Он тотчас вскочил и лихорадочно стал одеваться. Когда она вышла из ванной - тщательно одетая, искусно подкрашенная, он заявил:
      - Я еду с тобой.
      - Никуда ты не поедешь, - сказала она так, что он сразу понял: он действительно никуда с ней не поедет. Она растрепала ему волосы и ушла. Он глянул на часы. Было половина десятого.
      * * *
      Через сорок минут он появился в галерее. Поздоровавшись, Светлана вежливо поинтересовалась:
      - Как сегодня ваш теннис, Кирилл Евгеньевич?
      - Партнер заспешил по неотложным делам, - ответил он. - Поэтому я так рано освободился.
      Убегая от неловкости, он быстренько скрылся в кабинете. Сел за бюро, бессмысленно проверил все ящики и ящички, взял чистый лист хорошей бумаги и шариковой ручкой долго рисовал на нем растянутые по горизонтали уродливые рожи. Мысль от собственных рисунков ушла к Даниным рисункам, а от рисунков - к Дане. Он швырнул ручку на зеленое сукно выдвижного стола. Проследив за тем, как ручка, подпрыгнув, по дуге упала на пол, он прикрыл лицо обеими ладонями. Смотрел в розоватую тьму.
      - К вам какой-то Константин Ларцев, - предупредил за его спиной Светланин голос.
      - Какой еще Ларцев? - не раздраженно, а испуганно спросил он. Сегодня от всего становилось страшно.
      Светлана презрительно хмыкнула и доложила:
      - Говорит, что футболист, что вы знакомы с ним через певицу Дарью.
      Вспомнился по-европейски лощеный спутник Дарьи, его хорошие манеры... Там, на кладбище.
      - Пригласите его, Светлана, - разрешил он и встал, ожидая посетителя.
      Обменялись поклонами и рукопожатием. Кирилл вежливо предложил:
      - Прошу вас, присядьте, Константин... эээ...
      - Просто Константин, - решительно покончил с реверансами Константин, отодвинул от круглого стола тяжелый стул, сел, легко облокотясь на антикварный стол, закинул ногу на ногу и начал излагать цель своего визита: - Во время первой и последней нашей с вами встречи... - Константин явно избегал слова "кладбище", - вы говорили о том, что собираетесь нанять детектива для расследования этого ужасного случая. Вы сделали это? На вас работает детектив?
      Сидя в отдалении у бюро, Кирилл упрямо разглядывал дорогой черный башмак, приподнятый над полом, безукоризненную складку ловкой серой штанины. Не поднимая глаз, он устало ответил:
      - А вам, собственно, какое дело до этого, Константин?
      Константин на миг поймал оторвавшийся от его башмака взгляд и, игнорируя натужный, противоестественный для такого человека, как Кирилл, грубый вызов, объяснил, почему, что и как:
      - По поручению группы артистов ведется параллельное вашему, если ваше, конечно, ведется, тщательное расследование этого дела. Я до какой-то степени являюсь доверенным лицом этой группы в регулярном общении с сыщиком, работающим на нас, и мне хотелось бы знать, не дублируем ли мы друг друга в своих усилиях. И если это так, то скоординировать наши действия. Для общей же пользы.
      - То есть вы хотите узнать, чего добился наш детектив?
      - Безусловно.
      - А мне рассказать о том, каковы успехи вашего?
      - В какой-то степени.
      - Я не уполномочен сообщать кому-нибудь что-либо.
      - А я уполномочен.
      - Тогда рассказывайте, - пожал плечами Кирилл.
      - Только об одном из результатов и с одним условием,- предупредил Константин.
      - Условие?
      - Вы даете мне старомодное, но для меня достаточное, честное слово, что ни под каким видом, ни при каких обстоятельствах вы никому не скажете и слова о сведениях, полученных от меня. Ни лучшему другу, ни жене... ни любовнице.
      Любовницу Константин выделил небольшой паузой. Кирилл бешено глянул на него:
      - Ваш детектив - Сырцов?
      - Сырцов, Георгий Петрович Сырцов.
      - Какой же он подлый скот! - прокричал Кирилл, вскочил, но тут же сел обратно на стул. Константин искренне удивился:
      - Почему?
