Глава 3

Иверсен принес индейское одеяло, которое они постелили в тени берез. Мужчины сидели, скрестив ноги, наблюдая, как Лорна доставала из пакета нарезанную ломтиками ветчину, намазанные маслом булочки, вареные яйца, свежую клубнику, нарезанную ломтиками дыню, пирожные. Она разложила еду по подолу своей юбки, голубые и белые оборки которой придавали ей сходство с тентом.

— Ах, а здесь гораздо приятнее, правда? — воскликнула Лорна.

Харкен пытался восхищаться угощением, а не хозяйкой стола, но это было нелегко. Закинув руки, она вытащила шляпную булавку, сняла шляпку и бросила ее на траву, а затем расстегнула ворот блузки.

— Ах, как чудесно в тени!

Она снова закинула руки, чтобы подколоть волосы, наклонив голову так, что камея спряталась под подбородком, при этом выпукло обозначилась грудь, а широкие рукава упали до плеч.

Опустив руки, она подняла глаза и поймала взгляд Харкена. Он тут же отвел его в сторону.

— Так-так! — Лорна деловито сдвинула брови и оценивающе взглянула на закуски. — Клубника, ветчина, яйца… Джентльмены, что вам предложить для начала? — Взяв в руки блюдце, она устремила взор на Иверсена.

— А всего понемножку.

Наполнив блюдце и передав ему в руки, она обратилась к Харкену:

— А вам, мистер Харкен?

— Тоже всего понемножку, кроме дыни.

— Да здесь все вкусное и изысканное. — Она выбрала яйца и клубнику, помогая себе при этом мизинцем, в то время как он наблюдал за ее руками.

— А вы бы так не думали, если бы вам довелось помогать миссис Шмитт. Запах кухни — это что-то ужасное.

Она медленно облизала кончики пальцев, передавая ему в руки тарелку.

— Но вы ведь помогаете на кухне?

— Я помогаю с максимальной хитростью. Я мою фрукты и овощи и таскаю их. Котлы очень тяжелые, мисс, это не для женщин. Спасибо, мисс.

Он взял тарелку и принялся за еду, а она в это время думала о кусочках дыни, не имея ни малейшего представления о котле: что он собой представляет и каков должен быть его вес, и неужели все это необходимо даже для такой простой еды, как эта.

— А что еще вы делаете?

Он встретился с ее взглядом и спокойно ответил:

— Я слуга для поручений по кухне и делаю все, о чем меня попросят.

— Ну да, а что еще?

— Ну, сегодня утром был выходной садовника, поэтому в половине шестого я собрал клубнику и после этого…

— В половине шестого!

— Да, потому что миссис Шмитт считает, что самая сладкая клубника та, которую собирают по утренней росе, пока солнце не высушило ее. После этого я вымыл ягоды и наполнил корзину, развел огонь, помог чистить столовое серебро, потому что Честера пока нет, выжал апельсиновый сок, наколол немного льда для клубники, а остальное положил в морозилку, принес пакет с закусками из кладовки, подмел пол на кухне после завтрака и полил огород. Да, чуть не забыл: еще я помогал миссис Шмитт приготовить этот пакет с ленчем.

Лорна вытаращилась на него во все глаза:

— И вы все это сделали за сегодняшнее утро? Несмотря на то, что это ваш выходной?

Харкен сидел с набитым ртом. Не спеша прожевав хлеб с ветчиной, он произнес:

— Мой выходной начинается только тогда, когда я уберу все после завтрака.

— Ничего себе, а я обычно в это время еще в постели.

— Я не против вставать рано утром, потому что это самое хорошее время.

Подумав с минуту, Лорна поинтересовалась.

— А разве у садовника выходной начинается не сразу после завтрака?

— Я думаю, мисс, у него есть особая договоренность с вашей мамой.

— Особая договоренность? Какого рода особая договоренность?

Харкен сделал вид, что занят ленчем, не чувствуя особого желания пускаться в детали, совершенно его, не касающиеся.

Ответил Иверсен:

— Понимаете, когда дело доходит до садоводства, среди местных дам возникает мощная конкуренция.

— Ну… и что?

— А вы ведь знаете, что Смит из Англии.

