– Пап, это мой ребенок. Я не могу его бросить. Я не мог бы так поступить с ним или с самим собой. Но, по-моему, с ней я больше жить не могу... Однако, если я оставлю ее, мне придется оставить с ней Алекса.
У Бенджамина были большие сомнения относительно способности Сандры растить ребенка. Она не обнаруживала материнских чувств, которые, как он надеялся, у нее появятся. Как и прежде, она думала только о себе, а не о ребенке.
– Почему бы тебе не дать ей шанс самой встать на ноги? Может, тебе стоит подумать о том, чтобы содержать ее без совместного проживания?
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе помочь. Отдохни пару дней и соберись с мыслями.
Бенджамин последовал совету отца, но в итоге чувство ответственности пересилило. Сандра вышла из больницы, Бену сделалось ее жаль, он забрал ребенка и вернулся. У Агги сердце разрывалось от того, что приходится расстаться с малышом, Оливер ощущал примерно то же, видя, что Бенджамин снова поступает неправильно. Его просто коробило при мысли, что сын, следуя взятым на себя обязательствам, опять будет жить в той жуткой квартире, с ребенком и Сандрой. Олли непременно хотел вручить Бену пять тысяч долларов, а тот ни за что не желал их брать.
– Ну тогда считай, что я тебе даю в долг. Я не собираюсь позволить тебе голодать. Прояви ты разум, ради Бога.
Наконец Бенджамин смягчился, пообещав вернуть деньги при первой возможности.
Новые сложности появились двумя неделями позже. Генеральный директор фирмы, в которой работал Оливер, вызвал его и сделал совершенно неожиданное предложение. Директор лос-анджелесского филиала заболел раком, через неделю должен был уйти на инвалидность, и кого-то надо было назначить на его место. Более того, они собирались расширить филиал, «уравновесить», как было сказано, его с нью-йоркской штаб-квартирой, чтобы иметь лучший контакт с телеиндустрией и заполучить крупных, солидных клиентов на западном побережье. Председатель правления решил, что Оливер – самая лучшая кандидатура для руководства калифорнийским бюро.
– Бог ты мой... но я же не могу... Здесь у меня дом, дети ходят в школу... Я не могу так просто вырвать их с корнем и переехать за три тысячи миль отсюда.
Кроме того, был Бенджамин с его проблемами, с ребенком. Олли не мог махнуть на него рукой, как махнула на них всех Сара год назад.
– Я должен это обдумать.
Но, учитывая солидное увеличение жалованья, условия и участие в прибыли, только сумасшедший мог бы отказаться от такого предложения, и Оливер это понимал.
– Помилуй, Оливер, о чем тут думать? Соглашайся! Никто тебе второго такого предложения никогда не сделает, а так ты в будущем можешь стать даже председателем правления, – пыталась убедить его Дафна, когда вечером они сидели у Оливера в кабинете. Остальные сотрудники к тому времени уже давно разошлись по домам.
– О чем ты говоришь! У твоего отца своя жизнь и любящая жена. У Бенджамина тоже своя жизнь. Рано или поздно он разберется с проблемами независимо от того, будешь ты здесь или нет. Просто у него такая натура, он совсем как ты. А Мел и Сэму там наверняка очень понравится. Посмотри, как они хорошо перенесли переезд в Нью-Йорк.
– Но пойми, Даф, это же разные вещи. Отсюда до Перчеса тридцать миль, а оттуда три тысячи.
– Ничего страшного, если там у тебя будет новый дом. Мелисса старшеклассница. Через два года она и так уедет куда-нибудь в колледж. Дети для тебя не отговорка. Соглашайся! Это фантастическое предложение.
Но Лос-Анджелес? Калифорния? Его дом был здесь.
– Не знаю. Мне надо подумать. Нужно обсудить это с детьми, посмотрим, что они скажут.