      Действительно, почему Сырцов - скот? Только потому, что с первого взгляда разобрался в их с Галиной отношениях? Кирилл нервно подергал себя за ухо и хмуро сказал:
      - Прошу прощения за грубость и несдержанность. Нервы.
      Константин хотел ему посоветовать, что лечиться, мол, надо, но удержался и вернул разговор в нужное русло:
      - Вы согласны с моим условием, Кирилл Евгеньевич?
      - То, что вы можете и собираетесь мне сообщить, действи тельно секретно и столь важно?
      - Да. И важно особенно для вас.
      - Я даю вам честное слово, что ни под каким видом, ни при каких обстоятельствах никому не скажу и слова о сведениях, полученных от вас. Ни лучшему другу, ни жене... - почти буквально повторяя Константина, клялся Кирилл, - ... ни любовнице!
      Константин тем временем размышлял, как аккуратнее сказать этому истерику то, что Сырцов выяснил об обстоятельствах гибели Даниила. Решил как можно суше.
      - Соберитесь, Кирилл Евгеньевич, и выслушайте меня по возможности спокойно. Есть все основания считать, что Даниил не убивал несчастную девочку, изображавшую певицу Дарью. Наоборот, он пытался ее защитить.
      Чего угодно ждал от Горбатова-старшего Константин, но не этого. Кирилл, глядя на него ставшими абсолютно круглыми глазами, мгновенно и без всяких усилий заплакал. Тихие ручьи слез потекли из его глаз. Потом он резко повернулся к бюро и уткнулся в рукав собственного пиджака. Затем осторожно положил и руку, и голову на зеленое сукно.
      Константин пальцами отбивал дробь по карельской березе. Звук был маршеобразен и требовал действия. Кирилл, не оборачиваясь, пошарил по карманам, отыскал носовой платок и тщательно утерся, повернулся к Ларцеву. Предупредительно заговорил ровным голосом:
      - Прошу простить мою слабость. Но не в упрек вам будет сказано, новость эта обрушилась на мою слабенькую голову, как дубина. - И спросил с нескрываемой надеждой: - Вашим сведениям можно доверять, Константин?
      - Безусловно, - кивнул Константин, бессознательно продолжавший отбивать бодрый марш.
      Горбатов встал, подошел к круглому столу и своей рукой накрыл солирующую на ударных руку Ларцева. В наступившей тишине Кирилл сказал:
      - Вы принесли мне горькую радость. - Слезы опять подкатывали к его глазам, но он загнал их внутрь. - Насколько я понимаю, до истины докопался Сырцов?
      - Именно он.
      - А это не провокация с его стороны?
      - Вы дали честное слово, - холодно сказал Константин.- Сейчас честное слово даю я. Этого достаточно?
      Кирилл наконец оторвал свою руку от Костиной ладони, двинулся к своему столу, но, поняв, что усидеть не сможет, отправился в круговое путешествие по обширному кабинету. Теперь его не надо было выспрашивать, он сам обо всем говорил, говорил:
      - А наш Андрей Альбертович был убежден, что эта линия абсолютно бесперспективна, что дело так округло закрыто, что ухватиться за какой-нибудь кончик в этом деле просто невозможно. Поэтому он и взялся за разработку связей в истории с лже-Владленом. Он считал, что цепочки по обоим этим случаям ведут в один и тот же центр, к одному и тому же организатору подобных преступлений, и я в принципе был согласен с ним. А вдруг вон как получилось! Если бы Андрей Альбертович сразу же занялся нашим делом, он бы пришел к тем же выводам, что и Сырцов...
      Константин не выдержал и перебил:
      - Вы, Кирилл Евгеньевич, забываете лишь об одном: Андрей Альбертович есть Андрей Альбертович, а Сырцов - это Сырцов.
      - Считаете, что уровень квалификации нашего детектива недопустимо низок?
      - Нет. Я просто считаю, что профессиональный уровень Сырцова чрезвычайно высок.
      Кирилл все наворачивал круги по кабинету. Остановился только для того, чтобы подобострастно попросить:
      - Вы не могли бы, Константин, поделиться со мной отдельными подробностями...
