Маг Рифмы (№5) - Мой сын маг

— Как ты только мог так долго отсутствовать, Мэтью!

— Прости, милая, — смущенно отозвался Мэт. — Я ничего не мог поделать.

— Он сказал мне, что должен перевезти вас сюда, — объяснила Алисанда родителям Мэта.

— Но наш дом! — с горечью воскликнула Химена, обернулась к. сыну и мужу. Наша мебель, соседи, судебные дела!

— Мы ведь все равно собирались переезжать, дорогая, — урезонил жену Рамон.

Обратившись к сыну, он спросил:

— Мы можем сделать так, чтобы адвокат получил права поверенного в наших делах?

— И отправить прощальные письма соседям, — добавила Химена.

Мэт кивнул:

— Я вчера отладил систему.

— Пойдем и немедленно сделаем все это, — заторопилась Химена.

— Спешить не стоит, — улыбнулся Мэт. — Не за бывайте: здесь — неделя, а у вас — один час.

Химене все еще трудно было поверить в это. Но через несколько мгновений она успокоилась и с улыбкой посмотрела на Алисанду.

— Ну ладно. Мы подыщем себе жилье, а пока давайте еще немножко поболтаем.

— Вы останетесь у нас, — тоном, не допускающим возражений, заявила Алисанда. — Я уже распорядилась, чтобы для вас приготовили комнаты.

— Мы не должны стеснять вас.

— Вы нас нисколько не стесните, — заверила Алисанда. — Даже если останетесь здесь навсегда, на что я искренне надеюсь. Теперь вы и мои родители, и для меня огромная радость поселить вас у себя.

Химена широко распахнула глаза.

— Так это твой личный замок, милочка?

— В некотором роде, — ответила Алисанда. — По крайней мере до конца моей жизни он будет принадлежать мне.

Мэт порадовался тому, что она не стала рассказывать еще о полудюжине королевских замков, разбросанных по всей стране.

Но тут за дверью послышался тоненький голосок плачущего ребенка. Плач звучал все громче и громче. Мать с отцом подозрительно уставились на Мэта.

Глава 8

Мэт постарался напустить на себя виноватый вид, но добился только того, что вид у него получился жутко гордый и глуповатый.

Пухлая розовощекая нянька в длинном платье и белом чепце появилась на пороге, бережно держа орущий благим матом сверток.

— Ваше... прошу прощения... не хотели бы вы...

— Да, у меня есть время, — кивнула Алисанда, поспешила к двери и взяла ребенка у няньки. — Побудь здесь, няня.

Нянька вошла и, сложив руки, встала около двери. Алисанда отошла к окну.

Она, улыбаясь, смотрела на крошечное личико.

— Ребенок! — радостно воскликнула Химена.

— Да, ты точно был плохим мальчиком, — заключил Рамон.

— О, наоборот: он был очень хорошим мальчиком! — возразила Алисанда, лукаво глянув на Мэта. — Если бы я вполовину так же хорошо воспитала моего сына, как вы — своего, я бы гордилась им.

Рамон изумленно воззрился на невестку, затем поклонился и улыбнулся.

— Ну спасибо!

— Ты мне льстишь, дорогая. — И Химена протянула руки к ребенку. — Можно?

— Конечно!

Алисанда отдала свекрови ребенка, отошла к стоявшему у окна стулу, отгороженному от кабинета плотной шторой. Сев на стул, она принялась распускать шнуровку на корсаже.

Рамон подошел к Химене и, глядя на младенца, улыбнулся.

— Самый настоящий внук! Господь милостив к нам!

— Какой красивый мальчик! — восторгалась Химена. — И какой сильный!

— Ну да, легкие у него уж точно сильные. — Рамон кивнул и нежно обнял жену за плечи, а она на миг прильнула к нему.

Мэт встал рядом с родителями и, улыбаясь, посмотрел на розовое сморщенное личико. Ощущение чуда за три месяца немного отступило, но от того, как смотрели на ребенка его родители, оно снова вернулось.

