Глава 14

— Да-а-а, — протянул Мэт. — Причина достаточно веская, чтобы не лететь. Стегоман, не возражаешь, если дальше прогуляемся пешком?

— Не самый мой любимый вид прогулок, — проворчал дракон.

— Тогда, пожалуй, пойдем на компромисс. Мы сядем тебе на спину и полетим низко-низко, — предложил Мэт. — Мы прижмемся к твоей спине и, глядишь, проскочим. Ищут-то ведь меня, а не дракона. — Обернувшись к джинне, он добавил:

— В любом случае теперь мы предупреждены о грозящей опасности и будем начеку. Спасибо.

— Рада была помочь, хотя это и не совсем та радость, какой мне хотелось бы. — Веки джинны опустились, улыбка стала лениво-призывной. — Ты точно уверен, что не желаешь больше никаких услуг от своего создания?

Мэту вовсе не хотелось считать джинну своим созданием, он не хотел бы даже мельком смотреть на руку, ее сотворившую.

— Сейчас — нет, спасибо. Но я уверен, что мы еще встретимся.

— О, в этом можешь не сомневаться, — хитро усмехнулась Лакшми. — Мы непременно встретимся. А пока прощай, о самый участливый из магов!

Однако слова ее прозвучали с такой насмешкой, что когда она скрылась из виду, Мэт не знал — то ли ему облегченно вздохнуть, то ли разочарованно простонать. Он пошел на компромисс и поежился.

— Знаешь, папа, — признался отцу Мэт, — я тут самых разных духов встречал, но эта показалась мне самой опасной.

— Это точно, — согласился Рамон. — ты мне вот что скажи, сынок. Уж не стал ли ты находить удовольствие в танцах с тиграми?

— Просто мне не хотелось ранить ее чувства. И вообще... порой я вспоминаю одну вечеринку, которая приучила меня всегда вести себя вежливо с незнакомыми дамами, — сказал Мэт и многозначительно посмотрел на отца.

— Да, но... эта уж очень... незнакомая, — пробормотал Рамон. — И все же я горжусь тобой, сынок. Просто не представлял, что ты научился так вести себя с женщинами.

Мэт нахмурился:

— Я просто вел себя учтиво — как ты меня всегда и учил.

— Но я вовсе не учил тебя вот так запросто завоевывать женские сердца.

— Ой, да ладно тебе! Я просто поборол ее самые опасные желания!

— Ты что, сам не понял? — изумленно спросил Рамон. — Своими заклинаниями ты добился гораздо большего, сынок.

У Мэта зародились дурные предчувствия.

— Да? И чего же?

— Помнишь те строчки, на которые я обратил внимание? Насчет того, что любовь приносит слезы, и все такое прочее. И вдобавок ты неоднократно восхвалил ее красоту и привлекательность! Этим ты добился того, что она влюбилась в тебя — по крайней мере настолько, насколько способны влюбляться женщины ее рода-племени!

— Не влюбилась, — покачал головой Мэт. — Она просто меня хочет, вот и все. — Он поежился. — Папа, помоги! Я попал в жуткую переделку!

— Мужайся, сын мой! — Рамон положил руку на плечо сына. — Может быть, твои заклинания не содержали подобного принуждения.

— Ага, а вдруг содержали? Но... — Мэт нахмурился. — Если подумать, так наоборот — последнее заклинание как раз и предназначалось для того, чтобы снять с нее всяческие принуждения.

— Ага, и еще ты сказал, что теперь она свободна и может делать все, что ей заблагорассудится.

— Угу, — качнул головой Мэт и снова нахмурился. — Будем надеяться, что ей не заблагорассудится пойти туда, куда отправлюсь я.

— Вот тут могут возникнуть сложности, — отметил Рамон.

Мэт вспомнил о том, что Соломон* [4] в свое время стал первым, кто запечатывал джиннов в бутылки и загонял в лампы, и причем именно потому, что они были так опасны. Мэт всей душой надеялся, что не совершил ужасной ошибки.

