Волшебник-Бродяга (№5) - Волшебник в мире

— Магистратам-то чего из-за женитьбы переживать? — пробурчал четвертый стражник. — Уж они-то почаще женятся, чем остальные, если на то пошло!

— Да болтают, что вроде как не нравится им жениться так, как они женятся. Получше хотят, — вступил в разговор пятый стражник. — Как бы то ни было, но тысячу солдат на юг отправляют.

— Вот-вот, — подхватил шестой. — Бейлиф говорит, это для того, чтобы сопроводить...

Засевшие в проулке лазутчики не сумели дослушать эту фразу до конца — большей частью из-за того, что как раз в это мгновение они вышли из проулка и точными, ловкими ударами ребром ладони по шее уложили на мостовую четверых стражников. Оставшиеся двое обернулись, раззявили рты от изумления и испуга, а магистраты подскочили к ним и ткнули их под ребра сложенными и вытянутыми пальцами. Стражники, не в силах проронить ни звука, сложились пополам, а «магистраты» добавили и им рубящих ударов по затылкам, после чего почти бесшумно втащили стражников в проулок и принялись их связывать.

— Значит, шпионы все-таки отправились на вылазку среди ночи и обнаружили остальных наших, — пробормотал один из мятежников.

— Да, но, похоже, они изобрели достаточно вескую причину для визита в столицу, и это поможет на какое-то время запутать дело, — возразил второй.

— И самого Защитника запутать, — добавил третий. — Не захочет же он одним махом казнить всех своих чиновников, если от них особой беды не ожидает.

— По крайней мере об истинной нашей мощи они пока не догадываются, — заключил первый. — Иначе бы не решили, что тысячи человек хватит, чтобы нас усмирить.

— Тысячи? — хмыкнул четвертый мятежник. — Почему — хватило бы, если бы им предстояло столкнуться с настоящими магистратами. Эти бы были вооружены одними дубинками, да и в драке соображают похуже любого солдата. Тогда бы эти солдаты объявили, что являют собой почетный караул, но всем было бы ясно, что на самом деле они следят за каждым шагом магистратов.

— Ну, стало быть, на нашу долю завтра выпадет на тысячу солдат меньше, — заключил первый. — Так, ладно, мы со своим патрулем управились, пошли теперь, пора выбираться на главную улицу.

Подобные сцены происходили по всему городу. Порой стражникам удавалось позвать на помощь, и тогда «магистратам» — налетчикам приходилось отступать назад, во тьму проулков, но только после того, как они оставляли на мостовой поверженных гвардейцев в качестве приманки для очередного патруля. Время от времени мятежникам попадались стражники половчее, и хотя в итоге победа все равно доставалась налетчикам, они тоже несли потери. Двум патрульным отрядам вообще удалось одолеть мятежников, после чего стражники опрометью бросились к замку Защитника, крича:

— Тревога! Тревога!

Однако добежать до замка им не было суждено. Дюжина отрядов налетчиков их утихомирила. Когда все было кончено, потери врагов составили двоих убитыми и с полдюжины ранеными, но все остальные были живы, хотя на поправку здоровья у них должно было уйти по несколько дней.

Тем временем налетчики уже подбирались к скучавшим на своих постах дозорным, охранявшим подходы к главной улице и выходы из города. Столица стеной обнесена не была, поэтому между домами и складами с окраин в город могло прокрасться сколько угодно народу. Защитнику не было нужды переживать из-за этого — ведь главная улица надежно охранялась, да и по остальным всю ночь ходили патрули. А заставы на главной улице существовали исключительно для того, чтобы брать пошлину с прибывающих в город купцов и проверять пропуска у всех добропорядочных странников. Заставами перегораживали подходы к главной улице на закате. Если кто-то прибывал в столицу позже, ему приходилось коротать ночь в какой-нибудь гостинице на окраине, а по своим делам отправляться с утра.

