— Лорна, дорогая… ты очнулась. Сестра Марл перекрестилась.

— Как долго я спала?

— Со вчерашнего вечера. Почти сутки Лорна тихонько пошевелила ногами, и сестра Марл убрала руку с кровати.

— Мне больно.

— Понимаю. Конечно, больно. У тебя были разрывы во время родов, а ты после этого бегала. Мы боялись, что ты истечешь кровью и умрешь.

Лорна приподняла одеяло с бедер, ощутив запах крови и лекарств.

— Что там у меня?

— Припарка из окопника, чтобы все зажило, так разрывы зарубцуются быстрее.

Лорна опустила одеяло и с извиняющимся видом посмотрела на сестру Марл.

— Я ударила вас. Простите. Сестра Марл мягко улыбнулась:

— Я уже простила.

Лорна закрыла глаза. Ребенка у нее отняли. Йенса рядом нет. Все тело болит. Жизнь показалась ей бессмысленной.

Снова зажужжала муха, но больше никакие звуки не нарушали тишину монастыря. Сестра Марл сидела с таким терпеливым видом, с каким может сидеть только монахиня… она ждала… ждала… давая Лорне столько времени, сколько ей было необходимо, чтобы хоть немного успокоиться.

Когда Лорна наконец открыла глаза, судорожно сглатывая слюну и готовясь расплакаться, сестра Марл сказала ей голосом, полным участия:

— Я тоже родила ребенка, когда мне было семнадцать. Мои родители были ревностными католиками, они отняли у меня ребенка, а меня упрятали в этот монастырь, где я и нахожусь с тех пор. Там что я прекрасно понимаю тебя.

Лорна закрыла глаза рукой и начала всхлипывать. Она почувствовала на своей кисти пальцы сестры Марл.

Сестра Марл сжала ее руку. Потом сильнее.

Потом еще сильнее.

Лорна тоже схватила ее за руку, продолжая всхлипывать, грудь у нее тяжело вздымалась, живот задергался.

— Что мне делать? — прошептала она сквозь слезы, закрывая рукой мокрое лицо. — Ох, сестра… что мне де-е-е-елать?

— Продолжать жить… и найти смысл — ради чего, — ответила монахиня, гладя Лорну по волосам и с большой печалью вспоминая того симпатичного молодого человека, который приезжал к Лорне и своего любимого из прошлой жизни.

Лорна покинула монастырь Святой Сесилии через одиннадцать дней после рождения сына, одетая в одно из трех новых платьев, оставленных Лавинией. Мать-настоятельница вручила ей конверт, в котором лежал билет на поезд и деньги на то, чтобы добраться до Милуоки в экипаже и пообедать в поезде. А еще в конверте находилась записка от Лавинии.

«Лорна, Стеффенс с экипажем будет ждать тебя на вокзале и отвезет тебя по твоему желанию или на Саммит-авеню, или в Роуз-Пойнт. Вся наша семья будет, как обычно, в это время года в Роуз-Пойнт. Целую, мама».

Возвращалась Лорна разбитая, не обращая по дороге никакого внимания ни на пейзаж, ни на запахи. Все у нее зажило, так что в этом плане поездка не доставила ей никаких неудобств. И лишь когда поезд тронулся, она ощутила толчок внизу живота, вызванный скорее воспоминаниями, а не болью. Из окон вагона Лорна несколько раз видела в полях кобыл с жеребятами, что напомнило ей вид из ее комнаты в монастыре Святой Сесилии. Между Мэдисоном и Томой в вагон села женщина с белокурым мальчиком лет трех, который посмотрел на Лорну и радостно улыбнулся, от чего у нее защемило сердце. Предназначенные для обеда деньги так и остались нетронутыми, она сидела, не чувствуя ни голода, ни жажды, ведь она привыкла обходиться без жидкости во время тех ужасных дней, когда груди ее были полны молока, а деть его было некуда. Сейчас груди обвисли, стали несколько больше, чем раньше, и менее упругими. И если она вообще думала о своем теле то думала о нем теперь как о бесполезном, опустошенном сосуде.

В Сент-Поле кондуктору пришлось оторвать ее от размышлений и напомнить, что ей надо выходить.

Поджидавший ее Стеффенс снял шляпу и поприветствовал молодую хозяйку равнодушной улыбкой.

— Добро пожаловать домой, мисс Лорна.

