Сергей Макаров

Начинал старший, а затем к хоккею пристрастился и средний наш брат, Юрий. Он тоже играл в заводской команде, в группе своего возраста. Когда же я перешел уже в «Восход», сначала в молодежную, а потом и во взрослую команду, Юре подоспело время идти на медицинскую комиссию в военкомат, на приписку, и там вдруг у него нашли какие-то нелады в сердечно-сосудистой системе. Родители испугались, и Юра сразу отошел от хоккея. Года два он вообще не занимался спортом. Потом выяснилось, что ничего страшного у него не было и нет, но время он упустил, навыки игровые утратил, да и уверенность в себе, видимо, потерял. С тех пор средний наш брат не играет, только судит хоккейные матчи.

Отец: Юра не только хоккейный арбитр. Со спортом он связан тесно: работает председателем заводского спортклуба «Труд». А на заводе примерно три тысячи рабочих.

Николай: Да, вслед за Юрой и младший брат начал заниматься хоккеем. На коньки он встал раньше всех нас – в три года. Купили ему тогда детские коньки – у нас, в Челябинске, их называли «ласточки»…

Отец: Играл за настоящие команды – мальчиков, подростков, юношей. Мальчики начинали выступать в соревнованиях с семи лет, а нашего Сережу брали в команду уже в пять: он ни в чем не уступал семилетним мальчишкам.

Николай: В пять лет он владел коньками – без преувеличения – виртуозно…

Отец: Это было всем на удивление – приходили специально, чтобы посмотреть на этого «шкета». Верткий был мальчишка…

Николай: Самостоятельным был человеком. Умел постоять за себя, сколько его помню. Сергей никогда не был драчуном, но и в обиду себя не давал, особенно если задевали его самолюбие. Обидчивым, пожалуй, рос. Терпеть не мог поражений, никому не хотел уступать в игре. С точки зрения моего возраста, а я все-таки на десять лет старше, смешные ситуации случались. Если начинался во дворе матч, если собирались хоккеисты разного возраста – с шести до, скажем, шестнадцати, я был одним из самых старших, а Сережа неизменно самым младшим, то когда игра у команды, за которую играл Сергей, не складывалась, он мог смертельно обидеться. Ребенок ведь еще! Знаете, как бывает иногда у детей – поссорятся и – отдай мои игрушки: я с тобой не вожусь… Так и он. Отдайте, кричит, мою шайбу, вы играете нечестно.

Отец: Уж очень заядлый игрок был, на удивление всем, особенно соседям по квартире. Они-то его хорошо знали. Видели, что он готов играть столько, сколько согласны его товарищи. Одни уходили делать уроки или шли в школу, другие возвращались после занятий, а шестилетний Сережа играл и играл.

В еде неприхотлив был, как и сейчас. Что давали, что находил дома, то и хорошо. А если мальчишки во дворе ждут, игра ждет, то и вовсе некогда ему: когда еще мать суп или борщ сварит, что-то другое приготовит. Кусок хлеба отрежет, сахаром посыплет – и на улицу. «Сережа, поешь», – кричит мама, – а он: «Некогда, ребята уже ждут». Кусок хлеба во рту – и полетел.

Николай: Пошел Сергей в школу, но с хоккеем не расставался. Домашнее задание быстренько сделает, и во двор. Игру любил настолько, что вернуть его домой было невозможно. Тем более если уроки он сделал или сегодня суббота. Домой после игры еле доползал. Приходил в таком виде, что не было на нем сухого места: рубашки, свитер, штаны, шапка, ботинки – все такое мокрое, хоть выжимай. Мама, ругаясь, и делала это. Иногда не выдерживала, начинала кричать: «Опять промочил все, простуду накличешь, школу пропустишь, от всех отстанешь, вот я тебе!…» А он стоит, смеется – ну бей, бей меня, мне все равно не больно… Ну какая же мать даст шлепок такому смельчаку!… Чтобы не расстраивать маму, Сергей начал хитрить. Намучился поначалу я с ним. Он что делал… Наигравшись до одури, заходил в другой подъезд или прятался в нашем, развешивал всю одежду на батареях и сушил…

