Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Медный всадник — Это ВАМ не Медный змий...

ModernLib.Net / Публицистика / СССР Внутренний Предиктор / Медный всадник — Это ВАМ не Медный змий... - Чтение (стр. 1)
Автор: СССР Внутренний Предиктор
Жанр: Публицистика

 

 


Внутренний Предиктор СССР


Медный всадник — Это ВАМ не Медный змий...

200-летию со дня рождения А.С. Пушкина

посвящается

О самой древней мафии


в системе образов А. С. Пушкина

____________________

Санкт-Петербург


1998 г.

© Публикуемые материалы являются достоянием Русской культуры, по какой причине никто не обладает в отношении них персональными авторскими правами. В случае присвоения себе в установленном законом порядке авторских прав юридическим или физическим лицом, совершивший это столкнется с воздаянием за воровство, выражающемся в неприятной “мистике”, выходящей за пределы юриспруденции. Тем не менее, каждый желающий имеет полное право, исходя из свойственного ему понимания общественной пользы, копировать и тиражировать, в том числе с коммерческими целями, настоящие материалы в полном объеме или фрагментарно всеми доступными ему средствами. Использующий настоящие материалы в своей деятельности, при фрагментарном их цитировании, либо же при ссылках на них, принимает на себя персональную ответственность, и в случае порождения им смыслового контекста, извращающего смысл настоящих материалов, как целостности, он имеет шансы столкнуться с “мистическим”, внеюридическим воздаянием.

Введение

Есть ли сюжет в знаменитой поэме А.С.Пушкина “Медный Всадник”? Если и есть, то с точки зрения обыденного сознания он укладывается в несколько строк:

«Мелкий петербургский чиновник по имени Евгений поздним осенним вечером приходит домой и перед сном перебирает калейдоскоп своих бессвязных мыслей. Во сне ему видится вышедшая из берегов Нева и он сам, “на звере мраморном верхом”. Непогода стихает, вода сходит, но видение, явившееся во сне, преследует Евгения в течение долгого времени. Пытаясь вернуться в свое прошлое, он ищет “ветхий домик” Параши, не находит его и сходит с ума, после чего ему кажется, что его преследует конная статуя Петра I. В финале — смерть героя на безымянном “острове малом”.»

Ну и что здесь занимательного? Где закрученный сюжет? И тем не менее вот уже полтора столетия интерес к поэме не ослабевает. Неужели только из-за необычности ритмики? Нет, все любознательные читатели и исследователи поэмы отмечают ее загадочность и ищут в ней скрытого смысла. Почему? Да потому что его нет на уровне, так называемого, сюжета; он закрыт определенной системой символов, то ли разработанной самим Пушкиным, то ли данной ему Свыше.

Чтобы понять эту систему мы должны вернуться в Древнюю Грецию, в VI век до н.э. и задаться вопросом: Почему никого никогда не шокировала символичность басен Эзопа, фригийского раба, когда тот рассказывал истории взаимоотношений Волка и Льва, или Осла и Льва? Да потому, что человек с незапамятных времен привык воспринимать историю взаимоотношений животных, как иносказание о жизни людей. Такова очень древняя традиция, или как теперь принято говорить — “устойчивые стереотипы восприятия окружающей действительности”. “Традиционная басенная символика способствует уяснению, вернее узнаванию «характеров» персонажей-зверей читателем. Еще В.Тредиаковский [1] заметил, что баснописец изображает «чувствительное подобие тихости и простоты в Агнце; верности и дружбы во Псе; напротив того, наглости, хищения, жестокости в Волке, во Льве, в Тигре… Сей есть язык, который все народы разумеют”. [2]

Если же рассматривать басню, как один из самых древних литературных жанров [3], то невольно возникает вопрос, почему никто из так называемых «профессионалов»-пушкинистов не обратил внимания на одно странное обстоятельство: Пушкин, пробуя свой талант во всех литературных жанрах (рассказ, повесть, роман, поэма, пьеса, эпиграмма) не написал ни одной басни? Или все-таки написал, но как-то иначе? Чтобы правильно ответить на этот вопрос следует помнить, что Пушкин никогда никого не копировал; он был новатором, но не столько самих литературных жанров, сколько их содержания. Новизна же содержания, в отличие от новизны формы, не так бросается в глаза; чтобы ее оценить требуется умение видеть “общий ход вещей”. Она почти неуловима, но каждый по-своему ее ощущает через систему символов, которая формируется автором бессознательно в процессе самого творчества.