— Спасибо, Стеффенс, — тупо вымолвила Лорна, не двигаясь, словно не понимая, где она находится.

— Ну как школа? Как ваша поездка в Чикаго? Лорне пришлось некоторое время соображать, но она поняла, что эту ложь сочинили ее родители, чтобы объяснить, почему она не приехала домой сразу после окончания учебного семестра.

— Все хорошо… просто прекрасно.

Когда Стеффенс помог Лорне сесть в коляску и погрузил ее сундук, он спросил:

— Куда ехать, мисс Барнетт? Лорна задумалась и пробормотала:

— Я не знаю…

Стеффенс повернулся на своем сиденье и с любопытством посмотрел на Лорну.

— Вся семья на озере, мисс. Может быть, хотите, чтобы я отвез вас туда?

— Да, пожалуй… нет!.. Ох, Господи… — Лорна закрыла рот ладонью, на глаза у нее навернулись слезы. — Я не знаю…

Вокруг них царила обычная вокзальная суматоха:

раздавались голоса, лязгали колеса, шипел пар, звонил колокол. Стеффенс ждал ее решения, но, видя, что она продолжает молчать, предложил:

— Тогда, наверное, я отвезу вас на озеро. Там ваши сестры, брат и тетушки тоже.

Наконец-то Лорна очнулась от оцепенения.

— Мои тетушки… да. Конечно, отвези меня на озеро.

Лорна приехала в Роуз-Пойнт уже ближе к вечеру, когда игра в крокет была в самом разгаре Дафна резвилась на корте со своими друзьями. Лавиния сидела рядом с миссис Уайтинг под зонтиком попивая лимонад и наблюдая за игрой. Тетушки расположились на диване-качалке в тени вяза. Генриетта обмахивалась пальмовым веером, а Агнес вышивала, обмахиваясь время от времени пяльцами. Возле дальнего конца причала Серон с приятелем ловили сеткой пескарей.

Ничего не изменилось.

И вместе с тем изменилось все.

Генриетта первой заметила Лорну. Она выгнула спину и замахала веером над головой.

— Лорна! Привет! — А потом Генриетта громко крикнула, обращаясь сразу ко всем: — Посмотрите, Лорна вернулась!

Все кинулись к Лорне, игравшие в крокет побросали свои молотки, Серон захлопал садком с пескарями по ноге. Тетя Агнес ласково погладила Лорну, а Лорна бросила взгляд через ее плечо на береговую линию, где должна была находиться мастерская Йенса, но на таком расстоянии она разглядела только деревья.

— Ох, Лорна, ты же ездила в Чикаго! — воскликнула Дафна. — Ты там купила это новое платье?

Лорна опустила взгляд на платье, которое ее совершенно не волновало.

— Да… да, там.

Лорне не хотелось сообщать Дафне, что у нее есть еще два других.

— Ну, Лорна, ты такая счастливая!

— Господи, а мы уж думали, ты не вернешься, — сказал Серон. В отсутствие Лорны он подрос на добрых три дюйма.

Молодежь с улыбками приветствовала Лорну, а Лавиния принесла ей холодного лимонада.

А где Дженни? — спросила Лорна, на что Дафна ответила:

— Она совершает прогулку на яхте с Тейлором.

Да действительно, многое изменилось.

И естественно, многое изменилось и для Лорны. Она отклонила приглашения поиграть в крокет, половить пескарей, посидеть на диване-качалке и выпить лимонада. Сказала, что устала от поездки и пойдет к себе немного отдохнуть.

Окна в ее комнате были раскрыты, занавески колыхались на ветру, а тетя Агнес — ну конечно же, дорогая, заботливая тетя Агнес — оставила на столе букет из всех цветов, которые только росли в саду, вместе с запиской на голубой бумаге с неровными краями: «Добро пожаловать домой, дорогая. Мы скучали без тебя».

Лорна сняла шляпку и положила ее на подоконник. Сама села рядом и устремила взгляд на другой берег озера, думая о том, где сейчас Йенс, чувствует ли он, что она приехала домой, когда она увидит его и как сообщит ему о ребенке. С площадки для игры в крокет доносился радостный смех девушек. И Лорна подумала: «Да, смейтесь, пока можете, пока молодые и беззаботные, пока мир кажется вам прекрасным, потому что очень скоро придет конец вашим детским мечтаниям».

Гидеон вернулся домой шестичасовым поездом, но с Лорной увидеться не пожелал.