Заставы, естественно, охранялись часовыми, и хотя три тысячи мятежников могли бы подобраться к замку и по боковым улочкам и проулкам, по главной улице они могли дойти дотуда гораздо легче и быстрее, посему налетчики бесшумно подкрадывались к часовым и ловкими ударами сбивали их с ног. Пара-тройка часовых ухитрилась-таки обернуться в неподходящий момент и ранить своими алебардами еще двоих-троих мятежников, при этом успев крикнуть. Но с других сторон на них набросились подоспевшие налетчики и уложили и этих часовых.

Когда взошло солнце, все стражники до единого лежали связанные и стонали в кладовых и на складах, но за каждым из них заботливо ухаживал кто-нибудь из мятежников — мужчина или женщина: перевязывали раны, поили и заверяли в том, что, хотя им придется денек поголодать, на следующее утро их отпустят, если, конечно, все пойдет хорошо. Ну а если нет, то пленным пришлось бы ждать свободы немного дольше.

С рассветом проснулся и Защитник. Человек он был заносчивый и высокомерный, но он имел на это некоторое право: да, он был сыном Защитника и внуком Защитника, но гордился тем, что сорок лет добивался того, чтобы завоевать этот пост трудом, а не только по наследству: карьеру свою он начал магистратом небольшого городка. Его братьям не удалось подняться так высоко, и они по-прежнему жили в том самом городке, но по крайней мере состояли в постоянных браках и находились на одном месте, так что у Защитника была возможность приглядывать за ними. Но то, чего он добился в жизни, стоило ему немалых трудов: он вставал вместе с солнцем и до полуночи сидел за письменным столом или не покидал зала для аудиенций. Он следил за всем, что происходило в его государстве, и непрерывно издавал указы по поводу всевозможных то и дело возникающих проблем.

Так вот: рано утром, когда камердинер Защитника раздвинул шторы в спальне своего господина, он застыл у окна в полном изумлении. Лучи солнца упали на Защитника, в этот миг встававшего с постели.

— Что там такое, Валард? — сдвинув брови, спросил он.

— Да площадь, Защитник! Там полным-полно народу!

— Дай-ка я взгляну!

Защитник оттолкнул Валарда и поспешно подошел к окну, чтобы посмотреть на площадь под окнами своего дворца. Он увидел целое море голов, увенчанных остроконечными шляпами магистратов, лица которых были обращены к дворцу и взгляды которых выражали ожидание.

Защитник молча, не шевелясь, смотрел на них. Затем он, пылая царственным гневом, отвернулся от окна.

— Проклятие! Как это им удалось проскользнуть мимо моих часовых! И что им тут, если на то пошло, понадобилось? Нет-нет, Валард, я понимаю, что ты об этом ничего не знаешь... но помоги же мне поскорее одеться! Я должен немедленно выйти к ним и выяснить, чего они хотят!

Таков был характер Защитника: первым его порывом было — лицом к лицу столкнуться с опасностью, что его ожидала. Только затем, немного подумав, он распорядился:

— Скажи начальнику гвардии, чтобы он выставил своих солдат вокруг площади, у библиотеки, казны и канцелярии, отправил отряды по прилегающим улицам: пусть окружат площадь со всех сторон. Да и на дворцовой стене пусть караул выставит.

Он почти выбежал из гардеробной в самой своей нарядной мантии. На груди его ослепительно сверкала цепь власти. За ним еле поспевал начальник гвардии, на ходу дослушивавший последнее из потока распоряжений:

— ...и пусть ждут меня в зале для аудиенций! — закончил свой приказ Защитник. Начальник гвардии поклонился, развернулся и поспешил исполнять приказы, а Защитник на ходу спросил у первого попавшегося чиновника:

— Как обстановка в провинциях?

— Мы только что получили известие, Защитник, — скороговоркой протараторил тот. — Мятежные магистраты повели толпы народа на замки шерифов в Аутэне, Грабеле и Белоргиуме...

— Это же три четверти государства!

