Глава 20

Когда Пакстон проснулась, было уже два часа дня. Она распаковала чемодан, приняла душ, поела, а потом снова заснула и проспала до самого утра. На письменном столе она нашла записку от Ральфа, который писал, что заедет за ней завтра в семь утра. В шесть она уже была на ногах и любовалась восходом солнца. Погода была прекрасной, но со временем становилось чертовски жарко. Пакстон надела свой защитный полевой костюм, футболку цвета хаки, зашнуровала высокие ботинки — все это Ральф дал ей, когда она приехала в Сайгон год назад.

На этот раз ей ничуть не было страшно. Теперь все это было в порядке вещей. Спускаясь вниз, она чувствовала, что ей стало очень легко — теперь она была на своем месте и знала, что делает.

Ральф, как всегда, приехал вовремя, с ним был Берти, пожилой англичанин — фотограф, жуткий человек. Пакстон когда-то с ним уже работала, и он ей нравился. Всю дорогу он отпускал грубоватые шуточки, и Пакстон, поглядывая на Ральфа, только ухмылялась, время от времени наливая себе из термоса кофе. Солнце стояло уже высоко, начало парить. В воздухе носился до боли знакомый запах — цветов, фруктов и выхлопных газов, он висел над ними как дымка. На выезде из города пошла извечная зелень холмов, знакомая красная земля, до которой так и хотелось дотронуться и помять ее в ладонях… А вокруг те же нищие, те же сироты, раненые, увечные. Та самая страна, которую она полюбила настолько, что не смогла покинуть. Накануне Ральф написал, что вместо Дананга его посылают в какое-то другое место, но он все равно приглашал Пакстон составить ему компанию.

— Слушай, ты отдаешь себе отчет о том, что я не имею понятия, куда мы едем? — спросила Пакстон у Ральфа, пока фотограф болтал с водителем. — Это к вопросу о доверии. Итак, куда же мы направляемся?

На самом деле Ральф колебался, стоит ли брать ее с собой, и даже собирался позвонить ей накануне вечером. Однако было уже поздно. Он еще утром перед самым отъездом думал, не согласится ли Пакстон остаться, но они оба были так рады, что снова едут на задание вместе, что это решение как-то само собой забылось. — Мы едем в Кучи. — Ральф с беспокойством взглянул на часы. — Но тебе это, наверное, тяжело. Слушай, если хочешь, давай вернемся. Тебе не надо туда ездить. Какой я идиот, я-то и сам там не был уже полгода. И вдруг вчера приходят сногсшибательные новости. В тот последний раз там пришлось очень несладко. А если этот псих снова там… не нравится мне это, Пакс. Мне надо было сразу тебе сообщить, что меня перебросили на Кучи.

— Нет, — покачала головой Пакстон. — Значит, я должна это пережить.

— Хочешь, вернемся в город, Пакс? — снова спросил он.

Пакстон только отрицательно покачала головой и молча отвернулась к окну. Полгода назад погиб Билл, полтора года назад — Питер. Так здесь случается всегда. И невозможно избежать мест, где погиб тот или другой. В других местах она бывала с ними, пока они были живы. Вокруг слишком многое вызывает тяжелые воспоминания. Питера убили в Дананге, Билла в Кучи. И невозможно спрятаться от этого. Что поделаешь, жизнь продолжается.

— Все будет нормально, — спокойно сказала Пакстон.

Она прекрасно помнила свое Последнее посещение Кучи, когда приезжала сюда, чтобы забрать свои письма Биллу, как раз накануне того дня, когда его тело должны были отправить в Сан-Франциско к Дебби. Все это не могло не напомнить о Встрече с Тони Кампобелло на террасе «Континенталя». Пакстон тяжело вздохнула, отпила кофе и посмотрела на Ральфа.

— Ты ни за что не догадаешься, кого я вчера встретила, когда ты ушел.

— Хо Ши Мина, — спокойно ответил Ральф.

Он сам не ожидал, что будет так счастлив оттого, что Пакс снова в Сайгоне и сейчас едет рядом с ним.

Он радовался так же сильно, как в тот день, когда она уехала. Но тогда это была радость за нее, теперь же он был на седьмом небе оттого, что она решила вернуться. Он заметил, что время, проведенное в Штатах, пошло ей на пользу и она снова в состоянии делать свою работу — ту, которую они все так любили и не могли оставить. Пока не кончится война.

