Потом он вошел в один из подъездов и записал несколько номеров квартир. То же самое он повторил и в соседних домах.
      Закончив работу, Стабиньш решил вознаградить себя чашечкой кофе. Вскоре он уже стоял в кафе, безмятежно поглядывая на посетителей. Маленькое помещение, как обычно, было заполнено почти до отказа. Две тетушки, уютно устроившись за столиком, оживленно болтали и не собирались освободить места для других посетителей. В углу у окна, тесно прижавшись друг к другу, решали мировые проблемы парень с девушкой. Для них окружающего не существовало. Неподалеку сидела элегантная женщина, лениво ковырявшая шарик мороженого. Наверное, коротала время, ожидая кого-то. Улдису она понравилась. Он внимательно оглядел греческий профиль, стройную фигуру… Что-то знакомое. Ну-ка, ну-ка…
      Почувствовав его взгляд, женщина повернулась и, улыбнувшись глазами, пригласила его подойти. Теперь он узнал ее: жена инженера Лубенса, Эдит.
      – Не люблю одиночества. Поговорим хотя бы о современной живописи. Хотите? – Она взглянула ему в лицо. Женщина знала силу своего взгляда.
      Но Стабиньш не смутился. Он спокойно смотрел на Эдит, сохраняя на губах улыбку превосходства. Превращаться в стеснительного техника было поздно. Он принял вызов.
      – А почему бы и нет? – держа чашку в руке, он подошел. – Надо быть последним дураком, чтобы отказать такому прелестному созданию.
      В ее глазах сверкнула молния.
      – Тогда у меня дома вы казались чуть более стеснительным.
      – Фата-моргана. Но ошибку можно исправить, – он старался говорить как можно беззаботнее. – Сейчас у меня свободное время.
      «Этот котик, даже падая с пятого этажа, встанет на лапы», – решила Эдит.
      – Прекрасно! – игриво откликнулась она. – Мне тоже некуда торопиться. Договорились. Вы меня проводите, – она улыбнулась ему одной из своих наиболее очаровательных улыбок, взглянула, чтобы убедиться, что он понял, и направилась к двери.
      Выйдя на улицу, они довольно долго молча шли рядом, стараясь найти нужное направление разговора.
      Эдит взволновали необычность, азарт, который она не без оснований называла своим хобби. Страх был чужд ей. Кроме того, обычно ей везло, а если и нет – неудачи она переживала легко. Выбить Эдит из седла жизни было трудно, даже невозможно.
      – Ну куда же мы, мой донжуан, в кино, театр, оперу, ресторан? Куда вы готовы пригласить меня? Наслаждаться уличной романтикой я не расположена, как-никак, мне уже не семнадцать, – она, насмешливо усмехнувшись, глянула на Улдиса.
      – Вы приказали проводить. Охотно выполню желание дамы.
      – Тогда идемте! – Эдит взяла его под руку. – Где я живу, вы, надеюсь, еще не забыли?
      Она отперла дверь. Казалось, дома, как и в тот раз, не было никого.
      – Ну вот, – она опустилась на мягкий диван. – Садитесь рядом. Поболтаем об искусстве. Согласны? – и она бросила взгляд, приглашавший приблизиться.
      Улдис, не опуская глаз, выдержал взгляд с честью.
      Эдит поднялась, вышла и вскоре вернулась, катя столик на колесах, на котором стояли импортные бутылки и сласти.
      – Вы холостяк; видите, как я все знаю, – со смехом сказала она. – И правильно: умный не женится. Зачем распылять свою и так быстротечную жизнь? Семья, дети, заботы, невзгоды. И лишь ради того, чтобы мир не опустел. Демография – чушь. После меня хоть потоп. Кто это сказал?
      Эдит откупорила бутылку французского коньяка, налила чуть-чуть себе, потом Улдису, потом себе дополна.
      – Так делали при французском дворе, чтобы гость не боялся, что его отравят? – усмехнулся Улдис.
      – Боитесь, что я хочу вас отравить? – Эдит склонилась к самому лицу Улдиса.
      – Немного, – он поднял рюмку. – За что же пьем – за умниц, которые остаются холостяками? Но вы же замужем, и такой тост был бы бестактным с моей стороны.
