– Что случилось, m'amie? – Иногда он называл ее «мой друг», но когда они по ночам оставались вдвоем, она становилась cherie и mon amour – дорогой и любимой.

– Ничего особенного. Накопилось много почты; придется посидеть и разобрать ее. Может быть, потом я договорюсь, чтобы мне пересылали ее в Напу.

– Да, это мысль.

Какое облегчение слышать его голос! Ей захотелось рассказать ему, что сообщил ей доктор, но она знала, что не имеет на это права. Она не хотела ни к чему принуждать его. Не дай Бог, если он женится на ней из чувства долга. Это все разрушит. Лучше промолчать. Она сама обо всем позаботится, и он ничего не узнает.

– Когда ты вернешься? – В его голосе звучало такое нетерпение, что Сабрина улыбнулась.

Она любила его даже сейчас, любила больше, чем прежде, и снова жалела о том, что это не случилось пятнадцать лет назад. Может быть, тогда она рассказала бы ему обо всем, вышла за него замуж и родила ребенка. Но не сейчас.

– Я уже сказала Антуану, что постараюсь приехать завтра или послезавтра. Ты не представляешь, сколько накопилось почты!

– А ты не можешь привезти ее сюда? – Не похоже на Сабрину. Никогда она не задерживалась в городе. – Сабрина, что-то не так?

Он слишком хорошо ее знал. Год совместной работы и два месяца в постели позволили ему до тонкостей изучить ее душу. Он знал ее лучше, чем кто бы то ни было. И хотя вместе они были недолго, родство душ сыграло свою роль.

– Нет, нет, все в порядке, – солгала она ему, как прежде Антуану. – Честное слово. – Она с трудом сдерживала слезы.

– Есть вести от Джона?

– Нет. Никаких. Наверное, очень занят в университете. Все-таки последний курс. – Она всегда старалась оправдать сына.

И хотя Андре не хотел спрашивать, но что-то в ее голосе настораживало его.

– Что-нибудь от Камиллы?

– Слава Богу, нет, – улыбнулась Сабрина.

Она ужасно соскучилась по нему, а ведь с тех пор, как они виделись, прошло всего несколько часов. Как нужна ей сейчас его поддержка! Но нет, он не должен ничего заподозрить.

– Приезжай поскорее. – Он сорвался бы и приехал к ней, но столько дел! – Я скучаю по тебе, cherie, – прошептал он в трубку.

По щекам ее катились слезы. Только бы не задрожал голос!

– И я тоже.

Она не спала почти всю ночь, думала, плакала и наконец приняла решение. Утром она взяла телефонный справочник и отыскала фамилию врача, кабинет которого был расположен в районе трущоб, на окраине Тендерлойна. Когда она подъехала туда на такси, то увидела двух пьяных, спавших прямо на улице. Она нерешительно вошла в подъезд, пропахший мочой и капустой, поднялась по скрипучим ступенькам и с облегчением вздохнула, увидев безукоризненно чистую приемную. Пожилая медсестра пригласила ее в кабинет. За столом сидел низенький, полный, лысый мужчина, облаченный в халат без единого пятнышка. Так и не поняв, разочарована она или, наоборот, испытывает облегчение, Сабрина глубоко вздохнула и начала говорить. Врач подбадривающе улыбался ей.

– Доктор, я... я заранее прошу прошения за мою просьбу. Дело, которое привело меня к вам... – На глаза навернулись слезы. – Я пришла к вам потому, что я оказалась в отчаянном положении...

Доктор внимательно следил за ней, стараясь угадать, что будет дальше. За сорок лет практики он привык ко всякому.

– Да? Я сделаю все, что в моих силах.

– Мне надо сделать аборт. Я нашла ваше имя в телефонном справочнике. Я не знаю, куда мне идти, у кого спрашивать...

Она плакала, не скрывая своих слез. Сабрина думала, что доктор возмутится, вскочит и покажет ей на дверь, но он смотрел на нее с сочувствием, а затем, тщательно подбирая слова, сказал:

– Мне жаль. Мне очень жаль, миссис Смит, что вы не можете иметь ребенка. – Она совсем забыла, что записалась на прием как Джоан Смит. – Вы уверены, что должны прервать беременность?

