— Это было чудо, — прошептала одна из монахинь — слушательниц матери настоятельницы.

— Возможно, — осторожно согласилась та. — А может быть, он был всего лишь обычным монахом, одним из многих. Мы знаем, что они в своих монастырях постоянно ищут новые применения для тех необычных способностей, с которыми рождаются некоторые люди…

Гвен хотела было рассказать им о том, сколь редки подобные пси-способяости вне их планеты, но передумала.

— ., возможно, он был именно таким монахом, путешествующим с миссией, возложенной на него настоятелем монастыря. Естественно, в методах его лечения не было ничего чудесного — мы и сами владеем этими методами. А бездонный горшок мог оказаться просто очень большим горшком при тех малых порциях, что съедали больные.

— Но был еще шрам, — заметила одна из пожилых монахинь.

— Да, след от ожога, от запястья до запястья, через обе руки и грудь, — кивнула мать настоятельница. — Должно быть, он жестоко пострадал в молодости и через собственную боль познал необходимость всепрощения, о котором говорил.

— Но, возможно… — Гвен понимала, что мать настоятельница пыталась дать рациональное объяснение там, где остальные монахини видели чудо.

Сестра Патерна Теста даже не ответила на невысказанный вопрос. Она просто сидела и ждала, когда пожилая послушница напомнит Гвен известные факты:

— Святой отец Видикон был опален подобной молнией, это и послужило причиной его смерти.

Гвен в удивлении вскинула взгляд. Насколько она знала, отец Видикон сознательно схватился за два высоковольтных провода, понимая, к чему это приведет.

Однако здесь, в культуре этого народа, они предпочитали говорить о молнии. Гвен хотелось возразить, что молния не оставит подобного следа — дело ограничилось бы шрамами на ладонях, но затем передумала.

Зачем? Людям свойственны заблуждения.

— Так вы верите, что ваша обитель началась с явления самого святого отца Видикона?

— Возможно, — допустила мать настоятельница. — Хотя, пожалуй, у нас гораздо больше желания верить в это, чем оснований.

Большинство окружающих склонили головы, некоторые — не успев даже скрыть улыбку, но тем не менее в глазах всех женщин можно было прочитать оживление.

Что касается Гвен, она была вынуждена согласиться со словами матери настоятельницы, хотя и хотела бы поверить в чудо. Ее почему-то огорчала мысль, что названный монах мог быть просто человеком, пусть и могущественным эспером.

— А известно, как выглядел этот монах? — спросила она. — Запечатлен ли где-нибудь его образ?

— О, да! Ведь Мэрил в своем полузабытьи являлась свидетельницей всего происходившего, а она очень искусно владеет кистью, — сестра Патерна Теста поднялась. — Пройдемте в церковь, я покажу вам его портрет.

Церковь, по мнению Гвен, была не совсем подходящим местом для портрета основателя монастыря, но тем не менее она покорно поднялась с места вместе с другими сестрами. Склонив голову, мать настоятельница произнесла краткую молитву, прежде чем отпустить грехи Гвен и допустить ее в часовню.

— Ага, еще кусок! И еще! Вот это мужчина! Давай, давай, жуй свою говядину. Теперь глотай! Молодчага!

Осталось всего два кусочка. Прожевывай! Работай челюстями, разбавляй слюной! Доедай, Грегори!

— Джеффри, я думаю, наш брат в состоянии справиться и без такой энергичной поддержки, — мягко заметила Корделия.

— Да, но это так смешно — смотреть, как он заставляет себя! — Джеффри ухмылялся во весь рот, глядя на беднягу Грегори, который с закрытыми глазами судорожно пытался проглотить последний кусок мяса. — Отлично, приятель! И как ты себя Чувствуешь?

— Как набитая бочка! — хриплым голосом сказал Грегори.

— Ну, этого нам не надо. Вот, я прихватил подушку: ложись, дружок, и пусть ум Корделии поработает над клетками твоих мускулов.

Грегори улегся со смиренным вздохом.

— И что же ты будешь делать, сестренка? — спросил он.

— Да, действительно, что же мне делать? — Корделия была озадачена.

— Ну, необходимо ускорить процесс пищеварения и направить протеин непосредственно в мышцы, например, в левый бицепс, — пояснил Джеффри.

Нахмурившись, Корделия приступила к концентрации. Послушные ее мысленному приказу, естественные процессы в клетках Грегори начали убыстряться.