— Я видела Тони Кампобелло. — Пакстон налила ему кофе. — Помнишь, первый сержант Билла?

Она снова могла говорить о Билле. За пять месяцев, проведенных в Штатах, она ни разу даже не произнесла его имени — там о нем никто не знал.

— Ты видела этого психа? Ну и что он сделал? Плеснул тебе чем-нибудь в лицо? — Ральф хорошо помнил их последнюю, весьма неприятную встречу в Кучи, когда этот человек орал на Пакстон, а она, оцепенев от горя, сжимала в руках маленький пакет с письмами.

— Ты не поверишь… — Ей и самой не верилось. — Он был сама любезность, можно сказать. Немного нервничал, был скован, но… — Она задумалась, вспомнив об их предыдущей встрече полгода назад. — Он извинялся за тот раз.

Ральф долго и внимательно смотрел на нее и только потом ответил:

— Значит, что-то изменилось. Я-то думал, этот сукин сын хочет тебя убить. В тот раз, если бы он посмел тронуть тебя хоть пальцем, я бы ему кости переломал. Видно, этот кретин просто сорвался.

Пакстон молча смотрела в окно.

— Мы все тогда сорвались, — тихо сказала она.

Нет, у нее тогда на было никакой истерики — только разбитое сердце. Ведь она потеряла Билла. Но Кампобелло действительно перешел всякие границы. Все они такие, эти «туннельные крысы», Ральф верно говорил. Слишком долго просиживают под землей, слишком большая нагрузка, слишком опасно.

Так что в конце концов у всех у них едет крыша. И они набрасываются на кого-нибудь. Это не их вина.

Наконец они прибыли на базу и прошли через главные ворота внутрь. Ральф сказал, что хотел бы поговорить с новым командиром 25-го взвода, и Пакстон пошла с ним. Командир оказался очень приятным человеком и рассказал, что совсем недавно им удалось обнаружить новую сеть туннелей с целыми арсеналами боеприпасов, жилыми помещениями и даже «офисами». Так что американцы в Кучи, сами того не подозревая, жили над целой подземной деревней. Он показал фотографии и схемы, затем вызвал для них проводника и в заключение пригласил их снова заходить, если возникнут вопросы. Прощаясь, он с уважением взглянул на Пакстон. Он не знал, кто она такая, но разглядел, что, несмотря на походное снаряжение, она очень хорошенькая, и подумал, что Ральфу чертовски повезло.

После этого они подъехали к тыльной части базы, и тут у Пакстон защемило сердце — она увидела то место, где когда-то жил Билл. Она и не думала, что это окажется настолько тяжело.

Когда они проезжали места, где Пакстон бывала вместе с Биллом, Ральф заметил ее настроение и снова пожалел, что вытащил ее сюда.

— Прости меня, Пакс. Не надо было тебе ехать, а я, осел, не подумал.

— Да нет, что ты. — Она хлопнула его по руке и развязала рюкзак. Здесь были пара блокнотов, несколько самых необходимых вещей, складные нож и вилка, небольшая аптечка. Как и военнослужащие, она носила при себе солнцезащитный крем и репеллент от насекомых. — Все нормально. — Она старалась говорить беззаботно, но голос выдавал ее.

Они вышли из джипа наружу. Пакстон неотступно думала о Билле и настолько погрузилась в свои невеселые мысли, что не заметила, как столкнулась с каким-то мужчиной, который чуть не сбил ее с ног, но тут же подхватил, не дав упасть.

— Эх, черт… — услышала она у себя над ухом, когда ее .поднимали.

Пакстон подняла глаза и увидела перед собой Тони Кампобелло.

— Привет, — робко сказала она, стараясь не терять хладнокровия.

Ральф уже с кем-то беседовал, а фотограф перезаряжал фотоаппарат.

— Я не хотел, простите. — Его лицо медленно осветила улыбка, а в глубине темных глаз зажглось что-то неуловимое. — Последнее время я вам это частенько говорю. Вы нормально добрались тогда вечером? Вы, видно, очень устали, и я даже беспокоился, как вы там.

Он говорил все с тем же нью-йоркским акцентом, и, слушая его, Пакстон все больше понимала, почему Билл был так привязан к этому человеку. Да, он был нервным и скованным, но в то же время находчивым, быстрым, остроумным, и, главное, его действительно заботили окружающие и все, что их касается.