Искать приходилось подолгу. Мама пошлет меня привести Сережу домой, спрашиваю у ребят во дворе, где он, а они только плечами пожимают – ушел, мол, и давно: мы уже закончили игру. Бежишь на улицу, в соседние дворы – может, ему мало показалось, не наигрался еще, пошел куда-то, где нашлись партнеры… А он этажом выше притаился, сушится… И домой потому не спешит…

Отец: Стал Сергей постарше, пригласили его в команду Трубопрокатного завода – называлась она «Восход». Было тогда ему восемь или девять лет, не помню уже точно. В этом спортклубе были настоящие тренеры. Сереже все очень нравилось. Играл на первенство города, потом в чемпионате области, а затем пригласили его и в нашу знаменитую команду – челябинский «Трактор». В юношескую для начала команду. Много он там получил грамот и наград всяких.

«Хвостик»

Николай: Подожди, отец. Забежал ты вперед. Не спеши. До «Трактора» еще далековато. Пока он в самых младших командах играл.

Я почему все хорошо помню про брата?… Потому, что он был со мной неразлучен. Особого контроля за нами не было. Может быть, потому, что тревог мы не вызывали. На нас не жаловались. Ни соседи, ни школа. За ручку младших не водили с той поры, как они начинали ходить сами.

Семья у нас большая, четверо детей, и матери невозможно было отлучаться из дома надолго. Один уходит в школу, другой приходит. Четверых надо и накормить, и напоить, и обстирать, и, как говорится, обиходить. Отправить в школу, засадить за уроки. Молодой мама работала, а затем пришлось ей все же оставить работу. И отец работал один, тянул всю семью.

Вот мы с отцом рассказали, что Сережа при первой же возможности бежал на улицу играть в хоккей. Так это не потому, что он не был привязан к дому. Хоккей уж очень любил. А вообще он домашним был. Тянулся к родителям, к семье, к старшим братьям особенно. Он всегда стремился быть рядом, и, как старший, я хорошо помню, что где бы я ни был, Сережа неизменно крутился рядом с нами, с моими сверстниками. Мои товарищи называли его «хвостиком». Идем, скажем, на озеро купаться, Сергей тотчас же увязывается с нами. Раздеваемся. Народа много, мы и говорим, ты, мол, Сережа, посиди рядом с нашими вещами, посторожи, а мы вернемся – ты искупаешься. Только окунешься, вынырнешь, глядь, а он – рядом. Ты чего здесь, спрашиваю, кто же сторожит вещи, а он отвечает – зачем их сторожить, кто их возьмет? Трусы, майки – кому они нужны?…

Старался не отставать ни на шаг.

Сейчас, по прошествии времени, мне кажется, что общение с взрослыми на равных, а мы для него, несомненно, были взрослыми, было для него какой-то формой самоутверждения, приобщения к манящему миру старших.

Сережа был ненасытен в хоккее. Замечательная его выносливость и неутолимая жажда игры звали на лед. Ему все было мало, и оттого-то тренеры, с ведома врачей, позволяли ему играть больше, чем другим. И за команду своего возраста, и за старших. Тренеры боялись только одного – как бы большие его не обидели в игре, могут ведь толкнуть излишне грубо, умышленно зацепить малыша, могут и ударить. Сергей никого и ничего не боялся, да и догнать его на льду соперники не могли, он легко увертывался от них, ловко уходил от столкновений, тогда опасных для него. А в старших командах иногда такие «лбы» попадались, что страшновато за брата становилось: ростом он не вышел, а малыш – удобная мишень для демонстрации собственной удали.