Искусство вообще символично. Но одни художники через свою систему символов (возможно даже этого не осознавая) «поднимают человека с колен», другие — опускают, иногда даже на четвереньки. Чтобы понять о чем идет речь, необходимо сделать небольшой экскурс в область человеческой психики, особенно в те ее области, которые принято считать «само собой разумеющимися», или, другими словами, о которых не принято говорить в кругах профессиональных психологов.

Психика человека многокомпонентная система. И одни и те же компоненты в психике разных людей могут не только достигать разной степени развитости, но могут быть и различным образом взаимосвязаны между собой, образуя качественно различные структуры управления информационными потоками. В зависимости от архитектуры структуры психики, она оказывается способной поддерживать один образ мыслей и его выражающее поведение индивида, и не способна поддерживать другие, с нею не совместимые.

Конечно, людей на Земле уже около 6 миллиардов, и психике каждого индивида свойственна уникальность — неповторимое своеобразие. Тем не менее всё это разнообразие поддается вполне определённой классификации. Пушкин, повидимому, какое-то представление об этой классификации имел еще в начале прошлого века.

Суть затронутого нами вопроса о психической подоплеке культуры состоит в том, что поведение особи биологического вида, называемого ныне Человек Разумный, подчас безо всяких к тому оснований в поведении большинства представителей этого вида, строится на основе взаимодействия:

· врожденных инстинктов и безусловных рефлексов,

· бездумно-автоматической отработки привычек и освоенных навыков поведения в ситуациях-раздражителях,

· разумной выработки своего поведения на основе памятной и вновь поступающей информации,

· интуиции, выходящей за границы инстинктивного и разумного, рекомендации которой впоследствии могут быть поняты разумом.

Хотя в психике всех людей всё это так или иначе присутствует, но у разных людей эти компоненты по-разному взаимосвязаны и взаимодействуют между собой. В зависимости от того, как все эти компоненты иерархически организованы в психике индивида, можно говорить о строе психики каждого из них. Можно выявить следующие основные типы строя психики индивидов:

· животный строй психики, если поведение индивида подчинено инстинктам — вне зависимости от степени его отесанности культурой, в которой голые инстинкты скрываются под различными оболочками, предоставляемыми цивилизацией, порабощая разум и интуицию (т.е. теоретически возможна, хотя исторически и не состоится, цивилизация идеально телесно человекообразных и говорящих, но всё же обезьян — по существу их психической организации);

· строй психики зомби-биоробота, если в поведении индивида над инстинктами господствуют бездумные привычки и культурно обусловленные комплексы как традиционные, так и нововведенные, подавляющие их волю, свободомыслие, интуицию, и непосредственное чувство Божьего промысла по совести;

· строй психики демона, если индивид осознанно или бессознательно упивается своей силой воли, подчиненными воле возможностями и индивидуальной разумностью, вышедшими, по его мнению, из под диктата инстинктов и культурно обусловленных программ поведения.

Но и это еще не всё. Индивидам, образующим общество и его подмножества, свойственно порождать коллективную психическую деятельность и эта коллективная психическая деятельность может быть в общем-то всего двух видов:

· в одном случае к ошибкам совершенным одним индивидом статистически преобладает добавление ошибок, совершаемых другими. Ком множества их ошибок растет и угнетает общество до тех пор пока оно не сгинет под их гнетом, либо же пока оно не начнет порождать коллективную психическую деятельность второго вида;

· во втором случае преобладает иная статистика, в которой ошибки, совершенные одним индивидом, устраняются и компенсируются другими, но при этом каждый заботится о том, чтобы самому совершать меньшее количество ошибок, чтобы не обременять других необходимостью устранения их последствий.