— Я проспала двадцать часов подряд, — призналась Пакстон, — даже раздеться не успела.

— Можно поверить. — Он улыбнулся, но от его взгляда не ускользнула боль, которую она несла в сердце. Ей нелегко было снова оказаться здесь. Но и ему самому было нелегко. Куда бы он ни пошел, все вокруг напоминало о людях, которых он любил и потерял. Повсюду он ощущал их присутствие. Это случалось со всеми, кто пробыл во Вьетнаме долго.

— Ну и как сегодня овощи? — Она снова улыбнулась, и на миг ее лицо как будто озарилось изнутри. Они смотрели друг другу в глаза, понимая, что обоим не хватает Билла. И на миг у Пакстон появилось нелепое желание подойти к Тони и дотронуться до него.

— Очень свежие, — засмеялся он, удивляясь, что Пакстон помнит такие мелкие подробности их разговора, а затем серьезно добавил:

— Снайперы тоже. Плохо мы следили за восточным направлением. Там сегодня что-то оживились. Одному из моих ребят прострелили руку. К счастью, кость не задета. Ему, в общем, повезло. С тех пор стараемся нагибаться пониже. Когда пойдем смотреть туннели, идите сзади.

Он уже знал, зачем они приехали — командир просил оказывать им содействие.

— Да, я постараюсь, спасибо.

В этот момент Ральф обернулся к ней, и она заметила, что он раздражен. Жара начала действовать и на него, а кроме того, он был недоволен, что вьетконговцы оказались такими настырными. Он не собирался тащить Пакстон на такое опасное дело.

Он всего лишь хотел, чтобы она начала работу с интересной информации.

— Ты со мной, Дельта-Дельта, или будешь болтать?

— Не волнуйся, я иду.

— Скорее, «чарли» уже там.

— Да, мне сказали.

Она еще раз взглянула на Тони и поспешила вслед за Ральфом. Ее представили лейтенанту, который теперь занимал место Билла, и у нее снова сжалось сердце, но Пакстон постаралась сосредоточиться на сиюминутных делах. Ральф объяснял фотографу, какие нужно сделать снимки, и одновременно рассказывал Пакстон, под каким углом намерен освещать все это дело.

Вокруг толпились люди, они приходили и уходили, шла подготовка к атаке против вьетконговцев, засевших неподалеку.

— Боже, ты только подумай, что будет, если они превратят Железный Треугольник за рекой в свой плацдарм? — тихо сказал Ральф одному из них, но парень только пожал плечами. Он уже знал, что остановить их не удастся.

— Этих ребят не остановишь. Их можно жечь, закапывать, убивать, а эти маленькие засранцы приходят снова и снова. Посылают сюда совсем детей — вынюхивать.

— Да уж. — Ральф кивнул, а Пакстон, пригнувшись, пошла за Берти по направлению к высокой траве, растущей за прогалиной. Берти хотел сделать несколько снимков снайперской перестрелки, а затем вернуться обратно в туннель, и Пакстон решила пойти с ним. Она уже начала сочинять свой будущий репортаж. Ральф тем временем отвлекся на что-то другое. Вокруг них располагалось несколько отрядов, разведчик впереди пытался что-то выяснить. Пакстон в траве опустилась на колени, и в этот момент один из военнослужащих с рацией в руках подошел к ней.

— Леди, все в порядке?

— Да, все нормально.

— Вы уверены, что вам стоит тут находиться?

— А что, разве есть специальные ложи для прессы? — В этот миг что-то вспыхнуло и просвистело прямо у нее над головой. Не говоря больше ни слова, Пакстон вместе с радистом бросились плашмя на землю, он закрыл ее руками, их каски соприкоснулись, пыль, которую они подняли, лезла в рот. — Подумайте над этим, — прошептала Пакстон. — Может быть, отвести для прессы специальные места… Ну вроде кончилось.

Она вспомнила, как когда-то Билл спас ее от разрыва гранаты почти на этом самом месте. Но теперь пули оказались куда ближе, чем они предполагали. Когда они снова поднялись на колени, радист увидел, что Берти лежит рядом с ними с простреленной грудью.

— Вот черт… — Он проверил пульс. Пульса не было.

