Джесон. Мне пришлось научиться работать днем и спать ночью. Скажи, пожалуйста, ты всегда выглядишь так в семь часов утра? – Наташа с восхищением смотрела на бледно-голубой бархатный халат.

– Только когда иду на работу. – Изабелла усмехнулась подруге и указала на заметки, лежащие на столе. – Я только что поговорила с Бернардо.

– Как дела в Риме?

– Превосходно, за исключением того, что мне надо переделать половину летней коллекции, перед тем как перезвонить ему вечером.

– Звучит совсем как мои исправления написанного. О Господи. До того, как ты приступишь к работе, могу я приготовить тебе яичницу?

Изабелла покачала головой:

– Мне надо немного поработать над этим до завтрака. А как мальчики? Они уже встали?

– Ты шутишь? Послушай... – Наташа приложила палец к губам, и они обе улыбнулись, услышав отдаленный визг. – Хэтти одевает Джесона, чтобы отправить его в школу. – Она нежно посмотрела на Изабеллу, вошла в комнату и села. – Что будем делать с Алессандро? Ты хочешь, чтобы он остался дома?

– Я... я не знаю... – Тень набежала на ее темные глаза, когда она, нахмурившись, посмотрела на Наташу. – Я собиралась, но... я не знаю, что делать.

– Кто-нибудь догадался, что ты уехала из Рима?

– Нет. Бернардо говорит, что все прошло идеально. Судя по сообщению «Вестника», я укрылась на верхнем этаже своего дома мод.

– Тогда нет никакой причины кому-либо подозревать, кто он такой. Как, по-твоему, ты могла бы уговорить сына никому не называть свою фамилию? Он мог бы пойти в школу вместе с Джесоном и сказать, что он его двоюродный брат из Милана. Алессандро... – Она задумалась на мгновение. – Как насчет фамилии твоего деда?

– Парель?

– Парелли! – Наташа ухмыльнулась над собственным изобретением. – Я провела полжизни, выдумывая имена. Всякий раз, начиная новый роман, я принимаюсь глазеть на все этикетки, оказывающиеся под рукой, и у меня должны быть все когда-либо издававшиеся книги с именами для новорожденных. Ну так как? Алессандро Парелли, наш родственник из Милана?

– А как насчет меня? – Изабелла изумилась изобретательности подруги.

– Конечно же, миссис Парелли. Скажи только слово, и я позвоню в школу. А вообще-то... – Она задумалась. – Я позвоню Корбету и спрошу его, есть ли у него время захватить их по пути на работу.

– А это не слишком обременит его? – с сомнением спросила Изабелла, но Наташа замотала головой.

– Если бы это было так, то я бы отвезла их сама.

Но ему нравится это делать. Он всегда помогает мне с Джесоном.– Она замолчала, погрузившись в собственные мысли. – Он умеет помогать... людям, которые нуждаются в нем.

Изабелла наблюдала за ней, гадая, в какой степени Наташа нуждается в нем. Она казалась такой независимой. Она бы улыбнулась, узнав, что та же мысль все время мелькала и у Корбета.

– Ну, если он не станет особо возражать, то прекрасно. Таким образом меня не увидят в школе.

– Я тоже так подумала. – Наташа покусывала карандаш. – Я позвоню ему. – И она исчезла, прежде чем Изабелла успела сказать еще хоть слово.

С тех пор как Изабелла встретила его по пути сюда из аэропорта, ей хотелось узнать, что связывает этого седовласого мужчину и ее старую подругу. Казалось, между ними существуют приятельские отношения и взаимопонимание, которым Изабелла по-доброму завидовала. Но насколько это серьезно? Она знала, что ей не удастся заглянуть в душу Наташи, пока та не расскажет сама.

Наташа пошла звонить Корбету, а вернувшись, сообщила, что он скоро приедет.

– Бог мой, сможет ли он выдержать это? – Изабелла поморщилась, а Наташа усмехнулась.

– Ты поймешь, насколько этот человек безумен, если я скажу, что ему это доставит удовольствие. Даже в столь ранний час.

– Он мазохист. – Изабелла улыбалась, ища ответ в Наташиных глазах, но тщетно. Она с сочувствием смотрела на Наташу, когда та готовила тосты на кухне.

– Ты сможешь поспать сегодня днем?

– Шутишь? – Изабелла с ужасом посмотрела на нее, и внезапно они обе засмеялись. – А как твоя работа?

– Через полчаса ты услышишь, как я буду непрестанно стучать на машинке, – она лукаво усмехнулась, глядя на подругу, – занимаясь столь же увлекательной работой, как и твоя.

Изабелла засмеялась. Она знала, что у Наташи есть рабочая одежда – джинсы, спортивный свитер и шерстяные носки. И вдруг поняла, что может облачиться в то же самое. Она неожиданно стала невидимой, несуществующей, неизвестной.

– Ну ладно, миссис Парелли из Милана. Пойду позвоню в школу. – Наташа исчезла, а Изабелла пошла искать сына.

Она нашла его в спальне, улыбающегося и играющего с Эшли.

– Чему ты так радуешься? – Она подхватила его на руки, целуя.

– Джесону сегодня надо идти в школу. А я остаюсь дома с его поездом.

Но Изабелла бросила его на кровать.

– А ну-ка, угадай, что я скажу. Ты тоже пойдешь в школу.

– Я? – Он с разочарованием уставился на нее. – Я не смогу поиграть с поездом?

– Конечно, сможешь. Когда вернешься домой. Разве не интереснее идти в школу вместе с Джесоном, чем весь день оставаться здесь одному, пока я работаю?

Он немного подумал и наклонил голову набок.

– Никто не будет разговаривать со мной. А я не смогу говорить с ними.

– Если ты будешь ходить в школу вместе с Джесоном, то очень скоро сможешь разговаривато со всеми, и намного быстрее, чем если станешь сидеть здесь, говоря со мной по-итальянски. Как ты считаешь?

Он задумчиво кивнул.

– Это будет очень трудно?

– Совсем как в твоей школе в Риме.

– Мы все время будем играть? – Он восторженно посмотрел на нее, и Изабелла улыбнулась.

– Разве вы только этим и занимались?

– Нет, нам еще приходилось писать буквы.

– Это ужасно. – По его виду можно было понять, что он абсолютно с ней согласен. – Так ты хочешь пойти в школу? – Она не знала, что будет делать, если он ответит «нет».

– Хорошо. Я попробую. А если мне не понравится, мы сможем вместе уйти. Джесон может остаться дома со мной.

– Это очень не понравится тете Наташе. Послушай, я должна тебе кое-что сказать.

– Что?

– Ну, это – часть нашего приключения. Мы должны сохранять в тайне наше пребывание здесь.

Он взглянул на нее и прошептал:

– Мне надо прятаться в школе?

Стараясь сохранять серьезное выражение, Изабелла нежно взяла его за ручку.

– Нет, глупенький. Они будут знать, что ты там. Но... мы не хотим, чтобы кто-либо знал, кто мы такие.

– Да? А почему? – Он удивленно посмотрел на мать, и Изабелла почувствовала, как ей на сердце снова давит железная гора.

– Потому что так безопаснее. Все думают, что мы еще в Риме.

– Из-за папы? – Теперь он смотрел на нее большими грустными глазами.

– Да. Мы будем говорить, что наша фамилия Парелли. И что мы из Милана.

– Но мы ведь не из Милана, а из Рима. – Он с досадой посмотрел на мать. – И мы – ди Сан-Грегорио. Папе бы не понравилось, что мы говорим неправду.

– Мне это тоже не нравится. Но это – часть нашего секрета, Алессандро. Нам придется так поступить, но совсем ненадолго.

– Потом я смогу назвать в школе свое настоящее имя?

– Может быть, попозже. Но не сейчас, Алессандро Парелли. Наверное, они никогда и не будут обращаться к тебе по фамилии.

– Лучше бы они этого не делали. Мне она не нравится.

Изабелла чуть не рассмеялась. Скорее всего они назовут его Алессандро-макаронник, как это сделала Наташа, когда они познакомились.

– Не важно, как они станут называть тебя, милый. Ведь тебе известно, кто ты.

– Я думаю, это глупо. – Он подобрал ноги под себя и внимательно наблюдал за приятелем. Джесон усердно завязывал шнурки ботинок, которые сам только что старательно надел, но перепутал правый ботинок с левым.

– Это не глупо, Алессандро. Так надо. И я очень рассержусь, если ты кому-нибудь назовешь нашу настоящую фамилию. Если ты сделаешь это, нам придется уехать отсюда, и мы больше не сможем оставаться с тетей Наташей и Джесоном.

– Нам придется поехать домой? – с ужасом спросил он. – Я еще не успел поиграть с поездом.

– Тогда сделай так, как я говорю. Я хочу, чтобы ты пообещал мне это. Алессандро, ты обещаешь?

– Обещаю.

– Кто ты?

Он вызывающе посмотрел на нее: . – Я – Алессандро... Парелли. Из Милана.

– Правильно, милый. И помни, я люблю тебя.

До них уже долетал запах яичницы с беконом, которую жарила Хэтти. А Джесон смущенно смотрел на неправильно обутые ботинки.

– Ты перепутал правый с левым, дружок. – Изабелла присела, чтобы помочь ему. – Угадай, что будет? Алессандро сегодня пойдет в школу вместе с тобой.

– Ну да? Ой, здорово!

Изабелла объяснила ему насчет Парелли и что они – их родственники из Милана. И тут же вспомнила, что надо сказать то же самое и Алессандро.

– Я – его двоюродный брат? А почему нельзя сказать, что просто брат? – Алессандро всегда нравилась эта мысль.

– Потому что ты не говоришь по-английски, глупенький.

– А когда научусь, то смогу сказать, что мы – братья?

– Не думай об этом. Давай-ка надевай брюки. И умойся.

Через двадцать минут снизу позвонил Корбет. На мальчиках были вельветовые брюки, ботинки, рубашки и свитера, шерстяные шапочки и теплые пальто. Они быстро проглотили завтрак и ушли. Когда дверь за ними закрылась, Наташа взглянула на свою выгоревшую тенниску и вытерла руки о джинсы.

– Почему-то всегда кончается тем, что на мне остаются следы того, что он ел. Алессандро выглядит более опрятным.

– Ему хотелось сказать в школе, что он – брат Джесона, – вздохнула Изабелла.

– Думаешь, он сможет сохранить свою фамилию в тайне? – вдруг заволновалась Наташа.

– К сожалению, за последние четыре с половиной месяца он многое узнал об умении хранить тайны, благоразумии, осторожности и опасности. Он понимает, что первые три необходимы, чтобы избежать последней.

– Весьма серьезный урок для пятилетнего мальчика.

– Так же как и для тридцатидвухлетней женщины, – добавила Изабелла, и Наташа знала, что она говорит правду.

– Надеюсь, ты это помнишь, макаронная рожица. Я была не в восторге от того, что ты хочешь выходить. Алессандро – это одно, он просто никому не известный ребенок. Чего никак нельзя сказать о тебе.

– Но это можно было бы устроить.

– Что ты надумала, пойти к хирургу, сделать пластическую операцию и приобрести новое лицо?

– Не говори ерунду. Можно вести себя соответствующим образом, если хочешь, чтобы тебя не заметили. Я могу повязать шарф, надеть брюки и темное пальто.

– Темные очки, приклеить бороду и усы. Правильно. Послушай, Изабелла. Сделай мне одолжение. У меня очень слабые нервы. Если ты собираешься начать бродить по Нью-Йорку, то у меня может произойти нервный срыв. В таком случае я не смогу закончить книгу, не получу следующий аванс, авторский гонорар иссякнет, мой издатель меня уволит, а мой ребенок умрет от голода. Но Изабелла лишь смеялась, слушая ее.

– Наташа, я обожаю тебя.

– Тогда будь хорошей подругой. Сиди дома.

– Я не могу. Ради Бога, Наташа, мне нужен воздух, не говоря уж ни о чем остальном.

– Я тебе его куплю. И попрошу прислать в твою комнату. – Наташа улыбнулась, но никогда еще не была более серьезной. – Если ты начнешь разгуливать по Нью-Йорку, кто-нибудь обязательно узнает тебя. Репортер, фотограф, какой-нибудь знаток моды.

– Я их не интересую. Только мои коллекции.

– Ты шутишь, дорогая? Не обманывай ни себя, ни меня.

– Поговорим об этом позже.

Так и не решив вопрос о прогулках Изабеллы, они разошлись по своим делам: Наташа затерялась среди кип бумаг, множества наполовину выпитых чашек кофе, держа в голове иллюзии и характеры придуманного ею мира; Изабелла вернулась к своему блокноту с поспешными пометками, к аккуратно сложенным документам, к длинному перечню тканей, имевшихся сейчас на складе, к образчикам материи, рисункам моделей. Ни одна из них даже не услышала, как в половине четвертого дети вернулись домой, и только спустя еще два часа они встретились на кухне, голодные и уставшие.

– Господи, я умираю с голода. – сказала Наташа. Изабелла выглядела утомленной, с едва заметными темными кругами под глазами. – Ты ела сегодня?

– Я как-то не думала об этом.

– Я тоже. Как поработалось?

Она вымоталась, но выработала стратегический план изменения всей коллекции моделей.

– Думаю, мы с этим справимся. Может быть, нам даже не придется воспользоваться сделанным мною сегодня. Но я не могла рисковать. – Она будет знать точно, только когда позвонит в Гонконг сегодня вечером.

Они улыбнулись друг другу, потягивая кофе, и Наташа на минутку прикрыла глаза, а Изабелла вытянула уставшие руки. Сегодня у нее все шло иначе. Не было кнопок, на которые можно было нажимать, ни секретарей, чтобы давать указания, ни лифта, чтобы заглядывать повсюду, изучая проблемы на каждом этаже. Не надо было создавать себе имидж, излучать ауру, магию, очарование. Ей было просто и удобно в черном кашемировом свитере и потертых джинсах.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросила она Наташу.

– То же, что и ты. Сижу дома.

– Потому что тебе этого хочется или из-за меня? Изабеллу занимала мысль, насколько терпеливым окажется Корбет, узнав о добровольном заточении Наташи. Это было несправедливо по отношению к нему.

– Не говори глупости. Потому что я чертовски устала. Хочешь верь, хочешь нет, но мне действительно нравится сидеть дома. Кроме того, ты представляешь для меня больший интерес, чем любое из приглашений за последние недели.

– Я польщена. – Но Изабеллу невозможно было обмануть льстивыми речами.

– Не стоит. Я окружена умственно отсталыми и скучными людьми и теми, кто приглашает меня, желая похвастаться знакомством со мной. Десять лет назад я была просто одной из манекенщиц из Джорджии и вдруг стала автором романов, писательницей, персоной для украшения званого обеда.

Званые обеды! Изабелла уже много месяцев не была ни на одном, и потом, она никогда не ходила на них одна. Она никогда не была просто Изабеллой, они всегда были вместе – Изабелла и Амадео.

«Мы были своего рода чудесной командой, – подумала она. – Мы двое, кем мы были, что собой представляли, как мы смотрелись вместе. Как спаржа с соусом из яичных желтков. Трудно, когда у тебя больше не может быть и того и другого. Не так пикантно, не так приятно, не так интересно... не так...»

Внезапно загрустив, Изабелла с восхищением посмотрела на Наташу – свою смелую подругу, которая без сопровождения украшала званые обеды и, казалось, всегда великолепно проводила время.

– Я без него – ничто, – прошептала она. – Все прелести жизни исчезли. Все, чем я была... чем мы были.

– Знаешь, это чепуха. Тебе, может быть, одиноко, но ты все же остаешься такой, какой была всегда. Красивой, умной, удивительной женщиной. Даже сама по себе. Вы оба были личностями, которые дополняли друг друга, но при сложении давали два с плюсом, а не две половинки, составляющие единое целое.

– Мы представляли собой нечто большее, Наташа. Мы были единым целым. Сложенными, переплетенными, смешанными, спаянными, слитыми воедино. Я никогда до конца не понимала, где кончался он и начиналась я. А теперь знаю... даже слишком хорошо. – Она уставилась на кофе в чашке, и голос у нее перешел в тихий шепот.

Наташа коснулась ее руки.

– Все забудется со временем.

Но когда Изабелла подняла взгляд, глаза у нее были сердитыми.

– Почему я должна? Почему я должна что-то забывать? Почему это должно было случиться со мной?

– Это случилось не с тобой, Изабелла. Это случилось с ним. А ты еще здесь, вместе с Алессандро, с твоим делом, с каждой своей частичкой, твоим умом, сердцем, душой, в целости и сохранности. Если только ты не позволишь горечи убивать тебя, как тебе это уже кажется.

– Разве с тобой не произошло бы то же самое?

– Может быть, у меня не хватило бы духу сделать то, что удалось тебе. Продолжать жить, взять на себя его дело, сделать его лучше, руководить работой даже отсюда. Но этого недостаточно, Изабелла. Недостаточно... о Господи, малышка, пожалуйста... не теряй себя. – Слезы заволокли ей глаза при взгляде на темноволосую красавицу, такую уставшую, такую одинокую, внезапно лишившуюся самого близкого человека. Зарываясь на весь день с головой в работу, она не чувствовала этого. Но рано или поздно рабочий день кончался, и ей приходилось возвращаться к мыслям о доме.

Изабелла тихо встала, похлопала Наташу по плечу и молча вернулась в свою комнату. Когда она вышла оттуда десять минут спустя, на ней были темные очки, норковое пальто и черная шерстяная шапочка.

Наташа резко остановилась, увидев ее.

– Куда ты, черт возьми, собралась?

– На улицу. На прогулку.

Из – за очков невозможно было разглядеть ее глаза, но Наташа тотчас же поняла, что она плакала.

Какое-то время женщины молча стояли, глядя друг на друга. Затем Наташа сдалась, охваченная горестным сочувствием к подруге.

– Ладно, я пойду с тобой, – сказала она, – но ради Бога, сними это пальто. Ты выглядишь такой же неприметной, как Грета Гарбо. Тебе не хватает только одной из ее шляп.

Изабелла устало усмехнулась, чисто по-итальянски пожав плечами.

– Это единственное пальто, которое я захватила из Италии.

– Бедная маленькая богачка. Пошли, я поищу что-нибудь для тебя.

Изабелла пошла за ней, а Наташа подошла к шкафу и вытащила красное шерстяное пальто.

– Я не могу надеть его. Я... Наташа, извини...

– Почему?

– Оно не черное.

Наташа какое-то мгновение непонимающе смотрела на нее, но потом поняла. До этого она не была уверена.

– Ты носишь траур? Изабелла кивнула.

– Поэтому ты не можешь взять красное пальто? – Идея носить черные платья, черные свитера, черные чулки в течение целого года – это было нечто новое для нее. – Я бы чувствовала себя ужасно. – Наташа вновь перевела взгляд на шкаф, а затем пробормотала через плечо: – Тебя устроит темно-синее?

Чуть-чуть поколебавшись, Изабелла кивнула и молча сняла роскошное норковое пальто. Наташа надела лисий жакет, теплые перчатки и высокую шапку из рыжей лисы. Она повернулась и увидела улыбающуюся Изабеллу.

– Ты выглядишь великолепно.

– Ты тоже.

Поразительно, но даже в простом темно-синем пальто и черной вязаной шапочке она была очень эффектной. Главным достоинством ее внешности была кожа цвета слоновой кости и глубоко посаженные миндалевидные глаза.

Подруги тихо вышли из квартиры. На улице было уже темно. Наташа устремилась вперед, когда швейцар распахнул дверь, и Изабелла поразилась, как там холодно. Ей вдруг показалось, как будто кто-то сильно ударил ее в грудь. Она на миг задохнулась и почувствовала, как хрустальная пелена заволакивает ей глаза.

– У вас всегда такая погода в феврале? Нью-Йорк почему-то запомнился мне только осенним.

– Сейчас еще, слава Богу, потеплело. Обычно бывает хуже. Ты хочешь пойти в какое-нибудь определенное место?

– Как насчет парка?

Они торопливо шли по Парк-авеню. Наташа была в шоке.

– Только если у тебя есть желание покончить жизнь самоубийством. Знаешь ли, в парке можно встретить уголовный контингент. Кажется, там совершаются тридцать девять грабежей и два убийства в час.

Изабелла засмеялась и неожиданно почувствовала, что ее тело оживает. Но ее подгоняли вперед не энергия, а напряжение, одиночество и страх. Она так устала от всего: работы, путешествия, необходимости прятаться, скучать по мужу и быть храброй. «Побудь смелой еще немного». Ей все еще слышались слова, сказанные Амадео, когда он говорил с ней в тот последний вечер.

Изабелла быстро шла по улице. Наташа старалась идти с ней в ногу, но Изабелла как будто забыла о существовании подруги. «Надо быть... смелой... смелой... смелой...» Ей показалось, что они прошли уже несколько миль, прежде чем наконец остановились.

– Где мы?

– Семьдесят девятая улица. – Они миновали восемнадцать кварталов. – Ты в неплохой форме, старушка. Может быть, пора возвращаться домой?

– Да. Но помедленнее. Как насчет того, чтобы прогуляться в какое-нибудь более интересное место? – Они проходили кварталы домов, похожих на Наташину каменную крепость, с навесами и швейцарами.

– Мы можем дойти до Мэдисон-авеню и посмотреть на витрины магазинов. – Было уже около семи часов. Мертвый час, когда люди сидели дома, придя с работы и готовясь пойти куда-нибудь. К тому же на улице было слишком холодно, чтобы многим захотелось идти вечером глазеть на витрины магазинов. Наташа посмотрела на небо. В воздухе чувствовался привычный мороз. – Думаю, может пойти снег.

– Алессандро будет в восторге. – Теперь они пошли медленнее, восстанавливая дыхание.

– Я тоже.

– Ты любишь снег? – Изабелла с удивлением посмотрела на нее.

– Нет. Но это удержит тебя дома, и мне не придется лезть из кожи вон, чтобы быть уверенной, что ты не сделаешь какую-нибудь глупость.

Изабелла засмеялась над ее тирадой, и они пошли дальше, мимо магазинов, в которых продавались изумительные вещи от Кардена, Унгаро, Пьера Д'Альби и Ива Сен-Лорана. По пути им встречались художественные галереи и салоны причесок Сассуна.

– Выясняешь возможности конкурентов? – Наташа лукаво наблюдала за ней. Изабелла впитывала все в себя, ее глаза сияли от удовольствия. Она была женщиной, любившей все грани своей работы.

– А почему бы нет? У них очень красивые вещи.

– Ваши тоже.

Изабелла слегка поклонилась, и они пошли дальше. Это было предместье Сен-Оноре Нью-Йорка – сверкающее ожерелье ярких, бесценных украшений, связанных вместе, подчеркивающих красоту друг друга, бесчисленное множество сокровищ, спрятанных в каждом квартале.

– Тебе действительно нравится?

– Что, Нью-Йорк? – удивилась Изабелла. Да, он ей нравился. Он заинтриговывал ее. Но любить... нет... пока нет... Даже прожив в нем год, она с радостью вернулась в Рим.

– С тобой что-то происходит, когда ты смотришь на одежду.

– Ах... это.

– Господи, я бы сошла с ума, если бы продолжала работать манекенщицей.

– Это – другое дело.

– По-моему, нет.

– Совсем другое. Создание моделей – это целая жизнь. Там нет ни любовных связей, ни нежных влюбленных, ни предательств, ни разбитых сердец, ни браков или чудесных отпрысков. В создании эскизов одежды присутствуют история и искусство. Ты любишь одежду, некоторое время живешь с ней, рождаешь ее, помнишь ее отцов, дедушек, платья из других коллекций, другие времена. В этом есть романтика, возбуждение... – Она запнулась, потом засмеялась над собой. – Ты, должно быть, думаешь, что я – сумасшедшая.

– Нет. У меня именно такое чувство к персонажам моих книг.

– Правда, здорово?

Подруги посмотрели друг на друга с полным взаимопониманием.

– Очень.

Они почти подошли к дому, когда пошел снег.

– Вот видишь, я же говорила. Но не думаю, что это удержит тебя дома. – Но в этом не было ничего плохого. Они вполне могли гулять вот так по вечерам. В конце концов это не так уж рискованно.

– Конечно, нет. Я не смогла бы долго сидеть в квартире.

Наташа кивнула:

– Я знаю.

Она знала, что Изабелла не будет вечно довольствоваться краткими вечерними прогулками.

Глава 15

– Мама! Смотри!.. Снег выпал!

И правда. Весь Нью-Йорк покрылся тридцатисантиметровым белоснежным покрывалом. Все четверо наблюдали за снежной бурей из уютного тепла квартиры. Она не прекращалась с тех пор, как Наташа с Изабеллой вернулись вечером домой.

– Мы можем пойти поиграть в снегу? Изабелла взглянула на Наташу, которая кивнула и предложила одолжить им подходящую одежду. Школа, конечно, была закрыта. Жизнь в городе полностью остановилась.

– Мы пойдем после завтрака. – Изабелла взглянула на часы. И после того, как она позвонит Бернардо в Рим. Прошлым вечером она слишком поздно дозвонилась в Гонконг и не осмелилась звонить ему ночью. Она быстро покинула мальчиков, закрыла дверь в свой кабинет и сняла трубку.

– Где ты была вчера вечером? Я так понял, что ты позвонишь около четырех.

– Как мило. Я не так плохо воспитана, Бернардо. Поэтому я дождалась сегодняшнего утра.

– Очень любезно, синьора.

– Ох, заткнись. – Она улыбалась, и у нее было хорошее настроение. – Надежды на ткань из Гонконга больше нет. Нам придется действовать по другому плану.

– Какому плану? – Он явно расстроился.

– Конечно же, по моему. Ты передал Габриэле, чтобы она все приостановила?

– Естественно. Ты же этого хотела. Мне практически пришлось поднимать ее с пола в глубоком обмороке.

– Тогда поблагодари меня. Вчера я все проработала. У тебя есть ручка и бумага?

– Да, мадам.

– Хорошо. Сначала наша коллекция моделей, затем все остальное. Начиная с модели номер двенадцать, красную подкладку заменить желтой. Номер ткани на нашем складе два-семь-восемь-три ФБИ... Фабия-Бернардо-Ивонна. Понял? Номер шестнадцать, семнадцать и девятнадцать...

Она продолжала, пока не прошлась по всей коллекции. Даже Бернардо был поражен.

– О Господи, как тебе удалось это сделать?

– С трудом. Кстати, дополнения к коллекции готовой одежды обойдутся нам не намного дороже. Использовав имеющуюся у нас на складе ткань, мы сэкономим чертовски много денег.

Это правда, с восхищением подумал Бернардо. Она перечислила все имеющиеся виды ткани, их состав, метраж и оттенки.

– А если номер тридцать семь в коллекции моделей будет смотреться ужасно, пусть она опустит его, – продолжала Изабелла. – Пожалуй, нам следует просто забыть о нем и оставить только номер тридцать шесть в голубом цвете.

– Это который? – Его переполняли эмоции. Она сделала за день месячную работу. За одно утро она спасла всю летнюю коллекцию. Только поговорив вчера вечером с Габриэлой, он осознал, насколько потенциально катастрофическим могло стать отсутствие ткани из Гонконга.

– Не задумывайся над этим. Габриэла поймет. Что еще новенького?

– Сегодня ничего. На внутреннем фронте все тихо.

– Как мило с твоей стороны. В таком случае на сегодня я беру выходной.

– Ты куда-то идешь? – с ужасом спросил он.

– Только в парк. Здесь идет снег. Мы с Наташей только что пообещали мальчикам.

– Изабелла, будь осторожна.

– Естественно. Но поверь мне, там больше не будет ни души.

– Почему бы тебе просто не разрешить Алессандро пойти с Наташей, а самой остаться дома.

– Потому что мне нужен свежий воздух, Бернардо. Он начал говорить, но она оборвала его:

– Бернардо, я люблю тебя. Мне пора идти.

Она спешила и была веселой и беспечной, когда послала ему воздушный поцелуй и повесила трубку. Ему это не понравилось. Ему это совсем не понравилось. В ее голосе снова зазвучало немного излишней храбрости. А на таком расстоянии он не мог ничего поделать. Он только надеялся, что Наташа окажется умнее, чем Изабелла, и не позволит ей ничего, кроме коротких прогулок в темноте время от времени. Затем он засмеялся про себя. Единственный способ оградить ее от опасности – побольше загружать работой, как это было вчера. Уму непостижимо, как она смогла проделать такую работу.

– Вы готовы? – Изабелла посмотрела на двух маленьких мальчишек, укутанных как снеговики. Джесон был в красном лыжном костюме, Алессандро – в ярко-желтом.

Они тотчас же отправились в парк, и через полчаса мальчики уже катались с небольшого холма на санках Джесона. Скользили, вопили, взвизгивали, смеялись и бросались снегом. Покатавшись на санках, они устроили бой снежками, и Наташа с Изабеллой быстро присоединились к ним. Только немногочисленные храбрецы отваживались выходить в такой холод.

Четверка выдержала его в течение почти двух часов, а затем, счастливые и промокшие, они собрались идти домой.

– Горячие ванны для. всех! – закричала Наташа, когда они вошли в квартиру.

Хэтти уже приготовила горячий шоколад с подрумяненными тостами и растопила камин в кабинете. Снежная буря продолжалась и на следующий день, и мальчикам всю неделю не надо было ходить в школу, в то время как бизнесмены шагали в снегоступах на работу, а домашние хозяйки извлекали лыжи, чтобы добраться до магазинов.

Но для Изабеллы каникулы оказались короткими, и после дня, проведенного за катанием на санях, она вернулась в свой кабинет с новой массой проблем из Рима. Две из наиболее важных тканей альтернативного варианта оказались случайно испорченными, когда на прошлой неделе затопило склад. Их топ-модель номер один уволилась с работы, и все надо было улаживать сначала. Маленькие проблемы, вызывающие колоссальную головную боль, катастрофы и победы заполнили месяц благословенной горой работы, за которой могла спрятаться Изабелла, за исключением вечерних прогулок с Наташей. Они превратились в ритуал, без которого, как думала Изабелла, она не могла бы жить.

– Как долго ты намерена продолжать в таком духе? – Они только что остановились в ожидании зеленого света светофора на Мэдисон-авеню. Изабелла разглядывала витрины магазинов, изучая весенние показы. Стоял март, последние снегопады прошли, снег растаял, хотя все еще было по-зимнему холодно и почти все время дул ледяной ветер.