Сергей играл за команды мальчиков и своего возраста, и следующей возрастной ступени. Сражался, бывало, и с теми, кто на три-четыре года старше его. Проводили все матчи тура в один игровой день, в воскресенье, с девяти утра. Сыграет он за свою команду и тут же – за следующую. А иногда, случалось, и еще за одну, если подходит тренер и просит помочь. Заводские команды небольшие, лишних игроков нет, и если кто-то заболеет, не может почему-либо сыграть (родители, например, наказали), то выручали младшие, проводя по два матча в день.

Не все было легко и спокойно. Подростки самолюбивы и безжалостны, и не каждому доставало понимания, что пацан против него играет совсем маленький, связываться с ним недостойно, но азарт в игре слепит, сбивает с толку, вот и начинали за ним порой просто охотиться. Помню такие случаи. К счастью, виртуозное владение коньками, а говорю сейчас, повторяю, о восьмилетнем Сереже, позволяло ему уходить от рискованных для него единоборств. Он просто ускользал от больших парней.

Домой приходил счастливый. Усталый, глаза ввалились, а буквально сияет счастьем. Спрашиваю, сколько ты забил сегодня, а он отвечает – за три игры штук под тридцать. Помню его рекорд – восемнадцать шайб за игру. Случалось, он обыгрывал всех в одиночку.

В той, первой его команде нашел он и друга, с которым дружит уже много лет. Леша Калинин. Он, правда, таких высот не достиг, но тоже играл потом в командах мастеров, во второй лиге. Они до молодежной команды с Сергеем вместе выступали.

Вместе росли.

Ребята из команды его любили, хвастались Сережей перед соперниками, одноклассниками, родителями.

Отец: Сергей готов помогать своим всегда. А качалось все это еще в детстве. Смотрит, туго дело в команде, собрал свои доспехи и помчался выручать друзей. Сил порой нет, не то что фуфайка – шлем мокрый. Снимет его, весь в поту, но с площадки не уходит…

Автор: Простите, перебью, вопрос есть. Вы сказали, как Сергей легко поднимался помогать друзьям, команде… Хорошо. Но не изменял ли он себе когда-либо?… Анатолий Владимирович Тарасов говорил несколько лет назад (с тех пор, конечно, прошло немало времени), когда Сергей уже был большим мастером, что по отношению к команде, игре Макаров не стал еще «колхозником», что он «единоличник». Верное ли это было замечание?…

Отец: Правда, так случалось. Когда он был мальчиком. И, наверное, потом, когда стал игроком сборной страны, коли тренер это заметил. Если он еще в детстве начал забивать голы, много голов, то, наверное, понятно, что он и сегодня старается не сдавать, старается, чтобы на его счету было побольше шайб. Может быть, какое-то время он и был, как говорится, «единоличником», поскольку только сам старался забить. Но сейчас у него и пасов много, даже больше, чем голов. Однако почему он старался забивать самолично? Игра такая была. Игра заставляла. Другой раз он даст пас, а партнеры шайбу потеряли. Сергей, значит, начинает ругаться, зачем я тебе отдал шайбу, мог бы, наверное, и сам забить. Он уверен в себе, привык на себя рассчитывать. А иначе получалась ерунда – он дал пас, а шайба в ворота не попала. Сережа в таких случаях очень переживал неудачу.

Ну а потом стал старше, начал понимать, что один-то в поле не воин, научился отдавать пасы…

Автор: Жажда гола – откуда она: стремление к победе своей команды или средство самоутверждения?…

Николай: Забить гол в нашей игре – самое главное. И не важно, какому сопернику: взятие ворот – цель и смысл игры.

Забить, обязательно забить, и как можно больше! Ради этого он и выходил на лед.

Не забьешь – не выиграешь… Эту истину в спортивных играх никто пока не отменял, верно?

И здесь автору кажется возможным еще одно отступление.

Однажды, правда, ему уже досталось на страницах газеты за склонность приглашать читателя за кулисы спорта и спортивной журналистики.

Но битому неймется.

Когда работа над рукописью заканчивалась, автор, после колебаний и даже определенных душевных терзаний, решил показать ее своему герою.