— Да. И его отец был садовником у самой королевы Виктории. Я даже помню, как мама восторгалась по этому поводу, когда нанимала его на работу. Харкен объяснил:

— Так вот, особая договоренность состояла в том, что Смит нанялся к вашей матери с условием, что каждый уик-энд он будет свободен с восьми часов вечера в субботу до утра в понедельник.

— Ну, теперь понятно, почему по воскресеньям вы еще заняты с фруктами и овощами.

— Да, мисс.

— А твоя мама получает возможность выращивать самые лучшие цветы Озера Белого Медведя, хотя сама она и не делает этого. Обращаюсь к вам обоим: я всегда считал глупостью соперничество наших дам в разведении декоративных садов, ведь своими руками они ничего не делают, — добавил Иверсен.

— То же самое происходит с яхтсменами и парусным спортом, — сказал Харкен. — Они — хозяева судов, а нанимают шкиперов.

— Только во время действительно важных соревнований, типа вчерашнего, — возразила Лорна.

— И если только на это есть разрешение региональной Ассоциации парусного спорта Озера, — вставил Тим.

— Ну и что, неужели вы думаете, что они сами смогут управлять яхтой? — горячо спорил Харкен. — Вот я бы сам управлял, если бы у меня она была.

— Думаю, вы правы, ведь на самом деле нет особой разницы между мамой, нанимающей садовника, и хозяином яхты, приглашающим шкипера.

Иверсен продолжал:

— В Ассоциации уже говорят по поводу того, чтобы изменить правило и узаконить требование, что владельцы яхт должны сами участвовать в гонках.

После этого разговор зашел о шкиперах, нанятых для участия во вчерашней регате.

Лорна взглянула на «стол», выбрала ягодку и откусила половинку.

— А это вам, Тим. — Она протянула ему другую половинку клубнички. — Вы свою репутацию заработали сами благодаря вашей лодке.

— Вы имеете в виду «Может Б»? Ну, мисс Лорна, прошу вас, не портите такой чудный день напоминанием об этом.

Все рассмеялись, а Лорна добавила:

— Я говорю о фотографиях, а не о паруснике. Скажите, а правда, что «Сирс» и «Роубак» собираются продавать наборы ваших фотографий?

— Правда.

— Ах, Тим, вы должны так гордиться этим! И думать о том, что на ваши работы смотрят практически во всех гостиных Америки! Расскажите нам о фотографиях и о тех местах, где вы побывали, делая их.

Он описал им Всемирную выставку в Чикаго, которую фотографировал два года назад, и красивые места типа Большого Каньона, Мехико и Клондайка. Он закурил трубку и сел под дерево, а Лорна тем временем уписывала пирожные и спрашивала его о планах на зиму, когда кончится сезон и он закроет свою студию. Тим ответил, что скорее всего отправится в Египет фотографировать пирамиды.

— Пирамиды… О… — вздохнула она и откусила еще кусочек пирожного, нисколько не заботясь о том, как она смотрится на этом фоне, слушая рассказы Тима и повсюду оставляя крошки, забывая, что у нее в руке.

Харкен сидел на индейском одеяле, положив локти на колени, в полном восторге от ее профиля, манер, быстрой улыбки и непосредственности.

Между тем Лорна обратилась к Иверсену:

— Может быть, вы соберетесь в Нью-Джерси, у Харкена там брат.

Она обернулась и улыбнулась Йенсу, застав его врасплох. Он забыл отвести глаза, и их взгляды встретились. Огромный жук зарылся в траву, и все душистое тепло этого летнего рая гудело от пчел, шмелей и кузнечиков. Прохладная тень, легкая усталость после пикника, приятная беседа — нет слов выразить то непонятное наслаждение и молчаливое стремление больше узнать друг о друге, которое оба чувствуют и которое пробивает броню любых классовых различий. Они просто упоены и восхищаются всем, что видят, пытаясь унести с собой малейшие подробности, чтобы потом, лежа в разных комнатах, на разных этажах, спокойно вспоминать цвет глаз, волос, линию губ, носа, подбородка. Иверсен, сидя под деревом, раскуривал свою трубку и смотрел на молодых людей. Он курил трубку до тех пор, пока его присутствие не положило конец их глупостям, а потом вытряхнул пепел.

Лорна вдруг поняла, как долго они не обращали внимания на Тима. Она оставила Йенса и, взяв в руки первое, что попалось на глаза, — круглую консервную банку, — подошла к Иверсену.