Он не отказал ей сразу, и у нее появилась маленькая надежда. Может быть, она попала как раз к тому специалисту, который ей нужен.

– Мне сорок восемь лет. Я вдова, у меня взрослый сын, в этом году он оканчивает университет.

Она представила веские доводы, но он, кажется, был не удовлетворен ее объяснениями.

– А что об этом думает отец ребенка?

– Это мой компаньон. Мы добрые друзья. – Она вспыхнула. – Но он на семь лет старше меня. И у него тоже взрослый сын. Мы не собирались вступать в брак. Это невозможно.

– Вы говорили ему об этом?

Секунду она колебалась, затем ответила отрицательно.

– Я узнала об этом только вчера. Но я не хочу принуждать его. Я позабочусь обо всем сама, а потом уеду домой.

– Вы живете не здесь?

– Да, я живу в другом месте... иногда. – Она намеренно напускала туману, ибо не хотела, чтобы он выяснил, кто она.

Ведь он может узнать это без особого труда, и никакая «миссис Смит» ему не помешает. А ей это совсем ни к чему.

– А не кажется ли вам, что вы должны узнать его мнение?

Она покачала головой, и доктор с сочувствием посмотрел на нее. Не в первый и не в последний раз обращаются к нему с просьбой подобного рода.

– Я думаю, вы ошибаетесь, миссис Смит. Он имеет право знать об этом. Да и ваш возраст не может служить серьезной причиной для прерывания беременности. Другие-то женщины рожают. Конечно, вы рискуете, но степень риска невысокая, так как у вас это не первая беременность. Прежде чем решиться на операцию, вам следует тщательно все обдумать. Вы знаете срок беременности?

– Два месяца. – Во всяком случае, не больше, потому что спят они с Андре восемь недель или около того.

Доктор кивнул:

– Да, времени у вас остается мало.

– Так вы поможете мне?

Врач колебался. Он давно этим не занимался. В последний раз это чуть не стоило жизни молоденькой девушке. Он поклялся, что никогда больше не возьмется за подобную операцию, и с тех пор не нарушал клятвы. Почему-то ему казалось, что, если эта женщина сделает аборт, это будет величайшей ошибкой.

– Я не могу, миссис Смит.

– Тогда почему... вы... почему... – гневно ахнула она. – Я думала, когда вы спрашивали меня...

– Я старался убедить вас оставить ребенка.

– Нет, я не буду! – Она вскочила на ноги и заплакала. – Я сделаю это сама, черт побери, если вы мне не поможете!

Она действительно могла так поступить, и врач испугался:

– Я не могу этого сделать. В ваших же интересах и ради моей безопасности! – Он мог лишиться диплома, практики, мог загреметь в тюрьму.

Но у него был выход: он направлял одну из пациенток по адресу, где сделали операцию, и женщина осталась довольна. Вздохнув, врач взял блокнот и ручку и на чистом листке бумаги написал фамилию и номер телефона.

– Позвоните этому человеку. – Он протянул листок Сабрине.

– Он сделает это? – Она с недоверием посмотрела на врача. Тот мрачно кивнул:

– Да. Это в Чайнатауне. Раньше он был классным хирургом, пока не попался с поличным... Однажды я посылал к нему пациентку. – Он с грустью посмотрел на Сабрину и снова высказал ей свое мнение: – Но мне кажется, вам надо рожать. Если бы вы влачили нищенское существование... или были больны... будь вы наркоманка или вас изнасиловали бы... но вы кажетесь порядочной, благополучной женщиной, да и ваш друг, по-видимому, такой же. Вы могли бы окружить этого ребенка заботой и любовью.

Он обратил внимание, что женщина одета в добротный шерстяной костюм, и хотя он явно вышел из моды, но был дорогим и очень хорошего качества. Даже если ее финансовое положение оставляет желать лучшего, она производит впечатление человека, который сумеет выкрутиться из любой ситуации.

