Наследники чародея (№3) - Зачарованный книжник

Впрочем, все переменилось, когда Финистер исполнилось двенадцать, и ее тело начало принимать новые формы.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Еще через пару лет, годам к четырнадцати, Финистер сама уже присматривала за малышами и учила их.

Она превращалась в девушку. Тело ее приобрело новые, весьма бросающиеся в глаза изгибы, а лицо стало таким, что заставляло городских мальчишек свистеть ей вслед. Хотя по-прежнему с оттенком угрозы. В ответ на издевательские просьбы о поцелуе, Финистер никогда не гонялась за насмешниками. Вместо этого она с сестрами высмеивала мальчишек, утверждая таким образом свое право на уважение. И все же это внимание было приятно ей, волновало, заставляя чувствовать себя особенной. Более того, порой у Финистер возникало странное ощущение власти над людьми. Когда подобное чувство овладевало девушкой, она преображалась, и тогда встречные парни таращились на нее в восхищении и пытались завести беседу, а ее приемные сестры ощущали уколы ревнивой зависти. С парнями разбирались просто: жаждущие ласки изгонялись с помощью шлепков, усиленных телекинезом.

Но и дома Финистер не раз замечала откровенно восхищенные взгляды своих приемных братьев.

Большей частью они общались с ней, как обычно — в конце концов, это была их сестра Финни, которую они знали всю жизнь. Но теперь в их голосах появились новые интонации — какое-то внимание с оттенком почитания, совсем не похожее на отношение городских парней. И это еще больше разжигало в Финистер то теплое и могучее начало, которое привлекало к ней мужчин.

Она обнаружила, что это чувство можно осознанно будить в себе, и тогда приемные братья слетаются, как мотыльки на свет, ревниво соперничая в любезности и готовности помочь с работой.

— Финни, милая, эта корзина слишком тяжела для тебя!

— Да нет, Джейсон, я прекрасно с ней управлюсь.

— Глупости, давай я понесу! Не правда ли, Мамины цветы в этом году так хороши…

Завязывался милый дружеский разговор, только укреплявший девушку в сознании собственной исключительности. Какое-то время она выжидала и наконец решилась испробовать свои чары на приемном отце.

Одним холодным зимним вечером они оказались вдвоем в гостиной. Папа присел в кресло у огня, Финистер подошла поближе, примеряясь, как начать разговор.

— Послушай, Папа, давай я помогу тебе снять башмаки, — она присела у его ног и улыбнулась, одновременно разжигая в себе огонек того особого чувства.

— Это очень мило с твоей стороны, — ответил Папа, мельком взглянув на девушку. Затем он еще раз посмотрел, на этот раз — пристальнее.

— Ну и ну, Финни! — воскликнул он. — Да ты же проецирующий эмпат!

— Что-что? — переспросила в смущении девушка, чувство разом исчезло.

— Мама! — Папа вскочил и направился в сторону кухни. — Мама, иди сюда! Наша малышка — проецирующий эмпат!

— В самом деле? — Мама появилась в дверях, суетливо вытирая руки о передник. — Ты имеешь в виду Финни? Ага, нам давно было известно, что она умеет заставлять других людей видеть ее в ненастоящем обличий. Значит, наша девочка способна проецировать и чувства?

— Именно. Проецировать и возбуждать их в людях! — Папа повернулся к Финистер. — Покажи Маме, что ты сейчас сделала.

Финни отнюдь не горела желанием демонстрировать, как она очаровывала Папу. Однако Мама глядела на нее с такой надеждой, что огорчать ее не хотелось.

Финистер припомнила, как радовалась Мама, когда она проявляла особое умение в чем-то. В надежде заслужить похвалу девушка сосредоточилась и попыталась восстановить чувство, которое возникало у нее в присутствии парней. Ей это удалось вполне, огонь внутри возник и стал разгораться.

В этот момент в комнату вошел Орли, нагруженный дровами для очага. Обернувшись и увидев Финни, он выронил свою поклажу и застыл столбом с отвисшей челюстью.