— Как насчет пирожного, пока я не убрала его в пакет?

— Спасибо, я сыт.

— А вы, мистер Харкен? — Она еще не знала, что это могло показаться очень интимным — предлагать пирожное мужчине, но если оставить мысли в стороне, то Лорна, конечно, имела в виду только то, что сказала, безо всякого тайного помысла.

— Нет, спасибо, это для вас. — Он с силой заставил себя оглянуться. Посмотрев на Иверсена, усатая физиономия которого выражала удовольствие, если только можно считать удовольствием потухшую трубку во рту, Харкен тоже понял, что пришло время заканчивать.

— Ну что, Тим, мы идем ловить рыбу или нет?

Лорна дернулась так, словно в нее воткнули булавку:

— Простите, я задерживаю вас. Опустившись на колени, она принялась укладывать оставшуюся снедь в пакет.

— Ничего, мисс Лорна. — Харкен опустился на колени, чтобы помочь, но так получилось, что он сел гораздо ближе к ней, чем в тот раз, когда они чертили лодки на песке. Когда она повернулась, надевая шляпу и прикалывая ее булавкой, он услышал ее запах — теплый, нежный, очень женственный. Она взялась за пакет, но и он взялся за него тоже.

— Я понесу его, — добавил он, ожидая, что Иверсен поднимется и присоединится к ним. — Вы что, собираетесь сидеть здесь целый день или хотите посмотреть, как леди вернется на свою лодку?

Поднявшись на ноги, Иверсен сказал:

— Я отнесу одеяло.

А потом поцеловал руку Лорны.

— Прощайте, мисс Лорна. Желаю удачи с вашим папой.

Йенс и Лорна покинули Иверсена, который остался трясти индейское одеяло, и зашагали плечом к плечу, выйдя из прохладной тени под палящее солнце, и, преодолев полосу зыбучего песка, тронулись по длинному деревянному причалу.

Он так много хотел ей сказать, хотя и знал, что не сможет этого сделать. Она говорила, что через два часа должна быть дома, а уже прошло больше двух часов, и ему показалось, что она слегка спешит. Она не то чтобы спешила, просто ей хотелось поскорее добраться до своей лодки. Обратив свой взгляд на нее, он в последний раз вознаградил себя, рассматривая ее лицо. Нежный подбородок, пухлые губы и солнечные блики в развевающихся лентах шляпки.

Уже в лодке она встала и, повернувшись, пронзила его таким прямым взором, что он не мог его избежать: он почувствовал себя разбитым на мелкие кусочки, как стайка рыбешек разлетается врассыпную, когда близ нее падает камень.

Прощаясь, она произнесла нежно, но без тени сожаления по поводу расставания:

— Спасибо.

— Спасибо вам, мисс Лорна, за пикник.

— Я только принесла пакет с ленчем. Вы же приготовили его.

— С удовольствием.

— Я дам знать, когда поговорю с папой.

Он промолчал.

В молчании прошло еще пять секунд, и от напряжения у обоих свело животы.

— Итак, прощайте, — сказала она.

— До свидания, мисс.

Подав ему руку, она ступила на ялик, и на мгновение они почувствовали прикосновение друг друга. Ее кожа была нежной и гладкой, его же была грубой, как шкура. Она уселась в лодке, а он передал ей пакет. Затем он взялся за нос лодки, чтобы оттолкнуть ее от причала. Перед тем как он это сделал, Лорна обернулась, и поля ее шляпки коснулись его подбородка. Их лица были совсем рядом.

— Завтра утром вы будете собирать клубнику? — спросила она.

У него кольнуло в сердце, когда он отвечал.

— Да, мисс, буду…

— Тогда у меня будет клубника на завтрак, — ответила она, и он с силой толкнул лодку.

Он стоял на причале, ожидая, когда ее лодка совсем исчезнет из виду. Она не дала ему ни малейшего намека на обещание чего-то, надежду, только оглянувшись, крикнула:

— До свидания, мистер Иверсен! Подняла руку и исчезла из виду. Из тени деревьев Тим отозвался:

— До свидания, мисс Лорна!

Она даже не улыбнулась Харкену, но он знал, что она следит за ним, и поэтому смотрел на ее удаляющееся личико до тех пор, пока можно было различить ее черты.