— Да, Защитник, но шерифы со своими гвардейцами отбили их. Недовольных там была всего горстка, и горожане сами дали им отпор.

Защитник торопливо кивнул:

— Это хорошо. Вот если бы и жители этого города додумались дать отпор этим бунтовщикам... Открыть двери!

Камердинер распахнул застекленные двери, и Защитник вышел на балкон. Как только он ступил за порог, ему показалось, будто бы он наткнулся на прочную звуковую стену. «Свобода! Равноправие!» — скандировала толпа. «Свобода! Равноправие!» Защитник попятился. У него закружилась голова, он тяжело дышал. Камердинер поскорее закрыл двери, а Защитник ошеломленно пробормотал:

— О чем это они, проклятие, орут? Какое равноправие? Существует одно-единственное право! Как может быть больше? И что это еще за чушь — «свобода»? Свобода для каждого — это хаос и прямая дорога к страданиям! — Совладав с собой, он рявкнул:

— Кто научил их всей этой чепухе?

Ответа не воспоследовало. Мгновение в покоях Защитника царила непроницаемая тишина. А потом вошел лакей и растерянно произнес:

— Защитник... в зале для аудиенций вас ожидают трое... и один из них — в мантии магистрата... Желают поговорить с вами об «общих заботах» — так они сказали.

— «Заботах»? — выпучил глаза Защитник, сдвинул брови и прокричал:

— Да уж, им есть, о чем позаботиться! Как они проникли в зал для аудиенций?

— Ни... никто не знает как, господин, — промямлил лакей. — Их там обнаружили те, кого вы послали, чтобы они вас ждали там.

Защитник, остолбенев, гневно взирал на лакея. Впервые он ощутил, как к нему подкрадывается самый настоящий страх. Он прогнал это ощущение, развернулся на каблуках и со злорадной ухмылкой поспешил в зал для аудиенций.

Размашисто шагая, он вошел в зал, а за ним следом вбежали лакеи и стражники. Войдя, Защитник резко остановился. Взгляд его был полон праведного гнева. В просторном зале с высоким, в пятнадцать футов, потолком на возвышении стоял похожий на трон стул Защитника. Вдоль одной стены тянулась длинная скамья, вдоль противоположной — ряды стульев. Возле стульев стояли трое. Двое из них казались карликами в сравнении с третьим — настоящим великаном. Росту в нем было, пожалуй, все семь футов. Одет он был по-военному — в дублет и обтягивающие лосины, но солдатского мундира на нем не было — только рыжевато-коричневая куртка. Один из мужчин пониже ростом был одет примерно так же, только куртка у него была зеленая, а на третьем была мантия магистрата.

Напротив незваных гостей шеренгой стояли министры, наряженные еще более пышно, чем одевались шерифы и магистраты. Их важный вид вселил в сердце Защитника надежду и уверенность. Он знаком велел лакеям и стражникам удалиться, подозревая, что все, что сейчас будет сказано, не должно обратиться в слухи.

Сержант, командир гвардейцев, помедлил.

— Господин... но как же ваша безопасность...

— Меня защитят министры! Уходи!

Физиономия сержанта яснее всяких слов показывала, с какой неохотой он покидает зал, но он таки вышел. Защитник сделал в уме заметку: вот человек верный и дисциплинированный.

Как только за сержантом закрылась дверь, Защитник развернулся к пришельцам.

— Как вы сюда попали? — гневно вопросил он.

— Мы вошли сюда ночью, — ответил тот, что был одет как магистрат.

— Вошли ночью? В замок Защитника? Но как вы ухитрились пройти мимо моих часовых?

— Очень осторожно, — пояснил тот, что был в зеленой куртке.

Защитник прищурился. Все его чувства словно льдом сковало. В такие игры ему не раз доводилось играть, а эти наглецы в сыновья ему годились. Вряд ли они сумеют превзойти его в искусстве ведения дипломатических переговоров.

— Кто вы такие? — требовательно вопросил Защитник.