– Подумайте хорошенько, миссис Смит. Вероятно, У вас больше никогда не будет такой возможности, и вы всю жизнь будете казнить себя, что не родили этого ребенка. Подумайте об этом! Еще раз взвесьте все, прежде чем набрать этот номер. – Он указал на листок, который Сабрина держала дрожащей рукой. – Потом будет поздно: даже если вы позже и родите ребенка, все равно будете раскаиваться в содеянном.

Сабрина вспомнила младенца, которого потеряла. Даже рождение Джона не заглушило горечи утраты. Неродившийся ребенок – это несбывшаяся мечта. Нет, только не думать об этом! У нее нет выхода. Она встала, пожала ему руку.

– Спасибо вам за помощь. – У нее словно камень с души свалился.

Теперь она знает, куда идти, к кому обратиться.

– Обдумайте все! – крикнул он ей вдогонку.

Сабрина приехала домой и долго сидела за рабочим столом. Ей было плохо, она вся дрожала. Трижды она пыталась набрать номер телефона, но все время ошибалась. Наконец ее соединили. Трубку сняла женщина, говорившая с сильным акцентом.

– Я хочу попасть на прием к доктору.

– Кто дал этот номер? – подозрительно спросила та.

Рука у Сабрины дрожала. Вздохнув, она назвала имя врача, которого только что посетила. На том конце провода воцарилось молчание, словно женщина боялась, что их разговор прослушивается. Выдержав паузу, она ответила:

– Он примет вас на следующей неделе.

– Когда?

Опять пауза.

– В среду вечером. – Странно, но в конце концов это же не обычный визит. – В шесть часов. Ждите у черного входа. Постучите два раза, потом еще раз. Да, и принесите с собой пятьсот долларов наличными. – Грубый, резкий тон, жесткие слова...

Сабрина чуть не вскрикнула. Ее смутила не сумма, а страшная перспектива того, что ее ждет.

– Так он сделает это?

Что толку притворяться? Обе они прекрасно понимали, что ей нужно от врача. Может, он специализируется только на этом. Но почему вечером? В конце концов, какая разница! А сколько это продлится?

– Да. Если вам будет плохо, не звоните нам. Он не будет лечить вас.

Сказано прямо, без обиняков.

«Куда можно обратиться, если вдруг возникнет такая необходимость?» – подумала Сабрина.

Может быть, к врачу, который направил ее на аборт? Она не могла позвонить своему врачу или... Этот вопрос не давал ей покоя. Когда она повесила трубку, ее чуть не вывернуло наизнанку. Она пошла в ванную, опустилась на колени... Страшно подумать, что ждет ее в среду. В шесть часов! Оставалось еще шесть дней. Ужас! Но... назад пути не было.

На следующий день Сабрина вернулась в Напу. Она держалась так, будто ничего не произошло: болтала без умолку, была неестественно весела, работала не покладая рук и даже вознамерилась приготовить ужин, что вызвало дружный смех. Мужчины давно готовили пищу сами, и на нее в том числе. Но Сабрина почти ничего не ела за ужином, да и за завтраком ни к чему не притронулась. Несколько раз она поймала обеспокоенный взгляд Антуана, но он так ни о чем и не спросил ее. Андре, кажется, ничего не подозревал, и каждую ночь они занимались любовью; только во вторник Сабрина отвернулась, притворяясь, что спит, и он поверил. Утром, когда он проснулся, Сабрина уже встала. Андре спустился вниз и увидел ее сидящей у окна. Она задумчиво смотрела на него с улыбкой.

– Что ты так рано, Андре?

– Я хотел спросить тебя о том же, мой друг.

Да, они действительно друзья... Но только не в этом. Она посмотрела на часы – было пять минут седьмого. А через двенадцать часов она поедет в Чайнатаун и заплатит пятьсот долларов наличными за то, чтобы убили его ребенка... У нее закружилась голова, ей стало плохо, она не могла сидеть здесь, рядом с ним... Он поцеловал ей руку.