— Вижу, вижу, — Мама и сама сияла и пылала. — Как чудесно, Финни! Думаю, на сегодня достаточно.

Она посмотрела на Папу.

— Кажется, наша малышка далеко пойдет.

— Да, далеко и высоко! — согласился Папа, обнимая Маму за плечи. — Поздравляем тебя, Финни! Это редкий дар, действительно редкий!

— И нечестный к тому же, — проворчал Орли, нагибаясь за рассыпавшимися дровами.

— Ой, давай я тебе помогу! — вскинулась Финистер, являя образец искреннего раскаяния.

Она опустилась на колени, чтоб помочь брату, но тот фыркнул, как разъяренный кот. Девушка застыла в удивлении.

— Прости… прости меня, Орли, — пробормотала она.

— Да ладно, — отмахнулся подросток. — На самом деле у меня был ужасный день. До тех пор, пока я не увидел тебя.

Глаза его потеплели, в них читалось восхищение, но и недоумение тоже. Финистер улыбнулась и стала собирать дрова.

Тем же вечером, когда Мама осталась с девушкой наедине, она завела очень серьезный разговор.

— С твоим даром, Финни, нужно соблюдать осторожность. Очень легко ранить человека, сначала влюбив его в себя, а затем оттолкнув. Таким образом можно очень сильно навредить!

— То есть ты хочешь сказать, что не надо пользоваться этим? — спросила озадаченная Финистер.

— Если тебе удается проецировать одно из чувств, то, очевидно, и другие тебе подвластны, — с расстановкой начала свое объяснение Мама. — Ты можешь сделать много добра, пробудив в человеке жалость, или симпатию, или чувство ответственности. Но здесь есть и опасность. Если ты заставишь влюбиться в тебя какого-нибудь мальчика, а это наверняка случится, помни, что мальчики не каменные, какими бы сильными они ни казались.

— Ты же не хочешь сказать, что я использую свой дар, чтоб навредить какому-нибудь мальчику? — с сомнением спросила Финистер. — Я имею в виду — серьезно навредить.

— Как раз это я и хочу сказать, — вздохнула Мама. — И тебе надо следить, чтоб такого не случилось.

Если это, конечно, не будет заданием твоего командира, когда ты станешь взрослой. Но игра чужими сердцами требует осмотрительности. В противном случае есть риск превратить обычных парней в форменных мерзавцев и подвигнуть их на ужасные дела, например, убивать друг друга или разрушать дома.

Финистер испытала душевный подъем при мысли о данной ей власти, хотя немного пугало чувство вины, которое, она подозревала, будет ее мучить, доведись использовать эту власть подобным образом.

— Я обещаю быть осторожной, Мама.

И она честно пыталась сдерживаться, подавляя это особое чувство. Хотя ей было нелегко, особенно когда кто-нибудь из приемных братьев бросал в ее сторону восхищенные взгляды, улыбался или подходил поговорить. Финни внушала себе, что мальчиков привлекает не она сама, ее лицо, фигура, а сила источаемых эмоций. Она чувствовала себя обманщицей, но не быть ею не могла. Роль мошенницы была ей предназначена…

Такой уж она родилась, и с этим долго придется смиряться. Возможно, до конца жизни.

Зато она нашла вполне приемлемое применение своему дару во время поездок в город. Когда Финистер с четверкой сестер отправлялась за покупками, вокруг обычно собиралась толпа городских парней, намеревающихся попотчевать их обычными угрозами и насмешками. Тут уж девушка, не колеблясь, выпускала зверя из клетки. Она позволяла своему особому чувству вырасти и щедро проецировала его на глумящуюся толпу.