— Меня зовут Майлз, — отвечал мужчина в мантии магистрата. — А это мои спутники, Гар и Дирк.

— Что у вас общего с этим сбродом на площади?

— Это не сброд, Защитник. Это люди, которые верой и правдой служили вам на постах магистратов и шерифов целых пять лет.

Так, значит, и шерифы тоже взбунтовались! Это не на шутку потрясло Защитника, но он ничем не выдал себя.

— Зачем вы явились сюда?

— Затем, чтобы переговорить с вами, Защитник, об управлении страной, которое нас очень заботит.

— Тонко сказано, — поджав губы, отметил Защитник. — Но когда я слышу требования, я понимаю, что это именно требования, а не что-нибудь еще. А толпа ваших сторонников на площади мне сообщила, что это за требования — это «свобода», из-за которой государство неминуемо будет разорвано в клочья, и «равноправие», что бы это ни означало!

— Это означает, что мы полагаем, что людям следует гарантировать их безопасность в форме письменного документа, Защитник, в виде основных законов государства. В этом документе должны быть оговорены права людей на то, что они могут решать сами за себя, на то, к чему их не вправе принудить никакое правительство.

Это заявление заставило Защитника содрогнуться. Он не сдержался и ахнул от изумления.

— Вы же хотите лишить всякой опоры Закон Государства!

— Нам кажется, что это необходимо, — чуть ли не извиняющимся тоном проговорил Майлз.

— В таком случае я велю выстроить для вас самые замечательные виселицы на свете, ибо по земле еще не ступала нога более страшных изменников! Вы должны понимать, что я никогда не соглашусь на такие перемены! Скорее я умру!

Наконец подал голос великан.

— Надеемся, что последнее не понадобится, господин.

Защитник развернулся к нему. Глаза его метали молнии.

— Да! Советую вам думать, что это не понадобится, но ваша жизнь и ваша смерть — это совсем иное дело!

Тут в переговоры вступил второй спутник магистрата.

— Если бы вы послушали, о каких правах мы ведем речь, Защитник, вы, быть может, сменили бы гнев на милость. Требования, по сути, довольно умеренные и скромные.

— Если эти ваши «права» выбивают почву из-под ног у государственной власти, их никак не назовешь «скромными»! — рявкнул Защитник и снова прищурился. — Но я выслушаю вас. Что там у вас за требования?

— Во-первых, мы требуем, чтобы все люди имели право на счастье.

Защитник задумался, нахмурился, поискал в этом требовании злой умысел, хитрую уловку.

— По-моему, это вполне безвредное требование, — ворчливо проговорил он. — Что еще?

— Чтобы каждый имел право выбирать себе супругу или супруга, чтобы правительство не могло никого заставлять вступать в брак против воли.

— Но ведь при таком законе сразу станет много таких, кто вообще не пожелает жениться и выходить замуж!

— Верно, Защитник, — спокойно кивнул Майлз. — Появится много людей, которые сочтут, что одиночество менее мучительно, чем брак без любви.

— Но тогда в государстве станет рождаться меньше детей! А это значит, что упадут урожаи, в казну станет поступать меньше податей!

— Да, людей станет меньше, но это будут счастливые люди, — сказал тот, кого звали... кажется, Дирк. — А у счастливых людей дети рождаются, пожалуй, чаще.

В этих словах звучал соблазн. Защитник нахмурился и решил подумать над высказыванием Дирка на досуге.

— Над этим можно подумать. — «А мятеж из-за этого затевать вовсе не стоило». — Что еще?

В глазах Майлза загорелся огонек надежды.

— Чтобы всякий был волен молиться, кому захочет, и исповедовать любую религию, по своему усмотрению.

Защитник мгновенно насторожился.

— Что такое «религия»?

— Вера в единого бога или в нескольких божеств. А молитва — это мысленное обращение к богу.

— Выдумки, фантазия, — скривился Защитник и упер руки в бока. — Но и здесь я особого вреда не вижу, покуда люди не станут верить в то, что эти самые «боги» существуют на самом деле. Что еще?