— Ты — на стороне ангелов, — успокоил сына Рамон. — Наверняка они защитят тебя от врагов.

— С врагами я и сам управляюсь, — вздохнул Мэт. — Но кто защитит меня от моей новой подружки?

Военный совет помог Савлу и Химене познакомиться поближе. Химена на редкость терпимо отнеслась ко всем колкостям Савла, а он вынес из дискуссии убежденность в том, что мать Мэта достойна глубочайшего уважения как личность, стратег и дипломат. Казалось, будто Химена напрочь лишена малейших симптомов паранойи, однако она до малейших деталей предусмотрела все, учла не только любого врага, способного обрушиться на замок, но и то, каким образом этот враг может напасть, — хотя призналась, что ни капельки не соображает в делах военных.

— Я читала древние баллады, — сказала она Савлу. — «Песнь о Сиде» и «Песнь о Роланде», «Неистового Роланда» и «Смерть Артура». Оттуда я и узнала, кто нам может грозить и как.

Это Савлу было очень понятно. Общаясь с Мэтом, он давно понял, что литературное образование, полученное в том, прежнем мире, здесь помогало выжить, оно просто-таки подготовило к здешней жизни.

Итак... они выставили дозорных, назначили патрули, сами по очереди дежурили на крепостной стене, обходили ее по периметру и подбадривали дозорных, обменивались с ними двумя-тремя фразами и в результате знакомились с каждым из солдат поближе. Так получилось, что Савл находился на крепостной стене, когда неподалеку от замка появился всадник, за которым тянулся пыльный шлейф футов пятьдесят длиной. Его конь буквально стлался над землей, мчась к воротам замка.

— Что за человек? — спросил Савл у ближайшего дозорного.

Дозорный посмотрел на всадника и покачал головой:

— Точно не разгляжу, господин Знахарь, но на нем — наша форма.

— Открыть ворота, поднять решетку и впустить его! — распорядился Савл и сбежал по лестнице во внутренний двор.

Всадник влетел во двор и натянул поводья взмыленного коня. Савл подбежал к нему:

— Какие вести?

— Мавры! — выдохнул всадник. — Корабли с треугольными парусами! Мы патрулировали у реки и увидели их! Они плывут по реке к Бордестангу! Их там с полсотни, а может, и все сто! Огромный флот!

Савл, не отрываясь, смотрел на всадника. Первой его мыслью было: «Откуда они взялись?» Второй: «Как их остановить?» А третьей мыслью было то, что он не способен принять никаких решений, не узнав о врагах побольше.

— Твои товарищи продолжают разведку?

Всадник отдышался и выпалил:

— Они скрываются за деревьями на холмах, которые тянутся вдоль реки, и пытаются высмотреть все, что только можно. А меня послали с донесением. Если вы прикажете, мой господин, я вернусь обратно.

— Конечно, — кивнул Савл, потрясенный тем, насколько этот человек предан своим товарищам. — Но все же передохни часок — поешь, выпей пива, ладно?

Всадник кивнул, все еще тяжело дыша. Савл отвернулся и решил отправиться в королевский кабинет.

— Думаю, надо немедленно сообщить леди Мэнтрел, — пробормотал он и сам удивился, что назвал мать Мэта «леди». Ведь она еще не была официально объявлена таковой. Но, с другой стороны, как еще могла именоваться свекровь королевы?

Дверь кабинета была открыта. Савл кивнул стражникам и вбежал в двери.

— Миссис Мэнтрел, у нас кое-какие сложности.

Химена оторвала взгляд от толстенной географической книги.

— Какого рода, Савл?

— Сто кораблей, набитых маврами. А может, и больше. Гораздо больше.

Несколько мгновений Химена молча смотрела на Савла.

Потом спросила:

— Откуда они взялись?

— Как — откуда? — удивился Савл. — Из Марокко, естественно.

— Это понятно, — нетерпеливо выпалила Химена. — Но как?