Над поляной повисла напряженная тишина. Грегори вполне понимал, каким образом мозг сестры влияет на его тело, так что мог и сам помогать ей. Однако процедура почему-то казалась ему бесконечной.

Затем в какой-то момент Корделия обратилась к нему:

— Согни руку.

С напряженным лицом Грегори сделал, что от него требовалось. Джеффри силой мысли контролировал его движение, а Корделия в это время наращивала и уплотняла клетки мышечной ткани бицепсов. Вдруг неожиданная боль заставила его вскрикнуть.

— Как ты? Мне продолжать или прерваться? — спросила девушка.

— Продолжай… Я превозмогу это, — промычал Грегори.

— Тогда согни ногу.

Стиснув зубы, юноша выполнил приказание.

Корделия прочитала по его лицу, каких усилий ему это стоило; она закусила губу, но продолжала работать.

— Другую ногу… левую руку… теперь сядь.

Стиснув зубы, с белым от напряжения лицом Грегори подчинялся. Боль была такова, что сердце замирало и, казалось, переставало биться, но в такие минуты он бросал взгляд на лежащую в забытьи женщину по имени Морага. Это придавало юноше силы, и он заставлял себя сидеть ровно, хотя все тело изнемогало под грузом, который взвалил на него брат.

Часовня была очень маленькой: она едва могла вместить сотню человек.

— Как вы служите здесь мессу? — озираясь по сторонам, спросила Гвен.

— Каждое воскресенье к нам приходит священник из ближайшей деревни, — мать настоятельница улыбнулась. — И никто до сих пор не рассказал о нас монастырской братии.

Это Гвен вполне могла понять: преданность жителям ближайших деревень пересиливала верность аббату, который находился где-то далеко, на юге. Тем более, что издавна существовало определенное противостояние приходских священников монастырским монахам, наподобие соперничества, скажем, инженеров и физиков-теоретиков. Сестры, безусловно, сознавали важность своей деятельности — тому подтверждением были неотложные нужды, с которыми обращались к ним окрестные крестьяне, а может быть, и лорды. Да, вполне вероятно, что и лорды.

Гвен еще раз огляделась, отметив про себя, что, пожалуй, и нет необходимости расширять церковь, ведь здесь проживало всего несколько десятков монахинь.

Над алтарем висело большое распятие, с одной стороны от него была статуя Девы Марии, с другой — Иосифа.

Стиль скульптур явственно отличался от тех, что Гвен видела в других церквах.

— Откуда эти статуи, сестра Теста? — спросила она.

— Все работы, что вы видите здесь, миледи, выполнены собственноручно нашими сестрами.

Она подвела Гвен к северной стене.

— Вот изображение монаха, который являлся Клотильде.

Гвен взглянула и вздрогнула, как от пощечины — так на нее подействовало увиденное. Она узнала изображенного — это был святой отец Марко Риччи, земной священник, основавший Грамарийский капитул Ордена Св. Видикона. Он был одним из самых первых колонистов, тех немногих, кто мог сохранить воспоминания о продвинутой цивилизации. Возможно, и вовсе единственным. Гвен почувствовала минутное головокружение, сердце ее сжалось. Она лично сталкивалась с отцом Марко, когда много лет назад ее вместе с мужем похитили и насильно переместили в прошлое. Это было странное и волнующее ощущение — смотреть на изображение знакомого человека и осознавать, что он умер столетия назад. Но когда и при каких обстоятельствах у него обнаружились паранормальные способности? И откуда этот ужасный шрам?

Конечно же, шрам мог присутствовать и в то время, когда Гвен была знакома с отцом Марко — ведь она никогда не видела его раздетым, однако у нее имелись серьезные основания сомневаться в этом.

— Вы так взволнованы, — мать настоятельница выглядела заинтригованной. — Вам доводилось раньше видеть это лицо?

Гвен понимала, что вот прекрасная возможность разрушить все мифы и заблуждения данного Ордена, но она без колебаний отвергла такую перспективу. В ее планы не входило способное травмировать сестер из обители столкновение с реальностью.

— А в какое время жили Клотильда и Мэрил, сестра Патерна? — ответила она вопросом на вопрос.

— О, у нас сохранились точные записи на этот счет: четыреста пятьдесят шесть лет назад.