Ее вопрос застал Наташу врасплох.

– Что ты имеешь в виду? Продолжать что?

– Жить как отшельница, «нянчась со мной? Ты осознаешь, что за последние пять недель ни разу никуда не ходила по вечерам? Корбет, должно быть, уже готов убить меня.

– С чего бы это? – Наташа казалась сбитой с толку.

Но Изабелла была поражена ее притворной невинностью. Она уже давно все поняла.

– Естественно, он надеется, что ты будешь уделять ему побольше времени.

– Благодарю, но, видимо, нет. У каждого из нас своя жизнь. – Казалось, вопрос слегка позабавил Наташу. Но на сей раз Изабелла удивленно посмотрела на нее.

– Как современно.

– Что ты имеешь в виду, черт возьми? – Наташа не рассердилась, а лишь немного смутилась.

Но Изабелла ответила с едва заметной улыбкой:

– Знаешь, Наташа, я не предполагаю, что ты – монахиня. Ты можешь быть откровенной со мной.

– Насчет чего? – Наташа вдруг усмехнулась. – Ты о Корбете? – Она долго смеялась, пока у нее на глазах не выступили слезы. – Ты шутишь? О, Изабелла... ты думала? О Господи! – Потом она весело посмотрела на подругу. – Не могу представить ничего менее подходящего для меня, чем связаться с Корбетом Эвингом.

– Ты серьезно? У тебя с ним ничего нет? – удивилась Изабелла. – Но я полагала... – А затем она поразилась еще больше. – Но почему нет? Я думала, что вы...

– Может быть, ты и думала, но мы с Корбетом – никогда. Мы дружим много лет, но между нами никогда не будет ничего большего. Он мне почти как брат, и он – мой самый лучший друг. Но мы оба слишком сильные люди. Как женщина, я недостаточно мягка для Корбета, не столь хрупка и беспомощна. Не знаю, я не могу этого объяснить. Он всегда говорит, что мне надо было родиться мужчиной.

– Не очень-то ласково, – неодобрительно произнесла Изабелла.

– Разве Бернардо не говорит тебе подобные вещи? Изабелла улыбнулась в ответ:

– По меньшей мере каждый день.

– Вот именно. Это как у брата с сестрой. Я не могу представить никаких других отношений с Корбетом. – Она снова усмехнулась про себя, а Изабелла пожала плечами, чувствуя себя немного глупо.

– Должно быть, я становлюсь старой, Наташа. У меня пропало восприятие. Я честно подумала с самого начала...

Но Наташа только усмехнулась и покачала головой. А Изабелла надолго задумалась, пока они шли дальше. Она вдруг стала думать о Корбете совсем в другом свете.

Они заговорили вновь, только подойдя к дому, и Наташа заметила, что Изабелла шла улыбаясь.

– Знаешь, тебе следовало сходить в оперу, – сказала Изабелла. – Это бы могло развлечь тебя.

– Откуда ты знаешь?

– У нас прекрасный оперный театр в Риме.

– Я имею в виду, откуда ты знаешь об опере и что я была приглашена на нее?

– Потому что я – превосходный детектив, а приглашение не совсем сгорело.

У Наташи на глазах вдруг появились слезы. Ее обманы, ее «жертвоприношение» оказали плохую услугу ее подруге.

– Хорошо, – сказала она, обнимая Изабеллу за плечи и прижимая к себе. – Твоя взяла.

– Спасибо. – Изабелла вошла в здание с победоносным видом и внушающим страх сверканием в глазах.

Глава 16

Изабелла выключила свет в своем кабинете. Было восемь часов вечера, и она только что в последний раз позвонила в Рим. Бедный Бернардо, у него там уже два часа ночи, но только что прошла презентация летней коллекции, и она должна была узнать, как все прошло.

– Превосходно, дорогая, – сообщил он. – Все заявили, что это – чудо. Никто не понимает, как ты смогла сделать это, несмотря на давление, которое на тебя оказывали, возникшие трудности и все прочее.

Глаза ее сияли, пока она слушала его.

– Она не выглядела чересчур своеобразно при замене красного цвета? – Находясь здесь, она действовала почти вслепую.

– Нет, а бирюзовая подкладка на белом вечернем пальто была поистине гениальной. Тебе надо было видеть реакцию итальянского представителя журнала «Мода».

– Прекрасно. – Изабелла была счастлива. Он рассказывал ей со всеми подробностями до тех пор, пока она не узнала все досконально. – Хорошо, дорогой. Думаю, мы преуспели. Прости, что разбудила тебя. Постарайся снова уснуть.

– Ты хочешь сказать, что у тебя бльше нет никаких новых инструкций для меня в такой час? Нет новых идей относительно осенней коллекции? – Ему не хватало ее, но его потребность в ней постепенно угасала. Это было хорошо для них обоих – ее бегство постепенно становилось освобождением для него.

– Завтра. – На мгновение у нее затуманились глаза. Осенняя коллекция... значит, ей придется создавать ее здесь? Неужели она никогда не сможет вернуться домой? Прошло уже два месяца с тех пор, как она приехала в Штаты. Два месяца она скрывается и руководит своим бизнесом по телефону, находясь за пять тысяч миль. Два месяца не видит виллы, не спит в собственной постели. Уже наступил апрель. Месяц, когда в Риме светит солнце и в садах вовсю бушует весна. Даже в Нью-Йорке стало немного теплее, и по вечерам она прогуливалась до края парка, а иногда даже до Ист-Ривер, наблюдая за медленно гуляющими горожанами и маленькими лодками на реке. Ист-Ривер не была Тибром, а Нью-Йорк – ее домом. – Я позвоню тебе утром. Да, кстати, поздравляю с новым сортом мыла.

– Пожалуйста, не вспоминай о нем. – Потребовалось четыре месяца для проведения исследования и еще два, чтобы поставить его на рынок. Но по крайней мере эффект оправдал эти труды. Они только что получили заказ на полмиллиона долларов, естественно, от «Ф-Б».

Бернардо перечислял заказы, но она не слушала. Мыло. Даже оно напоминало ей о последнем дне с Амадео. Тот роковой день, когда она поспорила с Бернардо, а затем покинула их и убежала на ленч. Прошло почти семь месяцев. Семь длинных, одиноких, заполненных работой месяцев.

– Между прочим, как там сейчас в Нью-Йорке? – спросил Бернардо.

– Все еще холодно, может быть, чуть-чуть теплее, но все вокруг пока серое. К ним весна приходит не раньше мая или июня.

Он не стал говорить ей, что на вилле сад весь в цвету. Он несколько дней назад заезжал туда проверить, все ли в порядке. И вместо этого сказал:

– Хорошо, дорогая. Поговорим завтра утром. И мои поздравления.

Она послала ему воздушный поцелуй, и они положили трубки. Поздравления. В Риме она бы с ужасом и замиранием сердца наблюдала за открытием шоу. Она стояла бы рядом, затаив дыхание, внезапно утратив уверенность в правильности выбора цветов, тканей, моделей, была бы недовольна ювелирными украшениями, музыкой и идеально уложенными прическами манекенщиц. Она ненавидела бы каждое мгновение, пока первая манекенщица не ступила бы на обтянутый серым шелком подиум. Затем, когда все бы началось, она испытала бы трепет, который охватывал ее каждый сезон. Откровенный восторг, красота, безумие мира высокой моды. А когда все закончилось, она и Амадео украдкой подмигнули бы друг другу и нашли время для долгого счастливого поцелуя. Там присутствовала пресса и текли реки шампанского. А вечером прием. Это было похоже на свадьбу и медовый месяц четыре раза в году.

Но не в этот раз. Сегодня вечером она была в синих джинсах, сидела в крошечном кабинете, пила кофе и чувствовала себя очень одинокой.

Она закрыла за собой дверь кабинета и, проходя по коридору, взглянула на кухонные часы. Вдалеке слышались голоса мальчиков, и она удивилась, что они еще не легли. Алессандро выучил английский, хотя и не в совершенстве, но достаточно, чтобы его понимали. Когда этого не происходило, он кричал, желая компенсировать непонимание, как будто иначе его бы не услышали. Странно, что он редко говорил на английском. Создавалось впечатление, что Алессандро нуждался в своем итальянском языке как напоминании о доме, о том, кто он есть на самом деле. Изабелла улыбнулась про себя, проходя мимо детской. Мальчики играли с Хэтти, работал телевизор, и Джесон гонял свой поезд.

Сегодня она пропустила вечернюю прогулку. Изабелла слишком нервничала, дожидаясь, когда можно будет позвонить Бернардо и поинтересоваться, что произошло на открытии демонстрации коллекции в тот день. И ей начинал надоедать знакомый маршрут, особенно теперь, когда Наташа не всегда сопровождала ее. Она вновь вернулась к прежнему образу жизни, и по вечерам Изабелла часто гуляла одна. Наташа собиралась уйти и сегодня вечером. На благотворительный бал.

Остановившись в дверях своей комнаты, Изабелла постояла мгновение, а затем медленно пошла к Наташиной двери. Было приятно снова видеть ее красивой, в ярких нарядах, делающей нечто элегантное или удивительное со своими длинными светлыми волосами. Это вносило свежую струю в жизнь Изабеллы, так уставшей смотреть в зеркало и видеть собственное лицо с зачесанными назад темными волосами и постоянную мрачность своих строгих черных одеяний на еще больше похудевшем теле.

Она тихо постучала и улыбнулась, когда подруга пробормотала:

– Входи. – У нее в зубах были зажаты черепаховые шпильки, а волосы завязаны на затылке в узел, из которого свободно ниспадали локоны, как у жительниц Древней Греции.

– Прекрасно выглядите, мадам. Что ты собираешься надеть?

– Не знаю. Собиралась надеть желтое платье, пока его не проверил Джесон. – Она застонала, втыкая очередную длинную шпильку в прическу. – Только не говори, что там уже есть отпечатки пальцев.

Изабелла взглянула на отвергнутое желтое шелковое платье.

– Ореховая паста от левой руки. Шоколадное мороженое от правой.

– Звучит аппетитно. – Наташа улыбнулась.

– Возможно, но выглядит отвратительно.

– А как насчет этого? – Изабелла подошла к шкафу и извлекла нечто знакомое бледно-лиловато-голубое. Она думала о Наташе, закупая эту ткань. Оно было такого же цвета, как и ее глаза.

– Это? Оно великолепно, но я никогда не знаю, с чем его носить.

– Как насчет золотистого?

– Чего золотистого? – Наташа насмешливо посмотрела на нее, заканчивая прическу.

– Сандалии. И немного золота в твоих волосах. – Изабелла смотрела на Наташу, как на манекенщиц в их примерочных перед показом моделей в Риме. Прищурив глаза и видя нечто иное, чем было на самом деле. Творя собственное волшебство с женщиной, с платьем, используя свое вдохновение.

– Подожди! Ты хочешь залить мне волосы золотистым лаком?

Наташа поморщилась, взглянув на изящный белый туалетный столик, но Изабелла не обратила на нее внимания и исчезла. Через минуту она вернулась с иголкой и очень тонкой золотой нитью.

– Что это?

Наташа смотрела, как она вдела нитку в иголку.

– Сиди спокойно.

Изабелла уверенной рукой воздушно вплетала золотистую нить, закрепляя ее, искусно пряча концы, снова творя чудеса иголкой, пока не получила желаемый результат, создавая впечатление, как будто вплела в собственные волосы Наташи маленькие сияющие золотистые пряди.

– Ну вот.

Наташа с изумлением уставилась на свое отражение и усмехнулась.

– Ты удивительная. Что дальше?

– Немножко вот этого. – Изабелла поставила коробочку с пудрой, прозрачной, просвечивающей, сверкающей вкраплениями золота. Она создала впечатление поразительной красоты, добавила сияющего блеска и так уже прекрасному лицу. Затем она вновь полезла в Наташин шкаф и достала золотистые сандалии на низких каблуках. – Ты будешь выглядеть как богиня, когда я закончу.

Наташа начинала верить ей, завязывая свои давно забытые сандалии на ноге в невидимых чулках.

– Красивые чулки. Где ты их раздобыла? – Изабелла с интересом посмотрела на них.

– У Диора.

– Предательница. – Затем задумчиво добавила: – Они выглядят лучше наших. – Она отметила в уме, что надо сказать кое-что Бернардо. Им пора обратить внимание на чулки. – Теперь... – Она вытащила платье из пластиковой упаковки и удовлетворенно хмыкнула, когда надела его на Наташу, не задев ни волоска на прическе. Изабелла деловито застегнула молнию и обошла вокруг, поправляя складки и выражая одобрение. Это было одно из ее платьев. Она разработала его для их весенней коллекции всего три года назад.

В качестве ювелирных украшений Изабелла выбрала из собственных драгоценностей золотое колье с бледно-розовато-лиловыми аметистами, обрамленными бриллиантами. К нему прилагались маленькие изящные серьги и браслет. Это был замечательный комплект.

– Где тебе удалось это раздобыть?

– Амадео купил его мне в Венеции в прошлом году. Это девятнадцатый век, как мне кажется. Он сказал, что все камни несовершенные, но комплект смотрится великолепно.

– О Господи, Изабелла. Я не могу надеть его. Спасибо, но, дорогая, ты сошла с ума.

– Ты меня утомляешь. Хочешь выглядеть красиво или нет? Если нет, то можешь остаться дома. – Она застегнула колье на шее Наташи. Оно опустилось на идеальную глубину выреза платья и ослепительно засверкало среди бледно-лиловых шифоновых складок. – На, надень их сама. – Она протянула серьги, надев браслет на запястье Наташи. – Ты выглядишь великолепно. – Изабелла смотрела на нее с явным восторгом.

– Я оцепенела от страха. Ради Бога, что, если я потеряю их? Изабелла, пожалуйста!

– Я уже сказала, что ты меня утомляешь. А теперь убирайся. Желаю хорошо провести время.

Наташа посмотрела в высокое зеркало и улыбнулась Изабелле и своему отражению. В этот момент раздался звонок, и появился биржевой маклер в смокинге, чтобы забрать свою спутницу. Изабелла ушла в свою комнату и дождалась, когда дверь снова закрылась. Но перед уходом Наташа тихо постучалась к ней и поспешно поблагодарила.

Изабелла вновь осталась наедине со звуками, доносившимися из комнаты мальчиков, с гудением и свистом маленького игрушечного поезда Джесона.

Спустя полчаса она взглянула на часы и пошла поцеловать мальчиков перед сном. Алессандро странно посмотрел на нее:

– Ты больше никуда не выходишь, мама?

– Нет, дорогой. Я лучше останусь здесь с вами. – Она выключила свет в их комнате и пошла прилечь на мех, брошенный на ее кровать. «...Больше никуда не выходишь, мама?.. – Нет, дорогой». Никуда. Возможно, больше никогда.

Изабелла попыталась уснуть, глядя на огонь, но тщетно. Она все еще была в нервном напряжении, слишком возбуждена, чересчур взвинчена после целого дня ожидания известий о показе коллекции в Риме. И она весь день не была на воздухе. Не гуляла. Не бегала. В конце концов она со вздохом повернулась, посмотрела на огонь и встала. Она разыскала Хэтти в ее комнате. Та в бигуди и с книгой по домоводству на коленях смотрела телевизор.

– Вы некоторое время побудете дома?

– Да, миссис Парелли. Я никуда не ухожу.

– Тогда я пойду прогуляюсь. Скоро вернусь. Изабелла закрыла за собой дверь и вернулась в свою комнату. Позаимствованное темно-синее пальто теперь висело в ее шкафу, а шерстяная шапочка больше была не нужна. Она быстро накинула пальто, взяла сумочку и оглядела комнату, как будто боялась что-то забыть. Что? Сумочку? Пудру? Длинные белые театральные перчатки?

Она угрюмо посмотрела вниз на свои джинсы, и на мгновение ее охватила зависть. Наташа. Счастливая Наташа. С ее благотворительными балами, золотыми сандалиями и ее красотой. Изабелла улыбнулась про себя, мысленно вернувшись к их разговору о Корбете.

Ей следовало понять, что Корбет не в Наташином вкусе. С ним нельзя было легко справиться. Затем Изабелла сердито посмотрела на свое отражение в зеркале и прошептала: «Тебе разве этого хочется?» Конечно же, нет. Она знала, что нет. И биржевой маклер в роговых очках ей тоже не нужен. «Ах, значит, тебе красивого подавай», – сказала она себе с укором и тихо закрыла дверь. «Нет! Нет!» – был ее ответ. Но тогда кого же она хочет? Конечно же, Амадео. Только Амадео. Но при мысли об этом у нее перед глазами на мгновение мелькнул образ Корбета.

В тот вечер Изабелла зашла дальше, чем когда-либо, засунув руки в карманы и уткнувшись подбородком в воротник пальто. Чего же она хотела? Вдруг она утратила уверенность. Она пошла медленнее вдоль ставших слишком знакомыми теперь магазинов. Почему они так редко обновляют витрины? Неужели это никого не волнует? И разве они не знают, что все еще используют прошлогодние цвета? И почему не чувствуется весна? Она обвиняла все и всех подряд, постоянно прогоняя из головы образ Наташи. Неужели в этом дело? Неужели она просто завидует? Но почему же Наташа не должна хорошо проводить время? Она усердно работала. Она была хорошей подругой. Она открыла Изабелле свой дом и свое сердце так, как этого никто никогда не делал. Чего еще она могла требовать от нее? Чтобы Наташа сидела дома взаперти, как она сама?

Внезапно, вопреки себе, она слишком хорошо осознала ответ. Ей хотелось не заточения Наташи, а немного собственной свободы. Вот и все. Она еще глубже засунула руки в карманы, еще ниже опустила подбородок и зашагала дальше, пока в первый раз не оказалась в деловой части города. Уже не в уютной безопасности жилых кварталов Шестидесятых улиц, или в характерной уравновешенности Семидесятых, или даже в пристойной скуке Восьмидесятых, не говоря уж о сомнительной, обшарпанной благовоспитанности Девяностых, где она то и дело гуляла. На сей раз она пошла в другую сторону, мимо деловых Пятидесятых, их ресторанов с возбужденными ужинами, пронзительным скрипом такси и очень большими магазинами. Мимо универмагов с огромными витринами, салонов Тиффани с блестящими изделиями, Рокфеллеровского центра с еще не утратившими надежду конькобежцами и собора Святого Патрика с его высокими шпилями. Она дошла до Сорок второй улицы с деловыми учреждениями, менее модными универмагами и забегаловками. Казалось, все стремительно несется мимо нее, напоминая ей о Риме. Наконец она повернула обратно в сторону Парк-авеню, прошла мимо вокзала Гранд-Централ, стоящего прямо у верхней части парка. По обеим сторонам от нее высились небоскребы, возвышающиеся монументы из стекла и хрома, где добивались удачи и претворялись в жизнь амбиции. У нее перехватывало дух, когда она смотрела на них; казалось, верхние этажи зданий устремляются прямо в небеса. Медленно и задумчиво Изабелла пошла домой.

У нее было такое ощущение, как будто в тот вечер она открыла новую дверь и теперь уже не в силах ее закрыть. Она согнулась, прячась в лабиринте, запершись за дверью квартиры, притворяясь, что живет в деревне, вдалеке от городской суеты. Но в тот вечер она увидела слишком многое, почувствовала близость власти, успеха, денег, возбуждения, амбиций. К тому времени, когда Наташа вернулась домой, Изабелла уже все решила.

– Почему ты до сих пор не спишь, Изабелла? Я думала, ты уже давно видишь сны. – Она увидела свет в гостиной и, удивившись, вошла туда.

Изабелла быстро покачала головой, слегка улыбаясь подруге.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, Наташа.

– Благодаря тебе. Всем понравилось золото в моих волосах, но никто не мог понять, как я умудрилась это сделать.

– Ты рассказала?

– Нет.

– Хорошо. – Она все еще улыбалась. – В конце концов, у каждого должны быть свои секреты.

Наташа с беспокойством наблюдала за ней. Что-то изменилось сегодня вечером. Что-то таилось за тем, как Изабелла сидела там, как выглядела и улыбалась.

– Ты ходила вечером гулять? – Да.

– Ну и как прогулка? Ничего не случилось? – Почему у нее такой вид? В ее глазах было что-то особенное.

– Конечно же, нет. Почему что-то должно было случиться? Пока ничего не случалось.

– И не случится. До тех пор, пока ты будешь осторожна.

– Ах да, это. – У нее появился задумчивый вид. Изабелла вдруг подняла голову с выражением властности и грации, которая предполагала, что это у нее в волосах были золотые нити. – Наташа, когда ты снова куда-нибудь идешь?

– Только через несколько дней. А что? – Черт возьми. Ей, наверное, одиноко и скучно. А разве могло быть иначе? Особенно когда речь шла об Изабелле. – По правде говоря, я собиралась посидеть дома до конца недели с тобой и с мальчиками.

– Как скучно.

Вот оно. Наташе следовало бы знать. Она чересчур увлеклась, поверив словам Изабеллы.

– Вовсе нет, глупенькая. На самом деле, – она мило зевнула, – если я не перестану бегать повсюду, то свалюсь и умру. – Но Изабелла засмеялась над ней, а Наташа не поняла почему.

– А как насчет премьеры фильма, которую ты предполагала посетить послезавтра?

– Какая премьера? – Наташа широко раскрыла глаза, сделав наигранно непонимающий вид, но Изабелла только еще больше рассмеялась.

– Та, которая состоится в четверг. Помнишь? Благотворительный показ в пользу кардиологического центра или чего-то в этом роде.

– Ах, это. Я решила, что не пойду.

– Хорошо. Тогда я воспользуюсь твоим билетом. – Она чуть не вскрикнула от радости.

– Что? Надеюсь, ты шутишь?

– Нет. Не шучу. Хочешь достать мне билет? – Изабелла усмехнулась Наташе и села по-турецки на диване.

– Ты сошла с ума?

– Нет. Сегодня я дошла до деловой части города, и это было чудесно. Наташа, я так больше не могу.

– Ты должна. Ты же знаешь, что у тебя нет выбора.

– Чепуха. В таком огромном городе? Меня никто не узнает. Я не говорю, что собираюсь начать разгуливать повсюду, ходить на демонстрации мод и на ленчи. Но кое-что я все-таки могу делать. Это безумие – прятаться здесь.

– Было бы безумием не делать этого.

– Ты не права. На таком мероприятии, как твоя премьера фильма, я могла бы проскользнуть в зал и незаметно исчезнуть оттуда. После коктейлей, встреч. Я могу просто прийти, посмотреть фильм и на людей, а затем улизнуть. Что ты думаешь? Что я могу создавать модели одежды для женщин, следящих за модой, не высовывая носа из дома и не чувствуя, что сработает, а что – нет, что им нравится, что хорошо смотрится на них, даже не видя, что сейчас носят? Ты же знаешь, я – не мистик. Я – модельер, а это очень земная профессия.

Но ее речь не была убедительной, и Наташа только покачала головой:

– Я не могу пойти на это. Не могу. Что-нибудь случится. Изабелла, ты сошла с ума.

– Пока нет. Но сойду. Скоро. Если не начну выходить. Незаметно. С осторожностью. Но я больше не могу продолжать так жить. Я поняла это сегодня вечером. – У Наташи был удрученный вид, и Изабелла похлопала ее по руке. – Пожалуйста, Наташа. Никто даже не подозревает, что это не я живу на верхнем этаже нашего дома мод в Риме.

– Узнают, если ты начнешь показываться на премьерах фильмов.

– Обещаю тебе, не узнают. Ты достанешь мне билет? – Она умоляюще посмотрела на подругу.

– Я подумаю об этом.

– Если ты этого не сделаешь, я достану билет сама. Или пойду еще куда-нибудь. Куда-нибудь в людное место, где меня явно увидят. – На мгновение ее темные глаза грозно сверкнули, но и Наташины голубые глаза тоже внезапно вспыхнули.

– Не шантажируй меня, черт возьми! – Она вскочила и зашагала по комнате.

– Тогда ты поможешь мне? Пожалуйста, Наташа, пожалуйста...

При звуке ее голоса Наташа медленно обернулась, посмотрела в загнанные глаза, на исхудавшее, бледное лицо, и ей пришлось признать, что Изабелле требовалось больше, чем случайные прогулки по Мэдисон-авеню в темноте.

– Я подумаю.

Но сейчас Изабелла уже устала от игры, в ее глазах загорелся огонь, и она вскочила.

– Не беспокойся, Наташа. Я позабочусь об этом сама. – Она решительно пошла в конец квартиры.

Через мгновение Наташа услышала, как Изабелла закрыла свою дверь. Она медленно погасила свет в гостиной и посмотрела в окно на город. Даже в два часа ночи он был оживленным, деловым, суетливым: двигались грузовики, такси, люди; все еще звучали сигналы машин и голоса. Вот почему люди стекались в Нью-Иорк, не могли жить вдали от него. Она сама знала, что нуждается в том, что он давал ей, ей надо было чувствовать его темп, бьющийся как пульс в ее венах. Как она могла отказывать в этом Изабелле? Но, возможно, дело не в отказе. Если бы похитители снова нашли ее, это могло бы стоить жизни Изабелле. Наташа, беззвучно прошла через прихожую. Она остановилась у двери спальни Изабеллы и тихо постучала. Дверь быстро отворилась, и две женщины стояли на пороге молча, лицом к лицу.

Первой заговорила Наташа:

– Не делай этого, Изабелла. Это слишком опасно. Это неправильное решение.

– Скажи мне это после того, как поживешь вот так, в страхе, скрываясь столько, сколько я. Тогда скажешь мне, сможешь ли ты продолжать так жить.

Но Наташа не могла сказать такое. Никто не мог бы.

– Ты была храброй, Изабелла, и так долго.

«Храброй... еще немножко!» Эхо слов Амадео внезапно поразило Изабеллу, перехватив ей горло. Со слезами на глазах она покачала головой:

– Нет, не была.

– Была. – Они продолжали говорить шепотом. – Ты была храброй, терпеливой и разумной. Неужели ты не можешь потерпеть еще немножко?

Изабелла чуть не вскрикнула при этих словах, неистово качая головой из стороны в сторону, шепча и Амадео, и своей подруге:

– Нет. Нет, я не могу. – Затем она выпрямилась и решительно посмотрела на Наташу, и слезы у нее вдруг исчезли. – Я больше не могу быть храброй. Была, пока могла.

– А как насчет четверга?

Изабелла смотрела на нее, медленно начиная улыбаться.

– Премьера. Я буду там.

Глава 17

– Изабелла!.. Изабелла!.. – Наташа неистово стучала в дверь.

– Подожди минутку! Я еще не готова! Момент!.. Ну вот... – Она скользнула в туфли, надела серьги, быстро взглянула на себя в зеркало и распахнула дверь. Наташа стояла, одетая в вечерний китайский блузон из бледно-персикового атласа и брюки из коричневого бархата, на ногах – такие же, коричневые, с персиковым, парчовые туфельки. На ней были коралловые серьги, проглядывающие сквозь светлые волосы. Изабелла восторженно оглядела ее и, одобрив, радостно улыбнулась: – Дорогая, ты выглядишь великолепно. Где ты раздобыла такой потрясающий наряд?

– В Париже, в прошлом году.

– Очень красивый.

Но тут и Наташа утратила дар речи, увидев знакомую фигуру, величественно стоящую посреди комнаты.

Это была прежняя Изабелла, и на миг у Наташи перехватило дыхание от ее очарования. Перед ней стояла Изабелла ди Сан-Грегорио, какой она была когда-то. Любимая женщина Амадео и самая яркая звезда Рима.

Дело было не только в том, что на ней было надето, но и в том, как она это носила, и в изгибе изящной длинной шеи цвета слоновой кости, в идеально зачесанных и уложенных в узел темных волосах, в форме ее маленьких ушей, в глубине замечательных черных глаз. Но сейчас Наташа задохнулась при виде ее наряда, такого простого и ошеломляющего. Совершенно прямой отрез черного атласа падал с плеч до кончиков туфель. Небольшой вырез мысиком, очень маленькие крылышки и богатство тяжелого черного атласа, который не прикрывал только носки черных атласных туфелек. Ее волосы были уложены в узел, руки полностью обнажены, а единственным украшением служила пара больших ониксовых серег в обрамлении бриллиантов, столь же ярких, как и ее сияющие глаза.

– Мой Бог, это роскошно, Изабелла! – Платье было прямым и очень простым. – Должно быть, одно из твоих.

Изабелла кивнула:

– Из моей последней коллекции, той, что я подготовила перед... нашим отъездом. – Наступила продолжительная пауза. – Перед тем как исчез Амадео. – Оно было из той же коллекции, что и зеленое атласное платье, которое было на ней в тот вечер, когда она ждала его возвращения домой.

– Что ты наденешь поверх него? Свое норковое пальто? – заколебалась Наташа. Шуба явно привлечет внимание. Но даже в совершенно простом черном атласном платье Изабелла была женщиной, которую заметят все.

Изабелла отрицательно покачала головой, но на этот раз с довольным видом и тенью улыбки.

– Нет. У меня есть кое-что другое. Из той коллекции, которая демонстрировалась на этой неделе. На самом деле, – сказала она через плечо, мгновение порывшись в шкафу, – это всего лишь образец, но Габриэла прислала его мне, чтобы показать, как оно хорошо смотрится. Оно было в той коробке, которую ты забрала у своего агента на прошлой неделе. В коллекции оно представлено в бирюзовом цвете, чтобы надевать его поверх фиолетового или зеленого платья. – Говоря это, она надела кремово-белое атласное пальто. В нем Изабелла выглядела еще более потрясающе, чем до этого.

– О Боже. – У Наташи был такой вид, как будто она увидела призрак.

– Тебе не нравится? – поразилась Изабелла.

– Мне очень нравится. – Наташа закрыла глаза и села. – Но я думаю, ты сумасшедшая. Ты вообще не сможешь снять его. – Она вновь открыла глаза, уставившись на Изабеллу в замечательном белом пальто и черном платье. Весь наряд был столь простым и таким красивым, что просто кричал о высокой моде. А одного взгляда на ее бледное лицо было достаточно, чтобы понять, что игра закончится. Местонахождение Изабеллы ди Сан-Грегорио тотчас же станет известно. – Есть ли у меня хоть слабый разумный шанс отговорить тебя от этого? – Наташа угрюмо смотрела на нее.