Настроение тут же менялось: парни начинали заискивать перед ней, рассыпаясь в комплиментах. Достаточно было обратить внимание на одного, а затем — на другого, чтоб разгорался спор, кто более достоин провожать ее до Папиной повозки. Далее Финистер проецировала гнев на незадачливых кавалеров, и, пока они пихались и переругивались, девушки потихоньку отступали. Когда драка разгоралась всерьез, парням становилось не до сестер, и те, смеясь над мальчишеской глупостью, спасались бегством. Одно только отравляло удовольствие Финистер: ее сестра Орма не смеялась вместе с ними, и во взгляде ее мелькала зависть.

Терзания Финни по поводу отношений с людьми росли по мере ее собственного роста и взросления. Школа стала для нее фактически убежищем, где девушка укрывалась от своих проблем. Учителями у них были все те же Папа и Мама, которые по очереди приобщали детей к наиболее важным и передовым областям знаний, как то: физика, психология, экономика и история. Причем ученики постигали не просто историю старушки Земли, но и всей Земной Сферы, знакомились с самоотверженной деятельностью БИТА[5] — благородной организации, охватывающей многочисленные планеты-колонии на протяжении всей цивилизации с единственной целью — спасти людей от тирании. Антагонистом БИТА и проводником тирании являлась ВЕТО[6], которая, будучи по сути тоталитаристской организацией, стремилась поработить всех простых людей и принудить их к отупляющему труду, убивающему дух и превращающему несчастных тружеников в живых роботов, и все — во имя Его Величества Государства. Мама с Папой объяснили детям, что демократические правительства были немногим лучше: погрязшие в без-; деятельности и демагогии, — они вечно колебались, куда бы примкнуть и какое бы решение принять, сделав, тем временем, население заложником Большого Бизнеса. Этот господин преследовал ту же цель, что и ВЕТО — угнетение рабочих, превращение их в бездумных роботов, отравленных к тому же навязанными некачественными продуктами. Наихудшим же вариантом являлось ДДТ[7] — демократическое правительство, пытающееся изменить государственное устройство на Грамарии.

Ох, как рассердились все ребята на злодейское ВЕТО, а еще пуще — на подлое ДДТ! Папа и Мама объяснили детям, что, если в будущем они преуспеют как эсперы, им будет дозволено примкнуть к БИТА и стать ее агентами. В этом качестве они помогут делу освобождения Грамария как от ВЕТО, так и от ДДТ. Вот где поле приложения ее особого дара, подумалось Финистер. Она могла бы стравливать мужчин из обеих ненавистных организаций, подобно городским мальчишкам на площади. Ведь в конце концов мужчинами так несложно управлять!

Теперь, когда девочки достаточно повзрослели. Мама как-то наедине сообщила им обстоятельства их появления на свет. В ее интерпретации, это произошло не из-за того, что оба родителя желали рождения ребенка, но не имели достаточно средств для их воспитания.

Нет, это была история легковерных женщин, которых с помощью обмана и чар соблазнили, а затем бросили в безвыходном положении. Такие женщины, возможно, и не хотели расставаться со своими детьми, но, не. имея мужей, и себя-то самих едва могли прокормить.

Шансов же найти себе мужа у них было немного: кто же польстится на потерявшую девственность, и к тому же бесприданницу? Скорее всего, этим женщинам была уготована участь проституток, бьющихся изо всех сил, чтоб заработать себе на кусок хлеба, хотя большая часть их заработка оседала в карманах сутенеров. Еще Мама сказала, что, возможно, некоторые дети из их семьи являются сводными братьями и сестрами, даже не подозревая об этом, как и о жалкой участи своих матерей.

Теперь Финни познала горячую, жгучую ненависть к тому мужчине, который когда-то соблазнил и толкнул на путь проституции ее мать. Не зная ни отца, ни матери, девушка, тем не менее, долгие годы — всю сознательную жизнь лелеяла в себе эту потребность отомстить за свершенное злодеяние. Более того, она мстила! Мстила каждому мужчине, что имел несчастье встретиться ей на жизненном пути.

Исключение составлял Орли. Однако это случилось позднее, до поры же она воспринимала его просто как брата.