— Ну хватит, Рамон, он голоден! — прервала процесс любования младенцем Химена и, подойдя к окну, отдала ребенка Алисанде. Мэт посмотрел на кормящую жену. На лице Алисанды играла нежная улыбка. Мэт ощутил прилив желания, но сдержал себя, обернулся к родителям. Мать осталась около Алисанды, и они пустились в очень серьезный разговор о подгузниках, больном животике и режиме кормления.

Отец похлопал сына по плечу и усмехнулся:

— Подумать только — ведь еще в прошлом июне ты считал себя неудачником!

Мэт ответил отцу удивленным взглядом, потом смущенно улыбнулся и сказал:

— Женитьба на женщине, которая владеет замком, — это не успех, папа.

Ведь отец не знал пока о том, что Мэт помог Алисанде вернуть и этот замок, и трон, и королевство.

А Рамон покачал головой:

— Женитьба — это только первый шаг, Матео. Создать прочный брак — дело всей жизни. Но твоя жена так смотрит на тебя, что похоже, пока тебе сопутствует успех. А ребенок — очень важный шаг в верном направлении.

Конечно, что и говорить, взгляды на жизнь у отца были самые что ни на есть старомодные, но Мэт в полной мере их унаследовал. Наверное, им обоим следовало родиться в средние века.

— Ну а как насчет богатства, папа? Как насчет власти?

Рамон вздохнул и опять покачал головой:

— Богатство и власть не делают человека счастливым, сынок. Счастливым его делает любовь — занимаясь этим делом, ты испытываешь наслаждение.

— Я-то точно испытываю.

— Да, поэтому у твоей супруги такой счастливый вид. Но я сейчас говорю не о женитьбе. Ведь тебе нужно обеспечивать семью. Я имел в виду твое новое дело твою работу в правительстве.

— О, ею я тоже наслаждаюсь, папа. Работа очень интересная и прибыльная.

— Значит, ты добился успеха, — гордо улыбнулся Рамон. — Но не забывай: успех — это как Спасение.

— И его надо завоевывать изо дня в день, — кивнул Мэт. — Не волнуйся, папа, я хорошо помню твои уроки.

Алисанда передала ребенка свекрови и затянула шнуровку.

Как раз в это мгновение в дверях появился стражник и доложил:

— Ваше величество, прибыл гонец с важными вестями.

Алисанда нахмурилась и выпрямилась. Краткий отдых окончился, на ее плечи зримо лег груз ответственности.

— Пусть войдет.

— Ва-ше величество? — вырвалось у родителей Мэта.

— Да. Я так вам как следует и не представил свою жену. — Мэт смущенно переминался с ноги на ногу. — Мама, папа, позвольте представить вам ее величество Алисанду, королеву Меровенса — и моего сердца.

Мэт сжал руку жены. Она, на мгновение забыв о грузе королевского долга, одарила мужа лучезарной улыбкой.

Родители Мэта не сводили с них глаз. А потом они дружно опустились на колени и склонили головы.

— Ваше величество!

— О нет, не надо, прошу вас! — Алисанда бросилась к ним, протянула руки, помогла подняться и обняла. — Я — Ваша дочь, а не ваша повелительница! Я могу стать вашей повелительницей только в том случае, если вы сами того пожелаете! Но даже если вы так решите, вы не должны кланяться мне — только в дни больших государственных торжеств. Неужели вы думаете, что ваш сын кланяется мне всякий раз, когда хочет ко мне обратиться?

Отец Мэта усмехнулся:

— Надеюсь, что нет.

— А я надеюсь, что вам не кажется, будто мое замужество означает для меня меньше, чем мое королевство. На самом деле оно — неотъемлемая часть моего правления, но это вам должен объяснить ваш сын. Мне это трудно сделать, потому что я — монарх, а не мудрец. Я надеюсь, вы станете моей семьей, ведь вы дедушка и бабушка моего сына. А члены семьи не должны кланяться друг другу!

— Однако должны разговаривать друг с другом уважительно, — заметила Химена.