Макаров прочитал. Кое-что уточнил.

Опасаясь, однако, невысказанных обид, автор обратил особое внимание героя на некоторые абзацы.

И в их числе на тот, где упоминался давний упрек Анатолия Владимировича Тарасова.

Макаров:

– Да, я читал об этом. Как Анатолий Владимирович сказал мне, а дело происходило в 1981 году, на Кубке Канады, что пора «вступать в колхоз» и что потом, после окончания турнира, который мы выиграли, я спросил его, примут ли теперь меня в колхоз…

– И что же вы, Сергей, тогда чувствовали?…

– Когда именно?

– Во время первого разговора с тренером?… Сергей долго молчал, загадочно смотрел на меня. Усмехнулся:

– Не припомню я что-то этого разговора. Понимаете, не припомн ю…

«До двадцати и меняемся воротами …»

Николай: Вспоминаю наше детство.

Семья у нас была большая и разветвленная.

Родни на Урале много, и в пору нашего детства живь! еще были родители мамы, дедушка и бабушка, и в выходные дни вся громадная семья собиралась в доме дедушки. Родители ехали к деду, и весь наш выводок отправлялся с ними.

Бабушка и дедушка жили в своем небольшом домике, мы бывали у них часто и, собираясь зимой в гости, знали, что там можно будет сыграть в хоккей. Всегда брали с собой клюшки. И Юра, и Сережа, и я. И пока взрослые вели свои неторопливые разговоры, мы до обеда успевали сыграть матч. На школьном дворе около дома деда или прямо на раскатанной ледяной дороге размечали площадку.

Макаровы против Мишуковых… Нас трое, их трое – наших двоюродных братьев, да еще племянники, да троюродные братья, одним словом, до восьми-десяти хоккеистов разных возрастов набиралось. Я самый старший, Сережка – самый младший. Разбавляли фамильные команды еще одним-двумя игроками. А поскольку Макаровы все-таки регулярно занимались хоккеем, то, естественно, мы и выигрывали. Всегда. И это было привычно. Но Сережа, может, потому, что он был совсем маленьким, придавал игре, победе огромное значение. Для него каждый выигрыш становился праздником.

Для него важны были все забитые в этих матчах голы. Он мог забить, скажем, двадцать, и все равно это казалось ему мало. И когда мы заканчивали игру, обедали, Сережа все еще переживал ход матча. Склонен был и похвастаться – «мы сегодня вам сорок забили, а в следующее воскресенье забьем пятьдесят…»

По молодости он не понимал, что соперников обижать, дразнить нельзя, тем более, если соперник этот по возрасту еще склонен к слезам. Такого соперника потерять можно…

Отец: Но и Сергей не любил проигрывать. Когда проиграет, приходит домой расстроенный. Характер боевой, натура такая, что не мог он уступать, должен был всегда выигрывать…

Николай: Ребята, наши двоюродные братья из команды Мишуковых, раньше нас уставали. Сейчас понимаю, не только потому, что хуже играли, хуже были подготовлены. Уставали и оттого, конечно, что проигрывали постоянно. И потому, уже в глубине души обидевшись на нас, предлагали закончить матч – наигрались, мол, хватит. А Сереже мало, ему хочется еще поиграть, забить еще десяток другой голов.

Стараясь не допустить конца игры, хитрил, по-детски очень, искал выходы из тупика. Предлагал: давайте мы вам половину шайб простим, пусть не двадцать будет, а только десять. Мы второй период с десяти начнем, а ваши голы пусть все останутся. Значит, мы проигрываем 10:13… Играем до двадцати и меняемся воротами…

Знал, что мы все равно забьем столько, сколько нужно. И он в том числе. Сергей предлагал своеобразный гандикап, понятие это ему еще было неведомо, но он шел по верному пути. И случалось, что соперники соглашались на этих условиях поиграть еще.