      – Не бойтесь, я не из тех, кого так легко можно обидеть, – она чокнулась, отпила и поставила рюмку на стол. – Настоящую женщину вообще обидеть нельзя. Правда, иногда мы изображаем обиду и разочарование, но это лишь для того, чтобы выглядеть правыми в ваших глазах – глазах мужчин. Куда удобнее грешить, если ответственность можно взвалить на другого. А если женщине удается еще и окольцевать мужчину, достигается вершина счастья и мечта всей жизни исполняется. Так что будьте осторожны.
      «Пока она кормит меня довольно фривольной болтовней, но что у нее на уме в действительности? Не из чистого любопытства, не ради того, чтобы выяснить, кто я такой, она меня привела».
      Улдис выпил свою рюмку, взял конфету и откинулся на спинку дивана.
      – Америки мы не открыли, – ответил он в том же тоне. – Природа создала женщину, чтобы продолжать род человеческий. Зов естества, инстинкт.
      Эдит скривилась.
      – Фу, какое плебейство! Что же, по-вашему, мы, женщины, ничем не отличаемся от самок животных? Разве у нас нет никаких других требований к жизни? – Она выпила еще рюмку и негромко продолжала: – У меня с годами выработалась своя теория жизни. Молодежь спешит получить высшее образование. Им кажется, что тогда они достигнут самого лучшего и приятного, что есть в жизни. Они не понимают, что самое интересное в этом – сам путь: годы студенчества. То же и в любви. Многие считают, что вершина любви – брак. Что так достигается вечное счастье. Однако за каждой вершиной начинается обратный склон, который, каким бы он ни был гладким, все же ведет вниз. Возникает вопрос: стоит ли, поднимаясь в гору, любой ценой стараться достичь ее вершины? Прийти к легальной или, точнее, легализованной и освященной законом половой жизни и сожительству под одной крышей? А потом что? Исчезает самое лучшее – романтика, тайные встречи, скрытые взгляды, нежные прикосновения, когда влюбленные читают в глазах друг друга то, что непонятно и недоступно другим. Зачем стремиться к официальной вершине, чтобы потом свыкнуться, раскрыть отрицательные черты своего характера, надоесть и под конец опротиветь друг другу? Разве нельзя играть близ вершины, то поднимаясь повыше, то спрыгивая с камня вниз и снова взбираясь? В жизни нет ничего вечного, и вечная любовь – сказка. С годами женщина становится мужчине второй матерью, а он для нее вторым отцом. Мало ли приходилось слышать, как они называют друг друга папочкой и мамочкой? Эти слова меня когда-то бесили. А теперь – нет. Я поняла.
      Кажется, Улдис понял тоже. И говорившая тут же вывернула свои суждения наизнанку.
      – Но, конечно, у каждой медали – две стороны. Остаться на склоне лет одному тоже плохо – как ребенку без отца и матери. Человек – слабое, плохо защищенное существо. Но стоит ли ради этого жертвовать самым прекрасным в жизни – романтикой? Я уверена, что ее надо сохранять по возможности дольше. А официальное, как видите, ее совершенно исключает. Ешьте же, пейте! – Эдит вдруг вспомнила о своей роли хозяйки. – Не стесняйтесь, счет я не предъявлю, – она с упреком посмотрела на полную рюмку Улдиса.
      Он поднял рюмку к губам, затем поставил обратно.
      – Как знать, – полушутя, полусерьезно сказал он. – Все средства хороши для достижения цели.
      – Ну, ну, – лукаво покосилась Эдит. – Вряд ли так просто завоевать, ну, скажем, вашу благосклонность.
      – А она нужна вам?
      Улдис расстегнул пиджак: стало жарко. Эдит только этого и дожидалась.
      – Снимите, снимите! – она вскочила, чтобы взять пиджак и вынести в прихожую. Однако Улдис повесил его на спинку стула.
      «Эге, лисичка, ты не отказалась бы заглянуть в мои документы!»
      – В ваших рассуждениях наверняка немало зерен истины, – заговорил он после паузы, словно обдумав и взвесив сказанное. – Вы и сами руководствуетесь этим в жизни или лишь советуете другим?