Стреляли откуда-то рядом. Мимо пробежали несколько солдат с автоматами М-16 наперевес. Они немедленно открыли огонь по тому месту, где засели два снайпера.

— Уноси ноги! — крикнул радист Пакстон. — Отходи к базе.

Но Пакстон не успела даже шевельнуться, когда по ним снова открыли огонь, на этот раз совершенно из другого места.

Радист снова упал на нее, отчаянно призывая подмогу. Снайперов оказалось больше двух.

— Матушка Гусыня… Матушка Гусыня. Это Питер Пен… прием… мы на прогалине… нас обстреливают. У меня здесь гость и Дельта-Дельта на руках… отведите их, и я постараюсь ее вывести.

— Слышим вас, Питер Пен, это Матушка Гусыня… — отвечал с базы оператор. Он дал направление войскам, чтобы те попытались убрать снайперов, но это было нелегко.

— У нас две возможности, — объяснял радист, навалившись на Пакстон так, что она начала задыхаться. — Или мы как сумасшедшие бежим назад тем же путем, что пришли, или вперед — к деревьям. Это короче. — Но там тоже засели снайперы, и это казалось куда опаснее. Радист не знал, какого черта теперь делать с Пакстон. Это был мальчишка из штата Мэн примерно ее же лет, и меньше всего ему хотелось, чтобы ее сейчас пристрелили, но он боялся сделать неверный шаг в ответственный момент.

— Я — за деревья, — спокойно сказала Пакстон, когда пуля пробила землю прямо перед ней. — По правде говоря… — Она оттолкнулась от него и откатилась в сторону. — Надо действовать быстро.

С этими словами она рванулась вперед. Он побежал за ней, и в этот же момент там, где они только что лежали, разорвалась граната. Вьетконговцы определенно не шутили. Пакстон бежала, стараясь ни о чем не думать. Наконец она прыгнула за деревья и, задыхаясь, упала на землю. Радист скользнул за ней. И в этот миг открыл огонь пулемет М-60. Раздался оглушительный взрыв.

— Свиньи, — прокомментировал его радист и снова вступил в контакт с базой.

— Это Матушка Гусыня, — ответила база. — Питер Пен, черт возьми, где ваша Дельта-Дельта?

— Со мной. — Он улыбнулся Пакстон, а ей вдруг захотелось засмеяться. Это больше всего напоминало сумасшедший дом.

— Она цела? — встревоженно спросил голос на том конце — Смотрится хорошо. — Радист тщательно оглядел Пакстон и убедился, что все в порядке. — Сможете вытащить нас отсюда?

— Попытаемся. Их больше, чем мы предполагали.

Вьетконговцам всегда удавалось просочиться в Кучи, и не по одному. Они слишком хорошо ориентировались в старых туннелях, а последнее открытие новой системы говорило о том, что их куда больше, чем думали сначала.

Как-то так получалось, что, несмотря на все усилия, «чарли» всегда оказывались впереди, и от этого создавалось впечатление, что победа остается за ними.

— Мы вытащим вас оттуда через несколько минут, Питер Пен. Не двигайтесь, оставайтесь на месте.

Новый залп. Матушка Гусыня сообщает, что один из снайперов ранен и взят в плен. Радист велит Пакстон оставаться на месте, а сам идет ближе к линии огня, чтобы посмотреть, нельзя ли что-то сделать.

— Я сейчас.

Но стоило ему уйти, как выстрелы раздались сзади. Пакстон не знала, куда спрятаться. Выбора не было, и она пошла вслед за радистом. Внезапно, раньше чем Пакстон успела опомниться, она снова оказалась в самом эпицентре перестрелки; она упала рядом с распростертым на земле телом — вся спина превратилась в одну огромную рану, голова откинута назад. Присмотревшись, Пакстон поняла, что это парень из Мэн, рация по-прежнему была при нем. Подползая, она была уверена, что он убит, но, когда залегла рядом, услышала, что он еще дышит.

Он был без сознания, как и двое других парней рядом с ним.

Теперь перестрелка снова ушла в сторону. Пакстон слышала стрельбу, взрывы, монотонно стрекотали М-16 и М-60. Не раздумывая, она взяла рацию и, повторяя не раз виденные движения радиста, попыталась вызвать базу:

— Матушка Гусыня, Матушка Гусыня, прием…

— Матушка Гусыня вас слышит… Кто говорит?