– Нет. – Изабелла снова взяла командование на себя. – Принцесса дома «Сан-Грегорио» в Риме. – Она взглянула на часы, оставленные на столе, потом опять на подругу. – Тебе лучше поторопиться, Наташа, а то опоздаешь.

– Я была бы счастлива. А ты?

– Буду точно, как обещала. Я подожду здесь ровно до девяти пятнадцати. Сяду в лимузин, который ты наняла для меня, подъеду прямо к театру, пошлю водителя уточнить у билетеров, начался ли фильм, и если да, то, как было намечено по графику, в девять тридцать быстро войду в зал. Я сяду на место у прохода, которое ты займешь для меня, и уйду, как только в конце фильма начнут зажигать свет в зале.

– За мгновение до того, как зажжется свет. Не дожидайся ни титров, ни меня. Уматывай к черту. Я приеду домой позже, после торжественного ужина.

– Да. И когда ты вернешься, я буду здесь, и мы сможем отметить идеальный вечер.

– Идеальный? Может произойти что угодно.

– Но ничего не случится. Поезжай, дорогая. А то опоздаешь на коктейль.

Наташа стояла как парализованная. Изабелла улыбалась ей. Казалось, она совершенно не понимает, сколь большому риску подвергается, как легко ее могут узнать, какой фурор это вызовет, если станет известным ее местонахождение в Нью-Йорке.

– А Бернардо знает, что ты затеяла?

– Бернардо! Бернардо в Риме. А это Нью-Йорк. Здесь я – просто лицо из журналов мод. Не все следят за модой, моя дорогая. Или ты этого не знала?

– Изабелла, ты дурочка. Ты не просто создаешь платья для французских графинь и богатых женщин Рима, Венеции и Милана. У тебя есть целая американская коллекция: мужская и женская готовая одежда, косметика, парфюмерия. Твои товары сделали тебя всемирной знаменитостью.

– Нет. Я просто женщина. И я больше не могу так жить.

Они сто раз обсуждали это за последние два дня, и Наташины аргументы становились все менее убедительными. Лучшее, что она могла сделать, – это разработать безопасный план. И если повезет, он сработает. Если Изабелла приедет попозже, уйдет пораньше, а в промежутке будет тихо сидеть на своем месте. Может быть, но только может быть, все пройдет хорошо.

– Итак, ты готова? – Изабелла решительно посмотрела на нее, как будто убеждая упрямую дебютантку поехать на первый бал.

– Мне хотелось бы умереть.

– Не глупи, дорогая. – Она нежно поцеловала Наташу в щеку. – Увидимся там.

Не говоря больше ни слова, Наташа встала и пошла; она на мгновение задержалась в дверях, покачала головой и ушла, а Изабелла снова села, улыбаясь про себя и нетерпеливо постукивая черной атласной туфелькой по полу.

Глава 18

Лимузин, нанятый Наташей, ожидал у подъезда. Было ровно четверть десятого. Изабелла вышла из дома. Приятно было почувствовать прикосновение к лицу свежего воздуха, и она впервые не сетовала на холод. Водитель со стуком закрыл за ней дверцу, когда Изабелла осторожно устроилась на сиденье, расправив вокруг себя белое пальто, как коронационную мантию.

Они проехали через Центральный парк, а затем направились к кинотеатру в деловой части города, по пути Изабелла молча наблюдала за проезжавшими мимо машинами.

О Господи, наконец-то она выходит в свет. Даже Алессандро возбужденно посмотрел на нее и взвизгнул от восторга, когда она зашла пожелать ему спокойной ночи. Он осторожно поцеловал ее и воскликнул: «Совсем как с папой!»

Но это было не так. На миг мысли Изабеллы унеслись обратно в Рим. К тем дням, когда они ездили на званые вечера на «феррари», спешили с работы домой, чтобы успеть поболтать и переодеться к балу, пока ее мысли все еще были заняты работой. Она слышала, как Амадео поет в душе, пока она раскладывает его смокинг и исчезает в своей туалетной комнате, чтобы затем появиться в сером бархате или голубой парче. Это была дурацкая, «пустая» жизнь, как кто-то сказал ей однажды, и все же это был их мир. Они вместе наслаждались им, радуясь и разделяя свой успех с восторгом и гордостью.

Теперь все было иначе. Место рядом с ней пустовало. В длинном черном автомобиле не было больше никого, кроме водителя. Не с кем будет поговорить, когда она приедет туда, не с кем посмеяться, вернувшись домой, не для кого блистать и некому улыбаться. Она всегда держала голову чуть-чуть выше из-за того, что он был рядом.

Когда они остановились у кинотеатра, ее лицо было печальным. Водитель обернулся к ней:

– Миссис Уолкер просила, чтобы я сходил посмотреть, начался ли фильм.

Он оставил ее в лимузине и пошел проверить, все ли в порядке.

Изабелла почувствовала, что у нее чуть-чуть сильнее забилось сердце, как во время свадьбы, когда она была невестой Амадео, парящей в облаке белых кружев и вуали. Но сейчас она всего лишь шла смотреть фильм и одежда на ней была черной. Она больше не невеста Амадео, она его вдова. Водитель вернулся, чтобы помочь ей выйти из машины, и у нее больше не осталось времени на раздумье.

В полузатемненном зале кинотеатра Наташа в панике ожидала появления Изабеллы. Небольшая компания заняла первые семь мест от прохода, и все ее просьбы – «Простите, очень прошу вас! Моя кузина... она очень простужена... будет здесь через минуту... опаздывает... она может почувствовать себя плохо, и ей придется уйти...» – были тщетны. Никто ее не слушал. Публика была чересчур неотесанной. Толстый мужик из Техаса – «Я нефтяной магнат, дорогуша», – в смокинге и стетсоне, явно слишком много выпил. «Знаете ли, больные почки, дорогуша». Его невозможно было сдвинуть с занятого им места у прохода. Рядом с ним восседала его жена в белой парче. Затем расположилась супружеская пара, у которых они были в гостях, дальше редактор финансового раздела лондонской «Таймс», еще парочка общественных деятелей и, наконец, Наташа, удерживающая свободное место рядом. Ей хотелось убить Изабеллу. План был безумием с самого начала. Изабелле придется пробираться мимо всех, что делало невозможным ее незаметное появление. Наташа сидела сердитая, ожидая начала фильма и надеясь, что Изабелла заболеет свинкой, тифом или, на худой конец, малярией.

– У тебя веселенький вид сегодня, Наташа. Что случилось? Отвергли твою новую книгу?

– Я была бы счастлива. – Она взглянула через пустое кресло на Корбета Эвинга.

– У тебя прямо-таки безумный вид. – Он шутливо посмотрел на мужчину в белой шляпе, сидевшего у прохода. – Проблемы с Техасом? – Корбет Эвинг, широко улыбаясь, лукаво смотрел на нее.

– Я пыталась занять место для подруги.

– Ага! Значит, ты опять влюбилась. Черт подери, каждый раз, уезжая из города, я, кажется, упускаю свой шанс.

Наташа улыбнулась. Но до него вдруг дошло, что она действительно озабочена. И, наблюдая за ней, он понял, что это за подруга. А подумав о ней, Корбет почувствовал, как у него чаще забилось сердце.

– Где ты был? – Наташа попыталась завести праздный разговор, но в ее глазах оставалось беспокойство.

– В основном в Токио, потом в Париже и Лондоне. А последнюю неделю провел в Марокко. Боже, какое красивое место!

– Да, слышала. Как твои дела? – Спрашивать об этом Корбета было равноценно тому, чтобы поинтересоваться у главы Белого Дома, как прошел ленч. Корбет постоянно был в гуще событий и главных дел в своем бизнесе.

– В порядке. А как твоя книга?

– Наконец-то закончила. И решила, что на самом деле я не писательница, а переписчица. Я стряпаю романы за шесть недель и шесть месяцев перевариваю их.

– По правде говоря, у меня почти так же.

Они некоторое время помолчали, разглядывая публику. А затем без всякого предупреждения Корбет пересел на пустое место. Наташа изумленно посмотрела на него и жестом указала, чтобы он передвинулся обратно.

– Мне там не видно. – Он мило взглянул на нее.

– Корбет... пересядь, пожалуйста! – настойчиво произнесла она, но он только еще шире улыбнулся и покачал головой.

– Нет, не пересяду.

– Корбет! – Но в этот момент внезапно погас свет. Наташа продолжала настаивать, но на них зашикали важные дамы, сидевшие сзади.

Именно в этот момент в конце прохода появилась билетерша с фонариком. Наташа удивленно посмотрела в ее сторону. По крайней мере Изабелла прибыла вовремя. Она в замешательстве смотрела на мужчину в белой шляпе.

– Привет, дорогуша, ты, должно быть, Наташина кузина. Симпатичное пальтишко, не так ли?

Это было сказано громким, театральным шепотом, и важные дамы снова оживились, а техасец представил Изабеллу своей жене. Она что-то мило пробормотала и посмотрела вдоль ряда. Наташа сделала ей знак, и Изабелла кивнула, медленно продвигаясь мимо семи пар ног и коленей.

– Извините... ой... простите... я очень извиняюсь.

Она добралась до Наташи, которая лишь молча указала на свободное место... Изабелла кивнула, взглянула на Корбета, перебралась через них обоих, расправила свое пальто и села. Фильм только начался, и в зале было очень темно, но, усевшись, она повернулась к Корбету, и они обменялись улыбками. Сначала она была слишком возбуждена, чтобы смотреть фильм, вместо этого она принялась разглядывать в темноте длинные ряды. Как они выглядели, кто эти люди, что на них надето и могли ли они понять, как приятно снова выйти в свет? Она улыбалась про себя в темноте, радостно глядя на изысканные прически и хорошо подстриженные головы. Наконец она обратила внимание на экран и сидела счастливая, почти как ребенок, наслаждаясь происходящим. Когда же она последний раз ходила в кино? Ах да, в начале сентября, с Амадео. Семь месяцев назад... Она услышала свой тихий счастливый вздох. Фильм был великолепен, и ее захватила его красота и юмор главных героев. Она увлеченно наблюдала, пока медленно не опустился занавес и не начали зажигаться огни в зале.

– Уже конец? – Изабелла в замешательстве взглянула на Корбета, недовольная завершением истории. Но он весело улыбнулся ей и указал на слова на экране, уже почти скрытые золотыми кистями опускающегося тяжелого занавеса.

– Это всего лишь антракт. – Улыбка стала еще шире. – Приятно видеть вас, Изабелла. Пойдемте в фойе, выпьем чего-нибудь.

Но когда Изабелла кивнула, Наташа тотчас же схватила ее за руку и остановила Корбета хмурым взглядом:

– Думаю, ей лучше остаться здесь.

Он немного помедлил, с интересом глядя на Изабеллу, а затем с сочувствием посмотрел на свою старую приятельницу. Ему хотелось посоветовать ей слегка расслабиться, ведь он не насильник и не похититель, но сейчас было не место и не время. Он опять повернулся к Изабелле:

– Хотите, я что-нибудь принесу? Изабелла покачала головой, вежливо улыбнулась и снова села на свое место.

Как только он ушел, Наташа придвинулась поближе, вновь ругая себя за то, что согласилась на авантюру подруги.

Изабелла лишь улыбнулась и похлопала ее по руке:

– Не волнуйся так, Наташа. Все прекрасно. – Она получила шанс, о котором так мечтала. Наблюдать за людьми, смотреть на наряды, слушать смех, быть «там». Вдруг Изабелла встала и начала медленно оглядываться вокруг.

Наташа злобно зашипела на нее:

– Сядь.

Но Изабелла была Изабеллой, и прежде чем Наташа успела остановить ее, она медленно стала продвигаться к другому проходу.

– Иза... черт подери... – прошептала Наташа сквозь стиснутые зубы, быстро вставая, извиняясь, стараясь не наступать на кончики элегантных туфель и пытаясь держаться поближе к Изабелле. Но в тот момент, когда они присоединились к толпе в проходе, Изабеллу, казалось, подхватил разделивший их поток людей, весело смеющихся, старающихся не расплескать напитки и дергающих Наташу за длинные рукава.

– Наташа! Дорогая! Мне тебя так не хватало...

– Потом, – быстро пробормотала она и устремилась вперед. Но теперь Наташа порядком отстала от Изабеллы, уплывающей вместе с остальными в фойе, где толпа теснилась вокруг бара.

– Передумали? – спросил Корбет Эвинг, внезапно возникший над Изабеллой, и она с улыбкой подняла на него взгляд.

– Да, спасибо.

– Хотите выпить? – Нет, я...

Вдалеке за ее спиной появилась Наташа, в панике смотревшая на них. Она неистово замахала Корбету, который лишь улыбнулся в ответ. Но Наташе было не до улыбок, она в ужасе смотрела на Изабеллу. Ей необходимо было добраться до нее. Она сделала знак, чтобы та обернулась, потому что на нее надвигалась опасность – репортеры из «Женской одежды» и из раздела «Люди» журнала «Тайм». Женщина из «Женской одежды», похожая на паука в черном платье из джерси, уставилась на Изабеллу, задумчиво свела брови, а затем попыталась продвинуться поближе, шепнув что-то мужчине, следовавшему за ней. Изабелла ничего не замечала, улыбалась Корбету и бросала смущенные взгляды на подругу.

Наташа все еще не могла пробиться к ним. Ей надо было добраться до Изабеллы прежде, чем... Но было слишком поздно. Двойная вспышка ударила Изабелле в глаза. От неожиданности она обернулась, испуганная и ослепленная. Она ухватилась за руку Корбета в тот момент, когда Наташа добралась до нее и рванула к себе. Корбет продолжал стоять на месте, пораженный, с бокалом в руке, мощным телом преграждая путь репортерам, которых на мгновение оттеснила толпа.

Тогда Наташа схватила его за руку, крича, перекрывая шум:

– Ради Бога, уведи ее отсюда! Сейчас же.

Она выхватила у него бокал, и он обеими руками обхватил Изабеллу, как крепостной стеной, и в этот момент ей в лицо сверкнула еще одна вспышка. Прежде чем она поняла, что произошло, они уже были на полпути к выходу. Изабелла смутно различала рокот, поднявшийся в фойе. Корбет крепко схватил ее за руку, и они выбежали из здания к «роллс-ройсу». Изабелла не произнесла ни слова, но пока бежала с ним, что-то подсказывало ему, что это было для нее не ново. Они впрыгнули в машину. Еще не успев закрыть дверцу, Корбет закричал:

– Трогай отсюда к черту!

Только в этот момент из дверей выскочили репортеры, гнавшиеся за ними. Корбет усмехнулся. Игра в футбол в колледже уже не раз выручала его. И ему следовало восхищаться Изабеллой. Она проделала весь путь с ним без женских причитаний по поводу высоких каблуков или возможности испортить платье. Теперь она сидела на заднем сиденье, ничего не говоря, пытаясь собраться с мыслями и восстановить дыхание. Они уже повернули за угол, а репортеры, тяжело дыша, остались на тротуаре.

– С вами все в порядке? – Корбет повернулся к ней, открывая бардачок и вытаскивая бутылку бренди и один стакан.

– Как удобно. – А затем, слабо улыбаясь, добавила: – Да, все нормально.

– Такое часто случается с вами? – Он протянул ей стакан, и она взяла его.

– В последнее время нет.

Он посмотрел на Изабеллу и заметил, как дрожит ее рука, держащая стакан. Значит, ничто человеческое ей не чуждо, несмотря на умение владеть собой. Она уже даже дышала нормально.

– Наташа не сказала мне, куда вас доставить. Вы хотите поехать домой? Или у меня будет безопаснее?

– Нет, лучше домой. И извините меня за ужасную сцену.

– Не стоит. Моя жизнь чересчур скучна. – Он назвал адрес шоферу. Но вдруг его встревожил вид Изабеллы. Несмотря на самообладание, на ее лице было выражение отчаяния. – Я не собираюсь обращать все в шутку. Должно быть, это очень нервирует вас. Вы поэтому покинули Италию? Или такое происходит с вами только здесь? – мягко спросил он, откидываясь на спинку сиденья рядом с ней.

– Нет. Это... случалось и дома. Прошу прощения, но я не могу всего объяснить. Это ужасно. Мне очень жаль, что я испортила вам вечер. Вы можете просто подбросить меня до дома и вернуться обратно.

Но Корбету этого вовсе не хотелось. В этой женщине было что-то необычное и странное, тронувшее его душу. Нечто таинственное, замечательное и непонятное. У нее была величественная осанка, красота, чувство юмора и ум, но в ней было что-то скрытое в глубине, нечто большее. Боль, печаль, одиночество разглядел он теперь в ее темном, затаенном взгляде. Некоторое время он сидел очень тихо, но когда они свернули в парк, то заговорил вновь:

– Как мой друг Алессандро? – Они обменялись улыбками, и Корбету понравилось, что упоминание о мальчике, казалось, оживило ее.

– Очень хорошо.

– А как вы? Все еще скучаете?

Он знал, что она не покидала квартиру, за исключением коротких прогулок с Наташей. Он не понимал этого, потому что казалось, что она больше ничего не делала. Но сейчас она с улыбкой замотала головой:

– О нет, мне не скучно. Я была так занята!

– Неужели? – Он выглядел заинтригованным. – Что же вы делали?

– Работала.

– Правда? Вы привезли с собой работу? – Она кивнула. – И какую же?

На мгновение она замкнулась. Но быстро нашла ответ:

– Семейный бизнес. В области... искусства.

– Интересно. Боюсь, я не могу похвастаться таким благородным занятием.

– А чем вы занимаетесь? – По-видимому, чем-то очень прибыльным, подумала она, осторожно обводя взглядом отделанный кожей и деревом салон новенького «роллса».

– Многим, но в основном тканями. По крайней мере предпочитаю это. Остальное предоставляю людям, с которыми работаю. Моя семья давным-давно начинала с производства тканей, и поэтому я всегда любил это больше всего.

– На мгновение глаза Изабеллы засветились. – Вы занимаетесь производством какого-нибудь одного вида? – Ей до смерти захотелось узнать, не закупала ли она у него когда-нибудь ткани, но не осмеливалась спросить. Возможно, она сможет извлечь информацию из того, что он скажет.

– Шерстяные, льняные, шелковые, хлопчатобумажные. Мы выпускаем бархат, идущий на обивку мебели почти во всей стране, и конечно, искусственные волокна, синтетику и кое-что новое, над чем сейчас работаем.

– Понятно, но значит, не ткани для платьев. – Она выглядела разочарованной. Обивочные материалы ее не интересовали.

– Естественно, мы выпускаем и ткани для одежды.

Одежда. Она. поморщилась от этого слова. Ее платья не были одеждой. Это была сфера Седьмой авеню. Она занималась высокой модой.

Он не мог разгадать выражение ее глаз, но все равно заинтересовался.

– Возможно, даже платье на вас сшито из нашей материи. – В его голосе прозвучало редкое для него выражение гордости, но она – принцесса из Рима – высокомерно посмотрела на него.

– Это французская ткань.

– В таком случае прошу прощения. – Он весело откинулся на сиденье. – Но это наводит на более важные мысли. Вы так и не назвали мне свою фамилию.

Она заколебалась, но лишь на миг.

– Изабелла.

– И все? – Он улыбнулся, глядя на нее. – Просто Изабелла, подруга из Италии?

– Именно так, мистер Эвинг. И все. – Она одарила его долгим и твердым взглядом, и он медленно кивнул.

– Ясно. – После происшествия в кинотеатре он понял, что ей пришлось достаточно пережить. С этой женщиной произошло нечто очень серьезное, и он не собирался проявлять излишнее любопытство. Ему не хотелось пугать ее, чтобы она не отвернулась от него.

В этот момент они остановились у Наташиного подъезда, и Изабелла, слегка вздохнув, повернулась к нему и протянула руку:

– Большое спасибо. И мне ужасно жаль, что я испортила вам вечер.

– Вовсе нет. Я был даже рад выбраться оттуда. Я всегда считал благотворительные вечера скучными.

– Правда? – Она с интересом посмотрела на него. – Это почему же?

– Слишком много народа, чересчур много болтовни. Там все собираются вовсе не по основному поводу: приходят посмотреть на старых знакомых, а не ради благотворительных целей. Я предпочитаю небольшие дружеские встречи, когда можно послушать, что говорит каждый.

Изабелла кивнула. Она в какой-то мере была согласна с ним. Но с другой стороны, вечера, подобные этому, были у нее в крови.

– Позвольте проводить вас до квартиры, только чтобы убедиться, что никто не прячется в холлах.

Она засмеялась над подобным подозрением, но с благодарностью кивнула:

– Спасибо. Но я уверена, что здесь я в безопасности.

Когда она говорила это, что-то подсказало ему, что именно поэтому Изабелла приехала в Америку. Чтобы быть в безопасности.

– Давайте убедимся. – Он проводил ее до лифта и вошел вместе с ней. – Я только провожу вас наверх.

Изабелла не проронила ни слова, пока лифт не остановился, и тут вдруг почувствовала себя неловко: он был так бесподобно мил.

– Не хотите ли зайти на минутку? Знаете, вы могли бы подождать Наташу, пока она не вернется.

– Благодарю вас, с удовольствием. – Они закрыли дверь. – Кстати, почему она не вернулась с нами вместо того, чтобы оставаться там для встречи с прессой? – Это поразило его, когда он убегал с Изабеллой, думая о только что сказанном Наташей.

Изабелла вздохнула, глядя на него. По крайней мере она могла ответить ему хоть на этот вопрос.

– Думаю, она решила, что будет разумнее, если никто не узнает, что я была с ней.

– И поэтому вы вошли попозже? Она кивнула.

– Вы ведете весьма загадочную жизнь, Изабелла. – Он улыбнулся и не стал больше расспрашивать ее, когда они сели на длинный белый диван.

Остаток вечера пролетел быстро. Они беседовали об Италии, о тканях, о его доме. У него была плантация в Южной Каролине, ферма в Виргинии и дом в Нью-Иорке.

– Вы держите лошадей в Виргинии?

– Да. А вы ездите верхом?

Она усмехнулась, взглянув на него. Когда-то ездила. Но очень давно.

– Вам с Наташей надо как-нибудь привезти туда мальчиков. У вас найдется для этого время до возвращения в Италию?

– Возможно.

Но когда они завели разговор об этом, в дверях появилась Наташа. Она казалась утратившей присутствие духа и изможденной и тотчас же посмотрела Изабелле прямо в глаза.

– Я же говорила тебе, что это – безумная попытка. Ты хоть представляешь, что наделала?

Корбета поразило выражение ее лица и горячность тона. Но Изабелла, казалось, не теряла спокойствия. Она сделала знак, чтобы Наташа села.

– Тебе не стоит так волноваться. Ничего не произошло. Они сделали несколько снимков. Ну и что? – Она пыталась скрыть собственное беспокойство и успокоить подругу.

Но Наташа все знала лучше ее. Она гневно отвернулась, потом метнула взгляд на Корбета, снова на Изабеллу, а затем приподняла атласную тунику и села.

– Ты хоть представляешь, откуда эти репортеры? Из «Женской одежды», журнала «Тайм» и Ассошиэйтед Пресс. Мне кажется, что я даже заметила редактора журнала «Вог». Но суть в том, идиотка, что это уже не имеет значения. Твоя игра окончена.

– Какая игра? Что произошло? – Корбет был заинтригован. Он посмотрел на обеих женщин и поспешно спросил: – Мне уйти?

Наташа ответила ему, прежде чем Изабелла успела открыть рот:

– Не имеет значения, Корбет. Я тебе доверяю. А к завтрашнему утру это станет известно всему миру.

Но теперь разозлилась Изабелла. Она встала и прошлась по комнате.

– Это абсурд.

– Так ли, Изабелла? Не думаешь ли ты, что тебя никто не помнит? Ты считаешь, что за два месяца все забыли тебя? Неужели ты действительно чувствуешь себя в безопасности? Если так, то ты – дура.

Корбет ничего не говорил. Он лишь следил за лицом Изабеллы. Она была испуганна, но решительна и выглядела как человек, отважившийся на что-то, проигравший первый тайм, но не собирающийся сдаться или отступить. Ему хотелось утешить ее, пообещать, что он защитит ее, сказать Наташе, чтобы она утихомирилась. Когда он наконец заговорил, его голос был проникновенным и мягким:

– Может быть, ничего и не случится.

Наташа только метнула на него разъяренный взгляд, как будто он являлся участником первоначального заговора.

– Ты не прав, Корбет. Ты даже не представляешь, насколько ошибаешься. Завтра ее снимки будут напечатаны во всех утренних газетах. – Она печально посмотрела на Изабеллу. – Я права, и ты это знаешь.

Изабелла стояла совершенно спокойно и очень тихо произнесла:

– Может быть, и нет.

Глава 19

Корбет Эвинг сидел в своем кабинете и с отчаянием смотрел на утреннюю газету. Наташины предсказания сбылись. «Нью-Йорк тайме» извещала: «Изабелла ди Сан-Грегорио, вдова похищенного и впоследствии убитого кутюрье, Амадео ди Сан-Грегорио...» Далее комментировались детали похищения и его трагический исход. В мельчайших подробностях описывалось ее исчезновение. Оказывается, все считали, что она укрылась в фешенебельной квартире на верхнем этаже своего дома мод в Риме. Затем короткой строкой звучал вопрос, находилась ли она все это время в Штатах или ускользнула после успешного показа летней коллекции дома мод «Сан-Грегорио» на этой неделе. Далее в статье упоминалось о том, что неизвестно, где она остановилась, и что расспросы знающих людей в мире моды ничего не дали. Или они сговорились хранить в тайне ее местопребывание, или действительно ничего не знали. Синьор Каттани, американский представитель «Сан-Грегорио» в Нью-Йорке, сказав, что за последние месяцы разговаривал с ней чаще, чем обычно, но у него не было никаких оснований считать, что она находится в Нью-Йорке, а не в Риме. Там также упоминалось, что на премьере фильма ее видели в сопровождении высокого, седого мужчины и что они вместе сбежали на черном «роллсе». Но его личность осталась неустановленной. Все внимание репортеров сосредоточилось на внезапном появлении Изабеллы, и хотя у одного из репортеров сложилось впечатление, что лицо этого человека ему знакомо, но никому и в голову не пришло выяснить это подробнее. У них остался только вид его спины, запечатленный фотографом во время их бегства.

Корбет вздохнул, отложил газету и откинулся на спинку кресла. Что она знала о нем? Что ей сказала Наташа? Ему хотелось, чтобы из всех женщин на свете она была кем угодно, только не той, кем являлась на самом деле. Он сидел с подавленным видом, затем взглянул на газету и перевел взгляд на свои руки. Постепенно его мысли переключились с собственных тревог на нее. Изабелла ди Сан-Грегорио. Это не приходило ему в голову.

Кузина Наташи из Милана! Корбет улыбнулся про себя этой выдумке, а затем заулыбался еще шире, складывая по кусочкам остальное и вспоминая всю эту глупую игру... Он сказал ей, что производит ткани... она говорила, что ее семья занимается искусством, но при этом она хорошо разбиралась в тканях. А как она задрала нос, когда заявила ему, что атлас ее наряда был не его, а куплен во Франции! Теперь он понимал все намного лучше: таинственность, их бегство с благотворительного вечера и страх в глазах Изабеллы, как будто ей слишком часто приходилось переживать подобные сцены, как если бы ее очень давно преследовали. Бедная женщина. Должно быть, ей пришлось многое выстрадать. Он поймал себя на мысли о том, как же ей удавалось руководить работой из Нью-Йорка.

Одно было совершенно ясно: Изабелла ди Сан-Гре-горио была замечательной личностью, женщиной с талантом, красотой и душой, но сейчас Корбет сомневался, сможет ли он когда-нибудь получше узнать ее. Есть ли у него шанс на это? Корбет понимал, что ответ может быть только один, и он должен исходить от нее. Он должен был сказать ей в тот же вечер. Он не мог рисковать, чтобы она выяснила все потом, так как это наложило бы свой отпечаток на то, что он чувствовал к ней, на то, что ему хотелось помочь ей сделать. Если бы она ему позволила. Если она вообще когда-нибудь заговорит с ним снова.

С глубоким вздохом покорности судьбе Корбет Эвинг встал и вышел из-за стола. Он посмотрел вдаль в сторону Парк-авеню, где, как ему было известно, в Наташиной квартире пряталась Изабелла со своим ребенком. Потом он снова сел и снял трубку.

Изабелла все еще разговаривала с Бернардо. Он узнал обо всем в полдень. Секретарь принесла ему дневную газету, которую он прочел в ужасе, но не произнося ни слова. Он позвонил Изабелле в шесть утра, потом в семь и теперь снова, после десяти.

– Хорошо, черт возьми! Ну и что? Я сделала это! Теперь уже ничего не изменишь. Я снова буду скрываться. Никто не узнает, здесь ли я еще. Я больше не могу выносить это. Я работаю днем и ночью. Я ем вместе с детьми. Я совершаю короткие прогулки после наступления темноты. И никаких людей, Бернардо. Не на кого бросить взгляд, не с кем посмеяться и поговорить. Ни одного умного человека, чтобы побеседовать о бизнесе. Единственным развлечением по вечерам стал электропоезд Джесона. – Ее голос умолял его, но Бернардо не хотел этого слышать.

– Ладно, продолжай в том же духе, устраивай спектакли. Выставляй себя напоказ. Но если что-то случится с тобой или с Алессандро, не приходи со слезами ко мне, потому что в этом будет только твоя вина, черт подери. – Но затем он вдруг тяжело вздохнул и притих. Он услышал, как на другом конце тихо плачет Изабелла. – Хорошо, хорошо, прости... Изабелла, пожалуйста... но я так испугался за тебя. Ты поступила ужасно глупо. – Он зажег сигарету, но тотчас же затушил ее.

– Знаю. – Она снова всхлипнула, а затем устало вытерла глаза. – Я просто чувствовала, что мне это необходимо. Я действительно не думала, что кто-нибудь увидит меня или произойдет что-то плохое.

– Теперь ты думаешь иначе? Ты осознала, насколько ты заметна?

Она кивнула с несчастным видом:

– Да. Когда-то мне это нравилось. Сейчас я это ненавижу. Я узница собственного лица.