Потом Сергей предлагал следующую меру, чтобы соперники не бросали клюшки и не уходили домой – давайте кто-нибудь из нас за вас поиграет, Коля, например, или я, если хотите…

Отец: И с кем бы ни играл, он никогда не говорил, что устал, что ему надоело, что он не хочет больше играть. Не было такого разговора. Играет матч за матчем. Придет домой, сил нет даже поесть, разденется и сразу в постель…

Николай: Сергей не только вынослив, физически силен с детства, он с детства ничего не боялся, умел терпеть боль.

Помню тяжелый случай.

Тогда мы уже жили в двухкомнатной квартире. Под домом был подвал, у подвала окна, смотрели они в ямы, прикрытые железными решетками. В подвале, случалось, играли в прятки, в войну. А Сергей, как я говорил, охотно играл со старшими. Мне было 15 лет, ему пять, но он в тот день по обыкновению крутился около нас. Не помню, что мы затеяли, но по ходу дела мы спрятались в подвале, а Сережа приклеился к тем, кто нас искал, видимо, хотел как-то им помочь. Чтобы заглянуть вниз, он наступил на решетку. Решетка упала, да так неудачно, что попала на свалившегося в яму брата и отбила ему пальцы. Решетка чугунная, сваренная из уголков, тяжеленная. Я слышу вскрик, мчусь наверх. Сообразили вызвать «скорую», машина отвезла его в больницу. Там не только врач, но и я, хорошо знающий Сергея, его терпение, были просто изумлены – не плакал малыш, не кричал, хотя нетрудно понять, какая была боль, когда промывали и перевязывали пальцы…

Автор: Но здесь самое время предоставить слово еще одному соавтору.

Жене моего героя.

Вера Макарова: Помню, после операции плеча ему потребовалось разрабатывать руку – она была в течение сорока дней в гипсе, мышцы атрофировались, и надо было возвращать их к жизни. Какие усилия Сергей прилагал!… Я страдала, глядя на него. Иногда не выдерживала, отворачивалась. Едва слезы сдерживала. Боже мой, что творилось. А ему, он считал, надо было спешить. Я отговаривала: зачем мучаешь себя, не спеши, все постепенно восстановится. Пожалей себя, говорила, как бы хуже не стало. А он повторял и повторял упражнения, буквально истязая себя. И дома занимался, и в бассейн ходил, и в теннис играл. Но главное – дома… В течение месяца Сережа залечил руку и начал снова играть. Огромная сила воли, огромное желание играть. И необыкновенная настойчивость.

Отец: Как играл Сережа, я видел нечасто. Они то в нашем городе играют, то где-то в другом, а иногда и в Челябинске, но очень далеко от дома, от завода, значит, не поедешь, некогда. А если свободен был, пойду, поболею с удовольствием. Но все-таки по работе я был занят и часто на стадион ходить не мог.

Мы с матерью следили, чтобы не были дети распущенными. Все ведь бывает с ребятами. Глаза отведешь, что-то случится. Но драк, хулиганства – ничего подобного и близко не было.

Сережа был спокойный и общительный парень. Иногда он сам что-то рассказывал нам о своих делах, другой раз мы подходим к тренеру, спросим, как он ведет себя, какие у него успехи. Поинтересуемся, довольны ли им, нет ли замечаний каких. А что касается игры, то тренеру виднее. Хвалил он сына. Но нам важно было, что он хорошим парнем вырос. Не было такого, чтобы он хулиганил, матерился, курил… Не было таких случаев…

Учились ребята все хорошо. Наверное, потому, что тянулись один за другим, и младшие подражали старшим, учились у них. Николай первым пошел в школу, и вот тогда все и началось – стали с него пример брать. Никто не заставлял детей играть в школу, сами хотели. Коля садится делать уроки, Юра тут как тут, тоже карандаш, тетрадь берет и смотрит, что старший брат делает. Коля Юре что попроще дает сделать, чтобы он что-то там понимал.