Он думал о ней всю ночь, лежа на раскладушке в своей тесной каморке на третьем этаже с единственным окном, выходящим на огород. Тим сказал только одну вещь, когда он проводил Лорну и возвратился. Он вынул трубку изо рта, взглянул на Пенса единственным здоровым глазом и посоветовал: «Будь осторожен, Йенс».

Ладно, Йенс Харкен будет осторожным. Несмотря на то что сегодня они напропалую строили глазки друг другу, он был далеко не дурак, чтобы не видеть разницы между собой и Лорной Барнетт. Он очень дорожил своей работой, потому что она давала ему возможность находиться вблизи тех людей, которые имели и яхты и свободное время, чтобы предаваться парусному спорту. А вот ей зачем нужно было кокетничать с кухонным рабочим? Конечно, у нее полно кавалеров, которые сейчас крутятся вокруг дома и записываются в карточки для танцев и которые когда-нибудь станут такими же богатыми, как и ее папочка. Когда они входят в гостиную, щегольски одетые, владеющие собственными яхтами, ее мамаша просто щеки надувает, принимая их у себя, а папаша угощает их дорогим бренди.

Йенс был уверен, что как раз один из них вчера вечером сидел с ней рядом за обедом.

Она не казалась легкомысленной, просто за один день ее симпатия к нему стала настолько явной, так же, впрочем, как и у него по отношению к ней, что он вспомнил совет Тима. Ведь медленно растущее влечение опаснее, чем быстрый флирт. Ему бы, конечно, лучше заняться маленькой Раби, которая последнее время частенько засматривалась на него. Она тоже служанка по кухне, ирландка, с курчавыми рыжими волосами и вся в мелких веснушках. А Пенсу, истому норвежцу, и курчавые рыжие волосы, и веснушки, конечно, казались некрасивыми. Тяжелые, густые каштановые волосы Лорны ему нравились больше. Он вспомнил, как она вышла из лодки, разгоряченная, упругие бесчисленные кудри покрывали ее плечи, глянцевитые завитки прилипли к вискам. Йенс всегда поражался, как изящным дамам удается сохранять самообладание в самое жаркое летнее время. И в самом деле, в такую жару Лорна на лодке пересекла все озеро, чтобы затем просто снять шляпку, распустить волосы и весь пикник провести с человеком, которому она должна была выказывать полнейшее равнодушие, почти презрение. Короче, обычная картина: богатые всегда презирали тех, кто на них работал.

Хотя как будто бы сегодня мисс Лорна Барнетт презрения совсем не показывала.

Лежа в своей каморке и перебирая в памяти последние эпизоды, Йенс пытался выбросить ее из головы. Простыни ему казались жесткими, подушка жаркой, поэтому он повернулся на бок, подложил подушку холодной стороной под голову и закрыл глаза, но мысли все равно лезли в голову. Он воображал ее то в одной позе, то в другой, то она выходит из лодки, то весело улыбается, спрашивая, будет ли он собирать завтра клубнику на завтрак. Он снова и снова вспоминал славное создание с живыми глазами и чудесной улыбкой.

А что, если она тоже лежит без сна и вспоминает события минувшего дня?

Мисс Лорна Барнетт вытянулась в постели, закинув руки за голову и уставившись в потолок. Когда она выходила из лодки, она даже представить себе не могла, что ей преподнесет сегодняшний пикник.

Йенс Харкен.

Она думала о его имени, не произнося его вслух, потому что для нее назвать его по имени было то же самое, что пересечь демаркационную линию, а это даже при ее независимом характере было нелегко. Но даже просто думать об этом доставляло удовольствие.

Йенс Харкен, кухонный работник… Боже праведный, что же еще предстоит ей испытать?

Ведь она и раньше приходила к Тиму разузнать побольше о яхтах, которыми увлекалась, тем более что ей не разрешали ходить под парусом, но однажды она все-таки попробовала. После этого Лорна хотела создать женскую команду парусного спорта в яхт-клубе, у которой должны были быть принципиально новые яхты, разве она не говорила об этом? Так что если папа откажется выслушать соображения Харкена, то она, наоборот, возьмет их на вооружение.

