Маг Рифмы (№8) - Маг и кошка

— Да, — не поняв юмора, вздохнул Антоний. — Так что, сами видите, с памятью у меня не шибко хорошо. Но те стишки, которым вы меня обучили, я запомню.

— Главное — пользуйся ими по назначению, — посоветовал Мэт. — Скажи, а почему ты всякий раз произносишь одну и ту же строчку по-новому?

— Почему? Да потому, что я в семье самый младший и мне каждый раз приходится завершать строфу.

— Может быть, твоим братьям не хотелось разнообразия? — пожал плечами Мэт. — А с другой стороны, есть ещё такая вещь, как предсказуемость. Послушай… А если бы кто-то пустил в тебя стрелу и тебе нужно было бы заставить её переломиться на лету?

Антоний сосредоточенно сдвинул брови.

— Тут нужно двустишие — ведь стрела летит так быстро. А размер — ямб или хорей с пиррихием…

— Неплохо, — похвалил его Мэт. — Попробуй.

— Ну… «Прекрати, стрела…» Нет. Получается, что я её остановить хочу, а не сломать. «Переломись ты, стрела…» Нет, размер не тот. «Повернись и дай трещину…» Нет… совсем не то.

Пока Антоний мучился над стишком, вернулась Балкис. Она ужасно переживала за возлюбленного, и стоило ему запнуться, заливалась краской. В конце концов она не выдержала и подсказала:

— «Стрела, в полёте преломись!»

— «На части мигом развались!» — вскричал Антоний. — Вот как чудесно у тебя получилось. Ты просто муза поэзии!

— Уж лучше я буду музой любви, — проговорила Балкис, села рядом с юношей и улыбнулась, глядя ему в глаза. Он, не в силах отвести от неё восторженного взора, сжал её руку.

Мэт тактично кашлянул. Влюблённые вздрогнули и смущённо посмотрели на него.

— Я понял, в чем дело, — сказал Мэт. — Антоний способен заучивать стихи наизусть, а значит, ему под силу произносить заклинания, но когда речь заходит о том, чтобы он что-то сочинил сам, ему трудно начать.

— А мне, — подхватила Балкис, — всегда без труда даются первые строки, а последние — просто беда.

— Следовательно, сам Антоний чудеса творить не сумеет, зато с его помощью твои заклинания станут вдесятеро могущественнее, — заключил Мэт и кивнул. — Неплохая основа для сотрудничества. Так что тебе, Балкис, стоило бы поскорее обучить его всем тем заклинаниям, которые ты помнишь наизусть. Если твой друг и вправду собирается посетить Мараканду, пресвитер Иоанн будет рад повидаться с ним.

— Я увижу самого императора! — вскричал Антоний и порывисто расправил плечи.

— Конечно, — подтвердил Мэт. — Владыке Мараканды очень нужны чародеи.

— Кстати… — Балкис вдруг занервничала и умоляюще посмотрела на Антония. — Я дала тебе время поговорить с моим наставником наедине. Можно теперь и мне побеседовать с ним с глазу на глаз?

— О… конечно, милая, — скованно кивнул Антоний. Было видно, что он с трудом скрывает ревность. Юноша поднялся и неохотно отошёл к Стегоману и Диметролас.

Диметролас обратила на него внимание и что-то сказала Стегоману, а тот громко поприветствовал юношу:

— Добро пожаловать, сын гор! Ты прежде никогда не видел драконов?

— Ни разу в жизни, — признался Антоний и немного опасливо приблизился к паре гигантских крылатых ящеров. — Можно ли немного поговорить с вами? У меня на уме не меньше тысячи вопросов!

— Так и быть, на сотню отвечу, — весело сверкнув глазами, отозвался Стегоман. — Спрашивай, горец.

И они вступили в беседу. Балкис посмотрела в их сторону, склонилась к самому уху Мэта и шёпотом спросила:

— Как вышло, что ты стал разыскивать меня?

— Пресвитер Иоанн…

— Тс-с-с! Не называй его имени! — Балкис испуганно оглянулась через плечо. — Лучше, как раньше, говори «мой дядя». И тысячу раз тебе спасибо за тактичность.