Мама и Папа хорошо знали своих приемных детей.

Некоторых из них, включая и Финни, требовалось особо оберегать, чтоб не поранить нежные сердца. Лет до двенадцати, например, девочке не доводилось наблюдать, как обезглавливают цыпленка. Но даже когда ее посчитали достаточно окрепшей, родители провели с ней подготовительную беседу: описали, что ей предстоит увидеть, посоветовали держать себя в руках и приказали воздвигнуть надежный ментальный щит, чтоб предсмертные мучения птицы не могли ранить ее. Девочке пообещали, что все пройдет очень быстро, и так оно и было, но… Видно, Финни была очень уж впечатлительным и привязчивым ребенком. Во всяком случае, двенадцатилетний возраст оказался недостаточной гарантией. Девочку долго мучили кошмары. Тем не менее, на следующий год ей позволили посмотреть, как забивают овец, а в четырнадцать лет она впервые увидела заколотую свинью. Все это подействовало угнетающе на психику девочки, и не раз она рыдала, думая, что никто ее не видит. Мама посчитала нужным побеседовать с Финистер.

— Так уж устроен мир, Финни, — мягко сказала °на. — Если хочешь получить цыпленка на обед — сначала надо его убить. То же самое и со свиньей: хочешь свиную отбивную дли копченую свинину или свиную кожу для продажи — будь добр забить и выпотрошить хрюшку. Ты научишься справляться с этим, дорогая.

Мы все привыкаем, рано или поздно.

И Финистер старалась, честно старалась, хотя это было нелегко. После каждого такого случая девушка месяцами не могла смотреть на мясную пищу. Однако годы шли, сердце Финистер ожесточалось. Со временем она научилась подавлять свой ужас и превратилась в заправского мясника. Финни не без гордости приняла Папины поздравления, когда впервые собственноручно расправилась с цыпленком. Но еще больше значила для нее Мамина поддержка. А они оба выразили безусловное одобрение по поводу первой заколотой свиньи, а затем — убитой овцы. Девочка смогла себя взять в руки! И лишь, когда Финни оставалась с Мамой наедине, та прижимала ее голову к своей груди и давала выплакаться, приговаривая:

— Я знаю, это трудно, Финни, но жизнь вообще нелегкая штука. Мир — это жестокое место, и единственный путь выжить в нем — стать самому жестоким, закалить сердце и сделать его невосприимчивым к чужой боли.

Для такого сильного эмпата, каким являлась Финистер, это было особенно трудно, но девушка потратила немало усилий и в конце концов преуспела: она научилась выставлять такой плотный ментальный щит, что никакие раздражители извне не проникали сквозь него.

Старшие девочки рассказали ей о менструациях задолго до того, как они начались у Финистер. Так что это не было для нее потрясением, зато запомнился праздник, такой же как у других сестер. Вслед за этим Мама провела с ней приватную беседу, чтобы убедиться, что Финни имеет представление о способах предупреждения нежелательной беременности. Заодно поговорили о том, как отшивать назойливых кавалеров, которые всегда не прочь воспользоваться слабостью девушки. Еще более ценными были советы старших сестер о том, как использовать телекинез для предохранения, если не удастся устоять перед чарами какого-нибудь красавчика.

Финистер внимательно слушала и даже репетировала все, что можно было отрепетировать в отсутствие партнера. В конце концов, она ведь не собиралась всю жизнь оставаться девственницей, хотя, надо сказать, то, что она слышала от подруг и видела на скотном дворе, отнюдь не располагало к сексу. Мама объяснила ей вполне определенно, что у подкидышей без роду, без племени (и без приданого!) шансов выйти замуж немного. Нет, все случается, конечно, особенно, если девушка красива, но Финистер-то красавицей себя не считала! Вот Дори или Орма, пожалуй, смогут найти себе мужа: они обладали не только блестящей внешностью, но и хорошим характером, а также изрядным запасом терпения. Что касается Финни, то она понимала, что сумеет околдовать какого-нибудь бедолагу, внушив ему мысль о своей красоте. Но нужен ли ей такой муж, влюбленный в иллюзию, а не в реальную Финистер?