— Вот это хороший вопрос. Не знал, что мавры — мореплаватели, пробормотал Савл и нахмурился.

— Рифийцы и берберы мореплавателями не были, а у арабов были отличные флотилии, — напомнила ему Химена.

Савл вскинул голову и вытаращил глаза.

— Мавры могли и позаимствовать корабли!

— Наверняка они могли себе это позволить, — согласилась Химена. — И к тому же у них была небольшая колония на европейском побережье Гибралтарского пролива, верно?

— Верно, — кивнул Савл, поражаясь обширности познаний матери Мэта. Но, с другой стороны, почему бы ей не знать истории Испании так же хорошо, как он знал историю Англии?

— На самом деле слово «Гибралтар» арабского происхождения, — продолжала Химена. — Того полководца, который первым захватил эту европейскую провинцию, звали Тарик. С тех пор как мавры завладели обоими побережьями пролива, там смогли беспрепятственно курсировать алжирские корабли.

— Точно! Обогнут испанское побережье, и вот они уже в устье Сены! — кивнул Савл. — Знаете, я никогда об этом не задумывался. Войско у Алисанды великолепное, спору нет, но я ни разу не слышал, чтобы здесь хоть кто-то заикнулся насчет флота! Значит, враги могли запросто подняться вверх по течению, и у них никто, так сказать, паспорта не спросил!

— Нужно немедленно отправить гонца к королеве, — решила Химена. — Будем надеяться, что гонец доберется до нее, — наверняка на его пути попадутся и мавры, и вражеские агенты колдунов.

— В этом я мог бы помочь, — пообещал Савл. Я смогу передать весточку вашему сыну — если он, конечно, время от времени поглядывает в лужи на дороге, как я его просил.

— Отлично, — кивнула Химена. — Ведь они вместе, и если известие получит один из них, можно считать, что оба в курсе. Пойдемте выйдем на стену. Эти мавры могут стать на якорь около Бордестанга еще до вечера. Нужно приготовить для них сюрпризы.

По пути Химена отдала капитану королевской гвардии распоряжение отправить трех гонцов тремя разными путями. Савл поражался тому, насколько властно вела себя Химена и как легко ей давалось управление замком.

К вечеру мавританские корабли появились в гавани Бордестанга. Там их ожидали безлюдные причалы, на фоне которых рыбаки, уныло просиживавшие в своих лодчонках неподалеку от берега, казались призраками.

Химена и Савл наблюдали за происходящим вместе с сэром Жильбером, назначенным капитаном гвардии против его воли — он, конечно, рвался в поход с королевой. Замок стоял на вершине холма. Вокруг него не росли ни деревья, ни кусты — только трава, да и ту время от времени поедали овцы. По склону от перекидного моста вилась дорога. Первые здания города отстояли от крепостной стены ярдов на сто. Там дорога превращалась в широкую улицу, вившуюся между домами с черепичными крышами, кабачками, лавками, и вела к воротам в городской стене.

За городской стеной стояли скромные домики и торговые постройки. От городских ворот к реке сбегала аллея. На берегу расположились только склады и лавки мелких торговцев, а также множество таверн, где на верхних этажах имелись комнаты для моряков, ожидающих корабля. Сейчас окна таверн не горели — оттуда все ушли и унесли с собой все ценности.

Сэр Жильбер с трудом сдерживал волнение:

— Мы могли бы сразиться с ними на причалах, леди Мэнтрел! Мы могли бы не дать им сойти на берег!

— Не могли бы, сэр Жильбер, и вы это отлично понимаете, — возразила Химена. — У них воинов в сто, в тысячу раз больше, чем у нас в замке. Ваши люди погибли бы все до одного.

Савл согласно кивнул.

— Даже если бы вам удалось отбить врагов, они бы просто высадились в каком-нибудь другом месте. Нет, гораздо лучше было расчистить причалы и дать врагам сойти на берег там, где мы могли бы наблюдать за ними.

— Но как же город!

— Ваши воины уже переселили большинство горожан, — заметила Химена. — Для них нашелся кров в отдаленных районах города, верно?