— Какая там тактичность, — махнул рукой Мэт. — Просто так вышло, вот и все. Ну ладно. Значит, «мой дядя» прислал нам весть о том, что его племянница пропала без вести, и…

— Ой, хватит шутить.

— Хорошо, «твой дядя» прислал нам эту самую весть и попросил меня выяснить, что с тобой стряслось. Нам удалось выследить и разыскать колдуна, который тебя похитил, но толку от него было мало. Видимо, в последнее мгновение ты что-то испортила в заклинании, с помощью которого он намеревался забросить тебя неведомо куда, и потому он сам не ведал, куда ты подевалась в итоге.

Балкис злорадно усмехнулась:

— По крайней мере я оказалась совсем не там, где хотелось ему.

— Верно, и я этому несказанно рад, — с улыбкой кивнул Мэт. — Я очень горжусь своей ученицей. Но твой дядя прибег к помощи чар и узнал, в какую сторону тебя занесло. Затем я начал поиски. Стегоман предложил мне свои услуги — прощ говоря, свою спину, и мы полетели на юг. Время от времён-совершали посадки и спрашивали у встречных о тебе, где тольк могли. — Он развёл руками. — Ну а если где-то что-то шло н так, приходилось вмешиваться.

— И слава богу, что вы так поступали! Но пресви… мой дя до сих пор разыскивает меня?

— Открыто — нет, — возразил Мэт. — Если мне не удастся вернуть тебя домой, тогда он отправит на поиски своего сына во главе небольшого войска.

— А он не думает, что такая шумиха спугнёт моих похитителей?

— Будь благоразумна, милочка. Издёвки тебе не к лицу, а сам я очень надеюсь, что до этого дело не дойдёт. А ещё я надеюсь на то, что ты рада тому, что твой дядя готов перетряхнуть небо и землю ради того, чтобы найти тебя.

— Да, мне это приятно, спору нет, — улыбнулась Балкис. — Но дело в том, лорд маг, что я бы предпочла, чтобы меня ещё какое-то время не находили.

— Хочешь упрочить свои отношения с возлюбленным до того, как решишься признаться ему в том, что ты — принцесса? — Мэт искоса взглянул на Антония, который откровенно увлёкся разговором с двумя драконами. — Могла бы представиться ему дочерью дровосека.

— Могла бы, — вздохнула Балкис. — Но поверил бы он, что я одновременно и дочь дровосека, и принцесса?

— На свете полным-полно сказок, в которых все так и есть, — возразил Мэт. — А твой избранник, насколько я понимаю, насквозь пропитан всевозможными сказками и легендами и мог бы тебе поверить. Но ты не хочешь рисковать, верно?

— Именно так, — подтвердила Балкис. — Мне хочется пройти с ним по владениям пресвитера Иоанна, до самой Мараканды. К этому времени связь между нами так упрочится, что он не испугается, узнав, что я — принцесса. Не испугается — если, конечно, искренне любит меня.

— И если не решит, что ты его обманула, — добавил Мэт.

— Глупости! — возмутилась Балкис. — Я — это я. И какая разница — принцесса я или нищая?

— Хорошо подмечено, — согласился Мэт — Но разница все же есть. Однако это, как говорится, твоя собственная пьеса, и я не стану переписывать её за тебя.

— Пожалуйста, не делай этого! — с сильным волнением проговорила Балкис. — Я ещё не готова снова стать принцессой! Мы с Антонием вместе пережили все беды и тяготы странствия, мы познакомились с удивительными людьми. Я мечтаю о том, чтобы посмотреть на те края, что лежат на пути отсюда до столицы глазами простых людей. Ведь так я смогу лучше узнать их.

Мэт посмотрел ей в глаза и прочёл в них ответ на вопрос о том, какого именно из простых людей Балкис так жаждет узнать лучше. Он улыбнулся, припомнив, как чувствовал себя, когда только-только влюбился в Алисанду, и погладил руку Балкис.