– У тебя красивое лицо, и я люблю его, так что перестань плакать, – нежно сказал он.

– И что мне теперь делать? Возвращаться домой?

– Ты сошла с ума? Это было бы хуже, чем вчерашний вечер. Нет. Оставайся там. А я постараюсь убедить всех, что ты уехала после демонстрации коллекции и скоро возвращаешься в Европу. Я намекну им насчет Франции. Они поверят, поскольку там живет семья твоей матери.

– Они все умерли. – Она громко шмыгнула носом и вытерла его.

– Я это знаю. Но они сочтут это разумным, раз у тебя там есть связи.

– Думаешь, они поверят?

– А кого это волнует? До тех пор, пока тебя не увидят снова на публике, ты будешь в безопасности. Кажется, никто не знает, где ты остановилась. Наташа уехала с вечера вместе с тобой? – Он молил Бога, чтобы хоть одна из них оказалась умнее.

– Нет. Ее друг отвез меня домой. Она ушла позже.

– Хорошо. – Он немного помолчал, а затем, изображая равнодушие, спросил: – а кто тот человек на фотографии? – Ему только этого и не хватало, чтобы она с кем-нибудь связалась там.

– Наташин друг. Бернардо, расслабься.

– Он никому не скажет, где ты?

– Конечно, нет.

– Ты слишком доверчива. Я тут займусь с прессой. И, Изабелла, пожалуйста... ради Бога, дорогая, будь благоразумна и сиди дома.

– Хорошо, не беспокойся. Теперь я понимаю, что здесь я остаюсь узницей даже в большей степени, чем в Риме.

– Когда-нибудь это кончится. Тебе просто надо немножко потерпеть. Ты же знаешь, что после похищения прошло всего семь месяцев. Пройдет еще какое-то время, и это забудется.

Забудется... она считала, что все уже забылось.

– Да. Возможно. И, Бернардо... Прости, что заставила тебя так волноваться. – Она вдруг почувствовала себя ужасно непослушным ребенком.

– Не беспокойся. Я к этому привык. Теперь я бы растерялся без этого.

– Как твоя язва? – Она улыбнулась.

– Живет потихоньку. Думаю, растет и крепнет с каждым часом.

– Прекрати. Воспринимай это проще, пожалуйста.

– Да, конечно. Тебе нужно начать работать над готовой одеждой для Азии, а если надоест, то можешь разрабатывать новую летнюю коллекцию.

– Ты слишком добр ко мне.

– Да. Знаю. Я позвоню тебе позже, если возникнет необходимость. Ничего не произойдет, если ты будешь держать дверь закрытой и станешь сидеть дома.

– Ясно. – Они попрощались и повесили трубки. Изабелла почувствовала возмущение. Почему она должна сидеть дома и какое он имеет право говорить ей, чтобы она не доверяла Корбету? Она вышла из кабинета, пошла на кухню и застала там Наташу, с угрюмым видом наливающую себе кофе.

– Приятно поболтала с Бернардо?

– Да, очень мило. Но сделай одолжение, не начинай и ты, пожалуйста. – Наташа ворвалась к ней в комнату в семь утра с газетой в руке и гневным выражением лица. – Думаю, сегодня я больше не в силах выслушивать что-нибудь еще. Я совершила ошибку из-за своей самоуверенности. Мне не следовало выходить вчера вечером, но я это сделала. Мне это было необходимо. Я больше не могла это выдержать. Но теперь я поняла, что должна оставаться в подполье, по крайней мере еще какое-то время.

– Что он скажет газетчикам?

– Что я приезжала сюда на несколько дней и собираюсь пожить во Франции.

– Это заставит их пару дней порыскать по Парижу. А что ты будешь делать?

– То же, что и делала. Работать.

– По крайней мере вчерашнее происшествие имеет одну положительную сторону. – Она внимательно наблюдала за Изабеллой.

– Какую? – непонимающе спросила Изабелла.

– Ты снова встретилась с Корбетом. – Наташа помолчала, следя за ее лицом. – И могу сказать, что ты вполне добилась успеха.

– С Корбетом? Не говори глупости. – Но когда Изабелла отворачивалась, Наташа заметила, что она покраснела.

– Тебе он нравится? – Последовало длительное молчание. – Ну?

Изабелла медленно повернулась и мягко сказала:

– Наташа, не дави. Та продолжила:

– Думаю, он может позвонить тебе.

Изабелла молча кивнула в ответ, но у нее чуть-чуть сильнее билось сердце, когда она вернулась в кабинет и закрыла дверь.

Глава 20

Изабелла еще одевалась к ужину в своей комнате, когда приехал Корбет. Из-за закрытой двери она услышала восторженный визг Джесона, а через мгновение столь же радостный смех собственного сына. Она улыбнулась. Ему не повредило бы для разнообразия хоть иногда видеть мужчину. Он уже давно лишился общества Бернардо, и не в пример их дому у Наташи не было мужчин, работающих у нее. Алессандро общался только с женщинами, что в последнее время вызывало у него еще большую тоску по отцу. Изабелла застегнула молнию черного шерстяного платья, разгладила черные чулки и надела черные замшевые туфли. Она закрепила черные эмалевые серьги с жемчугом и провела рукой по своим темным, строго уложенным волосам. Выключая свет, она усмехнулась: лебедь вновь превратился в гадкого утенка. Но это не имело значения. Она не пыталась обольстить Корбета Эвинга, но, так же как и Алессандро, ей не помешает иметь друга-мужчину.

Тихо войдя в гостиную, она застала его осажденным мальчишками, только что открывшими два больших пакета, из которых они извлекли две одинаковые пожарные каски с фонариками и сиренами и два костюма пожарников.

– Смотрите, мы теперь пожарники. – Они надели свое обмундирование и принялись носиться по комнате. Алессандро явно был в восторге от того, что снова видит Корбета, но вой сирен был ужасным, и Наташа поморщилась.

– Миленький подарочек, Корбет. Напомни мне, чтобы я позвонила и поблагодарила тебя завтра в шесть часов утра.

Он собирался ответить, но заметил Изабеллу, стоящую в дверях. Корбет быстро поднялся, нервно посмотрел на нее и пошел, протягивая руку:

– Здравствуйте, Изабелла. Как вы?

Но ее глаза говорили сами за себя. Она устала. Вымоталась. И все же он почувствовал, что вновь поражен ее красотой. Она бы удивилась, услышав это, но Корбет решил, что она выглядит более красивой в черном шерстяном платье, чем в великолепном атласе и поразительно белом пальто.

– Должно быть, у вас был нелегкий денек. – Он сочувственно закатил глаза, и она улыбнулась, входя за ним в комнату и садясь на диван.

– О, я выжила. Всегда приходится выживать. А как вы?

– Для меня все просто. Им известно только, что у меня седые волосы. – Он хотел добавить еще что-то, но его прервали мальчики.

– Смотрите, смотрите, из нее можно брызгаться!

– О нет!

Джесон обнаружил, что в каску вмонтирована маленькая трубочка, в которую можно заливать воду, а затем использовать, чтобы обливать друзей.

– Корбет, возможно, я больше никогда не буду разговаривать с тобой! – простонала Наташа и объявила мальчикам, что им пора ложиться спать.

– Нет, мамочка... тетя Изабелла... нет... пожалуйста! – Джесон умоляюще смотрел на них, а Алессандро просто придвинулся к коленям Корбета. Он с интересом смотрел на него, пока Джесон продолжал играть с каской. Изабелла, наблюдавшая за сыном, никогда не видела его таким притихшим. Корбет тоже заметил это и с улыбкой повернулся к нему, ненароком обнимая его за маленькие плечики.

– Что ты думаешь об этом, Алессандро?

– Я думаю, это... – он задумался, как правильно сказать по-английски, – очень весело. Мне очень нравится каска. – Он с восхищением уставился на Корбета и улыбнулся.

– Я тоже подумал, что они хорошие. Тебе бы хотелось как-нибудь поехать со мной и посмотреть настоящую пожарную станцию?

– С пожарниками? – Он с благоговением посмотрел на Корбета, а затем на мать. – Ты тоже поедешь?

Изабелла кивнула, отметив, что Алессандро теперь и с ней говорит по-английски.

– Конечно. Я имел в виду вас обоих. Так что скажешь?

– Да! – Но для него это было уже слишком. Следующие пять минут он возбужденно и торопливо разговаривал с мамой на итальянском. Он долго обсуждал, какие, должно быть, чудесные американские пожарники, какая у них форма, какие у них большие машины и пользуются ли они латунными шестами.

– Не так быстро... не так быстро... подожди... мы все выясним! – Изабелла смеялась вместе с сыном и с изумлением увидела, как он уже устроился на коленях Корбета.

– Мы скоро поедем?

– Да, обещаю.

– Как хорошо! – Он захлопал в ладоши и бросился догонять Джесона.

Вскоре мальчиков заставили пойти в их комнату, несмотря на просьбы, мольбы, возражения и яростные вопли о том, что пожарникам еще слишком рано ложиться спать. Когда они наконец ушли, в комнате воцарилась непривычная тишина.

Корбет вновь стал наблюдать за Изабеллой.

– У вас милый мальчик.

– Боюсь, ему хочется немного побыть в мужской компании, как вы, вероятно, могли заметить. – После того, что Корбет, несомненно, прочел в сегодняшних газетах, отпала необходимость скрывать правду. – В Риме он общался со своим крестным – одним из моих компаньонов. Здесь у него, – она взглянула на Наташу, – только мы. А это не совсем то, что ему нужно. Но вы не должны чувствовать себя обязанным везти его на пожарную станцию. Вы принесли великолепные подарки и сделали больше чем достаточно.

– Не говорите глупости. Мне это доставит удовольствие. Наташа может сказать вам. Джесон – один из моих лучших друзей.

– К счастью, – подтвердила Наташа, – так как его милый папаша никогда не появляется. – Они с Изабеллой часто обсуждали это в последнее время. Но, казалось, Джесон все равно счастлив, а появление в доме второго ребенка пришлось очень кстати для обоих мальчиков. Это компенсировало им недостающее общение, их утраты в такой степени, как не могли это сделать их матери.

– Я постараюсь организовать экскурсию туда на этой неделе. Может быть, в выходные, если вы все будете свободны. – Но когда он сказал это, Изабелла взглянула на него и засмеялась:

– О да, мы вполне свободны.

Корбет был рад, что она смеется. После утренних сообщений в газетах он не был уверен, что Изабелла еще сможет смеяться. Но наблюдая за ней, он понял, насколько она сильная. Жизнь нанесла ей жестокий удар; она была одинока, но неустрашима и не утратила ни огня, ни способности смеяться, ни определенного неразрушимого веселья. Он открыто улыбнулся ей, а затем поднял бровь.

– Скажите, Изабелла, вы хотели бы сегодня вечером услышать от меня кое-что о тканях? Или будем обсуждать искусство? – Теперь он мог подшучивать над ней. Через мгновение они все смеялись, и атмосфера в комнате стала легкой и непринужденной.

– Прошу прощения. Я ничего не могла поделать. Но то, что вы рассказали, было очень интересно. Даже если мы закупаем большинство наших атласных тканей во Франции.

– Это – ваша ошибка. Но по крайней мере вы могли бы сказать, что связаны с миром моды.

– Зачем? Мне понравилось то, что вы рассказывали. И вы были правы во всем, за исключением синтетики. Я не люблю использовать ее в наших моделях.

– Но вы же применяете синтетические ткани в готовой одежде, не так ли?

– Конечно. Приходится, из-за ее высокой носкости и низкой стоимости.

– Тогда я не так уж и не прав.

Они пустились в замысловатую дискуссию о химических волокнах и красках. Наташа тихо покинула их. Когда она вернулась, разговор шел об Азии, о трудностях ведения там дел, о климате, финансовых вопросах, проблемах обмена, открытых рынках. Они закончили только когда Хэтти позвала их ужинать, а Наташа начала зевать.

– Я обожаю вас обоих, но вы нагнали на меня чертовскую скуку.

– Прости, – тотчас же извинилась Изабелла. – Просто очень приятно, когда можно с кем-то поговорить о делах.

– Я вас прощаю.

Корбет улыбнулся хозяйке дома.

Все трое провели восхитительный вечер. Они перешли к лимонному суфле, а под конец Хэтти подала небольшой серебряный поднос с мятными леденцами.

– Мне бы не следовало. – Наташа произнесла это, как Скарлетт О'Хара, засовывая в рот четыре леденца.

– Мне тоже. – Изабелла поколебалась, но потом пожала плечами. – А почему бы и нет? По мнению Наташи и Бернардо, мне в любом случае предстоит скрываться в течение ближайших десяти лет, так что я вполне могу стать толстой. Мне можно отрастить волосы до пят...

Наташа быстро оборвала ее:

– Я не говорила о десяти годах. Речь шла об одном.

– А какая разница? Один год или десять? Теперь я знаю, как чувствуют себя люди, приговоренные к тюремному заключению. Оно всегда кажется нереальным, пока не испытаешь сам, а когда такое случается, трудно поверить, что это когда-нибудь кончится, и к тому времени это, наверное, уже не важно. – Она с серьезным видом помешивала кофе, а Корбет наблюдал за ней.

– Не знаю, как вы выдерживаете. Я не уверен, что смог бы такое вынести.

– Я явно не так уж хорошо справляюсь с этим, а то никогда бы не допустила такого провала, как вчера. Слава Богу, что он послал вас, Корбет, а то меня бы бросили а растерзание волкам, и сейчас я уже не смогла бы оставаться у Наташи. Мне бы пришлось прятаться с Алессандро где-нибудь еще. – Эта мысль отрезвила всех троих.

– Тогда я рад, что оказался там.

– Я тоже. – Она открыто посмотрела на него и медленно улыбнулась. – Боюсь, я поступила очень глупо. Но мне очень повезло. Еще раз спасибо. – Она образумилась, но он покачал головой.

– Я ничего не сделал. Только устроил сумасшедшую гонку.

– Этого было достаточно. – На мгновение их глаза встретились, и он посмотрел на нее с теплой улыбкой.

Они неохотно покинули столовую и вернулись в гостиную посидеть у камина. Они разговорились о Наташиной книге, о театре, путешествиях и событиях в Нью-Йорке, и у Наташи на миг появился обеспокоенный вид, когда она заметила тоску по этой жизни в глазах Изабеллы. Корбет понял это, и на мгновение все умолкли. А потом Наташа лениво встала и повернулась спиной к камину.

– Ладно, вы, двое. Думаю, я собираюсь поступить невежливо. Я устала. – Но она знала, что Корбет хотел поговорить с Изабеллой наедине.

Изабелла ждала, что Корбет скажет, что ему пора уходить, но он этого не сделал. Он встал, чтобы поцеловать Наташу, и они остались одни.

Какое-то время он наблюдал за ней, пока Изабелла с отсутствующим видом смотрела на огонь, пламя которого мягко освещало ее лицо, отражаясь в больших темных глазах. Ему хотелось сказать, как прекрасно она выглядит, но он инстинктивно понимал, что не должен этого делать.

– Изабелла... – тихим шепотом произнес он, и она повернулась к нему. – Мне ужасно жаль, что вчера вечером случилось такое.

– Не стоит. Полагаю, это было неизбежно. Мне просто хотелось, чтобы все было иначе.

– Знаете, Наташа права. В конце концов так и будет.

– Но еще очень нескоро. – Она задумчиво посмотрела на него. – В некоторых отношениях я была избалована.

– Неужели такие вечера, как вчерашний, имеют большое значение для вас?

– По правде говоря, нет. Но люди – да. Мне интересно, что они делают, как выглядят, о чем думают. Вдруг становится очень трудно жить в собственном крошечном мире.

– Ему совсем необязательно быть таким уж крошечным. – Он оглядел освещенную мягким светом гостиную и с улыбкой перевел взгляд на нее. – У вас есть возможность выходить, оставаясь незамеченной.

– Я попыталась сделать это вчера вечером.

– Нет, это не то. Вы вошли прямо на арену для боя быков, одетая как матадор, и когда вас заметили, вы были удивлены.

Она засмеялась над подобным сравнением.

– Я не думала об этом с такой точки зрения. Он тоже тихо засмеялся.

– Я не уверен, что высказался правильно. Но вам необязательно сидеть взаперти. Можно ездить за город и подолгу гулять там. Не надо полностью запираться здесь. Раз вам это необходимо, то нужно выходить.

Она печально вздохнула, пытаясь унять желание в душе.

– Вы позволите мне иногда вытаскивать вас отсюда? Может быть, с Алессандро? Или вас одну?

– Это было бы очень приятно. – Она на мгновение умолкла и посмотрела ему в глаза. – Но знайте, вы не обязаны это делать.

Ему не хотелось отводить взгляд от ее глаз. Он слегка покачал головой и отвернулся.

– Я понимаю больше, чем вы думаете. Я давно потерял жену. Не так внезапно, как вы своего мужа. Но это было по-своему невыносимо болезненно. Сначала я думал, что умру без нее. Теряешь все, что так знакомо, все, что имело смысл и действительно много значило. Единственного человека, знающего, что ты думаешь, как ты смеешься, как плачешь, что чувствуешь; человека, который помнит любимые шутки из твоего детства, самые ужасные страхи, который знает все это и умеет найти к тебе подход. Неожиданно остаешься один, в полной уверенности, что никто уже не сможет так понимать тебя.

– И это действительно так? – Изабелла следила за ним, стараясь не заплакать. – Кто-нибудь другой сможет научиться понимать и разгадывать тайны?

Она подумала: «Смогу ли я когда-нибудь снова полюбить?»

– В конце концов я поверил, что всегда есть кто-то. Возможно, они будут иначе смеяться или больше плакать, или их потребности по-другому будут сочетаться с вашими. Но эти люди существуют, Изабелла, и вы должны знать это.

– А вы нашли такого человека? Того, кто мог бы занять ее место?

– Пока нет. Я не был готов к этому. Но я научился жить с этой болью, о ней не думаешь каждый день. Но при этом я не лишился своего дома, своей страны, привычного образа жизни, как вы сейчас.

Она тихо вздохнула:

– Я не утратила только две вещи: моей работы и моего сына. Именно из-за него я здесь. Была ложная тревога по поводу похищения Алессандро, и я решила, что не могу больше так жить.

– Но ведь никто не может отнять у вас ни работу, ни ребенка. Здесь вы в безопасности.

– Алессандро – да, но я очень волнуюсь из-за работы.

– Не думаю, что вам стоит беспокоиться. Из того, что я читал о вашем бизнесе, там, кажется, все вполне надежно.

– Пока. Но я не могу вечно руководить таким образом. Вы, как никто, должны понимать это.

Он понимал, и даже лучше, чем она могла представить. И ему нечего было добавить к сказанному. Он почувствовал тяжесть на своих плечах и протянул руки к огню, чтобы согреться.

– В конце концов вы можете что-то изменить. Открыть свое дело здесь, и даже в большем масштабе. Вы могли бы так разделить свою администрацию, чтобы иметь возможность управлять из любого места. Но только если в этом возникнет необходимость. Но пока не время думать об этом.

– Я собираюсь вернуться в Рим.

В ответ он понимающе кивнул, ничего не говоря. Затем тихо добавил:

– Я уверен, через какое-то время вы это сделаете. А пока вы здесь, мне бы хотелось помочь вам как можно лучше провести это время. Единственное, что спасло меня, когда умерла Бет, это мои друзья.

Изабелла понимающе кивнула, ей это было тоже хорошо известно.

– Корбет... – Она посмотрела на него со слезами, неожиданно засверкавшими на глазах. – Вам удалось преодолеть такое ощущение, что она в любой момент может вернуться домой? Не думаю, что кто-то понимает это. Но я продолжаю чувствовать себя так, будто он просто куда-то уехал.

Корбет мягко улыбнулся и кивнул:

– В определенном смысле так и есть. Я верю, что когда-нибудь мы снова встретимся. Но сейчас нам нужно сделать нашу жизнь лучше. Пока живы, мы должны взять от жизни как можно больше. Но в ответ на ваш вопрос могу сказать: да, мне казалось, что Бет просто вышла ненадолго, на несколько часов, уехала на пару дней навестить кого-то, пошла по магазинам или еще куда-нибудь. Я мог услышать лифт или стук двери в квартире и подумать: «Она дома!» А через минуту мне становилось еще хуже, чем прежде. Возможно, это игра, в которую мы играем сами с собой, чтобы держаться подальше от правды. А может быть, просто трудно ломать старые привычки. Кто-то, каждый день возвращаясь домой, думает, что так будет вечно. В конце концов изменяется только то, что этот кто-то больше не приходит домой. И это заставляет вас очень ценить то, что у вас есть, потому что теперь вы знаете, как коротка и эфемерна жизнь.

Они снова некоторое время сидели молча, а в камине тускло светились угли.

– Семь с половиной месяцев – не так уж много. Но это достаточно долго, чтобы почувствовать ужасное одиночество и осознать, что действительно все надо делать самому.

– Это иногда пугает меня. Нет, даже не так. Это ужасает меня.

– Но вы не кажетесь мне очень испуганной. – Она выглядела спокойной, собранной и способной справиться почти со всем, и он был уверен, что в последние семь с половиной месяцев она действительно справлялась. – Только не позволяйте людям давить на вас. Двигайтесь вперед в собственном темпе.

– У меня нет темпа. Только в работе. Сейчас это единственное, что заполняет мою жизнь.

– Сейчас, но только сейчас. Не забывайте, что это не навсегда. Напоминайте себе об этом каждый день. Если станет невыносимо больно, говорите себе, что это только на данный момент. Когда я потерял Бет, один мой друг – женщина – сказал мне, что это немного похоже на рождение ребенка. Начинаются схватки, и становится невыносимо больно. Вам кажется, что это будет продолжаться вечно и вы не выживете. Но пройдет всего несколько часов, и все закончится, останется позади. Вам все удалось, и дело сделано.

Она улыбнулась подобному сравнению. Ее роды были очень трудными.

– Я попробую напоминать себе об этом.

– Хорошо.

Затем она вопросительно взглянула на него:

– У вас есть дети, Корбет?

Он отрицательно покачал головой.

– Только те, которых я иногда беру взаймы у друзей.

– Возможно, вы не так уж плохо устроились. – Она усмехнулась. – Может быть, вы почувствуете это, особенно после того, как съездите на пожарную станцию с Джесоном и Алессандро.

– Это доставит мне удовольствие. А как насчет вас?

– Что насчет меня?

– Хотите завтра поехать на прогулку?

– Вы разве не работаете? – удивилась она.

– Завтра суббота.

– Я забыла. И я собиралась... – она тепло посмотрела на него, – мне бы очень хотелось поехать.

Днем?

– Конечно. – У него сразу же появился победоносный вид. – В моей машине есть занавеси, закрывающие заднее сиденье. Мы можем задёрнуть их, пока не отъедем подальше от города.

– Как загадочно. – Она снова засмеялась, и Корбет встал, когда она протянула ему руку. – Благодарю вас, Корбет.

Он хотел пошутить над ней за официальность, но решил, что разумнее не делать этого. Затем он пожал ей руку и пошел к двери.

– До завтра, Изабелла.

– Спасибо. – Она вновь улыбнулась, когда лифт поднялся к ним. – Спокойной ночи.

На этот раз он ушел от нее улыбаясь, но слегка вздрогнул от страха, когда вспомнил все, что не сказал ей.

Глава 21

На следующий день они поехали в Коннектикут, спрятавшись за плотно закрытыми занавесями его «роллса», снова беседуя о бизнесе, на этот раз о доме мод ее деда в Париже, а затем опять заговорили о Риме.

– Откуда вы так много знаете об этом? – Она внимательно смотрела на него, пока они проезжали под деревьями, на которых только начинали появляться листочки.

– Это очень близко моему бизнесу. Каким бы видом торговли вы ни занимались, основные положения зачастую одни и те же.

Идея заинтриговала ее. Она никогда не задумывалась о возможности применения своих знаний к чему-нибудь еще.

– Вы занимаетесь очень многими делами? – Но из его обширных познаний она уже поняла, что это так и есть. Ей казалось странным, насколько он был неразговорчив насчет своего бизнеса – большинство мужчин с готовностью говорили именно о работе и ни о чем другом.

– Да.

– Почему вы не расскажете мне побольше о других ваших делах?

– Потому что эти рассказы только наскучат вам. Некоторые нагоняют скуку даже на меня.

Она засмеялась вместе с ним и радостно потянулась, когда они вышли из машины.

– Если бы вы только знали, как давно я не ходила по траве и не видела деревьев. Наконец-то и здесь появляется зелень. Я уж думала, что все вокруг вечно будет серым.

Он нежно улыбнулся ей.

– Вот видите, в природе то же самое. Ничто не длится вечно, Изабелла. Ничто – ни плохое, ни хорошее. Мы оба это знаем. Вы не можете срубить дерево за то, что оно еще не в цвету. Вам надо подождать, и через какое-то время оно снова оживет. – Ему хотелось сказать ей: «Как и вы».

– Наверное, вы правы. – Но она была слишком счастлива, чтобы сейчас думать о прошлом. Ей хотелось просто глубоко дышать и наслаждаться природой и первыми признаками весны.

– Почему вы не взяли Алессандро? – Он по-' смотрел на нее.

– У него и Джесона назначена встреча в парке с друзьями. Но он просил обязательно напомнить вам о пожарной станции. – Она, смеясь, погрозила ему пальцем: – Я же вам говорила!

– Я уже это организовал. Во вторник днем.

– Тогда вы – человек слова. Он серьезно посмотрел на нее.

– Это действительно так, Изабелла.

Но она уже знала это. Все в нем говорило о том, что он человек чести, на которого можно положиться и доверить сердечные тайны. Она многие годы не встречала таких людей, как он. А еще дольше она ни с кем не была так откровенна, как с ним. Единственными людьми, которым она доверяла, были Амадео, Бернардо и Наташа. Но она потеряла Амадео, а с Бернардо они больше не разговаривали на личные темы. Между ними лежало слишком большое расстояние, и к тому же она чувствовала себя оторванной от него, как и он от нее. Поэтому она осталась только с Наташей, а теперь и с Корбетом. Удивительно, как всего за несколько дней она стала доверять ему и всему, что он говорил.

– О чем вы задумались?

– О том, что мне хорошо с вами, как со старым другом. И это очень странно.

– Почему же странно? – Они остановились у упавшего дерева и присели на него. Корбет выглядел поразительно молодо, несмотря на преждевременную седину.

– Странно только потому, что я не знаю вас. Правда, я даже не знаю, кто вы.

– Нет, знаете. Вы знаете все самое существенное обо мне. Где я живу, что делаю. Знаете, что я долгие годы был другом Наташи. Вам известно и кое-что другое. Я многое рассказал вам. – Он имел в виду свою умершую жену, Бет. Изабелла молча кивнула и перевела взгляд на верхушки деревьев, выгнув свою длинную шею: волосы мягко упадали ей на спину. Он улыбался, глядя на нее, – в этот момент она походила на ребенка на качелях.

Он был заинтригован ею, ее изумительной красотой и острым умом, нежной элегантностью, сочетающейся с редкостной силой и способностью руководить. Она была полна контрастов и глубоких оттенков.

– Почему вы всегда в черном, Изабелла? Я никогда не видел вас, одетой в другой цвет, кроме того вечера, когда на вас было белое пальто.

Она прямо посмотрела на него:

– Ради Амадео. Я буду носить черное в течение года.

– Простите. Мне следовало это знать. Но люди в Штатах больше не соблюдают траур. – Он явно огорчился, как если бы сказал что-то неуместное, но Изабелла улыбнулась.

– Все нормально. Это не расстраивает меня. Это – просто традиция.

– Вы даже дома в черном. Она кивнула.

– Вы, должно быть, великолепно смотритесь в других цветах – сизых оттенках и нежно-персиковых, ярко-голубых и красных – с вашими темными волосами... – У него был мечтательный и мальчишеский вид.

Она засмеялась:

– Вам следовало стать дизайнером, Корбет.

– Иногда я бываю и им.

– В каком плане? – Ее глаза стали серьезными, когда она выпрямила голову, чтобы повнимательнее посмотреть на него. Он был интересным человеком.

– О, я как-то выбрал несколько моделей для воздушной линии. – Он побоялся сказать больше.

– Это имело успех?

– Воздушная линия?

– Нет, модели. Они хорошо смотрелись?

– Думаю, да.

– Вы использовали свои ткани? – Он кивнул, и она, казалось, одобрила. – Это было хорошее дело. Я иногда стараюсь использовать взаимозаменяемые вещи в готовой одежде и моих моделях. Хотя это не всегда легко из-за тканей. Но я делаю это, когда удается.

– Где вы всему этому научились? – Он был очарован, и она улыбнулась.

– У моего деда. Он был гением. Единственный и неповторимый Жак-Луи Парель. Я наблюдала за ним, слушала, училась у него. Я всегда знала, что буду модельером. Проведя год здесь, я открыла собственное ателье мод в Риме. – Так она встретилась с Амадео, и с этого все началось.

– Значит, вы – прирожденный гений.

– Очевидно. – Она с усмешкой сорвала маленький полевой цветок.

– И сама скромность в придачу. – Он легко положил ей руку на плечо и встал. – Как насчет того, чтобы перекусить?

– Мы можем поехать куда-нибудь? – с восторгом спросила она, но он быстро покачал головой:

– Нет.

Ее глаза на мгновение потускнели.

– Я сделала глупость, что спросила.

– Мы вернемся сюда летом. Прямо за тем холмом есть прекрасный ресторан. А пока, Изабелла, я захватил немного провизии.

– Правда?

– Конечно. Надеюсь, вы не думали, что я стану морить вас голодом? Пожалуй, у меня чуть больше здравого смысла. Кроме того, знаете ли, я тоже хочу есть.

– Вы решили устроить пикник?

– Что-то в этом роде. – Он протянул ей руку, и она встала с поваленного дерева, отряхивая черную юбку и поплотнее запахивая черный блейзер.

Корбет подъехал к близлежащему озеру, остановил машину и достал большую кожаную сумку, из которой извлек паштет, сыр бри, французскую булку, икру, печенье, пирожные и фрукты.

Изабелла с восторгом смотрела на деликатесы, разложенные на маленьком столике, который он вытащил из багажника.

– Мой Бог, какая роскошь. Не хватает только шампанского.