— Да, и народ из города начал уходить. Если нам повезет, горожане смогут уйти и укрыться в холмах, прежде чем мавры начнут осаду.

— К тому же вы вовремя услали купеческие суда вверх по реке, — добавила Химена. — Думаю, те горожане, которые укрепили свои дома вдоль главной улицы, сумеют дать маврам достойный отпор.

— Но мавры управятся с ними за один день!

— Да, но враги будут стремиться к замку. Их не интересует ни гавань, ни городские окраины. Задержаться и сражаться с горожанами — это вряд ли входит в планы мавров; так они рискуют потерять часть воинов, необходимых для осады крепости. Нет, они захватят аллею, которая ведет к городской стене, и удовлетворятся этим. А потом ваши ополченцы смогут незаметно улизнуть; если это понадобится.

— Понадобится, если осада протянется дольше недели!

— Следовательно, мы должны позаботиться о том, чтобы она столько не продлилась, — сухо проговорила Химена.

Мавританские корабли сумели причалить прямо к пристаням. Ни людей, ни лошадей пересаживать в лодки не пришлось. А потом... к изумлению Химены и Савла, первые корабли не только отплыли и предоставили пристани другим, они вообще удалились из гавани и скрылись из виду!

— Они оставляют здесь людей! — воскликнула Химена. — Они настолько уверены в победе, что даже не заботятся об отступлении!

— Нет, миледи, — покачал головой сэр Жильбер. — Они и мысли не допускают об отступлении. Корабли возвращаются в Марокко за подкреплением. Мавры или завоюют Бордестанг, или погибнут.

Рамон доел похлебку из вяленой говядины и, вздохнув, вытер миску.

— Что ж, питательно...

— Но маловато? — пожал плечами Мэт. — Извини за скудость меню. Жаль, но дичи в здешних лесах немного. — Слишком много беженцев, хотя до границы еще далеко?

— Скорее это связано с издержками путешествия в компании с драконом, сказал Мэт. — Но подумай, насколько медленнее мы бы передвигались без него.

— Ты лучше подумай, насколько быстрее мы бы передвигались, — проворчал Стегоман, — если бы мне не приходилось идти на посадку всякий раз, когда воздух тебе кажется жарким или ты замечаешь малейшее завихрение.

— Да, но кто знает скольких джиннов мы избежали таким образом? — возразил Мэт. — К тому же мы одолели половину пути до Пиренеев, а это совсем неплохо для одного дня.

— Тебе виднее, — буркнул Стегоман.

— Это точно. А что ты такой злой? Не наелся, что ли?

— Не-а, — покачал головой Стегоман. — Тот самец косули, которого я ухватил, спикировав на него, оказался тощим.

— Слушай, я же тебе говорил, что будет вкуснее, если я его хоть немного обжарю, — возразил Мэт. — Несколько раз крутануть, его над хорошим огнем, и...

— И он бы стал окончательно несъедобным, — закончил за Мэта дракон. — Жареная косуля? Отвратительно!

— Я с тобой согласен, — кивнул Рамон, домывая миску. — Я тоже люблю недожаренные бифштексы.

— Уверяю, не настолько недожаренные, какими их любит Стегоман, — заверил отца Мэт. — Я-то знаю, что имею в виду, когда говорю официантке «в меру зажарить», но Стегоман понимает слово «недожаренный» буквально.

— Ему надо, чтобы бифштексы мычали, — улыбнулся Рамон.

— Я понял шутку, но Стегоман жалуется не на еду, — вздохнул Мэт. — Он просто нервничает из-за того, что мы слишком медленно продвигаемся к цели.

— Нервничает? Я, конечно, не слишком хорошо осведомлен по части средневековых путешествий, но он везет нас куда быстрее любого коня!

— Амахди подождет. — Мэт сполоснул свою миску и убрал ее в мешок. — То есть, конечно, если он не движется нам навстречу. Папа, ты одеяло прихватил? Сейчас самое начало весны, и ночи тут холодные.