— Не бойся, — сказал он тепло. — Как пообещал — так и сделаю. Только не устраивай себе медового месяца до свадьбы, ладно?

Мэт писал под диктовку, редактировал пункты соглашения, потом позаботился о том, чтобы оно не было нарушено, будучи только что составлено, а потом высек все слова на скале на краю деревни — не вручную, а магически, естественно. На жителей деревни это зрелище произвело неизгладимое впечатление, и они поклялись, что будут соблюдать договор. Вероятно, тут главной движущей силой все-таки стал страх перед той силой, с помощью которой Мэт высек слова на камне, чем угроза гипотетической гражданской войны в случае уклонения от исполнения договора.

Мэт, двое драконов-великанов и молодая пара остались на вечерний пир по случаю подписания соглашения, а потом спали сном трезвенников посреди тысячи изрядно подвыпивших селян. Надо ли упоминать о том, что они всю ночь сменяли друг Друга в дозоре. Наутро Антонию была предоставлена возможность прокатиться верхом на драконе: Мэт настоял на том, чтобы девушка и юноша оказались подальше от мрачного ущелья и только потом продолжили свой путь самостоятельно.

Миль на тридцать севернее ущелья Стегоман и Диметролас пошли на посадку. Балкис и Антоний спешились, и девушке пришлось некоторое время поддерживать друга, пока он обрёл равновесие. Антоний смущённо улыбнулся, чмокнул девушку в щеку и сказал:

— Надо будет как-нибудь ещё разок покататься.

— Прокачу, не сомневайся, — пообещал ему Стегоман. — Но для этого ты должен будешь добраться до Мараканды.

— Вот ещё один резон продолжить путь на север! Вот спасибо тебе, благородный зверь! До встречи в Мараканде!

— Ну, там, стало быть, и свидимся, — сказал на прощание Стегоман и взмыл ввысь, унося на своей спине Мэта. Диметролас полетела рядом.

— У тебя поистине удивительные друзья, — сказал Антоний Балкис.

— Знаю, — кивнула она, прижалась к нему и обвила его шею руками. — Но надеюсь, что ты мне больше, чем друг.

— Намного больше, — ответил Антоний и поцеловал её.

Они шли на север ещё трое суток, но не сказать, чтобы очень торопились. Балкис радовалась тому, что Антоний не требует от неё ничего, кроме поцелуев, тем более что от поцелуев она сама распалялась так, что её тело требовало большего. Но девушка старалась не забывать о наказе лорда-мага насчёт перестановки местами медового месяца и свадьбы и чувствовала, что это важно. Так она и шла на север рука об руку с возлюбленным, не в силах дождаться того счастливого дня, когда они предстанут перед священником.

Её надежды всколыхнулись с новой силой, когда они вышли на скрещение дорог и увидели впереди небольшую часовню, белеющую в лучах послеполуденного солнца.

— Можно было бы хотя бы поблагодарить Господа за безбедное странствие, Антоний.

— Верно, — кивнул юноша, и они направились к часовне.

— Какая красота! — вырвалось у Балкис, когда они подошли поближе.

Часовня стояла в окружении деревьев. Её крыша и стены были стеклянными. Крыша отражала зелень листвы, ослепительно сверкали витражные стены с изображениями сюжетов из Библии.

— Вот Ной, — ахнула Балкис. — А вон там — Авраам и Моисей!

— А вон там Давид сражается с Голиафом, — подхватил Антоний. — А здесь — Эсфирь стоит перед царём!

— Видишь? Мария и Иосиф стоят коленопреклонённые подле яслей? Вся церковь — из стекла!

— И как она только может устоять в грозу и сильный ветер? изумился Антоний.

— Либо по волшебству, либо благодаря таланту гениального зодчего, — покачала головой Балкис. — Как думаешь, с другой стороны мы, наверное, увидим ещё сцены из жизни Спасителя?

— Давай войдём и посмотрим, — поторопил её Антоний.