      - Нет, не имею ни морального права, ни формального разрешения на это.
      - Так что бы вы хотели от меня услышать?
      - Теперь - ничего. Вы уже обо всем сказали.
      - А что я сказал? - испугался Кирилл.
      - Вы сказали, что ваш детектив проверяет цепочку, связанную с гибелью лже-Владлена. Это все, что хотел знать Сырцов. - Константин встал и коротко поклонился. - Спасибо вам...
      Но сказать "и до свидания" не успел: подбежал Горбатов-старший, схватил его за плечи и, заглядывая в глаза, сбивчиво залепетал:
      - Это вам спасибо, Константин, и не спасибо даже, а нечто большее, не знаю и выразиться как! И немыслимая благодарность Сырцову за все!
      - Кстати, о Сырцове. Он рассказывал, что во время посещения вашей галереи ему необычайно понравился "Двойной портрет" работы вашего брата. Он будто бы сделал попытку приобрести эту картину, но вы ему отказали.
      - Да о чем речь! - забурлил Кирилл Евгеньевич. - Идемте, немедленно идемте в зал! Я сам сниму картину и вручу ее вам!
      Он схватил Константина за руку и тянул, тянул его.
      - Не сегодня, Кирилл Евгеньевич, и не завтра, - высвободил руку Ларцев. - Пусть картина висит до тех пор, пока не закончится расследование. - И жестко напомнил: - Надеюсь, что все, о чем мы беседовали с вами, окажется разговором между нами. И только.
      - Я дал слово, - объявил Горбатов-старший. - Я - человек сравнительно честный.
      Константин оценивающе, не таясь, посмотрел на него:
      - Сравнительно честный - это еще и сравнительно бесчестный. Так-то, Кирилл Евгеньевич. - На что Кирилл Евгеньевич растерянно развел руками. - Я ухожу. Всего вам доброго.
      После ухода Константина Горбатов-старший постоял некоторое время в оцепенении, а потом направился в Данин зал.
      В пустынном зале он долго стоял перед "Двойным портретом".
      * * *
      Было пять минут двенадцатого, когда в верхнем зале ожидания аэропорта Внуково со скамьи поднялся корявый человек с лицом смерда из племени кривичей. Под рокот фанерного голоса местной информаторши он спустился к телефонам-автоматам, парочка из которых удивительным образом еще функционировала. Ему повезло: лицо кавказской национальности, за которым он занял очередь, страстно прокричав: "Рафику, Рафику позвони!", со звяком повесило трубку. Смерд, набрав номер и опустив жетон, почти сразу заговорил:
      - Уже объявили посадку. Я лечу или не лечу?.. Да. Да. К черту.
      Пройдя контроль и получив просвеченную сумку, смерд проследовал в загон под мистическим названием "накопитель", из которого почти сразу же двинулся в толпе пассажиров к автобусу.
      Взлетели точно по расписанию. Дождавшись, когда погасло табло, смерд отстегнулся, попил предложенной бортпроводницей водички и заснул.
      В камере хранения Краснодарского аэропорта он набрал код, открыл ячейку, извлек из нее аккуратный пакет и положил его в сумку.
      С леваком договорился по таксе доллар за километр. Мелькали благодатные зеленеющие поля, беленькие села, коричнево-черные, нелепые в своей старомодности нефтяные качалки. Он опять уснул. Проснулся в Анапе.
      Только убедившись, что левак, высадив его, уехал, смерд сел в автобус.
      В пять часов он сидел под тентом открытого кафе в сквере, от которого начинался главный проспект города, и жадно ел.
      Шофер Виктор тихо вошел под его грибок. Смерд, допив стакан воды, без интереса осмотрел сержантскую тужурку и поздоровался:
      - Здоров, сержант.
      - Здорово, - Виктор выжидающе улыбнулся. - Привез?
      - Уговор дороже денег.
      - В одной цене, - бойко не согласился сержант.
      Смерд распоясал сумку, из внутреннего кармашка извлек толстый конверт и бросил его на столик.
      - Здесь оговоренное и тысяча премиальных.