Потом Сережа стал за ними тянуться. Юра смотрит, что Коля делает, а Сергей учится у Юры. Заглядывают в тетрадь к старшему, смотрят, что он там написал, и тоже что-то пишут. Или рисуют.

Вот так друг у друга и учились. Юра еще в школу не ходил, а уже брал книги в библиотеке, читал хорошо. А потом и Сережа сам научился читать: к Юре прислушивался и присматривался…

Известны многие семьи, где, как и у Макаровых, росли по четыре-пять детей, и он, конечно же, согласен с теми педагогами и учеными, с теми родителями, которые считают, что у детей из таких семей есть неоспоримые преимущества. В частности, горячо поддерживают позицию известного нашего социолога Виктора Ивановича Переведенцева, утверждающего, что ребята из многодетных семей «как правило, более трудолюбивы, более подготовлены к жизни и, что еще важнее, выходят в жизненное плавание не в одиночку, а дружной командой, которая и подбодрит в трудную минуту, и подставит тебе крепкое братское плечо. Но в материальном отношении такие дети могут чувствовать себя в чем-то ущемленными по сравнению с семьями, где родители в состоянии дать гораздо больше в этом плане своему единственному ребенку…»

Однако послушаем дальше Михаила Андреевича Макарова:

– Жили трудно, но дружно. Работать приходилось много, но зато и в школу было приятно ходить, когда вызывали. На родительских собраниях хвалили и детей, и нас, отца с матерью. Учительница иногда спрашивает, – как вы, Макаровы, ребят воспитываете? Расскажите, мол, другим. Там у кого-то ребята уроки не выучили, у других кто-то плохо себя ведет, нарушает, а у нас все хорошо. Отвечал, что никогда не имел понятия сидеть над душой, уговаривать, давай, мол, уроки, делай. Они знали свое время, садятся, делают то, что положено. Хоккей и футбол не мешали. А главное, друг на друга равнялись – Коля, Юра, Сережа, Аня… Все учились хорошо. Придешь в школу, душа не нарадуется – учительницы в разных классах повторяют: берите пример с Макаровых, берите пример. Родители другие спрашивают, какие меры вы принимаете, как вы с ними. А я отвечаю: да никаких, говорю, мер, не сижу с ними рядом. Притом я только пять классов кончил, что я там понимаю в их науках, они уже пошли в шестой, седьмой, восьмой. Да и жена закончила всего семь классов… Мы уже не в курсе дела были – уроки чтобы проверять. Не могли никак, а все равно у детей хорошо дела шли…

Николай: Давай лучше о Сергее. О нем сейчас интереснее всего…

Отец: Ну, учился он хорошо. Школа у нас хорошая была. Внимание серьезное детям уделяла. Вот, помню, пригласили Сергея в «Трактор», а школа, хотя он и хорошо учился, – против. Учителя говорили, что надо обязательно кончить школу, важно, чтобы спорт не стал помехой. А он и не мешал Сергею учиться.

Николай: Это ты, отец, забывать уже начал. Скажем лучше иначе – не очень мешал. Конечно, поездки отвлекали от уроков. Но Сергей, надо отдать ему должное, честно занимался и после матчей, поздними вечерами, а то и ночами. К товарищам ходил, узнавал, что задали, что объясняли, что надо приготовить к следующему уроку. Но все-таки успевал, учился прилично.

Автор: Опережая время, лет эдак на восемьдесять, напомню, что в институте Макаров учился хорошо, без «хвостов» и отсрочек, и его портрет (я об этом в газетах читал) висел в институте на Доске почета…

Николай: Отец вспоминал, как младшие тянулись за старшими, а потом и Аня – за нами, одним словом, друг за другом… Но и в хоккее, любимой игре Сергея, а он здорово играл и в футбол, тоже был, если хотите, свой старший брат, на которого он мечтал быть похожим. Не обо мне речь.

О Валерии Харламове.

Уроки кумира

Николай: Когда я играл за команду города Чебаркуль, в нее приехали Александр Гусев и Валерий.