Рамон кивнул и посмотрел на невестку с сияющей улыбкой:

— Ты мудра, дочка.

Алисанда мгновение не спускала с него глаз, а потом бросилась в его объятия. Рамон обнял ее. Алисанда дрожала. Рамон вопросительно посмотрел на сына.

Мэт поднял руку, предупреждая вопрос отца, и сочувственно посмотрел на жену.

Алисанда отстранилась от свекра, потупив взор.

— О, я забылась. Простите меня.

— Что ты, я тебе так благодарен, — нежно проговорил Рамон. — Такие объятия — настоящая роскошь, и я несказанно рад за сына. Он сделал правильный выбор.

Алисанда удивленно глянула на свекра, зарделась и отвела глаза. Посмотрев на мужа, она улыбнулась и проговорила:

— Теперь я понимаю, где вы выучились галантности, сэр.

— Наконец выучился! — воскликнула Химена. Хвала Небесам!

Алисанда обернулась к свекрови, не понимая, что та имеет в виду, но, поняв, весело рассмеялась и схватила Химену за руки.

— Вас я также должна поблагодарить, потому что, если бы не вы, у меня бы не было мужа. Но теперь я прошу вас покинуть меня, ибо мне необходимо заняться делами государственными.

— О, конечно! — воскликнула Химена, отошла и встала рядом с сыном.

— Если не возражаете, ваше величество, я провожу родителей в отведенные им покои, — сказал Мэт.

— Безусловно, лорд Маг, — кивнула Алисанда. Мать и отец, опешив, посмотрели на Мэта.

— За дверью — гонец, он все слышит, — краешком рта пробормотал Мэт. Он отвесил Алисанде поклон и зашагал к дверям. Родители следом за ним вышли в зал, где прошли мимо измученного герольда, отряхивающего пыль с одежды. Родители проводили взглядом стражников, которые провели гонца к дверям в кабинет королевы.

— Значит, все взаправду? — спросил отец.

— Абсолютно, — заверил его Мэт, нахмурил брови и незаметно кивнул в сторону стражников, застывших около закрытой двери. — Только давайте я сначала провожу вас в ваши комнаты, ладно?

— Комнаты — рядом с детской, лорд Маг, — сообщил один из стражников.

Родители вопросительно смотрели на Мэта. Мэт сказал только:

— Благодарю, сержант.

Детская, как, впрочем, и остальные спальни, располагалась сразу за залом.

Мэт открыл левую дверь.

— Откуда ты знаешь, что нам сюда? — требовательно спросила Химена.

— Потому что дверь спальни Алисанды — справа, — объяснил Мэт.

— Спальня Алисанды? — прищурилась мать. — Вы что, спите врозь?

Мэт лучезарно улыбнулся.

— Чаще вместе, мама, но моя спальня — рядом. Так удобнее переодеваться.

Химена, чуть помедлив, улыбнулась.

Мэт распахнул дверь и с поклоном пригласил родителей войти.

— Добро пожаловать в ваш новый дом.

— Дом?! — входя воскликнула Химена. — О, конечно, мы не можем тут задержаться надолго... О!

Посреди комнаты возвышалась гора коробок.

— Как я посмотрю, наш камердинер, по обыкновению, на высоте, — улыбнулся Мэт.

Вошел Рамон, огляделся по сторонам. Стены комнаты были забраны панелями из золотистого дерева. Широкие окна выходили во внутренний двор замка. По обе стороны окна висели тяжелые шторы. Противоположную стену украшал ковер с изображением девушки и менестреля.

— Но тут слишком роскошно! — запротестовала Химена.

— В таком случае будем считать, что вы наконец обрели то, чего заслуживаете, — возразил Мэт.

— А где мы будем спать?

Мэт указал:

— Дверь в западной стене.

Родители заглянули за дверь и обернулись:

— Кровать с балдахином?!