      Виктор положил ладонь на конверт. Не двигал его к себе, не совал в карман, не пересчитывал - просто осязал большие деньги. Посидев так с минуту, расстегнул свой кителек, взял конверт, спрятал его в карман форменной рубашки и откинулся на спинку ненадежного пластмассового креслица.
      - Что делать будем?
      - По делу, обмыть бы такое надо... - без напора, просто по привычке заметил смерд.
      - А я о чем говорю?
      - Ты ни о чем не говоришь. Ты вопросы задаешь.
      - Два дня свободных. - Виктор шумно вдохнул носом.- Гулять хочу.
      - Гуляй. Кт о тебе мешает? - равнодушно позволил смерд. - Только здесь не советую.
      - Да понимаю, понимаю. А где?
      - Два дня у тебя, говоришь? Гулять надо там, где все гуляют. В Сочи, к примеру.
      - А что? - Виктор блаженно прищурился в предвкушении. - Махнем туда, а?
      - Далеко больно, - посомневался смерд.
      - Да не боись! Дорога хорошая, ты за рулем, я за рулем, и к ночи на месте. Не сезон еще, в "Жемчужине" остановимся и погуляем, ух погуляем!
      - Мне домой надо, - скучно сказал смерд.
      - Из Сочи завтра вечером и улетишь, - ничто уже не могло остановить Виктора. - Так, сейчас ко мне домой, я переоденусь, и покатим.
      - Старушка-то твоя в порядке?
      - Я - шофер, дядя, - обиделся Виктор.
      - Сапожник без сапог.
      - Это про сапожников, а я - не сапожник. - Виктор поднялся. - Пошли.
      Он снимал комнату в верхней, одноэтажной части города, и смерд об этом знал.
      - Может, я тебя здесь подожду? - предложил он. - Лень карабкаться.
      - Как хочешь, как хочешь! - великодушно ликовал Виктор. - Буду через полчаса, ну, может, через сорок минут. Это - край. Жди.
      - Пакет-то как следует заховай, - на прощание тихо посоветовал смерд.
      - Это уж как водится! - заверил его Виктор и, не оборачиваясь, припустился бегом.
      ...Через час ухоженный одиннадцатый "жигуленок" убегал из города. Приодетый с наивным милицейским франтовством Виктор крутил баранку до Геленджика. Когда миновали его зеленые окраины, смерд решил:
      - Дай-ка я свою норму отработаю. А в сумерках ты поведешь. Я под серость заснуть могу, спал-то сегодня три часа всего.
      - Бессонница? - посочувствовал Виктор, притуляясь к обочине.
      Смерд, не отвечая, обошел капот машины и сел за руль, отодвинув Виктора на пассажирское место. Ответил, когда уже поехали:
      - Работа. Курьерская работа. Ночью из Омска прилетел.
      - Ишь, как тебя мотает! Интересно небось?
      - Что интересно?
      - Ну, разные города, где никогда не бывал, природа там... - увядая, объяснил Виктор.
      - А вижу я города эти? - злобно спросил смерд сам у себя.
      Дальше - тишина. В молчании ехали более часа. До тех пор, пока смерд не признался:
      - Нет, все-таки надо передохнуть с непривычки и с устатку тоже.
      - С устатку граммов двести полагается, - бодро откликнулся Виктор.
      - То-то и оно! - глубокомысленно заключил смерд и остановил машину.
      Грузовики в предвкушении двухдневного отдыха уже забились по своим конурам, курортные лимузины еще бегали по своим холодным городам, ибо прав, бесконечно прав Виктор: не сезон. Пустынное шоссе полукругом шло над обрывом.
      В крутой и узкой расщелине жила зелень. По почти отвесным склонам неизвестно как росли мелкие деревья и густой кустарник.
      Надо полагать, здесь. Площадка после верстового столба с круглой цифрой.
      - Где тут моя сумочка? - ласково вопросил у сумки, лежащей на заднем сиденье, смерд и, ухватив ее за ремень, перетянул к себе.
      - Что у тебя там? - полюбопытствовал Виктор. Он уже стоял на утрамбованной земле.