Нет, она смирилась с тем, что никогда не выйдет замуж, но и оставаться старой девой Финни не собиралась! Само собой, когда-нибудь она будет старой, но уж не девой. Это был всего лишь вопрос времени.

Затем что-то изменилось в Орли, и девушка решила, что, в конце концов, время не так уж и важно.

Она была на пороге своего шестнадцатилетия; многие крестьянские девицы в таком возрасте успевали не только выйти замуж, но и обзавестись ребенком. Орли был годом старше. Финни не могла бы точно сказать, в чем именно заключались изменения в юноше, так поразившие ее в один прекрасный день. Может, тем летом под солнечными лучами его лицо потеряло привычную детскую округлость, а, возможно, дело было еще в чем-то, чему Финистер не находила объяснений.

Но однажды, когда возвращавшийся с поля Орли остановился у колодца и скинул рубашку, чтоб смыть с себя пыль, Финистер засмотрелась на его крепкие мускулы и удивилась, как она раньше этого не замечала.

В ней проснулось то самое особое чувство, которое обычно рождалось под восхищенными мальчишескими взглядами, но намного, намного сильнее. Ощущение каких-то перемен еще усиливалось во время их долгих бесед.

Молодые люди ухитрялись уединяться, даже если поблизости суетилась куча народу. Они облюбовали себе лавочку на заднем дворе и частенько сидели там, обсуждая звезды на небе и нынешний урожай, жизнь в доме и вновь появившегося младенца. Темы были обычные и сами беседы, казалось, ничем не отличались от тех, что всегда велись в семье, но все же Финистер не покидало ощущение значительности происходящего.

Казалось, она слышит новые оттенки, простые фразы таили скрытый подтекст, слова приобретали непривычное значение. Естественно, оба не снимали ментальную защиту, так уж они были приучены: постоянный напор чужих мыслей может свести с ума, да и, в конце концов, никто не хочет, чтоб другие совали нос в его секреты.

Молодые люди не замечала устремленных на них внимательных взглядов Мамы и Папы. Те же, переглянувшись, медленно и озабоченно качали головами.

События назревали. Вот уж Мама ни за какие коврижки не послала бы Финни на сеновал, если б знала, что Папа уже отправил туда Орли посмотреть, нет ли новых осиных гнезд. Там они и встретились. Финни присела к кошке, чтоб погладить ее раздувшиеся бока, когда раздался голос:

— Ну как, Финни, котята уже появились?

Девушка подскочила от неожиданности, но, обернувшись, увидела, что это всего лишь Орли.

— О, ты напугал меня! — воскликнула она с ленивой улыбкой. Знакомое возбуждение зашевелилось внутри. — Нет, котят еще нет, но, боюсь, теперь уже поздно присматривать за кошкой.

— Да уж, следовало присматривать за ней пару месяцев назад, — ухмыльнулся юноша, подходя ближе. — Мы слегка опоздали.

Он стоял, пожалуй, чересчур близко, и Финистер почувствовала в нем что-то новое, нечто сродни своему собственному возбуждению. Она даже прикинула, не может ли и Орли оказаться проецирующим эмпатом?

— Тогда Киска, похоже, не очень-то переживала, — Финни подняла глаза от своей питомицы и сквозь ресницы взглянула на брата.

— Зато погляди на нее теперь, — нахмурился Орли, Слегка отодвигаясь. — Без последствий никогда не обходится.

Финистер была разочарована, ей нравилось, когда юноша стоял вот так, совсем близко, острота ситуации приятно будоражила ее. Она подлила масла в тот огонек желания, что разгорался внутри нее, и произнесла:

— Вовсе нет. Она могла бы приносить котят всего дважды в год, если б мы позаботились вовремя.