— И пухлые перины, — добавил Мэт. — Увы, тут нет пружинных матрасов и электричества тоже нет. Что же касается проточной воды, то она будет стекать из кувшина в таз, если опрокинуть кувшин, а что касается туалета, то это здесь стул с отверстием, под которым стоит ночной горшок. Но его кто-то будет ежедневно выносить. Не так замечательно, как там, где я вырос, но что поделать — средние века как-никак.

— Даже по средневековым стандартам — это роскошь, — заверил сына Рамон, после чего повернулся и добавил:

— А теперь садись.

— Вот-вот, садись, — кивнула Химена и подала мужчинам пример, опустившись на один из стульев в форме песочных часов, и притом настолько грациозно, словно всю жизнь только и делала, что сидела на средневековых стульях.

Мэт сел, чувствуя себя провинившимся ребенком. Отец, нахмурившись, уселся рядом с матерью.

— Рассказывай, — потребовал он, — но так, чтобы в твоем рассказе был смысл.

— Это у меня вряд ли получится, — возразил Мэт. — Но тут все самое настоящее, и я объясню это так, как сам понимаю.

— В таком случае начни с того, как мы сюда попали, — распорядился Рамон, откинувшись на спинку стула.

— Все дело в магии, — ответил Мэт и поднял руку, готовясь к возражениям. — Нет, правда! Я не дурачусь! Все дело в магии, только я и сам это далеко не сразу понял когда впервые попал сюда.

И он принялся подробно рассказывать о том, как впервые угодил в Меровенс: как нашел в университетской библиотеке между страницами книги пергамент, как изучал, его до тех пор, пока непонятные слова не начали обретать смысл, как затем оказался на улице Бордестанга.

Он рассказал родителям о своих неудачах вначале, о том как постепенно он понял, что здесь на самом деле действует магия, но совершенно не работают физика и химия. Отец прервал его рассказ.

— Ну что ж... мне, к примеру, квантовая механика всегда казалась чудом из чудес.

Мэт продолжил. Чуть погодя мать Мэта воскликнула:

— Этот нахал отобрал у нее престол?

— И убил ее отца, — добавил Мэт и посмотрел на своего отца, как бы извиняясь перед ним. — Теперь ты понимаешь, почему она так крепко обняла тебя, когда ты назвал ее дочкой.

— Понятно. — Рамон кивнул и добавил: — Пусть обнимает меня, когда захочет.

Химена тоже согласно кивнула, но проворчала:

— Надеюсь, тебя она будет обнимать чаще, Матео.

— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Мэт и вкратце поведал родителям о войне со злобным колдуном Малинго за возвращение Алисанде короны и престола.

Pассказал о действующих лицах тех событий — драконе Стегомане, Черном Рыцаре сэре Ги, гиганте Кольмейне, патере Брюнеле — священнике-оборотне, о бывшей ведьме Саессе. Закончив рассказ, он заметил, что за окном уже смеркалось — ему-то показалось, что он говорил полчаса, не больше.

— Погоди, дай-ка уточню, — сказала Химена. — Ты отвоевал для нее престол?

— Ну, не я один, — возразил Мэт. — Но, похоже, я явился краеугольным камнем успеха.

— Значит, ты ее главный чародей? — спросил Рамон и нахмурился.

— Да. Это и есть та правительственная работа, про которую я вам толковал.

— Лорд Маг! А дворянином ты когда стал?

— Когда так решила Алисанда — кстати, это произошло до того, как мы поженились. Года за три до этого.

Химена удивленно подняла брови;

— Значит, она таки поморочила тебе голову. Ну и умница!

— Знаешь, тогда мне так не казалось, — проворчал Мэт.

Мать усмехнулась:

— Тем лучше для нее. — Неожиданно она вновь стала серьезной. — Просто не знаю, Матео, так трудно в это поверить.

— Ты сейчас говоришь по-испански? — негромко спросил Мэт.

— Нет, я говорю по-английски, но... — Химена вдруг замерла и широко раскрыла глаза:

— Нет, не по-английски.

— Ты сможешь что-нибудь произнести по-испански, если очень постараешься, сказал Мэт. — И по-английски, и по-французски, но это у тебя получится с большим трудом.