Но кроме того индивиды могут различаться и по взаимоотношениям их индивидуальной психики с порождаемой ими коллективной. При этом индивид:

· либо подневолен коллективной психической деятельности и тогда это — стадность даже в том случае, если в этой психической эгрегориальной стадности есть вожак, деспот над стадом — сам часть стада, подневольная стадности;

· либо он свободный соучастник коллективной психической деятельности (тем не менее и при этом по отношению к одной стадности он, возможно, выступает в качестве пастуха, будучи не свободным в каком-то ином качестве). Также следует иметь в виду, что и «стадность», и «коллективная свобода», в зависимости от характера информационных процессов в них, могут порождать как «лавину бедствий и ошибок», так и некоторое безошибочное функционирование коллектива в целом.

Это означает, что все достижения культуры как духовной, так и материальной, все теоретические знания и практические навыки (теоретически формализованные и неформализованные), освоенные индивидом, — только приданное к его строю психики.

Иными словами, человеческое достоинство выражается не в образовании, знаниях и навыках, а в определённом строе психики. То же касается и обществ: общество людей характеризуется не достижениями его культуры в области науки, техники, магии, а определенной организацией индивидуальной и коллективной психики.

Отсюда, состоявшимися людьми являются те, чей разум в их жизненном развитии опирается на инстинкты и врожденные рефлексы, кто прислушивается к интуитивным прозрениям, различая в интуиции вообще Божье водительство, наваждения сатанизма, проявления активности коллективной психики общества и своею свободной волей строит свое поведение в ладу с Божьим промыслом, не порождая в обществе коллективную психику типа разрастающаяся лавина ошибок.

Не осознавая всего этого, многие индивиды на протяжении всей своей жизни пребывают при одном каком-то строе их психики, но многие другие на протяжении жизни изменяют строй своей психики необратимо и неоднократно; также многочисленны и те, чей строй психики неоднократно, но обратимо изменяется даже на протяжении одного дня, а не то чтобы в течение их жизни.

Вся эта многовариантность организации психики тех, кому Свыше дано быть людьми в предопределённом Богом смысле этого слова, — объективная данность на каждом этапе исторического развития, которую можно рассмотреть еще более детально, чем это сделано в настоящей работе.

И именно с позиций признания этой объективной данности можно сказать, что общественный прогресс выражается в вытеснении в обществе одних типов организации психики другими. Соответственно этому человечество может продвигаться:

· в направлении скотства при статистическом преобладании животного строя психики, когда человекообразных цивилизованных обезьян будут пасти биороботы, запрограммированные культурой, при господстве над теми и другими демонических личностей;

· в направлении биороботизации, когда скотство будет беспощадно подавляться, а над массой биороботов будут, как и в первом варианте господствовать демонические личности;

· в направлении человечности, в которой скотство, биороботизация и демонизм будут поставлены в состояние невозможности осуществления.

Мы не можем сказать определенно насколько все это понимали Эзоп, Лафонтен, Крылов и другие известные баснописцы; можно лишь предположить, что, подмечая сходственность черт характера отдельных животных и людей, они всего лишь фиксировали (скорее всего неосознанно) на уровне второго смыслового ряда басни присутствие животного строя психики у человека. И традиционно все культурные (в смысле принадлежности к толпо-”элитарной” культуре) люди воспринимали творчество баснописцев, как искреннее стремление искоренить человеческие пороки. Но вряд ли кто из создателей басен и их читателей задумывался над тем, что сами животные непорочны: какими их создал Всевышний, такими и уходят они в мир иной. То есть от рождения и до смерти они — всегда полноценные бараны, быки и волки. Потому что они лишены свободы воли и свободы выбора и нет в том их вины. Другое дело человек: он награжден от Бога разумом, итуицией, свободой воли; но не каждый родившийся человеком состоялся при своей жизни в качестве человека. Так, одни, благодаря воспитанию, уже на стадии детства преодолевают в своем строе психики некоторые черты животных, другие — в пору зрелости, а многие до конца жизни не осознают, что животный строй психики доминирует в их поведении.