Пакстон растерялась, но лишь на долю секунды.

— Говорит Дельта-Дельта. Радист тяжело ранен. Рядом еще двое раненых.

— Где вы, Дельта-Дельта? — Судя по голосу, Матушка Гусыня не знала, что предпринять.

— Точно не знаю. В кустах, рядом перестрелка. Похоже, здесь не только снайперы. Вы можете нас отсюда вытащить? — Пакстон старалась говорить уверенно, но руки, державшие рацию, отчаянно дрожали. Один из раненых шевельнулся и застонал. Пакстон старалась держать себя в руках и не поддаваться панике.

— Сделаем все возможное. Дельта-Дельта, у вас есть вспышка?

Она чуть не ответила, что нет, но вспомнила, что получала сигнальную вспышку и она у нее в рюкзаке.

— Нам надо точно знать, где вы. Ждите. Ничего не предпринимайте, пока мы не дадим указания. — Она услышала, как он крикнул кому-то через всю комнату:

— Лейтенанта сюда!

Там у меня женщина с ранеными, и мы не знаем, где они, черт бы их побрал! Где-то там, в кустах.

Через несколько секунд появился лейтенант, затем вызвали Ральфа. Он уже вернулся на базу и теперь стоял вместе с остальными, с беспокойством слушая сообщения по рации. Они все еще пытались сбить снайпера, но к этому времени обнаружили новых вьетконговцев, и стало ясно, что они имеют дело не с одиночками, а с целым отрядом северо-вьетнамской армии, который прибыл с севера.

— Прекрасно, — процедил сквозь зубы лейтенант. — Мне этого и не хватало для полного счастья — регулярная армия из Ханоя и журналистка из Сан-Франциско. — Он на минуту закрыл глаза. Со стороны можно было подумать, что он молится.

— Ты сможешь вытащить ее. Мак? — Ральф испугался, что случалось нечасто.

— Ради Бога, Ральф, я делаю все — что могу. Но я не знаю, что там происходит, не знаю, какого черта она туда попала!

Похоже, к нам в гости явилась северо-вьетнамская армия, будь она неладна!

— Прямо на базу?

В это было трудно поверить, но тем не менее это случилось.

Так происходило повсюду. Они прокрадывались в тыл под покровом ночи. Они перерезали горло одному, крали винтовку у другого или не делали этого. Но они просачивались везде, и их постоянное присутствие ни для кого уже не было секретом. С того места, где лежала, Пакстон могла наблюдать за ходом боя.

Сейчас обе стороны забрасывали друг друга гранатами, на всю мощность работали пулеметы М-60.

— Говорит Матушка Гусыня, — снова вышел на связь радист с базы, — Дельта-Дельта, отвечайте, вы слышите меня?

— Слышу вас прекрасно, Матушка Гусыня. Пожалуйста, пришлите машину.

Ральф передернул плечами, досадуя на себя за то, что вытащил Пакстон в Кучи.

— Машина будет с минуты на минуту. — В этот момент бой опять откатился в сторону и теперь шел несколько дальше от базы. — Как раненые?

Пакстон успела осмотреть каждого. Один пришел в сознание, двое других еще дышали.

— Пока живы, — ответила она, — но едва-едва. Можете побыстрее?

— Дайте нам две минуты. У вас есть вспышка?

— Да.

— Я дам знак, Дельта-Дельта.

Прошло минут пять, и бой отошел еще дальше. В этот же миг Пакстон услышала жужжание вертолета.

— Вы видите машину, Дельта-Дельта? — Голос был спокойным и уверенным. Пакстон задрала голову и увидела вертолет. Слезы покатились у нее по щекам. Все произошло так быстро, и все же было очень страшно. Да, она была во Вьетнаме, а не в Сан-Франциско и не в Саванне. Здесь люди гибли, теряли руки и ноги, оставались глухими, слепыми, изуродованными. На миг ей показалось, что сейчас погибнет и она. Но думать об этом нельзя. Надо думать о другом — как можно скорее поднять раненых на вертолет.

— Я вижу машину, Матушка Гусыня, — подтвердила Пакстон, — Дайте вспышку, Дельта-Дельта.