Харламов не был тогда еще той сверхзвездой хоккея, о которой спустя несколько лет заговорят все, но мы, близкие к нему по возрасту хоккеисты, играющие* с ним в одной команде, что называется, бок о бок, уже знали, насколько он искусен в технике игры, в обводке, бросках, насколько здорово он владеет коньками. И как уходит от соперника. Влево-вправо – и ищи ветра в поле.

Мы выступали во второй лиге, и в Челябинске я бывал совсем редко: соперничать нам там было не с кем. Отец, когда была возможность, приезжал на электричке навестить меня, а это в 80 километрах от Челябинска. Я проходил там воинскую службу, и отцу было интересно увидеть не столько мою игру, сколько житье-бытье сына, убедиться, что у него все нормально.

Иногда отец захватывал с собой и Сережу. Не ближний, что там говорить, свет. Они смотрели матч, и вечером, после игры, еще полтора часа тащились на электричке. Но зато родители были за меня спокойны, а Сергей радовался, что увидел настоящий хоккей.

Пожалуй, я тогда понял, что он может далеко пойти. Он видел игру. Понимал ее. Смотрел, не кто кому забил. А к а к забили, как играли. Это не так просто, как кажется. Мало ли болельщиков, для которых круговерть игроков на льду так и остается навсегда веселой чехардой, где одни катаются лучше, другие хуже.

Сергей сразу отметил Харламова. Не по номеру на свитере, по игре. Думаю, он привлек его и классом, и… ростом. Валерий доказал, что в хоккее не обязательно быть атлетом богатырского сложения, а для Сережи это было крайне важно – он у нас к гигантам, как известно, не относится.

Когда я приезжал в Челябинск, Сергей просил меня показать, как обводит Харламов, как бросает он по воротам. В деталях, что называется. «Раскладывал» финты Харламова на отдельные движения. Старался как мог. Но показать, передать навыки Валерия… Если бы кто-то мог его повторить, скопировать его игру! Еще не знаменитого, не великого, но уже конечно же гениального хоккеиста.

Сережа внимательно смотрел, старался повторить движения, но делал все по-своему, иначе. Хуже, понятно, но по-своему. Были у него, десятилетнего, уже тогда свои особенности. Он копировал финты Харламова как умел.

Отец: Валерий бывал у нас в гостях, за столом сидел, обедал.

Харламов был веселый, простой. Шутник большой. Когда увидел, как моя жена нервничает из-за хоккея, шутил: «Тетя Дуся, не волнуйтесь, даже если всем нам оторвут головы, все будет в порядке…»

Жена пугалась.

Раньше она нервничала, что хоккей отвлекает от занятий в школе. Когда увидела, что учатся дети хорошо, успокоилась. Но стала нервничать по другой причине – боялась, что их покалечат или зашибут. Вот, бывало, Николай приезжал домой, а у него то зуб выбили, то чашечку коленную повредили, то еще что-то другое… Мать же… Родительские переживания. А сын один, потом и другой приедут, скажут, все мол, в порядке, и она успокаивается на какое-то время.

И Сергею доставалось. Началось все в Канаде, когда он еще за юношей играл. Забивал он им, вот они и поймали его, торцом клюшки хрящ носа набок свернули. До сих пор следы заметны. Ну и потом… То ключица выбита, то какая другая операция нужна… Почему мать и не любит ходить на хоккей. Материнское сердце все иначе воспринимает. Мы – мужчины, мы – крепче…

Вот и уговаривала она и Николая, и Сергея: да бросайте вы этот хоккей… А они, оба: нет, до победного играть будем… Приедут домой, там синяк, здесь ушиб, там еще что-то, уже и я не выдерживаю, говорю – бросайте. Нет, отвечают, не бросим…

Автор: Тем не менее был однажды случай, когда Сергей едва не бросил хоккей.