Мел и Сэм были ошеломлены новостью, но не настолько напуганы, как Оливер ожидал. Поразмыслив, они даже решили, что идея им нравится. Бросать друзей им, правда, не хотелось, а Сэм огорчился, что с мамой видеться пришлось бы реже, но Оливер пообещал, что будет посылать их к Саре достаточно часто, уж во всяком случае – на каникулы. Правда, перспектива переезда продолжала пугать его самого. Более того, руководство хотело отправить его туда в течение месяца, что казалось Оливеру слишком поспешным.
– Ну, ребята, – обратился к детям Олли через несколько дней. Для принятия решения ему отвели срок до конца недели. – Что скажете? Едем в Калифорнию или нет?
Мел и Сэм обменялись долгими, озабоченными взглядами, а Оливер поймал себя на том, что ждет от них ответа «нет».
– По-моему, надо ехать, – ошарашила его Мел, а Сэм откинулся в кресле и ухмыльнулся:
– Да, па, поехали. Будем каждое воскресенье ходить в Диснейленд.
Олли уставился на ребят, изумленный их решением.
Они кивнули, и Оливер, чувствуя себя словно во сне, на следующий день пошел на работу и сказал, что согласен на переезд. В ближайшее воскресенье он полетел в Лос-Анджелес, подобрал себе дом, три дня занимался поиском подходящих школ, еще неделю знакомился с сотрудниками в офисе, а затем вернулся, чтобы закончить все дела в Нью-Йорке.
Преданная Агги согласилась поехать с ними. Дом в Перчесе Олли решил не продавать, пока не наладится жизнь на западном побережье. Самое трудное было сказать Бенджамину о переезде. Но получилось так, что у Оливера даже отлегло от сердца. Бенджамин и Сандра согласились переехать с ребенком в перчесский дом. Олли сказал, что этим они ему очень помогут, избавят от лишней головной боли и беспокойства.
– Нет, сынок, что ты. Есть и другая альтернатива. – Оливер сделал паузу. – Ты можешь оставить Сандру и Алекса в этой квартире и отправиться на западное побережье с нами.
Но Бенджамин только грустно покачал головой. Он не собирался их оставлять. Просто не мог. Алекс был его ребенком, а Сандра понятия не имела, как с ним обращаться.
– Мы будем здесь, и все будет о'кей.
Он нашел себе другую работу, да и за проживание в отцовском доме платить не надо – расходов меньше.
Все произошло как в кино. Они собрали вещи. Поехали. Плакали. Махали руками на прощание. И за неделю до Дня благодарения улетели в Лос-Анджелес, чтобы начать в Калифорнии совершенно новую жизнь.
Когда самолет приземлился в лос-анджелесском аэропорту, Оливер посмотрел на Мел и Сэма и подумал: «Что же я наделал?»
– Приготовились? – нервозно улыбнулся им Олли, молясь, чтобы детям понравился дом, который он снял в Бел-Эйре[6]. Чего там только не было: терраса, сауна, ванные комнаты, оборудованные по последнему слову дизайна, и бассейн в два раза больше, чем в Перчесе. Раньше дом принадлежал актеру, который разорился и сдавал его, не решаясь пока продавать.
Энди им выдали вместе с другим багажом. Он путешествовал в большой клетке. Агги улыбалась и поправляла шляпку.
В аэропорту их ждал лимузин. Дети в изумлении забрались в него, а Энди лаял и вилял хвостом. Олли в сотый раз задавал себе вопрос: не безумие ли все это? Но даже если это и было так, никто вроде бы не осуждал его. По крайней мере пока. Он откинулся на сиденье и взял детей за руки.
– Надеюсь, ребята, дом вам понравится.
– Наверняка.
Сэм улыбался, глядя в окно, а Мел вдруг стала на вид гораздо взрослее. Лимузин вез их по улицам Лос-Анджелеса к дому, который папа им выбрал в Бел-Эйре. Для детей это был совершенно новый мир, новая жизнь, но они, похоже, не возражали. И только Оливера страшило будущее.
