Глава одиннадцатая

Грумы увели лошадей в конюшни. В головах обоих Гэллоугласов зазвучали слова Фесса:

«Прощай, Корделия, будь начеку, Джеффри. Эти люди вовсе не те, за кого себя выдают. Зовите меня при малейшей необходимости».

«Мы так и поступим, Фесс», — пообещала Корделия.

И Далила, и Бор гадали, почему Корделия со своим братом притихли на несколько секунд. Обмена мыслями они не уловили, ибо Фесс передал свое сообщение скрытым телепатическим способом, изобретенным Гэллоугласами исключительно для общения между членами семьи.

Слуги повели их в комнаты. Оказавшись в доме, гости огляделись — два крыла изящной лестницы сходились на площадке, откуда сквозь раскрашенные стекла в свинцовом переплете окна свет разливался по всему залу.

Они поднялись по лестнице в верхние покои. Потолки здесь были не менее десяти футов высотой, коридоры широкие, комнаты просторные. Вообще дом был хорош и очень велик, не дворец, конечно, и не замок, но в окна здесь были вставлены настоящие стекла, а на кроватях лежали перины — и то, и то величайшая роскошь в средневековом обществе.

Поскольку Фесс обучал младших Гэллоугласов истории, Корделия распознала в архитектуре строения элементы, появившиеся никак не раньше эпохи Тюдоров. Впрочем, это не особенно встревожило девушку, поскольку она знала, что первые колонисты, реконструируя средневековое общество, не слишком строго придерживались хронологии и позволяли себе некоторое смешение стилей. В конце концов помещичий дом эпохи Возрождения всего на век или два моложе всего остального.

Корделия осталась вполне довольна предоставленными ей покоями — большая светлая комната убранством своим и пастелями на стенах напоминала ее собственную в отчем доме. Она захотела узнать, что за вид открывается из окна, и была очарована, когда перед глазами ее предстал обширный ухоженный сад, высокими живыми изгородями поделенный на усеянные цветами участки.

— Миледи желает, чтобы я приготовила все для мытья? — спросила служанка.

— Не сейчас, — отозвалась Корделия. — Прежде всего я должна осмотреть этот восхитительный сад! Проводишь меня туда?

Спустившись в сад, Корделия почувствовала себя отдохнувшей от одного вида нарядных клумб, разбитых среди роскошных лужаек. Она наклонилась вдохнуть аромат розы, а когда выпрямилась, увидела наблюдающего за ней Бора.

— Подобное тянется к подобному, — произнес он.

Она залилась краской и отвернулась, надеясь, что подразумевается лишь она и цветок, однако в глубине души понимала, что Бор намекает на большее.

— Ты ставишь меня в неловкое положение, сударь.

— Никоем образом. — Он подошел и предложил ей руку. — Давай же посмотрим, какие чудеса скрывает этот сад.

Сейчас его манеры казались даже изысканными и напомнили Корделии о его благородном происхождении и хорошем воспитании, хотя бы и порастраченном с годами. Чуть ли не против собственной воли она взяла его под руку, понимая, как это опасно, однако решила придать остроты прогулке, превратив ее почти в приключение.

Они неторопливо прогуливались между клумбами.

— Поистине буйство красок, — заметил Бор. — Не правда ли, цветы эти очаровательны, миледи?

— О да, — вздохнула она. — Того, кто разбил эти клумбы, посетило настоящее вдохновение.

— Но почему же «того», а не «ту»? — удивился Бор. — Разве женщина не способна разбить клумбу столь же искусно, как мужчина?

За вполне невинной фразой ей вновь почудился скрытый смысл.

— Мне кажется, что женский вкус по части цвета и формы не уступает мужскому, — согласилась девушка.

— Более того, он куда тоньше. — Бор остановился, и Корделия сообразила, что сейчас высокая изгородь полностью скрывает их от любопытных взглядов из дома. Бор шагнул к ней, лицо его оказалось совсем близко. — Женский вкус многократно превосходит мужской.

Она застыла в оцепенении, а он склонился еще ближе и коснулся ее губ своими.