Они вошли в небольшую церковь, оказавшуюся полной народа. Люди стояли и молились, но были так зачарованы окружавшей их красотой, что мало кто из них заметил вошедшую пару. Зеленое стекло крыши приглушало солнечный свет, и он не резал глаза, но зато солнце беспрепятственно проникало внутрь через западную стену и заливало людей драгоценными, разноцветными лучами. Да и восточная стена была подсвечена солнцем. Антоний и Балкис не ошиблись: там действительно были изображены сцены из жизни Иисуса Христа. Куда бы они ни бросили взгляд — со всех сторон их окружали картины, которые, казалось, дышали светом, пронизывающим их.

Но вот взгляд Балкис обратился к человеку, стоявшему на кафедре. Она была разочарована, увидев, что на нем нет ни ризы, ни епитрахили. Священник был одет в простой белый балахон, но ткань играла разноцветными пятнышками света, пробивавшегося сквозь витражи.

— Нам тут не услышать настоящей мессы, — расстроенно прошептал Антоний. — У него нет епитрахили. Он не священник. Наверное, дьякон.

Балкис стало тоскливо, и она изо всех постаралась скрыть это. Да, в этой церкви они вряд ли смогли бы обвенчаться. «А почему, интересно знать, ты так огорчаешься? — мысленно спросила она себя. — Он, между прочим, ещё не попросил тебя стать его женой».

Скамей в церкви не было, поэтому люди на службе стояли, а не сидели. Антоний и Балкис пробрались вперёд и встали, прислонившись спиной к стене.

Богослужение не было похоже ни на одну из тех месс, на которых довелось побывать Балкис, а вот Антоний кивал и улыбался. Видимо, слова молитв были ему знакомы — он даже произносил их вслух, когда вся община по обычаю хором отвечала дьякону.

Но вот Балкис насторожилась и крепче взяла Антония под локоть. Юноша встревоженно взглянул на неё, а она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо:

— У меня спина уже не прикасается к стене!

— Мы наверняка отступили от неё, а сами не заметили. — Антоний обернулся, увидел, что позади них никого нет. — Нет, мы где стояли, там и стоим.

Балкис оглянулась, почти боясь того, что увидит. Стена отступила назад фута на три. Девушка поспешно отвернулась, не желая поверить собственным глазам.

— Антоний, — прошептала она, — и крыша приподнялась, и все стены теперь стоят шире, чем тогда, когда мы только вошли!

— Этого не может быть, — нервно отозвался Антоний. Он был готов пуститься в рассуждения, но тут в дверь церкви вошли несколько человек в запылённых дорожных балахонах. Вид у пилигримов был измождённый, но красота церкви их как будто сразу освежила, придала им сил. Вновь прибывшие заполнили пространство вдоль стены позади Балкис и Антония, другие выстроились вдоль противоположной стены. Они встали друг за другом в три ряда — и это при том, что до стены было всего-то три фута! Мало этого — так теперь стена оказалась на два фута за спинами тех людей, что стояли в дальнем ряду!

Балкис и Антоний озадаченно переглянулись. И у неё, и у него от волнения по спине побежали мурашки — настолько им стало не по себе. Антоний наклонился и шепнул:

— Думаю, когда служба закончится, дьякон нам все объяснит.

До конца богослужения они стояли молча, но Балкис никак не могла сосредоточиться на молитвах. Она то и дело поглядывала на стены.

Наконец дьякон позволил прихожанам уйти, и они направились к выходу из часовни, которая за время службы выросла до размеров собора.

Антоний тронул руку Балкис:

— Давай задержимся. Может быть, удастся поговорить с дьяконом?

— Хорошая мысль, — согласилась Балкис, и они отошли в сторону.

К ним подошла женщина в дорожных одеждах и проговорила:

— Разве не чудесна эта церковь?

— Она воистину чудесна, — ответила Балкис и улыбнулась. Женшина ей сразу понравилась, хотя и была ей совсем незнакома. Она была средних лет, с круглым добродушным лицом. С её губ не сходила улыбка. Кожа у неё была смуглая, как у афганцев, подёрнутая смешливыми морщинками. Из-под капюшона виднелись серо-стальные кудряшки. Балахон у женщины был такого же грязно-кремового цвета, как у остальных странников, но у неё на груди был вышит изящный пятицветный крест.