      - Сейчас увидишь, - пообещал смерд, хлопнув дверцей, обошел радиатор и стал искать местечко, чтобы присесть. Не любил он эту жесткую, проволочную, враждебно острую поросль, которая на юге именуется травой. То ли подмосковная мурава! Но - деваться некуда, и осторожно присел. Рядом устроился Виктор, ожидая, что покажут. А показали ему раскрытую сумку, в которой дровами лежали банки с кока-колой и пивом, а впритык к ним пристроилась длинная матовая бутылка "кремлевской".
      - Ну ты ловкач! "Я в сумерках боюсь заснуть! Три дня не спал!" А сам вон как устроился!
      - Можешь пивка попить, - утешил смерд. - Оглоушь пару банок, за два часа, пока за рулем я, все выветрится. И соньку слегка придавишь. От пивка хорошо дремлется.
      - Возьми быка за рога! - восторженно повторил телевизионную рекламу Виктор и отломил закрышку поллитрового "Ред бул".
      Сидели, лениво прихлебывали из дырочек. Виктор пиво, а смерд "колу". Так, не суетясь, высосали по паре баночек. За четверть часа мимо прошли всего три машины. Последний раз глянув на окрестности, смерд хлопнул себя по коленям, кинул ремень сумки через плечо и встал:
      - Я готов. Пора, Виктор.
      - Пора так пора, - неохотно согласился тот. Виктору, приятно расслабленному американским пивом, явно не хотелось перемещаться.
      Они уже уселись, уже пристегнулись, уже мурлыкал мотор, когда, вдруг что-то вспомнив, смерд злобно сорвал с себя ремень безопасности и выскочил из машины, громко боморча:
      - Ну мы, россияне, молодцы! Все, все засрем!
      Он подошел к обрыву и по одной побросал в бездну пустые банки пива и колы. Виктор из окошка благодушно откомментировал его действия:
      - Ох и чистюля, ох и заботник! А банки в кустах, надо полагать, сами растворятся.
      - Хоть настроение проезжающим портить не будут, - продолжая ворчать, смерд подошел к машине и вдруг удивился, увидев нечто у дверцы, за которой был Виктор: - Что это? Вить, не ты потерял?
      Виктор открыл дверцу и, желая посмотреть, что там на земле, высунул голову наружу. Удар короткой дубинки пришелся ему в висок. Пристегнутый, он уронил голову на плечо - только и всего. Смерд приоткрыл левое его веко. Все в порядке, зрачки ушли под лоб. Он заложил вялое тело внутрь салона и захлопнул дверцу. Обошел капот и, расстегнув ремень и до предела напрягаясь, перетащил Виктора на водительское место. Здесь он опять пристегнул его и, засунув ватные руки в рулевое колесо, проверил - не слишком ли ходило оно. Ходило в приемлемых параметрах; скорее всего, машина пойдет как надо, по прямой.
      Самое противное было обыскивать. Как он и предполагал, Витя следовал учению древнего философа: все свое ношу с собой. Доллары хранились в зашпиленном булавкой внутреннем кармане пестрого пиджака.
      Прислушался. Еле слышно урчал невыключенный мотор. Он выключил его для того, чтобы послушать, не работают ли поблизости другие моторы. Тишина был а. Тишина. Он снова включил мотор, снял машину с ручного тормоза, поставил неживую ступню Виктора на педаль газа, включил первую скорость и захлопнул дверцу. Хотел было подтолкнуть, но не успел: "жигуленок" сам под легкий уклон набирал и набирал разгон.
      "Жигуленок" шел по прямой, а дорога уходила налево. Метров через сто он, развив приличную скорость, снес пару оградительных столбиков и исчез, нырнув вниз. Шум листьев, треск ветвей, дробь каменной осыпи, гул четырех ударов металла о камень. И все. Опять тишина.