      Эдит медленно, подчеркнуто оправила узкую юбку, как бы невзначай сбившуюся и открывшую круглые колени.
      – Человек – существо, способное менять свои взгляды. Раньше я была глупой идеалисткой, вышла замуж. Сейчас, слава богу, от Лубенса я избавилась, если не говорить о формальной стороне. Снова замуж не собираюсь, так что это меня не беспокоит. И если на моем пути попадется интересный мужчина, я не придерживаюсь аскетизма. Мы ведь равноправны, не так ли? – она особенно выделила слово «интересный», одновременно позволив пряди волос грациозно упасть на лоб.
      Ситуация осложнялась, так как Эдит пустила в ход давно проверенные и признанные эффективными средства из женского арсенала. Оттолкнуть ее означало бы прервать игру, так ничего и не узнав о цели, какую женщина ставила перед собой. Тогда все это посещение становилось напрасным. Поддаться искушению – слишком рискованно.
      «Она ведь того и хочет – любой ценой завлечь в сети. Прием не новый. И была ли встреча в кафе такой уж случайной? Скорее всего это она меня и выслеживала. – Да, Улдису было над чем поломать голову. – Факт. Она навязала мне ближний бой, хочет положить на лопатки. Отступать более нельзя и поддаться тоже. Попробуем затянуть игру».
      Он потянулся, словно сытый кот, положил руку на плечо Эдит, привлек к себе и снисходительно-высокомерно проговорил:
      – Значит, на сей раз я и оказался тем интересным мужчиной, которого вы не хотите упустить? – это прозвучало так, словно Улдису приходилось делать над собой усилие, чтобы не отказать Эдит в услуге.
      Удар пришелся по незащищенному месту – по самолюбию женщины. В глазах Эдит зажглось презрение. Но она сразу же спохватилась.
      – Да, милый, – промурлыкала она, – ты мне понравился. – Закрыв глаза, она прижалась к его плечу, но тут же отстранилась, проговорив: – Обожди, милый, я сейчас… – и вышла из комнаты.
      «Шлагбаум закрыт. Поезд на миг остановился, – констатировал Улдис. – Что будет дальше?»
      Эдит нужно было хоть мгновение побыть одной перед зеркалом, чтобы сосредоточиться и принять план действий. Она решила нападать: для осады не было ни времени, ни терпения.
      Через минуту она, уже в японском пеньюаре, призывно улыбаясь, скользнула в комнату и вызывающе остановилась перед Улдисом. Затем пеньюар соскользнул с плеч. Мгновение она позволила Улдису любоваться своей действительно красивой фигурой, а затем опустилась на диван.
      Улдис невозмутимо встал, поднял пеньюар и подал женщине. Где-то скрипнула и затворилась дверь.
      – Женщину надо завоевать, – наставительно произнес он. – Слишком легкая доступность отталкивает.
      Соблазнительница натягивала пеньюар медленно и бесстыдно, словно перед нею стоял евнух, а не мужчина.
      – Вы меня неверно поняли, дорогой кавалер! – она спокойно улыбнулась, глядя ему в глаза. – Вы мне нужны еще меньше, чем прошлогодний снег. Завоевать! Для такой женщины, как я, вы – не дефицит. Мне просто был нужен цветной снимок с нами обоими.
      Она подождала, какой эффект произведут ее слова. Однако гость никак на них не реагировал. Эдит продолжала:
      – В случае, если меня арестуют, снимок случайно найдут у меня… Так что теперь вы заинтересованы в том, чтобы я оставалась на свободе.
      – Господи! – расхохотался Улдис. – Испугавшись меня, вы решили меня изолировать. Напрасный труд.
      – Я не думаю, что кто-нибудь из ваших начальников, старых развалин, воспримет ваши развлечения с голой женщиной положительно или сочтет их за оперативное мероприятие. В особенности, если эта женщина находится под подозрением – ну хотя бы по поводу спекуляции контрабандными товарами. Как вам кажется?
      – Не очень занимательно, но терпимо, – Улдис снова улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Сидя на диване, он с профессиональным интересом смотрел на женщину.
      Это могло кого угодно вывести из терпения. Но Эдит совладала с собой. Она даже улыбнулась.