— Одеяло? У меня его нет! — проговорил кто-то хрипловатым контральто, от которого мужские гормоны мгновенно разбушевались. — Поделишься со мной?

Мэт вскочил на ноги, узнав голос единственного противника, которого не желал бы встретить лежа. Медленно развернувшись, он вымученно улыбнулся.

— О, Лакшми, это ты! Как мило!

— Как только пала ночь, я вспомнила о тебе, — улыбнулась джинна. Она снова приняла размеры обычной женщины и прямо-таки излучала желание. — Когда ночь приносит прохладу, все создания прижимаются друг к другу, дабы сохранить тепло.

— Ну... не так уж сейчас холодно — хватит и одеяла, чтобы согреться, возразил Мэт и демонстративно вытащил из мешка одеяло. — Видишь? Хорошее, теплое, плотное.

— Я тоже умею согревать, — заметила Лакшми. — Хочешь, покажу? — и прижалась к Мэту.

У Мэта пересохло в горле. Он с трудом сглотнул.

— Послушай... я же тебе сказал, что ты вольна отправляться, куда пожелаешь!

— Я и отправилась, — кивнула джинна. От джинны исходила такая мощная чувственность, что Мэт позабыл бы обо всем на свете, если бы его не спасла мысль об Алисанде.

— Мне нестерпимо трудно сказать тебе «нет», ты просто не представляешь, насколько нестерпимо! Но я женат, бесповоротно женат!

— Бесповоротно? — переспросила джинна, вздернув брови. — Можно или быть женатым, или не быть. При чем тут «бесповоротно»?

— А-а-а-а-а. — Мэт отчаянно пытался подобрать нужные слова. — Тут, понимаешь ли, все зависит от того, насколько сильно любишь, и еще — есть ли у тебя дети.

— Неужели детеныши столь крепкой печатью соединяют брачные узы?

— Да, — вмешался Рамон. — Когда мужчина любит детей. И чем больше тех, кого он любит, тем больше он им предан и тем больше хочет, чтобы все осталось как есть.

— Ну а ты? — прищурилась джинна, внезапно сменив объект своих чар. Мэт облегченно вздохнул. — Твой детеныш уже взрослый. Он покинул твой дом. Теперь ты должен быть женат не так уж бесповоротно.

Казалось, Рамон совсем не нервничает. Он спокойно улыбнулся, и в глазах его блеснул лукавый огонек.

— О, но мы с женой двадцать лет делили все радости и горести, пока растили нашего сына, и наша любовь за эти годы окрепла и стала еще сильнее, чем была. А ведь когда мы поженились, любовь была сильна, мы и не гадали, что она может стать еще сильнее.

— Да, но проверяли ли вы когда-нибудь прочность вашей любви? — вопросила Лакшми и шагнула к Рамону.

— Несколько раз. — Рамон смело шагнул навстречу джинне. Глаза его сверкали. — Наша любовь все выдержала.

— А может быть, тебе хотелось хоть иногда, чтобы она не выдержала? — спросила джинна, тяжело дыша. Она стояла совсем рядом с Рамоном.

Мэт был ранен в самое сердце. Он смотрел на отца широко открытыми глазами.

Отец впадал в соблазн? Когда уже он, Мэт, появился у них с мамой?

— Я никогда не помышлял о том, чтобы наша связь с женой ослабла, — заверил Лакшми Рамон.

— Но ты желал других женщин, — возразила джинна.

— Желать — не значит любить, прекрасная дама, — парировал Рамон. — Желание само по себе не связывает людей друг с другом. Как только оно удовлетворено, оно само разрывает ту хрупкую связь, которая образовалась из-за него.

Лакшми отступила. Она была оскорблена и уязвлена.

— О, люди, какие же вы странные создания! Если джинн желает джинну, он желает ее сразу, как только увидит!