Глава 21
Дом оказался именно таким, о каком дети мечтали, идеальным для них, что очень обрадовало Оливера. Они обжили его за пару недель, и все трое чувствовали себя очень хорошо. Даже Агнес была в восторге от нового дома, к тому же, обследовав местные магазины, она нашла все, что ей было нужно.
Мел полюбила новую школу. Сэм пригласил двух новых друзей поплавать в бассейне на День благодарения. Однако праздник был несколько непривычным без Бенджамина, без дедушки, да и Сара была далеко. Но время мчалось быстро. Прошел всего месяц со дня их приезда в Калифорнию, а ребята уже паковали вещи, чтобы лететь в Бостон, к матери, на рождественские каникулы.
Оливер отвез их в аэропорт, и хотя знал, что будет скучать по детям в праздники, в то же время радовался, что недельку-другую сможет допоздна поработать в офисе. Ему требовалось время, чтобы вникнуть в разработки, ожидавшие его со дня приезда. Человеком, которого ему по-настоящему не хватало, была Дафна. Не хватало ее меткого глаза, ясного ума, четких оценок и творческого подхода к решению проблем, связанных с работой. Часто он звонил, чтобы спросить у нее совета, или посылал экспресс-почтой бумаги, чтобы выяснить ее мнение по поводу новых рекламных кампаний. Олли хотел бы, чтобы и ее направили в Лос-Анджелес, но отдавал себе отчет, что Дафна никогда не поедет. Ее личные дела в Нью-Йорке были слишком важны для нее. Она скорее бросила бы работу, чем того мужчину, ради которого пожертвовала жизнью тринадцать лет назад.
Рождество подкралось так быстро, что никто даже и не заметил. Дети перед отъездом нарядили елку, обменялись с отцом подарками, и, вернувшись из аэропорта в пустой дом, Олли вдруг осознал, что впервые будет встречать Рождество в одиночестве, без детей и без Сары. Так, впрочем, было легче забыть о празднике и погрузиться в работу.
На следующий день в дверь его кабинета нерешительно постучала одна из сотрудниц.
– Мистер Ватсон, Гарри Бранстон решил, что вы, может, захотите на это взглянуть.
Девушка положила ему на стол приглашение. Олли взглянул на него, но был слишком занят и внимательно прочел только через несколько часов. Это было приглашение на рождественский прием, который ежегодно устраивала одна из телекомпаний для своих звезд, персонала, друзей и главных поставщиков рекламы. Телекомпания эта была в то же время одним из крупнейших клиентов их рекламного агентства. Присутствовать на этом приеме Оливеру было вроде бы важно, но он не знал, найдет ли свободное время, и вообще-то был не в настроении. Он отложил приглашение в сторону и решил, что посмотрит, как сложится день, – до торжества оставалось еще четыре дня. Когда же в пятницу пополудни Олли нашел среди бумаг приглашение, то меньше всего думал о приеме. Никого из знакомых там не будет, и никто не заметит его отсутствия. Он снова отложил его в сторону, но вдруг словно услышал голос Дафны, настаивающей, что надо идти. Именно это она ему посоветовала бы сделать: ради агентства и для утверждения себя в качестве главы его лос-анджелесского, отделения.
– Ну ладно... ладно... – проворчал он. – Пойду.
А потом про себя улыбнулся, подумав, как здесь не хватает ее и их совместных ужинов. В этом состоял один из минусов переезда в Лос-Анджелес. У Олли здесь не было друзей. И тем более таких, как Дафна.
Оливер позвонил и заказал служебный лимузин, которым пользовался редко, но для таких случаев он был очень кстати. Водитель наверняка знал, где это находится, да и о парковке беспокоиться не надо.
Прием проводился в одном из громадных съемочных павильонов. Лимузин подкатил к воротам, охрана проверила по списку фамилию и пропустила. Все это по-прежнему напоминало Оливеру сон или участие в каком-то незнакомом фильме.