— Следующее требование проистекает из предыдущего. Если люди обретут право исповедовать любые религии, они обретут и право говорить об этом с другими людьми. Так что каждый человек должен иметь право говорить обо всем на свете, лишь бы это не вредило другим людям.

— Людям? — уцепился за последнее слово Защитник. — А власть — это люди?

— Нет, — честно признался Майлз.

— Стало быть, вы хотите наделить всех и каждого правом осуждать власть в стране — и самого Защитника?!

— Исключительно в качестве официального лица, представителя власти, — поспешно уточнил Дирк. — Никто не будет иметь права вмешиваться в личную жизнь Защитника.

— Чушь, чепуха! Личная жизнь Защитника — это то, насколько хорошо или дурно он правит страной; то же самое относится к министрам, шерифам и магистратам!

Министры ожили, начали приглушенно переговариваться. Защитник усмехнулся. Недовольство министров его порадовало.

— Нет, молодые люди, последний пункт ваших требований меня не устраивает! Что еще вы можете мне предложить?

— Требование о том, чтобы каждый имел право на жизнь и безопасность и чтобы правительство не могло отнять у человека ни то ни другое без суда и вердикта сограждан.

— «Сограждан»? — воскликнул Защитник. — Это что еще за бредни? Вердикт выносит магистрат!

— Магистрат и будет выносить вердикт — в рамках закона, разумеется, — ответил Майлз. — Но решать, виновен обвиняемый в совершении преступления или нет, будут присяжные, простые граждане.

— Ах вот как? И с какой же стати орда пахарей разберется в том, виновен обвиняемый или невиновен, лучше, чем подкованный в законах магистрат?

— Суд присяжных — гарантия того, что никто не будет обвинен по воле одного-единственного человека, он послужит обеспечением защиты граждан от произвола власти.

— Да ну? А произвола сограждан вы не опасаетесь? Самосуд вас не пугает? Только не пытайтесь убедить меня в том, что таких случаев не было! Я их знаю предостаточно — когда толпа была готова казнить невинных, а спасали их от неминуемой гибели именно магистраты! Нет, на это требование я согласиться не могу, увольте, но буду рад поговорить об этом более подробно в другой раз.

— Быть может, ваши горячие возражения продиктованы тем, что данный закон, ограничивая власть магистратов, ограничит и власть Защитника? — поинтересовался Дирк.

Защитник побагровел.

— Интересы государства я принимаю близко к сердцу, молодой человек, и мне дорог каждый гражданин! Если все ваши остальные требования о так называемых «правах» столь же глупы, можете собирать какие угодно толпы, но ответ мой будет — «нет»!

— Вы не выслушали нашего последнего требования, — попытался урезонить Защитника Дирк. — Позволите ли вы нам изложить его?

— Да, — сердито бросил Защитник.

— Это требование о том, чтобы никто не имел права никого пытать. Ни по какой причине, ни под каким видом.

— Отменить пытки? И как же мы тогда заставим преступников говорить правду? — вскричал Защитник.

— Пытками правды не добиться, — заверил его Майлз. — За счет пыток добиваются единственного: люди говорят то, что от них желают услышать их истязатели.

— То есть пытками мы добиваемся чистосердечного признания вины, о чем и так уже знаем! Нет, на это я тоже не могу согласиться! — Защитник рубанул рукой по воздуху, чем, видимо, желал показать, что аудиенция закончена. — Довольно! Теперь я вижу, что большая часть ваших «прав» — это орудия, способные нанести огромный вред государству, способные, быть может, даже разрушить его! Нет, я не соглашусь выполнить ни одно из ваших требований, не согласятся и министры! Переговоры окончены! Велите вашей толпе расходиться! Пусть все отправляются по домам!

— Боюсь, не получится, господин, — не моргнув глазом, отозвался Майлз.

— Неужели? — ледяным тоном произнес Защитник. — И что же вы намерены предпринять?