Ральфа пробил холодный пот, когда он в радиорубке услышал эти слова. Не дай Бог, эти чертовы болваны ее прикончат.

Радист говорил попеременно с Пакстон, с медчастью и парнями, находившимися сейчас в самой гуще сражения.

— Видим вас, Дельта-Дельта. Они идут к вам на помощь.

Теперь тем, кто был на базе, оставалось только ждать. Пакстон лежала на месте, а вертолет тем временем спускался примерно на то место, где погиб Берти. Она видела, как его тело подняли на носилки и внесли в вертолет. Затем двое с носилками подбежали к деревьям, где лежала она и трое раненых.

— Жива? — Она кивнула. Не говоря больше ни слова, они положили раненого на носилки, затем вернулись за остальными двумя. Ей кивнули. — Теперь скорее.

И Пакстон побежала сквозь огромную тучу пыли, которую подняли работающие лопасти вертолета. Без единого слова ее втащили внутрь, и вертолет немедленно поднялся, чтобы преодолеть совсем небольшое расстояние до медчасти на базе, где их ждали наготове несколько медсестер и санитаров.

— Матушка Гусыня… Прием. Один-два Альфа Браво. Она у вас?

— У нас, — ответил пилот. — Выглядит нормально. Что там внизу?

— Пока неплохо. Мы захватили всех их раненых.

— Заканчиваю прием. Матушка Гусыня. Мы подлетаем.

Когда вертолет пошел на посадку, Пакстон все еще сжимала рацию, дрожа всем телом. На рации осталась кровь радиста. Но теперь благодаря врачебной помощи ему стало лучше. Пакстон подождала, пока вынесут раненых, затем поблагодарила пилота и осторожно выбралась из вертолета сама. И в этот миг кто-то схватил ее за плечи и тряхнул так сильно, что каска слетела у нее с головы и золотистые волосы рассыпались по плечам.

— Какого черта ты туда полезла? — Она даже не сразу поняла, кто это. Он тряс ее, как провинившегося ребенка, и на миг ей даже показалось, что сейчас он ее ударит. — Ты что, не соображаешь, что это война? Тебя же могли убить, к такой-то матери!

Какого хрена тебя туда понесло? Вся эта территория перекрыта!

— Я…

Наконец она увидела черные глаза, пронзавшие ее взглядом, в котором читался страх. Это был Тони Кампобелло.

— Что, правила не для тебя? Ты слишком важная птица для этого? Да тебя же могли пристрелить, и всех остальных вместе с тобой!

Нет, она больше не будет этого слушать. Хватит! Этому пора положить конец. Она уже один раз слышала от него нечто подобное, и снова у него это не получится, он не свалит на нее всю вину. На этот раз она уж не виновата ни в чем, как, может быть, и в прошлый раз, когда погиб Билл.

— Хватит орать на меня, черт побери! — закричала она в свою очередь. Ее зеленые глаза уставились на Тони, как дула М-16. — Я ничего такого не сделала. Никто из-за меня не пострадал. Это к вам тут подобралась вся северная армия, сэр!

Если ваши солдаты не в состоянии удерживать ее на расстоянии от этой вонючей базы, то я тут ни при чем. И нечего на меня кричать! Я только отошла на десять футов от того места, где была, это не преступление! А по мне стали стрелять!

— А какого черта вы собирались здесь увидеть? Светских дам за чашечкой чаю? Это, черт меня дери, военная база!

Они стояли, крича друг на друга. Раненых уже увезли, вертолет снова улетел, а они все стояли и переругивались. Никто вокруг и не думал вмешиваться, считая, что это не их дело. Так оно и было. Это началось давно, и теперь неминуемо должна наступить развязка.

Она продолжала кричать, но вдруг ее глаза наполнились слезами. Но на этот раз она плакала от злости и собственной беспомощности.

— Хватит на меня орать! — снова крикнула она. — В том, что эти люди пострадали, я не виновата!

— Но так могло быть! — отвечал он, но в этот момент на джипе подъехали Ральф с лейтенантом. Они издали увидели, как эти двое яростно переругиваются и размахивают кулаками.

Ральф стиснул зубы.

Увидев лейтенанта. Тони отступил, а Ральф посмотрел на него с нескрываемой враждебностью.

— Опять ты? — не сдерживая раздражения, спросил он.

Но Ральфа Тони не боялся.