Четыреста пятьдесят шесть лет! Отец Марко должен был быть очень старым человеком — впрочем, вряд ли это возможно. Гвен отметила про себя, что надо бы покопаться в монастырских записях и выяснить, выезжал ли куда-нибудь отец Марко надолго, особенно в последние годы.

Однако на иконе был изображен вовсе не древний старец, а человек средних лет.

— О чем вы задумались, миледи? — тихо спросила мать настоятельница.

— Я думаю, это действительно могло быть посещение, — Гвен умышленно не говорила, чье посещение.

Она тряхнула головой:

— Может, мы вернемся к вопросам целительства, сестра?

Монахиня слегка нахмурилась, но, уважая желания гостьи, промолчала. Она предоставила Гвен размышлять о том, что данная обитель имеет не меньше прав на существование, чем какой-нибудь монастырь, при условии посещения ее именно отцом Марко.

— А монах вернулся, как обещал? — спросила Гвен.

— Он не обещал. Но действительно вернулся, годы спустя, когда малышка Мойра уже вступила в пору расцвета, а всего вместе с Клотильдой и Мэрил в их уединенном приюте проживало десятка два преданных женщин. Клотильда начала с того, что опробовала свои вновь приобретенные знания на раненых животных и, к своему удовольствию, открыла у себя способности, которые так поразили ее у монаха. Более того, она обучила всему этому Мэрил, обнаружившую явный талант к целительству. Обе женщины нередко подшучивали, что Клотильда, должно быть, и впрямь колдунья, как называли ее в деревне. Наверное, эти разговоры услышал какой-нибудь случайный дровосек, потому что однажды на поляне объявился фермер с полуоблезлой, явно больной курицей. Клотильда почувствовала давно забытое раздражение, но усилием воли подавила его, ведь она обещала монаху помогать всем нуждающимся в лечении. И хотя сейчас перед ней был даже не человек, Клотильда понимала, что данное обещание вынуждает ее провести осмотр больного животного. Но Мэрил, добрая душа, опередила свою учительницу. Она воскликнула: «О, несчастная бедняжка!» — и поспешно возложила руку на курицу. Девушка какое-то время сидела отрешенно, затем отняла руку — животное выглядело куда здоровее. Потрясенный хозяин забормотал слова благодарности и неуклюже полез за деньгами, но Мэрил сурово отвергла их.

— Мы не берем плату за лечение, — промолвила она, сформулировав тем самым второе правило нашего Ордена.

Фермер поблагодарил их и убрался восвояси. Однако на следующий день явилась его дочь с подарком — молодым петушком. Девушка принялась расспрашивать о методах лечения. Клотильда преподала ей основы учения и с удивлением обнаружила у нее настоящий талант. Девушка снова объявилась на следующей неделе и привела фермера с хворой свиньей. Теперь уже Клотильда вылечила животное и вновь отказалась от платы.

— Может быть, однажды мы по-соседски попросим тебя о помощи, — сказала она.

Фермер ошарашено поглядел на целительницу и пробормотал, что она может рассчитывать на любую помощь, какая понадобится. Он оказался хозяином своего слова и после окончания сенокоса появился в сопровождении дюжины соседей. Они принесли с собой молотки и пилы и принялись отстраивать новую крепкую хижину, в которой можно не опасаться волков.

Женщины с благодарностью приняли помощь — так завязалась дружба с местными фермерами. Поток больных животных не иссякал, целительницы постоянно лечили их, расширяя и совершенствуя свои познания.

Так же неуклонно росли стены новой хижины стараниями строителей, которые проводили здесь довольно много времени. Были они и в тот день, когда из ближайшей деревни привезли женщину, умиравшую от лихорадки. Клотильда поспешила навстречу, ругая родственников за то, что они везли такую тяжелую больную: ведь можно было вызвать ее или Мэрил (крестьяне выглядели очень удивленными, слыша такие речи). Затем Клотильда возложила руку на женщину, чтобы прочувствовать степень тяжести ее болезни. Она была вынуждена признать, что родственники оказались правы: любое промедление грозило женщине смертью. Клотильда начала лечение и старалась изо всех сил. По окончании сеанса женщине стало легче, но полностью лихорадка не прошла, так что пришлось позвать на помощь Мэрил.