– Я знаю, любимая, все эти дни ты чем-то расстроена. Я не хочу быть назойливым, я подожду, пока ты сама мне все расскажешь. – Она очень плохо выглядела, хуже, чем всю эту неделю. Белая как полотно. – Что с тобой, любовь моя? Тебя опять мучает эта женщина? – Он имел в виду Камиллу.

Сабрина покачала головой, не зная, что сказать, и с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Она не хотела обманывать его, но сказать правду тоже не могла.

– Понимаешь, Андре, в жизни каждого бывают такие обстоятельства, когда ты сам без чьей-либо помощи должен решать свои личные проблемы. У меня как раз такой случай.

Она впервые что-то утаивала от него. Это задело его за живое, но он понимающе кивнул.

– Нет ничего, чего бы я не мог понять, друг мой. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Опять Джон? – Она покачала головой. – Финансовые проблемы? – Хотя об этом он знал бы: финансовые обязательства у них общие.

– Нет, с этими проблемами я должна справиться сама. – Она вздохнула и выпрямилась. – Я уеду на несколько дней в город. – Сабрина старательно избегала его взгляда.

– Сабрина, это из-за нас? – В его голосе звучал страх. – Ты должна сказать мне.

Он так любил ее! Кто, как не он, должен знать обо всем... Он слишком стар и не выдержит еще одного удара.

– Ты жалеешь, что мы...

Она погасила все его страхи поцелуем и нежно погладила по щеке.

– Нет, нет. Не в этом дело. Это касается только меня.

– Так не бывает. Нет ничего, что мы не могли бы разделить...

– Только не теперь, – печально покачала головой Сабрина.

– Ты больна?

– Нет, ничего страшного. Я слегка расстроена, но это скоро пройдет. В субботу я вернусь. – Трех дней будет вполне достаточно, чтобы прийти в себя после операции.

Три горьких дня, полных боли и горьких слез по их ребенку, которому суждено умереть... за пятьсот долларов наличными.

– Почему тебя так долго не будет?

– За это время я отращу бороду и побрею голову, – отшутилась она. Видно, природа была созвучна ее мрачному настроению: небо посерело, потом стало розовато-лиловым, взошло солнце.

– Ты что-то скрываешь от меня. Почему ты не говоришь, что случилось?

– Потому что это мое личное дело.

– Но почему? Нет ничего, чего бы я не разделил с тобой.

Она кивнула. Она тоже так думала. Но... не в этот раз. Надо выкинуть из головы слова обоих врачей: у него есть законное право... спросить его... рассказать ему... дать возможность...

– Андре, позволь мне самой разобраться с моими делами. Давай подождем до субботы. Я вернусь, и поговорим. – Она задумалась, не встанет ли это когда-нибудь между ними.

Ее глубоко удручало, что она не сумела скрыть от Андре свою озабоченность. Она изо всех сил старалась удержать оборону. Но он слишком хорошо ее знал.

В этот момент спустились двое французских рабочих, и Сабрина поднялась к себе переодеться. А потом было просто не до этого: сломалась уборочная машина, доставили новый агрегат, и Андре с Антуаном были все время заняты. А когда они встретились вновь, Сабрина собралась уезжать. Было два часа. Времени хватит на то, чтобы заехать в дом Терстонов, помыться, переодеться и добраться до Чайнатауна. На прощание она поцеловала Андре и Антуана. Она была неестественно весела и смешлива, но кого она обманывает?

– До субботы! Смотрите ведите себя прилично! – сказала она, садясь в машину.

– Я позвоню тебе вечером, – крикнул Андре.

Вид у него был усталый. Он очень за нее волнуется, это видно по его напряженному, обеспокоенному взгляду. Ох, как она себя ненавидела!

– Не беспокойся. Я позвоню тебе. – Сабрина надеялась позвонить ему, когда вернется оттуда.