      Кто бы в этой глуши мог ходить пешком? А ходили: за кустами он обнаружил узкую тропку, по которой можно идти так, что пешехода не видно было с дороги. Теперь посошок, посошок! Он отвинтил головку "кремлевской", открыл банку пива, сделал три мощных глотка из бутылки и жадно опорожнил банку до дна. Банку забросил в кусты, а бутылку даже и прятать в сумке не стал: нес в правой руке. Идти надо было два с половиной километра, ко второму от того, что с круглой цифрой столба. Он шел, отмечая каждые пройденные пятьсот метров легким глотком "кремлевской". Когда он достиг цели, бутылка была пуста более чем наполовину. Слегка пошатывало. Он бухнулся задом на нелюбимую жесткую траву.
      Ждать пришлось недолго. Черная "Волга" была лишь третьей машиной из тех, что проследовали по шоссе. Водитель, увидев его у столба, притормозил, развернулся в два приема и поставил "Волгу" рядом с ним.
      14
      Они, вовсе незнакомые, сразу узнали друг друга. Один - по подробному описанию, с профессиональной дотошностью выданному сыщиком Сырцовым, другой - по своей почти компьютерной памяти, в которой на всякий случай хранилось все: факты, вымыслы, впечатления, ощущения, картинки, слова...
      - Я твой последний гол в чемпионате Союза помню, - после дежурного приветствия хвастливо заявил писатель Кузьминский.
      - А я две ваши книжки читал, - пошел со своего козыря футболист Ларцев.
      Кузьминскому понравилось играть в детскую игру "кто кого перехвастает". Не задумываясь, он выбрал туза:
      - Я сегодня водки как следует выпью, а ты, трезвый, меня домой отвезешь, потому что ты на машине.
      - А я вас отвезу и тоже врежу. Но как!
      - Чего-то не пойму, - удивился Кузьминский. - Ты со мной на "вы", что ли? Это почему?
      - Ну, вы вроде старше...
      - Не аргумент, - не обиделся Кузьминский. - Я в душе шибко молодой. На брудершафт нам сегодня с тобой выпить не придется по причине твоего вынужденного воздержания, так что сразу на "ты". Заметано?
      - Это большая честь для меня, - не сдержался Константин.
      - Видишь, как тебе везет. - Уладив дело с переходом на "ты", Кузьминский без торможения и разворота поехал в другую сторону: - Я у Иваныча и Жорки - прислуга за все. Ну а ты в каком качестве?
      - Косвенно я - заинтересованная сторона.
      - В какой степени - выясним потом. - Кузьминский глянул на часы. Вот-вот, минут через пять-десять Гришка со своим дружком-богатеем явятся. Учти. Ты - мой кореш с давних лет. Еще до твоего отъезда за бугор. Тебе все в нашей новой жизни любопытно, поэтому ты со мной, забулдыгой, хвостом по всем московским злачным местам. Все это к тому, если тебе кто-то из знакомых встретится, что, я думаю, вполне вероятно. - Изложив диспозицию, Кузьминский опять рванул на поворот. - Твои же сегодня играют! Больным сказался или просто прогуливаешь?
      - Мое дело - дубль. А на матчах основы я - так, для многочисленности тренерского штаба. Сегодня под нами - аутсайдер, обойдутся и без меня.
      - Манкируешь, - назидательно пожурил Кузьминский.- Смотри, выгонят.
      Виктор Кузьминский был из знаменитой компании Деда, Александра Ивановича Смирнова, в которую попал последним. Если журналист Спиридонов и киноре жиссер Казарян прошли со Смирновым рядом, считай, целую человеческую жизнь в полвека, то Кузьминский был принят в компанию лет шесть тому назад после того, как по уши влез в скандальную историю с незаконными формированиями и во многом способствовал разоблачению группы политических уголовников. Легкомысленный и по-писательски наблюдательный, он - любитель бурно и весело пожить - охотно существовал на рискованной нейтральной полосе, там, где завязывались узлы нитей, связывающих респектабельную благонамеренную жизнь с уголовщиной, черным бизнесом, подпольной торговлей. Дед, а вслед за ним и Сырцов часто обращались к нему, если им были необходимы свежая информация, тонкая дезинформация, легкий шухер, прикрывающий целенаправленную провокацию, побуждающую к активному действию персонажей того дела, которым в данное время занимались и Дед, и Сырцов. И вот, опять призвали.