— Ты хочешь сказать, что удержала бы ее от… — Орли нахмурился. — Да нет, не может быть. Я сам видел, как у нее началась течка всего через пару недель после того, как подрос предыдущий помет.

— Течка — возможно, но котят могло и не быть, — Финни подмигнула кошке. — Мы, женщины, должны помогать друг другу, не так ли. Киска?

Кошка замурлыкала и потянулась, выпуская когти.

— Ничего себе! — воскликнул юноша. — Ты и впрямь это делаешь! А я и не знал.

Финни скорчила ему рожицу.

— А вы, мальчишки, и не должны все знать.

— Может быть, — усмехнулся Орли. — Зато мы знаем то, что на самом деле важно.

— Да? — поддела его Финистер. — И что же это такое?

— Спроси у Киски, — ответил юноша сдавленным голосом и еще чуть-чуть придвинулся.

Теперь он стоял так близко, что мог бы обнять ее за талию. Его лицо было рядом, настолько рядом, что Финни улавливала в его дыхании запах чего-то сладкого, мускусного. Она заглянула ему прямо в глаза и почувствовала, как усилилось ее возбуждение. Девушка немедленно укрепила свой ментальный щит, оставив, однако, брешь для Орли. На мгновение их мысли смешались, и Финистер задрожала. Обнаружив, что их по-прежнему разделяет расстояние в дюйм, она покачнулась вперед и исправила эту досадную оплошность.

В ответ на ее движение юноша тоже подался вперед, как если бы она была магнитом, а он — куском железа. Их губы соприкоснулись, затем снова встретились.

Глубоко внутри Финистер что-то шевельнулось и затрепетало, и все ее тело отозвалось волной приятных, но пугающих ощущений. Губы Орли снова приблизились и уже остались, ее собственные губы растаяли от этого прикосновения, да и все тело, казалось, таяло рядом с его мужским торсом. Который, кстати сказать, был сильным и твердым: Финистер чувствовала, как прижимается его грудь, его руки крепко обхватили ее, и губы девушки распахнулись навстречу новым ощущениям. Она услышала вздох юноши, и в тот же миг кончик его языка проник в ее уста. Дрожь желания сотрясла Финни, ее губы приоткрылись еще шире, язык коснулся чужого языка, по ее жилам пробежал огонь — это длилось мгновение, и еще, и еще одно…

Наконец, острота чувства стала спадать. Финистер со стыдом и удивлением обнаружила, что по-прежнему прижимается губами к чужому рту, и отступила, потупившись.

— Орли… мы не должны…

— Да нет же, должны, — выдохнул он. — Я знаю это наверняка, и ты тоже… Но, может быть, не сейчас.

— Никогда, — грустно вздохнула она, выставляя руки для защиты — но это тоже было ошибкой, потому что ее руки натолкнулись на гранит его груди и проявили неожиданную любознательность.

Что уж говорить о руках юноши — они ведь и не покидали своего места на талии Финистер.

— Когда-нибудь, моя прекрасная Финистер, — прошептал он. — Когда-нибудь.

Впервые Финни была зачарована звуком своего собственного имени.

После этого они встречались довольно часто, чуть ли не через день, затем — и вовсе ежедневно. Первые несколько раз снова явились результатом промахов Мамы и Папы. Так, Мама послала Финни к ручью надергать кореньев к обеду, а Орли появился там же по Папиному велению, чтоб собрать ботву. Они завели беседу, и не думая обниматься. Но, казалось, их тела не могут долго находиться порознь. Поцелуи повлекли за собой ласки, затем возникло желание более интимных прикосновений. Молодые люди стали встречаться в амбаре, в дровяном сарае, в конюшне — любое место годилось, чтоб исследовать души и тела друг друга — впрочем, не заходя так далеко, как им бы хотелось.