Папа — такой упрямый, несговорчивый человек. Сначала она хотела попробовать уговорить его хотя бы выслушать Харкена, рассчитывая на его снисхождение, если все-таки план Харкена будет одобрен и команда «Белого Медведя» в конце концов станет победителем. Но теперь, посидев с ним на пляже и увидев, как его сильные руки рисуют лодки на песке, она решила действовать иначе. Откуда он мог все это знать, не имея специального образования по судостроению? Она поверила в то, что он сможет построить новую яхту только благодаря силе его убеждения. В течение всего времени, пока они были вместе, он держался на расстоянии; только когда они сидели на песке и говорили о конфигурации киля, только в этот момент она почувствовала, что он говорит с ней на равных и разница в их положении исчезла. Когда она взглянула ему в лицо и спросила, где он всему этому научился, то он ответил; «Я не знаю». Иона подумала: «А ведь он действительно не знает!» С этого момента в ней начало расти чувство восхищение им и его работой.

Она стояла рядом с ним на коленях, глядя в его голубые глаза, и думала: «Он сможет осуществить эту сумасшедшую затею. Я знаю, что он сможет». А когда села на корточки, то в голову полезли совершенно другие мысли: «До чего же хорош собой!»

Его глаза и его лицо и на следующий день все время стояли перед ней, не отпуская ни на минуту, хотя дома старалась не думать об этом. Такой красивый прямой нос, чистая кожа, четко очерченный рот на гладком лице. Она привыкла к бородатым: все мужчины, которых она знала, имели какую-нибудь растительность, будь то усы или борода. Поэтому лицо Харкена поражало своей гладкостью и чистотой помимо того, что оно было просто привлекательным. Таская тяжести на кухне, глыбы льда, тяжелые котлы и, кто знает, что еще, он стал сильным и мускулистым.

Сколько времени он уже здесь пробыл? Приходилось ли ему работать в городе прошлой зимой? Работал ли он здесь в доме прошлым летом? А позапрошлым летом? Почему ей не пришло в голову спросить его об этом раньше? Она вдруг захотела узнать о нем все, решительно все — о его матери и отце, о том, как он пересекал океан, о его детстве и о годах, проведенных на Восточном побережье, и особенно ей хотелось узнать о том, сколько времени он уже пробыл на их кухне, ведь он дотрагивался до всего, чем пользовалась и она, — еды, столового серебра и прочего.

Похоже, после этой мысли она пришла к некоторым выводам.

Взглянув в темноту, она свесила ноги с кровати и обеими руками взъерошила волосы. Боже мой, хоть бы эти сверчки замолчали! И хоть бы чуть-чуть прохлады и свежего ветерка! Она глубоко вздохнула и передернула плечами.

Хватит думать про Йенса Харкена, вот и все. Если ей нужно с кем-то кокетничать, этим можно заниматься и с Тейлором Дювалем. Тем более что мама и папа хотят, чтобы она вышла за него замуж. Она это знала точно, хотя пока еще никто с ней об этом не говорил. К тому же вчера именно с Тейлором она чуть не поцеловалась. А сегодня уже кухонный слуга! Лучше вообще выбросить из головы эти дурацкие мысли!

Она повернулась на бок, подложила подушку под щеку, подняла одно колено и задрала рубашку, чтобы свежий ветер обдувал ноги.

Но заснуть все равно не могла. И перестать думать о Йенсе Харкене тоже.

На следующее утро Лорна проспала завтрак. Когда она вошла в столовую, там было тихо и пусто. На столе ни столовых приборов, ни свежей клубники, которую собирался принести Харкен. В комнате пахло лимоном, а посреди стола красовался свежий букет, говорящий о том, что Лавиния пробыла здесь довольно долго. Лорна взглянула на дверь в кухню: она могла бы пойти туда и попросить чего-нибудь перекусить — логично по сути, чтобы увидеться с Харкеном, хотя по форме может превратиться в опасную привычку.

И Лорна, поразмыслив, пошла по комнатам и вскоре увидела матушку, которая что-то писала за дубовым секретером. Все тут было просто и незатейливо, по-старинному, комната была вся залита солнечным светом и утопала в теплых тонах персикового цвета и слоновой кости. Скромный ситец заменял шкуры диких животных, а в распахнутые двери, которые вели на солнечную восточную веранду, дул свежий ветер.

— Доброе утро, мама.

Лавиния коротко взглянула, продолжая писать:

— Доброе утро, дорогая.

— Кто-нибудь есть в доме? Впечатление такое, что все исчезли.