– Вы слишком торопитесь, – сказал он, поклонившись со своего места и задорно посмотрев на нее. Корбет открыл бар и вытащил большую бутылку, лежащую в ведерке со льдом. Потом поставил два стакана.

– Вы продумали все.

– Почти.

Все воскресенье шел дождь, и Изабелла целый день играла дома с Алессандро, благодаря Бога, что накануне была хорошая погода. В понедельник она проработала пятнадцать часов, а во вторник провела день в бесконечных звонках в Гонконг и Европу, в Бразилию и Бангкок.

Она сидела на кухне в джинсах и пила кофе, когда раздался звонок в дверь. До прихода мальчиков оставалось десять минут. Хэтти ушла на рынок, а Наташа сказала, что уходит на весь день. С удивленным видом Изабелла подошла к входной двери, заглянула в «глазок» и усмехнулась. Это был Корбет, тоже в старом свитере и джинсах.

– Как вы могли забыть о таком важном событии? Ведь сегодня мы едем на пожарную станцию!

Изабелла смутилась.

– Я забыла.

– Мальчики дома? Если нет, то мне придется взять вас. Пожарная станция никогда не простит меня, если мы там не появимся. Я просто скажу, что вы – моя племянница. – Его глаза оценивающе скользили по Изабелле, он внезапно заметил ее длинные худые ноги и узкие бедра.

– Мальчики будут дома через пять минут, и они будут в восторге. А как вы?

– Прекрасно. Чем вы обе занимаетесь? Работаете, как всегда?

– Конечно. – Изабелла важно посмотрела на него, а потом поманила к двери своего кабинета. – Хотите посмотреть, какой красивый кабинет предоставила мне Наташа, когда я сюда приехала? – Она походила на маленькую девочку, демонстрирующую свою комнату. Он с готовностью последовал за ней и присвистнул, войдя в кабинет. – Чудесно, не правда ли?

– О да. – На столе была разложена ее работа, горы бумаг, а на полу лежали аккуратные стопки с рисунками моделей. – К этому надо привыкнуть. Представляю, что в Риме у вас немного больше места.

– Чуть-чуть. – Она улыбнулась, подумав об огромных кабинетах, которые были у них с Амадео. – Но я справляюсь.

– Похоже на то.

В этот момент появились мальчики и радостно завопили, обнаружив Корбета. Через десять минут они снова ушли вместе с ним и вернулись только через два часа.

– Ну как съездили? – Изабелла ждала их возвращения, и они рассказали ей со всеми подробностями. Алессандро восторженно сообщил, что там действительно есть латунный шест, выкрикнув это через плечо, когда Хэтти тащила его в ванну. – Теперь ближе к делу, – сказала она Корбету, когда они остались одни. – Как вы? Устали?

– Немного. Но мы чудесно провели время.

– Какой вы хороший спортсмен. Хотите выпить?

– Пожалуй. Виски с содовой и много льда.

– Очень по-американски. – Она бросила на него неодобрительный взгляд и подошла к Наташиному бару из белого мрамора.

– Что же выпить мне?

– «Чинзано», перно или, может быть, ликер.

– Я запомню это к следующему разу. Но, к счастью, я предпочитаю виски. – Она протянула ему бокал, и он усмехнулся. – А где Наташа?

– Одевается к ужину и открытию галереи.

– А вы, Золушка?

– Как обычно. Пойду на прогулку.

– А вы не боитесь, Изабелла? – Он посмотрел на нее с внезапной озабоченностью.

– Я очень осторожна. – Она даже больше не ходила на Мэдисон-авеню. – Не очень интересно, но все же помогает.

Он кивнул.

– Могу я присоединиться к вам сегодня вечером? Она быстро ответила:

– Конечно.

Подождав, пока Корбет допьет виски, а Наташа уйдет на званый вечер, они пошли гулять. Они прошлись по ее обычному маршруту и даже немного дальше, медленно туда и быстрым шагом обратно. Ей так больше нравилось. Как будто ее тело нуждалось в тренировке и свежем воздухе. Прогулки было недостаточно, но все же лучше, чем ничего.

– Теперь я знаю, что чувствуют бедные маленькие собачки, запертые на целый день в квартирах.

– Иногда я чувствую себя так в своем кабинете.

– Да. – Она укоризненно посмотрела на него. – Но вы можете в любой момент покинуть его.

Казалось, он о чем-то задумался, когда они вернулись в квартиру, но мальчики быстро насели на него, одетые в пижамы, с только что вымытыми головами, и момент был упущен. Изабелла с полчаса наблюдала, как он борется и играет с ними. По-видимому, Корбету нравилось такое времяпрепровождение. Он прекрасно общался с детьми, как, впрочем, и со всеми остальными. И ей было приятно видеть мальчиков с ним. Он был их единственным мужчиной. Наконец на сцене появилась Хэтти и, невзирая на яростные протесты, увела обоих спать.

– Хотите остаться на ужин?

– С удовольствием.

На кухне их ждал жареный цыпленок с отварной кукурузой и растопленным маслом, приготовленный Хэтти.

После ужина они побрели в конец квартиры и устроились в приятном маленьком кабинете Наташи. Изабелла включила музыку, и Корбет удобно вытянул свои длинные ноги.

– Я ужасно рад, что пошел на тот благотворительный вечер на прошлой неделе. А знаете, я чуть было не отказался?

– Почему?

– Я думал, что там будет скучно. – Он засмеялся при мысли об этом, а с ним и Изабелла.

– Ну и как, вам было скучно?

– Вряд ли. И с тех пор ни на мгновение.

– Мне тоже. – Она улыбнулась ему и слегка удивилась, когда он взял ее за руку.

– Я рад. Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такое. Если бы я мог все изменить. – Но он не мог, и он понимал это. Пока не мог.

– Жизнь иногда бывает нелегкой, но, как вы сказали, мы всегда выживаем.

– Некоторые выживают, другие – нет. Но вы из тех, кто выживает. Так же как и я.

Она кивнула, соглашаясь.

– Думаю, меня этому научил мой дедушка. Что бы ни случалось, какие бы невзгоды ни сваливались на него, он поднимался и сразу же делал что-то еще лучше. Иногда ему требовалось какое-то время, чтобы собраться с духом, но ему всегда удавалось сделать что-то эффектное. Я восхищаюсь этим.

– Вы очень похожи на него, – сказал он, и она улыбнулась в знак благодарности. – Почему он в конце концов продал свое дело?

– Ему было восемьдесят три года, он устал и был стар. Моя бабушка умерла, а мою мать совершенно не интересовала эта работа. Оставалась только я. Но я была слишком молода. Тогда я не могла управлять домом мод Пареля. Хотя теперь я могла бы. Иногда я мечтаю вновь выкупить его и объединить с «Сан-Грегорио».

– Почему вы этого не сделали?

– Амадео и Бернардо всегда считали, что в этом нет смысла.

– Неужели? А для вас?

– Возможно. Я еще окончательно не решила, но не исключаю такой возможности.

– Тогда когда-нибудь вы купите его.

– Может быть. В одном я уверена: я никогда не продам то, что имею. – Она имела в виду «Сан-Грегорио».

– А разве так ставился вопрос? – спросил он и отвел глаза.

– Мой директор, Бернардо Франко, старается подтолкнуть меня к этому. Он ужасный глупец. Я никогда не продам.

Корбет понимающе кивнул.

– Я думаю, вам не следует этого делать.

– В один прекрасный день это дело будет принадлежать Алессандро. Я обязана передать его ему.

Корбет снова кивнул, и разговор перешел на другие темы. Они заговорили о музыке и путешествиях, о местах, где они жили в детстве, и почему у Корбета не было детей.

– Я боялся, что у меня не будет времени даже на одного.

– А ваша жена?

– Я на самом деле не уверен, что ей хотелось иметь детей. Во всяком случае, она соглашалась со мной, и у нас их так и не было, а теперь уже немного поздновато.

– В сорок два? Не говорите ерунду. В Италии у мужчин намного старше вас все время рождаются дети.

– Тогда я выбегу на улицу и немедленно заведу одного. Что же мне делать? Дать объявление в газету?

Изабелла тихо засмеялась с противоположного конца маленького дивана.

– Я не думаю, что вам следует прибегать к таким решительным мерам.

Он мягко улыбнулся:

– Может быть, и нет.

А затем, даже не понимая, как это случилось, она увидела, как он придвинулся ближе, положил руки ей на плечи. Она почувствовала, как плывет в его объятия. Вдали играла музыка, грохоча в ее ушах, когда Корбет поцеловал ее, и она прижалась к нему, как к спасательному плоту в сильном прибое. Он нежно поцеловал ее, и она почувствовала, как все ее тело тянется к нему, пока она не оторвалась от него, слегка пошатываясь.

– Корбет! Нет! – Она удивилась самой себе, но ее быстро успокоил взгляд его глаз. В них было выражение нежной любви человека, которому она доверяла, с которым она чувствовала себя в полной безопасности. – Как это произошло? – Ее глаза затуманились слезами смущения, а возможно, и некоторой радости.

– Ну что ж, посмотрим'. Я скользнул по дивану сюда, затем положил руку сюда... – Он добродушно смеялся над ней, и ей ничего не оставалось, как тоже засмеяться.

– Это было ужасно, тебе не следовало этого делать, Амадео... – Она неожиданно осеклась. Здесь не было Амадео. На глаза тотчас навернулись слезы. Но он снова обнял ее и крепко прижал к себе, а она плакала.

– Нет, Изабелла, не надо. Не оглядывайтесь назад, дорогая. Думайте о том, что я сказал вам: боль не останется навечно. Это нечто совсем, совсем новое.

Но он был рад, что после смерти Амадео прошло почти восемь месяцев. И этого было достаточно для того, чтобы она была готова по крайней мере подумать о ком-то еще.

– Но я не должна была, Корбет. – Она медленно отстранилась от него. – Я не могу.

– Почему? Если вы этого не хотите, мы больше никогда даже не заговорим об этом.

– Не в этом дело, вы мне нравитесь...

– Может быть, еще слишком рано? Не будем спешить. Обещаю. Я хочу, чтобы вы больше не были несчастны.

Тогда она нежно улыбнулась:

– Это – прекрасный сон. Ничто не вечно, помните? Ничто – ни хорошее, ни плохое.

– Да, но кое-что длится очень долго. Мне бы очень хотелось, чтобы так было с вами.

Не зная, почему говорит это, она неожиданно для себя произнесла:

– Мне тоже.

Он улыбнулся ей. Они пили бренди, слушали музыку и сидели на полу, как дети. С ним было легко, и она была счастлива, но ей стало еще радостнее, когда он снова поцеловал ее. На этот раз она не возражала, и ей не хотелось, чтобы он останавливался. Наконец он взглянул на часы, нежно посмотрел на нее и встал.

– Дорогая, думаю мне пора домой.

– Так рано! Наверное, еще нет и десяти. Он покачал головой.

– Уже почти половина второго, и если я сейчас же не уберусь отсюда, то нападу на вас.

– Изнасилуете? – весело спросила Изабелла. Она уже взяла себя в руки.

– Мы могли бы начать с этого. В этом есть своя прелесть, вам не кажется? – Он лукаво прищурился, и она засмеялась.

– Вы невозможны.

– Может быть, но я без ума от вас. – Он протянул руки и рывком поднял ее. – А знаете, Изабелла? Я много лет не испытывал такого.

– А до этого? – Она все еще шутила. Внезапно ей стало так радостно, что захотелось летать.

– О, до этого я влюбился в девочку по имени Тилли Эрзбаум. Ей было четырнадцать, и у нее была великолепная грудь.

– А сколько лет было вам? Он задумался.

– Девять с половиной.

– Тогда вы прощены.

– Слава Богу.

Они медленно пошли к двери, и он опять поцеловал ее, когда они пожелали друг другу спокойной ночи.

– Я позвоню завтра. Она радостно улыбнулась.

– А как насчет нашей прогулки? Могу я присоединиться к вам завтра?

– Думаю, это можно организовать.

Проснувшись на следующее утро, Изабелла ужаснулась содеянному. Она же вдова. В душе она все еще оставалась замужней женщиной. Что она наделала, целуясь с ним ночью на полу в кабинете? У нее колотилось сердце каждый раз при мысли об этом, и она испытывала грусть, смешанную с незнакомым прежде чувством вины. Когда он позвонил ей, Изабелла укрылась в своем кабинете и севшим голосом сказала Наташе через закрытую дверь, что слишком занята, чтобы болтать с кем-то по телефону, даже с ним. Но это была не его вина, урезонивала она себя, тщетно пытаясь с головой зарыться в работу. В этом была вовсе не его вина. Она, так же как и он, жаждала этих поцелуев, удивленная, как и он, своими ответными поцелуями, а еще больше тому, что зашевелилось в глубине ее души. Но Амадео... Амадео... И тогда она осознала: Амадео больше никогда не вернется.

– Куда ты идешь? – Наташа удивленно посмотрела на нее, когда Изабелла поспешно направлялась к входной двери.

– Я хочу пойти погулять пораньше. У меня будет слишком много работы сегодня вечером. – Она нервно взглянула на Наташу, и голос у нее был резким.

– Ладно. Тебе не стоит так нервничать из-за этого. Я просто спросила.

Она вернулась в пять часов, все еще потрясенная, нервная, шокированная своим поступком. Но потом вдруг, поднимаясь в лифте, поняла, что была дурочкой. Она – взрослая женщина. Итак, она поцеловала его. Ну и что? Но открыв дверь в квартиру, она так и подскочила, увидев его посреди комнаты. Дети, как обычно, играли возле его ног, а Наташа растянулась на диване среди книг и бумаг, пытаясь болтать с Корбетом, несмотря на шум.

– Привет, Изабелла. Как погуляла? – выкрикнула Наташа.

– Прекрасно.

– Надеюсь, прогулка пошла тебе на пользу. Перед уходом ты была в отвратительном настроении.

Изабелла кивнула, а Корбет усмехнулся. Но в выражении его глаз не было ничего чересчур фамильярного или неприятного, заявляющего о его правах на нее.

– У вас был трудный день?

Она снова кивнула, пытаясь улыбнуться, и слегка расслабилась от приятного дружелюбия в его глазах. Возможно, она придала этому слишком большое значение. Может быть, он вовсе не собирается продолжать в том же духе. Просто подействовали бренди, музыка, но об этом еще можно забыть, еще не слишком поздно. И тогда она почувствовала, что улыбается, и растянулась в кресле так же, как и Наташа. Мальчики играли с Корбетом, но Наташа громко крикнула Хэтти, которая появилась через мгновение, и жестом приказала увести детей.

– Господи, я люблю их, но иногда они сводят меня с ума.

Корбет удобно устроился в кресле, слегка вздохнул и усмехнулся.

– Неужели вы обе никогда не играете с ними в грубые игры? В них больше энергии, чем в совершенно новых пружинах.

– Мы читаем им книжки. – Наташа с удивлением посмотрела на него. – И мы играем в игры.

– Тогда купите им боксерскую грушу или что-нибудь в этом роде. Нет, пожалуй, им не нужна груша. У них есть я. Он встретился взглядом с Изабеллой и на сей раз посмотрел на нее более выразительно. – Вы уже ходили на прогулку?

Она кивнула:

– Да.

– Ладно. Тогда покажите, что вы делали сегодня в своем кабинете. Вы вчера пообещали, помните? – И прежде чем она успела возразить, он взял ее руку и поднял с кресла. Не желая устраивать сцену перед Наташей, она быстро пошла к своему кабинету. Корбет закрыл дверь.

– Корбет, я...

– Подождите минуту, прежде чем скажете что-нибудь. Пожалуйста. – Он сел в кресло и по-доброму посмотрел на нее. – Почему вы не садитесь?

Она села, как послушная школьница, испытывая облегчение от того, что он не схватил ее в объятия, вопреки ее ожиданиям.

– Прежде чем вы скажете мне то, что думаете, – продолжал он, – позвольте мне сказать то, что я уже знаю. Я прошел через это. Мне это все знакомо. И это ужасно, так что разрешите по крайней мере поделиться своим опытом. Если я не совсем выжил из ума, то прошлой ночью я ушел отсюда, и вы были столь же счастливы, как и я. Но в какой-то момент, возможно, ночью или утром, а может быть, только к вечеру, хотя я сомневаюсь в этом, вы стали думать: о вашем муже, о том, что было, о том, что вы еще замужем. Вы испытали чувство вины, испуг, безумие.

Изабелла с изумлением, не отрываясь, смотрела на него широко раскрытыми глазами, не произнося ни слова.

– Вы даже не могли понять, почему поступили так; вы с трудом вспоминали, кто я такой. Но позвольте сказать вам, дорогая, это естественно. Вам придется пройти через это. Теперь вам от этого не убежать. Вы одиноки, но ничто человеческое вам не чуждо, и вы не совершили ничего ужасного. И если бы тогда похитили вас, а не его, то ваш муж в данный момент испытывал бы то же самое. Требуется примерно столько времени, чтобы вновь начать чувствовать, оттаивать, и тогда к вам возвращаются все чувства, которые вы испытывали прежде, но их не с кем разделить. Но сейчас у вас есть я. Вы можете или попробовать оттаивать, потихоньку, постепенно, или умчаться со всех ног и до конца жизни прятаться за свое чувство вины и ощущение, что вы все еще замужем. Это не ультиматум. Вы можете просто не хотеть меня. Возможно, я не тот человек, который вам нужен. Если вы так считаете, то я пойму. Но не бегите от того, что вы чувствуете, Изабелла... Вы не можете вернуться в прошлое. – Он остановился, почти задохнувшись, а Изабелла, пораженная, смотрела на него.

– Но как вы узнали?

– Я прошел через это. И когда я в первый раз поцеловал женщину, у меня возникло такое чувство, как будто я осквернил память Бет, как будто я предал ее. Я разрывался на части. Но разница заключалась в том, что она меня вовсе не интересовала. Просто я был одиноким и похотливым, уставшим и печальным. Но вы для меня имеете большое значение. Я люблю вас и очень надеюсь, что вы сможете ответить на мое чувство.

– Как вам удается все понимать? – Она с изумлением смотрела на него из другого конца комнаты. И он улыбнулся ей, с любовью, легко, от всей души.

– Просто я очень умный.

– Ах, и скромный! – Она неожиданно вновь заулыбалась, с удовольствием подтрунивая над ним.

– В таком случае мы идеально подходим друг другу. Именно поэтому вы ушли гулять без меня?

– Я хотела убежать от вас. Совершить прогулку до того, как вы появитесь здесь.

– Это было благоразумно. – Он не был ни обиженным, ни удивленным. Он просто понял.

– Прошу прощения.

– Не стоит. Хотите, чтобы я сейчас же ушел? Это нормально, Изабелла, я пойму.

Но она покачала головой и протянула ему руку. Он подошел к ней и взял за руку, глядя в бездонные черные очи.

– Я не хочу, чтобы вы уходили. Теперь я чувствую себя глупой. Наверное, я была не права. – Она прильнула к нему, как это делали дети, а он нежно взял ее за руки и опустился на колени рядом с ней.

– Я сказал, что мы будем продвигаться медленно. Я не тороплюсь.

– Я рада. – С этими словами она нежно обняла его за шею и по-детски прижалась к нему. Казалось, они очень долго обнимали так друг друга, и на этот раз Изабелла медленно провела рукой по его худощавому красивому лицу, коснулась его подбородка и глаз. На сей раз она сделала первый шаг, и ее уста коснулись его губ, сначала нежно, затем с жадностью.

– Полегче, дорогая. Но она снова улыбалась.

– Что ты там говорил насчет изнасилования?

– Если ты изнасилуешь меня, то я побью тебя. – Он изобразил оскорбленную невинность, и она засмеялась. Тогда он опять заулыбался. – Хочешь поехать покататься? – Он смотрел с надеждой, не желая давить на нее.

– Ты приехал на машине?

– Нет, я собирался украсть какую-нибудь. Конечно, я на машине. А что?

– Тогда с удовольствием. – Она помолчала. – А что мы скажем Наташе?

– Что мы собираемся покататься. Неужели это так плохо?

Они махнули Наташе на прощание и поехали на Уолл-стрит, к Клойстерс, а потом через парк. Откинувшись на покрытое плюшем сиденье рядом с Корбетом, она чувствовала себя защищенной от всего мира.

– Я не знаю, что произошло со мной сегодня, – сказала она.

– Не волнуйся об этом, Изабелла. Все в порядке.

– Полагаю, да. Как ты думаешь, я когда-нибудь буду снова нормальной? – Она смотрела на него, улыбаясь, спрашивая то ли в шутку, то ли всерьез.

– Надеюсь, что нет. Ты мне нравишься такой. Она нежно улыбнулась ему:

– Ты мне тоже нравишься.

Но две недели спустя, когда Наташа уехала с мальчиками на выходные, Изабелла поняла, что он ей не просто нравится.

– Ты хочешь сказать, что они бросили тебя? – Он явно огорчился, когда зашел к ней на чай в субботу днем. Корбет собирался посидеть с ней несколько часов и, может быть, прогуляться, но также надеялся, что, возможно, Наташа куда-нибудь уйдет. Ему нравилось проводить время наедине с Изабеллой, и это было еще-более ценным для него, потому что такие моменты выдавались редко. Их всегда окружали дети, Наташа или Хэтти. – Куда они отправились?

Изабелла весело улыбнулась, подавая ему чашку чая «Эрл Грей».

– К каким-то Наташиным друзьям в Коннектикут. Мальчикам это пойдет на пользу.

Он задумчиво кивнул, но подумал вовсе не о мальчиках, нежно беря ее руку.

– Ты чувствуешь, как здесь тихо и как редко мы бываем одни?

Она сидела задумавшись, и постепенно ее мысли уносились в Рим. Там в ее доме было так много места, принадлежавшего только ей, так много собственного времени.

– Мне бы хотелось, чтобы ты был знаком со мной тогда, – мечтательно произнесла она, а он следил за ее глазами.

– Когда, Изабелла?

– В Италии... – тихо произнесла она, а потом посмотрела на него, слегка покраснев от смущения. – Но это неразумно, не так ли? – В Италии, в добрые времена, она была бы замужем. Корбету не нашлось бы места в ее жизни.

Но он понял, о чем она думала. Вполне нормально, что на нее то и дело накатывала тоска по дому.

– У тебя там чудесный дом?

Она улыбнулась и кивнула, а затем с сияющими глазами рассказала ему о рождественской карусели для Алессандро. Она так замечательно выглядела, когда говорила об этом, что он поставил чашку и заключил ее в объятия.

– Как бы мне хотелось отвезти тебя туда... домой, если это – твое заветное желание. – А затем очень тихо добавил: – Но может быть, когда-нибудь твой дом будет здесь?

Но в действительности она так не думала. Изабелла не могла представить, что проведет остаток жизни где-либо, кроме Рима.

– Ты очень скучаешь по дому? Она пожала плечами и улыбнулась:

– Италия это... просто Италия. В мире нет ничего похожего на нее. Темпераментные люди, сумасшедшее движение, хорошие макароны, чудесные запахи...

Говоря это, она думала об узких улочках недалеко от «Сан-Грегорио», о женщинах, кормящих детей на порогах своих квартир, о ребятах, выбегающих из церкви, о птицах, поющих на деревьях в ее саду... даже при мысли об этом на глаза наворачивались слезы.

– Ты же знаешь, я не могу вернуться туда. Он на мгновение задумался.

– Пожалуй, можешь.

– Ты серьезно?

– А почему бы и нет? – В его глазах заплясали шаловливые искорки. У него появилась идея. – В деловой части города есть забавный маленький итальянский ресторанчик, в который я частенько захаживал. Респектабельные посетители никогда не заходят туда. – Он усмехнулся. – Мы могли бы быстренько съездить туда поужинать, и никто бы не догадался, кто ты. А он настолько итальянский, что ты почувствуешь себя там как дома. – На миг он засомневался, не будет ли от этого хуже, но у него было такое чувство, что это не тот случай, и он собирался устроить так, чтобы она прекрасно провела время.

Как соратник-конспиратор он подождал в гостиной, пока она оденется. Она вышла, хихикая, в черных брюках, свитере и черной мягкой шляпке от Борсалино, надвинутой низко на один глаз.

– Я выгляжу таинственно? – Она смеялась, и он тоже.

– Даже очень! Он даже припарковал свой «роллс» не у самого подъезда, и они проскочили в ресторан никем не замеченными. Там они с жадностью набросились на еду, а Изабелла радостно болтала с официантом, пока они пили недорогое итальянское вино.

– Пообещай, что не скажешь Наташе! Она убьет меня за это! – У нее сверкали глаза, и он согласился.

– Я и не мог бы сказать ей. Скорее всего она убила бы меня. – Но он не волновался насчет Наташи. Он знал, что Изабелла в безопасности, и, съев по порции макарон и выпив простого красного вина, они медленно поехали домой, ненадолго завернув в парк. – Счастлива? – Она кивнула и положила голову ему на плечо. Шляпа лежала на сиденье рядом с ней, а ее черные волосы мягко падали на его плащ. Он осторожно коснулся их, а потом погладил ее по щеке. Казалось, Корбет ни на миг не отводил от нее глаз, пока они не спеша входили в дом.

– Хочешь зайти на кофе? – Она приглашающе посмотрела на него, но они оба думали вовсе не о кофе.

Он кивнул и вошел в квартиру следом за ней, но, очутившись в прихожей, Изабелла не стала утруждать себя, зажигая свет. Она тотчас же оказалась в объятиях Корбета и в темноте вся затрепетала от давно забытой страсти, когда Корбет прижался губами к ее устам. Задохнувшись, они пошли, взявшись за руки, в спальню, где, не включая света, Корбет раздел ее, а она его, и их тела наконец соединились. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем она включила маленький ночник и улыбнулась лежащему в ее постели Корбету. Она оглядела комнату с беспорядочно разбросанной одеждой и засмеялась.

– Что тебя так рассмешило, дорогая?

– Мы. – Она посмотрела на него и нежно поцеловала в шею. – Нам совсем нельзя доверять. Моя соседка уезжает на выходные, и что же мы делаем? Убегаем ужинать, а затем возвращаемся домой и занимаемся любовью.

Он медленно потянул ее к себе. —...а потом мы снова занимаемся любовью... и опять... и опять...

Глава 22

Апрель пролетел очень быстро, а за ним и май. Когда погода позволяла, они каждый вечер ходили гулять или катались на машине. Иногда они брали с собой за город Алессандро и наблюдали за интересом в его глазах, когда он играл на траве или строил замки на пока еще пустующих пляжах. Пару раз они брали с собой Наташу. Первые несколько недель она пыталась делать вид, что не замечает происходящего, но в конце концов все же спросила. Изабелла кивнула, совсем как девочка, а потом засмеялась и призналась, что они с Корбе-том любят друг друга.

Было видно, что она безмерно счастлива, и Корбет тоже. Но Наташа знала, что, несмотря на свой роман, Изабелла очень волновалась по поводу работы.

Стоял теплый, приятный вечер, когда Корбет подъехал к дому в двухколесном экипаже, чтобы увезти Изабеллу на прогулку. Она засмеялась, увидев экипаж, и они катались на нем два часа.

– Как поработалось сегодня, милая? – Он прижал ее покрепче к себе и заглянул в темные глаза.

– Ужасно. Бернардо снова беспокоит меня.

– Новая коллекция?

– Нет, с ней все улажено. Показ состоится на следующей неделе. Не в этом дело. Планы на зиму, косметика, ткани, я не знаю. С ним стало невозможно общаться.

– Возможно, на его плечи свалилось слишком многое, пока ты здесь.

– Что ты предлагаешь? – Она устало посмотрела на него. – Чтобы я поехала домой?

– Ну уж нет. Я всегда думал, что ты можешь кое-что изменить.

– Знаю, но сейчас не могу. Не могу, пока я здесь. Сказанное заставило ее вновь подумать о Риме, в чем ей теперь очень не хотелось признаваться Корбету. Они привязались друг к другу так, как если бы это было навсегда, но рано или поздно ей придется вернуться домой. А работа Корбета всегда будет держать его в Штатах. Ничто не вечно, подумала она про себя, но затем отбросила эту мысль.

– Не беспокойся. Вероятно, все утрясется в ближайшие дни.

Но этого не произошло. В следующие две недели стало еще хуже. Удар за ударом, стычки и сражения. Изабелла чувствовала себя больной из-за этого. Как-то утром она сказала об этом Бернардо по телефону. Казалось, он оторвался от нее и стал лучше справляться со своими чувствами к ней.

«Ох, Бернардо, – не раз думала она про себя, – если бы я могла полюбить тебя, а не его. Жизнь была бы намного проще».

– Ради Бога, будь благоразумнее и продай дом мод.

– Ах нет, снова об этом! Слушай, Бернардо, я думала, мы закрыли этот вопрос еще до моего отъезда.

– Нет, не закрыли. Ты просто отказалась выслушивать разумные доводы. Знаешь, я здесь уже сыт по горло. Габриэла выполняет работу за десятерых, ты без конца меняешь эти чертовы ткани и ничего не понимаешь в продаже косметики, а мне каждый раз приходится все приводить в порядок после тебя.

– Если это правда, то почему бы тебе не набраться мужества и не уйти как мужчине, вместо того чтобы предлагать мне продать дом мод? Может быть, проблема в тебе, а не в бизнесе? Именно ты все время создаешь проблемы между нами, ты не желаешь делать то, что я тебе говорю. Почему бы тебе для разнообразия не сделать то, что я прошу, вместо того чтобы запихивать мне в глотку «Ф-Б» всякий раз, когда я открываю рот? Итальянское неистовство продолжало нестись из кабинета Изабеллы.

– Я больше не желаю этого слышать. И если ты не прекратишь, я возвращаюсь домой, – кричала она. – К черту всю эту болтовню об опасности. Ты гробишь мое дело. – Это было несправедливое обвинение, и она это знала, но разногласия между ними поднялись до уровня взрыва эмоций. Она находилась в Штатах уже пять месяцев, и прелесть работы подобным образом начинала пропадать.

– Ты хоть представляешь, что ты делаешь, Изабелла? Ты когда-нибудь выслушала представителей «Ф-Б»? Нет. Конечно же, нет. Ты предпочитаешь просиживать задницу там и оскорблять меня, цепляться за свой бизнес, проявлять эгоизм и сохранять свое лицо.

– Наш бизнес крепко стоит на ногах, и ты это знаешь.