— Вы пришли издалека? — поинтересовалась Балкис.

— Из Кашмира, девушка. Это страна лежит далеко на юге. Там стоят высокие, величественные горы. — Она дружески пожала руку Балкис. — Я живу там в маленьком городке, а зовут меня Сикта. Мы с мужем разбогатели на караванной торговле. Дети наши уже все выросли. Сыновья женились, дочери повыходили замуж. Муж продал своё дело другому человеку, и вот теперь у нас появилось время и деньги, чтобы приложиться к мощам святого Фомы и повидать другие чудеса Мараканды. Ну а вы откуда будете?

Балкис была поражена откровенностью и дружелюбием женщины, а Антоний ответил Сикте так, как ответил бы цветок, повернувшийся к солнцу.

— Я родом из далёких южных гор, где у моего отца крестьянское хозяйство, добрая женщина. Наша усадьба стоит всего в паре суток пути от большого караванного пути. Наверное, мой отец и братья продавали вам съестные припасы, когда вы проходили по тем краям.

— Да, пожалуй, я припоминаю мужчину моих лет, а с ним было четверо рослых, плечистых парней, — кивнула Сикта и пытливо взглянула на Антония. — И верно: один из них очень походил на тебя. Но это было три месяца тому назад, всего-то в несколько неделях пути от Кашмира!

— Я слыхал о вашей стране, — сказал Антоний. — Вы выращиваете овец с необычайно мягкой и шелковистой шерстью, не так ли?

— Только не овец, а коз, молодой человек. О да, их шерсть так чудесна, что известна по всему свету. — Сикту порадовало то, что юноша знает о её родине, и она лучисто улыбнулась. — А вы — новобрачные?

Балкис невольно потупилась, зарделась и украдкой взглянула на Антония. Тот сделал вид, что не заметил её смущения, и отвечал:

— Нет, любезная Сикта. Мы всего лишь спутники по странствиям. Меня зовут Антоний, а её — Балкис. Её похитил злой колдун. Я ушёл из дома, чтобы сопровождать её, чтобы целой и невредимой довести до родного дома. Ну и чтобы мир повидать, конечно. Но я полюбил эту девушку всем сердцем и теперь, счастливец, узнал, что и она не безразлична к моей страсти.

— «Страсти»! — скажешь тоже! — окончательно смутившись, фыркнула Балкис. — Ты не просил у меня ничего, кроме поцелуев! Но их было… несколько. Ну ладно: их было много.

— И я ещё не раз попрошу тебя о них. — Антоний устремил на неё взгляд полный обожания. — Я бы попросил и твоей руки, я был бы готов соединить свою жизнь с твоей, если бы только знал, где разыскать священника.

— Пусть это тебя не останавливает, — посоветовала ему Сикта. — Длительные помолвки имеют свою ценность. Если только у вас хватит терпения сохранить целомудрие, конечно.

— Я бы попробовал, — вздохнул Антоний. — Но это так трудно…

Балкис жутко покраснела и стала внимательно разглядывать узорчатый орнамент пола.

— Вам бы в этом смысле было нечего опасаться, если бы вас сопровождали люди постарше, — с едва заметной насмешкой проговорила Сикта. — Пойдёмте с нами, молодые люди, и не сомневайтесь: вам даже целоваться придётся тайком.

Балкис не знала, радоваться такому обороту событий или нет, а Антоний охотно согласился:

— О, как это любезно с вашей стороны!

— Мы тоже идём в Мараканду, — призналась Балкис. — Последний год я жила там у моего дяди.

— Так ты из самой Мараканды! — воскликнула Сикта. — Тогда вам непременно нужно пойти вместе с нами! Ведь ты сможешь показать нам город!

Балкис не пришлось ответить сразу. От ответа её спас Антоний.

— Дьякон остался один, все ушли, — сообщил он. — Давай поговорим с ним, пока он тоже не отправился домой.