      Они стояли на Тверской у Дома книги. Подкатил монументальный "паккард" и припарковался за Константиновым "опелем". Распахнулась передняя дверца, и из нее не просто вылез, а неким видением явил себя земному миру Гришка Абрамов, красавец, театральный премьер, кинозвезда. Сопровождаемый восхищенно-любопытными взглядами женской половины бредущих по широкому тротуару, он пал в объятия Виктора Кузьминского с возгласом:
      - Витенька, старый хрен, радость моя! Объявился, наконец!
      Кузьминский похлопал его по спине и сжал в железных объятиях, разделяя его восторг.
      - Мальчик мой, я так соскучился!
      Несмотря на некоторую намечающуюся тучность, известный литератор был еще крепок. В стиснутой грудной клетке Абрамова перехватило, и он сказал с уважением:
      - Ну и здоров ты, козел, как бык!
      - Так кто я? Козел или бык? - живо заинтересовался Кузьминский.
      Абрамов не успел ответить. Ответил за него веселый, круглый - круглая лысая голова, круглые, обтянутые шерстяной кофтой плечи, круглый живот, среднего роста мужчина, выбравшийся с заднего сиденья "паккарда":
      - Бык, Витя, Бык!
      - Какой я тебе бык? - внезапно обиделся Виктор. - Бык вон он! Охранником у тебя на заднем сиденье!
      Круглый был настроен миролюбиво и великодушно:
      - Ты на мгновение становишься быком для того, Витя, чтобы как Юпитер похитить Европу!
      - Боже! - изумился Кузьминский. - Луч света в темном царстве! Эрудит в серых рядах армии нуворишей!
      - Я не в армии, - не обидевшись, скромно признался круглый. - Я впереди.
      - На лихом коне, Боря? Полководец?
      - Знаменосец, а может, и горнист, - хихикнул Боря.
      - Нет, тебя не ухватить! - заглядывая в Борины волчьи глазки, заметил Кузьминский. - И не буду. Знакомьтесь, мой давний друг Константин Ларцев.
      Константин, до того стоявший сзади и сбоку, сделал шаг вперед и поклонился.
      - Не надо знакомить. Великий футболист всем знаком. А представляться надо мне: Борис Марин - предприниматель.
      Абрамов уже тряс двумя руками правую руку Константина, экспансивно и великодушно, как истинная знаменитость, которой не страшна конкуренция, славил всероссийскую, а может быть, и международную известность нового знакомца:
      - Кто же не знает Константина Ларцева? Его удары, его обводку, его пасы, восхищающие всех нас, болельщиков, много-много лет! Я счастлив, Константин, знакомству с вами.
      - По этому вопросу все? - заключил славословие Кузьминский. - Тогда поехали, господа хорошие!
      Марин и Абрамов возвратились в "паккард", а Ларцев с Кузьминским уселись в "опель", который, подождав, пристроился в хвост американцу, и покатили. За Триумфальной иностранная парочка ушла направо и, дважды вильнув в Тверских-Ямских, остановилась у мраморного с золотом подъезда, над которым полукругом сияла надпись "Казино", а под ней, уже в линеечку, "Бар. Ресторан".
      "Паккард" еще не заглушил мотор, когда с криком: "Борис Евсеевич!" по скользким от немыслимой гладкости ступеням скатился швейцар в форме латиноамериканского генерала и распахнул заднюю дверцу. Но к этому моменту с переднего сиденья уже выскочил на тротуар Абрамов и сказал холую с угрозой:
      - А меня и не узнаешь, Павлуха. Плохо мышей ловишь. Смотри, уволю.
      Швейцар заполошно замахал руками:
      - Григорий Александрович! Это вас-то не узнать!
      - "На миг умерьте ваше изумленье", - процитировал Абрамов и, кивком указав на стоявших уже у "опеля" Ларцева и Кузьминского, спросил: - А вот их узнаешь?
      - Никак нет, - бодро доложил Павлуха.
      - Ну и дурак, - удовлетворенно сказал Гриша. - А перед тобой великий футболист Ларцев и знаменитый писатель Кузьминский. У знаменитости все должно быть знаменито: и лицо, и одежда, и друзья.