Они вдвоем попытались справиться с болезнью, но, увы, это не удалось. Тогда фермерская дочь, которая неоднократно приходила к Клотильде, преклонила колени, чтобы помочь учительнице. Однако та отвела ее в сторону и стала объяснять: если девушка сейчас обнаружит свой талант целительницы перед односельчанами, то, скорее всего, они вышвырнут ее из деревни как ведьму. Девушка ненадолго задумалась и сказала, что чувствует веление Господа поступать именно так, тем более что в деревне ее ничто не держит. Таким образом, они приступили к лечению уже втроем, и женщина через два дня ушла домой вполне здоровая. Однако после этого случая фермер начал побаиваться дочери и не стал спорить, когда она заявила, что хочет остаться с целительницами. Несмотря на это, он каждую неделю приходил с продуктами для женщин, помогал со строительством и ремонтом, а вскоре девушка узнала от одного из больных, что благодаря ей отец стал очень уважаемым в деревне человеком и не упускает случая похвастаться на людях своей дочерью.

— Итак, все больше больных стало приходить к целительницам?

— Да, больше и больше, пока не настал такой день, когда едва ли не каждый побывал на их пороге.

— Но если в деревне так уважали человека только за то, что его дочь стала целительницей, неужели другие не захотели присоединиться к ним?

— Были такие, кто хотел остаться с целительницами, но таким пришлось бы отказаться от своего дома и семьи.

Кроме того, к ним приходили девушки, забеременевшие вне брака и желавшие «исцелиться» от своих детей. Клотильда давала им резкую отповедь, говоря, что она призвана спасать жизни, а не губить. Ей удалось убедить одну девушку рожать при условии, что она, Клотильда, оставит ребенка у себя. Эта горе-мамаша поселилась с целительницами и прожила там до момента рождения ребенка. После чего вернулась в свою деревню, рассказывая налево и направо, что, как выяснилось, она не готова, отказаться от радостей супружества и материнства во имя самоотверженного труда целительницы. Но и она в последующие года часто бывала в обители, принося еду и наблюдая, как подрастает ее малышка.

— Я думаю, она была не одинока в своем решении.

А их дети, вырастая, тоже становились служительницами Ордена?

— Кто как. Дочь Мэрил решила остаться и со временем стала одной из самых могущественных целительниц. Ее звали Мойра, и Клотильда назначила ее своей преемницей. Девушка должна была стать во главе Ордена после смерти Клотильды.

— Значит, монах так и не вернулся на веку Клотильды?

— Он ведь и не обещал, — настоятельница покачала головой. — Только сказал, что постарается. Мойра была уже в годах, когда он пришел. К тому времени обитель обзавелась стенами и воротами, да и все здания, что мы видим сейчас, уже были отстроены. Так вот, монах постучал у ворот и попросил приюта на ночь. Его разместили в домике для гостей, где Мойра и навестила его в сопровождении двух женщин (они все еще не воспринимали себя как монахинь). Гость сказал, что их монастырь — просто чудо, и попросил показать ему больницу. Они были рады выполнить его просьбу и провели его к одному парню с лихорадкой. На самом деле он был оборотнем, и его заболевание требовало очень интенсивного лечения…

— Оборотень? Вы лечите подобные случаи?

— Да, в том случае, если человек обращается в волка, — ответила мать настоятельница. — Но не тогда, когда человек уже полностью сменил свой внешний вид.

Мы можем помочь, если он только начал вести себя, подобно волку, фактически — это еще не настоящие волки, а, скорее, жертвы болезни, которая приводит их к водобоязни и заставляет нападать на все, что движется.

Монах наблюдал за лечением и восхищался. На следующее утро он отслужил мессу для всех женщин, а перед уходом дал Мойре диковинную шкатулочку. Она была плоской, длинной и выполнена из непонятного материала — не дерево и не металл. Это чудо укладывалось в другую шкатулку.

— Нажми здесь и здесь, — сказал монах Мойре, — и ты услышишь голос, который поведает тебе о чудесах медицины.

Мойра молчала, не зная, что сказать на это. Но монах с улыбкой протянул свой подарок.

— Это называется кассета, и она будет символом вашего Ордена, потому что с нынешнего дня вы будете Орденом Кассет.

Мойре удалось выдавить из себя улыбку, которая замерла прежде, чем она обрела голос:

— Благодарю вас, отец…

Она никак не могла собраться с духом сказать монаху, что не ему решать, как им называться. Оно и к лучшему, ведь Мойра продолжала напряженно размышлять, пытаясь постигнуть смысл этого посещения. Пока она билась над странным сочетанием кажущегося высокомерия вкупе со скромными манерами гостя, он скрылся в лесу.