Две девушки проводили его внутрь, и Олли вдруг оказался в толпе празднично одетых и пьющих шампанское людей. Интерьер павильона напоминал гигантский гостиничный вестибюль. Посредине возвышалась огромная елка, руководители телекомпании всех приветствовали. Оливер чувствовал себя скованно, как ребенок, впервые пришедший в новую школу, но никто не обращал на это внимания. Он несколько раз представился и с тайным восторгом заметил в толпе знакомые лица звезд, участников популярных программ и телесериалов. На приеме было множество красивых женщин и интересных мужчин, и Олли пожалел, что с ним нет Мелиссы. Она бы наверняка была ошеломлена всем этим, ей бы понравилось. Оливер заметил также ведущего любимых программ Сэма – веснушчатого мальчишку, чьи словечки Сэм постоянно повторял.
В один из моментов он подвинулся, чтобы пропустить кого-то, и нечаянно наступил кому-то на ногу. Олли тут же отскочил, извиняясь, повернулся – за его спиной стояла красавица, каких он еще в жизни не видел: прелестное лицо, зеленые глаза, волосы с медным отливом.
– И... извините... Я не заметил.
Оливер понял, что уже видел ее раньше, но не мог вспомнить где. Она улыбнулась ему, демонстрируя безукоризненные зубы. На ней были красные кожаные слаксы и простой черный свитер. Ослепительная красота не мешала ей быть совершенно непринужденной. И улыбка у нее была как у юной девчушки, а не как у кинозвезды. Она была удивительно маленького роста и вообще воплощала собой миниатюрность и совершенство.
– Я очень сожалею, – повторил Олли снова, зная, что наступил на нее всей своей лапой.
Но красавица только рассмеялась и повела взглядом по окружавшей их толпе:
– Безумие, правда? Я каждый год прихожу сюда и всегда себя потом ругаю. Это похоже на гигантскую массовку. Устроители словно заказывают толпу побольше, а потом берут в руки по бокалу шампанского и желают всем хорошо провести время.
Она снова рассмеялась, глядя по сторонам, потом их взгляды встретились. Оливеру показалось, что она из другой породы: идеальный цвет лица, прекрасно ухоженные рыжие волосы – полный контраст с экстравагантно одетыми и накрашенными женщинами, которые, очевидно, посвящали всю жизнь уходу за своей внешностью. Олли чувствовал, что она другая.
– Я знаю, что мне не следует об этом спрашивать, возможно, мне следовало бы знать, но – вы здесь работаете?
– Можно так сказать. А вы ведь нет, я не ошиблась? В противном случае он бы знал, кто она, но ее это не обидело. Так даже лучше.
– Я работаю в рекламном агентстве. – Олли не хотел ей говорить, что является директором. – Всего несколько недель назад переехал сюда из Нью-Йорка. Здесь все по-другому, но мне нравится.
– Вот увидите. Здесь можно сойти с ума. Я живу тут десять лет и по-прежнему чувствую себя словно Алиса в Стране чудес.
Это ощущение было Оливеру хорошо знакомо. Он вдруг подумал, как бы она выглядела без тщательно причесанных волос и профессионально сделанного макияжа.
– А откуда вы приехали?
– Из Небраски, – засмеялась она. – Можете себе представить? Я приехала поступать в Калифорнийский университет и стала звездой. Моя родня все еще считает меня сумасшедшей, потому, что я здесь нахожусь. Иногда мне тоже так кажется, но это затягивает. Мне нравится работать в телебизнесе.
Она говорила эмоционально, Оливеру нравилось выражение ее глаз. Живая и жизнерадостная, она, казалось, не воспринимает все это серьезно. Во время их разговора кто-то подошел и попросил у нее автограф. Она расписалась, улыбнулась, поблагодарила и снова повернулась к Оливеру. Тот был явно смущен, так как теперь-то уж точно понял, что обязан был знать, кто она.
– Ладно. Завтра я буду посрамлен. Я выясню, кто вы, и почувствую себя полным ничтожеством. Почему бы вам не сказать мне сейчас? Я признаюсь в невежестве и смирюсь с этим. – Олли тоже улыбался. – Кто вы?