      - Господи, да как же, как же! - умилился швейцар. - Милости просим!
      - Джон с шофером при машине, а ты, Вавик, с нами. Потом будете сменяться, - отдал приказ своей свите Борис Евсеевич и пригласил дорогих гостей: - Константин, Виктор, в пещеру, в пещеру!
      Они прошли через игорный зал в ресторан. Вавик, не вынимая руки из правого кармана, замыкал шествие. В игорном зале четверо заядлых игроков торчали у рулеточного колеса, трое - у расчерченного белыми линиями зеленого стола для девятки, да один задумчивый посетитель маячил за стойкой бара. В ресторане было занято лишь два стола. Пустынно и оттого прохладно еще было в залах.
      Устроились в полукабине на шесть персон. Вавик знал свое место и в полукабину не полез, а уселся за пустой столик поблизости. Подошел метрдотель; изображая бурную радость, раскрыл объятия и, продемонстрировав в улыбке работу хорошего дантиста, интимно справился:
      - Итак?
      - Все мое, - сказал Борис Евсеевич. - На четверых.
      - А может, мы и не захотим твое? - задрался Кузьминский.
      - Захотите, Витя, потому что лучше моего здесь ничего нет.
      Метр удалился отдавать распоряжения. Нетерпеливый Кузьминский рвался в бой:
      - А когда туда, Боренька?
      - Выпьем, поедим, а потом и туда. Не суетись, Витя, еще рано, успокоил его Борис Евсеевич и спросил у Константина: - Когда сегодня ваши начинают?
      - Суббота. В пять, в семнадцать ноль-ноль.
      - Ну вот, - удовлетворенно кивнул Марин. - У нас в запасе час пятнадцать. Как раз успеем.
      Конечно, они успели. Без пятнадцати пять Борис Евсеевич, расплачиваясь, дал команду стоявшему в отдалении (деньги принимал официант) метру:
      - Маркела позови.
      И появился Маркел. Вообще-то не Маркел, а Марк, но могущественному Борису Евсеевичу нравилось называть его Маркелом.
      - Как идут дела, Маркел?
      - Тьфу, тьфу, не сглазить, вроде все в порядке.
      - Тогда веди нас, Сусанин.
      Двухметровый, астеничный, тонкий, как хлыст, Марк-Маркел с маленькой головой, расчерченной по черным волосам безупречным пробором, с высоты смотрел полуприкрытыми глазами на лысину Бориса Евсеевича. Без эмоций. На миг опустил тяжелые веки до конца, а затем одарил всех лучезарным взглядом.
      - Целиком полагаюсь на скромность и сдержанность ваших гостей, Борис Евсеевич.
      - Полагайся в первую очередь на меня, Маркел, - посоветовал Борис Евсеевич и обратился к своим гостям, скромность и сдержанность которых гарантировал: - Оне беспокоятся, не звонари ли вы или сексоты.
      - Зачем вы так? - мягко укорил его Марк.
      - Ах, значит, не так? Значит, все в порядке? - поерничал Марин. Тогда веди.
      Шли гуськом. Впереди - Марк, а за ним по очереди Борис Евсеевич, Константин, Кузьминский, Абрамов. Замыкающим был Джон, сменивший Вавика, который дожевывал на ходу остатки наспех проглоченного обеда. Вошли в малозаметную дверь в игровом зале, поднялись по весьма замызганной лестнице два пролета наверх, и - снова дверь, которая распахнулась, когда к ней приблизилась процессия.
      Все было "как у больших". Солидная букмекерская контора в дальнем зарубежье. Демонстрационная электрон ная доска во всю дальнюю стену громадной комнаты без окон, на которой фиксированные букмекерские ставки на исход, результат, комбинации нескольких игр футбольных чемпионатов России, Италии, Испании. Над доской - бегущая строка с новостями ИТАР-ТАСС с футбольных полей, у боковой стены - четыре телевизора в ожидании трансляции футбольных матчей из четырех стран, касса с двумя окошками красного дерева, отлакированная, похожая на горку для посуды в богатом доме, стойка миниатюрного бара и кресла у низких столиков, разбросанные в артистично организованном беспорядке.