Дженни вернулась с прогулки на яхте и прямиком побежала в комнату Лорны. Она обняла сестру и объявила, что по-настоящему влюблена в Тейлора, поинтересовавшись, не возражает ли Лорна, если Тейлор будет ухаживать за ней.

Пришла мать, постучала в дверь и напомнила:

— Ужин в восемь, дорогая.

При первой встрече с отцом Лорне с трудом удалось изобразить из себя послушную дочь. Получив от отца грубый поцелуй в щеку, она принялась отвечать на вопросы родственников о несуществующем колледже и мнимой поездке за покупками в Чикаго, избегая хищного взгляда тети Генриетты, в котором ясно читалось; «Лорна здорово изменилась». Она слушала сетования Лавинии на ухудшившееся после ухода миссис Шмитт качество пищи, еле сдерживаясь, чтобы не спросить тетю Агнес, видела ли она Йенса. Лорна ощущала себя чужой в этой семье, но прекрасно понимала, что больше ей пойти некуда.

Вечером, когда все разошлись, Лорна отправилась на веранду, где сидели родители. Она тихонько вошла и немного постояла в дверях, прежде чем заговорить. Лицо отца было скрыто газетой, мать расположилась в кресле возле большого окна, глядя на озеро. Лорна объявила о своем присутствии, заявив:

— Если вы не хотите, чтобы дети слышали наш разговор, то лучше закрыть двери.

Лавиния и Гидеон вскинули головы, словно мимо их ушей просвистели стрелы, и переглянулись. Лорна закрыла двери, а Гидеон встал, затворил окно и остался стоять возле кресла Лавинии. Лорне показалось, что они ожидали ее прихода, потому что обычно в такие тихие вечера устраивались на улице в плетеных креслах.

— Я думаю, мне надо сказать вам, как я отношусь к тому, что вы украли моего ребенка, — начала Лорна.

Ей ответила Лавиния:

— Мы не воровали твоего ребенка, а договорились о его усыновлении.

— Кто его усыновил?

— Церковь не скажет тебе этого.

— Вы украли моего ребенка, даже не спросив меня.

— Лорна, образумься. Что бы ты стала с ним делать? Разве мы могли бы позволить, чтобы ты привезла его сюда? Ты же видишь, как тебя обожают сестры, как восхищаются тобой и хотят быть похожими на тебя.

Лорна не обратила внимания на эти слова, которые слышала уже столько раз. Она совершенно хладнокровно заявила родителям:

— Я хочу, чтобы вы оба знали: из-за того, что вы сделали, я потеряла к вам всякие чувства. И жить я буду здесь только потому, что мне некуда деться. Но я выйду замуж за первого же, кто сделает мне предложение, лишь бы убраться подальше от вас. Вы наверное, оба очень счастливы, что вам удалось осуществить свой дьявольский план.

И спокойно, подражая сестре Марл, вышла из комнаты.

Совсем по-другому повела себя Лорна, когда вечером, около одиннадцати часов, в ее комнату проскользнула тетя Агнес. Они крепко обнялись, стараясь унять наполненные горечью сердца.

— Это был мальчик, — шепотом выдавила Лорна. — Они насильно забрали его у меня. Я даже не увидела его вы… вымытым… только с кровью на маленьком ли… личике. Я даже не знаю, какого цвета у него волосики.

— Ах ты мое драгоценное, бедное дитя. Лорна заплакала, уткнувшись в плечо тети Агнес, а та спросила:

— А Йенс знает?

— Нет. Но я должна сказать ему. — Лорна отстранилась, вытирая глаза платком. — Ты видела его, тетя Агнес?

— Нет, но я разговаривала с Тимом. Дела у Йенса идут отлично, после регаты все захотели строить яхты только у него. Ты знаешь, где его мастерская, да?

Лорна устремила взгляд в окно.

— Да. Я много раз представляла ее себе.

Она отправилась туда на следующий день, надев юбку в синюю и белую полоску, ту самую, в которой в первый раз была на пикнике с Йенсом. Лорна заколола соломенную шляпку булавкой, посмотрела на свое отражение в зеркале и вместо беззаботной Девушки, которая стояла здесь год назад, увидела опечаленную женщину. Не спросив разрешения, она взяла ялик, совершенно уверенная в том, что у Гидеона не хватит теперь наглости после всего того, что произошло с ней, запретить ей заниматься «неженским спортом». Несколько уроков, полученных Лорной от Майкла Армфилда, позволили ей с горем пополам управляться с одноместным яликом. А если ей суждено перевернуться и утонуть, то, значит, так и должно быть. Подобная возможность меньше пугала ее, чем предполагаемая реакция Йенса, лучше уж утонуть, чем быть отвергнутой им.