— Но на каком же языке мы разговариваем? — спросила Химена.

— На том, на котором написан пергамент, — ответил Мэт. — Это язык Меровенса. Когда вы прочли несколько раз стихотворение, продиктованное мной, слова для вас начали обретать смысл, ваше сознание настроилось на этот мир, и это помогло вам перенестись сюда, но как только вы сюда попали, вы и думать начали на меровенсском языке.

— Помогло? Кому помогло? — Рамон подозрительно Прищурился. — И кто же занялся нашим переносом?

— Я совершенно уверен в том, что это делает святой Монкер, — сказал отцу Мэт. — Вероятно, в свое время он решил, что для того, чтобы Алисанда, законная наследница, вновь обрела престол, ей не хватает меня, а поскольку Меровенс оставался единственной страной в Европе, не попавшей под власть Зла, Святому определенно стоило вмешаться.

— Власть Зла? — Мать смотрела на Мэта во все глаза. Она даже наклонилась вперед.

— Белая магия действует, черпая силу у Бога, — пояснил Мэт. — Черная же магия черпает силу у Сатаны Чудеса и той, и другой магии осуществляются путем чтения стихов, а еще лучше — пения. Возникает модуляция магических сил. Магические элементы укладываются в определенном порядке, и совершаются чудеса.

— Значит, только Добро и Зло? — уточнил отец.

— Понимаю, современному человеку трудно это принять — Савл так до сих пор и не желает с этим соглашаться. Он пытается разработать некие обезличенные законы магии. Этого же добивается король Латрурии — государства, занимающего территорию нашей Италии...

— Значит, Меровенс теперь не единственное государство, отвернувшееся от Зла? — спросила Химена.

— Мы отвоевали Ибирию и Латрурию, — пояснил Мэт. — Латрурия изо всех сил старается сохранять нейтралитет, король Бонкорро изгнал колдуна, который раньше там всем заправлял. Но мы все равно за него волнуемся.

— Да. Согласно средневековому богословию, компромисс между Добром и Злом невозможен, — сказал Рамон-профессор. — «Экивоки» — так это называл Шекспир. Его пьяный привратник ясно сказал, что нельзя одновременно угодить и Богу, и Дьяволу — в конце концов попадешь в лапы к Дьяволу.

— Что и произошло с Макбетом, — кивнул Мэт. — вот Савл никак не смирится с этим. Всякий раз, совершив доброе дело, он совершает технический грех, дабы уравнять силы.

— Технический грех? Как это понимать? — иахмурилась Химена.

— Ну, например, он наедается мяса в пятницу — здесь церковь это так же запрещает. Но все дело в том, что он не отдает этому занятию своего сердца и, как правило, добра творит больше.

Химена улыбнулась:

— Ты нам так много рассказывал о своем друге.

— О таком студенте мечтал бы каждый профессор! — с горячностью воскликнул Рамон. — Итак, он пытается разработать законы магии, подобные физическим законам?

Мэт кивнул:

— И добился значительных успехов. Вот только никак не может найти в литературе произведения, которое носило бы нейтральный характер, — похоже, каждое литературное произведение несет в себе определенный заряд: либо моральный, либо аморальный, даже если это бульварный роман или поздравительная открытка.

— Так вот почему я почувствовал себя так странно, пытаясь процитировать Вийона! — понимающе кивнул Рамон. У Мэта замерло сердце.

— Правда? А попробуй еще разок.

— «Ou sont les neiges d'anta?»* [3], — прочел Рамон и нахмурился. — Ну точно, у меня такое ощущение, будто вокруг меня возникает какое-то напряжение.

— Словно начинает работать какая-то сила?

Рамон уставился в одну точку.

— Да, пожалуй, можно сказать и так. Похоже на то, как я всегда представлял себе ощущение динамо-машины, вырабатывающей электричество, — если бы, конечно, она могла что-то чувствовать.

Это сравнение много говорило об отце Мэта — не всякий человек попытался бы представить себе чувства электрического генератора.