Еще один конфликт

Заслуженный тренер СССР Анатолий Михайлович Кострюков, возглавлявший челябинский «Трактор» в самые счастливые для этой команды годы, рассказывал мне как-то давнюю историю, приключившуюся у них в городе. Сергей в ту пору играл в молодежной команде клуба, и Анатолий Михайлович присматривался к молодому нападающему. И вот однажды в этой команде возник конфликт. В центре его оказался Макаров – тогда еще не знали, что его имя часто будет и впоследствии сопрягаться со словом «конфликт». Молодежь «Трактора» неудачно выступила в соревнованиях, и тренеры посчитали, что едва ли не главный виновник неудач – Макаров. Сергей обиделся, доказывал, что проиграли не из-за него. Но к доводам его не прислушались. Более того, тренеры решили удалить его из команды, «руководствуясь воспитательными целями».

Тогда Макаров решил уйти из хоккея. Навсегда. «Промежуточное», компромиссное решение не по нему. Или – или. Решил – сделал.

В интервью, которое было опубликовано несколько лет назад в еженедельнике «Футбол – Хоккей», Макаров рассказывал: «Первой моей хоккейной школой была улица. И именно ей, нашей улице, я многим обязан. И не столько за то, что познавал и познал благодаря ей азы хоккея, сколько за то, что помогла она мне стать настоящим мальчишкой. Мальчишкой, который не даст себя в обиду, не уступит более сильному и более взрослому, если чувствует свою правоту. Такая неуступчивость обходилась мне дорого – синяки и шишки тому ценой. И все-таки она стоила того. Подлиз и приспособленцев, по-моему, редко когда жалуют».

Приспособленцем он, конечно, не стал.

Кострюков тем временем заметил, что юный нападающий, которого он пригласил тренироваться с командой мастеров, пропустил одно занятие, второе… Анатолий Михайлович поинтересовался у Николая, что с Сергеем, не заболел ли.

Николай рассказал, что произошло.

Тренер схватился за голову:

– Передай, чтобы немедленно, сегодня же пришел ко мне…

Сергей вернулся. Уговоров долгих не потребовалось.

Вернулся и – играл.

Играл – и рос. Не по дням, а по часам.

Отец: Да, хоккей стал его главным увлечением рано. Ради хоккея был готов идти на все. Матери, помню, трудно с ним было. Она старалась угадать время, когда Сережа заявится домой, чтобы накормить его. Но он всегда спешил. Уроки сделал – и играть. Учился так, что до восьмого класса не было троек, только четыре и пять. Потом разъезды стали все-таки отвлекать, появились и тройки, но все равно аттестат получил хороший.

Однако он был как все дети. Кино любил. Как и любой мальчишка, спешил поспеть всюду. И сюда ему, и туда надо, и то увидеть хочется, и это пропустить никак нельзя, да и у телевизора, когда он у нас появился, любил посидеть…

Николай: Сергей ведь был и комсоргом в классе, и редактором стенгазеты: сам все рисовал, да и писал что-то. Комсоргом был в девятом-десятом классах, самых трудных, когда некоторые уже «не разбрасывались» – об институтах и характеристиках думали. И в команде нашей, в «Тракторе», был редактором газеты вместе со мной, и культоргом, очень театр любил, но об этом он сам, вероятно, вам рассказывал? Не удивительно, что и в Москве, и в ЦСКА, и в сборной его постоянно куда-то выбирают. Комсоргом сборной СССР, например. Сережа даже членом ЦК ВЛКСМ был, и парторгом сборной и ЦСКА избирают его несколько лет…

Отец: Трудолюбивый он. Умел и умеет работать…

Сад наш вспоминаю. У нас в Челябинске сад есть. Но с ним все время, знаете, хлопоты. Сад недалеко от озера, прямо рядом. Вода после дождей или весной поднимается в озере и затапливает сад. Землю, чернозем таскаем туда всю жизнь. И Сережа сызмальства охотно брал носилки и тоже таскал с братьями, со мной тяжести. В этот сад земли, песка мы, думаю, перетащили в общей сложности машин двести. И ничего не помогает…