— Мы говорим не о желании, — заспорил Рамон. Глаза его все еще сверкали, но улыбка стала печальной. — Мы говорим о связи, о привязанности, о невидимых узах, соединяющих людей на всю жизнь. Эти узы напоминают виноградную лозу, которую следует удобрять, поливать, дарить ей свет солнца, и тогда она становится крепче и крепче с каждым днем.

Лакшми смотрела на Рамона испытующе и серьезно.

— Знаешь... мне уже почти хочется, чтобы моя душа была способна познать те восторги, о которых ты толкуешь.

— Почти? — печально усмехаясь, проговорил Рамой.

— Почти, — подтвердила Лакшми. — Для джинны, которая только-только обрела свободу, слово «узы» означает то же самое, что «оковы». Разве узы не сковывают тебя? Разве тебе не хочется свободы?

— Когда-то и хотелось, — признался Рамон. — Но даже тогда еще больше мне хотелось остаться с Хименой. А в последующие годы я вовсе не страдал о свободе, потому что моя любовь стала для меня истинным сокровищем и я дорожил ею все больше.

Лакшми поежилась.

— Да, я мечтала бы познать подобное чувство, — растягивая слова, проговорила она. — Ненадолго. Но ведь и это невозможно, верно?

Рамон покачал головой.

— Если чувство непрочное, оно не даст ни тепла, ни близости, ни тех радостей, о которых я говорил. Поймите меня правильно — неплохо влюбиться и на несколько месяцев, и даже на несколько лет, но это совсем иные радости.

— Гори они огнем! — воскликнула джинна, ударила сжатыми кулаками по бедрам и топнула ногой.

Мэт разнервничался. Гневаясь, джинна становилась такой привлекательной!

— Это отвратительно, это противно, и я должна с этим покончить! — решительно проговорила Лакшми, обхватила одной рукой плечи Рамона и начала вырастать. Шагнув к Мэту, она другой рукой обняла за плечи и его и продолжала увеличиваться. Вскоре она снова превратилась в великаншу. Мэт и Рамон теперь казались младенцами, прижатыми к ее груди. Джинна взмыла в воздух. Ее грудное контральто стало басом — таким оглушительным, что слов почти невозможно было разобрать.

— Я отнесу вас к махди, — прогрохотала Лакшми, — и расстанусь с вами раз и навсегда. Когда вы доберетесь до своей цели, вам больше не придется путешествовать там, где я вас смогу встретить! — Позади послышался рев, взметнулся язык пламени. — Следуй за мной, дракон! — распорядилась джинна. Только не вздумай опускаться на землю вблизи мавров! Они — народ пустыни и привыкли питаться плотью гадов!

Стоило джинне вырасти, как ее любовные мысли словно ветром сдуло. Мэт выглянул из-за плавного изгиба живота великанши и сглотнул подступивший к горлу комок. Он искренне надеялся, что некую часть нежных чувств к нему джинна все же сохранила и будет держать его крепко.

Глава 15

— Ступайте с богом, и да сопутствует вам удача! — сказал сэр Жильбер и похлопал каждого гонца по плечу.

— Благодарим вас, сэр, — ответили гонцы. Перед ними открылись запасные ворота. Марль, Годе и Домэн вывели своих коней, взлетели в седла и помчались прочь под звездами, оставляя позади себя Бордестанг.

У подножия холма, подскакав к перепутью, они разъехались. Годе поехал налево, вверх по течению реки, объезжая стороной мавританское войско. Домэн свернул направо и отправился к далекому лесу, а Марль поскакал прямо, по дороге, которая уходила на восток, а потом сворачивала к югу, к горам.

Марль скакал всю ночь, утром передохнул, а потом снова скакал до самого вечера. Следующей ночью он поспал, а с рассветом снова тронулся в путь. Наконец на горизонте появилась темная линия гор. То были Пиренеи. Тут из придорожной рощицы выскочили мавританские дозорные, окружили и схватили гонца.