– Да, знаю. Но суть в том, что я больше не в состоянии справляться с ним в одиночку, а ты все еще не можешь вернуться домой. Обстоятельства, Изабелла, обстоятельства. У твоего деда тоже возникли обстоятельства, но он оказался достаточно разумным и продал дело.

– Я никогда этого не сделаю.

– Конечно же, нет. – Она услышала язвительность в его голосе. – Потому что ты слишком горда для этого, несмотря на то что «Ф-Б», МАП и Эвинг – все уговаривают меня, чтобы ты продала им свой дом мод. Хотя, если уж быть точным, не в последнее время, – продолжал он, – но я прекрасно знаю, что стоит мне только поднять трубку и позвонить им, и дело будет сделано.

Ответа на сказанное им не последовало. Изабелла была так поражена, что почти лишилась дара речи.

– Кто?

– О чем ты говоришь? – Ее вопрос показался ему бессмысленным, и он был в замешательстве.

– Я спрашиваю, кто предлагает перекупить наш дом мод? – В ее голосе звенели стальные нотки.

– Ты сошла с ума? Я с октября говорю тебе об этом, а ты спрашиваешь меня, кто?

– Меня это не интересует. Скажи мне сейчас. Медленно.

– «Фарнхэм-Барнес». – Он сказал это так, как будто она была умственно отсталой.

– А кто еще?

– Никто. Что с тобой? «Ф-Б». «Ф-Б». «Ф-Б». А они принадлежат МАП.

– А какую ты еще произнес фамилию?

– Что? Эвинг? Он председатель совета директоров МАП. Предложение с самого начала исходило от него.

– О Боже.

– В чем дело?

– Ни в чем. – Ее затрясло.

Пикники. Прогулки, ужины, пожарная станция – все замелькало у нее перед глазами. Какую милую шутку с ней сыграли. Это была любовная связь, любовная связь с домом «Сан-Грегорио».

– Мне поговорить с ними?

– Нет. Ты меня понимаешь? Никогда! С сегодняшнего дня ликвидируй все наши сделки с «Ф-Б». Позвони им, или я сделаю это сама.

– Ты сошла с ума!

– Послушай меня, Бернардо. Я не сошла с ума, и я никогда в жизни не была так серьезна. Позвони «Ф-Б» и скажи им, чтобы они сдохли. Сегодня же, сейчас же. Конец. Больше никаких предложений, никаких заказов. Ничего. И приготовься. Я возвращаюсь домой на этой неделе. – Она только что приняла решение. Эта бессмыслица затянулась слишком надолго. – Если ты считаешь, что это еще необходимо, найми двух охранников, и только. Я позвоню тебе и сообщу, когда прилетаю.

– Ты привозишь Алессандро? – Бернардо был в шоке. Она говорила таким тоном, какого он не слышал уже много лет. А может быть, вообще никогда. Голос был ледяным и озлобленным, и он радовался, что не находится в одной комнате с Изабеллой, а то ему пришлось бы опасаться за собственную шкуру.

– Я оставлю Алессандро у Наташи.

– Как долго ты пробудешь здесь? – Он даже не возражал. Он знал, что это бессмысленно. Изабелла возвращалась домой. Точка. Период миновал. Конец. И возможно, она была права. Пора.

– Столько, сколько потребуется, чтобы подстегнуть тебя и всех остальных и привести все в порядок. Теперь позвони в «Фарнхэм-Барнес».

– Ты серьезно? – Он действительно был шокирован.

– Да.

– Сдаюсь.

– И скажи, чтобы подготовили квартиру наверху. Я остановлюсь там. – Ничего больше не говоря, она повесила трубку.

– Как ты смеешь! – Изабелла решительно вошла в маленькую комнату и встала, свирепо глядя на Наташу.

– Что?

– Как ты посмела!

– Что я посмела? – Наташа с ужасом смотрела на нее. Изабелла стояла перед ней, дрожа с головы до ног, с белым, как лист бумаги, лицом, уперев руки в бока.

– Ты предала меня!

– Изабелла! Что за чушь ты несешь? – Может, она сломалась? Сказалось безмерное напряжение в работе? Но, наблюдая за ней, Наташа поняла, что у нее на уме что-то конкретное. Она вдруг села, глядя на Наташу, с лицом, перекошенным дьявольски злобной усмешкой.

– Тогда позволь мне рассказать тебе небольшую историю, – сказала Изабелла. – Возможно, после этого мы обе все поймем. В октябре прошлого года мой муж, Амадео, надеюсь, ты помнишь его, умер. Он умер, став жертвой жестокого похищения...

Наташа в упор смотрела на подругу. Если это было безумие, то расчетливое безумие, холодное и злобное, и каждое слово было наполнено горечью. Она испуганно наблюдала за ней. Она ничего не могла поделать, кроме как позволить ей продолжать.

– Он оставил мне свой бизнес, крупный и преуспевающий дом мод в Риме. Мы также занимаемся готовой одеждой, косметикой, дамским бельем, но не стану переутомлять тебя перечислением. Я взяла на себя этот бизнес, работала до изнеможения и поклялась себе и Амадео, что сохраню это дело на высоте до тех пор, пока не смогу передать его нашему сыну, через двадцать пять или тридцать лет. Но вдруг сначала моя «правая» рука, Бернардо Франко, предлагает мне выйти за него замуж. – Наташа была поражена, но Изабелла упрямо продолжала: – А затем объявляет мне, что американская компания «Фарнхэм-Барнес» хочет перекупить у меня мой дом мод. Я говорю ему: нет, не продам, но он постоянно давит, пытается уговорить вновь и вновь. Безуспешно. Я не желаю продавать. Потом раздается телефонный звонок, и мне говорят, что мой сын тоже похищен. К счастью, это оказалось шуткой. И с моим сыном все в порядке. Тогда Бернардо говорит, что моя жизнь и жизнь моего ребенка в опасности в Риме и я должна уехать. Итак, я звоню в Нью-Йорк моей подруге, Наташе Уолкер, вокруг которой он, оказывается, крутился пару раз, когда она была в Риме.

Наташа начала было возражать, но Изабелла подняла руку, останавливая ее.

– Позволь мне продолжить. Тогда я звоню моей подруге, Наташе, которая приглашает меня пожить у нее. Разрабатывается великолепный план, чтобы уберечь меня и дать возможность руководить моим делом из Наташи-ной квартиры в Нью-Йорке. Прекрасно. Бернардо снова пытается уговорить меня продать мой дом мод «Ф-Б», , но я не желаю. Я лечу в Америку с сыном, и моя подруга Наташа встречает нас в аэропорту с другом в «роллс-ройсе». Потом я живу у Наташи, руковожу своей работой, Бернардо доводит меня до безумия и при малейшей возможности подбивает меня продать дом мод. Но я все еще стою на своем. В аэропорту я знакомлюсь с мистером Корбетом Эвингом. При удобном случае «моя подруга Наташа», – ядовито произнесла она, – приглашает меня на премьеру фильма. Я еду и вновь встречаюсь с мистером Корбетом Эвингом, который оказывается председателем совета директоров МАП, владеющих компанией «Фарнхэм-Барнес», которые и хотят купить меня. Счастливое совпадение, не правда ли? Потом я провожу три месяца, в течение которых меня доводят до изнеможения работой, за мной ухаживает и возводит на пьедестал этот монстр, использующий меня, этот негодяй, который хочет купить мой бизнес и готов что угодно сделать ради этого. Он притворяется влюбленным в меня, играет с моим ребенком и использует, моих «друзей». Наташа, конечно, приглашает его днем и ночью и в восторге, когда мы «влюбляемся» друг в друга. И что происходит потом, моя дорогая? Ты получишь комиссионные от Корбета, когда он женится на мне и убедит меня продаться ему?

Наташа с изумлением смотрела на нее, а затем встала.

– Ты действительно уверена в том, что говоришь? Теперь Изабелла напоминала лед.

– Каждое слово. Думаю, Бернардо организовал шутку с похищением Алессандро, чтобы убрать меня с дороги, он использовал тебя, чтобы отправить меня сюда, а ты сделала так, чтобы Корбет подобрался ко мне поближе! Все было проделано блестяще, но тщетно, так как я никогда не продам. Никогда! Ни Корбету, ни кому другому, и я считаю, что все, что вы проделали, отвратительно! Ты слышишь меня, черт подери? Отвратительно! Ты была моей подругой! – Теперь у нее на глазах появились слезы гнева и разочарования, и Наташа не осмеливалась приблизиться к ней.

– Изабелла, я ничего не сделала. Ничего! Ты сама захотела приехать сюда. Это ты захотела пойти на ту проклятую премьеру. Я не хотела, чтобы ты шла туда.

Неужели ты думаешь, что я подкупила прессу? О Господи! – Она снова села и провела рукой по спутавшимся волосам.

– Я тебе не верю. Ты лжешь, так же как и Бернардо. Как и Эвинг.

– Послушай, Изабелла, пожалуйста. Я знаю, это трудно, и так как ты говоришь, все сходится, но просто так произошло, никто не планировал этого, и никак уж не Корбет. – Теперь по ее лицу текли слезы. – Он любит тебя, я знаю это. Он обезумел, когда после премьеры выяснил, кто ты. На следующий день он пришел сюда, чтобы рассказать тебе, он говорил об этом со мной. Он боялся, что может случиться нечто подобное. Но он не сказал тебе. Не знаю почему, но что-то произошло в тот вечер, что заставило его передумать. Он боялся потерять тебя, прежде чем у него появится шанс, и он надеялся, что если это когда-нибудь выплывет наружу, то к тому времени ты, возможно, все поймешь.

– Пойму что? Что он спал со мной, чтобы украсть у меня мой бизнес? Я это прекрасно понимаю.

– Ради Бога, послушай меня. – Наташа всхлипывала и держалась за голову обеими руками. – Он любит тебя. Он не хотел потерять тебя. Когда он выяснил, кто ты, он приказал своему человеку в «Ф-Б» снять их предложение и никогда больше не упоминать его имя.

– Ну, Бернардо только что это сделал.

– Это было новое предложение или он ссылался на старое?

– Не знаю, но выясню это сама, когда приеду в Рим. Это заставляет меня задать тебе еще только один вопрос. Ты говоришь, что ты – моя подруга. Что ж, мне не к кому обратиться, независимо от того, что я думаю насчет правды. Ты оставишь Алессандро у себя, пока я съезжу домой?

– Конечно. Когда ты уезжаешь? – в шоке спросила Наташа.

– Сегодня вечером.

– На сколько?

– На месяц или на два. Я не знаю, сколько мне понадобится. И держи этого ублюдка подальше от моего ребенка, пока меня не будет. Когда я вернусь, то что-нибудь придумаю. Если я не вернусь в Рим окончательно, то найду себе собственный дом.

– Тебе не надо этого делать, Изабелла. – Наташа упала на постель, совершенно сломленная.

– Нет, надо. – Она пошла из комнаты, но на мгновение остановилась. – Спасибо, что оставляешь Алессандро у себя. – Она любила Наташу. Они многое пережили вместе. Какой бы ни была правда.

Наташа все еще плакала.

– Я люблю его и люблю тебя. Что ты собираешься сказать Корбету?

– Только то, что сказала тебе.

Она позвонила ему, и он приехал через час. Он выглядел не лучше, чем Наташа.

– Изабелла, все, что я могу сказать, это то, что я много раз пытался поговорить с тобой. Но всегда что-то мешало. – Он с разбитым сердцем смотрел на нее, сидя в другом конце комнаты, не осмеливаясь подойти к ней поближе. – Я в ужасе от того, что так получилось.

– Вам пришлось давить, накачивать, выпытывать и раскапывать в моей голове все, что вы хотели узнать о моем доме мод. Ну как, теперь вы знаете достаточно? Но это вам ничуть не поможет. Я не продам, и я приказала Бернардо сегодня же ликвидировать все наши дела с «Фарнхэм-Барнес».

– Мы не делали никаких предложений дому мод «Сан-Грегорио» в течение трех месяцев.

– Я это проверю. Но это ничего не меняет. Вы были достаточно умны, чтобы не делать предложений, пока «ухаживали» за мной. Возможно, вы решили, что я достаточно разумна, чтобы вывести вас на чистую воду. Ну и что тогда? Что у вас было на уме, Корбет? Жениться на мне и, очаровав, отобрать у меня «Сан-Грегорио»? У вас никогда не было такого шанса.

– Что ты собираешься делать?

– Я еду обратно в Рим и поставлю всех на место.

– А потом? Снова вернешься сюда, чтобы скрываться? Почему бы тебе не привезти свой бизнес с собой? Это было бы единственно разумное решение.

– Пусть вас не волнует, что я сделаю со своим бизнесом. Вы уже сказали и сделали достаточно.

– Тогда я пойду. Но ты должна знать одно, Изабелла. То, что произошло между нами, было настоящим, честным, и я говорил только правду.

– Это была ложь.

– Нет. Я люблю тебя.

– Я не хочу этого слышать! – Она встала и злобно улыбнулась, глядя на него. – Ничто не длится вечно, Корбет. Помните? Даже обман. Вы использовали меня, черт возьми! Вы отняли мою веру, мое сердце и мое тело, воспользовались моей уязвимостью и использовали меня, просто чтобы прибавить еще одно очко к своей корпорации. «Сан-Грегорио». Ну что же, вы заполучили меня, но вы никогда не получите остальное.

– Я не могу сказать, что никогда не хотел остального. До встречи с тобой я хотел. Но только не после нашего знакомства.

– Я никогда не поверю вам.

– Тогда я должен попрощаться.

Изабелла следила, как он выходил из комнаты. Но она уже укладывала вещи, когда он махнул водителю, чтобы тот уезжал, и быстро пошел, опустив голову, к своему офису.

Глава 23

Самолет приземлился в аэропорту Леонардо да Винчи на следующее утро в 11.05. Бернардо и два охранника уже ждали ее, когда она вышла из таможни. Изабелла с любовью приветствовала его, но в то же время в ней чувствовалась напряженность. У нее был изможденный вид после бессонной ночи в полете. Ей было больно расставаться с Алессандро, неловко покидать Наташу, но единственное, чего ей хотелось, это убраться оттуда.

Она проплакала половину пути до Рима. Он предал ее. Они все предали ее. Амадео, Бернардо, Корбет, Наташа. Все люди, которым она доверяла, которых любила. Амадео – своей смертью, Бернардо – попытками заставить ее продать дом мод, а Корбет... Она даже не могла думать об этом. Она не знала, сможет ли начать все сначала, если вообще сможет жить дальше.

Пройдя таможенный досмотр с двумя небольшими чемоданами, она устало посмотрела в глаза Бернардо. Трудно было поверить, что она не видела его пять месяцев. Это больше походило на пять лет.

– Привет, Беллецца. – Глядя на нее, он подумал, что последние пять месяцев, проведенные ею в Нью-Йорке, не были добрыми для нее. Она казалась хрупкой, худой и опустошенной, а под глазами были глубокие круги. – Ты хорошо себя чувствуешь? – Он был обеспокоен.

– Просто устала. – Она улыбнулась впервые за последние сутки.

Он чувствовал ее напряженность, пока они ехали в Рим. Она была необычно сдержанной, молча и с болью смотрела из окна лимузина.

– Почти ничего не изменилось. – Он попробовал завязать общий разговор. Ему не хотелось говорить о делах в присутствии охранников.

– Нет, но сейчас теплее. – Она вспомнила, какой холодной была ночь полета.

– Как Алессандро?

– Прекрасно.

Изабелле очень хотелось увидеть виллу, но она знала, что не готова. Еще не готова. И ей надо было заняться делами в доме мод. Это придавало больше смысла тому, что она будет жить там. В этом было нечто большее, хотя ей не хотелось признаваться в этом даже самой себе.

Отдав свое тело Корбету, она не хотела возвращаться в постель, которую она делила с Амадео. Теперь и она предала его. И ради чего? Ради хитрости. Обмана.

Она почувствовала, как у нее чуть-чуть сильнее забилось сердце, когда они остановились перед тяжелой черной дверью. Ей хотелось закричать, но она лишь на мгновение устремила взгляд на нее. Потом она вышла из машины и вошла в дом мод «Сан-Грегорио», как будто никогда не уезжала. Никого не предупредили о ее приезде, но она знала, что об этом в тот же вечер будет известно всему Риму. Но это ее нисколько не волновало. Пусть они преследуют ее, пусть ослепляют вспышками – ее это тоже ничуть не трогало. Ничто больше не потревожит и не удивит ее, больше никогда. По многолетней привычке она вставила свой ключ в замок лифта и нажала кнопку четвертого этажа, в то время как Бернардо наблюдал за ней.

Он осознавал, что с ней произошло что-то ужасное. У нее внутри была мертвенная пустота. Ее бледное лицо цвета слоновой кости, которое он так любил, напоминало маску. Он никогда не видел ее такой, даже в те страшные часы ожиданий, даже во время похорон или ее бегства. Изабеллы, которую он знал долгие годы, больше не существовало.

Из конца коридора четвертого этажа она прошла к двери на лестницу, ведущую к квартире на верхнем этаже. Бернардо следовал за ней. Там она наконец-то села, сняла черную шляпу и, казалось, расслабилась.

– Ну, как дела, Бернардо?

– У меня все в порядке, Изабелла. А как ты? Тебя не было пять месяцев, и ты возвращаешься домой и ведешь себя так, будто я прокаженный.

Может, так и есть, подумала она. Вслух она только спросила:

– Ты звонил в «Ф-Б»? Он кивнул.

– Мне было плохо, но я это сделал. Ты знаешь, как это ударит по нашим показателям?

– Мы все наверстаем к следующему году.

– Что случилось вчера? – Теперь он не осмеливался спорить с ней. Она выглядела слишком уставшей, чересчур хрупкой.

– Я узнала кое-что интересное.

– И что же это?

– Что Наташин друг, который, как я думала, стал и моим другом, просто использовал меня, чтобы купить мой бизнес. Тебе должно быть знакомо это имя, Бернардо. Корбет Эвинг.

Бернардо в шоке смотрел на нее.

– Что значит «использовал»?

Она не стала вдаваться в подробности.

– Я не знала, кто он на самом деле. Но Наташа, конечно, знала. И ты тоже. Я понятия не имею, задумали ли вы все это вместе или нет. Мне этого никогда не узнать. Возможно, именно по этой причине ты настаивал, чтобы я уехала из Рима. Теперь это уже не имеет значения, Бернардо. Я дома. На самом деле негодяем является Эвинг. Вопрос закрыт. Я ничего не продаю. И я приняла решение, на которое давно надо было решиться. Но мне потребовалось время.

Бернардо гадал, что сейчас последует. У него сильно разболелась язва, но он ждал ее сообщения.

– Я увожу основную часть бизнеса с собой в Штаты. – Это было предложение Корбета. И он был прав.

– Что? Как?

– Я еще не решила окончательно. Высокая мода останется здесь. Этим может заниматься Габриэла. Я смогу прилетать несколько раз в год. Эта часть дела не требует моего постоянного наблюдения, которое необходимо для остального. Иначе невозможно, это слишком большое напряжение для тебя... и для меня. – Она снова улыбнулась, но еле заметно, наблюдая, как Бернардо справляется с шоком. – Мы проработаем это вместе, пока я здесь. Но я хочу, чтобы ты поехал со мной. Что бы ни случилось, ты нужен мне. Ты всегда был моим другом, и ты слишком хорош, чтобы я могла потерять тебя.

– Мне надо подумать. Я немного шокирован. Я не знаю, Изабелла... – Но своими словами она только подтвердила то, что ему уже было известно. Он был всего лишь другом и служащим. Она никогда не позволит ему стать чем-то большим. И он понял кое-что еще. Он был рад. Она всегда олицетворяла для него слишком многое, чтобы вести себя с ней как с любимой женщиной. А она продолжала говорить о своих планах.

– Я больше не могу жить здесь, тем более с Алессандро. Ты был прав насчет этого. Я не могу рисковать. Нет причин, не позволяющих нам руководить нашими международными связями из Нью-Йорка. И... – она опять поколебалась, – я решила взять с собой Перони и Бальтаре, если они согласятся. Из наших четырех исполнительных директоров только эти двое говорят по-английски. Двум другим придется уйти. Но об остальном мы можем поговорить позже. И скажу еще одно. – Она вздохнула и огляделась вокруг. – Приятно видеть что-то знакомое для разнообразия. Я чертовски устала находиться так далеко от дома.

– Но ты решила остаться там. Ты уверена?

– Не думаю, что у меня есть выбор.

– Возможно, и нет. А как же вилла?

– Я закрою ее и сохраню. Она принадлежит Алессандро. Когда-нибудь он сможет вернуться и жить здесь. Настало время обзавестись домом для него там. И мне пора перестать скрываться. Прошло девять месяцев после смерти Амадео. Достаточно.

Он задумчиво кивнул, пытаясь осознать это. Девять месяцев. И как много уже изменилось.

– А как Наташа? Насколько я понимаю, вы поссорились?

– Ты правильно понял. – Она не желала продолжать разговор на эту тему.

– Ты действительно думаешь, что Эвинг пытался давить на тебя?

– Совершенно уверена. Возможно, тебе известно больше, чем мне. Хотя я этого уже никогда не узнаю.

Это было поразительно. Теперь она не верила никому. Она вдруг стала холодной и преисполненной горечи. Ему стало неуютно, и это пугало его.

Последующие три недели не изменили его мнения.

Изабелла объявила о своем решении директорам и проверила каждый дюйм дома мод «Сан-Грегорио», проходя из комнаты в комнату, в кабинеты, на склад, от стола к картотеке на каждом этаже. За три недели она досконально узнала, как обстоят дела. Два исполнительных директора, которых она пригласила с собой в Нью-Йорк, дали согласие, и она решила нанять двух американских исполнительных директоров, которые будут работать с ними там. Остальной штат перемещался и разделялся. Габриэла осталась очень довольна. Теперь она будет заниматься исключительно высокой модой, отчитываясь только перед Изабеллой, которая ей полностью доверяла. Но на этом доверие Изабеллы заканчивалось. Она стала подозрительной, недоверчивой, а самая большая перемена заключалась в том, что она больше не сражалась с Бернардо. Она перестала быть женщиной, на которую было легко работать, а неожиданно превратилась в женщину, которую все боялись. Ее гнев мог обрушиться на любого. Ее черные глаза все видели, а уши все слышали. Казалось, Изабелла преодолела свои подозрения по его поводу, но больше она никому не доверяла.

– Ну, Бернардо, так на чем мы остановились?

Она наблюдала за ним во время ленча в ее кабинете. На какое-то мгновение он почувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ее руке. Ему хотелось освободить ее от этих ужасных чар, убедиться, что она еще живая, протянуть ей руку. Но он не был уверен, что кто-нибудь когда-нибудь еще сможет это сделать, даже он. Ее голос становился теплее только в те моменты, когда она разговаривала по телефону с Алессандро. В то утро она пообещала ему, что скоро вернется.

– У нас все просто замечательно, Изабелла. – Бернардо упустил момент и слегка вздохнул. – Учитывая предпринимаемые изменения, я бы сказал, что ты все проделала великолепно. Скорее всего мы сможем устроить наш офис в Нью-Йорке в следующем месяце.

– Значит, в конце июля или в начале августа. Годится. – А затем прозвучал последний вопрос. Тот, которого он опасался все эти недели: – А ты?

Он долго колебался и наконец отрицательно покачал головой:

– Я не могу.

Она перестала есть, положила вилку и уставилась на него. На какой-то миг она стала похожей на прежнюю Изабеллу.

– Почему?

– Я много думал. Это не сработает. Она молча ждала, когда он продолжит.

– Ты готова руководить всем сама. Ты разбираешься в нашем деле так же хорошо, как и я, по правде говоря, даже лучше, чем Амадео. Не знаю, осознаешь ли ты это.

– Это не так.

– Нет, это правда. – Он улыбнулся ей, и она была тронута. – Я не был бы счастлив в Нью-Йорке. Я хочу жить в Риме, Изабелла.

– И что ты будешь делать?

– Что-нибудь подвернется. Стоящее. В свое время. Возможно, я устрою себе длительный отпуск, поеду куда-нибудь, проведу годик в Греции.

– Ты сошел с ума. Ты не можешь жить без работы. Все отпуска когда-то кончаются. – Она задумчиво посмотрела на него. – Ничто не вечно.

– Вот именно.

– Может, ты подумаешь еще?

Он чуть было не согласился, но потом вновь покачал головой. Это было бессмысленно. Все кончено.

– Нет, дорогая, не стоит. Я не хочу жить в Нью-Иорке. Как ты сказала, вернувшись сюда, с меня хватит.

– Я не имела в виду тебя.

– Знаю. Но теперь мне пора. – Он посмотрел на нее и вдруг увидел слезы у нее на глазах. Грустное, усталое лицо с большими черными глазами исказилось. Он сел с ней рядом на кожаный диван и обнял ее. – Не плачь, Беллецца, Изабеллецца... Не плачь.

Изабеллецца... При звуке этого слова она отвернулась и зарыдала.

– Бернардо, Изабеллеццы больше нет.

– Она будет всегда. Для меня. Я никогда не забуду те времена. И ты тоже.

– Но они прошли. Все изменилось.

– Все должно меняться. Ты правильно делаешь, что все меняешь. Единственное, что ты не должна менять, это себя.

– Но я в таком смятении. – Она остановилась на мгновение, чтобы вытереть нос его носовым платком, а он нежно провел рукой по ее темным волосам.

– Знаю. Ты больше никому не веришь. Это естественно после того, что случилось. Но сейчас тебе надо это отбросить. Прекрати, прежде чем недоверие и подозрительность разрушат тебя. Амадео больше нет, Изабелла. Но ты не можешь позволить и себе умереть.

– Почему бы и нет? – Она походила на маленькую девочку с разбитым сердцем, сидевшую рядом с ним, снова вытирая нос.

– Потому что ты особенная, Беллецца. У меня разорвалось бы сердце, если бы ты осталась такой – злой, несчастной, не верящей никому. Пожалуйста, Изабелла, ты должна открыться и попытаться начать все сначала.

Она не сказала ему, что уже сделала это, и ей причинили такую боль, какой она не испытывала никогда прежде.

– Не знаю, Бернардо. Так много изменилось за этот год.

– Вот посмотришь. Со временем ты поймешь, что произошли и хорошие перемены. Ты принимаешь правильное решение, переводя свое дело в Америку.

– Надеюсь, что это так.

– Кстати, что ты сделаешь с виллой?

– Я начну упаковывать вещи на следующей неделе.

– Ты забираешь все с собой?

– Нет, не все. Кое-что я оставлю здесь.

– Могу я помочь тебе? Помедлив, она кивнула.

– Так будет намного легче. Я... я боялась возвращаться туда.

Он лишь кивнул и улыбнулся, когда она в последний раз вытерла нос.

Глава 24

Машина свернула на покрытую гравием дорожку и остановилась перед знакомым парадным входом. Изабелла мгновение задумчиво смотрела на дверь, прежде чем выйти из машины. Ей почему-то показалось, что дом стал больше, а вокруг как-то странно тихо. На миг у нее возникло ощущение, как будто она вернулась из длительного путешествия. Она ожидала, что в окне мелькнет личико Алессандро, а через минуту он неуклюже выбежит встречать ее, но этого не произошло. Никто не появился. Ничто не шевельнулось.

Бернардо беззвучно стоял сзади, пока Изабелла медленно не пошла к дому. За пять недель пребывания в Риме она ни разу не приходила сюда. В каком-то смысле она так и не вернулась обратно. Она приехала в Рим, чтобы уладить дела. Но это было нечто иное, личное, частичка прошлого. И в душе Изабелла понимала, что не готова увидеть дом. Сейчас, вернувшись сюда, она была признательна Бернардо, что приехала не одна. Она с мягкой улыбкой оглянулась через плечо, вспомнив о нем. Но темные глаза не улыбались, они смотрели печально и отрешенно, когда она огляделась вокруг и нажала кнопку звонка. У нее был с собой ключ, но она не захотела воспользоваться им. Теперь это походило на визит к кому-то. К той, кем она была когда-то.

Бернардо наблюдал, как служанка открыла дверь, и Изабелла шагнула в дом. Он предупредил прислугу. Синьора ди Сан-Грегорио возвращалась домой. Новость была встречена с трепетом и возбуждением. С Алессандро? Навсегда? Поднялась суматоха: какие комнаты открыть, что приготовить? Но Бернардо быстро рассеял иллюзии. Она не будет жить там и приезжает одна. Алессандро еще в Америке. А потом он нанес последний удар: Изабелла собирается законсервировать дом.

Но в любом случае здесь все было уже не так. Основной персонал, работавший в доме, уже ушел. Мама Тереза уехала в апреле, поняв в конце концов, что ее подопечного не будет очень долго. Бернардо сказал ей, что риск слишком велик. Возможно, его не будет год, может быть, чуть меньше или больше. Она отправилась в Болонью к какому-то семейству с тремя дочерьми и двумя маленькими сыновьями. Она так окончательно и не оправилась от того, как Изабелла бросила ее, даже не предупредив, что увозит Алессандро ночью, в темноте, оставив кроватку пустой, а его комнату запертой, наплевав на женщину, которая защищала и любила его. Луиза на лето нанялась на работу в Сан-Ремо, к людям, у которых когда-то работала. Энцо тоже ушел, его комната в гараже пустовала. Трое самых верных слуг со слезами на глазах давно покинули виллу. Осталось всего несколько человек, чтобы помочь Изабелле.

Бернардо заказал бесчисленное множество ящиков, которые стояли в передней. Изабелла увидела их сразу, как только вошла. Она молча стояла и смотрела на них, но ее взгляд уносился дальше. Казалось, она ждала знакомых шумов, звуков, которые когда-то слышала там, голосов, больше не существовавших. Бернардо наблюдал за ней, тактично держась поодаль. Изабелла положила легкий льняной жакет и медленно пошла по длинному холлу. Звуки шагов гулко раздавались в пустоте. Неужели прошло всего пять месяцев с той ночи, когда она сбежала с Алессандро? Пять месяцев с тех пор, как она, крадучись, шла по этому холлу, забрав сумки и Алессандро, шепча «ш-ш-ш» и обещая приключение? «Мы едем в Африку, мама?» Она улыбнулась и прошла в гостиную. Изабелла взглянула на часы работы Фаберже, на которые она так упорно смотрела в тот вечер, когда ждала Амадео – ведь им полагалось присутствовать на ужине в доме принцессы, – вечер, когда он так фатально опаздывал и когда исчез. Она тяжело опустилась на шезлонг возле окна, уставившись отсутствующим взглядом на Бернардо.