– Красная Шапочка, – пошутила она. – Честно говоря, мне нравится, что вы меня не узнаете. Я не хочу лишать себя этого удовольствия.
– Обещаю, что забуду, как только вы мне скажете.
– Ну ладно, раз такое дело. – Она протянула ему руку. – Шарлотта Сэмпсон.
Это была звезда одного из главных сериалов телекомпании, который демонстрировался еженедельно в лучшее время. У нее и ее партнера аудитория насчитывала порядка восьмидесяти миллионов зрителей.
– О Господи...
Олли в самом деле почувствовал себя дураком. Мел просто умрет, когда узнает, что отец с ней познакомился.
– Трудно поверить...
– А теперь, когда это позади, скажите мне, кто вы. Оливер пожал ей руку, а сам представиться забыл. Он удивлялся, что не узнал ее, но никогда бы не подумал, что она такая маленькая, молодая, живая и симпатичная. В сериале она была очень серьезной и обычно носила другую прическу. Олли все глазел на нее, чувствуя себя деревенщиной, потом наконец представился:
– Извините. Я в самом деле растерялся. Меня зовут Оливер Ватсон. Это на нас, простаков с востока, Голливуд так действует. Я, знаете, не привык каждый день иметь дело со звездами, а тем более наступать им на ноги.
– Не расстраивайтесь. Мой отец, когда был здесь последний раз, встретил в павильоне Джоан Коллинз и сказал ей, что она очень похожа на его знакомую учительницу воскресной школы из Небраски. Я впервые видела, что Джоан онемела. А он похлопал ее по спине и пошел дальше.
– Может, и мне следовало бы поступить так же? Но в вас я не нахожу сходства с учительницей воскресной школы.
«Скорее с соседской девчушкой, – подумал Олли, – изумительно красивой девчушкой».
Его заинтриговали ее пламенно-рыжие волосы. Судя по матово-белой коже, это был их естественный цвет.
– Вы тоже не похожи на человека из рекламного бизнеса. Скорее на кого-то из нашего сериала.
Шарлотта рассмеялась, и Олли понял, что делает она это часто. Она была легка в общении, лишена манерности или аффектации, характерной для людей ее круга.
– Боюсь, что вы ошибаетесь.
– Кстати, а как вы здесь оказались?
Кругом толпилось множество ее знакомых, ей махали, слали воздушные поцелуи, подавали знаки, но Шарлотте, казалось, нравился разговор с Оливером.
– У пас в агентстве кто-то заболел, и меня послали на замену. Я узнал только в последний момент, но не жалею, что приехал.
Вдруг Олли почувствовал себя неловко:
– Мисс Сэмпсон, я вас задерживаю? Думаю, здесь множество более важных людей, с которыми вам надо поговорить.
– Я уже заплатила свои долги. Я пришла рано, выпила бокал шампанского и поцеловала президента телекомпании. Чего они еще могут хотеть? Чтобы я сплясала? Не выйдет. Я сейчас не на работе. И мне нравится с вами разговаривать. Это гораздо приятнее, чем беседы с неврастеничными звездами, программы которых теряют популярность.
Однако о ее программе этого сказать было нельзя. Шарлотта в тот год была кандидатом на приз «Эмми», правда, не получила его, и Оливеру было тем более неловко, что он ее не узнал с первого раза.
– А чем вы занимались в Лос-Анджелесе, с тех пор как приехали?
– Работал, работал и еще раз работал... Устраивался... Честно говоря, я пока ничего не видел, кроме моего дома и офиса.
– Это не слишком весело. А ужинать куда-нибудь ходили?
– Еще нет, разве что один раз, с детьми. Мы поехали в «Хард-рок кафе», им там очень понравилось. А я почувствовал себя четырехсотлетним стариком и чуть не оглох.