Ей показалось, будто рот обожгли тысячи искр, жалящих, но и невыразимо сладостных. На мгновение Корделия сомкнула очи, переживая острое, волнующее ощущение…

Затем она почувствовала, как он прикоснулся к ее губам кончиком языка, и внутри у нее все забурлило: желание смешалось с отвращением, страсть со страхом…

— Хватит! — С недоуменным возгласом она отступила.

— О нет! — взмолился Бор. — Еще мгновение, один лишь только миг…

Почему-то призыв этот напугал Корделию, она рванулась, остановилась в нескольких шагах и, стиснув руки на талии, постаралась вновь обрести хладнокровие…

Бор рассмеялся и бросился к ней.

Корделия испуганно вскрикнула и побежала.

Бор с радостным воплем помчался следом.

Именно радость в его голосе прогнала ее страхи. Смех превратил все происходящее в игру. Вконец запыхавшаяся, она все же и сама рассмеялась. Спрятавшись за деревом, Корделия украдкой взглянула, бежит ли он за нею — и увидела прямо перед собою его лицо.

Она обежала дерево, и снова оказалась лицом к лицу с разбойником, еще и еще раз увернулась, а потом со смехом пустилась наутек. С ликующим воплем Бор кинулся следом. Они бежали вдоль изгородей и под арками из роз, он преследовал, она убегала, и всю ее переполняло неистовое, ликующее возбуждение.

Наконец она замедлила бег, и он схватил ее. С веселым визгом она развернулась, чтобы отбиться, но споткнулась о корень. Увы, чтобы не упасть, она ухватилась за Бора, а он не стал удерживать ее, а повалился вместе с нею — и оказался сверху.

Он успел опереться на локти, так что не обрушился на Корделию со всего размаху, а лишь чуть-чуть прижался к ней, но этого хватило, чтобы по телу девушки побежали жаркие волны. Она тяжело дышала, грудь ее вздымалась, а глаза были всего в нескольких дюймах от его глаз.

— "Ах, сударь, позволь же мне встать!

— Нужно ли? — ухмыльнулся он, склонив лицо еще ниже. — Зачем?

— Если ты джентльмен, то должен отпустить меня!

— О, в таком случае, прошу не считать меня джентльменом! — хрипло проговорил он и поцеловал ее.

Корделия оцепенела, погруженная в хаос прежде незнакомых эмоций, однако более всего испугалась, поняв, что страстно желает, чтобы это продолжалось еще и еще, и еще. С коротким всхлипом она дернула головой и заговорила уже серьезно:

— Нет, сударь, ты обязан меня отпустить! Или ты способен заставлять женщину против ее воли?

— Раз должен, значит должен, — вздохнул он, но Корделия засомневалась, что он имеет в виду то же, что и она. — Что ж, сударыня, я подчинюсь твоей просьбе, но тебе придется заплатить выкуп.

— Что это за выкуп? — опасливо посмотрела девушка.

— Еще один поцелуй, — прошептал он и снова приник к ней губами.

Она стиснула зубы, но тут же решила, что это всего лишь еще один поцелуй, и позволила себе немного расслабиться, разрешила вновь овладеть собой удивительным, пугающим ощущениям…

А потом его пальцы коснулись ее груди.

Мгновение она лежала без движения, всем существом своим сосредоточившись на этом прикосновении, устремившись навстречу ласке, обжигающей кожу сквозь одежду, окунувшись в водоворот чувств, что готов был затянуть ее…

Испуг оказался слишком велик. Со стоном она оторвалась от его губ и дала ему пощечину, вложив в удар все свои силы — не слишком великие, учитывая ее положение.

Но и этого хватило. Он отпрянул достаточно, чтобы Корделия смогла вырваться на свободу. Она вскочила на ноги, попятилась, разглаживая юбки, и запричитала:

— Какой стыд, сударь! Ты взял куда больший выкуп, чем потребовал!

— Признаюсь, виноват, — в голосе его слышалось искреннее раскаяние. — Все потому, что меня непреодолимо влечет к тебе, и я жажду все большего и большего. Уверяю тебя, красавица, если я и достоин презрения, то лишь за чрезмерную любовь.