Они подошли, и дьякон протянул им руку:

— Добро пожаловать, паломники! Сожалею, что не могу причастить вас. На пять приходов у нас только один священник. Он придёт сюда через два воскресенья. Приходится обходиться без него. Я здесь служу вечерни.

— Вы служили замечательно, — сказал Антоний. — Но скажите дьякон… У меня просто разыгралось воображение или стены вашей часовни вправду раздвигаются, когда сюда приходят все новые и новые паломники?

— Все так и происходит, добрые люди! Великая благодать ниспослана нам, ибо сколько бы народу ни приходило сюда в часы молитвы, здесь всегда просторно. Мы несказанно благодарны великому Господу за это чудо — ведь никто не уйдёт от нашей церкви только потому, что для него не найдётся места.

— Да, это воистину благодать для церкви, стоящей на караванном пути, — кивнул Антоний.

— О да, о да! — кивнул дьякон. — Три дороги сходятся здесь, а затем сливаются в одну, ведущую к Мараканде. Чаще к нам заглядывают странники, нежели прихожане, и потому мы смиренно полагаем, что церковь настолько же наша, насколько и всех, кто заходит в неё по пути. Мы стараемся сохранять её, как святыню, а караванщики щедро жертвуют нам.

Балкис сразу поняла, что дьякон намекает на пожертвования, и незаметно поддела Антония локтем. Он посмотрел на неё с грустной улыбкой.

— Жаль, что у нас нет с собой монет. Но когда мы продадим наши товары в Мараканде, мы обязательно пришлём денег в вашу церковь.

— Это было бы очень любезно с вашей стороны, молодые люди, — улыбнулся дьякон, — но мы не просим денег у тех, у кого их мало. — Он поднял руку и благословил юношу и девушку. — Да хранит вас в пути святой Христофор!

Антоний и Балкис продвигались на север с караваном, радуясь добросердечности паломников. Не умолкали рассказы — чужие и их собственные, и все их спутники соглашались в том, что странствие юноши и девушки было похожим на сказку, в которую трудно поверить. Паломники были настроены празднично, приподнято. Балкис исподволь приглядывалась к ним. Девушка помнила, что говорила Сикта: она сумела позволить себе это путешествие после того, как всю жизнь провела в трудах. Судя по всему, и другие паломники были ей под стать — трудолюбивые, искренне верующие люди, наконец обретшие свободу от забот и тяжкой работы. Теперь у них появилась возможность хоть на время сбросить непосильное бремя борьбы за жизнь, и они искренне наслаждались этим. Паломники, как люди набожные, мечтали прикоснуться к мощам святого Фомы, но не меньше им хотелось увидеть и прочие дива дивные Мараканды. Странствие стало для них настоящим праздником. Балкис очень нравились эти люди, и она, развесив уши, слушала их рассказы о детях и внуках. Она начала понимать, что и ей в один прекрасный день захочется стать матерью, и очень надеялась, что у Антония, слушавшего эти же самые рассказы, возникнет такое же чувство. Он и вправду стал смотреть на неё по-новому, с большим желанием — но вероятно, тому виной было присутствие старших. Как и обещала Сикта, молодым не позволяли надолго оставаться наедине, так что целовались они мало, да и то украдкой.

Караван двигался по дороге шириной не менее двадцати футов, проходил мимо небольших городов и процветающих крестьянских усадеб. Паломники шутили, смеялись, пели и часто устраивали привалы. Дорога получалась неспешной, но Балкис и не торопилась в Мараканду, где ей предстояло вновь облачиться в мантию принцессы и где она могла потерять Антония.

И вот, после того как караван провёл в пути уже целую неделю, далеко впереди послышалось пение фанфар. У Балкис тоскливо заныло сердце от знакомых звуков. Вновь и вновь звучали фанфары, все ближе и ближе, и вот наконец к паломникам подскакали двое всадников, впереди которых ехали глашатаи, а позади — фанфарщики. Всадники принялись расталкивать паломников, а глашатаи кричали:

— Дорогу! Дорогу императору! Расступитесь! Едет пресвитер Иоанн!