Другой, не менее важный вопрос: насколько басни, высмеивающие пороки от природы непорочных животных, действительно могли способствовать человеку в преодолении им животного строя психики? Если судить об этом по достижениям культуры наиболее развитых стран Запада, то можно прийти к печальному выводу: животный строй психики попрежнему доминирует там как в личностном плане, так на уровне коллективного бессознательного. Причина такого положения в том, что все искусство Запада насквозь пронизано иронией, сатирой, юмором. Еще Томас Манн, один из столпов современной западной культуры, говорил, что “мир спасет ирония”.

Но в действительности дело обстоит таким образом, что осмеянный порок всего лишь перестает быть страшным и не осознается в качестве реальной опасности, а значит и в какой-то мере сохраняет свою привлекательность. Достаточно вспомнить с каким упоением Запад смеялся над образами Гитлера и его планами, создаваемых гением сатиры и юмора первой половины ХХ века Чарли Чаплиным. Этот комик много сделал для подготовки общественности Запада ко второй мировой войне и, видимо, не случайно благодарные режиссеры этого трагического глобального спектакля поставили ему памтник в Швейцарии, на берегу Женевского озера. Придет время и, вполне вероятно, подобные памятники будут поставлены Райкину, Альтову, Жванецкому и другим гениям юмора времен “холодной войны”: они также неплохо поработали «на победу», о которой до сих пор с упоением говорят заправилы Запада. Наши юмористы всем своим поведением также демонстрируют окружающим животный строй психики в повседневной жизни, потому что о другом — человечном — не имеют даже представления. Баснописцам прошлого нельзя все это ставить в вину, поскольку они жили и творили в пределах толпо-”элитарной” логики социального поведения, которая доминировала в обществе до середины ХХ века.

Чтобы понять, как это сказалось на самом процессе творчества, необходимо вспомнить, что басня, как устный вид творчества, появилась в очень далекие времена, по крайней мере не позднее чем времена рабовладельческого строя. Рабовладельцы считали рабов «говорящими животными»; рабы же, по своему защищая свое человеческое достоинство, сочиняли истории, в которых их хозяева также выводились в качестве животных. История говорит о том, как Эзоп, собирая на рынке эти шедевры устного творчества, рассказывал их в кругу ближайших друзей своего хозяина-рабовладельца и те с удовольствием над ними смеялись. Другими словами, хотели этого или нет сочинители басен и их рассказчики, но все они в какой-то мере способствовали закреплению в психике человека животного строя психики.

Современным юмористам этого делать непозволительно — они живут впериод времени, когда в обществе активно формируется иная, альтернативная толпо-”элитарной”, логика социального поведения, проявления которой в далеком будущем интуитивно ощущал А.С.Пушкин. По своему он тоже великий баснописец, но уже нового времени, новой логики социального поведения. Как новый Эзоп будущей эпохи, он интуитивно подмечал сходственные черты характера людей и отдельных социальных явлений и мы можем узнать их благодаря разработанной им системе символов. Отсюда загадочность и даже некоторая мистичность многих его бессмертных творений.

Можно сказать, что “Эзоп с его вареным языком” позволял лишь выделить присутствие животного строя психики в поведении человека, но не создавал ориентиров человечного строя психики. И не потому, что не хотел — для этого в толпо-”элитарной” логике социального поведения еще не было условий. Пушкин, как символический ответ русского народа на петровские реформы, явившись в России за столетие до начала процесса смены логики социального поведения, живым эзоповским языком своей музы формировал в коллективном сознательном и бессознательном ориентиры человечного строя психики.