Влюбленные были так увлечены, что забыли об осторожности. У них и в мыслях не было, что кто-то из приемных братьев-сестер мог заметить их встречи, а уж тем более, донести Маме и Папе. Ведь если бы родители узнали, то немедленно положили конец этим отношениям, разве не так? И Финистер, и Орли испытывали некоторое чувство вины, но не очень сильное — как раз такое, чтоб придать их тайне щекочущую остроту.

Семья всегда выезжала на праздник летнего солнцестояния — это было обычное дело. Папа настаивал, чтобы они ехали на трех повозках разными путями: так они меньше пугали деревенских жителей. Так было и на этот раз. Обменявшись быстрыми взглядами, Орли и Финистер отвели глаза. Им и в голову не приходило, что кто-то уже подумал об этом раньше. Они лишь порадовались такой простой возможности улизнуть и остаться наедине.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Пока Папа и Мама делили семью на группы, Финни и Орли растворились в тени деревьев, надеясь остаться незамеченными. Они рассудили: каждая из групп посчитает, что эти двое едут с другими.

Молодые люди прятались, пока все три повозки не прогрохотали по дороге. Затем, воодушевленные отсутствием других людей на ферме до самого вечера, они выбрались из своего укрытия и побежали к амбару.

Финни первая достигла сеновала. Она нервно вышагивала взад и вперед, не находя себе места от волнения, когда, наконец, услышала шаги на лестнице. Она обернулась и увидела Орли, поднимающегося по ступенькам. Свете, падавший из окна, четко обрисовывал его фигуру: большую, мускулистую и невероятно красивую. Протянув руки, юноша шагнул вперед, и мощная волна желания прошла от него к Финистер. Эта волна буквально смыла ее с места, бросив в объятья Орли, их губы слились.

Старшие дети в семье Мамы и Папы хорошо знали, как выстроить блок против эротических эмоций, бьющих ключом на празднике летнего солнцестояния. Они оставались невозмутимыми, когда стемнело, на поляне запалили костер, и пришло время выпивки и танцев.

Юные парочки одна за другой исчезали из круга света, но их переживания не затрагивали семейство эсперов.

Эти подростки могли закрыться даже от эмоций других телепатов — своих братьев и сестер, что уж говорить о местных влюбленных! И хотя в эту ночь сама атмосфера, казалось, была пропитана запахом мускуса. Мамины и Папины питомцы вели себя на редкость благовоспитанно.

Поэтому все семейство испытал настоящий шок, когда, невзирая на воздвигнутую защиту, их сознание уловило постощущения чьего-то оргазма.

Подростки оглядывались друг на друга сначала с изумлением, затем — со страстным вожделением, так как навязанные им переживания вызвали к жизни и их собственные желания.

Мама, пусть и не была телепатом, но глаза позволяли ей видеть, а накопленный опыт — делать соответствующие умозаключения.

— Орма, что это? — обратилась она к своей приемной дочери.

— Кто-то очень неплохо провел время, — вздохнула та. — Кто-то из очень мощных проецирующих телепатов. Если эти двое не из нашего семейства, то им, несомненно, следовало бы податься к нам.

— Подозреваю, что они — из наших, — Мама была мрачнее тучи.

Она скомандовала:

— Орма, ты и Джейсон соберите детей, особо позаботьтесь о младших, а мы с Папой должны выяснить, что происходит.

И она заспешила к веселящейся толпе в поисках мужа.

— Похоже, нас можно поздравить с большим успехом, Папа. Гораздо большим, чем мы думали, — сказала она, когда нашла его.

— Нас и еще кого-то, — согласился с ней Папа. — Думается, лучше поспешить на ферму. Мама, пока они не слишком преуспели в своем приятном времяпровождении.

— Да, и не посчитали это действительно приятным времяпровождением, — Мама выглядела озабоченной. — Не могу допустить даже мысль, что кто-то из наших воспитанников отойдет от общего Дела ради создания собственной семьи.

— Да уж, трудно представить себе более пустую трату времени и сил, — поморщился Папа. — Ладно, давай поторопимся. Хотя, откровенно говоря, думаю, что мы напрасно переполошились, в конце концов, не первый раз уже сталкиваемся с подобным.