Сколько продлится операция, как она перенесет ее и как доберется домой, одному Богу известно... Она собиралась доехать туда и обратно на машине. После ее отъезда Андре и Антуан долго стояли на дороге.

– Что-то случилось, – пробормотал Андре.

Больше скрывать Антуан не мог:

– Мне кажется, она больна.

Андре резко повернулся к сыну:

– Почему ты так думаешь?

– Неделю назад, когда мы работали в поле, она упала в обморок.

– Почему же ты ничего не сказал мне? – упрекнул он Антуана.

Хорошо, что можно с кем-то поговорить о Сабрине. Оба волновались за нее, а ее притворство настораживало и давало еще больший повод для беспокойства.

– Она взяла с меня обещание, что я ничего не скажу тебе. Я настоял на том, чтобы она пошла к врачу, и пригрозил, что в противном случае молчать не буду!

– Слава Богу, сообразил. Ну и что?

– Она сказала, что доктор ничего не нашел. – Но сам Антуан не верил этому.

Нет, он должен в конце концов сказать эти слова, какими бы страшными они ни были... Слезы жгли ему глаза. Каким бы взрослым он ни казался, в нем было еще очень много детского. Подбородок его дрожал, когда он повернулся к Андре.

– Нет, папа... она нездорова. Иногда ей бывает так плохо... Ее тошнит... А на днях она чуть не потеряла сознание.

– Merde![12] – Андре побледнел и сжал кулаки. – Ты знаешь, куда она поехала?

Антуан пожал плечами:

– Может быть, сделать анализы или на прием к врачу... Я не знаю. Она сказала мне, что все хорошо.

– Menteuse. Обманщица. Ты и сам видишь. Она больна уже целую неделю, а мне так ничего и не сказала. – Взглянув на сына, он понял, что ему надо делать, отбросил инструмент, кото-й все еще держал в руках, и направился к своей машине.

– Куда ты поедешь? – Антуан пошел за ним следом, но он уже знал ответ.

– Я еду за ней. – Андре отрегулировал карбюратор, завел машину, руки его были в земле, но разве теперь до этого?

Он не думал ни о чем, только о Сабрине, которую любил больше всего на свете. Надо догнать ее!

– Давай, отец... – Антуан помахал ему рукой.

У него словно камень с души свалился. Антуан верил, что отец обязательно догонит ее. Он позаботится о ней, и все будет в порядке. Всю дорогу Андре выжимал полную скорость. Правда, позже, в городе, он все же попал в уличную пробку – у грузовика спустила шина, – а так все обошлось без приключений. На полной скорости он проскочил Бэй-Бридж (слава Богу, тот был открыт, не пришлось тратить время на паром), пронесся по Ноб-Хиллу и у дома Терстонов, о счастье, увидел ее машину. Андре с облегчением вздохнул: успел-таки... Да, она здесь. Он встретится с ней и уж на этот раз докопается до истины. Но когда Андре выехал на улицу, пытаясь найти место для парковки, он увидел, как Сабрина торопливо вышла из дома. Он обратил внимание, как странно она одета: на голове шарф, старое темное пальто, которого он никогда не видел, туфли без каблуков. Она стремительно направилась к своей машине. Внутренний голос подсказывал: надо ехать за ней. Он сел в машину и, соблюдая приличную дистанцию, поехал следом. Она повернула направо, на Джексон-стрит, а затем устремилась на восток. Андре очень удивился, увидев, что Сабрина остановилась в Чайнатауне. Какой в этом смысл? Время ленча давно прошло, а до ужина еще далеко. На миг у него мелькнула мысль, от которой учащенно забилось сердце: а не замешан ли здесь мужчина? Но она одета совсем не для свидания.