Человек — существо общественное. Индивидуализм, эгоизм, какими бы философскими построениями, претендующими на то, чтобы слыть “памятниками здравой мысли” [4] они не прикрывались, остаются в человеческой культуре конца ХХ века всего лишь проявлениями животного строя психики. Пушкин, видимо, имел об этом представление еще в начале ХIХ века:“Может ли быть пороком в частном человеке то, что почитается добродетелью в целом народе? Предрассудок сей, утвержденный демократической завистью некоторых философов, служит только к распространению низкого эгоизма” [5]. Этим кратким замечанием Пушкин предвосхищает все обилие многословных объяснений официальной пушкинистики причин непонимания Западом как любви России к Пушкину, так и приверженности ее народов к духу коллективизма, общинности.

Российская интеллигенция, зараженная с петровских времен духом либерализма (который — всего лишь удобное название эгоизма), не внемлет живому языку русского Эзопа и ей непонятен смысл ключей иносказания, данного в 22-х октавном предисловии к «Домику в Коломне».

Язык мой — враг мой: все ему доступно,

Он обо всем болтать себе привык.

Фригийский раб, на рынке взяв язык,


Сварил его (у господина Копа

Коптят его). Эзоп его потом

Принес на стол… Опять, зачем Эзопа

Я вплел, с его вареным языком,

В мои стихи?

Мастер умолчаний, Пушкин в последней ХХII октаве предисловия, назвав язык Эзопа «вареным», через систему противопоставлений, дает понять читателю о том, что существует еще и язык живой, которому, в отличие от языка мертвого — вареного, «все доступно». ХХII октава предисловия поэмы самая трудная и для поэта, и для читателя. Для поэта потому, что в восемь строк необходимо было упаковать огромный объем информации исторического и мировоззренческого характера, не опустившись при этом до назидательного тона. Без системы оглашений и умолчаний сделать этого было невозможно; при этом необходимо было чтобы оглашения и умолчания не подавляли содержательно друг друга. Для будущего читателя вся трудность — в раскрытии иносказаний и символики данной через систему оглашений и умолчаний.

Что вся прочла Европа,

Нет нужды вновь беседовать о том!

Насилу-то, рифмач я безрассудный,

Отделался от сей октавы трудной!

И все-таки одну басню-притчу Пушкин написал, в 1829 году, за год до того, как им был создан «Домик в Коломне». В ней вы не найдете, как в баснях И.А. Крылова, истории взаимоотношений животных, в ней действуют люди, но именно через эту басню-притчу можно понять, что значит видеть “общий ход вещей” и как опасен узкий профессионализм.

Сапожник

Картину раз высматривал сапожник

И в обуви ошибку указал;

Взяв тотчас кисть, исправился художниик.

Вот, подбочась, сапожник продолжал:

«Мне кажется, лицо немного криво…

А эта грудь не слишком ли нага?…»

Тут Апелесс прервал нетерпеливо:

«Суди, дружок, не свыше сапога!»


Есть у меня приятель на примете!

Не ведаю, в каком бы он предмете

Был знатоком, хоть строг он на словах;

Но черт его несет судить о свете:

Попробуй он судить о сапогах!

“Провидение не алгебра. Ум человеческий, в простонародном выражении не пророк, а угадчик. Он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, зачастую подтверждаемые временем. Но невозможно ему предвидеть случая — мощного, мгновенного орудия Провидения”. Этими словами Пушкин завершил план третьей критической статьи к “Истории русского народа” Н. Полевого, которая была написана в Болдино в октябре 1830 г. в процессе работы над “Домиком в Коломне”. В приведенном фрагменте способность «видеть общий ход вещей» — главное в умении управлять социальными процессами.

Интересовали ли Пушкина социальные процессы? Конечно, иначе в двадцать пять лет не появился бы “Борис Годунов”, а в тридцать — “Скупой рыцарь”. Да и статьи, письма поэта говорят о круге вопросов, которые его интересовали. Могла ли понять проблемы, которые его волновали, современная ему элита? Нет, он ушел из жизни не понятый, даже после того, как Николай I, император России дал ему самую высокую оценку — умнейший муж России. Уже тогда общественному мнению навязывался стереотип Пушкина-человека, интересы которого не выходили за рамки интересов людей его круга (вино, карты, женщины) и марающего занятные вирши от скуки и стремления быть оригинальным. Но и сегодня вся официальная пушкинистика бьется в истерике, как только сталкивается с иной точкой зрения, согласно которой Пушкин — глубочайший филосф-мыслитель, достигший совершенства не только в искусстве владения словом (этого никто из “пушкинистов” не отрицает), но и в умении доносить до широкого круга читателей сложнейшие вещи мировоззренческого, исторического и социального характера через свою особую систему образов, в основе которой очень простой принцип: сходственность черт характеров людей, животных, природных явлений с чертами явлений и процессов социальной жизни.