Глава 29

Потом фанфары запели вновь, а когда они отзвучали, опять закричали глашатаи.

Паломники взволнованно загомонили и стали поспешно уводить лошадей и мулов к обочинам.

— Зачем едет император? — спросил один.

— Возвращается из поездки по провинциям! — откликнулся другой.

Скорее всего слухи дошли сюда от тех маракандцев, что странствовали на юг. Наверное, эти люди знали какие-то более или менее достоверные новости, но Балкис догадывалась, зачем пресвитеру Иоанну понадобилось навестить дальние провинции. Она постаралась встать как можно дальше от дороги и низко опустила голову.

— Балкис! Балкис! — Антоний устремился к ней, схватил её за руку. — Ты только представь себе — император! Разве ты не хочешь своими глазами увидеть пресвитера Иоанна?

— О, хочу, конечно! — заверила его девушка. Вот только она не хотела, чтобы пресвитер Иоанн увидел её.

Но вот появилась процессия. Балкис стояла потупившись и подглядывала из-под края капюшона. С великим изумлением она поняла, какое это великолепное зрелище — выезд императора, когда смотришь на него со стороны.

Первым проскакал всадник с шестифутовым деревянным крестом, притороченным к седлу.

— Деревянный крест? — вытаращил глаза Антоний. — Почему же у императора крест не серебряный, не золотой, почему он не украшен драгоценными каменьями?

— Деревянный крест — напоминание о муках Господа Нашего, юноша, — ответила Антонию Сикта. — О Его страданиях мы слыхали даже у себя в Кашмире. Если уж Спасителю был уготован деревянный крест, то зачем пресвитеру Иоанну другой?

— Его имя означает «Иоанн-священник», — напомнила другу Балкис.

— Да, но… Я никак не ожидал, что он скромен, будто простой монах.

— Я бы не назвала такую процессию скромной, — возразила девушка.

Затем последовали придворные, несущие одну-единственную золотую вазу.

— Ну, хотя бы ваза из драгоценного металла, — обрадовался Антоний. — Но почему в ней нет ни цветов, ни веток?

— Ваза наполнена землёй, — отвечала Балкис, — в напоминание правителю о том, что и его прах однажды вернётся к праху — то есть к земле.

Сикта взглянула на Балкис.

— Может, и так. Ведь ты целый год прожила в Мараканде и, наверное, не раз видела такие процессии. Будь так добра, расскажи нам о значении всех символов.

Балкис меньше всего на свете хотелось внимательно наблюдать за процессией, но она вздохнула и взяла себя в руки.

За придворными с вазой последовал другой вельможа. Этот нёс серебряную чашу с золотыми слитками.

— Вот это уже больше похоже на императора! — довольно воскликнул Антоний. — Уж конечно, пресвитер Иоанн хочет поразить подданных своим богатством!

— Неплохая догадка, — кивнула Балкис, — но не совсем верная. На самом деле правитель желает показать, что в своих владениях он царь над всеми царями и что его могущество — превыше всех богатств мира.

— Неужели ты все это знаешь только потому, что жила в Мараканде? — удивился юноша.

Что могла ответить Балкис? Не могла же она сказать, что слышала объяснения от самого императора?

— Пресвитер Иоанн часто ездит по городу, — проговорила она. — Люди то и дело рассуждают о процессии.

— Он и по городу так торжественно разъезжает?

— О, эта процессия самая обычная. Когда он совершает поездки по делам государственной важности или отправляется на войну, выезды ещё более роскошные.

Антоний явно не поверил, а Сикта сказала:

— А я думаю, это чистая правда! Поглядите, впереди него — всего-то дюжина воинов!

Мимо паломников прошествовали пехотинцы — стройные, подтянутые, прямые — ну совсем как древки знамён, которые они несли. Воины смотрели только вперёд.

— А кто те разодетые в пух и прах люди, что следуют за воинами? — поинтересовалась Сикта.

— Это придворные, — объяснила Балкис. — Герцоги и князья. Видите, на головах у семерых, что идут последними, короны?