Шарлотта засмеялась. В самом деле там тяжело было разговаривать, но все равно это кафе ей нравилось. Интерьер был оформлен необыкновенно. Она особенно любила разглядывать старый автомобиль Элвиса Пресли, словно проломивший потолок. К Шарлотте тогда возвращались воспоминания детства.
– А в «Спаго» вы еще не были?
– К сожалению, нет.
– Надо нам будет как-нибудь сходить.
Олли подумал, что это лос-анджелесский вариант нью-йоркского «Давайте как-нибудь вместе поужинаем», и не отнесся к ее словам серьезно.
Потом она с заинтересованным видом спросила:
– Сколько лет вашим детям?
– Дочери шестнадцать, а сыну десять, и еще одному сыну, который остался на востоке, восемнадцать.
– Неплохо, – улыбнулась она как бы с легким сожалением. Олли ей в самом деле нравился. – А сколько жене?
Шарлотта взглянула ему в глаза, и Олли рассмеялся прямоте ее вопроса.
– Вообще-то сорок два, но мы в разводе.
Он имел право так сказать. Документы должны были быть готовы через восемь недель, а в его сердце все нити, связывавшие его с Сарой, порвались.
Шарлотта Сэмпсон в ответ широко улыбнулась:
– О, это хорошая новость! А я было расстроилась!
Оливеру польстили ее слова и внимание к нему. Он в самом деле считал, что недостоин этого. А может, она была просто застенчивой и не любила больших приемов?
– Ваши дети теперь здесь?
– Нет, они улетели на восток, чтобы провести Рождество с матерью, в Бостоне.
– Но вы же сказали, что жили в Нью-Йорке? Шарлотта была озадачена.
– И почему они не остались на Рождество с вами?
– Потому что они и так со мной постоянно живут. Мы действительно жили в Нью-Йорке, но она живет в Бостоне. Она уехала туда год назад продолжать образование, и...
Олли посмотрел на Шарлотту. Голливуд не Голливуд, он решил рассказать ей все как есть, хотя и не был уверен, что ей до этого есть дело. Однако она проявляла заинтересованность и, похоже, была хорошим человеком.
– И она нас оставила... меня и детей... Поэтому они теперь живут со мной.
Шарлотта вдруг печально взглянула на него и отбросила свои длинные рыжие волосы.
– Это похоже на долгую, грустную историю.
– Совершенно верно. Так было. Теперь это уже короткая история. Она счастлива. У нас все хорошо. Ко многому привыкаешь, если надо.
– А дети? Олли кивнул:
– Они в порядке. Теперь, как мне кажется, они смогли бы выдержать любые испытания. Это хорошая команда.
– А вы, похоже, хороший отец.
– Благодарю, сударыня.
Оливер слегка поклонился, оба рассмеялись. В этот момент к ним подошел один из руководителей телекомпании. Он поцеловал Шарлотту в обе щеки, Оливеру пожал руку и сказал, что наблюдает за ним на протяжении часа.
– Я хотел познакомить тебя кое с кем из наших друзей, но вижу, что ты и так уже познакомился с моей фавориткой.
– Едва переступив порог, я попытался ее растоптать, а она была так любезна, что не вышвырнула меня вон и не подала в суд. Теперь Шарлотта сильно хромает, поэтому мы тут стоим и я мучаю ее рассказами про своих детей.
– Я с удовольствием с вами разговариваю, Оливер, – произнесла Шарлотта с ноткой обиды, а мужчины рассмеялись. Потом она с недовольной гримасой обратилась к боссу телекомпании: – Ты что, собираешься его куда-то увести?
– Вынужден. Но если хочешь, приведу его обратно, – заверил тот и наклонился к Оливеру со словами шутливого предупреждения: – Имей в виду, она не выносит кинозвезд, обожает детей и собак и никогда не забывает роль. Я таким женщинам не доверяю, а ты? Вдобавок она чертовски хорошенькая. Тебе надо увидеть ее в четыре утра – просто обалдеть можно: никакого макияжа и лицо как у ангела.
– Кончай, Говард! Ты прекрасно знаешь, как я выгляжу по утрам.