— Отец в городе. Тетушки сидят на веранде, а девочки пошли в гости к Бетси Уайтинг. Я точно не знаю, где Серон. Но он со своей подзорной трубой, наверное, залез куда-нибудь на дерево.

— А папа вернется к вечеру?

— Нет, он там останется до утра.

— Ах, черт возьми, ну почему же?

— Я попрошу тебя без этих вульгарных выражений, Лорна. Что за важность такая, если ты даже и дня подождать не можешь?

— Да ничего. Я просто хотела поболтать с ним.

Она направилась к двери, но Лавиния ее остановила.

— Одну минуту, Лорна. Мне нужно поговорить. Вернувшись назад, Лорна без предисловий затянула нудным голосом:

— Ну, мама, я знаю, что вчера обещала вернуться через два часа, но на озере было так хорошо…

— Я не об этом. Закрой дверь, дорогая.

Лорна закрыла дверь и, ничего не подозревая, уставилась на мать.

— Я по поводу субботнего вечера, — жестко сказала Лавиния.

— Субботнего вечера? — переспросила Лорна. усевшись на низкий диван.

Лавиния откинулась в кресле.

— И я, и тетушка Генриетта видели, так что те, то был в комнате, конечно, тоже обратили внимание.

— Обратили внимание на что?

— На то, что ты пригласила Тейлора на веранду.

Лорна вытаращила глаза, а Лавиния продолжала.

— Лорна, этого просто нельзя было делать.

— Мама, но ведь в комнате было почти пятнадцать человек!

— Это не имеет значения, я говорю о твоих манерах.

— Но, мама…

— Ты самая старшая, Лорна. С тебя берут пример младшие сестры, и поверь, дорогая, из любви к тебе я все больше и больше внимания должна уделять тому, чтобы ты развлекалась в рамках приличий. Я говорила тебе об этом и раньше, но, как тетушка Генриетта сказала…

— О, проклятая тетка! — Лорна всплеснула рунами и вскочила на ноги. — Как тут не поверить, что у нее в ухе подслушивающее устройство. Но ей-то какое дело до этого?

— Тсс! Потише, Лорна!

Лорна понизила голос, но не отрывала взгляда от лица Лавинии.

— Ты же знаешь пунктик тети Генриетты! Она ненавидит мужчин, и в этом все дело. Она же сама мне рассказывала, что у нее был поклонник, но он бросил ее ради кого-то, и с тех пор она мужчин терпеть не может.

— Все может быть, но в данном случае она думала только о твоем благополучии.

— Мама, я думала, тебе нравится Тейлор.

— Да, дорогая. И мне, и папе, нам обоим нравится Тейлор. Мы уже давно решили, что он был бы тебе прекрасным мужем.

Это было то, что Лорна давно уже знала. Лавиния опустила глаза на секретер, она держала ручку в горизонтальном положении и уже несколько раз опускала ее в чернильницу.

— Я никогда не упоминала об этом раньше, но тебе уже восемнадцать лет, и Тейлор этим летом обращал на тебя много внимания. Но, Лорна, все-таки когда в комнате его отец с матерью, а ты приглашаешь его на веранду…

— Я не приглашала его на веранду! Было очень жарко, а мужчины вовсю дымили сигарами… и, кроме того, с нами все время была Дженни.

— И какой же урок извлечет Дженни из этого любовного тет-а-тета, где ты задавала тон?

— Любовного… — Лорна так возмутилась, что не могла даже рта закрыть. — Мама, я не участвовала ни в каком любовном тет-а-тете!

— Серон видел вас однажды в подзорную трубу.

— Ну и мерзавец этот Серон!

— В другой раз, тоже вечером, когда вы возвращались с джазового концерта…

— Засунуть бы эту подзорную трубу Серому в задницу!

— Не сомневаюсь, что ты бы смогла это сделать, — промолвила Лавиния, приподняв левую бровь.

Облокотившись на ручку дивана, Лорна откровенно призналась:

— Мама, Тейлор поцеловал меня. Что ж тут плохого?

Лавиния сжала руки.

— Ну, я думаю, что ничего. Кто-нибудь даже мечтает об этом, но ты никогда не должна…

Лавиния замолчала, как бы подыскивая подходящую фразу. Кашлянув, она отвернула пунцовое лицо в сторону и еще крепче сжала пальцы с побелевшими костяшками.