— О да! — ахнула Сикта. — Неужто это вправду цари?

— Цари, не сомневайтесь. Пресвитера всегда сопровождают семеро из царей-вассалов, платящих ему дань. А когда он идёт на войну, с ним ещё больше царей, и они ведут в бой свои войска.

— А кто тот молодой человек, что едет верхом следом за царями? — спросил Антоний. — У него тоже корона. Вряд ли и он — царь. Он не старше меня!

— Это кронпринц, — ответила Балкис и опустила голову ниже. — После смерти пресвитера Иоанна он станет императором.

— Какое непосильное бремя власти ляжет на такие хрупкие плечи! — пробормотал Антоний.

Балкис не могла не согласиться с ним. Она хорошо относилась к принцу Ташишу, но к Антонию — ещё лучше. Да и плечи у её возлюбленного были шире и сильнее. Он бы легче справился с этим самым непосильным бременем.

— Посмотри, Балкис! — Антоний сжал её руку. — Это император! Это сам пресвитер Иоанн!

Смирившись с судьбой, Балкис подняла голову и понадеялась на то, что дядя не заметит её. Она широко раскрыла глаза: сейчас, при полном параде пресвитер выглядел ещё более могущественно и впечатляюще, чем в домашней обстановке.

Он казался выше ростом и шире в плечах. Возможно, потому, что сидел верхом на великолепном, могучем скакуне — европейской боевой лошади, подаренной ему королевой Алисандой. А может быть, и оттого, что на нем была широкая мантия с подкладными плечами. Иоанн ехал с царственным величием — прямой, подтянутый, грозный. Наверное, людям казалось, что он того и гляди начнёт метать глазами молнии. Проезжая мимо паломников, он поднял руку и благословил их, но взгляд его остался суровым. Он был совсем непохож на доброго, нежного любящего дядю, которого знала Балкис.

Вдруг он резко повернул голову и встретился взглядом с девушкой. Балкис слишком поздно осознала, что, будучи чародеем, пресвитер Иоанн почувствовал ауру волшебства, которая невидимо окружала её. Несколько секунд император смотрел прямо на Балкис. Она выпрямилась, гордо подняла голову, взгляд её стал смелым. А как ещё могла повести себя девушка, которую император отличил в толпе своих подданных.

Но пресвитер Иоанн уже перевёл взгляд на Антония — высокого светловолосого юношу, стоявшего рядом с Балкис, затем вернулся взглядом к племяннице, и его губы тронула едва заметная улыбка. И в это мгновение Балкис ощутила величайшее облегчение.

Затем император отвернулся и проехал вперёд. Балкис, онемев от волнения, долго провожала его взглядом. Она была так благодарна дяде, что он не стал говорить о её высоком положении при Антонии. Но ещё сильнее было другое чувство — она наконец осознала, как глубоко и сильно пресвитер Иоанн любит её.

Наверняка лорд-маг уже обо всем сообщил ему, догадалась Балкис. И её дядя решил проехать по этой дороге на юг нарочно, чтобы затем вернуться по ней в Мараканду после того, как Балкис и Антоний минуют дозорного… Как знать, может быть, этим дозорным был дьякон в стеклянной церкви? Пресвитер Иоанн, видимо, решил сам убедиться в том, что его племянница жива и здорова.

Без сомнения, лорд-маг рассказал императору и о том месте, которое в жизни Балкис занял Антоний. Теперь ей не стоило бояться того, что пресвитер выдаст её замуж за своего сына! Девушка снова опустила голову, и слезы брызнули из её глаз. Те мужчина и женщина, которых она считала своими отцом и матерью, умерли, но здесь, в лице дяди, она обрела новую, настоящую семью.

— А позади — ещё дюжина придворных! — воскликнула Сикта. — Как торжественно! А я-то думала, откуда слышна музыка! Поглядите, за императором едет карета, а в ней полным-полно музыкантов! О! А вот и воины! Их, пожалуй, не менее сотни! Это, наверное, дворцовая гвардия, да, Балкис?.. Балкис?