      – Кажется, мы найдем общий язык.
      – А на каком основании?
      – Прежде всего, Лиесма Паэглите. Она – моя подруга, и я не хочу, чтобы она была обвинена в чем-то и пострадала ни за что.
      Улдис почувствовал, что выражение лица чуть не выдало его.
      – Не притворяйтесь незнайкой! – пригрозила пальцем Эдит. – Я вижу хорошо, а ощущаю еще лучше. Вы все время следили за Лиесмой и за мной, подсмотрели, когда она в тот раз пришла ко мне, слонялись подле ее дома, фотографировали, искали свидетелей – разве не так? Вы из отдела по борьбе со спекуляцией. Арестовали Лиесму, а теперь подбираетесь ко мне.
      – И вы хотите выменять свою подругу на снятую пленку?
      – Слишком упрощаете. Пленка – только повод для того, чтобы вынудить вас к откровенности. Я хочу, чтобы вы поняли, что идете по ложному пути. Буду говорить совершенно открыто. – Кокетливое существо куда-то исчезло, от него остался только пестрый японский шелк. Перед Улдисом, сложив руки на груди, сидела энергичная, деловая женщина, последовательно излагавшая свою жизненную позицию. – Да, мне действительно нравятся дорогие и красивые вещи. Время от времени я приобретаю колечко или браслет, прибывшие из-за границы. Уступе, надо полагать, уже рассказал вам. Но покупаю я для себя, а не для продажи. Ношу, а если со временем вещь мне надоедает, естественно, продаю. Как говорите вы, юристы: спекуляция – это скупка с намерением продажи с целью получения прибыли. Но я этим не занимаюсь.
      – А Лиесма?
      – Она – моя добрая знакомая. Ее муж был моряком.
      – А сейчас находится в надежном месте. За контрабанду.
      – Вот видите, я не ошиблась: вы как раз тот человек, какой мне нужен. Да, муж Лиесмы осужден, но и сейчас один-другой знакомый моряк ей кое-что подбрасывает. Разрешается ведь ввозить определенное количество вещей. Это не считается контрабандой. И Лиесма, бывает, приносит мне разные мелочи.
      Эдит произнесла это с выражением явного превосходства. «Для меня мелочь, для тебя это – целое богатство», – читалось на ее лице.
      – И помогает продавать, – закончил за нее Улдис.
      – Не отрицаю. Когда вещь мне надоедает. Но и это – не преступление. Так что у вас есть все основания отпустить Лиесму. Семидесяти двух часов еще не прошло, санкции прокурора у вас пока нет.
      – Вы прекрасно ориентируетесь. И только затем меня пригласили сюда?
      – Нет, разумеется. Затем, чтобы побыть в приятном общении наедине со столь выдающейся личностью, – попыталась уязвить его Эдит. Однако Улдис пропустил шпильку мимо ушей.
      – Ну, а если Лиесма расскажет куда больше, чем вы сейчас?
      – Не расскажет.
      – У вас есть гарантии?
      – Возможно.
      – Такие же, как и против меня?
      – Может быть, куда более сильные. Поверьте мне: она не расскажет. Так что не тратьте зря время и силы. Видите, я совершенно откровенна и ожидаю от вас того же.
      – И все же вы меня боитесь.
      – А вы меня? – кокетливо прищурилась она.
      Улдис поднялся, не спеша надел пиджак.
      – Снимки, если они получились хорошо, можете подарить мне. Я приобщу их к рапорту, который напишу моему начальству, докладывая о проделанной работе и сегодняшних событиях. Всего!
      Эдит прикусила губу.
      – Не шалите! – помахал ей Улдис, как делают, прощаясь с маленькими детьми.
      Эдит повернулась к нему спиной.
      «Ну и денек, – подумал Улдис, спускаясь по лестнице и насвистывая веселую песенку. – Сплошные новости. Одна подружка исчезла, у другой земля под ногами горит. Вода замутилась. Может, и удастся вытащить рыбку-другую? Однако, куда же девалась эта Лиесма?» Он вдруг ощутил тревогу. «Не забрали ли ее дружки из управления! Все карты мне спутают. Узнать срочно!»

XXX

XXXI