Шарлотта смеялась, весело было и Оливеру. Он бы с удовольствием посмотрел на нее в четыре утра, в макияже или без него.
– Он все-все врет. Я терпеть не могу детей и собак. Но когда они говорили о детях Оливера, на это было не похоже.
– О'кей, Чарли, ты себе развлекайся, а я Оливера заберу. Скоро доставлю его обратно.
К большому сожалению Оливера, его увели, и Говард стал знакомить его со всеми сколько-нибудь значительными особами, присутствовавшими на приеме. Лишь через час Олли удалось вернуться на то место, где они стояли с Шарлоттой. Ее, конечно, там уже не было. Он в общем-то не надеялся, что она ждет, но был бы очень рад, если бы так случилось. Олли вышел из павильона и стал искать свой лимузин. И тут, к своему изумлению, в отдалении заметил ее, садящуюся в красного цвета «мерседес». Волосы она заплела в две косы, смыла макияж, на ней было старое черное кожаное пальто. Олли помахал ей, Шарлотта его увидела и тоже помахала, потом замешкалась, словно ожидая, чтобы он подошел. Оливер направился к ней сказать, как был рад знакомству. Шарлотта приветливо улыбнулась.
– Домой?
Она кивнула, взглянув на него снизу вверх все с той же улыбкой, и вдруг показалась Оливеру похожей на маленького ребенка. Очень симпатичного ребенка, констатировал Олли.
– У меня две недели отпуска до конца праздников. А как насчет вас? Покончили с обязанностями?
Олли кивнул. Он хотел бы пригласить ее куда-нибудь, но не решался. А потом подумал: «Была не была, от Шарлотты Сэмпсон получить отказ не обидно», – и спросил:
– Вы ужинали?
Шарлотта покачала головой и затем с веселым видом предложила:
– Хотите, пойдем на пиццу в «Спаго»? Я не уверена, что мы попадем, но попробовать можем. Там обычно довольно людно.
Она употребила очень мягкое определение. Как правило, в «Спаго» яблоку негде было упасть от посетителей, жаждущих отведать блюд, приготовленных Вольфгангом Паком, и поглазеть на звезд, которые туда захаживали.
– С превеликим удовольствием.
Олли был в восторге. Он через плечо глянул на свой лимузин:
– Разрешите вас подвезти? Или следовать за вами?
– А почему бы вам не поехать со мной?
– Вы не будете возражать? Разумеется, так было бы проще.
Шарлотта снова тепло улыбнулась. Ей нравились его внешность, его голос, легкость в общении, спокойствие. Он производил впечатление надежного ^заслуживающего доверия человека.
– Конечно, нет, – ответила она.
Тогда Олли быстро отпустил шофера, словно боясь, что Шарлотта передумает, и занял переднее сиденье рядом с ней. А она вдруг повернулась к нему:
– Мне пришло в голову кое-что получше. В «Спаго» порой бывает слишком шумно. Я знаю другой итальянский ресторанчик. Он называется «Кьянти». Там темно, и никто нас не увидит. Можем позвонить отсюда и узнать, есть ли свободные столики.
Шарлотта указала на маленький красный телефон, прикрепленный к приборной панели. Она одной рукой набрала номер, а другой в то же время завела мотор. Оливер смотрел на нее с изумлением.
– Что-нибудь не так? – спросила она.
– Нет, я просто недоумеваю.
– Да, – усмехнулась Шарлотта, – путь далек из городка Линкольн в Небраске.
Ресторан ответил сразу же, они были рады зарезервировать столик для мисс Сэмпсон. Ее выбор оказался очень удачным. Ресторанчик был маленький, в нем царили полумрак и интим и не было никаких новомодных выдумок. Интерьер был как в старых добрых итальянских ресторанах, а меню привлекало восхитительными блюдами. Старший официант быстро принял у них заказ. Они сидели рядом на банкетке, и Оливер пытался свыкнуться с необычностью своего положения. Он ужинал с самой Шарлоттой Сэмпсон! Но ведь это был Голливуд, не так ли? На долю секунды его мысли обратились к Меган. Здесь все было совсем иначе. Те свидания носили изощренный и отчасти декадентский характер, а тут все казалось таким простым. Видимо, потому, что Шарлотта была таким человеком. Она казалась очень земной.