Мастерскую она нашла без труда, ее хорошо было видно с берега: новые, еще светлые деревянные стены резко выделялись на фоне зеленых деревьев. Подходя к строению, Лорна подумала о том, какое оно большое и высокое. Она намеревалась оставаться спокойной, как сестра Марл. Но, увидев яхту Тима «Манитоу», пришвартованную у длинного причала, открытые окна на чердаке мастерской, широкие ворота и спускающийся прямо к воде стапель, Лорна почувствовала, как все поднялось у нее внутри. Ведь она могла бы жить вместе с ним в этой мастерской, о которой они мечтали. Ох, наблюдать, как их дети крутятся возле отца, сбегают по стапелю к воде, учатся у Йенса, как конструировать и строить яхты и плавать на них.

Лорна привязала ялик к причалу, прошла по нему, разглядывая «Манитоу», испытывая сильный приступ ностальгии, потому что эта яхта была так похожа на «Лорну Д». Подходя к берегу, она снова бросила взгляд на мастерскую и изумилась, увидев сушащиеся на ветру пеленки.

Боже милосердный, он нашел их ребенка!

Она застыла на месте, уставившись на пеленки, пока здравый смысл не подсказал ей более вероятную, хотя и ужасающую возможность: Йенс женился на какой-нибудь вдове.

Лорна с трудом заставила себя двинуться дальше… по песку, между деревянных направляющих стапеля, и дальше, туда, откуда доносился шорох наждачной бумаги и легкое постукивание молотка.

В дверях она остановилась. Мастерская была высокой, просторной, как внутреннее помещение церкви, свет проникал в него через открытые окна и двери, новые деревянные стены сверкали, как спелые колосья. И стоял в мастерской все тот же запах ароматной сосны, клея и опилок.

Возле новой яхты работали трое: Йенс, Бен Джонсон и какой-то плотного сложения незнакомец.

Незнакомец первым заметил ее и перестал шлифовать обшивку.

— Здравствуйте, — сказал он, выпрямляясь.

— Здравствуйте, — ответила Лорна. Йенс и Бен тоже прекратили работу.

— Чем могу помочь? — спросил незнакомец. Взгляд Лорны переместился с него на Йенса. И в этот момент раздался голос Джонсона:

— Здравствуйте, мисс Барнетт.

Йенс ничего не сказал. Он смотрел на нее секунд пять, потом вернулся к работе. С чердака донесся запах готовящейся пищи и послышались детские голоса, еще больше усилившие опасения Лорны.

— Вы Лорна, — сказал незнакомец, подходя к ней и протягивая руку. — А я брат Йенса, Девин.

— Ах, Девин, — Лорна облегченно вздохнула, — я и не знала, что вы приехали. Рада познакомиться с вами.

— Вы, наверное, пришли к Йенсу. Йенс продолжал работать, не обращая внимания на Лорну.

— Да… да, конечно.

Девин несколько раз перевел взгляд с Лорны на Йенса и обратно.

— Эй… послушайте… похоже, у Кары уже готов обед, так что я собираюсь устроить перерыв. А ты, Бен?

Бен отложил молоток и вытер руки о бедра.

— Да, разумеется. Хорошая идея.

Девин обратился к Лорне:

— Мы много слышали о вас. Уверен, что Кара захотела бы с вами познакомиться. Может быть, найдете время и подниметесь наверх выпить с ней чашечку кофе?

Лорна одарила его своей лучшей улыбкой, позаимствованной у сестры Марл, хотя внутри ее всю трясло.

— Вы очень добры, — сказала она. И действительно, он понравился ей с первого взгляда, а ведь при более благоприятных обстоятельствах этот человек уже мог бы быть ее деверем.

— Ладно, пошли, Бен, — бросил Девин, и они поднялись по лестнице наверх.

После их ухода Лорна осталась стоять в дверях, ожидая, что Йенс обратит на нее внимание, но он продолжал работать, повернувшись к ней спиной. У Лорны перехватило дыхание от вида этой такой знакомой широкой спины, напрягающейся от работы. Она робко приблизилась и остановилась в пяти шагах позади Йенса.