Сабрина припарковала машину, перебежала улицу, остановилась у обшарпанного старого дома. Постучала, подождала в нерешительности, постучала опять. Дверь открылась. Небольшая заминка. Андре видел, что Сабрина протянула конверт кому-то, стоящему за дверью. Со своего места он не мог разглядеть, кто это. Ее лицо покрывала мертвенная бледность. Он понял: ей грозит опасность, что-то должно случиться. Может быть, это шантаж? Он выскочил из машины, оставив ее прямо на переходе, и побежал к двери, за которой только что скрылась Сабрина. Может быть, он валяет дурака – пусть, его это совершенно не волнует! Сабрина и так достаточно много испытала, и если кто-то порывается обидеть ее, пусть пеняет на себя. Он убьет их всех, если хоть один волосок упадет с ее головы! Андре постучал один раз, второй – никакого ответа! Тогда он принялся неистово колотить в дверь. Эх, выбить бы ее... Как жаль, что он не догадался захватить с собой Антуана! И тут щелкнул замок.

– Спасибо! – Он широко распахнул дверь, чуть не сбив с ног женщину, стоявшую на пороге, и ворвался в дом.

Темный, неосвещенный холл, узкая лестница. Женщина заслонила ему дорогу, стараясь вытолкнуть его за дверь.

– Туда нельзя!

– Только что сюда вошла моя жена, – соврал он хозяйке. – Она ждет меня. – Но, взглянув на эту неряшливо одетую даму – грязный халат, домашние тапочки, – он понял, что никто его там не ждет. Он терялся в догадках, почему все же Сабрина пришла сюда, и тут до него дошло: они же шантажируют ее! – Ее зовут миссис Харт. Где она?!

– Я не знаю. Здесь никого нет... Вы ошибаетесь.

Не говоря ни слова, Андре вытянул руку и прижал женщину к стене.

– Где она? Ну... Быстро! – рявкнул он.

Женщина указала взглядом наверх. Но Андре уже бежал по лестнице. Женщина с визгом неслась за ним. Она пыталась помешать ему открыть первую дверь на втором этаже, но это лишь облегчило его задачу. Он влетел внутрь и очутился в крошечной комнате с длинным грязным столом и подносом с хирургическими инструментами. В углу комнаты стояли полуодетая Сабрина и высокий потрепанный мужчина, который потянулся за пистолетом. И Сабрина, и женщина громко завизжали. Андре стоял не двигаясь и смотрел на Сабрину, не обращая внимания на пистолет в руке доктора.

– С тобой все в порядке?

Она кивнула. Де Верней перевел взгляд на врача.

– Почему она здесь? – Но он уже обо всем догадался.

– Она пришла сюда по своей воле. Вы из полиции? – Рука мужчины задрожала, но лишь на миг; он продолжал держать Андре под прицелом. Сабрина затаила дыхание.

– Нет, – удивительно спокойно ответил де Верней. – Она моя жена, и ей не нужна ваша помощь. Она пришла сюда по ошибке. Вы можете оставить себе деньги, но я заберу ее домой. – Он говорил с хирургом, словно с ребенком.

Андре безошибочно определил, что врач пьян. Ему стало плохо при мысли о том, что мог сделать с ней этот коновал. Андре заставил себя забыть об этом и повернулся к Сабрине.

– Одевайся! – Он говорил с ней резче, чем с врачом.

Теперь де Верней знал, зачем она пришла сюда. Давным-давно он видел нечто подобное в Париже, когда ему был двадцать один год. Девушка, в которую он был влюблен, выжила, но именно тогда Андре поклялся, что ни за что не позволит любимой женщине пережить эти ужасные мгновения. И на протяжении долгих лет он держал свою клятву. Краем глаза он заметил, что Сабрина наконец оделась. Он указал ей на дверь, а сам обратился к мужчине:

– Я не знаю и не хочу знать вашего имени! Мы никому не скажем, что были здесь. – Он подтолкнул Сабрину к двери.

Поколебавшись, врач опустил пистолет, позволяя Сабрине пройти, а затем взглянул на Андре. Ему понравилась смелость этого человека, и он решил помочь им.

– Если хотите, я все сделаю, пока вы подождете в коридоре. Это не займет много времени.