– Я даже не знаю, с чего начать. – Ее глаза были полны слез, и он понимающе кивнул.

– Все нормально, Беллецца. Мы будем делать это постепенно, комнату за комнатой.

– Это займет годы. – Она выглянула в сад. Карусель, подаренная ею Алессандро на Рождество, была закрыта брезентом, ее колокольчики и музыка безмолвствовали. Слезы навернулись ей на глаза, но она улыбнулась.

Бернардо следил за ней, вспоминая ту ночь и свое признание. Он порылся в кармане и протянул ей то, что держал в руке.

– Я так и не отдал тебе это в прошлое Рождество. Я боялся, что если подарю тебе его, то оно сделает тебя очень несчастной.

Рождество с Амадео всегда отличалось экстравагантностью: с ювелирными украшениями и забавными вещицами, маленькими сокровищами и замечательными книгами, которые ей хотелось получить, крошечными диковинками, которые она всегда любила.

Бернардо никоим образом не мог придумать такое для нее, и он боялся даже попытаться. Но он пошел к Альфредо Паччиоли и купил ей то, что сейчас, пять месяцев спустя, протягивал ей.

– Потом я чувствовал себя ужасно, что ничего не подарил тебе. – Он молча прикоснулся к ставшим теперь привычными карманным часам, принадлежавшим до этого Амадео. Он всегда носил их.

Он подал ей маленькую коробочку. Изабелла взяла ее и села, слегка улыбаясь.

– Тебе не надо дарить мне подарки, Бернардо. – Но она приняла коробочку и открыла ее, затем подняла взгляд на него, лишившись дара речи от нахлынувших на нее эмоций. Там было большое золотое кольцо с искусно выгравированной печатью «Сан-Грегорио», безупречно вырезанной на гладкой поверхности черного оникса. Оно должно было идеально смотреться на ее длинной изящной руке. Она надела его на палец с обручальным кольцом, широко раскрыв затуманенные слезами глаза. – Бернардо, ты сумасшедший.

– Нет. Тебе оно нравится? – Он улыбнулся и показался Изабелле очень молодым, почти мальчишкой.

– Оно – само совершенство. – Она вновь взглянула на кольцо.

– Если оно тебе нравится хоть наполовину того, как мне мои карманные часы, то я буду счастлив.

Не говоря больше ничего, она встала и подошла к нему. Они на мгновение обнялись, и он почувствовал, как бьется ее сердце.

– Спасибо.

– Будь счастлива, Изабелла. Ш-ш-ш. Нет, не плачь. Пошли, нам пора приниматься за работу. – Они медленно оторвались друг от друга. Он снял пиджак и отстегнул запонки, а она наблюдала за ним. – С чего начнем?

– С моей спальни?

Он кивнул, и они решительно пошли через холл, взявшись за руки. Изабелла подразделила все на три категории. Вещи, которые останутся в доме под чехлами, когда-нибудь она заберет их себе или, может быть, ими воспользуются здесь, если Алессандро снова будет жить в этом доме, став взрослым и вернувшись в Рим. Вторую группу вещей она упакует и отправит в Америку. Третью категорию составляли ценные вещи, которые нельзя оставить в доме, а следует сдать на хранение. Она решила, что таких будет немного. В доме оставались огромный рояль, громоздкая старинная мебель, долгие годы принадлежавшая семейству Амадео, но которую никто из них не любил. Большинство ковров она решила сдать на хранение. Они могли не подойти к ее новым комнатам. Занавеси останутся на окнах. Бра и люстры будут висеть на своих местах. Она не хотела оставлять дыры и зияющие отверстия в доме.

Когда Алессандро в один прекрасный день вернется сюда, все должно выглядеть по-домашнему, а не как в разграбленных бараках, приготовленных к сносу.

– Приступим. – Она посмотрела на Бернардо. – Вперед!

Он улыбнулся ей, и они начали упаковывать вещи. Сначала в ее спальне, затем в комнате Алессандро, потом в ее будуаре. Наконец они остановились, чтобы перекусить. Ящики и коробки громоздились в прихожей, и Изабелла с удовлетворением оглядывалась вокруг. Это была хорошая возможность отделить ее любимые вещи от прочей ерунды. Бернардо осторожно наблюдал за ней, но не заметил ни единой слезинки с момента начала работы. Она снова взяла себя в руки. Они устроили ленч в саду.

– Что ты собираешься делать с каруселью? – спросил Бернардо. Он жевал бутерброд с ветчиной и помидорами. Изабелла налила ему и себе по бокалу белого вина.

– Я не могу забрать ее. Я даже не знаю, где буду жить. Возможно, у нас не будет сада.

– Если будет, дай мне знать. Я организую ее отправку.

– Алессандро был бы в восторге. – Она посмотрела на Бернардо. – Ты приедешь навестить нас?

– Обязательно. Когда-нибудь. Но сначала, – победоносно произнес он, – я поеду в Грецию.

– Значит, ты решил?

– Все уже устроено. На прошлой неделе я снял домик на острове Корфу на шесть месяцев.

– А что потом? – Она отпила еще глоток вина. – Может, тебе стоит приехать в Нью-Йорк и пересмотреть свое решение?

Он покачал головой:

– Нет, Беллецца, мы оба знаем, что приняли правильные решения. Я займусь чем-нибудь здесь.

– Станешь работать на одного из моих конкурентов? Ее озабоченное выражение слегка рассмешило его, но он снова покачал головой:

– У тебя их нет, Изабелла. И я не смог бы работать ни на кого после тебя, хотя я уже получил пять предложений.

– О Господи, неужели? От кого? – Он перечислил, и она насмешливо сказала: – Они занимаются чепухой, Бернардо. Нет!

– Конечно же, нет! Но может подвернуться что-нибудь еще. Было одно предложение, заинтересовавшее меня. Оно исходило от крупнейшего модельера мужской одежды в Италии, который также выполнял частные заказы в Лондоне и во Франции.

– А тебе не будет скучно?

– Возможно. Но им нужен кто-то, чтобы руководить их делом. Старик Фелеронио умер в июне, его сын-врач живет в Австралии, дочь совершенно не разбирается в бизнесе. А они, – он озорно взглянул на нее, – не желают продавать свое дело. Они хотят, чтобы кто-нибудь управлял им за них, а они могли бы продолжать жить как короли. Думаю, в конце концов они продадут, но, может быть, не в ближайшие пять или десять лет. Это дало бы мне почти безграничную свободу делать то, что хочу. – Он улыбнулся ей.

– Ну же, выскажись: то, чего у тебя никогда не было со мной.

– Я бы не относился к тебе с таким огромным уважением, если бы ты отошла на второй план. И у тебя для этого нет оснований: ты знаешь об этом бизнесе больше, чем кто-либо в Европе.

– И в Штатах, – гордо добавила она.

– И в Штатах. А если ты передашь свои знания Алессандро, то «Сан-Грегорио» будет процветать на протяжении ближайших ста лет.

– Иногда я беспокоюсь об этом. Что, если он не захочет?

– Захочет.

– Откуда ты можешь знать?

– Ты когда-нибудь говоришь с ним об этом? Он разговаривает так, как будто ему не пять лет, а пятнадцать. Возможно, он не столь проницателен, как ты в смысле дизайна и цвета, но воздействие этого, способность, механизмы работы «Сан-Грегорио» у него уже в крови. Как у Амадео. Как у тебя.

– Надеюсь, что это так. – Она сделала пометку в уме, что надо больше говорить с сыном о своей работе, когда вернется в Нью-Йорк. – Я ужасно скучаю по нему, – сказала она, – и мне кажется, он начинает сердиться. Он хочет знать, когда я возвращаюсь.

– И когда же?

– Через месяц. Так даже лучше. Наташа сняла на лето дом в Ист-Хэмптоне. Он сможет побыть на побережье, пока я закончу здесь и буду искать квартиру в Нью-Йорке.

– Ты будешь ужасно занята. Тебе придется подыскать временное помещение для офиса – ребята приедут через две недели после тебя, – не говоря уж о поисках постоянного помещения, архитектора для его оформления, места, где ты будешь жить с Алессандро.

– Пока ты будешь просиживать зад в Греции! Он усмехнулся:

– Я заслужил это, чудовище.

– Пошли, – сказала она, – давай продолжим работу.

В тот день они трудились до одиннадцати вечера, сортируя ценные вещи в гостиной, упаковывая то, что могли, а все прочее оставляя профессиональным упаковщикам. Красные ярлыки навешивались на то, что отправлялось вместе с ней, синие – на те вещи, которые оставались в Риме, зеленые – на то, что сдавалось на хранение. Оставалось кое-что еще, неизбежные вещи на выброс, которые всегда появляются при переезде. Даже у Изабеллы с ее мебелью в стиле Людовика XV, мрамором и вещицами от Фаберже все же были сломанные игрушки, вещи, которые она терпеть не могла, книги, которые ей не хотелось сохранить, и треснувшая посуда.

Бернардо подвез ее в тот вечер до дома мод «Сан-Грегорио» и вновь забрал на следующий день. В последующие три недели они рано заканчивали работу, приезжали на виллу к двум часам и уезжали после полуночи. К началу четвертой недели все было сделано.

Изабелла в одиночестве остановилась на мгновение посреди горы ящиков, аккуратно сложенных в гостиной и холле. Море красных ярлыков – ценные вещи, которые она отправляла в Нью-Йорк. В доме вдруг странно зазвучало эхо, свет был выключен. Был третий час ночи.

– Ты идешь? – Бернардо уже ждал возле машины.

– Подожди! – крикнула она и тут же подумала: «Чего? Что он вернется?» Вдруг она услышит его шаги? Человека, которого нет уже десять месяцев. Она тихо шепнула в темноту: – Амадео?

Она ждала, прислушиваясь, вглядываясь, как будто он мог вернуться к ней и сказать, что его исчезновение было всего лишь шуткой. Что она должна остаться и распаковать вещи. Что на самом деле похищения не было... или было, но убили кого-то другого. Она постояла там, дрожа в одиночестве, минуту, которая показалась ей часом, затем со слезами на глазах тихо закрыла и заперла дверь. Изабелла в последний раз подержалась за дверную ручку, зная, что уже никогда не вернется.

Глава 25

– Ты приедешь навестить меня? Обещаешь? – Она никак не могла оторваться от Бернардо в аэропорту. Они оба плакали. Но вот он промокнул ей глаза своим носовым платком и резко смахнул собственные слезы.

– Обещаю. – Он знал, как она вдруг занервничала, что ей придется одной руководить своим делом в Нью-Йорке. Но она разумно подбирала штат. Перони и Бальтаре не хватало воображения, но они были надежными исполнителями. Изабелла не нуждалась ни в ком с воображением: у нее самой его было достаточно. – Поцелуй за меня Алессандро, – сказал он. Она опять заплакала.

– Обязательно.

Это была невыносимая неделя прощаний. На вилле. В доме мод. С Габриэлой, с которой она увидится во время следующего приезда в Рим через три месяца. Ее мучила боль неизбежных расставаний. А теперь пришло время Бернардо. В каком-то смысле все походило на бегство шесть месяцев назад. Но на этот раз все происходило при свете дня, в аэропорту Рима, два телохранителя явно скучали, и больше не было назойливых звонков. Все наконец-то кончилось. Даже Бернардо согласился, что теперь она может спокойно появляться повсюду в Нью-Йорке. Ни для кого не было тайной, что Изабелла переводит свой бизнес в Нью-Йорк, скоро появятся фотографии в прессе. Но полиция заверила, что ей больше не угрожает реальная опасность. Ей надо быть благоразумной и, возможно, чуть-чуть осторожной в отношении Алессандро, но не больше, чем кому-либо в ее положении. Она получила хороший урок.

Она в последний раз поцеловала Бернардо, и он улыбнулся ей сквозь слезы.

– Пока, Изабеллецца. Береги себя.

– Пока, Нардо. Я люблю тебя.

Они обнялись в последний раз, и она поднялась в самолет. На сей раз одна, без телохранителей, в салон первого класса, под собственным именем. Из глаз у нее текли слезы.

Она проспала три часа, затем слегка перекусила, достала бумаги из портфеля и улыбнулась от перспективы вскоре увидеть Алессандро. Она не видела его уже два месяца.

Когда самолет приземлился в Нью-Йорке, она быстро прошла через таможню, на этот раз ничего не опасаясь.

Она вспомнила последний раз, когда прилетела в Нью-Йорк измученная, запуганная, с ювелирными украшениями, спрятанными в сумочке, с телохранителями с обеих сторон и с ребенком на руках. Сегодня офицеры на таможне пропустили ее, махнув рукой, и она поспешно поблагодарила, проходя через ворота и осматривая аэропорт.

Тут она увидела Наташу с детьми и побежала к ним, подхватывая Алессандро на руки.

– Мама!.. Мама! – Весь аэропорт наполнился его криками. Она крепко обняла его, прижимая к себе.

– О, дорогой, как я люблю тебя... Ты так загорел. Бернардо просил поцеловать тебя.

– Ты привезла мою карусель? – У него были широко раскрытые счастливые глаза, совсем как у нее.

– Пока нет. Если мы найдем дом с садом, то я попрошу прислать ее, но знаешь, ты, пожалуй, уже вырос из нее.

– Карусели для маленьких детей. – Джесон с презрением смотрел на них, на все их поцелуи и объятия. Такое поведение не для мужчин. Но Изабелла, тем не менее поцеловала его, пощекотала, и он неожиданно рассмеялся.

– Подождите, вот увидите, что я привезла вам обоим! – Последовали восторженные крики и смех, а Изабелла подняла взгляд на Наташу. Ее лицо стало более серьезным, но она мягко улыбнулась: – Привет.

Наташа на миг заколебалась, а потом они обнялись.

– Знаешь, я скучала по тебе.

– Я тоже. Без соседки по комнате было ужасно. – Они обе засмеялись. И когда они шли вместе, Наташа поняла, что страдальческое выражение стало менее заметным в глазах подруги.

– Я чуть не свалилась замертво, когда ты сказала, что переводишь свой бизнес сюда. А как отреагировали в Риме?

– Так же. Бернардо был единственным, кто решил, что это прекрасно. Он понял, что я поступаю правильно. Некоторое время здесь будет сумасшедший дом. Мне надо сделать массу вещей. – Она застонала при одной мысли об этом.

– Я помогу тебе.

– Разве ты не отдыхаешь в Ист-Хэмптоне? – Они все выглядели загоревшими и здоровыми после месяца на солнце.

Наташа кивнула:

– Да, но я могу оставить мальчиков с Хэтти. Изабелла задумчиво кивнула:

– Хорошо.

Ей предстояло помириться с Наташей. Отношения с Корбетом уже не имели большого значения. Возможно, у Наташи были благие намерения. Но Изабелла ничего не хотела знать. Этот вопрос был для них закрыт. На сей раз не было «роллса», только обычный лимузин, который иногда нанимала Наташа, с водителем, отвозившим Изабеллу на ту катастрофическую премьеру в апреле. Изабелла улыбнулась ему. Казалось, это было тысячу лет назад.

Они вернулись в Наташину квартиру. Мальчики, крича и смеясь, открыли свои пакеты и стали примерять джемпера и забавные шапочки и играть с новыми игрушками.

Наконец Изабелла смущенно улыбнулась Наташе, протягивая ей пакет:

– Это тебе.

– Да ну, Изабелла. Не глупи.

– Прекрати. Открой его.

Это были лучшие модели новой зимней коллекции одежды, показ которой состоялся в июне. Там было мягкое голубое кашемировое платье с таким же голубым пальто. Наташа поднесла его к зеркалу, глядя с изумлением.

– Великолепно!

– Как раз под цвет твоих глаз. – Изабелла извлекла из бумаги шарф и шляпку в тон к основному наряду. – Ты можешь надеть это на ленч с твоим издателем.

– Черта с два. Зачем тратить это на него?

– Тогда ты можешь пойти в нем на ленч со мной. В «Лютецию».

Наташа на мгновение безмолвно уставилась на нее:

– Ты снова будешь выходить? Изабелла кивнула:

– Теперь можно. Пора. – Корбет был прав, подумала она, ее заточение не могло длиться вечно. Всего десять месяцев, хотя они показались ей целой жизнью.

Утром Наташа с мальчиками уехала обратно в Ист-Хэмптон, а Изабелла принялась за работу. Но на этот раз не по телефону, разговаривая с Римом, а с четырьмя агентами по недвижимости, которые таскали ее из одного конца Парк-авеню в другой, по соседним улицам и вдоль Пятой авеню.

Через неделю у нее было временное помещение для офиса, она наняла пятерых секретарей, говорящих на двух языках, приобрела горы оборудования для офиса и сделала заказ на установку телефонов. Этого, конечно, было недостаточно, но начало было положено.

В конце второй недели она нашла то, что искала. Наверху одного из самых высоких небоскребов в городе два этажа для дома мод «Сан-Грегорио», с видом на весь Нью-Йорк.

Потребовалось больше времени, чтобы найти квартиру, но после еще двух недель поисков она стояла в фешенебельной квартире под крышей небоскреба на Пятой авеню, разглядывая вид из окна. Внизу простирался Центральный парк, вдали виднелась река Гудзон, а слева на юг – городские небоскребы. Сама квартира была просторной и красивой. Там было четыре спальни – одна для нее, вторая для Алессандро, комната для гостей, а четвертую она могла бы использовать под кабинет; две комнаты для прислуги, огромная столовая с камином, спаренная гостиная, большая прихожая и холл, отдаленно напоминавшие ей дом в Риме.

Агент по недвижимости пристально наблюдал за ней.

– Вам нравится?

– Я беру ее. – Здесь была целая армия швейцаров и носильщиков, даже больше, чем в Наташином здании, находившемся в двенадцати кварталах к югу.

На следующий день Наташа приехала из Ист-Хэмптона посмотреть апартаменты.

– Бог мой, Изабелла, взгляни на этот вид!

Изабелла с гордостью стояла на своей новой террасе. Там найдется место даже для карусели, если она переживет зимние снегопады в Нью-Йорке.

– Когда ты переезжаешь?

– Я вчера разговаривала с бюро по перевозкам. Груз прибывает завтра. Я подумала о следующей субботе. Мне надо поскорее управиться с этим, чтобы приступить к работе. – Приезжали ее служащие из Рима, и каждый стремился устроиться на новом месте и поскорее зарыться в работу.

Но Наташа вдруг загрустила.

– Так скоро? Изабелла кивнула.

– Это ужасно. Мне будет не хватать тебя. И Дже-сон говорит, что боится спать один в своей комнате.

– Он может приходить к нам по выходным. – Изабелла улыбнулась ей.

– У меня такое чувство, будто я снова развожусь.

– Это не так.

Жарким сентябрьским днем две женщины смотрели друг на друга, и Изабелла наконец решила затронуть больной вопрос. Она обязана была это сделать.

– Я должна извиниться перед тобой, Наташа.

Наташа сразу поняла, о чем говорит Изабелла, но покачала головой и отвернулась.

– Нет, не надо.

– Надо. Я не знаю, что произошло на самом деле. Я разозлилась на Корбета. Но я была не права, набросившись на тебя. Я не знаю, пыталась ты помочь ему или нет, но это не имеет значения. Если и так, то ты действовала из добрых побуждений. Я в этом уверена. И я прошу прощения за то, что наговорила.

Но теперь Наташа пристально смотрела на нее:

– Ты ошибаешься насчет него.

– Этого я никогда не узнаю.

– Ты могла бы поговорить с ним, позволить ему объяснить тебе. Ты могла бы по крайней мере предоставить ему такую возможность.

Изабелла лишь покачала головой:

– Ничто не длится вечно. Ни плохое, ни хорошее. Корбет сказал мне это в самом начале. Он был прав.

– Он все еще любит тебя, – тихо сказала Наташа.

– Значит, ты видела его? – Изабелла внимательно посмотрела в глаза подруги, и Наташа кивнула.

– Он понимает, что произошло. Может быть, даже лучше, чем ты. Он с самого начала боялся, что так случится. Он совершил только одну ошибку, не рассказав тебе все сразу.

– Теперь это не имеет значения. Все кончено.

Наташа с грустью поняла, что Изабеллу не переубедить. Для нее все закончилось. Но не для Корбета или Алессандро. Но Наташа ничего не сказала, а Изабелла больше не заговорила о нем.

Изабелла рассказывала о квартире Алессандро.

– Ты хочешь сказать, что у меня может быть карусель?

– Именно так. Я уже позвонила в Рим.

– Мама!.. Мама! Подожди, вот Корбет увидит! – У него загорелись глаза, и на мгновение все замерли.

Изабелла удивленно посмотрела на него, потом покачала головой.

– Он ее не увидит, милый.

– Увидит! Он – мой друг. – В темных глазах Алессандро сверкнул вызов. Никто ничего не говорил ему, но он чувствовал разлад между мамой и своим другом. Алессандро это не нравилось. Совсем не нравилось. Он мог судить по тому, как Корбет теперь говорил о его маме. Как будто он боялся ее. Как если бы она умерла. – Я приглашу его посмотреть ее. – Он вызывающе посмотрел на нее, но она твердо произнесла:

– Нет, Алессандро, ты этого не сделаешь.

– Сделаю. Я пообещал ему летом.

– Да? Когда?

– Когда встречался с ним на побережье. Он тоже был в Ист-Хэмптоне.

Услышав это, Изабелла развернулась и пошла искать Наташу. Она нашла ее в кабинете читающей только что отпечатанную страницу с чашкой кофе в руке. Изабелла резко захлопнула за собой дверь. Наташа подскочила от этого звука, затем уставилась на подругу так, как будто та лишилась рассудка.

– В чем дело? Изабелла гневно закричала:

– Почему ты мне не сказала? Он все лето был в Ист-Хэмптоне, болтался вокруг Алессандро, пытаясь снова подобраться ко мне!

Наташа встала, уперев руки в бока. На этот раз она не собиралась уступать.

– Он нужен Алессандро, Изабелла. И Корбет не пытается подобраться к тебе. Ради Бога, не будь параноиком. Что с тобой? Ты думаешь, все хотят украсть твой чертов бизнес, все используют тебя или твоего ребенка.

– Так и есть, черт подери! Они забрали и моего мужа.

– Да, «они» это сделали. «Они». Безумные люди, жаждавшие заполучить деньги. Но с этим покончено, Изабелла. Все! Никто не пытается причинить тебе боль.

– Это меня не волнует. Я не желаю видеть этого человека возле моего сына.

– Ты не права. Но скажи это ему, а не мне.

– Но ты знала это! Ты знала, что я чувствовала, возвращаясь в Рим.

– Я считала, что ты одумаешься и преодолеешь это.

– Этого никогда не произойдет. Я уже одумалась. В тот момент, когда Бернардо упомянул его имя. Я больше не желаю, чтобы этот человек появлялся рядом с Алессандро. – Сказав это, она захлопнула дверь, выскочив из кабинета, прошла в свою комнату и дрожащей рукой сняла трубку.

Он тотчас же ответил.

– Изабелла? Что случилось?

– Очень многое. И я хочу видеть вас. Сейчас же. Вы можете встретиться со мной?

– Я буду через полчаса.

– Прекрасно. Я встречу вас внизу. – Она не хотела, чтобы Алессандро увидел его.

Изабелла следила за часами в своей комнате и через двадцать пять минут спустилась вниз. Через четыре минуты к дому подъехал «роллс». Корбет сам сидел за рулем. Он вышел и открыл ей дверцу. Она села в машину, но, когда он стал включать зажигание, она быстро замахала рукой с новым кольцом, подарком Бернардо.

Он заметил его и мгновенно понял, что это было. Корбет хотел сказать, что оно красивое, что она выглядит прекрасно, что он все еще любит ее, но она не предоставила ему такой возможности:

– Не утруждайтесь, Корбет. Я никуда не поеду с вами. Но мне не хотелось разговаривать с вами наверху, где нас мог услышать Алессандро.

Его лицо напряглось от беспокойства.

– Что случилось?

– Я хочу, чтобы вы держались подальше от него. Вам ясно? Я хочу, чтобы вы полностью исчезли из его жизни, навсегда. С меня достаточно ваших игр – вы потрудились над моими друзьями, сотрудниками, над моим бизнесом, а теперь взялись и за моего ребенка. На все остальное вы имели право; как вы проворачиваете деловые аферы – это ваше дело. Но когда вы используете меня лично или моего сына, то ввязываетесь в войну, которую можете проиграть. Если вы еще раз приблизитесь к нему, если станете присылать ему подарки, если попытаетесь увидеться с ним или звонить ему или если позволите ему звонить вам, я позвоню в полицию и моему адвокату. Я привлеку вас к суду за причиняемое нам беспокойство. Я займусь вашим делом и упеку вас в тюрьму. За приставание к маленькому ребенку, попытку похищения, изнасилование, назовите это как хотите, но держитесь подальше от моего сына! – Она кричала так громко, что швейцар услышал бы ее, если бы Корбет предусмотрительно не закрыл окна.

Мгновение он смотрел на нее, не веря своим ушам, затем гнев охватил его.

– Ты это серьезно, Изабелла? Я использую мальчика, чтобы снова подобраться к тебе? Ты действительно так думаешь? Да? Какая же ты напыщенная, высокомерная и глупая! Несколько месяцев назад я сказал тебе, что ты должна сохранить свое дело, сказал, что мои предложения сняты. Я влюбился в тебя и, по правде говоря, мне было ужасно жаль тебя. Запертую, как зверя, боящуюся каждого, не верящую никому. В твоей жизни произошло страшное событие, Изабелла. И в жизни твоего ребенка. Он потерял отца, он так же одинок, как и ты. И знаешь что? Я люблю его. Он – чудесный маленький мальчик. И он нуждается во мне. Ему нужно намного больше, чем только ты! Ты – просто заведенная машина. Твой бизнес, твой бизнес, твой бизнес! Меня тошнит от этого. А теперь оставь меня одного и убирайся к черту!

Прежде чем она успела ответить ему, он выскочил из машины, обогнул «роллс» и открыл ей дверцу, и она, ошеломленная, шагнула на тротуар.

– Надеюсь, вы уяснили то, что я сказала. – Она сверкнула на него ледяным взглядом.

– Абсолютно, – ответил он. – До свидания. – Он снова сел в машину и исчез, прежде чем она успела войти в здание.

Глава 26

Стоял конец сентября. Квартира выглядела прекрасно, в офисе работали с обычным неистовством, и только что доставили карусель. Наташа привела Джесона, чтобы опробовать ее. Алессандро весело подпрыгивал, смеялся и визжал, а Джесон решил, что она совсем неплоха.

– О Боже, как она мне нравится. Я тоже хочу такую.

Обе женщины улыбались друг другу, наблюдая, как их дети совершают круг за кругом. Первый осенний ветерок разрушил очарование лета, и Изабелла удобно вытянулась на террасе своей квартиры, довольная удачным завершением устройства на новом месте.

Стены спален обтянули тканями, на окнах висели чудесные занавеси, а на всех полах лежали ковры. Ванные комнаты уже были облицованы мрамором и сверкали новой сантехникой. На террасу вели прелестные двустворчатые двери.

– Ты – гений, – сказала Наташа, с восторгом оглядываясь вокруг.

– Нет. Я – дизайнер. Иногда это полезно.

– Как продвигаются дела с новой коллекцией?

– Медленно.

– Как и моя новая книга.

– Мне всегда требуется время на благоустройство, когда я переезжаю на новое место. Но с такой скоростью, как отделывают новое рабочее помещение, мне не придется беспокоиться об этом до следующего года. На это уйдет вечность.

– Вздор. Когда начали работу? – Она усмехнулась, глядя на Изабеллу. – Две недели назад?

Изабелла улыбнулась в ответ:

– Шесть.

– Терпение, терпение!

– Достоинство, которым я никогда не отличалась!

– Ты учишься. – Она многому научилась за этот год. – Как тебе нравится снова бывать в свете?

– Божественно. – А затем она стала серьезнее. – Но немного не по себе. Я постоянно жду, а вдруг что-то произойдет. Ужасное. Неизбежное. Что газетчики ослепят меня вспышками, затем последуют угрозы, назойливые телефонные звонки.

– Ну и как?

Изабелла покачала головой, задумчиво улыбаясь:

– Нет, только репортеры из «Женской одежды» хотят знать, что я ем или что собираюсь носить. Но требуется много времени, чтобы забыть кошмары, Наташа. Очень, очень много времени. – По крайней мере она больше не ждала, что ночью Амадео вернется домой. На это понадобился год. – Но ты напомнила мне. – Ее мысли переключились на нечто светлое. – Я хочу, чтобы ты пошла со мной на ужин завтра вечером. Ты не занята?

– Конечно, нет. Мужчина, на которого я все лето тратила свою энергию, только что вернулся к жене. Ублюдок.

Изабелла усмехнулась, и они вместе произнесли:

– Ничто не длится вечно. Наташа сказала:

– Заткнись и скажи, куда мы идем.

Мягкий розовый свет тепло освещал знакомые лица, которые привыкли видеть в журналах мод или на обложках журналов «Форчен» или «Тайм». Кинозвезды, сильные мира сего, издатели, писатели, главы корпораций. Преуспевающие в своем деле и потому очень богатые. Столики стояли очень близко, свечи отбрасывали дрожащие блики на розовые скатерти под мягким дуновением ветерка из сада, и на сияющих лицах беседующих и смеющихся завсегдатаев плясали отблески сверкающих бриллиантов. «Лютеция» никогда не была прекраснее.

Для начала они заказали икру, филе миньон и отварного лосося, полбутылки красного вина для Изабеллы и полбутылки белого к Наташиной рыбе. Затем был салат из сердцевины пальмового дерева и эндивия, а на десерт – крупная клубника. Изабелла выглядела счастливой и чувствовала себя уютно, но тут Наташа уставилась на ее платье.

– В чем дело? – Изабелла наблюдала за ней, но ее подруга просто сидела, глядя на нее в упор.

– Ты целый год была похожа на монахиню или огородное пугало, и вдруг ты преобразилась, а я даже не заметила.