— Любовные потуги тщетны, когда их навязывают против воли, — резко отозвалась Корделия и с пылающим лицом поспешила прочь.

На другом конце сада уныло брел по дорожке Ален. Он тоже решил прогуляться перед умыванием, но его не радовали творения природы и рук человеческих. Он вдруг пришел к заключению, что окончательно потеряет Корделию, если не станет по-настоящему романтичным, а на это, честно говоря, надежды почти не было, ибо романтика совершенно чужда его природе.

Все, на что он способен, это научиться притворяться. Себя не изменить, а у него нет никаких достоинств, кроме искренности, но какой от нее толк?

На глаза ему попался куст белых роз, а рядом с ним еще один — розовых. За ними буйно цвели, темно-красные. Ален печально взирал на них, размышляя о том, как похожи они на Корделию и на него самого…

И вдруг его осенило. В его распоряжении только искренность, верно? Так разве искренность не может стать романтичной?

Преклонив колени, он сорвал по несколько роз каждого цвета и с пылающим лицом поспешил к дому в надежде встретить Корделию.

Он увидел ее почти у самого порога. Похоже, она также решила выйти в сад, и прогулка, несомненно, пошла ей на пользу.

Казалось, девушку переполняет энергия, и щеки у нее разрумянились.

— Ален! — Она увидела его и остановилась как вкопанная. — Что ты здесь делаешь?

— Всего лишь гуляю в саду. Я почувствовал, что нужно остудить затекшие члены, прежде чем согреть их в воде.

Глаза ее устремились к букету.

— Откуда это?

— Я собрал их в саду. — Он вложил букет в руки девушке. — Не мог удержаться, чтобы не нарвать их для тебя, милая Корделия, ибо они сразу напомнили о тебе, во всяком случае, белые — безупречные, как ты сама. Красные, увы, пылают страстью, в точности, как я, когда смотрю на тебя, а розовые, надеюсь, томятся любовью, подобной моей любви к тебе — в них мою страсть смягчает твоя чистота.

Сердце Корделии растаяло, так тронула ее эта неуклюжая нежность. Она потянулась чмокнуть Алена в щеку, но тут же вспомнила поцелуй Бора, и тяжелейшее чувство вины сковало ей сердце. Пристыженная, она отвернулась.

— Ах, я кажется опять чем-то обидел тебя! — воскликнул Ален. — Скажи, прекрасная Корделия, что же на этот раз я сделал не так?

— Лишь то, что все сделал правильно, — ответила она, стараясь не допустить, чтобы гнев на себя перешел на Алена. Вновь повернувшись к нему, она ухитрилась кокетливо улыбнуться. — Если бы только ты догадался об этом раньше! А если бы ты поступал так почаще, то мог бы избавить меня от рокового жребия!

— От какого жребия? — простодушно спросил он.

Раздраженная, она чуть все ему не рассказала. Однако удержалась и только рявкнула:

— Остаться старой девой! — Затем повернулась на каблуках и влетела в дом, оставив Алена в полном недоумении.

Корделия плеснула воды в лицо, повернулась и увидела на кровати приготовленное для нее красивое желто-зеленое платье.

В полном недоумении она разглядывала его, а затем нерешительно взяла в руки. Платье это, без сомнения, не могло принадлежать Далиле. Любая ее вещь будет мала Корделии. Возможно, это платье ее сестры? Фасон его, хоть и вышел из моды, не так устарел, чтобы платье могло остаться от ее матери. Какое-то время Корделия стояла в нерешительности, но платье выглядело так мило, а ее домотканая походная одежда изрядно пропылилась. С внезапной решимостью она принялась расстегивать собственное платье. Когда оно упало к ногам Корделии, девушка выскользнула из сорочки и принялась торопливо обтираться мокрой тряпкой. Закончив, она помахала руками и ногами, чтобы побыстрее обсохнуть, и надела также приготовленную для нее свежую сорочку. Она восхитилась ее гладкостью — не шелк, пожалуй, но тончайшее льняное полотно. И будто на нее сшито.

Она через голову надела желто-зеленое платье и затянула на талии. Большого зеркала здесь, конечно, не было. Что ж, придется заменить его собственным братом. Она послала мысленный призыв семейным кодом:

«Джеффри».