Мойра вздохнула, тряхнула головой и отправилась в церковь, где под влиянием Божественной Благодати ей легче было бы прийти в себя после ознакомления с подарком гостя. Она проделала все, как научил ее монах, и — подумать только! Волшебная шкатулочка открыла ей, что именно разлаживается в мозгах безумца и каковы пути лечения этого недуга. Теперь Мойра знала, что означает странное слово «кассета». Это сокращение от старинного «casse tete» — в переводе «проломленная голова».

У Гвен на этот счет было собственное мнение, но она решила не высказывать его вслух.

— Значит, это действительно был монах из монастыря, который, очевидно, прослышал о сестрах из обители и принес именно то, что было необходимо для успешного выполнения их миссии.

— Может быть, может быть, — улыбнулась мать настоятельница. — Хотя, поверьте, Мойра испытала настоящее потрясение, подняв глаза и взглянув на портрет монаха, который много лет тому назад спас ей жизнь.

Портрет, выполненный ее матерью, несомненно, изображал их ночного гостя.

Гвен пошла вперед, обдумывая услышанное. Да, определенно, когда все здесь будет закончено, и она вылечит исковерканное сознание Финистер, надо будет отправиться в монастырь и запросить себе привилегии историка.

Сейчас же она только взглянула на мать настоятельницу и спросила:

— Могу я прослушать эту кассету?

— Конечно же. Но сперва, я думаю, нам следует посетить больницу. Там есть пациент, который, надеюсь, вас заинтересует. Он требует неотложного лечения, медлить никак нельзя.

— И не надо, конечно же. Но что это за пациент, который, по-вашему, будет мне интересен, мать… сестра Теста?

— Оборотень, — ответила мать настоятельница. — Случай, как раз похожий на тот, что мы обсуждали ранее.

— Ну достаточно. Можешь отдыхать, — произнес Джеффри с королевской снисходительностью.

Грегори, покрасневший и задыхающийся, привалился к ближайшему стволу дерева. Против обыкновения, он был без рубахи, и по контрасту с лицом его грудь, руки и ноги выглядели болезненно бледными.

— Для чего нужен этот дурацкий ритуал, если мы наращиваем мне мышцы телекинезом, — судорожно хватая воздух, спросил он.

— Потому что мало создать мощные мышцы — надо тренировать их. Ведь новая мускулатура меняет твой баланс, количество усилий, потребное для каждого действия, временные затраты и скорость движений, — начал объяснять Джеффри. — Многие подростки выглядят неуклюжими в период бурного роста, когда они стремительно вытягиваются, подобно молодому ивняку. Удлинившиеся конечности и прибывающие силы меняют внешний облик. Но они могут месяцами отрабатывать координацию движений, ты же лишен такой роскоши. Тебе необходимо настраивать свою систему координации быстро, но все же не в одночасье. Это одна из причин, почему ты обязательно должен тренироваться после каждого сеанса наращивания твоих мускулов.

— Одна? — поперхнулся Грегори. — А еще почему?

— Потому что необходимо также настраивать сами мышцы по мере их роста. Затем, ты должен тренировать выносливость, а уж это дается только практикой, а не количеством мускулов. Ведь тебе еще надо отрегулировать дыхание и научиться переключать потоки энергии.

— Но я не воитель, — запротестовал Грегори. — Для чего мне выносливость, если я собираюсь любить даму?

Джеффри окинул брата долгим взглядом, взвешивая его слова, но затем решил проигнорировать их.

— Поверь мне, с этой девчонкой тебе понадобится вся стойкость, какая найдется. Ну, теперь перейдем к гимнастическим упражнениям! Сначала — да здравствует Солнце! Правая ступня на левое колено! Держи равновесие! Руки прямо! А теперь медленно сгибайся в поясе!

Где-то справа с неясным бормотанием заворочалась Морага, ее веки задрожали. Корделия бросила на девушку встревоженный взгляд и прозондировала ее сознание. Она обнаружила, что Морага близко подошла к опасной границе, за которой кончается забытье. Мягким, убаюкивающим движением мысли Корделия замедлила темп и ритм дыхания своей подопечной, выключила синапс. Морага снова погрузилась в сон и вернулась к своим грезам.

Проследовав за ней, Корделия увидела достаточно, чтоб содрогнуться, прежде чем переключить свое внимание.