— Здравствуй, Йенс, — грустно произнесла Лорна.

В ответ молчание.

Голубая рубашка Йенса взмокла от пота под мышками, черные подтяжки покрылись древесной пылью.

— Ты даже не хочешь поздороваться со мной?

Снова молчание.

Лорна стояла в позе школьницы, декламирующей стихи; ноги сдвинуты, руки за спиной. А внутри ее разрывали на части отчаяние и обида, ей ужасно хотелось, чтобы он повернулся и ласково заговорил с ней.

— Отличная мастерская… ты именно о такой и мечтал. Приехал твой брат, и они с Беном работают вместе с тобой. Боже мой, ты, должно быть, счастлив.

— Да, я действительно счастлив, — ответил Йенс с горечью в голосе.

Лорна сглотнула подступивший к горлу комок и вновь обратилась к нему:

— Я слышала, ты с блеском выиграл регату.

Йенс выпрямился и повернулся, откинув назад плечи и выпятив грудь. Он потер наждачную бумагу о бедро, очищая ее от древесной пыли.

— Я занятой человек. Лорна, что тебе нужно?

— Йенс… — прошептала она дрогнувшим голосом, — прошу тебя, не надо… — В груди у нее защемило, из глаз потекли слезы. — Потому что я не смогу… Господи… какими же ужасными были эти последние несколько недель. — Лорна закрыла глаза чтобы остановить слезы, потом снова открыла их и прошептала: — Я родила мальчика, Йенс. — Тот перестал тереть наждачную бумагу. — Я видела его всего один раз, перед тем как они отняли его у меня. Родители забрали и отдали его, даже не спросив меня.

С чердака донеслись детские голоса и шум передвигаемых стульев.

— Я не верю тебе. Ты сама отдала его, — сказал Йенс.

— Нет, Йенс, нет… я не отдавала. — Лицо. Лорны исказила гримаса отчаяния. — Приехала моя мать, а когда она уехала, монахини сказали мне, что ребенка тоже нет, но никто не сказал мне, куда его дели.

— И ты хочешь, чтобы я поверил в это? — От ярости у Йенса побелели губы, он двинулся на Лорну, и она подумала, что он хочет ударить ее. — Что ж, мне следовало этого ожидать. Ты уже все решила для себя, когда я приезжал к тебе. Да ведь это ясно как Божий день, что они уговорили тебя и ты согласилась не усложнять себе жизнь объяснениями, которые были бы неизбежны, если бы ты вернулась домой с незаконнорожденным ребенком. Разве не так? Да ты… ты просто отшвырнула его от себя, сразу решив тем самым все проблемы! Теперь послушай меня, хорошенько послушай. — Йенс схватил Лорну за плечо и крепко сжал его. — Самым несчастным днем в моей жизни был тот день, когда я повстречал тебя, этот день принес мне только горе. А ты просто молодая богатая сучка, ты крутилась на кухне, в лодочном сарае, крутилась вокруг моей спальни, выискивая дурака, который мог бы удовлетворить твою похоть. Что ж, я ее удовлетворил, так ведь? Но у тебя достаточно денег, чтобы и это уладить, да? — Он приблизил к Лорне гневное лицо и неожиданно оттолкнул ее. — Убирайся отсюда. Мне не о чем больше с тобой говорить.

От толчка Лорна упала на штабель бревен, ощутив боль в ноге. Сквозь слезы она смотрела на спину Йенса, который вернулся к яхте и принялся с яростью, размашистыми движениями шлифовать обшивку.

Лорна потерла ноющее плечо, перебирая в уме оправдания, хотя прекрасно понимала, что Йенс не станет их слушать. Он только шлифовал… и шлифовал… словно пытаясь дать выход своей злобе и горю. И, казалось, каждое его движение снимает тонкий слой с ее сердца. Лорна подумала, что оно вот-вот разорвется. Не в силах больше переносить его враждебность, она с трудом поднялась с бревен и прошептала:

— Ты ошибаешься.

И вышла из мастерской.

Когда она ушла, Йенс прекратил работу и медленно выпрямился. Он слышал ее удаляющиеся по причалу шаги, видел крохотный парус, уносивший Лорну от него. Через несколько минут плечи его поникли, он прислонился спиной к корпусу яхты и медленно сполз на пол. И, уже лежа на полу, обхватив голову руками, в которых была зажата наждачная бумага, Йенс Харкен заплакал.