— Если придется, господин Защитник, мы арестуем и вас и ваших людей, а ваш замок займут представители новой власти.

Глава 23

Защитник запрокинул голову и расхохотался — грубо, хрипло.

— Ну, вот, наконец-то мы докопались до истины. Вовсе не благо народа заботит вас! Вам нужна моя власть и мой замок! Но править страной — это не так легко, как вам кажется, молодой выскочка!

— Я знаю, — сдержанно отвечал Майлз. — Я пять лет служил инспектором. А каждый из тех, что собрались на площади, не меньше года проработал на посту магистрата или шерифа. Многие и по пять лет служили.

Инспектор в искреннем изумлении вытаращил глаза.

— Ты? Служил инспектором? В твоем-то возрасте?

— Да, господин.

— Чушь несусветная, мальчишка! Кто же назначил тебя инспектором?

— Я сам и назначил, господин. Мы похитили настоящего инспектора. И я занял его место.

Защитник не сводил глаз с Майлза. Он побледнел и проговорил еле слышно:

— А те... на площади?

— Они также участвовали в похищениях магистратов и шерифов, господин, и также занимали их места.

— Невероятно! Нельзя стать магистратом, не потратив несколько лет на учебу!

— А нам хватило нескольких месяцев, — улыбнулся Майлз. — Я учился тайно, но очень усердно, и мои товарищи тоже.

— Немыслимо! Кто же тебя обучал?

— Хранитель Затерянного Города Фиништауна. А также присутствующие здесь Гар и Дирк.

Взгляд Защитника метнулся к Гару, его глаза стали подобны окнам, сквозь которые глядела сама смерть.

— Вот как! Так, значит, это ты — распространитель скверны, поразившей мое государство!

— Да, эта честь принадлежит мне, — ответствовал Гар с легким поклоном. — Брошенное семя быстро укоренилось, поскольку почва тут у вас отличается завидной плодородностью.

— Хочешь сказать, что народ был готов поверить тому, что вы ему внушали, — но невежественные люди всегда с готовностью верят в ложь! Я прикажу повесить вас на крепостной стене, а потом велю изрубить ваши тела на куски, чтобы каждому магистрату досталось по косточке в виде амулета!

— Боюсь, это у вас не получится, Защитник.

— Неужто? Почему же не получится? — прорычал Защитник. — Надеюсь, вы не рассчитываете на то, что этот сброд, эти самоучки, что торчат под окнами замка, выстоят против моих солдат?

— Примерно на это я и рассчитываю, — с безмятежной улыбкой отозвался Гар.

— Ну, так полюбуйся на собственное поражение, глупец! — вскричал Защитник, шагнул к застекленным дверям и распахнул их настежь. В открытую дверь тут же ворвались возгласы толпы: «Свобода! Равноправие!» Но Защитник, не обращая внимания на крики, вышел на балкон и выхватил из широкого рукава мантии ярко-желтый шарф. Он махнул им, и людское море по краям площади вскипело: из боковых улиц выбежали солдаты. Распахнулись ворота замка, оттуда выскочили отряды гвардейцев и принялись прокладывать себе дорогу пиками и алебардами. Толпа ответила испуганными криками, втянулась в глубь площади. Солдаты напирали со всех сторон.

— Твои выкормыши могли притворяться чиновниками, — язвительно проговорил Защитник, — но притвориться бойцами они не смогут.

— Притвориться не смогут, — согласился Гар. — Им придется драться не понарошку.

И как только он произнес эти слова, повстанцы пошли в контрнаступление. Они начали отбирать у солдат алебарды, а многие из солдат неожиданно развернулись и стали сражаться против своих соратников!

* * *

Орогору стоял в первых рядах, потрясал поднятым кулаком и кричал громче остальных, когда распахнулись тяжелые дубовые двери, и оттуда прямо на него, выставив перед собой алебарды, бросились гвардейцы. Орогору вскрикнул от изумления и гнева и отскочил назад, но мятежники тоже отступили. Орогору налетел на кого-то, но удержался на ногах, памятуя о том, что они предвидели подобное нападение и знали, как действовать.