Изабелла лишь улыбнулась. Период официального траура закончился, и сегодня вечером она была вся в бледно-розовато-лиловых тонах. На ней была юбка из белоснежного габардина собственной модели, а сверху – мягкая розовато-лиловая кашемировая туника, с которой великолепно сочетались серьги из аметистов с бриллиантами, которые она как-то одалживала Наташе.

– Тебе нравится? Это новая модель.

– Из той же коллекции, что и мое голубое чудо? – Изабелла кивнула, а Наташа наклонилась к ней, чтобы признаться: – На следующий день я включила кондиционер, только чтобы походить в нем по квартире.

– Не волнуйся. Скоро станет достаточно холодно для него. – Изабелла вздрогнула при одной мысли о долгой нью-йоркской зиме, которая, кажется, длится целую вечность.

– Ты выглядишь прекрасно, – сказала Наташа. Но все же в глубоких ониксовых глазах ее подруги затаилось тоскливое одиночество. – Я рада, что все кончилось, Изабелла. – Она тотчас же пожалела о сказанном, потому что понимала, что в некотором смысле это не совсем так. И никогда не кончится. Утрата Амадео всегда будет давить на сердце Изабеллы.

– Не могу поверить, что прошел год. – Изабелла подняла задумчивый взгляд от чашки с кофе. – То кажется, что его нет уже целую вечность, то как будто это было вчера. Но здесь мне легче, чем было в Риме.

– Ты приняла правильное решение. Изабелла снова улыбнулась:

– Время покажет.

Они поболтали еще часок, а затем пошли по домам: Наташа в свои апартаменты, казавшиеся ей теперь опустевшими, а Изабелла в свою новую фешенебельную квартиру на верхнем этаже небоскреба. Она молча разделась, надела ночную рубашку, пошла поцеловать Алессандро, уже спящего в своей кроватке, затем мирно улеглась в свою постель и выключила свет. На следующее утро в шесть часов ее неожиданно разбудил звонок телефона.

– Алло?

– Привет, Беллецца.

– Бернардо! Ты знаешь, который час? Я спала. Ты уже скучаешь? – Бернардо уехал на Корфу веко-ре после ее возвращения в Нью-Йорк.

– Скучаю? Ты сошла с ума. Мне здесь очень нравится. – Его голос быстро стал серьезным. – Изабелла, дорогая... Я должен был позвонить. Мне надо ехать в Рим.

– Уже? – Она засмеялась над ним. – Уже возвращаешься к работе? Быстро, однако.

– Нет. Не в этом дело. – Последовала пауза, прежде чем Бернардо заставил себя сказать ей. Ему хотелось в тот момент быть рядом с ней, а не за тысячи миль на острове, беспомощно смотрящим на телефон. – Мне вчера позвонили. Я ждал, пока они перезвонят сегодня утром, когда окончательно убедятся.

– Кто, ради Бога? – Она села и сонно зевнула. Была суббота, и она хотела поспать до полудня. – Ты несешь какую-то бессмыслицу.

– Они поймали их, Изабелла.

– Кто кого поймал? – Теперь она нахмурилась, и у нее внезапно застыла кровь в жилах, когда она поняла. – Похитителей?

– Всех. Их было трое. Один из них оказался слишком разговорчивым. Все кончено, Изабелла. Все закончилось, дорогая.

Слушая его, она вдруг заплакала и покачала головой. Все было кончено год назад. Сейчас Изабелла не знала, рада она или огорчена. Но теперь это больше не имело значения. Амадео нет. И поимка людей, которые убили его, не вернет его к жизни.

– Мы должны ехать в Рим. Мне перезвонили сегодня утром из полиции. Они получили специальное разрешение ускорить это дело. Суд состоится через три недели.

– Я не поеду. – Она перестала плакать. Ее лицо стало мертвенно-бледным.

– Ты должна, Изабелла. Ты должна приехать. Им необходимы твои свидетельские показания.

– Нардо... нет! Я не могу. Не могу!

– Нет, ты можешь. Я буду там с тобой.

– Я не хочу их видеть.

– Я тоже. Но мы обязаны это сделать ради Амадео. И для нас самих. Мы не можем оставаться в стороне, Изабелла. А если что-то произойдет, если их освободят? Ты можешь позволить, чтобы такое случилось с кем-то еще?

При этих его словах все происшедшее год назад снова нахлынуло на нее. Значит, ты лгал мне, проклятый Кор-бет. Это продолжается вечно. Это никогда не кончится. Никогда! Она снова заплакала.

– Изабелла, перестань. Теперь все почти закончилось.

– Это не так.

– Я обещаю тебе, дорогая. Это так. Это последнее, и ты сможешь навсегда забыть об этом. Полицейские попросили меня позвонить тебе. Они подумали, что для тебя будет лучше, если ты услышишь это от меня, – продолжал он. – Они не думают, что суд продлится больше недели. Ты можешь остановиться в нашем доме мод.

– Я не приеду.

Теперь его голос прозвучал твердо:

– Нет, Изабелла. Ты приедешь.

Положив трубку, она сидела на кровати. В мозгу у нее мелькали картины, которые она гнала от себя весь год – как она ждала в гостиной в зеленом вечернем платье, глядя на часы на камине; Алессандро с полными пригоршнями печенья. А потом телефонный звонок, визит к Альфредо Паччиоли, чтобы продать ее драгоценности, Амадео, говорящий ей по телефону, чтобы она была храброй. Она плотно закрыла глаза, стараясь не закричать. Дрожащей рукой она снова сняла трубку и набрала номер Наташи.

К тому времени, когда заспанная Наташа ответила на звонок, Изабелла была в истерике.

– Что? Кто это? Изабелла! В чем дело? Дорогая, ответь мне... Изабелла?.. Пожалуйста... – просила Наташа.

– Они поймали их... похитителей... и я должна... ехать на суд... в Рим.

– Я сейчас же приеду.

Зарывшись лицом в подушку, Изабелла прогнала видения и уронила трубку.

Глава 27

Из аэропорта они на полной скорости промчались через Рим прямо к дому мод «Сан-Грегорио». Снова наступило то дивное время года, когда еще солнечно и тепло, на голубом небе ни облачка, но уже дует прохладный ветерок. Середина октября. Когда-то это было ее любимое время года. Она сидела в машине в каменном безмолвии, одетая в серый костюм и серую шляпу, сосредоточив взгляд на рукаЗс, крепко сжатых и лежащих на коленях.

– Суд начинается завтра, Беллецца. Ты хорошо сделала, что приехала.

Тогда она устало посмотрела на Бернардо, и у него сжалось сердце от боли, которая так резко сквозила в ее глазах.

– Я устала делать то, что правильно. Какое это имеет значение теперь?

— – Имеет, милая. Поверь мне.

Она взяла его руку в свои ладони. После долгих пререканий, аргументов «за» и «против» она все же прилетела.

У дверей ее ждали несколько фотографов, но Бернардо провел ее мимо них, затем они быстро прошли через дом в квартиру наверху, где он поставил ее сумки и налил ей и себе по бокалу вина.

– Как долетела?

– Нормально.

– А как Алессандро?

– Ужасно рассердился на меня за то, что я уезжаю, но у него все хорошо.

– Ты сказала ему, зачем летишь сюда? Она медленно кивнула:

– Да. Я не хотела, но Наташа сказала, что я обязана это сделать. Чтобы он больше ничего не боялся.

– И что он сказал? Она казалась удивленной.

– Он обрадовался. Но не мог понять, зачем мне надо ехать. Так же как и я. – Она отпила еще глоток вина и посмотрела на Бернардо, загоревшего и выглядевшего помолодевшим на несколько лет после месяца на Корфу.

– Ты поняла и знаешь это. Как твой новый дом мод?

– Все прекрасно. – Она первый раз улыбнулась ему, снимая шляпу.

– А как ты? – Он пристально посмотрел на нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты с кем-нибудь встречаешься? Прошло уже больше года. Тебе пора выходить в свет. – Он наконец смирился с тем, что между ними никогда ничего не будет, и дорожил тем, что у них есть.

– Это не твоего ума дело. – Она отвела взгляд, созерцая крыши домов Рима.

– А почему? Ты же не говоришь о себе. Как у тебя с Корбетом Эвингом?

– При чем тут он? – Она изумленно посмотрела на него. – Что тебе известно о нас?

– Я в конце концов сообразил. По твоей бешеной реакции насчет «Ф-Б» и по тому, как ты говорила в тот день, когда я упомянул тебе его имя по телефону. Я никогда не слышал у тебя более сердитого голоса.

Она задумчиво кивнула.

– Я никогда так не злилась. Но я думала, что он преднамеренно соблазнил меня, только чтобы наложить руки на «Сан-Грегорио».

– Ты и сейчас так считаешь? Она пожала плечами.

– Это уже не имеет значения. Я больше ни разу не видела его.

– Он соблазнил тебя? – очень тихо спросил Бернардо.

– Это – не твое дело. – Затем она смягчилась. – Какое-то время я думала, что мы влюблены друг в друга. Но я ошиблась, вот и все. В любом случае из этого ничего бы не вышло.

– Но почему?

– Потому что, черт возьми, Бернардо, я не знаю. Может быть, мы слишком разные. Возможно, теперь я обручилась с бизнесом. Кроме того, таких отношений, как с Амадео, уже никогда ни с кем не будет. И я не хочу, чтобы разбилось мое сердце или чье-либо, когда это выяснится. – Она печально посмотрела на него.

Он покачал головой.

– Значит, ты хочешь прожить жизнь впустую, так? В тридцать три ты захлопываешь дверь. Ты теряешь Амадео и сдаешься.

– Я не сдалась. У меня есть Алессандро и мое дело. – Она вызывающе глянула на него, но он не купился на это.

– Это не очень-то похоже на жизнь. Ты хоть по крайней мере дала Эвингу шанс рассказать, что случилось, чтобы выяснить, правда ли то, что ты думаешь?

– Я же сказала тебе, что это не имеет значения. Да, я видела его один раз после возвращения из Рима.

– И что произошло?

– Ничего. Я сказала ему, чтобы он держался подальше от Алессандро. Я выяснила, что, пока была здесь, Наташа разрешала ему видеться с моим ребенком. – Она тихо вздохнула и горько усмехнулась. – Я заявила, что если он снова приблизится к нам, то я позвоню своему адвокату и в полицию, чтобы его арестовали за приставание к Алессандро – что-то в этом роде.

– Ты сошла с ума? И что он ответил?

– Он сказал, чтобы я убиралась к черту из его машины.

– Он был прав. Я бы вытолкнул тебя. Ради Бога, Изабелла, о чем ты думала?

– Не знаю... О себе... об Амадео... о чем-то еще. Я же сказала тебе, все кончено. Из этого ничего бы не вышло.

– Естественно, если ты так вела себя. – Он налил себе еще бокал вина.

– Наташа, конечно, встречается с ним. Они старые друзья.

– Она рассказала ему о суде? – Бернардо как-то странно посмотрел на нее, но она только пожала плечами.

– Не знаю. Возможно. Во всяком случае, об этом опять сообщалось в газетах за день до моего отъезда из Нью-Йорка. На сей раз на девятой странице, мы наконец-то перестали быть в центре внимания. Я буду ужасно рада, когда мое имя начнет появляться только в разделе «Мода».

– Так и будет. Через неделю все закончится. А теперь иди спать. Я заеду за тобой утром. – Он нежно поцеловал ее в щеку и ушел, оставив ее допивать вино.

Глава 28

– Как ты? – Бернардо с беспокойством взглянул на нее, когда Изабелла выходила из машины.

Сегодня она надела черное платье, но на сей раз чулки не были черными. На ней было черное шерстяное платье с длинными рукавами, туфли из крокодиловой кожи, в руке такая же сумочка, а шляпа – маленькая и скромная. Из украшений она выбрала только жемчуга и кольцо, подаренное ей Бернардо в прошлый приезд в Рим.

– С тобой все в порядке, Изабелла? – спросил он. Она была настолько бледной, что он на миг испугался, не упадет ли она в обморок на ступенях здания суда.

– Все нормально.

Он взял ее за руку. Через мгновение посыпался град вопросов. Фоторепортеры, телекамеры, микрофоны. Это напоминало то ужасное время. Она крепко схватилась за его руку, и вскоре они уже оказались внутри здания суда и ждали в маленькой комнате, примыкавшей к комнате судьи. Он договорился, чтобы туда не пускали никого, кроме нее.

Они просидели там, как показалось Изабелле, несколько часов, прежде чем вошел охранник в униформе и пригласил ее.

Крепко держась за Бернардо, на ватных ногах она последовала за ним в зал суда, опустив глаза, стараясь не смотреть на обвиняемых, не желая их видеть. Когда Изабелла садилась, Бернардо почувствовал, как она дрожит.

Допрос свидетелей длился долго и утомительно. Допрашивали секретаря Амадео, швейцара и, наконец, двух сотрудников «Сан-Грегорио», которые видели, как вошли двое мужчин. Пересказали придуманную ими историю о машине, и Бернардо заметил, как заерзал один из мужчин. Следователь зачитал еще некоторые свидетельские показания, вызвали двух мелких служащих, и потом заседание закончилось и должно было возобновиться только после ленча. Но из-за тяжести судебного процесса и учитывая состояние вдовы, синьоры ди Сан-Грегорио, было решено отложить заседание до следующего утра.

Судья приказал судебным приставам увести подсудимых. Когда те встали, готовые уйти, Бернардо услышал, как тяжело дышит Изабелла.

Это были обычные люди в простой одежде, мужчины, которых она никогда не видела, но вдруг они оказались перед ней – люди, убившие Амадео. Бернардо крепко держал ее за руку. Изабелла еще больше побледнела.

– Все в порядке, Изабелла, все в порядке, – сказал он, чувствуя, что не в силах успокоить ее. Она нуждалась в большем, чем он мог дать ей. – Пошли, уходим отсюда.

Ничего не видя, она позволила вывести себя из зала. Через мгновение на них опять набросилась толпа репортеров.

– Синьора ди Сан-Грегорио, вы видели их?.. Как они выглядели?... Вы их помните?.. Вы можете сказать нам?.. – Чья-то рука сбила ее шляпу.

Изабелла бежала и плакала, защищаемая двумя охранниками и Бернардо, пока они наконец не добрались до машины. Она бросилась в его объятия, а потом рыдала всю дорогу до дома. Он быстро провел ее наверх и помог лечь на диван.

– Хочешь, я позвоню доктору?

– Нет... нет... но не оставляй меня... – начала она, но в этот момент зазвонил телефон. Она резко села с выражением ужаса в глазах. Она не могла снова пройти через это, она бы не вынесла. – Скажи, чтобы сюда никто не звонил.

Но Бернардо уже снял трубку и тихо заговорил. Она не слышала, что он говорит. Наконец он взглянул на нее, улыбнулся и кивнул. Затем, ничего не объясняя, он протянул ей трубку и вышел из комнаты.

– Изабелла?

Сначала она не узнала голос. Потом у нее широко раскрылись глаза.

– Корбет? – Этого просто не могло быть. Но он ответил:

– Да, – и добавил: – не вешай трубку. Хотя бы не сразу.

– Где вы? – Ее лицо ничего не выражало. Его было слышно так, как будто он здесь с ней, в одной комнате.

– Я внизу, Изабелла, но тебе не обязательно видеть меня. Если хочешь, я уйду.

– Но почему? Почему именно сейчас?

– Я приехал украсть твой бизнес. Помнишь меня?

– Да, помню. Я... я должна извиниться... за то, что наговорила в машине. – Она улыбалась.

– Ты мне ничего не должна. Ни извинений, ни бизнеса, ничего. Ничего, кроме десяти минут твоего времени.

Тогда до нее дошло, и она изумилась. Бернардо! Неужели он попросил Корбета приехать?

– Вы прилетели в Рим, чтобы увидеть меня, Корбет? Он ответил:

– Да. Я знал, через что тебе придется пройти. И подумал, что, может быть, тебе нужен друг. Изабелла, я могу подняться?

Через минуту она открыла ему дверь. Ее глаза были темными, усталыми и пустыми. Она медленно протянула руку.

– Привет, Корбет.

Это было похоже на начало. Он торжественно пожал ей руку и последовал за ней в комнату.

– Хотите бокал вина?

Теперь она улыбалась, глядя на него, и ему стоило неимоверных усилий, чтобы не схватить ее в объятия.

– Это твой кабинет?

– Нет, это квартира, которую мы держим для важных гостей. – Потом она печально посмотрела на него и села, опустив голову. – Ох, Корбет, как бы мне не хотелось быть здесь.

Он сел рядом, наблюдая за ней.

– Мне жаль, что тебе приходится пройти через это, но по крайней мере их поймали. Теперь ты хотя бы не будешь гадать, что стало с ними и не нанесут ли они удар вновь.

– Полагаю, да. Но я считала, что перестала думать об этом.

Он лишь покачал головой. Ему не хотелось говорить ей, что это невозможно. Нельзя ничего стереть из памяти. Или отрицать невосполнимую утрату. Боль может притупиться, можно залечить рану, заполнить пустоту чем-то еще.

– Изабелла, – он умолк на мгновение, – могу я завтра быть там с тобой?

Она с ужасом взглянула на него.

– В суде? Он кивнул.

– Но зачем?

Неужели ему просто любопытно? Неужели это так? Неужели он такой же, как и все? Неужели он приехал из-за этого? Она подозрительно посмотрела на него, и он взял ее руку.

– Я хочу быть там с тобой. Я поэтому и приехал. На этот раз она кивнула, понимая, и ее пальцы медленно сжали его руки.

Глава 29

Когда на следующее утро Изабелла вышла из машины, спереди и сзади ее охраняли полицейские, а слева и справа шли Корбет и Бернардо. Все вместе они с трудом пробились сквозь толпу; она шла, опустив голову, ее лицо прикрывали поля черной шляпы. Несколько мгновений спустя они уже были в зале суда; вошел судья и вызвал на допрос Альфредо Паччиоли, ювелира.

– ...И синьора ди Сан-Грегорио принесла вам свои ювелирные украшения? Все?

– Да, – пробормотал Паччиоли.

– Что вы дали ей взамен? Вы ей дали что-нибудь? – настаивал адвокат, и Паччиоли снова ответил:

– Да. Я отдал ей все наличные деньги, имевшиеся у меня в тот момент. И я достал еще триста тысяч долларов у моих знакомых. Я также пообещал дать ей еще столько же через неделю.

– А что она сказала?

Корбет почувствовал, как напряглась Изабелла, сидевшая рядом с ним, и он слегка повернулся, чтобы наблюдать за ней. Ее лицо было очень бледным, почти белым.

– Она сказала, что этого недостаточно, но взяла деньги.

– Она объяснила вам, зачем ей нужны деньги?

– Нет. – Паччиоли замолчал, не в силах продолжать. Когда он вновь заговорил, то перешел почти на шепот: – Но я предполагал. Она... она... выглядела... уничтоженной... разбитой... испуганной... – Затем ему пришлось замолчать, так как слезы заливали его багровое лицо. Он встретился глазами с Изабеллой. Она тоже плакала.

Судья объявил перерыв.

Допрос свидетелей продолжался мучительно долго, в течение трех дней. Наконец на пятое утро судья с сожалением посмотрел на нее и вызвал на допрос.

– Вы – Изабелла ди Сан-Грегорио?

– Да, – сказала она дрожащим шепотом.

– Вы – вдова Амадео ди Сан-Грегорио, похищенного из его офиса семнадцатого сентября и убитого... – Судья уточнил дату, и Изабелла кивнула:

– Да. Это так.

– Вы можете рассказать нам по порядку, что произошло в тот день? Когда вы в последний раз видели мужа, что вы делали, что слышали?

Она шаг за шагом воспроизводила события того дня: ее приезд в дом мод в то утро, обсуждение служебных вопросов, предупреждение Бернардо и то, как она и Амадео были тронуты, но не вняли его предупреждению. Она бросила взгляд на Бернардо. В его глазах стояли слезы, и он отвернулся.

Корбет с волнением следил за процессом, желая, чтобы ей хватило сил выдержать до конца. Он уже несколько дней наблюдал за ней и слушал ее, отвозил во второй половине дня в «Сан-Грегорио» и разговаривал с ней до ночи. Но он не касался интимных тем, не притрагивался к ней, только с нежностью смотрел. Он приехал в Рим как ее друг, зная, что эти дни станут самыми болезненными, что, пережив их, она наконец-то обретет свободу. Но он также понимал, что это может сломать ее, что если она и переживет судебный процесс, то может ничего не захотеть от него. Но в любом случае он приехал, он был там, готовый сделать для нее все.

– А когда вы поняли, что ваш муж задерживается?

– Не знаю... что-то около половины восьмого. Она рассказала, что ее отвлек Алессандро. Затем, мучительно переживая, Изабелла стала объяснять, как позвонила Бернардо, как ждала, внезапно испугавшись. А потом зазвонил телефон. Она начала описывать, как все было, но сорвалась и не могла продолжать. Она судорожно вздыхала, глотая воздух и стараясь взять себя в руки, но вдруг заплакала.

– Они... они сказали, что... мой муж у них. – Слова с трудом прорывались между вздохами и всхлипываниями. – ...что они убьют его... и... они дали мне поговорить с ним, и он сказал...

Бернардо выразительно посмотрел на судью, но тот только кивнул. Лучше, если она расскажет все сразу. Надо было продолжать.

– И что вы сделали потом?

– Бернардо... приехал синьор Франко. Мы поговорили. А чуть позже позвонили в полицию.

– Почему не сразу же? Похитители сказали, чтобы вы этого не делали?

Она глубоко вздохнула.

– Да, потом. Но сначала я боялась, что если позвоню в полицию, то мои счета будут заморожены и мне негде будет взять деньги. И они, конечно же, были заморожены. – Она произнесла это с горечью.

– И поэтому вы пытались продать свои ювелирные украшения?

Она посмотрела на Паччиоли, сидевшего в конце зала суда, и кивнула. Он плакал.

– Да. Я бы сделала все... что угодно.

У Корбета напряглись скулы, и они с Бернардо обменялись взглядами.

– А что произошло потом? Вы достали деньги? Вы вручили их похитителям, хотя их было меньше, чем они требовали?

– Нет. Я собиралась. Я собиралась сказать им. Это было в понедельник вечером, а они потребовали деньги ко вторнику. Но... – Она снова задрожала. – ... но они позвонили... Это... это было... – Ее лицо исказилось от ужаса, а глаза искали Корбета и Бернардо. – Не могу! Я больше не могу!

Никто не двигался. Судья мягко обратился к ней, уговаривая ее закончить, если может. Она помолчала какое-то время, всхлипывая, пока судебный пристав не принес ей воды. Она сделала небольшой глоток и продолжила:

– В газетах напечатали, что я была у Альфредо. Кто-то сообщил им. – Сказав это, она вспомнила лицо девушки. – Похитители поняли, что мои счета заморожены и мы позвонили в полицию. – Она сидела очень тихо, закрыв глаза.

– И что они сказали вам во время следующего разговора?

Она прошептала с закрытыми глазами:

– Что они убьют его.

– Они больше ничего не сказали?

– Нет. – Она вновь открыла глаза, как бы увидев видение, как будто сейчас находилась очень далеко. Слезы катились по ее лицу. Она подняла взгляд на потолок. – Они сказали, что я могу... – ее голос затих, и она снова опустила глаза, – попрощаться с Амадео... И... я это сделала. Он сказал... он сказал мне... чтобы я еще немного оставалась храброй, что все будет... хорошо... что он любит меня... Я сказала ему, что люблю его... а потом... – Она невидящими глазами смотрела в зал. – А потом они убили его. На следующее утро полиция нашла его мертвым.

Изабелла безжизненно сидела там, вспоминая тот момент, свои чувства и последний звук голоса Амадео, который, казалось, затих, как и ее сейчас. Она молча посмотрела на трех мужчин, обвиняемых в убийстве, и, продолжая плакать, покачала головой.

Судья быстро сделал знак Бернардо. Ее участие в судебном процессе закончилось. Он хотел, чтобы ее увели.

Бернардо поспешно вскочил, поняв жест судьи, и Корбет последовал за ним и адвокатом к Изабелле, находившейся во невменяемом состоянии.

– Они убили его... они убили его... Амадео... – Ее голос прозвучал ужасным воплем в зале суда. – Он мертв!

Ее крик вылетел за пределы зала суда. Когда Корбет и Бернардо помогали ей идти к дверям, те распахнулись и фотографы ворвались в зал.

– Пошли, Бернардо! – Корбет внезапно преисполнился решимостью, хватая Изабеллу в объятия. – Прочь от нее, ублюдки! – Бернардо с двумя охранниками с трудом прорывались вперед, в то время как судья призывал к порядку, а приставы пытались удалить прессу. Зал суда походил на бойню, Изабелла плакала, а ошеломленная толпа наблюдала.

Наконец им кое-как удалось добраться до ее машины, дверцы захлопнулись, и все трое прижались друг к другу на заднем сиденье; машина рванула вперед, журналисты продолжали кричать, раздавались щелчки фотоаппаратов.

Изабелла припала к груди Корбета.

– Все кончилось, Изабелла. Все кончилось, дорогая... все кончилось. – Он повторял ей это снова и снова, а убитый горем Бернардо наблюдал. Он сожалел, что уговорил ее приехать. Он был не прав, но глаза Корбета не осуждали его, даже когда они приблизились к новой толпе репортеров, поджидавшей их у «Сан-Грегорио».

Бернардо в ужасе уставился на них, а Изабелла опять заплакала. Корбет взглянул на толпу и быстро сказал водителю:

– Не останавливайтесь здесь. Поехали дальше. – Он посмотрел на Бернардо: – Мы отвезем ее ко мне в гостиницу.

Бернардо порывисто закивал, думая, что его единственным разумным поступком за последнее время было то, что он позвонил Корбету Эвингу и попросил его приехать.

Пять минут спустя они были в его номере в «Гасслере», и Изабелла смотрела на них опустошенным взглядом.

– Теперь все позади, – сказал Корбет. – Тебе больше никогда не придется проходить через подобное.

Она медленно кивнула, как ребенок, только что видевший, как вся семья погибла в огне. Бернардо скорбно смотрел на нее.

– Прости меня, Беллецца.

Но она уже почти пришла в себя и, взглянув на него, подалась вперед, целуя его в щеку.

– Это уже не имеет значения. Наверное, теперь все действительно закончится. Что будет с теми людьми?

– Если им повезет и они выберутся живыми из зала суда, их признают виновными, и, полагаю, им грозит пожизненное заключение, – злобно сказал Бернардо, и Корбет кивнул в знак согласия. Затем он встал и быстро подошел к телефону. Он тихо заговорил и через минуту вернулся к ним посоветоваться.

– Думаю, нам лучше вернуться в Нью-Йорк следующим же рейсом. Мы можем уехать, Изабелла? Или у тебя здесь есть дела?

Она молча покачала головой, а потом посмотрела на него:

– А как быть с вещами?

Но Бернардо уже был на ногах.

– Я поеду и заберу их. Корбет кивнул:

– Прекрасно. Вы можете встретиться с нами в аэропорту через час?

Бернардо кивнул в ответ и постоял, глядя на Изабеллу.

– С тобой все в порядке?

– Суд закончился?

Они оба кивнули. Главные свидетельские показания были заслушаны, и не оставалось никаких сомнений в исходе. Это было тяжкое уголовное преступление. Люди, похитившие Амадео и убившие его, понесут наказание.

– Все кончено, Изабелла. Теперь ты можешь ехать домой.

Домой. Бернардо в первый раз назвал Нью-Йорк ее домом. И она впервые осознала, что это так и есть. Она больше не принадлежала Риму. Тем более после сегодняшнего, после этой недели, после того, что произошло.

Когда Бернардо ушел и Корбет запер дверь, Изабелла стала ждать, когда он посмотрит на нее. Она наблюдала, как он закрыл чемодан и вернулся немного посидеть рядом с ней.

– Спасибо, что ты был здесь. Я... это было так ужасно... я думала, что умру... Меня поддерживало только сознание того, что я должна рассказать все, чтобы покончить с этим раз и навсегда... – Она снова взглянула на него. – И я знала, что смогу это сделать, так как ты был там. – А затем она не выдержала и спросила его: – Тебя послала Наташа?

Но он медленно покачал головой. Он не собирался больше ничего скрывать.

– Мне позвонил Бернардо.

– Бернардо? – изумилась она, а потом кивнула. – Понятно.

– Ты сердишься?

Она улыбнулась ему и очень нежно сказала:

– Нет.

На сей раз Корбет тоже улыбнулся. Он долго смотрел на нее, сидя совсем рядом с ней на диване.

– Нам надо о многом поговорить, но сейчас поехали в аэропорт, чтобы успеть на этот рейс. У тебя паспорт с собой? Если Бернардо опоздает, то сможет отправить твой багаж следующим рейсом.

– Мой паспорт в сумочке.

– Тогда поехали. – Он протянул ей руку, и они вместе встали.

Лимузин уже ждал внизу. Газетчиков не было. Их не интересовал Корбет Эвинг из гостиницы «Гасслер». Они были слишком заняты ожиданием у «Сан-Грегорио».

Через час Бернардо встретился с ними в аэропорту за пять минут до окончания посадки на их рейс. Изабелла в последний раз крепко прижалась к нему.

– Спасибо, Нардо, спасибо.

Он на миг крепко обнял ее, а затем подтолкнул к самолету.

– Увидимся в марте! – были его последние слова, обращенные к ней, в то время как Корбет помахал ему. рукой, и они поднялись в самолет.

Пока Рим уменьшался в размерах под крылом самолета, Корбет молча наблюдал за Изабеллой, смотревшей в иллюминатор. Наконец она повернулась к нему и положила свою руку на его. Он больше не мог ждать и с беспокойством посмотрел на нее.

– Мне слишком рано говорить, что я люблю тебя? – чуть слышно прошептал он.

Изабелла посмотрела на него, и ее глаза постепенно засияли от улыбки.

– Нет, дорогой, для этого никогда не бывает слишком рано.

Они целовались долго и жадно, а стюардесса ждала, чтобы подать им шампанское. Она налила им пенистое искристое вино. Изабелла взяла свой бокал и пристально посмотрела в глаза Корбету, затем, поднимая бокал, тихо прошептала:

– Навечно, мой любимый. ...Насколько долго может длиться вечность.