— А ну-ка дайте-ка я тоже попробую, — вмешалась Химена и тоже уставилась в одну точку.

Глаза Химены блуждали. Сначала ее лицо утратило всякое выражение, но затем зажглось, отражая красоту стихотворения, которое она читала. Читала мать на древне-испанском, и Мэт понимал далеко не все, но два слова уловил: «роза» и «красная». И что-то еще насчет воды.

Над столиком, рядом с которым сидели Мэт и его мать, сгустился и замерцал воздух... и вот там откуда ни возьмись появилась роза, на бархатистых лепестках которой искрились капельки росы.

Рамон и Мэт шумно сглотнули — у обоих от изумления пересохло в горле.

Химена прошептала:

— О Боже! Это что, сделала я?

— Да, это ты сделала, querida, — торжественно проговорил Рамон и обернулся к Мэту:

— Выходит, все, о чем ты нам толковал, правда.

— Неужели ты мне не верил?

— Сердце мое стремилось к тому, чтобы поверить тебе. — Отец, как и сын, был мастер избегать острых вопросов.

Мэт насупился.

— Похоже, ты и не удивлен вовсе, что у мамы такой талант.

— А что мне удивляться? Я знал и чувствовал ее волшебство каждый день нашей совместной жизни — целых тридцать лет. — Рамон повернулся к Химене и нежно сжал ее руку. — С тех пор как я увидел ее, я живу под действием ее чар. Они помогали мне и поддерживали меня все эти годы.

Химена покраснела и опустила глаза. Не выпуская ее руки, отец обернулся к сыну:

— А как ты думаешь, у меня тоже получится?

— Думаю, должно получиться, — медленно проговорил Мэт. — Это вполне резонно: если я обладаю магическим даром, очень может быть, что я его унаследовал от вас обоих. — Он не стал, правда, утверждать, что двойная наследственность должна была сделать его более могущественным магом, чем каждый из родителей по отдельности. — И потом, ты чувствуешь, как концентрируются магические силы, когда читаешь стихи, значит, дар у тебя определенно есть. Прочти какое-нибудь стихотворение, папа, — только не очень длинное, ладно?

Рамон задумался и прочел:

Еда вечерняя, любимый суп морской!

Когда сияешь ты, зеленый и густой,

Кто не вздохнет, кто не поймет тебя тогда,

Еда вечерняя, блаженная еда!

Воздух замерцал, заклубился, и на столике рядом с розой появилась супница.

Из-под ее крышки распространялся ароматный пар.

Все трое, опешив, уставились на супницу.

Первой пришла в себя Химена.

— Она горячая. Надо что-то подложить под нее, а то полировка испортится. Ну-ка, Рамон, подними супницу!

Рамон взял супницу за ручки и приподнял. Мэт, оглядевшись, увидел комод.

Выдвинув ящик, он достал оттуда перчатку и принес матери. Она положила перчатку на стол, и отец опустил на нее супницу.

— Рамон, — подняла брови Химена. — А дома ты сказал, что не хочешь ужинать — нет аппетита.

— Не было, — усмехнулся Рамон. — Но вот здесь, на новом месте, откуда-то появился. — Он приподнял крышку супницы, зачерпнул половником немного супа, старательно принюхался и осторожно попробовал. — Все правильно! Черепаховый суп! Надо же, здешнее волшебство разобралось даже в том, откуда был стишок!

— Наверное, ты не забывал об этом, когда цитировал, — предположил Мэт. — Мама, а ты вроде бы мне говорила, что в нашем доме готовишь по-прежнему ты.

— Ну, понимаешь... в этом году по вторникам и четвергам я занималась допоздна, — вздохнула Химена. — Теперь я, видимо, так и не закончу свою докторскую.

— Тут она тебе не понадобится, — заверил ее Мэт. — Лучше я организую для вас несколько уроков практической магии.

— Вот как? Теперь ты будешь учить своих родителей, да? — с улыбкой спросила Химена, но нотка обиды в ее голосе все же прозвучала.