В какой-то мере этой системой умолчаний пользовались и до сих пор пользуются многие в искусстве, поскольку искусство всегда символично, но Пушкин достиг в ней совершенства.

На поверхностный взгляд, произведения искусства, имеющие в своей основе иносказание, часто выглядят недостаточно занимательно, иногда кажутся лишенными логики и целостности повествования. Но это особый метод отбора читателя, которым пользуется подлинный мастер, знающий не только истинную цену своему творению, но также и цену его “ценителям”. Данный метод, основан на понимании, что интеллекту свойственно стремление к целостности и объяснению причинно-следственных обусловленностей процессов, с которым сталкивается сознание. Но в этом проявляется объективное свойство процессов отображения в целостной вселенной, частью которой и является человек разумный.

Поэтому, продолжая раскодирование иносказаний произведений А.С. Пушкина, мы обратились к “Медному Всаднику” потому, что это единственная вещь, в которой загадочные и неясные образы, порождаемые словами текста наряду со вторым смысловым рядом, вскрывают еще и третий, который, как нам видится, отражает те явления единого и целостного мира, на которые только указуют слова текста поэмы.

Все предыдущие исследователи последней пушкинской поэмы исходили из того, что поэт описывал лишь явления прошлого. Они не понимали главного: Первый Поэт России владел Законом Времени и потому в его системе образов понятия прошлого и будущего не совпадали с понятиями исследователей его творчества.

При поверхностном взгляде поэма продолжает сюжетную линию “Домика в Коломне”, которая заканчивается загадочным исчезновением меняющей свое обличье Мавруши, пришедшей на смену “стряпухе Фекле, доброй старухе, давно лишенной чутья и слуха”. Но если Фекла и Мавруша — образы, последовательно сменяющих в России друг друга атеистических идеологий библейской концепции, воспринимаемых обыденным сознанием толпо-”элитарного” общества в качестве христианства и марксизма, то Евгений — образ носителей концепции в целом. Отсюда история Евгения — это история формирования и ликвидации самой древней и самой “культурной” мафии когда-либо существовавшей на Земле. По нашему мнению, причина особого и во многом бессознательного интереса к поэме кроется в том, что процесс этот еще не закончился и поколение живущих в конце ХХ столетия является невольным свидетелем его завершения.

Россия — самодостаточная региональная цивилизация — последнюю тысячу лет неосознанно противостоит экспансии атеистичной по сути своей библейской концепции, жертвой которой пал Запад в его истории и культурном развитии. ХХ век — кульминация этого противостояния: в нем идет сложный информационный процесс самоидентификации и ликвидации самой древней и самой “культурной” мафии, явившей свое подлинное лицо миру в двух социальных катаклизмах, потрясших российское общество в начале и конце века. Описание этого сложного процесса, предстающего на уровне второго смыслового ряда в качестве двух революций (начала века — октябрь 1917 г., и конца — август 1991 г.) и посвящены, по нашему мнению, обе части столь загадочной поэмы.


И египтяне были в свое время справедливы и

человеколюбивы!

Козьма Прутков.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1994 г. в Санкт-Петербурге тиражом 2.000 экз. вышла небольшая книжка под названием “Неизданный Пушкин”, в которой сообщается о первой публикации полного и наиболее достоверного текста знаменитой поэмы “Медной Всадник”. Как утверждают члены редакторской группы, на основании неизвестных раннее документов, им удалось установить единственный смысл загадочной поэмы. При этом они полагают, что «Все многочисленные попытки истолковать смысл поэмы без труда подразделяются на две основные группы. Первая из них основана на истолковании прямых, ничем не прикрытых данных текста поэмы. Вторая группа учитывает возможность наличия в тексте поэмы неявных элементов смысла, затрудняющих понимание его в целом. Истолкователям первой группы — “все ясно”. Представителям второй группы “Медный Всадник” кажется “загадочным”.»