Годе всю ночь скакал вдоль реки, на рассвете остановился, нашел укрытие для себя и коня, поел и проспал до вечера. Вновь пустился в дорогу он только с наступлением темноты и к ночи добрался до леса. До рассвета он спал в лесу. На рассвете Годе вышел на опушку, вывел коня и обнаружил, что его уже поджидают.

От изумления Годе застыл на месте как вкопанный. Из-за деревьев вышли воины и окружили его. Одного взгляда на конические шлемы Годе хватило, чтобы понять: он попался.

Домэн тоже скакал всю ночь, на рассвете спешился и отправился на поиски надежного убежища. Перекусив всухомятку, он отыскал амбар, где проспал до сумерек. Проснувшись, он оседлал коня и ехал до ночи. Когда его начинал мучить голод, он жевал сухари. В темноте Домэн объехал краем лес и вскоре увидел дорогу, которая вела на восток. По этой дороге он скакал до зари, потом снова спрятался и улегся спать. Проснулся он от стука копыт и вовремя успел утихомирить своего коня, Бубару. Около пещерки, в которой спрятался Домэн, кто-то произнес несколько слов на иноземном языке. Как только стук копыт затих вдали, Домэн вывел Бубару из пещеры и вновь отправился в путь.

На третью ночь он уже добрался до гор. Вверх уводила тропа не более четырех футов шириной. Вдруг из-за скал выскочила гигантская крыса. Бубару попятился. Домэну пришлось туго натянуть поводья и как следует усмирить испугавшегося скакуна, дабы тот не улетел вместе с ним в пропасть. Но жуткий грызун бросился на них и принялся хватать острыми зубами все, что только мог ухватить, — бок коня, ноги Домэна. Домэн одной рукой отчаянно натягивал поводья, а другой выхватил из ножен меч и пронзил им глотку крысы. Зверь издал предсмертный визг и свалился в пропасть. Правда, при этом гигантская крыса чуть было не уволокла за собой Домэна, однако гонцу хватило ума не выдергивать из тела крысы свой меч. Да, без меча он беззащитен, но по крайней мере жив. Ему пришлось долго успокаивать коня, прежде чем снова продолжить путь. Домэна еще какое-то время колотило, как в ознобе. Разве жили в здешних горах такие жуткие твари? Он о таком никогда и не слыхал. Или эту крысу здесь поставил мавританский колдун и велел ей охранять проход? Если так, то теперь этот колдун точно знал, где находится Домэн.

— Сам себе беду накликаю! — выругал себя Домэн и постарался прогнать мрачные мысли. Тропа уводила его в ночь, и Домэн не мог не думать о том, что может не дожить до утра.

К концу недели войско мавров численностью в тридцать тысяч человек стало лагерем около Бордестанга, взяв город в кольцо. Каждый день к врагам прибывало пополнение. Жильберу, Химене и Савлу с крепостной стены замка было хорошо видно столицу, около которой вырос новый город из шатров. Справа, в гавани, стояли на якоре корабли, только что выгрузившие очередное пополнение. Корабли должны были отплыть с утренним приливом.

— Скоро пойдут в наступление, — заключил молодой рыцарь-монах. — Может быть, даже завтра.

— Удивительно, что они до сих пор не атаковали, — сказал Савл.

— Они боялись, — объяснил ему Жильбер. — Из-за того, что мы не оказали им сопротивления на берегу.

— Думаешь, на них неприятно подействовало то, что пристани и дома на побережье были пусты? Что они могли беспрепятственно стать на якорь и разместиться в тавернах? Знаешь, я их понимаю. Я бы тоже разнервничалась, — кивнула Химена. — Они боятся ловушки.

— Поэтому они и не стали расквартировываться в пустых домах, а раскинули шатры, — кивнул Савл. — Жалко. Мы ведь там понаставили всяческих капканов. Ну а почему ты думаешь, что они пойдут в наступление завтра?

— Да это просто в воздухе носится. Ты разве не чувствуешь?

— Я чувствую, — подтвердила Химена. — Их с теперь унялся. Они понимают: мы не можем с ними сразиться на поле боя и смирились с мыслью об осаде.