Андре хотелось ударить его, но вместо этого он вежливо поблагодарил мужчину и, не говоря ни слова, повел Сабрину вниз. Он распахнул входную дверь и вытолкнул ее на улицу. Ни звука не доносилось из здания, которое они только что покинули. Глубоко вздохнув, де Верней подвел Сабрину к брошенной им машине. Прошло не более десяти минут. Если бы он приехал на пять... десять минут позже... Его затрясло при мысли о том, что могло случиться непоправимое. Глядя в сторону, Андре молча открыл дверь машины и грубо втолкнул ее в кабину.

– Андре... – Голос ее дрожал.

Наверное, то же самое было бы с ним, если бы он вдруг заговорил.

– У меня своя машина... Я могу...

Он повернулся к ней, бледный от гнева.

– Не смей обращаться ко мне... – Голос его звенел как струна.

Она была до того напугана, что даже плакать не смела. Они доехали до дома Терстонов; он припарковал машину, и они подошли к подъезду. Руки ее дрожали так, что она не могла вставить ключ в замочную скважину. Он отобрал у нее ключи, открыл дверь, вошел в дом, подождал, пока она войдет за ним следом, и закрыл дверь. Они стояли в холле под куполом. И тут Андре взорвался.

– Господи, какого черта ты там делала? – Андре не хватало слов, чтобы выразить всю силу переполнявшего его гнева. – А знаешь ли ты, что могла умереть прямо на столе в этой грязной дыре! Ты знаешь, что он был пьян? Ты знаешь это?.. Послушай меня... – Он обеими руками схватил Сабрину за плечи и начал трясти так, что у нее застучали зубы.

– Отпусти меня! – Сабрина вырвалась и зарыдала. – А что мне оставалось? Чего ты ждал? Чтобы я сделала это сама? Я думала об этом! Я не знаю как... – Она опустилась на колени и склонила голову.

Только теперь до Сабрины дошло, что она чуть было не погубила себя. Он все знал. Она посмотрела на него снизу вверх. Лицо Сабрины было залито слезами, голос прерывался от рыданий. Вдруг Андре наклонился, обнял ее и прижал к себе. Из его глаз тоже катились слезы. Он то сжимал Сабрину в объятиях, то тормошил, запустив пальцы в ее волосы.

– Как ты могла решиться на такое? Почему ничего не сказала? – Вот как все обернулось. Андре смотрел на нее сверху вниз, убитый горем: она ему не доверяет... – Почему ты ничего мне не сказала? Когда ты узнала об этом? – Он подтолкнул ее к стулу и, как ребенка, усадил к себе на колени.

Сабрина выглядела так, словно была близка к обмороку, да и ему было немногим лучше.

– Я узнала об этом на прошлой неделе, – тихо и грустно сказала она.

Андре чувствовал, что она дрожит. Не дай Бог пережить это еще раз, думалось Сабрине. Сумела бы она выжить, если бы Андре не пришел вовремя? Только теперь она поняла, как была не права...

– Я думала... Я должна была решить сама... Я не хотела заставлять тебя.

По его лицу медленно катились слезы.

– Это ведь и мой ребенок. Ты не подумала, что я тоже имею право знать?

Она ошеломленно кивнула, не в силах говорить.

– Прости меня. Я... – Сабрина снова заплакала, и Андре крепко прижал ее к себе. – Я... я слишком стара... Мы не женаты... Я не хотела, чтобы ты...

Андре внезапно отстранился и посмотрел на нее.

– Как по-твоему, зачем я строю этот дом? Для Антуана? Для чего я все это делаю?

Она глупо захлопала глазами.

– Но ты никогда не говорил...

– Вот уж не думал, что ты такая тупица... Конечно, я хочу жениться на тебе. Я думал, мы выберем время и поженимся уже в этом году. Мне казалось, что ты знаешь...

– Откуда? – Сабрина была потрясена. – Ты никогда не говорил мне!

– Merde alors![13] – Андре недоверчиво уставился на нее. – Ты самая умная и самая глупая женщина на свете!