– Идея была отличная, – похвалил Олли, и оба потянулись к булочкам. Они ужасно проголодались.
– Как замечательно, что завтра не нужно в четыре утра ехать на работу. Порой это очень мешает общению с друзьями. Чаще всего я слишком устаю к вечеру, чтобы еще куда-то ходить. Я приезжаю домой, принимаю ванну и забираюсь в постель со сценарием на следующий день, а в девять выключаю свет и засыпаю мертвым сном.
– А как же знаменитые голливудские вечеринки?
– Они для кретинов. За исключением обязательных, вроде сегодняшней. На остальные можно не ходить. А на такие, как сегодняшняя, не пойти опасно. Нельзя сердить руководство телекомпании.
– Я об этом слышал. Неужели все время приходится жить в таком напряжении?
– Временами, если твой рейтинг не слишком высок. Паршивая это работенка, – рассмеялась она, – но я ее люблю. Мне нравится, что она такая творческая, тяжелая, я получаю удовлетворение, когда удается справиться с трудным сценарием. Мне интересно заниматься еще и другими вещами, но этот опыт просто неоценим.
Она снималась в сериале уже на протяжении двух лет.
– А чем бы вы охотнее всего занимались?
– В профессиональном смысле? Интересный вопрос... Наверное, Шекспиром. Я его много играла в колледже и потом в летней бродячей труппе, когда не могла найти другую работу. Я люблю настоящий театр, это напряжение, необходимость помнить роль слово в слово и хорошо играть ее каждый вечер. Для меня верхом мечтаний был бы, наверное, Бродвей.
Оливер кивнул, он ее понимал. Это, конечно, вершина актерского мастерства, но и то, что она делала, было здорово. Олли восхищался ею. Помимо всего, это была гораздо более тяжелая работа, чем многим казалось. Он это уже понял.
– А в кино вы снимались?
– Один раз, – рассмеялась она. – И очень неудачно. Единственной особой, которая это смотрела и которой понравилось, была моя бабушка в Небраске.
Они рассмеялись. Подали ужин, за которым они говорили и говорили: о работе, о его детях, о сложностях их профессий, о его самочувствии в должности новоиспеченного директора.
– Реклама – это сложное дело. Раз напортачишь – и потеряешь клиента.
Она много об этом слышала, но Оливер казался удивительно спокойным, учитывая напряжение, в котором работал.
– Да нет, от вашей работы не очень отличается. Вам тоже особой свободы не дают.
– Поэтому надо иметь еще что-то, какую-то отдушину, не менее важную для тебя, чем работа.
– Например?
Шарлотта ответила без колебаний:
– Мужа, семью, детей. Людей, которых любишь. Навыки в чем-то другом. Потому что в один прекрасный день съемки, автографы, вся эта суматоха – все кончится, и важно не допустить, чтобы это стало для тебя трагедией.
Ее взгляд на свою профессию был разумным и вызвал у Оливера уважение, но ее слова вдруг озадачили его.
– Вы, случайно, от меня ничего не скрываете, мисс Сэмпсон? Вдруг сюда зайдет ваш муж и вмажет мне по носу?
Шарлотта засмеялась, представив такую сцену, и покачала головой, в то же время сражаясь с порцией спагетти.
– Это невозможно. Я была замужем всего один раз, и давным-давно, когда мне был двадцать один год. Выскочила я буквально через десять минут после окончания колледжа.
– И что же?
– Очень просто. Он был актером. Скоропостижно скончался. А я с тех пор не встречала никого, за кого хотела бы выйти замуж. На съемочной площадке редко можно встретить мужчину, с которым хотелось бы провести остаток жизни.