— Берегись! В стороны! — крикнул он и увернулся, исполняя собственный приказ. Лезвие алебарды промелькнуло мимо него, а он ухватился за древко обеими руками и рванул его на себя. Гвардеец покачнулся, потерял равновесие, а другой мятежник сильно ударил его по рукам. Гвардеец взвыл от боли. Орогору резко крутанул древко алебарды и, завладев оружием, развернулся. В это время другой повстанец сорвал с гвардейца шлем, а третий ударил его ножом.

Но на Орогору уже была нацелена новая алебарда. Он закрылся, отразил удар и выбил алебарду из рук гвардейца, а его соратник ловко воткнул ее лезвие между булыжниками мостовой. Рукоятка древка угодила гвардейцу в живот. Тот со стоном повис на ней, а мятежник пустил в ход нож.

А потом к Орогору бросились сразу трое солдат. Он бешено размахивал алебардой, орудуя ею так, как орудовал бы куотерстафом. Не сказать, чтобы он был неуязвим: лезвия алебард гвардейцев разорвали его одежду, больно оцарапали бок и бедро, но он продолжал защищаться. Тем временем его товарищи делали свое дело: отбирали у солдат оружие и приканчивали их ножами. Наконец пал очередной из воинов Защитника, вломившихся в толпу, и Орогору, задыхаясь от изнеможения и боли, опустил алебарду.

— Берегись! — раздался чей-то крик. К Орогору метнулась новая алебарда. Орогору еле успел заслониться собственным оружием, сумел подбросить древко вражеской алебарды вверх, и ее лезвие задело его щеку. От испуга за собственную жизнь Орогору размахнулся сильнее, чем собирался, и древко его алебарды с треском опустилось на голову гвардейца. Орогору успел заметить, как из раны полилась кровь, и гвардеец рухнул как подкошенный. Орогору хотелось надеяться на то, что раненого не затопчут его же товарищи. А перед Орогору уже стоял новый враг. Гвардейцы не могли пробиться в глубь толпы, сражаться им приходилось только по краю, но гвардейцев было много, и каждый желал попытать счастья, как только падал товарищ, заслонявший ему дорогу к мятежникам.

Подходила очередная шеренга — мятежники расступались, а потом как бы засасывали гвардейцев внутрь толпы, голыми руками отбирали у них алебарды, после чего ловко работали ножами и дубинками. Получив ранения или просто устав драться, кто-то из повстанцев отступал, а его место тут же занимал другой, выходивший на бой со свежими силами. Между тем Орогору гадал: как долго им удастся продержаться, кто выдохнется раньше — мятежники или гвардейцы Защитника?

Позади него послышались крики. Он развернулся и ахнул от изумления. Солдаты дрались с солдатами! Орогору издал радостный клич и повел мятежников на подмогу восставшим гвардейцам.

— Смерть изменникам! — вскричал один солдат, и на него навалились мятежники.

— Да здравствует Защитник! — воскликнул другой, и тут же упал, получив подножку.

Орогору решил набраться терпения и был вознагражден: в следующее мгновение послышалось восклицание:

— Долой Защитника!

Это кричал один из гвардейцев, а тот, с кем он дрался, вскричал:

— Долой мятежников!

— Как же нам отличить их друг от друга, Орогору? — ошеломленно вопросил один из повстанцев.

— Отключите обоих на всякий случай, — распорядился Орогору. — Извинимся потом.

Так и сделали.

* * *

Защитник широко открытыми глазами, не мигая, наблюдал за тем, что творилось на площади. Наконец, не выдержав, он обернулся к Гару и рявкнул:

— Измена! Ты и мое войско повернул против меня!

— Только половину, — уточнил Гар. — Но, как вы имели возможность убедиться, доморощенных магистратов я обучил боевым искусствам. По моим скромным подсчетам, через пятнадцать минут ваши доблестные воины будут связаны по рукам и ногам.