— Не должна делать чего, мама? Вперив взгляд в свои руки, Лавиния едва слышно прошептала:

— Не позволяй им коснуться до тебя!

Лорна тоже вся вспыхнула.

— Мама, — прошептала она возмущенно, — я и не позволяю!

Взгляды их встретились.

— Ты должна понять, Лорна, что матери очень трудно сказать об этом, но предупредить тебя — моя обязанность. Мужчины будут добиваться этого. — Она дотронулась до руки дочери. — Даже Тейлор. Какой бы он ни был прекрасный молодой человек, он будет домогаться тебя, и вот когда он позволит себе это, ты немедленно должна расстаться с ним. Ты должна прийти домой или настоять на том, что тебе обязательно нужно домой. Понимаешь?

— Да, мама, — ответила Лорна спокойно. — Можешь поверить, что я поступлю именно так.

Взгляд Лавинии потеплел. Откинувшись назад, она расслабилась и разжала руки. Краска постепенно сошла с ее лица.

— Ну что ж, все эти неприятные вещи сказаны ради твоего же блага. А в будущем могу я положиться на то, что Тейлор будет именно тем молодым человеком, чье предложение ты примешь?

— Мама, я не уверена, что он ухаживает за мной.

— Ну а как же, конечно, ухаживает. Он просто ждет, когда ты повзрослеешь. Вот поэтому я и предупредила тебя.

Казалось, что еще можно сказать?

— Мама, я пойду?

— Да, разумеется, я должна закончить мои письма.

Лорна медленно дошла до двери, открыла ее и покинула комнату в полном смущении. Что же конкретно сказала мама? Что целоваться можно в определенных границах? И что мужчины будут стараться нарушить эти границы? Мама предупредила, но так расплывчато, что непонятно, как этим пользоваться практически, ведь ничего конкретного она не сказала.

Однако кое-что Лорна поняла довольно ясно. Уж если мама так всполошилась, только увидев ее вместе с Тейлором на веранде, можно себе представить, что с ней будет, когда она узнает, что у Лорны дружба с кухонным слугой и они были вместе на пикнике.

Поразмыслив, Лорна решила, что следует быть более осмотрительной и держаться подальше от кухни, чтобы не нажить себе неприятностей.

Остаток дня в понедельник проходил тихо и был небогат событиями. Все были заняты своим делом: кто-то возился в саду, а кому-то нравилось собирать ракушки и ловить бабочек, читать, вышивать, ходить по магазинам, пить лимонад на веранде или играть на пианино. И только Лорна слонялась без дела, не зная, куда себя деть.

Она вспомнила про теннис, но ее партнерша и подруга Феба Армфилд уехала в Сент-Пол по магазинам, а сестры ушли к Бетси Уайтинг. Можно было бы пойти половить рыбу, но она боялась просить надувную лодку после вчерашнего опоздания. Есть еще ялик, но тогда придется договариваться с Тимом и Харкеном, а это уже хлопотно. После ленча, во время которого Лорна поинтересовалась, собирал ли Харкен ягоды, она полежала в гамаке, поиграла с сестрами в крокет и перед самым ужином поймала Серона в его комнате, пригрозив отобрать у него подзорную трубу, если он не перестанет шпионить.

Корча рожи и дразня сестру криками: «Лорна и Тейлор — жених и невеста, тили-тили-тесто, жених и невеста!», Серон забрался на самый верх лестницы, и она не смогла его поймать.

Наконец рано вечером появилась Феба Армфилд. Они вышли из дома и спустились вниз к озеру.

— Пойдем к нам, я покажу тебе, что я сегодня купила.

— Я так рада, что ты пришла! А то я бы сегодня со скуки помирала.

Летняя резиденция Армфилдов была значительно больше, чем усадьба Барнеттов. Она насчитывала семнадцать комнат и занимала площадь почти пятнадцать акров: отец Армфилд был представителем второго поколения властителей горнорудной империи, которая держала в своих руках все — от добычи железной руды и сталеплавильных заводов до строительства железных дорог.

Комната Фебы окнами выходила на озеро. Двери были раскрыты настежь. На вешалке Лорна увидела костюмы, которые Феба смастерила для своего друга — один для ночной парусной прогулки, которую организовывал яхт-клуб, а другой для танцевального вечера на борту «Диспетч» в следующий уик-энд.