Авторы настоящего исследования, причисляя себя к представителям второй группы, предлагают систему раскодирования образов поэмы, в основе которой лежит осознание целостности всего литературного наследия Первого Поэта России. Особую роль в этой системе, занимает тема Древнего Египта.

Впервые поэт обратился к ней в процессе работы над “Клеопатрой” осенью 1824 года, во время пребывания в ссылке в Михайловском, а завершил её “Египетскими ночами” тоже в Михайловском и тоже осенью, но уже 1835 года. Так египетская тема стала своеобразным обрамлением 11-летнего творческого цикла, в который вошли многие хорошо известные произведения (“Борис Годунов”, “Домик в Коломне”, “Повести Белкина”, “Маленькие трагедии”, “Медный Всадник”, “Пиковая дама”), а также некоторые малоизвестные вещи, наложившие, однако, неповторимый отпечаток на второй смысловой ряд всех пушкинских творений. Особое место среди них занимает “Ответ анониму”:

О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье

Приветствует мое к блаженству возрожденье,

Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,

Указывая путь и посох подает;

О, кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,

Иль юности моей товарищ отдаленный,

Иль отрок, музами таинственно храним,

Иль пола кроткого стыдливый херувим, —

Благодарю тебя душою умиленной.

Вниманья слабого предмет уединенный,

К доброжелательству досель я не привык —

И странен мне его приветливый язык.

Смешон, участия кто требует у света!

Холодная толпа взирает на поэта,

Как на заезжего фигляра: если он

Глубоко выразит сердечный, тяжкий стон,

И выстраданный стих, пронзительно-унылый,

Ударит по сердцам с неведомою силой, —

Она в ладони бьет и хвалит, иль порой

Неблагосклонною кивает головой.

Постигнет ли певца внезапное волненье,

Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, —

«Тем лучше, — говорят любители искусств, —

Тем лучше! наберет он новых дум и чувств

И нам их передаст». Но счастие поэта

Меж ними не найдет сердечного привета,

Когда боязненно безмолвствует оно…


Аноним — Иван Александрович Гульянов (1789 — 1841 гг.), выдающийся египтолог, член Российской академии; в связи с предстоящей женитьбой Пушкина послал ему, не подписывая своего имени, приветственное стихотворение, выражая уверенность, что семейное счастье послужит для поэта источником новых творческих вдохновений. Знал ли Пушкин, кто такой был И.А.Гульянов? Знал. “Ответ анониму” написан в знаменитую Болдинскую осень 26 сентября 1830 года, т.е. хронологически где-то между завершением “Барышни-крестьянки” (20 сентября 1830 г.) и началом “Домика в Коломне” (9 октября 1830 г.). А годом ранее о Гульянове в письме, написанном по-французски, Пушкина извещает П.Я. Чаадаев:

“Мое самое ревностное желание, друг мой, — видеть вас посвященным в тайны века. Нет в мире духовном зрелища более прискорбного, чем гений, не понявший своего века и своего призвания. Когда видишь, что человек, который должен господствовать над умами, склоняется перед мнением толпы, чувствуешь, что сам останавливаешься в пути. Спрашиваешь себя: почему человек, который должен указывать мне путь, мешает мне идти вперед? Право, это случается со мной всякий раз, когда я думаю о вас, а думаю я о вас так часто, что устал от этого. Дайте же мне возможность идти вперед, прошу вас. Если же у вас не хватает терпения следить за всем, что творится на свете, углубитесь в самого себя и в своем внутреннем мире найдите свет, который безусловно кроется во всех душах, подобных вашей. Я убежден, что вы можете принести бесконечную пользу несчастной, сбившейся с пути России. Не измените своему предназначению, друг мой.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14