В этот миг Защитник снова ощутил самый настоящий страх. Постаравшись скрыть это чувство, он вопросил:

— И как же вы собираетесь править страной, если уничтожите мою власть?

— Да точно так же, как мы это делали в последние пять лет, — ответил Майлз. — Я же сказал вам, что мы все заняли посты настоящих магистратов.

— И... сколько же вас? — прошептал Защитник.

— Здесь — три тысячи, и еще пять — на подходе к столице. А если прибавить присоединившихся к нам стражников и гвардейцев, всего получится семь тысяч.

— Пять тысяч магистратов и шерифов! Это же половина чиновников в моем государстве!

— Так и есть, Защитник. Этого количества нам хватит для того, чтобы управлять страной.

— Но что вы сделали с настоящими?

— Они гостят у нас, в Затерянном Городе Фиништаун, — отвечал Майлз. — Мы обращались с ними милосердно, но они проявляют большое беспокойство.

— И вы думаете, что они будут служить вам столь же охотно, как служили мне? — прошептал Защитник. На его лицо легла тень, но не тень сомнений, а тень осознания правды: он знал, что такое людские амбиции, и понимал, что пленные магистраты поступят именно так. Он снова повернулся к окну и увидел, что мятежники близки к победе.

— Такое сейчас творится по всей стране, — сообщил ему Гар. — Солдат, хранящих верность вам, вдвое превосходят числом те, кого мы убедили в справедливости и преимуществах Нового Порядка.

— Не думаю, что это так, — злорадно усмехнулся Защитник. — В провинциях народ верен мне, там победа за моими сторонниками! Мне сообщили о донесениях гонцов, полученных за последний час!

— Вам сообщили только то, что вам хотелось услышать, — разочаровал Защитника Гар. — Просто ваши министры боялись сказать вам правду из страха, что останутся без повышения по службе, вот и все!

— Ты лжешь! — вскричал Защитник и крикнул министрам:

— Взять их!

Министры сбросили мантии и в мгновение ока из седовласых почтенных государственных мужей превратились в закаленных бойцов. Обнажив мечи, они кинулись к Гару, Дирку и Майлзу.

Гар опустился на колени, закрыл руками голову, и на него с победными воплями набросились сразу четверо врагов. Дирк крутанулся на месте, встал спиной к спине с Майлзом. Просвистела в воздухе его рапира, а Майлз выхватил из складок мантии меч и дубинку. Их окружили восьмеро министров, но старший из них скомандовал:

— Бросьте оружие, поднимите руки вверх, и тогда мы сохраним вам жизнь!

— Ну, ясное дело, — ради того, чтобы потом пытками выжать из нас то, что вам и так уже известно, — съязвил Дирк. — Не выйдет, голубчики! — И он бросился вперед, размахивая рапирой. Честно говоря, такая тактика сейчас особого успеха не имела, поскольку министры-воины сжимали кольцо.

Сжимали, сжимали и вдруг остановились, напуганные жуткими воплями своих товарищей. Министры в ужасе обернулись и увидели зрелище, потрясшее их до глубины души. Гар, резко поднявшись во весь рост, расшвырял набросившихся на него министров в стороны. Двое впечатались в стену, двое шмякнулись на пол. А Гар уже успел выхватить рапиру. Не дав врагам опомниться, великан выбил у двоих из рук мечи, после чего развернулся к третьему, пытавшемуся встать на ноги. Четвертый лежал на полу без чувств.

Воспользовавшись замешательством министров, окруживших их, Дирк и Майлз не преминули пустить в ход оружие. Дубинка Майлза проломила голову одному из них, меч пронзил грудь другого. Он застонал, зажал руками смертельную рану, выронил меч. Но на Майлза уже наступали еще двое. Майлз отступил и снова оказался спиной к спине с Дирком, на которого также наступали двое врагов, а еще двое уже истекали кровью на полу.