— Ей там задницу могли оторвать, — сказал он в виде объяснения.

— Слава Богу, этого не случилось, — сказал лейтенант. Он был старше Билла и был совершенно потрясен событиями сегодняшнего утра. — Я, наверное, немного поторопился, пригласив представителей прессы взглянуть на туннели.

Да, фотограф убит, Пакстон едва осталась в живых, Ральф стал не похож на самого себя. Пока лейтенант говорил, Ральф выразительно посмотрел на Пакстон.

— Наверное, все-таки следует быть осторожнее. За каким чертом ты туда пошла?

— Не знаю. Берти сказал, что хочет сделать несколько снимков. А я решила посмотреть, что он будет снимать. Я просто пошла за ним, и вдруг по мне начали стрелять.

— Если бы вы не связались по рации, до сих пор были бы там, дорогая леди, — с уважением заметил лейтенант. — Вы неплохо соображаете и, вероятно, спасли жизнь тем трем парням.

Пакстон взглянула на Тони, она все еще продолжала злиться.

— А вот сержант считает, что я пыталась их угробить.

Лейтенант только улыбнулся. Кампобелло был лучшим из его людей, хотя и чересчур горячим.

— Этого я не говорил, — пробормотал тот. — Я только сказал, что ее саму чуть не угробили.

А ведь он когда-то обвинял Пакстон в том, что Билл погиб из-за нее… Но то другая история.

— Вот это ближе к истине, — ответил Ральф.

Пока Тони и Пакстон, продолжая свирепо посматривать друг на друга, садились в джип, Ральф стал договариваться с лейтенантом, как бы доставить тело Берти в Сайгон. Этого трудягу все любили, и его гибель была настоящей потерей. Еще одного человека не стало. Еще одна смерть. Как можно пережить такое!

— Я бы хотела поблагодарить радиста на базе, — тихо сказала Пакстон, когда они собрались уезжать.

Лейтенант представил ей радиста. Подавая ему руку, Пакстон расплакалась.

— Я просто хотела вас поблагодарить. — Она не знала, что сказать еще. Ведь этот человек спас ей жизнь — тем, как спокойно, по-деловому, невозмутимо вел переговоры.

— Ну что вы, Дельта-Дельта, — сказал он, растягивая слова. Он явно был с Юга, но Пакстон не спросила, откуда именно. — Худо, что вы попали в такую кашу.

— Но вы мне помогли оттуда выбраться. Это самое главное.

Выяснилось, что все спасенные парни выжили. Только Берти погиб Ральф был очень подавлен, и почти всю дорогу в Сайгон они молчали.

Тони они больше не видели, но Ральф все еще на него сердился. В результате он вылил свое раздражение на Пакстон, накричав на нее. Это был трудный день для всех — еще один ужасный день войны, а он даже не смог составить репортаж, за которым, собственно, и ехал. Ральф решил, что приедет снова в другой раз, но сейчас нужно было возвращаться, чтобы сообщить о случившемся в «Ассошиэйтед Пресс» и сделать все необходимое для отправки Берти.

— Что с тобой, хотелось бы знать! Стоит вам сойтись вместе, вы начинаете орать как ненормальные! — Он сердился на Пакстон, по крайней мере так могло показаться. На самом деле он страшно перенервничал из-за нее, и теперь, когда все закончилось и она осталась жива, перенес свое напряжение на нее же.

— Он обвинил меня в том, что я по собственной неосторожности чуть не подставила этих парней под удар.

— Ты подставила под удар себя, что гораздо хуже. Ты здесь для чего? Чтобы писать о войне, а не для того, чтобы лезть под пули, пытаясь кому-то что-то доказать. А этот — так и вообще псих какой-то.

— Это точно, — язвительно подтвердила Пакстон.

С головы до ног она была в грязи, перемешанной с кровью радиста. Это напомнило ей о других поездках и о том, зачем она все-таки вернулась в Сайгон. Не потому, что любила все это. А потому, что в этом ее долг; Но долг, перед кем? Перед собой?

Перед своей страной? Перед газетой? А может быть, перед Ральфом? Питером? Биллом? Непростой вопрос. По пути в Сайгон они молчали. День был тяжелым для всех. В том числе и для Тони, который долго ходил, сердясь на себя и пытаясь понять, что же он на самом деле чувствует по отношению к Пакстон.