Мэт покачал головой:

— Я творю чудеса, но не слишком хорошо разбираюсь в том, как и почему. Ну то есть какие-то основные правила я уяснил, но не более того. А все, что более того, я оставляю Савлу и брату Игнатию.

— Кто такой брат Игнатий? — поинтересовался Рамон.

— Маг-ученый, — ответил Мэт. — Савл познакомился с ним, когда разыскивал меня в этом мире. Так уж вышло, что заодно он сверг и злую колдунью, захватившую власть в Аллюстрии. Сам-то наш добрый брат Игнатий не слишком часто творит чудеса. Благодаря ему мы впервые задумались о том, что для произнесения заклинаний требуется талант. Я попрошу, чтобы он провел с вами вводный курс занятий.

Тут за окном послышался грохот — словно из пушки выстрелили, пол комнаты и стены содрогнулись. Мать покачнулась и ухватила супницу за ручки, чтобы та не соскользнула на пол. Правда, зеленоватый суп все же пролился на стол.

— Что это было? — прошептала Химена.

— Полагаю, вводный курс уже начался, — ухмыльнулся Рамон. — Может, объяснишь, сынок?

Глава 9

Они поднимались по винтовой лестнице внутри западной башни. Каменные стены замка сотрясались.

— А это безопасно? — спросил отец Мэта, бросив встревоженный взгляд на шагавшую рядом с ними Химену.

— Безопасно, если только на сей раз враги не явились с чем-нибудь новеньким, — ответил Мэт. — Но если мы не поспешим, Савл прогонит их еще до нашего прихода.

— А что за враги? — поинтересовалась Химена.

— Джинны, — буркнул Мэт.

Мать с отцом переглянулись и прибавили шагу. Мэт чувствовал гордость за родителей: впереди их ждала опасность, а они спешили ей навстречу, боясь, что упустят возможность увидеть ее.

— А откуда ты знаешь, что это джинны? — спросила Химена.

— Я их хорошо помню по сказкам, которые ты мне читала перед сном, — улыбнулся Мэт.

Мать с отцом снова переглянулись, только на этот раз удивление их было совсем другого рода.

Они вышли на крепостную стену, и по их барабанным перепонкам ударил дикий рев. К громоподобному хохоту джиннов примешивались звуки ударов громадных камней, которыми гиганты обстреливали стены замка. Химена и Рамон замерли, глядя на духов, которые, весело хохоча, швыряли огромные камни так, как бейсболисты швыряют мячики.

— Это действительно джинны, — протянула мать Мэта. А отец только таращил глаза. Наконец он глубоко вздохнул и слегка дрожащим голосом произнес:

— Знаешь, Мэтью, я не то чтобы в тебе сомневался, но все же мне очень не верилось во все это — суп там или еще что-то в этом духе.

— Теперь ты мне веришь?

— Да. Теперь, похоже, тебе верит даже мой желудок.

— Госпожа Мэнтрел! — К Химене спешила Алисанда. — Вам не следует здесь находиться — в особенности без доспехов. Вас могут поранить!

Но мать Мэта гораздо больше интересовалась джиннами. Она ткнула пальцем в их сторону и прокричала:

— Они мавританские!

— Да? — Мэт изумленно воззрился на гигантских гуманоидов, гадая, каким образом мать сделала тот же самый вывод, что и он. — Как ты догадалась?

— Посмотри, из какой ткани их тюрбаны и одежда! Ткань мавританская, не арабская!

Что тут скажешь? На взгляд Мэта, особой разницы не было, но ему не хотелось вступать в спор со специалистом.

А Химена подняла руку, словно уличный регулировщик, и принялась решительным голосом произносить иностранные слова.

Алисанда некоторое время не спускала глаз со свекрови, потом схватила Мэта за руку:

— Что она говорит?

— Она говорит по-испански, — ответил жене Мэт, а сам лихорадочно гадал: на самом ли деле это испанский, или все-таки какой-то ибирийский диалект? На языке какого мира говорила сейчас мать? — Вот только я слов не понимаю.