И они уехали на своей повозке, прокладывая путь сквозь густое облако гормональных эманации. Веселье Достигло своей кульминации, и все люди вокруг, даже нетелепаты, неосознанно ощущали накал полового влечения.

Это было чересчур, даже для подобного праздника.

Долго еще среди поселян ходили легенды об этой короткой летней ночи.

Мама с Папой подъехали к ферме как раз вовремя, чтоб увидеть, как Финни с Орли выходят из амбара: рука об руку, глаза лучатся от счастья. Парочка остановилась в лунном свете и слилась в долгом поцелуе.

Папа выпрыгнул из повозки и, едва сдерживая гнев, зашагал к ним.

— Хотел бы я знать, чем это вы двое тут занимаетесь?

— Да еще прилюдно! Хорошенькое дельце! — подхватила Мама. Она спешила к ним, придерживая подол на ходу. — Ведь ваши братья и сестры все время по дороге в город чувствовали вашу похоть! С таким же успехом вы моги бы встать и во всеуслышанье поведать о своих планах перед их отъездом!

Финни побледнела и отшатнулась — гнев Мамы напугал ее. Орли старался сохранять самообладание, но и в его лице не было ни кровинки.

— В жизни не слышала ни о чем подобном! — продолжала распекать их Мама. — Вот уж правда: яблочко от яблони… Вы такие же мерзкие, как ваши кровные родители!

— Ты-то должен был держать себя в руках, Орли! — напирал Папа. — А вместо этого, ты ни о чем, кроме своего удовольствия, не думал, да еще и Финни втянул в это!

— Но, Папа… Мы только…

— И не пытайся оправдаться! — прогрохотал Папа. — Мы сто раз говорили о том, как отвратительно поступили ваши родители. В церкви монахи каждое воскресенье твердят вам, что это грех! Так что можешь не прикрываться своим незнанием!

— Себялюбивые! Развратные! Омерзительные! — разразилась гневной тирадой Мама.

И пошло, и поехало: Папа начинал браниться, как только Мама умолкала, чтоб перевести дух. Затем, когда он выдыхался, снова вступала Мама. Они все ругались и ругались — полчаса, не менее, ни на миг не замолкая. Во всеуслышанье было объявлено, что Финистер и Орли — ужасно неблагодарные порождения своих похотливых, морально разложившихся родителей. Не иначе, как им самим суждено идти по этому скользкому пути неразборчивости до печального конца! Оба — и Мама, и Папа — с удовлетворением заметили, что в какой-то момент Орли выпустил руку Финни, и та немедленно спрятала пальцы в складках юбки. В конце концов девушка разрыдалась так сильно, что едва не упала. Орли потянулся поддержать ее, но она отшатнулась от недавнего возлюбленного. Похоже, цель была достигнута! Мама прервала свою страстную речь и привлекла зареванную Финни к себе на грудь.

— Ладно уж, что сделано, то сделано. Но никогда — ты меня слышишь, Финни — никогда больше не занимайся этим с другим телепатом!

Она бросила гневный взгляд на приемного сына.

— А ты уходи, Орли, и не смей показываться ей на глаза в течение месяца!

Орли вконец был сражен: он отвернулся с опущенной головой, ссутулившись под тяжестью своей вины.

Папа обнял его за плечи и повел к ручью мыться. Мама же какое-то время еще продолжала успокаивать Финни, а затем ушла с ней в дом. Она наполнила медную лохань горячей водой, и Финни плакала, сидя в мыльной пене.

— Тебе стыдно, и это правильно! — пожала плечами Мама, затем примирительно добавила, — Ладно, слезами горю не поможешь, Финни. Пролитое молоко не собрать обратно в кувшин. Мы с Папой пообещаем ничего не говорить вашим братьям и сестрам, если ты поклянешься никогда больше не заниматься этим с кем-то вроде тебя самой.