«Да, Корделия», — сразу отозвался он, будто ждал ее зова.

«Давай прогуляемся в саду», — тон ее не допускал возражений.

Впрочем, Джеффри и не думал спорить:

«В самом деле, какое наслаждение пройтись среди цветов, дорогая сестричка».

Почувствовав себя куда лучше, она выскочила за дверь и побежала в сад.

Джеффри был уже там, хотя он тоже успел переодеться.

Живительно, что и ему одежда пришлась впору, хотя, подойдя ближе, Корделия отметила старомодный покрой камзола. Несомненно, сэр Юлиан носил его в юности.

— Ну, Джеффри… — начала она, собираясь похвалить его наряд, но он, широко улыбнувшись, опередил ее:

— Корделия! Какая прелесть! Никогда бы не подумал, что тебе к лицу зеленое с желтым платье, но все подошло самым наилучшим образом!

— Премного благодарна, сударь. — Корделия почувствовала себя еще лучше. Она одернула платье, вполне готовая ответить на любой вызов Далилы.

Затем она посерьезнела: пора было обменяться, впечатлениями.

— Брат, в этом доме есть комната, защищенная от мысленного проникновения.

— Точно, — согласился Джеффри. — Либо это телепат, постоянно стоящий на страже, либо…

— ., либо там спрятана некая машина, делающая комнату непроницаемой для мысли, — кивнула Корделия.

— Вернее предположить второе, а значит, и то, что наши хозяева знакомы с самой передовой техникой. Но почему они так явно демонстрируют это? Они не могут не знать, что первый же телепат сразу поймет, чем они тут занимаются!

— Вот именно. К тому же Далила столь мастерски защищает свой разум от постороннего вмешательства, будто и не считает нужным скрывать от нас, что она ведьма.

Джеффри неожиданно встрепенулся:

— Защита снята.

Корделия перенеслась мыслью в запретную комнату и кивнула:

— Возможно, на страже там все-таки эспер.

Джеффри внимательно посмотрел на сестру:

— А ты ведь не очень удивилась, поняв, что Далила ведьма?

— Конечно, нет, — улыбнулась Корделия. — Для того, чтобы увидеть это, вовсе не обязательно читать мои мысли, брат.

— Итак, мы имеем дело с колдовским племенем, — подытожил Джеффри.

— А может быть, с чем-то похуже?

— Если сон, приснившийся нам обоим прошлой ночью, правдив, — задумчиво проговорил Джеффри, — мы столкнулись с женщиной, повелевающей мужчинами, хотя она скрывает это.

Она может распорядиться приготовить дом лишь для того, чтобы ввести нас в заблуждение.

Корделия кивнула:

— Но какой дом! Джеффри, ты видел что-нибудь подобное?

— Всего несколько раз. Такие дома встречаются крайне редко, но все же они существуют.

— Тем не менее, что-то здесь кажется мне не правильным.

— Несомненно, — тут же согласился Джеффри. — Слишком тут все хорошо спланировано, слишком все безупречно. Придется нам с тобой допустить, что мы имеем дело с нашими старыми врагами из будущего. Конечно, вполне возможно, что все это работа доморощенного телепата…

— Здешний телепат не может знать о машинах и вселенной за пределами нашего мира больше, чем остальное местное население. Значит, Далила и представить себе не могла, что сюда явятся двое с такими познаниями.

Джеффри снисходительно улыбнулся:

— Эх, сестренка! Неужели ты действительно думаешь, что мы морочим ей голову искусней, чем она нам?

Помолчав, Корделия медленно проговорила:

— Нет, она должна это знать, судя по тому, что ты говорил до сих пор. Итак, нам грозит опасность?

— Мы должны быть готовы ко всему, если не хотим, чтобы нас захватили врасплох, — уверенно сказал Джеффри.

Корделии стало страшно:

— Нам придется быть начеку и днем, и ночью, брат.

— Ты берешь себе день, — тут же предложил он, — а мне останется ночь.

— Будь начеку, — сверкнула глазами Корделия. — А то я уже видела, как ты приглядываешь за леди Далилой.