— Это древний язык, — объяснил Рамон. — Старинная песня, очень красивая. Речь идет о том, что принцесса-инфанта призывает своих солдат сразиться за ее честь.

Похоже, песня действительно созывала воинов. Все дозорные на крепостной стене обернулись к Химене, а Мэту ничего не оставалось, как лишний раз убедиться в том, что его мать достойна самых восхищенных взглядов. Произнося слова древнего языка, Химена как бы стала стройнее, выше ростом, обрела способность приказывать, притягивать к себе людей. Даже Савл обернулся и против своей воли шагнул к Химене. А собственный сын не мог отвести от нее восторженных глаз. Как сверкали ее глаза, как горело лицо! Мэт смотрел и смотрел на мать и поддавался ее чарам. Она просто светилась красотой.

Но не только мужчины-люди угодили под действие чар Химены. Джинны побросали свои булыжники и, лупая огромными глазищами, уставились на мать Мэта.

Глаза их затуманились. Джинны поплыли по воздуху к маленькой женщине, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее — так, словно их погонял ветер.

А потом вдруг джинны замерли, словно кто-то дернул их за невидимые веревочки. Они недоверчиво смотрели на Химену. Затем они снова задвигались в ее сторону, но теперь их глаза злобно сощурились.

Химена запела другую песню — сменился ритм, размер, мелодия, и интонация стала суровой, обвинительной.

Рамон не сводил глаз с жены.

— Ничего не понимаю, — признался отцу Мэт. — Слишком древняя форма испанского.

— Она укоряет их в безрассудстве, — пояснил Рамон. Химена вскинула руки и проговорила нечто тоном, напоминающим приказ.

— Теперь она велит им устыдиться и убраться прочь.

Глаза у джиннов снова остекленели. Джинны развернулись и поплыли прочь, становясь все более прозрачными, пока наконец не истаяли совсем.

Все стоявшие на крепостной стене будто языки проглотили и, не веря собственным глазам, смотрели туда, где только что в небе висели джинны.

Савл первым нарушил молчание. Глубоко вздохнув, он дрожащим от волнения голосом проговорил:

— Старина, в толк не возьму, как ты ухитрился избавиться от эдипова комплекса.

Мэт и Рамон усмехнулись. Алисанда озадаченно нахмурилась. Химена покраснела.

— Так уж вышло, — улыбаясь, сказал Рамон. — Не было на свете такого мужчины, который не замечал бы красоты моей Химены, — кроме, правда, ее собственного сына.

Химена лукаво улыбнулась мужу:

— Да, Матео увлекался более юными дамами с двенадцати лет.

— С двенадцати? — недоверчиво переспросил Савл, но Мэт прервал дальнейшие расспросы, решительно объявив:

— Все мы в один прекрасный день обнаруживаем, что девочки не просто кусачие зануды на корабле жизни.

Алисанда удивленно подняла брови:

— Ты действительно так думал?

— Когда ему было восемь, — уточнила Химена. — Или когда ему было одиннадцать? О да. Придет время, и ты сама убедишься, молодая мамочка. У тебя ведь тоже подрастает сынок.

— Спасибо за предупреждение, — поблагодарила свекровь Алисанда, однако в голосе ее прозвучало сомнение, да и взгляд был неуверенный. — Однако вы поразили меня, госпожа Мэнтрел! — Королева вернулась к делу. — Вот не представляла, что вы такая могущественная женщина.

— Я тоже, — призналась Химена.

Рамон покачал головой:

— Удивительно, как ты могла об этом не знать.

Химена укоризненно посмотрела на мужа:

— Я же не только о красоте говорю, Рамон.

— Я тоже, — кивнул Рамон.

— Вы хотите сказать, что ваша супруга всегда умела повелевать духами?

Взгляд Рамона стал рассеянным.

— Знаешь, дочка, если задуматься... ну, например, наши соседи утверждали, что мы якобы купили дом с привидениями, но, честно говоря, пока мы там жили, никакие призраки нас не беспокоили.

— Глупости, Рамон! — возмутилась Химена. — Это все сущие предрассудки!