Она улыбалась сквозь слезы, а Андре целовал ее в глаза. Вдруг его взгляд снова стал серьезным. Никто из них не хотел вспоминать о том, что случилось час назад. Это было самое страшное испытание в ее, да, наверное, и в его жизни. Она едва не погубила существо, которое было так дорого им обоим. Андре был уверен, что Сабрина никогда не смогла бы стать прежней: ни физически, ни умственно. При мысли об этом он содрогнулся.

– Скажи мне что-нибудь... Ты действительно так хочешь избавиться от этого ребенка?

Да, от этого вопроса никуда не уйти. Она должна была отчаянно хотеть этого, если решилась на такое... Теперь все казалось ей кошмарным сном.

К его удивлению, Сабрина покачала головой:

– Нет, но я чувствовала, что должна сделать это ради тебя...

Да, правда. И дело вовсе не в возрасте, как это казалось ей неделю назад. Она многое передумала и решилась на это только ради него, чтобы не усложнять ему жизнь, не принуждать, не заставлять его силой жениться на ней...

– Так ты хотела сделать это ради меня? – Андре пришел в ужас, у него снова задрожали руки. – Ты же могла умереть! Ты понимаешь это? Не говоря уже о нашем ребенке, которого ты чуть не погубила!

– Не говори этого... – Сабрина закрыла глаза, и по ее щекам потекли слезы. – Я только думала, что...

Андре тут же остановил ее:

– Хватит уже... Ты была не права. Ты хочешь, чтобы у нас был ребенок?

Эти слова решили все. Кто бы отказался на ее месте? Не сводя с него взгляда, Сабрина кивнула:

– Да. А ты не считаешь, что в моем возрасте это смешно? – робко улыбнулась она, и Андре засмеялся.

– Я ведь старше тебя, но не чувствую себя смешным. Наоборот, – он поцеловал ее шею, – я чувствую себя молодым и сильным.

Сабрина улыбнулась ему, и они поцеловались.

– Так ты хочешь ребенка, Андре?

– Еще бы! Однако я должен спросить тебя, почему ты считала, что это невозможно... Помнится, ты как-то говорила, что ничего подобного не случится... Ну что? – поддразнил он, и кошмар, пережитый в Чайнатауне, начал потихоньку забываться.

– Я ошиблась, – усмехнулась Сабрина.

– Естественно. Готов поклясться, ты здорово удивилась. Так тебе и надо!

У нее расширились глаза.

– Если бы ты знал, как я была потрясена...

При этих словах в памяти обоих встали страшные воспоминания, и, когда Андре заговорил, голос его был суровым:

– Сабрина, что бы ни случилось с тобой в этой жизни отвратительное, страшное, грязное, грустное, я должен знать обо всем. Нет ничего, что ты должна была бы скрывать от меня. Ничего. Ясно?

– Да. Прости меня... – Она снова заплакала, и Андре крепко обнял ее. – Я почти... – Сабрину снова затрясло, и он принялся качать ее, как ребенка.

– Не думай об этом. Нам посчастливилось. Я следовал за тобой от самого дома. – Сабрина застыла на месте. – Не знаю почему. Я прыгнул в машину через несколько минут после твоего отъезда. У меня было предчувствие, будто должно случиться что-то ужасное. И я оказался прав. Но теперь все позади. – Андре улыбнулся и заглянул ей в лицо. – У нас будет ребенок, любимая. Ты не чувствуешь гордости?

– Чувствую. Правда, все это выглядит глуповато. Я ощущаю себя бабушкой.

– Ну, до бабушки тебе еще далеко. Эти слова напомнили ей о другом.

– Как ты думаешь, Джон и Антуан ужасно расстроятся? Пожалуй, Джон расстроится, а Антуан едва ли... Впрочем, это его нисколько не волновало. Теперь его заботило только одно – здоровье Сабрины и их будущего ребенка.

– Если и расстроятся – tant pis pour ils[14]. Это наша жизнь и наш ребенок. Они оба взрослые люди, которым пора жить своим умом. Когда у них будут дети, они не будут спрашивать, что мы этом думаем. Вот и мы не будем спрашивать их мнения.